Послание в бутылке. Том 1
G4.05: Полезный контакт
Следующая инопланетянка, открывшая дверь, пришла вечером. Джеймс узнала в ней медсестру по тележке, которую она толкала.
– Мне нужно поговорить с кем-нибудь из начальства. И мне нужны мои вещи. Вы можете вернуть их мне?
Инопланетянка оторвала взгляд от своей тележки, на которой, как теперь могла видеть Джеймс, стоял металлический поднос с едой.
– Mi bedaŭras, ĉevalidino, sed mi ne komprenas vin. Ĉu vi ne ŝatus iun manĝaĵon? Kreskantaj knabinoj kiel vi bezonas manĝaĵon.
Медсестра сняла крышку с подноса, показывая его кобылке.
Это была самая отвратительная “еда”, которую она когда-либо видела. Она выглядела так, будто сено оставили гнить на солнце на несколько дней, а затем в качестве гарнира сверху добавили кусочки переваренных овощей. Выглядело все влажным и склизким. Пахло ненамного лучше, чем выглядело.
– Гадость. Вы это едите? – кобылка отпрянула, прикрывая лицо одним крылом.
– Ho, mi scias tion, kion poneoj diras pri malsanuleja manĝaĵo. Sed ĝi ne estas tiel malbona. Post ĉio, kion vi travivis, vi bezonas ĉiun mordon.
Медсестра поспешила к ней и подхватила ее с пола одним копытом.
Джеймс не сопротивлялась. Какой в этом был бы смысл? Довольно скоро она снова оказалась в постели, с подносом на выдвижном кронштейне. Приборов никаких не было.
– Nun mi iros por sidi tie, kaj atendos ĝis kiam vi finos. Se vi manĝos tion, mi alportus al vi ion dolĉan por deserto. Ĉu sukervato bonus?
Джеймс выпрямилась, подняв обе ноги. Она сделала вид, что рисует или пишет одной ногой на другой.
– Пожалуйста, можно мне что-нибудь, на чем можно писать? Я... ты все равно ничего из этого не понимаешь.
Она мрачно посмотрела на то, что тут считалось едой.
– Unue, manĝu vian manĝon. Vi povas ludi nur post kiam vi manĝos.
Джеймс не нужно было быть лингвистом, чтобы понять, что имела в виду медсестра. Она продолжала указывать на тарелку одним из своих крыльев, с достаточно настойчивым выражением на лице.
– Еда? – кобылка попыталась тоже указать на тарелку.
– Kio? Ĉu io en via manĝaĵo malĝustas?
– Kio, – повторила Джеймс идеально скопировав все, что касалось этого слова с первой попытки: интонацию, модуляцию... все. Она снова указала на еду. – Kio? KIO?
– Ne! – глаза медсестры распахнулись. – Mi ne opinas, ke mi estu iu, kiu farus tion, ĉevalidino. Ĉi tio estas manĝaĵo. Manĝaĵo.
– Manĝaĵo, – повторила кобылка, и на этот раз ей ответили улыбкой и кивком.
“Смею предположить, эти эмоции означают, что я права. Особенно если это означает отсрочку перед тем, как мне придется это есть”.
На этот раз она указала на себя.
– Джеймс.
– Джааемс, – ответила медсестра через мгновение. – Ĉu tio estas via nomo, poneo?
Как обычно, Джеймс не знала, что сказала инопланетянка, но все равно кивнула. Имя прозвучало достаточно похоже. Затем она указала на медсестру.
– Ho. Mi vidas, kien tio iras. Saĝa eta poneo, ĉu ne?
Медсестра села на пол и прочистила горло.
– Mi estas Resaniganta Tuŝo. Re-sa-ni-gan-ta Tu-ŝo.
– Resaniganta Tuŝo, – повторила кобылка, и медсестра просияла. Даже сильнее, чем в первый раз.
“Я так понимаю, когда ты выглядишь ребенком, подобное становится менее неловко...”
– Manĝu, – медсестра, снова указала на “еду”. – Manĝu la nutraĵon.
Суровое выражение лица снова вернулось. Очевидно, что исследование инопланетного языка не позволит пропустить прием пищи.
В тишине есть не получилось. Медсестра-инопланетянка большую часть времени разговаривала, жестикулируя ногами и крыльями и указывая на разные предметы. Джеймс не единожды пыталась отвлечься от еды и посмотреть, но это было запрещено – как только кобылка поднимала голову от миски, хотя бы на несколько секунд, медсестра снова начинала ругаться.
На вкус еда была такой же, как и на вид. Пресная, холодная и слизистая. Джеймс не хватало ее рационов с базы, но их забрали вместе с остальными ее вещами.
“Как бы мне теперь попросить их вернуть...”
Медсестра надолго не задержалась, предложив напоследок сладкий десерт из чего-то пугающе похожего на сахарную вату, хотя он был еще более влажным и холодным, чем предыдущая еда. Вкусняшка оказалась восхитительной, так что Джеймс съела все. К тому времени, как она закончила, то снова оказалась в одиночестве.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Она разговаривала с несколькими разными врачами, хотя понятие “разговаривала” следовало рассматривать достаточно субъективно. Ни у кого из них не хватало терпения оставаться рядом с ней достаточно долго, чтобы Джеймс смогла выучить больше, чем пару новых слов.
Кое-что улучшилось. По какой-то причине, которую кобылка не знала, инопланетяне решили вернуть ее вычислительный терминал. Ни броню, ни передатчик, ни оружие, ни чего-нибудь из еды не возвратили. Она использовала терминал, чтобы делать заметки после каждого разговора, так как не хотела демонстрировать возможности терминала, пока кто-то рядом; вероятно, его могли изъять.
Трудно было точно сказать, насколько серьезно к ней относились врачи и медсестры. Джеймс проводила, по крайней мере, час с кем-то из них каждый день, пополняя базовый словарный запас. Процесс облегчался тем фактом, что в их мире было очень много культурно схожих существительных.
“Я даже не хочу думать о таких странностях”.
Когда никого из инопланетян не было с ней в палате, Джеймс проводила время в “крепости” в дальней части комнаты, прячась за матрасом, где она могла работать на своем терминале и не быть замеченной из окна. Каждую ночь ее сон оставался беспокойным, хотя со временем становился немного лучше.
Почти через две недели после ее заключения наконец появился кто-то, кто не был похож на вереницу врачей и медсестер.
Она была очень похожа на других пони, хотя ее шерсть была бледно-желтой, а хвост и грива трех разных оттенков фиолетового и красного. Она также носила очки, которые Джеймс могла бы счесть очаровательными, если бы не смотрела на них снизу вверх. Самое главное, что у кобылы не было крыльев. Вместо этого у нее на голове рос костяной выступ, закручивающийся спиралью так, что его кончик чуть выглядывал из гривы.
Она вошла в палату в тот же послеобеденный час, когда врачи обычно навещали Джеймс после дневной “трапезы”. Кобылка сразу почувствовала ауру почтения со стороны медицинского персонала, который держался от нее на расстоянии. От такого хотелось отступить и спрятаться. Она этого не сделала, хотя и накрыла одеялом экран терминала.
Джеймс уже наполовину закончила предварительное изучение спряжений инопланетных глаголов – еще несколько дней, и она будет на пути к созданию руководства по основным фразам.
Кобылка перекатилась на пол и села так, как (она недавно это обнаружила) было удобнее всего. Эта позиция имела дополнительное преимущество в том, что скрывала ее анатомию – инопланетяне даже не вернули ей поддевку от костюма.
– Привет, – сказала она на их языке. – Я Джеймс Ирвин. Рада с вами познакомиться.
Кобылка вытянула копыто, как ее первоначальный образец мог бы сделать с рукой. Инопланетяне, казалось, в целом поняли этот жест, потому что большинство на него ответили.
Взрослые замолчали, коротко переговариваясь друг с другом приглушенными голосами. Врачи, казалось, были удовлетворены.
– Привет, – ответила новоприбывшая кобыла, ее слова были очень медленными и взвешенными. – Я Мундансер. Ты...
Остальное растворилось в словах, которых Джеймс не понимала.
– Я не понимаю, – сказала она, и это была одна из первых фраз, которым ее научили врачи.
Мундансер слегка отвернулась, кивнув в сторону двери. Врачи поспешно вышли, оставив их наедине.
“Я знаю, что вы все еще наблюдаете за мной через стекло. Вы меня не обманете”.
Мундансер сказала что-то еще, и вот тогда все стало странно. Джеймс отшатнулась, глаза распахнулись от увиденного. Костяной выступ на голове кобылы начал светиться. Как будто она окунула его в люминофор, осветив растрепанную гриву.
Джеймс попятилась, ее круп коснулся задней стены. Как и в случае с полом, она немного прогнулась под давлением, хотя и не настолько, чтобы можно было сквозь нее протиснуться.
Затем была вспышка. Кобылка с криком упала на пол. Она схватилась за голову обоими копытами, чувствуя что-то внутри. Короткая, пульсирующая мигрень громом отдавалась в ушах, и весь мир перевернулся с ног на голову.
“Что происходит, что происходит, откуда взялся этот свет, что происходит, что я здесь делаю, это пол, нет, это мой хвост, почему все вращается?”
И много других слов, хотя большинство из них были ругательствами.
Джеймс не была уверена, как долго пролежала там на полу, схватившись за голову копытами и желая, чтобы все эти огни погасли. В конце концов звон начал стихать, и кобылка услышала, как новоприбывшая произнесла прямо рядом с ней.
– Боль не продлится долго, но и заклинание тоже.
Джеймс открыла глаза и увидела, что рог кобылы больше не светится, и она прислонилась к кровати, чтобы удержаться на ногах. Мунденсер дышала очень тяжело, как будто только что пробежала несколько лестничных пролетов.
– Я могу... – пробормотала кобылка, неуверенно поднимаясь на ноги. Боль уже начала утихать, оставляя только странное давление на череп. – Я могу… Я поняла, что ты сказала!
– Это верно, – кобыла кивнула в знак согласия. – Я ненадолго позаимствовала твое знание языка, чтобы мы могли общаться. Долго это не продлится. Не очень хорошая идея накладывать это заклинание на одного и того же пони более одного раза в сутки. По... причинам, которые, вероятно, будут недоступны пони твоего возраста.
У Джеймс голова шла кругом. Инопланетянка говорила по-английски! Она сделала что-то болезненное и невероятное, что-то, чего не удавалось объяснить. Она также сказала, что эффект не продлится долго. Ладно, не время зацикливаться на невозможности этого. Обдумать все можно потом.
– Я прилетела на вашу планету из космоса, – начала Джеймс, и ее голос внезапно сорвался. – Планета, с которой я прибыла, называется Земля, и я представляю Общество Звездных Первопроходцев. Мы хотим вступить в дипломатический контакт с вашим видом и научить вас нашим технологическим достижениям. Установление официального контакта с вами не входит в мои обязанности. Меня послали выучить ваш язык, а затем обучить ему дипломатов, которые последуют за мной. Любая помощь, которую вы могли бы оказать мне в этой миссии, принесет огромную пользу обеим нашим расам.
Мундансер смотрела на нее несколько секунд. На ее лице не было веселья, которое могла бы почувствовать сама Джеймс, если бы нечто подобное сказал ей маленький ребенок. Также не было шока, удивления, недоверия...
– Это очень интересное утверждение, – в конце концов сказала кобыла. – Я представляю Эквестрийский Департамент Медицины. На самом деле я просто консультант, которого они вызвали сюда, потому что, по-видимому, они не учат врачей “инвазивной” магии разума...
Мунденсер замолчала, похоже, вспомнив, что перед ней сидит Джеймс.
– О, точно. Твое утверждение... что ж, – она посмотрела вниз, на пол. – Я не знаю, как тебе это сказать, Джамеис.
Ни у одного из инопланетян не получалось нормально произнести ее имя.
– В твое утверждение очень трудно поверить, – кобыла быстро оглянулась на закрытую дверь и двухстороннее зеркало. – Твои врачи были бы встревожены, узнай, что я это тебе сказала, но... они обеспокоены тем, что ты подверглась жестокому обращению. Ты жеребенок, которого оставили одного в нескольких километрах от ближайшего города во время планового ливня...
Мундансер покачала головой.
– Я знаю, что не должна говорить такие вещи жеребятам, но ты говоришь как взрослая.. Полагаю, что трудности могут заставить кобылку быстро повзрослеть, верно?
– Не было никаких трудностей и жестокого обращения, – ответила Джеймс, только с большим усилием сдерживая разочарование в голосе. – Я инопланетянин. Имущество, конфискованное у меня... мой костюм, мой передатчик, мой пистолет... Принесите их сюда! Я могла бы продемонстрировать вам их возможности и доказать свое утверждение прямо сейчас.
Кобылка ртом сорвала одеяло, очень осторожно подняла с кровати планшет и поставила его перед единорогом. Джеймс махнула одним копытом в пространстве над планшетом, просматривая файлы. Без передатчика она не могла получить доступ к облачному хранилищу, что включало подавляющее большинство данных. Тем не менее на каждом компьютере хранились стандартные видео. Она выбрала презентацию для первого контакта и нажала кнопку воспроизведения.
Сразу же пространство над дисплеем осветилось проецируемым изображением. Что бы ни собиралась сказать Мундансер, это так и не сорвалось с ее губ, когда она уставилась на изображение.
На планшете появилось изображение Земли вместе с диктором. Изображение планеты увеличилось, демонстрируя растения, животных и города. Все было мирно, идиллически – видео показывало настоящий рай. Были показаны только самые лучшие, самые красивые вещи, которые только могла предложить Земля.
– Что это за конструкция? – Мундансер заговорила, заглушая диктора, хотя и не отводила глаз. – Как ты модулируешь иллюзию без рога?
Терминал начал левитировать, плывя по воздуху прямо к кобыле.
Джеймс отпрянула назад с криком удивления. Через несколько секунд терминал не смог обнаружить ее присутствие и погас.
– О, – в голосе Мундансер звучало разочарование. Что бы она ни искала в нижней части устройства, она там ничего не нашла. – Это всего лишь стандартная руна хождения по облакам. И это единственная магия, которую я могу ощутить во всей этой конструкции.
– Я... не думаю, что в моем языке есть слова для того, что вы продолжаете пытаться мне сказать... – ответила Джеймс, с колотящимся сердцем. – Звучит так, как будто вы продолжаете говорить “магия”. Мой вычислительный терминал – это электронное устройство. Компьютер, одна из многих вещей, которые мои люди хотят, чтобы у вас были, если вы, конечно, пожелаете. Вы видели, как выглядит мой вид. Как я выглядела раньше.
Маленькая ложь, но не стоит сейчас вдаваться в подробности. Так было достаточно близко к истине.
– Мы здесь для того, чтобы установить контакт. Э-э... не со мной конкретно. Моя единственная миссия – научиться переводить на ваш язык. Как только я это сделаю, будут созданы дипломаты для нормального контакта, – Джеймс усмехнулась. – Пожалуйста, что бы еще ни случилось, пожалуйста, попросите врачей принести мне самый большой и толстый словарь, который только у вас есть. Любые другие книги на вашем языке. Вы могли бы это сделать?
Единорог, казалось, ее совсем не слушала. Она продолжала смотреть на вычислительный терминал даже после того, как он отключился и экран потемнел.
– Мне нужно отвезти это в Кантерлот, – пробормотала она, поворачиваясь и взмахивая хвостом. Терминал последовал за ней. – Эта магия нуждается в изучении, и мне нужно сообщить о тебе в Службу опеки, а возможно, и в Археологическое общество.
– Мой компьютер не будет работать без меня! – Джеймс не смогла скрыть отчаяния в ее голосе. – Нет никакого смысла забирать его!
– Не волнуйся, кобылка, – Мунденсер больше не оглядывалась назад. – Я санкционирую твое освобождение, когда буду уходить. Очевидно, нет никаких причин держать тебя здесь взаперти. Служба опеки найдет для тебя хороший дом. Я передам то, что ты сказала, по надлежащим каналам. Ты сможешь рассказать об этом кому-нибудь важному, если они сочтут, что ты стоишь их времени.
Кобыла ушла, забрав с собой компьютер. Джеймс крикнула ей вслед, подбежала к двери, но она захлопнулась прежде, чем она сумела в нее протиснуться. Она пару раз стукнула по ней копытами, но никто не ответил.
Она захныкала, сползая лицом на пол и начиная плакать. К подобному ощущению она уже начала привыкать.
Вот и все для отважного исследователя человечества.
Лайтнинг Даст не стала говорить с Велком Баскет, когда проходила мимо стойки регистрации, так как несла во рту маленькую корзинку с выпечкой. Пегаска вежливо кивнула и была рада видеть, что различные врачи и медсестры пропускали ее, даже не взглянув. Даст помогла многим пони попасть в эту больницу, но не в том смысле, как это произошло при обучении в “Вандерболтах”. Каждый пони здесь знал, что если она тут, то у нее есть веская причина. Даже когда все, что у нее было, – это корзинка с угощениями.
И все же сегодня в больнице было как-то не так. Направляясь в (почти всегда пустое) педиатрическое крыло с тремя палатами, Лайтнинг слышала приглушенные голоса медсестер. Доктор Пенумбра бродил из угла в угол, задрав хвост и навострив уши, с выражением, которое можно было описать только как ярость.
– Абсолютная бесчувственность... Неделя психологического лечения коту под хвост... какое отношение...
Даст остановилась, поставив корзину на облачный пол перед собой. Как и все остальное в городке пегасов, она была зачарована, чтобы не проваливаться сквозь облака, так что это было вполне безопасно. Если, конечно, случайно не выронить еще горячие вкусняшки на пол.
– Что происходит? – спросила Лайтнинг, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я просто пришла посмотреть, как дела у кобылки...
Сразу четыре пары глаз обратились на нее. На секунду пегаска увидела в них отражение враждебности, перенаправленной с того, кто ее вызвал. Затем ее, казалось, узнали и злость пропала.
– Сама ее спроси, – доктор Пенумбра указал на одну из пустых больничных палат, дверь в которую была наполовину открыта. – Врывается сюда, “властью короны", игнорируя мои медицинские рекомендации. Использует нейромантию на жеребенке...
Жеребец продолжал говорить, понизив голос настолько, что Даст не могла разобрать слова, но была уверена, что это ругательства.
“Так вот для чего нужна была колесница”, – подумала Даст, но вслух этого не сказала. Было более чем необычно найти где-нибудь в Стормшире частную колесницу с пони-пегасами.
– На жеребенке? – спросила пегаска, чувствуя, как напряглось все ее тело. Несколько вспышек статического электричества пробежали по ее гриве и хвосту, заставив их встать дыбом. – На той кобылке, что я принесла?
– Да, – пробормотала Хилинг Тач, с широко распахнутыми от шока глазами. – Бедняжка совсем не в том состоянии.
Это было все, что Даст нужно было услышать. Она пронеслась мимо врача и медсестер, широко распахнув дверь в пустую палату. То, что она обнаружила внутри, было... не совсем то, чего она ожидала.
Единственный представитель Солнечной Гвардии стоял прямо в дверном проеме, в своих золотых доспехах и со скучающей мордой. Прямо за ними на смотровом столе расположился большой металлический ящик, большая часть стенок которого была снята. Единственная пони-единорог стояла на облаке рядом, левитируя какой-то предмет внутри.
Лайтнинг Даст сразу узнала в нем один из двух предметов, которые были у кобылки. По крайней мере из тех, что им удалось спасти.
– Прошу меня простить, – произнесла пегаска очень громко, не обращая внимания на сердитый взгляд охранника. – Это вам не принадлежит.
Единорог повернулась к ней лицом, такая же самодовольная, как и вся их раса в целом. Она не выглядела сильно впечатляюще, глаза за парой треснутых очков, немного вьющаяся грива, но в выражении ее лица было что-то опасное.
– Кто тебя сюда впустил? – спросила кобыла резким тоном.
Даст проигнорировала вопрос.
– Я та, кто спасла эту пони, – сказала пегаска, указывая крылом на дверь. – И вот я пришла проведать ее, а тут...
Ее глаза сузились и она даже не потрудилась скрыть свой гнев.
– Это ее. Отдавай все назад.
Стражник выпрямился во весь рост, делая шаг в сторону единорога, копье он доставать не стал, оно так и осталось у него на боку, но жест все равно был очевиден.
– Ты не знаешь, во что ввязываешься, пони, – сказала единорог. – Кобылка в соседней комнате подвергла опасности весь этот город. Ей повезло, что она осталась жива.
Лайтнинг Даст напряглась еще больше, если это было возможно. Видеть, как наказывают пони, которые этого не заслуживали, во имя “безопасности” других, было слишком знакомым чувством.
– Ты имеешь в виду, что она могла утонуть? Для нее это была счастливая случайность. Повезло, что зона моего погодного патруля оказалась в той стороне.
– Нет, нет! – единорог в отчаянии махнул в воздухе копытом. – Послушай, мне жаль, что это трудно для тебя. Мне жаль, что это беспокоит врачей. Но судьба одной пони менее важна, чем то, что происходит со всеми нами.
Она понизила голос до предостерегающего шепота, подняв предмет, который левитировала. Для Лайтнинг Даст он выглядел таким же невпечатляющим, как и в тот день, когда она впервые его увидела.
– Этот объект чрезвычайно опасен. Существует... – она еще больше понизила голос. – Смотри, пони. Я не знаю, кто ты, и я могу рассказать тебе не так много.
Единорог левитировала предмет обратно в тяжелый металлический ящик, положив его внутри.
– Скажи, что можешь, – ответила Даст, голосом настолько низким и угрожающим, насколько могла. – Потому что, в противном случае, мне, возможно, просто придется сообщить о воровстве мэру Леджеру.
Единорог закатила глаза, настолько невыносимо высокомерно, насколько вообще может быть единорог.
– Хорошо, пони. Если ты хочешь, чтобы все было именно так. Но сначала я хочу узнать твое имя.
– Лайтнинг Даст.
Не имело значения, что любой пони, который хотел, мог раскопать достаточно информации о ней, чтобы разрушить жизнь в этом маленьком городке. Любой единорог, который был достаточно важен, чтобы его сопровождал гвардеец, мог сделать это вообще без проблем, если бы захотел. Но Даст было все равно – только не после того, что случилось с жеребенком.
– Я принесла ее сюда, потому что думала, что тут она будет в безопасности, а теперь я узнаю, что тут творится всякое...
– Ну, Лайтнинг Даст, давай просто скажем... в Бесплодных Землях существует опасная фракция. Мы сталкивались с ними несколько раз раньше – возможно, ты помнишь вторжение в Кантерлот.
Пегаска неохотно кивнула.
– Я читала газеты.
– Хорошо, – продолжила единорог, хотя ее снисходительный тон не изменился. – Додж-Сити сообщал о странных вещах в течение последних нескольких лет. Кражи мелких предметов, необъяснимый свет ночью, а шесть месяцев назад...
Кобыла покачала головой.
– Я не имею права говорить. Позволь мне просто сказать, что пони умерли, мисс Лайтнинг Даст. Многие другие заболели, и, насколько мне известно, они все еще больны. – единорог указала одним копытом на предмет. – Это... устройство... точно такое же, как те, которые мы обнаружили... в связи с одним из предыдущих инцидентов. Единственное средство, которое мы нашли для предотвращения смертей, – это прикрыть эти предметы свинцом и оставить их подальше от пони. Когда я доставлю это в Кантерлот, Принцесса Дружбы, скорее всего, будет вовлечена в это дело. Ты понимаешь, насколько это серьезно, Лайтнинг Даст?
Пегаска обнаружила, что ее крылья опустились, безвольно опав по бокам. Хотя она и правда не доверяла властям, но заявления о том, что пони погибли, было легко проверить, учитывая, что она предоставила название близлежащего города, где все и произошло. Этого было достаточно, чтобы Даст внезапно поняла, что ей нечего сказать.
– У н-н-нее... – Лайтнинг обнаружила, что заикается. – У пони был еще один предмет, который нам удалось спасти. Маленькая деревянная и металлическая штука...
– Да, – единорог пренебрежительно махнула копытом. Она повернулась к коробке, поднимая металлические стенки по одной и закрепляя их ремнями. – Я уже осмотрела его. Там отсутствуют... признаки, необходимых для того, чтобы причинить вред маленькой кобылке. Кобылка может оставить его себе. Я не жестокая пони, Лайтнинг Даст. Я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы избавить эту кобылку от дальнейших страданий. Я уже отметила в своем отчете, что с ней не следует снова связываться в рамках этого расследования. Информации, предоставленной в ее досье о месте, где она была обнаружена, будет достаточно для королевского расследования, я в этом уверена. А если нет, я позабочусь о том, чтобы ее допрашивала более чувствительная пони, чем я. Психолог-педиатр со всей необходимой квалификацией.
Даже после этого Даст чувствовала противоречее. Скрытые мотивы, обман, которые она получила от властей, снова встали перед ней. Она слышала такой же тон, когда ее выперли из “Вандерболтов”. Пегаска прекрасно знала настоящую причину, по которой ее выгнали. Не имело значения, что она совершила ошибку, важность произошедшему придавали пони, которые были "жертвами" ее ошибки.
– Понятно, – Лайтнинг в последний раз посмотрела на кобылу, а затем сделала шаг назад. – Я... сожалею, что причинила неудобства королевскому расследованию.
Пони пожала одним плечом.
– Тогда очень славно. Хорошего дня.
Это был приказ убираться, и пегаска не собиралась отказываться. Она поспешила из комнаты, вернувшись к корзинке с выпечкой, которую оставила в холле. Пегаска лишь надеялась, что вкусняшки смогут хоть чуть-чуть компенсировать то, что кобылка перенесла сегодня.
На расстоянии многих километров зонд "Предвестник" продолжал посылать запросы на уничтоженный передатчик Джеймс. Никакого ответа не последовало, как и в течение предыдущих 24 дней. Последних нескольких часов было как раз достаточно, чтобы активировать последний узел в его нейронной сети.
“Вероятность смерти экземпляра Джеймс_Ирвин_G3.01 равна 81%. Превышен заданный порог. Активирован аварийный режим”.
Зонд последние две недели тратил все свои свободные ресурсы на выявление причины, по которой третье поколение было создано в столь явно юном возрасте. У него еще не было решения, но оно было достаточно близко. К тому времени, когда новое поколение достигнет этой стадии роста, проблема будет решена. Таким образом, ничто не мешало ему перейти к следующему шагу.
“Подтверждено создание экземпляра G4.01. Новое поколение включает в себя необходимые улучшения биологической зрелости для повышения эмоциональной стабильности и адаптивности”.
Зонд "Предвестник" не имел предпочтения к какой-либо конкретной стратегии. Если миссия потребует сотню попыток, то значит так и будет. Зонд мог бы продолжать повторять до тех пор, пока не добьется нужного результата.
“Вероятность успешного выполнения подзадачи этапа 2 с единственным членом экипажа упала ниже приемлемого порога в 10%. Подтверждено создание экземпляров G4.02, G4.03, G4.04, G4.05”.
Пять из шести биофабрикаторов начали тихо гудеть в темноте подземной базы, и на экране каждого из них появлялось новое имя.
“Мартин Фарадей”, “Карл Нолан”, “Оливия Фишер”, “Дороти Борн”, “Джеймс Ирвин”.