Вместе они борются с преступностью

Глава 5

Пахло остро и неприятно, как пропитанные спермой простыни с острым соусом и добавлением грозы. Ям не мог поверить, что собирается сделать это, и каждый из присутствующих бурро бросал на него любопытные, ожидающие взгляды. Его предупредили, что будет горячо, этот соус был таким же жгучим, как огонь Тартара, и употребление этого коктейля было бы очень похоже на смерть. Предположительно, это вещество в чаше, чем бы оно ни было, будет настолько острым, что его дух выйдет из тела, чтобы избежать ожогов, и он окажется в другом месте.

— Давай, Ямми, будь героем, — прошептала Азур.

Он понюхал деревянную миску, поморщился и немного подумал. Запах был древесный, затхлый, и от его испарений горело все лицо. Может ли магия бурро вообще действовать на пони? Он почувствовал головокружение, и зрение уже начало его обманывать, поскольку свет в подвале вокруг него продолжал меняться. Вспомнив свои инструкции, он подумал о Хани Дью и о том, как важно было найти ее.

— Я никогда не был героем, — прошептал он в ответ прекрасной бурро рядом с собой. — Детка, я известен как мягкотелый детектив. Мне нравится жить. Я не очень люблю умирать.

— Ты самый храбрый пони из всех, кого я знаю, Ямми…

Он покачал головой из стороны в сторону:

— Нет, не самый.

В ответ она пренебрежительно махнула копытом:

— Ты перечил своим родителям…

— И они отреклись от меня за то, что я женился на тебе. И это причина, по которой мы остаемся бедными и нам не к кому обратиться за помощью. И поэтому наши жизни — полный отстой. И большинство моих прежних контактов вычеркнули меня из своих записных книжек, и я попал в черный список почти всех солидных агентств, и теперь мне приходится работать как независимому агенту. — Когда последнее слово покинуло его рот, Ям пожалел, что сказал его, потому что он мог видеть страдание на вечно красивом лице Азуры.

— И ты был очень храбр, отказавшись от всего этого, — сказала она, выдыхая слова приглушенным шепотом. Протянув копыто, она положила его на шею Яма. — Поднимайся, Ямми. Будь героем, и это будет стоить твоих усилий.

— Ты умеешь порадовать любовью, — ответил он, а затем поднес деревянную миску к губам.

Почему-то на вкус оно было еще хуже, чем на запах, и жгло, как аккумуляторная кислота. Ям не мог дышать, как бы он ни старался, рот просто слишком сильно горел, и любая попытка вдохнуть обжигала его легкие. Тем временем его язык предпринимал доблестные попытки вырваться изо рта, пытаясь выпрыгнуть, ударяясь о зубы. За его глазами нарастало страшное давление, и казалось, что его мозг раздувается слишком сильно, чтобы поместиться в черепе.

— Ямми, ты в порядке? — спросила Азур, и ее голос был растянут, как у проигрывателя, играющего слишком медленно. — У тебя немного течет из носа.

У него течет нос? Он был уверен, что его лицо растаяло. Это были не сопли, стекающие вниз, нет, это был он. Его лицо. От этого ужасного осознания он не смел ни фыркнуть, ни вдохнуть, чтобы не втянуть все лицо в ноздрю и не исчезнуть навсегда, оставив его без лица. Как бы он поцеловал Азуру, если бы шмыгнул и засунул свое лицо в нос?

Мысли о родителях вторглись в его сознание, нарушив его сосредоточенность. Они хотели, чтобы он стал уважаемым фермером, как они, а то, что он стал детективом, их очень раздражало. Ферма по выращиванию батата была самым скучным местом на земле, а Ям повидал немало действительно скучных мест за время службы в Иностранном легионе Фэнси. Однажды он охранял колодец, и это было довольно скучно, вплоть до того момента, когда это оказалось не так и пустынные рейдеры попытались убить его за то, что он выпил воды.

Зачем, зачем он выпил ужасную сперму демона? Жар, казалось, только усиливался, набирая силу, а по горлу ползло мерзкое послевкусие. Возможно, выжимка цитрусовых улучшила бы вкус, но тогда ему пришлось бы пить лимонную сперму демона. Он начал протестовать, но кости предали его. Все стало мягким, хлюпающим, и его тело поддерживала сеть лапши.

— Я прошел точку невозврата, — пробормотал он Азуре, когда страх начал овладевать им.

Сделав героическое усилие, Ям Спейд сосредоточился на Хани Дью, когда реальность решила показать язык.

Было отчетливое ощущение, что из крана выливают воду во что-то другое, совсем не похожее на стакан. Эта новая реальность казалась густой, неуклюжей, и Ям с трудом приспосабливался к ней. Открыв глаза в новом теле — а ему предстояло открыть очень много глаз, — он обнаружил, что смотрит на подсолнух с флейтой, который смотрел на него в ответ.

— Кто ты такой, черт возьми? — спросил Ям, так как вид подсолнуха его нервировал.

— Мы — Поющие подсолнухи принцессы Селестии, — ответил один из них, размахивая флейтой, — и мы идем мучить Рейнбоу Дэш.

Этот ответ наполнил бедняжку Яма ужасом:

— Почему это?

— Потому что принцесса Селестия помнит Клаудсдейл, — был умный, отрывистый ответ.

— Мы все такие невыносимо милые, — сказал другой, скрежещущим голосом. — Смотри, что мы делаем с Рейнбоу Дэш с помощью этой флейты.

— Гротеск. — Ям потряс головой, надеясь прояснить зрение, но подсолнухи не исчезли. Напрягшись, он снова сфокусировался на Хани Дью, и тут реальность вокруг него размазалась, как копытом по еще мокрой картине. Поющие подсолнухи стали размытыми, искаженными, и он попытался сказать что-то еще о пассивно-агрессивной природе подсолнухов, но его уже снова окатило водой из крана.

На этот раз, когда Ям влился в его новое состояние бытия, возникло ощущение, что он был двухмерным объектом, погруженным в трехмерное пространство, что было действительно странным состоянием бытия. Теперь появилось необычное ощущение расстояния, хотя он не мог сказать, как и почему. Продолжая проявляться, он увидел четырех существ, собравшихся вокруг небольшого стального столика и выпивающих, и, похоже, они были весьма удивлены, увидев его.

Одна из них была кентавром, существом из легенд, и она ковырялась в зубах деревянной зубочисткой. Рядом с ней сидел какой-то грызун, которого Ям не смог определить, и смотрел на него со спокойным любопытством. Вместе с ним через стол сидел земной пони со странными металлическими руками, растущими из спины, как раз там, где у пегаса росли бы крылья, а спину ему чесала странная худая двуногая тварь, которой, похоже, нравилось гладить своего маленького пони.

Кентавр, явно раздраженная, повернулась, чтобы посмотреть на своих спутников через стол.

— Так, Дубиус, Сансет, кто из вас, тупоголовых болванов, снова вмешался в демпферы распределения времени? Что я вам об этом говорила! Теперь мы получили протрузии!

— Мы этого не делали! — ответило причудливое двуногое существо, взъерошивая гриву своего пони.

— Не лгите мне, тупоголовые недоумки! Вы снова пытались столкнуть один другого в замедленной съемке, не так ли?

Пони пожал плечами — впечатляющее зрелище с металлическими руками, растущими из его позвоночника. — Докажи это!

— Ты! — Ям обнаружил, что кентавр указывает на него одним огромным подколенным пальцем, который был особенно пугающим и почему-то заставлял его чувствовать себя неполноценным жеребцом. — Вернись в свое собственное пространство, прямо сейчас, сию минуту!

Прежде чем он успел ответить, Ям был вынужден подчиниться. Он хотел вернуться в свое собственное пространство. Когда он начал терять сознание, то услышал, как странное двуногое существо и пони смеются друг с другом, а кентавр изрекает поток невообразимых ругательств, настолько мерзких, что Ям не осмелился их запомнить, боясь загрязнить собственную реальность.

Вокруг него колебания схлопнулись, и Ям обнаружил себя в другом месте.

— Хани Дью! — воскликнул Ям, изо всех сил стараясь сосредоточиться на том, что он искал. — Что тебе угрожает?

Реальность забурлила в ответ, и все, что могло представлять угрозу для Хани Дью, начало появляться, плавая в бескрайних просторах пустоты, в которой оказался Ям. Он проплыл мимо обычных подозреваемых, заставляя себя двигаться в сторону Хани Дью в надежде найти ее или, по крайней мере, найти то, что представляло для нее самую большую угрозу.

Из экзистенциальной трясины невидимых вещей пришел осязаемый страх: из тумана поднялся величественный аликорн, но что-то показалось ему неправильным. Этот аликорн казался бесполым, и прямой взгляд на него привел Яма в замешательство. Он поднялся на цепях, некоторые из которых затрещали, и из его шеи выросла вторая голова. Затем появилась еще одна голова, и еще, и еще, и каждая голова боролась за господство, кусая и разрывая друг друга.

Это не казалось серьезной угрозой, поскольку оно было слишком занято уничтожением самого себя, поэтому Ям заставил себя пройти мимо него. У него не было тела, формы, он был всего лишь пузырем самосознания, плывущим сквозь экзистенциальную пустоту. Без формы, как у него остался голос? Как он видел? Как он воспринимал это место?

От этого места исходило зловоние, но у Яма не было носа. Это была вонь чернил, и от нее хотелось чихнуть, что казалось невозможным, учитывая обстоятельства. Далеко внизу бурлила какая-то неизвестная черная жидкость, и из ее глубин поднимались буквы. Эти буквы слились в слова, а слова превратились в сущности, которые поднялись вверх, чтобы заслонить путь вперед.

Мимо пролетел бумажный аликорн и вступил в бой с многоголовым аликорном, но Ям не остановился, чтобы посмотреть. Он что-то чувствовал, что-то ощущал, теперь он осознавал Хани Дью, но не мог ее увидеть. Появилась дверь, сверкающая белизной, и открылась. Бледный пони шагнул внутрь, встав на дыбы, и Ям оказался под пристальным взглядом бледного пони. Фыркнув, бледный пони отвернулся, появилась другая дверь, бледно-зеленого оттенка, видавшая лучшие времена, и бледный пони вышел. Когда дверь за ним закрылась, обе двери исчезли.

Появилась еще одна дверь, деревянная, окованная железом, которая выглядела весьма укрепленной. Из нее выбежала молодая голубая кобылка-аликорн, а прямо за ней по пятам следовала гораздо, гораздо более крупная версия, которая, как оказалось, была очень похожа на принцессу Луну. Маленькая, меньшая версия принцессы Луны заставила появиться еще одну дверь, и она побежала через небытие, спасаясь от самой себя.

— Нет, нет! Есть вещи, которые не стоит знать! Вернись! — крикнула принцесса Луна, бросаясь за уменьшенной версией себя. — О, почему я должна быть такой назойливой! Будь я проклята!

Маленькая кобылка исчезла через стальную дверь, которая выглядела так, словно находилась в банковском хранилище, и принцесса Луна каким-то образом успела последовать за ней, прежде чем дверь хранилища захлопнулась. Ям наблюдал за всем этим с пассивным спокойствием, не понимая, что происходит, и не особо заботясь об этом, потому что его внимание было сосредоточено на Хани Дью.

Впереди он увидел ее: дверь из живого дерева, обрамленную зеленью. Она была открыта, и за ней простиралась пышная зеленая земля. Прохладная, желанная трава манила из-за двери, а тенистые деревья предлагали свой приют. Это было то место, где ему нужно было оказаться, он чувствовал, что за дверью находится Хани Дью. Но дверь закрывалась, а Ям, как ни старался, не мог двигаться достаточно быстро.

Снизу, а может быть, сверху — трудно было определить, вверх или вниз, — из тумана поднялась цепь и обвилась вокруг него. Цепь росла, становясь чудовищных размеров, и тянула его к глубинам далеко внизу… или вверху. На конце цепи находился массивный якорь, который внушал Яму ужас, и он не мог смотреть на него.

Вот что угрожало Хани Дью, подсказывало его сознание, и он был склонен согласиться, сам не зная как и почему. Прежде чем дверь захлопнулась, Ям увидел, как вся зелень за дверью начала умирать, становясь коричневой и увядая. Пышные зеленые растения, обрамлявшие дверь, тоже погибли, рассыпавшись на чешуйки, которые падали лениво, словно снежинки или пепел, и исчезая в мутном небытии, которым изобиловало это место.

Теперь якорь обрел жуткую реальность, и, когда дверь захлопнулась, Ям закричал. Звук эхом разнесся по пустоте, и якорь обрел вес и вещественность. Его потянуло вниз, и якорь увеличился в размерах. С плеском он ударился о жидкость, какую-то неизвестную мутную субстанцию, и капли посыпались во все стороны, одни — по прямой, другие — по запутанным спиралям.

Секунду спустя Ям тоже попал в странную жидкость, и его потянуло вниз, в непроглядные глубины. У него не было ни рта, ни тела, ни необходимости дышать, но он все равно задыхался от давящей глубины. Якорю некуда было деваться, кроме как вниз, если это действительно было вниз, и Ям начал паниковать.

Якорь был его погибелью.