Авторучка

Такая вот дружбомагия

Все персонажи являются вымышленными. Совпадение с любыми реальными людьми, именами, фамилиями, никнеймами и биографическими подробностями является случайным.

Я пригубил кружку прохладного напитка. Вслушался в шипение пены, ощутил на языке терпкий яблочный вкус.

 – Говорят, – заметил Филипп, откинувшись на плетеную спинку стула, – этот сидр по сравнению с тем, что с той самой фермы – ослиная моча. Не знаю, приятель, как по мне – и этот хорош.

 – Той самой фермы? – переспросил я.

Мы сидели в небольшой уличной кафешке на Мидоу-стрит, неподалеку от театра. Хозяева и завсегдатаи кафе уже привыкли к нашему обществу, и на нас косились только прохожие. До заката солнца оставалось около часа.

Ветер был прохладным, несмотря на ясную погоду. Далеко на горизонте, над самыми крышами, громоздились тучи, но к городу не приближались, хотя бриз должен был гнать их в нашу сторону. Если иметь под рукой хороший бинокль – можно было увидеть мелькающие под облаками разноцветные точки. Погодная команда Мэйнхэттена творила очередное метеорологическое колдунство, не подпуская непогоду к городу.

Еще одно напоминание о том, что ты в чужом мире.

 – «Сладкое Яблочко», – произнес Майкл, третий участник компании. Вообще обамериканившегося то ли поляка, то ли словака звали как-то иначе, но Филипп упорно именовал приятеля Майклом, а я успел забыть, как он сам представился – то ли Михал, то ли Михаэль. Так что про себя величал его Майклом. Он работал грузчиком в мэйнхэттенском порту, был плечист, черноволос и немногословен. Ограничиваясь в разговоре вот такими короткими репликами. По-моему, наша троица представляла собой всю немногочисленную человеческую диаспору Мэйнхэттена.

 – Ах да, ты же не в курсе, – хлопнул себя по лбу Филипп. – Знаменитая яблочная ферма из сериала. Эпплы по-прежнему делают на ней свой фирменный сидр, но человеку его попробовать не светит ни при каких раскладах. Даже тем, кого выпустили из лагеря. Еще хорошо, если не получишь копытом по лбу.

Майкл лишь тяжело вздохнул.

 – Так, значит, ты уходишь? – сменил тему Филипп.

Я кивнул.

 – Хватит с меня Гранд Дрейпа. А ты сам как, не думаешь сваливать?

Филипп тряхнул шевелюрой.

 – Не, чувак. Я – человек искусства. Огни софитов, аплодисменты публики – вот ради чего стоит жить. Ради своего призвания можно потерпеть одного мудака из всей труппы.

По-моему, на нашу долю доставались в основном не аплодисменты, а мозоли от декораций и окрики от помрежа. Однако я смолчал. Если Филиппу нравится такая работа – кто я такой, чтобы его отговаривать?

Я вновь отпил сидр. Покосился в окошко, на спешащих по тротуару пони.

 – Эта ферма. Она в этом, как его, Понивилле?

Оба собутыльника кивнули.

 – Эпплджек конкретно так встала на дыбы после того случая с Флаттершай, – пробормотал Филипп. – Говорят, они с Биг Маком обещали, если увидят человека на своих полях, сперва лягать, а потом разговаривать.

 – А Твайлайт? – поинтересовался Майкл.

 – А то ты не в курсе. Твайлайт умыла копыта, чувак. Как и в прошлые разы.

Я обвел собеседников взглядом.

 – Ребята. А расскажите, что там происходит, в этом лагере.

Филипп помрачнел.

 – Там – хреново, парень. Там реально хреново.

Он тоже сделал глоток.

 – Знаешь, по первости оно так не было. Все такие броняши, дружбомагия и все дела, – он мрачно ухмыльнулся. – Эх, помню, в школе нас заставляли зубрить какую-то книжку, забыл, как называлась. Короче, там кодла малолеток попадает на необитаемый остров. И сперва все такие мальчики из хороших семей, не желаете ли кокосовых орехов, мистер Джек, ах, где же мисс гувернантка, чтобы подтереть мне зад. А потом – начали чморить слабаков, чистить друг другу репу, и через месяц – были первые трупы. Вот и там – то же самое. Кто-то кого-то пихнул в очереди к умывальнику, кто-то кому-то нахамил в столовке, кто-то не поделил девчонку… Это вообще отдельная жесть. По одной девчонке на полусотню парней, это звездец, сам понимаешь.

Он прервался на еще один глоток сидра.

 – Откровенное дерьмо поперло года два назад, когда грохнули того гитариста. Господи, как же его звали… То ли Нагиса, то ли Номура… Помнишь, щекастенький такой? Или тебя позже закинуло?

Майкл молча покачал головой.

 – Японец? – зачем-то переспросил я.

 – Да нет, просто анимешник. Они с Коди вроде как сцепились из-за бабы…

 – Из-за бабы? – удивленно протянул Майкл. – Коди вроде не по этой части.

 – Ну, может, из-за парня, черт знает. Я свечку не держал. Короче, он начал с Коди дерзко разговаривать, и тот ему вбил переносицу в мозг.

 – А пони? – пробормотал я.

 – А что пони? – Филипп криво усмехнулся. – У поней получалось вмешиваться, пока Армата с Саймоновым в русском бараке друг другу по ночам в ботинки ссали. А когда вылезло натуральное дерьмо…

Он понизил голос.

 – Свидетелей нет, а если бы и были – кому охота подставляться? Потом, что можно сделать с человеком, который уже в тюрьме? До плетей или карцера пони не додумались, да и не тот народ эти отморы, чтобы их пугаться. А превентивно запулить в Тартар всю кодлу у принцессы духу не хватило.

Последовал вполне профессиональный ОТВ.

 – Вот тогда Твайлайт и сломалась. Переложила руководство лагерем на Стоун Уолла, а за Лирой оставила научную часть. Ну а Стоун Уолл – ставленник Нейсея с понятно какими взглядами. Он решил, что раз Коди со своей бандой поддерживает хоть какой-то порядок в лагере, то пусть так и остается. С тех пор так и повелось – пони не лезут внутрь, пока дерьмо не выходит наружу. Вот такая вот дружбомагия, чувак.

Майкл кивнул. С не менее мрачным видом.

 – Я, как только началась эта херня, – продолжал Филипп, – сразу сообразил, чем пахнет. Подорвался и напросился на прием к принцессе, пока лавочку не прикрыли. Вертелся миногой, но убедил ее, что весь такой дружбомагичный и чуть ли ее дневник наизусть не цитирую. Да в принципе что? Написаны-то там правильные вещи. С понями оно даже работает.

 – Ты общался с принцессой?

 – Ну как общался? Сидел на лекциях. Да на них половина исекайнутых сидела, пока халява не кончилась. Вообще, Лире спасибо.

 – Лире? – все-таки Фил с Майклом порой забывали, что я-то не ориентируюсь во всех этих именах и названиях.

Филипп недоуменно на меня посмотрел.

 – Эквестрия вызывает Евгена, прием! Та пони, ты говорил, она сама тебя обследовала в КУДА! Биолого-лингвистическое ядро!

 – А-а-а, которая профессор Хартстрингс?

 – Она самая. Ну, звание ей Твайлайт дала honoris causa, но она реально много для нас сделала, чувак. Вон, Майки из тех, кто выбрался благодаря ей. Да и я сам тоже. Она лично наседала на Твайлайт и уверяла, что тщательно нас проверила. И мы не такие психи, как многие исекайнутые. Пока Стоун Уолл не просек лавочку и не пожаловался на нее Нейсею.

Я тряхнул головой. Снова покосился на тучи над горизонтом.

Скоро начнет холодать. Надо что-то придумать с зимней обувкой. Не ходить же в шлепанцах по зимним улицам?

 – Психи?

Оба моих собеседника переглянулись.

 – Психов было много, – Фил скривился, будто лимона отведал.

 – Знаешь, приятель. Вот представь какого-нибудь вегана-аутиста или шизофреника с ДЦП, у которого всей радости в жизни – вздрочнуть на дакимакуру с Луной. И вдруг его херакс – и запихивает сюда, в мечту всей жизни. А через две секунды – ему говорят, что он тут никто и место ему – за решеткой. Что с его крышей будет от таких кульбитов?

Майкл молча буравил взглядом собственные сплетенные в замок ладони.

 – Сбрендивших было много. Ну, если в процентах, то горстка, но, сам понимаешь… Кто-то, как Пятый, начинал орать «Понька!» и гоняться за кобылами. Кому-то в башку взбрело, что это очень яркий трип под колесами, и будет очень весело бегать с топором и пугать поней. Один парень выстроил самодельный алтарь Луны и каждый вечер жег на нем письма принцессе. Не обращая внимания, что сами пони смотрят на него, как на поехавшего.

 – И дальше – по цепочке. Исекайнутые творят дичь, пони от новых исекайнутых шарахаются за километр. Гвардейцы, не разбираясь, пакуют исекайнутых. Кто-то пытается бежать или отбиваться, случается дерьмо. В итоге… в итоге пришло к тому, к чему пришло, чувак. К тюрьме вместо Школы Дружбы.

Он сделал движение щеками, будто хотел плюнуть.

 – А к чему ты заинтересовался?

Я развел руками.

 – Ну, просто… Как-то странно. Я в этом мире уже несколько месяцев, и до сих пор не пробовал узнать лично, а как живут другие люди. Основная масса, я хочу сказать. Только по слухам и рассказам.

Филипп сузил глаза.

 – Але, приятель! Ты часом не собрался туда перебраться добровольно?

Майкл не произнес ни слова. Только энергично замотал головой, будто я и впрямь брякнул, что намерен переехать в так красочно расписанный концлагерь.

 – Нет. Нет, конечно, особенно после всех вещей, что ты рассказываешь… Просто мелькали мысли, что надо хотя бы самому понять, что там происходит. Рассказывают-то всякое, но вокруг мало кто его глазами видел.

 – Даже и не думай, – решительно произнес Филипп. – Нечего там делать. В последнее время там даже посещения под запретом. Я уж не говорю, что в Понивилле за эти годы на человека стали смотреть хуже, чем на древесного волка.

Осушил кружку.

 – Вот как-то так. Я оттуда сбежал почти два года как, и не жалею. Уж лучше таскать декорации за занавесом, чем шестерить у Коди с его подсосами. Единственный минус – с бабами напряг, но с ними и в лагере напряг, так-то.

Он сально усмехнулся.

 – И вообще, вопрос решаемый. Особенно если руки не отсохли.

Я с трудом сдержал смешок. Даже Майкл слегка улыбнулся.

Фил покосился в сторону официантки, разносившей кружки с сидром. Поймав его взгляд, та приблизилась к столику.

 – Еще сидра? – поинтересовалась она. Никак не реагируя на человеческую внешность, благо мы в кафешке уже примелькались.

 – Да, мисс, еще по кружечке, – кивнул Фил. Проводил кобылку задумчивым взглядом.

 – Вопрос решаемый, – повторил он. Перевел взгляд на меня.

 – А как у тебя с той кобылкой, которую ты приводил на представление?

Моя челюсть уехала куда-то вниз.

 – Чего?!

 – Ну, та единорожка, сине-зеленая такая. У вас с ней что-то срослось? А то если нет, я бы к ней с удовольствием подкатил, раз уж она по двуногим.

В ушах забухала кровь. Я сам не понял, как оказался на ногах. Просто вдруг в один момент осознал, что стою, а стул – валяется в метре от меня.

И я, подавшись вперед, нависаю над Филиппом.

 – Что. Ты. Сказал?!

 – Але! – тот отшатнулся. – Чувак, стой! Ты чего? Я же просто спросил! Я же не извращенец какой-нибудь вроде Пятого, нет так нет, сразу бы сказал, что у тебя с ней все схвачено!

Я ошеломленно затряс головой.

 – Как понять «все схвачено»?!

 – Ну, в этом самом смысле, – Фил все еще косился на меня с опаской. – Le grand l'amour toujours, и все такое.

Я отступил на шаг. Подобрал сиденье и, переводя дух, на него опустился.

 – Что за чушь ты городишь?

— Я думал, ты в курсе. Ну знаешь, когда мальчик любит девочку, или жеребчик – кобылку…

 – Да понял я, мать твою! Я не в том смысле! Она же пони!

Филипп осклабился.

 – И что? Процессу, знаешь ли, это не мешает. Главное – желание сторон, а дальше дело техники. И нужной пимпочки в нужную дудочку.

Раздалось вежливое пофыркивание. Обернувшись, я увидел пони с зажатым в зубах подносом с кружками, одной ногой она придерживала его за край.

 – Извините, – произнесла она, опустив поднос на стол. – У вас все в порядке, джентлькольты?

Я медленно кивнул.

 – Извините, кобылка. У нас с друзьями вышел небольшой спор. Все хорошо. Спасибо за сидр.

 – О, всегда пожалуйста, – официантка собрала пустые кружки и удалилась, все еще поглядывая на меня через плечо. Я перевел взгляд на Филиппа.

 – Ты несешь полную ахинею. Это же извращение какое-то.

Тот пожал плечами.

 – Что естественно и нравится двум – то не извращение.

 – Вот именно, что противоестественно!

 – Да? То есть у вас с ней ничего и никак?

 – Разумеется!

 – Ну и чего тогда ты на меня так вызверился?

И вот тут у меня не нашлось ответа.

Действительно, а чего я так отреагировал? Нет, это реально попахивает каким-то полным извратом не хуже зоофилии… Но если все добровольно и по взаимному согласию, тогда какое мне дело до чужих извращений?

Да нет. Просто Альятара – мой друг. И мне не нравится слушать, как о ней рассуждают… в таком ключе. Не нравится, и точка.

 – Ты несешь полную чушь, – твердо и убедительно произнес я.

Филипп уже улыбался в открытую.

 – Ладно-ладно, чувак, как скажешь, вопрос закрыт. Больше твою единорожку не обсуждаем, и твою личную жизнь – тоже.

 – Она не «моя», – процедил я, едва сдерживаясь.

 – Да как скажешь, приятель, – Фил прищелкнул языком. – Ладно, приударю за Стейдж. Глядишь, в один прекрасный день она обратит свое внимание на скромного рабочего сцены.

Я уже в достаточной степени овладел собой, чтобы выдавить ухмылку.

 – Боюсь, она на тебя смотрит, как на инопланетную обезьяну.

Тот пожал плечами.

 – Женское сердце переменчиво, как весенний ветер.

 – Так значит, ты собрался открыть лавку? – сменил тему Майкл.

Я кивнул.

 – Ну удачи в бизнесе, – проговорил Фил.

 – Спасибо, – честно говоря, до этого разговора у меня вертелась мыслишка позвать того в напарники. Второй человек за прилавком нам бы не помешал, подогревая интерес публики за счет экзотичной внешности. Но сейчас я отбросил эту идею напрочь.

Я допил залпом кружку и опустил на стол. Там же оставил четыре серебряных бита.

 – Ладно, мужики, я пойду. Дело не ждет.

 – Что ж, au revoir.

 – Всем всего. Как-нибудь еще соберемся.

Скрипнула дверь в лавку.

 – Привет! Готов тебя подменить.

 – Евгений! – Альятара тепло улыбнулась. – Да я пока и сама справляюсь. С утра был небольшой наплыв пони, а сейчас все разошлись.

 – Сколько штук продалось?

Единорожка замялась.

 – Три. И еще два пони заказали именной стиломех. Я зарисовала метки и масти, обещала, что все будет готово послезавтра.

 – Ну отлично. Тогда сейчас и займусь, потом уже подменю тебя.

Альятара покачала головой.

 – Извини, но у тебя не очень получается с прорисовкой. Только не сердись, но лучше их сделаю я.

 – Да какие обиды? – развел я руками. – Я и так знаю, что как художник ты в сто раз круче. Ты рисуй, а я потом отлакирую.

 – Или Реми, – единорожка кивнула. Протянула мне ключ от кассы и скрылась за дверью подсобки.

Я взгромоздился на стул, подложив пустой ящик под ножки – купленная на распродаже понячья мебель под габариты других видов была не очень рассчитана. Обвел взглядом ровные ряды авторучек на прилавке и на витринах.

Конечно, с такой окупаемостью мы даже кредит не отобьем. Три ручки за полдня – ни о чем (я не стал говорить этого Альятаре, но единорожка и без меня умела считать). Впрочем, сейчас рабочий день. Ближе к вечеру возвращающиеся с работы пони обязательно заглянут в лавку и вот тогда касса начнет наполняться.

Да в конце концов! Предприятие работает четвертый день, рано подбивать итоги и считать цыплят. Скоро слухи о нас разойдутся по городу…

Дверь открылась.

 – Добро пожаловать в «Стиломехи Старгейз», джентлькольт!

Серый земнопони с меткой в виде трех белых звезд уставился на меня.

 – Хм-м? Мистер, вы… минотавр?

 – Не совсем. Я – человек. Человеческие товары для пони Мэйнхэттена, лучший выбор и лучшие цены! – я постарался выдать свою самую обаятельную улыбку.

Пони задумчиво осматривался по сторонам.

 – Человеческие товары?

 – Да, мистер. Мы у себя, в мире людей, называем это устройство… – я вовремя поправил себя, – стиломехом. Взгляните, – я добыл из-под прилавка ручку и оставил на листе бумаги несколько красивых завитушек. – Это – автоматический стилус со встроенной чернильницей. Его не надо очинять или затачивать, или окунать в чернила, все, что вам нужно – это заменять стержень раз в неделю или около того! Представьте себе, как это удобно!

Пони с любопытством склонил голову.

 – Интересно, интересно. И сколько оно стоит?

 – Каких-то жалкие пятьдесят шесть бит, мистер! А за скромные двадцать бит сверху – мы перекрасим его под ваш окрас и напишем на нем ваше имя!

 – Сколько-сколько?!

 – Джентлькольт, – я добавил в голос чуток возмущенной гордости. – Только представьте себе, что вам не придется больше покупать перья с карандашами. Что вы физически не сможете поставить кляксу или размазать строку промокашкой. А вы когда-нибудь проливали чернильницу? Теперь вам не придется терять время и силы на то, чтобы оттереть чернила со стола и шерсти! Разве это не стоит своих денег?

 – Звучит разумно, – пони подхватил со стола демонстрационный стиломех и оставил несколько понячьих завитушек. Я мысленно внес в список дел цепочку, чтобы прикрепить образец к столу… потом сказал себе, что в пасторальном мире пони, хочется надеяться, не принято по мелочи наживаться на кражах в лавках. Ладно, не отвлекаемся, дожимаем клиента, пока тепленький…

 – Смотрите, – я выхватил стиломех у него из копыт. – Чтобы заменить чернильницу, отвинчиваем колпачок вот здесь. Все очень просто, достаточно достать старый стержень и вставить новый, – я закрутил колпачок. – Когда не пользуетесь стиломехом, надеваете второй колпачок вот сюда, чтобы чернила не пересыхали. Хотя даже если они пересохнут, вы можете расписать его парой движений!

 – Да, затейливая штука, – пробормотал задумчиво пони. – Так вы говорите, не нужно больше покупать перья? Что ж, не то чтобы это была такая уж проблема… Но ладно, возьму как сувенир, показать друзьям.

Я выдал еще одну фирменную улыбку.

 – Ваши друзья наверняка скажут, что вы держитесь на острие прогресса!

 – Да, прогресс в наше время несется вскачь, – согласился пони. – Все эти новомодные радиошоу и разумные из-за границ государства… Ладно, сколько вы сказали? Пятьдесят?

 – Пятьдесят шесть.

 – Камнями принимаете?

 – Разумеется. Только одну секунду, – я дернул за нить колокольчика.

В дверях показалась головка Альятары.

 – Евгений?

Я наклонился к ее ушку.

 – Помоги отсчитать сдачу.

Единорожка задумчиво осмотрела довольно крупный рубин.

 – Битов на восемьдесят, – проговорила она. – Вот ваши деньги, мистер. Обязательно приходите снова за сменными стержнями!

 – Это если буду активно пользоваться этой штукой, – с сомнением произнес пони. – Ладно, уважаемые, всего доброго.

Хвост сиганул сверху, утащил рубин в ящик кассы и, сжав стиломех обеими лапками, зачиркал по листочку бумаги. Протянул покупателю квитанцию.

Я поклонился, провожая взглядом исчезающий в дверном проеме хвост пони.

 – Четвертая продажа за день.

Альятара вздохнула.

 – Надо что-то с этим делать, – протянула она решительно. – И я знаю, что. Справишься один до вечера?

 – Да легко. На крайняк позову Стила или Реми. А ты куда?

 – Загляну в «Мир Мэйнхэттена». Во-первых, попробую договориться о скидке на рекламу.

 – А во-вторых, предложишь стиломехи?

 – В точку!

 – Ну, давай. Идея хорошая.

 – А то! Как думаешь, какую скидку предложить на первую партию?

Я поморщился. Какая, к свиньям понячьим, скидка? Мы и так взяли цену на грани окупаемости!

 – Бита три максимум, – наконец произнес я. – Это на обычные. На именные… Ну, там можно заложить десяток. И то, только на первую поставку.

Альятара тоже покривилась, но спорить не стала. Как я и говорил, считать она умела.

 – Тогда до вечера, – она ободряюще улыбнулась и скрылась за дверью.

Я проводил ее взглядом.

Мать моя женщина, надо было все-таки зарядить Филу по физиономии, чтобы не ляпал языком лишнего… Так, Женек, спокуха!

Не срывайся. Не стоит. Тем более из-за нескольких неосторожно брошенных слов.

К вечеру в лавке, как я и ожидал, стало понно. За дверью даже скопилась небольшая очередь. Правда, многие покупатели заходили в основном поглазеть на диковинные штуки на витринах.

Но я не сдавался, пускал в ход все природное и усвоенное обаяние, честно пытался «зеркалить» клиентов, как бы это не было трудно с четвероногой клиентурой и закрывать потребности. И иногда это даже работало. По крайней мере, хватало одного согласного на покупку пони, чтобы еще пара-тройка сомневающихся следовали его примеру. На отдельном листочке копились мои кривые наброски по заказам именных стиломехов – имя заказчика, окрас, набросок метки (запоздало я подумал, что Альятаре будет не слишком удобно разбирать мои каракули. Фотоаппарат, что ли, прикупить? Вроде я видел где-то лавку с ними, да и Альятара упоминала, что фотография в Эквестрии вполне известна…).

И к вечеру, когда на город упала ночь, и за окном разгорелись светлячковые и электрические фонари, в кассе гордо покоилась внушительная горсточка битов, полученная от продажи пятнадцати изделий. Еще восемь строчек ждали своей очереди в листе заказов.

В лавке стемнело, но я предпочел выключить верхний свет. Покупателей уже не ожидалось, а жечь электричество только ради удобства для глаз меня придушила жаба. Лишь мягко горела на столе светлячковая лампа, выхватывая из теней витрину и прилавок.

А я – восседал на стуле, привалившись к стене магазина. Чувствуя себя выжатым, как лимон.

Собственно, рубашка пропиталась потом так, что ее и впрямь можно было выжимать.

Ладно. Ничего. Привыкну.

Это только первый день в активном режиме.

Дальше станет полегче.

В дверь постучали.

 – И снова привет, – улыбнулся я единорожке.

 – Я думала, ты уже закрыл магазин, – озадаченно ответила та.

 – Решил передохнуть малость перед уходом. Стил с Реми уже по домам, – сообщил я. – Чем порадуешь?

Альятара расплылась в улыбке.

 – Контракт на первые пятьдесят штук у нас в кармане! И еще одну именную для Флэш Ньюс, начальницы репортерского отдела. А еще нам дадут десятипроцентную скидку на объявление!

 – Молодец! – я собрался с силами и отлепился от стенки. С кряхтением поднялся на ноги. – А у меня не так успешно. Пятнадцать обычных, восемь именных, считая вместе с твоими.

Альятара очень изящно пожала плечами.

 – Ну и отлично! Считая с теми, что мы продадим в редакцию, это даже больше, чем наша дневная норма!

Я покачал головой.

 – Спасибо за утешение, конечно, но контракт – это разовая сделка. Без ее учета нам надо продавать вдвое больше, чем сегодня, просто чтобы оставаться на плаву.

Альятара решительно обогнула прилавок. Поднялась на задние ноги, так, что ее огромные глаза оказались почти вровень с моими. Опустила копытца мне на плечи, удерживая равновесие.

 – Евгений, – произнесла она твердо. – У нас все получится.

Я улыбнулся в ответ.

 – Я знаю. Спасибо.

И вдруг понял, что ее мордочка слишком близко к моему лицу. И мы – стоим практически в обнимку.

И поспешно сделал крохотный шажок назад, высвобождаясь из объятий.

 – Ф-фух, – я картинно вытер пот со лба. По правде говоря, и притворяться-то особо не приходилось. – Да, хлопотное занятие, уже и ноги подкашиваются. Пойдем домой?

 – Конечно, – Альятара улыбнулась так ласково, что внутри у меня вспыхнуло в ответ на эту улыбку что-то теплое. Шагнула к двери. Я вдруг обратил внимание, как плавно она скользит среди отбрасываемых лампой теней… Как скользят под шерсткой мышцы, как ложится на спину синяя волна гривы…

 – Подожди минутку, лады? – попросил я пересохшим голосом.

 – Что такое… А, хочешь закрыть вход?

 – Ага, – я щелкнул запорами главного входа. Притушил лампу.

И решительно шагнул в крохотную комнатушку справа от входа в подсобку.

Повернул бронзовый вентиль – и решительно плеснул себе в лицо ледяной водой.

Окстись, Женек! Каких-то несколько месяцев без баб – и ты уже начинаешь как-то совсем неправильно смотреть на инопланетное создание! Как-то совершенно не по-дружески!

Это неправильно. Это извращение. Это противоестественно, даже если у кого-то в этом мире, как у Фила, от недотраха в достаточной степени зашли шарики за ролики…

И, похоже, не только у Фила.

Нет, нет. Это не я гребаный извращенец. Это просто так неудачно совпали натолкнувшие на дурные мысли слова Филиппа, долгое воздержание и чересчур тесная близость там, в лавке. Буквально на расстоянии руки, так, что стоило чуть наклонить голову…

Да б…дь!

Новая порция холодной воды в морду.

Слава всем богам, земным и местным, что Альятара, похоже, не заметила моей реакции.

Еще не хватало укрепить ее в мысли, что все люди – конченые маньяки-извращенцы.

 – Я бы тоже с удовольствием окунулась, – раздался мелодичный голос единорожки. – Но не хочу идти по улице с мокрой гривой. Подожду до дома.

 – Да… а я это, решил слегка освежиться после рабочего дня, – соврал я. – Ну что, двинулись?

 – Пойдем, – улыбнулась Альятара.