Вместе они борются с преступностью

Глава 12

— Меня беспокоит то, что я не смог распознать предательство в голове офицера Крикета, — сказала надзиратель Оули Яму, который теперь был свободен от своих веревок и находился в безопасности. — Это растущая проблема, а мы, надзиратели, становимся все более слепыми.

— А теперь вы можете ясно видеть его разум, потому что часть его — это лужа на полу, — ответил Ям и не удержался от сарказма. — Ну, может быть, я думаю, это зависит от того, сколько от него осталось после пожара.

— Ямми!

Услышав, как его имя выкрикнул самый приятный голос, который он знал, Ям повернулся, чтобы посмотреть на Азур, которая приближалась в бешеной спешке:

— Привет, детка, как я рада тебя видеть. Как ты сюда попала?

— Я нашла это место, когда разговаривала со своими собратьями-бурро…

— Если твои товарищи знали об этом месте, почему об этом не сообщили в полицию? — потребовала надзиратель Оули, вмешавшись в радостное воссоединение Яма и Азуры.

— Мы сообщили! — Глаза Азуры сузились, и она продвинулась вперед, пока не оказалась нос к носу с надзирателем Оули. — Мы, бурро, пошли в полицию, но никому не было до этого дела. Мы обратились в газеты, чтобы дать знать прессе… и знаете что… никого это не волновало. Многие рабочие знали об этом месте. Некоторые из них даже брались за работу, перевозя сюда припасы и товары.

Неподвижная, как статуя, надзиратель Оули ничего не сказала.

— С этим придется разбираться, — сказал надзиратель Дрэд Дроп, подходя к нему. — Они собираются открыть хранилище. Пойдемте, все вы. Есть кое-что, что вы должны увидеть. Ям, мы нашли твоего пропавшего пони.

Ям не мог не заметить, что агенты С.Л.Р.М.Э. выглядели весьма расстроенными тем, что им не удалось поймать сверхъестественную угрозу, мистического лучадора, известного как Гуакамели. Как только она появилась, как только справедливость восторжествовала, как только месть свершилась, как только те, кто причинил вред и страдания бедным невинным бурро, были наказаны, розданы конфеты, разбиты кости, помяты лица, сверхъестественная сила просто растворилась в воздухе.

Это было не первое появление Гуакамели, и не последнее. Некоторые духи мести или возмездия были гораздо более жестокими, чем другие, и Ям знал, что истории будут рассказывать те, кто пережил встречу с ним этой ночью. Он слышал, как разные агенты говорили о том, что необходимо уничтожить опасного мстителя, и его бесило, что они сосредоточились на Гуакамели, в то время как вокруг них были доказательства гораздо более серьезного преступления.

— Хранилище довольно интересно, и оно было укреплено, — доложил один из агентов, стройная кобыла-единорог в черном костюме и тяжелых черных очках. — На нем также применено много магии, мы потратим несколько дней, чтобы выяснить все, что было сделано, но открыть его было несложно, как только у нас появился ключ. Я думаю, вы будете очень удивлены, увидев, что там внутри.

— О, и будьте осторожны, лампы для выращивания довольно вредны для глаз, — предупредил другой агент.

— Лампы для выращивания? — Сбитый с толку, Ям покачал головой. — Какая-то операция по выращиванию в помещении? Как в этом замешана мисс Хани Дью?

— Увидишь…

Это действительно было хранилище. Эта часть была укреплена бетоном, кирпичом и сталью. С одной стороны было окно — смотровой портал, с другой — открытая тяжелая стальная дверь. Внутри горел яркий свет, который действительно ослеплял глаза, заполняя пространство пронзительной голубой дымкой. С того места, где находился Ям, пол хранилища выглядел ужасно похожим на грязь, и, что самое любопытное, с потолка свисало то, что казалось разбрызгивателями.

И тут он увидел нечто такое, что повергло его в полный ступор. Поначалу его мозг с трудом воспринимал увиденное, но талант искателя подсказал ему, что он только что нашел Хани Дью. Это была пони, которая была не совсем пони, а скорее… растением. У нее была пушистая, почти мшистая шкура, на шее и голове росли всевозможные листья в странной пародии на гриву, а хвост представлял собой массу зеленых усиков. Все вокруг нее было зеленым, очень зеленым, кроме рога, который казался какой-то коричневой веточкой.

Почти не дыша, Ям сумел спросить:

— Мисс Дью?

— Доктор Дью, — ответила пони-растение.

Впервые Ям заметил жеребят, которые тоже присутствовали здесь, и каждый из них тоже оказался пони-растением. Ошеломленный, он стоял с открытым ртом и чувствовал, как его жена прислонилась к его боку. В некоторые вещи, даже увидев их, невозможно было поверить. Несколько раз он пытался заговорить, и каждый раз, при каждой попытке, терпел неудачу.

— Я вижу, что мне придется еще раз все объяснить. — Доктор Дью нетерпеливо хмыкнула, закатила свои странные глаза и начала придвигаться ближе к Яму. — Произошел несчастный случай, и я подверглась значительным изменениям. Это изменило меня. Это изменило мое тело, это изменило мой разум, вся моя физиология подверглась полной трансмогрификации, и я стала такой, какой вы видите меня сейчас. Мне больше не нужна еда, только солнечный свет и вода. Жеребята, которых вы видите… мои похитители жестоко экспериментировали над ними. Некоторые выжили, некоторые умерли. Те, кто выжил, теперь похожи на меня… кем бы я ни была.

— Твоя мать наняла нас, чтобы мы тебя искали… она беспокоилась… — Голос Азур дрожал, и было очевидно, что она потрясена всем увиденным. — Она беспокоилась о тебе и твоем состоянии…

— После моего превращения мой разум значительно изменился. — Пока доктор Дью говорила, к ней подошел жеребенок и прижался к ее ноге. На мгновение она опустила глаза — на ее лице появилось доброе выражение, а затем она начала поочередно смотреть в глаза окружающим ее пони. — Вы должны быть нежны с ними. Они много страдали. У них особые потребности… в основном солнечный свет и вода, много воды. Я прошу вас, не тыкайте и не пихайте их. Если вам нужно экспериментировать, делайте это на мне.

Потянувшись вверх, Ям начал растирать свою шею, а он стоял и смотрел, забыв все, что говорила его мать о том, что нельзя быть грубым:

— Что со всем этим делать?

— Несомненно, скрывать, — ответила надзиратель Хаммерхельм, и ее слова заставили присутствующих агентов С.Л.Р.М.Э. нахмуриться. — Я понимаю необходимость этого. Доктор Хани Дью в ее нынешнем состоянии будет весьма заманчивой целью для многих. Другие могут попытаться забрать ее. И жеребят тоже. Вернуть их родителям будет, мягко говоря, непросто. Все наши действия теперь должны быть направлены на их защиту.

— Это прискорбно, но вполне объяснимо, — сказала доктор Дью, кивнув в знак согласия.

— Как это произошло? — спросил Ям. — Я имею в виду, что спровоцировало это? Говори проще, я не самый умный пони.

— Исследование троллей. — Доктор Дью улыбнулась странной улыбкой и посмотрела Яму прямо в глаза. — Я пыталась выделить фактор быстрого роста и посмотреть, можно ли его внедрить в другие растения. — За тонкими, почти салатоподобными губами у нее были круглые, квадратные деревянные зубы несколько разных форм и размеров.

— Твоя мать… она беспокоится о тебе и любит тебя. — Голос Азур дрогнул, и она сделала несколько шагов ближе к Доктору Дью, чья голова склонилась на одну сторону. — Я не знаю, что сейчас произойдет, но я не думаю, что это будет так просто, как отвезти тебя домой к матери. — В голосе бурро была теплая искренность, и когда жеребенок подошел к ней с нерешительной осторожностью, она отвела взгляд от Доктора Дью, чтобы посмотреть на маленькую растение-кобылку.

— Я была бурро, — сказала Азуре мохнатая кобылка. — Я не знаю, кто я теперь.

— Ты все еще бурро. — Голос Азуры был напряженным, и она опустила голову, чтобы быть на уровне глаз кобылки. Через мгновение она снова посмотрела на Яма, и он увидел боль в ее глазах.

— Я не знаю, кто из вас, агентов, главный, но я хочу, чтобы эти жеребята и эта кобыла были вместе. — Надзиратель Хаммерхельм смотрела на собравшихся агентов из-под открытого козырька своего шлема. — В этом вопросе я выступаю от имени Ночной Леди. Я ясно выразилась?

В ответ раздалось множество ворчаний и кивков, и, похоже, никто не был настроен оспаривать авторитет надзирателя Хаммерхельм. По какой-то причине Ям почувствовал себя немного лучше, но сложность и неизвестность ситуации все равно давили на него, как окурок под копытом.

Доктор Хани Дью жестом призвала жеребят, находящихся под ее опекой, подойти к ней поближе:

— Завтра мы будем стоять под солнцем, малыши… настоящим солнцем. Все кончено… все кончено…

Нахмурившись и опустив уши, Ям понял, что это неправда… все еще далеко не закончилось.

Забегаловка была заурядным, ничем не примечательным местом, но кондиционер работал. Пол и стены покрывала красно-белая клетчатая плитка. На столах были блестящие хромированные акценты с красными или белыми столешницами из керамики. Ям и его спутники сидели не за столиком, а за барной стойкой на немного потертых хромированных табуретах с мягкими виниловыми подушками.

Два надзирателя без доспехов сидели рядом друг с другом, выглядя усталыми и немного расстроенными. Ям сгорбился над своей чашкой кофе, а его огромная тарелка с завтраком остывала перед ним. Рядом с ним Азур поглощала свою еду, но сердце у нее было не на месте, и ей не хватало того азарта, которым она обычно обладала. Ям прекрасно знал, что она чувствует, а также знал, что ей не станет легче, пока она несколько раз не прижмет его к матрасу.

— Азур… — Надзиратель Оули повернула голову, и послышался скрип напряженных шейных сухожилий. — Может, ты и одурачила агентов С.Л.Р.М.Э., но я-то знаю.

— И что ты собираешься с этим делать? — спросил Ям, повернувшись, чтобы бросить косой взгляд на надзирателя Оули. Когда он увидел свою жену, ей, похоже, было все равно, и ее уши почти обвисли к еде.

— Я пока не знаю. Согласно правилам, я должен схватить вас, взять под стражу и доставить в тюрьму. — Все лицо надзирателя Оули осунулось от усталости, и она испустила дымный вздох.  — Надзирателя Хаммерхельма, вероятно, отстранят от работы. Она нарушила правила, и Ям пострадал. Я почти уверена, что она будет изгнана. Возможно, она потеряет свой титул.

— Возможно, и меня тоже, — тихим, шипящим шепотом сказал Надзиратель Дрэд Дроп. — Это действительно отстой. Недостаточно надзирателей. Нас просто не хватает, и наше число продолжает сокращаться. Пони вроде Крикета… мы не можем их видеть… мы должны были увидеть его предательство, но не увидели. Мы проигрываем, и мне это не нравится.

Азур подняла голову, и к ее губам прилипли кусочки картофельных оладий:

— Не я выбрала маску, а маска выбрала меня. Я даже не знаю почему… это просто случилось в один прекрасный день. Было ограбление, переросшее в убийство, и я была так зла из-за этого, а никому не было дела, и полиция не хотела ничего делать… и мой гнев… он просто… он просто съедал меня изнутри. Я, конечно, знала историю с маской. Большинство бурро знают. Мы растем, слушая истории о том, почему мы должны быть хорошими маленькими бурро, а не отчаянными. Мы все слышим истории, я думаю, но мало кто в них верит. Я помню, я не верила. Я думала, что это ложь, как и все остальное, что мне говорили о справедливости, и честности, и обо всем остальном. Я думала, что это большая дымящаяся куча дерьма от бурро.

— Так ты Гуакамели или нет? — спросил надзиратель Дрэд Дроп.

— Маска — это Гуакамели… Я — Азур Серапе. Иногда она просто появляется и заимствует мое тело. — С покорно опущенными ушами она умоляюще посмотрела на обоих надзирателей. — Не отнимайте меня у Ямми… Он — все, что у меня есть. Он — та справедливость, которую я надеюсь увидеть в мире.

— Я не думаю, что существует положение о мистических мстителях. — Надзиратель Оули повернулась, чтобы посмотреть на надзирателя Дред Дропа, и оба надзирателя некоторое время смотрели друг на друга. — Она тоже жертва Гуакамели. Здесь нет никакого преступления… Что нам делать, надзиратель Дрэд Дроп?

Надзиратель Дрэд Дроп пожал плечами, ничего не сказал и принялся есть свою дымящуюся тарелку каши на завтрак.

— Полагаю, тебе нечего сказать, потому что тебя, вероятно, собираются выгнать. — Вздохнув, надзиратель Оули подняла свою чашку с кофе, а затем уставилась на свою еду со свирепым, оскаленным клыками взглядом. — Я так все сейчас ненавижу! Ненавижу, что мы проигрываем! Ненавижу, что такой хорошая бурро, как ты, может быть наказана за то, что делает то, что, по идее, правильно! Я ненавижу, что эти глупые отколовшиеся от эквалистов группы набирают силу и новых членов! Я ненавижу, что Хани Дью и эти жеребята окажутся под наблюдением! Я просто ненавижу все!

— Сейчас все как-то хреново, не так ли? — Сгорбившись над своим кофе, Ям уставился в его черные, мутные глубины. В животе урчало и бурчало, Ям думал о том, чтобы съесть свою еду, пока она еще горячая, но еда — это оптимизм, надежда на то, что мы доживем до следующего дня, а он сейчас был не в настроении для оптимизма.

— Знаешь, если бы для нас, бурро, существовала справедливость, маска, наверное, просто исчезла бы…