Опасный роман лебедей
Глава 20
Гослинг опустился на кучу подушек после того, как Луна вышла из ванной. Он свернулся калачиком, и в его мозгу едва укладывался тот факт, что он только что принимал душ с Луной, как и все остальные пони. Он был почти в забытьи, в каком-то беспорядке. Селестия чистила ему зубы, пока он, сгорбившись, не реагировал на происходящее, ведя себя в душе как взмыленный жеребенок.
Селестия, устроившаяся на той же куче подушек, что и Гослинг, пыталась успокоить себя. Она наблюдала за своей сестрой Луной, которая шаркала по комнате, вышагивая, ее шерсть была гладкой и немного влажной от душа. Протянув переднюю ногу, Селестия зацепилась ею за тело Гослинга и подтащила его ближе.
Посмотрев на свою сестру Луну, Селестия сказала:
— Я бы хотела, чтобы Кейденс привели ко мне как можно скорее.
Луна моргнула, ее уши дергались в разные стороны, но при этом она пыталась понять, зачем сестре понадобилось приводить Кейденс сюда. Она посмотрела на Гослинга, который сжимал живот и стонал.
От необутых копыт Луны не доносилось ни звука, пока она ступала по полу к дверному проему. Она распахнула ее и вышла наружу, закрыв за собой дверь. Селестия опустила голову, и ее брови изогнулись в ласковой защитной гримасе, когда она притянула его еще ближе.
— Ты поступил очень храбро, — прошептала она, прижимаясь губами к уху Гослинга.
— Мне плохо, — пробормотал Гослинг неуклюжими от тошноты губами.
— Успокойся, это пройдет, — ответила Селестия, а затем с тихим сиплым выдохом заставила его замолчать.
Дверь открылась, и Луна вернулась внутрь. Она задержалась у двери, переминаясь с правого копыта на левое, словно пытаясь принять решение. Постояв несколько мгновений в нерешительности, она рванулась вперед и нырнула в кучу подушек, ткнувшись в бок сестры. Устроившись поудобнее, она прижалась к шее Селестии.
— У меня проблемы? — спросил Гослинг.
— Нет, — дружно ответили Луна и Селестия.
Удовлетворенный ответом, Гослинг закрыл глаза, а затем издал стон, когда желудок попытался выскочить из его горла. Он только что вышел из душа, но уже вспотел. Крупные капли скатывались по шее, по лбу, а мышцы дрожали по всему телу.
— Они никогда меня не простят, — негромко сказала Луна.
— Некоторые из них уже простили, — ответила Селестия, прислонившись к сестре. — Однако это все еще остается предметом спора. Что касается сенсаций, то нет ничего более сенсационного, чем поднимать тему теней и грехов прошлого.
Закрыв глаза, Луна прижалась к Селестии и ничего не сказала. Теперь, сидя в тишине, Селестия кипела от злости, стискивая зубы, ненавидя все в этой ситуации и ненавидя себя за беспечность.
В дверь тихонько постучали, и Селестия сказала:
— Войдите.
Дверь открылась, и гвардеец сделал несколько нерешительных шагов внутрь, когда Луна открыла глаза. Обе сестры уставились на него, когда он бросил на них извиняющийся взгляд. Он слегка склонил голову, моргнул, а затем глубоко вздохнул.
— Принцесса Кейденс уехала. Она и Шайнинг Армор, а также Флурри Харт отправились в Кристальную Империю. — Гвардеец сделал паузу и прочистил горло. — У нас тоже возникла ситуация.
— И что же? — спросила Селестия.
— Твайлайт Спаркл решила устроить разнос прессе. Она в таком состоянии. Она магией заперла двери в зал, заманив всех внутрь, и сейчас читает им лекцию о важности приличий, мягкости и хорошего тона. Она в ярости. Мы не можем открыть двери, чтобы спасти кого-нибудь из пони. Никто не может телепортироваться внутрь или наружу. Она экранировала комнату.
— Я не буду их спасать, — сказала Селестия охраннику.
— Они сами на себя это накликали. — Луна переместила свое тело так, чтобы лучше подтянуть ноги под себя. — Спасибо… вы свободны.
Склонив голову, охранник вышел из комнаты и закрыл за собой дверь с извиняющимся выражением лица. Дверь захлопнулась без единого звука. Тяжелая тишина заполнила комнату, и обе сестры сидели, задумавшись, а Гослинг так и остался дрожащим комочком.
Не успев опомниться, Луна нарушила молчание, которое длилось несколько долгих, мучительных минут:
— Я отказываюсь верить, что Кейденс могла быть настолько беспечной, чтобы забыть что-то настолько важное.
Губы Селестии сложились в безупречную, красивую гримасу, а уши прижались к голове. После недолгого раздумья она подняла уши и наклонила их вперед, надвинув на глаза. Она повернула голову, чтобы посмотреть на сестру, и увидела, что Луна смотрит на нее снизу вверх.
— Сестра, я подозреваю, что нас разыграли, — прошептала Луна.
Кивнув, Селестия стиснула челюсти, поняв, что ее только что провели. Она уже пыталась разгадать мотивы Кейденс. Селестия обладала блестящим умом, и под ее бровями таилась мудрость веков.
— Почему Кейденс так поступила со всеми нами? — вслух задалась вопросом Луна. — Она любит нас, поэтому мы должны предположить, что она не сделала этого и не позволила этому случиться со злым умыслом. — Луна поджала губы, изобразив утиную мордочку. Поморщившись, Луна произнесла еще несколько слов. — Сестра, ты слишком хорошо обучила Кейденс.
Селестия снова кивнула, но не произнесла ни слова.
— Мне неловко, когда меня обманывают, — призналась Луна.
В третий раз Селестия кивнула, и Гослинг простонал.
— Мы отомстим за это. — Луна произнесла это горловым шепотом.
Селестия поморщилась, у нее затекла шея от того, что она кивала. Опустив взгляд, Селестия увидела, что голова Гослинга покоится на ее передней ноге. Посмотрев на него, она все поняла. Она ощутила это, как пощечину на морде. Ее уши задрались вверх и вниз, ноздри раздулись, и она почувствовала, как к ней прижалась ее сестра. Селестия смахнула слезу, образовавшуюся в уголке глаза. Она знала.
— Это вопрос доверия и прощения, — сказала Селестия голосом, в котором звучал эмоциональный гравий. Она снова моргнула, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Я не понимаю, — ответила Луна.
Сердце Селестии заныло, когда она посмотрела на Гослинга. По ее мордочке скатилась слеза:
— Луна, это вопрос доверия и прощения, два очень важных элемента любви. — На мгновение горло Селестии сжалось так сильно, что она испугалась, что потеряет голос. Она боролась с этим чувством, сглатывая и пытаясь продолжать. — Луна, я прощаю тебя и доверяю тебе жизнь Гослинга, как и жизнь наших подданных. Теперь ты другая пони. Пусть далекое прошлое останется позади. — Уши Селестии дернулись, когда она услышала резкий выдох Луны.
Рядом с ней грудь Луны начала подрагивать, и Селестия приготовилась стать старшей сестрой, в которой Луна так нуждалась. С каждым вздрагиванием, с каждым всхлипом по сердцу Селестии словно проводили затупившейся жестокой бритвой.
— Что нам делать друг с другом? — спросила Селестия, когда сестра с трудом подавила рыдания. — Мы должны прийти к соглашению. Гослинг, я хотела бы знать, что ты думаешь по этому поводу…
Сильная волна тошноты не позволила Гослингу ответить сразу. Он поднял голову и посмотрел в глаза Селестии, которая смотрела на него сверху вниз. Тихие звуки всхлипываний Луны вызвали ужасную боль, пронзившую его внутренности. Она могла быть ночным ужасом, который чуть не напугал его до смерти в коридоре, но она также была кобылой, кобылой с эмоциями, чувствами и нежным сердцем. Он пожалел ее.
— Гослинг?
— Я исполню свой долг, — ответил Гослинг, сказав то, что считал правильным ответом.
Подняв глаза, он увидел, как Селестия покачала головой. В ее глазах мелькнуло разочарование. Это разочарование больно кольнуло. Гослинг вздрогнул и понял, что совершил ошибку. Он напрягся, когда Селестия открыла рот, чтобы заговорить.
— Я спрашивала тебя, что ты чувствуешь, Гослинг, хотела узнать, как ты к этому относишься, а ты отвечаешь словами, произнесенными из чувства долга и преданности, а не из собственных чувств. Я считала, что ты выше этого. Мне не нужно от тебя слепое повиновение, я могу получить его от любого безмозглого грубияна. Я возлагала на тебя такие большие надежды.
Это было слишком тяжело для его желудка. Гослинг почувствовал, как в горле бурлит желчь. Он сглотнул, вздрогнув при этом, и зажмурил глаза, чтобы не заплакать. Он свернулся в клубок, еще более жалкий, и ему стало стыдно за себя. Упрек Селестии задел его.
Проблема была в том, что именно так он себя и чувствовал. Ради Селестии он готов на все. Он и раньше был готов на все. В животе у него заурчало, а кислота обожгла пазухи носа.
— Прости меня, но все, что я сделаю, будет сделано из чувства долга перед тобой, — произнес Гослинг хриплым голосом, вырывавшимся из его губ. — Этого не изменить. Я не знаю Луну так, как знаю тебя. Я не люблю ее. Но я готов стать ее другом и спутником, если она позволит мне. Наверняка мы сможем как-то договориться между собой.
— Луна… мы в затруднительном положении, — обратилась Селестия к сестре. — Я не уверена, что из этого есть выход. Я понимаю, если ты не хочешь открывать свою жизнь Гослингу. Я не стану принуждать тебя к этому по собственной воле, так же как и Гослинга. — В голосе Селестии слышалась боль, и Гослингу было больно это слышать.
— Если понадобится, я все отменю и отложу собственное счастье, — предложила Селестия.
— Нет! — сказала Луна, качая головой. — Я не буду отвечать за то, что снова причинила тебе боль. Мы можем договориться.
— Луна, это станет очень щекотливым делом. Если у тебя и Гослинга не будет интереса друг к другу, а ты найдешь любовь в другом, это сильно осложнит ситуацию. Такой скандал нанесет Нам огромный вред. Наше правление и так находится в шатком положении. Я не стану добиваться своего счастья за счет твоего. Я не стану втягивать тебя в отношения или брак, в которых ты не заинтересована.
— У меня даже не было возможности оплакать бедного Броуз Блейза. — Фыркая, а теперь и всхлипывая, Луна вытерла сопливый нос о шею сестры. — Сестра, как ты можешь доверять мне Гослинга после того, что я сделала с нашим общим мужем?
Хотя он ничего не сказал, Гослингу и самому было интересно узнать об этом. Он не питал к Луне никакой неприязни и не собирался осуждать ее прошлое, но ему было любопытно, что думает Селестия.
Прежде чем Селестия успела что-то сказать, Луна спросила:
— А как же Кастор и Поллукс? — Гослинг увидел, как Селестия вздрогнула от боли, и почувствовал, как ее нога дернулась под его головой. Его язык стал сухим и шершавым, и Гослинг закашлялся.
— Кто такие Кастор и Поллукс? — спросил Гослинг, опасаясь ответа.
— Два жеребенка, которые никогда не знали своей матери и потеряли отца, — ответила Луна сдавленным голосом. — Сестра, что ты им сказала?
Гослинг почувствовал, как Селестия снова дернулась, а затем услышал ее слова:
— Я сказала им, что их мать умерла. Мне показалось, что так будет лучше для них. — Наступила тягостная, тяжелая пауза, а потом она продолжила: — Я сказала им, что Найтмер Мун убила их родителей. Прости меня, Луна.
От этих слов Гослинг оцепенел. Он не знал, что ответить, как отреагировать, — слов не было. Он прислушался к приглушенным рыданиям Луны и влажному звуку, с которым Селестия сглотнула.
— Кастор и Поллукс познали утрату. Будучи тройняшками, они потеряли брата при рождении, а затем мать и отца. Но они выросли сильными и храбрыми. — Селестия покачала головой. — Они выросли замечательными пони.
Что-то в словах Селестии привлекло внимание Гослинга, и он задумался об этом, лежа на подушках. Последствия ее слов крутились у него в голове. Происходило слишком много всего, чтобы уследить за одной частью этого разговора.
— Тройняшки? — спросил он. Он услышал вздох Селестии.
— Тебе еще многого не сказали, — ответила Селестия, — и я не уверена, что сейчас самое время.
— Но, тройняшки, — сказал Гослинг, сосредоточившись на этой части этого путаного разговора.
— У аликорнов есть некоторые особенности в размножении. — Луна фыркнула и снова вытерла нос о шею сестры. Она потерла глаза передней ногой, пытаясь прийти в себя. — Когда мы с сестрой спариваемся с кем-нибудь из вас, маленьких пони, у нас рождаются тройняшки.
— Земной пони, пегас и единорог, — уточнила Селестия, не обращая внимания на то, как сестра вытирает сопливый нос о ее шею. — Понятия не имею, почему.
Сбитый с толку, Гослинг сказал:
— Но Кейденс…
— Она не родилась аликорном, как мы, она родилась пегасом. — Селестия высоко подняла голову, слегка фыркнула и вытерла глаза крылом. — Гослинг, со временем тебе все объяснят.
Подняв глаза, Гослинг увидел, что Селестия смотрит на него сверху вниз. Он услышал, как она сказала:
— Ты сможешь отправиться в путешествие, Гослинг? Я понесу тебя, если понадобится. Я чувствую, что нам нужно кое-что сделать.
— Путешествие? — спросила Луна, смаргивая остатки слез.
— Луна, дорогая сестра, у тебя не было возможности оплакать Броуз Блейза и попрощаться с ним. Возможно, пришло время это исправить. — Селестия глубоко вздохнула. — Пойдем, еще раз приведем себя в порядок, а затем отправимся в путь под покровом темноты. Возможно, прохладный ночной воздух пойдет Гослингу на пользу. Я знаю, что он будет полезен и для тебя, Луна.
Не успел он ответить, как Гослинг почувствовал, что его поднимает магия. Казалось, ему предстояло отправиться в путешествие. День уже был длинным. Он проснулся еще до рассвета, многое увидел и пережил за этот день, и казалось, что ночь только начинается. Подняв глаза на Селестию, он понял, что ее рог не светится — это не она подняла его с такой нежностью и заботой.