Скайрич

66. Свет ужасает

То, что выходит из темноты, не всегда совпадает с тем, что в нее попадает. Тарнишед Типот задумался над этими словами, сказанными ему однажды принцессой Селестией наедине. Тогда он их не понял, но теперь, погребенный в могиле, где нет неба, весь их смысл опустился на него, как погребальный саван. Тарнишед Типот, ушедший в Скайрич, будет похоронен здесь, а Тарнишед Типот, который выйдет оттуда — если вообще выйдет — будет уже совсем другим пони.

Кости серебряного дракона простирались дальше, чем мог достать свет. Дэринг Ду и Винил Скрэтч осматривали их — по какой причине, он не знал, — а Рейнбоу, рискнувшая отправиться в темноту на разведку, теперь почти прижималась к нему, ходя вокруг него по кругу. Исследовать Фабрику Реальности в жуткой темноте было совсем не страшно, ни в малейшей степени. Нет, ни капельки. Он был в порядке; это Рейнбоу Дэш выла, как испуганная кошка.

Все ощущения масштаба и расстояний теперь были искажены, и это беспокоило Тарниша. Сколько гор было выдолблено? Как далеко вглубь мира они забрались? Как все это вообще возможно? Еще хуже было то, что воздух здесь был спертым, почти мертвым, и он не мог не удивляться, что в этой усыпальнице, где покоилось прошлое, вообще есть воздух, пригодный для дыхания.

Там, где другие части Скайрича цеплялись за жизнь, как бы она ни была искажена, это место казалось мертвым. Старые кости каким-то образом сохранялись, смерть, которая продолжала существовать, неестественное состояние смерти. Здесь было холодно, но холод был чем-то большим, чем просто температура. Хотя механизмы все еще работали — он слышал их гул в глубине своих ушей — фабрика, производившая реальность, была остановлена.

Тарниш изо всех сил старался не думать о тревожных последствиях.

Если повредить все еще работающие машины, то что можно сделать с самой реальностью?

Он не был самым умным пони — с этим он уже давно смирился, — но он был способен думать о самых тревожных вещах. Тарниш понимал результаты, даже если не до конца осознавал способы и средства. Его интеллект — так он чувствовал, так он считал — был рассчитан на действие, на импровизацию. Остановиться и подумать посреди боя между жизнью и смертью означало навлечь на себя фатальные последствия. Но стремиться к исходу — значит выжить.

Теперь, погребенный в этой могиле, в этом склепе, в этом мертвом месте, Тарниш обнаружил, что слишком много думает о своих действиях и о том, что делать дальше. Это тревожило его, выводило из равновесия; он постоянно находился в состоянии борьбы или бегства. Он не мог даже предположить, чем все это закончится. Способные выживальщики не всегда были способными мыслить. И все же Тарнишед Типот понимал, что должен стать кем-то другим, чем-то лучшим.

Но его уверенность была поколеблена.

— Рейнбоу Дэш, — обратился он к вышагивающей пегаске, — почему ты в смятении?

Она не ответила. Он не был разочарован. Их отношения были такими, что у них хватало прочности пережить любую тишину, которая могла бы осадить их. Заставляя свой рог светиться ярче, Тарниш почти до отказа напрягся, пытаясь отогнать тьму. Тени ожили и заплясали в отбрасываемом им бледно-голубом свете. Дэринг Ду, видимо, удовлетворенная своим исследованием, сделала шаг назад, подальше от костей дракона, а за ней и Винил Скрэтч.

— Смотри, — сказала Дэринг Ду, поднимая копыто и указывая, — вон там. Направь туда свет.

Винил, быстро среагировав, послала свои плавающие шары света в том направлении, куда указывала Дэринг Ду. Тарниш едва не затаил дыхание, когда в темноте показались две узнаваемые фигуры. Они стояли безмолвными часовыми, каждая из них несла свою вахту в арке зала, поглощённого тьмой.

Принцесса Луна и принцесса Кейденс были вполне узнаваемы, но что-то в них обеих было не так. Что-то тревожное, и, как ни старался, Тарниш не мог определить, что именно. При ближайшем рассмотрении он понял, что принцесса Кейденс — это вовсе не принцесса Кейденс, а какая-то другая пони. Какая-то пони с поразительным сходством, почти клон Принцессы Любви.

— Это, — сказала Дэринг Ду, почти выдохнув начало своего предложения, — принцесса Аморе. Или королева Аморе. Но она не была аликорном, она была единорогом. Кристальный единорог. Сомбра превратил ее тело в кристалл и разбил его. Некоторые считают, что ее можно воскресить, если найти все осколки.

— Так что же мы видим? — спросила Рейнбоу Дэш. — Я не понимаю.

— Судьбы меняются? — Дэринг Ду пожала плечами раз, потом второй и придвинулась еще ближе, чтобы лучше рассмотреть статую. — Королева Аморе, принцесса Аморе, возможно, ей было суждено стать аликорном любви, но магия Сомбры была такова, что сама судьба была изменена, или искажена. Потребовалась тысяча лет или больше, но гармония восстановилась, и теперь у нас есть принцесса Кейденс.

— Это не принцесса Луна. — Рейнбоу Дэш, следовавшая за Дэринг Ду, теперь стояла и смотрела на странно знакомую фигуру.

— С чего ты взяла, Рейнбоу?

— Ну, шарики.

— Рейнбоу, шарики растеряла, как это?

— Нет, Дэринг… шары. Видишь? У этой безумно женоподобной статуе есть яйца.

— А что… есть. Как детально. Как необычно.

Тарниш не стал приглядываться, а поверил Рейнбоу на слово. На задних конечностях не было ни меток, ни луны, ни черных пятен. Статуя по-прежнему была тонкой и изящной, как принцесса Луна, но при тщательном осмотре в ней обнаружились мужские черты. Возможно, это был случайный аликорн — случайный аликорн неоднозначного пола. После нескольких мгновений разглядывания он решил, что это абсолютно ничего не значит и является просто украшением, наводящим на размышления.

— Смотрите, — Рейнбоу Дэш вытянула крыло и указала в коридор, — там еще что-то есть.

— Так и есть, — ответила Дэринг Ду.

— Это… это Твайлайт. — Рейнбоу шагнула вперед, в бездонную тьму, и ее спутники поспешили за ней. — Это лицо я узнаю где угодно, но не тело. Почему Твайлайт выглядит так странно?

— Она вытянутая и худая, как и другие принцессы. — Дэринг Ду теперь стояла прямо перед статуей и смотрела на блаженное лицо, с безмятежным взглядом обращенное вниз. — Длинные ноги, легкое тело, тонкая шея, а эти крылья… это крылья принцессы аликорнов. Как любопытно.

— Но Твайлайт совсем не такая. — Глаза Рейнбоу метались по сторонам, выражая сильное чувство вины, и голос Рейнбоу упал до шепота: — С момента вознесения она набрала много килограммов. Она не стала худее, она стала толще. В какой-то момент она перестала быть единорогом с крыльями, а стала больше похожа на земную пони с рогом и крыльями. И то, как она ест… Твайлайт очень трепетно относится к своему весу и к тому, как изменилось ее тело.

— Значит… эти статуи… они показывают то, что могло бы быть? Или то, что должно быть? Я имею в виду, здесь есть различие. Что если Твайлайт должна быть такой, но из-за каких-то неизвестных факторов вместо того, чтобы обрести тело аликорна, Твайлайт обрела тело земной пони? Поверьте мне… Я разбираюсь в телах земных пони. У Твайлайт больше общего с Мод и Октавией, чем с Винил или принцессами. — Тарниш вздрогнул, сам не зная почему, и был почти уверен, что каким-то неведомым образом Твайлайт подслушивает каждое слово.

От этого ему было очень не по себе, ведь Твайлайт никак не могла подслушивать.

— Твайлайт не может отдыхать на тонких облаках, как это делают пегасы, — сказала Рейнбоу Дэш своим спутникам. — Она, как правило, рвет и разметает их. Однажды в Клаудсдейле с ней произошел очень неловкий инцидент. Наверное, мне не стоит об этом говорить.

Стоя в стороне, Винил многозначительно показала на себя и хрюкнула.

Тарниш переместился к ней, а затем попытался увидеть то, что она могла видеть, и сразу же обнаружил это. То, что он увидел, привело его в замешательство, и он стоял в немом молчании, не в силах осмыслить увиденное. На кьютимарке Твайлайт была безошибочно узнаваемая центральная звезда, но более мелкие звёзды на орбите исчезли, их заменили пять знакомых знаков — один из них находился менее чем в метре от него, на пони, которая только что сказала, что её подруга слишком увесистая, чтобы отдыхать на тонких облаках.

Дэринг Ду подошла посмотреть и, увидев то, что увидели Винил и Тарниш, замерла в потрясенном молчании. Рейнбоу, которая все еще смотрела на лицо Твайлайт, тоже подошла посмотреть, и когда она застыла на месте, Тарниш заподозрил, что прекрасно понимает, что она чувствует.

Тишину нарушил пегас с радужной головой.

— Так ли… так ли выглядела бы Твайлайт, если бы у нее были… если бы у нее были мы… то, что делает нас, ну, вы понимаете. То, что делает нас особенными. Наши таланты. Мы уже знаем, что наши кьютимарки можно поменять местами. Их даже можно украсть. Что, если Твайлайт позаимствует наши знаки? Стала бы она супер-аликорном? Это настоящая магия дружбы. Эй, можно мне на минутку позаимствовать то, что делает тебя особенной? — Удивлённая болтовня Рейнбоу Дэш смолкла, и она замерла.

Дэринг Ду спросила благоговейным шепотом:

— А ты бы отдала ей это, если бы она попросила?

— Ну, конечно. Я бы доверила его ей. Она была бы великолепна. — Рейнбоу Дэш немного замялась, а затем повернула голову, чтобы посмотреть на свою кьютимарку, которая в данный момент была прикрыта седельными сумками. — Я могла бы обойтись без нее, если бы пришлось. На какое-то время. Она бы ее вернула.

Расстроенный, Тарниш не знал, как ему относиться к такому случайному обмену душами. Твайлайт можно было доверять, конечно, но пони вроде Старлайт Глиммер — нет. Любая пони, способная украсть метку, вполне может догадаться, как ее прирастить и получить всевозможные таланты, которые сольются воедино непостижимым образом, выходящим за рамки самых смелых фантазий. Чем больше он думал об этом, тем больше тревоги испытывал. Похититель душ был бы страшным существом, случайно укравшим то, что делало пони особенным.

Это была бы смерть уникальности.

Вооружившись щитом и гаечным ключом, Тарниш направился по темному, наводящему ужас коридору, не обращая внимания на пустоту, где когда-то было мужество. Хотя разглядывание статуй было приятным развлечением, это ни к чему не привело. Через несколько шагов остальные выстроились рядом с ним. Статуя Твайлайт была бесконечно увлекательна, пожалуй, даже слишком, и было приятно отойти от столь увлекательного занятия.

Через каждые несколько метров стояли другие статуи, спрятанные в нишах, но он не останавливался, чтобы взглянуть на них. В лучшем случае они пожирали время, а в худшем — представляли потенциальную угрозу для выживания. Движимый целью, он сосредоточился на темноте впереди. Переставляя копыта, напрягая все органы чувств, Тарниш устремился в неизвестность. Так было до тех пор, пока он не увидел впереди слабый свет. Он мерцал примерно так же, как мерцает театральный проектор, и эти мерцания заставляли тени плясать.

После столь долгого пребывания в темноте свет еще никогда не казался таким угрожающим.

Стиснув зубы, напрягая мышцы шеи, чувствуя такое давление, что укус на ноге запульсировал, Тарниш продолжал осторожно продвигаться вперед. Какой у него был выбор? В этом месте, в этой гробнице теней, давно погас свет, поэтому видеть этот свет, наблюдать это освещение было тревожно, беспокойно.

Он лился из открытой двери и заливал коридор искаженными тенями. По позвоночнику Тарниша пробежали мурашки, а рядом с ним в удивительном молчании застыла Рейнбоу Дэш с поднятыми вверх бровями. Она отделилась от него и заняла позицию возле двери, прижавшись к стене рядом с ней, готовая нанести сокрушительный удар исподтишка.

Рейнбоу Дэш была настоящей стервой, когда дело касалось действий исподтишка, и Тарниш любил ее за это.

Подняв щит, Тарниш двинулся в дверной проем, готовый прорваться и зачистить его. Сколько раз он оказывался в роли привратника? В скольких притонах контрабандистов и убогих обиталищах мерзавцев и негодяев он побывал? Сколько партий в покер было прервано, брошено незавершенными. Теперь это уже казалось рутиной. Он, Тарниш, пони устрашающего роста, играл роль магнита для жуликов и врывался в дверной проем. Если все шло хорошо, он проникал внутрь и шел дальше. Если же дела шли плохо, он отступал, а Рейнбоу Дэш обходила нападавшего с фланга.

Это было действие, которое предполагало огромное доверие.

И вот теперь, стоя в дверях, готовый к насилию, с поднятым щитом, он услышал голос:

— Входите. Вы как раз вовремя, чтобы увидеть, как Избранный сбросит луну на Кантерлот. Пожалуйста, здесь вы в безопасности, и я не желаю вам зла. Входите, но, пожалуйста, тихо. После столь долгого ожидания мне бы не хотелось пропустить финал.