Не пытайтесь покинуть Омск. Ну, пожалуйста…
5. Вечный вопрос и сладкое решение
Ещё до встречи с Оленькой я задавался извечным вопросом: где раздобыть денег. Причём заработать прилично, чтобы хватило не на какую-нибудь мелочёвку, а на вполне серьёзное дело, вроде учёбы в университете. Хотя бы на первый год.
Фабрика по производству дверей казалась, на первый взгляд, вполне приемлемым вариантом для летней подработки. В прошлом году несколько одноклассников выбрали её и даже относительно неплохо заработали на новую одежду, рюкзаки и учебники. Но имелся тут существенный минус: наша деревня находилась у чёрта на куличках, больше ста километров в одну сторону. Поэтому ребятам пришлось в складчину снимать квартиру, питаться неизвестно чем, домой приезжать только на выходные, да ещё родители лишились помощников с огородами.
Лично меня такой размен не устраивал.
Выход нашёлся, пускай и не по моей воле. Два года назад мама с папой загорелись заняться пчеловодством и приобрели дюжину ульев — в рассрочку, обязавшись пять лет подряд сдавать пчеловоду-продавцу по шесть фляг мёда ежегодно. Дополнительно уже за деньги пришлось покупать всякие разные приблуды: мёдокачку, запасные корпуса ульев, корпуса магазинов — надстроек над ульями, переноску для роя, десяток запасных рамок. Не говоря уже про стамески, дымари, халаты и защитные сетки на лицо.
Вашему покорному слуге в тот год пришлось копать отдельный вход в подпол, где будут зимовать пчёлы, а потом — бродить по лесам в поисках гнилых деревьев. Потому что родители пропадали на работе, а про пчёл знали лишь то, что те «делают мёд». Хоть книгу тот пчеловод подарил, и на том спасибо.
Зато и деньги от сдачи излишков мёда шли мне в карман.
Ныне ульи незатейливо стояли в дальнем углу сада под яблонями; хотя от яблок там было одно название — простые дички, размером не крупнее вишни. За минувшее время ульев стало уже пятнадцать, но только девять можно было назвать сильными, остальные едва выживали: пчёлы в них упорно не желали толком плодиться и собираемого ими мёда едва хватало на собственный прокорм.
Этим днём я пролистал тетрадку с записями по каждому улью, составляя план на день. Солнце высоко, все пчёлы-сборщики сейчас на полях, самое время заглянуть внутрь. Ничего необычного: доставить новых пустых рамок в сильные семьи — пусть строят новые соты из воска, вынуть старые рамки и отправить их на переплавку в воскотопку. Ещё меня беспокоил улей номер семь: пчеломатка там была старая, и при прошлом осмотре я заметил, что семья вскоре соберётся роиться, маточники — увеличенные специальные соты — уже отстроили и закрыли.
Не в мою смену. Ну ладно, может, и в мою, но я так этого не оставлю.
Перед тем, как собственно, направиться к ульям, у меня ещё были занятия на сегодня, и я прогулялся до ближайшего сарая, где хранилось оборудование и инструменты, и даже успел вытащить наружу рабочий стол и стул.
И тут кое-что случилось.
— Привет, что делаешь?
— А-а-а! Говорящая лошадь! — прокричал я, хотя давно заметил краем глаза крадущуюся Оленьку. Вообще сложно не обратить внимание на крупное четвероногое животное, которое старается как можно незаметнее подобраться к тебе. Это, должно быть, срабатывают какие-то древние инстинкты.
Расфыркавшись, пони в своих обычных шортиках с маечкой уже без утайки подошла ко мне и с любопытством осмотрела.
— А ты что, пчёл разводишь?
— Вроде того. Ты как сюда попала-то? — спросил я, слегка морщась. Следующее занятие должно было состояться только завтра, и уж меньше всего я ожидал увидеть серую мордашку у себя в гостях в неурочное время.
— Через ворота, — пони махнула хвостом, отгоняя заинтересованно вившегося рядом овода. — Подумала, может, просто поговорим с тобой, как друзья.
Теперь фыркнул уже я, но возражать не стал. Только махнул рукой, подзывая и приглашая присоединиться ко мне.
Вне занятий мы с Оленькой особо не общались. Сразу после «оплаты» она уходила домой, а все наши беседы были, в сущности, ни о чём. Мой план использовать кобылку как источник информации про пони буксовал: не шло в голову, с какого бока завести разговор так, чтобы тот не звучал допросом.
Возможно, сегодня мне выпал шанс.
К тому же до сих пор о самой Оленьке у меня складывалось приятное впечатление. Конечно, до уровня моей Номер Один она не дотягивала, но уже показала себя довольно неглупой, пунктуальной и умеющей слушать.
— Буду сегодня сколачивать домики для пчёл, — начал я рассказывать замершей возле ульев Оленьке. Поначалу она с опаской провожала глазами каждую подлетевшую пчелу, но те не обращали на неё внимания больше, чем на обычную лошадь. — Вернее, рамки, чтобы пчёлам хватало места для житья и складирования мёда. Правда, посторонние запахи в улье они не любят, поэтому дереву для рамок надо отлежаться и выгореть на солнце. Они не сложнее скворечника: всего-то сколотить четыре деревяшки вместе, проколоть шилом отверстия и натянуть струны. После положить кусок вощины… и что это ты делаешь? — поинтересовался я, уловив движение сбоку.
Пони рывком отодвинулась от сложенных на столике листов вощины, на одном из которых отсутствовал солидный кусок. Да и по-хомячьи раздувшиеся щёчки говорили сами за себя.
— Ну… м-м-м… я… — глаза Оленьки забегали; затем мордочка скривилась. — Я думала, они сладкие!
Пытаясь не засмеяться, я через силу выдавил:
— Зря, там один пчелиный воск. Эти листы делают на заводе, штампуют под паром, и ни капли мёда в них нет. Как и вкуса, потому что всё уже по несколько раз переплавлено. Так что или выплюнь, или глотай, правда, тогда у тебя заворот кишок случится.
Подскочив, Оленька тут же отвернулась и принялась остервенело сплёвывать.
Тихонько посмеиваясь, я принялся за дело. Не хотелось провозиться весь день.
— Извини… — пробормотала Оленька, утирая мордочку бабкой.
— У меня много запасных. Но извиню, если поможешь со сборкой, раз уж наворотила.
Помощь вышла не ахти: всё-таки у Оленьки были копытца. И хотя я уже не раз убеждался, что она может ловко управляться с мелкими предметами, всё равно доверить ей сборку не смог. Поэтому она просто раскладывала вощину по готовым рамкам и приклеивала к ней кусочками вощины от покусанного листа. Готовые рамки откладывал в сторону, как раз пригодятся сегодня же.
Ещё один плюсик в её копилку. Будь происходящее игрой в жанре «визуальная новелла», я бы точно сейчас открыл какую-нибудь сцену.
А вот с беседой опять не заладилось. Нет, Оленька вполне охотно отвечала на мои вопросы, и я отчётливее увидел пропасть между нами: читала она только лёгкую фантастику и прозу, никаких хобби не имела, учёбой не интересовалась, равно как и не строила планов на будущее.
Насчёт последнего я насторожился: в голосе пони отчётливо прозвучала тоска. Да и пара аккуратных вопросов в этом направлении заставили Оленьку быстро поскучнеть, поэтому пришлось прекратить.
Собственно сама установка новых магазинов и только что изготовленных рамок заняла не больше десяти минут. Надев халат, с инструментом в кармане и заправленным дымарём наперевес я двинулся к ульям. У пчёл инстинкт при запахе дыма наброситься на мёд, чтобы спастись бегством, но, наевшись, они уже не могут согнуться и ужалить. Снять крышку, утеплитель, припугнуть дымом особо наглых пчёл, надставить новый магазин, загрузить его рамками. Собрать в обратном порядке. Повторить. Не сложнее лего. Если бы по лего ползали насекомые и пытались каждую минуту тебя ужалить. Ах, да, и ещё бы летали вокруг и всё норовили залететь в лицо, не будь на мне пчеловодческой сетки. Что сильнее всего ненавидели пчёлы, так это пот, так что работал без перчаток и быстро.
Оленька за моими манипуляциями с ульями наблюдала с безопасного расстояния, её ушки прислушивались к шуму растревоженных пчёл. Закончив с работой на сегодня здесь, мы вернулись в дом. Я уже пошёл было в свою комнату, когда заметил, что кобылка неотступно следует за мной.
— Куда намылилась, подруга? — развернувшись, я сложил руки на груди.
— А мы разве не к тебе?
— Я-то к себе, а ты подожди здесь, пока я переоденусь. Всё равно ничего интересного не увидишь.
Взгляд Оленьки говорил об обратном, но вслух она лишь всхрапнула.
Немного сглаживая впечатление, я примирительно сказал:
— Слушай, я собирался сегодня прогуляться… пойдёшь со мной?
— Ага! — просветлев, торопливо кивнула она.
— Тогда жди.
Собственно, мне и переодеваться-то было — всего лишь штаны подлиннее натянуть, заправив брючины в носки, да прихватить рюкзак с подготовленной заранее полторашкой воды. Оленька не успела даже в гостиной устроиться, когда я вернулся.
— Ну что, пошли, разомнём ноги? А то я что-то не видел, чтобы ты особо выходила на улицу.
Когда кобылка торопливо подскочила ко мне, я нацепил ей на голову старую мамину соломенную шляпу: солнце сегодня всё-таки припекало. И пока Оленька поудобнее прилаживала обновку на голове, вышел на улицу через главные ворота. Ну не буду же я пробираться через тропку за огородом, которая тем более вела через реку.
— А куда мы идём? — спросила кобылка, выскакивая следом.
— Видишь вон те берёзы, — я указал на холм вдалеке. — Дотуда три километра пешком. Потом вон в ту сторону, ещё километра два. Там по тропинке через старый облепиховый сад и вернёмся по реке. Если хочешь, то на водопад можно зайти, там небольшой крюк получится.
— Но зачем всё-таки?
— Проверить ловушки на пчёл.
Вместе мы двинулись по улице, по случаю жары совершенно пустынной. Духотища стояла невозможная; в иной раз я бы только вечером пошёл, до тех пор уйдя в подполье в буквальном смысле. Но как-то оставаться наедине в доме с Оленькой не хотелось, так что я остался наедине с ней на природе. Я прям гениальный стратег, блин, получше отмазки не нашёл, что ли, чтобы выпроводить её?
А кобылка знай себе цокала рядом со мной, только хвостиком помахивала.
Улица вскоре поворачивала направо, но наш путь лежал прямо, по вытоптанной до земли тропинке. Немного поднялись на возвышенность — и перед нами открылись бескрайние поля гречихи до самого горизонта. Цветущие и одуряюще пахнущие настоящим мёдом по случаю конца июля.
И тем самым привлекающие пчёл.
Так что у меня была надежда, что прогулка не окажется напрасной.
— Знаешь, я тут всё думала, — подала голос до сих пор молчавшая Оленька. — Помнишь, ты говорил, что из деревни я никуда не денусь?
— Типа того, — я покосился на рысящую рядом мышастую кобылку.
— А почему ты так сказал?
— Сама рассуди, всё ж логично, — заговорил я, пытаясь выстроить в единую цепочку все мысли по этому поводу. — Уже лет тридцать как всем известно про пони, но вы почти нигде не светитесь: ни в новостях, ни на форумах, ни в чатах. В городах вы тоже не примелькались. Отсюда я прихожу к выводу, что вас либо сдерживают и не дают расселиться, но тогда проще было бы не уравнивать вас в правах с людьми, либо вы сами не горите желанием распространяться дальше каких-то определённых мест, явно подальше от крупных поселений. Твои родители ведь легко могли купить квартиру в Омске на те деньги, что вам дали, но нет. Значит, у них была какая-то веская причина покупать дом именно здесь. Так и выходит, что тебе ещё долго придётся жить в деревне.
— Ну ты прям Шерлок Холмс, — не то уважительно, не то с сарказмом фыркнула Оленька. — Но знаешь, в общем… да, ты прав.
— Я всегда прав, — удовлетворённо ответил я. — Особенно если я и правда прав.
— Если ты всегда прав, то почему ж не миллиардер до сих пор?
— Я в процессе.
— Да-да, отговаривайся, — кобылка показала мне кончик языка. — А если серьёзно, то Омск просто находится вне зоны. Даже эта деревня на самом допустимом краю, у края реки. Думаю, мы даже сегодня можем случайно пересечь границу зоны.
— Какой зоны? — насторожился я, не ожидавший получить очередной кусочек информации во время обычной прогулки.
К моему разочарованию, кобылка мотнула головой.
— Я сама не очень в курсе, как это работает. Просто, в общем, есть места, где пони могут оставаться, ну, пони. А снаружи они быстро утратят сначала свои способности, а затем и разум. И этих мест вроде как не очень много, только в этой области и чуток в соседней.
— Ага, — я усиленно соображал. — А что будет, если человек в эту зону попадёт?
— Ничего, — метафорически пожала плечами кобылка. — Ты уже живёшь внутри. Но из-за того, что хороших жилых зон для пони немного, людей просят уезжать оттуда. Без обид, но вам и так хватает, где жить.
— А чтобы люди не бузили, им выплачивают солидные компенсации, — осенило меня. — Так вот почему вам переехать пришлось! Хотя постой… но ты-то пони, тебе зачем уезжать было?
— Зато мои родители не пони, — мотнула головой кобыла. — Нам предложили или пройти конвертацию всей семьёй, или уехать. Мама с папой отказались превращаться, поэтому стали паковать чемоданы. Были и другие причины, правда, но эта главная.
— Хм… — от обилия сведений и одуряющего аромата цветущей гречихи, по краю поля которой мы шли, у меня закружилась голова; но всё равно в мозгу щёлкнул ещё один кусочек паззла. — Ты вот говоришь, что моя деревня на краю зоны находится. То есть мне тоже придётся чемоданы паковать?
— Нет. Для меня здесь ещё нормально, но вот пегас тут уже не полетит, а единорог едва ли чайную ложку телекинезом поднимет.
— Точно нормально? — с подозрением спросил я.
— Ну я же с тобой разговариваю! — всхрапнула Оленька, затем слегка поморщилась. — К тому же я — новопони, родилась человеком, а потом прошла конвертацию, поэтому у меня то ли сопротивляемость повыше, то ли потребности ниже. Для эквестрийских условия построже будут.
Мне же в голову пришло, что деревни и посёлки на краю зон вполне подходят для смешанных семей, как у Оленьки.
Всё это требовалось обмозговать, но попозже. Сейчас же мы подходили к одной из первых ловушек, в берёзовой рощице на краю поля. По сути, эта была простая коробка навроде скворечника, с обязательным надёжно закрывающимся входом. Оставалось только дождаться, когда роящиеся пчёлы — дикие или улетевшие от незадачливого пчеловода, не такая уж редкость, на самом деле — найдут и выберут ловушку подходящей для нового жилья.
Сегодня с первого же захода меня ждала удача! Я подобрался к задней стенке и приложил ухо. Аккуратно постучал — растревоженные пчёлы отозвались гулом. Отлично! Можно считать, что у нас уже шестнадцать ульев. Теперь остаётся подготовить новое место, приехать поздно вечером и перенести.
Всё это время Оленька стояла рядом и во все глаза наблюдала. А я сообразил, что наш завтрашний урок, возможно, не состоится, если я буду занят пчёлами.
Но только я собрался сказать ей об этом, как в кармане зазвонил телефон.
Торопливо, чтобы не потревожить пчёл ещё больше, я отошёл на несколько шагов в сторону и достал трезвонящую машинку. Мама! Ей-то что понадобилось?!
— Слушаю, мам.
— Антоша! Я тут пораньше пришла и увидела, что дома никого нет. Тебя скоро ждать?
— Не очень, мам. Мы тут с Оленькой гуляем, я ей окрестности показываю.
— Точно гуляете?
Вот терпеть не могу такие вопросы! К чему их вообще задавать?
— Нет, мам, я поставил эту кобылу раком и сейчас как следует трахну.
— Фу, прекращай такие пакости говорить. Ладно, гуляйте дальше, только совсем уж не загуливайтесь.
— Хорошо, мам.
Едва я нажал кнопку отключения, как сбоку на меня напрыгнули и сильным тычком повалили на траву. Я ещё даже вскрикнуть не успел, как увидел нависшую надо мной всхрапывающую пони с озверевшим взглядом.
— Ты чего? — только и спросил я обалдело, как мне ткнули копытом в грудь.
— Ты! — взвизгнула Оленька. — Теперь твоя мама точно подумает, что мы с тобой тут сексом занимаемся! Какого хрена, Антон?! Ты же сам мне рассказывал, что нельзя, чтоб кто-нибудь догадался!
— Как раз наоборот, — кряхтя, я отодвинулся и сел. — Теперь она точно не подумает об этом. И вообще, ты чего завелась, как лошадь на случке?!
— Биологически я и есть лошадь!
— Ты — непарнокопытное разумное. Equus caballus Sapiens — это звучит гордо!
— Укушу, — Оленька недвусмысленно покосилась на бугор в моих штанах.
— Тогда больше не будет уроков.
— Тогда за уши покусаю! — совершенно лошадиным жестом кобылка выпростала морду вперёд и клацнула зубами возле моего уха.
— Я обижусь и уроков тоже больше не будет. Можешь сразу идти… в огород, искать огурец подлиннее.
— Этим самым огурцом и получишь, — чувствуя, что проигрывает в словесной схватке, Оленька засопела и совершенно по-хозяйски поставила копыто мне на живот. — Сравнил ведь с огурцом каким-то…
— Эй, ты чего? — изумился и возмутился я одновременно, когда она наклонилась и принялась обнюхивать перед моих штанов. — Чего лезешь вне срока?
— Моральная компенсация, — засопела кобылка, пока я заизвивался под её копытом. — Да не дёргайся ты! И вообще, вредно видеть вкусную конфетку и не притронуться к ней.
— Теперь видно, что ты на краю зоны, — пропыхтел я. — Ведёшь себя как похотливое животное.
Оленька снова фыркнула, но всё-таки ослабила нажим, затем отодвинулась и подождала, пока я встану. Не глядя на меня, тихонько буркнула:
— Прости… я вправду испугалась.
— Нервишки у тебя точно пошаливают, — отряхнувшись, я воззрился на свою несостоявшуюся насильницу. Хотелось ударить её, обругать, сделать что-нибудь ещё, чтобы выплеснуть злость.
Но подумал — и положил ладонь ей на холку, чуть потрепав.
— Ладно, считай, что мы оба квиты.
Злился ли я? Да, злился. Но в свете новой информации я понимал Оленьку. Если всё так, то ей, по сути, некуда деваться из этих мест. И ей важно наладить отношения с односельчанами.
Однако ситуация, всё же, вышла не самая приятная. Вот только ни я, ни пони не знали, как это сгладить. Хотя была одна мыслишка…
— Давай так, — предложил я. — Ты мне расскажешь про пони, а я выполню любую твою просьбу?
— Хм-м? — Оленька покосилась на меня. — Какую захочу?
— В разумных пределах.
— Дай-ка подумать…
На следующее наше занятие по математике я притащил свежевынутые из улья соты. Заполненные незапечатанным мёдом где-то на треть. Эти как раз можно было жевать прямо с воском.