Остров

Для созданий земли страх перед необъятными безднами моря и неба, пожалуй, естественен, и едва ли его можно поставить кому-то в укор. Но иногда находятся безумные смельчаки, решающие предать себя полной власти этих таинственных сфер. Тогда среди чуждой стихии происходят странные вещи, порой завораживающие, но гораздо чаще — ужасные.

ОС - пони

Exter

Ребенок, спасённый от гибели родного мира, волей судьбы попал в Эквестрию. Какой будет его судьба в этом мире? Сможет ли он стать частью этого мира — или же будет всеми отвергнут? Найдет ли он счастье — или будет проклят своей человеческой сущностью?

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони Человеки Кризалис

Последний бой Арнау / The Last Stand of Arnau

«О Фортис, где же ты?» Прежде Грифоньих Королевств были грифоньи племена. Прежде единства был раздор. Прежде мира была война. Блаженная Арнау, последняя Леди Севера, сталкивается с невыполнимой задачей. На грифонов надвигается неостановимая орда врагов – Солнечный Рой. Без устали продвигаясь на север, они выслеживают остатки грифоньих племён, и те решают дать последний бой под твердыней Фальштайн, крепостью, что не знала войны уже многие десятилетия. С обещанием поддержки от Фортиса, незнатного простолюдина острейшего ума и воли, она должна возглавить оборону, и лишь последний бой решит, суждено грифонам выжить или умереть..

ОС - пони

Что такое осень? Это лошадь.

Небольшой рассказ про реверс-попаданство.

ОС - пони Человеки

Дом

Изначально это должна была быть просто понификация "Дома, в котором" Мариам Петросян. Но потом я решил взять лишь общую идею. В общем, смотрите на получившееся сами.

Чужая мечта

Иногда люди не знают, чего хотят. Не имея ничего достойного за душой, они мечтают о мелком, несущественном, сиюминутном. Судьба дарует таким людям шанс, но порой лишь единственный раз. Этот рассказ поведает вам о взаимоотношениях человека и мечты.

ОС - пони Человеки

Луна иллюзий

Вот уже многие века Найтмейр Мун находится в заточении на поверхности Луны, среди белесой пустыни... Что если эта пустыня не столь "пуста" как кажется?

Найтмэр Мун

Дневник

При раскопках древнего городка был найден дневник пони, но археологи не были готовы узнать, что он написан незадолго до создания Эквестрии.

Другие пони ОС - пони

Записи миссии «Стрелы 18»: Заметки Спаркл

Это произошло одной мирной ночью. Половина Эквестрии проснулась от звука, похожего на двойной удар грома. Резкий звук был слышен в небесах, а окна дребезжали от Эпплузы до Кантерлота и Понивилля. Никто не знал, что это было, или что это предвещало для мира, пока оно прочерчивало линию вдоль страны. Для Твайлайт Спаркл это отдельное происшествие могло бы через какое-то время поблекнуть в памяти, если бы не странные слухи о существе, сидящем на холме на окраине города. Это мысли в письменной форме. Это заметки Спаркл. Докладывать ОБО ВСЁМ принцессе.

Рэйнбоу Дэш Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Человеки

Байки при свете огня

Что можно делать у костра, помимо запевания веселых песенок? Конечно же рассказывать истории! Этим и будет заниматься шестерка носительниц элементов гармонии, в кой то веки решивших выбраться на ночевку на природу...

Эплблум Скуталу Свити Белл Трикси, Великая и Могучая Энджел Другие пони ОС - пони Сансет Шиммер Темпест Шэдоу

Автор рисунка: BonesWolbach

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 3. Утраченная надежда

“Шов за швом, я сшиваю вместе. В срок успеть…”

“Каково это — желать свободы?”

Хоть я и зарисовал свои мечты на стенах сарайчика Хлыста, в глубинах разума зародилось сомнение, задающее именно этот вопрос. Та часть меня, что всё ещё была скована и подчинялась командам хозяина Красного Глаза, позволяла таким вопросам появляться, даже несмотря на то, что я принял решение сбежать.

Но пути назад уже не было. Я боролся с рабским мышлением, теперь я знал, чего хочу. Я собирался сбежать. Я думал, что это поможет избавиться от навязчивых мыслей, заткнуть моё подсознание и, наконец, освободиться от мучительного дуализма, который терзал меня последние два дня. Но нет, оно никуда не пропало и лишь на время скрылось, пока я улыбался, рисовал и мечтал о лучшей жизни. Оно затаилось в глубине, подпитывая сомнения и порождая вопросы, чтобы попытаться подавить нового “меня”, который пытался добиться своего. Но эта часть не возьмёт верх, я ей просто не позволю.

В конце концов, теперь у меня была другая причина для побега. Очень простая и максимально мотивирующая. Я должен был сбежать, чтобы выжить. До Ямы, я был целиком и полностью готов посвятить остаток жизни рабству, пока, в конце концов, бы не умер. Стать очередной цифрой в статистике Красного Глаза, заменяемым ресурсом. Но мне показали ценность жизни и, что более важно, ценность моей собственной жизни и то, что за неё стоит бороться. Болезнь разрушала мой организм. Облучение, мутации, агрессивная среда убивали меня с такой скоростью, что если бы я ничего не сделал на рабском рынке, то наверняка бы умер во сне. И даже теперь, лёжа в темноте, окружённый образами счастливого будущего и рисунками тех, кто был для меня важен, я чувствовал это в своих лёгких. Жжение и покалывание, которое постепенно только росло. Мой кашель теперь был под контролем, но во рту всё ещё постоянно присутствовал металлический привкус крови.

Вместо того, чтобы убедить меня остаться, прирождённый раб в моей голове просто пытался задавать мне вопросы. Так ли я заслужил свободы, как думал? Или я просто продолжал жить из-за страха? Страха скорой смерти. Слушайте, я не храбрый пони. Что если я сбегу и попаду в мир, в котором не смогу выжить? Могло ли моё желание стать свободным быть навязанным внешним миром, который отсеивал всех нерешительных и слабых? Смогу ли я вообще думать самостоятельно? То есть, я даже не знал, сколько мне лет, что не давало понять, как долго я жил, просто подчиняясь приказам. Даже, когда я решил действовать самостоятельно, вчерашний день всё ещё по большей части состоял из выполнения чужих приказов.

Я просто не знал. Не знал, как быть свободным.

Были и другие тревожащие меня вещи. Я всегда знал, что меня окружают какие-то границы. Будь то стены корпуса, удерживающая меня цепь или знание о том, что пересечение условной черты будет означать для меня расстрел. Что-то всегда указывало мне, где заканчивается свобода. Что я буду делать в мире, где единственная граница определяется только моим собственным выбором?

Но этот мир звал меня. Я больше не мог отрицать это так же, как не мог отрицать приказы каждого хозяина отсюда, до Разбитого Копыта и Мэйнхеттена. Мне было не важно, что является главным движущим фактором: моё желание свободы или просто инстинкт самосохранения. Этот голос в моей голове наконец замолчит. Я поборю его, я просто обязан! Решиться на побег для меня было сродни решиться жить.

Не буду врать и говорить, что мне не было страшно. Я был в ужасе. Возможно, именно этот страх побудил меня сделать первые шаги. Пожелать лучшее будущее, где я смогу прожить чуть дольше, чем ещё несколько дней.

Несколько дней…

В тот же момент, когда я осознал, зачем мне нужно жить, я понял, что оставляю позади.

Я не мог облажаться. Это вопрос жизни и смерти.

Не время сомневаться. Я должен отважиться.

Отважиться мечтать.


Огромная гора труб упала прямо позади. Поднявшись на ноги, я начал кашлять, пытаясь избавиться от пыли и грязи, что осыпала меня вместе с ударной волной. Кувырок в сторону спас меня от прямого попадания под обломки, но сам удар всё равно оглушил.

Отплёвываясь и продолжая бороться с кашлем (я не дам ему победить, не сейчас), я начал отвязывать узду от трубы, которую вытащил. Другие рабы сразу же начали разделывать её на более мелкие куски своими автотопорами, чтобы позднее транспортировать на переплавку. Хлыст пришёл за мной рано утром и, к счастью, не заметил моих рисунков на стенах. Он вывел меня на очередную рабочую смену. В этот раз, я участвовал в разборе разрушившихся при побеге Обитательницы Стойла головокружительных горок. В ограниченной области Фермы развлечений вокруг меня царила суета. Часть пони растягивали железные обломки с помощью тросов, закреплённых на сбруях, в то время, как другая часть карабкалась на вершине обломков, убирая наиболее повреждённые и неустойчивые секции. В воздухе стояла пыль и грязь, поднятая десятками и сотнями копыт рабов, снующих туда-сюда по развалинам горок и воронкам от взрывов, которые были свидетельством прошедшего успешного побега. Это была опасная работа, требующая от пони осторожности, чтобы вытаскивать одни огромные обломки из-под других в надежде, что вся эта неустойчивая конструкция не приземлится прямо на них. Почему-то на эту работу выбрали именно меня, несмотря на физическую слабость.

Её побег теперь стоил риска для моей собственной жизни. Ирония, которую я не мог не уловить.

Как и любая другая работа, которую я выполнял в Филлидельфии, эта была изматывающей и смертельно опасной. Я уже стал свидетелем того, как с десяток пони увели… куда-то. За невыполнение нормы.

Но я был осторожен, как никогда прежде. Моя самодельная накидка по качеству скрывания крыльев не шла ни в какое сравнение с моей, к сожалению, утраченной жилеткой. Много раз мне пришлось рисковать быть избитым кнутом за то, что я постоянно останавливался, чтобы поправить её или убедиться, что она сидит так, как нужно. Полагаю, мне просто повезло, что на эти работы не отправили никого из корпуса в Терминале. Слухи уже расползлись по городу. Я слышал их, пока работал.

— Уже слышал? Красный Глаз завёл себе раба-пегаса!

— Я слышал, что на этой неделе будет показательная казнь пегаса-солдата!

— Говорят, что какой-то пегас убил уже троих рабов и сбросил их тела в чан с расплавленным металлом!

Как и в любом другом рабском лагере, слухи и сплетни расходились, словно лесной пожар между рабами, у которых не было других источников информации, кроме слухов и сплетен от других рабов.

И когда я, наконец, собрался и порысил на дрожащих ногах искать следующую трубу, то услышал эти перешёптывания. Ну и пусть. Я не собираюсь задерживаться настолько, чтобы на меня как-то повлияли их мысли и мнения о пегасах. Даже если они все были злодеями и убивали жеребят в своих облачных крепостях. Мне было просто всё равно. Я никогда не был пегасом в любом смысле этого слова. У меня было больше общего с любым из моих “приятелей” рабов, чем с каким-нибудь “пегасом Анклава”.

Правда, всё это не имело значения. Даже работа. Впервые за долгие годы, я не возражал против унылого тяжёлого труда, учитывая осознание того, что это мои последние рабочие смены. Мне кажется, что в перерывах между задачами, у меня на морде появлялась жуткая улыбка от мыслей о том, что меня ждало впереди. В своих самых смелых мечтах, я представлял, что сбегу за Стену, найду небольшое поселение и встречу хорошего доктора. Доброго, такого, который вылечит мои раны, исцелит мою болезнь, может даже подскажет дорогу до Разбитого Копыта. Там я найду свою мать, и мы вдвоём сбежим и отправимся жить в Башню Тенпони. Как-то так. И будем в безопасности. Может я даже встречусь с Обитательницей Стойла. Диджей постоянно намекал на то, что она частый гость в Башне. Я бы поблагодарил её за всё, пожал копыто, может быть даже обнял. И предложил бы ей жить со мной и моей мамой, ведь мы всё хорошие пони. Мы вдвоём смогли бы столько сделать! Спасти рабов в Филли, исследовать Пустошь. Путешествовать вместе, узнать друг друга получше, стать ближе и…

Кажется, моё воображение унесло меня куда-то слишком далеко.

Я слегка приложил себя копытом по лицу и покачал головой. Безумные мечты — это, конечно, круто и всё такое, но настало время планировать. У меня было меньше двадцати четырёх часов, чтобы разобраться во всём, найти свой путь и следовать ему.

— Эй! Эти грёбаные трубы ещё держатся по краям!

Мои размышления прервались, и я обернулся на голос позади. Рабы пытались привязать верёвки моей упряжи к следующей опоре разрушенной секции горок. Утомлённые пони пользовались упряжками с крюками, чтобы вытащить трубы из-под рельсовых путей. Я немного завидовал. Эти упряжки выглядели похожими на боевые сёдла. И я всё ещё хотел себе такое. Но ни одно не подходило по размеру, так что меня оставили работать на земле (как обычно…), пока земнопони стреляли крюками и поднимались на тросах вверх.

Пегасы умеют летать. Могучие единороги могут поднимать себя магией в воздух. Земнопони используют всякие хитроумные приспособления.

А что могу я?

Маленький пони без уникальных способностей, с чувствительным слухом, из-за которого ему тяжело спать по ночам и с привычкой подчиняться любому приказу, ничего не может.

Я вздохнул и опустил голову, чтобы не смотреть на них, когда они начали выпиливать трубу, с помощью зажатых в зубах ножовок. По крайней мере, у меня появился короткий перерыв, пока они были заняты своей работой. Мгновенно, в моей голове родились две идеи. Я мог бы осмотреться в окрестностях горок в поисках чего-то, что могло бы пригодиться мне во время побега или мог бы воспользоваться моментом и порисовать в дневнике. Первый вариант казался самым полезным, но оглянувшись вокруг на пыльную рабочую зону с кучами пони, тягающими обломки, надзирателями и постоянной опасностью словить головой что-то отпиленное авто-топором где-то на вершине опор, заставило меня передумать. Конечно, я бы мог поискать всякие штуки, но я по-прежнему пытался спланировать побег. Случайные поиски скорее всего просто приведут к тому, что я разозлю кого-то из рабовладельцев, если опоздаю и не выполню свою задачу. Нет, мне, конечно, придётся пойти на риски, чтобы найти припасы, но это будет потом. Не стоит идти в-банк, в случае, если выигрыш будет слишком низким, а риски — высокими.

Кроме того, я был в спокойной части, ближе всего к Амбару Фермы Развлечений. И получил море удовольствия, наблюдая за тем, как гигантскую статую розовой пони разбирают на куски. Очередное её лицо, которое больше никогда не будет на меня пялиться. Это же чего-то стоит, верно?

Когда я выберусь отсюда, мне больше никогда не придётся смотреть на эту усмешку.

Я лёг, а рабы позади меня занялись подготовкой очередной трубы. Они не будут мне мешать. Никто не будет отвлекать меня. Слухи о том, что я теперь собственность Хозяина, тоже разошлись быстро. Судя по всему, если вы хотите дожить до конца дня в Филли, то желательно не трогать то, что принадлежит ему. Эта простая мысль вызвала у меня дрожь, когда я достал дневник из седельной сумки. Положив его рядом с собой, я свернулся в клубок, пытаясь побороть тот ужас, что вселял в меня этот пони. Каким-то образом, он оказался самым жутким, самым мерзким… самым страшным пони из всех, кого я встречал. Его кьютимарка, казалось, отпечаталась в моей голове так же сильно, как зрелище улетающей навстречу свободе Обитательницы Стойла. Бесконечная цепь. Символ, олицетворяющий рабство. Я боялся, что он покажется в последний момент, чтобы остановить мой побег, потому что сама судьба велит ему владеть мной. Прирождённый рабовладелец для прирождённого раба.

Нет. Нет, я не мог позволить страху овладеть собой. Он — просто пони. Большой, страшный, но такой же пони. Я встречал и более сильных. Уверен, что Шестой размазал бы Хозяина.

Но его не было рядом.

Страх не уходил. Я мог заглушить его, но за те несколько минут, что мне довелось быть рядом с Хозяином, он оставил след. Я задался вопросом, будет ли страх того, что он придёт и заберёт меня, оставаться со мной спустя десять лет сказочной жизни в Башне Тенпони. Буду ли я просыпаться посреди ночи от кошмаров, в которых он будет приходить ко мне, улыбаться своим гнилым ртом, заковывать в цепи и забирать с собой туда, где никто не услышит моих криков.

Я даже не мог заставить себя открыть дневник. Я боялся, что просто нарисую его и навсегда оставлю изображение с собой. Уголки глаз намокли. Я знал, что рано или поздно буду рисовать. Ничего уже не изменить, но я так боялся.

— Поберегись!

Я открыл глаза и, подняв голову вверх, закричал, когда увидел, как на меня летит кусок железа с высоты, откуда на меня смотрела перепуганная кобыла с авто-топором. Рабы разбежались в стороны, я попробовал последовать за ними, но моя упряжь всё ещё была привязана к опоре горок! Я закричал, прося о помощи и пытаясь отвязать ремни, пока обломок летел прямо на меня. Копыта и рот были довольно ловкими. И я выкладывался на все сто. Но крепления заржавели и заедали на потрёпанных ремешках.

В меня что-то врезалось. Но не сверху. Сбоку. Меня резко толкнуло в сторону с такой силой, что я даже вскрикнул от боли. Я почувствовал, как ремешки натянулись, не давая мне улететь слишком далеко. А затем последовал оглушительный грохот металла и пылевое облако, поднятое в воздух падением. Внезапное давление исчезло, когда ремешки словно резиновые потянули меня обратно, и я врезался в кого-то.

Постепенно грохот металла и крики рабов, среди которых мой был последним, затихли. Я почувствовал, как кто-то встаёт с меня и помогает подняться.

— Я очень надеюсь, что спасение тебя от превращения в блинчик не войдёт в привычку.

Моё сердце ёкнуло, когда я, игнорируя боль во всём теле, извернулся и увидел… увидел…

Светло-жёлтая шёрстка… рыжая грива оттенков оранжевого…

Это она! Кобыла, которую я встретил возле завода Слит два дня назад! Она стояла, дрожа от переполнявшего её адреналина после смертельно опасного прыжка ради моего спасения. Я застыл в изумлении. Я не ожидал увидеть её снова. В прошлый раз я слишком нервничал, стеснялся и боялся, чтобы ответить ей или как следует поблагодарить. Теперь нужно будет компенсировать это.

— Т-ты…

Спокойней, Мёрк, спокойней.

Она недоумённо наклонила голову, но затем всё равно улыбнулась и протянула мне копыто, помогая встать. Без лишних слов, она отвела меня в сторону и предложила прилечь отдохнуть на обочине. Чувствуя, как адреналин в крови исчезает и мной овладевает шок, я едва ли не упал на бок. Только сейчас я заметил, что ремни моей упряжи разрезал упавший обломок. Точно с такой же лёгкостью он мог бы разрезать пополам и меня.

— Фух. Будь осторожнее, — прошептала она, взяв меня копытами за голову. — Просто будь повнимательнее, хорошо? Богини, ты выглядишь даже хуже, чем когда я видела тебя в прошлый раз. Ты уверен, что в порядке?

Нет. Я умираю от лучевой инфекции лёгких и постоянно растущему уровню облучения, благодаря Филлидельфии.

— В порядке, — пробубнил я, откашливаясь от поднятой в воздух пыли. — Мне просто… просто нужно перевести дух. Спасибо тебе. Ну, то есть, правда, спасибо. За оба раза.

— Ну, я ж не могла стоять в стороне и дать тебе раздавиться.

Она села на землю рядом со мной.

— Серьёзно, ты выглядишь ужасно. Ещё эти язвы от облучения. Похоже, тебе хорошо досталось, все эти ссадины едва затянулись. Скажи, как тебя зовут? Прости, что в прошлый раз не спросила.

Я собирался ответить ей, но какая-то часть остановила меня от того, чтобы выдать полное имя. Мне правда не хотелось объяснять ей, почему меня звали именно так. Это очень стыдно.

— Мёрки.

— Ну, Мёрки, — со странной радостью в голосе начала она, — рада снова тебя видеть. Редко, когда в Филли можно встретить кого-то, кто не хочет тебе навредить. Жаль, что, похоже, у нас больше нет общих смен.

Я кивнул, и на моём лице появилась лёгкая улыбка. Меня радовала мысль, что мы с ней делим хоть одну смену. Она была довольно приятной. Кобыла обернулась на других рабов, часть которых уже впряглась и тянула упавший обломок в сторону, чтобы освободить место для строительных лесов и продолжить работу по разбору опоры. Очевидно, что стражники, на радостях доставшие кнуты, были слишком заняты и не могли заметить нас на другой стороне поднявшегося пылевого облака. Рядом с нами жужжал один из этих странных спрайтботов. Довольно обычное зрелище вблизи большого амбара Фермы Развлечений. Честно говоря, я понятия не имел, для чего нужны эти штуки кроме, как в качестве проигрывателя раздражающей музыки. Этот был немного другим, со старым треснувшим экраном, который мигнул нам один раз прежде, чем улететь прочь.

— Хотя… — продолжила кобыла, — я бы не хотела работать рядом с Фермой Развлечений. Там полно плохих пони, плохих даже по меркам Филли.

— Я сам с Фермы Развлечений, — быстро произнёс я и закашлялся. — Держат в контактном зоопарке рядом со входом. Собственность Хлыста.

— Оу, нет-нет, Мёрки, нет. Не говори так.

— Как так?

— Собственность. Ты не какой-то скот. Ты — пони. Разумное существо. Ты — не просто цифра в списке.

Если бы. Я даже знал, какая именно цифра.

— Говоришь, ты из контактного зоопарка? А я из дыры Бампер Плоу. Хах. Если б я знала, что мы так близко… тогда мне было бы с кем поговорить.

Что!? Всё это время она жила меньше, чем в двухстах метрах от меня? Она говорит такое и общается со мной, как с личностью, а не просто рабом. Я просто не знал, как мне реагировать. У меня были проблемы с социальным взаимодействием из-за того, что я был приучен просто следовать указам других.

— Хех… я… я даже не знал, — я взглянул в сторону дыры Бампер Плоу, думая о том, что она сказала. Я начал чувствовать себя неловко из-за своих тихих и коротких ответов и решил заставить себя говорить больше. — Думаю, мне бы понравилось… Извини, я обычно где-то прячусь и рисую, может поэтому никогда не видел тебя. Но я очень хотел бы видеться чаще.

Кобыла расслабилась и улыбнулась в ответ. Я почувствовал себя так, словно это было настоящим достижением. Нечасто пони, с которыми я разговаривал, выглядели так, словно рады меня слушать.

— Я тоже, Мёрки. Так… ты рисовал в последнее время? Честно говоря, я не могла перестать думать о твоих рисунках. Я даже пыталась рисовать сама, прикинь? Но из меня художник так себе. Можно мне взглянуть ещё раз, пожалуйста?

Это я могу устроить. Оглядываясь вокруг в поисках дневника, я понял, что всё время с момента падения обломками, он был зажат у меня под ногой. Она взяла его своей магией и, открыв, начала просматривать снова. Я покраснел, когда увидел её ухмылку, ведь она вновь пролистала… ну, эти рисунки. Она взглянула на Шестого, присвистнув от его огромного размера рядом с масштабным изображением меня самого. Я сидел молча, каждые пару секунд пытаясь успокоить очередной приступ хриплого кашля. Что-то в том, что другие пони смотрели на мои рисунки, делало их более… полноценными. Это то, что должны делать пони со своим творчеством? Показывать другим?

Стоп.

Она указала копытом на один из новых рисунков.

— Это же ты, да?

Я медленно кивнул.

— А почему у тебя крылья?

Я застыл. Хватая ртом воздух, я в панике осмотрелся по сторонам и обнаружил, что никто из рабов всё ещё не обращает на нас внимания. Надзиратели же были заняты их управлением.

— Я… я…

Я не мог говорить.

— Тс-с-с, — шикнула она, зацепившись взглядом за мою накидку. — Кажется, я поняла. Ни слова больше, хорошо?

Я просто не мог поверить в происходящее. Неужели, это правда? Пони, которой не важно, кто я? Она видела во мне равного себе? Такого же бедного раба? Никакой предвзятости, фанатичной ненависти? Я знаю, что должен был радоваться, но, честно говоря, это показалось мне настолько чуждым, что я даже не мог набраться смелости заговорить об этом. Но когда она продолжила листать мой дневник и дошла до страницы с Обитательницей Стойла, я просто не смог промолчать. Я так гордился этим рисунком,был  так счастлив, что мог рисовать, что захочу сам.

— Э-это Обитательница Стойла.

— Кто? А, та кобыла из Ямы. Ох, скажи она крутая, Мёрк? Вау, на самом деле, приятно увидеть её снова хотя бы так.

— Она… ну да, она просто нечто. Без неё я был бы мёртв.

— Это ещё почему? — она внезапно сменила взгляд на более серьёзный.

— Я… я был пятым номером.

Кобыла только ахнула, а затем быстро двинулась мне навстречу. Я мгновенно отпрянул. Можно ли меня винить за это? Все, кто приближался ко мне в прошлом хотели только навредить. Осознав, что напугала меня, кобыла села обратно и помахала копытом.

— Прости, я просто… то есть я… я… — кажется, она пыталась подобрать слова, поправляя свою длинную гриву назад за ухо. — Это… это ужасно, нельзя отправлять пони туда. Я рада, что ты выбрался.

— Я тоже.

Она замолчала на какое-то время, взглянув на небо, а затем быстро спросила.

— Думаешь, она вернётся, чтобы спасти нас?

Вопрос застиг меня врасплох, и я лишь моргнул.

— А?

— Обитательница Стойла.

Мне стоило бы остановиться и подумать. Эта мысль на самом деле никогда не приходила мне в голову. Раз она смогла выбраться, то, полагаю, я просто решил, что меня оставили и забыли, а значит, мне придётся разбираться своими силами.

— Я-я не знаю. Я в любом случае не могу её ждать.

Я понял, что сказал, уже после того, как слова покинули мой рот. Я проговорился о своих планах. Мысленно, я пнул себя так сильно, как только мог. Нельзя так лажать. Но, это же она. Разве я мог соврать? Сглотнув, я продолжил.

— Я попытаюсь сбежать, как она. Я должен.

Она молчала. Её взгляд изучал меня, словно пытаясь понять, был ли я серьёзен.

— Я бы тоже хотела.

Моя голова закружилась, а глаза широко раскрылись. Она тоже хочет? Я что, не один такой!?

— Я должна выбраться отсюда. Я не могу провести всю жизнь в какой-то рабской дыре. Чёрт, да я и года не протяну здесь. Уверена, что ты чувствуешь то же самое, Мёрк. Но я просто не знаю как.

Моё сердце запылало. Родственная душа, которая хочет сбежать. Поднявшись, я огляделся по сторонам.

— Пошли со мной.

Что я вообще несу?

— Мы можем уйти вместе. Двое лучше, чем один, верно? Я бегу сегодня ночью, у меня есть план и всё такое. Типа.

Я едва знал её, но она была хорошей! Она относилась ко мне с добротой, и на свободе мне явно понадобится друг.

— Нет. Мне жаль, Мёрки. Я не могу.

Моя растущая надежда рухнула, как железный обломок с горы. Я почувствовал, как мои ноги подгибаются.

— Оу.

— Прости, Мёрки. Но, слушай, дело не в тебе. Я… я должна дождаться кое-кого. Я…

Она замолкла.

— Я жду того, о ком забочусь. Кого люблю. Нас привезли примерно в одно время, и мы нашли утешение друг в друге. Такая сила воли. Он всегда хотел спланировать побег, представляешь? Я думаю, тебе бы он понравился. Но… он тоже попал в Яму, в одно время с тобой. Я договорилась с моим господином, чтобы он позволил нам снова быть вместе после Ямы. Я выполняла поручение господина, украла кое-что с фабрики Викед Слит в тот день, когда встретилась с тобой. Но он всё ещё не вернулся. Я не видела его в Яме, так что мне остаётся только надеяться, что он потерялся во время этой неразберихи из-за Обитательницы Стойла и восстания. Так что… прости, Мёрки, но я должна дождаться его. Мы пообещали друг другу, что сбежим. Или вместе, или никак.

Она плакала. Не сильно, но я заметил, как на уголках глаз выступили слёзы. Я чувствовал, что должен сделать что-то, но совсем не понимал что. Просто не понимал, как реагировать или помочь ей.

— Я не оставлю его, Мёрки. Даже если это означает отказаться от твоего предложения. Если бы ты только мог подождать…

— Не могу, — тихо ответил я, стараясь сам не заплакать от грустной истории о двух влюблённых, разлучённых рабством. — Это, ну, должно случиться именно сегодня. Хозяин…

То, как я произнёс это слово, заставило её сразу понять, кого я имею ввиду. На её лице мелькнул страх, и она медленно кивнула, вытерев слёзы грязным копытом.

— Понимаю. Тогда удачи тебе, Мёрки. Не рассказывай мне свой план, держи его в секрете. А если выберешься, то нарисуй ещё один рисунок со мной, хорошо? Мы часто встречаем других пони на какие-то краткие мгновения. Так мало о них знаем, и не всегда правду. Случайная удача и обстоятельства сводят двух пони вместе, чтобы они больше никогда не встретились. Некоторые вещи просто необъяснимы… Как, например, то, что я увидела тебя под копытами сотен пони и знала, что спасти тебя будет хорошей идеей. Может, просто хорошее тянется к хорошему. Вспоминай обо мне и знай, что даже в самых тёмных местах, пони могут быть добры друг к другу, хорошо? Это всё, что нужно нам, чтобы знать, что Эквестрия ещё жива…

Полагаю, она упустила момент, что я уже нарисовал её. Несколько раз. Или же это было на куске пергамента? Не помню. На моих глазах также выступили слёзы. Её слова были прекрасны. Идея о том, что ты можешь в любой момент встретить замечательных пони, даже если и совсем ненадолго, чтобы найти облегчение и утешение. Кобыла плакала, из-за чего ей приходилось вытирать слёзы снова и снова, чтобы продолжать смотреть рисунки, грустно улыбаясь и рассматривая разных пони, меня и кобыл, которых я однажды нарисовал… с необычного ракурса.

— Я сделаю это, — прошептал я и, не выдержав, тоже заплакал. — Я запомню тебя.

К моему удивлению, она ахнула, словно подавляя внезапный всхлип.

— Спасибо, Мёрки, мы должны… мы должны помнить тех, кто нам дорог. Даже если мы не помним, что они…

— Эй вы, два бездельника!

Грубый голос заставил нас подскочить. Я обернулся и увидел худую, но мускулистую земнопони, топающую копытом.

— У рабов нет перерывов! За работу!

Кобыла поднялась на ноги.

— Он ранен, Найтфолл, я просто…

— ЗАТКНИСЬ! Назад, за работу!

— Прошу! Он…

Вскрикнув, она отпрянула назад, когда хлыст оставил след от удара на её боку.

— Я! Сказала! За! Работу!

Когда кобыла упала, двое других рабовладельцев поскакали к нам, чтобы утащить её вперёд. Я не знаю, что двигало мной, но знал, что должен смириться и вернуться к работе. Прежде, чем я понял, что делаю, я уже бросился перед ней, принимая третий удар хлыстом на своё лицо. Двое надзирателей остановились от удивления.

— Оставьте её в покое!

Я видел замешательство на лицах рабовладельцев, но, вероятно, даже у них оно было не таким сильным, как у меня, когда ко мне пришло осознание того, где я стою и что сделал. Боль от удара сильно жгла.

— Уйди с дороги, Мёрк. У Хозяина на тебя планы. Я не хочу повредить его “добычу”.

— Я…

Я не знал, что делать дальше. Не знал, почему бросился вперёд. Рабовладельцы схватили меня своей магией. Я почувствовал, как телекинез двух пони обволакивает меня, чтобы грубо дёрнуть в сторону и оттащить прочь от кобылы к другому рабочему месту, чтобы разделить нас. Я дёргался, бил копытами и извивался, пытаясь достать до земли и остановиться.

— Не надо, Мёрк!

Оглянувшись, я увидел, что кобыла поднялась на ноги и помахала мне копытом, а затем отвернулась прочь.

— Не сопротивляйся, прошу. Всё хорошо. Делай то, что должен.

Перестав бороться, меня потащили прочь с поразительной скоростью, так что мне приходилось удерживать накидку изо всех сил, чтобы она не стёрлась об землю. Я пытался найти в себе силы, справиться с пересохшим горлом. Я даже не… Мне нужно…

— Как тебя зовут!? — крикнул я так громко, как только мог.

Но за шумом авто-топоров и грохотом металла, я не смог услышать ответ даже со своим чувствительным слухом. В последнюю нашу встречу, её поставили работать к другой опоре. Рабство не закончится, даже для таких хороших пони. Я зарыдал, когда поднявшееся облако пыли окончательно перекрыло мне вид и вызвало очередной приступ кашля.

Я запомню.


Рабы оттащили меня обратно в контактный зоопарк в корпус Хлыста. Он не обрадовался тому, что меня выгнали с рабочего места за устроенные неприятности, но обычного наказания и перераспределения на другую работу не последовало. Могу только предполагать, что угроза в лице Хозяина в краткосрочной перспективе создавала мне преимущества в рабочей нагрузке. Тем не менее, Хлыст, чтобы сохранить лицо, показательно назначил мне две дополнительные смены.

Не важно. Я был готов принять всё, что они могли мне дать. Уже слишком поздно. Встреча с кобылой должна была погрузить меня в печаль. В любой другой день, я бы свернулся в клубок и выплакал все слёзы, пока не заснул бы от усталости. Я бы позволил этой печали раздавить меня.

Но не сегодня. Я не стану плакать. Ладно, может только немного, но после того, как меня снова бросили в контактный зоопарк, я почувствовал, что что-то во мне изменилось; решимость, которую я не чувствовал до того, как заговорил с ней снова. Да, то, что наши пути разошлись во второй раз печалило меня, но ради неё я перестану плакать и сделаю то, что нужно.

Я пробирался через контактный зоопарк. Банда, вероятно, больше не будет создавать мне проблемы после их встречи с Хозяином. Я видел Нус и Лимона, отдыхавших неподалёку и ожидающих дневной раздачи еды. Видимо, их двоих отправили на ночную смену. Я не обращал на них внимания. Вместо этого, я наблюдал за Хлыстом, который отдыхал рядом со своим офисом, бывшим офисом работников контактного зоопарка. Жеребец не спал. Не думаю, что он вообще когда-либо спал, но в тот момент он определённо был не таким бдительным, как обычно. Я воспользовался этой возможностью, чтобы пробраться в загоны контактного зоопарка и найти более безопасное место.

Забравшись в пространство между низким забором из мусора и сгоревшим загоном, я осторожно разложил содержимое своей седельной сумки. Мой дневник, пергамент с рисунками, старое перо и, конечно же, ПипБак. С тех пор, как я услышал запись Сандиала, он приобрёл для меня новый смысл. Это не просто какой-то работающий мусор со валки. Он принадлежал кому-то. Кому-то, кто носил его в момент, когда мир рухнул две сотни лет назад. Теперь я был уверен, что лучше он будет моим, чем попадёт в копыта того, кто сломает или осквернит его. Также теперь меня одолевало любопытство и желание найти другие записи. Я потратил часть прошедшей бессонной ночи, играясь с кнопками и переключателями в попытках найти их, но всё закончилось тем, что я настроился на “Круглосуточную вечериночную частоту Министерства Морали”.

Нужно делиться! Договориться!

Извини, Сандиал, но если бы я не придумал, как выключить это, то просто бы разбил твой ПипБак об землю, чтобы окончательно не потерять рассудок. Мне было достаточно того, что её голос звучал из всех динамиков в фигурах розовой пони. Так ещё и на моём ПипБаке? Ни за что!

У меня были идеи о том, как можно попробовать включить следующую запись. Я снова включил первую, но время поджимало. У меня были более важные дела в тот момент, чем очередное прослушивание дневника. Нет, мне нужно послушать кое-что другое. Вчера Диджей анонсировал, что сегодня почти целый день он будет давать советы по выживанию. Мне нужно запомнить, как можно больше, если я собираюсь выйти за Стену.

Я переключился на его трансляцию по памяти. Крутил переключатель, пока не услышал милый голос Свити Белль. Значит, советы ещё не начались.

Я отложил ПипБак в сторону, прибавив громкость до уровня, слышимого только моими ушами, и взял дневник. Перед тем, как его открыть, меня посетила мысль. Сегодня кобыла смотрела на те рисунки, что я нарисовал уже после того, как начал делать это по своей воле. Два дня назад она видела рисунки, рождённые моим подсознанием. Но не видела самые старые, те, которые я нарисовал, когда только получил дневник.

Ну и хорошо. Я не хотел смотреть на зарисовки, сделанные до дня в Яме. Я всё ещё помню, как нарисовал собственную смерть. Я помню рисунки, сделанные мной как раз перед тем, как меня отправили на Ферму Развлечений. Несколько рабовладельцев, рабы, мой собственный портрет и больше ничего особого.

Но всё, что я рисовал больше месяца назад, я даже не помнил.

И рисунков было немало. Я делал их почти всю свою жизнь, но чем больше этим занимался, тем больше это всё сливалось воедино в моей голове, превращаясь в способ выпустить боль или найти утешение. Таким образом, передо мной лежал собственный дневник и больше половины его содержимого мне неизвестно. Страницы с загадками и рисунками, которые я даже не помнил.

Иногда меня одолевало искушение взглянуть на них. Но теперь уже нет. Эта часть моей жизни закончилась. Может быть, однажды, когда я сбегу и буду чувствовать себя в безопасности, то взгляну на них. Но не сейчас. Содержимое первых страниц дневника останется загадкой размытого прошлого, в котором я не пытался думать своей головой. Я просто работал, страдал и рисовал то, что причиняло мне боль. Здесь и сейчас было бы глупо подрывать своё эмоциональное состояние тем, что мне вдруг захотелось взглянуть на рисунок наковальни, молота или матери, от которой меня утаскивают прочь.

— Давай, Мёрки, соберись…

Я пробормотал это сам себе просто, чтобы напомнить о том, где я и сконцентрироваться на новых страницах моего дневника. Иногда я всё же останавливался, чтобы взглянуть на некоторые старые рисунки. На одном из них я задержался аж на целую минуту, всматриваясь в рисунок кобылы, которую нарисовал по прибытию в Филлидельфию. Великолепная незнакомка с развевающейся гривой и длинным объёмным хвостом, он был сдвинут в сторону как раз для…

Закашлявшись, я огляделся по сторонам и решил, что стоит двигаться дальше. Не самое подходящее время, чтобы наслаждаться восприятием кобыльей красоты.

Выбрав пустую страницу, я устроился поудобней и начал вырисовывать линии без какой-либо задумки. Часть меня хотела изобразить кобылу (нет, не так), но почему-то я чувствовал, что не стоит делать этого. Она попросила меня нарисовать её тогда, когда я сбегу.

Сбегу…

Я опустился на колени и нарисовал несколько грубых линий по дуге через всю страницу. В центре появились несколько тонких штрихов углём. У меня никогда не было чёткого плана. Я просто рисовал то, что мне хотелось и помогало картине воплотиться в реальность. Другие пони могли относиться к этому неоднозначно, но для меня это был просто способ сбросить оковы. Качество не так важно в сравнении с самим процессом рисования.

Толстые линии обретали форму…

Кривые стали фигурой пони…

С каждой новой фигурой я чувствовал, как рисунок раскрывается всё сильнее и сильнее.

Форма превратилась в широкую и крепкую… стену.

Фигура пони стала фигурой пегаса над Стеной.

Я погрузился в размышления, пытаясь понять, чего я хочу для себя.

На Стене стояли рабовладельцы. Штрихи от угля в центре страницы стали следами от пуль, которые прошли мимо пони.

Свободный пегас летел навстречу Пустоши.

Я сел обратно, улыбаясь. Больше это не шокировало меня и не вызывало бурю эмоций. Я мог рисовать для себя, когда захочу, в любой момент. Я мог бы…

Резкий кашель стиснул моё горло, заставив зажмуриться и упасть на бок. У меня болел живот. Голодание нисколько не помогало. Я наскоро отхлебнул воды с ближайшей бочки для сбора дождя, где её собирали для последующей очистки, но мне нужно было выжить сейчас и избежать обезвоживания. Несмотря на вновь заполнившийся желудок, я всё ещё чувствовал на себе последствия отсутствия какой-либо еды… О, Богини, сколько я уже не ел? Я даже не мог вспомнить.

Ладно, мне нужно выполнить обещание. Мой рисунок доказывал стремление к побегу ради собственного спасения. Кашель только усиливал это стремление. Остаться там означало для меня смерть.

Короче говоря, я изо всех сил старался не думать о том, что ещё недавно был готов распрощаться с жизнью, чтобы покончить с этой болью.

Ну привет, Пустошь!

Мои мысли вернулись в нужное русло, как только Диджей появился в эфире. Вот оно.

Думаю, многим из вас интересно, как правильнее ко мне обращаться: Пон-3 или Пон-Е, ведь в письмах, вы обращаетесь и так, и так. Ну, на самом деле, я сам могу говорить по-разному, так что пишите, как вам нравится! В общем, к делу. Вот вы говорите: “Да чё ты рассказываешь о том, что и так известно каждому пони на Пустошах!”. Что ж, мои маленькие ветераны, конечно, вы всё это знаете, но недавно я вот о чём подумал. В прошлом месяце или типо того у нас появилась огромная прибавка в числе искателей приключений на свой круп. Клянусь, такое чувство, будто каждое поселение и Стойло от Филли до Хуфа проснулось и родило из себя маленького героя, который тут же отправился спасать Эквестрию тем или иным образом. Не у всех дела идут хорошо, так что почему бы и не освежить память и не повторить всё то, чему я вас учил долгие годы? Кроме того, судя по некоторым новостям, мне кажется, что и некоторым “ветеранам” не помешало бы освежить знания. Помните, ребята, Пустошь — настоящий враг, и она не терпит гордыню или эгоизм.

Я открыл новую страницу в дневнике. Больно осознавать, что мой реальный побег будет сложнее, чем воображаемый, но это важный этап моей жизни.

Я не умел читать или писать. Я не мог записать план.

Поэтому собирался нарисовать его. Небольшие рисунки, чтобы напоминать себе шаг за шагом о том, что мне понадобится. О маршрутах и времени. О любом маленьком полезном совете, который услышу. Я буду старательным учеником и слушать буду внимательно.

Ну, думаю хватит ходить вокруг да около, пора перейти к сути. Значит, вот, что вам нужно делать, когда вы остались один на один с Пустошью.

Так это и началось. Я приготовился к марафону длительностью в целый день. Мне нужно будет слушать на сменах и между ними, собирать всё, что может пригодиться и быть готовым.

Поехали.


Итак, для всех, кто хочет устроить хорошую битву — флаг вам в копыта. Только не стоит забывать о том, что мир опасен, и адская гончая порвёт вас пополам. Но есть кое-что более важное. Еда. Всё так, мои милые пони, вам нужно есть и пить! Храните столько, сколько можете — не стоит надеяться, что Пустошь будет вас кормить. Последнее, чего хотелось бы новоиспечённому герою — это умереть от голода. И пока мы на этом моменте, убедитесь, что всё, что вы носите, надёжно закреплено и находится в ближнем от вас доступе. Вы же не хотите узнать, что потеряли последнюю бутылку с водой ещё полмили назад из-за плохого узла, верно?

Я рисовал новые линии…


Банда спорила. Точнее, Нус и Лимон спорили. Не знаю, можно ли их теперь на самом деле считать “бандой”. Так или иначе, эти пререкания отвлекали их от еды. Я размышлял об этом и просто не мог заставить себя забрать еду у кого-то, кроме них. В действительности, я был уверен, что любой пони, не раздумывая, решит избить меня, узнав о моём “крылатом” секрете, но именно с этими пони у меня были свои счёты.

— Так что, Нус? Ты хочешь, чтоб мы просто забились в угол из-за того, что какой-то жирдяй убил Нэйлза?

— Этот “жирдяй” порвёт тебя пополам, если ты просто фыркнешь не той ноздрёй, Лимон! Надо понимать, когда проигрываешь! Пора залечь на дно.

Я воспользовался обломками старого свинарника, чтобы прокрасться позади. Они привыкли хранить свои миски с овсянкой рядом с ним, чтоб их не сдуло ветром, и они не остывали. Большинство рабов ели свою еду сразу же, как получали. Чёрт, моего пол-пайка (спасибо, Хлыст) явно не достаточно, чтоб справиться и с малой частью голода.

Ух, это многое говорит о рабской жизни. Такой маленькой порции почти хватило, чтобы набить живот, но не чтоб наесться.

Я мог только предполагать, что они оставили свою еду, чтобы она, как говорят некоторые рабы, “настоялась” (стала менее “свежей” и более густой, а не той водянистой слизью, что нам подавали). В те редкие случаи, когда я получал еду, то не пробовал так делать, но чтобы накопить припасов в путь, мне всё же придётся.

— Ага, и что дальше? Мы больны, скоро нас отправят в литейный цех, а этот ублюдок вернулся и снова будет доставать нас на работе.

Я потянулся вперёд, к первой деревянной миске, осторожно подталкивая жестяную банку. Прошу, не шуми, прошу, не шуми…

— Я даже не могу выпустить пар на коротышке. Если б он не пнул меня по яйцам, я бы… Ай, чёрт, да о чём я вообще. Пускай Хозяин забьёт этого ублюдского пегаса насмерть, туда ему и дорога.

Я пытался заглушить проснувшееся воображение, чувствуя, как весь начинаю дрожать от страха. И не из-за кобылы, которая была совсем рядом со мной и пыталась вчера меня убить, а из-за одних только воспоминаний о нём. Овсянка соскользнула с тарелки и булькнула в жестяную банку, нормальная еда обычно такой звук не делает. Отдышавшись и успокоившись, я потянулся ко второй миске, стараясь не думать о том, что делаю.

— Просто заткнись, Лимон. Иди жри свою овсянку, придурок.

— Ты с ума сошла? Я не прикоснусь к этой херне, пока не буду знать наверняка, что она не пойдёт обратно. На подъёме вкус ещё хуже!

Ладно. Фу. В общем, не важно, я был просто благодарен, что они продолжают отвлекаться на разговор и не обращают внимания на то, что содержимое уже второй миски отправляется в банку. Нырнув назад, я начал крепко закручивать банки в куски ткани, помогая себе зубами и копытами, чтобы сохранять содержимое внутри, а не расплёскивать наружу. Еды было не так уж и много, но, по крайней мере, я точно знал, что до меня её никто не ел и специально не травил. Овсянки хватит на какое-то время, пока я не найду припасы снаружи.

Я начал быстро уползать прочь вдоль стены, прячась от других рабов. Большинство спали, а те, что заметили меня, просто промолчали. На самом деле, никто не любил эту банду. Когда я вернулся к своему укрытию, то внезапно услышал необычный звук, который меня испугал.

Что-то похожее на скрежет пилы по гнилому дереву. Высунув голову из корыта для свиней, в которое я прыгнул от страха, я огляделся по сторонам в поисках источника этого жуткого звука, но затем облегчённо вздохнул.

Хлыст всё таки уснул, свесив голову через забор и пуская на него слюни. Он храпел громко и гордо. Я не смог удержаться и хихикнул, видя, как этот вселяющий страх пони теперь казался таким простым. Если и было что-то хорошее в Хозяине, так это то, что Хлыст на его фоне больше не был плохим.

Я уже собирался повернуться и идти к своему укрытию, но Диджей продолжил свой рассказ о том, каких городов лучше избегать, сразу как закончилась песня Сапфир Шорс, и что-то в моей голове щёлкнуло.

   ...убедитесь, что всё, что вы носите, надёжно закреплено…

У меня не было ни верёвки, ни троса, но длинный кожаный жгут мог бы сработать.

Каждая часть моего разума, что ещё окончательно не свихнулась, трубила мне, что это плохая идея. Тем не менее, мои копыта сами повели меня к Хлысту и его маленькому кабинету.

Я только что украл еду у бандитов. Что, Богини, я делал, собираясь обокрасть рабовладельца? Я делал по одному шагу за храп, изо всех сил стараясь сохранить дыхание ровным, но заметил, что оно по привычке идеально совпадает с дыханием самого Хлыста.

Десять шагов.

Хлыст всхрапнул и зашевелился. Я застыл. Через секунду, он снова успокоился. Мои ноги продолжали нести меня дальше. Трое рабов, наблюдавших за мной, одновременно закатили глаза, видимо, думая о том, что коротышка собирается просто покончить с собой. От банды я был скрыт за углом здания. Я всё ещё слышал, как они спорят, но уже о том, кого выбрать своей следующей жертвой, после того, как меня переведут.

Пять шагов.

Дверь была прямо передо мной. Внутри я увидел небольшую кровать в углу, окружённую пустыми бутылками из-под алкоголя. Хлыст умудрялся выпивать, когда грифоны не видели. Стерн, их фанатичная предводительница, прославилась тем, что жестоко наказывала рабовладельцев, которые употребляли спиртное на работе, но видимо вкус был настолько желанным, что многие не выдерживали. На стене грубым копытным почерком Хлыста было написано расписание… хотя я не мог знать об этом наверняка. Или это расписание, или на досуге он увлекался художественной графикой, выходящей за пределы моего понимания.

Рядом с дверью в крохотной комнатке (как он вообще там помещался?) висели четыре хлыста разных размеров. Он даже пронумеровал их. Первый был тем, что он всегда носил с собой, а номера с второго по четвёртый увеличивались в размере один за другим. Мне мгновенно стало плохо от того факта, что я, вероятно, смог бы узнать каждый из них лишь по одному полученному удару после всего одного месяца в Филли.

Я решил выбрать третий номер, самый тонкий, сделанный из браминьей кожи. У него ещё были тонкие и длинные полоски на конце, которые оставляли болезненные следы на шкуре и при ударе издавали звук, подобный выстрелу.

Застыв на месте, я резко замотал головой. Меня накрыло осознание того, что моё восприятие жизни очень странное.

Я понял, что мне придётся потратить много времени, чтобы объяснить любому пони за Стеной, почему я так много знаю о хлыстах и цепях, чтоб у них не возникло странных мыслей о моих вкусах.

Кнут был плотным, очень плотным, но гибким и выдерживал большую нагрузку. Идеально подходит для той идеи, что меня озарила. Я быстро просунул голову за дверь и схватил его зубами.

Храп Хлыста прекратился.

Я отшатнулся назад, пытаясь убежать за угол хижины. Он открыл глаза раньше, чем я успел двинуть своими застывшими от страха ногами.

— Мм… хмм? Мёрки Седьмой?

Ему потребовалась секунда, чтобы всё увидеть. Жеребец яростно взглянул на меня, зарычал и занёс первый хлыст в воздух для удара.

— У тебя есть ровно три секунды, чтобы объяснить, почему ты держишь Бэтси своими зубами, Мёрк.

Я сглотнул, будучи слишком испуганным, чтобы хотя бы бросить хлыст на землю.

— П-потому… п-потому ч…

— Раз, два и три.

Его хлыст щёлкнул возле моих копыт, заставив меня наконец отпустить кнут и попятиться назад.

— Викед Слит захотела его!

Я прокричал это так громко, как только могли себе позволить больные лёгкие.

— Он нужен ей для рабочей смены! Она хочет, эм… расширить свой кругозор!

Хлыст не выглядел сильно убеждённым, но его взгляд всё ещё был сонным настолько, чтоб в ответ он махнул копытом.

— Ну ладно, но если ты не вернёшь его до вечера, то будешь отвечать за это и Шэйклс тебя не защитит. Может, хоть так Слит перестанет жаловаться на эффективность моих рабов.

Он повернулся, собравшись вернуться ко сну, а я поднялся и уже начал уходить. Я мог бы найти какое-нибудь место для отдыха перед следующей сменой. Но едва я успел повернуться и вздохнуть от облегчения, то услышал, как Хлыст снова заговорил.

— Ох, ещё кое-что, Мёрк.

Я даже не обернулся. Но зря. Следующее, что я почувствовал это жгучая боль от удара хлыстом по моим бокам и крупу, заставившая меня вскрикнуть от боли и, отскочив вперёд, завалиться на землю, потирая ноющее место копытом. Удар прошёлся прямо по кьютимарке.

— Это за то, что разбудил меня. А теперь бегом на работу.

Я сказал, что больше не буду плакать, но боль от удара была такой, что я не смог удержаться. И пока я хромал прочь, другие рабы смеялись мне вслед.

Как же я не буду скучать по этому после ночи.


    Не могу сказать, что мне, как и многим из вас, понравится следующий совет… ну, некоторым, точно. Понимаете, как бы вам не хотелось следовать старому доброму эквестрийскому духу и решать все проблемы разговорами, есть множество ситуаций, где понадобится другой подход. Банды, гули и, если вам совсем не повезёт, рейдеры. Чёрт возьми, есть вещи даже похуже. Так что, как бы мне не было больно это говорить, ребятки, но если вам предстоит поход в Пустошь, убедитесь, что вы собрали всё необходимое. Найдите себе пушку и броню, какую только сможете достать. Лучше жить, ребятки, лучше жить.

Линии превратились в формы…


Упряжь от повозки уже натёрла мне спину в том месте, где давила сильнее всего. Викед Слит поручила мне самую “любимую” работу на её фабрике: перевозка грузов. При весе тележки, по ощущениям, в полтонны, фактор истощения был не просто заметным, а решающим. Пять доставок за день, каждая из которых должна быть осуществлена на разный завод в разных частях Филлидельфии. Разный металл для боеприпасов, идущих на нужды армии Красного Глаза. Медь на завод Айроншод. Сталь на производственный цех Сэдлсор. Названия других фабрик я даже не знал. Я просто опустил голову и тянул вес, во много раз превосходящий мой собственный и явно не подходящий для моего уровня силы.

Это всё ещё не имело значения, ведь это были последние пять тележек, что придётся тащить Мёрки Седьмому за всю его жизнь. Я в этом уверен.

Плюс, у меня был маленький план. Викед Слит была уверена, что я сломлен и слишком труслив, чтобы сделать что-то лишнее. По этой причине, она часто оставляла меня без присмотра или надзирателя, который был ей нужен в другом месте для “поднятия эффективности”. Таким образом, я смог сбросить свою седельную сумку у дороги и использовать её в качестве тайника. Во время каждой доставки, я останавливался у него, выскальзывал из упряжи (те, кто её создавал, явно не предполагали, что ей будет пользоваться пони моих размеров) и прятал там металлическую пластину. Пять доставок, пять разных листов металла. Я ничего не знал об их составе, так что просто надеялся, что все они так или иначе пригодятся.

Я затянул пустую тележку на фабрику Слит и завалился на пол, хватая ртом горячий воздух производственного цеха. Зона погрузки серьёзно охранялась вооружёнными стражниками, которые направили меня к ближайшему свободному месту, чтобы оставить тележку для следующего бедняги. Для них это стало практически традицией; делать ставки на то, сколько времени мне понадобится на то, чтобы поставить тяжёлую тележку на место загрузки. Самая долгая попытка заняла у меня шесть минут, на следующий день после того, как я перетрудился. Личный рекорд — это две минуты.

Это, на самом деле, довольно жалкий результат, но на большее после полной смены на ногах, тягая эти тяжёлые повозки, надрывая спину и растягивая мышцы, я был просто не способен.

Я не видел, но слышал, как стражники спорили, делая ставки. Не то, чтобы там были особо крупные суммы; обычно, это была пара крышек или сигарет. Я вздохнул, в очередной раз я играл в их игре. В теории, можно было просто бросить тележку, но каждый раз приходилось оценивать, какой из стражников скорее всего меня побьёт, если он проиграет и стараться подстраиваться под его задуманное время. Они до сих пор не сообразили, что я отчётливо слышу их перешёптывания. Я позволил ушам делать своё дело, услышал от пони пару высоких ставок, основанных на том, что Яма и болезнь замедлят меня. Третий жеребец сделал ставку на меньшее время, и его голос звучал явно раздражённым, что было для меня намёком на последствия, если я не управлюсь за три минуты.

Вот отстой.

Я старался изо всех сил. Но мои уставшие мышцы, едва затянувшиеся раны и голодание просто не давали мне сдвинуть тележку с места. Поскользнувшись и удивлённо вскрикнув, я  упал на пол, пытаясь заставить ржавые колёса двигаться.

— Ох, ради всего святого, шевелись, дохляк!

— Мёрк, не торопись ещё секунд тридцать! Я поставил кучу всего!

— Только попробуй не справиться за тридцать секунд, и я отыграюсь на тебе по полной!

Мои ноги просто не двигались. Я не мог рисковать, тратя свои последние силы, учитывая, что они мне понадобятся на реализацию плана. Вздохнув, я упал и уткнулся головой в тележку. Иногда ты просто не можешь выиграть.

— Ох, да ты издеваешься надо мной? Он сдался! А ну, иди сюда!

Тяжело дыша, я поднял взгляд и просто понадеялся, что бить будут не слишком сильно.

— Эй! Что я вам говорила, по поводу отвлечения рабов от работы?

Трио застыло, двое из них сразу вспомнили о неотложных делах. Третий, который шёл ко мне, мгновенно вспотел от напряжения. Викед Слит вышагивала прямо к нему через погрузочную зону. На ней были надеты старые пегасьи лётные очки для защиты глаз от искр, а кинжал послушно парил рядом с ней. Я завидовал её выносливости, позволявшей пользоваться магией в течении всего дня.

— Вы их бьёте, а они меньше работают! Бейте их тогда, когда они НЕ на работе. Думаете я могу позволить себе терять по десять рабочих минут каждый грёбаный раз, когда у вас копыта чешутся? Пинайте рабов в их корпусах, когда рабочий день закончится!

Ну, конечно. Даже у стражников были свои смены, хоть и более короткие и менее тяжёлые, чем у рабов. Не думаю, что Слит была бы более рада потерять стражника, чем очередного раба.

— Да, мэм!

— Так точно, мэм! Простите, мэм!

Они ушли прочь, оставив меня самого подниматься на ноги и с великим усилием всё таки затолкать тележку в место погрузки. 45-сантиметровый кинжал у кобылы-садистки — это отличный стимул для таких слабых пони, как я. Рухнув на тележку, я тяжело дышал, чувствуя, как десятикилометровые заезды с ней вытянули из меня почти все силы. Моя правая передняя нога сильно болела, пульсируя и напоминая о себе каждые пару секунд, в то время, как всё тело ныло от усталости. Это уже вошло в привычку, то же самое я испытывал после каждой смены у Слит за последний месяц. Я пытался отдышаться, подняться на ноги, но мои лёгкие напомнили о том, что лекарств им явно не хватило, заставляя кашлять настолько сильно, что даже приближение ко мне Викед Слит не помогло успокоиться. Вчерашнее лечение явно теряло свой эффект. Учитывая боль в горле и помутнение в глазах, я понял, что уже завтра утром болезнь вернётся ко мне в полной силе.

— А распрягать его мне самой, тупые вы ублюдки.

Слит бубнила себе под нос, магией расстёгивая ремни упряжи. Очевидно, она не подозревала, что я и сам могу без проблем вылезти. Устало волоча своё измождённое тело короткими и тяжёлыми шагами, я дошёл до кобылы и рухнул рядом с ней. Я больше не могу. Усталость была уже в голове: вся энергия, которую я получил от бессонной ночи, тяжёлого трудового дня и половины порции овсянки, закончилась. Фыркнув, Слит пнула меня ногой пару раз.

— Подъём, Мёрк. У тебя всё ещё целых четыре минуты рабочей смены. Побудь небесполезным и отнеси этот мешок с железками на фабрику, пока не ушёл. Я покажу куда.

— Уууугх… — стало моим внятным и продуманным ответом.

— Заткнись, поднимайся и двигай копытами!

Её полупинок подарил мне основания, чтоб найти в себе скрытые силы, которые позволили мне увернуться, вскочить на ноги и быстро кивнуть. В глазах всё плыло, мне хотелось просто лечь где-нибудь и уснуть. И, может быть, небольшой массаж для снятия напряжения. И ещё немного еды? Хорошей, то есть.

Вздохнув, я потянулся и побежал к мешку, на который Слит указывала своим кинжалом. Схватив его зубами за узел, я даже не попытался закинуть его на спину, а вместо этого просто потянул его по полу за собой. Кобыла закатила глаза и, вздохнув, потрусила на фабрику.

— Ох, Селестия, избавь меня от этих бесполезных рабов, — проворчала она себе под нос. — Или изгони их всех на ёбаную луну, где они больше меня не побеспокоят.

Мне пришлось прикусить язык. Желание пошутить или подколоть её в последний раз было невероятно сильным. К счастью, я позволил рабу в голове взять всё под контроль, чтобы хотя бы остаться в живых.

Я последовал за ней, волоча мешок по паре шагов за раз. Грубая кожа была отвратительной на вкус из-за пыли и грязи на ней. Подтянуть. Сделать пару шагов назад. Подтянуть. Пару шагов назад.

Войдя на фабрику, жар накрыл меня настоящей волной. Массивные чаны с расплавленным железом излучали так много тепла, что просто находиться поблизости было тяжело из-за жжения на шкуре. Металлические обломки пробили мешок в нескольких местах и скрежетали по полу, но этот шум едва ли был сравним с шумом работающей фабрики. Уши сразу начали болеть, из-за чего я почти прослушал внезапный приказ Слит остановиться и чуть не врезался в её круп. Вздохнув от облегчения, я бросил мешок туда, куда она указала кинжалом и снова опустился на колени. Один из обломков выпал из мешка. Пока кобыла осматривала прессы и наблюдала за рабами, я быстро потянулся и спрятал его под жилетку. Я уже придумал для него применение, благодаря радио.

— Мёрк, смена окончена. Выметайся. Я слышала, что у Хлыста есть для тебя работа на молотилках. Им там нужен кто-то мелкий. Сразу иди туда.

— Но…

— Никаких “но”, Мёрк, — гаркнула кобыла. — Вали на грёбаные молотилки, пока я не сделала так, чтоб ты ещё месяц не смог сидеть!

Она сняла очки, положив их на ступеньки, ведущие к её офису, чтобы заглянуть мне в глаза.

— Не думаю, что мне нужно объяснять тебе, как сильно ты мне не нравишься.

Она провела  кончиком лезвия по моему лбу, чтобы убрать упавшую гриву с глаз.

— Поэтому, я скажу тебе вот что, — Слит продолжила, понизив тон настолько, что я уже начал волноваться о том, что она узнала о моём чутком слухе. — Я не хочу, чтобы ты вернулся. Я знаю, что этот Чейнлинк Шэйклс идёт за тобой. Хозяин не так милосерден, как я. Он совсем не такой, как я, Мёрк. Он не будет тебе угрожать. Не будет пугать тебя обещаниями всевозможных казней.

Она захватила всё моё внимание. Не из-за кинжала, что парил прямо перед моими глазами, не из-за твёрдого копыта, которым она держала мой подбородок. Дело в её тоне. Она говорила, как будто с облегчением, словно желала никогда в жизни не пересекаться с ним. Хозяин вызывал ужас своей репутацией среди рабовладельцев даже у Викед Слит. Мои зрачки расширились до предела.

— Он ломает рабов, Мёрк. Лично я рада, что ты попадёшь к нему. Быть может ты хотя бы так поймёшь, что в жизни нужно было больше стараться. Ох, мой маленький раб. Такой до безобразия жалкий. Ты никогда не старался, Мёрк. Думаешь я не могу предсказать твоё будущее? Взгляни на свой мелкий круп, видишь там кандалы? Иногда мне так хочется надеть на тебя такие же и оставить тебя умирать, просто потому, что ты для меня абсолютно бесполезен. Рождён, чтобы быть рабом и даже с этим не справляешься.

Она грубо толкнула меня в сторону. Дрожа, я упал на бок.

— Выметайся. Яма была для тебя слишком хороша.

Тяжело дрожа, я кивнул в ответ. Нет… Она была не права. Я не попаду к Хозяину. Я сбегу. Я посмотрел на Слит, прямо ей в глаза. Я хотел сказать ей, что уже завтра будет не права. Если она и видела моё неповиновение, то явно не подала виду, отвернувшись, чтобы накричать на рабов, которые ушли с рабочего места на перерыв. Я хотел прошептать что-то. Прокричать! Хотя бы одно слово в доказательство того, что я больше не собирался терпеть её жестокость!

Но не смог ничего придумать. У меня всегда были трудности с тем, чтобы красиво выражать свои мысли. А страх моего внутреннего раба перед ней просто не позволял сказать хоть слово против хозяев.

Поэтому, я украл её очки.

Какое же я испытал удовольствие от крика кобылы, пока изо всех сил убегал с фабрики на молотилки, по пути подобрав седельную сумку, которая пополнилась новыми вещами.


    Сейчас мне придётся поведать вам довольно неприятную правду о Пустоши, ребята. Я всегда говорил, что несу правду, какой бы горькой она не была. Это моя позиция. Если вы идёте на Пустошь, она точно навредит вам. Физически, ментально и, чёрт, даже духовно, если вы в это верите. Так что убедитесь, что у вас с собой столько целебных зелий, антирада и Рад-Х, сколько вы сможете на себе унести. Запаситесь бинтами, если можете. Они лёгкие, а на одно лишь зелье полагаться не стоит. Огнестрел или бита с гвоздями — это довольно очевидный способ получить травму на Пустошах, но позвольте мне вам напомнить, что все мы грязные. Да, ребята, это правда. Мы весь день барахтаемся в грязи, пока ищем припасы или путешествуем в самую паршивую погоду, какую только можно представить. Поэтому, помните. Болезнь — величайший убийца. Одевайтесь получше. Старайтесь сохранять тепло и подбирать снаряжение по погоде. Вот вам совет от папочки Пон-3, ребята: не стоит болеть посреди Пустоши, если вы заранее не подготовились к такому. 

Линии превратились в формы.


Лезвия молотилки пролетели от меня в паре сантиметров, когда я успел нырнуть в сторону и выкатиться из-под машины. Шипя и щёлкая, неоткалиброванные лезвия царапали пол при каждом движении. Огромная машина растянулась на двадцать метров по молотильному цеху, измельчая и распуская канаты. Словно струны пианино, она тянула в себе тысячи нитей, которые машина вытягивала по всей своей длине и перекручивала, превращала во что-то полезное. Под станком было свободное пространство, которое предназначалось для корректной работы внутренних механизмов, и оно было заполнено мусором, состоящим из кусков оборванных канатов. Так-то в станке был предусмотрен автоматический уборщик мусора, но естественно он уже давно не подлежал ремонту.

Таким образом, у маленьких пони появилась великолепная работа, заключавшаяся в том, чтобы нырять под машину, когда лезвия поднимались вверх, хватать, как можно больше мусора, а затем выпрыгивать обратно, пока их не перерубило. Это была смертельно опасная работа: долгие часы под механизмом, который мог лишить тебя жизни каждые пятнадцать секунд. Работорговцы держали при себе палки для рабов, которые приносили обратно мало мусора, что в конечном итоге вело к ещё более смелым попыткам. Очевидно, что эти обрывки тросов были гораздо ценнее нашей безопасности.

О, и самое интересное. Пространство под станком было высотой всего в полметра, так что пони не мог ни бежать, ни даже стоять там. Рабам приходилось ползать, подогнув ноги. Многие из них просто ложились на бок и катались, но в моём случае, за исключением экстренных ситуаций, это причиняло слишком много страданий крыльям, и я так не делал. Я не мог себе позволить кричать от боли каждый раз и привлекать внимание к своим бокам. Даже теперь, я всё ещё нервничал, ведь слухи о пегасе ширились по Филлидельфии после случая в Терминале. Как же мне хотелось просто улететь прочь от всего этого.

И мне в этом желании было жестоко отказано. Всего один молот и наковальня…

Я покачал головой, выбрасывая собранные куски канатов. Мне нельзя было возвращаться к этим размышлениям. Я всё ещё порой просыпаюсь от собственных криков, когда мне снится, как молот опускается снова и снова, удар за ударом. Каждый раз я обнимаю себя себя копытами, пытаясь убаюкать искалеченные крылья. Если бы они только не болели так сильно.

— Готовьтесь! Новый цикл!

Я поднялся на ноги. Они всё ещё жутко болели после перевозки грузов, но часть сил ко мне вернулась. Уборка молотилки хоть и опасный, трудоёмкий процесс, но эти перерывы после сброса мусора и между циклами были тем, что хоть как-то напоминало отдых в Филлидельфии. Конечно, если не учитывать, что порой скорости не хватает. Я заработал приличное число порезов, но это мелочь. Эта машина пролила литры крови за то время, что я был там и лишила по крайней мере нескольких пони конечностей.

Механизм заработал. Я наблюдал за тем, как ролики скручивали тонкие канаты в более толстые, уже напоминавшие по виду верёвку. Рядом со мной были ещё тридцать маленьких пони, ожидавших очередного безумного рывка. У многих были шрамы или всё ещё свежие раны, что служили свидетельством их недостаточной расторопности. Я тоже едва не получил такие же, пока в какой-то момент не привык к ритму. Досадно, что даже среди такого количества мелких пони, я всё равно был самым маленьким.

Лезвия остановились и поднялись вверх от тросов.

— Вперёд!

Мы прыгнули вперёд, как один, заскочив под станок на пузе. Я видел, как другие толкали себя вперёд задними ногами, собирая мусор передними. Мне не нравился такой вариант, слишком легко застрять и нет возможности быстро развернуться. Я использовал все конечности, чтобы ползти под станком так далеко, как только мог. Трюк, который другие рабы упускали, заключался в том, чтобы забраться, как можно дальше, развернуться, а затем оттолкнуться со всей силы обратно. Это экономило время. В свой первый день, я пытался ползать, как они и мне вспороли бок словно скальпелем. Только своевременное вмешательство новенького смотрящего, который не хотел терять рабов, спасло мне жизнь. А на следующей неделе стало поводом для наказания за то, что так облажался. Уже в следующий раз я наблюдал за теми, кто, как мне казалось, лучше справлялся с выживанием.

Пространство было небольшим, моё горло и нос жгло от поднятой другими рабами пыли и волокон. Ноги царапались об пол, пока я безумно рвался вперёд к вращающимся лезвиям, которые поднимались вверх над моей головой.

Я услышал крик чуть дальше по линии. Кто-то слишком поторопился и засунул копыта под ещё не до конца поднятые лезвия, которые тут же оставили порезы.

Шум помог мне собраться. Я сгруппировался и, развернувшись, сильно оттолкнулся. Я слышал, как вращающиеся лезвия движутся прямо надо мной. Я закрыл глаза и толкнул себя дальше, скуля от боли и выныривая из под станка. Позади меня лезвия опустились спустя буквально секунду или две.

Я провёл под ним всего пятнадцать секунд. По ощущениям прошло несколько минут.

— Приготовились!

У нас не было особой возможности отдохнуть. Я видел, как других рабов со свежими порезами избивали за то, что они вернулись обратно только ни с чем. Моя собственная кучка была небольшой. Я старался не рисковать, но даже так мне обычно удавалось сделать столько, сколько надо. Я был достаточно маленьким, чтобы справляться с работой.

Я встал на позицию, готовый броситься вперёд.

— Приготовились! Новый цикл!

Я сделал глубокий вдох. Одна хорошая ходка позволит мне расслабиться на остальных. Вести себя осторожнее. Одна опасная будет лучше дюжины обычных, при условии, что каждая может быть последней.

Наверное.

— Вперёд!

Я оттолкнулся от стены и проскользил по полу на своём боку прямо к лезвиям, остановившись возле них. В паре сантиметров от моего лица, они только-только начали подниматься, а я полз вперёд, чувствуя, как всё моё тело трясёт от адреналина и ужаса, пока я не моргая пялился на них. Могу поклясться, что видел пятна крови.

Дальше, глубже. Три секунды. Четыре. Пять…

Затем я услышал другой крик.

Он прозвучал сбоку от меня. Молодой жеребец барахтался в куче волокна.

— Помогите! Помогите мне! Кто-нибудь!

Обернувшись, я понял, в чём заключалась проблема. Его одежда зацепилась за шестерни, которые двигали механизм вперёд и назад. Испуганно глядя по сторонам и дёргаясь в панике, он не прекращал кричать.

Был момент сомнений, но увидев, как лезвия остановились сверху и начали возвращаться назад, я бросился к нему. Схватив жеребца, я потянул его на себя, несмотря на то, что он махал ногами и только мешал этим.

— ПОМОГИ!

— Пытаюсь! Я… Да!

С рвущимся звуком, его одежда поддалась. Я схватил его и начал толкать вперёд, пока в какой-то момент он не сориентировался и не начал двигаться сам. Безумно перебирая ногами, он полз вперёд, но постоянно поскальзывался. Мне пришлось снова схватить его за жилетку и тянуть за собой, но теперь паника охватила и меня. Звук позади нарастал. Лезвия приближались. Все остальные пони уже вылезли.

Я оттолкнулся изо всех сил, таща его за собой, но было слишком поздно, я просто не успею. Мы упали вместе, и я оказался прямо над ним. Я пытался подняться на ноги, чтобы сдвинуть жеребца, может, у меня получится…

Лезвия опустились, и я почувствовал, как рвётся моя накидка. Жуткий, скрипящий звук вперемешку с хрустом оглушил меня. Я закричал и закрыл глаза.

Но боль не пришла. Медленно открыв глаза, я вытолкал застрявшего пони наружу и, поднявшись из-под станка, бросился к ближайшей стене в панике. Тяжело дыша, я оглядел всё своё тело.

Я был невредим. Машину заклинило.

Прозвучал второй крик, но уже протяжный, наполненный болью и длящийся гораздо дольше, чем обычно. Мольбы, плач, крики: я поднялся и от одного взгляда в сторону станка мне стало плохо.

Кровь.

В машину попал пони, который, как я понял, пошёл на слишком большой риск. Его задняя нога… Её не было. Красная кровь покрыла канат и лезвия.

Мне стало жутко. Если бы этого не случилось, то я бы…

Но я же не мог просто бросить застрявшего пони, правильно? У меня даже мысли такой не было.

Раненый жеребец, оставшийся калекой, кричал, пока рабы и рабовладельцы пытались вытащить его. Едва им это удалось, я увидел, как чуть поодаль смотрители обсуждают что-то между собой. Я смог расслышать их.

 — У нас же есть зелья в подсобке, мне их принести?

— Нет.

— Но…

— Он просто раб. Теперь ещё и бесполезный. Стерн с нас шкуру сдерёт, если мы их используем. Хочешь, чтоб тебя за растрату казнили?

Я даже не успел осознать в какой момент один из стражников магией вытащил револьвер из кобуры и сделал выстрел. Все пони в цеху закричали, прижавшись к полу. Но крики закончились мгновенно, когда звук болезненно ударил меня по ушам.

Рядом со мной, спасённый пони, наконец открыл глаза и крепко обнял меня.

— О, спасибо тебе! Спасибо! Я просто… я…

Он разрыдался, опершись на стену в облегчении и ужасе. Я просто сидел молча, не совсем понимая, как мне реагировать на его слова. В конце концов, я поднял ногу и похлопал его по спине.

Чувствуя, как лёгкий ветерок обдувает моё правое крыло, я оглянулся, чтобы поправить…

Крыло торчало через дыру в накидке.

Подавив крик и выругавшись, я прижался спиной к стене так быстро, как только смог, стараясь поправить жилетку так, чтобы ткань закрывала дырку.

В это время рабовладельцы, покрытые кровью погибшего, поднялись. Один из них судя по всему испытывал отвращение, а другой — раздражение.

— Пусть один из рабов уберёт это в сторону. Сожжём сегодня ночью.

Это. Они назвали его “это”. Я сразу вспомнил слова кобылы. Мы не какой-то скот, мы — пони.

Всё стало понятно. Вот почему я рисковал собой. Пони был в опасности. Не просто цифра в статистике. Поэтому кобыла помогла мне в прошлом.

Вкратце, если бы причиной моей смерти стала не болезнь, а попытка спасти кого-то, кто попал в беду, то я бы гордился этим.

Для наших хозяев мы были просто цифрами. Процентами эффективности для Викед Слит, игроками для игр и заданий Хозяина. Промышленность Красного Глаза существовала, благодаря статистике, а не его вдохновенным речам.

Даже когда я услышал приказ оттащить тело в подсобное помещение, то почувствовал себя абсолютно бесполезным в глазах других пони. Просто маленький винтик в механизме. Нужен лишь для того, чтобы чистить очередную молотилку от мусора. Теперь, когда я понял, что значит поступать правильно, то увидел яркий контраст с тем, что меня окружало. Всё это безразличие обрушилось на меня невероятной тяжестью. Поправляя жилетку, я спешно последовал приказу. Мне нужно уйти отсюда. Сейчас. Прямо сейчас.

Дрожащими копытами, я взял тело мёртвого раба, стараясь не испачкаться в его крови. У меня не хватало сил, чтобы поднять его или тащить с должным почтением, но будь я проклят и отправлен на луну, если начну обращаться с ним, как с куском мяса. Рабовладелец встал рядом с телом и взглянул на меня.

— Эй, ты что, порезался?

Я резко вздохнул и замотал головой.

— Нет! Я, э-э, просто… просто порвал жилетку!

Моё крыло прикрывали только копыта. Жеребец взглянул на мой бок, пытаясь найти следы крови. Мучительные секунды осмотра.

— Двигай дальше.

Я потащил тело, надеясь, что мой вздох облегчения не был особо громким.

Осторожно, я закрыл глаза у трупа, когда убедился, что никто из надсмотрщиков за мной больше не следит. Волоча жеребца в подсобку, я услышал, как машина вновь заработала, словно ничего и не случилось.

— Приготовились!

Как маленькие послушные шестерёнки, рабы встали на изготовку, несмотря на заплаканные глаза. Тот, которого я спас, покачал головой и застонал в страхе, но после пары ударов по голове вернулся в строй.

Пройдя сквозь двойные двери, я подтащил мёртвого раба к подсобке и попытался уложить его, как можно аккуратнее. С ним не будут нормально обращаться, а просто сбросят в общую могилу и оставят до тех пор, пока до молотилки не дойдёт новая партия зажигательных патронов. Но я мог хотя бы в последний раз отнестись к его телу с должным  почтением. Может быть его душа уже уйдёт к моменту, когда они превратят жеребца в пепел.

Я сел на пол.

И осознание накрыло меня.

Я задрожал, дыхание стало тяжёлым, а эмоции накатили волной.

Этот бедный пони спас мне жить. На его месте мог быть я. Если бы он не совершил ошибку, то мне бы отрезало и перемололо задние ноги. И мне бы пустили пулю в лоб.

Я почувствовал, как слезятся глаза и упал на бок, пытаясь хоть как-то сдержаться, но безуспешно. Я не грустил, ведь видел, как рабы умирают так или иначе каждый день. Но это произошло так близко, так случайно и так бессмысленно! Что это за мир такой?

Я поднял взгляд в поисках чего-нибудь, что поможет мне! Моя седельная сумка осталась в безопасном месте, спрятанной в трубе, так что у меня с собой не было даже дневника или ПипБака. Стены были покрыты слизью, ржавчиной, а потрескавшаяся краска постепенно сменялась видом голого бетона, столь популярного в Филлидельфии. Их украшали плакаты с изображениями, на одном из которых была та самая ненавистная пони, которая, видимо, будет наблюдать за мной вечно. Так же несколько плакатов с рекламой армии и рисунками огромных железных пони и ловких пегасов в сине-жёлтых костюмах.

На последнем плакате была нежно-жёлтая кобыла с розовой гривой, сидящая посреди безмятежного поля и смотрящая на восход солнца. Умиротворяющая сцена. Цвета были точь-в-точь, как у моей седельной сумки. Это плакат связанный с медициной? Мне всё равно. Для меня имела значение только эта сцена.

Вот какой была старая Эквестрия? Местом, где ты можешь сидеть на холме и наслаждаться жизнью без забот?

Я снова взглянул на раба. Я взглянул на собственные грязные и потрескавшиеся копыта и почувствовал, как дрожь возвращается.

Да что же это за мир такой, в котором я родился? Я никогда и ничего не знал о прошлом, но чувство оторванности от текущей реальности было невероятно сильным. И в то же время я понимал, что нет никакого смысла в этом чувстве. Я просто расплакался и крепко обнял себя. Пони не должны проходить через такое.

Я просто не мог оставаться там. Мой разум был слишком хрупким для такого ужаса, ведь я совсем недавно открыл для себя что-то, кроме работы на хозяев. Шмыгнув носом, я поднялся на ноги и собрал в мешок столько ткани, сколько смог, прихватив при этом иголку с ниткой. И перед тем, как выйти из фабрики через чёрный ход, я забрал одно целебное зелье, которое оставили рабовладельцы.


    Иииии мы вернулись с нашим продолжением советов по выживанию на Пустоши! Следующая часть довольно неточная, так что я постараюсь объяснить получше. Исследование. Вокруг нас присутствует большой мир, и если мы хотим приносить пользу и умело сражаться, то нам придётся выйти и взглянуть на него. Для начала, держитесь подальше от Стойл. Смертельные ловушки есть в каждом из тех, о которых мне доводилось слышать. Что насчёт других вещей? Чем больше мы найдём и будем знать, чем больше мы поймём, тем лучше сможем справиться с будущим, ребята. Рисуйте карты, узнавайте о том месте, куда идёте, изучите место, где вы сейчас. В конечном итоге, это окупится в тот момент, когда вы потеряетесь или вам срочно нужно будет найти что-то примечательное. К слову о нахождении вещей, это самая весёлая часть… собирательство! Если вы что-то нашли, то подумайте о том, чтоб взять это с собой! Может для вас это и мусор, но кому-то другому эта безделушка может пригодится.  Как я всегда вам говорю, ребята, торговля спасёт всех нас. Так что не надо просто выбрасывать очередной тюбик чудо-клея или связку проводов, понятно?

Формы обретали жизнь…


Ветер ревел над головой и обдувал меня своими резкими и тёплыми порывами, которые были обычным делом в Филлидельфии. Мой разум был таким же ветренным, пока я пытался рассмотреть лучшие позиции, самые безопасные пути и самые удобные укрытия. Даже с моим небольшим талантом к поиску подобного, мне приходилось напрягаться изо всех сил, чтобы заметить всё с такого расстояния. В общем, я просто пытался не думать о погибшем на фабрике рабе.

Я сидел на вершине розового, э-э, с розово-розовым “Хелтер-Скелтером” на Ферме Развлечений с туго повязанной маской на лице для защиты от смога на такой высоте. Ладно, может мне всё таки и пришлось вернуться на Ферму один раз, но точно не в контактный зоопарк. Это же считается за “никогда не вернусь”, верно?

Возвышаясь над всем, кроме огромного амбара и горок, это место давало лучший вид на Филлидельфию из всех, что были доступны мне с моими ограничениями передвижений. Внутри маленькой клетки, видимо предназначавшейся для работника, который отправлял жеребят в путь, я окидывал взглядом каждую улицу, здание и кучу мусора, из которых складывался жуткий пейзаж города рабов. Горящие ямы, вырытые прямо в бетоне, покрытые проволочной сеткой извергали из себя клубы смога от сжигания параспрайтов прямо в воздух. Вооружённая охрана патрулировала вокруг и изредка заглядывала в ямы. В них рабы при помощи топоров измельчали старый металлолом на более мелкие куски, которые потом в повозках ехали в места, подобные фабрике Слит. На самом деле, я даже видел её огромный квадратный бетонный завод неподалёку и тамошние печи добавляли к и без того грязному воздуху свои чёрные облака. Чуть дальше, я увидел лагеря рабовладельцев, окружавшие по контуру все рабочие зоны и вплотную прилегавшие к Стене.

Стена…

Это гигантское и непреодолимое препятствие на пути к моему побегу находилось неподалёку от Фермы Развлечений. Вздымаясь высоко над землёй, она была застроена сторожевыми вышками, окружена электрическим забором, а сразу за ней был ядовитый ров. Я мог только предполагать, что находилось в зелёной жиже, но если считать регулярную стрельбу стражников на стене за факт, то эту угрозу явно нельзя было назвать спящей. Мне нужно было пересечь ров и каким-то образом просто надеяться, что я не встречусь с… тем, что в нём обитает. Более того, даже короткий контакт матери с подобным стал причиной моих мутаций при рождении, не говоря уже о состоянии внутренних органов и слабого организма в целом.

Все мои планы пока заканчивались на том, чтобы дойти до Стены, но я ещё что-нибудь придумаю. Должны быть какие-то другие пути, кроме главных ворот. У меня был талант к нахождению незаметных маленьких проходов. Быть может я смогу найти какой-нибудь сквозной сток или специальный лаз для обхода потенциальных внешних противников с фланга.

Думать об этом было просто пугающе. Я позволил своему взгляду скользить между мусорными кучами, попутно зарисовывая их на свою карту.

Я видел всю Ферму Развлечений, заполненную трудящимися рабами, которые посменно разбирали весь бесполезный металлолом и занимались поиском мусора. По словам диджея, вскоре этим придётся заняться и мне. Кто знает, что я смогу получить за какую-то безделушку? Мне нужны были какие-то предметы для обмена на Пустоши, особенно учитывая то, что крышек у меня не было совсем. По радио даже сказали, что есть места, где можно получить по триста крышек за разные наркотики или лекарства, которые мне вчера почти удалось утащить.

Мне было больно осознавать, что эти штуки стоили в три раза больше, чем я сам на рынке рабов.

Интересно, как бы теперь выглядело моё описание. Мелкий и слабый молодой жеребец, небольшие мутации от порчи, нерабочие крылья, двенадцать бывших владельцев, откликается на номер семь, талант к неудачам. Как-то так.

Я постучал себя по голове копытом, чтобы избавиться от этих мыслей. Я просто не мог позволить этому настрою снова завладеть мной. Я не хотел возвращаться обратно к рутине, не хотел снова быть рабом.

Шатая почти выпавший зуб языком, я задумался о том, не был ли похож мой инстинкт раба на этот самый зуб. Ведь как и с зубом, я был близок к тому, чтобы избавиться от него и сопутствующей боли, но пока просто не набрался смелости, чтобы пройти через это. Вздохнув, я вернулся к работе. Сравнивать психический дефект с шатающимся зубом. Что за идиотизм.

Карта была практически готова, равно как и мой предполагаемый маршрут. Я нарисовал здания и дороги толстыми линиями, маршруты замеченных патрулей пунктиром и маленькими крестиками те места, в которых я мог бы спрятаться. Мусорки, водостоки, кучи железных контейнеров.

Кто вообще сделал эти контейнеры? Куда бы на Пустоши я не попал на работу, они всегда были там, той же формы и того же цвета. По моей шкале жуткого преследования они стояли как раз под розовым проклятьем! Кто их сделал? Какой бы пони не придумал их дизайн, он наверняка купался в… что там у них было вместо валюты? В битах! Он купался в битах!

Я взглянул налево на ростовой рисунок розовой пони на стене, которая улыбалась и указывала жеребятам на спуск с “Хелтер-Скелтера”. Её взгляд точно следил за мной.

— Разве ты не должна знать? Ты была там в то время, не так ли?

Она пикнула на меня.

После того, как мне удалось успокоить дыхание и отлипнуть от ближайшего угла, куда я в страхе прыгнул, я понял, что звук издал мой ПипБак. Хорошо, что хотя бы никто не услышал мой перепуганный крик.

Ладно, это был не крик, а визг. Я был жалким маленьким рабом, какой ещё вы ожидали от меня реакции, когда меня пугает жуткая розовая пониподобная штука?

Я взглянул на свой ПипБак.

ПИК!

Тот же звук, что и прошлой ночью на диспетчерской вышке.

Пик!

С тихим щелчком, динамик перестал играть музыку (да как оно смеет прерывать Вельвет Ремеди!) и заменил её на слегка приглушённый и отличный от предыдущей записи дневника фоновый шум. Поднеся ПипБак ближе, я быстро понял, разобрать этот шум мне не удастся.

   Ой йой, я уже запись нажал, эм, ладно. Привет!

— Привет…

Не знаю, зачем я сказал это вслух. Мне просто казалось неправильным не ответить Сандиалу.

    Пошёл второй день моих записей на ПипБак, в которых я рассказываю о своей довольно скучной жизни в такое нескучное время. По радио передали, что кто-то сегодня стрелял в принцессу на фронте, но без подробностей. Говорят, что она жива. Не знаю. Такие слухи гуляют сейчас. Серьёзно, кажется министерство Пинки рыскает повсюду, чтоб поймать всех плохишей, а эти её плакаты меня пугают.

Я взглянул на изображение пони, которая пялилась на меня. Пинки значит? Подумав о цвете “Хелтер-Скелтера”, я закатил глаза. Ну, конечно же, речь про неё.

    Ну, думаю, я расскажу тебе, кем бы ты ни был, о своей ежедневной работе. В общем, я работаю на Министерство Военных Технологий с того момента, как приехал в Филлидельфию и начал говорить с этой штукой. Решил, что в этом есть смысл, им всегда нужны пони для расширения филиала. Проблема только в оружии. Ага, папе это совсем не понравилось. Он всё таки врач, так что ему тяжело смириться с тем, что его сын теперь создаёт пушки. Мы спорили об этом, но, честно говоря, мне всё равно. Мне нужны деньги. Прости, пап, я знаю, что ты заплатил за моё место в Стойле и этот ПипБак, но мне нужно на что-то есть, а из-за военных сборов налоги сейчас очень высокие. И раз уж я работаю на военной фабрике, то я освобождён от них.

Это не похоже на картину идеальной Эквестрии, которую я видел на плакатах и о которой в прошлый раз говорил Сандиал. Мне стало интересно, как произошли такие большие перемены за столь короткое время в преддверии, ну, Судного дня. Конец Эквестрии и рассвет моего жуткого мира.

    В любом случае, не люблю много болтать, так что перейду ближе к делу, ладно? Сегодня я встретил кобылу. Короче, я пытался уйти пораньше, чтоб отправить письмо по почте, но мой начальник не разрешил. Это письмо для папы! У меня не получается видеться с ним в последнее время из-за работы, как я уже объяснял. Но потом… пришла она. Ох, ну, короче, типа, э-э… ну ты понимаешь, к чему я клоню, да? Это была пегаска-почтальон, и она предложила отнести письмо вместо меня, когда выдастся минутка. Не буду врать, она довольно симпатичная, красивая светлая грива, да и сзади формы приличные, если вы понимаете о чём я, хех… Ох, зачем я это сказал? 

Представляю, как он покраснел. И снова я почувствовал схожесть между Сандиалом и мной — кобыла помогла нам обоим. Его коллега и моя Обитательница Стойла. Обе хотели помочь другим, обе могли летать, обе были симпатичными…

Я выпрямился и закрыл глаза. Теперь и я покраснел.

    Ну, не важно, может, я потом послушаю это и посмеюсь над собой. Стоп, я ж вроде говорил то же самое в прошлый раз, нет? Это было спустя пару дней после… ох. Ладно, мне уже на работу пора. Министерство не любит работников, которые опаздывают. Пинки всегда следит за такими штуками.

И снова я взглянул на рисунок. Интересно, что она подумает обо мне, узнав о том, что я больше не приду ни на одну рабочую смену.

    Надеюсь, я увижу её снова, её зовут Скайденсер. Может, в следующий раз я наберусь смелости и приглашу кобылу на свидание, ну, чтоб поблагодарить за помощь и всё такое? Ладно, пора бежать. Оу, точно! Я говорил, что расскажу о том, как получил кьютимарку! Ну, может в следующий раз, хорошо? Покедова!

— Пока.

Я положил ПипБак обратно к своей грубо нарисованной карте и плану. Дневник Сандиала так сильно отличался от моего. Детальный, наполненный мыслями, эмоциями и голосом, что связывал всё это воедино. Внезапно, мои каракули на бумаге показались мне такими бессмысленными, в сравнении с этим причудливым прибором. Может, мне когда-нибудь удастся самостоятельно разобраться, как он работает, но пока я знал только о том, где находится регулятор громкости и фонарик. Все другие кнопки и переключатели были далеко за пределом моего понимания, особенно, учитывая разбитый экран. Но не думаю, что он бы сильно мне помог. Сомневаюсь, что они были рассчитаны на их использование безграмотными рабами. Мне же оставались только рисунки, понятные и читаемые только для меня самого. Ну и что это за дневник такой?

На мгновение я вспомнил, как кобыла смотрела на них, вспомнил, как она улыбалась. Понимала ли она на самом деле, что я пытался сказать своими рисунками? Или же ей просто они нравились… Неужели каждый… Как они назывались? Рисовальщики? Художники? Неужели они все чувствовали себя так же? Чувствовали, что только они сами могут по-настоящему понять собственные творения?

Я потянулся, чтобы взять дневник, и в этот момент сильный порыв ветра сорвался с крыш фабрик и пронёсся через мою клетку на вершите “Хелтер-Скелтера”, перелистывая страницы. Пробубнив проклятия себе под нос, я наступил копытом на страницы до того, как ветер унёс их и прижался спиной к ржавой клетке, что когда-то не давала жеребятам упасть с высоты. Только после этого я взглянул на свой дневник.

Рисунок, явно сделанный мной. Разрушенная стена, из-за которой поднималось солнце, а перед ней, раскрыв крылья, стоял маленький пони, словно ожидая чего-то.

Страница, заполненная за годы до этого, ещё с тех частей дневника, к которым я никогда не возвращался, никогда не вспоминал и которых никогда не касался. Я захотел закрыть её, я не хотел знать ничего о прошлом, не хотел возвращаться к тем ощущениям. Но эта картина показалась мне особенной. О чём я думал, когда рисовал её?

Внезапно, я пожалел о том, во что меня погрузила рабская жизнь и идеологическая обработка, всё время давившая на меня и указывающая просто опустить голову и не думать.

Вздохнув, я закрыл журнал и положил его обратно в седельную сумку. Солнце уже садилось. Мне нужно было спуститься, собрать всё, что я смогу найти рядом с “Хелтер-Скелтером” и приготовиться. Хозяин прибудет через час, и совсем скоро они поймут, что я исчез. Нет времени думать о старых рисунках. Время действовать и двигаться.

Но для начала нужно было спуститься. Эти лестницы были довольно крутыми для четырёх ног.

Мой взгляд зацепился за старый лист циновки из шнура в углу. Я не смог сдержать улыбку, появившуюся на моём лице.

Надёжно спрятав всё в сумку, я взял этот старый пыльный лист и уселся на него, схватившись за край передними копытами. Ну, может быть, какие-то вещи, связанные с Пинки, были вполне хорошими!

Я начал спуск по горке и, крепко схватился за край циновки. Постепенно ускоряясь, я поехал вниз. Встречный ветер начал трепать мою гриву, когда я набрал большую скорость. Я не смог сдержать улыбку, спускаясь вокруг башни и наслаждаясь ощущением того, как меня бросает в разные стороны на поворотах и спиралях. Двести лет простоя не сделали спуск по горке скучнее! Уииии!

Я закрыл глаза, чувствуя это движение, скорость и импульс, несущие меня вперёд без всяких преград… ну, типа. Мою гриву сильно трепало, и я чувствовал, как от встречного ветра открывается рот. От перегрузок на поворотах меня едва не выбрасывало с башни на полной скорости. Если бы я открыл глаза, то не увидел бы ничего, кроме размытого от скорости мира вокруг. Наконец-то, возможность не видеть Филлидельфию. Хотя бы во время спуска.

Мне потребовалось совсем немного усилий, чтобы представить, как бы это могло выглядеть в прекрасной Старой Эквестрии. Я бы гулял по Ферме Развлечений Филли целый день с друзьями. Внизу горки меня бы встретила эта кобылка, Обитательница Стойла, добрые пони… и моя мама! Мы бы все беззаботно смеялись. Никакой работы и рабовладельцев! Вокруг бы бегали маленькие счастливые жеребята с цветными шариками. Я бы слышал их радостные визги даже сквозь шум ветра. Всё вокруг было бы таким ярким, таким разноцветным…

Я рассмеялся. Придумал смешную шутку, которую рассказал бы им сразу после спуска. А затем мы пошли бы за фруктовым льдом. И покатались бы на нём. И там и там лёд. Смешно, правда? Меня это развеселило ещё больше.

Меня бросало на спуске из стороны в сторону, из-за чего смех превратился в прерывистое хихиканье. Я поднял передние копыта вверх, наслаждаясь тем, как холодный ветерок в этот тёплый солнечный день их обдувает. Вокруг были бы толпы пони, довольные и радостные. Мирная Эквестрия.

Внезапно, ощущение спуска прервалось, когда я почувствовал, как меня буквально переворачивает вниз головой.

— Воо-ааай!

Прежде, чем я успел хоть как-то среагировать, я почувствовал, как мой круп касается твёрдой поверхности и я, кувыркаясь, лечу вперёд в кучу из мягких губок на земле, которая мягко меня остановила. Я не мог перестать смеяться, задрав ноги над собой и размахивая ими в воздухе.

Поднявшись, я взглянул на вершину “Хелтер-Скелтера” и почувствовал, как глаза начинают слезиться от осознания, что я вернулся в реальность. Жестокую, непрощающую и разрушенную, совсем не похожую на моё воображение. Но даже от горечи того, что веселье закончилось, мне не стало грустно. Эти слёзы были другими.

Подобрав седельную сумку, которая слетела с меня на спуске, я направился к ближайшей свалке, широко улыбаясь спрайт-боту, который в замешательстве наблюдал за мной со стороны, а затем продолжил свой жужжащий путь. Я по-прежнему наслаждался возможностью закрыть глаза, улыбнуться и воображать. Вспоминать эти чувства, восхитительные секунды радости и счастья.

Я рисовал картины, чтобы выразить себя. Но моё воображение было величайшим холстом, который я только мог представить. Не могу дождаться момента, когда выберусь и смогу воплотить его в реальность.


    Прежде, чем мы продолжим, я сделаю небольшую паузу, чтобы вновь напомнить вам о том, о чём всегда говорю. Сейчас мы живём в таком мире из-за ошибок. Да, ребята, никто по своей воле не захотел бы жить в Пустоши, так что слушайте внимательно. Это была ошибка. Но причина, по которой мы выжили и продолжаем выживать в том, что есть пони, которые могут погрузиться в это, найти какую-то цель, в которую они поверят и которой они в конце концов добьются. Будь-то вера в светлое будущее, стремление выжить или даже просто другой пони. Борьба идёт только потому, что кому-то хватает смелости её вести. Так что я прошу вас всех, подумайте дважды перед тем, как что-то делать. Многие заплатили самую высокую цену в борьбе за спасение Эквестрии от запустения и разрухи. Но если же вы всё таки решитесь и скажете “Да!”,  то должны следовать своему выбору всегда. Мы все видели это, мы все слышали об Обитательнице Стойла. Чёрт возьми, да она даже решила участвовать в этой гражданской войне между Рейнджерами. Так что поверьте мне, жители Пустоши, добиться результата можно тогда, когда мы осмелимся бороться.

Жизнь… была прямо передо мной.

Мой план. То, что позволит наконец вернуть мне жизнь. Целый день, деталь за деталью, урок за уроком; я продумывал его, собирал всё необходимое и постепенно приближался к этому самому моменту. Теперь, жизнь, которая должна быть моей, была передо мной.

Я снова и снова прокручивал план в голове, подготавливая снаряжение внутри старого зала зеркал на Ферме Развлечений неподалёку от ям для добычи металлолома. Соблазн пойти туда и снова увидеть кобылу был очень велик. Тем не менее, я знал, что она не обрадуется такому неоправданному риску с моей стороны. Я и так был в довольно плохом состоянии. Лёгкие и горло обжигало при каждом вдохе. Синяки, ссадины и царапины покрывали всё моё тело, а в местах, где на меня была надета упряжь, остались раздражения, которые теперь неприятно соприкасались с одеждой. Несмотря на целебное зелье, мой глаз всё ещё был немного опухшим после избиения Нус, что не самым положительным образом влияло на моё периферийное зрение.

Но у меня было ещё одно зелье, и оно может помочь. Время готовиться.

Шаг первый. Сбежать с Фермы Развлечений по дороге, где я вчера прятался от бандитов. Как минимум об одном укрытии в сточном канале я знаю наверняка.

Достал кусок тёмной ткани, которую забрал с молотильной фабрики. Порезав её на куски зажатым в зубах острым железным листом, я приступил к созданию чего-то получше, чем эта уже порванная самодельная накидка. Я снял её со спины, в кои-то веки почувствовав, как стягивающее мои крылья давление исчезло, и, накинув на себя ткань, сделал грубые замеры и приступил к обрезке. По совету диджея, я сделал двойной слой для сохранения тепла. Ещё я добавил несколько мест под карманы на рукавах, где мог бы легко дотянуться до них ртом. Внезапно, я пришёл к выводу, что, по большому счёту, я — вор. И, возможно, мне придётся воровать что-то снова, поэтому я решил заранее подготовиться к этому.

Откровенно говоря, я всегда был вором… сегодняшний день просто стал очередным подтверждением этому. Маленький трусливый воришка, но как же всё таки приятно отнимать вещи у тех, кто меня мучает.

Я сшил материал грубо, без особого мастерства, но это сработало. Поднявшись с земли, я облачился в свою новую курточку. Тёмная, чтобы было легко прятаться, тёплая, чтобы сохранить тепло, карманы для хранения вещей и несколько прорезей, нужных для следующего этапа.

Шаг второй. Сойти с дороги и добраться до старых заброшенных домов, преодолеть страх перед заброшенными помещениями и продолжить путь через промышленную зону, используя переходы между зданиями и крыши в качестве прикрытия от зорких грифонов. 

Быстро сняв куртку, я вытащил железные пластины из сумки. Постукивая по ним обломком и ими же по земле, я выбрал те, что показались мне самыми крепкими и начал засовывать их в прорези в кофте. Скрытая броня в одежде поможет оставаться незаметным. Рабы не носили броню вне опасных работ, а мне в любом случае нужно было двигаться быстро и пролезать в узкие места, где громоздкая броня только бы мне помешала.

Я закрепил одну пластину на спине, две справа: на боку и на фланке. Ещё одна закрыла мой левый фланк, а последняя, самая маленькая, перекрыла грудь. Мой левый бок был незащищён, но как раз там была седельная сумка, и я понадеялся, что в случае чего, она сможет поглотить часть удара. Как минимум, мой толстый дневник в этом поможет, хоть мне и было больно думать о том, что в него может попасть пуля.

Шаг третий. Совершить рывок из руин к молотильной фабрике. По дороге много укрытий и мало стражников, которых было бы видно с “Хелтер-Скелтера”. Риск минимальный. 

Я потёр осколком о камень, который притащил с улицы, чтобы наточить зазубренный край. Это заняло какое-то время, но в конечном итоге мои усилия превратили этот кусок железа в некое подобие лезвия ножа. Пока я точил его, осматривался вокруг, глядя на старые зеркала. Было довольно забавно видеть, как зеркала, в которых пони кажутся толстыми, делают меня почти похожим на нормального. Я даже не пытался смотреть на те, которые делают пони худым. Никому не стоит видеть такое. Возвращаясь к моему ножу, я взял небольшой кусок ткани и немного чудо-клея, который мне удалось найти в “Хелтер-Скелтере”, чтобы сделать удобных хват для зубов.

Я остановился и взглянул на нож. Смог бы я убить им кого-нибудь? Смерть окружала меня каждый день. Смогу ли я отнять чужую жизнь, чтобы обрести свою? Пока этот вопрос оставался только вопросом. Времени об этом думать не было. Скорее всего, я бы защищался, но пока что он был мне нужен только в качестве инструмента.

Я сделал для него небольшой чехол из ткани, чтобы он всегда был в быстром доступе. Но надеюсь, таких ситуаций не будет.

Четвёртый шаг. Двигаться от молотилки к лагерям рабовладельцев. Быть скрытным, быть тихим. Использовать всё, чему я научился, двигаясь аккуратно и под прикрытием темноты в тенях лачуг и хибар. Большинство из них проводили время у костров, лишая себя преимуществ ночного зрения. Я же этим воспользуюсь!

Остаток ткани я порвал на небольшие отрезки, туго скрутил их и пропитал целебным зельем. Диджей рассказал про этот трюк с созданием заживляющих бинтов для свежих ран. Я понял, что одно зелье в любом случае не поможет мне с каким-либо серьёзным ранением. А если меня ранят не сильно, то эти бинты помогут продержаться, пока я не найду припасы получше. Я сделал для них небольшую сумочку, чтобы они лежали отдельно. Их я положу поверх других припасов.

Рядом с ними я положил два шприца с Мед-Х. Они остались у меня после вчерашнего. Хлыст даже не потрудился обыскать мои вещи, слишком перепуганный присутствием Хозяина. Они станут моей страховкой на всякий случай, чтобы я мог действовать дальше. Найти укромное место, вколоть одну дозу и вот я снова свежий, бодрый и готов бежать. Диджей говорил об опасностях привыкания. Мне не хотелось так рисковать, но в случае чего я был готов принять даже два сразу.

Пятый шаг. Лагеря находятся прямо возле стены. Подождать, пока стража начнёт сменять друг друга на посту через пол часа, а затем двигаться в слепых зонах прямо до самой стены. Во время заката она отбрасывала огромную тень, и там было очень темно, нужно воспользоваться этим. 

Я вынес седельную сумку наружу. Ярко-жёлтый и розовый были приятными цветами, да, но они слишком выделялись. Неохотно, я опустил сумку в грязь и тщательно её испачкал, чтобы скрыть настоящий цвет. Я втирал грязь в металлическую змейку и застёжки, чтобы они не блестели, использовал разную грязь и пыль, чтобы лучше замаскировать цвет ткани и в самом конце оторвал маленькие блестящие пластиковые бусины с усиков бабочек.

Вернувшись обратно в зал, я начал собирать вещи. Сначала шёл разный хлам. Чудо-клей, старые жестяные банки, маленькая коробка с торчащими проводами, небольшая бутылка чистящего средства, старая изолента и несколько обломков древних магических микросхем. Затем шла еда. Старые банки, обмотанные тканью и наполненные затвердевшей овсянкой. Поверх них я положил дневник с той стороны, что была ближе ко мне, а так же перо, пергамент и медикаменты. Застегнув сумку и проверив её вес, я осознал, что она тяжелее, чем мне бы того хотелось, но всё это было необходимо. Одним движением, я заглотил остатки целебного зелья и присел отдохнуть, чувствуя, как сглаживаются шрамы на спине, затягиваются ссадины и царапины и проходит боль от прикосновения к синякам. Я дал себе немного времени, чтобы набраться сил и перевести дух, пока зелье делало своё дело, исцеляя меня от ран и болезни. Этого хватит на какое-то время.

Шестой шаг. Найти путь через Стену. В идеале — сточную трубу или что-то подобное. Со своей смотровой точки я видел канаву, которая тянулась в сторону стены. Она должна была куда-то вести. Не может быть, чтоб через Стену был только один проход. Должно быть что-то ещё, мне просто нужно было найти это что-то. Затем продолжать двигаться. Не останавливаться, пока не уйду подальше от Филлидельфии. Использовать Мед-Х, если будет необходимость, но главное продолжать бежать до тех пор, пока уже совсем не останется сил.

Цвет затянутого облачной завесой неба стал меняться, и я поднялся на ноги. Пора собираться. Я влез в свою бронированную куртку, туго натянув её на себя. С усталым вздохом я перекинул седельную сумку через спину, располагая её поудобнее. Несколько движений, чтоб убедиться в том, что она не издаёт лишнего шума на ходу и готово. Ещё пара действий, чтобы привязать чехол с ножом к ноге для быстрого доступа. Потом я положил заживляющий бинт в левый карман и один шприц обезболивающего в правый, и наконец, с лёгкой ухмылкой, я надел полётные очки Викед Слит себе на голову.

Осталось последнее.

Я повернулся к нему. Я намеренно оставил его лежать прямо перед зеркалом. ПипБак. Я использовал “третий номер” Хлыста, чтобы продеть устройство между железными креплениями. Когда-то там были полноценные металлические застёжки, чтобы надёжно держать устройство на ноге владельца, но у меня была только передняя панель, а весь крепёжный механизм отсутствовал. Благодаря нескольким крепким узлам и перевязке, я с гордостью надел ПипБак на правую ногу. Прямо, как она. Он мигнул дважды, словно понимая, что теперь его носят должным образом, несмотря на то, что крепежом служил старый кожаный шнур.

Шаг Номер Семь. 

Обрести жизнь. 

Я повернулся, полностью одетый, со всем необходимым снаряжением. Я чувствовал гордость и готовность бороться. Готовность показать Эквестрии, что рабы не должны сидеть в темноте и просто ждать.

И вот оно — моё отражение в зеркале. Третий раз за три дня я видел себя.

В первый раз, я увидел обречённого раба, слишком сломленного, чтобы даже жаловаться на свою неминуемую смерть.

Во второй раз, я увидел умирающего жеребца с каплей надежды хоть на что-то, но всего лишь пытающегося выжить любыми способами.

Но теперь, я увидел себя. Я увидел Мёрки Седьмого, собранного и готового отправляться в путь. Плотная кофта покрывала его истощённое тело, а в глазах горело пламя надежды, которую раньше нельзя было и представить. Обитательница Стойла, безымянная кобыла, Шестой, ПипБак, Вельвет Ремеди, Сандиал, Диджей Пон-3; все они помогли мне, подготовили и дали то, за что можно держаться. Теперь настало моё время действовать.

Надеюсь, что у них будет повод гордиться мной.

Я всё ещё выглядел слабым, жалким. Я не чувствовал уверенности, а действовал только потому, что моё выживание зависело лишь от моих действий. Прикусив губу, я коснулся копытом зеркала, как сделал это два дня назад, просто чтобы доказать, что то, что я вижу было реальным, что я на самом деле стою там и готов сделать это.

От прикосновения меня пронзила волна холода. В страхе я отшатнулся, взглянув на копыто. Так же быстро, как это ощущение пришло, оно исчезло. Я поднял взгляд, дрожа от внезапного эффекта зеркала.

Перед собой в зеркале я увидел себя.

Но не меня меня. Это был я, но жеребёнок. Я стоял там с заплаканными глазами и двумя маленькими крылышками, что жалостливо порхали за спиной и смотрел… ну, на себя. Святая Селестия, да я был просто крохотным! Я застыл на месте, глядя на этого маленького жеребёнка и на то, как он открывает рот, словно бы шокированный тем, что увидел меня. То есть меня, который я…

Я стоял в ступоре какое-то время, неспособный понять, что передо мной, но затем, сильно покачав головой, я отмахнулся от изображения в зеркале.

Ошемлённый, шокированный и растерянный, я смотрел на теперь уже пустое зеркало с таким же выражением лица, какое было у этого жеребёнка. Сделав глубокий вдох, я постарался успокоиться и собраться с мыслями. Нет времени думать об этом. Нет времени смотреть на старые рисунки. Пора двигаться дальше. Я определённо смогу разобраться с этим позже. Но не сейчас. Я выбежал через заднюю дверь.

Сейчас, у меня на кону была жизнь.

Моя собственная жизнь.


Первый шаг будет простым. Я уходил с Фермы Развлечений множество раз и прекрасно знал о всех маршрутах и местах, что встретятся мне по пути. Маршруты патрулей и сторожевые вышки были только в тех районах, что прилегали к Яме и Стене, к местам, которые считались важными. Предполагалось, что ни одному рабу не придёт в голову бежать вглубь Филлидельфии. Ну, по крайней мере, я на это надеялся. Каким бы ни был мотив расположения стражи именно таким образом, это стало причиной того крюка, что мне предстояло сделать через руины и фабрики вместо того, чтобы напрямую пойти к Стене.

Я придерживался служебных проходов, небольших аллей между лавками и аттракционами, которые, как мне кажется, в прошлом использовались с такой же целью — перемещение сотрудников между разными объектами без необходимости проходить напрямую через толпу посетителей. На мгновение мне стало интересно, что бы они подумали, взглянув сейчас на своё рабочее место, но затем отбросил эту мысль, у меня не было времени воображать чужую реакцию.

Двигаясь лёгкой трусцой, я периодически останавливался и поправлял сумку и карманы, чтобы их содержимое не тряслось и не выпадало при движении. Всю жизнь я учился тому, чтобы быть тихим и скрытным, дабы избежать проблем, и теперь эти навыки станут залогом моего успеха. Я не хотел даже на секунду задумываться о том, что сделают с таким воришкой, как я, если меня всё таки поймают.

Я остановился в тени старого игрового прилавка. Внутри в виде пирамидок стояли пустые бутылки из-под молока, которые игроки должны были сбить. Вероятно, даже взрыву жар-бомбы не хватило силы, чтобы заставить эти штуки хотя бы сдвинуться с места. Аккуратно приоткрыв скрипучую дверь заднего входа, я зашёл внутрь и прильнул к дыре в стене, через которую было видно один из боковых входов Фермы Развлечений. Никаких сторожевых вышек. Этот маршрут предназначался для тех, чьи смены не предусматривали досмотра и не предполагали приближение к Стене. За ним, я увидел дорогу, по которой сбежал вчера и тот самый водосток, который на крайний случай мог бы снова стать моим укрытием.

Мои ноги напряглись, я приготовился бежать по открытой местности со всей скоростью, но что-то остановило меня.

Звук. Какой-то шелест.

Я выглянул наружу, оглядываясь по сторонам и смотря в каждую точку, из которой только мог прозвучать этот звук. Ничего подобного в этой зоне Фермы Развлечений просто не было. На высоте я видел парящие в тёплых потоках Филлидельфии группы грифонов, но они были слишком высоко, чтобы я мог их услышать. Прошли долгие минуты в ожидании повторения этого шума. Рабовладельцы, смеясь и разговаривая, маленькими группами проходили по дороге передо мной к своим жилищам. Я всё ещё ждал, но, вероятно, этот звук был просто очередной иллюзией, которую мой сверхчувствительный слух мог выдать за реальность. Я часто слышал звуки, которые мне не хотелось бы слышать или которые были слишком далеко, чтобы иметь для меня значение.

И вот настал момент, когда, казалось бы, все рабовладельцы скрылись из виду. Я сделал свой ход и немедленно бросился вперёд, прижимаясь к земле и стараясь добраться до противоположной стороны дороги. Меня накрыла волна дрожи, когда ко мне пришло осознание того, что я оказался на открытом пространстве и ничто меня больше не скрывало, но тем не менее я продолжил бежать.

— Ай мля! Я забыл кое-что, чувак. Погодь секунду!

Я услышал стук копыт со стороны одного из переулков Фермы Развлечений и тут же бросился в овраг с края дороги. Скатываясь по cклону и чувствуя, как по лбу начинает стекать пот, я лихорадочно искал тот самый сток. Я запаниковал. Нельзя, чтобы меня заметили так рано!

— Эй, слышал это? Как будто кто-то пытается спрятаться?

— Щас не та смена, чтоб идти через этот выход. Кто-то идёт в самоволку на рынок?

Прокручивая в голове все самые яркие ругательства, которые я только знал (список на самом деле не самый внушительный), я бегал туда-сюда по канаве в поисках водостока, пока пара пони не вышла из переулка на дорогу и не заглянула в овраг. Я ахнул, на секунду задумавшись о том, что мог перепутать место!

Затем, в какой-то момент, я наконец заметил грязные пятна вокруг нужного места. Вот оно! Соблюдая максимальную тишину и скорость, я стремительно (и хлюпающе) затолкал себя в сточную трубу. Как ни странно, в этот раз было не так плохо, как в первый. Хотя, возможно, такое позитивное отношение связано с тем, что в этот раз мне грозило неминуемое повторное попадание в Яму. Теперь, с моей бронёй и сумкой, влезть было сложнее, но немного покрутившись (и смазав себя чем-то неприятным), я смог втиснуться глубже и развернуться лицом к выходу.

Отлично… безопасность.

Топот копыт был слышен практически у меня над головой, когда пара рабовладельцев проходила по дороге.

— Да ну. По руинам всякие твари бегают, вон, старик Стики Кресцент говорил, что однажды видел тут детёныша адской гончей! Прорыла нору прямо в город!

— Чего? Да не пизди ты, дурень!

— Не, я те клянусь!

— А это случайно не тот жеребец, который тебе сказал, что видел лично принцессу Луну, летящую рядом с повозкой Красного Глаза?

— Ну тот же…

— Чистый пиздёж, чувак.

Хорошо. Подколы и споры означали то, что они не собираются всерьёз кого-то искать. Значит, меня всё ещё не засекли.

Внезапная острая боль пронзила мою заднюю правую ногу. Я громко вскрикнул от боли, дёрнул ногой и почувствовал, как по ней бьёт что-то неприятное, сегментированное, хитиновое и скользкое. В панике перед неведомой угрозой со спины, не имея нормальной возможности развернуться и дать отпор, я быстро пополз вперёд к выходу из трубы. Всё время, пока я полз, чувствовал на себе маленькие неприятные укусы и, едва вынырнув наружу из трубы и обернувшись, я обнаружил гигантского радтаракана, шоркающего своими лапками и усиками. Позади него появились ещё как минимум трое таких же и все они двигались ко мне наружу. Я застыл в страхе. Я был здесь вчера и даже не подозревал о них.

Я почувствовал, как оцепенение от страха сходит на нет, когда они начали приближаться. Повернувшись, я бросился галопом к руинам; уйти от них с моей скоростью было не проблемой. Оторвавшись, я быстро оглянулся на свои ноги. Они кровоточили от нескольких маленьких укусов, ничего серьёзного, но мне стоило наложить повязку, пока я не заработал какое-нибудь заражение. Как-будто бы осталось ещё хоть что-то, чем я не болел…

Я подошёл к ближайшему разрушенному двухэтажному дому без крыши. Построенный из кирпича и бетона, он явно был создан для рабочих из прошлого: практичный и простой домик. Резкий пинок, и вот дверь передо мной открылась и я оказался внутри.

— Отвечаю, ещё раз что-то забудешь, я тебя ждать не буду.

Меня накрыла волна страха. Как я мог забыть, они же просто забирали что-то, ну конечно же они пойдут обратно! Я не ожидал, что это займёт у них всего минуту, но всё равно!

Я выглянул наружу и увидел, как работорговцы с чёрной и коричневой шёрсткой возвращаются по дороге. Радтараканы, казалось, были рады моему уходу и теперь счастливо плескались в токсичной луже возле слива, ярко выделяясь на фоне ночи.

— Эй, чувак, смотри. Тараканы. Чего эт они повыползали?

— Может их спугнул наш маленький беглец. Что думаешь, кстати? Вернётся или всё таки ушёл?

— Шэйклс сегодня ночью будет на Ферме: конечно же ушёл. Я ж надеюсь ты не хочешь на самом деле проверять эту срань, да?

— Слушай, если за нами следят и Стерн узнает, что мы не проверили, то парайспрайты сожрут нас ещё до рассвета.  

— Уф-ф… ладно.

Пара сошла с дороги в сторону руин. Я спрятался за дверью, оставив её чуть приоткрытой, чтобы наблюдать за ними, понадеявшись, что моя тёмная одежда, невзрачная грива и шерсть, а также небольшой размер помогут мне остаться незамеченным. Один из них, коричневый жеребец, топтал по очереди тараканов с одновременно отвратительным и приятным хрустом. Другой, практически угольный единорог, осматривался вокруг, прежде чем наклониться и посмотреть прямо на дом, в котором прятался я. В страхе, я отпрянул от двери.

— Следы.

Ну конечно! Я так запаниковал и спешил, убегая от радтараканов, что совсем забыл о том, что оставляю позади следы из сточных вод. Я привёл их прямо к себе! Ещё раз набравшись смелости и выглянув за дверь, я увидел, как он направляется прямо ко мне. У меня уже не было времени уходить тихо.

Я осмотрелся и нашёл грязный розовый коврик прямо возле двери с надписью на нём (что бы вы написали на коврике?) и вытер свои грязные копыта, прежде чем в спешке повернуться.

Я быстро пожалел о своём выборе укрытия.

Прямо за моей спиной оказалась целая семья: группа скелетов, разбросанных по гостиной и на кухне. Груды костей в форме пони, сожженные огнём мегазаклинания и пострадавшие от времени, но даже так можно было легко определить, что когда двести лет назад прозвучала сирена, они пытались укрыться. Некоторые были меньше других…

В голове всплыли неприятные воспоминания о том фермерском доме. Я нарушил их покой. Мои копыта приросли к полу. Я слышал, как рабовладельцы приближаются, слышал топот их копыт по грязи, но тем не менее просто не мог пошевелиться. Я хотел хотя бы просто завалиться на бок, но ни один мускул в теле меня не слушался.

“Я не должен быть здесь”. 

Пустые глазницы, смотрящие в разные стороны. Взрывная волна разбросала часть костей в стороны. Я видел выцветшее семейное фото на стене; все они были земнопони. Прекрасные тёплые цвета шерсти у каждого из них. На кухне были разбросаны кастрюли и сковородки, в которых когда-то не успели доготовить ужин. У двери лежала старая рабочая сумка, которую сбросили, придя домой.

Я должен был знать. Я не смогу справиться с подобными сценами, никогда не мог! Я надеялся, что страх сам по себе обратится в прах и исчезнет, но он никуда не исчез, вместо этого сковав меня на месте под тяжестью нахлывнувших в мой едва проснувшийся разум воспоминаний.

Рабовладельцы были снаружи дома, настолько близко, что я слышал их дыхание. Если они найдут меня, я наверняка присоединюсь к этим скелетам. Встречусь ли я с ними? Вдруг они будут недовольны тем, что я их потревожил?

Ужас от этой мысли наконец дал мне стимул двигаться дальше. Я буквально отпрыгнул от того места, где стоял в поисках укрытия.

— Простите, мне жаль… мне очень жаль!

Бормоча себе под нос, я приоткрыл окно в задней части дома, а сам спрятался в кухонном шкафу.

Рабовладельцы ворвались внутрь. Их копыта опрокинули сумку у входа, и я услышал, как из неё высыпались инструменты. Кухонная посуда звенела по полу, пока они небрежно ходили по дому, осматривая его. Простота моего укрытия внезапно показалась мне слишком уязвимой. Если они решат, что дом стоит проверить, а не просто осмотреть, то меня наверняка поймают. Без возможности наблюдать за ними, мне оставалось только слушать, как они двигаются в гостиной, отчего я буквально трясся от страха. В шкафу меня окружали моющие средства. По крайней мере, я думал, что это они. Даже если бы я и умел читать, то внутри было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

— Эй, смотри, окно.

— Что?

— Кто бы тут не прятался, он давно сбежал. Через окно. Видишь? Оно открыто.

Какой-то хруст. Это были кости!?

— А может они сами оставили его открытым.

— Во время падения жар-бомб?

— О да, закрытое окно точно спасло бы их, чувак, — последовал ответ пропитанный сарказмом. — Слушай, пошли уже, ладно? Никто кроме нас ничего не видел и не слышал, и если мы опоздаем к Роумеру, то обход будет на нас.

Пара пони, казалось, задержалась ещё ненадолго, чтобы осмотреться. Я услышал ещё один ужасный хруст, последовавшую за этим тихую ругань и, наконец, грохот захлопнувшейся двери. Я подождал ещё несколько минут на случай, если они решат вернутся, прежде чем открыл шкаф и в слезах выбрался из него.

Работорговцы за свой короткий визит разрушили всё то, что тут оставалось. Кухонная утварь стала разбросана ещё сильнее. Нетронутая рабочая сумка теперь была сброшена на пол. А хуже всего то, что в грудной клетке самого крупного скелета теперь был пролом от наступившего на него неуклюжего жеребца.

Я больше не мог это выносить. Я решил перевязать раны где-нибудь в другом месте. Мне нужно было уйти отсюда. Подойдя к задней двери, я твёрдо решил, что до самой молотильной фабрики буду держаться снаружи и не заходить в дома. Я остановился, только чтобы осмотреть окружение снаружи и, выйдя за дверь, продолжил свой путь по мёртвым садам между кустами и низкими покосившимися заборчиками позади домов, стараясь при этом двигаться только тогда, когда над головой не было видно грифонов.

Оставалось немного. Я отставал от графика, но всё ещё мог сделать это.

Я знал, что смогу…


До сих пор, как бы не казалось со стороны, всё шло довольно легко.

Я сидел на вершине старого покосившегося сарая в саду, спрятанного под ветвями мёртвого дерева, и смотрел на молотильную фабрику прямо за небольшой стеной. Давным-давно, это низкое и длинное здание, должно быть было чьим-то из местных, учитывая насколько близко оно располагалось к жилым домам. Построенное в основном из дерева, за последние пару лет оно было наспех отремонтировано рабами и теперь обросло балками и жестяными листами. Таким образом, теперь здание выглядело, словно было соткано из лоскутков и довольно сильно выделялось на фоне индустриальных гигантов, разбросанных по Филлидельфии. Я полагаю, что изначально оно было построено задолго до войны и самых первых выстрелов.

Толстые шеренги рабов входили и выходили с фабрики. Хорошо. Мне придётся пройти сквозь неё, чтобы добраться до нужного места. С высоты “Хелтер-Скелтера” я увидел множество переулков и переходов специально для стражников, расположенных между большими фабриками и складами по всему району. Учитывая этот факт, пройти сквозь фабрику будет гораздо безопаснее, как минимум из-за наличия укрытий и отсутствия необходимости ходить по открытым местам, которые наверняка простреливались с нескольких позиций. Я сидел, постукивая копытом по крыше и продумывая свой следующий ход.

Всё это время я продолжал бороться со своим внутренним рабом. Он издевался надо мной, упрекал, кричал, что это всё неправильно, пытался убедить меня повернуть назад. Вернуться к моему господину, к моей предсказуемой жизни, где я знал своё место. Святые Богини, чем я вообще занимаюсь? Я был готов броситься под огонь их ружей в самоубийственной попытке спасти собственную жизнь при том, что я даже не обладал правом решать такие вопросы!

Опустив голову, я пытался сдержать слёзы. И сделав это, мой взгляд упал на ПипБак, крепко привязанный к моей правой ноге. Я хотел, чтобы его было видно. Мне было нужно его видеть. Вдохновение, которое подарила мне Обитательница Стойла — это всё, что заставляло меня двигаться вперёд. Она сбежала из этого места, чтобы избежать смерти, значит я мог сделать так же. Это напоминание о ней было привязано к моей ноге, оно было символом. У неё было такое же изображение на кьютимарке, и теперь я знал, почему.

Кто-то смог доказать, что это возможно.

Мысленно выпнув себя обратно в реальность, я пригнулся и подкрался ближе к краю крыши. И едва не вскрикнул от испуга, когда увидел, как очередная шеренга рабов проходит за забором буквально в паре метров от меня. Изнурённые и измотанные, все они были небольшого роста. Глядя на их унылые лица, волочащиеся ноги и поцарапанные в измельчителе бока, я задумался. Возможно, я мог бы слиться с толпой. Спрятаться у всех на виду.

Время поджимало. Заглянув в седельную сумку, я достал кусок ткани и начал обматывать им ПипБак. Оставлять его открытым было бы просто безрассудно. Я понадеялся на то, что остальные отличия во внешнем виде могли остаться незамеченными в большой толпе, но всё таки повернул чехол с ножом на внутреннюю сторону ноги, чтоб лучше его спрятать. Проверив, крепко ли держатся бинты на моих ногах, я плюхнулся на землю с крыши сарая (у меня всегда были проблемы с приземлением, возможно, это хорошо, что я не умел летать)  и подождал момента, когда стражники в конвое отвлекутся. Отработанным и привычным понурым шагом, я тихо влился в линию, вновь начав борьбу с искушением стать закованным рабом. Тёмно-зелёная кобыла косо посмотрела на меня, когда я попытался протиснуться в середину толпы. Я постарался улыбнуться ей, но в ответ получил лишь угрюмый взгляд. Я опустил голову и обернулся всего на миг, когда услышал какой-то шелест, вероятно, от куска ткани на ветру.

Всё моё тело ныло от напряжения. Стражники несколько раз бросали на меня цепкий взгляд, осматривая толпу с разных сторон. Послышались щелчки кнутов для того, чтобы подогнать маленьких рабов в пещероподобный проход на фабрику сразу за воротами. Я почувствовал, как меня толкают из стороны в сторону, когда толпа начала протискиваться в узкий проход и сконцентрировался лишь на том, чтобы остаться на ногах и двигаться так же, как обычный раб, не привлекая внимания.

Как обычный раб”, — подумал я. Оглядевшись по сторонам, я увидел дрожащих, плачущих и испуганных пони. Я ненавидел их. Они убили бы меня, узнав, что у меня есть крылья. Но в ту ночь перед моим многообещающим побегом из Филлидельфии, я начал чувствовать к ним жалость, что было совершенно в новинку. Я выберусь отсюда, но эти пони останутся здесь работать, страдать и умирать, словно бы ничего и не произошло. У них не было выхода. Такая жизнь в конечном итоге приведёт их к смерти: быстрой и болезненной или медленной и мучительной.

Отработанными и усталыми шагами они направились к молотилке. Она по-прежнему работала на полную катушку, а предыдущая смена только покинула свои рабочие места. Даже сквозь толпу, я видел свежие пятна крови, и те, что остались от пони, который непреднамеренно спас мою жизнь.

Я должен был прекратить думать об этом. От осознания такой близости смерти меня пробирала дрожь, заставив остановиться на мгновение и прислониться к стене, чтобы перевести дух. Смерть в Филлидельфии была не предсказуема. Что если бы в какой-то момент она выбрала меня? Что если бы она выбрала ту кобылу? Что если бы я вернулся сюда, чтобы освободить их всех и обнаружил бы, что её убил какой-то пьяный рабовладелец без каких-либо причин?

— Сними седельную сумку, раб.

Я моргнул и ахнул от шока, медленно обернувшись. Отвратительная неизбежность напомнила о себе, и позади меня оказалась тёмно-красная единорожка с чёрной гривой. В телекинетической хватке у неё была деревянная трость, а её взгляд указывал на раздевалку.

— Ты не сможешь нормально с ней двигаться, оставь её в комнате. Заберешь потом, когда закончишь.

Её напарник, наголо бритый земнопони подошёл ко мне.

— Мы её честно посторожим для тебя. Заберём только десять процентов твоих крышек. Другие надзиратели берут больше. Хорошая сделка.

Они же шутят надо мной. Серьёзно?

— Давай побыстрее и возвращайся на своё место. И балахон этот с дебильными очками оставь. Тебе будет неудобно двигаться под измельчителем. Давай, двигай!

Нехорошо, плохо, совсем нехорошо! Я рассчитывал, что смогу проскользнуть прямо под молотилкой на другую сторону, к двери, куда унесли труп. С каких это пор рабовладельцы начали думать о безопасности? Мой взгляд метался между жеребцом и кобылой, пока я подбирал слова.

— Я не могу, эм, ну… там вещи для Викед Слит.

— Отлично! Эта сука убила двух рабов, которых мы ей одолжили на той неделе. Знаешь, как тяжело найти на Пустошах единорогов, которые умеют вскрывать замки? Давай сюда её барахло. Скажешь ей, что тебя ограбили.

По какой-то причине, я сомневался, что это сработает, даже если бы это и было чистой правдой. Этот план не сработал! Я представлял вариант, в котором мне придётся, преодолевая страх, бежать под обстрелом навстречу свободной жизни, но это же просто тупо!

— Ну давай же! Отдавай шмотки, раб!

— Прошу! Они не помешают! — мне пришлось умолять их, опустив голову. — Я… я готов рискнуть со всем этим.

Если бы я смог просто пройти мимо них, то смог бы выскользнуть наружу. Наш разговор уже начал привлекать внимание рабов, а другие рабовладельцы смотрели на нас с разных сторон цеха и через дверь, ведущую наружу.

— Ох, да Луны ради. Бэрхуф, просто забери у него всё. Рабам ведь всё равно нельзя носить сумки.

Я почувствовал, как земнопони схватил зубами ремешок моей седельной сумки. В борьбе, он несколько раз ударил меня копытом, пока я пытался оторваться от него в безумной панике. Ужас поглотил меня. Что если он снимет мою куртку?! Уже ведь случилось такое!

— Штой шмифно!

Жеребец кричал сквозь сжатые зубы. А я продолжал вырываться, держась за сумку копытом, а борьба за неё постепенно переросла в потасовку, которая почти закончилась в тот момент, когда он попытался завалить меня на землю ударом в бок и прижать своим весом. Металлический звон прозвучал на всё помещение и жеребец удивлённо отпрянул назад, когда его копыто ударило по спрятанной пластине.

— Что за херня? Хватайте его!

Если бы я был быстрее, то у меня был бы шанс, но секундная задержка на то, чтоб убедиться, что моя куртка сидит, как надо, дала Бэрхуфу возможность снова схватить меня. Я почувствовал, как его передние ноги обхватывают мою грудь, и он бросает меня на пол, наваливаясь всем весом. Я чувствовал его тёплое дыхание на затылке и то, какая большая масса давит мне на спину. От давления на крылья я издал сдавленный болезненный писк, но он лишь продолжал давить, пытаясь зафиксировать меня надёжнее. Мои крылья словно тёрлись о наждачную бумагу. Единорожка подошла ближе, намереваясь перекрыть мой единственный путь к отступлению. Рабы в свою очередь просто отошли подальше. Никому из них не хотелось быть жертвой разъярённого рабовладельца, каковой только что стал я.

— Хорошо! А теперь будь послушным маленьким рабом и подожди, пока мы всё это с тебя снимем.

К счастью, сквозь боль и страх, я вспомнил единственный способ, как можно убрать жеребца со своей спины. Я изогнулся ровно так, чтобы поднять заднюю ногу и изо всех сил пнуть ей назад. Мои копыта были достаточно маленькими, чтобы попасть туда, куда нужно и приложить при этом максимум силы в одну точку.

— АЙ-ЙЁО-О-О-О-О-О.

Сразу после удара, вес Бэрхуфа исчез с моей спины, а рабочий цех пронзил крик, сильно ударивший по моему чувствительному слуху. Я больше не мог колебаться, мне нужны были все мои припасы, а любая задержка могла стать причиной тревоги, которая дала бы Хозяину понять, что я сбежал. Даже, когда Бэрхуф упал на пол, держась копытами за своё достоинство и рыдая от боли, единорожка и другие рабовладельцы в ступоре наблюдали за этим (а один даже рассмеялся!) и никак не реагировали на тяжёлое положение своего товарища. Воспользовавшись моментом, я галопом бросился через толпу рабов. Совсем скоро позади начали звучать крики, приказы остановиться и угрозы наказания. Я не остановился. Паника и страх просто не позволили мне. Я только что прошёл через точку невозврата. Я напал на рабовладельца и сбежал. Теперь у меня не было сомнений в том, что меня ждёт, если меня поймают.

Мне нужно было выбраться, скрыться от преследования и затем двигаться дальше!

Рабы разбежались в разные стороны в узком коридоре между стеной и молотилкой, пока я нырял между ними. Рабовладельцы преследовали меня, не церемонясь с ними, грубо расталкивая их в стороны дубинками и отгоняя ножами и кнутами. Они были быстрее меня и, к сожалению, у меня был только один прямой коридор рядом с работающей машиной. Они постепенно догоняли и уже пытались достать. Рядом со мной визжали и скрипели лезвия молотилки, которая продолжала работать, несмотря на то, что все вокруг стояли и наблюдали за погоней.

Стоп…

Я почувствовал, как один из стражников приблизился сзади и уже замахнулся тростью. В одно мгновение, я нырнул вниз, перекатился в сторону от удара и вновь оказался под машиной, начав изо всех сил перебирать ногами, уползая подальше от них! У меня было целых пятнадцать секунд!

Я карабкался вперёд, пытаясь обойти большую толпу рабов до тех пор, пока лезвия вновь не опустились. Остатки мусора скапливались вокруг меня, пока я двигался в замкнутом пространстве, постоянно поправляя нитки, которые могли зацепиться за сумку. Обрывки попадали мне в рот, глаза и нос. Я видел, что рабовладельцы пытаются обойти рабов, которые выстроились на стартовой линии; отлично, это их замедлит! Им придётся потратить какое-то количество времени.

В свою очередь я мог обойти их под машиной! Ха! Кто сказал, что быть маленьким — АААЙ!

Два копыта схватили мою заднюю ногу. Один из рабовладельцев забрался под машину самостоятельно, чтобы достать меня. Он был слишком большим, чтобы нормально пролезть, а его лицо озарила нездоровая ухмылка, когда я попытался отбиться от него второй ногой.

Лезвия провернулись и теперь опускались на нас. Рабовладельцы не знали, как быстро летит время в этом месте.

— Отпусти! — закричал я в безумии, потея и визжа от паники, когда увидел, как лезвия возвращаются. Да он их даже не видел! Просто вцепился мёртвой хваткой за мою ногу в ожидании, пока напарники помогут.

Я пинался, брыкался и дёргался изо всех сил, чувствуя, как меня вытягивают обратно в самую опасную часть машины! Лезвия уже так близко! Мой собственный рывок и схвативший меня рабовладелец… Сколько это было по времени, пара секунд? Сколько у меня ещё осталось!?

Борьба за высвобождение моей ноги заставила жеребца тянуть лишь сильнее. Его голова и наши ноги начали запутываться в протянутой над нами нити. Главным правилом в молотилке было ни в коем случае не запутаться в ней! Я визжал, пытаясь освободиться, даже когда рабовладелец, наконец, осознал своё положение. Если у меня получится, то всё равно не хватит времени для… Нет!

Я потянулся вниз и изо всех сил ударил его ПипБаком по голове. От удара мои бинты развязались, а рабовладелец отпрянул назад. Я молча извинился за это перед Сандиалом, но моё копыто, наконец, освободилось.

Не то, чтоб это сильно помогло. Мы оба запутались в нитках, словно в паутине.

Работа машины замедлилась из-за переплетённой нити, но она упорно продолжала тянуть, правильным образом перекручиваясь. Если нас затянет под лезвия, то перекрутит вместе с ними! Рабовладелец начал паниковать, дёргаясь и только затрудняя своё положение, пока я сам пытался вытянуть ноги из нити. Я почувствовал, что заплакал, а мои конечности затряслись, когда гремящий звук лезвий стал становиться всё ближе. К чёрту все те преимущества, что давал мне слух, я бы отдал всё, чтобы в тот момент не слышать работу механизма в мельчайших подробностях!

Я не знал, чем были заняты другие рабовладельцы. Вероятно, просто наблюдали. Будут ли они пытаться остановить машину? Прыгнут ли под неё, чтобы попытаться разрезать нить и освободить своего товарища?

Стоп, разрезать! Мой нож!

Изогнувшись, я вытащил спрятанное лезвие своим ртом. Не теряя ни секунды, я попытался перерезать туго натянутую нить. Дрожь и рывки механизма только усложняли задачу, в то время, как звук лезвий только нарастал.

Бум! Бум! Бум! Бум!

Давай, давай же! Несколько волокон перерезаны, но сама нить всё ещё была туго намотана на моё копыто.

Бум! Бум! БУМ! БУМ! 

Всё или ничего! Я воткнул нож в пространство между нитью и моей собственной ногой, взвизгнув от боли, когда лезвие порезало шкуру, но это позволило мне отрезать целый кусок нитки за раз. Я едва не выронил своё орудие, когда натяжение внезапно исчезло, и я оттолкнулся назад. Свобода!

Я повернулся и начал перебирать ногами, пытаясь убраться подальше. Катиться было невозможно из-за размеров моей седельной сумки. Не уверен, что у меня было время хотя бы пытаться это сделать, но причин волноваться у меня стало меньше.

А у рабовладельца, кричавшего от боли, причина была, да ещё какая.

Я изо всех сил старался не обращать внимания и забыть тот звук, с которым машина перекручивала жеребца. Его крик и тот тошнотворный звук, с которым пони оказался затянут внутрь механизма давил на оставшиеся крупицы невинности, что, как мне казалось, были у меня в голове. Я не обернулся, боясь застыть на месте от ужаса, а вместо этого только воспользовался возникшим преимуществом во времени из-за того, что рабы и мастера могли видеть это. Я заметил, как одного из рабов вырвало, другой побледнел, а третья вообще улыбалась. Интересно, что этот рабовладелец с ней сделал.

Я остановился только на мгновение, чтобы проверить своё копыто. Порез был не таким глубоким, просто небольшой надрез, чтобы засунуть нож под нитку. Не о чем волноваться. Я бросился в толпу рабов, пытаясь убраться подальше, пока рабовладельцы не пришли в себя от ужаса и не погнались за мной сно…

— Он уходит! Хватайте убийцу!

Ладно, может у меня было не так уж много времени!

Я побежал прямо к двойным дверям в подсобное помещение, где меня ждала безопасность и укрытие.

Они открылись.

Через них, привлечённые шумом, вбежали двое рабовладельцев. У одного из них был пистолет.

Я с пробуксовкой остановился прямо перед ними, сразу начав искать другие пути отхода. Мне нужно было двигаться! Я повернулся и побежал вдоль другой стороны машины, а затем вбежал по лестнице вверх, на помосты, висящие под потолком цеха, с которых рабовладельцы обычно наблюдали за работой. Позади меня, двое прибывших стражников наконец поняли, что происходит и присоединились к погоне. Мои копыта звенели по металлу, когда я пробегал над молотилкой. В дальнем конце цеха была ещё одна лестница, ведущая на крышу, и именно она стала моей целью. В это время группа стражников бежала к лестнице у входа в здание, чтобы попытаться перерезать мне путь.

Внезапный и громкий рёв автоматического огня раздался позади меня. Пули, выпущенные преследовавшим меня рабовладельцем из автоматического пистолета, высекли искры из металлического помоста под моими ногами, оставляя отверстия. Он промахнулся. Полагаю, стражники не часто практиковались в стрельбе. Даже я заметил, что отдача оружия застала его врасплох.

Я слышал, как они, ругаясь, начали перезаряжаться. Рабы кричали и ложились на пол, пока рабовладельцы бежали за мной по мостикам. Пользуясь всеми накопленными силами, я бежал на своих коротких ногах, пытаясь убежать от преследователей сверху и от тех, кто пытается обогнать меня снизу.

Я понял, что всё ещё плачу, и весь мой побег мотивирован, скорее, страхом быть пойманным, чем уверенностью в реальном успехе. Весь мостик дрожал от бегущих за мной четырёх или пяти рабовладельцев. Мысль о том, что он может рухнуть прямо в работающую под нами молотилку, испугала меня настолько, что я ускорился ещё сильнее. Забавно, я даже не знал, что машин на самом деле две, и они стоят зеркально друг другу, а у противоположной стены цеха были такие же рабы и такая же стартовая линия. И теперь они тоже остановились, подняв головы и наблюдая за побегом.

Рабовладельцы подо мной вырвались вперёд. Я не справлюсь!

Я услышал, как позади меня взвели пистолет, и стражник приготовился стрелять. Я резко бросился на землю, услышав этот ужасный рёв от выстрела прямо над головой. Свист пули был таким громким, что на мгновение я подумал, что меня ранили, но затем увидел, что выстрелы прошли мимо и попали в несущую балку, на которой держались мостики. Под массой нескольких пони и топотом копыт вся конструкция начала шататься.

А затем крениться на бок.

О-о-о-о, это плохо…

Рабовладельцы внизу остановились, не желая бежать под медленно падающие железные мостики после того, как стали свидетелями случившегося с их товарищем. Я продолжил свой галоп под углом, но уже к другой лестнице, прыгнув к ней в последний момент, когда почувствовал, как вся конструкция уходит из под ног. Лязг и грохот металла наполнили зал, когда все помосты изогнулись и оторвались от крыши под собственным весом и приземлились прямо на работающие молотилки. Крики и ругань прозвучали за моей спиной, и стражники покатились вниз, падая на нити и уже заглохшие лезвия и барабаны. Рабы разбежались в панике, когда часть этих лезвий вырвало из механизма, и они отправились в неконтролируемый полёт в разные стороны, а какие-то из них пронзили железный мостик насквозь. Шум был невероятным, грохот смешался с криками, лязгом металла об стены и звуком обрыва сотен натянутых словно струны нитей.

Я слышал, как какие-то рабовладельцы кричат, что необходимо окружить здание, в то время, как другие требуют позвать грифонов, чтобы поймать меня. Один даже крикнул, чтобы я не тянул время и сам сбросился с крыши.

Поднявшись наверх, на наклонную крышу из шифера, я побежал прочь от подъёма так быстро, как только мог, пока…

— Он там!

И вновь я услышал рёв этого скорострельного пистолета. Пули пробили крышу ровно в том месте, откуда я только что убежал, а одна даже скользнула по моему боку. Тяжёлая стальная пластина, которую я спрятал в одежде, выдержала удар, но от его силы меня сбило с ног. Скатываясь вниз по крыше, я изо всех сил пытался остановить себя ногами, и мне удалось это в самый последний момент, когда я смог зацепиться за один из проводов у её края.

— Давай… давай, Мёрки!

Я подбадривал сам себя, пытаясь подняться на ноги и удержать равновесие. Я слышал, как рабовладельцы уже выбежали во двор и кричали стражникам на сторожевых вышках у входа, чтобы они занялись мной. Мне пришлось прыгнуть за один из дымоходов, укрываясь от снайперов.

Нужно было где-то спрятаться, но они точно знали, где я! Сколько у грифонов уйдёт времени, чтобы добраться до меня?

Я не мог перестать дрожать, я был напуган. О, как я был напуган. Нет, я был просто в ужасе! Они охотились на меня, и никто не мог помочь. Как бы мне хотелось, чтобы здесь был Шестой или Обитательница Стойла, они могли бы сказать, куда идти и что делать. Они нашли бы какой-нибудь способ сбежать!

Внезапно, меня озарила идея, и я выглянул из-за укрытия. Рабовладельцы ещё не подошли к этой стороне здания. Отвращение, ужас и мысль о спасении одновременно захватили моё сознание, когда я посмотрел через край крыши вниз.

Подо мной была общая могила. Десятки погибших пони были просто сброшены в большую яму. Я даже видел того самого раба, он лежал на самом верху кучи среди свежих трупов.

Они же не заметят, что там появилось одно “лишнее” тело… верно?

Мой разум запротестовал против самой идеи. Это уже было чересчур! Я прятался в свинарниках, шкафах с прогнившей едой, норах с пауками, сточных каналах и вонючих подвалах, но это было слишком. Я просто не мог…

— Сообщение от Стерн! Она отправила грифонов, чтобы выследить его!

Я должен. Всё зашло уже слишком далеко. Меня заметили и объявили охоту, как на беглого раба. У меня не было времени просто торчать там и думать о других вариантах, мне нужно было дальше следовать плану, пока новость не дошла до Стены. Если они узнают…

Я поднялся на ноги и стиснул зубы. Это будет неприятно во всех смыслах слова. Ох, как же я тосковал по своему свинарнику.

Разогнавшись, я спрыгнул с крыши. Там был всего один этаж, но для такого маленького пони, как я, даже это падение было долгим, и я приземлился ногами вперёд в общую могилу.

С глухим ударом я оказался внизу, мои ноги подогнулись и от столкновения из лёгких выбило весь воздух. Мои свежие раны ныли, пока я пытался встать. И всё это время я пытался просто не думать о том, на что я приземлился.

Это было просто невыносимо.

Масса хлюпала подо мной. Гнилая вонь заставляла сдерживать приступ рвоты. Мухи летали вокруг меня. Я испачкался в чём-то. Внезапно, я оказался очень рад украденным очкам. Глаза трупов смотрели в никуда, тела застыли в неестественных позах, и я могу поклясться, что даже узнал нескольких из них.

— Он мог спрыгнуть с той стороны! Обыщите всё!

Мои уши дёрнулись, когда я услышал крики рабовладельцев, которые приводили под контроль испуганных рабов. Взглянув вниз, я мгновенно пожалел о своём решении. Кобыла, лежавшая подо мной каким-то образом сгорела заживо. У неё удалили зубы. Зачем вообще они это сделали?!

Но она станет моим временным спасителем.

Пробормотав извинения с закрытым ртом, я опустился на колени и, борясь с тошнотой, залез под несколько тел, стараясь не обращать внимания на то, что какая-то слизь капнула мне на линзы. Нужно перестать трястись!

Они вышли из-за угла. Пять рабовладельцев, включая одного с автопистолетом. Подбежали ближе, и отвернувшись от меня в другую сторону, стали смотреть вверх на край крыши. Может мне стоит попытаться сбежать, пока они не смотрят?

— Он должно быть спрыгнул.

— Да ты прикалываешься. Малой был перепуган, он бы никогда не решился на такое!

— Ну, его уже там нет!

— Заткнитесь вы оба! Раз он сбежал, то думайте куда.

Они повернулись и разбрелись вокруг. Некоторые подошли к сломанному низкому забору. Была мысль попытаться пробежать мимо них, но мне никогда бы не удалось обогнать стражника в забеге на прямой дистанции. Сначала мне нужно было как-то отвлечь их. Жеребец с автопистолетом подошёл к краю общей могилы. Он взглянул на тела, а затем повернулся к своим товарищам, выплюнув оружие изо рта. Оно повисло на ремешке на его шее.

— Эй, а помните, как пару недель назад кобыла с жеребцом пытались спрятаться в могиле?

Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы не дрожать, не  пытаться вскочить и не умолять о пощаде. О Луна, они же стреляли в меня! В меня! Сама мысль об этом ужасала. Да, раньше меня избивали, и жестоко, но стрельба была совершенно на другом уровне. Если бы я стоял на крыше чуть правее, то пуля бы не отскочила от брони, а попала бы точно в меня.

— Было дело, ну пусти очередь по яме и пошли. Если что, грифоны сами его найдут. Чёрт, Красный Глаз не обрадуется, когда узнает о молотилке.

Жеребец повернулся, взял пистолет в зубы и, казалось, прицелился прямо мне в лицо. Я закрыл глаза и начал молиться в надежде, что он не заметил этого. Я был просто одним из многих. Он промахнётся… он промахнётся…

Я увидел, как ствол пистолета вспыхнул и прозвучала короткая, но громкая очередь, посылая множество пуль в могилу.

Я чувствовал, как от попаданий двигаются и дрожат трупы. На мгновение появилось чувство, будто бы они вернулись к жизни. Словно бы хватая и затягивая меня вглубь общей кучи. В действительности хрупкое равновесие сброшенных тел было нарушено, и я правда скользнул глубже.

Я пискнул. Ничего не мог с этим сделать. Но открыв глаза и увидев, как рабовладельцы уходят прочь, я почувствовал, что моё тело словно отходит от состояния, похожего на настоящее трупное окоченение, вызванное страхом. Рёв оружия всё эхом отдавался у меня в голове, пока я мысленно проверял каждый сантиметр своего тела.

Едва они ушли, я сразу выбрался и бросился прочь галопом, не думая ни о какой скрытности. Я выбежал через сломанный забор и, оказавшись у самого края лагеря рабовладельцев, остановился у небесного фургона, чтобы вытереть очки и одежду запасными кусками ткани.

Остановился я только тогда, когда мой желудок скрутило. Реальность догнала мой разум и я, наконец, понял, что только что сделал. Следующие десять минут я провёл, извергая всё содержимое своего желудка, а затем полностью обессиленный и дрожащий завалился внутрь фургона.


Впереди меня ждала последняя часть побега.

Рабовладельцы и грифоны разыскивали меня.

Я думал, что стрельба по мне была точкой невозврата. Я ошибался. Точка невозврата была здесь. Если я сделаю следующий шаг, то перестану быть рабом, который навредил хозяину и попытался избежать наказания: стану рабом, который пытается сбежать из Филлидельфии. Не будет ни предупреждений, ни наказаний, ни Ямы и никакой надежды на то, что меня будут пытаться поймать. Наказанием за вход в лагерь рабовладельцев у Стены была смерть, медленная или немедленная, в зависимости от настроения стражника, которому ты попадёшься.

Я застыл. Страх сковывал каждую мышцу моего тела, не давая двигаться дальше. Раб в моей голове умолял, пытаясь убедить меня, что есть другие варианты того, как ещё можно выжить. Быть может, я смогу найти достаточно нужных ресурсов, чтобы убедить Артери исцелить меня! Что если я украду медикаменты и просто спрячусь где-то?

Я боролся с мыслями, понимая, что эти варианты были нереальны. Ложны. Кроме того, мне нужно было выбраться, чтобы нарисовать рисунок для кобылы. Это была причина, скорее просто повод, чтобы сказать себе идти вперёд, но он делал своё дело.

Я сделал шаг. Одно копыто перешло за черту, и вот я уже несусь галопом к ближайшему крупному скоплению палаток и лачуг. Мне были нужны любые укрытия. Сторожевые посты и патрули солдат Красного Глаза были просто повсюду. Это настоящие трущобы с узкими улочками и переулками между лагерными кострами.

Я много раз говорил себе, что нужно быть смелым. Но это… это было поистине смелым поступком.

Я просто надеялся, что это закончится такой же победой, как и у Обитательницы Стойла.


Очень быстро ко мне пришло осознание того, что множество укрытий также означало множество мест, где я могу неожиданно столкнуться со стражниками. Я быстро перебежал к задней части хижины и спрятался внутри, осторожно прислушиваясь к тому, как мимо проходит огромный земнопони с загруженным боевым седлом. Вздохнув от облегчения, я осмотрел хижину и тут же выбрался из неё, обнаружив вокруг себя четырёх солдат, спящих на двухярусных кроватях, которые наверняка были взяты откуда-то со старых казарм в городе.

Я сильно потел. Не только из-за напряжения и страха, но ещё и от того, что огромная стена удерживала и отражала всё тепло, исходящее от города, отчего мне в моей толстой куртке становилось ещё жарче. Пройдя по дорожке, откуда вышел земнопони, я прильнул к стене и попытался убедить себя, что всё будет хорошо. У Обитательницы Стойла получилось сбежать прямо из Ямы, верно? Её же сразу засекли! Я добрался до лагеря, и никто не упал мне на хвост! Разве это не значит, что я справляюсь даже лучше?

Вспоминая то невероятное количество магии, просто струящееся из неё, когда она возносилась к небу, я быстро засунул своё эго обратно. Ей и не нужно было скрываться.

Пригнувшись, я остановился за ржавым железным забором возле хижины. Я слышал, как стражники говорят друг с другом, пока я проходил мимо. Асфальт и утоптанная земля практически лишили меня возможности шагать тихо, из-за чего моя скорость упала до медленного ползания. Внезапно, я понял, что мне стоило сделать подушечки для копыт из ткани. Как раз надо мной располагалась сторожевая вышка, но со своей позиции я не видел, есть ли на ней снайпер. Эти вышки сильно усложняли мне жизнь. Я прильнул к забору и осторожно выглянул через край, чтобы увидеть…

Кончик ствола винтовки блеснул на свету.

Я быстро бросился на противоположную сторону переулка, прижавшись спиной к стене палатки, чтобы остаться вне поля зрения стражников. Моё дыхание было быстрым и прерывистым, я старался удержаться на ногах и не завалиться в палатку за спиной.

Передвигаясь быстро, от лачуги к лачуге, от забора к забору, я постепенно продвигался вглубь большого лагеря. Моё внимание постоянно привлекали стеллажи и стойки с оружием, но все они были на видных местах и, честно говоря, я не имел понятия, как пользоваться им с помощью рта. Спрятавшись за очередной горящей бочкой, я наблюдал за тем, как один из солдат прошёл мимо меня, с надетым на него средним боевым седлом с двумя дробовиками. Меня съедала зависть. Я очень хотел себе такую штуку. То, как работал сам механизм, все эти пружинки и маленькие шестерёнки, противовесы и направляющие — всё для того, чтобы оружие сидело, как надо и не напоминало о себе отдачей. Да хотя бы от одного внешнего вида я хотел украсть это седло прямо у него со спины.

Тот факт, что оно могло превратить меня в кровавую взвесь было единственным, что останавливало меня от действительной попытки. Это боевое седло было великолепным. Я ничего не знал о том, как оно на самом деле работает или о тонкостях работы с ним, мне просто нравился его внешний вид и образ.

Позади я услышал, как несколько пони поднялись со своих мест и пошли в мою сторону. Несмотря на жару, я дрожал. Они шли прямо ко мне, я должен двигаться или меня заметят!

Максимально тихо, я отправился вслед за солдатом с боевым седлом. Двигаясь позади, я просто надеялся, что он зайдёт за угол раньше, чем другой стражник выйдет из-за угла и увидит меня. Всего за секунду до того, как он вышел, я увидел пространство между двумя палатками и запрыгнул туда. Палатки стояли впритык к забору, но немного поработав копытами, мне удалось подкопаться под забор, предварительно сняв седельную сумку и затащив её отдельно.

Я с ужасом обнаружил, что оказался внутри другой палатки, которая находилась сразу за забором с другой стороны.

Не торопясь, я двинулся вперёд, шаг за шагом, мимо двух жеребцов, спящих по разные стороны палатки с оружием в обнимку.

— Мм… мммфм!

Я застыл, когда один из них пошевелился, потирая копытом глаз. Осторожно, я попытался крастся дальше, пока он не проснулся окончательно.

Потянувшись, жеребец перевернулся на другой бок и провалился обратно в глубокий сон.

— Хе-хе… ох, Луна, ты моя… грязная принцесса.

Не знаю, чего мне хотелось в тот момент больше: заржать или закатить глаза. Многие пони на Пустошах больше не верили в Богинь, хоть и постоянно ругались их именами. Но меня воспитала мать, которая твёрдо верила в их существование.

Выйдя из палатки и повернув за угол, я обнаружил большую общую площадку с огромным костром в центре. Стражники сидели вокруг и передавали друг другу порции неподдающегося опознанию мяса с гриля над огнём. Сидя на брёвнах, они все смотрели на пламя и громко общались друг с другом, ведя как минимум четыре или пять разных разговоров одновременно. Я без проблем мог проскользнуть мимо, раньше у меня были задачки посложнее и в более тихих местах.

Тут уже было громко. Но вскоре должно было стать ещё громче.

Шум нарастал постепенно, превращаясь в жуткий гул сирен Филлидельфии, которые оповещали когда-то об угрозе мегазаклинаний. Он становился всё громче, разрушая вечернюю тишину города и заставляя вздрагивать каждого пони на многие километры вокруг. Даже сейчас, спустя двести лет, звук повергал в ужас, в особенности, меня. Ревущий, заставляющий мои уши болеть, он стал сигналом, который поднял на ноги каждого из стражников. Грохот оружия, движения толпы и крики о происходящем наполнили всё окружение. Меня приковало к земле, когда этот шум буквально пронзил всё моё тело, заставляя представлять скелеты в доме, взрывы жар-бомб, стирающие города и конец света и всей доброй Эквестрии, которая тут же сгорела в неудержимом огне.

Когда-то давно, этот звук стал сигналом конца мира. Сегодня же, он говорил о нападении извне или побеге раба.

Мастер поднял тревогу. Рабы с молотилки подтвердили её.

Мой план развалился. Они идут за мной.

Я сорвался с места, в скрытности теперь было мало смысла. После поднятой тревоги, стражники будут обыскивать всё и очень тщательно. Надо мной грифоны поднимались в воздух целыми крыльями, а каждая сторожевая вышка зажглась красным магическим фонарём, каждый из которых тут же начал подсвечивать область возле Стены. Я промчался галопом мимо стражников, нисколько не заботясь о том, заметят меня или нет. У меня больше не было времени переживать из-за этого. Если мне не удастся перейти через Стену до того, как стража поднимется на неё, то я не отойду от Филлидельфии и на сотню метров.

— Он здесь!

— ОГОНЬ!

Бьющий по ушам грохот одиночных выстрелов винтовок перемешался с лязгом автоматных очередей и наполнив воздух позади меня, они остановились только из-за того, что я нырнул за ближайший угол здания в этой плотной застройке. Оказавшись прикрытым от огня, я начал прыгать от угла к углу, забегая в каждый переулок и маленький лаз, который только видел на своём пути. Скрытность больше не играла роли, но я всё ещё мог уклоняться! Вопли и крики охранников полностью наполнили мой разум, не давая мне даже на миг задуматься о страхе, пока я метался между лачугами и перепрыгивал через палатки. Я случайно врезался в стойку с винтовками и перевернул её, а затем, закричав, забежал в ближайшую палатку, когда солдаты выбежали на площадку рядом со мной. Я достал нож и быстро прорезал дыру в ткани, ровно такую, чтоб через неё мог пролезть только я. И едва я выбрался, как услышал автоматную очередь, которая изрешетила спящую в палатке кобылу.

Сколько раз я убегал из-под огня винтовок? Сколько снайперских выстрелов прошло мимо, когда они пытались попасть по маленькому пони, бегающему между зданиями. Сколько раз они кричали мне остановиться?

Я продолжал бежать. Остановка означала смерть. Движение означало выживание! Побег!

Я выбежал за край лагеря, падая и снова поднимаясь на ноги. Пули попадали в грязь вокруг меня, пока я двигался зигзагами, уворачивался и бежал изо всех сил.

— Попадите в него, блять!

— Ты видел, какой он мелкий?!

Стражники потянулись из лагеря вслед за мной. Святая Селестия, да сколько их здесь?!

Передо мной и прямо до самой стены было открытое пространство. Зона поражения. Гигантская зона поражения. В голове внезапно всплыли воспоминания. Вот он голос Красного Глаза, приказывающий остановиться. Я стою на дороге, Шестой зовёт меня идти за ним, но я стою, напуганный стрельбой и слушающий приказ своего Хозяина…

Нет.

Он не был моим Хозяином.

Больше.

НЕТ!

Я свирепо закричал, бросившись вперёд! В нижней части стены я увидел водосток, прямо как и предполагал! Пули то тут, то там, поднимали в воздух пыль и грязь. Если я доберусь до этого стока, то буду в безопасности, пока не выберусь на другую сторону. Я ни разу не остановился, бегая по сложной траектории до тех пор, пока ноги не начали гореть от боли и напряжения. Солнце как раз опустилось за стену, когда я бежал к ней, полный решимости увидеть его на другой стороне и узнать, куда оно уходило за горизонт вместе с Обитательницей Стойла!

Я перепрыгнул груду камней, спрятавшись за ними как раз в тот момент, когда граната разорвала их на куски и превратила в шрапнель. Мой круп горел от боли, из-за попавших в него осколков, но я просто не мог остановиться! По обеим сторонам от меня я увидел бегущих стражников, но даже мне было ясно, что они слишком далеко, чтобы добраться вовремя. Улыбка озарила моё лицо, я с уверенностью уворачивался в разные стороны, зная, что всё обязательно получится!

Все пули прошли мимо. Их попытки попасть по маленькой и быстрой цели, скрытой сумеречной темнотой были обречены на провал до тех пор, пока я не бежал по прямой. Череда выстрелов прошла прямо по стене передо мной, позади вновь прозвучали приказы остановиться.

В небе над собой я услышал шелест. Осознание поразило меня, словно расколовшееся стекло.

Первый раз был случайностью.

Казалось, время замедлилось.

Второй раз был совпадением.

Ужас начал сковывать моё нутро, когда я повернул голову, чтобы посмотреть наверх.

Третий раз был явным признаком того, что за мной всё это время следили.

Я увидел угольно-чёрную гриффину с длинноствольной винтовкой, зависшую в небе. Я попытался подогнуть ноги, чтобы нырнуть вперёд, прямо в сток.

Затем, она выстрелила.

Удар пронзил меня прямо в полёте. Словно удар кувалды в бок, я почувствовал жгучую боль, когда пуля пробила моё тело и вышла с противоположной стороны. Броня нисколько не задержала её на пути.

Я потерял силы и, пролетев по дуге, упал на землю.

Вся стрельба прекратилась и на миг я отключился, когда невероятная и нестерпимая боль заглушила все другие чувства. И тут же, мгновенно, я пришёл в себя от этой же боли, сила которой была такой, что я даже не мог представить.

Я закричал.

Громко и с хрипом, одновременно прижимая копыта к своему раненому боку. Я даже не мог понять, было ли это входное или выходное отверстие. Рана болела невероятно с обеих сторон. Я забыл о своём побеге. Забыл о закате и моей свободе. В голове была только паника, боль и страх смерти, когда реальность внезапно разрушила мой воображаемый мир. Дёргаясь в грязи и зажмурившись, я звал кого-нибудь, кого угодно, кто мог бы мне помочь. Кто мог бы спасти меня. Я звал Шестого, звал Обитательницу Стойла, и, чёрт, даже саму Селестию. Мои ноги онемели. Заставив себя открыть глаза, я чуть снова не потерял сознание, увидев, как лужа крови подо мной становится всё больше и больше. Совсем рядом со мной была эта дыра Мёркового размера, которая дразнила своим неиспользованным потенциалом.

Не обращая внимания на боль и крики, гриффина приземлилась рядом со мной в тот же момент, когда подошли вооружённые стражники. Раджини! Её так звали! Гриффина, которую я видел вчера! Скуля и громко хныча, я взглянул на неё. Мои слёзы смешались с грязью и кровью, и я поднял единственное копыто, потянувшись к ней в мольбе помочь мне и не убивать на месте.

Она оттолкнула его в сторону дулом винтовки, а затем потянулась ко мне и когтями подняла край моей куртки, чтобы осмотреть рану. Я закричал с новой силой, когда её потревожили, и она начала стягивать с меня всю одежду.

— НЕТ… АААГХ! ПРОШУ! Н-не надо! Ты убьёшь меня! Мне нужно выбраться! Мне нужно… мне нужно…

Я замолчал, когда она вновь подняла край куртки. И ещё раз, увидев саму рану. Выходное отверстие покрылось коркой запёкшейся крови. Хныча, я отвернул взгляд и задрожал. Меня всего трясло…

Стражники и Раджини потеряли свой спокойный вид, когда увидели, что ещё скрывается под моей кофтой.

— Пегас, — тихо и с ненавистью произнесла она. — Ну и ну. Значит, слухи не врали.

Я не смог ответить. Я просто пытался не истечь кровью, придерживая рану копытами. Боль от собственного прикосновения была сильной, но она была ещё сильнее, когда я отпускал её и давал ране кровоточить.

— Р-Раджини! Прошу! П-прости меня! Не убивай меня… Прошу!

Гриффина покачала головой и подняла свою винтовку, прицелившись прямо мне в голову.

— Беглые рабы заслуживают лишь одно.

Её бровь дрогнула. Я не слышал ничего за шумом стражников, собравшихся вокруг. Они кричали и пытались узнать, что происходит. Раджини резко подняла взгляд куда-то в сторону, словно бы услышала или заметила что-то. Какое-то время она колебалась, а затем, убрала оружие.

— Стража! Заберите его! И знайте, что я сообщу Стерн о том, что вы за столько времени не смогли поймать всего лишь одного раба! Это позор! Я следовала за ним от Фермы Развлечений и видела, как он легко перехитрил всех вас! Заберите его отсюда!

Я плакал, свернувшись в клубок и чувствуя, как у меня кружится голова. Я едва мог выдавить из себя просьбы о помощи. Мир вокруг расплылся, и я чувствовал, будто мой разум отстаёт на несколько секунд от собственного тела. Шок охватил меня, доводя до почти обморочного состояния. И всё же я увидел, как расстроенные солдаты и стражники послушались приказа Раджини и двинулись вперёд. В их глазах была ненависть, и я почувствовал, как они поднимают меня копытами и волочат по земле. Удары ног. Удары прикладами. Они начали бить меня, и я знал, что в этот раз уже не выживу.

Но так же быстро, как это избиение началось… оно закончилось, и я увидел, что стражники расходятся в стороны. Мои стоны сменились на хрип пересохшего горла, и я изо всех оставшихся сил постарался открыть свой рабочий глаз, в то время, как другой снова заплыл.

Последнее, что я увидел, это приближающуюся сквозь толпу фигуру. Красный и чёрный. Один зловеще сияющий багровым цветом искусственный глаз. Ещё до того, как я смог произнести слово “Хозяин” и начать молить о пощаде, моё копыто потянулось к нему. Но сознание покинуло меня в этот момент… И больше я не чувствовал ничего.


  А теперь, послушайте меня, ребята.

    Вашему Диджею Пон3 придётся стать серьёзным на какое-то время. Нет, серьёзно! Да, я знаю, что это не то, что вам нравится. Я проводил для вас эти уроки весь день. Но я думаю, что мне стоит подчеркнуть самую правдивую и важную часть, о которой я говорил.  

   Вы облажаетесь. 

    Ну, я знаю, что это может прозвучать не очень! Я имею в виду, что никто не должен ожидать, что он выйдет из своей скорлупы и сделает всё с первой попытки. Пустошь с нами уже двести лет, не потому что какие-то пони до вас были слишком ленивыми, не-е-е. Чтобы бороться за правое дело, надо научиться не только подниматься вновь и вновь для новых попыток, но и знать, когда нужно отступить после поражения. Вынести какие-то уроки, стать сильнее и только потом пробовать снова. Уверен, что все эти легендарные пони, которых мы знаем, думают точно так же. Чёрт возьми, одна кобыла знает об этом больше всех остальных. Поэтому, я молю вас, мои маленькие обитатели Пустошей. Если вы начнёте бороться за правое дело, о котором я вам твержу, будут моменты, когда вам станет больнее, чем вы могли себе представить. Но не сдавайтесь. Никогда не сдавайтесь. В тот момент, когда мы сдадимся, умрёт сама Эквестрия.

    Заканчиваем с вами на такой грустной ноте, понимаю. Но я просто забочусь о всех вас. Я не хотел заканчивать этот день, не сказав вам о той реальности, с которой вы столкнётесь. 

    А теперь вернёмся к чему-то более хорошему. Свити Белль споёт нам такую песню, которая отправит нас всех в спокойный сон. Засыпай, Пустошь, ещё один тяжёлый день закончился.

    С вами был Диджей Пон3, несущий вам правду, какой бы горькой она не была.


Я жив.

Сквозь тёмную бездну боли я мог слышать голоса, пока я отключался и приходил в себя. Какие-то из них я знал, какие-то были мне незнакомы. Они звенели у меня в голове, а уши рефлекторно поворачивались в сторону шума.

Боль обжигала и становилась хуже. Она должна была охватить меня полностью. Ощущение, будто я тону и пытаюсь удержаться на плаву. Я определённо лежал на чём-то твёрдом, но мне постоянно казалось, что я падаю всё глубже и глубже.

Я  почувствовал, как кто-то схватил меня. Небрежно обхватил копытами и забросил на спину. Лёжа, я смог открыть глаза, но не увидел ничего, кроме тьмы и одной кобылы, смотрящей на меня. Светло-оранжевая грива с красными полосками.

Я пытался говорить, пытался протянуть к ней ногу, но в результате лишь молча лежал, неспособный контролировать собственное тело. Все звуки были приглушены так, будто я был под водой.

Она что-то сказала мне. Я не мог разобрать ни слова, но она, кажется, просила меня о чём-то.

Что она сказала?

Кобыла в моих глазах начала сиять, и этот свет становился всё ярче, пока полностью не поглотил моё зрение.

И я проснулся.


Металл и красный смог встретили меня при пробуждении.

Я лежал на боку, явно не мёртвый, но при этом испытывая просто неописуемую слабость. Красный туман струился из решёток на полу, обжигая мои лёгкие и заставляя покашливать. Тот, кто оставил меня здесь приходить в себя, явно не заботился о моём здоровье.

Я изогнулся, чтобы проверить свой бок. Небольшой шрам остался, но уже успел зарасти шёрсткой. Он сильно болел, и я чувствовал слабость, но при этом мне почему-то было легче дышать, несмотря на дым в тесной камере. Что бы они не использовали для моего лечения, оно справилось и с моей болезнью. Я чувствовал, что она всё ещё есть, но стала гораздо более приглушённой.

Во многом я чувствовал себя здоровее, чем за последние несколько лет, несмотря на недавно полученную рану. Что случилось?

Я решил пройтись по фактам. Я прикован к полу, на всех ногах были кандалы, соединённые с железным полом толстой цепью. На мне не было никакой одежды. Ни кофты, ни седельной сумки, ни даже моих очков. С болью, я осознал, что исчезло и всё остальное. Я потерял свой ПипБак и дневник. Всё, что у меня осталось, это шкура и кьютимарка, которая служила жестоким напоминанием о том, что я ошибался…

… Нет.

Я не ошибся. Это было пробуждением. Я провалился, но, каким-то образом, понял, что это и не важно. Не важно, что говорили они или что говорила моя кьютимарка. В тот момент, когда я бросился вперёд под вой сирены, что-то во мне изменилось. Теперь я был другим пони. Не рабом… Ну, вообще, рабом. Я всё ещё им был, но главное отличие было в том, что я больше не хотел им быть! Я могу испугаться, меня могут заставить вернуться к работе, но мой главный выбор был сделан.

Больше мой рабский инстинкт не имел надо мной власти, что бы ни случилось.

И я всё ещё хотел выбраться. Хотел попробовать снова. Это всё, что имело значение, и не важно, насколько тяжело это может быть.

Вдалеке, я услышал топот копыт по коридору за толстой дверью камеры. Он приближался, и я отпрянул назад так далеко, как позволяли мне мои кандалы.

Властный, чёткий голос произнёс вежливый приказ.

— Откройте, пожалуйста.

Без возражений и промедлений, дверь с шипением открылась, выпуская в комнату излишки пара от работы внутреннего механизма и создавая из него же целое облако. Из этого облака вышел пони.

Красный и чёрный…

Сияющий красный глаз…

Я съёжился и попытался убежать, но цепи не дали мне сделать этого, и я упал на пол. В который раз, я вскрикнул от боли, ударившись при падении своей раной об пол, после чего просто свернулся в клубок при виде него. 

Красный Глаз. 

— Ты знаешь,  почему всё ещё жив?

Его голос был поразительно молодым, хорошо поставленным и плавным. Я покачал головой. Он не был моим хозяином, но у этого пони было достаточно власти и способностей, чтобы управлять целой державой на Пустоши.

— В таком случае, мне, вероятно, стоит порадовать тебя подобной информацией, Мёрки Седьмой.

Он знал моё имя. 

Он спокойно шагнул вперёд сквозь дым. Это…

…был не Красный Глаз.

Передо мной стоял не земнопони, а единорог. Моложе, чем Красный Глаз, но старше меня на пару лет. Угольно-чёрная шерсть с двухцветной красной гривой. Он носил хорошую одежду, которая одновременно выглядела, как рабочая форма и халат учёного серого и тёмно-красного цветов.

На его левом глазу был замысловатый окуляр. Не кибернетика, а своего рода высокотехнологичный монокль, закреплённый за ухом. Он светился почти так же, как бионический правый глаз Красного Глаза.

Я не уловил эту разницу сразу из-за страха и облаков пара. Он грациозно стоял передо мной, словно культурный и вежливый пони и смотрел сверху вниз. Но при этом, каким-то образом, он не смотрел сверху вниз на меня. Взгляд его глаз (ну, глаза), словно был на одном уровне со мной. За столько лет я больше, чем кто-либо другой мог заметить эту разницу.

— Я сохранил твою жизнь, Мёрки Седьмой, — жеребец начал говорить, сделав глубокий вдох и слегка опустив голову ко мне. — До меня дошли слухи о пегасе в Филлидельфии, и когда прозвучала сирена, ну, кто ещё бы это мог быть, кроме “ненавистного” пегаса? Естественно, меня это заинтересовало, и исходя из того, что ты сделал, я оказался прав. Ты поистине очень интересный пони.

Я взглянул на свои бока, где мои крылья бесполезно и безжизненно лежали на своих местах.

— Что ж, это стоило мне многого, и мне пришлось подёргать за определённые  ниточки, чтобы тебя не устранили на месте за попытку побега, так что я надеюсь, что мои… вложения себя оправдают. Ты что-то вроде отклонения от нормы для любого из надзирателей высокого ранга, знаешь?

Я покачал головой снова и подвинулся ближе к стене, чтобы опереться на неё и избавиться от давления на свежие раны. Рог единорога зажёгся, он левитировал из-за спины миску с похлёбкой и поставил её передо мной. Она была тёплой.

— Они не часто сталкиваются с пегасами, посему я был заинтересован, чтобы заполучить тебя. Давай. Поешь, не стесняйся. Ты сильно истощен, Мёрк.

Я понюхал блюдо. Настоящая яблочная похлёбка. Нырнув мордой в тарелку, я не стал мешкать и дожидаться, чтоб её у меня отобрали. Единорог терпеливо подождал, пока я не съел всё до последней капли. Это первая полноценная еда, которую мне довелось есть за последние два месяца. Вкус, свежесть, о, и конечно же, тепло. Я не сдерживал себя, жадно хлебая её. Я даже вылизал тарелку, после чего облегчённо вздохнул, когда мой желудок, наконец, был наполнен. Он улыбнулся и спокойно продолжил.

— А теперь, Мёрки Седьмой, я полагаю, у тебя есть вопросы.

Я почувствовал, что обязан говорить. До этого момента, я не ощущал никакой угрозы, но мне стоило оставаться настороже. Несмотря на вкусную еду, он всё ещё был одним из пони Красного Глаза.

— Кто… кто ты?

Мой голос звучал грубым и слабым в сравнении с его. Он всегда говорил вежливо, интеллигентно, но в то же время не было и намёка на “учёную мудрёность”, которая звучала в речи библиотекаря из башни Тенпони в Мэйнхеттене. Я думаю, любой из вас может догадаться, почему я долго не продержался на этой работе.

Жеребец улыбнулся, тонко и обманчиво дружелюбно. Я мысленно приготовился, это была та улыбка, которой нельзя было доверять. Я знал. Я видел, как сам Красный Глаз использует такую. На самом деле, этот пони напоминал мне его не только своим внешним видом.

— Меня зовут Протеже. Я надзиратель четвёртого ранга в ставке Хозяина Красного Глаза, в его союзе с Единством, в Филлидельфии и прочих. Я был подготовлен, обучен и в конце концов заработал такое ответственное место, благодаря его обучению и идеологии. Хоть я в своё время оказался слишком стар, чтобы принять участие в программе для жеребят, но довольно плотно интегрировал себя в его планы под присмотром и наставлением.

— Так… — я решил, что мне позволили говорить. По-крайней мере, этот жеребец выглядел так, словно хотел ответить на вопросы, — по сути, ты, эм… следующий после него? Его последник?

— Полагаю, ты хотел сказать наследник, Мёрк, — он улыбнулся, даже чересчур мягко отвечая мне. — И нет, как бы мне не хотелось обладать такой честью, я не его наследник. Стерн — его главный заместитель. Тем не менее, мне дарована возможность многих контактов с Хозяином Красным Глазом, в том числе возможность обучаться у него напрямую. В те моменты, когда я сидел перед ним, слушая его мудрость и наставления, я чувствовал настоящее благословение. Слышать, как он говорит о стремлении к великому Единству, слышать эти слова из его собственных уст и будучи предназначенными только для моих ушей? Он заставил меня осознать, что мы можем сделать, чтобы помочь этому миру. Отсюда следует, что меня вполне можно считать его учеником, поскольку он до сих пор отслеживает мой прогресс, хоть и не всегда лично, но через отчёты.

Протеже посмотрел в сторону, оставляя мне только слегка некомфортный вид его окуляра.

— Поистине, я считаю себя счастливчиком.

— Счастливчиком, что тебя обучили убивать таких пони, как я?

Я не мог не задать этот вопрос. Каждая частичка меня ненавидела то, что он отстаивал. Я прожил всю жизнь в рабстве, и теперь этот интеллигентный жеребец говорит, что он счастливчик из-за того, что его научили делать мою жизнь такой? 

— Убивать тебя, Мёрк?

— Таких пони, как я! — прокричал я, всё ещё находясь в душевном подъёме после осознания, что я сломал внутреннего раба. — Мы здесь умираем каждый день ради этого места!

— Мёрк, я уверяю тебя, я нисколько не пытаюсь как-то скрыть или игнорировать статистику потерь среди рабочих, — его дикция была невероятной, словно он репетировал эту речь. — Но ты должен понимать, что эти потери необходимы. Сможет ли Эквестрия выжить через сто лет, когда запасы еды истощатся? А когда мы израсходуем все остатки технологий до последней? Нет, не сможет. Филлидельфия, великая мечта Хозяина Красного Глаза, создана для того, чтобы построить новый мир до того, как мы окончательно утратим эту возможность, Мёрк.

В его глазу пылал огонь. Он страстно верил в это!

— Ты видел жеребят? Кобылок и жеребчиков?

Я покачал головой. Я никогда не видел малышей с момента, как попал в Филлидельфию… Довольно иронично, учитывая мои размеры.

— Вот именно, Мёрк. Мастер Красный Глаз держит их в безопасности, подальше от всего этого. Тяжёлая работа, этот труд, жертвы, которые приходится делать даже мне — ради их безопасности. Он защищает их, лечит, обучает их и готовит к тому моменту, пока те, кто борется за сохранение Эквестрии, в конце концов создают достаточную промышленность, чтобы восстановить этот мир.

Он закрыл глаз и вздохнул.

— Я понимаю, что этот мир жесток, Мёрк. Некоторые работники не готовы к подобному. Но ради светлого будущего Эквестрии — это единственный верный путь. Как бы то ни было, мне жаль, что ваше… что наше поколение должно пройти через такое. Но с каждой фабрикой и заводом, с каждой новой технологией, мы на один шаг приближаемся к цели. Чтобы в конечном итоге подарить нашим детям лучший мир ценой собственных жизней. Разве это зло?

Я слушал его, и да, меня даже слегка тронули его слова. Но… жизнь в рабстве? Целая жизнь? Я не мог им простить то, что они сделали со мной. Слышать, что Филлидельфия нужна была для чего-то, кроме удовлетворения собственных амбиций и жадности было просто ошеломляюще. Красный Глаз постоянно говорил про эти планы в своих выступлениях, но я никогда не верил в серьёзность его намерений до этого момента.

— Я… — какое-то время я не знал, что ответить. — Я не знаю.

Таким был мой ответ. Я был не в состоянии вести идеологические дебаты.

— Ну, раз так, — продолжил Протеже. — Возможно, мне стоит перейти к следующей теме обсуждения… К тебе.

Я напрягся, но промолчал.

— Мёрки, ты пытался сбежать.

Он начал ходить по комнате из стороны в сторону.

— В действительности же, откровенно говоря, это была очень необдуманная попытка, несмотря на все твои усилия. Моя подчинённая, Раджини, заметила тебя, едва ты покинул Ферму Развлечений, думаю, об этом ты уже знаешь. Тем не менее, я должен отметить, что она на самом деле спасла твою жизнь.

— Да она стреляла в меня!

— А ты, — сделав вдох, он продолжил, — собирался заползти в дренажную трубу, наполненную химическими отходами, которые убили бы тебя за пару секунд… довольно неприятным образом. Ты не читал знак?

На последних словах его голос стал тише, и я покачал головой.

— Я не умею читать…

— Какая жалость. Тебе повезло, что твой подбор брони был довольно неумелым.

— Да она в меня из антимех-винтовки стреляла! Какая бы броня тут выдержала?

Протеже едва сдержал ухмылку.

— Из антимех-винтовки, Мёрк? Она стреляла в тебя из мелкокалиберной винтовки, которую она носит с собой, чтобы стрелять в воздухе без отдачи. Если бы она использовала антимех-винтовку… уверяю тебя, мне бы пришлось использовать тряпку, чтобы собрать то, что от тебя осталось и принести сюда.

Почему-то мне не показалось это смешным. Весь этот разговор заставлял меня чувствовать себя неуверенным. Я думал, что свободен… потом, что я мёртв… и вот опять, я в тюремной камере Красного Глаза. Слишком много случилось, чтобы так быстро всё осознать, серьёзно. Только это странное спокойствие и вежливость Протеже, казалось, помогали мне оставаться в здравом уме. И даже так, я не мог не чувствовать угрозу; я видел, каким жестоким может быть Красный Глаз, несмотря на все его красивые слова.

— И я даже не буду говорить о твоём выборе овсянки, которой тебе бы хватило на пол дня, или на весь тот хлам, что ты тащил с собой, и цена которому была от силы пятьдесят крышек. Вместо этого, я должен отметить, что у тебя есть другие черты, представляющие большой интерес и которые говорят о том, что ты серьёзно отнёсся к побегу.

— Так и есть, — я старался звучать, как можно увереннее.

— Я понимаю. Ты жаждешь свободы, Мёрк. Я вижу это в твоём взгляде, но скажу тебе самую главную причину, почему тебя ждал провал.

Он застал меня врасплох. Я нахмурил брови, стараясь не показывать этого.

— Мёрки, ты провалился, потому что ты не знаешь, чем является то, чего ты так желаешь.

Что?

— Я… но я знаю! Да… я… умирал! У меня…

— Лучевая болезнь и сопутствующие заражения, Мёрк. Я знаю. Мой личный врач обнаружил это, когда лечил тебя. Он не смог избавиться от них. У меня не так много свободных ресурсов, которые я могу тратить, да и он просто врач, а не полноценный хирург. Но именно в этом суть. Ты пытался сбежать, потому что ты хотел жить. Вот, что я тебе скажу. Побег из Филлидельфии не невозможен, Мёрк.

Вероятно, он имел в виду Обитательницу Стойла, но эти слова из уст другого пони были для меня настоящим откровением, менявшим мир вокруг. Это казалось таким невероятным, особенно, учитывая то, что он объяснил, что даже у меня не было шансов.

— Ты должен быть готов зайти дальше. Постараться так, чтобы превзойти наши ожидания. Стремиться с таким усилием, чтобы ничто не могло тебя удержать. Но тебе такое недоступно, по крайней мере, пока. Ты хотел жить, ты бежал в страхе. Но ты говоришь, что хотел свободы.

Он нахмурил брови и выглядел опечаленным этим фактом.

— Как ты можешь на самом деле желать свободы достаточно сильно, чтобы сбежать из этого места, но при этом, не имея ни малейшего представления, чем является эта самая свобода?

… он был прав.

Я понятия не имел, что означает свобода. Как бы часто я не повторял, что у меня нет хозяина, у меня никогда не было этой свободы. Ни собственного выбора, ни желания делать то, что мне хочется самому. Сейчас, оглядываясь назад, это кажется просто ослепительно очевидным.

— Да, Мёрки. Если ты хочешь, чтобы твоего желания свободы было достаточно для побега, для начала тебе придётся испробовать её.

Я опустил голову, чувствуя, как на меня накатывает волна депрессии. Откуда мне это было знать?

— Но, к счастью для тебя, Мёрк, я собираюсь предложить тебе твою свободу.

У меня чуть дыхание не остановилось, когда я это услышал. Радость подняла мой разум до небес, и я сдержался только потому, что по жизни был приучен к разочарованиям.

— К-как? Что? То есть…

— То есть, я имею в виду, что Мастер Красный Глаз предлагает разные способы заслужить свободу. В данной ситуации, два года службы на специальных операциях вроде изучения Стойл и других подобных объектов. Мёрки, так сложилось, что именно я тот самый надзиратель, работники которого специализируются на достижении свободы подобным образом. Некоторые, конечно, выбрали этот путь из-за собственной жестокости, которой там можно найти применение, но многие на самом деле хотят заработать свободу через службу. Я уже записал тебя.

Что? Я и так знал, что любой раб может поступить на эту службу, но не хотел! Это было опасно! Тебе нужно было убивать жителей Стойла в случае обнаружения! Я не буду делать этого!

— Ради великой службы Мастеру Красному Глазу, теперь, ты подчиняешься мне. Я твой новый хозяин, Мёрки. Я надеюсь, что ты проявишь себя. Ты очень интересный пони и не только из-за крыльев на спине. Я надеюсь, что ты обретёшь свою свободу. Искренне надеюсь.

Мысль обо всех опасностях, с которыми мне придётся столкнуться на протяжении двух лет буквально гремела в моей голове. Я пытался сбежать. В конечном итоге, это подарило мне годы работы в ещё более тяжелых условиях, и не важно, насколько вежливым или… хорошим казался этот Протеже!

— Теперь же, Мёрк, мне придётся оставить тебя моему… хм… доверенному надсмотрщику, который отведёт тебя в Молл. Четыре стены, крыша и еда вкуснее, чем ты ел раньше. Я не жестокий начальник, Мёрк. Я ищу только тех пони, которые хотят служить Мастеру Красному Глазу и помогут нам создать что-то прекрасное для детей Эквестрии. Прошу, пусть тебя успокоит тот факт, что я отправляю работников только на те задания, которые будут на самом деле полезны. Но я не трачу ресурсы на тех пони, которые не хотят работать на меня.

Я не знал, что мне чувствовать. Я просто остался там, когда жеребец повернулся и вышел из камеры. Вдалеке я услышал тяжёлые шаги пони. По словам Протеже, это был его надсмотрщик.

Тяжёлая поступь и большая тень встретились с низким, глубоким и равнодушным голосом.

— Отведи его в Молл. Приведи в порядок, дай что-нибудь поесть, а потом оставь с рабочими на плазе. Постарайся держать его подальше от рейдеров. Может, стоит поставить его с Корал, если она вернулась. На этом всё.

— Угу. Щас сделаем.

Протеже замешкался, глядя вверх, а затем осторожно ушёл, и вместо него в камеру вошёл…

…он.

— Ну привет, пирожочек.

Хозяин злобно ухмыльнулся и, едва протиснувшись через дверь в камеру, надвинулся на меня и достал ключ от моих кандалов. Глубокий и гремящий смех заставил меня практически заплакать, когда я зажался в угол.

— Мы с тобой так хорошо поладим, маленький Мёрки.


Заметка: Новый уровень!

Самый мелкий из приплода: Вы никогда не были большим и всю жизнь подвергались издевательствам и избиениям. Вы получили небольшой бонус к сопротивлению урону против некритических безоружных атак. Не то, чтоб от этого было не так больно. 

Новая сюжетная способность: Кентер в тенях (1 уровень) — будь-то преступление или выживание, вы продемонстрировали свои умения оставаться в тени, в то время, как предметы странным образом исчезают из чужих карманов и домов. Вы получили +10 к скрытности и любая ваша кража имеет удвоенный шанс на успех.