Опасное вынашивание лебедей

Глава 7

Всему хорошему приходит конец, и эта ночь не могла длиться вечно, как бы Гослингу этого ни хотелось. Ликер, который дала ему Луна, был странным, с добавлением лаванды и аниса, и несколько бокалов совершенно одурманили его. Теперь он, спотыкаясь, шел рядом с Луной, пока она вела его обратно в постель.

Гослинг многое хотел ей рассказать, возможно, из-за своего нынешнего опьянения, и, что еще важнее, многое хотел услышать от нее. Однако говорить сейчас было трудновато, просто потому, что ему так много хотелось сказать. Он боялся, что если попытается сказать хоть что-то, то все выльется в путаницу.

— Мы лучшие приятели, — сказал Гослинг, и в его голосе прозвучала тяжелая нотка. Многое другое грозило выплеснуться наружу, не только слова, содержимое его желудка в данный момент ходатайствовало об условно-досрочном освобождении. Чувствуя себя смелым и слишком далеко зашедшим, чтобы чувствовать себя глупо, Гослинг сглотнул, а затем продолжил: — Я просто… просто хочу по-настоящему стать твоим другом… Луна.

Спотыкаясь, Гослинг не чувствовал ног, ни одной из них, и подумал, не замерз ли он снова. Однако он не упал, потому что его приятельница подхватила и удержала его с помощью магии. Теплая, щекочущая магия растеклась по его телу и смешалась с приятными ощущениями от опьянения.

Опьянения? Нет. После минутного внутреннего спора Гослинг признался, что ему лишь слегка показалось. Он не был пьян. Нет. Пьяный Гослинг мог бы попытаться сделать шаг к своей подружке, пьяный, глупый шаг, который мог бы разрушить все, всю его тяжелую работу, и он никогда бы не позволил этому случиться. Нет, он был слегка навеселе, или, может быть, в подпитии. Могут ли резиновые уточки плавать в ванне, полной выпивки?

Ему нужно было сказать так много, всего так много, что слова давили друг на друга в его голове и превращались в кашу. На секунду Гослинг увидел мысленный образ длинной тонкой буквы, вставляющейся в круглую букву, и был потрясен внезапной непристойностью алфавита. Он отмахнулся от этого, поняв, что лучше притвориться, что ничего не произошло.

Держась за крыло, Гослинг летел, и это его очень радовало. Да, он был счастлив: он летел рядом с Луной, парил в воздухе, рядом со своей приятельницей. Он был так счастлив, так восхищен, что начал петь, да, он начал петь серенаду своей лучшей спутнице, просто потому что она была лучшей приятельницей.

— Ты моя Луна… моя единственная Луна… ты делаешь меня счастливыыыыыыыым… когда небо… темное? — Он растерянно моргнул, так как песня ушла в странное, неизвестное место. — Ты никогда не узнаешь, Блу, как сильно я тебя люблю… пожалуйста, не забирай мой самогон.

И тут, словно в довершение своего величественного опуса, своей Спуни-Гуси-Свугли песни, Гослинг блеванул прямо на пол.

С пересохшим ртом Гослинг копался в своей пустой постели. Рядом стоял стакан с водой и несколько таблеток аспирина. Тяжелые портьеры были закрыты, не пропуская солнечный свет, и кто-то очень заботливо отнесся к его нуждам. О боже, какие у него были нужды. Ему нужно было снова заснуть, нужно было вернуть себе память о том, как он ложился спать прошлой ночью.

Поднявшись с кровати, Гослинг почувствовал себя голым. На мгновение он задумался о состоянии своих крыльев и почувствовал отвращение к тому, что увидел. Все болело, с этой болью он не мог примириться, и она не давала ему покоя. Отвернувшись от собственного тела, Гослинг сосредоточился на том, чтобы принять аспирин и напиться.

Без своих волшебных пегасьих перьев он не знал, как позаботиться о себе, как быть самим собой. Он никогда раньше не оказывался в таком положении. Высунув язык, он слизнул аспирин с прикроватной тумбочки, подхватил стакан щетками и запил таблетки. Взмахнув хвостом, он издал скулеж и собрался с мыслями, готовясь встретить день.

Нужно было работать. Это была ужасная работа, но это была его работа. Его собеседование было замаскировано под романтическое свидание, а брак — не более чем причудливый контракт. Как принц Гослинг, он занимал одну из худших должностей в Эквестрии, неблагодарную работу, но, как и любую другую работу, ее нужно было делать. Поставив стакан, он направился в душ, а в голове размышлял о том, как ему сегодня отвратить свою любимую страну от анархии.

Завтрак состоял из… кекса с отрубями и кофе. Это был не завтрак, но он не мог жаловаться. Ему хотелось чего-нибудь горячего, соленого и жирного, например яичницы с измельченным кокосом, имбирем и ананасом. О, и сыр, много сыра, но то, что он хотел, и то, что получил, оказались двумя совершенно разными вещами.

Селестия была в своей школе, заботясь о нуждах своих учеников. Он подозревал, что Луна спит, но точно не знал. Кейденс и Шайнинг Армор он понятия не имел, чем они занимаются, но они были рядом. Голова немного болела, но не слишком сильно, не настолько, чтобы он не мог с этим справиться.

— Сэр, принц Блюблад ждет вас, сэр, — обратился Кибиц к Гослингу приглушенным, дружелюбным к похмелью голосом. — Предупреждаю, сэр, принц сегодня утром выглядит не в духе.

— Что ж, нас двое, — ответил Гослинг. — Проследи, чтобы мне принесли кофе, Кибитц.

— Хорошо, сэр. — Старый жеребец почтительно кивнул.

— Спасибо, Кибитц, без тебя я бы не справился с этой работой.

— О, я знаю об этом, сэр, но мне приятно слышать это от вас.

В кабинете Блюблада практически царила клаустрофобия. Конечно, это была большая комната, или когда-то была, но сейчас она была настолько завалена книгами, коробками и прочими предметами, что передвигаться по ней было практически невозможно. У принца-негодника, как его называли, была своя система хранения документов, свои способы хаотичной организации, в которых Гослинг никак не мог разобраться.

В центре комнаты стоял большой стол, на котором была выгравирована вся Эквестрия, выжженная на массивных дубовых досках его поверхности. Рядом со столом стоял Блюблад и хмурился, от глубокого, сосредоточенного хмурого взгляда на его лице появлялись морщины. Рядом с ним стоял Шайнинг Армор, тоже хмурый. Оба принца выглядели обеспокоенными, и Гослинг понял, что это будет тяжелый рабочий день.

— Что происходит? — спросил Гослинг, приблизившись к столу.

— Вот это, — вздохнул Блюблад, указывая жестом на вещи, лежащие на столе.

Обойдя различные препятствия, Гослинг присоединился к принцам за столом, и Шайнинг Армор протянул Гослингу фотографию, чтобы тот взглянул на нее. Поплотнее натянув на себя плащ, Гослинг прищурился и попытался понять, что он видит в ярких перенасыщенных цветах фотографии, которую Шайнинг Армор держал в своей магии.

Девушка, человеческая девушка, Гослинг знал ее по своим разведданным: Сансет Шиммер. Она указывала пальцем на что-то возле своих ног, на скопление ярко-синих цветов, находившееся неподалеку. Как ни старался, Гослинг не мог понять, что именно он должен увидеть, и почувствовал первые приступы разочарования.

— На что я смотрю? — спросил Гослинг.

— Это, — ответил Шайнинг Армор ровным, контролируемым голосом, — Сансет Шиммер. Эту фотографию сделала некая Пинки Пай, та, что за зеркалом. Голубые цветы у ног Сансет — это ядовитая шутка.

— Повтори? — Пах Гослинга сжался с такой силой, что слова вырвались у него в виде писка. Его хорошо информированный разум тут же начал собирать воедино все, что он знал, а знал он немало. Ядовитая шутка служила фильтром для сырой, плохой или испорченной магии. Особенно хорошо она работала против разлагающего влияния Грогара на таумасферу.

— Ядовитая шутка растет в мире за зеркалом. — Шайнинг Армор облизнул губы, и оба уха затрепетали. — Принесла Сансет Шиммер магию в тот мир или пробудила дремлющую в нем магию, мы не можем сказать наверняка. Впрочем, это и не важно. Теперь, когда есть активная, живая магия, порча распространилась из этого мира в другой. Твайлайт получила это вчера вечером, Сансет отправила ей, а она передала копии нам.

— Этого не может быть… — Почувствовав головокружение, Гослинг опустился на пол и сел. — Нет, этого не может быть.

Ничего не сказав, Блюблад издал придушенный стон, и одно копыто стукнуло об пол.

— Ядовитая шутка была встречена в месте под названием Лагерь Эверфри. Там произошла довольно тревожная серия магических событий. — Шайнинг Армор опустил фотографию на стол и положил ее на стопку других. — Некоторые обитатели лагеря заболели диковинными, изматывающими недугами, и Сансет Шиммер очень подробно обо всем рассказала моей сестре Твайлайт.

Внезапно Гослинг почувствовал дурноту в животе.

— Грогар может распространиться в любом месте, где есть магия, — сказал Блюблад, постукивая одним идеальным копытом по каменной плитке пола.

— Мы не знаем этого наверняка. — В словах Шайнинг Армора не было твердой убежденности, и он не пытался смотреть Блюбладу в глаза. — Мы многого не знаем о мире за зеркалом, кроме того, что это очень необычное место.

Сидя на полу, Гослинг чувствовал, как дрожат его мышцы, а желудок выделывает какие-то невозможные гимнастические упражнения. Его взгляд упал на стопку фотографий, и он задумался о том, что может увидеть, если взглянет на них. На стене капали водяные часы. Это раздражало, но Блюблад настаивал, чтобы его раздражали, потому что это не давало ему впасть в благодушие.

— А как же Тарнишед Типот за зеркалом? — спросил Гослинг, заметив, что его слова заставили Шайнинг Армора и принца Блюблада выглядеть весьма обеспокоенными. После разговора он задумался, почему ни на одном из своих брифингов он никогда не слышал ничего о Тарнишед Типоте этого мира.

— События за зеркалом отражают события в нашем мире, но есть и отличия. — Блюблад, нахмурившись, отвернулся и уставился на потрескивающее, плюющееся пламя в камине. — В том мире Трикси Луламун — девочка, которая учится в так называемой средней школе. Совсем недавно она угнала машину, своего рода автономную повозку, существующую за пределами зеркала, и похитила… похитила мальчика по имени Сумак Эппл. Теперь она — разыскиваемая преступница. По ее собственным словам, она хотела спасти Сумака от жестокой и несправедливой системы патронатного воспитания.

Гослинг почувствовал, как у него сжалось горло.

— Теперь она состоит в преступной группировке, — продолжил Блюблад. — К ней присоединились милая девушка по имени Лемон Хартс и девочка из богатой семьи по имени Твинклшайн, которую Трикси спасла из места, обещающего излечить от гомосексуальности, как будто такое возможно…

— Какое отношение это имеет к мистеру Типоту? — потребовал Гослинг, его разочарование становилось невыносимым.

— Мистер Типот был молодым человеком, который бросил школу. В школе он был весьма нелюдим, над ним издевались, его высмеивали, его ненавидели, и он был изгоем в городе. — Блюблад, все еще глядя в пламя, прочистил горло, но, похоже, не мог продолжать, он просто стоял, качая головой, и после нескольких неудачных попыток заговорить сдался.

— Ты говорил в прошедшем времени. — Гослинг почувствовал, как по позвоночнику пробежала внезапная дрожь, и устремил на Блюблада напряженный взгляд.

— Да, я действительно говорил в прошедшем времени. — Моргнув, Блюблад отвернулся от пламени, его зрачки стали крошечными, и он окинул Гослинга печальным, измученным взглядом. — Почувствовав, что надежды нет, что нет места, где его примут, Тарнишед Типот повесился на дереве на окраине города. Его нашла студентка по имени Мод Пай.

— Она… она… — Гослинг знал эту историю, по крайней мере, из этого мира. — Она не успела спасти его, верно?

И Шайнинг Армор, и Блюблад покачали головами.

Гослинг опустил уши, откинул голову на край стола и вздохнул. Мистер Типот был величайшим оружием Эквестрии против развращающего влияния Грогара, он был уничтожителем темных артефактов, и в понимании Гослинга он хранил фанатичную, опасную преданность принцессе Селестии.

— Значит, мы должны предположить, что Грогар пробирается в мир, где не встретит сопротивления? — спросил Гослинг, стараясь не думать обо всем, что только что было сказано, и надеясь сосредоточиться на чем-то другом, кроме мрачных слов и того уныния, которое они навевали.

— О, я уверен, что Сансет и остальные найдут способ противостоять ему, если это действительно так, — ответил Шайнинг Армор. Возможно, пытаясь прогнать холод, поселившийся в комнате, Шайнинг улыбнулся — усталой, грустной улыбкой, но все же улыбкой — и глубоко вздохнул. — Сансет Шиммер — аликорн за зеркалом. Она возвысилась. Там, где есть аликорны, есть надежда, даже если они существуют в человеческом облике.

— Да. — Согласие Блюблада прозвучало сухо. — Действительно. Аликорны были созданы, чтобы спасать миры, так что надежда есть.

— А что насчет меня? — спросил Гослинг, осознав, что ничего не слышал о себе за пределами зеркала.

Шайнинг Армор и Блюблад посмотрели друг на друга, а затем каждый из них сосредоточился на Гослинге. Чувствуя себя немного неловко, Гослинг подумал о том, как дерево прижимается к его пушистому подбородку, и задался вопросом, что такого мог сделать его зеркальный двойник, чтобы заставить Шайнинга и Блюблада так на него пялиться.

— Что я наделал? — Гослинг, жаждущий облегчения после болезненных слов, сказанных ранее, хотел узнать, что произошло.

Уши Шайнинг Армора зашевелились, он несколько раз моргнул, затем прочистил горло и сказал:

— Заместитель директора Луна была замечена в отношениях с несовершеннолетним учеником. Это вызвало большой переполох, но Луна настаивает, что не сделала ничего плохого.

В газетах вас называют офицером-красавчиком и предлагают контракты от известных модельных агентств.

— Неужели? — Гослинг поднял голову.

— Черт возьми, Блюблад, после этого с ним не будет никакой жизни.

— Я знаю, Шайнинг, знаю.

Примечание автора:

Камешек бросают в пруд, и по нему идет рябь.