Быть или быть?
Пролог
В детстве многие из нас мечтают стать стать космонавтами, спецназовцами, супергероями или президентами, но, вырастая мы понимаем, сколь далека реальность от мечтаний юных лет. Вырастаем и вместо того, чтобы спасать мир или бороздить просторы космоса, идём работать охранниками, поварами, машинистами или кем-нибудь ещё, лишь бы заработать на жизнь.
Хочешь ты того или нет, но приходится взрослеть. И мне тоже пришлось.
Случилось это примерно тогда, когда я избавился от наивной и присущей детям веры в то, что взрослые — большие и умные люди, решающие важные вопросы и всецело распоряжающиеся своими жизнями. Но, как оказалось, ум не зависит от количества прожитых лет и даже взрослые коллеги по офису, будучи обычными нормисами — опасные для общества и самих себя идиоты, верящие в собственную правильность и безгрешность, с которыми я работаю только за зарплату. Благо она немного превышает средний заработок по городу и её хватает не только на еду, но и на то, чтобы что-то откладывать на будущее.
За большими деньгами я не гонюсь, а уж крысиные бега вверх по карьерной лестнице вовсе мне претят. По большому счёту всё, чего я хочу, так это тихо и комфортно жить, наслаждаясь теми маленькими радостями, какие обычный человек может взять от этого мира — видеоигры, выезды на природу и прочее. Благо отсутствие семьи в двадцать девять лет позволяло мне это, чем я был несказанно рад. Вопреки пониманию родственников и знакомых, у которых разрывало шаблон от осознания того, что я наслаждаюсь холостяцкой жизнью и не спешу закабалить себя браком.
Благодаря отсутствию семьи у меня было больше свободного времени, чем у моих коллег, и почему-то некоторые из них думали, что я вполне могу им пожертвовать, помогая им после работы или подменяя, когда им надо. Всегда можно пойти навстречу в таких случаях, но памятуя о том, что отзывчивость люди воспринимают как слабость и спешат сразу же сесть на шею, я всегда хладнокровно отвечал:
— Не моя проблема.
И я считал, что имею полное право на это. Я никогда и никого не просил о помощи, ожидая, что кто-то пожертвует своим свободным временем ради меня. Почему же другие это себе позволяют?
Наглость. Наглость и тупость, свойственные людям. И особенно ими отличался новый сотрудник, который под конец рабочего дня начал надоедать мне в личке.
«слушай ну будь другом выручи а? ты в прошлый раз за пару минут всё сделал».
И этим он подтверждал моё жизненное правило — не помогать людям лишний раз, чтобы они не сели тебе на шею. Сначала он спустил в унитаз добрую половину своего рабочего времени, бегая либо в курилку, либо за водой к кулеру, а теперь хочет отыграться за мой счёт. Достаточно того, что я выручил его в прошлый раз, списав всё на проблемы, которые возникли из-за недавнего перевода в наш отдел. Руки так и чесались написать волшебное “Пошёл нахуй.”, которое расставит все точки над “е” и “i”, но я ограничился лишь этим:
«Попроси у начальства дополнительные часы, если не успеваешь в обычное время».
«я не могу оставаться на переработку, семья дома ждёт, а там свои проблемы и заморочки. помоги буду должен!»
Проебался — он, семья — у него, а батрачить в ущерб своему досугу буду я. Как же меня воротит от такого мышления безответственного пятиклассника.
«Ты мне за прошлый раз должен, так что верни услугу — реши свои проблемы сам», — с некоторой долей гадливого удовольствия написал я в ответ и выключил компьютер, после чего покинул рабочее место.
Почему это вдруг его семья важнее моих дел? Почему я не могу сказать “Хей, подмени меня, а? Сегодня выходит ремейк второго Сайлент Хилла, который я ждал дольше, чем учился в школе! Не терпится поиграть”? Хотя выпуска Сайлент Хилла нужно было ещё дождаться, а пока я мог развлечь себя Crusader Kings 3 и нестареющим Скайримом. А ещё собранием книг “Песнь льдя и пламени”, которые я одолеваю страничку за страничкой уже который месяц. И всё равно, уходя с работы, я чувствовал себя раздражённым.
Этот коллега меня выбесил. В его просьбах и словах всегда подспудно сквозит это неозвученное: “Мне все обязаны. Мне все должны”. Почему у большинства, кто обзавёлся потомством, возникает такой бзик?
Этот вопрос застал меня на пешеходном переходе, где я стоял, выжидающе смотря на горящего на светофоре красного человечка и слушая музыку. Из-за этого я не увидел, как мчащаяся по дороге фура опасно завиляла, и лишь кое-как расслышал предупреждающий гудок. Да и то, к тому моменту, когда он достиг моего внимания, реагировать было уже поздно.
Всё произошло слишком быстро, чтобы я успел хоть что-то понять. Одну секунду я стою, а в следующую меня словно засосало под бульдозер, который натёр мою тушку на асфальт.
Я всегда готовил себя к тому, что когда-нибудь умру. В конце концов, все мы люди, все мы человеки и все мы — смертны. Придёт час и каждый возляжет на смертном одре, дожидаясь, пока сердце отобьёт последние удары. Я уже давно смирился с тем, что это неотвратимо постигнет и меня. Единственное, что в этом вопросе не давало покоя — неизвестность. Когда настанет время отдавать швартовые от причала жизни? Что же... В моём случае, ответ нашёл меня пару минут назад.
После работы в чёртовом офисе всё, чего хочется, так это поскорее вернуться домой, закрывшись входной дверью от опротивевшего реального мира, и отправиться бороздить просторы Тамриэля, Неверленда и других вымышленных вселенных, в которые открывали двери компьютерные игры. И путь до дома помогала скрасить музыка, ревущая в наушниках, а также верный телефон, служивший одновременно и для развлечения, и для коммуникации. Переписываться с кем-то, на ходу листая ленту ВК — святое дело. И именно оно-то меня и сгубило.
Увлечённый электронным девайсом и музыкой, я не заметил и не услышал, как по дороге, на гололёде, заскользил выехавший на обочину грузовик. Обнаружилось же это уже тогда, когда я лежал на тротуаре с перемолотыми костями и истекал кровью, наблюдая за бессмысленной суетой свидетелей случившейся трагедии. Кто-то звонил в скорую, а кто-то по-современному счёл долгом задокументировать произошедшее на камеру своего смартфона. Всё-таки пророческим был тот мем, в котором говорилось, что последним, что ты увидишь если будешь умирать попав в аварию, так это — стадо мимокрокодилов, снимающих твои последние минуты на телефоны. Ну... Буду надеяться, что они кончат много хуже и мучительнее, чем я.
Было ли мне больно? Нет. Во всяком случае, первые несколько секунд. Всё произошло так внезапно, что тело даже не поняло, что с ним произошло и не сразу нажало на рубильник болевых ощущений. Однако когда это случилось... Я в полной мере смог оценить то, что чувствует сыр, плавящийся на сковородке. А в пламени агонии я именно, что плавился. Капля за каплей кровь покидала меня, а вместе с ней — и последние остатки жизни. И можно было бы рыдать сквозь боль, выскуливать предсмертную молитву (которую я всё равно не знал), стонать о помощи, звать маму, но... Я решил молчать. Молчать и дожидаться того, что вскоре случится. Или не случится, если скорая приедет вовремя, но я на это не рассчитывал. В конце концов, как говорил Дэйви Джоунс:
— Жизнь так жестока. Почему жизнь за гробом должна быть иной?
И похоже, вскоре я узнаю, какая она, загробная жизнь. Однако предчувствую, что как и реальная, она полна разочарований. И я даже не знаю, что окажется хуже — вечная и неизменная прожарка в аду, такие же бесконечные услады рая, или непредсказуемое колесо Сансары, которое может закинуть меня в тушку какого-нибудь хомячка, который проживёт от силы пару месяцев, или в растущий в огороде овощ, или в камень, стоящий на обочине дороги.
Я оставляю свою прежнюю жизнь, оставляю родных, близких и любимых, но... отправляюсь навстречу чему-то новому. Отправляюсь навсегда и безвозратно… Только перед этим нужно собраться с последними силами, приподнять более-менее функционирующую руку, сжать пальцы и показать им, что я о них думаю.
Да! Вот так вот! Снимаете мою смерть? Так запечатлите на свои смартфоны, которые намного smart большинства из вас, мой гордо устремлённый в небеса фак! Фак, который я показываю отнюдь не этому прекрасному миру, а вам, человеческие ублюдки. Показываю и умираю с улыбкой на лице…
В тронном зале Кантерлота было необычайно холодно, но причиной тому были не зимние морозы, до которых было ещё несколько месяцев, или какое иное климатическое ненастье, а восседающая на троне Королева Эквестрии — Найтмер Мун. Физически ощутимыми ледяными волнами ненависти и презрения, которые источала правительница, был пропитан каждый дюйм тронного зала, и направлены они были всего на одно существо — кофейно-молочного окраса с пепельными волосами земнопони.
— У Нас есть тысяча причин низвергнуть тебя в пучину кошмаров, смертная, — изрекла Королева, чьи зрачки узкие опасно сузились, став похожими на чёрные иглы. — Назови хотя бы одну, которая вынудит Нас сменить гнев на снисхождение.
— В… Ваше Величество, пожалуйста… — нервно пролепетала кобыла, смотря на Королеву сквозь стекляшки очков.
— Мы хотим услышать не твои мольбы, презренная, — хладнокровно пресекла бормотания Найтмер Мун, — а причины, по которым Мы можем позволить тебе избежать кары. Ты воспользуешься этой возможностью, или предпочтёшь и дальше скулить, моля о снисхождении?
— Сколько я жила, я всегда была верной подданной Вашего Величества, — собрав последние остатки мужества произнесла кобыла, склоняясь в низком поклоне. — И на посту мэра Понивилля я никогда не забывала, что хоть я и ответственна за благосостояние этого города, но прежде всего служу Вам.
— Правильно.
— И хоть именно в Понивилле начала зреть смута, которую затеяли лже-носительницы Элементов Гармонии, я бы пресекла её, если бы знала о ней.
— Вот именно, если бы, — с нажимом произнесла Найтмер Мун, особенно выделяя последние слова. — Но случилось то, что случилось. Именно из Понивилля пошла разлагающая порядок смута. И как Нам карать тебя за то, что ты допустила нечто подобное?
— Ваше Высочество, смилуйтесь! — роняя слёзы на пол вскрикнула земнопони. — Я же всего лишь мэр, а не начальница тайной полиции! Я не могу знать о том, чем занимается каждый пони в городе и выяснять, какие планы они вынашивают!
— Разумеется нет. Ты обязана была хотя бы организовать работу полиции таким образом, чтобы они вовремя среагировали и поймали преступников, но… — бирюзовые очи Королевы опасно блеснули. — Для тебя это оказалось слишком сложной задачей. Иначе бы смутьянки не ускользнули из Понивилля. Не вижу смысла карать тебя за некомпетентность, а вот за то, что из-за тебя Эквестрию начала охватывать смута…
— Пожалуйста, только не вечные кошмары! — зарыдала кобыла. — Велите казнить меня или бросить в тюрьму до конца моих дней, но только не обрекайте на такие муки!
— Мы даже не знаем, что и выбрать. Один вариант краше другого… — приняла нарочито-задумчиво выражение лицо Королева, плотоядно ухмыльнувшись. — Мы могли бы решить твою участь прямо сейчас, но предпочтём сделать это в другой раз. Бросьте её в подземелье! Пусть эта презренная томится там и сходит с ума, гадая, какая кара обрушится на неё!
К распростёршейся на полу кобыле в ту же секунду подлетели на своих кожистых крыльях фестралы, облачённые в чёрную броню. Грозно сверкая жёлтыми глазами, они подхватили рыдающую земнопони и поспешили унести её прочь, подальше от очей правительницы.
— Хе… Вершить судьбы смертных… Вот уж что точно никогда не надоест, — протянула правительница, поднимаясь c трона. — На сегодня хватит с Нас государственных и иных дел! Велим никому и ни под каким бы-то ни было предлогом не беспокоить нас!
— Так точно, Ваше Величество, — покорно отозвался один из важных вельмож, которому повезло служить секретарём при Королеве.
Однако довольная собой Найтмер Мун не услышала его ответа, уходя в свои собственные мысли, далёкие от правительственной суеты.
В блеске королевских регалий — серебрянных диадемы, ожерелья и накопытников — она прошествовала к выходу из тронного зала, в самые недра замка, в которых таилась колдовская лаборатория. И хотели того встречные на пути Королевы пони, или нет, но она неизменно бросала тень на существование каждого из них.
Длинноногая, она горой возвышалась над каждым из них, так что все они могли как следует разглядеть утончённую, но при этом довольно крепкую фигуру царственной кобылицы. Сами пони обладали округлыми, почти плюшевыми формами тел, из-за чего выглядели заготовками под полноценных взрослых пони рядом с Королевой. Это впечатление особенно усиливалось, если принимать во внимание то, что Найтмер Мун была бессмертным аликорном и сочетала в себе все особенности всех четырёх видов пони — единорогов, пегасов, фестралов и земнопони.
За её спиной переливались чёрным, под стать шерсти, оперением пышные крылья, из лба устремлялся кверху острый длинный рог, а бирюзовые глаза зрили сквозь мрак с такой ясностью, будто его вовсе не было. И помимо этих достоинств, у Найтмер Мун была ещё парочка — колышущиеся на несуществующем ветру эфирные грива и хвост тёмно-фиолетового цвета, в которых блестели звёзды.
Молва о великолепии несменной Королевы распространялась далеко за пределы Эквестрии. Многие, приезжая в столицу, тешили себя надеждой воочию узреть знаменитую правительницу, но везло далеко не всем и не всегда. Однако такого нельзя сказать о слугах и гвардейцах королевского замка, которые лицезрели её чаще остальных смертных.
И сейчас среди верных паладинов Её Величества особенно повезло тем двум фестралам, что стерегли вход в лабораторию, где правительница предавалась магическим таинствам, ведь Королева направлялась прямо в их сторону.
Завидев высокую фигуру первой кобылицы королевства, овеянную сияним фиолетовой гривы и блеском звёзд, стражи приосанились, принимая исполнительный вид. И хоть жеребцами они были статным и крепкими, от пронзительного взгляда правительницы по их спинам пробежал рой неуверенных мурашек.
— Велим ни одной живой душе не тревожить Нашего уединения, — холодно распорядилась правительница, вставая к гвардейцам настолько близко, что те могли ощутить исходящий от неё запах духов с ароматом лаванды.
— Так точно, Ваше Величество!
— И когда Мы велим ни одной, Мы имеем в виду и дворян, которые чрезмерно раздувают важность своих просьб. Разворачивайте их и отправляйте туда, откуда они пришли.
— Ваше Величество, а если, допустим, кто-то из высших чинов будет искать Вашего участия, потому что Эквестрии может угрожать беда?
— Мы с удовольствием выслушаем его, но только после того, как закончим со своими делами. Ежели не поймёт он этого с первого раза, то вы вольны бросить его в темницу и оставить там, пока Мы не освободим. А теперь — всё. Нашего присутствия нет ни для кого в Эквестрии.
— Есть!
Довольная тем, с какой готовностью подчинённые восприняли приказ, Найтмер Мун прошествовала в лабораторию, которая встретила её тишиной, а так же рунами и письменами, начертанными в магическом кругу на каменном полу. Здесь она проводила колдовские эксперименты, суть которых выходила за грань понимания простых смертных.
Найтмер Мун повелевала Миром снов, так что нематериальная сторона бытия неотвратимо влекла Королеву к себе. Однако власть над грёзами — это было слишком мелко для такого аликорна, как она, и следующим уровнем развития её могущества был необъятный в своей неизведанности Астрал, связующий Вселенную и наполнявшие её миры. Эквестрия хранила ещё немало тайн, но они были слишком мелкими для той, кто видел на горизонте познаний секреты других галактик.
— Со своей способностью управлять снами, я стою практически у самой границы Астрала, — шептала Найтмер Мун, обходя магический круг и размещённую у его границ шестёрку чернокаменных столбов, на которых горели синим сиянием витиеватые письмена, понятные только тем, кто знаком с магическими тайнами, — Но королевские обязанности, глупые пони со своими нытьём и суетой вечно отвлекают.
Недовольно скривив губы, аликорн расположилась в центре круга, в месте пересечения тех линий, которые можно было провести от одного столба к другому. Её рог, длинный и острый как наконечник копья, объяло аквамаринового цвета мерцание, и в этот же миг глаза закатились под веки, показывая белки, а сознание несменной Королевы Эквестрии оставило её тело, возносясь туда, куда ни одному существу, кроме неё, обитающему в бренном теле, не дано попасть.
Ни одна тропа не вела в Астрал, течение ни одной реки не впадало в него, так что проникновение в его пределы можно было сравнить с тем мгновением, когда сознание похищает пролетающий на своих воздушных крыльях Морфей, унося с собой в царство грёз. Что-то подобное произошло и с Найтмер Мун, когда загадочное измерение отворило перед ней свои двери, за которыми её ждало нечто большее, чем целый неизведанный мир или галактика. Нечто, неописуемое ни на одном из языков, ведь Астрал не ведает слов.
И Найтмер Мун самозабвенно отправилась ему навстречу, предвкушая те тайны нового измерения, которые ей предстоит узнать, при этом опрометью забыв об одном нюансе… Каким путём она вошла в Астрал, таким же кто-то мог и выйти из него.
Бесчисленное количество душ со всех просторов Вселенной дрейфовало в его просторах, ожидая пока Колесо Сансары или иной маховик круговорота жизни решит их загробную участь. И одна из них, не то по воле непредсказуемой оказии, не то по собственному слепому разумению, покинула Астрал тем же путём, каким в него проникла несменная Королева Эквестрии.
Открыв глаза, я почувствовал себя словно во сне. Нет, не потому, что увидел перед собой что-то сказочное, а потому, что ощущал нереальность того, что меня окружало.
Словно в бреду, я созерцал высокие монолиты с необычными светящимися письменами на них, которые так напоминали те, которые можно увидеть чуть ли не в каждой фентезийной РПГ. Как и в играх, вряд ли в этих был какой-то смысл и существовали они только для того, чтобы создать таинственный волшебный антураж. Это же относится к начертанному на полу кругу, в центре которого я лежал, словно в жертвенной пентаграмме для призыва демонов.
С кружащейся головой и невероятно потяжелевшим телом, было сложно заставить себя встать на все свои четыре… ноги? Хотя да, в таком нетрезвом состоянии можно ходить только на четвереньках, однако стоя мне показалось, что я стал выше, чем прежде. И в таком положении я отправился исследовать помещение, в котором оказался.
Внезапно удлинившаяся раз в десять шея ни капли меня не удивила, как и необходимость ходить на всех конечностях. Всё-таки в бреду, тем более предсмертном, всё и должно восприниматься совершенно иначе. Так что заставленные книгами полки шкафов, какие-то кристаллы, хрустальные шары, мегаскопы, как в этом вашем ведьмаке, меня ни капли не удивили. Что-то я даже потрогал копытами, которые внезапно оказались на руках вместо ладоней. Однако даже их наличие меня не смутило.
Оглядев место своего послесмертного пребывания и подивившись тому, как сильно оно походит на учебный класс в каком-нибудь Хогвартсе, я покинул оное через дверь. Такую большую, деревянную и высокую, как в замке. И за ней меня ждали… какие-то жуткие антропоморфные лошади с большими миндалевидной формы кошачьими глазами на пол головы, короткими мордашками, перепончатыми крыльями, наряженные в вычурные, совсем не конские доспехи, дизайн которых явно был вдохновлён вселенной ВоВ. А ещё они были маленькими. Настолько маленькими, что могли потеряться между моих длинных ног, словно дети.
Я ожидал увидеть в роли чертей стереотипных красных гуманоидов с рогами, хвостами и трезубцами, но… Кто сказал, что ад должен быть таким, каким его рисуют люди?
— Ваше Величество! — внезапно воскликнули эти лошади (точнее, лошадки) и поклонились до самого пола.
Быстро оглядев коридор, в котором я оказался, и не увидев никого, походящего на “Величество”, я решил, что они обращаются ко мне. Мой затуманенный рассудок воспринял это как должное, но не предложил ни одного варианта ответа на приветствие, в то время как ноги несли меня в лишь им известном направлении. Я ощущал себя словно… Словно поезд, вставший на рельсы и способный двигаться только по заранее проложенному пути. Роскошные коридоры, увешанные картинами, гобеленами и заставленные доспехами проносились мимо, а мне только и оставалось, что крутить головой и любоваться ими. И принимать почести.
Лошадки в доспехах, лошадки в платьях горничных, лошадки в каких-то дорогих одеждах… Все падали предо мной ниц, а я даже не знал чем ответить на эти почтительные жесты. Разве что только скупым кивком, но в бреду я как-то поздно подумал об этом, только тогда, когда, похоже, достиг места своего назначения — больших роскошных дверей, за которыми располагалась просторная комната. Вернее, даже не комната, а целые покои, достойные называться поистине королевскими.
Блин, да в них целиком поместилась бы вся моя двухкомнатная квартира! В самом центре помещения стояла кровать поистине конских размеров. Многочисленные комоды, большое зеркало во всю стену, шкафы для одежды и книг, пышный ковёр на мраморном полу, серебряные подсвечники, люстры и канделябры, украшенные изумрудами… Будь я в своём уме, побоялся бы заходить в такую комнату, опасаясь что-нибудь поцарапать, но я пребывал в предсмертном бреду, так что ноги сами занесли меня внутрь.
— Интересно, моих сбережений на переезд из родного Мухосранска хватило бы, чтобы снять это всё на сутки?
Услышь я тот голос, которым заговорил — глубокий и бархатистый, словно у оперной певицы — в трезвом состоянии рассудка, то неслабо бы ему удивился. Но во всём этом трипе он воспринимался как родной, так что ни капли ему не подивившись, я взялся за исследование помещения.
В шкафах — различные платья и шкатулки с драгоценностями, из суммарной стоимости которых можно было отстегнуть по миллиону долларов каждому человеку планеты и при этом немало оставить на безбедную жизнь. В комодах прятались флакончики с духами и коробочки с косметикой, от великого разнообразия которой у любой женщины глаза разбежались бы в разные стороны.
Зато было на что поглядеть в зеркале, а именно — на моё собственное отражение, и я увидел, опять же, лошадь, формы и вид которой были так похожи на тех, что я встретил по пути в покои. Только вот та, что взирала мутным взглядом с поверхности зеркала, была длинноногой, с беспричинно колышущимися гривой и хвостом из какой-то… тёмно-фиолетовой магической материи, в которой блестели звёзды?
Мне сложно было подобрать слова, которые могли бы описать существо, увиденное в зеркале, но если собрать мысли воедино и попытаться дать какую-то исчерпывающую характеристику — странная, нелепая мультяшная карикатура на лошадь, нарисованная для какого-нибудь девчачьего мультсериала.
— Ну хоть не приходится перед апостолом Петром за грехи отчитываться, уже хорошо, — проворчал я, делая круг по комнате, оглядывая её ещё раз. А потом последовал третий круг, за ним ещё и четвёртый, и лишь когда замкнулся пятый, ноги донесли меня до кровати, на которую я плюхнулся и вскоре уснул.
Ну как уснул… Провалился во мрак, который последовал за предсмертным бредом, который воистину оказался бредом. Даже пресловутый свет в конце туннеля имел бы больше смысла, чем это вот всё…