Ваше Аликорнейшиство!

После отречения от престола принцессы перебираются в тихое местечко. Теперь они могут воплотить в жизнь все свои самые смелые идеи или просто насладиться заслуженным отдыхом. По крайней мере, так думала Селестия, пока не вышла на улицу...

Принцесса Селестия ОС - пони

Чудесный денек в Эквестрии

Твайлайт делает ошибку в заклинании и случайно ранит Дэш. Такое уже случалось прежде. Подозрительно много раз...

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл

Решения, которые мы принимаем

Каждую пятницу с пяти до одиннадцати вечера Пинки Пай волонтёрит. Она не обязана тратить на эту работу время, мир не остановится, если она вдруг перестанет приходить — но она всё так же упорно выбирает посвятить себя волонтёрству. Даже если заключается оно, казалось бы, в совсем незаметных и незначительных мелочах. В конце концов, заниматься этим или нет — вопрос жизни и смерти. Буквально.

Рэйнбоу Дэш Пинки Пай Человеки

Мелкий Шрифт

Трейси нужно было жилье, но откуда ему было знать, что оно в другом мире? Теперь же навоявленному жильцу, нужно каким-то образом работать на Земле, при этом живя как пони в Эквестрии. И это будет либо так, либо он может распрощаться со своим бытьем человеком.

Другие пони Человеки

Сохраняя надежду

Надейтесь и верьте

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Дискорд Принцесса Миаморе Каденца

Чёрная метель

Прямое продолжение "Нотации Хувс". У Твайлайт и её личной научной ассистентки идёт упорная работа над таинственным научным проектом. Дискорду тем временем очень сильно нездоровится. Само собой, между этими событиями есть связь, и ничего хорошего это не предвещает.

Флаттершай Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Трикси, Великая и Могучая Дискорд Санбёрст

Голос гармонии

С приходом людей в Эквестрию жизнь сказочного королевства сильно изменилась. "Попаданцы" всех мастей каждый день оказывают влияние на жизнь волшебного мира. Но, как выясняется, не только они могут менять мир поняш. Брони, таинственные писатели "фанфиков" - кто они? Как влияют рассказы на мир Эквестрии? Твайлайт с подругами отвечают на этот вопрос в прямом эфире ток шоу на Human-TV. Писателям фанфиков и их критикам посвящается.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Другие пони

Мир, в котором пони быть не должно.

С тех самых пор как я начал осознавать себя как личность,моя душа постепенно начала заполняться ненавистью.Сначала школа со всеобщей травлей.Затем институт с идиотами-преподавателями и кучей ненужной информации,а затем и работа.Но больше всего я ненавидел интернет,где царил полнейший хаос и где тебя могли унизить так,что и в самом страшном кошмаре не приснится.И я,проходя все эти этапы своей жизни,потихоньку ожесточался,учась видеть сей мир сквозь призму чистой ненависти.И казалось ничто не способно излечить мою душу,как внезапно появилась ОНА.<br/> Но обо всем по порядку...

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Эплджек Принцесса Селестия Принцесса Луна

Мечты

Теперь, когда у принцессы Твайлайт Спаркл есть кто-то, кто её любит, она по-настоящему осознала все недостатки своей бестелесности.

Твайлайт Спаркл Рэрити

Bloody Fear

Это своеобразное дополнен к фанфику:"Фолаут Эквестрия", и еще одна пародия на"my little Dashie". ( во второй главе).

Автор рисунка: Noben

Неизведанная земля

Глава 3. Грифоньи горы

Ранним утром следующего дня экспедиция отправилась в горы. Первой контрольной точкой на маршруте являлась Дальняя сопка. Эта гора не имела каких-то особых отличительных черт, и единственное, что делало её известной, — её местоположение. Это была самая дальняя из легкодоступных гор, после неё начинался высокий и крутой хребет Краллен, граница Гриффонстоуна, и дальше Дальней сопки не ходил почти никто. Кроме того, до неё самой добраться было не так просто — к ней почти не вело троп, а те, что вели, использовались редко, и путь обещал занять четыре-пять дней. Впрочем, Гринланд Спаркл не зря выбрал именно это время для перехода через горы — майский лес был уже достаточно тёплым и сухим, чтобы чувствовать себя комфортно, но ещё весьма чистым и незаросшим, что облегчало передвижение. Трава ещё только проклёвывалась, и тропа, почти полностью зараставшая летом, сейчас позволяла идти без особых проблем.

Грифоны поначалу относились к экспедиции с излишней формальностью, держались особняком и говорили так, словно выражали волю короля Гровера, хотя указания Гринланда выполняли старательно и ответственно. Однако уже на третий день пути они привыкли к компании пони, начали свободно общаться и шутить. Гельмут, крупный голубовато-серый грифон, был их негласным лидером. Умный, ответственный, решительный и строгий, он сам не раз водил экспедиции в Грифоньи горы. Авторитет Гринланда он, всё же, не подрывал — для него, как он сам выразился, устами эквестрийского барона говорил сам король Гровер, давший ему власть. Чёрный, как ворон, Ульрих не очень хорошо владел эквестрийским языком, но большой проблемой это не было — из пони грифонского языка не знали только Уайт Клематис и Колд Фронт, а грифон, пусть не сразу, но всё же находил способ донести свою мысль по-эквестрийски; впрочем, с другими пони он предпочитал изъясняться по-грифонски. Он был немного задиристым, но упорным, по-своему добрым и интересным. Арн имел обычный, на первый взгляд, светло-коричневый цвет, но его перья обладали редким для грифонов изумрудным отливом. Это был лёгкий в общении, простой и шутливый молодой грифон; тем не менее, глупым его назвать было нельзя. Он мог одинаково легко говорить как о своей родной деревне, так и о премудростях географической и физической наук, и не видел в этом ничего особенного.

До Дальней сопки Грифоньи горы были относительно невысокими. Кроме того, Ульрих был опытным проводником в этих местах и прокладывал путь в основном в обход крутых участков: по долинам, перевалам и лишь иногда через какую-то гору, не доходя до её вершины. Несмотря на всё это, идти было довольно тяжело. Каждый из пони и грифонов нёс много вещей. Воды в горах было достаточно: группе постоянно попадались родники, ручьи и мелкие речки, и потому большим запасом воды пони и грифоны себя не отягощали. Больше всего же весила провизия. Пусть Гринланд и Файндер накладывали на неё заклинания уменьшения веса, но едва ли это помогало — это было сделано лишь для того, чтобы можно было взять с собой больше продовольствия, и общий вес в итоге всё равно оставался большим.

К полудню пятого дня группа добралась до подножия Дальней сопки. В честь достижения первой контрольной точки пути Гринланд решил дать группе отдых и никуда больше не идти до следующего утра. Забираться на гору не стали: хоть и было некоторое искушение стать первыми пони, покорившими Дальнюю сопку, всё же силы стоило поберечь. Впереди был виден хребет Краллен, ограждающий Гриффонстоун от неизведанных восточных земель. Его горы возвышались почти сплошной стеной, на некоторых, самых высоких вершинах были видны ледники.

Группа разбила лагерь к югу от сопки. Ульрих сразу же ушёл в лес расставлять силки на мелких зверьков, пони ставили палатки и варили обед.

— Как это странно, — говорила Уайт Клематис, помешивая в котле кукурузную крупу. — Мы находимся в каких-то часах пути от границы исследованных земель, практически на краю мира, а я настолько вымотана, что ничего по этому поводу не чувствую.

— Легенда гласит, что когда-то давно не было этого высокого хребта, — ответил Арн. — Тогда с востока постоянно приходили такие чудовища, что и словами не описать. Грабили деревни, насылали мор на скот, похищали птенцов… в общем, страдали от них грифоны сильно. Тогда один жрец взмолился Дунарру, сыну Водуназа, чтобы он защитил его земли от чудищ, и Дунарр ударил своим молотом оземь, да так сильно, что земля стеной стала, и с тех пор никакие чудища к грифонам не суются. Так появился хребет Краллен.

Услышав это, Ридинг Гласс поперхнулась водой из фляги, едва сдерживая смех.

— Это… довольно сильное упрощение этой легенды, — с улыбкой произнесла она, откашлявшись и заткнув флягу пробкой.

— Ну, может, я опустил несколько не очень важных деталей… — оправдательным тоном сказал грифон.

— Например, что Дунарр постоянно спит, и разбудить его можно только жертвоприношением, причём не овцы, а молодого грифона, — усмехнулась голубая единорожка. — Или что он был в такой ярости, что ударил молотом не о землю, а прямо по нессам, как обычно называют тех чудищ, и одним ударом перебил их всех до единого, а появление хребта — по сути, просто побочный эффект.

— А вы, пони, неплохо знаете наши легенды, — заявил присевший рядом с ней Гельмут. — Даже я таких тонкостей не знаю.

— Просто Гласс у нас профессионал, она всё о вас знает, — сказал Гринланд, ставивший с Колд Фронтом палатку и слушавший разговор.

Единорожка довольно улыбнулась, закрыла глаза и гордо подняла нос, принимая похвалу.

— Да, — коротко подтвердила она. — Эти же нессы, кстати, упоминаются и в некоторых других легендах. Конечно, может быть, что эти легенды основаны друг на друге. Один грифон рассказал, другой подхватил, из одной легенды появилась другая и так далее. Но и не исключено, что они имеют под собой реальные основания.

— Хочешь сказать, эти нессы — это реальный народ? — с интересом спросил голубовато-серый грифон.

— Возможно. Может, они когда-то существовали, может, их потомки до сих пор где-то живут. А может, это просто собирательный образ всего плохого, — пожала плечами единорожка. — В любом случае, их описание сильно разнится от легенды к легенде. Где-то просто говорится, что их невозможно описать, где-то — что это грифоноподобные существа, где-то — что это кто-то вроде пони, минотавров или драконов. Лично я думаю, что истина где-то посередине.

— Как это? — не поняла Уайт Клематис.

— Один грифон их просто придумал, другой о них услышал и воспринял по-своему, рассказал третьему. Третий, увидев каких-то иноземцев и решив, что в них есть что-то похожее на то, как ему описывали нессов, подумал, что это они и есть, и рассказал о них четвёртому, и так далее. Так легенды и появляются.

— Worüber reden wir?[1] — присоединился к беседе Ульрих, только закончивший ставить силки.

— Wir reden über greifische Legenden, Frau Glass erzählt uns über die Nessen[2], — пояснил Гельмут.

— Oh, ja, ich weiß eine. Ich habe die in einem Märchenbuch gelesen[3], — воодушевился чёрный грифон.

— Erzählst du?[4] — спросила Ридинг Гласс.


Давным-давно жил один грифон. И ничего он хорошо делать не умел: пойдёт на охоту — всех зверей распугает, овец пасёт — разбегаются и теряются в лесу, дерево пойдёт рубить — топор потеряет. Жил он в доме с отцом и матерью. Все его друзья и знакомые уже давно свои семьи завели, в своих домах живут, а он всё как бобыль. И старался он изо всех сил что-то толковое сделать, да не получалось у него. Он и не глупый был, и не злой, но всё у него шло наперекосяк. Тогда отец сказал ему: «Ты у нас, сын, совсем балбесом вырос. Хоть стараешься ты, да только нет от тебя толку. А мы с матерью не можем больше нахлебника кормить, сами впроголодь живём. А потому иди, сын, сам себе пропитание ищи да жизни учись, а пока толку от тебя не будет, не возвращайся».

Огорчился грифон, что из родного гнезда его выгоняют, да делать нечего. Погоревал-погоревал, да и пошёл куда глаза глядят. И шёл он, шёл, лесами, горами, оврагами. Долго шёл, едва живой уже был, и пришёл в королевство нессов. Увидели его нессы, схватили. «Кто таков?» — говорят. А он отвечает: «Грифон я простой. Жил с матерью, с отцом, да выгнали меня, потому что делать я ничего хорошо не могу. За что ни возьмусь, всё из когтей валится. Шёл я куда глаза глядят, долго шёл, лесами, горами, оврагами, и пришёл сюда, сам не знаю, как. Ничего у меня нет, нечего взять с меня, отпустите». А нессы отвечают: «Не отпустим тебя, будешь в нашей темнице сидеть, пока наш королевич не скажет, что делать с тобой». И повели его в темницу.

Попал грифон в темницу, и пришёл к нему королевич нессов. «Слишком он худой да немощный, — говорит, — пусть посидит в темнице ещё». И сидел грифон в темнице долго. Разных существ видел грифон, что нессы в свою темницу сажали. И грифоны среди них были, и пони, и драконы, и оборотни, и много других существ. Посадят нессы такого в темницу, просидит он ночь, другую, третью, да уводят его, бедолагу. А на следующее утро лежит он в темнице ни жив ни мёртв; вроде и дышит, и глазами двигает, да только не ходит по темнице, не говорит ничего и не ест. А ещё через день бедолагу того и вовсе уводят незнамо куда.

И так прошло много времени, что грифон уж сам все свои дни в темнице счесть не мог. Тогда попал в темницу один пони. Много пони уже грифон повидал, да этот непростой был. «Долго, — говорит, — ты здесь сидишь, да только и тебе срок подойдёт, примутся нессы проклятые и за тебя скоро. А потому надобно нам жизни свои охоронить да уйти из темницы этой». «Как же мы уйдём? — спросил тогда грифон. — Я ведь толкового ничего не умею. На охоту пойду — зверей распугаю, лес пойду рубить — топор потеряю. Приметят меня нессы, да пуще прежнего стеречь будут и сгубят скорее». Достал тогда пони из одежд своих медальон золотой, что от нессов припрятал, и говорит: «Надень его себе на шею, и везде, где ты неумел был, лучше любого мастера станешь». Послушался грифон пони того, надел медальон, да и почувствовал, что горы своротить теперь может, огонь у него в глазах загорелся.

Дождались грифон и пони ночи, и решили, что пора бы им из темницы сбежать. Пони тот чародеем оказался силы великой, да только темница ему чудеса творить не давала. Собрал тогда грифон силы, что ему медальон дал, вырвал решётку у темницы, и выбрались они. Как нессы то заметили, так и погнались за беглецами. И за каждым углом их поджидали, и поймать пытались, и копья в них кидали, и из луков стреляли. Но и пони был не промах: стрелы с копьями он на сторону уклонял, а нессов, что близко подбирались, в камень обращал.

Увидели нессы, что не поймать им беглецов, да и пошли к королевичу своему, всё рассказали. Тот рассердился так, что от крика его гневного горы зашатались, да деревья в лесу все повалились. Погнался он сам за ними. День гнался, ночь гнался, и усталости не знал совсем. Выбились из сил грифон и пони, а королевич несский их уж догнал почти. Тогда пони сказал: «Дай мне тот медальон, что я тебе дал, а сам беги и не оглядывайся». Подивился грифон такой просьбе, но медальон вернул. Да только не побежал, как ему велено было, а схоронился чуть поодаль и давай глядеть, что чародей делать станет. А чародей надел тот медальон, да и схватился с несским королевичем. Бились они день, да ночь, да ещё день, да ещё ночь, не на жизнь бились, а на смерть.

И на рассвете третьего дня чародей повалил королевича на землю, да и обратил его в камень, как слуг его. И только хотел с обрыва его скинуть, как грифона увидел, что за битвой той тайком наблюдал. «Не говорил я тебе разве бегом бежать и не оглядываться? — спросил он у грифона. — Сам ты себя сгубил. Будешь теперь ты слугой моим во веки вечные. Что скажу, всё делать будешь». Сказал он это, да и околдовал грифона, чтоб тот своей воли не имел, а только его волю исполнял, и стал грифон его слугой.


Пока Ульрих рассказывал — а он оказался хорошим рассказчиком, пусть и чересчур экспрессивным — Ридинг Гласс полушёпотом переводила его слова для Уайт Клематис и Колд Фронта. Под конец жёлто-зелёная земнопони удивлённо спросила:

— Это что, конец? Какая-то она странная, эта легенда.

— Удивляешься, что счастливого конца нет? — усмехнулся Гельмут. — Не у всякой легенды он есть. Это у вас, пони, в конце обязательно должно быть «und sie lebten glücklich bis ans Ende ihrer Tage»[5], а большинство грифонских сказаний заканчивается именно так.

— Но что с ними потом было? — произнесла Уайт Клематис, всё ещё чувствуя недосказанность.

— Кто знает, — сказала Ридинг Гласс.

— Это есть просто сказка. Что будьет дальще, ты может придумывать сама, — ответил Ульрих на ломаном эквестрийском. — Возможьно, они уйти дальеко, или они всё ещё жьивут в этой земли.


На следующее утро первым поднялся Ульрих и тут же пошёл в лес проверять силки. К тому моменту, как он вернулся, довольно неся в лапе беличью тушку, группа уже завтракала. Зажаренная на костре белка стала для грифонов приятным дополнением к каше. Пони гастрономических предпочтений орлольвов не разделяли, но и не противились. Когда же лагерь был собран, экспедиция со свежими силами отправилась в путь. Сегодня предстояло совершить то, что ни одному грифону не пришло бы в голову, а именно — перейти хребет Краллен.

Хребет был отлично виден из любой точки окрестностей. Его горы стояли, словно хмурые стражи, не пропускавшие никого отсюда туда и оттуда сюда. Он был подобен непреступной стене, отгораживающей более-менее изученный и понятный мир от неизвестности, от мира мифических нессов. Последний шанс передумать, развернуться и пойти обратно в комфорт и безопасность. Но не для того был проделан весь этот путь, чтобы сейчас повернуть назад. Группа спустилась в долину между хребтом и Дальней сопкой и стала упорно подниматься.

Горы лишь издали кажутся отвесными стенами. Когда поднимаешься в гору, её уклон, даже если он большой, уже не кажется непреодолимым. Это было верно и для хребта Краллен. Тем не менее, подниматься ровно вверх было слишком тяжело, и группа двигалась наискосок, постоянно делая привалы. Полдня было потрачено на то расстояние, которое по ровной земле могло быть преодолено менее чем за час. Хвойный лес становился всё реже, беднее и мельче, пока не превратился в тундру.

Группа добралась до уступа, где остановилась на очередной привал. Здесь была скалистая зона, и путникам приходилось особенно тяжело — взбираться по камням было не только трудно, но и довольно опасно. К сожалению, это был единственный путь, ведущий на относительно невысокий перевал между двумя горами. Перевал этот был значительно выше Дальней сопки, но соседние горы вовсе задевали вершинами границу снега. Лучше всех себя чувствовал Колд Фронт: как пегас он был хорошо приспособлен к разреженному воздуху. Здесь же хоть и можно ещё было дышать, но уже ощущалось, что каждый вдох приносит меньше сил, чем внизу. Грифоны тоже держались ещё относительно неплохо, а вот трое единорогов и земная пони требовали с каждым привалом всё больше времени на отдых.

И вот, когда группа решила двигаться дальше, Ридинг Гласс от усталости неосторожно ступила на камень, и её переднее копыто соскользнуло. Она едва успела сообразить, что произошло, вскрикнуть и выставить вперёд второе копыто, когда земля быстро потянула её к себе, вперёд и влево, в сторону крутого скалистого склона. Единорожка оказалась в очень шатком положении: она стояла практически вниз головой, упираясь передними копытами в маленький камень, бывший её единственной опорой. Её сумки сползли вниз и практически полностью накрыли ей голову. Задние ноги всё ещё были частично на уступе, но передние из последних сил держали её от падения. Ещё чуть-чуть, и они не выдержат. Она внезапно поняла, что не может ничего сделать, и единственное, что она успевает, перед тем, как полететь вниз на камни, это отчаянно крикнуть:

— Помогите!!!

В последний момент, когда копыта уже почти соскользнули, и единорожка приготовилась встретить свою смерть на скалах непреступного хребта Краллен, её схватили за задние ноги и потянули вверх. Двое грифонов, Гельмут и Арн, втащили её обратно на уступ. Остальная группа, успевшая только повернуть головы, очень обеспокоенно смотрела на них. Гринланд и Файндер тут же подбежали к ней. Единорожка, тяжело дыша, лежала под своими поносками и с гаснущим смертельным ужасом в глазах смотрела на своих спасителей.

— Будьте осторожнее, фрау Гласс, — отдышавшись, как-то наигранно официально проговорил Гельмут.

Подбежавшие единороги помогли ей подняться, Твайлайт Файндер тут же бегло осмотрел её и, не обнаружив серьёзных травм, с лёгкой обнадёживающей улыбкой сказал:

— Тебе повезло, переломов и вывихов нет. Поздравляю со вторым рождением. Но пока тебе лучше идти налегке.

Гринланд уже хотел взять на себя половину вещей Ридинг Гласс, но Файндер остановил его жестом, сказав:

— Не надо. Не хватало ещё, чтобы и с тобой что-то такое произошло. Пусть пернатые несут, им легче дышать этим воздухом.

После этих слов стоявший рядом Колд Фронт молча взвалил на себя то, что собирался взять барон, остальное понесли Гельмут и Арн.


[1] О чём речь? (нем.)

[2] Мы разговариваем о грифоньих легендах, госпожа Гласс рассказывает нам о нессах (нем.)

[3] О, да, я знаю одну. Я прочитал её в книге сказок (нем.)

[4] Расскажешь? (нем.)

[5] «и жили они счастливо до конца дней своих» (нем.); аналог русского «и жили они долго и счастливо»