Зима

Глава вторая - Северное сияние

В которой Твайлайт с подругами отправляются в далёкую Снежную Подкову в поисках снежных пони, но, вместо них, находят ледяную статую Принца Зимы. Северяне же в свою очередь похоже имеют на прибывших кобылок какие-то планы.

Солнце висело над самым горизонтом, несмотря на полуденное время. Над яркими карамельными крышами домов вились сизые змейки дымков, город был похож на покрытый сахарной пудрой имбирный пряник.

Немногочисленные пони в тёплых попонах быстро пересекали мощёные ровной плиткой чистенькие улочки, выбивая искры из оледеневших камней. На фоне стен белели изукрашенные морозными узорами окна, стройно расчерчивали улицы аккуратные заборчики, словно нарисованные шоколадной глазурью по белоснежному сахарному холсту. Стрелка колокольни царём возвышалась в центре, фанатично отмеряя каждый час мелодичным звоном. Чёрной нитью тянулась через сугробы железная дорога, мостиком перебрасывалась ущелье и ехидной змейкой вилась меж гор, убегая на далёкий и недосягаемый юг.

Жители городка, в основном учёные, чернорабочие, да разного рода искатели приключений, кутались в шерстяные накидки, притопывали копытами и тихо, сквозь зубы, ругали сумрачный и жестокий север, от которого отвернулось даже солнце, по полгода не желающее подниматься из-за горзонта. Ругали и даже не догадывались, что для кого-то уже этот городок – начало юга.

– Как думаешь, скоро ли они доберутся до нас? – Винд Снейк переступил копытами, утаптывая снег под собой.

– Не знаю, – великий шаман, Сильвер, даже не повернул головы. – Всё зависит от того, что они ищут здесь. Ты боишься?

– Нет, – покачал головой юный единорог. – Я почти год жил среди эквестрийцев, они довольно мирные и весёлые пони. Не думаю, что может случиться что-то страшное, если наши пути пересекутся.

– Ты ещё юн, мальчик мой, – сказал шаман, отворачиваясь от городка. – Ты ещё не знаешь, как жестоки порой бывают пони к тем, кто отличается от них.

– Но мы одинаковые, – возразил Снейк. – Эквестрия умудрилась ужиться даже с грифонами, неужто и с нами не сойдётся?

– Снейк, – вздохнул Сильвер, – вспомни историю. Из-за чего началась война с цветочными пони?

– Из-за смен времён года, – смущённо сказал единорог. – Но сейчас-то нам что делить?

– Солнце, – ответил шаман. – Мальчик мой, если эти пони найдут здесь что-то интересное, они могут захотеть поднять солнце так же как у них дома, чтобы сделать земли севера тёплыми, как их родная страна, и чтобы можно было выращивать пшеницу и яблоки. И принцессы, я думаю, пойдут на это, а у нас сейчас нет защитника, чтобы удерживать границу зимы. Мы будем вынуждены показать себя и просить оставить существующий порядок вещей, но, как ты думаешь, чьи нужды приоритетнее для правителя: своего народа, или маленького племени с «ничейных» земель?

– Но это наши земли! – вспылил Снейк. – Мы жили здесь, ещё когда Эквестрии не существовало.

– А они пришли сюда, к нашему «дикому» и «несчастному» народу, принесли хлеб, яблочный пирог и цветные ткани, осветили небо и вырастили цветы и фруктовые деревья. Так что же тебе не нравится? Ты ведь терпеть не можешь рыбный суп, – в голосе дедушки звучал сарказм.

– Если они сделают это, – после небольшой паузы начал единорог, – погибнут цветы амфала: им вреден солнечный свет, а лэда сможет расти только зимой, и то не всегда. А синий лёд наоборот расползётся на все горы и… – зрачки единорога расширились от ужаса. – Растает статуя!

Белоснежный кивнул.

– Всё правильно, – сказал он грустно. – Видишь теперь, Снейк, это не столько конфликт ресурсов, сколько идеологий. В принципе, что такого в амфале и лэде? Пони вполне могут жить без них, особенно когда есть яблочный пирог и сахарный тортик. Зачем управлять метелью и жить в снегах, когда можно радоваться летнему солнцу? Зачем ждать пробуждения ледяного принца, когда есть две вполне живые принцессы?

– Мне не нужны яблоки и чужие принцессы, – возмутился юный единорог. – Мой талант – заклинание вьюги, и я не хочу лишиться его. И я верю в возрождение принца!

– Тихо-тихо! – рассмеялся шаман. – Ишь, как распалился! Кажется, ты понял главное: с их точки зрения мы отказываемся от сытой и спокойной жизни ради какой-то древней легенды. И, к сожалению, пока принц спит, это и правда всего лишь легенда.

– Так давай же разбудим его! – запальчиво топнул копытом Снейк. – У нас есть всё для этого.

– У нас есть только твоё предположение, – жёстко отрезал Сильвер Корн. – И если бы не близость Эквестрии, я бы ни за что не позволил проводить обряд, слишком велик риск. Но, похоже, у нас нет выбора.

Старший единорог вздохнул и направился вглубь ледяных земель, прочь от молодого городка.

– Всё, о чём мы говорили – лишь предположение. Возможно, страхи наши беспочвенны, но, в случае чего, я хочу быть уверенным, что мы сделали всё возможное, – сказал он, не оглядываясь.

Винд Снейк с тоской посмотрел в сторону свеженького городка эквестрийских пони и последовал за дедом. На душе у единорога было гадко. Если раньше освобождение принца выглядело не более чем долгом перед потомками, то сейчас оно обернулось жизненной необходимостью. Снейк боялся, а страх – плохой советчик.

– Станция Снежная Подкова, – с выражением зачитывала вслух Твайлайт. – Построена два года назад и является конечным пунктом Северного Экспресса. Вокруг станции за это время вырос небольшой городок, выстроенный учёными-исследователями и обслуживающим персоналом. Постоянного населения нет, жители Снежной Подковы занимаются освоением северных земель, разведкой и пытаются изучить знаменитый полярный феномен – отсутствие смены дня и ночи. Думаю это идеальный стартовый пункт для нашей миссии.

– А что они там ищут? – спросила Эплджек. – Я так понимаю, там очень холодно, так что проку? Ни фермы не построить, ни сада разбить, про алмазные россыпи я тоже ничего не слышала. Что там такого интересного?

– Ещё очень мало известно, – ответила единорожка, откладывая книгу, с которой сверялась. – Я читала, что первопроходцы обнаружили там плодородную землю и следы древних построек. Вполне возможно, что там когда-то было тепло. И если представить принцессам достаточные доказательства, то климат теоретически можно изменить. Просто надо будет убрать зиму.

– А снежные пони? – спросила Рэйнбоу Дэш, отрываясь от окна. – Они что, не возражают?

– Вот это нам и предстоит выяснить, – сказала сумеречная единорожка. – После того случая с Винд Снейком я написала принцессе Селестии. Она посчиталавполне возможным, что где-то на севере и правда живут другие пони, а тогда получается, что Эквестрия вторгается на чужую территорию. Мы как Элементы Гармонии должны выяснить, есть ли на севере аборигены, если это так, сделать всё для установления мирных отношений. Принцесса не хочет так или иначе ущемлять хоть кого-нибудь Эквестрии, и тем более за её пределами.

Твайлайт поёрзала на месте и смущённо добавила:

– Северные земли считались раньше ничейными, там прежде никто не жил и не было никаких городов. Но я посмотрела те летописи, что сохранились с ещё доэквестрийских времён, и знаете, там и правда есть упоминания о северных пони, очень расплывчатые и противоречивые, но всё же. Они вполне могут существовать.

– То есть Винд Снейк может оказаться одним из них? – взвилась Дэш. – Так он, получается, шпионил!

Флатершай незаметно слезла с полки и покинула купе, в котором беседовали её подруги. Ледяным звоном отдавался в ушах перестук колёс, мерно раскачивался вагон, а за окнами проплывали пейзажи зимней Эквестрии. Впереди была почти неделя пути до далёкой Снежной Подковы, позади остались тёплый Понивилль и блистательный Кантерлот. Всего-то одна поездка, всего-то посмотреть да поговорить, а такое ощущение, будто стоишь на пороге драконьей пещеры, глубокой и тёмной. И не знаешь, что случится, когда ты шагнёшь внутрь, дома ли хозяин, спит он или бодрствует, сразу тебя проглотит или сначала изжарит огненным дыханием.

Жёлтая кобылка не могла отогнать от себя чувство, что это задание совершенно перевернёт их жизнь. Даже нет, не само задание, всё началось ещё тогда, когда синий единорог постучал в их дверь. Пегасочка прижалась мордочкой к оконному стеклу и неподвижным взглядом вперилась в пробегающие мимо зимние пейзажи.

Подруги не чувствовали, как медленно закручивается пружина неприятностей, готовая выстрелить в любой момент, выстрелить или просто лопнуть, а Флатершай не могла найти себе покоя. С тех пор как Винд Снейк покинул их, она не могла спокойно спать. Пегасочку преследовал шум вьюги, за которым она слышала тысячу голосов, они кричали от боли, страха, ярости. Ветра выли, а тысячи ледяных параспрайтов набрасывались на неё, желая разорвать на части. Поняшка, не глядя, провела копытом по стеклу, вычерчивая затейливый, бессмысленный узор. Солнышко? Улыбка? Цветочек? Какая разница?!

Флатершай зябко передёрнула плечами и поплелась в купе, она смертельно устала и жутко хотела спать. Кто знает, может хотя бы днём ледяные параспрайты не тронут её.

– Леди! – вишнёвый жеребец, закутанный в пуховый тулуп так, что непонятно было, какого он вида, чуть не упал с платформы,. – Рад вас видеть, мы уже давно вас ждём.

Он взял у картинно вздыхающей Рэрити сумку и взвалил на спину.

– Я Фальк Болд, руководитель исследовательской группы и ваш проводник. Добро пожаловать в Снежную Подковку. Ох, давайте не будем здесь задерживаться, а то вы совсем замёрзнете.

Твайлайт закрыла рот, подавившись вежливым приветствием. Похоже, здесь не было принято подолгу разговаривать, на улице, по крайней мере. Впрочем, неудивительно: дыхание вырывалось изо рта облачками пара, морозный воздух обжигал гортань, а тёплые попонки и сапожки, кажется, совсем не спасали от жуткого холода.

– Вот уж не подумала бы, что здесь можно хоть что-то вырастить, – придерживая шляпу, сказала Эплджек. Пустынный ледяной пейзаж действовал на неё угнетающе.

– Сейчас, конечно, нет, – охотно отозвался Фальк, взваливший на себя помимо чемоданов Рэрити ещё и багаж Твай. – Однако если принцесса сможет поднять солнце, а пони соберутся и уберут зиму, то это будет чудеснейшее место. Более того, мы уже нашли неопровержимые доказательства этому. Вот сюда, пожалуйста.

Короткий путь от перрона до дома, где кобыл разместили, показался вечностью, когда же подруги оказались на месте, ног, хвостов и ушей они уже не чувствовали.

– Вот мы и пришли, – Фальк Болд аккуратно сгрузил чемоданы и снял шапку и тулупчик, оставшись в бордовом шерстяном свитере. – Вот тут, – он открыл шкаф, – зимняя одежда, выберете, что подойдёт.

– Спасибо, – поблагодарила Твайлайт. – Расскажите, пожалуйста, всё, что вам известно об этом месте. Принцесса Селестия прислала нас узнать, живут ли здесь другие пони. Скажите, есть ли основания полагать, что они здесь живут?

– Да, снежные пони, – кивнул жеребец, помогая Эплджек растопить печь. – Сам я их никогда не видел, врать не буду, следов тоже не встречал. Но жить здесь можно, так что не исключаю возможности, что где-то они живут, просто почему-то не хотят с нами общаться. Красавица, – он широко улыбнулся Рэрити, – подай, пожалуйста, чайник, вон там, на полке стоит. Вода в бочке.

Единорожка скривилась, но просьбу выполнила, и огромный металлический чайник был водружён на печку.

– Более того, – продолжил меж тем Фальк Болд, – я уверен, что события той легенды, – вы же знакомы с ней, да? – происходили именно здесь. В трёх милях к востоку мы нашли почти стёртые руины города. Многие дома, похоже, были из цельных деревьев, и если бы не холод, очень мало что бы от них осталось. А если посмотреть на северо-запад, сможете увидеть горы – вероятно там можно найти остатки ледяной статуи Зимнего Владыки.

– Вероятно? – удивилась Дэш. – То есть вы до сих пор не сподобились туда сходить и проверить?

Твай усмехнулась про себя, но смолчала. Слова жеребца звучали так, будто он действительно верил в правдивость древней сказки, сама же она старалсь избежать поспешных выводов.

– Всё не так просто, – развёл копытами жеребец. – Здесь очень странно ведёт себя погода, пегасам она подчиняется с большим трудом, метелями же мы так и не научились управлять. Чем ближе к горам, тем сильнее дует ветер, и постоянно бушуют снежные бури, будто кто-то не хочет, чтобы мы достигли цели.

– Погода идеальная, – глухо возвестила Твайлайт через шарф. – Я бы даже сказала, слишком.

Она посмотрела на удивительно яркое для этих мест небо, ни единого облачка, даже намёка на не него нет. Очень странно было одновременно видеть на небе и солнце и звёзды, словно кто-то провёл зыбкую размытую границу между днём и ночью. Солнце едва поднялось над горизонтом: хоть время и приближалось к десяти утра, зимой светало здесь удивительно поздно и никогда солнце целиком не поднималось из-за горизонта.

– Ваша погодная бригада расчистила небо специально для сегодняшнего похода? – спросила Рэйнбоу Дэш с лёгкой ревностью в голосе. Как так, её не позвали?

– У нас нет погодной бригады, – отозвался Фальк Болд, заканчивая укреплять тюки с оборудованием. – Честно говоря, подозрительно всё это. Я работаю здесь со дня основания станции и ещё ни разу не видел такой хорошей погоды. Зимой. Я бы даже предложил отложить полёт до выяснения обстоятельств.

– Ни в коем случае! – хором возразили Твайлайт, Рэрити и четвёрка пегасов, впрягающихся в пару воздушных колясок.

– Нам, Болд, не слишком-то хочется тащить коляски по бурному небу. Неужто нам не может хоть раз в жизни повезти?

Спорить жеребчик не стал, просто пожал плечами и сделал приглашающий жест копытом. Пони расселись по коляскам, при этом Твайлайт, Фальк Болд и Эплджек вместе с оборудованием разместились в одной, а остальные пассажиры с комфортом устроились в другой.

Полёт проходил спокойно, пегасы летели ровно и держали приличную скорость, хотя Дэш и ныла о том, что они двигаются слишком медленно. Чем дальше они отлетали от городка, тем темнее становилось, а вскоре солнце совсем скрылось за горизонтом, и теперь лишь звёзды освещали их путь.

– Говорят, в незапамятные времена, ночное небо здесь горело холодной ледяной радугой, освещавшей путь заблудившимся пони, – громко, чтобы слышали в другой коляске, вещал проводник. – Однако это сказка ещё времён принца Зимы, очень давно никто не видел северной радуги.

– Ты так уверенно говоришь, – перекрикивая ветер, сказала Твайлайт. – Ты что, правда веришь в эту легенду?

Жеребец только смущённо улыбнулся и развёл копытами.

– Северная радуга… – едва слышно прошептала Флатершай, впервые за день произнеся хоть что-то.

Несчастная пегасочка постоянно слышала голоса с тех пор как они прибыли сюда. Искажённые воем вьюги, они звали за собой, плакали, угрожали и кляли, плутая в снежном мраке северной ночи. Эта… радуга. Наверное, она могла бы осветить этим несчастным путь.

Впереди чернели горы. Флатершай, словно очнувшись, во все глаза смотрела по сторонам. Где-то рядом бухчала Дэш и весело щебетала Пинки Пай, а над горизонтом медленно вырастали горы. Земля скалилась чёрными неровными клыками, как взбесившаяся собака, не желающая подпускать к себе пони-ветеринара. Небо переливалось искрами звёзд, величайшим творением принцессы Луны, ветер, и так слабый, стих совсем, и лишь мерные взмахи пегасьих крыльев тревожили морозный воздух.

Разговоры постепенно стихли: холодное величие зимних гор действовало на пони угнетающе. Даже Фальк Болд прекратил болтать и сидел, нахохлившись, зябко кутаясь в тулуп.

– Для начала посмотрим сверху, – сказала Твайлайт. – Ищите источник света или хоть что-то похожее на жильё.

Некоторое время пегасы просто кружили над горами, их пассажиры, перегнувшись через борта колясок, пристально вглядывались в непроглядный мрак, в который погрузилась земля. Когда все уже отчаялись увидеть хоть что-то, напряжённую тишину нарушил возглас Рэйнбоу Дэш:

– Вон! – кричала пегасочка, указывая копытом. – Там на горе. Там что-то блестит.

Не сговариваясь, пегасы направились в ту сторону и уже скоро приземлились на снежной площадке, с облегчением складывая натруженные крылья, если найденное их и удивило – виду они не подали. Исследователи же один за другим покидали коляски, в потрясённом молчании приближаясь к своей находке.

– Не может быть, – прошептал Фальк Болд, расширившимися от удивления глазами глядя на то, что они обнаружили.

Посреди совершенно ровной, вытоптанной площадки возвышалась ледяная статуя аликорна, выполненная в натуральную величину. Если это и был памятник, то весьма своеобразный. Аликорн взвился на дыбы, выгнувшись дугой, передние копыта его были судорожно прижаты к груди, голова запрокинута, а рот открыт в немом крике, ледяные крылья распахнуты в последнем отчаянном взмахе. Мастерство скульптора было поразительным: каждое перо детально проработано, каждая мышца, каждый волосок в развевающихся на неощутимом ветру гриве и хвосте. Казалось, что аликорн вот-вот вырвется из ледяной скорлупы и взмоет в холодное ночное небо.

– Это же не может быть та самая статуя, – прошептала Твайлайт, осторожно потрогав изваяние. – За столько лет лёд наверняка бы деформировался.

– О Селестия! – воскликнула Рэрити, подбегая к ледяному аликорну с другой стороны. – Как ты можешь думать об этом? Он же прекрасен!

Все с неподдельным изумлением воззрились на единорожку, буквально обхватившую копыта статуи.

– Вы только посмотрите на него, – бурно восхищалась Рэрити. – какая стать, какое мастерство! Тот, кто создал этот шедевр, просто гений! Преступление прятать эту красоту от пони! Эта статуя достойна кантерлотского дворца!

– Рэрити, – сглотнув, сказала Эплджек, – ты прости, но, кажется, он там не к месту будет. У меня мурашки от этой статуи.

– Ага, – поддержала Пинки, сопровождая свои слова бурной жестикуляцией. – Ему очень-очень больно. Зачем показывать того, кому очень-очень больно? Я прячусь, когда мне плохо, или иду в больницу. Но мы же не можем сдать в больницу статую, она не выздоровеет. А если она не выздоровеет, то ей не станет лучше, она не перестанет кричать, а значит продолжит быть страшной, так что по спинам пони будут бегать мурашки. А мурашки такие колкие и холодные, а ещё маленькие и кусачие, как блохи. И никто не захочет на него смотреть, ведь блохи никому не нравятся!

Тут же стало очень шумно, каждый старался высказать своё «личное непредвзятое» мнение о статуе, том, как она здесь оказалась, и есть ли смысл её кому-то показывать. Нейтралитет соблюдали только пегасы-перевозчики и скромница Флатершай. Остальные чуть ли не землю носом рыли в поисках каких-то других следов пребывания здесь пони, возможно троп или виднеющихся вблизи огней, и со всех сторон осматривали статую.

Пока подруги были заняты спорами и исследованиями, Флатершай приблизилась к ледяному изваянию, освободила из-под тулупчика крылья и взлетела, зависнув напротив головы статуи. Взглянув ему в лицо, она чуть не расплакалась от переполнившей сердце жалости. Лицо аликорна было искажено страшной болью, рот раскрыт в крике, глаза зажмурены, уши прижаты к голове так, что терялись в длинной гриве.

Нет, что бы ни говорила Твайлайт, что бы ни утверждал Фальк Болд, это не могло быть просто статуей: слишком много деталей, слишком неестественная поза, которая просто так не может прийти в голову скульптору, слишком живое, хоть и пугающее выражение лица. И было ощущение, что по горам до сих пор бродят отзвуки последнего крика ледяного аликорна.

– Прости, – шмыгнула носом пегасочка. – Прости их, они иногда бывают такими глупыми. Я очень-очень хочу помочь, если бы я только знала как.

Не зная, что ещё сделать, Флатершай ласково погладила несчастного аликорна по щеке, будто тот мог это почувствовать.

– Эй вы там, – внезапно прервал споры окрик одного из пегасов. – Ветер поднимается. Если не улетим сейчас – не улетим уже никогда. Кончайте разговаривать и по тележкам.

– Но мы не можем уйти прямо сейчас, – возразила Твайлайт. – Мы же только начали.

– Твайлайт, мне жаль, но они правы, – сказал Болд, настойчиво подталкивая единорожку по направлению к коляске. – Сейчас была только разведка. Обещаю, мы ещё сюда вернёмся. Идём же!

Едва кобылы заняли свои места в колясках, как пегасы сорвались с места и со всех крыльев устремились прочь, борясь со шквальным ветром. Насколько хорошей была погода по пути сюда, настолько же скверной она стала сейчас. Дул пронизывающий холодный ветер, поднимая в воздух целые тучи снежных хлопьев, колких, как стеклянная пыль. Звёздное небо скрылось за кустистыми синими тучами, каскадом надвигающимися навстречу уносящимся прочь коляскам.

– Странно, – перекрикивая ветер, проговорила Твайлайт. – Эта буря, её не должно было быть.

– Так что же, её вызвали? – проорала Рэйнбоу Дэш, высовываясь из своей коляски.

– Не знаю, но… – Твай осеклась, расширившимися от удивления глазами уставившись на две замершие на уступе фигуры.

На неприметном выступе скалы пони сумела разглядеть двух застывших статуями единорогов. Ветер трепал их длинные гривы, а глаза и рога их сияли белым светом. Миг, и один из них, показавшийся смутно знакомым, прыгнул вниз, моментально скрывшись во тьме. А коляски понеслись дальше, и оставшийся единорог скрылся за завесой поднимающейся бури.

Ветер всё усиливался, перепуганным пони казалось, что за воем вьюги звучат чьи-то голоса, крики, плач, пение, в облаках мечутся чьи-то тени, а где-то за снежной завесой нет-нет, да мелькнёт искра света. Но ветер был так силён, тысячи ледяных параспрайтов так голодны, что даже Рэйнбоу Дэш не рискнула расправить крылья.

После десяти минут жестокой борьбы с ветром пегасы наконец вырвались из эпицентра бури и покинули горы. Натужно взмахивая крыльями, они мчались над ледяной пустыней по направлению к дому. Дул холодный ветер, завивая облака бурными спиралями, а внизу, на тёмной земле, мерцали огни.

Перегнувшись через борта колясок, исследователи поражённо наблюдали, как десятки гружённых чем-то длинных саней со странными фонарями двигались со всех сторон к горам. С высоты были видны лишь неясные контуры, но сомнений уже не оставалось, это не были жители Эквестрии. Снежные пони существовали.

– Они уже там, – Орион нервно дёрнул ушами. – Сильвер, думаешь это хорошая идея, пускать чужаков к принцу?

– Нам нужно чтобы принцесса коснулась его, – ответил великий шаман, изо всех сил стараясь казаться спокойным. – Мы не можем её просто забрать, она слишком заметная фигура в их обществе. Эта девочка – одна из Элементов Гармони, похитить её, всё равно, что объявить Эквестрии войну.

Боевой вождь глубоко вздохнул.

– Надеюсь, Винд Снейк знал, о чём говорил. Мне кажется, ты слишком прислушиваешься к этому жеребёнку.

Великий шаман немного помолчал, прежде чем ответить.

– Потому что я верю, что твой сын отмечен самой судьбой. Его метка почти точная копия метки принца, это не случайность.

– Да, песочные часы, – вздохнул Орион. – Ты твердишь об этом с тех пор, как Снейк открыл свой талант. Но тебе не кажется, что он ещё не готов к такой ответственности?

– Боюсь, у него не осталось времени на то, чтобы быть жеребёнком, – ответил шаман, оборачиваясь.

По узкой тропе, балансируя над пропастью, к ним поднимался и сам Винд Снейк.

– Этот обряд должен провести он, – негромко добавил Сильвер. – Возможно тогда у нас хоть что-то получится.

– Ты слишком много взваливаешь на него, о великий шаман, – не без сарказма сказал Орион. – Я верю в твою интуицию, но не заставляй Винд Снейка нести эту ношу в одиночку.

Единороги замолчали, так как обсуждаемый пони подошёл уже довольно близко.

– Они уже там, да? – спросил Снейк, вытягивая шею, чтобы было лучше видно.

– Да, – Сильвер вздрогнул и болезненно скривился, увидев как белая эквестрийская единорожка вцепилась драгоценной статуе в ноги, словно желала поднять и утащить прочь. – Кажется, нам немного ждать осталось.

Орион вздохнул и осторожно ступил на узкую тропу, начав долгий и опасный спуск: боевой вождь был нужен ожидающим внизу пони, здесь пользы от него не будет.

– Удачи, – бросил он через плечо. – Винд Снейк, будь осторожен.

– Спасибо, пап, – отозвался юный единорог. – Тебе тоже.

Орион нервно повёл ушами и продолжил путь. Из-под копыт выскользнул камушек и, могильно звякнув об оледенелую скалу, ухнул в пропасть. Да, тяжела участь единорога, совершенно неспособного к магии.

Шаман и Винд Снейк остались вдвоём, напряжённое молчание нарушалось лишь свистом ветра. Наконец, Сильвер словно ожил. Топнув копытом, он глухо возвестил:

– Пора!

Единорог зажёг на конце своего рога огонёк, давая сигнал пегасам. Те бесшумными тенями заметались между пиками, выпуская из пещер заготовленные заранее снеговые тучи. Небо скрылось за их кустистыми боками: постепенно усиливаясь, подул ветер, подхватывая с земли сыпучие хвосты позёмки.

Эквестрийцы у статуи забеспокоились и, быстро собравшись, покинули гору.

– Вперёд! – велел Сильвер. – Мы удержим круг, ты же действуй.

Снейк не стал заставлять просить себя дважды и без раздумий спрыгнул с обрыва. Над головой просвистела запряжённая пегасами коляска эквестрийцев, а единорог, оттолкнувшись копытами от ветряных потоков, во весь дух помчался к застывшей на горе статуе.

Небо одна за другой пересекли белые молнии, выпущенные дождавшимися своего часа магами. Ветер всё усиливался, закручиваясь бешеной спиралью — пегасы не жалели крыльев, разгоняя его, — а вокруг горы один за другим начали вспыхивать огромные кристаллы, привезённые земными пони. Ещё не все они встали на свои позиции и низко наклонив головы, упрямо двигались вперёд, борясь с ветром, утопая в снегу.

Винд Снейк наконец достиг площадки. Встав перед ледяным принцем, он сосредоточился и начал колдовать, вливая в статую свою жизненную силу. Ноги уже подгибались от сильнейшего истощения, когда последний кристалл занял своё место в круге и перекрещивающиеся в небесах молнии слились в единый световой столб, ударивший в кажущуюся крохотной фигурку единорога.

Снейк вскрикнул, болезненно вскинув голову, сквозь него проходил поток энергии, сравнимый с силой тысячи заклятий, вливаясь в безжизненную статую. Казалось, это будет длиться вечно, единорог чувствовал, что ещё чуть-чуть и его сметёт, растворит в разрушительном потоке, лишит разума, личности, души, превратит в ничто. И когда такой исход начал казаться единственно возможным, статуя вдруг брызнула осколками льда.

Воздух зазвенел от пронзительного, полного жуткой боли крика: аликорн вскинул голову, освобождаясь из ледяного плена. Судорожно и бестолково он бил крыльями, теряя перья и осколки льда. Неестественно выгнувшись, ледяной принц завалился на спину, копыта, ещё не до конца освободившиеся ото льда, оторвались от земли, и он рухнул на оледеневший камень. Дёрнувшись пару раз, аликорн затих.

Молнии в небесах погасли, стих ветер, один за другим потухали волшебные кристаллы. Винд Снейк покачнулся, силясь устоять на подгибающихся копытах, его подташнивало, болела голова, а перед глазами плавали разноцветные пятна. От тела его шёл пар, отчётливо пахло палёной шерстью.

До слуха как сквозь вату донеслись голоса приземляющихся вокруг пегасов и звон копыт спешно поднимающихся воителей. И лишь когда подошедший отец ободряюще тронул его за плечо, единорог позволил себе упасть. Он до сих пор с трудом мог поверить, что у них получилось.

Холодно. Дикий, ломающий холод, казалось, выворачивает суставы наизнанку, скручивает тело тугой спиралью. Челюсти свело судорогой, нет сил ни двигаться, ни даже дрожать. Но это было… просто было! Он ощущал собственное тело, окостеневшее, холодное и непослушное. Он дышал, тяжело, хрипло, обжигая отвыкшие от воздуха лёгкие. Он мыслил, выхватывая обрывки воспоминаний из общего сумбурного потока, яркие, колкие, холодные, как осколки ледяной мозаики. Ветер, рёв взбешённых пленением виндиго, крики, плач, звон подкованных копыт и грохот обрушивающихся вниз камней. Нет… всего лишь треск огня в камине и бульканье кипящей воды. Откуда-то веет теплом, запах какого-то варева жжёт ноздри.

Надо открыть глаза. Надо открыть… Веки не слушаются, голову пронзает хрустящая, ломкая, как ледяной карст, боль. Такое ощущение, что глаза совсем замёрзли, став просто ледяными шариками в глазницах. Он сумел слегка приподнять голову, губы скривились в беззвучном стоне.

Что-то твёрдое и горячее ткнулось в рот, на зубах скрипит глина, а в горло льётся обжигающая жидкость. Расплавленным свинцом она стекает по пищеводу, посылая во все стороны молнии боли. Но вместе с ними пришло и тепло, закостеневшие мышцы начали оживать, тело вспомнило, как дрожать. Следующий глоток он сделал уже сам, с жадностью выпивая обжигающий напиток. И с каждым разом в измученное замороженное тело возвращалась жизнь.

– Принц Аурис.

Аликорн слепо повернул голову на голос и снова попытался открыть глаза. С трудом, через боль, у него это получилось: всё плыло, словно он пытался смотреть на мир сквозь мутное стекло – стоило огромных усилий просто сфокусировать зрение на стоящем перед ним пони.

– Ты… – голос звучал хрипло, каждое слово с боем срывалось с языка, царапая измученную обожжённую гортань. – Кто ты?

Молодой единорог, синий с длинной белой гривой, склонился ниже, силясь расслышать вопрос.

–Я Винд Снейк, сын Ориона, боевого вождя, – представился он. – Рад, что ты наконец очнулся.

– Я… – Аурис поморщился, силясь собрать воедино осколки ещё не до конца оттаявших мыслей. – Долго я спал?

– Несколько дней, – ответил единорог, поправляя сбившееся меховое одеяло.

Принц не поверил ушам своим. Последнее, что он помнил, рвущихся с ветряных цепей виндиго и последнее заклинание, на которое хватило сил. Оно должно было превратить его тело в тюрьму на тысячелетие, если не больше.

– Не верю, – прошептал он потрясённо. – Не мог… так мало!

– Ох… – единорог смутился, кажется, поняв, что принц имел в виду. – Твой волшебный сон длился более трёх тысяч лет, – сказал он тихо. – Три дня назад мы сумели освободить тебя, и только сейчас ты очнулся.

Аликорн опустил голову на подушку, его била крупная дрожь. Три тысячи лет… Три тысячи! В это сложно было поверить. Принц закрыл глаза, поймав себя на мысли, что, наверное, лучше было не просыпаться вовсе, чем спустя такое время.

Винд Снейк его больше не беспокоил, хоть и не ушёл. Аурис слышал, как тот ворочается в кресле рядом или начинает ходить по комнате, стараясь не тревожить своего принца.

Так продолжалось несколько часов, хотя, кто знает, может и дней. Его почти никто не беспокоил, лишь целители периодически выдёргивали аликорна из тяжёлой дрёмы, чтобы накормить горячим рыбным супом и отваром амфала. Аурис безропотно принимал пищу и питьё, а потом снова закрывал глаза.

Когда он в следующий раз проснулся, комната оказалась пуста. Холод, сковывающий тело, отпустил, под одеялом было жарко. Аурис приподнялся, стряхивая с себя меховой покров, затем осторожно спустился с кровати. Ноги подгибались от слабости, так что в голове мелькнула предательская мысль вернуться обратно. Нет, прочь такие мысли! Прочь!

Закусив губу, аликорн несколько раз прошёлся по комнате, разгоняя застоявшуюся кровь. После третьего круга стало легче, мышцы разогрелись, ноги вспомнили, для чего они вообще нужны, стало возможно хоть как-то держать голову и пропало ощущение, будто он сейчас просто переломится пополам.

Почувствовав себя лучше, Аурис наконец соизволил оглядеться. Комната, в которой он лежал, была просторной, обставленной со всей возможной роскошью и уютом, однако при этом выглядела нежилой. Было видно, что до Ауриса здесь ни один пони даже не ночевал. Два больших окна были забраны толстым и прочным кристальным стеклом, на котором мороз уже показал весь свой талант художника. Пол устилала мягкая шкура белого медведя, такая огромная, что занимала почти всё свободное от мебели пространство комнаты. В приземистом, украшенном фигурной лепниной и керамической мозаикой камине жарко горел огонь, от него по стенам тянулись широкие каменные трубы, которые, нагреваясь дымом, дополнительно согревали комнату. У окна Аурис увидел тяжёлый резной стол из белой сосны, самого большого и твёрдого дерева севера. Стены были обиты кедром и покрыты витиеватой резьбой, на её фоне терялись дверцы шкафа, ниша которого была вырезана прямо в стене, а пустые книжные полки, казалось, вырастали прямо из стен. Позади аликорна размещалась огромная круглая кровать, покрытая меховым одеялом.

Принц в задумчивости ещё раз прошёлся по комнате, безжалостно топча останки самого страшного хищника севера, рассеяно открыл шкаф. Как и предполагалось, пусто, некому было заполнять глубокие полки, скелетов, забытых предыдущими владельцами, тоже не наблюдалось. Вот, с внутренней стороны дверцы, высокое зеркало, призванное отражать пони во весь рост.

У Ауриса, как и у любого жеребца, не было привычки обращать внимание на своё отражение в зеркалах, но сейчас его словно приковало к полу, стоило только увидеть своё отражение. Из зеркала на принца смотрел высокий тонконогий аликорн, поджарый, с длинной мощной шеей, точёным лицом и тонким прямым рогом. Он выглядел измождённым, шерсть, тёмно-синяя, как ночное небо, свалялась, а местами торчала колючими колтунами, скулы заострились. Глаза запали, отчего он казался старше своего настоящего возраста.

Глаза… аликорн сделал шаг к зеркалу, чтобы убедиться в том, что ему не мерещится. Нет, глаза его утратили живой блеск, в них не отражался свет, не видно было ни зрачка, ни радужки, они стали похожи на два матовых ледяных шарика. Грива же, ранее переливающаяся всеми цветами холодной зимней радуги, теперь побелела, а пробегающие по прядям тусклые сребристые искры делали её похожей на завихрения метели.

– Принц Зима, – с горечью произнёс он своё старое ненавистное прозвище. – Теперь оно мне подходит…

От тяжёлых мыслей его отвлёк лёгкий скрип высоких резных дверей, ведущих из покоя и уже знакомый голос, в котором беспокойство смешивалось с уважением.

– Принц Аурис, рад, что ты уже можешь встать. Как себя чувствуешь?

Аурис обернулся, задним копытом захлопнув дверь шкафа, зеркало жалобно звякнуло.

– Неплохо… – ответил он, сглатывая болезненный комок, в горле першило. – Ты... – он напряг память, вспоминая, где видел этого молодого единорога, – Винд Снейк, да? Помогаешь целителям?

– Одна из них моя хорошая подруга, – честно сказал Снейк, подходя к принцу. – Мы по очереди дежурим, ждём, когда ты проснёшься.

– Благодарю за заботу, – искренне улыбнулся Аурис. – Мне сейчас гораздо лучше. Ты можешь мне рассказать, что произошло, пока я спал? Наверняка мир сильно изменился.

– Да, принц, – кивнул единорог, зажигая волшебные кристаллы, вделанные в стены. – Произошло так много всего, что на то, чтобы рассказать всё это уйдёт несколько месяцев. Если кратко, то мир пережил несколько ужасных войн, маленькие королевства, которые были в древности, перестали существовать, уступив место нескольким империям-колоссам, а аликорны практически прекратили своё существование. Мы из поколения в поколение вели летопись, чтобы ты мог легче понять, что произошло за это время. Если чувствуешь себя достаточно хорошо, я могу отвести в библиотеку и показать замок.

Аурис задумчиво замер у окна, пустым, рассеянным взглядом глядя в тёмное ночное небо. Мысли его потонули такой же чернильной тьме… Аликорны перестали существовать? Эта мысль казалась бредовой, его раса была самой сильной среди пони, хоть и самой малочисленной. Логично, да, это всё логично. Если идёт война, в первую очередь убиваются сильнейшие воины противника, а несмотря на то, что аликорны иногда получали почти божественную силу бессмертными и тем более всесильными они не были. К тому же лишь единицы из них становились повелителями стихий, большинство лишь ненамного превосходили других пони.

– Сейчас ночь, – сказал он глухо. – Наверное, стоит дождаться утра. Не хочу кого-то беспокоить.

– Всё нормально, принц, – ответил Винд Снейк, подходя поближе. Единорог словно почувствовал настроение аликорна и теперь пытался в меру своих сил поддержать его. – Это полярная ночь, она не закончится раньше весны. Давным-давно мы попросили принцессу Вернантис сделать так, чтобы защитить тебя. Сейчас где-то восемь вечера.

Аурис с удивлением посмотрел на Снейка. Сами попросили? Но ведь это… О стихии, он и представить себе не мог, как далеко может зайти его народ, желая защитить попавшего в беду правителя.

– Хорошо, – вздохнул он. – Винд Снейк, я буду очень рад, если ты покажешь мне замок.

Они вышли в коридор, украшенный так же роскошно, что и комната: каменные стены были отделаны тем же резным кедром, а пол покрывала шерстяная ковровая дорожка. Это не спасало от сквозняков до конца, но давало возможность хоть как-то мириться с их существованием. Окна здесь были небольшими, узкими, забранными толстым стеклом. Потолок покрывала тонкой работы мозаика: искусный мастер изобразил с помощью цветных камушков, осколков стекла, цветного песка и ракушек сцены прошлого, эпизоды из сказок, мифов и легенд.

Навстречу никто не попадался: Винд Снейк мастерски выбирал такой маршрут, где почти никто не ходил. Единорог знал, как ему влетит, если кто из старших узнает, что Снейк подговорил ещё не окрепшего принца на экскурсию.

Миновав несколько коридоров и лестниц, они вышли в довольно большой круглый зал. В центре его стоял круглый стол, вокруг которого стояло четыре совершенно одинаковых стула с резными спинками. Один из них правда был гораздо больше остальных, словно для более крупного пони.

– Это пещерный зал, – заговорил Винд Снейк. – Здесь собираются на совет главы нашего народа: великий шаман, боевой вождь и мать исцеления. Этот, – он указал на стул-великан, – твой. Никто не занимал этого места, но и убрать его тоже было нельзя.

Аурис кивнул, он это знал, хоть что-то в мире осталось неизменным. Почему-то аликорну показалось, что народ снежных пони намеренно старался сохранить всё в первозданном виде… ради него, снова. Принц подошёл к стене, на которой, опоясывая зал почти полностью, висел мастерской работы гобелен, где были вытканы все ключевые события народа снежных пони. Его начали ткать, ещё когда Аурис был совсем жеребёнком.

Вот в центре композиции два аликорна, нежно-голубой с белоснежной гривой жеребец и совершенно белая кобыла, правители северного и южного полюсов, родители Ауриса. А вот и он сам, маленький синий жеребёнок между ними. Далее, гибель матери, превращённой в виндиго, нахождение сердца стужи и становление Ауриса как принца, уход отца, война с цветочными пони. Принц остановил своё движение вдоль гобелена и с усилием отвернулся.

– Пойдём дальше, – попросил он. – Покажи мне большой зал, хорошо?

Тут почти ничего не изменилось, если не считать пары колонн, которые похоже заменили, да роспись на потолке сменилась роскошной фреской, имитирующей залитое радужным сиянием небо. Аурис так и замер с задранной головой, долго разглядывая искусно выполненную работу. Полярное сияние, красивейшее явление, которое могли создавать только члены его семьи.

Оглядевшись, принц натолкнулся взглядом на плотно закрытые створки балкона. Поддев рогом щеколду, он открыл его, хоть для этого пришлось навалиться на непослушные створки плечом. Винд Снейк не возражал, не пытался бегать вокруг, как перепуганная несушка, беспокоящаяся о хрупком здоровье правителя. Единорог предоставил ему самому решать, на что хватит сил, но не отходил далеко, готовый в случае чего поддержать. За это Аурис испытал к своему проводнику симпатию.

В лицо ударил морозный ветер, всколыхнув спутанную, кажущуюся безжизненной гриву. Принц вышел на балкон, по бабки утопая в нанесенном на него снегу, подошёл к широким перилам.

Город сиял перед ним тысячью волшебных огней, дома плотно прилегали друг к другу, ближайшие из них почти примыкали к замку. Прямо под балконом раскинулась накрытая отводящим снег куполом площадь, по которой без особого дела слонялись взволнованные пони. Они то и дело поглядывали на замок, будто ожидали чего-то, и Аурис далеко не сразу сообразил, что ждут именно его.

Осознание пришло, когда кто-то из пони догадался поднять голову и увидел замершую на балконе фигуру аликорна. Вскрикнув, он замер, вытянувшись в струнку, не сводя с Ауриса радостного взгляда. Следом за ним, один за другим, пони стали поднимать голову и так же замирали. Словно волна прошлась по площади, шелест вскриков и отрывистых фраз разнёсся во все стороны, вытек с площади, втянувшись в улицы и переулки, и оттуда тут же начали выбегать другие пони. Очень скоро на площади уже не осталось свободного места, единороги, пегасы, земные пони, толпились, плотно прижавшись боками друг к другу. И тут словно кто-то отпустил туго натянутую пружину. Пони до конца осознали, что им не мерещится, на балконе действительно стоит их пробудившийся от ледяного сна принц, и площадь буквально взорвалась приветственными криками. Пони били копытами по мостовой, единороги выпускали в воздух снопы искр, а пегасы от переизбытка чувств взлетали над землёй, выделывая безумные кульбиты над головами товарищей, едва не цепляя их за уши.

Аурис издал удивлённый то ли смешок, то ли кашель, ещё не до конца веря, что его действительно ждали. Ждали на протяжении трёх тысяч лет, хотя давно уже научились обходиться без принца. Словно камень упал с души, сердце переполнилось огромной благодарностью к этим маленьким с высоты балкона, чудным пони.

Зная, что нужно ответить, Аурис вскинул голову и расправил крылья. Воздух зазвенел от опустившейся на площадь тишины: пони ждали того, что скажет принц. А тот… а тот не знал, что сказать, слова упрямо не подбирались к ситуации, он просто не мог выразить то, что сейчас чувствовал. Взгляд аликорна утонул в черном небе, на котором лишь тускло поблёскивали бисеринки звёзд. И принц понял, что нужно сделать.

Рог его засветился, грива взметнулась под порывом магического ветра, а в следующий миг в небо ударил тонкий луч света. Он, бесследно канув чёрном колодце небес, вдруг растёкся по бархатному своду холодным радужным сиянием. Тысячи цветов и оттенков, жёлтые, зелёные, синие, фиолетовые, голубые танцевали в небесах, извиваясь, как зимние ветра, сменяли друг друга. Радуги то извивались змеями, то смазывались как под кистью шаловливого художника, то вспыхивали пятнами, то почти рассеивались, чтобы снова набрать насыщенность и цвет.

Город, ледяная пустошь, горы и заснеженный лес отсюда и до далёкой Снежной Подковы озарились призрачным мерцающим светом, который моментально победил вечную зимнюю тьму. Полярное сияние, древняя легенда северных народов, вновь вернулось на небеса.