Сказки служивого Воя

Часть 28 В чем сила?

Наконец всё закончилось: шпионская ячейка в тылу рассекречена, отряд Гловера рассеян и ликвидирован, а самого неуловимого бригадного генерала, сообщают, видели вблизи Кристальной империи. Полковник Армор предположил, что Гловер попытается прорваться в Грифонию, поэтому в этом районе был объявлен план «Перехват», а служивым воям на Понивилльском боевом участке было приказано перейти к обычному режиму несения службы. Дни проходили один за другим, а привыкать к тишине после грома атак и стона долин было страшно. Страшно вновь оказаться неготовым перед лицом смерти. Хотя один мудрый товарищ сказал, что нужно много мужества, чтобы принять смерть, но иногда больше мужества нужно чтобы выжить и жить дальше.

Сотник впервые за многие дни, а может, и годы, смотрел на чистое и спокойное небо. Небо, с которого не сорвётся смерть, ибо истину, «… не всё то, что сверху — от бога» багровый единорог усвоил хорошо, когда на Нукденских высотах стоял в полный рост под огненным дождем. Тогда Баян был готов вместе с последними двенадцатью бойцами рвануть в бессмертие и уже оттуда посмотреть, какова она, «смерть на миру». Войсковой лагерь, хоть и продолжал жить своей обычной жизнью, но всё равно теперь не излучал того внутреннего напряжения. Казалось, изменения коснулись всего, но больше это проявилось в молодых воях, каждый считал за обязанность щегольнуть в Понивилле медалями и очень красивой формой. Хорунжий Кольцо вообще расцвел, стал следить за шерстью и гривой более тщательно, чем изрядно насторожил командира, вернувшегося после зачистки фабрики от последствий пребывания там чейнджлингов. Кто мог знать, что хорунжий Кольцо теперь женатый жеребец. Да в целом не только он. Правда, стоило спросить, а не поднимать по тревоге лагерь и усилиями всех бойцов крутить офицерам копыта, чтобы проверить, не перевертыши ли они. «Кольцо, Копьё, Петля, кто ещё заявится ко мне в палатку в обнимку со своей половинкой и просьбой поженить их согласно закону военного времени? — думал Баян оглядываясь по сторонам, — а может быть, они правы, и мне стоит заняться личной жизнью. Только есть загвоздка. Я плохо помню, что такое личная жизнь. Всегда я был частью чего-либо: кадетского класса, отряда, сотни, полка, армии. Стоп! Был ли «я» вообще когда-либо или всегда существовали только «мы»? Если был, куда исчез, и почему этого не заметил? А если не был, то зачем провоцировать появление чего — то инородного. Много вопросов. Слишком много вопросов. А одна особа меня научила, что когда возникает слишком много вопросов, надо…»

— Хорунжий Кольцо, за дежурного, — сказал Баян часовому, — если будут спрашивать, я в библиотеке.

Багровый жеребец, распахнув магические крылья, поднялся в небо и устремился в Понивилль. Пришло время сказать Твайлайт: «… а-м-м-м, а можно мне продлить «Повесть про бойца»? — Пожалуйста!» — промямлил про себя сотник, сбитый с толку возникшей перед взором радостной фиолетовой единорожкой с блестящими лиловыми глазами осветившими тот безрадостный дождливый день лучше солнца. Юная, малышка Твайлайт, вышедшая встретить брата и друга. Её лёгкий румянец и по-детски невинный «чмок» в нос кадета Баяна. Воистину её «отметка» была сильней и ценней, чем отметка командира и даже принцессы.

Пролетая над зелёной поляной в лесной чаще, зоркий глаз уловил три маленькие, но очень знакомые цветные точки. «Да это же Меткоискатели, — вспомнил Баян, уже пролетев то место, как вдруг ошарашенно завис в воздухе, — какого лешего, они в чаще забыли?»

Единорог на войсковых крыльях резко спикировал к месту, где ещё недавно он видел трех маленьких непосед, но их уже и след простыл. Баян стал думать, что зрение сыграло с ним злую шутку и жеребятки бредущие к гидре в пасть, ему лишь привиделись. Всё выглядело достаточно зловеще: колючки кустарника, рассеивающие свет, высокие кроны деревьев, никогда не сохнущая сырая и влажная земля. Следы! Маленькие, еле заметные вкрапления копыт, сомнений не оставалось, жеребята здесь есть и сейчас они совсем одни идут в тёмном и страшном лесу. «Прости, Твайлайт, отложим встречу!» — тихо сам себе проговорил багровый единорог, гася магические крылья и пробиваясь сквозь недовольный треск сухого терновника.

…
Три юные кобылки без страха, шли вперёд, а лесная дорожка зловеще сужалась, переходя в какое-то подобие звериной тропы. Сухие ветки и искривлённые в жуткой гримасе стволы и дупла деревьев казались жуткими чудовищами.

— Эпплблум, ты уверена что мы идем правильно? — спросила оранжевая пегасочка.

— Конечно, Скуталу, на карте совершенно чётко написано, что мертвая пещера находится именно там, не волнуйтесь скоро мы придем, и тогда, испив из источника, «у нас сей же час появятся отличительные знаки». Все нам обзавидуются!

— Да! — воскликнула Скуталу, застрекотав крылышками, — Хочу себе кьютимарку с молнией. Тогда мои крылья окрепнут и я взмою в небо с такой умопомрачительной скоростью, что Рейнбоу Дэш обязательно меня заметит и возьмет в ученицы. Больше никто не назовёт меня цыпленком.

— Не знаю, девочки, мне кажется слишком рискованно доверять чёрной тени из сна, — немного нерешительно внесла своё веское слово Свити Бэлль.

Желтенькая земная пони неожиданно остановилась и с вызовом, не терпящим противоречий, глянув на подруг, заявила: «Мы слишком долго ждали наши метки, и вот он, заветный знак, видение или вещий сон. Сейчас, мы в шаге от наших заветных кьютимарок, мы просто не можем повернуть назад! Меня и вас, я думаю, уже достали издевательства Даймонд Тиары и Силверспун. Хватит! Какая разница, что мне это сказала чёрная тень, явившаяся во сне, может это… это… скрытый талант, просто он желает чтобы его поскорее открыли. И ждать осталось недолго!» — топнув копытом, ответила Эпплблум и решительно пошла дальше.

Пегасочка и белая единорожка нервно переглянулись и пошли следом. Вскоре жеребята подошли к заросшему входу в темную пещеру и, достав фонарик, вступили во тьму. Сырая, ничем не примечательная пещера, но это была лишь иллюзия, в момент, когда яркий выход скрылся за поворотом, в пещере установилась мертвецкая тишина.

— Как ты думаешь, — обратилась Скуталу к Свити Белль, мы можем получить кьютимарки исследователей пещер?

— Только если бы пещеры не обрушались, после наших исследований. Эй, Эпплблум долго нам ещё идти? Мне кажется здесь не безопасно.

— Думаю шооооооооооо…

Пол под жеребятами провалился и трое метконосцев с криками покатились по туннелю вниз, где их неприветливо встретил холодный мрачный зал. Стены, что не мало удивило жеребят, состояли из больших черных кристаллов, выстроенных в виде колонн, упирающихся в потолок. По середине зала находился источник с самым большим чёрным кристаллом, в основании которого огоньком горело нечто красное, освещающее бледным багровым цветом всё помещение.

— Это он!? — всё ещё не веря своим глазам спросила Скуталу.

— Чего мы ждём? Давайте получим наши кьютимарки!

«МЕТКОИСКАТЕЛИ ВПЕРЁД!» — хором воскликнули кобылки и, подскакав к бассейну, попытались взобраться на бортик, слепленный из трёх идентичных чёрных кристаллов. Взглянув в водную гладь, жеребята обомлели: там переливами плескались и плавали по кругу, подобно рыбе, самые разные кьютимарки. Казалось, что достаточно лишь протянуть копыто и схватишь ту, которую так долго ждал. Но не успели жеребятки прильнуть мордочками к воде, как неожиданно их заволокло темным дымом, маленькие копытца оказались в кристальных тисках, а на шее возникли тяжёлые хомуты, от которых, моментально протянулась чёрная нить, соединив жеребят и замкнув на центральном камне. Кристалл засиял ещё ярче, и огонь, неожиданно обрёл зловещего вида красные глаза с исходящим от них жутким, вымораживающим душу шлейфом и белыми клыками. Это чудовище, лишь отдалённо напоминающим пони-единорога с искривлённым кроваво-красным рогом и темной, как дым, гривой; оно зловеще смотрело на жеребят, скалилось и мерзко облизывалось. Тут, «единорог» хрипящим голосом, похожим на скрежет железа по камню, заговорил: «Наконец! Теперь у меня есть три маленьких девственных жеребёнка!!! И Я…»

— Мистер чудовище, — мило и по-детски невинно встряла Свити Белль, глядя на кристалл с тенью внутри, — вы же не сделаете с нами ничего противоестественного?

— Ну что ты, моя маленькая рабыня. Я просто вырву ваши кьютимарки вместе с частью ваших душ, и вы всего лишь станете бездарными, ни на что не пригодными кобылами.

— А, как же «источник отличий»? — грустно спросила Эпплблум.

— Эта была уловка, чтобы заманить вас сюда, — продолжил голос, — видите ли я был великим правителем кристальной империи, пока…- оскалившись в злобной ухмылке единорог, явно, что-то вспоминая, проскрежетал зубами, — не был уничтожен, точнее распылён, но каким бы я был неосмотрительным диктатором, если бы при жизни не предусмотрел такой сценарий. Поэтому сейчас для ритуала моей реинкарнации мне необходима чья-то сущность, а взрослые пони с подозрением относятся к черным теням во снах. Тогда, путешествуя по миру грёз, мне и подвернулась Эпплблум, которая так хотела получить кьютимарку, но одного жеребёнка не достаточно, и я придумал хитрый план с «источником отличий».

— Какая разница, что тебе это сказала чёрная тень? Да? Эпплблум? — искоса посмотрев на желтенькую пони, спросила Скуталу.

— Не ругайте свою подругу, ведь каждая из вас шла сюда абсолютно добровольно!

— Ах ты, обманщик, дай лишь выбраться… ты… — перешла на гнев Скуталу, пытаясь выбраться из кристальных оков.

— Кто, — твердым голосом показательно спросила тень жеребца, — плохой? ДА! Не я такой, жизнь такая!

Магия кривым потоком побежала по цепям и охватила троих жеребят, которые издав жалобный писк слегка согнулись. Шкурка на крупе, в местах, где обычно у пони появляются отличительные знаки, залоснилась и заблестела. Но ритуал был прерван, вылетевшим из того же туннеля жеребцом.

Вспышка погасла и монстр в кристалле устремил всё своё внимание на багрового единорога в чёрной запылённой форме и папахе, на которой повисли ошметки паутины и пыли. Кобылки, придя в себя и разглядев жеребца, синхронно завопили: «СПАСИТЕ!!!» Как только Баян сделал шаг вперёд, у него на пути возник настоящий забор из темных кристаллов, но единорог и не думал отступать, применив магию, он моментом телепортировался на другую сторону. Немыслимо! Багрового единорога бросило обратно, за ограждение, тогда Баян выпустил вспышку, которая смогла пробить кристаллы, но на их месте моментально возникали новые. Баян дал ещё несколько мощных вспышек, от которых кристаллы рассыпались в муку, но на их местах возникали всё новые и новые. Баян замолотил железными накопытниками по преграде, но внезапно железный басс заявил раскатом: «Не приближайся служивый, или я отберу у жеребят не только кьютимарки!»

Баян остановился и, на секунду переведя дыхание, спросил: «Чего, ты хочешь?»

— Того же чего и все. Жить! — прохрипел голос.

— Отпусти жеребят, возьми меня вместо них!

— Тебя? — хрипнул голос и кристаллы рассыпались, тень в главном камне стала разглядывать жеребца, — груда мышц, грубая сила, рог, не густо.

— Чем богат, тем и рад.

— Мой ответ, Нет!

— Почему? — спросил Баян, пытаясь подойти ближе, но из-за возникших на пути кристаллов не смог.

— Нет и всё, — решительно разлетелась по склепу фраза, — мне нужны их отличительные сущности!

— Постой, как тебя зовут?

Магия, вновь охватившая жеребят, растворилась, и тень недоуменно глянула в сторону багрового единорога. Криворогий спросил: «Ты не знаешь, кто я!? Раньше меня каждый пони знал и трепетал перед истинным владыкой Кристальной империи королем-императором, повелителем и магистром ордена темных кристаллов, великим Сомброй. Можешь называть меня, служивый, ваше величество или мой господин!»

— Прошу, ваше величие, — обратился Баян к кристаллу, — отпустите жеребят, а я отдам вам…

— Что ты можешь мне предложить? — засмеялся Сомбра, так что своды пещеры затряслись, — Ведь служивые пони не богаты!

— Служивые вои правдой богаты! — серьёзным голосом ответил Баян и вынул из седельного подсумка, трапециевидный кристалл, зелёное пламя которого на несколько секунд освятило комнату, подавив свечение Сомбры.

— Что это?

— Догадайтесь!

— Не-е может быть! — прохрипел владыка.

— Может! — уверенно ответил Баян, крутя кристалл на копыте, — Это моя кьютимарка!

— Как? Откуда?

— Неважно. Отпусти жеребят, и я отдам её… тебе.

Сомбра убрал чёрные кристаллы и, недоверчиво зарычав и смерив жеребца недобрым взглядом, с вызовом заявил: «Ты врешь! Как только я отпущу этих малявок, ты обрушишь своды и похоронишь меня».

— Даю слово офицера, — решительно повторил багровый единорог, — что если отпустишь жеребят, отдам кьютимарку.

Начались долгие минуты ожидания. Кобылки стояли молча и ждали, пока решится их судьба, а она сейчас висела на волоске. Выразительные большие глазки пони отражали страх, даже у Скуталу, хотя она и желала остаться в образе бесстрашной, на мордочке проступала тревога. Свити Белль была готова заплакать, но и она держалась, хоть и сжалась в маленький дрожащий комок. Эпплблум грустно склонила голову и просто ждала развязки.

— Хорошо! — рыкнула тень, и кристаллы, сдерживающие копыта жеребят, распались, а массивные хомуты, сковывающие шею, как по волшебству, расстегнулись. Кристальные заграждения тоже исчезли.

Маленькие пони в миг соскочили с пьедесталов и сразу ринулись к своему спасителю.

— Спасибоспасибоспасибо, — плача и обнимая переднее копыто воя-единорога, лепетала кудрявая единорожка.

— Баян, вы… вы… самый крутой, — поддержала подругу Скуталу, — после Рейнбоу Дэш, конечно!

— Спасибо вам большое! — виновато опустив голову, обратилась Эпплблум, не поднимая глаз. — Простите меня.

— Да ничего, все мы совершаем ошибки…

— Я выполнил свою часть сделки, отдавай кьютимарку.

Скуталу, Свити Белль и Эпплблум со злобой посмотрели на чёрную тень в кристалле, и тут оранжевая пегасочка заявила, вцепившись в копыто багрового единорога: «Баян, не отдавайте ему свою кьютимарку! Ведь она одна и принадлежит только вам! Как же вы без неё?».

Багровый жеребец снисходительно посмотрел на пегасочку и, положив трапециевидный слиток на пол перед кобылками, сказал: «Вы правы, это моя кьютимарка, — ткнув в серый каплевидный щит с развернутой книгой в основании, отметил жеребец, — она у меня одна и другой больше никогда не будет, с ней связана моя первая и… единственная любовь… и да, без неё…я сам не свой. Но я дал слово».

Кристалл с кьютимаркой объяло алое пламя, и он, преодолев зал, приземлился на то место, где совсем недавно стояли жеребята, как его в секунду охватила тень с победным ржанием расколов и поглотив всё его содержимое. Внезапно стены начали сотрясаться, а комнату заполнил свет, заставивший всех находящихся в помещении зажмуриться. Всё кончилось так же моментально, как и началось, жеребята, в панике прижимавшиеся к багровому жеребцу, нерешительно отстранились и выпучили глаза на камень, где ещё секунду назад находилась мрачная тень. Теперь в кристалле зияла огромная дыра, из которой на свет шагнул серый единорог со зловеще-алыми глазами и искривленным красным рогом, завершала образ чёрная клубящаяся грива, плавно перетекающая в бакенбарды на морде. Жеребец шагнул вперед и спрыгнул к сотнику и меткоискателям. Глянув в карие глаза единорога, Сомбра сказал: «Очень благородно, офицер, уважаю, но, к сожалению, я не могу вас отпустить, вы меня видели и знаете что я вернулся, поэтому теперь мне придется вас убить!» — серый жеребец уже приготовился атаковать сотника и жеребят магией, как его рог выпустил лишь слабенькую струйку искр, похожих на фейерверк для бедных.

— Что, — прохрипел владыка, — что с моей магией?

Сомбра ещё минуту пытался безуспешно зажечь рог, но лишь тратил впустую силы, шлейф из глаз исчез, а искры стали моментально гаснуть ещё в полёте. Как только экс-король устал, он сел на круп и, повесив голову и тяжело дыша, обернувшись, посмотрел на свою новую кьютимарку. Серый щит с лежащей открытой книгой, как будто с издевкой смотрел на своего нового хозяина, который явно ожидал большего.

— Что ты мне подсунул? — уже не таким уверенным голосом спросил Сомбра, — отраву, яд, как ты лишил меня силы?

— Вы мне льстите, величество! Я ничего не делал.

— Тогда, почему я слабее жеребенка?

— В чём, по вашему, сила? — спросил Баян, немного наклонив голову, чтобы видеть глаза собеседника, — В магии? Многие считают, что в магии, а вот я считаю, что сила в правде! За кем правды больше, тот и сильней. Вот получил ты мою кьютимарку, что ты сильнее стал? Нет! А всё потому, что правды за тобой нет!

— ГЛУПЕЦ! Ты теперь бездарный!

— Дара нет, но правда со мной, а значит я сильней, на самом деле я уже победил! — закончил Баян и, не дождавшись от серого единорога реакции, легонько подталкивая меткоискателей к выходу, оставил короля в его склепе наедине с собой.

— СТОЙ! — прокатился по залу крик бессилия некогда могущественного монарха, но ему никто не ответил, — Я ПРИКАЗЫВАЮ…

Сомбра лег на пол и, схватившись копытами за голову, истошно закричал, как ошпаренный. На неласковый пол полились горькие слёзы, а жеребец катался и старался «обнять холодный гранит», чтобы хоть на секунду ослабить всю ту боль, что он, будучи жестоким тираном, накопил и взрастил в себе, изредка изливая её на подданных Кристалльной империи, превращая их малорадостную жизнь в абсолютно безрадостное существование. Своды сотрясали всё новые крики, стоны и стенания темного единорога, этот крик уже был не от боли, а от осознания содеянного и потери. Чёрный король на себе испытывал силу правды, которую до этого он играючи попирал, считая себя выше всего.

Единорог замолк, вся его морда была мокрой от слёз, а грива смятой и скатанной. Разлепив красные глаза, король, словно чудом прозревший, встал и подойдя к кристаллу глянул на своё отражение. Охрипшее горло уже не позволяло кричать, поэтому единорог тихим голосом страданья повторил пустоте: «Исправить, всё исправить!» — упершись в отражение лбом ,неистово повторял единорог, как вдруг рог стало охватывать слабое алое сияние.

Жеребята следовали по лесным тропинкам за багровым единорогом, не решаясь сказать что-либо. Весь путь они преодолели молча и лишь, подойдя к Понивиллю Свити Белль спросила: «Баян, а что означает. Ой, простите, то есть означала ваша метка?»

Единорог немного подумал, а затем ответил: «То и означает, что сила в правде, мне, чтобы это понять, кьютимарку пришлось потерять, а королю приобрести. Пусть это послужит вам уроком!».

В Понивилле жеребята разошлись, пообещав больше не попадаться в копыта к черным магам, а сам сотник, наконец, вернулся к первостепенной своей идее — объяснение с той единственной, особенной пони, чей образ дал ему сил выстоять и вернуться. Но все чувства были давно, а малышка Твайлайт превратилась в красавицу и настоящую леди, «Ей бы крылышки — и готовая принцесса. Хотя ещё не вечер и будет у неё ещё взлет к небу, до таких вершин, которых некоторым… впрочем, что сейчас об этом!» — размышлял Баян.

Занятый своим думами, багровый единорог не заметил, как подошел к небольшому киоску, обильно заполненному самыми разными цветами.

— Чем могу вам помочь? — поинтересовалась кобылка с мягко-кремовой шерстью и красной гривой, отличительным знаком которой служила роза, изящно украшающая фланки и гармонирующая с не очень длинной гривой хозяйки.

— Цветы, можете помочь выбрать.

— Конечно, вам для дамы?

— Да! Я думал о георгинах или ромашках.

— Георгин не стоит, ромашки тоже не советую. — осматривая цветы опытным взглядом, ответила продавщица.

— Почему?

— Кобылки любят ушами, а каждый цветок — это слово или даже, — красногривая пони кокетливо улыбнулась, положив копыто на прилавок прямо около боевого накопытника жеребца, — предложение.

— Ну до «предложения» ещё далеко, — сказал сотник убирая копыто с прилавка, — а почему не стоит брать георгины, ведь это символ признательности?

— Георгин это цветок своеобразный, он символизирует каприз, непостоянство. Дарящий георгины говорит: «Ты мне очень нравишься, но я не готов к серьезным отношениям», хотя на Востоке он символизирует хороший вкус, величие, благодарность и лучше вам будет учитывать первый вариант.

«Каприз, хороший вкус, вот почему эти цветочки сестрёнке Флер так нравились!» — неожиданно дошло до единорога.

— Спасибо, что просветили. А ромашка?

— Ромашка это загадочная романтичность. Даря её вы как бы спрашиваете: «Любишь ты меня, или нет?»

— Тогда я не знаю. Что вы мне посоветуете?

— Роуз, — мягко и непринуждённо представилась пони мягко улыбаясь.

— Баян. Сотник Баян, — стараясь сохранять каменное выражение морды ответил единорог, — что вы мне посоветуете, Роуз?

— Что бы вы хотели сказать?

Баян нервно выдохнул и стал соображать, а в голове роились абсолютно тупые мысли, точнее их обрывки, вроде: «Я… это… типо… того… люблю… это… тя… воо!» Такой винегрет лучше держать при себе. Возникла тишина, в которой можно было расслышать очередной всплеск радости Пинки Пай в «Сахарном уголке» и даже шелест крыльев Флаттершай.

— Кажется, я знаю, что вам нужно, — сказала кобылка-цветочница и, подойдя к одной из корзин, вынула оттуда несколько стебельков, увешанные маленькими белыми бубенчиками, — Вот, этот букет скажет: «Я очень давно люблю тебя, посмотри!»

— Спасибо вам большое! — ответил сотник и, расплатившись за букет, пошел в сторону библиотеки.

«Чудной он, перед кобылой двух слов связать не в состоянии, а сотней жеребцов командует, — думала Роуз, печально провожая офицера глазами, — жаль, что уже занятый этой библиотекаршей Спаркл. А что в ней, спрашивается такого, чего нет во мне? — спросила сама у себя цветочная пони, вынув из-под прилавка небольшое зеркальце и глядя в него поправила себе чёлку, — Ах да! Магический рог. Ну и что, зато я бы ему красивых жеребят нарожала. Ну ничего, если мисс Всезнайка его отошьет… я… — глаз кобылки слегка дернулся, — полная дуреха, надо было продать ему георгины!»

Но монолог Роуз прервал вопрос: «А можно мне то же, что и сотнику?»

Кобылка сначала осмотрелась, а затем недоуменно выглянула за прилавок, переспросив: «В каком смысле?»

— Ну в смысле… — маленький дракон с зелёными шипами застенчиво ковырял деревянный прилавок когтистой лапой, — вы так красиво говорили про цветы, рассказывающие о тайной любви… Можно мне тоже такой букет?

— А! Здравствуй, Спайк, — ответила пони, заливаясь румянцем от осознания того что её застукали за беседой с самой собой. Хотя возможно, что совсем юный дракончик не понял, о чем она говорила.

— Эмм, Роуз, а можно вопрос?

Кремовая пони нервно сглотнула ком в горле.

— Разумеется.

— Что означает дурман?

— Ну, эмм… дурман это знак памяти. То есть дарящий как бы говорит: «Я тебя не забуду».

— Тогда понятно! — ответил Спайк, посмотрев вслед удаляющемуся темно-красному жеребцу.

Сотник прошел к библиотеке и, немного стесняясь, постучался в дверь копытом. Дверца оказалась незапертой, поэтому еле скрипнула и немного приоткрылась. Багровый жеребец, робея от носа до кончика хвоста и прогоняя из головы последние мысли, велящие ему: идти и не приставать к единорожке, вошел внутрь. Чуть впереди за широким столом, в окружении книг спиной к нему на расшитой бахромой подушке сидела она. Прелестная молодая кобылка-единорог с аккуратным фиолетовым хвостом, свисающим на пол. Интересная розовая полоса, как нить проходящая и по интеллигентной гриве и по чудному хвостику, в детстве придавала малышке Твайлайт некоторую декоративность, а сейчас благородную аристократичность. Такое нежное, хрупкое и беззащитное создание, как и годы назад, сидит за книжками, усиленно впитывая новые знания. Жеребец вновь налетел на внутреннюю стену своих комплексов, которые, словно спрут, пустили щупальца, сковав все мышцы кавалера. Но тут Твайлайт, видимо, почувствовав чужое присутствие, обернулась.

— Здравствуй, Баян, — застенчиво, поздоровалась пони с гостем, — рада тебя видеть.

Баян, всё ещё сжимая в пасти букет, лишь кивнул. Неожиданно дверь за его спиной резко захлопнулась, грохотом прогоняя волну мурашек по спине жеребца.

— Ты всё-таки решил зайти?

Единорог продолжал молчать, желая уже просто провалиться сквозь землю.

— Знаешь, а ведь … мне всё известно, — сказала единорожка мягким голосом.

Баян виновато опустил голову, как вдруг букет, объятый фиолетовой аурой, вылетел из его пасти и подлетел к Твайлайт. Фиолетовый носик зарылся в цветы и, глубоко втянув в себя запах, на выдохе отстранился. Мило чихнув, единорожка хихикнула и сказала: «Ландыши! Ты не забыл мои любимые цветы, — мягко улыбалась Твайлайт, отщипнув несколько стеблей, — знаешь, а ведь эти цветы символизируют тайную любовь… Все эти годы я думала, что ты меня использовал и бросил, что ты меня терпел только за тем, чтобы с моей помощью сдать экзамены. Что ты меня никогда не любил. Почему, Баян? Почему ты так поступил?»

Установилась тишина Твайлайт с вызовом смотрела на Баяна, желая лишь услышать его: его слова, его голос, но багровый жеребец молчал. Думал ли Баян: когда вызывал на дуэль принца Блублада, когда вместо прощения просил у Селестии возможность искупить вину кровью, когда в смертельном бою принимал решение остаться и стоять, когда проще было уйти, он думал, он постоянно думал.

— Не молчи! Скажи хоть слово! — не выдержав, воскликнула единорожка.

— Я, не хотел… причинить тебе боль… — твердым и спокойным голосом ответил Баян, — проявив ко мне внимание, ты дала мне то, чего мне так не хватало… веру. Веру в себя, это и есть причина моих решений, так как единственное, чего я желал, это… — сказал единорог, облизав неожиданно пересохшие губы и сделав не решительный шаг вперёд, — стать тем, кого бы ты могла полюбить.

— Баян, я… — сделав шаг навстречу, хотела что-то сказать Твайлайт, но не успела.

— Но, чем дальше, тем больше я начинал замечать, что в отличие от тебя, я не одарённый, не уникальный, не умный и даже не просто обычный, а абсолютно… никчемный единорог, способный только выполнять чужие приказы, повторять по шаблону заклинания и… умирать. Прости, Твайлайт за это, но я не прощу себе, если похороню твоё будущее, ты, бесспорно, достойна лучшего, самого лучшего, а не раскуроченного единорога, не имеющего ни кола, ни двора, ни даже… кьютимарки, а…

— Баян.

— … настоящего героя, благородного принца того…

— БАЯН! — воскликнула Твайлайт, подходя к жеребцу ближе, сверля его строгим взглядом, — С чего это ты решаешь, кто мне нужен?

— Молчи кобыла, пока жеребец говорит, — отрезал Баян.

— Сам замолчи, ты в библиотеке, — обиженно ответила кобылка.

Вновь тишина. Баян и Твайлайт смотрели друг другу в глаза. Постепенно напряжение стало спадать, и взгляд кобылки на жеребца смягчался. Со стороны всё это напоминало поединок нежных гляделок, кто первый расплывется в глупой улыбке, тот проигрывает и должен делать следующий ход. «Каменный единорог» Баян и лучшая ученица принцессы Селестии, Твайлайт Спаркл. «Вода камень точит», а здесь «каменный панцирь» прожигали умные, большие и выразительные фиолетовые глаза единорожки, полные надежды, но Баян не собирался сдаваться, собрав всю жеребячью силу в копыто он … не выдержал и подавшись мордой вперёд, навстречу фиолетовым бархатистым губам и слегка сомкнутым векам. Поддавшись зову сердца, жеребец всё ещё нерешительно наклонялся ниже. Твайлайт уже всё поняла и от предвкушения еле стояла на передних копытах, ей хотелось прыгнуть на Баяна, повалить и сделать с ним всё, о чем она, конечно же, «случайно» прочитала одним дождливым весенним вечером в книге, найденной в раздевалке для кобылок.

И вот в нос единорогу уже бьёт лёгкий ромашковый аромат смешанный со свежими полиграфическими изданиями и капелькой чернил. Вожделенный поцелуй был совсем близко. Ещё чуть-чуть и… Последнее что успела заметить Твайлайт — дёрнувшееся багровое ухо, ну то, что не отстрелено, а уже в следующую секунду Баян отталкивает от себя единорожку и она, охваченная красным магическим светом, оказывается в дальнем углу комнаты под полусферическим куполом. Резкий треск и звук бьющегося стекла раздаются с нескольких сторон от сотника, ещё миг — и тело жеребца со всем помещением затягивает едкий зёленый дым.

Баян начинает ощущать тяжесть в голове, медленно, но настойчиво, охватывающую копыта и круп паралич. Багровый жеребец опешил и скорее рефлекторно проковылял на свет купола, там он упал на круп, что вызвало вспышку боли и только теперь в свете сияния сотник увидел, что его тело поглощает каменная корка расходящаяся от очагов по всему телу подобно волнам. «Тайна склянок с фабрики раскрыта. Вскоре моё прозвище воплотится в жизнь! Смешно, но не весело!» — размышлял про себя багровый единорог, и, повернув голову, он встретился с глазами Твайлайт, которые буквально кричали: «Останься в живых!». Баян же смотрел почти спокойно, а камень медленно растекался по морде. Рог и пасть уже были в плотных тисках, и каждое движение давалось крайне тяжело. Всё в комнате стала покрывать каменная корка, а белый подарочный букет ландышей стал полностью каменным и безжизненным. Массивный накопытник с лезвием прислонилось к куполу и повел тоненькую линию, вот прошел изгиб и симметричный второй.

Твайлайт, сидя внутри сферы, была защищена от воздействия газа, но она прекрасно видела, что происходит снаружи, и вид, тяжело дышащего единорога, тело которого погружается в каменный плен и, в то же время, невозможность помочь, неимоверно терзали её душу. Переведя взгляд чуть ниже, лавандовая единорожка ясно прочитала профиль, немного криво, нацарапанного на купол, остриём накопытника, сердца.

— Баян, я… я…

Всё стало ясно, и на мягко-фиолетовые глаза набежала волна, но Твайлайт подавила её и ласково поцеловала стенку защитного поля, к которой с противоположной стороны прильнула почти полностью окаменевшая морда сотника Баяна.

Облако стало постепенно рассеиваться, и сотник увидел виновников. Большой грифон с исцарапанным клювом и подпалинами на голове и лапах, бригадный генерал Гловер, собственной персоной. Рядом с ним стоял тот самый «карий» лжепегас. Морды обоих были защищены противогазами, сувенирами с погодной фабрики. Было ещё недостаточно хорошо видно, поэтому, обмерив единорога, почти погруженного в камень, здоровым недобрым взглядом зелёных и желтых глаз, грифон с перевертышем стали подходить ближе, скобля пол когтями и дырявыми копытами. Они шли неторопливо убеждённые, что сотник уже не встанет, да и мог ли он? Рог и основание головы онемело, так что использовать магию не получится. Копыта стали весить по несколько пудов каждое, и продолжали утяжеляться. Зелёный газ в бутылке — это «коктейль Горгоны», оружие, созданное для борьбы с единорогами и пегасами, так как оно в первую очередь поражает рог и крылья, то лишает бойца преимуществ, делая его легкой добычей грифонов, земных пони, зебр и других, не обладающих магией существ. Участь единорога или пегаса, получивших отравление, была печальна — временное при легком и полное при тяжёлом отравлении лишение возможности колдовать и летать.

Но Баян не смирился с судьбой, у него оставалось, ещё одно качество, которое все привыкли считать недостатком — упрямство. Окаменев до костей, из последних сил единорог бросился в свой последний бой.

Встать на дыбы не получилось, слишком тяжело, но сам вид окаменевшего единорога вылетающего из едкого зелёного облака был страшен, оба застыли на месте. Первый, кто попался под удар, был замешкавшийся чейнджлинг, решивший сэкономить силы и, сбросив маскировку, обнаживший свой чёрный хитин и зелёный панцирь с насекомоподобными крыльями. Каменный единорог одним мощным движением разорвал их ряд, оттолкнув грифона в сторону и прижав перевертыша к полу, занес над ним копыто. Не думая ни секунды, Баян с силой впечатал копыто в пол. Мимо!

— Гловер, — истошно возопил чейнджлинг, пытаясь оказать хоть какое-то сопротивление, чтобы не стать фаршем, — чего ты ждёшь? Хватай молот!

Грифон очухался и, ещё раз оценив ситуацию и схватив тяжёлый молот, устремился на сотника. Но Баян не желал покоряться, недолго думая, жеребец шагнул навстречу смерти. Тут перевертыш пришёл в себя и, сверкнув своим маленьким искривлённым зелёным рогом, выпустил в живот жеребцу вспышку. На глаза каменного единорога опустилась тьма.

«Вот и всё, — успел подумать сотник Баян напоследок — итог для меня печален, а так, всё хорошо! Если сейчас не станет одного офицера, от этого войску и Эквестрии никакого ущерба не будет. Жаль, конечно, маму и волю войсковую. Твайлайт жаль, но я же понимаю, что она не жена и не невеста, погорюет и забудет, найдет другого и, может быть, будет счастлива. Вои — пони покрепче, к потерям привычны, будут поминать меня по воскресениям, да «третьей» за столом».

Удар, хруст, треск, и каменная башка слетает с шеи и, ещё не успев приземлиться, ударом холодного камня об пол, как дом сотрясает фиолетовая магическая вспышка, это мощное, неистовое, жгучее чувство и протяжное «Нет!» вырывается из разбитого сердца в груди ещё юной лавандовой единорожки, волей судьбы-злодейки, вновь потерявшей своего… единственного и особенного. Сильный, размазывающий по стене и яркий, как рухнувшее на землю солнце, неконтролируемый, крик души извергающийся из библиотеки не мог не привлечь внимания.

Уже в течение нескольких минут почти весь состав сотни был около места событий, но к тому моменту, всё уже закончилось. Внутри дерево-библиотеки хорунжий Кольцо, Копьё и вахмистр Петля, а так же Рейнбоу Дэш, Эпплджек, Флаттершай и Пинки Пай увидели, обнявшую каменную голову и горько плачущую Твайлайт. Рядом с ней по-матерински укрыв свою ученицу большим, белым крылом сидела принцесса Селестия. Разбитое и опрокинутое каменное тело и два трупа: грифона и чейнджлинга без единого намёка на физическое повреждение.

Уныние и смятение пировали свой праздник на обломках служивого воя, пусть и снаружи не прекрасном, и не самого высокого роста, и не гения великого, что один у всей страны, а простого жеребца, каких много.

Служивые сняли шапки, в почтении к павшему командиру, кобылки грустно опустили головы. Тишина. Медленно, почти незаметно, слёзы покатились из глаз, на каменную пыль. Тут сквозь их плотный ряд к Твайлайт пробилась стильно одетая пони с бесцветной гривой в очках с розовыми стёклами и чёрно-белом платье и обращаясь ко всем, но в первую очередь к войсковым офицерам, спросила: «Где он? Где Баян? Где мой сын?»