Пони из преисподней
Убей
Пошатываясь, пони с тускло светящимися глазами в шлеме шагнул в камеру, где мирно дремала Фларри Харт. Её грива слегка рассыпалась по измятой подстилке, а дыхание было тихим, почти детским, словно она нашла кусочек покоя в мрачных стенах заточения. Он остановился у порога, держа в копыте мутную склянку, из которой исходил слабый запах спирта, перемешанного с чем-то сладковатым и терпким.
Этернал тяжело опустился рядом с ней, привлекая её внимание. Фларри приоткрыла глаза, сонно приподняв голову. Увидев его, она нахмурилась.
— Что с тобой? — спросила она, её голос всё ещё дрожал от сна.
Он усмехнулся и поднял склянку перед собой.
— Наслаждаюсь... прелестями свободы воли, — сказал он с оттенком сарказма, качая бутылку. — Впервые попробовал алкоголь. Ну, или что-то на него похожее. Настойка из кристального... чего-то.
С этими словами он протянул склянку ей.
— Даже не представляешь, чего мне стоило обчистить кабинет доктора, — добавил он с кривой улыбкой.
Фларри нахмурилась, принюхиваясь к содержимому склянки, которую протянул ей Этернал. Резкий, горький запах заставил её поморщиться, но она всё же не оттолкнула напиток.
— Как ты резко поменялся, — произнесла она, не скрывая удивления, изучая его взглядом.
Этернал, казалось, даже не услышал её. Он отвёл глаза, устремив их куда-то в холодную стену камеры. После паузы он заговорил, его голос звучал устало и приглушённо:
— А зачем мне сдерживаться? — Он нахмурился, его дыхание стало медленным и тяжёлым. — Жизнь моя с самого начала не имела никакого смысла. Я был рождён, чтобы умереть на войне, которая идёт дольше, чем я живу. Моих родителей разводили как скот.
Фларри слушала молча. Её взгляд, обычно холодный и надменный, смягчился. Она не знала, что сказать. Вместо слов она подняла склянку, сделала осторожный глоток, и её лицо тут же исказилось от горечи.
— И всё же, — наконец произнесла она, задумчиво глядя на жидкость в бутылке, — у тебя что, совсем нет никаких целей? Амбиций? Хоть чего-то, ради чего ты продолжаешь жить?
Этернал коротко усмехнулся, но в этом смехе не было радости.
— Я уже на вершине, — сказал он с язвительной иронией, глядя на неё поверх своей склянки. — Я капитан. Выше этого ничего нет. Только вот шутка в том, что при Сомбре это ничего не значит. Я такой же раб, как и остальные.
Он сделал паузу, переведя дыхание, и взгляд его стал более серьёзным.
— Война? Она бессмысленна. Мы никогда не одолеем Эквестрию. Сомбра знает это. Он просто растягивает её настолько, насколько может. Любовь? Семья? — Его голос дрогнул, но он быстро подавил эту слабость язвительной усмешкой. — Последнее, на что я могу рассчитывать, это опустошить свои яйца в какую-то кобылу, отобранную для производства новых солдат. И никогда не увидеть своих детей. Только знать, что они проживут такую же пустую, жестокую жизнь, как и я.
Он замолчал, опустив голову. Казалось, его слова висели в воздухе, придавливая их обоих.
Фларри сделала ещё один глоток, её глаза блестели от слабого света жидкости. Она облокотилась на холодную стену, расслабленно наклонив голову в сторону.
— Вообще-то, выбор есть всегда, — сказала она тихо, будто больше себе, чем ему. Затем пробормотала что-то едва слышное: — Ну, может, кроме моей ситуации.
Этернал снова засмеялся, но его смех звучал глухо, как отголосок отчаяния.
— Выбор? Для нас? — Он покачал головой, глядя на неё с почти детской улыбкой, полной сарказма. — Ты мечтательница.
Они пили молча, пока их разговор не возобновился, становясь всё более хаотичным. Алкоголь, казалось, стирал границы, разрушая остатки их сдержанности.
Иногда его взгляд задерживался на её теле. Особенно на крыльях и спине, где движения её были изящными, даже в этой тесной камере. Он пытался не смотреть слишком явно, но каждый раз, когда она замечала это, вместо раздражения она, кажется, даже слегка играла этим вниманием.
— На самом деле, — вдруг заговорила она, её голос был немного хриплым, но с оттенком горечи, — ты даже не представляешь, на что способны настоящие аликорны любви.
Этернал прищурился, его улыбка вернулась.
— О, представляю, — с усмешкой ответил он. — наверняка что-то пошлое, да?
Фларри вздохнула, её выражение стало серьёзным.
— Мы умеем исцелять сломленные души, — сказала она, её голос вдруг стал спокойным и глубоким, будто это были слова, которые она хранила в себе очень долго. — Даровать им бессмертие, раскрывать их истинный потенциал, вести к свету. Мы рождены нести любовь и милосердие в этот хрупкий мир так же, как другие созданы повелевать солнцем и луной.
Этернал хмыкнул, его взгляд снова стал тяжёлым.
— Боги, демоны, древние механизмы вселенной... Всё это красиво звучит, но это не про меня. — Он выдохнул, взглянув на свои передние копыта, будто те напоминали ему о чём-то неприятном. — Всё, что я знаю, просто и до боли неприятно.
Фларри лишь промолчала, а затем поднеся склянку к губам, сделала ещё один глоток и, кривясь от горечи, шумно выдохнула. Её щеки слегка порозовели, а глаза начали блестеть. Она смотрела на Этернала, задумчиво покачивая бутылку в копыте.
— Ты знаешь, — протянула она, слегка улыбнувшись, но в её улыбке не было лёгкости. — Иногда мне кажется, что ты слишком много несёшь на себе. Все эти тени, это бремя... Ты словно сам себя заковываешь в цепи.
Этернал не сразу отреагировал. Он выглядел так, будто уходит в себя, его взгляд скользил по стенам камеры. Но через несколько секунд он всё же бросил на неё короткий взгляд.
— У всех нас цепи, Фларри. Просто у кого-то они видны, а у кого-то нет.
Её улыбка дрогнула, и она отвернулась, делая вид, что смотрит куда-то в сторону.
— А что, если их можно разорвать? Что, если есть способ всё исправить?
Этернал лишь хмыкнул.
— Ты слишком мечтательна для этого места.
Она сделала ещё один глоток, глаза её стали чуть мутнее, а голос — мягче, с ноткой уязвимости:
— Я... у меня есть для тебя просьба.
Этернал смотрел на неё из под шлема, но ничего не сказал. Она заметно колебалась, её дыхание стало чуть более прерывистым.
— Ты... ты мне нравишься, знаешь? — наконец выдохнула она, её голос дрогнул, и она тут же поспешила отвернуться, словно боялась увидеть его реакцию. — Я не знаю, как это объяснить. Ты один из немногих, кто кажется... настоящим.
Этернал молчал. Она осмелилась повернуться к нему и поняла, что он, кажется, задремал, голова его склонилась набок, а дыхание стало ровным и глубоким.
— Эй! — Фларри всхлипнула, тоскливо заскулив, и ткнула его копытом в бок.
Этернал вздрогнул, резко выпрямился, его глаза метнулись по комнате, будто он ожидал увидеть угрозу.
— Что? Что такое? — пробормотал он, тяжело моргая.
— Ты уснул! — возмущённо бросила она, её голос звучал обиженно, почти как у ребёнка.
Этернал провёл копытом по лицу, пытаясь прийти в себя. Затем резко встрепенулся, словно вспомнив что-то важное.
— Вот селестия... — пробормотал он, вставая на ноги, его движения были неуклюжими и шаткими. — Я опоздаю на вечерний доклад.
Он бросил быстрый взгляд на неё, слегка покачиваясь.
— Если я опоздаю, с меня шкуру сдерут... и это буквально, не фигура речи.
Фларри смотрела на него с неприкрытой тоской, её взгляд был тёплым и одновременно грустным.
— Этернал... — начала она, но он уже направился к выходу, покачиваясь, но всё же стараясь держать себя в руках.
— Спокойной ночи, Фларри, — пробормотал он, не оборачиваясь, и скрылся за дверью.
Она осталась одна, её голова слегка склонилась, а взгляд застыл на пустой двери.
— Спокойной... ночи, — прошептала она одними губами, её голос затерялся в тишине камеры.
Тяжёлый вздох вырвался из её груди, и она снова опустилась на холодный пол. Её мысли крутились вокруг его фигуры, его слов, его присутствия. Она прикрыла глаза, позволяя себе на мгновение забыться. Но даже в этом забытьи оставалась боль — тихая, едкая боль, которая не исчезала, а только становилась острее.
Этернал сидел в аудитории, устало опершись локтем о стол и водя взглядом по стенам, словно ища на них что-то более интересное, чем происходящее вокруг.
Твайлайт Спаркл, казалось, пребывала в собственном бурлящем мире. Она нервно вышагивала вдоль стола, иногда задевая стоящие на нём книги и свитки, едва не роняя их. Её губы беспрестанно шевелились, голос становился то громче, то тише.
— Это было жутко, — бормотала она, её взгляд метался по комнате, как у загнанного зверя. — Просто невероятно... Ужасно. Неправильно. Как такое вообще возможно? У единорога? Нет, это совершенно противоречит...
Она резко остановилась, бросив быстрый взгляд на Этернала, но тут же снова зашагала по кругу.
— Может, это предрасположенность? — пробормотала она, словно спрашивая у стены. — Может, Шайнинг был прав... о чём-то таком нельзя молчать, это слишком опасно!
Этернал, наконец, оторвал взгляд от стены и спокойно посмотрел на неё.
— Мисс Твайлайт, — начал он, его голос был мягким, но с той непререкаемой твёрдостью, которая заставляет замолчать.
Она остановилась, широко раскрытые глаза встретились с его усталым, но уверенным взглядом.
— Это всего лишь был невинный поникен, — продолжил он, как будто речь шла о чем-то совершенно неважном. — Никакой трагедии. Просто эмоции.
Твайлайт прищурилась.
— Невинный? — её голос стал выше. — Ты назвал это невинным? Этернал, это была... тьма. Настоящая! Я такого раньше не видела!
— Вот и прекрасно, — спокойно ответил он, делая жест рукой, словно предлагая оставить эту тему. — Значит, ты не успела привыкнуть.
Фларри сидела в углу комнаты, внимательно наблюдая за сценой. Она вдруг встряла, её голос прозвучал неожиданно легко.
— Я вообще не вижу проблемы, — сказала она, пожимая плечами. — В смысле, это даже круто, что он такое умеет. Теперь у Сомбры из другого измерения вообще шансов нет.
Твайлайт резко повернулась к ней, её лицо выражало смесь изумления и возмущения.
— Ты не понимаешь! — резко отрезала она, указывая копытом в сторону кузины. — Это не просто... круто! Магия связана с личностью! Это отражение внутреннего состояния! Это значит... что... что с ним сделали там, на другой стороне, что он вообще может ТАКОЕ!
Этернал вздохнул, его лицо на мгновение отразило усталость, но затем он снова поднял голову и произнёс:
— Я представлял вас, Твайлайт Спаркл, гораздо более... спокойной.
Она замерла, её глаза вспыхнули от нового прилива эмоций.
— Спокойной? — её голос задрожал от негодования. — Ты серьёзно? Что с тобой вообще не так? Это, то, что ты буквально излучаешь тьму — явно взаимосвязано! Я хочу знать всё. И сейчас же!
Этернал откинулся на спинку стула, его взгляд стал холодным, как стальной клинок.
— Ты даже не представляешь, чего требуешь, — медленно сказал он.
Твайлайт замерла, почувствовав ледяное дыхание его слов, но всё же не сдалась.
— Тогда покажи мне.
Этернал наклонился вперёд, его глаза встретились с её взглядом.
— Даже если я покажу, — сказал он, его голос был тихим, но каждая буква врезалась в сознание. — Ты правда хочешь это знать?
Он сделал паузу, словно взвешивая, насколько далеко готов зайти.
— Правда... шокирует вас, Твайлайт. И поверьте мне, иногда незнание — это благословение.
Аудитория снова наполнилась напряжённой тишиной, которую прерывал только голос Твайлайт, пока она металась по комнате. Этернал оставался спокойным, хотя его взгляд становился всё более уставшим, словно каждая минута этого разговора тянулась часами.
Фларри, до этого молча наблюдавшая за их обменом репликами, наконец не выдержала.
— Разве не ты, тётушка, всегда говорила, что магия — это просто магия? Что плохой магии не бывает, бывают только плохие пони?
Твайлайт остановилась, её крылья слегка дрогнули.
— Темная магия — исключение, — произнесла она с горечью. — Только аликорны могут использовать её, оставаясь в здравом рассудке. Единорогам это не подвластно. Единственный известный маг, кто практиковал её, был король Сомбра... и мы все знаем, чем это закончилось.
— Но это не значит, что всё потеряно! — воскликнула Фларри, её голос был полон решимости. — Ему просто нужно помочь. Найти гармонию с собой, научиться контролировать эту магию!
Твайлайт резко повернулась к ней, глаза её полыхали эмоциями.
— Это невозможно! — отрезала она.
Этернал, который до этого не вмешивался, медленно выдохнул и произнёс:
— Может, мне просто отказаться от неё?
Твайлайт взглянула на него с выражением, смешавшим в себе удивление и досаду.
— Отказаться? — переспросила она. — Это не сработает. Если ты будешь подавлять её, она вспыхнет в самый неподходящий момент. И знаешь, что произойдёт тогда? Последствия будут катастрофическими!
Фларри, которая явно не ожидала такого ответа, нахмурилась.
— Тогда что же нам делать? — её голос был полон искреннего непонимания.
Твайлайт отвела взгляд, словно стыдилась собственного бессилия.
— Я... я не знаю, — прошептала она. — Просто не знаю.
Этернал устало покачал головой и тихо произнёс:
— Я догадывался, что всё кончится именно так.
Он поднялся, его движения были медленными, почти торжественными, как у пони, который готовится к неизбежному.
— В таком случае, — продолжил он, обратившись к Твайлайт и Фларри. — Мне стоит подготовить свои немногочисленные пожитки к переезду в тюремную камеру.
— Нет! — резко возразила Фларри, её голос дрогнул. — Ты не заслуживаешь такой судьбы! Мы найдём выход!
Этернал мягко коснулся её гривы, вызывая у неё лёгкий румянец.
— Заслужил, Фларри, — произнёс он с грустной улыбкой. — Действительно заслужил.
Его взгляд стал отрешённым, словно он уже представлял себе свою судьбу.
— Но одиночная камера до конца своих дней — не самая худшая участь. Я хотя бы смертен.
Фларри прижала копыто ко рту, её глаза наполнились слезами.
— Что ты имеешь в виду? — выдавила она.
— Ничего, — ответил он тихо. — Просто, если сможешь, приходи навещать. Больше мне ничего не нужно.
— Стойте! — громко воскликнула Твайлайт, перебивая эту мрачную сцену.
Оба пони повернулись к ней, удивлённые её внезапным порывом.
— Если Сомбра был единственным известным магом, который практиковал такую магию, — начала она, её голос звучал увереннее. — То у него точно должны были остаться книги или записи. Когда я сортировала его вещи, я что-то подобное откладывала. Они могут быть в запретных хранилищах!
Этернал удивлённо поднял бровь, но его голос прозвучал мягко:
— Благодарю вас, Твайлайт.
Фларри, не сдерживая эмоций, бросилась к своей тётушке и крепко обняла её.
— Спасибо! Спасибо! Спасибо! — повторяла она, уткнувшись носом в её шею.
Твайлайт тяжело вздохнула, слегка улыбнувшись.
— Ты действительно не похож на того, кто заслуживает такой судьбы, — сказала она с уверенностью. — Я сделаю всё, чтобы невинный пони не пострадал.
Этернал в ответ лишь грустно улыбнулся, опустив взгляд.
Внутренний зал дворца был залит приглушённым светом, играющим на гранёных кристаллах, что служили люстрами. Гладкий мрамор пола отражал каждую деталь, каждая колонна, уходящая ввысь, напоминала о холодной роскоши правления Сомбры. Этернал вошёл с чёткими шагами, сверкая отполированными доспехами. Шлем отражал свет, словно напоминая, что его обладатель должен быть безликим орудием короля.
Перед ним, в мягком кресле с высокой спинкой, сидел Сомбра, одна нога лениво перекинута через другую. Его красные глаза смотрели куда-то в пустоту, а копыто небрежно крутило бокал тёмного вина. Рядом с ним стояла белая единорожка с великолепной, но растрёпанной фиолетовой гривой. Она держала поднос, её ноги чуть подрагивали. На её коже виднелись едва заметные синяки, а взгляд метался, словно она пыталась предугадать каждое движение своего господина.
Этернал опустился на одно колено. Его голос, хриплый и выученный, прорезал тишину:
— Я прибыл по вашему зову, мой король.
Сомбра, не меняя позы, тяжело вздохнул, как будто бы вызов этого солдата был для него просто забавой. Его взгляд, наконец, медленно скользнул вниз, задержавшись на Этернале.
— Жизнь, — произнёс он наконец, глядя прямо сквозь капитана, как будто обращаясь к самому себе, — столь же абсурдна, сколь неизбежна. Всё, от чего я стремился избавиться, неизменно возвращается ко мне. Он хмыкнул и перевёл взгляд на Этернала. — Скажи мне, капитан, ты знаешь, где родился?
Этернал покачал головой, его шлем блеснул в свете лампы.
— Нет, мой король.
Сомбра встал, его тень выросла, охватив почти всю комнату. Он шагал по залу медленно, величественно, будто пытался вобрать в себя всю мощь этого пространства.
— Все считают, что эта война никогда не закончится, — продолжил он. — Все считают, что моё правление обречено, как и в прошлый раз. Они боятся меня, они ненавидят меня. И всё же, ты здесь, передо мной.
Сомбра повернулся к Этерналу, его губы искривились в лёгкой, почти насмешливой улыбке.
— И вот что я хочу знать: что ты думаешь обо мне, капитан?
Этернал поднял голову, его голос прозвучал с холодной уверенностью:
— Я не знаю ничего, кроме службы вам.
Смех Сомбры заполнил зал, громкий и жёсткий, словно раскат грома. Он подошёл ближе, стоя над Этерналом.
— Сними шлем, — приказал он.
— Я...
Сомбра резко наклонился, не давая ему закончить, его глаза вспыхнули красным:
— Ты можешь. Мы оба это знаем. Сними.
Копыта Этернала дрогнули, когда он медленно потянулся к защёлкам. Шлем снялся с лёгким щелчком, и его лицо, усталое, обветренное, но всё ещё полное решимости, открылось взгляду короля. Сомбра изучал его долго, с каким-то почти извращённым интересом.
— Ты служил мне с рождения, — произнёс он наконец, словно размышляя вслух. — По чистой случайности, выжил на бесчисленных полях боя. И вот ты здесь. Скажи мне, капитан, что может быть ещё выше этого?
Этернал нахмурился:
— Что?
Сомбра отвернулся, жестом приказав единорожке наполнить бокал. Её копыта дрожали, но она подчинилась, её взгляд остался опущенным. Бокал оказался в руках Этернала, и он с неуверенностью поднёс его к губам. Терпкий вкус вина обжёг его рот, но он ничего не сказал.
— Нравится? — спросил Сомбра, усмехаясь. — Нравится быть чем-то большим, чем простым рабом?
Этернал промолчал. Сомбра хмыкнул, повернувшись к горничной.
— Тогда, может, ты захочешь что-то большее? Ублажи его.
Единорожка замерла, её глаза расширились от ужаса. Она шагнула к Этерналу, но он резко поднял копыто, остановив её.
— Нет.
Она отступила, пряча испуг в коротком кивке.
Тишина в комнате стала почти осязаемой, густой и липкой. Сомбра, смерив Этернала долгим взглядом, прищурился, затем лениво уселся обратно в своё кресло. Его бокал, наполненный рубиновым вином, заискрился в свете ламп.
— Похоже, — начал он, голос его был осязаемо вязким и медленным, — ты уже успел оценить по достоинству… аликорнов любви.
Этернал не ответил, лишь слегка выпрямился, пытаясь сохранить невозмутимость.
Сомбра хмыкнул, словно сам себе, крутя бокал в копыте.
— Любовь, — протянул он, — в сути своей слабость, биологическая часовая бомба. Она может быть противоестественна. Омерзительна. Неправильна. Грязна. Но… какой бы она ни была, она постепенно будет захватывать всё больше места в жизни. Подчинять себе.
Его голос стал ниже, будто он говорил не столько с капитаном, сколько с самим собой.
— И в итоге, мы больше не можем отпустить тех, кого любим. Даже если они нас ненавидят, и сами умоляют об этом.
Он сделал глоток, глаза вспыхнули угрожающим красным светом, и уголки его губ поднялись в хищной усмешке.
— Кобылы подчиняются силе, а не чувствам. Бери, что хочешь, как хочешь. Напоминай им, кто их хозяин. И помни, если они не согласны, ты всегда можешь заставить их.
Этернал, нахмурившись, всё же решился спросить:
— К чему вы это, мой король?
Сомбра выглядел так, будто очнулся от долгих размышлений, его глаза вспыхнули красным светом. Он отставил бокал и обернулся к теням, окутывающим дальний угол комнаты.
— Настало время кормёжки, — произнёс он.
Слова эхом отразились от стен, и прежде чем Этернал успел что-либо осознать, из тёмного угла комнаты сверкнули два глаза. Они горели жёлтым светом, злобным и диким, и за ними из тени начал проступать силуэт. Громадный, гротескный, отдалённо напоминающий пони, но искажённый до такой степени, что его форма казалась порождением самых жутких кошмаров.
Сомбра резко схватил единорожку за гриву, та вскрикнула, роняя поднос.
— Ты провалилась, — прошипел он ей в ухо, затем бросил её на пол с презрением.
Единорожка закричала, цепляясь за пол копытами, пытаясь отползти, но Сомбра, с лёгкостью подняв её магией, швырнул прямо к монстру. Существо мгновенно накинулось на неё, вонзая жуткие зубы в её плоть. Крики становились всё тише, а затем превратились в болезненные хрипы.
— Смотри, — приказал Сомбра, его голос был холодным и резким, как клинок. — Смотри и слушай внимательно.
Этернал застыл, его лицо не дрогнуло, но внутри всё сжалось. Сомбра продолжил, его тон стал низким, почти шёпотом, что делало каждое слово ещё более угрожающим:
— Ты можешь делать с аликорном что хочешь. Брать её столько раз, сколько твоей душе будет угодно. Но... — его голос стал ледяным, и он кивнул в сторону тёмного угла комнаты, откуда доносились влажные, отвратительные звуки чавканья. — Если ты даже подумаешь о том, чтобы почувствовать к ней что-то большее, я скормлю тебя ей следующим.
С этими словами он вернулся к своему креслу, его шаги звучали гулко в мёртвой тишине, оставшейся после криков. Сев, он взял бокал и сделал небольшой глоток, бросив напоследок скупо:
— Свободен.
Этернал молча кивнул, плавно надев шлем, скрывая своё лицо, и быстрыми шагами покинул комнату. За его спиной дверь закрылась с глухим стуком, оставляя его наедине с мыслью о том, что он только что увидел, и с тихим шёпотом его внутреннего голоса, напоминающего ему, что он всё ещё жив.
Лунный свет заливал просторную комнату мягким серебристым сиянием. Два силуэта, перевернувшись вверх ногами, лежали на широкой кровати, наблюдая через высокое окно за звёздным небом. В этой уютной тишине слышалось лишь редкое дыхание, казавшееся почти мелодичным.
— Звёзды, — тихо произнёс Этернал Лайт, разрывая молчание, — как же они прекрасны.
Фларри, прищурившись, бросила взгляд на него, затем вновь уставилась на мерцающие точки в небесной дали.
— Они такие каждую ночь, — хмыкнула она. — Ничего особенного.
Этернал слегка улыбнулся, его глаза продолжали блуждать по звёздной россыпи.
— Не отовсюду их можно увидеть, — задумчиво ответил он. — Надеюсь, они дождуться свою хозяйку.
Фларри повернула голову, её взгляд стал серьёзнее.
— Дождутся, обязательно дождутся, — уверенно произнесла она. — Ты даже не представляешь, насколько мои тёти сильны. Особенно Твайлайт.
Этернал чуть усмехнулся, прикрыв глаза.
— Вот как раз насколько сильна она, я представляю, — мягко произнёс он. — Хотя в моём мире она аликорном так и не стала.
Фларри удивлённо выпрямилась, чуть не опрокинувшись с кровати.
— Что?! — воскликнула она. — Что с ней случилось там?
Этернал взглянул на неё, его глаза на мгновение потемнели, но голос остался спокойным.
— Некоторые вещи знать не стоит, — произнёс он, протягивая копыто и легонько потрепав её по гриве.
Фларри, надувшись, отвернулась, в её голосе зазвучали нотки обиды:
— Ты меня как ребёнка воспринимаешь, да? Даже не представляешь, на что я способна!
Этернал, чуть улыбнувшись, перебил её:
— Исцелять души, вести их к свету, нести миру любовь и милосердие — то, ради чего существуют аликорны любви.
Она резко обернулась, в её глазах смешались удивление и замешательство.
— Откуда ты это знаешь? — спросила она, почти шёпотом. — Мне с детства такое мама рассказывала.
Этернал лишь пожал плечами, его взгляд вновь устремился ввысь.
— Ты не похожа на ту Фларри, которую я знал, — задумчиво произнёс он. — Такая лёгкая, такая весёлая и такая простая.
Её голос стал тише, чуть колеблясь:
— А какой была я... там?
Этернал не сразу ответил. Он вздохнул, и в его глазах блеснула едва заметная тоска.
— Уставшей, — наконец произнёс он. — Она была уставшей... и просто хотела отдохнуть.
Фларри нахмурилась, её голос стал чуть растерянным:
— Уставшей? Что же могло её так утомить?
Этернал не ответил. Вновь воцарилось молчание, лишь звёзды продолжали мерцать в их окно, словно слушая этот разговор.
— Можно... — вдруг нарушила тишину Фларри. — Можно взглянуть на твои шрамы?
Этернал повернул к ней голову, на мгновение задумавшись, затем кивнул.
— Конечно, — сказал он просто.
Он плавно перевернулся и, не спеша, снял верхнюю часть своей одежды, обнажая спину и бок. Свет луны подчеркнул многочисленные рубцы, будто вырезанные лезвием по его коже. Фларри на мгновение застыла, словно не ожидала увидеть такую картину.
Она осторожно провела копытом по одному из шрамов, её взгляд был полон сочувствия и грусти.
— Это больно? — прошептала она.
— Уже нет, — ответил он, его голос был ровным, но в глазах плескалась какая-то внутренняя боль, которую он тщательно скрывал.
Фларри склонилась чуть ближе, её голос прозвучал едва слышно:
— Ты многое пережил, да?
Этернал лишь улыбнулся, отводя взгляд, словно пытаясь уклониться от ответа.
— Это часть того, кто я есть, — наконец сказал он.
Тишина вновь повисла в комнате. Только звёзды, мерцая в ночи, казались свидетелями их неспешного диалога. Фларри осторожно протянула копыто, касаясь одного из шрамов на его боку. Этернал вздрогнул от неожиданности, но не отстранился, лишь замер, будто не решаясь вмешиваться.
— Если ты позволишь, я попробую их вылечить, — тихо произнесла она, её голос был полон искренности и сострадания.
Этернал повернул голову, глядя на неё, и слегка нахмурился.
— Меня уже лечили в больнице, — ответил он с лёгкой усталостью.
Фларри хмыкнула, её рог засветился мягким розовым светом.
— Ты, кажется, забываешь, — начала она, с лёгкой улыбкой на губах. — У меня талант к магии исцеления. Вряд ли тебя лечили аликорны.
Этернал на мгновение задумался, его взгляд вновь устремился на потолок.
— Если твой отец узнает об этом, он меня казнит, — произнёс он с грустной усмешкой.
Фларри, подавив смешок, прижала копыто к губам, чтобы не разбудить окружающую тишину.
— Думаешь, я его не знаю? — игриво произнесла она. — Он казнит тебя ещё как узнает, что мы здесь вместе.
Этернал не смог сдержать короткого смешка, но Фларри тут же продолжила, её голос стал тише, а взгляд задумчивее:
— Я только надеюсь, что тётя найдёт что-нибудь про эту глупую магию.
Он тихо хмыкнул, но не стал ничего отвечать. Фларри осторожно провела копытом по его спине, вновь касаясь старых рубцов. Затем её магия начала медленно окутывать его шрамы, наполняя комнату лёгким свечением.
Её прикосновения были нежными, едва ощутимыми, но с каждым движением Этернал всё больше расслаблялся, позволяя себе забыться. Фларри сама не ожидала, насколько интимным окажется этот момент. Она почувствовала, как щеки начинают гореть от смущения, но не остановилась.
— Это… приятно? — прошептала она, её голос дрогнул.
Этернал закрыл глаза, позволяя себе тихо выдохнуть.
— Да, — ответил он после короткой паузы.
Она продолжала мягко массировать его спину, магия текла плавными волнами, едва касаясь его тела. Фларри чувствовала странное влечение, и от этого её смущение только усиливалось.
— Мне… действительно жалко тебя, — наконец произнесла она, стараясь не смотреть ему в глаза. — Я верю, что когда-нибудь ты сможешь исцелится.
Этернал слегка повернул голову, посмотрев на неё с лёгкой улыбкой.
— Такие, как ты, чувствуют боль других, даже тех, кто этого не заслуживает. И это подсознательное желание — помочь, согреть, дать тепло...
Фларри опустила взгляд, её голос стал ещё тише:
— Но почему бы и нет?
— Даже не думай влюбляться в меня. Аликорны любви влюбляются лишь однажды, и в этом мире нет хуже варианта, чем я.
Она удивлённо замерла, затем нахмурилась.
— Ты себя принижаешь, — возразила она, её голос звучал с укором.
Этернал слегка улыбнулся, но его взгляд стал мрачнее.
— Дело не в этом, — ответил он. — Я повязан с Сомброй. Ни он, ни его тьма не оставят меня в покое.
Фларри выпрямилась, её взгляд загорелся решимостью.
— Тогда мы встретим его во всеоружии, — уверенно заявила она.
Этернал коротко рассмеялся, но в этом смехе слышалась горечь.
— Как же ты наивна, — сказал он, переворачиваясь на бок, чтобы больше не встречаться с её глазами.
На несколько мгновений воцарилась тишина, нарушаемая лишь их дыханием. Этернал смотрел на звёзды, его лицо стало напряжённым, но всё же спокойным.
— Прости, — тихо произнёс он, не отрывая взгляда от неба.
Фларри слегка нахмурилась, её голос прозвучал мягко и с ноткой удивления:
— За что?
Этернал вздохнул.
— За всё, — коротко ответил он, так и не повернувшись к ней.
Фларри хотела что-то сказать, но замолчала, её взгляд тоже устремился к звёздам. Они молча продолжали смотреть на мерцающее ночное небо, которое словно впитывало их мысли, оставаясь единственным свидетелем их разговора.
Темнота камеры встречала Этернал Лайта, как всегда, холодом и гнетущей тишиной. В полумраке алым отсветом горел свет факела за дверью. Фларри Харт сидела на полу, прижавшись к стене. Когда он вошёл, она подняла голову, её взгляд был измождённым, но странно мягким.
— Всё тот же, — сказала она с тихим смешком. — Безупречный, молчаливый рыцарь. Не устал?
— Это моя работа, — коротко ответил он, закрывая за собой дверь.
Она тихо хмыкнула, наблюдая, как он ставит на стол миску с едой.
— Знаешь, мне кажется, я так никогда и не видела твоего лица, — произнесла она, поднимаясь. Её голос был странно мягок, почти ласков. — Что ты там скрываешь, за этим шлемом?
— Лицо, — ответил он сухо, повернувшись к ней.
— Правда? — Она сделала шаг к нему, её движения были медленными, усталыми, но в них всё ещё оставалась странная грация. — Может, ты его и сам уже забыл?
— Это не важно.
— Для меня важно, — вдруг сказала она, и в её голосе появилась нотка чего-то, что Этернал не смог сразу определить. — Ты каждый день здесь, каждый день приносишь еду, следишь за мной, моешь мои раны... Ты так много делаешь, но всё это время остаёшься... чужим.
Он молчал, не понимая, к чему она ведёт.
— Сними его, — попросила она. Её голос стал чуть тише, почти шёпотом.
— Это против правил.
— Здесь нет никого, кто бы мог бы нас видеть, — она сделала ещё один шаг, её взгляд теперь был устремлён прямо в прорези его шлема. — Покажи мне, кто ты.
Этернал замер. Он знал, что не должен, знал, что это неправильно, но что-то в её голосе, в этом почти умоляющем взгляде, заставило его дрогнуть.
— Это приказ? — его голос прозвучал грубее, чем он хотел.
— Это просьба, — ответила она, её губы дрогнули в слабой улыбке.
Медленно, почти неохотно, он поднял переднюю пластину шлема. Свет факела выхватил его лицо из тени: резкие черты, уставшие глаза, тонкие губы, сомкнутые в жёсткой линии.
Фларри внимательно смотрела на него, как будто пытаясь запомнить каждую деталь. Её глаза задержались на шрамах, пересекающих его щёку и бровь.
— Вот оно... — прошептала она, её голос звучал странно задумчиво. — Ты настоящий. Не так страшно, как я думала, — заметила она с лёгкой улыбкой, но в её глазах светилось что-то глубже.
— Теперь ты довольна? — спросил он, его голос стал более хриплым, уязвимым без защиты шлема.
— Почти, — она сделала ещё один шаг вперёд, их разделяло всего несколько сантиметров.
— Знаешь, Этернал, — начала она тихо, её голос стал неожиданно мягким, почти бархатистым. — Я думаю, что ты слишком хороший для этой войны.
Он молчал, чувствуя, как её слова проникают глубже, чем он хотел бы.
— Ты мне нравишься, — вдруг сказала она, её голос дрогнул, но остался решительным. — Слишком сильно для того, чтобы продолжать это.
— Что ты имеешь в виду? — его голос прозвучал тихо, но напряжённо.
Она сделала последний шаг, теперь стоя так близко, что он мог видеть каждый отблеск в её глазах.
— Убей меня, — сказала она, её голос был тих, но не дрожал. Это было не требование, не приказ. Это была просьба. Простая, как вздох, но её слова, казалось, разорвали сам воздух в комнате.
Этернал замер, его взгляд метнулся к ней, будто он не верил, что услышал правильно.
— Что?
Она повернула голову к нему, её глаза встретились с его. В них не было ни гнева, ни слёз — только усталость, такая глубокая, что казалось, она тянулась за пределы времени.
— Ты слышал. Возьми свой меч, и убей меня.
— Нет, — его ответ был быстрым, почти инстинктивным.
— Почему? — её голос стал громче, но всё ещё сохранял ту же жуткую, почти механическую ровность. — Почему нет? Ты видишь, что я страдаю здесь, так как ты себе и представить не можешь.
Он отвернулся, его плечи напряглись, как будто он пытался отгородиться от её слов. Но она не остановилась.
— Ты не понимаешь, каково это. Каждая минута в этих стенах тянется, как вечность. Время перестало что-либо значить. Эти четыре стены — это всё, что я знаю. Всё, что я когда-либо увижу. — Она закрыла глаза, но её голос звучал твёрже, чем когда-либо. — Я... я больше не могу этого вынести.
Этернал открыл рот, чтобы ответить, но не нашёл слов.
— Ты знаешь, что самое страшное? — продолжила она, её голос вдруг стал мягче, почти шёпотом. — Не пытки. Нет. Их я могла терпеть. Иногда я даже... любила их. Они хотя бы заставляли меня чувствовать себя живой. Но это... Это хуже всего. Эта тишина, эти стены, этот бесконечный цикл... Это словно медленная смерть.
Он обернулся к ней, и его взгляд был полон боли.
— Фларри, ты...
— Ты понимаешь, что я чувствую? — её голос дрогнул, и она сделала глубокий вдох, словно собиралась с силами. — Я забываю себя. Моё "я" растворяется, как дым. Я... Я больше не знаю, кто я. Каждый день я чувствую, как моя личность, мой разум, угасает, по крупицам. Это хуже любой боли.
Она сделала паузу, и её плечи ослабли, как будто весь мир давил на них.
— Я больше не хочу так. Этернал, я не могу так. Всё, чего я хочу... Всё, о чём я прошу... это уйти.
— Нет, — его голос сорвался, и он сделал шаг к ней. — Я не могу.
— Почему? — её глаза впились в него, в её голосе прорезалась отчаянная мольба, но он так и не нашёл в сил ответить. Фларри посмотрела на него, её глаза блестели, но она не плакала.
— Тогда ты просто обрекаешь меня на вечность, — прошептала она. — Вечность, которая хуже смерти.
— Я не хочу остаться один, — выдохнул он.
Она замолчала, её дыхание стало тяжёлым. А её глаза наполнились слезами, казалось, она впервые за всё их знакомство, попросту разрыдается.
И прежде чем она успела что-то сказать, он резко притянул её к себе в глубоком поцелуе.
Её тело замерло, её губы были холодными, но постепенно она начала дрожать, её ноги слабо попытались оттолкнуть его.
— Ты... — начала она, но он не дал ей договорить, его конечности обвили её, крепко, но нежно.
Её слёзы стекали по щекам, пока она сдавалась под его напором, её дыхание смешивалось с его.
Когда их губы разомкнулись, её глаза были полны удивления и боли.
— Зачем? — прошептала она, глядя на него.
— Потому что ты жива, — ответил он, его голос был полон решимости. — И я сделаю всё, чтобы ты оставалась такой.
Её глаза метались, словно она искала способ спастись. Его руки скользнули по её телу, изучая каждую линию, каждый изгиб. Это были неловкие, но жадные движения, полные неуверенности и одновременно желания.
Фларри вскинула голову, пытаясь вырваться, но его руки были слишком сильны. Она чувствовала, как страх смешивался со неуверенностью, когда его прикосновения становились всё более уверенными и настойчивыми. Её сердце билось в груди так сильно, что казалось, будто сейчас оно просто разорвётся.
— Нет... — выдохнула она, её голос был искажён смесью страха и отвращения.
Но он не слушал. Его движения были неуклюжими, почти животными, жадными, и в них было столько страсти, что это ощущалось как болезненная угроза.
— Ты используешь меня, — прошептала она, её голос был полон горечи.
— Нет, — ответил он, остановившись на мгновение, чтобы встретиться с её взглядом. — Я люблю тебя.
Эти слова заставили её сердце пропустить удар, но в её груди бушевала буря. Ненависть, замешанная с чем-то более глубоким, с тем, что она не могла принять.
Он снова склонился к ней, его губы мягко коснулись её рога, вызывая у неё дрожь. Этернал сжал её крепче, ощущая, как её тело сопротивляется, но он не мог остановиться. Порой, когда его движения становились слишком резкими, он ощущал, как она пытается оттолкнуть его, но это только разжигало его волнение, заставляя действовать ещё сильнее.
Она почувствовала, как его тело медленно приблизилось, как он попытался быть как можно более осторожным. Но когда это случилось, её пронзила боль — резкая и обжигающая, как клеймо. Она закусила губу, чтобы не закричать, и на её глазах выступили слёзы.
— Ты так прекрасна... — прошептал он, его голос был тёплым и хриплым, разрывая её изнутри.
— А-а-а... — сорвалось из её груди, словно крик, и она замерла, боясь пошевелиться.
— Прости... — прошептал он, целуя её влажные от слёз щеки.
Фларри, однако, не могла услышать его. Боль была слишком сильна, слишком неожиданна, и теперь разрывала её изнутри. Она не могла не чувствовать, как её тело теряет контроль, и слёзы заблестели в её глазах. Её глаза широко распахнулись, и она почувствовала, как рог обжигает её от боли. Она не могла понять, откуда этот новый, болезненный укол — возможно, это был его рог, который случайно зацепил её, или просто страх и напряжение, но первая волна боли прошла через неё, словно удар молнии, и сделала её неподвижной.
— Ты... — её голос сорвался, — ты...
— Смотри на меня, — прошептал он, его голос был низким и глубоким, заставляя её поднять взгляд.
Фларри, прерывисто дыша, выгнулась, пытаясь хоть как-то освободиться из его хватки, но её попытки были больше рефлекторными, чем настоящими. Она дернулась, но лишь глубже утонула в его конечностях.
— Н-ненавижу тебя... — прошипела она, её голос дрожал, переходя почти в шёпот. — Ты... отвратителен...
Её крылья беспорядочно двигались, словно не знали, как себя вести, а хвост в отчаянии ударил по его ноге. Она прижала уши, скривив губы, будто хотела сказать что-то ещё, но её голос застрял в горле, смешавшись с коротким всхлипом.
Мгновение, казавшееся вечностью, завершилось резким всплеском напряжения, их дыхание слилось в единый стон. Она прерывисто выдохнула, её крылья мелко дрожали, а он стиснул её плечи, как будто боялся, что она исчезнет. Затем он мягко коснулся её рога, обрамляя его тёплыми касаниями. Она снова вздрогнула, но его прикосновения были другими — успокаивающими, обволакивающими, словно он хотел забрать её боль. Его копыта нежно поглаживали основание рога, двигаясь в ритме её дыхания.
— Фларри... — голос Этернала звучал глухо, надрывно. Его губы прижались к её виску, а затем он опустился ниже, целуя её плечо, словно извиняясь за своё вторжение. — Я люблю тебя... Никогда... Никогда не причиню тебе вреда.
Он говорил сбивчиво, едва справляясь с собственными эмоциями, а его движения стали ещё более неуверенными. Он ласково коснулся её шеи копытом.
— Никогда не убью тебя, — пробормотал он, его голос почти утонул в их общих звуках.
— Ты… — она резко вздохнула, сжалась всем телом, её копыта беспорядочно скользнули по его груди. — Ты такой же как он...
Её слова звучали как вызов, но тон голоса ломался на середине, а движения становились всё менее уверенными. Она продолжала шептать ему о ненависти, почти бессвязно, словно повторяя это, чтобы убедить саму себя.
Этернал лишь сильнее притянул её к себе, его дыхание участилось, а руки крепче обхватили её талию. Он едва успевал справляться с волной эмоций, разрывающих его на части.
— Я сделаю тебя счастливой, Ты... моя.
Она зажмурилась, зубы стиснуты, как будто только это могло помочь ей выдержать его близость. Её крылья прижались к спине, дрожь пробежала по всему телу.
— Ты сумасшедший... — выдохнула она, но даже в этом обвинении не было силы.
Его копыта медленно скользнули вниз по её спине, замирая на чувствительных точках, заставляя её вздрагивать. Она сжала губы, но не могла удержать слабого вскрика, который вырвался, когда он чуть крепче прижался к ней.
— Я знаю, — прошептал он ей на ухо, и его голос, низкий и полный нежности, пробрался в самое сердце. — Но ты... ты моя.
Она резко повернулась, встретив его взгляд. Её глаза были наполнены яростью, замешанной на боли и отчаянии, но где-то в глубине мелькнуло что-то похожее на принятие.
— Ты просто... животное.
Этернал прижался лбом к её щеке, его дыхание становилось всё более прерывистым, точно как и её. Внезапно он прошептал:
— Мне не нужно твоё прощение. Я просто хочу... тебя.
Она задыхалась, тяжело дыша:
— Я тебя ненавижу... — её голос дрожал, но звучал скорее как шёпот самой себе, чем как обвинение.
Он отвечал ей не словами, а движениями, создавая пространство между страхом и страстью, пока их тела не начали двигаться в едином ритме. Этот ритм, будто предопределённый, становился всё быстрее, поглощая их обоих.
Мгновение, казавшееся вечностью, завершилось резким всплеском напряжения, их дыхание слилось в единый стон. Она прерывисто выдохнула, её крылья мелко дрожали, а он стиснул её плечи, как будто боялся, что она исчезнет.
Она лежала под ним, глядя в пустоту, её тело ещё дрожало от боли и чего-то, что она не хотела признавать. Слёзы стекали по её щекам, но она не пыталась больше сопротивляться.
— Я действительно верила, что в тебе есть хоть что-то хорошее, — прошептала она едва слышно, её голос был лишён эмоций.
Этернал, лежащий рядом, посмотрел на неё с болью в глазах. Его копыто осторожно скользнуло по её бедру, будто он пытался утешить её своим прикосновением.
— Я люблю тебя, — тихо произнёс он, стараясь вложить в эти слова всю свою искренность.
Фларри отстранилась, убрав его копыто. Её взгляд был холодным и колючим, словно иглы.
— Если бы ты любил меня, ты бы избавил меня от страданий, — произнесла она с горечью. — Ты сделал бы то, о чём я тебя просила. Вместо этого ты… воспользовался мной, как будто я просто вещь.
Этернал отвёл взгляд, его лицо помрачнело.
— Я никогда не лишу тебя жизни, — наконец ответил он, его голос дрогнул. — Пока я верю, что у тебя есть будущее.
Фларри горько усмехнулась, её взгляд стал острым, как лёд.
— Будущее? — прошептала она, её голос прозвучал как издёвка. — Моё будущее — это оставаться узницей этой камеры. Твоей узницей.
Её слова проникали в его сознание, разрывая его на части. Этернал вздохнул, пытаясь найти слова, которые могли бы её утешить, но всё, что он мог предложить, звучало жалко.
— Каким бы ни было твоё будущее, — сказал он наконец, — я сделаю всё, чтобы уменьшить твою боль.
Фларри взглянула на него, её глаза блеснули на мгновение.
— Уменьшить боль? — её голос был холодным и острым, как нож. — Ты просто хочешь, чтобы я стала твоей игрушкой. Ты будешь приходить сюда, раз за разом, насиловать меня, пока я медленно схожу с ума.
Этернал смотрел на неё, его взгляд был странно мягким. Он усмехнулся и склонил голову, как будто принял её слова, не желая спорить.
— Возможно, — ответил он, наклоняясь ближе. Его губы коснулись её в сухом, почти безжизненном поцелуе.
Фларри не отстранилась, но её лицо исказилось от ненависти.
— Я надеюсь, что застану твою смерть, — прошептала она.
Этернал продолжал смотреть на неё, словно видел за этой ненавистью что-то, что она не хотела ему показывать. Его копыта осторожно скользнули вдоль её тела, но она осталась неподвижной.
Тишина заполнила камеру, и в ней звучали только их дыхания.