FoE: Corrupted adve…adve-nnnn-chur…yeee! (Испорченное прику… прик… прик-к-к-люююю-ченне!)

Глава вторая. Подработка

После разговора с дедушкой Эшем, Хелбент набрал новых книг по паровозам в местной библиотеке и засел за чтение, отложив заветный мешочек «на потом».

Следующие пару дней Хелбент ходил в школу с таким видом, словно ему каждую секунду рассказывали самые грустные истории за всю историю Эквестрии, не отставая ни во время еды, ни во время сна. Пересмотрев несколько книг по современным паровозам, он с огорчением узнал, что штуки, придуманные им, называются «пароконденсаторы» и применяются на новых паровозах, которых не было в Понивилле. Лишь случайное отклонение от маршрута могло забросить сюда скоростной межгородний пассажирский поезд, чего на памяти Хелбента не случалось никогда.

Он ходил такой грустный, что пони перед ним расступались, как плывущие по речке листья перед стволом одинокой утопленной коряги.

Под вечер второго дня он сидел дома, бессмысленно катая игрушечный длинный пассажирский паровоз по кольцевым путям, разложенным на полу, и думал «стоит ли жить, если твое изобретение уже изобрели…». Мрачных мыслей накопилось достаточно, чтобы внезапный стук в дверь комнаты испугал его.

Отец неловко ввалился внутрь, виновато улыбнулся без тени раскаяния и полюбопытствовал:

— Можно?

— Да. – блекло ответил Хелбент, без интереса подтолкнув паровоз.

Отец присел рядом и поначалу молча наблюдал за тем, как жестяно-деревянная игрушка с шуршанием изнашивает маленькие деревянные рельсы. Наблюдал и наблюдал за Хелом, пока тот не ощутил себя в сжимающейся невидимой одежде стыда.

— Чего, пап? – с легким раздражением спросил Хел.

— Да, хотел узнать, как ты? Ты уже пару дней ходишь, как призрак. Все вокруг спрашивают: «Чего это Хелбент еле ходит? Он же обычно не перестает лететь галопом, только когда спит»… — смешным гнусавым голосом произнес отец речи соседей, учителей и прочих пони, которые беспокоились за Хела. – Конечно, многие рады, что ты не сносишь все подряд и нам не приходится оплачивать ремонт всех домов в Понивилле, но что случилось? Эш Коал тебя обидел?!

— Нет! – встрепенулся Хел. – Дедушка Эш тут не причем. Просто я рассказал ему о одной штуке, над которой думал всю ночь, а он посоветовал мне прочитать других пони, вдруг уже кто-то сделал что-то похожее. И оказалось, что мое изобретение уже давно используется на современных паровозах…

Отец подумал: «Вот оно что!» — и обвел глазами комнату, ища какую-нибудь умную мысль для высказывания, после чего сказал:

— А, теперь я понял. Так, значит, ты придумал хорошую вещь, но оказалось, что ее уже придумал кто-то другой?

— Ага. – с тяжелым смирением вздохнул Хелбент и подумал: «Почему папа повторяет мои слова? Он, что, устал?».

— Видишь ли, сын, бывает на свете так, что два разных пони, которые друг друга знать не знают, находят одно и то же решение проблемы. И это — совершенно нормально! – заверил его отец и продолжил воодушевляющим тоном. – Просто один пони оказывается чуть быстрее или умнее и применяет свое решение раньше. И это тоже – нормально! Как не могут в гонке победить сразу все участники, так и здесь нет места одновременным вещам!

Что совершенно не нормально, так это то, что другой пони впадает в грусть, что его решение не воплотилось в жизнь. Знаешь, как поступил пони, когда узнал, что другой пони быстрее него изобрел лопату?

— Как? – слабо поинтересовался Хелбент, повернувшись на отца. Отец приблизился к нему в упор, зловеще глядя на него сужающимися глазами, словно хищник, и заговорщицким тоном произнес:

— Он изобрел мо-ло-ток.

И накинулся на Хелбента, чтобы защекотать его.

После нескольких минут пыток щекоткой отец довольный убежал на кухню, а Хелбент переводил дыхание и думал над тем, что сказал отец. «Лопата копает. Ямы. А молоток забивает. Гвозди. Разве у них что-то может быть общее?», Хелбент перевернулся на живот, помассировал копытами виски и вдруг с шумом опустил обе ноги на пол. Он понял. Если кто-то изобрел одну вещь, он всегда мог изобрести другую.

Он подскочил и случайно ударил мешочек с медалью. «Ой! Я совсем забыл!», вскрикнул про себя Хелбент и получил мощный укус от совести, мгновенно выветривший изобретательский порыв из головы. Дедушка Эш отдал ему самое дорогое, что у него было, а он засел читать о дурацком конденсаторе пара! Пустобокий земной болван! Пародия на пони!

Хелбент быстро развязал мешочек, достал медаль и долго рассматривал изящно выгравированные надписи, от которых веяло трудолюбием и сдержанной радостью. «Победителю гонок «Эквестрийская миля» от принцессы Селестии». На глаза навернулись слезы. Одна мысль о том, чтобы отдать такую драгоценность какому-то Бадди Расту, очень больно сжимала все внутри. Он вздохнул и очень бережно убрал медаль в мешочек. Отдать медаль все же придется.

Солнце тяжелыми лучами обжигало землю, мелкие облачка носились по режущей синеве неба, подгоняемые погодной командой пегасов, а сочная зеленая трава шелестела, как стальной частокол. Перед Хелбентом возвышалось гигантское деревянное здание, похожее на увеличенный амбар семьи Эплов, с самой большой дверью, которую он видел в жизни. Под дверь вели таинственно поблескивающие рельсы и присыпанные острой щебенкой шпалы.

Хелбент потрогал мешочек на своей шее, ощущая под копытом характерную твердость золотой медали. Внутри он горел от нетерпения и волнения, и много еще каких эмоций и чувств, от которых сердце гоняло кровь быстрее самого быстрого экспресса.

Ведь он шел.

Не таясь.

При свете дня.

В.

Сокровенное.

Толкнув небольшую входную дверцу и бодро сказав: «Доброе утро…», он тотчас в ужасе осел под ней, издавая самое тонкое испуганное «И-и-и!» на вдохе. Над его головой, на расстоянии едва ли в половину копыта, в дверь глубоко, по самую рукоятку, вонзился какой-то копытный инструмент, похожий на отвертку.

Большая деревянная рукоять перед самым носом Хелбента походила на злое насекомое, которое мелко угрожающе вибрировало, прежде чем ужалить. Все мысли о том, что говорить при встрече, испарились из него, и он сидел парализованный и стеклянными глазами вперился в рукоятку со многочисленными следами зубов на потемневшем лакированном дереве. Слух наполнился производственным шумом и…

— Эй, дура ты тупая! Мало того, что косоногая, так ты чуть жеребенка не прибила!

— Да катись ты в Тартар, дебила кусок! А эта мелочь тут вообще не должна шастать! Вали отсюда!

— У тебя сидр вместо мозга, если ты в меня шабер метаешь! Им же убить можно!

— На это и расчет, де-бил!

— Косоножка!

— Круп безголовый!

— Полосатая тварь!

— Магическая бестолочь!

Два голоса, молодого жеребца и кобылицы со странным акцентом, продолжали бы осыпать друг друга все более и более жуткой руганью, если бы не вмешался третий голос — грубый, хриплый и громкий, словно раскат грома:

— А ну ша! Че затарахтели!? Марш работать!

Голоса затихли, а Хелбент вышел из оцепенения и успел увидеть две удаляющиеся в разные стороны спины: синего тощего единорога с темно-синей гривой и полосатую зебру с рабочими переметными сумками, из которых частоколом торчал разный копытный инструмент. «Ох ты, зебра!», подумал он, смутно вспоминая, что видел только одну в Понивилле. И она вроде как жила в лесу и к паровозам не имела никакого отношения.

Эту мысль он отбросил, когда над его головой возникло бежевое толстое лицо с суровыми глазами и клочковатой рыжей гривой. Хелбент только лишь выдавил дурацкую улыбку.

— Если ты продаешь газеты, то тебя опередили. – громко сообщил толстый пони. Хлесткий голос поразил Хелбента до глубины души, хотя ни дня в жизни не продавал газет.

— Я… Не продаю газеты. – сказал, отойдя от шока, Хелбент и встал на все четыре ноги, аккуратно выползая из-под торчащего инструмента. Пони расчеркнул его презрительным взглядом с ног до головы, фыркнул и зубами вцепился в ручку шабера, уперся одной ногой в косяк и вытянул тонкий длинный стержень, оканчивающийся утолщением с напаянным прямоугольником, и все вместе это напоминало очень длинную отвертку под самый большой плоский шлиц в мире. Хелбент мысленно почесал загривок, пытаясь понять, как плоская граненая штука формами кирпича или шпалы смогла без царапин прошить толстую деревянную дверь, а толстый пони, аккуратно выплюнув шабер на пол, пренебрежительно произнес:

— Если ты не продаешь газеты, тогда тебе тем более нечего здесь делать. Иди. Отсюда.

Хелбент выпучил глаза от удивления, и прежде, чем его, как котенка, чуть не выперли за порог, быстро выпалил:

— Я к Бадди Расту! От де…Эша Коала.

Толстый пони хотел сказать какое-то очень обидное громкое ругательство, от которого бы и дуб взорвался, но последняя фраза застопорила его, и он недовольно прохрипел:

— Я – Бадди Раст. Что ты хотел?

Хелбент неохотно протянул мешочек. Не таким ему представлялся знакомый Дедушки Эша, но зато он быстро понял, где Эш Коал мог набраться так много плохих слов. Тем временем, Раст, дунув на падающую в глаза челку, едва не разорвал мешочек, пытаясь открыть узел, а когда все же сделал это и заглянул внутрь, от грозного толстяка не осталось и следа. Мешочек выпал из копыт с глухим брякающим ударом.

— Да не... Да не может такого быть... — прошептал Раст, хотя для Хелбента это звучало как нормальная, хоть и режущая ухо речь. На глазах у Хелбента в этом староватом морщинистом лице происходили самые разные эмоции, как будто в голове у Бадди Раста взрывалась погодная фабрика пегасов. Он посмотрел на жеребенка ненавидящим взглядом, который тут же сменился непониманием, удивлением и устремился на мешочек, потом снова на Хелбента, уже с недоверием, сквозь которое сочилось что-то вроде удивления или… радости?

Потом он вытащил из мешочка записку, развернул и начал читать. Медленно, вдумчиво, как будто давно не читал ничего длиннее названия яблочного сидра. Когда Раст закончил, его пробрал громоподобный смех, раскатами прошедший по всему ангару. Только в этот момент Хелбент смог оторвать от Раста глаза и заметить минимум два паровоза, неплохое освещение, несколько токарных и сверлильных станков с ременными приводами, бегущими под потолок; гигантское паровое маховое колесо, и целый участок запасных частей паровозов и много всего другого. Несколько пони удивленно оторвались от своих занятий, но для Хелбента они были словно на одно лицо – он еще никогда не был так близко к паровозам, которые не пытались от него убежать.

— Да… — протянул, отсмеявшись, Раст довольным тоном. – Пусть меня намотает на тот маховик, если я сегодня не в хорошем настроении! Значится, Хелбент Кид? – вопрос он адресовал миролюбивым тоном, и сквозь это миролюбие на Хелбента словно ушатом вылили холод пренебрежения.

— Да, сэр. – со сдержанно радостью подтвердил Хелбент.

— Старик Эш пишет, как будто держит карандаш между задних ног, но я все же прочитал, что он попросил меня дать тебе работу. – Раст сделал акцент на слове «попросил», как будто это слово звучало настолько невероятно в контексте Эша, что его ну ни каким другим тоном нельзя было передать. – Как ты успел заметить, ты еще малолетка, а место тут «не-для-жеребят», и вон те штуки… — Раст лениво указал на станки и мерно вращающийся маховик. – могут сточить твои копыта до кости или вовсе вырвать ногу, если отвлечешься хоть на миг. Отказать Эшу Коалу я не могу: это все равно, что плюнуть в принцесс – но… сам понимаешь, это место не для тебя.

— Я буду осторожен. – без эмоций проговорил Хелбент. Слова Раста для него значили не больше окружающего шума. Раст недовольно сморщил лоб, но продолжил:

— Пошли. Познакомишься с нашей маленькой семьей.

«Семья» в депо оказалась пестрая, и Хелбент, хоть его и не интересовали другие пони, смог даже запомнить их. Большой радостью для него было смотреть, пусть и мимоходом, на отдыхающие паровозы вблизи. Раст медленно повел его мимо старого листового остова паровоза и нескольких стальных осей разной степени износа.

Первым или ближайшим (Раст ходил крайне неохотно, словно воздух для него был в сто раз плотнее, чем для остальных), оказался синий тощий единорог с мнительным взглядом, который усиленно дул на гаечный ключ, лежащий на столе. Одним глазом он покосился на Раста и Хелбента, но от своего занятия не оторвался даже под недоуменным взглядом жеребенка. На боку у единорога виднелась кьютимарка в виде куска мыла. Раст заметил немой вопрос у Хелбента и рассказал:

— Ты, Хел, наверно, думаешь, что наш Мистер Тач немного не в себе, но смею тебя заверить, Мистер Тач – настоящий, абсолютный, позитивный идиот.

Мистер Тач недовольно оторвался от своей… работы и надменным тоном заявил, задрав подбородок:

— Когда я изобрету заклинание нулевого трения, вы все будете стоять в очереди, чтобы целовать мои копыта.

— Лучше изобрети заклинание яблочного сидра, чтобы не надо было платить Эпл Джек. – саркастически посоветовал ему Раст и объяснил Хелбенту. – А вообще, помимо ежедневного подтверждения статуса идиота, Мистер Тач занимается заклинаниями по ремонту и обработке деталей… Это как бы важно.

Хелбент хотел задать вопрос: «Если он занимается заклинаниями ремонта, то почему здесь так много станков?», но Раст повел его дальше. Краем глаза Хелбент заметил, что синий единорог, как одержимый, уставился на гаечный ключ; его рог засветился синей аурой, и он обволок ей ключ. Мистер Тач снова подул на него, повторяя: «Ну же, малыш, сдвинься хоть чуть-чуть» — но ключ так и оставался лежать на столе. На этом Хелбент его и оставил.

Вторым оказался крепкий оранжевый земной пони с короткой темной гривой и почти отсутствующим хвостом, от которого даже Хелбент ощутил какое-то честное, простое добродушие. Отметка на боку была в форме облачка пара. Он совершенно без стеснения перекидывался в карты со стройной бледно-красной пегаской с хитроватой улыбкой, у которой в мелкие косички была заплетена и белесая грива, и такой же хвост, напоминающий ель. Ее кьютимарка была в виде увеличительного стекла.

— …думаешь, начнется? – спросил земной пони.

— Не, не начнется. – легко ответила пегаска. Она первая заметила Раста с Хелбентом и плавно положила карты рубашками вверх.

— А это наши МА-ШИ-НИС-ТЫ. – весело гаркнул на них Раст, на что земной пони, который выглядел крепче него, трусливо сжался, а пегаска слегка отстранилась на стуле.

— Это Ковадли Кайнд — благородный жеребец из Эпплузы, чья мать настолько добра ко всем, что каждый пони – его отец. А это Эмпти Ридл – ее мать работает инженером по качеству на погодной фабрике…

— Босс! – умоляюще вскрикнула пегаска. Видимо, Раст собирался сказать очередную гадость. Хелбента это не особо интересовало, но он все равно ждал развязки. Раст странно улыбнулся, собираясь что-то сказать; пегаска болезненно охнула.

— Короче, я их люблю. Очень. – неожиданно закончил Бадди, смотря на Ридл таким взглядом, который даже у Хелбента никак не вязался с «дружелюбием». Улыбка тоже не вязалась, но Хелбенту не с чем было ее сравнить. Понятие «садист» он узнал позже. А пока жеребенка донимал вопрос:

— А зачем пегасу водить поезд?

— О, это хороший вопрос. – Раст почесал копытом подбородок, опять странно улыбаясь в адрес пегаски. – Ридл иногда подменяет двух наших «лучших машинистов» (Ридл сказал это с фальшивым наслаждением, а земной пони смущенно сжался еще сильнее), а в основном, она занимается разведкой путей. То бишь, если на путях лежит ветка, их свернул бантиком Дискорд, или эта дружелюбная шестерка опять спасла нас всех, оставив вместо путей кратер, то Ридл увидит это первой.

«Она видит все разрушения и сообщает их ремонтникам. Благодаря ее глазам паровозы могут ездить без перебоев», домыслил Хелбент и преисполнился смесью гордости и радости за Эмпти.

— Это… здорово. – искренне похвалил Хелбент пегаску, немного покраснев.

— Ага. А наш Кок, хоть и из Эпплузы, но очень хорошо управляется с товарняком. Если ему дать всего один уголек и отправить до Кантерлота, то к концу у него еще останется половина.

Земной пони смутился так сильно, что стал почесывать загривок и уши сразу двумя копытами.

— Кок? – переспросил Хелбент, приподнимая брови. Раст посмотрел на него, и Хелбент без труда узнал этот взгляд. Взгляд: «Ты дурак?». Так на него смотрели все пони, кроме родителей и Дедушки Эша.

— Это. Сокращение.

— Сокращение? От чего? – недоумевал Хелбент. Раст тяжело вздохнул, пегаска выпучила глаза, а земной пони сильно покосился на него.

— Еще раз. Его… — раздраженно и громко сказал Раст, указывая на земного пони. – Вот его. Зовут. Ковардли. Кайнд. Но мы прозвали его «Кок». Понятно?

Раст посылал в Хелбента ненавидящий взгляд такой тепловой силы, что будь хоть одна сотая часть ее реальной, жеребенок вспыхнул, как сухой хворост. Но Хелбент под таким жестким излучением «добра» оставался невозмутим, и обычным тоном сказал:

— Да.

— Вот и… хорошо. – остывал Бадди Раст. И тут Эмпти нанесла ответный удар, старательно скрывая язвительный тон:

— Босс, было бы здорово заменить раковину…

— Эмри… – как можно тщательнее Раст скрывал сильный оскорбительный посыл из своей речи, натягивая маску «непробиваемого добряка». – Давай я познакомлю нашего нового работника с коллективом, и потом внимательно выслушаю твою просьбу.

Лицо Ридл осветилось легкой победной улыбкой:

— Да, босс.

— Пошли, Хелбент. – бросил, разворачиваясь, Раст и повел его дальше, мимо шкафов и ящиков, образующих что-то вроде стены, за которой доносился легкий рабочий шум копытного инструмента. Хелбент все еще косился на паровозы, когда краем глаза заметил полосатую метательницу шаберов, и внутри все невольно сжалось от недавно пережитого ужаса.

Зебра стояла, склонившись над рабочим столом, и изучающе рассматривала парораспределитель с пассажирского экспресса, который видал и лучшие дни. Сумки с инструментом висели на крепко забитом в опорную стену железнодорожном костыле. Коротко стриженная черная грива; черный хвост перевязан резинкой, чтобы не мешался. Кьютимарки не было. И бывают ли они у зебр?

— А это наш главный ремонтник, Вирас. И она… — сказал Раст, почти без издевательств.

— Я не знаю Зекору. Зекора не мой родственник, подруга или любовница. – механическим тоном, не отрывая темных умных глаз от парораспределителя, проворчала зебра, так и не повернувшись.

— Ну ты понял. – подтвердил ее слова Раст и договорил. – Зе… Вирас у нас за ремонт паровозов, путей и поддержания этого места.

— Ремонт? – удивился Хелбент и спросил. – А чем же тогда занимается Мистер Тач?..

Вирас стояла в двенадцати шагах от Хелбента, спиной, за столом, увлеченная работой, но в одно мгновение ее дернуло так, что поверочная линейка выпала у нее изо рта. В следующее мгновение она уже смотрела искоса на Хелбента подергивающимися глазами, а острые уши непроизвольно дергались. Хелбент не выглядел испуганно, но внутри все начало сжиматься: зебра одним копытом дотронулась до длинного молотка на столе.

— Это. Очень. Хороший. Вопрос. – произнесла она раздраженным тоном с какой-то безумной четкостью, резко обрывая каждое слово. – Мой. Маленький. Любопытный. Дру. Жок.

— Вы… — Хелбент подумал «больно ли будет, если я спрошу?», и все же рискнул. – вы же не собираетесь кинуть в меня этим свинцовым молотком?

Вирас смутилась и убрала копыто с молотка, как будто тот стал ей противен, и повернулась к ним лицом. Рассеивающееся раздражение на ее лице было, но явно не назначалось ни Хелбенту, ни Расту. На Хелбента она смотрела больше с интересом.

— Нет. – сказала она и, немного погодя, добавила. – Он не свинцовый.

Повисла неловкая пауза, в которой было слышно размеренную ухающую работу парового двигателя, что крутил гигантский маховик. Вирас еще немного подождала и добавила:

— И нет, молоток я не кину. И не собираюсь.

Хелбенту это было достаточно, чтобы расслабиться, но внутри он ожидал, что зебра снова швырнет в его сторону копытным инструментом. Раст попытался тактично кашлянуть, но вышло это слишком нарочито, и он без всякого стеснения сказал:

— Это так мило, как бой на складных табуретках.

Зебра пронзила его будничным взглядом, всеми силами заставляя себя не отвернуться к столу.

— Ну, Хел, это и есть наша маленькая семья. Есть еще один машинист, Смоки Рапид, но…

— Он здесь редко появляется. – резко вклинилась Вирас и рассержено добавила. – Когда сломает паровоз в очередной раз.

— Зато Рапид не опаздывает. – попытался оправдать машиниста Раст, но злой взгляд зебры заставил его умерить пыл. Снова молчание. Хелбент изучающе переводил голову с Вирас на Раста и обратно, пока зебра, краем глаза глянув на жеребенка, не спросила:

— Босс, а что вообще здесь делает газетный жеребенок?

Хелбент сердито топнул, а глаза превратились в сердитые щелки.

— Я. Не… — хотел сказать Хелбент, но Раст грубо перебил:

— Это не газетчик. Это новый работник.

Зебра выпучила глаза, вздохнула, закатила их, так что зрачки исчезли, прикрыла лицо копытом и обреченно произнесла:

— Да ты гонишь…

Раст молча смотрел на нее. Когда она поняла, что он не шутит, Хелбенту показалось, что полоски на шкуре задребезжали от шока.

— Не-е-ет… нет-нетнетне… — взволнованно продолжила зебра, сгибаясь от осознания. – Босс, он же… жеребенок!

— Я вижу. – Раст был спокоен, как зимнее утро, хоть и не пытался скалиться, улыбаться, или выражать какие-либо эмоции.

— Да он же меньше поршня с компауд-машины!.. – воскликнула Вирас, указывая на широкий высокий цилиндр с канавками, весь в задирах, который стоял в пяти шагах от нее. Аргумент удивил Раста, и зебра, закатив глаза, предоставила более веский аргумент:

— Фенси Пенс в курсе этого?

— Ты же знаешь, что Фенси волнует только звон монет, и если ему причудится, что жеребячий труд приносит ему больше битцев, тут будет целый табун таких микропони…

Хелбент нахмурился на подобное оскорбление и даже хотел возмутиться, но последняя фраза Раста, которую тот сказал, заставила его задуматься:

— Вирас, за этого жеребенка впрягся сам Эш Коал. А это, сама знаешь…

Зебра уважительно, но в то же время пристально посмотрела на Хелбента, и он чуть не сделал шаг назад, но каким-то чудом удержал себя на месте.

Внимательный и цепкий взгляд зебры, как у хищника перед атакой, пугал его, но в то же время он не мог оторваться от этих глаз. Было в темноте зрачков что-то такое, что манило его. Блестящая искра чего-то непознанного…

— Значит, маленький дру-жок, ты знаешь Эша. Это любопытно. Посмотрим, хватит ли тебя на неделю… — загадочно сказала Вирас и улыбнулась. Хелбент, с его скудными навыками общения, без труда понял, что за этой улыбкой не скрывалось ничего хорошего. За улыбкой таилась фраза: «Тебе конец».

---

Неделя. Он знал, что справится. Он был уверен, что даже не заметит, как пройдет семь дней, и он даже не почувствует, что были какие-то трудности. Стойко перенесет любые… Хелбент ввалился в спальню, сшибая прикроватную тумбочку с фигуркой одного из самых быстрых паровозов, сделал один шаг до кровати и упал лицом на кусочек игрушечной железной дороги. Он только лишь слабо охнул, чувствуя, как глубоко впивается в шкурку сегмент пути. Ноги судорога стянула мертвой хваткой, не давая ни согнуть, ни разогнуть ни один сустав. «Не могу! Не могу! Не могу! Они хотят меня убить!», носились мысли, но ему они казались очень чуждыми, словно где-то вдалеке, на другом краю Эквестрии шумит малозначительная пони. Хелбент не понял, что плачет. Его глаза впустую пялились на темный в лунном свете пол. Так он и вырубился…

---

В первый день «маленькая семья» Понивильского депо сдержанно поприветствовала нового работника, и Бадди Раст, или «Босс» на утреннем собрании приставил Хелбента к Коку, расписав задачи каждому. Хелу показалось, что земной пони, от которого веет добродушием, довольно быстро введет его в курс дела или они будут весело болтать. Но вышло не так.

Помимо того, что Кок хорошо водил товарный поезд и не ругался со всем Понивиллем, у него была одна маленькая безобидная особенность. Пропадать в любой удобный момент. Заметил это Хелбент с самого утра, едва прошло минут двадцать от момента, когда Кок взял над ним шефство на этот день. Кок мягким голосом кратко поведал о паровозах, которые водил, как лучше обращаться с подачей пара для экономии и вообще экономить каждую каплю воды и кусочек угля, и бесследно исчез, едва Хелбент засмотрелся на новенькую паровую машину, которая вот-вот должна была занять место на боку паровоза. Пропажа Кока не сильно смутила Хелбента, ведь он не поручал ему никаких особо важных дел… пока к Хелу не подбежала Эмпти Ридл и Мистер Тач. Выглядели они обеспокоено, как будто намечалось какое-то супер-важное событие.

— Эй, малышок, а куда подевался твой Кок? – то ли шутливым, то ли серьезным тоном спросил мистер Тач.

— Кто? – непонимающе спросил Хелбент. Почему-то это имя казалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, про кого шла речь. Его брови начали загибаться под кривыми углами, а в голове рождались и умирали вселенные, в которых могло бы быть воспоминание о Коке, а Тач продолжил, бегая глазками:

— У нас тут, эта, работенка, там, эта, забита. Надо лом перегрузить. Нам, эта, нужен Кок.

«Наверно, это тот, кто мне говорил о паровозах», осенило Хелбента. Он посмотрел по сторонам, но нигде не было и следа земного машиниста товарняков.

— Я не знаю. – искренне развел передними копытами Хелбент. Он думал, что взрослые пони воспримут эту новость хорошо или нейтрально. Правда же?

— Это плохо! Кок опять где-то пропал! Надо его срочно найти! – взвинтилась Ридл, а Тач оценивающе оглядел Хелбента и невзначай поинтересовался:

— А ты, эта, сильный малышок, Хел?

— Не знаю. – Хелбент невольно дернул ухом. Тон мистера Тача и его щелкающее «малышок» довольно быстро начали бесить.

— Пойдем, пошли! Поможешь нам загрузить лом!

— А Бадди Раст? Он же еще сильнее… Кока.

— Ха! – Тач снисходительно улыбнулся кривоватыми массивными зубами. – Босс уехал по поручению Пенса. Давай, идем!

И грубовато обхватил Хелбента, против воли заставив его шагать по депо. Ридл толкала жеребенка в спину, как будто только от него могло зависеть это странное дело «загрузить лом».

Дело оказалось не только странным, но и тяжелым. По депо валялись разные части паровозов, которые магия Тача или ремонтные навыки Вирас почему-то не могли исправить. Большая повозка у ворот, в которую впряглись два смурных сильных земнопони, по колено заляпанных грязью, стояла пустая с открытым бортом.

— Вот это все, эта, надо туда! – мистер Тач указал большую кучу тяжелого лома, потом на пустую повозку, и ожидающе посмотрел Хелбента. Хелбент попробовал подцепить какой-то корпус передними ногами, но тот не сдвинулся с места ни на сколько.

— Я не подниму столько! – признался Хелбент.

— Я, эта, помогу! – с готовностью сообщил Тач и обнял своей единорожьей магической аурой корпус. Шерсть синего единорога взмокла, на глазах выступили слезы от напряжения, и тяжелый металлический корпус приподнялся и опустился на спину Хелбенту. Жеребенок подумал, что на него давит весь небосвод, и чуть не расхлестался по полу, но, через градом льющий пот и слезы, медленно, со скрипом прошагал к телеге. «Эта штука весит, как паровоз, даже когда Мистер Тач помогает магией! Сколько же она весит без его магии?!», подумал Хелбент. Телега каким-то чудом оказалась ближе, чем он думал. Он подошел к борту и, напрягаясь, как только можно, выгнулся дугой и перегрузил на край тяжеленый корпус. Из тела как будто вынули все кости, и он осел на землю, как сдувшийся воздушный шар. Сил едва хватило, чтобы подняться.

Он оглянулся. Горячий соленый пот жег глаза и падал в рот, зрение мутилось, в голове все гудело от напряжения, но Хелбент видел, что стоит только мистер Тач. Пегаски не было даже близко.

— А где?

— У нее опять работа. – недовольно пробурчал Тач и добавил. – Да и если бы не было – она нам не помощник: пегасы не такие сильные, как земные пони.

— А, ну да… — Хелбент от этой фразы почувствовал снежинку утешения, которая падала в зарождающийся костер из недовольства и переработки.

— Давай, эта, шевелись, малышок. – нетерпеливо подгонял его Тач. – Тут еще много.

— Они тяжелые… — все его тело ныло от перенапряжения, сама возможность стоять на четырех копытах приносила волны тянущей боли, и кости казались навсегда выгнутыми по форме корпуса.

— Я же помогаю тебе! – рассердился Тач. Для Хелбента это звучало не очень убедительно.

— Они – тяжелые! – протестовал Хелбент, вскрикивая.

— Если ты такая хилая тряпка, то тебе стоит сейчас же уйти, чтобы не позорить ни наше депо, ни имя Эша! – закричал на него нервным высоким голосом Мистер Тач. Единорог в районе треугольного лица стал из синего бардовым, а рог чуть ли не светился от злости. Внутри Хелбента что-то болезненно кольнуло, снимая усталость. Опозорить имя Эша? НИКОГДА.

— Нет! Я буду работать! – умоляюще вскрикнул Хелбент.

— Отлично! – единорог скривился в слабой улыбке.

Полчаса казались вечностью. Хелбент таскал железки размером либо с него, либо больше, в телегу, как заведенный, подбадривая себя тем, что дедушка Эш будет рад за него. Боль ушла на второй план, как будто его обернули в невидимый горячий и колючий дождевик, намертво прилипший к шерсти.

Тач прикрикнул на него, останавливая работу, и Хелбент замер. Телега, наполовину загруженная металлоломом, скрипуче тронулась по изъезженной тропинке, оставляя под колесами неглубокие следы. Запряженные пони проворчали что-то нехорошее жеребенку, но у того в голове шумела кровь так, что окружающий мир перестал ощущаться. В теле зарождались нехорошие, стягивающие струны, пронзающие каждую мышцу, пытающиеся скрутить его. Он невольно глянул на грязные в ржавчине, смазке и грязи ноги, копыта, которые пошли заметными трещинами… и тут же воздел глаза к небу. Чистому. Красивому. Недосягаемому.

Мистер Тач положил на него копыто и поблагодарил, сказав что-то про перерыв. Хелбент даже не посмотрел на него – шея не хотела двигаться. Каким-то чудом он смог сделать несколько шагов, прежде чем распластаться по пыльной земле. Он провалялся бы так целый день, наслаждаясь приятным теплом под животом от нагретой земли, под мелодию накатывающей волнами тянущей боли, но к нему подошел Кок и рывком поставил его на ноги, вцепившись зубами в гриву. «Идем работать. Нечего прохлаждаться!», вроде как по-доброму сказал земной пони.

Хелбент нетвердым шагом последовал за ним. Ноги превратились в толстые мягкие пружины без костей и мышц; при каждом шаге болезненная вибрация шла от копыта до позвоночника. Кок пробурчал что-то похожее на «что-то ты еле ходишь…», но Хелбент все же дотащился до места. И этим местом оказался участок, на котором стояло три старых котла без крышек. Все они были куда больше жеребенка, а толстый слой накипи и нагара довершали жуткий образ нерабочего аппарата. Хелбенту вид этого клепанного цилиндра напомнил гигантский стакан с кучей соломинок для питья. От воды он бы сейчас не отказался…

Кок странно посмотрел на него, и Хелбент понял, что стоит с высунутым языком, едва не растекаясь по полу, и тут же подобрался и приободрился, виновато улыбаясь.

— Значится, эта штука – котел. – Кок стукнул копытом по корпусу. — И она засорилась. Над почистить трубки шопмолом.

И указал на длинный составной шест с металлической щеткой на конце. Хелбент всеми силами скрывал боль в ногах, глуповато улыбался и переводил глаза от шомпола на котел с подспудным ужасом. Что котел, что шомпол были невероятно большими для него, да и котел не лежал на полу. Попытки осмыслить план работы накачали столько крови в голову Хелбента, что он осел на пол с безысходно выпученными глазами.

— Ты чего? Эт не сложная работа. – недоумевал Кок, легонько стукая жеребенка копытом в лоб. — Тач два таких за день делает.

— Нисолько не смеваюсь… — не отрывая головы от пола, пробубнил Хелбент.

— Тебе все понятно?

— Да.

— Ну, тогда я пошел по делам. – деловито сообщил Кок и на прощание добавил. – Сделай хоть один до обеда, а не то Босс огорчится. Очень.

Хелбент с трудом вывернул шею на Кока, заглядывая тому в глаза самым тяжелым пронзительным взглядом, на который вообще был способен, нервно дернул ушами и без эмоций ответил: «Хорошо».

Кок то ли поежился, то ли смутился, но все равно спокойно ушел, бросив жеребенка в два раза меньше себя на произвол судьбы.

Время тянулось вечной, резиновой горячей лентой, которой работа медленно уничтожала в Хелбенте все добродетели пони. Длиннющий шомпол он с трудом поднял зубами и долго-долго пытался попасть им хоть в одну трубку, которые и в лучшее время были не слишком большие, а в белесых наростах накипи так вообще превращались в узкие щелки. Чудом он засунул шомпол в одну из трубок и начал пропихивать ее в конец. Сначала он мог стоять на четырех копытах, но чем глубже шест заходил, тем выше становилась голова Хелбента, и через две трети пути он понял, что держится зубами за древко шеста и лишь кончиками задних копыт касается пола. Задние ноги сильно затрясло; они болезненно подогнулись и он, ойкнув, отпустил шест и больно приложился спиной.

Тело парализовало судорогой. Он лежал на боку, как сломанный столик, и тихо сопел сквозь стиснутые зубы. «Почему меня трясет? Почему так больно? Они трудятся так каждый день. Первый день еще не кончился? Хватит ли меня еще на шесть?», в глазах все поплыло от этих мыслей; слеза вот-вот могла сорваться из глаза, но он моргнул и начал подниматься. Тело предательски дрожало. Подъем давался так медленно и тяжело, как будто он пытался на спине поднять целое здание.

Он осмотрел шест, нашел место, где тот был максимально низко над полом, придвинулся туда, ставя передние ноги и подволакивая к ним задние, как дождевой червяк – выдохнул. И – прыгнул, укусив древко зубами. Шест провис еще ниже, и Хелбент короткими рывками под стук копыт по полу смог вытащить застрявший шомпол обратно. Чувство маленькой победы подзарядило Хелбента, и он даже смог пару раз подпрыгнуть на месте, пока острая боль в ногах не пересилила удовольствие.

— Вай! – воскликнула позади него Эмпти Ридл. Он дернулся и свалился с ног. Испуг и невероятно выпученные глаза быстро прошли, когда он увидел пегаску. Вместо них заступило на службу «быстрых эмоциональных состояний микро-поней» легкое разочарование. Ридл это не задело. Никак. Вообще.

— Круто ты так тут развлекаешься… Даже котлы решил почистить… — Ридл ухмыльнулась. – Уверена, когда их переплавят на гвозди, Босс похлопает тебя и назовет «большой молодец».

— Это… — Хелбент смотрел как будто сквозь нее, вспоминая слово. — сарказм?

— Да, малыш, это он самый. – самодовольно подтвердила Ридл.

— Ты злая. – прямо сказал он.

— Не-ет! – предупреждающе расчеркнув копытом воздух, весело ответила она. – Была бы я злой, я бы не говорила, что помогаю держать телекинезом железки, когда просто долбилась в…

Она ойкнула и прикрыла ширящийся в ухмылке рот. Когда смысл фразы дошел до мозга Хелбента, тот вобрал в себя всю тяжесть тела и уложил его на бок, как опрокинутую табуретку. Ридл заржала, и этот смех показался ему таким невыразимо невыносимым, что он закусил губы до крови, уставившись в пол.

— А ты забавный, даже когда злишься. – улыбка Ридл стала мягче (на 0,02 %), и она со вздохом добавила. – Но такой тупой… Зря я думала, что это ты ломал наши двери. Такой пустобокой бестолочи я еще не встречала...

Оскорбления ошпарили его похлеще кипятка; он уже набрал столько воздуха в грудь для возражения, но Ридл уже довольно утрусила. Хелбент жалел, что у него не осталось сил подняться и запустить этой ухмыляющейся, самодовольной крылатой шаболде каким-нибудь тяжелым предметом по загривку. Кем она себя вообразила!? И этот… этот м… мистер Тач! Как сильно ему хотелось взять этот его ключ… Волны гневной дрожи пробежали по телу Хелбента, переотражаясь и суммируясь в районе позвоночника. Злой, как мокрый грифон, дрожащий, как натянутые струны, он подскочил, далеко не сразу услышав скрип. Своих плотно сжатых зубов.

На обед он приполз вовремя. К середине. За столом, на фоне ярко-желтого ремонтного локомотива, вся «семья» депо (кроме Бадди Раста – он так и не вернулся из дел) жевала овес. И яблоки. Недружественное молчание висело над столом, как свет лампы, и сопровождало все его попытки забраться на лавочку одеревеневшими ногами. Вирас и ухом не повела, самозабвенно погрузившись в газету под яблочный хруст; Кок странновато косился, но продолжал есть; Ридл довольно ухмылялась; Мистер Тач странновато переводил взгляд от жеребенка на тарелку овса и обратно, стараясь принять как можно более непринужденный вид.

Хелбент, хоть и был к овсу равнодушен, но тяжелый труд высосал из него все, даже пот, и любая еда казалась… Невыразимо вкусной. Если бы он продержался в таком труде весь день, то, наверное, и камни грыз со слезами счастья. Яблоко он жевал, содрогаясь. Оно было таким сладким и сочным, словно в рот залетел серп радуги и разворотил все вихрем глюкозы. На секунду Хелбент закатил глаза и напрягся всем телом, чтобы не забиться в припадке от восторга. К счастью, никто не обратил на это внимание. Так и прошел обед.

Кок оценивающе глянул одно-единственное отверстие котла, которое попытался почистить Хелбент. Жеребенок видел, как в этом взрослом простоватом лице попеременно борются недоумение, удивление, разочарование и смирение. Наконец, Кок выбрал «смирение» и буднично провозгласил: «Ладно, пойдет». У Хелбента отлегло. Кок хотел дать ему работу перебирать крепеж, но после обеда вернулся Бад… Босс и криками шиканьем погнал Кока на станцию Понивилля, чтобы срочно сменить другого машиниста. Босс вообще невероятно быстро пронесся по всему депо, на бегу перекусив и раздав всем новые задачи. Хелбенту он ненавязчиво предложил пойти домой.

Хелбент подумал, что это какой-то хитрый способ от него избавиться, и потому решительно ответил, что будет сидеть полный рабочий день. Босс похвалил его за стойкость и дружески хлопнул копытом по спине жеребенка так, что Хелбент чуть не сложился внутрь себя. Обоих прервал неожиданно резкий высокий крик, неожиданно выбивающийся из рабочего шума механизмов:

— КАКОГО СЕНА!

Босс и Хелбент удивленно переглянулись и, не сговариваясь, рванули на источник звука. Едва в ушах прошел болезненный звон, Хелбент понял, что голос принадлежит зебре. Его посетило ощущение, что впереди будет что-то неприятное.

На крик сбежались все, кроме Кока. Кричала и правда Вирас. Местом общего столпотворения оказалась куча лома, часть которой Хелбент загрузил на телегу. Глаза у зебры блестели гневом и удивлением, а мистические кривые полоски на теле словно стали еще контрастнее. Увидев Босса, Вирас указала на груду лома и громко, но не срываясь на крик, рассказала:

— Босс, здесь! Здесь с утра лежала целая куча деталей! Корпуса, поршни, дышла, клапана, скалки – тут хватило бы на несколько паровых машин! Куда они делись?!

Высокий с нотами жалости голос зебры резал уши Хелбента. Он словно пролетел через терновник, ободрав все тело. Понимание содеянного им разъедало душу кислотой и опустошало.

«О… что я наделал…», задрожал Хелбент и посмотрел на мистера Тача, который стоял за спиной зебры напротив него. Синий единорог очень медленно переставил заднюю ногу чуть назад, как будто та просто затекла стоять на одном месте.

— Сегодня должны были приехать жестянщики, что скупают лом, а Кок должен был погрузить его в телегу. – спокойно ответил ей Босс.

— Но они забрали не лом! – вскрикнула Вирас. – Они забрали еще годные детали!

— Так, спокойствие, сами жестянщики ничего возьмут. Эти пони настолько честные, что сквозь них можно смотреть, как через стакан с водой. – заверил ее Босс таким голосом, который Хелбент не ожидал от него услышать – хрипловатым, но успокаивающим – и обратился к остальным уже привычно громко и твердо. – Эй, кто утром встречал телегу жестянщиков?

— Я встретила жестянщиковых поней. Но потом полетела осматривать пути. – отрапортовала Ридл, поднимая крыло. Хелбент хотел ответить что-то грубое, но подавил в себе это желание. Вирас пристально посмотрела на нее недобрым взглядом.

— А кто грузил лом? – требовательно спросил Босс, переводя взгляд с Ридл на Тача. Зебра занималась подобным. Тач молчал, не двигаясь с места. Его синий цвет стал чуть бледнее обычного. Хелбента стянуло изнутри и парализовало. Он шкурой чувствовал, что любое его действие ведет к плохому результату.

— Я грузил лом. – сказал Хелбент, смотря на Босса, и закусил губу, потому что Босс неожиданно посмотрел на него в упор, то ли удивляясь, то ли от шока. Вирас в одно мгновение подскочила к нему, хватая копытами за лицо, и затрясла, как нетерпеливый жеребенок автомат с жевательными конфетами:

— ИДИОТ! Бестолочь! Как ты мог!?

Хелбент стал еще серее обычного, а болезненный импульс промчался по всем его внутренним связям и грубо оборвал все. Душа ушла в пятки. Он до боли прижал уши и вжал голову в плечи. Зебра материла его последними словами, а он смотрел на нее, парализованный ужасом, не в силах ничего сказать. Весь мир посерел и сжался до гневного лица Вирас. Звуки слились в один. И совсем на фоне, где-то в километре или даже с самого края Эквестрии, долетел отдающий сталью голос Босса:

— Вирас! Остынь. Ты так из него скелет вынешь! Малой еще не отличает гайки от подшипника. Скорее всего, он грузил, что дали. А раз Эмри улетела осматривать…

— МАЖИК ТАЧ! – зебра развернулась на синего единорога одномоментно. Тот застыл на месте, боязливо поджав переднее копыто и хвост к телу.

— Ви… — промямлил он, когда зебра с боевым криком напрягалась и запустила в тощего единорога… Хелбента. Мир для жеребенка потерял весь реализм, когда его, как плющевую игрушку, схватили и швырнули. Короткое ощущение полета, стремительно приближающееся лицо мистера Тача, бледное от ужаса с трясущимися губами… Удар – и темнота.

Хелбент был довольно крепким жеребенком и почти не пострадал об мистера Тача, но вторник и среду ходил в депо, обходя зебру по самой широкой из возможных траекторий. Мистер Тач отлеживался в больнице с сотрясением. Босс сделал Вирас выговор, но оба выглядели в глазах Хелбента так, как будто зебра совершила самое доброе дело в Эквестрии.

Поскольку запчасти удалось вернуть, приплатив бит за «непонимание», Хелбент получил очень мягкое наказание: помогать Коку разгружать телегу обратно. Земной пони таскал чугунный и стальной лом на спине так легко, как будто это были маленькие подушечки, и то, что Хелбент делал почти два часа, у Кока заняло пятнадцать минут. В довесок Босс пожурил жеребенка, но без яда или гнева в голосе, и вручил ему книгу по ремонту, чтобы за пару дней тот начал разбираться в том, какие детали стоит браковать, а какие нет.

Прошедшие два дня Хелбент не получал никакой тяжелой работы, а в депо большую часть дня проводила только Вирас на своем участке, и он мог спокойно почитать, слушая мерный шум паровой машины и тихое гудение вытяжки.

Книга, название которой вытерлось и безвозвратно слилось с обложкой, представляла собой очень потрепанное, распухшее от пометок на полях, закладок, приклеенных бумажек, следов немытых замасленных копыт, кофейных пятен и страниц замусоленной гармошкой руководство, где аккуратно нарисованные картинки деталей сопровождались местами, где их замерять, на что замеры влияют, и чем это можно делать. Также приводился список возможных неисправностей, который чей-то размашистый, но аккуратный почерк либо перечеркивал, не забывая обвинить автора во лжи, либо дополнял.

Под конец среды, за час до ухода, когда Ридл уже вернулась с разведки и начала приклеивать к карте железных дорог вокруг Понивилля стикеры с пометками осмотра путей, а Хелбент с головой погрузился в руководство, кто-то отчетливо, но негромко кашлянул у него над головой. Хелбент навострил уши и поднял голову.

В освещении, падающем почти вертикально с потолка, лик зебры, смотревшей на него сверху вниз, казался настолько зловещим, что Хелбент инстинктивно закрылся книгой, ожидая, что в него что-то опять полетит или он полетит куда-то.

Зебра проигнорировала его испуг и сдержанно холодно сказала:

— Завтра. С утра. Идешь ко мне.

Хелбент хотел сказать, но под этим немигающим пристальным взглядом рот отказал, и он только кивнул. Подумал, что одного кивка мало. И закивал раз десять. Зебра молча удалилась, махнув хвостом. Он проводил ее, и под конец заметил краем глаза, что на одном из верхних стеллажей за ними наблюдает Ридл. Она прижалась к стене, расправив крылья и стоя на задних копытах, напоминая Хелбенту гигантскую бабочку или птицу в полете. Ридл и Хелбент встретились взглядами, и Ридл заулыбалась и приветственно помахала передним копытом, бесшумно спикировав с высоты второго этажа куда-то за шкафы, у дальней стенки. Судя по тихому стуку, приземлилась она без проблем.

«Интересно, все пегасы такие?», под гневные всполохи внутри головы, спросил у себя Хелбент и растянулся в старом, до жути мягком кресле. Мысли о Ридл пропали сами собой, а вот зебра его пугала. А завтра ему еще с ней работать…

— Доброе утро, Вирас. – осторожно сказал Хелбент, придавая себе официальный тон. Свежим солнечным утром он встретился с ней у входа. Вирас смерила его взглядом и сухо ответила: «Доброе».

Он молча шел по депо за ней, как на казнь. Ни котел, ни маховик на паровой тяге еще не работали, и в тишине депо каждый шаг отдавался глуховатым мрачным стуком.

Цок. Цок. Цок.

Он поймал себя на том, что вычисляет расстояние до выхода от текущей позиции и возможные пути отхода…

— Ты в порядке? – спросило его внезапно возникшее полосатое лицо.

А!?

Хелбент заржал и отскочил так резко, что чуть не пробил крупом двери инструментального шкафа, и прилип к нему, встав на задние ноги и оборонительно выставив передние. В груди что-то колотилось, как его отец к дедушке Эшу. Только после нескольких глубоких вдохов он понял, что находится на участке зебры, еще через пару вдохов он понял, насколько странно выглядит и встал на четыре ноги. Вирас смотрела на него очень удивленными глазами, попеременно дергая острыми ушами.

— Ты в порядке? – терпеливо повторила она.

— Да. – протянул он. Сердце уже не пыталось выломать ребра. Все пришло в норму.

— Я тебя пугаю? – спросила Вирас в лоб.

— Я… эм… что?

— Я тебя пугаю? – повторила Вирас без раздражения. Глаза ее требовали ответа. Он не чувствовал в ее тоне чего-то плохого, как было с Ридл. Хелбент подумал, что если скажет честно, то обидит ее, но почему-то обижать ее жеребенку не хотелось. Молчать вечно под давящим взором Вирас он не стал, и уперев взгляд в пол, скромно выдавил:

— Я вас боюсь. Очень.

Глаза отказывались подниматься выше уровня пола, а когда зебра подошла и мягко подняла его голову вверх, чтобы он посмотрел на нее, глаза у Хелбента вовсе разъехались в стороны. Зебра перестала держать его голову и немного неуклюже приобняла, как будто делала это первый раз в жизни.

Хелбент застыл, не зная, что делать. У него не было ни друзей, ни подруг, кто бы так обнял его. Только мама. Один раз.

— Извини. Я не хотела кидать тебя. И… тот шабер… — вкрадчивое, неловкое извинение зебры царапало душу.

Мысли Хелбента забегали в голове истеричным табуном: «Если я скажу ей, что прощаю, подумает ли она, что я дурак? Надо срочно что-то ответить, а то точно подумает, что я дурак. Но надо придумать что-нибудь умное, а не то…».

— Мистер Тач заслужил это. – ответил он спокойным голосом, а мысленно стукнул себя со всей силы копытами по лицу с криком: «ЧТО Я ЩАС СКАЗАЛ?!». Зебра обняла его чуть крепче и отпустила, кивнув. Лицо ее посветлело. Он никогда не видел ее улыбающейся.

— Он заслужил. Но я все равно прошу прощения. Я сглупила. – и зебра сделала жест, который Хелбент если и видел, то издалека… краем глаза, когда одна фиолетовая единорожка приветствовала принцессу Селестию. Почтительный поклон. «Скажи что-нибудь умное», посоветовал ему «внутренний Хелбент», раздраженно притопывая копытом при каждом слоге.

— Лучше уж мной, чем шабером. – весело сказал Хелбент. «Внутренний Хелбент» нокаутировал себя ударом копыта в лицо. Зебра еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

— Да, пожалуй, ты прав. – кашлянула Вирас и дружески предложила. — Пойдем смотреть «железки».

С утра до обеда Вирас живо показывала и рассказывала ему о составных частях паровой поршневой машины, арматуре котла и вообще ходовой части паровоза, самозабвенно и фанатично, как будто в жизни только и знала, что чинить разные механизмы. Хелбент слушал ее с раскрытым ртом и утратил контроль над телом, следуя за ней везде по цеху и впитывая глазами столько информации, сколько школа не дала ему за несколько лет. Перед самым обедом они стали вместе собирать тот парораспределитель, что лежал на столе в день их первой встречи, и если бы Ридл не произвела тактичный кашель, то перерыв для них наступил с заходом солнца.

Обед казался не таким ярким, как после таскания железок, но теперь Хелбент не ел со скоростью раненной улитки. Вирас проглотила обед в два приема, едва он посмотрел в другую сторону, и уже разглядывала газету. Хелбент краем глаза глянул, что же она читает и разочарованно отвернулся. Это были экономические сводки Эквестрии.

Рост цен на каменный уголь, снижение добычи драгоценных камней, рост заказов на сталь, привлечение инвестиций для обновления дорожной сети Эквестрии… Эх, для Хелбента это были всего лишь сухие данные. Он прожевал яблоко и вышел из-за стола, подышать на улице. Депо осталось в приглушенном свете за закрытой дверью, а он присел у путей, прикусив зубами стебелек какого-то растения.

В небесном океане дрейфовали маленькие пушистые облачка, под которыми по странной дуге промчалась серая пегаска с почтовой сумкой. Он проводил ее до того момента, пока она не врезалась в одно из облаков, резко спикировала вниз и выровнялась, улетая за холм. Он вслух пожелал ей удачного полета и продолжил созерцать небо.

В голову пришла мысль, что никто из школы о нем толком не спрашивал, и родители не особо беспокоились, что он ходит каждый день в депо. А дедушка Эш? Он ходил к нему каждый день после уроков, а теперь несколько дней только доползает до кровати. Он переломил стебелек и дал себе обещание сходить к дедушке Эшу в эти выходные.

Земля под ним задрожала, а издалека он уловил знакомый шум. «Пассажирский скорый», воскликнул он про себя и подскочил, навострив уши.

Из-за поворота, по путям, на малом ходу полз, почихивая паром с боков, узнаваемый локомотив с тем машинистом. Полосатая шапка и красный платок на шее. Светло-желтый пони высунулся наполовину из окна, всматриваясь в Хелбента, и подал несколько протяжных гудков, выстреливая клубами пара в небо.

Здоровенные ворота начали неспешно расступаться перед локомотивом, и тот аккуратно закатился внутрь. Машинист отсалютовал ему и исчез за створкой ворот. Паровоз совсем медленно вкатился на поворотный круг, лязгнув по стыкам рельс, и под команды Кока и Вирас остановился вовсе.

Паровоз стихал. Тихо скрипели и стонали остывающие паровые коробки. С продувочных кранов и поршневых скалок капала горячая вода и свежая смазка. С колес мелко осыпались комья свежей земли. От котла веяло теплым воздухом. Над трубой курился слабый дымок догорающих углей.

Хелбент ходил вокруг паровоза, разглядывая каждую деталь, с глазами такими огромными, что их можно было спутать с головным фонарем паровоза.

— Всем здарова! – спрыгнул на пол машинист, стянув с головы шапку и кинув обратно в будку паровоза. Зебра прискакала в упор к нему. Взгляд ее не сулил ничего хорошего для этого улыбчивого земного пони.

— Рапид! Опять! Почему распределитель выглядит, как будто ты прошел через всю Эквестрию на полной подаче!? Колеса опять сточило! Ты вообще сбавляешь на крутых поворотах? А эти следы! Ты опять брал воду несколько раз!

Рапид слушал ее не слишком внимательно, самодовольно почесывая взмокшую гриву и выжидая момент для того, чтобы вставить слово. Зебра на мгновение закрыла рот, и машинист ехидно вставил:

— И генератор.

Зебра столкнулась с ним лицом к лицу, и Хелбент лишь краешком увидел эти невероятно, невозможно, нелогично, неописуемо круглые глаза.

— ТЫ И ЕГО?!... – проскрипела Вирас, а голос получился такой жуткий и тонкий, словно его обладатель не пони и вообще нечто неизвестное. Хелбент почувствовал, как эта фраза кольнула его по ушам и острой вязальной спицей впилась в мозг, пытаясь выдернуть обратно.

— Дап. – беззаботно подтвердил Рапид. Радостная безмятежность этого машиниста как будто смягчала все те неприятные новости, что он притащил на своем хвосте.

Зебра неожиданно встала на задние ноги, а передними обхватила голову, походившую на древнюю племенную маску. Хелбент не помнил уроки анатомии и вообще мало что знал о зебрах, но почему-то ему казалось очень странным, что грива Вирас встопорщилась иглами во все стороны, а черно-белые полоски на шкуре мистически зашевелились. Все отступили на шаг, кроме Рапида, который спокойно наблюдал снизу-вверх на «двуногую» зебру с лицом, перекошенным от шока и обреченности.

— Две недели… — прохрипела она и упала без сил. Хелбент помчался к ней, но моргнул и резко остановился. Рапид уже бережно поддерживал обмякшее тело зебры передней ногой, не давая ей расшибить голову.

«Когда? Когда он успел?», жеребенок недоуменно почесывал голову, а остальные кинулись к Вирас, заслоняя ее от Хелбента.

— Вирас, ты как?

— Воздуха!

— Эмри, принеси воды!

Все вокруг орали друг на друга. Все что-то делали. Хелбент просто смотрел. Он не успел понять, как остался у Рапида, который присел так, чтобы Вирас головой и частью тела опиралась на него, и осторожно гладил по шее носом, успокаивающим шепотом приговаривая: «Прости, Вирас, я пошутил… Генератор в порядке. Его даже взрыв не уничтожит. И распределитель тоже в норме, хоть и в грязи. Пара дней ремонта, и как новый. Прости, пожалуйста…».

В какой-то момент Рапид нежно провел копытом по телу Вирас, куда ниже шеи и головы, но в какой-то момент остановился, как будто его нога была привязана к мощной пружине или резиновой ленте, не дающей согнуть ногу слишком далеко, и убрал, беззвучно сказав что-то похожее на «нельзя». Потом встретился глазами с Хелбентом.

Рапид нахмурился, покраснел и неожиданно вспотел. Звуки на фоне пропали. Только Хелбент и Рапид. Смотрели друг на друга. В тишине.

— Э… малец… Может, с газетами в другой раз? – извиняющимся тоном спросил Рапид, указывая свободным копытом на дверь.

— Я не продаю газеты. – твердо и раздельно ответил Хелбент. – Я здесь работаю.

— О… — Рапид поднял брови и часто заморгал; глаза быстро заходили по пространству. — Вот как… Извини, я не подумал.

Хелбент озадаченно посмотрел на Рапида, который поддерживал зебру так, как будто она стала стеклянной и могла рассыпаться, надави или сожми он сильнее. Рапид вздохнул и заговорил. Очень быстро.

— Меня звать Смоки Рапид. Но все зовут меня Рапид. Я не думал, что мы берем на работу жеребят. Черт, так неловко сегодня все вышло. Наверно, день не мой. А может, и мой. Не знаю, прям. Ух! А ты пони, что надо: такой-такой наблюдательный. Я бы даже сказал, такой стойкий. Нам нужны такие. А ты кем работаешь? А твои родители знают, что ты работаешь у нас? А ты был на параде недавно? Вондерболты просто класс. А…

Поток вопросов был настолько длинный, что Хелбент осел на хвост и превратился в одно большое ухо. Рот Рапида словно и не закрывался, но набор звуков менялся непрерывно. «Столько информации…», Хелбент тонул на суше, в нескольких километрах от озера, в собственной голове, полностью смытый быстрой речью Рапида. А машинист не останавливался. Он начал говорить так быстро, что слова слились в какую-то протяжную гудящую ноту. Хелбент почувствовал, как спина отказала, и он, беспомощно растянувшись, разлегся на полу. Он не терял сознание, но все происходящее стало ненастоящим, как будто все вокруг было нарисовано… И совершенно пропало желание что-то делать. Монотонно гудящий голос Рапида парализовал в нем способность думать. И Хелбент молча пялился на потолочную лампу, пока Кок не цокнул копытами перед его лицом.

Он приподнялся, пытаясь осмыслить себя в мире, а крепкий машинист товарняка спросил, как ни в чем небывало:

— Уболтал?

— Да.

— С непривычки все такие… — бросил Кок и пошел по своим делам, покручивая хвостом. Хелбент огляделся. Ни Раста, ни Вирас на месте не было. Как и половины паровоза.

«Они раздели его так быстро!?», ожил Хелбент. И медленно прошелся вдоль паровоза.

В уши влился активный рабочий шум. Вирас носилась по помещению, как черно-белая молния, таская инструменты с места на место; Кок бегал с массивными деталями от паровой машины; неожиданно ловко маневрируя по пролетам. Котел, обвязанный веревками, уже покоился на деревянных козлах, и Рапид чуть ли не зубами вынимал с него еще теплые трубки. Хелбент потерял дар речи. Машинист, проехавший неизвестно сколько в жаркой будке, уставший и голодный, работал так быстро и ритмично, что это походило на сон.

— Хел, вперед! Не стой на месте! – крикнула на него Вирас, подталкивая копытом.

— Но что я?.. – внутри все замерло. «Меня что, назвали по имени?!».

— За мной! – и поскакала к себе на участок. Хелбент следом. Кок заваливал участок новыми деталями, нуждающимися в ремонте, а Вирас указывала ему на новые или восстановленные детали, с которыми тот убегал обратно.

— Держи. – зебра вручила ему мерительную скобу и указала на задранный поршень, еще капающий водой. Он обтер ближайшей ветошью деталь и приставил скобу, примеряя на диаметр. Зебра на секунду оторвалась от записей, глянула на показания скобы, лихо вставила в рот карандаш и чиркнула.

— В другой плоскости. – твердо сказала она. Он сделал. Быстрая запись.

— Ниже. – скомандовала она. Сделано. «Щорк!», проскрипел по бумаге карандаш.

— Еще.

Новая запись.

— Другая плоскость.

Еще запись

— Высоту!

Запись.

— Кок, тот слева с биркой норм.

— Ага!

Ускакал.

— Хел, теперь это.

— Есть.

И так до конца дня.

Домой он вернулся на ватных ногах. Голова гудела от обилия чисел, словно улей, набитый пчелами, который долго били плюшевыми медведями. Он мгновенно всосал в себя еду и упал на край кровати. Медленно сполз под собственным весом и уснул.

Родители бережно переместили его на кровать и накрыли одеялком, по которому мчались маленькие паровозы.

Уже за дверью, на кухне мама требовательно спросила:

— И долго это будет?

— Что? – недоумевал папа за просмотром новостей.

— Он не ходит в школу, а возвращается выжатый, как лимон. Встает, как по команде, ест и молча идет в это жуткое депо. И так почти всю эту неделю.

— Хелбент хотел паровозы. Я ему дал паровозы. – спокойно сказал папа, откладывая газету.

— Фел…

— Давай без параллелей с моим отцом. – буднично отрезал папа. — Доктор говорил, что у него нет никаких заболеваний шерсти, кожи или чего-то такого, что не дало бы увидеть кьютимарку. Просто он еще не нашел себя.

— Но, если он увлечен только паровозами, как он проявит себя? То, что он не расставался с игрушкой паровоза, еще не значит, что он будет гореть ими всю жизнь.

— А если нет? Если он действительно горит ими, а мы просто сдадимся раньше времени? – жестко спросил папа и, неровно складывая копытами газету пополам, продолжил, уже мягким тоном. – Прости меня. Я не знаю способа быстрее, чем работа в депо, чтобы он узнал о всех сторонах паровозного дела. Я сам не хочу его загонять…

— О, Фел… — мама погладила его по гриве и шее и мягко сказала. – Не все такие, как ты. Он еще совсем жеребенок…

— Да он упрямее меня! – воскликнул папа. – А что будет, когда он станет взрослым? У… Старина Эш покажется Понивиллю самым вежливым и бесхребетным пони по сравнению с нашим сыном!

— Тише! – взмолилась мама.

— Извини… Меня понесло.

— Фел, — мама нежно поцеловала его. – попроси их, чтобы они выгоняли его до обеда. Или чтобы он работал не полную неделю. Ему нужно получить образование.

— Хорошо. – согласно кивнул папа и мысленно записал это дело на следующую неделю.

Пятница. Утро. Пегасы нагнали серую облачность, обещавшую перерасти в морось или даже приятный дождик. Хелбент стоял на пороге депо. Свет не горел, гигантское маховое колесо застыло, паровой генератор молчал. Повсюду были разбросаны инструменты, детали, болты, гайки и множество мелочей. На полу были лужи масла и множества отпечатков копыт, черными цепочками раскиданные по полу. У него возникло странное плохое предчувствие. Депо напоминало поле боя после игры в снежки. Никого не было.

Пассажирский экспресс стоял на поворотном круге. Темный, матово-фиолетовый. Холодный. Смазанный. Готовый.

Хелбент медленно подошел к нему, только через минуту закрыв рот. В полутьме и слабых лучах света паровоз казался вырубленной из черного камня глыбой или огромной литой заготовкой, мягко поблескивающей. Хелбент заглянул в будку машиниста. Там стояла непроглядная тьма. Свет отражался лишь от множества котельных датчиков и мерных стекол, словно это были драгоценные камни в темной шахте, так и ждущие, чтобы их откололи от безродной горной породы.

 Хелбент лыбился, осторожно трогая арматуру котла. Настоящее. Блестящее. Стальное и латунное. Рычаг регулятора подачи пара был переделан, чтобы точнее дозировать тягу паровоза. «Так вот как он это делает…», подумал Хелбент, когда кто-то над ухом громко шепнул:

— Значит, подглядывать любишь…

Ридл! Чтоб тебя!

Он молча повернулся на нее, пряча испуг за суровым взглядом. Изнутри просились старые обиды, но он не решался на «первый удар». Пегаска хитро улыбалась, посверкивая зубами, похожими на мелкие острые камни.

— Не надо подкрадываться. – раздраженно сообщил он.

— Не надо заглядывать в чужой дом. – нахмурилась она. Улыбка испарилась. Осталось недовольство. Они сверлили друг друга недобрыми взглядами, пока Ридл не смягчилась, натягивая на лицо «ехидство» и сказала:

— Ладно, победа твоя. Хел-Бент. Помоги мне осмотреть и выкатить эту штуку.

Напряжение от подступившего негатива начало спадать. Хелбент решил, что мстить не стоит.

— А где остальные? – Хелбент и сам хотел увидеть паровоз в действии, но маленький кусочек его души одергивал и беспокойно кусал за края сознания, как потерявшийся щенок.

— Пойдем. – буднично сказала она, зазывающе изогнув крыло. — Лучше один раз увидеть…

Хелбент удивленно выдохнул. Ридл не соврала. Это стоило увидеть.

Кок, Вирас и Рапид мирно спали вповалку, переплетенные, как прутья корзины, среди мятых эскизов, ворохов ветоши и стойкого запаха машинного масла. Казалось, что в таких позах нельзя провести и минуты, но эта троица даже не пошевелилась, когда Ридл со всей силы стукнула копытом в дверцу стального шкафа. Жеребенок поежился от грохота, а зебра и два земных пони только лишь улыбались во сне.

— Они, что, отремонтировали его за ночь?!

— Да. – звонко отчеканила Ридл. – Вирас выходит на какой-то «супер-зебра-режим», едва видит паровоз. Когда смотрю на нее, жалею, что зебры не умеют в магию.

— Но тогда она бы метнула в мистера Тача то маховое колесо…

Пегаска коротко рассмеялась:

— Это да. В гневе она страшнее дракона. – она резко стала серьезной и нетерпеливо добавила. – Ладно, поглазел. Теперь пойдем будить нашу жестянку…

Уголь загружен. Вода залита. Ридл распалила топку и поставила Хелбента к вороту подачи угля.

— Засыпай понемногу. Типа, считай до двадцати или тридцати и делай два оборота. Потом повторяй.

— И сколько так? – ворот углеподатчика крутился не тяжело, но усилие все же требовалось.

— Пока у нас не будет пара.

— А…

— Час. Может, два. – поникла Ридл.

Внутри Хелбента все потускнело, как будто принесли пустую коробку из-под торта, а потом вообще отменили праздник. Но уголь он подавал исправно. Из-за захлопки печи потрескивало и шумело пламя, красно-оранжевыми листочками прорываясь через смотровые щели.

А пока Ридл, сжимая ручку керосиновой лампы во рту, обошла паровоз, осматривая протечки и просто качество сборки, потом втиснулась в кабину, стараясь не ударить Хелбента крыльями и в то же время помочь ими. Один раз она все же бахнула ребром крыла жеребенка в глаз и виновато ойкнула. Хелбент поморщился, выдавив слезу, но промолчал – уголь важнее. Стекла котла в желтом свете керосинки начали оживать, показывая температуру и рост давления, и Ридл подбодрила его:

— О, неплохо. Еще немного, и можно будет продувать и – в путь.

Ридл выпорхнула из будки, облегченно вытянулась на полу, расправляя затекшие крылья, и довольно поцокала открывать спускные краны. Хелбент остался в будке машиниста один. Темно, жарко, тесновато. Рычаги, маховички, вороты и вентили управления котлом казались в потемках кривыми ветками деревьев Вечнодикого леса. Или ужасно изогнутыми конечностями монстра из Вечногодикого леса.

— Хел, дай малый. – послышался голос ехидной пегаски спереди.

«А?», Хелбент вспотел. Что нужно? Неужели рычаг подачи пара в машину? Как сильно? А если она не открыла краны, и он пробьет ворота депо?

Он коснулся рычага подачи так нежно, как будто тот мог укусить или обратить жеребенка в камень. Шумный свист, и два серых облака разлетелись из боков паровоза. В воздухе сразу стало влажно.

— Отлично, Хел. Отпускай подачу. И поддай еще немного угля.

Он повиновался. Через пару минут Ридл заскочила на порожек, засовывая довольное лицо внутрь и с вызовом спросила:

— Ну что, готов?

— К чему?

— Ехать.

— Ехать? – не верил ушам Хелбент.

— Ну, ты же за этим здесь. – Ридл жестом указала на приборы и механизмы управления паровозом. – Вот оно – перед тобой. Неужели ты не хочешь дернуть железного зверя с места?

Хелбент опасливо посмотрел на нее.

— Думаешь, я тебе подлянку сделаю? – обиделась Ридл и хмыкнула. — Зря. Если не тронешься с места за минуту, считаю, что ты отказался, и сама поведу. Но – если тронешься, то подавай пар очень, очень медленно. По традиции экспресс толкает отвалом ворота и выезжает. И, дай еще угля этому обжоре.

Он еще крутанул ворот и нерешительно посмотрел на регулятор подачи. Вот оно. То, что он хотел. Но что-то сдерживало его. Все взрослые спали, а Ридл он не доверял. Но ее лицо и улыбка, даже в полутьме, подкупали… честностью.

Хелбент посмотрел на регулятор. На Ридл. На регулятор. На Ридл. И нажал.

— Е! – пегаска сразу исчезла из вида, а Хелбент от резкого рывка отлетел в сторону тендера, чуть не пролетев сквозь контр-будку. Раздался жуткий стальной скрежет и протяжный скрип под буханье паровой машины, и через мгновение паровоз вырвался из депо, чуть не вырвав массивные ворота из петель. Мощный хлопок ворот о стены резанул по ушам Хелбента, и он инстинктивно прикрыл глаза копытами.

Паника полностью парализовала его. Все вокруг угрожающе шумело, трещало и скрипело. Тряска пробирала до самых костей. Сквозь жуткий грохот до него дошел спасительный голос:

— Хел! Хел, ты как?!

Он осторожно открыл один глаз. Ноги дрожали и не хотели отрываться от лица, а шерсть вздыбилась. В будку втиснулась Ридл и успокаивающе погладила жеребенка по голове. Тот вибрировал под ее прикосновениями, как камертон, со всей силы стукнутый о наковальню.

— Все позади. Все хорошо. – проговаривала Ридл. Мягкий искренний тон в сочетании с поглаживаниями действительно погасил всю дрожь в Хелбенте, и он медленно… мед-лен-но… очень меееееееедленно позволил себе открыть глаза. Пегаска выглядела взмокшей и взъерошенной; грива мокрыми иголками разметалась по шее, как пародия на морского ежа. В этот момент он осознал, что не чувствует к ней никакой злобы. Или же эта злоба очень сильно съежилась…

— Ну ты выдал, конечно… Так ворота депо еще никто открывал… — она подумала, и добавила. — Ну, кроме Эша Коала – этот дед не остановится, даже если путей не будет. – пегаска закатила глаза и мечтательно вздохнула от ностальгии.

Хелбент почувствовал укол обиды. Дедушка Эш не рассказывал ему, что сносил ворота депо.

— Хорошо, что еще утро, и никто нас не видел. – продолжила Ридл. – Так, Хел, давай, соберись. Поедем цеплять вагоны и забьем угля побольше.

Ридл грубовато поставила жеребенка на ноги, крылом провела по гриве и сказала серьезно:

— Вставай на место машиниста. Поучишься водить нормально.

Хелбент не верил своим ушам. После всего этого его еще пускают за рычаги!? Он уставился на Ридл.

— Что опять-то, Хел? Если ты не умеешь и ошибаешься, это еще не повод. – Ридл потерла подбородок копытом и злорадно добавила. — Вот если бы ты был необучаем, я бы скинула тебе с облака.

— Но я не умею летать… — на автомате произнес Хелбент. Ридл грозно посмотрела на него в упор:

— О том и речь, Хел-бент. Живо за арматуру!

Ридл чуть не наступила на Хелбента, вставая у ворота подачи угля, а он переместился к рычагам. Дневной свет разогнал жутковатое наваждение, и теперь это просто были крутилки, нажималки и дергалки. Без всякой мистики. Хелбент неуверенно положил копыто на регулятор. Но давить не решался.

— Чего ждешь? Едь.

— Но…

— Ох… Ладно. – Ридл придерживала себя крыльями за оконный проем и двумя копытами бережно обхватила его ногу. И плавно потянула вниз. Хелбент сжался, ожидая, что паровоз дернется, но он неожиданно мягко тронулся с места, пофыркивая паровой машиной.

Темно-серый дымок из трубы быстро растворялся в сером небе, а темно-зеленые луга и деревья медленно плыли мимо. Пол под ним ходил ходуном в такт перестуку колес.

Ридл отпустила его ногу и потеснилась позади, покручивая ворот подачи угля. Теперь он управлял сам. Он чуть замедлил ход и высунулся из окна. Ветер раздувал гриву, и он заулыбался. Он ехал. Ехал на понивильском экспрессе! Сам! Пути плавно поворачивали, скрываясь за идеально округлым холмом.

— Здесь можно быстрее. Не боись. – намекнула Ридл. Он надавил на рычаг чуть сильнее. И паровоз пошел веселее, как будто только этого и ждал.

В груди все распирало, как будто он вдыхал в себя весь воздух Эквестрии разом, и голова гудела. Он обернулся на Ридл. Та мягко улыбалась, инстинктивно следя за мерными стеклами и понемногу подавая уголь к топке. Он же не просто улыбался; все его тело восторженно пело. Повинуясь пьянящему чувству, он вновь высунулся из окна и закричал во все горло.

Пусть весь Понивиль знает, что он, раздери дракон, сча…