Джиперс Криперс
Глава 8
Бладворт как раз завершал размещение погибшего в гробу, когда во дворе трактира появился новый посетитель. Точнее — посетители.
Коп завершал составлять протокол, постоянно отвлекая от работы гробовщика:
— Так говоришь, его звали Джебедайя?
— Нет, — терпеливо вздохнул коричневый, практически гнедой караковый земнопонь. — Погибшего звали Берт. Берт из Хона.
— А кто же тогда Джебедайя?! — недоумённо переспрашивал толстячок-поницейский.
— Я — Джебодайя! — слегка пришёптывающим, словно заговорила змея, голосом представился высоченный белоснежный пони, облачённый в чёрный пиджак, белую манишку и насыщенно-красный галстук.
— И кем Вы будете погибшему? — невозмутимо, словно сто раз на дню видишь пони на голову выше Селестии, поинтересовался коп.
— Утилизатором.
— То есть?! — опешил представитель закона. Но за высокого Джебодайю ответил гробовщик:
— Он — похоронная команда.
Пока коп разглядывал спутников высокого — двух коренастых фалабелл в коричневых плащиках с капюшонами, над которыми, словно мухи над навозом, кружились поблёскивающие серебристым параспрайты, Джебодайя повернулся к гнедому:
— Ма-а-альчик, я бы и сам представил свою профессию поницейскому.
Гробовщик стыдливо потупил глаза и виновато опустил голову. И коп машинально отметил, что коричневый земнопонь не лысый, просто он очень-очень коротко постриг свою чёрную курчавую гриву.
Тем временем высокий обратился уже к местному законнику:
— Всё оформили? — он кивнул на труп Берта. — Забираю?
— Минутку... — поницейский вздохнул. — Сейчас поставлю подпись в протоколе...
Красногалстучный Джебодайя в удивлении поднял одну свою бровь, наблюдая, как тот старательно выводит свою закорючку в конце протокола.
— Готово! — коп свернул протокол в свиток и сунул под фуражку. Дождался, пока гробовщик накроет гроб крышкой и кивнул: — Можно забирать.
Служака был уверен, что белоснежный запряжёт в телегу гробовщика своих спутниц в плащиках и хотел поглядеть, как эти малышки, ростом вдвое меньше, чем средний пони, потянут печальный груз. Но высокий просто подошёл к телеге и одним плавным движением поднял гроб вместе с телом, словно тот ничего не весил, и посмотрел на копа:
— Свободен.
Спорить почему-то желания не возникло. Да и оставаться рядом с покойником — тоже. Поэтому поницейский чуточку спешно покинул двор трактира. И молошницу, бывшую свидетелем при составлении протокола, с собой прихватил.
— Никогда не мог понять, куда ты их деваешь... — заговорил Бладворт.
— Утилизирую, — повторил свою однословную фразу Джебодайя. При этом он прошёлся по двору, что-то высматривая.
Вдруг из многоколёсной телеги, на которой по-прежнему стояли два каменных воина, выдвинулась короткая трубка и с отчётливым хлопком выстрелила в подошедшего к стене трактира то ли навершием пики, то ли гарпуном на длинной цепи. Не поворачиваясь к статуям, высокий поймал летящее в него лезвие и поднёс поближе к глазам, разглядывая филигранный узор на оном.
Подёргал за цепь и подошёл поближе к трубке, торчащей из телеги сзади.
— Ты знаешь, грузовиком ты мне нравился больше, — обратился к телеге. — Красивый. Ретро. А тут? Сплошной футуризм! Веди прилично. А то сошлю чёрной "Молнией" на Терру. Или летающей лодкой на Барзум. Ты всё понял?
Телега поскрипела механизмами, соглашаясь, а затем тихо и быстро втянула в себя гарпун. Почти втянула. Высокий не отпустил лезвие, и поэтому цепь натянулась и загудела, как басовая струна.
— Следи за нею. Он должен жить с мамой, а не сам по себе в каком-нибудь чулане под лестницей. Ты понял?
Телега скрипнула и качнулась. Тогда белоснежный отпустил наконец цепное оружие и телега мгновенно спрятала его в трубку.
Ошалевший гробовщик взирал на происходящее, находясь в полной прострации:
— Но как?! Я не понимаю!
— Ма-а-альчик, когда-то я тоже был простым гробовщиком, как ты сейчас, и тоже следил за Белой... У тебя всё впереди...
— Впервые вижу, как уклоняются от Пункта Назначения. Как избегают встречи с Белой Кобылицей...
— Я сам — Белый Кольт, — и высокий повернулся, чтобы идти со двора. — А она завела себе двух любовников: фиолетового и красно-чёрного. Но я не злюсь на неё, она прекрасна и не забывает про меня...
— И всё же... — решился гнедой гробовщик, указав на гроб и лишь сейчас осознав, что Похоронный Пони так всё время и носил его на себе, словно тяжеленный ящик и тело в нём ничего не весили. — Открой тайну, как ты утилизируешь тела? И зачем?
— Чтобы кладбищ не было...
— Кладбищ?!
— Места чистой и плодородной земли, где ничего не растят и не строят. Туда закапывают мёртвые тела, которые валяются без толку и рассыпаются. Пока я здесь — в этом нету нужды. Рослых лошадок Седельной Арабии можно ужать до размеров пони. А из вас, пони, получатся лишь фалабеллы...
Тем временем помянутые фалабеллы вытянули из-под своих плащей по металлическому цилиндру и воткнули их в землю. Серебристые столбики негромко загудели, напевая какую-то монотонную мелодию.
Высокий шагнул между ними, сказав напоследок:
— Заболтался. Опаздываю.
И исчез, словно между гудящими столбиками был портал.
За ним пролетели параспрайты. И, наконец, шагнули туда фалабеллы, выдернув в последний момент цилиндры и забрав их с собой.
Во дворе остались лишь гробовщик, две телеги и два статуя. Да жужжала пара-тройка больших зелёных мух.
Умом Бладворт понимал, что Высокий солгал: из мёртвого пони невозможно создать живую фалабеллу. Но в такое всё же хотелось верить. Какая-никакая, а всё же жизнь после смерти, хоть и в карликовом теле.
Справедливо рассудив, что на сегодня все дела сделаны, гнедой собрался промочить горло и решительно распахнул дверь в трактир.
Это только в детских мультиках археолог со штыковой лопатой наголо кидается расшвыривать землю и выкапывает древние произведения искусства. На самом деле, сделай кто такое — и результатом будет крошево и осколочки. Древности не любят грубости. Порой даже мягкая кисточка — наиболее частый спутник настоящих археологов — слишком жёсткая для пролежавшего в земле не одно столетие...
Криминалисты — сродни археологам, только им надо добираться до своих находок ещё осторожнее: тут надо вдобавок и следы преступника не затереть, не повредить... Как физические, так и магические.
Поэтому Скут Чизвуд, расположившись поудобнее возле замеченного в прошлый раз статуя, вздохнул, расслабился, сосредоточился. Лёгкими касаниями магии наметил место погребения, ощутил неживое тело... Подчиняясь его воле, болотная жижа, ряска, земля и грязь приподнялись и разошлись в стороны, открывая закопанную Бертом тушку Дэрри Лонга.
Обволакивающее трупик болото не пускало к жертве кислорода, и потому погибший мафиозник выглядел, словно его только что убили.
Это не было ни ударом топора, ни следом ножа или меча. Казалось — из Вечносвободного припёрся огромный древолк с затупившимися от старости зубами, и, чуть нагнувшись, куснул пони за голову. Или дракон-пенсионер пролетал мимо и решил полакомиться верхней половиной головы единорога.
Так почему тогда Минкси решил закопать тело, а не вызвал местного копа и не отдал тело приятеля ему?! Ведь очевидно: пони такого увечья нанести не может... Разве что направив на жертву паровоз, идущий на всех парах. Или прижав башку бедолаги многотонной плитой... Такой, как... Точно, люк! Бронированный люк в жилище-крепость Механика! Но тогда что это было: несчастный случай или злой умысел? Увы — вот так с ходу не определить, нужна экспертиза, нужно кропотливое расследование. А для этого тело покойного надо сперва доставить в поницейское отделение Криперса, оттуда — в свой офис... А возможно — придётся созывать специалистов из Ванхувера, Мейнхэттена и Кантерлота!..
Мгновением спустя Скут Чизвуд мысленно выругался: он второй раз подряд совершил одну и ту же ошибку! Второй раз не подумал, как будет доставлять тяжесть в город! И какая разница — каменного статуя или мёртвого взрослого пони?!
В прошлый раз ему помогла практичность Триш и её же телега. В этот — увы, рассчитывать можно лишь на себя. Жаль — в реальной жизни не существует ни синей будки, которая внутри больше, чем снаружи, да ещё и летает, ни сундука, который внутри содержит целую квартиру. Будь такие чудеса доступны — давно купил бы себе экземплярчик-другой и не парился бы с перевозками багажа. Но увы — подобная магия лишь плод кинофильмов Эпплвуда.
Значит — тело нужно оставить тут. Но перепрятать. На всякий случай.
Продолжая удерживать своим телекинезом и грязь с водой, и труп, шериф остатками своих ресурсов прошарил окрестности в поисках удобного и незаметного места. Видать — это было на грани его сил, потому что начались галлюцинации: законнику показалось, что каменные воины всматриваются в него, пытаясь понять, какого гремлина он тут позабыл. Хорошо хоть — не шевелились, как их собрат во сне в трактире. Зато теперь Скут отчётливо видел, что у каждого из воинов-статуев внутри есть небольшая пустота, словно сотни лет там что-то содержалось, а теперь это "что-то" выбралось наружу и отправилось погулять.
Невольно вспомнился Понь-Тень из того же сна. Но не мог же он проживать сразу во всех статуях! А если так — то что, здесь по болотам целый табун Пони-Теней бегает?! Или, если вспомнить его зубки — то не табун, а стая... Если не прайд.
Место для схрона нашлось через три ряда каменных изваяний, и единорог, отпустив хлюпнувшее и вернувшееся на своё место болото, потопал туда, левитируя Почти Безголового Лонга. После напряга с раскапыванием теперь стало настолько легко, что Чизвуд даже на миг задумался, что сможет долевитировать бывшего мафиозника до Криперса самостоятельно. Но вовремя одумался. И когда стал раздвигать болото в нововыбранном месте — едва не остался без сил.
Погрузил тело в раздвинутый в болоте проём и позволил жиже полностью скрыть покойника.
Расслабился, перестав пользовать магию, и снова почувствовал себя полным сил.
Побежал, не скрываясь, в сторону городка. Надо зайти к местному копу, взять его и поницейскую телегу с заклинанием заморозки, и вернуться сюда за потерпевшим. А пока оный тут поваляется, потерпит.
Ах да, по дороге стоит ещё арестовать и доставить в участок Минкси Эйкокса, пока он в бега не ударился или глупостей не натворил. Посидит в поросятнике — не помрёт! А после следствия суд скорее всего освободит его совсем. Или отпустит на поруки, если его приятель помер от столкновения головы с бронелюком.
Триш обернулась к входящему.
— День добрый, мистер Бладворт...
— Лучше зовите меня Вилли, — попросил гробовщик. — И не такой уж день и добрый, особенно для сэра Берта. Или Вы имели в виду, что он добрый независимо от того, хотим мы этого или нет? Или что он был добрым, пока я сюда не пришёл? Или стал добрым, начиная с моего визита?
Триш вымученно улыбнулась:
— Тогда — доброго дня. Это пожелание, чтобы день действительно стал добрым, каким бы он ни был до этого...
— Благодарю, почтенная Охотница.
Триш пристально вгляделась в гнедого земнопоня. Никто не называл её так уже два десятка лет. Откуда же он...
— Я помню, как ты первые три года бегала по болотам, чтобы найти останки брата. И как хотела у старшей из дочерей Платинум купить Некропоникон, чтобы вернуть брата к жизни.
— Но я не нашла ни книги, ни брата.
— Зато нашла отрубленную лапу Чудовища. Извини — ногой я ЭТО назвать не могу. Видимо, ты быстро сообразила, что кости из этой лапы — единственное, что может покалечить или убить их владельца. И стала делать оружие из этих костей и когтей.
— Ты знал это все годы, но говоришь только сейчас. Почему?
Коричневый усмехнулся:
— Не хотел лишать тебя решимости.
— То есть?! — вскинулась Триш.
— То и есть, — Бладворт вздохнул. — Ты должна была погибнуть в этом противостоянии. А зная это — могла не пойти на битву, изменить пункт назначения. А ты уже в тетрадях Белой Кобылицы, и это привело бы к новым, куда более страшным смертям...
— Должна БЫЛА?
— Да, сегодня проходивший мимо Белый Конь отменил её записи, и страницы событий вновь опустели. Ты вольна делать всё что угодно и сама вписывать туда что пожелаешь. И я в шоке от увиденного. Налей мне какого-нибудь пойла, которое позволит мне забыться.
Трактирщица, подчиняясь странным ассоциациям, взяла с полки квадратную бутылку виски "Вайт Хорс", завозимого в Эквестрию Логаном Мэкки из далёкого Конегейта, раскинувшегося на соседнем материке. Вопреки названию, напиток был не белоснежный и даже не молочного оттенка. Это была тёмная жидкость густого чайного или кофейного оттенка, как нельзя больше подходящего к караковой шёрстке посетителя.
Триш поставила на стол специальную стеклянную кружку, шедшую в комплекте с бутылкой, откупорила напиток и замерла, не наливая и уставясь на просящие глаза гробовщика. Она специально оттягивала время, чтобы вожделение заставило посетителя дать ещё один ответ на ещё один её вопрос.
— Значит — теперь я могу пойти в бой и победить?
Вилли усмехнулся:
— Значит, теперь ты не обязана умереть в сложившейся ситуации. Не более и не менее. Выбор теперь за тобой.
— Знать бы, когда...
Она не успела договорить, как собеседник выхватил у неё бутылку и отхлебнул по-простецки, прямо их горла, после чего сказал:
— Уже. Болотная Тень проснулся, когда солнце и луна висели в небе одновременно.
— Три недели назад?! Опоздала. А к следующему его пробуждению мне будет шестьдесят четыре, и я буду дряхлой старухой!
— В этот раз что-то изменилось, — ответил караковый пони. — Он не лёг спать. И не спешит это делать.
— Бутылка бесплатно! За добрую весть! — красная пони усмехнулась, улыбкой своей сильно смахивая на производителя белолошадного виски, и выдвинула потайной ящик в своей барной стойке.
— Только один совет, — посмотрел в глаза рыжегривой гробовщик. — Пойдёшь на войну — возьми свою телегу с собой. Она поможет.
— Это тебе Белый Конь сказал? — усмехнулась трактирщица-мстительница. Но её улыбка исчезла без следа, когда собеседник коротко ответил:
— Да.
И вновь прильнул к горлышку бутылки.
Вторую часть пути к жилищу Механика шерифа начали беспокоить сомнения. Что-то он не заметил там, среди каменных воинов. Было там нечто знакомое, что запало в подсознание, но в осознанные мысли перетекать не желало.
Остановившись, единорог вызвал магическую голограмму той местности. Трясина, травинки, статуи... Всё на своих местах, всё как в реальности. Ничего незамеченного... Но почему же кажутся неправильным... статуи? И позы?
Повертев сосканированный образ перед собой, Скут так и не заметил ничего тревожащего. Странно.
Развеяв образ, он поспешил к бронедому пегаса.
Песня всё ещё играла, становясь всё громче и различимее по мере приближения.
...О Джиперс Криперс, где взяла такие очи?
Джиперс Криперс, кто создал твои глаза?
Они светят, словно звёзды ночи!
И огромней выдумать нельзя!
Ты включаешь взгляд слепящий жаркий свой!
Не ослепнуть — нужны чёрные очки!
Джиперс Криперс, кто создал взгляд чудный твой, а?
И гипнозом манят те зрачки!
Где ж теперь взгляд чудный твой?
Завершившись, песня вновь началась по кругу:
Мне плевать, погодник что устроил,
Даже если ливни нам принёс,
Я ни капли не расстроен:
Солнце выйдет, не вопрос!
Мне всё равно, когда наш флюгер вдруг
Всем нам покажет — время бурь пришло,
Мне солнечно, долой испуг...
А вот испуг накатил на шерифа нешуточный: под звуки песни, доносившейся с диджейского плеера в доме, он созерцал валяющуюся у входа в жилище шкуру. Профессионально снятую и не менее профессионально выдубленную, не содержащую ни следа кровинки шкуру Минкси Эйкокса.
Лэзи чувствовал себя вымотанным и фантастически уставшим. И неудивительно — за сегодняшнее утро работы было больше, чем за полгода в спокойные дни! Шутка ли — оформить полный комплект документов и протоколов на самое настоящее убийство! Это вам не пьянчужку, не дошедшего от трактира домой, в поросятнике запирать.
Толстый коп поморщился: ему никогда не нравилось прозвище, коим пони именовали камеры предварительного заключения — "поросятник"... Видимо — давала знать о себе толика вепревских генов, присущая его нации. Впрочем, другие пони свинячий ген не замечали, для них Лэзи Грумон был просто крупным и невероятно толстым увальнем-пони (хотя в Коровьем Мосе, куда он в своё время бежал из столицы Пранции после проигранного пари, он считался довольно поджарым и даже худоватым). А когда при поступлении в поницию сменил фамилию с Грумона на Гладона — последние следы его мосовского происхождения и пранцузского прошлого были ликвидированы. Единственным недовольным его новой фамилией оказался местный пьянчужка Берт, который при случае плевался в его сторону и ворчал "Из тебя Гладон, как из меня... балерина!", за что и оказывался неоднократно... в поросятнике.
Подшив все бумаги на положенные места и расставив папки на полки, коп решил запереть отделение и отправиться домой спать, уверенный, что больше в такой день ничего случиться уже не может.
Но его мечтам не суждено было сбыться: у двери он столкнулся с шерифом, Скутом Чизвудом, удерживающем на вытянутой передней ноге свёрнутый в несколько раз меховой плед.
— Кто-то что-то потерял? — попытался пошутить любитель пончиков.
— Да-да, потерял. Свою жизнь и свою кожу, — шериф зашёл в отделение и развернул свой страшный груз.
Местный в ужасе уставился на шкуру Эйкокса, подняв глаза на коллегу по ремеслу и прошептал:
— Второй. Второй покойник за день!
— Так точно. Оформляй поскорее, и идёшь со мной, третьего с болот доставлять.
— Ну хоть третий-то — просто утонул? — в голосе Лэзи проскользнула надежда.
— Если отрубание половины головы считать утоплением — то однозначно утонул.
— Чужак?
— Местный, Дэрри Лонг. Да ты оформляй, оформляй Минкси, не хотелось бы по трясине в сумерках морозильную телегу таскать...
Час спустя оба копа наконец-то покинули поницейский участок и были готовы идти на болота. В тележку-морозилку впрягся местный, как более тяжёлый и сильный. "И выносливый!" — добавил при этом Лэзи, но в такую фантастику Скут не поверил и только усмехнулся в ответ.
Чизвуд уже повернул на дорогу, ведущую на восток, когда подозрительные звуки с западной окраины, где располагался трактир, заставили его прянуть ушами, насторожиться и обернуться.
Казалось, там хлопали пневматические ружья и паровая пушка. И в эти звуки примешивалось завывание нескольких циркулярных пил, завершившееся криками боли. Словно какой незадачливый столяр угодил в собственный станок, распуская дуб на широкие доски для мебели.
По жизни тормозящий Гладон не успел вовремя затормозить и ткнулся носом в кьютимарку шерифа: писчее перо, крест-накрест перечёркивающее красным боббину с киноплёнкой.
— Тебе с такой кьюти кинокритиком быть, а не шерифом, — попытался пошутить он, пока страшные звуки не были до конца идентифицированы его мозгом. — То ли дело моя: пончик и поницейский демокра...
Тут он наконец-то распознал крики боли и звуки циркулярок. И с воплем:
— О нет, четыре трупа в один день — это уже слишком много! — кинулся к трактиру.
Шериф поспешил за ним.
Но не успели они пробежать и ста метров, как вопль стал приближаться к ним, с грохотом копыт пронёсся мимо и, резко свернув на север, начал удаляться.
Копы в изумлении переглянулись. Неизвестно, что подумал бывший Грумон, но шериф в пробежавшем мимо них опознал Теневого Единорога из недавнего сна. Были ли у орущего голубые глаза Дэрри Лонга — заметить было нереально, а вот надломленый гарпун с костяным наконечником, проткнувший великану голову слева направо, и несколько боевых дисков-циркулярок, которые порассекали ему спину и бока, видно было весьма отчётливо.
— Силён!.. — с уважением сказал о пробежавшем местный. — Берту одного хватило, а в этом штук пять торчит, а он бежит себе хоть бы что!
— Семь, — машинально поправил Скут, — Я насчитал семь дисков в теле, гарпун в голове и лезвие пики с обрывком цепи, торчащее в затылке.
Отчётливо понимая, кто должна была стать жертвой этого чудовища, если не успела спрыгнуть в подземный Храм, законник припустил к трактиру, заранее ужасаясь от того, что уже ожидал там увидеть.
Дверь в трактир распахнулась, едва не слетев с петель, и три удивлённых поня взглянули на двоих вошедших.
— Всё в порядке? — выдохнул Скут.
— А смерть Берта считать за "в порядке"? — поинтересвалась трактирщица.
— СЕЙЧАС — в порядке? — перебил её шериф. — Мы слышали странные звуки...
— Ну, звуки странные и мы слышали... — согласился её сын и кивнул куда-то на восток. — Примерно оттуда.
— Угу! — согласился гробовщик.
— А во дворе ничего подозрительного не наблюдали? — Чизвуд уже успокоился, увидев всех живыми, но задать свой вопрос был обязан.
— Я вообще не выходила во двор, — усмехнулась Триш, что-то пересчитывая в ящике, наверное — вчерашнюю выручку. — Но хлопки с улицы слышала, как и цокот чьих-то копыт. И таки с востока на север.
— И даже не выглянули узнать, что там? — заговорил местный поницейский.
— Шериф запретил нам выходить на улицу и даже выглядывать во двор, — парировала трактирщица. — Мы и не выходим.
— И это правильно. Пока мы всё не проверим — оставайтесь здесь или спуститесь в Храм, — посоветовал Скут и вместе с напарником покинул трактир и закрыл дверь.
Перед трактиром всё было, как утром, даже тележка гробовщика. Не было только гроба и тела в нём. Зато утрамбованый песок был полит кляксами дёгтя или побулькивающей нефти, слегка пузырящейся на жаре.
Лэзи снова впрягся в поницейскую тележку и затянул упряжь поплотнее: при путешествии по болотам всё должно быть надёжным, а странного раненого единорога искать почему-то не хотелось, разве что шериф прикажет.
Тем временем, едва закрылась за законниками дверь, Триш спросила:
— Откуда он узнал про Храм?
— Может, он сновидец, как Луна? — предположил жеребнок. — Вчера мне снилось, что я с ним был в Храме, и ты там была, и Гэль...
— Да нет, — отмахнулась трактирщица, Чушь. Я вспомнила: сама рассказала ему про Храм, когда с ним и Бертом за статуями ездили.
Бладворт уже не заглядывал в бутылку. Он внимателно смотрел на музыкальный инструмент в копытах юного Дэрри.
— А сбацай-ка ты мне музычку, юноша! Вот эту:
Звонкий цокот, словно кастаньеты:
Габриэль играет на кларнете!
Дженнер-младший поморщился:
— Музыка — это святое! Играть на грязном инструменте — не уважать ни себя, ни музыку, ни инструмент!
— Но я хочу музыку! — обиделся и выдавил из себя слезинку пьяный гробовщик.
— Дополирую — сыграю, — и жеребёнок продолжил счищать с трубы зелёный налёт.
Тем временем его мама, решившись, перестала рыться в выдвинутом ящике, перебирая содержимое, и начала выкладывать на прилавок всякую костяную хрень, содержащуюся там. Опознать выкладываемое было невозможно, но у всех предметов замечалась общая тенденция: они были заострены или заточены. И явно могли быть использованы как колющее или режущее оружие.
— Такое ощущение, что она всё ещё готовится к войне, которая только что завершилась... — бормотнул гробовщик и сделал затяжной глоток из бутылки.
Вторично пройдя мимо поницейского участка, копы направились к статуям, чтобы доставить припрятанного там Лонга на экспертизу.
"Хрупкий домик" Механика встретил их музыкальным сопровождением. Опять играла воспевающая очи Джиперс Криперс песня, опять солнце бросало блики от металлической входной двери...
Чизвуд остановился, тряхнув головой: блики от металлической закрытой двери!
— Дверь была открыта, — пояснил свою остановку шериф.
— Да ну, — отмахнулся Гладон, — Ветерком закрыло.
Шериф подошёл и дёрнул дверь. Заперто. Или заклинено намертво.
— "Ага, ветерком, блин, бронедвери закрыло!" — подумалось ему.
Чизвуд просто наслаждался, созерцая физиономию криперского копа. На его широкощёкой мордяке так и читалось "Вот это да!" вперемешку с "И это всё будет моим!". Ну — пусть старается, перетаскивает в городок всю эту коллекцию, когда шериф удалится наконец-то в свой офис. Мина в виде письма к Деринг Ду уже заложена... то есть отправлена, так что визита археологов долго ждать не придётся.
Разведя в сторону болотную жижу, Скут пролевитировал мертвеца к морозильной тележке и распахнул её оставшимися у него силами.
Толстый коп икнул, увидев почти безголового мафиозника, плавно погружающегося в короб с морозильным заклинанием. Побыстрее отвёл взгляд, чтобы не познакомить болото с тем, чем позавтракал намедни. Хотя болото, скорее всего, и так догадывалось о пончиках и не знало лишь точного их числа.
Щёлкнули замки на поницейской тележке. Скут расслабился и ещё раз оглядел ряды статуев, пытаясь понять, что же его так беспокоило.
Что-то знакомое виделось теперь в них. Но что?!
Так и не обнаружив ответа, он неспешным шагом направился к городку. За ним потопал Лэзи, и тяжёленькая телега явно не доставляла ему неудобств. Более того — толстяк ещё и какую-то мелодию начал напевать, или песню... Разобрать удалось только пару строк:
Из полей
Доносится "Налей!"...
И тут певца грубо и однозначно перебили: невесть откуда на них выскочил Пони-Тень. Живёхонький и здоровёхонький, словно и не было недавно на нём порезов и других страшных ран. И очень-очень злой. Не давая ни секунды передышки, он кинулся на законников, недвусмысленно желая покончить с ними здсь и сейчас.
Инстинкты, вбиваемые при обучении в поницейской академии, не подвели. Копы метнулись в разные стороны, причём с перепугу толстяк даже из упряжи не выскочил, так с тележкой и побежал по болотам, дребезжа на кочках, как мейнхэттенское такси на ухабах.
Болотный Монстр явно не имел в родственниках ни Буридана, ни его осла, и потому не стал замирать и тупо таращиться в обе стороны, решая, с кого начинать и за кем бежать. Вместо этого он бросился за знакомым уже поняшей — за Скутом Чизвудом.
Хорошо, солнце ещё не пряталось за горизонт, и потому шериф хорошо видел, куда бежать. Плохо — чудовище не только видело то же самое, но ещё и превосходило законника в скорости.
Слухи и шепотки о тайном... Как им удаётся выскользнуть за пределы закрытых помещений и стать всеобщим достоянием?
Не успел Чизвуд погрузить тело Лонга в морозильный короб телеги, а по всему Криперсу гуляли шепотки один страшнее другого.
— Видели, сегодня нашего философа убили! Сам Великий Гробовщик за ним приехал и лично унёс!
— А знаете? Нашего мафиозо-на-пенсии тоже убили. И даже Гробовщику не отдали! Сам шериф приехал, чтобы спрятанное тело найти!
— А Минкси? Безобидный Минкси, с него живого шкуру спустили прямо возле его халупы! Не верите? Да в окошко участка поницейского загляните, он тама на полу валяется!
— И знаете, кто всё это натворил? Монстр!
— Какой Монстр?
— Болотный Монстр! Двадцать три года спал, а теперь проснулся и опять будет всех есть. А как наестся — спать ляжет!
— Как же он наестся, если у него вместо желудка — Чёрная Дыра? Он НЕНАСЫТЕН!!!
— Бежать надо... Пока не поздно.
— Поздно... Он уже видел нас всех. И у него ФЕНОМЕНАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ!
— Бежим в Кантерлот!
— В Кристальную Империю!
— Далеко. Не добежим!
— Вот если б Принцессы...
Чудо, случившееся в тот миг, было самым настоящим: из ниоткуда во вспышке телепортации явилась правительница Кристальной Империи. Конечно, не Селестия и не Луна, но Принцесса Каденс тоже аликорн, а ещё, поговаривают, родственница Селестии и победительница чудовищной ведьмы Призмии и Короля-Чародея Сомбры. А ещё и королевы оборотней, но с оборотнями, кажется, ей уже Селестия помогала.
Каденс повисла в воздухе над главной улицей городка и, величественно помахивая своими розовыми крыльями, хорошо поставленным Кантерлотским Голосом провозгласила:
— Жители Криперса! Не надо паники! Не надо страха и тревог! Я, принцесса Ми Аморе Каденса, услышала о вашей беде и пришла, чтобы спасти Вас и навсегда покончить с вашим болотным чудищем! Я избавлю вас от злодея, и вы снова сможете любить и быть любимыми. Ваша любовь даёт силу мне, и вашей любовью я, Принцесса Любви, смогу победить угрожающее вам зло и очистить эти земли от чудовища! Навсегда!
И с этими словами она исчезла в ослепительной вспышке телепортации.
Скут бежал и слышал, как гулкий стук копыт Пони-Теня настигает его. В затуманившемся от долгого бега мозгу билось одно-единственное воспоминание — как он забежал в Храм, а чудище билось о невидимую преграду и не могло добраться до него.
Но Храм далеко. Не добежать. Не успеть.
Была бы с собой хоть частичка оттуда — она могла бы задержать чудовище.
Но ведь частичка есть!
Листок! Пожелтевший листок, на который он тщательно срисовывал знаки, опоясывающие главный зал!
Подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму, Скут на бегу выхватил из седельной сумки тот самый листок и развернул его, готовясь швырнуть во врага.
Листок был полон нарисованных каменных воинов. Идущих в том же порядке, что и стоящие в трясине. Знаки. И воины. Воины. И знаки. Воины своими позами повторяли надпись в Храме.
Он наконец-то осознал, что в статуях на болоте показалось ему странным после посещения Храма. Теперь он знал. Но толку ему теперь от этих знаний, блин!
Не прерывая бега, шериф отпустил листок, чтобы преследующее его чудовище налетело на этот безобидный предмет.
Сзади, толкая его вперёд и ускоряя не хуже взрывной волны, раздался пронзительный рычащий вопль...
Розовая Аликорночка Любви всмотрелась в то, что поняшам казалось гротескными позами. Но ей виделось совершенно другое. Даже умирая, Обжоры пытались помочь своей Повелительнице, принимая позы букв алфавита номмо, складываясь в надпись на её родном языке. Конечно, даже самая слаженная армия или стадо профессиональных чирлидерш не справилось бы с такой задачей. Но народ, являющийся единым коллективным разумом, живущим сразу во всех их телах...
"Зови её. Лишь Мятежная поможет. Эта кобыла спустится с небес на крыльях ветра, и подчинится кому-либо не раньше, чем воскреснут мёртвые!"
— "Когда воскреснут мёртвые", говоришь... — переспросила Каденс сама у себя. — Но почему именно этот синоним? Да, по верованиям одного из Внешних Народов перед воскрешением мёртвых протрубит в сигнальный рог Габриэль, крылатый Страж Врат в чине архангела. А может — его труба реально способна призвать Мятежную Спасительницу? Мда, ну, и где ж я тебе тут ворлона найду, да ещё с музыкальным образованием?!
Ей показалось, или один из каменных статуев попытался повернуть к ней голову? Поклониться?
Показалось.
Дэрри Дженнер продолжал полировать присланную ему старинную трубу, любуясь проявляющимся из-под зелёного налёта узором. Работа была завершена на две трети. Даже на три четверти. Скоро, скоро можно будет гордо вскинуь её и впервые за много столетий древний духовой инструмент зазвучит!
Жеребёнок был уверен, что разочарования, как от той волынки, теперь не будет. Звук будет чистый и ясный, или у него на кьюти не труба, а пень!
Триш тем временем продолжала экипировываться. Она надела нечто, напоминающее чёрные стринги. Но это был не предмет одежды, а крепёж для оружия. Для того самого оружия, которое она доводила до ума все двадцать три года. Костяной нож. Костяной же наконечник для гарпуна. Костяные дротики. Все они — из кости самого Болотного Монстра. Крепче стали, острее мысли, они были единственным, что способно проткнуть чудовище и причинить ему вред.
Теперь ей не нужно бежать и прятаться в Храме. Теперь она готова идти в бой и отомстить за брата. За брата и за всех, погибших от чудовищного Пони-Теня. И она не будет отступать.
По телу каменного "Спящего Ангела" прошла еле ощутимая дрожь, от которой труба в копытах жеребёнка чуть слышно завибрировала. Захотелось заиграть на ней сейчас, не дожидаясь, пока очищеной и отполированной будет она вся.
Подчинившись сиюминутному порыву, юный Дженнер поднёс музыкальный инструмент мундштуком к губам — и пространство трактира заполнил чистый зовущий звук, в котором был и клич вольно мчащегося в небе пегаса, и гудки ночных поездов, и тревожный зуд странного вокзала, позволяющего дивным транспортом проехаться по трубе-оси с планеты на планету в ином совершенно мире, и мост, смыкающий ещё более далёкие миры когда паровозиком, когда электричкой, а когда и драконом... От этой ноты, ввинтившейся в пространства, разбежались с неба облака, а стальные параспрайты Высокого-Джебодайи вдруг попадали на землю, разучившись летать.
Но от величия до смешного — один шаг. И смешное иногда страшнее самой чёрной трагедии: тот же звук заставил костяное оружие, уже приготовленное к бою, завибрировать и рассыпаться костяной же мукой. Пылью. Прахом. Цу.
Триш взглянула, что вдруг защекотало её ноги. Осознала. С испугом и гневом перевела взгляд на сына, глубоко вобрала в себя побольше воздуха и в ярости открыла рот.
Несущийся за своей жертвой галопом Понь-Тень вдруг запнулся и перешёл на медленный шаг, а его безупречное полупрозрачное тело целиком и полностью превратилось в пульсирующее нечто, словно он состоял из множества слоёв переплетённых между собой жилок, движущихся, а порой и вращающихся.
Скут Чизвуд, воспользовавшись заминкой врага, прибавил ходу и вдруг выскочил прямиком к каменным воинам. Параспрайтов ему в холодильник! Во внезапных ранних сумерках он заплутал и, бегая по кругу, выскочил прямиком в логово Чудовища!
Но теперь он был здесь не один. Уставился на розовошёрстную аликорницу с голубой кьютимаркой в виде кристалла-сердца.
А она-то что забыла в этой глуши?!
— Принцесса Каденс?!
Ответить Принцесса не успела: из сумрака выскочил Пони-Тень. Зарычал, радуясь, что настиг добычу И тут вдруг увидел розовую аликорночку. Довольно прищурился, сосредотачиваясь на ней.
Утробный рык из сплошного стал прерывистым, словно переходя в довольный злобный смех. Состоящий из прорастающих друг ствозь друга жил и лиан, словно собирающийся древолк, гигантский единорог отшвырнул шерифа подальше от себя и довольно прорычал:
— Флеш-рояль! Лучший рог и надёжные крылья с доставкой на дом!
Гигант бросился на Принцессу Любви, разевая пасть.
Не успевший отдышаться после падения шериф схватил телекинезом ближайшего статуя и зашвырнул в пасть чудовища.
Челюсти сомкнулись, словно капкан на дракона. Брызнули во все стороны раскрошившиеся о каменного воина зубы.
Грозно и гнусно взвыв, пострадавший Болотный Монстр выплюнул с остатками зубов куски раздробившегося статуя. Чёрные капли, очевидно заменявшие чудищу кровь, упали в болотную жижу, заставив ту закипеть.
Тень повернулся к шерифу, намереваясь его прикончить, и тут Принцесса выстрелила в него из рога, оставив на морде глубокий порез, который, впрочем, тут же начал быстро зарастать.
— Твои жубы жаменят мне прежние, — чудовище передней правой ногой вжало законника в болото. — А ты, штерва, отдашь мне рог и крылья. Плохая кобылка, плохая!
Чизвуд попытался пролевитировать прижимающую его ногу. Сдвинуть Теня не удалось, зато отдачей сам он скользнул вглубь и вбок, вырываясь на свободу и всплывая в нескольких метрах в стороне. Это напомнило ему давешнюю попытку удержать над трясиной гружёную тележку. Только теперь это не разозлило, а обрадовало его.
Он подхватил изрядный шар грязи со своей морды и, как только Принцесса нанесла новый порез врагу, швырнул свой груз прямиком в открывшуюся рану.
Увы — затягивающие рану лианы не обратили внимания на посторонние объекты, заращивая повреждения с прежней скоростью.
Пони-Тень прыгнул, растопырив передние ноги. Из копыт выдвинулись когти, готовые располосовать сразу обоих — и шерифа, и правительницу Кристальной Империи. И тут же с глухим стуком отлетел назад. На миг Скуту подумалось, что это Принцесса поставила свой щит, о который разбивались даже атаки злого Короля Сомбры. И лишь долгую секунду спустя сообразил, что это выскочил откуда-то из болот всё ещё запряжённый в свою охлаждающую тележку местный коллега-поницейский. В первый раз в жизни от его обожания пончиков был прок: удар толстяком по Монстру Болот оказался сродни ударом статуем.
Приземлившийся на круп Тень одним ударом когтей рассёк телегу, из которой выпал изрядно замороженый Лонг.
Оторвав остаток морды мертвеца, монстр заглотил её, и тут же в его пасти из ниоткуда появился полный комплект новых зубов.
Скут усмехнулся: если всё работает именно так, как он понял, то болотник сам загнал себя в ловушку. Сосредоточившись, Чизвуд отщипнул кусочек сахара от лежащего в сумке кубика и, быстро пролевитировав, направил в один из верхних левых зубов агрессора. Оставалось надеяться, что в последний месяц жизни Дэрри Лонг не сменил привычки и по-прежнему боялся ходить к стоматологу.
Сахарная крошка со свистом влетела в дупло больного зуба и коснулась оголённого нерва.
От дикого вопля, казалось, содрогнулось всё болото.
А шериф заботливо заделал дыру в зубе пастой для снятия слепков, не давая сахару выскочить наружу.
За те полминуты, выигранные столь нелепым способом, Принцесса успела подхватить телекинезом обоих копов и отшвырнуть в сторону Криперса метров на сорок.
— Бегите!!! — заорала она.
Шериф было кинулся к ней, но она вновь заорала:
— Вы — лекарство для него! Вон!!! У меня нет времени вас защищать!!!
И, собрав магию в тонкий звенящий от напряжения поток, принялась кромсать обезумевшего от зубной боли монстра. От напряжения её магия сменила цвет с голубой на зелёную, напоминая теперь световые шпаги-хлысты Воинов Добра из сказок Клода. И всё же это была её магия, уникальная, единственная и неповторимая на всю Эквестрию и соседние государства.
— Впервые вижу, чтобы любовью убивали, рубили на части... — местный коп пытался перевести дыхание, остановив свой бег не ранее, чем они достигли бронедома Минкси Эйкокса.
— Я её понимаю... — выдохнул шериф. — Когда-нибудь обязательно вернусь туда и на самом целом из статуев я с огромной любовью напишу огромными буквами: "Останками чудовища — удовлетворён!" И после этого — хоть в Додж Джанктион, репу сеять.