Скайрич

46. Безрассудство Копьеносца

Никто никогда по-настоящему не понимал силу беспричинного разрушения, пока не видел свидетельств этого. Тарниш с трудом верил, что в той битве, что произошла здесь, были победители. Выжил ли кто-нибудь? Чем все закончилось? Все единороги сошли с ума и… что потом? Сражались друг с другом до последнего, запертые в ненависти, вызванной магией? Искусственная лей-линия, по крайней мере, частично объясняла произошедшее, с увеличением ее мощности и влиянием на здравомыслие, но то, что видели он и его спутники, невозможно было развидеть.

В воздухе стоял затхлый, болотный запах, запах разлагающейся растительной массы. Некоторые проходы были непроходимы даже сейчас, спустя столетия, и в них еще сохранялось мерцание магического излучения, свидетельствующее о том, что магия испортилась. Тарниш почти инстинктивно понимал, откуда берутся эти очаги, эти неудачные заклинания. В дикой природе Эквестрии и других местах животные могли попасть в эти очаги и мутировать — или, что еще хуже, несколько животных могли попасть в очаги испорченной магии и слиться воедино.

Эти очаги насыщенной магии не были похожи на обычные очаги магического излучения, совсем нет, и это было не то, что его собственная магия ядовитой шутки могла свести на нет, к его собственному ужасу. Эти мерцающие, искажающиеся, переливающиеся очаги магии были магически заряжены эмоциями, породившими заклинание, и, возможно, способствовали его провалу. В своих странствиях по диким местам он несколько раз сталкивался с такими неудачными заклинаниями. Одно из них было возле замка Двух Сестер в Вечносвободном лесу, и оно было очень слабым.

Избегать этих магических "горячих зон" становилось все труднее и опаснее. Чтобы увидеть их, требовались зоркие глаза, а чтобы почувствовать — хорошо настроенное чутье. Что же касается способов избавляться от них, то Тарниш не имел ни малейшего представления о том, как это можно сделать, и, по словам принцессы Селестии, она тоже не знала.

Конечно, его собственная Роща Друидов была наводнена магическим излучением особого типа.

— Так много магических осечек в одном месте, — заметила Рейнбоу Дэш, задержав взгляд на мерцающем пятне искаженного света. — Итак, если я правильно слушала все то скучное, что вы мне рассказывали, то это неправильно сработавшие заклинания… заклинания, которые не удались. Могла ли Твайлайт вызвать нечто подобное? Случайно?

Тарниш кивнул и передал Рейнбоу походную чашку, полную дымящегося чая.

— Значит, это может произойти, если заклинание прервано, — сказала Дэринг Ду Тарнишу, пока Рейнбоу Дэш принимала свою чашку чая. — Потенциально, прервать заклинание единорога может быть опаснее, чем дать ему закончить. Это делает бой довольно опасным, ты не находишь?

Тарниш сначала пожал плечами, но потом, подумав немного, кивнул и передал Дэрингу Ду вторую походную чашку:

— Иногда магия, будучи вызванной, может спокойно исчезнуть, если что-то случится. В других случаях она может оставить после себя постоянное эхо, если единорог, вызывающий ее, обладает достаточной силой. Я научился этому у Винил, — он жестом указал на свою подругу-единорога, которая потягивала чай, — она много времени вдалбливала мне в голову магическую теорию, или пыталась это сделать. Я в этом не очень разбираюсь, но она, похоже, считает, что я разбираюсь. Наверное, это и есть дружба — лучшие друзья не перестают верить в твой потенциал.

На мгновение показалось, что Тарнишу стало немного грустно от его слов, но затем он захихикал и откинул голову назад:

— Забавно, я просто не очень хорошо понимаю магическую теорию, но если я читаю книгу о растениях, я набираюсь всяких страшных знаний… например, об оксалате кальция. Он вызывает волдыри, отеки и повреждения на коже, похожие на ожоги, еще хуже он действует на глаза и вызывает такие вещи, как камни в почках. Я могу делать плохие вещи с растениями так же, как Винил может делать плохие вещи с магией. Я думаю, что все сводится к кьютимаркам. Это просто мнение.

— Значит, от лекций по теории магии у тебя стекленеют глаза и отключается мозг, а от лекций о растениях ты становишься наблюдательным, как какой-нибудь гогочущий злобный мега-гений. — Глаза Дэринг Ду сузились, и она несколько раз моргнула, глядя на Тарниша. — Ты хочешь сказать, что кьютимарки мешают нам учиться?

Широко раскрыв глаза, Тарниш пожал плечами:

— Может быть? Думаю, некоторые из нас могут это преодолеть. — Моргнув, он опустил глаза в свою чашку и посмотрел в нее. — Я придумал, как сделать оружие из кристаллической пыли оксалата кальция, и думаю, что смогу модифицировать некоторые растения, чтобы они распыляли облака частиц этого вещества. Есть несколько растений, которые производят это вещество естественным путем. Я отправил свои результаты на рецензирование. Руководители рецензии прислали мне письмо, в котором сообщили, что они заинтригованы, но в то же время потрясены и ужасаются моими находками. Очевидно, что оружие из флоры — это не то, чем занимаются пони, и никто не знает, что делать с моими заключениями.

Повернув голову, Рейнбоу Дэш посмотрела на магическую аномалию в углу комнаты. Она находилась на безопасном расстоянии, но все равно беспокоила ее, о чем свидетельствовало выражение ее лица. Стены вокруг неё были искорёжены, искажены, а на потолке прямо над ней камень пузырился, как каша в горшке. После нескольких мгновений молчаливого разглядывания она вернула свое внимание к Тарнишу.

— Значит, единорог стоял на этом самом месте, собирался произнести заклинание, но либо произошла осечка, либо что-то прервало заклинание до того, как оно успело закончиться. — Моргнув, Рейнбоу наклонила голову набок, и выражение ее лица стало похожим на испуганное любопытство. — Значит, теперь магия просто… застряла там, пока не сгорит.

— Более или менее, — ответил Тарниш, и Винил кивнула головой в знак согласия.

Снова повернув голову, Рейнбоу устремила свой пристальный взгляд на кипящий, пузырящийся потолок прямо над аномалией. Она отхлебнула горячего чая, стараясь не обжечься и не ошпариться, и не отрывала глаз от очаровавшего ее предмета. Она и ее спутники сидели среди заваленных мусором обломков того, что могло быть лабораторией, а может быть, и классом, что было вполне уместно, учитывая образовательный характер дискуссии.

Болотный запах становился все сильнее, и Тарниш начал подозревать, что все три научных крыла пони связаны с болотным биомом. Крыло земных пони было запечатано, но Тарниш был почти уверен, что это не так. Влажный воздух с неприятным привкусом врывался в его сознание, и этот воздух был особенно неприятен по сравнению с тем, что он помнил, когда они впервые столкнулись с болотным биомом.

— Эй, Дэринг!

— Да, Рейнбоу?

— Помнишь ту большую драку, когда кто-то из пони пытался сбросить на Тарниша тот большой сейф, а я прилетела и спасла его?

— Рейнбоу, к чему ты это вспомнила?

— Не знаю, — пожала плечами Рейнбоу, — просто скучно, наверное.

— Уф, — простонала Дэринг и закатила глаза.

— Эй, я уверен, что заметил бы падающий сейф и спасся. — Тарниш чуть не захлебнулся собственными словами, пробиваясь вперед по заваленному обломками коридору. — Я оказал тебе ответную услугу, когда тебе в глаза попала эта слепящая пыль, а кто-то из пони засыпал пол шариками. — Тарниш был вынужден признать, что это был нехитрый способ покалечить пони, обладающую сверхскоростью. Тем не менее, это не спасло злодея от избиения, они с Рейнбоу не спеша расправились с ним.

— Да, но я все равно разочарована, что у меня не было возможности посмотреть, как ты пытаешься пройти по полу, усыпанному шариками, Большой Парень. — Рейнбоу, ухмыляясь, бросила на Дэринг Ду лукавый взгляд и кивнула головой. Без предупреждения Рейнбоу остановилась, и ее уши напряглись, встав дыбом. Улыбка исчезла с ее лица, и она покачала головой. — Мы не одни.

Тарниш, теперь тоже неподвижный, напрягся, чтобы прислушаться, и тоже услышал что-то — отдаленное хлюпанье. Раздался шипящий, обжигающий звук, словно масло на раскаленной сковороде, и в носу у него появился едкий привкус. Прищурившись, он стал оглядываться по сторонам, пытаясь найти визуальные признаки неприятностей. Каменные проходы здесь были повреждены, а комнаты — если их вообще можно было назвать таковыми — имели обвалившиеся стены, превращаясь в продолжения прохода. На полу были лужицы застоявшейся воды.

За углом впереди показалось одно диковинное щупальце, которое извивалось и тянулось. Тарниш с ужасом наблюдал, как владелец этого щупальца тоже стал заходить за угол. Куча ожившего мусора, гниющая растительность, старые кости и несколько очень заметных паучьих лапок. Часть растений, часть мусора, часть гниющих трупов, и все это — ужасающая редкостная мерзость.

— Шамблер! — крикнул Тарниш и выхватил Фламинго из ножен. Подняв щит, он начал отступать и приготовил Погремушку к выстрелу.

Винил, отступая, начала накладывать на себя и своих спутников защитные заклинания, в том числе несколько заклинаний, защищающих от кислоты, которые должны были помочь противостоять урону, наносимому кислотой. Поджигать шамблера было опасно: дым мог оказаться даже более смертоносным, чем сам шамблер.

— Они ее едят! — крикнула Фламинго, подлетая к шамблеру. — А потом они съедят меня! — Тяжелое дыхание наполнило окрестности, доносясь со стороны проносящегося меча. — О, МОЯ СЕЛЕСТИЯ! — Слово "Селестия" было длинным и как-то странно вытянутым, и Фламинго сделала несколько падений в обморок в сторону шамблера, зацепив его любопытное, цепкое щупальце.

Летающий, устремленный меч ударил по щупальцу шамблера, и кислота потекла по всей длине ее лезвия. Фламинго захихикала — неожиданный звук — и покачивалась в воздухе, пока кислота шипела на металле.

— Стоп! Это щекотно! Как будто кто-то подул на мои соски!

Из-за своего щита Тарниш начал смеяться над нелепостью происходящего. Нервно хихикая, он выстрелил из своего оружия и, к своему ужасу, ничего не добился. Теперь, одновременно смеясь и раздражаясь, он принялся перезаряжать оружие и наблюдал, как Фламинго рубит шамблера, из которого вылетают споры. Нехороший знак, совсем нехороший.

— Не подходите! — предупредил он и бросил многозначительный взгляд на Дэринг и Рейнбоу.

Из тела шамблера вылез полусгнивший череп единорога, висящий на разложившейся шее и извивающийся крошечными щупальцами. Из рога единорога вырвался мерзкий зеленый луч, который Винил отразила щитом. Зеленый луч отразился и отскочил, ударившись в стену, где в камне образовалась огромная воронка.

— ЧТО ЭТО? — крик Рейнбоу эхом разнесся по коридорам, превратившись в хор любопытных голосов.

Выстрелив во второй раз, Тарниш понял, что делать это бесполезно. Шамблер шел вперед, а удары Фламинго не причиняли ему особого вреда. Винил тоже не стреляла в него и в данный момент занимала полностью оборонительную позицию. Потянувшись к нему разумом, Тарниш попытался связаться с растительными частями шамблера, надеясь, что ему удастся отговорить жуткую мерзость от нападения на него и его спутников.

Это была самая страшная ошибка, которую он мог совершить.

Вокруг него разворачивалась оргия насилия, и Тарниш застыл, пригнув голову. Воздух был холодным, очень холодным, и он мог видеть свое дыхание. Он был густым от брошенных заклинаний, которые шипели, трещали и наполняли ноздри озоном. Вокруг него раздавались крики мертвых и умирающих, но было и что-то еще.

— СРАЖАЙСЯ ЗА МЕНЯ!

Голос был везде и нигде, он исходил отовсюду.

— СРАЖАЙСЯ ЗА МЕНЯ, ЧТОБЫ Я МОГ ПРИВЕСТИ В ДЕЙСТВИЕ ДРЕВНИЕ МЕХАНИЗМЫ И ВОЗВЫСИТЬСЯ! БОЖЕСТВЕННОСТЬ В ПРЕДЕЛАХ ДОСЯГАЕМОСТИ! СКАЙРИЧ! УХВАТИТЬСЯ ЗА НЕБЕСА И ВОЗВЫСИТЬСЯ! ВОЗВЫШЕНИЕ!

Пока слова эхом разносились по залу, единороги продолжали убивать друг друга. Самые ужасные заклинания разлетались, кастовались, и Тарниш увидел, как одного единорога словно вывернуло наизнанку. Еще одно заклинание взорвалось, заставив рухнуть стены. Два единорога сцепились в смертельной схватке, их лучи сцепились, каждый толкал магический нексус, закрутившийся между ними. Другой единорог убил одного из сражающихся, а нексус отлетел в сторону и влетел в другую группу сражающихся, убив многих из них.

— Я, КОПЬЕНОСЕЦ, УЖЕ ВЫПУСТИЛ СВОИ АРМИИ В ЭТОТ МИР, А ТЕПЕРЬ Я ВОЗВЫШАЮСЬ И ПРИСОЕДИНЯЮСЬ К СВОЕМУ ВОПЯЩЕМУ, ЛЕДЕНЯЩЕМУ ДУШУ ВОИНСТВУ! СРАЖАЙТЕСЬ ЗА МЕНЯ, ЧТОБЫ Я МОГ ПОЗНАТЬ СОВЕРШЕНСТВО! МНОГИЕ ДОЛЖНЫ ПОЗНАТЬ ВОЙНУ, ЧТОБЫ Я МОГ ПРИНЕСТИ ВЕЧНЫЙ МИР!

Натолкнувшись на затянувшееся скопление прогорклой, испорченной магии, врожденная магия Тарниша включилась, чтобы защитить его…

Шамблер взорвался вспышками голубого света, а затем на его поверхности стала расти ядовитая шутка. Сразу же он начал уменьшаться, становиться меньше, его мокрое, скользкое тело стало казаться более сухим. Труп единорога выпустил еще один некротический луч, но Винил снова заблокировала его. Тарниш, вступив в поединок воли с шамблером, продолжал вливать в него свою сущность, хотя не осознавал и не понимал, что делает это.

Шамблер, мерзкий ужас, пытался отбиться от очищающего воздействия ядовитой шутки. Вокруг него вихрились пятна странной магии, мерзкие сферы зеленого света медленно и лениво вращались вокруг исхудавшего тела. Из цветков ядовитой шутки вырвалось синее пламя, которое воспламенило шамблера, обдав его эфирным огнем. От пылающей мерзости исходило жуткое зловоние, а сознание Тарниша плавало то в прошлом, то в настоящем, наблюдая момент ужасного возвышения Копьеносца. В его ушах раздался ужасающий воющий звук — отголосок прошлого, воспоминание о котором хранит в себе Шамблер. От этого воя веяло безысходностью, холодом, он грозил заледенить сердце.

Из умирающей мерзости начал подниматься болезненный желтый туман, а синее пламя разгоралось все ярче. Тарниш почувствовал, как его охватывает необычное чувство — умиротворение и покой, которые он связывал с выполнением своего предназначения, с теми моментами, когда он исполнял волю своей кьютимарки. Чувство безнадежного отчаяния покинуло его, и, вспомнив о своих товарищах, он почувствовал, как тепло жизни и дружбы разливается по всем частям его существа.

Труп единорога теперь казался почти живым. Он брыкался и корчился, сопротивляясь наступающему концу. Открывая и закрывая рот, он создавал иллюзию жизни. Какие бы нечистые чары ни одушевляли его, теперь они умирали, исчезали, очищенные ядовитой шуткой. Тарниша окружил нимб голубого света, который потрескивал и рассыпался маленькими молниями, плясавшими по его шерсти.

Гниющий труп отвалился от тела шамблера, и, оторвавшись от него, шамблер перестал представлять угрозу. Он превратился в горящую кучу мусора, охваченную синим пламенем. Труп начал стремительно разлагаться, а усики ядовитой шутки способствовали распаду старых, сгнивших тканей. Череп съежился, как плод, оставленный на солнце, а костная структура приобрела странный, неестественный вид, уменьшившись в размерах.

С шипением останки продолжали исчезать, а нимб вокруг Тарниша становился все ярче.