Неизведанная земля
Глава 8. Археология
Как бы ни был уютен дом княжеского наместника и как бы ни был гостеприимен сам Даждин, экспедиция должна была продолжаться. Поэтому группа покинула Даждин и взяла курс на Комониград — столицу этих земель.
Дорога на Комониград была относительно оживлённой. То и дело группе попадались купеческие караваны, некоторые из них охранялись небольшими отрядами стражи. Они смотрели на путников очень странно, что не было удивительным: если пони ещё можно было признать, хоть они и выглядели для местных необычно, то грифоны, как выяснилось, вызывали у местных если не страх, то как минимум настороженность. Однако проблем с местными до сих пор не возникало, что не могло не радовать. Комония оказалась весьма дружелюбной и гостеприимной страной. Лесостепь постепенно сменилась смешанным лесом. Он уже не вызывал таких мрачных чувств, как тот, что был после хребта Краллен. Это был обычный позднемайский лес.
Как и прежде, экспедиция на ночь уходила с дороги на несколько сотен метров. В лесу было спокойно — только на второй день пути Арн проснулся среди ночи от странных шорохов, источником которых оказалась лиса, ищущая, чем бы поживиться в лагере путешественников. Она тут же дала дёру, едва грифон показался из шатра, и больше не появлялась.
Утром пятого дня, когда группа уже позавтракала и собиралась идти, Твайлайт Файндер вдруг почувствовал что-то знакомое. Едва уловимое ощущение знакомой магии, которое вполне могло просто показаться. Единорог сначала так и подумал, но всё же решил проверить и пошёл в ту сторону, откуда, как ему казалось, чувствовался этот поток. Оказалось, что ему не показалось. Теперь это ощущение было вполне отчётливым, хоть и всё ещё слабым.
Единорог закрыл глаза, засветил рог и поводил им из стороны в сторону, определяя точное направление. Он не ошибся. Оно было прямо под ним на глубине около полуметра. В почве было множество слабых источников магии. Они образовывали вытянутое пятно около пяти метров длиной, и сейчас единорог стоял возле одного из его концов. Не сходя с места, словно боясь упустить этот след, Файндер повернулся в сторону собирающегося лагеря и позвал:
— Гринланд, подойди сюда.
— Что такое? — спросил барон, приблизившись.
— Чувствуешь это?
— Что… — начал было Гринланд, когда ощутил то, а чём говорил его товарищ, и стал удивлённо и внимательно осматриваться по сторонам, словно пытаясь что-то разглядеть в лесу.
— Оно внизу, прямо под нами, — сказал Файндер.
Зелёный единорог озадаченно посмотрел себе под ноги, затем два жеребца переглянулись.
— Ты думаешь о том же, о чём и я? — спросил он.
— Откопать? — предложил Файндер, едва заметно ухмыльнувшись.
Вместо ответа Гринланд поскрёб землю копытом, как бы примериваясь. Копать лесную почву с помощью магии было довольно сложно — в ней было множество мелких камешков, корней трав, кустарников и деревьев, которые цеплялись друг за друга и мешали разгребать грунт. К счастью, у Ульриха имелась маленькая походная лопата. Единорог позаимствовал её, после чего вернулся и вогнал её штык в землю в намеченном месте.
Работа продвигалась медленно, и вскоре стало ясно, что на этой стоянке группа задержится ещё на какое-то время, поэтому сворачивать лагерь до конца не стали. Пока Гринланд работал лопатой, периодически останавливаясь, чтобы перерубить очередной корень, мешающий раскопкам, Файндер ходил вокруг, творя поисковое заклинание.
Наконец, лопата ударилась обо что-то твёрдое. Убрав инструмент в сторону, Гринланд магией подцепил лежащий в земле предмет и, немного расшатав его, чтобы тот высвободился, достал на свет. Это был блестящий чёрный осколок обсидиана размером с половину кирпича. От него ощущалась та же магия, что и от ранее встреченных идолов. Она была более слабой, но это без сомнений был осколок такого же идола. В почве были ещё осколки, единорог чувствовал их, но, откопав ещё пару штук, решил остановиться.
— Откуда здесь осколки идола? — спросила Ридинг Гласс, до того молча наблюдавшая за процессом.
— Понятия не имею, — ответил Гринланд. — Не похоже, что их кто-то специально закопал сюда, иначе они бы лежали более кучно.
— Но если их никто не закапывал, то… — произнесла единорожка и оборвалась, будто боялась произносить свою догадку вслух, потому что тогда она может стать неверной.
К паре единорогов подошёл Файндер, закончивший обходить окрестности.
— Здесь время от времени попадаются самоцветы примерно на такой же глубине, — сказал он. — В основном, ничего интересного, за исключением самого факта их нахождения здесь, но вот один из них… дал странную отдачу.
— И что это значит? — спросила пони-культуролог.
— Я бы сказал, что в него когда-то было впечатано заклинание. Не наложено, а именно впечатано. Это очень сложный процесс даже для опытных зачарователей, который изменяет структуру самого кристалла, что позволяет заклинанию не рассеиваться, даже если самоцвет потеряет всю вложенную в него магию.
— Где он? — спросил Гринланд, которого заинтересовали слова Файндера.
Виконт отвёл командира примерно на сто метров от того места, где были найдены осколки обсидиана, и указал копытом место. Праздно шатающийся всё это время Ульрих, заметив, что единороги перешли на другое место, подошёл к ним и спросил:
— Kann ich helfen?[1]
— Ja. Grabe hier, aber sorgsam[2], — ответил Гринланд, указывая на нужное место и возвращая грифону его походную лопату.
Грифон взялся за работу, стараясь вгонять штык лопаты как можно аккуратнее, что замедляло раскопки, но давало уверенность, что он не повредит камень, если случайно наткнётся на него. Некоторое время спустя в очередной порции земли, выброшенной из ямы, блеснуло что-то золотистое. Гринланд жестом остановил Ульриха и разгрёб копытом землю. На свет показалось золотое ожерелье с крупным бриллиантом в середине и ещё несколькими небольшими рубинами и сапфирами по бокам от него.
— Это оно? — неотрывно глядя на ювелирное украшение, спросила Ридинг Гласс.
— Да, — ответил Файндер.
Гринланд взял ожерелье телекинезом, чтобы лучше его рассмотреть, и замер. Едва он коснулся своей магией бриллианта, самоцвет подзарядился от его магии, и на единорога обрушилось чужое воспоминание. Это не было погружением в мир воспоминания, оно просто появилось в его памяти, будто он внезапно вспомнил что-то давно забытое. Помутневшее от времени, нечёткое, расплывшееся, но всё же понятное.
Воспоминание начиналось без какой-либо предыстории, с ощущения паники и запаха гари. Его хозяин находился в небольшом городе — кажется, каменном: текстура стен домов была неразличима, но ассоциировалась с чем-то твёрдым и холодным. Он прятался за углом дома, выглядывая на площадь, где стояло нечто высокое, чёрное и каменное, на что хозяин возлагал слабые, но отчаянные надежды. Вокруг него сновали силуэты его сограждан, спасаясь от чего-то на улице. В небе, затянутом дымом пожаров, на высоте птичьего полёта висела чёрная крылатая фигура. Она запечатлелась в памяти хозяина особенно отчётливо: у неё были большие крылья, которыми она даже не двигала, а лишь держала раскрытыми, четыре лапы, а за её спиной развевался на магическом ветру большой чёрный плащ. В фигуру летели боевые заклинания, но они рассеивались, едва касаясь её, и не причиняли ей никакого вреда. Силуэт в небе выбросил вперёд лапу, и чёрный каменный объект в центре площади рассыпался, словно от сильного удара; после этого силуэт спустился до уровня крыш.
Город был объят огнём, паникой и смертью. Жители спасались из него, и хозяин воспоминания также пытался убежать, но обнаружил, что поселение окружила сплошная стена огня, не позволяющая покинуть его. Он спрятался за другим домом, когда по улице, где он только что находился, промчался ревущий огненный вал, сжигая заживо всех, кто был на ней. Хозяин вновь попытался пробраться между домами, чтобы сбежать, но вновь наткнулся на стену магического огня. На улице стал слышен грохот: фигура в небе магией рушила дома. Хозяин воспоминания перебегал от дома к дому, стараясь не попадаться на глаза чёрному силуэту, и пытался найти лазейку в огненной стене, постоянно натыкаясь на мёртвых сограждан и задыхаясь от дыма, но безуспешно. Наконец, он смирился со своей участью и просто спрятался за одним из домов, надеясь, что всё произойдёт быстро. Окончилось воспоминание внезапно, лишь совсем близким грохотом и короткой вспышкой головной боли.
Опознать этих существ было сложно — их образы сливались во что-то усреднённо-разумное, в движущиеся пятна, но, кажется, это были не пони; по крайней мере, Гринланд никогда не слышал о пони с руками, которые у них явно были. Хозяин воспоминания намеренно записывал его в своё ожерелье, потому что образ светящегося бриллианта на его груди ассоциировался с чем-то правильным — судя по всему, он хотел оставить хоть какие-то знания о том, как погиб его город.
Единорог замер лишь на секунду — от неожиданности такого внезапного вторжения в свой разум, само же воспоминание у него в голове пронеслось в мгновение ока. Заметив это, Ридинг Гласс обеспокоенно спросила:
— Что такое?
Вместо ответа Гринланд просто пролевитировал к ней ожерелье. Та взяла его магией, и её глаза на секунду расширились, после чего лицо единорожки сделалось очень озадаченным и даже напуганным.
— Это… — задумчиво протянула она, не находя слов.
— Ага. Это, — подтвердил Гринланд.
— Да о чём вы говорите? — встрял в их содержательный разговор Файндер.
— На, вот, приобщись, — сказал барон и дал ему находку.
Единорог дотронулся телекинезом до украшения, и тут же его лицо приняло такое же задумчивое выражение. Он помолчал в задумчивости, после чего спросил:
— Что это?
— Если б мы знали, — усмехнулся Гринланд.
— Это страшно, — произнесла единорожка. — Так много огня… Это словно случилось со мной!
— Was ist los?[3] — спросил Ульрих, молча наблюдавший за этой сценой.
Ридинг Гласс кратко пересказала ему содержание чужого воспоминания. Грифон выслушал внимательно, понимая значимость находки.
— Warum hat niemand bevor uns diesen Platz gefunden?[4] — наконец, спросил он, когда единорожка закончила.
— Hier wohnen keine Einhörner. Ponys, die hier wohnen, können keine Magie fühlen[5], — пояснил Гринланд.
— Что если это воспоминания о какой-то другой цивилизации, которая жила здесь раньше? — произнесла голубая единорожка. — Это ведь явно не были пони. Кто это вообще мог быть?
— Не знаю. Возможно, минотавры или драконы, — сказал барон. — Хотя драконы вряд ли боялись бы огня.
— А ещё у них в центре города стояла подозрительно знакомая штука, — сказал Файндер.
— Идол, — сказала Гласс. — Точнее, не идол, но явно что-то связанное с ним. Прообраз?
— Да… с каждым днём всё интереснее и интереснее, — протянул Гринланд.
— Мы нашли древнее городище неизвестного народа! — вполголоса, словно боясь спугнуть удачу, воскликнула кобыла. — Что с ним произошло, кто на него напал? Тот, кто его разрушил, буквально не оставил тут камня на камне.
— И почему-то мне кажется, что я догадываюсь, кто это мог быть, — сказал командир.
Группа провела на этом месте весь день, исследуя найденное городище, однако, больше подобных артефактов не попадалось. Здесь не было даже костей погибших местных жителей — судя по всему, за минувшие сотни лет даже они успели полностью разложиться в сырой и кишащей жизнью лесной почве. Экспедиция занесла в свои заметки сведения об этой находке и отправилась дальше в путь. До Комониграда оставалось идти ещё около трёх дней.
На следующую ночь Ридинг Гласс плохо спалось. Воспоминание из ожерелья произвело на неё более сильное впечатление, чем ей бы хотелось, и она всё думала о нём. Столько огня… Столько смерти… Зачем? Что там произошло? И когда?
Она около часа не могла уснуть, а уснув, спустя ещё полтора часа проснулась снова. Единорожка лежала с закрытыми глазами, пытаясь считать овечек, но это не помогало. Она ворочалась, пытаясь найти удобную позу, но тело каждый раз затекало спустя пару минут. Звуки леса, на которые она раньше не обращала внимания, теперь раздражали её и мешали ей спать. Поняв, что таким образом уйти в царство снов не получится, ежинорожка открыла глаза. Возможно, если немного размяться, ей всё же удастся уснуть? К тому же, у тела тоже были свои потребности.
Единорожка тихо, чтобы не разбудить Уайт Клематис, вылезла из палатки. Ночной лес был светлее обычного — луна с силуэтом единорога сегодня светила особенно ярко. Гласс обошла палатку и отошла от неё на несколько метров к кусту дикой смородины. Когда же она собралась возвращаться, она почувствовала что-то странное. Её тело сковал ступор, так, что она не могла пошевелить ни одним мускулом. Она начала ощущать одновременно глубинный, животный страх и парадоксальное умиротворение — при этом эти чувства внутри неё не соперничали, а словно дополняли друг друга.
Не успела она понять, что происходит, как где-то сзади, очень близко к ней послышался чей-то тихий хрип, что-то коснулось её спины и правого бока. Она почувствовала на своей шее чужое холодное дыхание, и секунду спустя последовали два укола в кожу в районе сонной артерии. Боль была только мгновение, затем она перестала чувствовать что-либо, только слышала, как кто-то — или что-то — пьёт её кровь. На удивление, это было совсем не страшно — наоборот, с каждым миллилитром, что покидал её тело, она всё больше успокаивалась и примирялась с ролью жертвы вампира. Где-то на краю сознания промелькнула мысль о том, что вампиры — это лишь плод воображения писателей, и на самом деле их не существует, но она исчезла раньше, чем Гласс смогла её осмыслить.
Когда же упырь насытился, он отпустил единорожку и исчез так же незаметно, как и появился. Ранки на её шее стали быстро затягиваться, и уже через секунду от них не осталось и следа. Сама же Ридинг Гласс, пошатываясь, словно пьяная, попыталась сделать шаг, но силы отказали ей, и она завалилась на бок, а затем наступила темнота.
Ранний предрассветный час был прорезан пронзительным визгом. Выглянувшие жеребцы и грифоны увидели Уайт Клематис, стоявшую в стороне от лагеря в состоянии шока. Гринланд и Файндер подбежали к ней, чтобы понять, что произошло, и увидели, что кобыла стояла над лежащей без чувств в кустах смородины Ридинг Гласс. Файндер сразу принялся осматривать единорожку.
— Что произошло? — спросил барон.
— Я… она… — попыталась ответить земнопони.
— Успокойся. Сделай глубокий вдох, медленный выдох, подумай и ответь. Что произошло?
Уайт Клематис сделала так, как сказал Гринланд, и после короткой паузы ответила:
— Я проснулась, а её в палатке не было. Я вышла посмотреть, а она…
Голос кобылы задрожал, но Гринланд продолжил:
— Уайт, смотри на меня. Ты точно не помнишь ничего необычного этой ночью? Когда она вышла? Какие-нибудь звуки снаружи были?
— Нет, не помню… Я спала…
— Она жива, но без сознания, — подал голос Файндер.
— Что с ней случилось? — спросил командир.
— Сложно сказать. У неё учащённый пульс и поверхностное дыхание, рефлексы и реакция зрачков в порядке. Я бы сказал, что это может быть отравление каким-то ядовитым растением, солнечный удар, магическая перегрузка… да много причин. Но я не понимаю, как она могла заработать что-то из этого за ночь. В любом случае, её нужно доставить в город как можно скорее.
— Думаешь в Комониграде отдать её княжеским лекарям?
— Нет, конечно! — воскликнул тёмно-синий единорог. — Я в Даждине видел, какая тут медицина, они простуду лечат брагой! Я местных лекарей к ней не подпущу! Но ей нужен покой, чистая вода и постоянный присмотр, а в походе это обеспечить будет трудно.
Лагерь был собран быстро. Файндер настоял на том, что для Гласс нужна повозка или хотя бы носилки. Колд Фронт припомнил, что недалеко отсюда дорога имела ответвление, ведущее, судя по всему, в некую деревню. Гринланд решил пойти туда, чтобы попытаться купить у местных пони повозку, и взял с собой пегаса. Чтобы не смущать комонийцев, не привыкших к крыльям у пони, Колд накинул на себя попону от дождя.
Полтора часа спустя они вернулись и привезли небольшую двухколёсную телегу, за которую пришлось отдать приличную сумму местных монет — хозяин не хотел с ней расставаться, говоря, что это память о его отце. Ридинг Гласс аккуратно погрузили в повозку, впрячься в которую вызвался Гельмут.
К полудню состояние единорожки ухудшилось: её дыхание стало более прерывистым, у неё начали подёргиваться ноги, проступил пот, рог временами светился и испускал немного искр. Это укрепило Файндера во мнении, что её состояние вызвано магическим воздействием. Он читал о подобном в книгах, однако за свою практику сталкивался с этим впервые.
Магический иммунитет единорогов был очень сложной системой. Он защищал их как от обычных болезней наряду с общим иммунитетом, так и от нежелательных магических воздействий извне. Он был гораздо сильнее, чем у пегасов или земных пони — у последних магический иммунитет почти отсутствовал, что компенсировалось крепким физическим здоровьем. По этой причине магические проблемы со здоровьем в большинстве случаев происходили именно с единорогами — но и шанс негативного исхода таких проблем для единорогов был существенно ниже.
Было очень мало вещей, которые Файндер мог сделать, чтобы помочь единорожке. Для полноценной помощи требовалось знать, какому именно воздействию она подверглась, а единственной пони, которая могла бы это рассказать, была сама Ридинг Гласс. И даже если бы он знал это, для лечения таких состояний обычно были нужны специальные медальоны и зелья, которые просто невозможно было сделать на коленке из подкопытных средств. Оставалось только обеспечить ей покой и надеяться, что она сможет выкарабкаться сама.
[1] Могу я помочь? (нем.)
[2] Да. Копай здесь, но осторожно (нем.)
[3] Что случилось? (нем.)
[4] Почему никто не нашёл это место раньше нас? (нем.)
[5] Здесь не живут единороги. Пони, которые тут живут, не могут чувствовать магию (нем.)