Химера
Глава 26 – Вольный Легион
Буран оглушительно завывал, и существо с восторгом вторило его зову. Сам воздух, казалось, дрожал от всепроникающего гула и смертоносного, вымораживающего холода, который меньше чем за минуту сковал бы мышцы сильнейшего пегаса ледяными цепями. Но для существа низкие температуры не представляли значительных проблем. В конце концов, оно само активно на них влияло, подсознательно вытягивая остатки тепла из своего окружения.
Лавируя между потоками снега и безошибочно ориентируясь даже в условиях практически нулевой видимости, существо нырнуло вниз и устремилось к земле, сквозь облака и метель, пока впереди не забрезжили первые огни. В последний миг выйдя из пике, существо замерло перед воротами достаточно крупного города, расположенного у скованной льдом реки. Точнее, того, что когда-то было городом; сейчас же это место стало лишь огромной братской могилой для десятков тысяч своих прежних обитателей.
Температура здесь была выше, и существо пару секунд с некоторым интересом наблюдало, как влага в воздухе конденсировалась вокруг него маленькими белыми облачками, которые затем растекались вдоль алого снега невесомой дымкой, прежде чем направиться к подвесному мосту с оборванными цепями, бессильно лежащим поперек давным-давно замерзшего рва. Справа и слева тянулись длинные ряды траншей, заваленные заледеневшими трупами своих защитников. Любопытство все же одолело его, и на пару минут существо склонилось над одним из них. Тот был молод – возможно, слишком молод – но даже сейчас, когда снег уже перестал таять на его шкуре, он все еще сжимал в зубах короткий меч, защищая длинную металлическую трубу на подвижной платформе позади себя. Медленно поглощавшее какие-то деревянные коробки пламя отбрасывало яркие отблики на обрамленное светло-синей гривой лицо, и в его неровном свете молодой жеребец выглядел почти живым. Но в конце концов, это была лишь иллюзия: ни он, ни его товарищи уже никогда не смогут сделать ни одного вдоха морозного воздуха, и теперь только редкие всполохи огня были свидетелями их последней отваги. Окинув траншею нечитаемым взглядом, лишь на самую толику секунды задержавшимся на уходящем вглубь земли проходе, который ранее был разворочен изнутри колоссальным взрывом и из которого до сих пор столбом шел черный дым, существо с наслаждением втянуло носом воздух. Смерть и отчаяние пронизывали само пространство… и их вкус был упоителен. Но тем не менее, здесь это были лишь отголоски, жалкие отблики на периферии отгремевшей трагедии. Ее же эпицентр располагался дальше, за каменными стенами, и этот зов неумолимо манил существо вперед.
Преодолев через пару минут полураскрытые ворота, оно вышло к извилистым улицам опустевшего города. Тут и там в воздух поднимался черный дым начинающихся пожаров, но гасить их было некому. Да и не для кого: этот город, некогда известный как Хейкасл, теперь был населен лишь снегом и ветром. В иные времена его улицы были полны жизни… но времена меняются, и существо едва сдерживало восторг, предвкушая грядущий пир. Да, те-что-летали оказали достойное сопротивление, долгое время сдерживая его собратьев на своем горном рубеже… но затем они оставили свои прежние границы. И теперь и они, и их бескрылые собратья – владыки уходящей эпохи – будут всего лишь едой.
Один проулок сменялся другим, пока впереди не появилось крупное, возвышающееся над остальными здание. Существо не ведало его изначального предназначения, но несколько часов назад именно оно стало последним бастионом защитников. Полуразрушенные баррикады перекрывали массивные двери, ведущие внутрь, но пробитого в них прохода вполне хватало, чтобы проникнуть внутрь. Заледеневшие тела защитников последней цитадели в городе устилали каменные коридоры, и вскоре существо вышло к крупному залу с огромным столом посреди. Со стен до сих пор свисали флаги и гербы молодого государства, что сменило прежний режим, а неровный свет тех немногих светильников, которые все еще продолжали гореть, отбрасывал резкие тени на длинную серию баррикад, перекрывавшую вход и наглядно демонстрировавшую последний рубеж оборонявших город бойцов. Большинство из них все еще оставались на своих постах – навеки вмерзнув в собственные доспехи и сжимая в ледяных копытах арбалеты и мечи. Но даже посреди этого царства смерти и холода все еще теплился крошечный огонек жизни, что манил существо словно мотылька.
Медленно подняв голову, маршал Лонгмейн пронзил зашедшую в штаб тварь ненавидящим взглядом. Его доспех был покрыт изморозью и пробит сразу в нескольких местах, а ручейки крови уже начали образовывать алую лужу под тяжело опирающимся спиной о каменную колонну земнопони, на полу перед которым неподвижными тенями замерли две эфемерно-серебристые фигуры.
Прошел почти месяц с тех пор, как пегасы пересекли Селину, и сейчас было почти смешно вспоминать, как он с облегчением вздохнул, узнав, что вверенный в его попечение город оказался на периферии вторжения. Разумеется, первым же поступившим приказом был запрос подкреплений, но даже с ослабленным гарнизоном Хейкасл все равно на удивление был полностью проигнорирован войсками пегасов, которые, казалось, поставили своей целью во что бы то ни стало прорваться как можно дальше вглубь Арвии, прежде чем земнопони успеют опомниться и заблокировать их. И до тех пор, пока летуны не обращали на остававшийся в тылу город внимания, Лонгмейн был более чем счастлив также игнорировать тех в ответ. Да, теоретически он мог превратить Хейкасл в центр сопротивления и организовать рейды по линиям снабжения и тыловым дозорам… но это привлекло бы внимание. И с теми немногими силами, что оставались в его попечении, у Лонгмейна не возникало особых иллюзий об итогах подобного противостояния.
Однако затем начались странности. Вместо сообщений о патрулях пегасов те немногие разведчики, которых он решался отправлять на запад, начали предоставлять отчеты о целых караванах гражданских. Да, еще в самом начале вторжения Лонгмейну доводилось слышать о том, что летуны решились использовать свою парящую столицу для прорыва фронта и линий обороны, превратив ее в парящую и подвижную крепость, однако теперь эти действия начинали выглядеть не как часть рискованной, но в то же время оказавшейся на удивление эффективной военной доктрины… сколько бегством. Увы, оставаться в неведении о причинах этого бегства ему было суждено недолго. И теперь вверенный в его попечение город стал лишь огромным склепом для десятков тысяч своих прежних обитателей.
– Подходи, сволочь. И тебе достанется, – сил маршала Арвии едва хватило на тихий шепот, и облачко пара вместе с кашлем вырвалось из горла темно-серого земнопони с выбивавшейся из-под шлема гривой цвета расплавленного золота, но зашедшее в штаб создание в любом случае направилось прямо к нему, не обращая внимания на трупы своих собратьев на полу. Видя беззащитное состояние своей жертвы, оно не стало тратить ни времени, ни сил на то, чтобы его полностью обездвижить, вместо этого обвившись полуосязаемым туманом вокруг жеребца. Глядя в сияющие ледяным светом глаза, Лонгмейн почувствовал, как остатки тепла покидают его тело, а те немногие крохи жизни, что еще в нем оставались, словно извлекались из него заживо. Краем глаза он заметил, что его ноги уже покрылись льдом, и замерзающая прямо на маршале влага стремительно начала подниматься вверх. Глаза стали наливаться свинцом, а холод начал восприниматься как-то отчужденно… сменившись неестественным, клонившим в сон теплом, и замершее над ним существо взвыло раздирающим душу воплем, который устремился дальше по коридорам, через бойницы каменной цитадели и к бушующей снаружи вьюге, смешавшись с ее заунывной песней. Миг спустя где-то совсем неподалеку раздался еще один такой же вой. И еще, и еще – десятки, даже сотни сотканных из мороза существ упивались своей победой и пиром. Но существу перед Лонгмейном насладиться трапезой уже не удастся.
Воспользовавшись моментом, маршал неимоверным усилием заставил себя вновь раскрыть глаза и нащупал за своей спиной стеклянную склянку с ярко-оранжевой жидкостью, испускавшей свой собственный, внутренний свет. Встретив взгляд зависшего перед ним эфемерного существа, в котором плескался лишь лед и безумный, животный голод, он со всем презрением, на какое был способен, процедил сквозь зубы:
– Гори, тварь.
Стекло треснуло под копытом. Последним, что темно-серый жеребец увидел, была яркая вспышка алхимического пламени.
Гвалт и гомон заполняли воздух, возносясь к свинцовым небесам наперекор морозу и легкому снегопаду. Плач, облегчение, стенания и надежда – улицы Сильванора всегда были полны жизни, но этот шум отличался от привычного, заглушая даже стук молотков и топот строительных бригад. Десятки тысяч беженцев заполонили город, трактиры и гостиницы уже давно были забиты до отказа и целые палаточные лагеря выросли на площадях, но прибывавший сквозь городские ворота поток закутанных в теплые одеяния арвийцев никак не иссякал.
– …стены в северном и восточном секторе уже были модифицированы в соответствии с предложенными спецификациями, а также оборудованы дополнительными орудийными платформами. В Твердокаменной Цитадели работы ориентировочно будут завершены в течение двух суток, – продолжал тем временем свой отчет стоявший рядом земнопони в доспехе, и Пуддингхед отвернулся от расстилавшегося внизу города. – Гильдия Алхимиков к сожалению сообщает об отставании от графика в связи с логистическими проблемами, но мастер Флорин клянется, что к исходу недели все расчеты будут полностью укомплектованы картечными зарядами.
Обдумав услышанное, гнедой жеребец с проблесками седины на висках удовлетворенно кивнул.
– Небольшие задержки были предсказуемы, но в целом ситуация настолько положительна, насколько это возможно. Хорошая работа, министр, – вновь повернувшись к лежавшим внизу улицам, Пуддингхед глубоко вдохнул морозный воздух. Развевающееся на расположенном рядом флагштоке знамя Арвийской Республики – алый орел на белоснежном фоне – наперекор угрюмой погоде дерзко хлопало на ветру. – К слову о Флорине, как продвигается твое расследование?
Оперевшись о парапет, стоявший рядом жеребец, из-под утепленного доспеха которого проглядывала шкура землистых оттенков, лишь устало вздохнул.
– Слишком медленно. Рядовые члены практически ничего не знают, и работа с ними занимает уйму времени. Те же, что стоят в иерархии выше…
– …сейчас слишком ценны, чтобы их допрос прошел незаметно. Что чревато разрывом отношений с Гильдией Алхимиков, – закончил Пуддингхед за него и мысленно выругался. Будь обстоятельства иными, он бы уже давно санкционировал арест Флорина, а дознаватели вычистили бы закрома гильдии дочиста. Но судьба распорядилась иначе: вместо затишья на окстротском фронте Арвия получила вторжение сначала пегасов, а затем – еще и неведомых тварей из мороза и гнева, что следовали сразу за ними. Каждый снаряд, каждая крупица взрывчатого порошка была на вес золота, что делало алхимиков неприкосновенных для всех остальных, будь они простыми горожанами или канцлером молодой Арвийской Республики.
– Делай что можешь, Мейсон. Если повезет, в будущем ситуация улучшится, и наши копыта вновь будут развязаны. Если же нет… то проблема в любом случае станет неактуальна, – наконец, произнес Пуддингхед, однако его собеседник лишь тряхнул головой.
– Я все еще считаю, что это ошибка, – когда спустя несколько секунд ответа не последовало, он продолжил: – Слишком велик риск делать ставку исключительно на Сильванор. Гражданским не место на поле боя.
– Что ты предлагаешь? – раздраженно фыркнул канцлер и, оттолкнувшись копытами от парапета, пронзил собеседника пристальным взглядом. Мимо промчалась группа рабочих, несших на своих спинах очередную кипу строительных материалов и, дождавшись пока они пройдут дальше, Пуддингхед продолжил. – Неинфорд и Окстрот от нас отрезаны, и лишь боги ведают, что там сейчас творится на границе с Юникорнией. Колтчестер пегасы сравняли своими молниями с землей. Куда их отправить? В Нортхамптон, за Черноводную? Он до сих пор не восстановился после разорения упырями пять лет назад, и имеющихся в нем запасов едва хватает на обеспечение собственных нужд, не говоря уже о чем-то большем.
– Нортхамптон – не единственный город за Черноводной, ваше превосходительство, – встретил военный министр взгляд канцлера своим собственным. – Вы видели те же отчеты, что и я. Пресколт реально существует и нашел способ прокормить как своих собственных жителей, так и в десятки раз большее число прибывающих беженцев. В иных обстоятельствах я бы даже предложил военную экспедицию с целью расследования его загадочного источника провианта посреди бесконечной зимы, а также для возвращения территории в арвийские копыта в целом, но даже сейчас он может стать безопасной гаванью для наших собственных соотечественников.
Пару секунд канцлер продолжал сверлить его взглядом, прежде чем устало вздохнуть и покачать головой. Его плечи поникли, а первые морщины на лице, казалось, стали чуточку глубже.
– Твои источники обладают устаревшей информацией, министр. Пегасы также уже достигли Черноводной, и скорее преисподняя покроется льдом, чем они будут терпеть у себя под боком независимое поселение. Дни Пресколта сочтены, и я не собираюсь отдавать арвийских граждан на растерзание пернатым ублюдкам, – вновь отвернувшись к расстилающемуся внизу городу, он несколько секунд разглядывал его извивающиеся улочки, переполненные палатками площади и небольшие башенки, на которых также суетились казавшиеся столь маленькими отсюда точки инженеров, торопливо возводивших дополнительные орудийные платформы даже посреди города. Едва слышно фыркнув, Пуддингхед с мрачной решимостью произнес:
– К добру это или нет, но судьба Арвии будет решена именно под стенами Сильванора. И вне зависимости от ее исхода, одно можно гарантировать наверняка: демоны с Бескрайнего Севера умоются собственной кровью.
Членораздельная речь сидевшего напротив земнопони окончательно сменилась набором невнятных просьб, бормотаний и всхлипываний, и мускулистый жеребец с потеками крови на крупе и скованными копытами мелко затрясся. Брезгливо поморщившись, Хуррикейн кратким жестом крыла отдал приказ убрать его обратно в камеру, и двое легионеров с красными гребнями на шлемах и фиолетовыми искрами в глазах молча потащили жеребца к выходу. Когда земнопони начал срываться на истеричный крик, короткий удар под дых заставил его заткнуться и, после того как массивные двери в помещение, лишенное каких-либо примечательных особенностей помимо крупного стола посреди, да тусклых светильников на стенах с замершими внутри крошечными молниями, затворились, в воздухе вновь, наконец, воцарилась тишина. Пару минут коммандер лишь молча наслаждался ей, в то же время переваривая полученную информацию, прежде чем обернуться к стоявшему рядом пегасу с отметками легата.
– Есть ли основания полагать, что из него удастся извлечь еще что-либо стоящее?
Светло-серый жеребец в ответ на это лишь презрительно фыркнул.
– Не думаю. Квестионарии знают свое дело. Все что этот грязепони знал – или даже не знал – он уже выложил.
– Тогда он больше нам не нужен, – демонстративно махнув крылом, верховный коммандер Барьерных Легионов и диктатор Республики Пегасов направился к выходу. – Стандартное распятие будет вполне уместно. Где-нибудь поближе к городу этих оборванцев, чтобы его труп нашли через пару дней.
– Будет сделано, – кратко кивнул легат в ответ на его слова и также последовал за Хуррикейном.
Один коридор из серого клаудкрита сменялся другим, перемежаемый лишь тусклым светом настенных ламп и редкими постами легионеров, выполнявших функции тюремщиков, и коммандер едва заметно дернул крыльями, не сдержав инстинкта. Тесные своды давили на подсознание, создавая ощущение, что с каждым шагом стены сдавливали его все сильнее, а глухой цокот собственных шагов этому лишь способствовал. Иллюзия, разумеется. Тщательно сконструированная игра разума, которая была одним из множества способов сломить волю привыкших к просторам и открытым пространствам пегасов, которым не посчастливилось обнаружить себя по ту сторону закона Республики. И потому когда его встретил морозный воздух и яркое полуденное солнце, играющее на белоснежных шпилях облачного города, он не мог не вздохнуть с облегчением. Тем не менее, идиллию несколько портило то, что добрую половину башен пронзали зияющие отверстия, а некоторые из них и вовсе были наполовину разрушены сталью и алхимическим огнем. При желании, внимательный взгляд заметил бы тут и там оставшиеся после пожаров пятна копоти и сажи, смешавшиеся со структурой облачных стен. Равно как и группы ремонтных бригад, собирающих облака со всей округи и торопливо пытающихся залатать столько оставшихся после прорыва через страну земнопони повреждений, сколько было физически возможно за краткие дни передышки.
– Ненавижу эту темницу, – прозвучал рядом голос сопровождавшего Хуррикейна пегаса, глубоко вдохнувшего свежий воздух, и коммандер обернулся к легату с пурпурным гребнем на шлеме.
– Я тоже, – признал он, прежде чем тряхнуть головой. – Но нам нужна информация, Оверкаст. Ты и сам это знаешь.
Бросив быстрый взгляд вокруг и убедившись, что постовые остались позади и никто их разговор не услышит, кроме спресованного облака под копытами и небес над головой, светло-серый пегас понизил голос и уже гораздо тише спросил:
– Что именно ты пытаешься узнать, Хуррикейн? Это уже не первый и даже не пятый грязепони, которого мы допрашиваем. Существование их города было известно еще заранее, благодаря усилиям Окулус Бореалис. Первый же узник его подтвердил, а также выдал всю более-менее значимую информацию об имеющихся у них силах. Даже несмотря на понесенные нами в ходе прорыва через Арвию потери, эти беженцы серьезного сопротивления оказать не смогут. Какой бы численностью они ни обладали, сколь большую армию оборванцев они ни сколотили для защиты от таких же местных варваров, как и они сами, это не идет ни в какое сравнение с суммарной мощью Республики, сосредоточенной в единое копыто.
– Ты все еще считаешь уничтожение этого поселения оправданным? – приподнял бровь угольно-черный жеребец, на что Оверкаст лишь тихо фыркнул.
– Не говори мне, что ты проникся любовью к грязеходам, Хуррикейн, – и, увидев неодобрительный взгляд коммандера, уже более серьезным тоном продолжил: – Существует два варианта развития событий на севере: либо виндиго уничтожат арвийцев и продолжат свое продвижение на юг, пока не дойдут для нас, либо арвийцы смогут отразить их вторжение, и тогда их карательная экспедиция за тот след из дымящихся руин, разоренных амбаров и трупов грязеходов, что мы оставили позади, долго себя ждать не заставит.
Посмотрев на собеседника, но так и не дождавшись ответа, легат через пару секунд лишь пожал плечами:
– При любом раскладе сюрпризы в тылу нам будут совершенно не нужны, и пока ситуация позволяет, их гораздо проще ликвидировать заранее. Мы это обсуждали еще на собрании в Блекстоуне. Что заставляет тебя колебаться сейчас?
Еще несколько секунд прошло, прежде чем Хуррикейн вздохнул и медленно произнес в ответ:
– Я колеблюсь не из-за внезапного приступа гуманизма, если ты об этом, Оверкаст. У меня никогда не было особой симпатии к тем, чьи копыта никогда не касались облаков, а после саммита в Конкорде и подавно. При необходимости аэромансеры сравняют их лачуги с землей за один вечер, а те немногие уцелевшие грязеходы, что попрячутся по лесам, будут зачищены легионерами в течение недели. Но не это является сейчас главной проблемой, – из-за темно-серого угла оставшегося позади массивного строения из клаудкрита появился патруль во главе с деканусом, выделявшимся на фоне подчиненных синей полосой на красном гребне своего шлема. Копыта ударили о металл в приветственном салюте, и коммандер, отдав им честь в ответ, молча дождался, пока они удалятся за дистанцию слышимости, прежде чем продолжить.
– Новостей ни о Панзи, ни об Окулусе до сих пор нет. Даже от верных нашей идеологии агентов не было ни единого донесения. Вся организация словно в облаках растворилась.
– Я так понимаю, что в предоставленную остальным членам верховного командования официальную версию верить не стоит?
– О том, что весь Окулус стал жертвой виндиго после внезапного прорыва северных тварей через Белый Перевал незадолго до начала релокации на юг? Конечно нет, – невесело хмыкнул Хуррикейн в ответ. – Справедливости ради, этот прорыв действительно имел место быть, и действительно Панзи вместе с большей частью своих пегасов находился именно в этом регионе. Совершенно логичным выводом было бы предположить, что исчезновение Окулуса напрямую с этим связано, но зная как историю этой организации, так и прошлые операции ее руководителя, эта версия является крайне маловероятной. Особенно учитывая ряд… досадных инцидентов, которые преследовали Барьерные Легионы как непосредственно перед вторжением на юг, так и в ходе его начальных этапов.
Светло-серый пегас нервно дернул крыльями.
– Ты про волну дезертирства? Мне казалось, это неприятный, но предсказуемый результат столь резких перемен. Несмотря на очевидную необходимость, многие пегасы слишком верны традиции, чтобы принять их полное попрание, равно как и… помощь нашего благодетеля, – в глазах легата на миг блеснула фиолетовая искра, однако Хуррикейн лишь покачал головой.
– Именно поэтому я вижу в происходящем копыто Панзи и его сподвижников. Слишком легко найти другое объяснение, слишком логично оно вписывается в картину происходящего, полностью исключая вариант вмешательства Окулуса… и слишком часто посланные за дезертирами отряды либо никого не находили, либо вовсе бесследно исчезали, – диктатор Республики слегка прищурил глаза и тихо, но отчетливо произнес: – Панзи жив, Оверкаст. Мы допустили ошибку, надеясь на его безоговорочную верность и готовность принять наши идеалы. А значит, Окулус Бореалис также по-прежнему существует.
Озноб против воли пробежал по загривку темно-серого пегаса. Стараясь не подавать виду, Оверкаст посмотрел собеседнику прямо в глаза и постарался придать своему голосу столько твердости, сколько было возможно:
– Поэтому ты и допрашиваешь этих грязеходов? В надежде узнать, действительно ли Панзи следует за нами?
– Нет, Оверкаст, – коммандер положил копыто ему на плечо, и в его глазах также мелькнула фиолетовая искра. – Я знаю, что Панзи где-то в этом регионе. Это единственный ход, который он мог предпринять: арвийцы при виде пегаса лишь откроют огонь из своих орудий, единороги немногим лучше, а с севера напирают виндиго. И он знает, что Клаудсдейл сейчас уязвим.
Демонстративно обведя крылом окруженные ремонтными бригадами башни, Хуррикейн продолжил:
– Я не позволю группе ренегатов уничтожить Республику и ее народ изнутри. Панзи и его пегасов необходимо обнаружить и уничтожить прежде, чем он успеет воспользоваться нашей слабостью. Все остальное: от судьбы арвийцев на севере до поселения оборванцев на востоке – сейчас не имеет никакого значения по сравнению с этим.
Пару секунд он продолжал сверлить своего старого соратника тяжелым взглядом, прежде чем развернуться прочь и уже через плечо добавить:
– Удвой количество патрулей и дай мне знать, если им удастся кого-то обнаружить. Даже если это будет очередной грязеход-собиратель.
Солнце плавно поднималось к зениту, заливая Пресколт ярким светом, и кое-где впервые за подходившее к концу лето можно было даже услышать звонкую трель капели. Сновавшие среди улиц Пресколта жеребята вовсю наслаждались погожим днем, и в иные времена их радость, визг и заливистый смех, звучащий в перерывах между снежными баталиями, были бы заразительны. Но тем не менее взрослые, мимо которых они проносились, оставались на удивление хмурыми, сосредоточенно выполняя свою работу, и лишь стук молотков, визг пил и окрики бригадиров вторили детским голосам. Окружавший центр городка частокол, уже давно превратившийся в полноценную стену, расширялся и укреплялся. По периметру поселения торопливо возводился насыпной вал с дополнительными укрытиями от воздушных атак. А сразу за ним землю перечеркивала постепенно выгрызаемая лопатами прямо из смерзшегося грунта сеть траншей.
Несмотря на погожий день, воздух над Пресколтом казался загустевшим словно перед бурей, и пони, что были в городе дольше других, безошибочно узнали бы в этой атмосфере те нотки, которые пронизывали поселение два месяца назад, перед первыми стычками с отрядами мародеров. И чтобы узнать их причину, достаточно было лишь поднять глаза на запад, где на горизонте, всего в паре дней пути пешком, даже отсюда виднелись очертания облачного города. Повторяемые полушепотом слухи даже гласили, что череда бесследно пропадавших собирателей последние несколько дней были именно делом копыт его обитателей, а то и дело мелькавшие среди улиц колонны хмурых земнопони в плотных кольчугах и с арбалетами наперевес, направлявшиеся за стены города, эти слухи лишь еще сильнее подстегивали.
Тем не менее, несмотря на тяжелую атмосферу, внимательный наблюдатель заметил бы одно весьма значительное отличие от тех настроений, что пропитывали Пресколт в начале лета. Тогда на лицах горожан безошибочно читалась обреченность и черное, апатичное смирение. Пони знали, что сопротивление бесполезно, что даже если им повезет перетерпеть один налет – за ним придет второй, и третий, и так – до бесконечности, пока от Пресколта не останутся лишь выжженные и разоренные руины. Единственным выходом было бежать – сейчас, пока в ногах еще были силы, а в переметных сумах оставались хоть какие-то крохи припасов в дорогу, бежать куда глаза глядят в надежде, что мародеры не станут их преследовать, слишком занятые грабежом и разбоем. Возможно, так бы оно и произошло… если бы не нашлась одна молодая кобылка, у которой даже своей кьютимарки еще не было, но которая при этом не побоялась озвучить то, что гораздо более старшие и крупные жеребцы осмеливались лишь думать про себя. Что так не должно было продолжаться. Что невозможно бесконечно бежать от любой угрозы, скитаясь без дома и угла среди белых снегов. Что безразличной судьбе можно и нужно бросить вызов.
И – она оказалась права. Несмотря на свой рог и крылья, эта кобылка не была ни могучим воином, ни великим стратегом. Но она смогла найти тех пони, которые восполнили эти роли за нее, и в итоге под ее руководством обитатели Пресколта не только отстояли свое место под солнцем, но и превратили свой городок в маяк надежды и стабильности посреди хаоса заснеженной пустоши вокруг. И потому сейчас на лицах жеребцов и кобыл, торопливо готовивших поселение к осаде, даже несмотря на кажущуюся невозможность победы в грядущем противостоянии с целым народом пегасов не было ни обреченности, ни отчаяния. Лишь мрачная решимость и целеустремленность. В конце концов, претворять невозможное в жизнь им уже доводилось.
Тем не менее, мысли единственной стоявшей посреди плаца кобылки были заняты совсем не этим. Закрыв глаза, она сосредоточенно направляла разливавшиеся вокруг потоки арканных энергий, и золотые символы один за другим вспыхивали вокруг нее, вторя ее воле. Процесс был трудоемким, не прощал даже малейшей ошибки, но сейчас крылатая единорожка это лишь приветствовала, целиком отдаваясь процессу. Это позволяло… избегать ненужных сейчас размышлений. И волнения за названую сестру, которая вот уже две недели как покинула Пресколт вместе с отрядом разведчиков и от которой до сих пор не было ни единой весточки. Да, отсутствие новостей само по себе не означало что-то плохое: более того, оно было ожидаемым, учитывая специфику порученного ей задания… но сердце редко внимало лишь сухой логике, и потому, как и когда-то очень давно, Селестия целиком отдавалась работе, в надежде заглушить собственные тревоги. В этот раз не было рядом Старсвирла, который мог бы дать ей подсказку или слегка подправить плетение заклинания коротким, точечным уколом своей псионической энергии (в одной из теплиц возникли неполадки с осветительным элементом, и старый маг не без привычного ворчания направился разбираться с этим), и потому направление потоков требовало от нее особой аккуратности и точности. Но сейчас бывший исследователь это лишь приветствовала.
Последняя руна легла на свое место, и золотые искры рассекли пространство вокруг нее. Подобный пробежавшим по спине мурашкам едва ощутимый поток устремился к рогу Селестии, и усилием воли она его ограничила лишь до самой тоненькой, едва уловимой струйки энергии. Именно этот момент давался ей тяжелее всего: слишком мало вложенных сил, и чары распадутся под собственным весом, лишь пшикнув искрами в сторону изображавшего цель снеговика. Слишком много – и половина плаца превратится в расплавленную поверхность. Обычно она чрезмерно сильно упирала на осторожность, и именно поэтому треклятое заклинание ей никак не давалось даже после того, как бывший исследователь все-таки смогла продраться через дебри объяснений Старсвирла о правильном построении массивов из арканных символов. Выступивший от напряжения пот начал стекать по ее виску, когда она открыла глаза, и вместе с золотой вспышкой последний элемент массива занял свое место. Едва уловимый миг, арканные символы ярко вспыхнули заложенной в них энергией, бесследно испарившись в воздухе… и затем сразу несколько раскаленных потоков цвета жидкого золота устремилось к несчастному снеговику из двух наскоро поставленных друг на друга снежных шаров, что стоял в десятке метров впереди. Ударивший во все стороны пар чуть не обжег лицо, и лишь в последнюю секунду Селестия успела прикрыть копытом глаза. Тем не менее, когда водяная завеса все же рассеялась, результат оказался впечатляющим: и снеговик, и снежное покрытие на пару метров вокруг него бесследно исчезли… а посреди спресованной земли под ними был заметен выжженный кратер.
С крыши позади с глухим стуком сошел снег, и Селестия, не глядя, мысленно хмыкнула.
«Прогресс налицо… но все еще нужно поработать над дозированием и, главное, направленностью энергии. В конце концов, я не улицу пытаюсь отапливать».
Тем не менее, по ее венам все равно разлился легкий восторг. У нее получилось сплести настоящее многоуровневое заклинание! Причем даже без подсказок Старсвирла! Да, шероховатости все еще имелись, но с ними можно было работать… затем сзади вновь раздался стук. Точнее, звук размеренных, медленных ударов копыт о спрессованный снег, в котором Селестия научилась узнавать местный аналог демонстративных хлопков в ладони. Вздрогнув от неожиданности, она обернулась… и замерла.
Всего в паре шагов позади нее стоял пегас в доспехах из темной кожи, прямо перед глазами менявшей свой оттенок под стать окружению, а из-под его легкого шлема с черным гребнем выбивалась короткая белоснежная грива. Холодный взгляд светло-карих глаз отслеживал каждое ее движение, пронзая бывшего исследователя насквозь и словно видя каждую ее мысль, каждое ее побуждение… и каждый ее недостаток. На его лице не отражалось ни единой эмоции, и взгляд невольно тянулся к заметным на нем шрамам – как старым, что были практически полностью скрыты темно-лазурной шкурой, так и гораздо более новым. Один из них даже тянулся от лба до правой скулы, пересекая бровь и лишь чудом проходя в сантиметре от глаза. На краях его крыльев виднелись металлические клинки, и Селестия не питала иллюзий о том, как быстро незнакомец может пустить их в ход. Его голос оказался под стать внешнему виду: хлесткий, с хирургически точными интонациями и каждым словом словно отчеканенным из стали.
– Впечатляющий результат. Впрочем, против настоящего аэромансера он не поможет.
«Почему он не атакует? Я при всем желании не успею ни остановить его, ни даже позвать на помощь» – подобно молнии пронеслось удивление в голове бывшего исследователя, и словно прочитав его в глазах стоявшей напротив крылатой единорожки, пегас лишь едва заметно приподнял бровь.
– Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред, Селестия. По крайней мере, не в этот раз.
Скрытую в его словах угрозу было тяжело не заметить. Тем не менее, Селестия вышла из предательского ступора, и подавляющие сознание полупанические мысли уступили место анализу ситуации.
– Тебе известно мое имя? – все еще слегка ошарашено спросила она, на что собеседник лишь мимолетно дернул крыльями. Несомненно, жест был инстинктивным, призванным лишь передать какую-то неуловимую эмоцию, но Селестия все равно вздрогнула, а ее сердце пронзил ледяной укол страха.
– Мне известно многое, – тем временем уклончиво произнес пегас, продолжая рассматривать ее холодным взглядом. – Равно как мне известно и то, что обладающие хоть каплей рассудка аэромансеры сравняют своими молниями с землей и эти укрепления, и весь город в целом еще до того, как хоть один пегас окажется в зоне досягаемости арбалетных болтов. Группа толковых летунов могла бы создать шторм в небесах и заставить их снизиться… но к сожалению, во всем Пресколте есть лишь одна взрослая и достаточно способная к полноценным полетам пони, но даже она погодной магией не владеет.
Кровь огненногривой пони начала медленно закипать. Он следил за ними. Он следил за Луной. Последнее время ее человеческое происхождение все чаще давало о себе знать – возможно потому, что крылатая единорожка регулярно обращалась к нему и к тем административным навыкам, что она приобрела в прошлом. Однако в этот момент она не была ни опиравшейся на предыдущий опыт кобылкой, ни молодой ученицей Старсвирла, ни даже лидером этой спонтанно возникшей коммуны аборигенов, что разрослась до размеров целого города. Сейчас, в этот миг Селестия отошла назад, ее маска растворилась в воздухе, подобно утреннему туману жарким июльским днем, а из глубин ее сознания впервые за долгое время отчетливо проснулась Клара Вогель, судорожно вдохнув морозный воздух. Она – ведущий исследователь последнего бастиона разумной жизни в галактике. Ее вид пересек моря, пронзил небеса и через кровь, пот и целеустремленность завоевал себе место среди звезд, в то время как копытные обитатели этого мира возились в своей песочнице, слишком робкие даже для того, чтобы покорить собственный мир. Какие бы полуправды она себе ни произносила, как бы внутренняя биология ни пыталась изменить ее мышление и какие бы сожаления о прошлом ее ни преследовали по ночам, в этот миг Клара была человеком – существом гораздо более опасным, чем даже десяток местных летунов, сложенных воедино. Она могла принять угрозы в свою сторону. Даже в сторону того города, что она взяла под свою опеку. Но скорее в аду выпадет снег, чем Селестия… нет… Клара Вогель позволит этому дикарю угрожать Луне.
На ее роге блеснули вспышки инстинктивно сплетаемых чар, однако затем собеседник вновь выбил ее из колеи, едва заметно чему-то удовлетворенно кивнув:
– Эти проблемы решаемы. Мне также известно, что ты продемонстрировала неплохие способности в управлении этим городом, и что под твоим началом Пресколт стал новым домом для бесчисленного множества нуждающихся, – быстрое движение, практически неуловимое взгляду, и прежде чем Клара успела бы даже моргнуть, накрыльные клинки с щелчком отсоединились от своих креплений, миг спустя вонзившись в спрессованный снег и землю между ними. – Сейчас нуждающимися являются пегасы. От лица Окулус Бореалис и Вольного Легиона я предлагаю тебе нашу помощь в противостоянии поработившему Клаудсдейл безумию, взамен на предоставление убежища нам и находящимся под нашей защитой гражданским.