Зайка
Глава 6
Лунная База Демикорнов. Лёха
Пожалуй, больше всего на свете я ненавижу ждать. Просто ждать, не делая ничего. Сидеть на месте, мучительно осознавая тот факт, что конкретно сейчас, конкретно от тебя, вообще ничего не зависит! Бли-и-ин! Знали бы вы как это бесит! До скрежета в зубах, до боли в сжатых в кулаки пальцах, до судорожно бьющегося в груди сердца, которое не могут успокоить даже наноботы супернавороченной нейросети арийского производства! Но обиднее всего в этой ситуации то, что я сейчас никак не могу выплеснуть свою ярость! Не могу шарахнуть со всей дури по стене кулаком, не могу от души наорать на какую-нибудь дверь или хорошенько лягнуть ближайшую ко мне колонну. Впрочем, последнее будет немного лишним — мало ли как отреагирует на это та самая колонна? Всё же несущий элемент конструкции, так что пинать её никак нельзя! А то обидится ещё, сломается, а потом на меня потолок рухнет. Выбирайся потом из-под обломков — лишние хлопоты. Да и есть более приземлённая причина, чтобы держать свои эмоции при себе — рядом со мной дети.
Сейчас мы с Аой и Куро просто сидим на мягком диванчике в холле медцентра и ждём. При этом в окружающем пространстве чувствуется такое напряжение, что у меня волосы дыбом встают! А если глянуть на моих детей, то у них данный эффект тоже присутствует. Причём, из-за их физиологии, этот эффект проявляется даже сильнее, чем у меня. И если бы не особая ситуация, от которой у меня всё чувство юмора напрочь атрофировалось, то я бы не удержался и уже вовсю троллил бы мелких по поводу их взъерошенного вида. Но в том-то и дело, что ситуация к этому совсем не располагает. Так что мы просто сидим и ждём. А я ещё и пытаюсь принять спокойный, уверенный вид, чтобы не волновать детей. И если что, то я им сейчас сильно завидую — им, наверное, легче сейчас, чем мне. Им не надо ни перед кем притворяться, делать вид, что всё идёт как надо и не о чем тут беспокоиться. Впрочем, глядя на них, я сильно сомневаюсь, что они переживают меньше меня. А узнать это достоверно никак не получиться — я не Чика, чтобы их мысли и эмоции читать. Всё что мне доступно сейчас — это искоса наблюдать за ними, и, откровенно говоря, наблюдения эти не радуют.
Детки у меня, похоже, тоже не знают куда себя деть от переизбытка эмоций. Они не могут усидеть на месте, всё время вскакивают и начинают бегать от стены к стене, словно бы меряя комнату шагами. Причём я каким-то шестым, родительским чувством чувствую, что они не играют, не забавляются, а именно что мечутся от волнения. Ну а мне как-то не по чину вот так снимать напряжение — мне, как отцу, требуется всё же изображать твёрдость характера и уверенность в маминых силах. А в медцентре сейчас над Зайкой колдуют все три мои жены. Чика, как только поняла всю серьёзность ситуации, мигом всех созвала, отправив по нейросети вызов такого уровня, что даже Трикси, что обычно сначала узнавала, что там произошло, в этот раз не стала мешкать и задавать лишних вопросов, а живо побросала всё и примчалась на зов. Так что сейчас за жизнь этой проблемной поняшки борются аликорн, медик и маг. Причём каждая из них считается признанным экспертом в своей области, и надо признать — вполне заслужено. И если вас не убедили просто слова, то я лично могу засвидетельствовать, что своими глазами видел, как эта троица разорванного пополам пони за минут пять спасла! И это было в чистом поле, в загаженной ядовитой магией Пустоши, на планете, что сейчас крутится под нами, где у них не было никаких инструментов и лекарств! Так что им тогда пришлось обходиться собственными силами. Что уж говорить о ситуации, когда у них под боком не только все эквестрийские наработки, но и технологии демикорнов и арийцев одновременно! Так что я был абсолютно уверен в их силах. Только, что ж тогда они так долго возятся?! Зайка же, как я сам убедился, даже не ранена! Когда я тащил ей в медцентр, то она выглядела очень даже хорошо, даже замечательно. Только почему-то не просыпалась, да нейросеть, сканируя её параметры, всякую ерунду выдавала, противно пища тревожным сигналом. Причём вся эта ерунда каждый раз была разная! Только вывод у нейросети был всегда один: КРИТИЧЕСКАЯ УГРОЗА ЖИЗНИ!
— Па-а-ап, — подошла ко мне Аой, отвлекая от дурных воспоминаний. — Ты… это… не волнуйся! Всё с ней будет хорошо! Я просто уверена, что мамы справятся!
Вот мелочь пернатая! Я тут пытаюсь им всем своим видом уверенность внушить, а она меня принялась успокаивать! Правду, похоже, говорят, что от родни свои чувства скрыть ни за что не получится!
— Да я спокоен, дочка, — мягко говорю я, успокаивающе гладя её по голове.
Пегасочка тут же льнёт к моей руке, стараясь как можно дольше продлить контакт и чуть ли не мурлычет от удовольствия. Даже глазки прикрыла — так ей нравятся мои поглаживания. Куро какое-то время гордо сидит на месте, делая вид, что ему все эти телячьи нежности на хуфиг не сдались, но его хватает на каких-то жалких двадцать секунд, после чего он одним прыжком подлетает ко мне и толкает лбом мою вторую руку. Пришлось гладить и его. Хорошо, что тут нет остальных моих детей, а то у меня на всех рук бы не хватило. Интересно, а как с этой проблемой справляются жёны? Впрочем, я не помню, чтобы у них вообще возникала такая проблема — они просто справляются и всё!
Так мы и сидели втроём: я гладил детей, они — млели от этого, понемногу успокаиваясь от ласки. Впрочем, я неожиданно обнаружил, что сам как-то успокаиваюсь, наглаживая их. Есть всё же у пони что-то от кошек — гладить их то ещё удовольствие, да и нервы успокаивает при этом так, что любой стресс уходит буквально на глазах! Не зря же в Эквестрии созданы несколько санаториев, где проходят реабилитацию люди из мира НС. Интересно, а если пони из мира FoE будут гладить людей — это тоже сработает? Мда… какая всё же ерунда лезет в голову, стоило лишь только чуть-чуть расслабиться и отвлечься от проблем.
Тут, прерывая нашу идиллию, к нам вышла Чика. Она оглядела нас с каким-то непонятным выражением на лице, при этом я чётко уловил исходящую от неё усталость и тоску. Уж её-то чувства я считывал с лёгкостью. Впрочем, она тут же попыталась скрыть их от меня, но было уже поздно. Хорошо, что дети, похоже, так и не успели уловить этого. Чика поймала мой взгляд и как-то преувеличенно бодро улыбнувшись, сказала:
— Что, развлекаетесь? Хорошее дело! Лёха, зайди к нам на минуточку — тебя Зайка зовёт.
Я тут же встал с пола (Надо же! Даже и не заметил, как оказался на полу!), машинально отряхнув брюки, что было не так уж и нужно, потому что даже на полу холла медцентра не было ни пылинки, и последовал за женой.
Первое, что мне бросилось в глаза, когда я вошёл в палату интенсивной терапии — это огромный саркофаг медкапсулы. Эта супернавороченная штука, предназначенная поддерживать жизнь в пациенте при любых условиях, сейчас была раскрыта, но я еле-еле смог обнаружить Зайку среди той мешанины проводов и трубок, что буквально накрыли поняшку с головой, закрывая её от меня. Всё что я мог обнаружить от поняшки — это её большие, синие глаза и длинные ушки. Пронзительный взгляд небесной синевы глаз тут же упёрся в меня, от чего я остановился на полушаге, словно бы внезапно налетев на стену.
— П-привет, Зайка! — помахал рукой я, всё же подходя к ней ближе. — Говорят, ты звала меня?
Она попыталась что-то сказать, но ей явно мешала маска, что плотно прижималась к мордочке поняшки. Её взгляд заметался, перескакивая от меня к Чике и обратно, словно она хотела что-то сказать, только я не слышал её. Впрочем, похоже на то, что жена её прекрасно поняла. Она подошла к медкапсуле и склонившись к приборной панели, вчиталась в данные на экране. После чего выпрямилась и повернувшись к Зайке, отрицательно помотала головой:
— Я не могу убрать маску — это опасно, — пояснила она ей. — Так что тебе придётся говорить через терминал. Так же, как ты до этого общалась с нами.
Взгляд Зайки снова упёрся в мою жену и в этот раз я ощутил что-то такое. Не мысли, вовсе нет! Но чувства, исходящие от поняшки, самым краешком зацепили меня. В них отчётливо чувствовалась какая-то просьба, даже мольба. Чика фыркнула что-то в ответ, явно мысленно общаясь с Зайкой, после чего повернулась ко мне и сказала:
— Мы вас оставим ненадолго, а вы посекретничайте — раз уж она так хочет. С терминалом ты знаком, так что справишься — сам так же общался когда-то. Если что-то пойдёт не так — зовите меня. Впрочем, я сама прибегу, если аппаратура тревогу поднимет.
После этих слов Чика удалилась за стеклянную перегородку, где что-то делали Вельвет и Трикси. Там она сразу же активно влилась в их работу и больше даже не глядела в нашу сторону. Только всё это меня не обманывало — я знал, что она, даже оттуда, прекрасно слышит мои мысли, и, если что — мгновенно придёт на помощь Зайке. Как и не беспокоился о том, что всё сказанное тут останется тайной — уж кто-кто, а Чика прекрасно понимает, когда можно болтать, а когда следует промолчать. Так что я развернулся к Зайке, состроив самое бодрое, но в то же время вопросительное выражение на лице. Впрочем, мне действительно было интересно, что она хочет мне сказать. Правда, как только я посмотрел на её измождённую мордочку, так сразу же вспомнил наш разговор с Чикой, что состоялся сразу после того, как она отвела меня подальше от детей.
Судя по сразу изменившейся мордочке Чики, я понял, что дело гораздо серьёзнее, чем она пыталась показать ранее, рисуясь перед детьми. По нервам неприятно ударило током от спущенной с привязи и сдерживаемой до этого момента тревоги Чики.
— Рассказывай! Самую суть! — громким шёпотом рявкнул я, чтобы не тратить понапрасну время на долгие объяснения.
Жена тут же кивнула, отбрасывая заранее заготовленные объяснения и стала излагать сухие факты, проговаривая всё невыразительным, каким-то холодным тоном:
— Она умирает, и мы ничего не можем с этим поделать, — она облизала губы, собираясь с силами продолжать, невольно делая паузу, что дало мне возможность задать вопрос:
— А как же арийские медкапсулы или анабиоз? — задал и сам же поморщился от банальности вопроса — уж наверняка мои жёны не забыли о такой возможности, что и подтвердил ответ Чики.
— Мы думали об этом, но, — Чика печально понурилась, тяжко вздохнув. — В её случае даже анабиоз не поможет.
— Но, как?!
— Тот Выброс, что задел её, оказался… очень коварным, — с вырвавшимся всхлипом пояснила Чика. — Никто… никто и подумать не мог, что он способен на… на это.
— И что с ней происходит? — спросил я, глядя на так не ко времени замолчавшую жену. — Ну, что ты молчишь?! Отвечай!
Я тряхнул её за плечи, да так, что голова Чики безвольно мотнулась из стороны в сторону, и прокричал:
— Ну же, говори! Что с ней?!
И тут случилось то, что я очень редко видел в исполнении моей Чики. Она вдруг отшатнулась от меня, часто заморгала глазами, всхлипнула, а потом заревела в голос, тут же прижавшись лицом к моей груди.
Прошло достаточно много времени, чтобы успокоить жену и всё же выяснить всё, что происходит с Зайкой. И теперь я стоял перед медкапсулой, в которой лежала маленькая поняшка, и точно знал, что жить ей оставалось очень недолго.
Всё в нашей Вселенной умирает. Даже сама Вселенная когда-нибудь умрёт, так что я могу с уверенностью сказать, что нет никаких бессмертных существ, а есть только долгоживущие. Да, даже обе правящие принцессы не вечны, хоть и живут уже довольно долго. Подозреваю, что и тот же Дискорд имеет какие-то ограничения в сроках жизни, не смотря на его способности изменяться и находиться во множестве мирах одновременно. Бессмертных нет — энтропия действует на всё и всех. У этого правила нет исключений. Но если мы будем говорить о энтропии на примере Зайки, то тут эта вездесущая сучность сделала взбрык хвостом и многократно ускорила свои процессы в теле мелкой поняшки. И теперь Зайка буквально тает, разлагаясь на более простые элементы, и каким-то чудом процесс этот не останавливается даже в анабиозной камере, где температура достигает абсолютного ноля. Никто из тех, кого привлекли жёны к решению этой проблемы, так и не смог найти способа остановить это, и потому взять паузу, на подумать, не выйдет.
Я вздрогнул, поняв, что стою уже так довольно давно, молча смотря на Зайку, а та тоже просто смотрит на меня, не прерывая моих размышлений.
— Зайка? — слегка кашлянув, чтобы убрать сжавший горло комок, позвал я.
— Да? — сияние огромных синих глаз больно резануло мне по сердцу.
— Говорят, ты звала меня? — поинтересовался я. — У тебя есть какая-то просьба? Или, может быть, ты что-то хочешь?
— Дядя Лёша, пообещай мне, если я выздоровлю, то когда-нибудь, когда я выросту, я стану твоей особенной пони?! — неожиданно для меня, толи попросила, толи потребовала Зайка.
Мда... и что ей ответить? С какой бухты-барахты она вообще подняла эту тему? Я покосился на Вельвет, что стояла за стеклянной перегородкой и не отвлекаясь ни на что, колдовала над приборами, шумстро барабаня по клавишам. Я надеялся на то, что она подскажет мне правильный ответ, но та, как и остальные мои жёны, была полностью занята своими делами и совершенно не реагировала на нас. А Зайка, не дождавшись моего ответа, продолжила:
— Если не хотите, то и ладно! Я не хочу вас заставлять, но я влюбилась в вас почти сразу! Вы были так добры ко мне! Никогда прежде я не чувствовала такого! Вы необычный! Вы даже отгадали моё имя! А я его никому здесь не говорила! Я… я не смогу без вас!
На глаза поняшки набежали крупные слёзы, в них я увидел блеск светильников, что освещали комнату. И тогда я сделал то, что сделал.
— Да, Зайка, я согласен! — пообещал я, прекрасно зная, что жить ей осталось совсем чуть-чуть. — Мы поговорим об этом чуть позже, когда ты выздоровеешь и немного подрастёшь. Хорошо?
— Хорошо! — обрадованно кивнула Зайка, и на её мордочке появилась её такая редкая, но очень милая улыбка. — И не переживайте, я в курсе о ваших предпочтениях, так что я уже поговорила с тётей Трикси, и она обещала переработать своё заклинание под меня. Ну… когда придёт время. Даже сказала, что раз я наполовину чейнджлинг, то ей будет легче сделать это.
Обалдеть! Оказывается, об этом и Трикси в курсе?! Я почувствовал нарастающее раздражение, от того, что снова без моего ведома стал вовлечён в кобылий заговор. Потом вспомнил, что Зайке осталось всего ничего и почувствовал себя подонком от того, что дал ей своё обещание, не собираясь его выполнять.
После этого я больше не мог находиться рядом с Зайкой, мне было стыдно даже поднять на неё взгляд. Так что я скомкано попрощался, сославшись на кучу неотложных дел, и быстро выскочил за дверь, буквально сгорая от стыда за себя родимого.
Только за дверью я смог хоть как-то собрать мысли в кучу и перевести дух. Сейчас мне очень сильно хотелось курить, несмотря на то, что в последний раз я курил ещё лет в пятнадцать, когда пробовал все запретные удовольствия. Сейчас же мне реально хотелось как-то расслабиться, отрешиться от всего того, что я узнал буквально недавно. Как же было проще жить без всего этого!
— Печально, — услышал я за спиной голос, который никак не ожидал услышать сегодня. — Всегда грустно терять друзей, особенно, если они так молоды. — пояснил Дискорд, отвечая на мой вопросительный взгляд.
Он стоял рядом с моими детьми, которые насторожённо переводили взгляд с меня на Дискорда. Впрочем, я прекрасно понимаю опасения того же Куро — как-то раз он уже был жертвой розыгрыша Дискорда, и как мне объяснил сам Куро — вполне заслуженно. Правда, я так и не смог выяснить причины того, за что Куро целый день провёл в облике большого, покрытого белой шерстью, лягуха. Ни сам Куро, ни Аой, так и не признались мне в этом. Сам же Дискорд тогда пропал куда-то и ни на что не отзывался. Зато сейчас его помощь будет как нельзя кстати!
— Дискорд, — подался я навстречу к этому почти всемогущему божку, — ты можешь спасти её?!
Могущественное существо, выглядящее как какая-то шутка вивисектора, отрицательно помотало головой.
— К моему глубочайшему сожалению, в этой ситуации я практически бессилен, — грустно развёл лапы Дискорд. — Спасение жизни — это вообще не в моей компетенции.
Я практически впервые видел серьёзного Дискорда, который просто и без затей расписывался в собственном бессилии. Что ж… раз уж он не может помочь, то Зайка точно обречена.
— Папа? — робко позвала меня Аой, когда я снова развернулся к двери в святая святых медцентра.
— Что, доча?
— Значит Зайка… — дочь тяжело сглотнула, чтобы смочить внезапно пересохшее горло, — умрёт?
— Идите домой, — не глядя на детей хрипло просипел я. — Вам не нужно сейчас тут находиться.
После чего вошёл в дверь, краем глаза увидев, как Дискорд выпроваживает детей наружу.
Мне не раз приходилось видеть, как умирают люди. Были это и близкие мне, и друзья, и просто знакомые. Чего я ещё не видел, так это того, как умирает ребёнок. Нет, было такое, что я потерял дочь, но это было не у меня на глазах. Просто однажды мне сообщили, что она погибла — это было тяжело. Очень тяжело! Но всё это оказалось таким пустяком, по сравнению с тем, что происходило сейчас. Всё это время я решил побыть с Зайкой до конца. Не знаю, что тут было больше — чувства вины, жалости или ещё чего-то, но я просто так решил. Я видел, что моё общество приятно жеребёнке и потому сидел рядом с ней, пока Чика, Вельвет и Трикси изо всех сил пытались как-то продлить ей жизнь и облегчить страдания.
Не знаю сколько продолжалось всё это — я просто потерял счёт времени, беседуя с Зайкой о всяких пустяках и стараясь не думать о приближающемся страшном финале. Я могу признаться, что сам очень боюсь смерти. Было время, когда я и сам был практически за краем, на волоске от смерти и с ужасом ждал, когда же она придёт за мной. Но всё это не то! Ждать свою смерть, и ждать смерти другого, дорогого тебе существа — это, могу утверждать, очень большая разница. Пожалуй, ожидать своей смерти гораздо легче — там просто в какой-то момент перестаёшь боятся её и тебе стают на всё плевать. В какой-то момент ты даже с нетерпением ждёшь смерти, потому что лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас.
Однако, сейчас, когда на моих глазах умирала Зайка, всё это было гораздо страшнее, хуже, невыносимее. В какой-то момент все те действия, что предпринимали мои жёны, перестали работать. Я очень ясно заметил этот момент — поняшка запнулась буквально на середине слова, перестав рассказывать о том, как она жила на планете, с мамой и папой. Её мордочка скривилась в гримасе боли, но кобылка быстро справилась, попытавшись принять невозмутимый вид. Однако, в следующую секунду резкая боль буквально скрутила её так, что удерживающие поняшку ремни не выдержали, лопнув с каким-то резким, словно выстрел, звуками.
В палату гурьбой вбежали мои жёны. На их лицах я прочитал целое море чувств. По моим мозгам шарахнуло каким-то экзотическим коктейлем чувств, в котором смешались страх, отчаянье, протест, жалость, скорбь и ещё ворох других чувств и эмоций — это до меня дошли все те эмоции, что испытывала сейчас Чика. Они, как не странно, помогли мне — это как испытать облегчение, после того, как тебя жахнуло током или когда заденешь нерв в больном зубе. Сначала тело пронзает острая боль, а потом наступает приятное облегчение. Именно это я и испытал сейчас, когда Чика смогла погасить эмоции.
— Дядя Лёша, — в наступившей внезапно звенящей тишине до меня донёсся слабый голос Зайки.
— Да, Заинька?
— Я умираю? — спросила она, буквально вперив в меня взгляд большущих синих глаз.
Я сглотнул возникший в горле ком и просипел, не обращая не протестующие жесты жён, — Да, Зайка, ты умираешь. — мне казалось, что обманывать её в этой ситуации было бы… аморально, что ли?
— Спа… сибо! — чуть скривившись от очередного приступа боли, проговорила маленькая кобылка.
— За что? — удивился я.
— За правду!
Взгляд Зайки, так и глядевшей на меня, был в этот раз каким-то другим, особенным, что ли? Словно она внезапно повзрослела, стала старше на сотню лет и на столько же мудрее. Этот взгляд было очень непросто выдержать, и я отвёл глаза, не в силах больше терпеть его.
А через миг Зайку снова скрутило от боли, но в этот раз она даже не пыталась сдерживаться, громко закричав, вернее завыв, вытягивая одну, какую-то очень тягучую, жуткую ноту.
— Сделайте что-нибудь! — крикнул я, повернувшись к жёнам.
Те переглянулись и отрицательно помотали головами.
— Мы только продлим её мучения, — пояснила Чика, выступив вперёд.
Тело Зайки внезапно затряслось, словно она попала под тон, а вопль её стал вибрирующим, но от того не менее жутким.
— Наверное, лучшее, что мы можем сделать — это прекратить её мучения, — тихо, но твёрдо проговорила Чика, а Трикси и Вельвет молча покивали головами, соглашаясь с ней.
— Так сделайте это! — выкрикнул я, смотря на бьющееся в агонии тельце.
— Вот! — в руке Чики появился пульт с большой красной кнопкой под прозрачной защитной крышкой. — Выйдите все! Я сделаю это!
Я подскочил к Чике и выхватил из её рук пульт, после чего приказал:
— Выйдите! Я сам всё сделаю!
Жёны без пререканий выскочили за дверь. Я только едва уловил чувство облегчения, что пробилось через щит Чики. Ну да, именно из-за этого я и отобрал у неё пульт — мне не хотелось потом возиться с её чувством вины. Мне гораздо проще справиться со своими внутренними тараканами, чем гонять их у моей жены.
«Да она же сама мне с этим поможет! — мелькнула нелепая в этой ситуации мысль. — Гонять мозговых тараканов — это по её части!»
— Прости, Зайка! — произнёс я, развернувшись к бьющемуся в приступе боли тельцу, но она никак не отреагировала на мои слова — похоже, она уже не здесь, а где-то далеко. Надеюсь, там ей будет хорошо.
Я пальцем зацепил прозрачную крышку и тут же, не раздумывая, нажал на красную кнопку. Короткая вспышка ослепила меня, а после этого в медкапсуле уже никого не было. И тишина, звенящая тишина мгновенно заполнило помещение. Я даже не слышал теперь шума аппаратуры, что была во множестве собрана в этой комнате. Оглядевшись, я понял, что хочу выйти наружу — мне нужно было срочно что-нибудь разнести! Уничтожить в дребезги! Чтобы в пыль, на атомы! Я быстро выскочил за дверь, чтобы не попортить в медцентре какое-нибудь ценное, а зачастую — уникальное оборудование. Но уже в холле понял, что больше не в силах сдерживать свои деструктивные желания.
— Н-на-а-а! — заорал я, с силой врезав кулаком по колонне.
Она тут же сломалась, а часть её разлетелась в пыль, принеся мне некое моральное удовлетворение от проделанного. Я поискал глазами следующую цель, чтобы и её разнести так же, как ту колонну, но тут же замер столбом, услышав робкий, детский голос:
— П-папа?
Резко развернувшись, я увидел стоящих поодаль заплаканных детей и очень бледных, смотрящих на меня со страхом, заплаканных жён.