Сказки служивого Воя

Часть 25 И смех и грех часть 2

Принцесса Луна ещё не покинула территорию больничного двора, а двое пегасов — угадайте какие — уже перелезали через больничную ограду. Не особо высокий забор был скорее декоративным элементом, предназначенным исключительно для того, чтобы какой-нибудь пациент ненароком не упал вниз.

— Что там?

— Чисто! — ответил серый пегас, переваливаясь на другую сторону.

Тогда Копьё, толкнув брата задними копытами в круп, перекинул его через забор.

Вахмистр Петля протаранил носом облачный тротуар не больно, но и приятного мало. В это время его двоюродный брат, хорунжий Копьё, отойдя на несколько метров в сторону, дёрнул дверцу и спокойно вышел через калитку, аккуратно закрыв её за собой.

— Почему ты не сказал, что тут есть калитка? — возмутился Петля.

— Потому что ты не спросил.

— А почему мы тогда не перелетели?

— Где ты видел, чтоб князь да через ограды лазил? А? Где? — развел копыта в стороны в вопросительном жесте вороной жеребец.

Брат на секунду призадумался, а потом, как на духу, ответил: «В психушке!»

— Это была не психушка, а реабилитационный центр. Это большая разница.

— Ага, конечно.

— Конюшня, — огрызнулся Копьё, — И вообще, чья бы корова мычала, а товарищи с пекарь-одержимостью лучше бы молчали.

Серый пегас фыркнул и, сев на круп, скрестил копыта на груди.

— У нас есть сутки погулять. Ты куда полетишь?

— Я? — переспросил серый пегас, стягивая через голову больничную рубашку и пряча её в облачную ограду. — Птичек послушать и кексик скушать.

— Зачем?… А, хочешь перед своей кондитершей наградой похвастаться?

— Неееет, как ты мог обо мне такое подумать! — невинным голосом ответил пегас, — Да, я лечу похвастаться!

— Что ты в ней нашел? Она же такая, такая…

— Какая? — спросил младший пегас, — Весёлая, смешная, забавная, заводная, миленькая. Какая?

— Я бы сказал, дурная, ветреная и безответственная.

Последние слова сильно задели серого пегаса. Петля изменился в лице и ответил: «Ты просто завидуешь!»

Копьё понял, что сказал лишнее и, подойдя к брату, положил оба черных крыла ему на плечи и сказал: «Не серчай, брат, если хочешь, лети, конечно. Только пообещай, что ты не влипнешь в историю! Хорошо?

Серый пегас улыбнулся и, поднявшись «на крыло» ответил: «А то ты меня не знаешь!?»

— Знаю! Поэтому, если полетишь, сам знаешь к кому, то лети низко над землей. Усёк?

— Усёк! — ответил младший и нырнув в облака, унесся вниз.

«А у меня, тоже есть дела», — подумал вороной пегас и полетел в город.

…
Приятный тёплый день, вечнозеленый лес, и всё живое вокруг пело славу жизни: и травинка и листок, каждый полевой цветок, птичка, божья коровка, кузнечик, ручеек, а чуть повыше мягкий и ласковый ветерок. Каждый вносил в это царство жизни свой маленький вклад в том числе и цветом, зелёным, красным, небесно-голубым и даже черным, но было одно маленькое нежно-жёлтое с розовым пятнышко, грустно сидевшее посреди цветочной полянки и неспешно собиравшее цветы, заплетая их в красивый веночек.

Вокруг желтенькой пегасочки собрались птички, белочки, бурундуки и зайчики — все они, как завороженные, слушали грустную и протяжную песню: #«Миленький ты мой,

Возьми меня с собой!

Там, в краю далёком,

Буду тебе женой».

Вдруг по земле пробежала черная тень, и Флаттершай, прижав веночек к груди, полными надеждой глазами уставилась в небо. Но небо было чисто, а обернувшись назад, пегасочка резко смерила надежду и, поднявшись на копыта, опустила глаза в землю.

— Здравствуй, дочка, — обратился строгий голос к пегасочке.

— Здравствуй-те, папа.

— Куда нужно смотреть, когда здороваешься?

Флаттершай медленно подняла глаза и смиренно глянула на отца. Мощный жеребец-пегас с сильными копытами, ярко демонстрирующими его принадлежность к кадровым офицерам солнечной гвардии, ничуть не меньше, чем орден Феникса III степени, на шее. Светло-желтая шкура и грива мягко шоколадного цвета, хоть и местами поседевшая, но по-прежнему красивая и утончённая. Белая рубашка с широким светло-голубым галстуком подчеркивали волевой подбородок, а темно-синий пиджак завершал образ благородного жеребца-аристократа.

— Никогда не понимал, что вы с матерью нашли внизу! — сказал отец, обводя округу глазами.

— Мне… просто… нравится ухаживать за животными.

— Пегасам должен нравиться полёт и только полёт, мой отец всегда говорил: «Приземлившийся пегас — мёртвый пегас!» Как жаль, что ты это не уяснила.

Флаттершай очень больно воспринимала, любые рассуждения отца о полётах и предназначении пегасов. Она понимала, что с рождения мало соответствовала образу пегаса, влюбленного в небо — наследника, о котором мечтал её отец, а не робкую рохлю с боязнью высоты. Именно это чувство вины подарило Флаттершай комплекс неполноценности. К глазкам маленькой пегасочки начинали подкатывать слёзы, она немного склонилась, думая: «Нет, нет, я не заплачу! Если папа увидит, какая я слабая, то увезёт и запрёт меня и никогда больше не выпустит, и я никогда больше не увижу моих маленьких друзей, подруг и его…» Флаттершай уже готова была заплакать, как вдруг отец настойчиво прервал её, начинающиеся всхлипывания: «Не реви!» — сказал жеребец и, подойдя вплотную, утер дочери слезы.

Как только Флаттершай успокоилась, отец уже мягче сказал: «Дочка, сегодня у тебя очень важный вечер. Сегодня ты познакомишься со своей будущей свекровью».

— Папа,… но… я…

— А через несколько дней, если всё пройдет хорошо, тебя представят твоему будущему мужу.

— Папа,… я,… уже… люблю другого… — еле слышно проговорила дрожащим голосом Флаттершай и словно «одна против дракона» вновь сжалась в комок.

— Что? — переспросил отец.

— Ничего, — ответила пегасочка, грустно уставившись в незаконченный венок, оставшийся лежать на травке, растоптанный массивными копытами.

— Вот и хорошо, а сейчас вставай, и летим в Клаудсдейл. Я уже собрал для тебя лучших стилистов, которые только есть. Летим!

Жеребец стал подниматься в воздух, и Флаттершай, уронив скупую слезинку, полетела следом. Макклауд применил все возможные ресурсы от связей до финансов, чтобы организовать для своей «канареечки», как он её ласкова называл, самых лучших стилистов и визажистов из Кантерлота, Мэйнхеттена и Лас Пегасуса. Для Макклауда Флаттершай была самым ценным сокровищем в жизни, но по служивому своему обыкновению он держал свои чувства глубоко в себе, а дочь в строгости, искренне полагая, что так он убережёт своего птенчика от зла. Флаттершай была копией своей мамы, нежной, доброй, чуткой и тоже проявляла интерес к флоре и фауне, а не к полетам и облакам, поэтому отец практически не удивился, когда его дочь выбрала жизнь в тишине и покое на земле.

Час, два, три, четыре, дизайнеры всё не могли сойтись то на количестве пудры, то на цвете помады.

Отец нервно вышагивал по кафельному полу, как будто был не в салоне красоты, а в родильном отделении в ожидании заветного «свёрточка счастья». Наконец, всё закончилось, двери отворились, и к отцу вышла прекрасная нежно-желтая пегасочка, застенчиво прячущая взгляд. Её грива была расчесана и собрана на голове, лишь коротенькая розовая челка прикрывала лоб и брови кобылки. И без того утончённые черты мордочки Флаттершай были аккуратно подведены и теперь от бирюзовых глаз, пухленьких губ и, словно крылья бабочки, ресничек было не оторваться. Выждав паузу, чтобы привыкнуть к новому облику дочери, отец сказал: «Прелестно. Однако уже время, поторопимся!»

Оставалось несколько минут до ужина, который положит конец одинокой жизни пегасочки и откроет ей новую — семейную. Хотя Флаттершай не так себе всё представляла, ей хотелось встретить своего особенного пони, узнать его, полюбить всем сердцем и быть с ним и только с ним «…и в радости и в горе». Но судьба-злодейка распорядилась иначе, и за «канареечку» уже всё решили, и теперь осталось только грустно вздыхать, вглядываясь в вечернее небо, стоя на облачном балконе семейного поместья, и вспоминать одного милого пегаса. Сильного и храброго героя, как из сказок, где добро и правда всегда побеждают, где красавицу обязательно спасет прекрасный рыцарь, а принцессе будет позволено выйти замуж по любви. В сказках исполняются все желания. Больше всего Флаттершай хотелось ещё раз увидеть, услышать, прикоснуться к вороному пегасу, спасшему её жизнь и сказать ему «спасибо».

— Флатти, ты что такая хмурая, как тучка? — спросил знакомый голос.

Канареечная пегасочка подняла глаза на собеседника, и её настроение немного поднялось.

— Рейнбоу Дэш! — обрадовалась желтенькая пегасочка.

— А ты кого ждала, «Черного барона»?

Флаттершай вновь загрустила, склонив голову, она еле слышно всхлипнула. Однако этот маневр не ускользнул от зорких глаз подруги, и Рейнбоу Дэш, приземлившись рядом, обняла канареечную пони.

— Эй, Флатти, к чему этот потоп?

— Я… я не плачу, просто… сегодня папа представит меня будущей свекрови. И… и… я должна буду выйти замуж за её сына.

— А ты что?

— Я… я не хочу! Я… я ещё не готова.

— Не готова, или… — игриво переспросила Рейнбоу.

— Или что?

— Или есть что-то, точнее кто-то еще, — спросила радужногривая пегасочка, лукаво улыбнувшись и попытавшись заглянуть в глазки подруги.

По мордочке пегасочки стал расплываться нежный румянец.

— Ты меня смутила, — попыталась спрятаться Флаттершай.

— Признавааайся. Есть особенный пони?

— Есть, — еле слышно ответила Флаттершай, — он особенный!

— Это, случаем, не тот вороной войсковой офицер, как там его, Копьё?

Флаттершай еле заметно кивнула. Ей было немного неловко обсуждать такие темы с кем-либо, даже с хорошей подругой.

— Ну так в чем проблема, Шай, скажи что любишь другого.

— Я… я… я не могу!

— Почему?

— Тогда я подведу папу, а я итак его подвела, когда не пошла после летной школы в университет высшего пилотажа, — ответила Флаттершай и тихо побрела к выходу с балкона, — что ж, мне пора «производить хорошее впечатление» на княгиню.

Неожиданно ей перегородила путь радужногривая подруга.

— Погоди, Флатти, а если, скажем, ты произведешь не самое лучшее впечатление на свекровь, свадьбы не будет?

— Ну, думаю да!

— Тогда, просто нахами ей, эти великосветские пони такого не терпят!

— Но я не умею хамить, — грустно ответила Флаттершай, — я не такая крутая, как ты, Рейнбоу, я даже ни одного ругательства не знаю.

— Успокойся, Флатти, княгиню я возьму на себя! Мне надо только подгадать момент, когда вы с ней останетесь наедине.

— Ну, после ужина, как правило, дамы удаляются для беседы в уединенной обстановке.

Получив этот ответ, Рейнбоу Деш заговорщиски улыбнулась и потерла копыта.

Всё было идеально.

Ужин проходил в семейном особняке, для этого там была специальная комната из мягких предрассветных облаков с широкими окнами и длинным столом, тоже из облаков, только твердых, но при этом почти прозрачных. Такой стол — настоящий шедевр декоративно-магического творчества пегасов. Отец семейства, как и положено, сидел во главе стола, напротив него сидела княгиня Совня. Флаттершай же разместилась справа от отца, место напротив неё осталось незанятым. Тишина становилась слишком навязчивой, желтенькая пегасочка, как того и требовал этикет, специальной вилочкой закрепляющейся на копыте, неспешна поглощала салат маленькими кусочками. Наконец отхлебнув из хрустального бокала вина, княгиня решила начать: «Флаттершай, будьте любезны, расскажите, чем вы занимаетесь?»

— Я, ухаживаю за лесными зверям, помогаю им, подкармливаю.

— Так, замечательно. А основная ваша работа?

— Это и есть основная работа.

— Признаться честно, я удивлена, ведь, насколько мне известно, вы получили прекрасное образование, вас «раскручивала» фото модельном бизнесе сама Фотофиниш, вы знакомы с принцессой Селестией, и после всего этого всего лишь заботитесь о животных! — удивилась кобылка.

— Эм-м, да.

Возникла неловкая пауза, после которой княгиня заключила: «Очаровательно! Материнские качества, скромность, мне нравится!». После такого комплимента мордочку Флаттершай окрасил лёгкий румянец, а отец даже, одобрительно улыбнувшись, произнес тост: «За прекрасных дам!»

— За невесту! — сказала княгиня, подняв бокал.

Флаттершай от смущения робко приподняла хрустальный сосуд, желая поддержать, но нежные перышки у самого края крыла не удержали бокал и он с размаху грохнулся на стол облив сидящую рядом княгиню. Флаттершай сначала закрыла мордочку копытами, а потом в нерешительности промямлила нечто вроде извинений.

— Ничего страшного. Не беспокойтесь, — ответила княгиня.

— Простите меня, пожалуйста.

— Ничего. Я сейчас приду.

Княгиня Совня вышла из-за стола и направилась в сторону выхода. Флаттершай виновато уставилась в стол. Снова в трапезной установилась тишина, нарушаемая лишь еле слышной суетой прислуги. Мистер Макклауд, поставив бокал на стол, спросил: «Дочка, ты это сделала специально?»

— Нет, папа! — ответила Флаттершай, продолжая смотреть в пол.

— Куда нужно смотреть?

Пегасочка робко подняла мордочку, посмотрев на отца.

— А теперь скажи, зачем ты так поступила?

— П-прости папа я… это произошло случайно. Я не хотела! Правда! — оправдывалась нежно-жёлтая кобылка, чуть не плача.

— Не реви! Послушай, — обратился отец, приблизившись к дочери, — ваш союз очень важен для наших семей. Он должен положить конец межклановой войне…

— В-войне, — перебив отца, спросила Флаттершай, — но почему…

— Иди сюда, — подозвал отец дочь, подойдя к двери, над которой висел портрет принцессы Селестии, выполненный в полный рост. Затем, толкнув двери и распахнув перед канареечной пони кабинет, жеребец вошел внутрь.

Это помещение было выполнено уже строже, хотя Флаттершай всегда чувствовала в отцовском кабинете какую-то тяжелую атмосферу. Связано это было с тем, что потолок и стены были выполнены в том числе с применением туч, но не только стеллаж с книгами, тёмные гардины, массивный стол — всё создавало немного гнетущий эффект. Со стен, из глубины веков на вошедших, смотрели жеребцы и кобылки, последних было меньше. Все поголовно – пегасы, изображенные в броне солнечной гвардии. Макклауд взлетел почти под потолок и остановился у одного из портретов, минуту помедлив, к нему присоединилась и Флаттершай. Отец, смахнув пыль с позолоченной таблички, прочитал в слух: «Мистрес Макклауд, или «Великая облачная мастерица», она жила две тысячи лет назад и была самой искусной в погодном ремесле пегасочкой. Но не только она была грациозна, как бабочка, красива, как летний восход, обворожительна, как принцесса Селестия в день летнего солнцестояния. Неудивительно, что к ней сватались все знатные жеребцы Эквестрии, но её сердце принадлежало лишь командиру лейб-гвардейского полка её величества принцессы Луны имени атамана Мунвардена полковнику Ратнокрылу. Каждый день она ждала от него сватов. И вот настал тот день, когда полковник прилетел сам просить о свадьбе. Его встретили, как и положено, со всеми почестями, а уже вечером Мистрес представили Ратнокрылу и, казалось, что уже ничто не сможет помешать их счастью, но… — отец на секунду прервался и, переведя взгляд на скульптуру черного алликорна, — но этой ночью Найтмер Мун попыталась установить вечную ночь. Всех прибывших с полковником арестовали и намеревались передать, ставшей единоличной правительницей принцессе Селестии. Но желая выслужиться, наш предок, нарушив традиции гостеприимства, предал жестокой казни брата полковника Ратнокрыла, но сам лихой офицер смог вырваться и пообещал отомстить. Пока шла Сталлионградская битва, он с верными частями фестралов, воев и оставшимися лейб-гвардейцами совершил маневр и с жаждой мести ворвался в практически пустой Клаудсдейл. Это была страшная сеча, казалось, что ещё мгновение — и столица пегасов будет уничтожена. В горячке боя, полковник сошелся в поединке с одним из защитников города пегасом в золоченой броне и шлеме, но что мог один стражник против небесного богатыря? Одним ударом Ратнокрыл снес шлем с головы защитника, и только когда тот бездыханный упал на пол, полковник с ужасом увидел, что убил свою возлюбленную. Участь битвы решило внезапное появление принцессы Селестии, которая, оставив Сталлионград, вернулась, чтобы защитить Клаудсдеил. Увидев весь тот ужас, по легенде, солнечная властительница, наложила заклятие на наши семьи. Теперь, пока не сочетаются союзом достойные потомки наших славных родов и не произведут на свет наследника, ни один из потомков не увидит своих внуков их жизни будут скоротечны. Так твой дедушка умер прямо перед твоим рождением. Мама верила, что именно тебе суждено спасти наш великий род созидателей и защитников. Надеюсь, теперь, дочка, ты понимаешь, почему всё так».

— Да, папа, я всё понимаю!

— А теперь ступай к себе, приведи себя в порядок и возвращайся!

— Да, пап. — ответила Флаттершай и смиренно полетела на выход из кабинета. Как только дочь скрылась в проходе, отца разорвал дикий кашель. Закрыв пасть платком, жеребцу удалось подавить кашель, а как только он оторвал платок ото рта, на нем осталось кроваво-красное пятно. Болезнь прогрессирует. Долгие годы, после смерти супруги, единственным желанием Макклауда было увидеть счастливую дочь в подвенечном платье. «Помоги, Селестия!» — обратился отец семейства, переведя взор на портрет солнечной правительницы, покидая кабинет.

В это время в гостевых апартаментах княгиня сменила платье со строгого багрового на более вольное, голубое, с белоснежной каёмкой. «Какое вульгарное платье, — думала княгиня, глядя в зеркало, — Я в нем как беженка!» — тут пегасочка расправила крылья и, подняв копыто, вынула из причёски шпильку. Княгиня мотнула головой и грива, расправившись, улеглась вдоль шеи. Благородная дама вновь посмотрела в зеркало, грустно смерив уже немолодые черты, а ведь не так давно она была красива и прекрасна, как лето. Теперь в жизни светской пони осень, тоскливая и угрюмая осень. А что такое осень? Осень — это увядание, это одиночество, это грусть, это осознание того, что не сделал, хотя должен был или вопреки всему сделал, хотя это лучше было не делать или сделать как-нибудь по-другому. Поработав немного расческой над локонами, княгиня с грустью обнаружила, что некогда идеальная тёмная грива имеет несколько седых волос. Вроде не сильно заметно, но сам факт говорит о том, что некогда светская львица, княгиня Совня, стареет. Одно согревало кобылку — идея устроить жизнь своего непутевого сына и попытаться подтолкнуть его к идее о создании семьи с достойной кобылкой из приличной семьи. И, если уж совсем повезёт, увидеть внучат. Княгиня поправила гриву, ещё раз убедившись в том, что платье с новой прической смотрится достаточно сдержанно, пошла к выходу. Когда княгиня вышла в коридор, на неё буквально набросилась желтенькая пегасочка и грубо втолкнула взрослую пони в комнату. Не дав гостье опомниться, Флаттершай пошла в наступление: «Ну, слушайте, ваше благородие, мне было неудобно говорить при отце, поэтому говорю сейчас. Думаете, у такой крутой пони, как я, нет уже достойного, жеребца, которому ваш чванливый и избалованный сынок в подковки не годится? ХА! Есть! В отличие от тебя, старой и трухлявой клуши, я молода, крута и знаменита, а за зверями ухаживаю потому, что… потому, что… потому что они лучше вас, напыщенных и убеждённых в собственной исключительности аристократишек! Если твоё благородие ещё не поняло, то повторяю, Я СКОРЕЕ ЗА ДИСКОРДА ВЫЙДУ, ЧЕМ ЗА ТВОЕГО СЫНКА!!!» — сказав последнюю фразу, чуть не крича, Флаттершай взлетела в воздух и, сделав круг по комнате, улетела, оставив княгиню сидеть в одиночестве с отвисшей от удивления челюстью и дрожащим веком.

Флаттершай летела по коридору, пока не влетела в еле открытую дверь, которую сама же захлопнула изнутри. Какого же было удивление Флаттершай, мирно поправляющей гриву около зеркала, увидев в отражении, своего двойника. Пегасочка уже была готова закричать от страха, как вдруг вторая решительным броском оказалась рядом и закрыла ей копытом рот, сказав при этом: «Не ори Шай, это же я!»

— Р-рейнбоу Дэш? Но как, откуда? — недоуменно спрашивала пегасочка, освобождаясь от копыта подруги.

— Круто, да? — восхищенно говорила подруга, дернув за молнию где-то на затылке, шкура моментально слетела и показалась голубая мордашка и радужная грива, — Это маскхалат Пинки из Кристальной империи, я его взяла на ночь кошмаров, хотела приделать клыки и крылья, как у летучей мышки, чтобы мелочь попугать, а тут ты… в общем с княгиней я разобралась! Можешь не благодарить. Мы же друзья.

— Что,… что,… что ты сделала? — мягко, но настойчиво поинтересовалась Флаттершай.

— Просто сказала, что у тебя уже есть кольтфренд, что он лучше всех и что тебе с ним хорошо, — ответила радужногривая пегаска, стягивая костюм «Флаттершай»

— А что она? — с нетерпением спрашивала канареечная пони, но ответить Рейнбоу Дэш не дал стук в дверь. В секунду радужногривая спортсменка, схватив костюм, вылетела в окно и скрылась во тьме. А мисс Флаттершай была приглашена в гостиную, где мистер Макклауд ждал её на разговор.

Желтенькая пегасочка нервно сглотнула ком в горле и, открыв двери, направилась на встречу.

— Дочка, надо поговорить, — обратился жёлтый жеребец, указывая крылом на диван, изготовленный из облака. Скромница аккуратно устроилась на облачке, а жеребец, сделав несколько шагов по комнате, уселся в кресло.

— Княгиня мне всё рассказала и…

— Мистер Макклауд, позвольте мне, — вмешалась в разговор взрослая пегаска, — Я не ожидала такого от вас, мисс Флаттершай!

Канареечная пегасочка была готова к крику, оскорблениям, истерике, но уж точно не к…

— Я в восторге! — воскликнула княгиня Совня, — Какая страсть, дерзость, напор, решительность и смелость. Да! Вы станете идеальной женой!

— Но, княгиня, вы же сказали, что моя дочь накричала на вас и отказалась…

— Да! Вот именно это мне и понравилось, необузданность — редкое сегодня для кобылок качество. Признаться честно, сначала мне казалось, что ваша дочь — слабохарактерная тряпка, поэтому в беседе тет-а-тет я хотела спровоцировать её на грубость, какого же было моё удивление, когда Флаттершай сама проявила характер хозяйки и не просто хозяйки, а хозяйки собственной жизни. Такой должна быть спутница жизни моего сына. Ты напомнила мне себя в молодости, мой муж, царство ему небесное, неделю после свадьбы в спальню не мог попасть. Завтра же знакомство с сыном организую!

— Папа, — робко обратилась Флаттершай к отцу.

— Да, дочка.

— Можно… то есть… Разреши я слетаю домой… то есть на землю.

— Разрешаю, только утром чтобы была здесь как штык.

Канареечная пегасочка кивнула и, выскочив на балкон, с разбегу взлетела в воздух. Пролетев через облачную ограду, Флаттершай в расстроенных чувствах, направилась в сторону Понивилля. День близился к концу, и в целом он был достаточно богат событиями, теперь милой пегасочке хотелось лишь вернуться домой и запереться в комнате.

…

Вороной пегас стоял перед зеркалом, внимательно разглядывая своё отражение. Новый белый пиджак, рубашка, галстук — всё это великолепие смотрелось так необычно на, привыкшем к однообразному черному мундиру пегасе. Но даже новомодный стильный костюм не мог скрыть офицерской выправки и стати воя-пегаса.

— У вас намечается очень важное событие? — спросила модельер у хорунжего.

— Да! Собираюсь провести вечер с очень особенной пони, — ответил Копьё и стал закреплять у себя на груди орден, — обязан я ей и виноват одновременно.

Сказав последнюю фразу, хорунжий Копьё заплатил за костюм и, поблагодарив вышел из бутика. Центральная улица Клаудсдейла — место, где размещались филиалы самых видных и помпезных бутиков и торговых представительств Эквестрии. Но главным украшением пегасьей столицы была традиционная облачная архитектура пегасов со всеми этими колоннами, портиками и скульптурами, потрясающими воображение. Копьё решил в такой тёплый день пройтись по улице, изредка поглядывая на витрины магазинов. Вскоре пегас стал замечать кокетливые улыбки мирно прогуливающихся кобылок-пегасочек. Заглядевшись на колоннаду, Копьё чуть не налетел на группу кобылок, состоящую из огненно-рыжей и небесно голубой с белоснежной гривой. Извинившись и аккуратно обойдя, вороной пегас продолжил путь, краем глаза уловив подмигивание рыженькой пегасочки из-под тёмных очков. Хорунжий Копьё являл гармонию цвета белого и черного совмещенного в одном жеребце. Чёрная гладкая шерсть, аккуратно интеллигентно зачесанная грива, небесно-голубые глаза, сильная шея, массивные копыта, широкие крылья и, конечно же, чувство стиля, привитое вороному жеребцу строгой матерью ещё в детстве. Возможно, как и любая мать, она боялась потерять единственного сына, поэтому заранее готовила его к более стабильной и спокойной службе в гвардейском полку. Но рано проявившийся строптивый нрав сына будоражил в нем желание борьбы и в результате привел в линейный полк, в котором Копьё и прославился как «Чёрный барон». Улица подходит к концу и упирается в смотровую площадку. Вороного пегаса ещё тревожат боевые раны, поэтому он осторожно не торопясь поднимается в воздух и устремляется по направлению к скромной спасительнице.

Вот оно заветное крыльцо. Ручеек, клумбы, деревянная дверь – всё, как тогда, в первый раз, даже букет наготове. На этот раз это был букет белых роз, который должен был сказать даме: «вы восхитительны в своей чистоте и невинности». Дверь после стука долго не открывалась, когда же она отворилась, на пороге стояла не хозяйка домика, а её пушистый и ушастый привередливый питомец.

— Здравствуй, Энджел, а Флаттершай дома? — спросил хорунжий у крольчонка.

На что тот лишь кивнул и с обеспокоенным выражением мордочки, запустив гостя, поскакал наверх, явно желая чтобы пегас следовал за ним. Копьё сначала последовав за зверьком затем на секунду остановился и глянул в угол: там стоял поникен с надетым на него вычищенным, залатанным и приведенным в идеальный вид черным мундиром хорунжего. Но настоящий сюрприз лежал на голове. Вычищенная и зашитая наградная белая папаха, которой хорунжий очень гордился. «Думал потерял!» — воскликнул пегас, расправив от радости крылья и, схватив шапку, прижал её к мордочке, вздохнув, жеребец почувствовал лёгкий цветочный аромат и странные частички какой-то нежности, доброты. Размышления пегаса прервал кролик Энджел, сиганувший жеребцу на голову и постучавший по ней лапкой. Копьё поднял взгляд на белый комок и сразу встретился со строгими глазами Энджела. Белая лапка ткнула в дверь на второй ярус жилища.

— Я понял тебя, Энджел, — ответил пегас и, надев шапку и вооружившись букетом роз, стал решительно подниматься наверх. Дверца тихонько открылась и вороной жеребец влетел внутрь.

В спальне маленькая нежно-жёлтая пегасочка лежала на кровати и, уткнувшись мордочкой в подушку, горько плакала, дрожа и всхлипывая. Желтенькие крылья бессильно свисали с кровати, а мягко-розовый хвостик и грива свалялись и спутались. Копьё тихо подошел к кровати, положив букет белых роз на тумбу у изголовья и, приподняв носиком розовый локон, отодвинув его, сел рядом. Плач на секунду останавливается, и пегасочка открывает глаз. Неожиданно Флаттершай обхватывает кавалера желтенькими копытцами и, уткнувшись жеребцу в шею, начинает плакать ещё более горькими слезами. Пегас начинает тихо поглаживать кобылку по гриве, тихо шепча на ухо: «Флаттершай, что случилось?»

— Копьё, меня… — пегасочка вновь заплакала, так и не ответив на вопрос.

— Флаттершай, не плачь, знай, что бы плохого ни случилось, у тебя всегда есть друзья, которые тебя поддержат, а теперь успокаивайся, — жеребец утер платочком слёзы кобылки, — а иначе как мы в ресторан полетим?

— Зачем?

— В знак благодарности за спасение офицера.

— Копьё, но… это… так неожиданно… и ты меня ведь тоже спасал, дважды, поэтому это я тебе должна.

— Если согласишься, будем считать, что мы в расчёте, — с мягкой улыбкой ответил пегас.

В этот момент из-под папахи вынырнула мордочка кролика, оказалось, что жеребец впопыхах надел шапку прямо на пушистика. Флаттершай изрядно умилила такая сцена, и она согласилась. Ведь она ещё не замужем, а значит, может позволить себе хоть раз сходить на свидание с жеребцом, который ей действительно нравится.

Лучший ресторан Клаудсдеила, лучший столик и лучшие блюда в обычных обстоятельствах Флаттершай сгорела бы от смущения, но сейчас, впервые, желтенькой пегасочке не было в тягость находиться в общественном месте. Если раньше оказаться в центре внимания — это всё равно что на ужине в пещере драконов, то теперь Флаттершай не обращала внимания ни на кого, кроме своего кавалера, впервые она беззаботно, медленно и вальяжно говорила на разные темы, шутила и смеялась не боясь показаться смешной. Апофеозом стал вихрь танца, в котором кружились возлюбленные. Мягкие копытца пегасочки и сильные копыта жеребца сами собой сплелись в «узелки», а ловкие пегасьи крылышки легко меняли положение парочки в пространстве, то ускоряя, то замедляя темп танца. «Я счастлива рядом с тобой, счастлива, как никогда!» — говорил внутренний голос нежно-желтой пегасочки.

— Ты, прекрасно танцуешь, — сделал комплимент Копьё.

— Спасибо. Я не особо много практиковалась.

— Я тоже уже давно разучился. Так что заранее прости и ... Спасибо!

— За что?

— За всё спасибо! — ответил кавалер. — За жизнь, за хлеб и воду и за то, что ты есть!

Но Флаттершай уже не слышала последней фразы она, положив голову на плечо возлюбленного, блаженно закрыла глаза. Копьё не стал тревожить даму и перестроил танец на более медленный. Вороной пегас в отличие от своей спутницы был более привычен к вниманию и даже умел получать от него удовольствие, но в последнее время истинное удовольствие хорунжий Копьё получал лишь от внимания маленькой канареечной пони с мягкой розовой гривой, драгоценными бирюзовыми глазами и большим добрым сердцем. «Мой нежный ангел, сможешь ли ты меня полюбить?» — думал пегас, носом убирая с мордочки подруги отбившийся розовый локон. Ответом ему стала легкая скромная улыбка.

Темное ночное небо, освещаемое лишь созвездиями и яркой полной луной, холодное и негостеприимное, нашло в себе уголок, чтобы приютить на облачке пару пегасов. Было уже достаточно прохладно, поэтому Флаттершай укрыл белый пиджак. Почти весь букет белых роз уже был съеден, последний бутон на стебельке жеребчик протянул даме. Флаттершай, слегка покраснев, приняла цветок и откусив половинку вернула его возлюбленному, прижавшись к нему плотнее. Чёрное крыло аккуратно укрыло пегасочку.

— Копьё, этот вечер был… самым лучшим вечером в моей жизни, я бы хотела… чтоб ты знал… что, ты мне нравишься, очень нравишься. Когда ты рядом, мне… не страшно, до того, как ты меня… тогда поцеловал… — щечки пегаски полыхнули румянцем, — мне было жутко страшно, но потом мне стало спокойно и… и… я была неуверенна, что со мной и почему происходит, но теперь… теперь, я поняла. Копьё, я люблю тебя!

Закончив фразу, Флаттершай, закрыв мордочку гривой, начала тихонько плакать

— Флатти, не плачь, я тоже… тоже люблю тебя!

— Нет. Нет. Копьё, прости но ... Мой папа хочет выдать меня замуж за какого-то князя.

— А ты?..

— Я его не люблю! Я его даже не видела! Но я уверена, что ты лучше его. — желтенькая пегасочка заключила вороного жеребца в объятия.

Копьё осторожно разлепил копытца возлюбленной и, немного отвернув голову, посмотрел вниз.

— Знаешь, Флаттершай, а ведь ты не права. Я вовсе не такой хороший, как ты думаешь.

— Это не так, — ответила пегасочка, повернув мордочку жеребца к себе.

— Я — чудовище!

— Нет!

— Боюсь, что, да! Моё прозвище «Чёрный барон», знаешь почему меня так прозвали? Потому что во время ежегодной миграции драконов, я, будучи сотником, ночью истребил целую колонию этих огнедышащих ящериц. За то, что они по пути следования сожгли более десятка деревень и местечек. За эту карательную акцию меня даже собирались вызвать на войсковой круг для суда, но не успели, началась война с золотыми драконами, ограничились лишь понижением в звании. У меня копыта по макушку в крови, не положено таким, как я счастье. Прости, Флаттершай, что не признался раньше! Никто не может полюбить чудовище. Чудовище никого не может сделать счастливым, даже себя. Ты достойна самого лучшего Флаттершай. Может, тебе стоит присмотреться к этому…

Флаттершай, приложила копытце к груди вороного пегаса и сказала: «Ты не чудовище, просто, ты слишком долго копил в сердце боль!»

Последовал долгий поцелуй, в результате которого оба пегаса кубарем слетели с облака и так, сжимая друг друга в крепких объятиях, приземлились на травку, раскинувшуюся в низу полянки. Мягкий цветочный коврик, с хрустом смялся, поддавшись тяжести двух тел, чтобы поутру снова распрямиться, сохранив тайну жеребца и кобылки.

…

— Как вам сегодня спалось, княгиня? — спросил Макклауд у вошедшей в трапезную пегасочки.

— Спасибо, хорошо! — ответила княгиня, садясь напротив хозяина дома. — Однако ваша дочь вчера так быстро улетела, что я не успела показать ей фотографию её суженого.

В эту минуту на фотокарточку легла свежая газета, взяв которую, мистер Макклауд сразу наткнулся на фотографию, где в танце кружилась его дочь в обнимку с каким-то жеребцом.

— Что???? Я его убью! – выпалил пегас, пылая яростью и слетая с места. Отец, схватив со стенда алебарду и расправив крылья, взмыл в небо.

…

Мягкий солнечный свет, обогревая землю, пробирался во все уголки, куда только мог. Залив комнатку маленького домика, находящегося почти у самой кромки леса, свет стал по-хозяйски ползать по полу, по ковру, по смятой белой рубашке и галстуку и выше по белому пиджаку, накинутому на спинку кровати.

Черное крыло нежно и мягко «прочертило» линию от трех бабочек к правому ушку, а когда Флаттершай стала просыпаться, смешно дернув ушком, Копьё прижал канареечную пони к себе и чмокнул в лоб. Оторвавшись, он встретил полные доброты и любви бирюзовые глаза кобылки.

— Флаттершай, — шепотом начал жеребец, — Я больше не чувствую боли, она как будто погасла. Спасибо тебе. Ты действительно чародейка.

— Нееееет, — ответила пегасочка, поджимая копытца, — ну, может, немножечко, совсем чуть-чуть.

В следующую секунду в спальню врывается взрослый жеребец пегас с алебардой наперевес, пышущий яростью и всем видом жаждущий крови. Флаттершай, испугавшись, с расправленными крыльями пытается заслонить собой кавалера, не зная, что вороной жеребец никогда не отсиживался за чужой спиной. Копьё выскакивает на разгневанного отца и пытается начать разговор: «Я люблю вашу дочь и…»

Прервал пегаса секущий выпад алебарды. Мимо. Вороной пегас был моложе, поэтому легко увернулся. Ещё один выпад копейным остриём молодой пегас пропускает мимо и, прижав копытами оружие, выбивает его. Тут Макклауд применяет свой вес и, набросившись, валит вороного и начинает душить, сдавив ему шею копытами. Флаттершай плача набросилась на отца, несвязно лепеча: «Папа остановись… я люблю его… Я БЕРЕМЕННА!» — прокричала пегасочка, желая остановить отца в порыве его праведного гнева.

— Что? Беременна? От него?

— Да!

Отец, отпустил пегаса, который сразу стал откашливаться и вскоре попал в объятия возлюбленной. Макклауд медленно встал и спросил: «Ты любишь этого пегаса, дочка?»

— Да, папа, люблю! — слёзно ответила Флаттершай, прижав вороного пегаса, словно жеребенка к груди.

— А ты, любишь мою дочь?

— Люблю!

Отец смерил молодых опытным взглядом и, услышав шорох, повернулся к окну, где уже стояла прибывшая с небольшим опозданием княгиня, на мордочке, у которой читался немой вопрос: «Что здесь происходит?» Желтый пегас немного подумал, а затем сказал: «Вот княгиня. Расчертив судьбы наших детей, будто бизнес-план на бумаге, мы ведь совсем не подумали даже о их счастье. А ведь мы родители, самые близкие им пони, вы как мать, я как отец, подумайте, чего мы хотим для наших жеребят? Неужели расплачиваться за грехи предков? Я думаю нет. Я предлагаю не ломать молодым жизни, пусть женятся и выходят замуж за кого хотят».

— А… договор?

— Договор- дороже денег, княгиня, — начал пегас, торжественно поправив прическу и расправив крылья, — вы самая сильная из пегасочек, которых я когда-либо встречал, не окажите ли мне честь стать моей женой! — произнес на выдохе пегас, склоняя голову к зажатому копыту кобылки.

Удивлённая таким признанием княгиня Совня бросала взгляд то на Макклауда, то на Флаттершай, то на вороного жеребца. Освободив своё копыто, светло-оранжевая дама-пегас подлетела к чёрному пегасу и, аккуратно поправив выбившуюся чёлку, сказала: «Познакомьтесь, мистер Макклауд, князь Ратнокрыл Копьё. Мой сын!»

— Здравияжелаю! — среагировал Копьё.

— Что скажешь, сын? Принять мне предложение мистера Макклауда?

Копьё посмотрел на розовогривую пегасочку, смущённо прячущуюся в гриве и жмущуюся к возлюбленному, и ответил: «Принимайте, мама!»

Княгиня Совня подойдя к Макклауду, решительно заявила: «Я согласна. Но с условием, — желтый пегас заметно напрягся, — свадьба будет общая!»

— Согласен! — ответил Макклауд и, подавшись вперёд, заключил княгиню Совню в объятия и крепко поцеловал в губы. Оранжевые крылья расправились, и кобылка ответила своими встречными объятиями. Когда пегасы всё-таки разорвали поцелуй, Совня, с улыбкой проводя копытцем по подбородку жениха, заключила: «Летела за невесткой для сына, а в комплекте получила мужа… и смех и грех!»

Макклауд (от анг. Make — делать, cloud — облако) Облачный мастер.

Мистрес — (от анг. mistress — мастерица)