Вместе они борются с преступностью

Глава 11

Не каждый день лучадор случайно спускался через люк и объявлял, что сейчас будет эпическое избиение задниц, сопровождаемое музыкой марьячи. Не в силах отреагировать, головорезы, бандиты (даже несколько десперадос, заблудших бурро) и громилы, все они стояли и моргали, недоумевая, как и почему среди них появился лучадор. Первыми отреагировали отчаянные: быстро развернувшись на месте, они бросились к выходу, прекрасно понимая, что сейчас произойдет.

Плащ Гуакамели закрутился вокруг нее — да, это точно была она, поскольку голос у нее был явно женский, — а затем с непонятным хлопком она исчезла из виду. Она просто исчезла, а толпа начала роптать. Секунду спустя она появилась снова, взорвавшись конфетти, серпантином и крошечными конфетами, завернутыми в красочную, веселую вощеную бумагу. В непринужденной позе, стоя на задних ногах, она застала врасплох ближайшего противника и нанесла ему страшный, восхитительный круговой удар, от которого ее плащ взметнулся, пока она кружилась.

А потом она снова исчезла, оставив после себя конфетти, серпантин, конфеты и сломанную челюсть.

Она снова появилась в поле зрения с еще большим количеством конфетти, серпантина и конфет, ее накидка развевалась на невидимом, непостижимом ветру. На накидке был изображен кактус и украшенный красивый череп бурро, глаза которого были похожи на два живых светящихся уголька. Это было не просто изображение: его глаза двигались, пламя мерцало, а череп, сделанный из лоскутков, казалось, смеялся.

Гуакамели атаковала, бросившись на группу растерянных земных пони и одного пегаса. Взмахивая крыльями, пегас пытался получить преимущество в высоте, но Гуакамели это не устраивало. Грациозно подпрыгнув, она схватила пегаса за задние ноги, ухватив его за ляжки, и, приземлившись на землю, с размаху бросила его на его товарищей. Один земной пони увернулся и с испуганным криком откатился в сторону, но пони рядом с ним не повезло, и кричащий, паникующий пегас столкнулся с земным пони с потрясающим мясистым шлепком. Но Гуакамели еще не закончила, и даже когда земной пони рухнул на бетонный пол с гротескной травмой головы, она приготовила свое импровизированное оружие из пегаса для нового удара.

Сделав взмах на триста шестьдесят градусов, Гуакамели отправила пони кувыркаться вокруг себя, а затем отшвырнула пегаса в окровавленную кучу тел, которые теперь были навалены вокруг нее. Она перепрыгнула через них и двинулась в бой с группой пони, идущих ей наперерез. Бегая на двух задних копытах, она двигалась с грацией балерины, ловко, быстро и уверенно.

Пробегая мимо верстака, она схватила передними копытами длинный красный ящик с инструментами, а затем со всей силы замахнулась им, обрушиваясь на потенциальных нападавших. Ящик с инструментами выскользнул из ее копыт и полетел как ярко-красная ракета, которая лязгала, громыхала и звенела, взмывая в воздух так, как может только длинный прямоугольный ящик, наполненный инструментами.

Она ударила в лицо приближающемуся земному пони, раздробив зубы при ударе. Разразилась какофония: крики, звон металла о кости, панические крики и сладкие, сладостные звуки музыки марьячи — все это составляло ужасный саундтрек к битве. В тот самый момент, когда земные пони уже собирались схватиться с ней, она исчезла, растворившись в воздухе, когда ее плащ словно проглотил ее.

Гуакамели снова появилась, но просуществовала достаточно долго, чтобы заключить земного пони в крепкие объятия, почти проглотив его в своем разноцветном плаще, а затем исчезла вместе с земным пони, крепко держа его в своих объятиях. Через мгновение ее снова можно было увидеть высоко на стропилах; она оттолкнула земного пони от себя и, когда он плюхнулся на бетон внизу, снова исчезла, оставив его на произвол судьбы.

— Бей его стулом! — кричал жеребенок, запертый в импровизированной клетке из цепной ограды, когда Гуакамели надвигалась на своих похитителей. Жеребенок, казалось, жаждал насилия, и, как и у его собратьев, его рот был полон конфет, которыми теперь был усеян пол. — Стул! Бей его стулом!

Фигура в маске подняла стальной стул, и земной пони, которого она преследовала, покачал головой из стороны в сторону, молчаливо прося Гуакамели опустить стул, чтобы они могли обсудить это рационально,как одно копытное четвероногое с другим. Было очевидно, что у него нет никакого желания устраивать с лукадором поединок в клетке. Подняв стул высоко над головой, Гуакамели сделала выпад вперед и обрушила его вниз со страшной силой. Земной пони увернулся на волосок от удара и начал хныкать, умоляя о пощаде, пока отступал.

Пощады не было, и на этот раз, когда Гуакамели взмахнула стулом, она попала в правую переднюю ногу земного пони, которая от удара неестественно изогнулась. Стул тоже получил значительные повреждения, и две его ножки тоже согнулись. Она отшвырнула стул, он заскрипел и загрохотал по бетонному полу, а затем она наклонилась, чтобы поднять лежащего земного пони со сломанной ногой.

Сделав аккуратное сальто, она прижала его к себе, нанеся огромный вред его паху и голове, когда она опустила его на неподатливый пол с потрясающим мокрым шлепком. Подкопытный свернулся калачиком, зажав пах, а огромная шишка, растущая из его головы, сделала его похожим на изуродованного единорога.

Полдюжины пони двинулись вперед, решив расправиться с таинственным лучадором в маске, который все крушил. Жеребята ликовали, пребывая в приподнятом настроении, каким-то неведомым образом восстановленном и наполненном надеждой. Фантики от конфет разлетались, как осенние листья, а Гуакамели сделала копытом жест "подходи".

Один земной пони встал на задние ноги и пошел вперед с ломом, зажатым в передней. Другой сделал то же самое, но был вооружен деревянной доской. Единорог левитировала телекинезом железную трубу. Жеребята освистали их, а Гуакамели стояла в ожидании, ее плащ развевался вокруг нее гипнотическими вихрями.

Тот, у кого был лом, сделал первый шаг, и Гуакамели уклонилась от неуклюжей атаки. Труба единорога задела пеструю накидку, когда он замахнулся, но накидка выхватила железную трубу. Когда пони, вооруженный деревянной доской, замахнулся, накидка Гвакамели парировала удар железной трубой, а затем сама Гвакамели ударила жеребца с большой доской прямо в горло твердым концом копыта.

Когда он зашатался, она воспользовалась шоком и удивлением пони, державшего лом, и нанесла сокрушительный удар отбойным молотком прямо по его ногам. С пронзительным криком пони, державший лом, рухнул на землю, поджав задние ноги, а его глаза закатились обратно в череп, и все это в такт духовым звукам невидимого оркестра марьячи.

Остальные три пони, видя, как идут дела у их товарищей, решили разделиться, оставив позади кобылу-единорога, которая теперь была безоружна. Через полсекунды ее ударили ее же железной трубой, которая оставила страшную рану над бровью, и она была брошена в кучу своих корчащихся, сжимающих горло, прикрывающих яички собратьев.

— Прямо по яйцам! — крикнула кобылка, и Гуакамели молча кивнула ей, а затем бросилась догонять убегающих подкопытных.

Как раз когда ситуация уже не могла стать более хаотичной, она стала таковой. Через разбитый световой люк в склад ворвалось еще больше пони и открыли огромные двери в одном конце склада. Одетые в черные куртки и солнцезащитные очки, они десятками вваливались в здание, многие из них двигались с такой плавной грацией, которую можно создать, только скрестив ниндзя с Вондерболтами и обучив потомство танцам у Сапфир Шорс.

— ЗДЕСЬ С.Л.Р.М.Э.!^[1] ЭТО ПРОВАЛ! НИПОНИ НЕ ДВИГАЮТСЯ!

Конечно, подкопытные двигались, на них напал сверхъестественный лучадор, который телепортировался по воле судьбы, дробя их черепа, позвоночники и яйца, в то время как она мелькала туда-сюда, и теперь агенты С.Л.Р.М.Э. наводняли здание. Был только один исход, неизбежный, неотвратимый исход этого события: драка пошла полным ходом.

Громадные громилы в черных костюмах вгрызались в подкопытные, головорезов и бандитов в прекрасном порыве хаоса. Обменивались ударами и пинками. С них срывали солнечные очки. Подкопытные были наказаны за сбитые очки. Жеребята, рты которых были набиты необычными конфетами, брошенными таинственным лучадором, радовались за своих спасителей и насмехались над своими похитителями, пока продолжалась "Королевская битва".

Затем прибыли надзиратели, трое, и тоже спустились внутрь через разрушенный люк. Одетые в броню, а не в костюмы, они явно прибыли, чтобы попинать участников и пожевать косточки… но косточек у них не было. Медленно движущиеся танки, они не спешили, ввязываясь в драку и делать то, что делают Надзиратели… то есть, восстанавливая порядок, как того требовали правила.

С помощью гипнотических команд надзиратели овладевали умами подкопытных и обращали их против своих собратьев — головорезов и бандитов. Агенты С.Л.Р.М.Э. окружили здание, и им некуда было бежать, негде было спрятаться. Были только боль и ярость, а также множество жутких травм всех конечностей.

Крикет казался довольно спокойным для пони, находящегося на грани потери всего, включая свою свободу, и Ям не мог понять, почему Крикет никак не реагирует. Теперь все вокруг было в хаосе, крики эхом разносились по складу, а музыка марьячи каким-то образом слышалась над ликованием и звуками насилия.

— Если моя жизнь не может служить более важной цели, то, возможно, моя смерть выполнит то, что не смогла сделать моя жизнь, — сказал Крикет совершенно спокойным голосом. Повернувшись, он встретился взглядом с Ямом, его глаза все еще пылали надеждой, но лицо было лишено выражения. — Чего бы это ни стоило, вы мне понравились, мистер Спейд. Я восхищался вашим упорством и стремлением. Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, мистер Спейд, я бы хотел подружиться с вами. В дружбе есть весомое равенство.

— Крикет, что ты делаешь? — спросил Ям, паникуя и борясь со своими узами. С замиранием сердца он смотрел, как Крикет поднял стальной столб ограды из соседней кучи и удерживал его телекинезом. Все импровизированные камеры в этом месте были построены из цепной ограды и стальных столбов, и Яма охватило жуткое опасение. — Крикет, перестань, это не обязательно должно произойти именно так, что ты делаешь?

— Я буду выглядеть так, будто меня зверски убили те, кто нас угнетает, мистер Спейд. Моя смерть будет служить цели. Я — спичка, зажегшая свечу. Я — колокол, который не может не зазвонить. Те, кто предан этому делу, будут вдохновлены…

— НЕТ! — рявкнул Ям, когда стальной столб ограды двинулся с внезапным, стремительным ускорением, но было слишком поздно. Полый трубчатый столб угодил Крикету прямо в глаз и пронзил его голову с мокрым звуком удара. Окровавленный конец стальной трубы торчал из его гривы, и пока его тело рухнуло на пол, камера наполнилась криками всех, кто стал свидетелем последнего, ужасного поступка Крикета.

— Нет, — повторил Ям, хотя было уже слишком поздно. Он извивался и бил ногами по веревкам, но это было бесполезно.

Крикет был уже мертв, и его кровь стекала в растекающуюся лужу, которая увеличивалась с каждой секундой, окрашивая бетон в алый цвет. Ям навострил уши, услышав вокруг себя плач и крики жеребят, несомненно, травмированных последним ужасным поступком Крикета. Ошеломленный увиденным, Ям не мог понять, был ли Крикет храбрым пони, который встретил свой конец, или же подлым трусом, который просто уклонился от последствий.

— Эй, — сказал Ям, как он надеялся, дружелюбным, но властным голосом, — кто-нибудь из вас, дети, может развязать меня? Освободите меня от этих веревок, ладно? Помогите мне, чтобы я мог помочь вам, хорошо?

К ним подошла сопящая кобылка-единорог, из ее носа капали блестящие, свисающие ленты соплей, а глаза были стеклянными от слез. Однако она выглядела храброй и решительной, и Ям почувствовал, что его развязывают. Грубая веревка немного царапала его, но он почти не замечал этого. Рядом вспыхнул пожар, и дым стал распространяться по округе. Немного запаниковав, он зашевелился и пожелал, чтобы кобылка поторопилась с веревками.

Огонь начал пожирать почти готовый дирижабль и штабеля ящиков вокруг него, его голодное пламя набрасывалось на все, что было сделано из дерева. Некоторые жеребята начали пугаться и кричать. Огненные цветы разрастались слишком быстро, чтобы Яму было спокойно, и он сделал несколько бесполезных пинков ногами, которые все еще были связаны. Дышать становилось все труднее, глаза жгло от удушливого дыма.

Это точно становилось скверной ситуацией.

Одинокая фигура пробиралась сквозь пламя, казалось, невосприимчивая к дикому жару. Огромный, громоздкий, со свирепым обликом, огромный, чудовищной формы, полностью закованный в броню Надзиратель подошел к ограде из звеньев цепи, которая образовывала клетку, где был пленен Ям вместе с кучкой маленьких, беспомощных жеребят.

— Как я рад тебя видеть! — крикнул Ям, его сердце подскочило к горлу.

— Я надзиратель Оули, и мне нужно, чтобы вы все сохраняли спокойствие. Это спасение…