Триада Лун: Резервные зеркала
Анклавы Ночи
Наш маленький летательный аппарат неуклонно снижается над полуденным Кантерлотом, но настоящий наш путь проведёт нас в области ночи.
В Кантерлоте этой временной линии белый мрамор Селестии через нерезкие, но отчётливые границы перетекает в камень двух разных оттенков Луны.
Здесь не очень вежливо называть Луну младшей сестрой. В поздних историях, где на небе Триада Лун, назвать её младшей значило бы просто солгать или ошибиться. Но сейчас, глядя на величественный Кантерлот, я наглядно вижу, как она компенсирует нехватку старшинства; её цвета занимают две трети верхнего города.
Таков первый цвет Луны: прозрачная, пронизанная солнцем лазурь, подобная чистой озёрной воде, что искрится пузырьками в середине лета. Этот цвет сияет и струится, подвижен, он течет, делая башни похожими на фонтаны.
Дополняет его, матовой чернильной тьмой на белоснежном мраморе Селестии, второй цвет: полуночная синь бездонной глубины с редкими проблескивающими звёздами. Если всмотреться в глубину, ты вряд ли будешь уверена в форме того, что видишь.
Например, эти высокие, гордые, изогнутые или угловатые шпили. Вокруг каждого — озеро глубокой синевы. Они разделены по высоте площадками и увенчаны гигантскими магическими шарами. Каждый из этих шпилей может выглядеть тем, чем является, или глубоким колодцем, или порталом в иное измерение. Это больше, чем оптическая иллюзия: это магия, клубящаяся призрачными силуэтами в каждой из сфер. Если не знаешь, трудно сказать наверняка, что в них: стабильные заклинания, запечатанные сны, или заточенные чудовища.
Как та, что следовала путями Синей Луны большую часть своих жизней, могу сказать наверняка: в каждой из сфер — всё из этого и не только.
Эта история — единственная, в которой охранители Луны никогда не были выпущены наружу. Не так далеко от них и равно с ними долгим сном спит второй цвет Селестии: ярость, скрытая под безмятежной белой поверхностью в ожидании битвы, которой не будет.
Пока не будет, напоминаю я себе. До Восхода Лун и Багровой Зари осталось меньше двух месяцев.
Мы садимся в одной из тёмно-синих частей города мягко и бесшумно. Лепидоптеры вообще бесшумны, но здесь тишина царит буквально сверхъестественная, даже полуденное солнце кажется нарисованным белой краской на приглушенной лазури неба. Здесь его лучам не позволено достигать поверхности.
Ведомые Темпест, мы пешком направляемся к ближайшей башне — подлетать ближе, по её словам, было бы небезопасно. Не проходит трети доли, как два дракона выходят из полумрака позади нас, выравнивают с нами шаг. Того что справа, я узнаю: я видела его сверху. Могу предположить, что это самец, в сравнении с той, что слева.
Драконица слева обменивается взглядами со Стилусом. Она низко нагибается, образуя гладкую кривую, по которой он может взобраться. Остаток пути Стилус едет на её спине, рассматривая её с восхищением и любопытством — ближе некуда. Он, кажется, совсем не боится. Кварц придвигается ближе я полуобнимаю её крылом. Она не признаётся, что испугана. Но мы обе знаем — я чувствую её страх в воздухе. Моё сердце тоже бьётся быстрее.
Мы идем, и я с восхищением наблюдаю каждый шаг изящных крылатых гигантов, всё ещё очарованная, как грациозно они ступают. Я едва достаю ростом до чешуйчатого колена, каждый когтистый палец больше моей головы. При этом они движутся как ртуть, так же быстро и точно как маленькие ящерицы, и вскоре мне приходится лететь, чтобы не отстать. Темпест не бежит, длинные ноги верно служат ей, ей хватает темпа быстрого шага.
В башню мы не заходим. Луна встречает нас на пороге. Равная Селестии в росте и в величии, она выступает из длинной тени, крылья её излучают прохладу. Как будто она только что прибыла из земель, где лета не бывает вовсе. Возможно, так и есть.
— Добро пожаловать, — произносит она, сложив крылья. Её рог слегка светится призрачной синевой. Драконы встают по бокам от неё, трутся о неё чешуей. Они заметно крупнее аликорна физически, и всё же само присутствие Луны не оставляет сомнений в том, что именно она — Принцесса, и эта ночь-посреди-дня принадлежит ей.
Драконы начинают песню о том, что даже самый долгий полет однажды придет к концу. Принцесса присоединяется к ним — я не знаю слов, но эмоции зовут следовать за ними, я позволяю песне вести меня.
Времена проносятся перед нами, пока звучит песня; целые виды живых существ появляются на цвет, приходят к процветанию и вымирают, континентальные плиты Эквуса движутся, пока звучит песня Луны о возвращении домой, сплетая шесть наших голосов в идеальной гармонии. Мы не знаем слов, но песня знает нас, направляет каждый наш выдох в сумеречной прохладе. Вечность проходит сквозь нас, и всё же нарисованное солнце успевает сместиться в небе не больше, чем на три своих диаметра.
Темпест слушает. Она не поет. Она седьмая из шести, всегда не так далеко от нас в путешествиях, но никогда не в списке героев.
— Нет, — говорит Луна, когда песня кончается, — нам не суждено предотвратить восход Лун. Он будет в предначертанную ночь. Само прибытие твоё к Нам суть соглашение с Красной — ибо она часть Розовой Луны, что осветила путь твой, и Мы уважаем её условия. В конце концов, она стремится жить. Однако соглашение сие Нам оставляет некую свободу. Мы можем, и Мы будем, пытаться упредить последствия. Предотвращать вред, перенаправлять, смягчать гнев, и в конце концов, закончить дело миром — степенно изменяя нить событий. Ты пришла к нам, чтоб действовать на пользу.
Мы глядим на аликорна; я жду инструкций. Если бы здесь была Биттеркап, она бы не сомневалась, что сейчас получит квест. Вместо этого Луна подходит ближе и касается меня кончиками обеих крыльев. Прохлада — не такая чтобы замерзнуть, скорее приятная; легкое напоминание что тепло — это краткая утешительная иллюзия среди вечной ночи.
— Ступай свободно, дорогая Лур, нам ведомо, что глас судьбы превыше Нашей воли. В странствии своем, ищи иные Аспекты нас. Это всё, чем можем Мы помочь на этот раз.
— Но… Как же наша подруга? — перебивает Кварц. — Вы знаете, где она?
— Мы знаем, — Принцесса слегка улыбается. — Не должно Искателям делить времена с другими отблесками себя самих. Коль Лур почтила Нас присутствием, тотчас же Биттеркап ступила в иное место на полотнах времён. Теперь на ней иная, собственная миссия, — судьба её сплетена с Путницей.
То, как она произносит последнее слово… Дыхание замерзает у меня в глотке. Я переспрашиваю, не желая верить, — Принцесса… вы послали жеребёнка против Путницы?!
— Что за конский редис эта Путница? — спрашивает Кварц, в её голосе беспокойство и страх.
Принцесса Луна медлит с ответом, и отвечаю я, уткнувшись носом в Кварц.
— Тема пророчества о конце времён. Пророчества, про которое точно известно что оно настоящее. Мало кто знает его полный текст, а не ту или иную малую часть, я же узнала его от Чёрной Луны. Путь близится к концу, и Путница идёт домой с победой. Для звёзд открыты тропы её побега, они — лампады на её пути домой. Завесой вечной тьмы сокрыто возвращение. Ни искры света не блеснёт во тьме, и Путница неотвратима, а победа её неоспорима. Это значит, когда миру придет конец, ни у кого нет шансов против Путницы. Победа будет за ней ещё до того, как ты выйдешь против неё.
— И всё же, кто она? — переспрашивает Стилус со спины драконицы.
Я опускаю голову и признаюсь, — Мы не знаем. Луны должны знать, но не говорят.
Принцесса Луна вежливо ждет, пока мы договорим. — Это всё что у нас есть. Но есть надежда, что дорогая Биттеркап настигнет Путницу до возвращения. Ей ведомо: сражение не путь к согласию.
— До возвращения Путницы или до возвращения Биттеркап? — пытаюсь я уточнить.
Принцесса Луна кивает, сверкнув зубами во тьме.
— Биттеркап грозит опасность? — хмурится Сиилус. — Если вы подвергли её опасности, Принцесса, то я разочарован.
Темпест хихикает, её глаза блестят улыбкой.
Луна вздыхает.
— Нет. Никакой опасности, которую она не в силах превозмочь. Тревоги Наши связаны лишь с тем что Скуталу отвергла Наш совет. И ныне Биттеркап делит путь со Скуталу, с иной собой — сопряжение, коего желали бы Мы избегнуть.
Мы с друзьями переглядываемся. Нам всем троим беспокойно, но больше всего — мне: Я привыкла верить Синей Луне безоговорочно, но я дала определённое обещание и не отступлюсь.
Я слышу как Стилус шепчет почти про себя:
— Мы должны спасти Биттеркап несмотря ни на что.
Я на мгновение задумываюсь, сказал ли он это для моих ушей. Неважно, говорит он это чтобы успокоить себя или верит что сказанное вслух станет правдой. Теперь я вместе с ними — я тоже решаюсь идти до конца.
— В любом случае, мы хотим вернуть Биттеркап, Принцесса. Вы можете нам помочь? — Я говорю медленно, со всем уважением, несмотря на то, что спорю с аликорном.
— Мы можем, — отвечает вместо неё дракон, тот что с голубыми чешуйками и более мускулистый. Его голос низок, и всё равно мелодичен, он звучит, как верхняя басовая струна. — Взамен на некоторые обещания.
У меня противное чувство будто я что-то забыла, но я поворачиваюсь к нему, — Какие обещания?
— Вначале обещай, что мы все вместе отправимся в полёт туда, куда мы с подругой пожелаем, — поясняет он. Смех в голосе, и в его зеленых глазах. — И маленькая Физзлпоп Берритвист присоединится к нам.
Эй! Не называй меня так при пони! — восклицает Темпест, равно злая и смущенная. Ярость в её глазах не позволяет скрыть румянец — он очевиден даже при цвете её шкуры.
Сначала доходит до Стилуса, затем и до Кварц. Но только вместе им удается собрать кусочки произошедшего вместе. Трое из нас не могут удержаться от смеха. Он становится громогласным — потому что к нам присоединяются драконы.
Ей это совсем не помогает. Зато нам становится легче.
Дальнейший путь прошёл в молчании. Пони молчали, молчала мантикора, молчал Лес. Они сражались как стая, они доказали свою силу — даже не так, они доказали свою опасность. Вечнодикий уважал это. Любой другой лес мирной Эквестрии был бы скорее обеспокоен.
Он проверит их на прочность ещё раз. Когда-нибудь. Через минуту, или в следующем году. Помня прошлые попытки — как делал много раз со всеми, кто ступал в его пределы.
Не сейчас. В эту ночь пересекать дорогу отряду с мантикорой в составе желающих не нашлось.
Из-под мха постепенно выступила древняя брусчатка и за последней завесой висячих ветвей перед ними открылся замок. Высокие стены из темного камня, узкие окна, сложная конструкция ворот, и отблеск Ночи в самих контурах замка. Острые крыши идеально отражали лунный свет, башни и зубцы давящими силуэтами отбрасывали на землю, куда Лес не смел ступить, причудливую тень.
Замок Сестер был выстроен в древние, простые времена, и это было заметно. В отличие от светлого, открытого всем ветрам дворца Кантерлота, он помнил, зачем он. Дом и символ — да, и это тоже. Но в первую очередь — то место, в котором, если нужно, будет дан последний бой.
Скуталу решительно проследовала за железные врата к маленькой передней двери и отворила её.
Внутри центрального донжона оказалось на удивление светло. Мелкие пылинки танцевали в голубом свете, лившемся из высоких витражей. Лёгкий стук копыт, приглушенный старыми коврами, всё же разносился эхом по замку. Мантикора обнюхивала углы. Свити призвала магию… и тут же в ужасе погасила.
Замок услышал. Магические огни один за другим разгорелись по стенам. В воздухе повисло это когда-то кипевшей здесь жизни.
Биттеркап почувствовала знакомую тоску. Ту самую тоску, что звучит в каждом скрипе и отзвуке старых вещей, старых механизмов, но больше всего — старых домов. Они тоже хотят жить. Заходишь внутрь, стряхиваешь пыль, поворачиваешь заржавевшие ручки, и слышишь, как они зовут тебя:
«Ты пришла, чтобы остаться? Ты растопишь мои камины, расстелишь ковры, изгонишь плесень? Закипят мои кухни, захлопают двери, засмеются гости?» — но ты говоришь, что пришла только забрать остатки ценностей.
Биттеркап открыла глаза, насторожила уши, вдохнула воздух, который устал даже ждать. В сухой горечи забвения на язык попала слабая искра надежды, а с нею — намёк на ответ.
— То, что мы ищем, должно быть в подвале. Надо найти лестницу.
Нижние уровни не были подвалом, но у них не нашлось лучшего слова. Вырубленные в скале винтовые лестницы сменились диким камнем, а те — кристаллическими венами земли. Поворот за поворотом лестницы они шли, смотря на бледно искрящиеся потоки кристаллов. Ни звука не проникало сюда с поверхности. Время прекратило идти, если оно когда-либо начиналось.
— Стой! — прозвенело внутри Биттеркап. Не голос — мысль в голове, холодная и резкая.
Подруги остановились, оглядываясь на неё.
— Мне жаль, но тебе нельзя быть, — прозвенела мысль.
Она оглянулась, сдерживая панику:
— Идите дальше без меня!
— Тебе нельзя быть. Нигде в этом мире. — без ненависти, простая констатация истины.
Кристальный пол сплавился с копытами Биттеркап. Сначала копыто, затем нога стали со скоростью секундной стрелки превращаться в камень, медленно пульсирующий радужными разводами. Ниже кромки превращения волны застывали, оставаясь такими, как их назначил кристал.
— Почему? Я хорошая пони!
— Ты аномалия. Ты можешь заразить кристалл.
— Отпусти!
— Чем помочь, маленькая? — звонкий голос Свити, тоже на грани паники.
— Это дерево. Я ему не нравлюсь! — Камень поднялся выше колен и подбирался к туловищу.
Скуталу бросила на дерево гневный взгляд. Ну, они не думали, что всё будет так просто. Они просто не ждали, что им придётся противостоять самому Древу Гармонии.
Летний вечер плавился от жары, и была школа и был спектакль. Им был нужен чейнджлинг. Не настоящий чейнджлинг, пони, которая сыграет его роль. Они попробовали пегаса, и это никуда не годилось — её крылья взмахивали слишком медленно… да и на рваную перепонку не походили. Они попробовали единорога — но жеребенок не смог поддерживать сложное «бабочковое» заклинание даже одну, самую короткую сцену. Они даже попробовали земнопони с заводным механизмом… И Скуталу смотрела на это всё с растущим отчаянием и решимостью. Она предложила себя.
Это не унижение, если ради своих друзей ты предлагаешь себя как не имеющий аналогов пегас, который может жужжать.
Это не увечье, пока ты способна над ним смеяться.
Скуталу повторяла это раз за разом. Всегда, когда подступали слёзы. Как и в тот день.
Здесь и теперь — тоже время импровизировать. Она подошла вплотную к дереву, которое не было деревом, светящиеся ветви зависли над головой.
— Я — Скуталу и это мой друг. И я не позволю тебе обратить её в камень — а если ты это сделаешь, я перерою землю, и небо, и время и найду способ вернуть её, и даже не сомневайся, мне хватит упёртости. Я вступила в Отсеянных, а через год вступила в них снова. Я не отступлюсь, а если будет надо — то попрошу помощи и всё равно спасу её!
Эти последние слова дались сложнее всего.
Резкий, странный аккорд пронзил воздух, и Скуталу застыла на месте, словно пойманная в ловушку из тончайшего, переливающегося кристалла. Она дышала, даже переминалась с ноги на ногу, но ни звука не слетало с её губ. Глаза её, широко раскрытые, неотрывно смотрели на Древо.
Искатели ахнули в унисон и бросились к подруге, отчаянно пытаясь разбить кристальную оболочку. Но кристалл оставался холодным и равнодушным, не поддаваясь ни магии, ни ударам копыт.
Сквозь пелену слёз Свити Белль заметила, что движение кристалла, окутывающего Баттеркап, замедлилось, хотя и до этого оно не отличалось быстротой. Следовать за подругой и лидером сейчас казалось безумием, но Свити Белль знала: в хороших историях именно безрассудная вера творит чудеса.
Шагнув в радужный свет, который озарил её белоснежную шерсть тёплым сиянием, она встряхнула своей роскошной двухцветной гривой и решительно произнесла:
— Я — Свити Белль и это мой друг. Я прошу тебя пощадить её, если она вызвала твоё недовольство и позволить ей… — она оглянулась на Биттеркап — исчезнуть из твоего мира самой. Она всё равно собирается это сделать. Сим взываю к добру и снисхождению, Древо! Пожалуйста, взгляни её глазами и почувствуй — разве жеребёнок заслуживает такой смерти?
Свити Белль была талантлива – и знала это. Поражение ей не грозило. Она была лучшей из лучших, ей были уготованы головокружительная карьера, слава, богатство и толпы поклонников… Конкуренткам оставалось лишь рыдать в сторонке. Разве могла она позволить себе сдаться, похоронить детскую мечту?
Взглянув на двух оставшихся соперниц, статную, цвета меди земную пони и черно-серебристую, юную пегаску, Свити ощутила прилив уверенности. Да, они были хороши, но меркли на ее фоне. Свити видела, как они дрожат, как нервы берут верх. Видела, как упорно они трудились, чтобы добраться до финала. Неужели все их старания окажутся напрасны? Как бы Свити ни хотела победить, ей хотелось, чтобы и соперницы получили свою награду.
Однако Свити не собиралась изменять себе и своим желаниям. Вместо этого она предложила конкуренткам спеть вместе, поддержать единство Эквестрии. Судья конкурса, сама Принцесса Селестия, одобрила эту идею.
По окончании выступления Свити Белль и ее соперницы получили по призу. Словно Принцесса Селестия знала, чем все закончится, и заранее приготовила не один, а три приза.
Впрочем, этот вариант был прописан в правилах конкурса. Свити Бель могла поклясться, что обратила бы внимание на такой пункт, и что раньше его не было. Но, как она ни всматривалась, она не нашла ни следа правок.
Аплодисменты толпы звенели в голове Свити Белль. Она поспешила ответить:
— Я читаю сказки. Я пишу сказки. Я знаю их правила. Мы заплатим цену, если ты потребуешь ее, — и все же я прошу о щедром даре и о том, чтобы добрая воля стояла выше законов.
Но ответа не последовало. Был только дар, как и просила Свити Белль, — без цены и обещаний, без магии и науки, без права и закона, потому что добрая сказка для маленькой пони не может быть рассказана иначе.
И все же, ради честного испытания, как это поняла Свити, — кристально ясно, с оттенком извинения, — она тоже была заключена в непроницаемую оболочку.
Эпплблум, которая до этого свирепо смотрела на дерево, словно всерьез собираясь отомстить ему, тяжело вздохнула и шагнула вперед. Она не пыталась унять свою отчаянную злость. Она видела, как кристаллическое окаменение Биттеркап будто бы приостановилось. Глубокий порез от когтя мантикоры раскрылся и снова закровоточил.
Эпплблум, мрачно глядевшая на дерево, как будто всерьез собираясь его от души лягнуть, тяжело вздохнула и вышла вперёд.
— Я Эпплблум и я её — она некультурно ткнула копытом в сторону Биттеркап. Окаменение как будто бы остановилось. — подруга.
Поезд из Кантерлота плавно затормозил, и Свити Белль, отбросив с лица роскошную гриву, уткнулась в плечо Эпплблум, сотрясаясь от рыданий. Как ни старалась она казаться сильной, слёзы, как и разбитое сердце, были настоящими.
Свити приехала просить подругу отговорить ее от разрыва с женихом. Она выложила все: измены, ложь, кражи, ссоры, за которыми следовала ещё большая ложь... На каждое светлое воспоминание о женихе приходился десяток темных, полных боли и обид.
Эпплблум знала этого жеребца. Знала, что некоторые пони никогда не меняются. Одни сознательно выбирают оставаться прежними, другие просто неспособны осознать, что поступают плохо. Называйте это отсутствием эмпатии.
Вечером подруги, к которым присоединилась и Рэрити, собрались вместе.
– Слушай сюда, сахарок, – прямо сказала Эпплблум, – что б ни случилось, мы всегда рядом. Мож бросить его, мож и остаться, главное, чтоб ты была счастлива. Выйдешь ты за этого жеребца или нет – наша дружба будет как есть, слышишь?
И вот, вооружившись бочонком лучшего сидра, подруги сели на первый же экспресс до Кантерлота, разыскали незадачливого жениха и провели с ним вечер. Он был поражен их доброжелательностью и готовностью поддержать любую его идею. Они не осуждали, не пытались переубедить, позволив ему быть самим собой – со всеми вытекающими последствиями. Даже когда его действия казались сомнительными, а порой и вовсе за гранью, подруги не останавливали его. Они хотели увидеть его истинное лицо, таким, какой он есть на самом деле. Никаких заклинаний, никаких зелий в сидре – он был абсолютно свободен от чужих ожиданий.
Они уснули – все трое – и проснулись на рассвете в тюремной камере. Больше жениха они не видели, хотя позже выяснилось, что он сидел через одну стенку от них. Вскоре они забыли о нём всё, даже имя. Не сговариваясь, просто потому, что не хотели помнить. А фотография из полицейского участка с тех пор гордо красовалась на стене в комнате Эпплблум.
— ...и я те вот что скажу, ежели ты мою подружку сию секунду не отпустишь, я тебя так отделаю, пуще того Сомбры, что в Школе Дружбы и не признают! Похуже, чем сахарному кубику под дождём тебе будет, отвечаю!
Эпплблум нечего было терять. Не считая мантикоры, что с ужасом наблюдала за ней из сумрачного угла пещеры, земная пони была одна. Но она не сдавалась. Вложив в слова все свое сердце, она требовала, настаивала, не соглашаясь уйти без подруг. Даже перед лицом смерти – всегда вместе, трое против всего мира.
В воздухе разлилось кристаллическое мерцание – Древо Гармонии давало ответ. С незапамятных времен оно даровало Элементы Гармонии достойным. Когда Элементы становились не нужны, они возвращались к Древу, и оно терпеливо ждало, когда они понадобятся вновь.
Вспыхнул призматический свет, хрустальные оболочки раскололись, освобождая Искателей.
Две сияющие звезды сорвались с ветвей и легли на шею Скуталу, образовав золотое ожерелье с крыловидным бриллиантом посередине. Верность и Смех, соединившись, стали Стойкостью – способностью преодолевать любые невзгоды. В самый раз, – подумала Скуталу. — Я бы предпочла Настойчивость, но и это неплохо. Она чувствовала, что Древо Гармонии едва сдерживает смех, но отвечать друг другу никто из них не стал.
Рядом с ней еще две звезды, упав с ветвей, слились на груди Свити в серебряное ожерелье с сапфиром в форме музыкальной ноты. Щёдрость и Доброта породили Бескорыстие или Альтруизм. В своих мыслях Свити послала благодарность и получила короткий кристальный ответ: «Дар, отданный с радостью».
Свет стал нестерпимо ярким. «Что за…?» – ахнула Эпплблум, прикрывая глаза. Сияние погасло На голове она обнаружила диадему цвета слоновой кости с рубином в форме яблока – Элемент Искренности, сплав Дружбы и Честности. И Эпплблум, и Древо знали – этот Элемент был взят и отдан с боем.
Биттеркап рассматривала слегка радужные, но совершенно точно не каменные копыта.
— Думаю, это испытание мы… то есть вы — прошли. Она обернулась к Эпплблум. — И, пожалуйста, не беспокойся, я обещаю, что всё будет хорошо, но я и правда не в своей тарелке. Ваша очередь… Носители Элементов?
Она шагнула к Скуталу и пропала. Скуталу оглянулась на подруг, неловко поправила Элемент Стойкости на своей груди, шевельнула большими и ровными крыльями и взъерошила жёлтую шерстку. Осторожно подошла к мантикоре. От касания крылом та припала к полу. Скуталу снова взглянула на Эпплблум и Свити Белль, и тихо спросила:
— Что дальше?