The Broken and the Cursed

Пытка

Люмин дрожала на полу, её дыхание сбивалось, покрытые инеем ресницы дрожали, а морозный воздух жёг лёгкие. Комнату заполняла тишина, нарушаемая лишь её редкими, сдержанными всхлипами, пока где-то снаружи завывал ветер, пробиваясь сквозь разбитые ставни.

И вдруг — глухой, тяжёлый шаг на пороге.

Она вздрогнула, словно от удара.

В дверях показалась тёмная фигура, окутанная клубами ледяного воздуха. В полутьме её взгляд выхватил очертания высокого, крепкого силуэта. Он шатался, с трудом переставляя копыта, оставляя за собой багровые следы на ослепительно белом снегу, что занёс пол дома.

Тот, кого она так боялась увидеть.

Единорог, с головы до копыт забрызганный кровью, сжимавший в ауре меч. Его дыхание было рваным, прерывистым, он с трудом держался на ногах, но взгляд… Он был пустым, как зимнее небо, без единого луча света.

Люмин инстинктивно попятилась, но стены не давали отступать дальше. Губы её задрожали, сердце билось так громко, что, казалось, даже он мог его слышать.

— Шэдоу? — выдохнула она, словно надеясь, что ошиблась. — Шэдоу Блэйз?..

Он шагнул вперёд, тяжело, будто тело его превратилось в камень. Её дрожь усилилась.

Единорог посмотрел на неё, на её съёжившуюся фигуру, на испуг в глазах, на следы слёз, затаившиеся на тёмной шерсти.

— Не лежи на полу… — прохрипел он, голосом охрипшим, словно перемолотым осколками битого стекла. — Простудишься…

Её грудь сжалась от чего-то между страхом и жалостью. Она хотела ответить, но голос предал её. А он уже отвернулся, двинулся дальше, оставляя за собой размазанные кровавые следы.

Он даже не снял доспехи, не сбросил пропитанную кровью накидку, не убрал меч в ножны. Просто дошёл до спальни и, едва добравшись до кровати, рухнул в неё, как раненый зверь, не имеющий больше сил.

Глухой стук—нечто упало с его стороны кровати. Люмин осторожно подошла ближе, заглянула…

Очередная коробка таблеток.

Её сердце сжалось.

Она молча подняла их, словно касаясь чего-то запретного. Веки её дрогнули, когда она, не задумываясь, высыпала несколько пилюль на дрожащее копыто и жадно проглотила их, надеясь… надеясь, что они принесут забвение.

— Люмин…

Она замерла.

Приглушённый, хрипящий голос.

— Люмин Скай…

Она неуверенно шагнула ближе, ноги подкашивались, но она не могла не подойти. Он лежал на спине, его дыхание было тяжёлым, разорванным, но взгляд—он искал её.

Когда она приблизилась, он протянул к ней копыто.

Она знала, что будет дальше.

Тёмное нутро её души сжималось в панике, но тело подчинилось—она медленно легла рядом, всё ещё дрожа.

Его копыта сомкнулись на ней, небрежно, порывисто, но крепко, словно он пытался удержаться за реальность.

— Люмин…

Она зажмурилась, подавляя рыдания, скрывая дрожь.

Снаружи выл ветер, заметая следы в снегу.

Солнечный свет пробивался сквозь занавески, мягко скользя по полу и застывших в утренней тишине стенах. Тёплое золото утра коснулось её лица, заставляя зажмуриться и тихо вздохнуть. Медленно, нехотя, Люмин открыла глаза.

Комната встретила её непривычной пустотой.

Она чувствовала это ещё до того, как окончательно проснулась: холод простыней рядом, отсутствие тяжести, больше не прижимающей её к себе. Пустота, оставленная им, ощущалась физически.

Она лежала одна.

На мгновение что-то неприятное сжалось внутри, но она быстро отогнала это чувство. Осторожно приподнявшись, она провела копытом по растрёпанным волосам, задержала дыхание, пытаясь унять охватившее её странное беспокойство, и, едва слышно ступая, направилась в сторону кухни.

Но её шаги прервал посторонний звук.

Глухой, надтреснутый кашель.

Люмин вздрогнула, замерев в дверном проёме.

Он уже был там.

Сидел, закинув копыта на старый, скрипучий стол, лениво потягивая кофе из потрескавшейся кружки. Алые пряди спутанных волос падали на его лицо, в зелёных глазах застыла вялость и лёгкое раздражение утреннего времени. Он медленно перевёл на неё взгляд, чуть приподняв одну бровь—выражение, почти насмешливое, совершенно не похожее на того кто прошлой ночью ввалился в этот дом, оставляя за собой багровые следы.

Он кивнул на свободный стул, жестом приглашая её присесть.

— Ты неплохо привела этот дом в порядок, — лениво бросил он, отставляя кружку. — Даже жаль, что скоро придётся его покинуть.

Люмин села напротив, машинально потянулась к еде, но её копыта перебирали пищу скорее по инерции.

— Как ты вообще так живёшь? — наконец спросила она, не поднимая взгляда.

Шэдоу Блэйз усмехнулся, едва заметно пожав плечами.

— Откровенно говоря, порой и сам не понимаю, — проговорил он с ленивой задумчивостью, чуть качнув кружку. — Но, знаешь… когда жизнь настолько насыщенна, в какой-то момент понимаешь, что тебе нужна кобыла. Стресса многовато.

Люмин молча сделала глоток чая, обдумывая его слова.

— Ты считаешь себя злодеем?

Он удивлённо вскинул брови, словно вопрос показался ему нелепым.

— А с чего бы?

— Ну… — она на мгновение запнулась. — Ты взял меня силой. Заставляешь жить с тобой. Регулярно пичкаешь таблетками.

Шэдоу фыркнул, равнодушно махнув копытом.

— А ещё я лишаю жизни тех, кто хочет лишить меня. Служу той, кому когда-то поклялся в верности. И?

Люмин сжала губы, опустив взгляд в чашку.

— Ты говоришь так, словно это что-то хорошее.

Он снова усмехнулся.

— А твои благородные правители сильно лучше? Те, кто не дал тебе нормального, пусть и дорогого лечения, а просто подсадил на эти таблетки?

Она вздрогнула, но промолчала.

— Или твоё прошлое, — продолжил он, равнодушно потягивая кофе. — Ты сказала, что у тебя нет семьи. А так ли это? Может, просто никто не захотел разбираться? Может, тебя просто отправили куда подальше, оставив доживать свои дни в одиночестве, борясь со своими травмами? Это, по-твоему, лучше?

Люмин приподняла бровь и сделала ещё один глоток чая, будто раздумывая, стоит ли вообще продолжать этот разговор.

— Ты просто всё переворачиваешь, — заметила она будничным тоном, словно обсуждала погоду.

Шэдоу чуть усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Я? — он с интересом взглянул на неё. — О нет, Люмин, если бы я хотел перевернуть, тебе бы и слова не удалось вставить.

Она лишь качнула головой, не спеша отламывая кусочек хлеба.

— Если хочешь оправдать себя, можно просто сказать: «Мне так удобнее». Гораздо быстрее.

Он коротко хмыкнул, словно оценивая сказанное.

— И скучнее.

— Зато честно.

Шэдоу на мгновение задумался, крутя в копыте свою кружку, но в итоге лишь безразлично пожал плечами.

— Допустим.

Люмин ничего не ответила, спокойно продолжая завтрак. На самом деле, она уже почти не задумывалась над его словами. Просто говорила, поддерживая разговор, но не более. Она даже не была уверена, что он сам воспринимает это всерьёз.

Тепло утра, запах кофе и лёгкий гул тишины делали эту беседу простой, почти привычной. Будто так и должно было быть.

— Кто мы друг другу?

Люмин задала вопрос неожиданно спокойно, просто поставив кружку на стол и глядя на него поверх её края.

Шэдоу поднял взгляд от своей тарелки, явно не сразу осознавая смысл.

— В смысле?

— Ну, вообще, что должно быть дальше? — уточнила она, чуть пожав плечами. — Ты просто будешь таскать меня за собой вечно? Заставлять жить с тобой и… удовлетворять твои потребности?

Шэдоу, похоже, всерьёз задумался. Не спеша допил кофе, поставил чашку обратно на стол и протянул копыто, лениво водя им по деревянной поверхности.

— По возвращению в Лунную империю, — произнёс он, словно взвешивая каждое слово, — я собирался вложить деньги в твоё лечение. Высококлассное.

Люмин усмехнулась, покачав головой.

— Не верю, — сказала она почти с насмешкой. — Зависимость слишком удобный инструмент, чтобы просто так от него избавиться.

Шэдоу лишь хмыкнул.

— Ты и так буквально закреплена за мной. Отсутствие зависимости не изменит характер наших отношений. Но зато тебе станет легче.

Люмин задумчиво посмотрела на него, чуть склонив голову.

— А какой у нас вообще характер отношений?

Шэдоу снова на мгновение задумался, прежде чем пожать плечами.

— Всё довольно просто. Ты — моя кобыла.

Люмин тихо фыркнула, покрутив в копыте ложку.

— Слабо представляю, как эти "отношения" будут выглядеть через десятки лет.

Шэдоу рассмеялся.

— Я и не рассчитываю столько прожить.

Она лишь покачала головой, а он, всё ещё с усмешкой, добавил:

— Да и спас я тебя, во многом потому, что не хотел девственником умирать.

Люмин вскинула бровь.

— Как ты вообще до такого дошёл? Ты не похож на того, у кого могут быть проблемы с противоположным полом, или кто придерживается каких-то строгих принципов.

Шэдоу вдруг перестал улыбаться. В его взгляде промелькнула что-то тёмное, что-то напряжённое, но он быстро взял себя в копыто.

— Ты вообще ничего не знаешь о моих принципах, — холодно отозвался он. — Как и о том, каким я был до того, как Луна снова стала Найтмер Мун.

Люмин не стала уточнять, но отметила, как едва заметно напряглась его челюсть, как глаза вспыхнули раздражением, прежде чем он снова расслабился.

Откинувшись на спинку стула, он подхватил хлеб и телекинезом начал неторопливо намазывать масло.

— Скажи, ты веришь в предназначение? — спросил он вдруг. — Или, может быть, в судьбу?

— Всё ведь довольно просто, — Люмин сделала глоток чая, словно подтверждая собственные слова. — Кобыла взрослеет, встречает того, кого любит, он строит дом, она рожает ему жеребят… И доживают они вместе до конца своих дней, в счастье и согласии.

Шэдоу усмехнулся, чуть качнув головой.

— Ты, как и все кристальные пони, культурно и морально застряла в тех временах, когда всё действительно было просто.

Он потянулся за хлебом, не сводя с неё насмешливого взгляда.

— А могла бы ты представить себе, что живёшь всю жизнь, так и не породив потомства?

Люмин удивлённо моргнула.

— Я вообще не понимаю, о чём ты, — сказала она, слегка нахмурившись. — Как это — прожить жизнь без детей?

Шэдоу фыркнул, поднося к губам кусок хлеба с маслом.

— А вот я, например, именно так свою жизнь и планирую провести.

Люмин смотрела на него так, будто он сказал что-то не просто странное, а прямо-таки неестественное.

— Как… Как такое возможно?

Он ухмыльнулся и кивнул в её сторону.

— Просто взгляни на меня. Кто угодно, но только не отец.

Он сделал паузу, словно смакуя её ошарашенное выражение лица, и продолжил:

— Да и вообще, из военных преступников родители, наверное, так себе выходят.

Люмин не знала, что сказать. В её мире такое просто не укладывалось в голове. Жеребята были не просто естественной частью жизни — они были её смыслом, её неотъемлемым продолжением.

Шэдоу же, казалось, находил её шок почти забавным.

— Как я уже говорил, в Лунной Империи семей в привычном понимании нет. Императрица всё упростила. Может, считала, что привязанности и постоянные партнёры только вредят и делают слабее, — он наклонил голову, словно раздумывая, — а может, просто из чувства аморальности и бунтарства.

Люмин тяжело вздохнула.

— Это неправильно.

Шэдоу поднял на неё глаза и хмыкнул.

— Мы оба неправильные. Чего уж там. Ты, например, в том состоянии, в котором я тебя нашёл, едва ли смогла бы завести семью.

Она отвела взгляд, чувствуя, как внутри разливается неприятное чувство, смесь раздражения и… горечи?

— То, что ты говоришь, просто омерзительно.

Шэдоу лишь ухмыльнулся, вертя в копыте чашку с кофе.

— У северян есть одна старая легенда, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Говорят, солнце и луна любили друг друга так искренне, что готовы были сгореть ради одной-единственной встречи. Но их судьба была неумолима — одно должно было сиять днём, другое — ночью. Они никогда не могли быть вместе.

Люмин приподняла бровь, недоумевая, к чему он клонит.

— Но однажды, — продолжил он, не обращая внимания на её скепсис, — звёзды сжалились над их трагедией и дали им возможность встретиться, хотя бы раз в году. Так появилось затмение.

Она слабо качнула головой, не понимая, зачем он это рассказывает.

— И к чему всё это?

Шэдоу ухмыльнулся и взглянул на неё чуть иначе — задумчиво, почти печально.

— К тому, что в ночь, когда Найтмер вернулась… на небе было идеальное лунное затмение.

В его голосе не было ни привычного ехидства, ни холодной самоуверенности. Только усталая констатация.

— И глядя на него, — продолжил он, опуская взгляд, — я впервые по-настоящему осознал свою судьбу и предназначение.

Он сделал паузу, будто подбирая слова.

— Тот Шэдоу Блэйз, что был до меня, мёртв.

Люмин напряглась.

— Это была другая личность, — сказал он, глядя в свою чашку. — Не имеющая со мной ничего общего.

Она сглотнула, но молчала, а он говорил дальше:

— Старый Шэдоу Блэйз не был слугой ночи. Он не причинял боли другим. И уж точно, — он поднял взгляд, — последнее, чего бы он хотел, это издеваться над незнакомой кобылой, которая просто ему приглянулась.

В груди вдруг неприятно сжалось. Люмин встала из-за стола, чувствуя, как воздух в комнате стал тяжелее. Она не знала, что именно в его словах так на неё подействовало, но всё внутри протестовало против того, что она сейчас услышала.

Секунда — и мягкое, но настойчивое телекинетическое поле притянуло её обратно. Она дёрнулась, но сопротивляться было бесполезно.

Шэдоу медленно провёл копытом по её щеке, его касание было пугающе осторожным.

— Но и ты, Люмин, — его голос опустился до приглушённого шёпота, — не та кобыла, которой была до того, как оказалась искалечена королём.

Её дыхание перехватило.

— Это было твоё затмение, — он наклонился ближе, обдавая её тёплым, но почему-то ледяным дыханием. — Из которого родилась совершенно другая личность.

Его губы почти касались её уха.

— Люмин Скай умерла в объятиях чудовища.

Она сжалась, плотно зажмурив глаза, а он продолжал шептать:

— Ты — Сломанная. Так же, как и я уже давным-давно не Шэдоу Блэйз.

Грудь сдавило болью, но не физической — глубокой, тянущей, будто что-то внутри неё рвалось и крошилось.

— Кто же я тогда? — тихо спросил он.

Она дрожащими губами выдавила:

— Ты… просто проклятое чудовище.

Шэдоу усмехнулся.

— Верно.

Он поднялся, легко потянув её за собой. Не рывком, не грубо, но так, что отказаться или сопротивляться было невозможно.

— Я, действительно Проклятый.

Люмин сглотнула, но его магия не ослабевала.

— Пойдём.

Он повёл её в соседнюю комнату, и дверь мягко закрылась за ними.

На холодном деревянном полу, среди спутанной соломы, валялись металлические поводья с уздечкой. Лунный свет, пробиваясь сквозь редкие щели в стенах, мягко отражался в их потемневшей от времени стали. В воздухе висел запах пыли, старого дерева и едва уловимый, тягучий аромат тревоги.

Шэдоу склонился над Люмин, легкий поцелуй коснулся ее лба.

— Чтобы исцелиться… тебе нужно пройти сквозь кошмар, — его голос был глухим, тяжелым, как если бы он нес на себе вес всех ее страхов. — Ты должна принять его.

Она почувствовала, как по кристальной коже пробежал дрожащий пот. Рука привычно потянулась к коробке с таблетками, но его копыто мягко, но твердо остановило ее.

— Не в этот раз, — тихо сказал он. — Сейчас ты должна встретиться с ним лицом к лицу. Должна увидеть, как умерла Люмин Скай.

В горле пересохло. Холод, казалось, поднимался откуда-то изнутри, заполняя ее легкие.

Он приблизился, наклонился к самому уху:

— Покажи мне. Покажи, что с тобой делал Сомбра.

В ней все сжалось, но послушание оказалось сильнее ужаса. Глухо сглотнув, она медленно наклонилась к уздечке, замершей на полу. Холод металла обжег губы, когда она с дрожью надела ее на себя, а затем, приглушенно выдохнув, опустилась ниже, вытягивая передние ноги и покорно приподнимая круп.

Шэдоу глубоко вздохнул, позволяя моменту застыть, прежде чем опустился ближе, касаясь губами ее щеки.

— Больно не будет, — обещал он.

Тепло его дыхания окутало ее кожу, копыта легко, почти неощутимо, провели по напряженному телу, заставляя его расслабиться. Вздрогнув, Люмин вцепилась в солому, ощущая, как мягкое давление губ, двигающихся по крупу, задевая все влажные складки, пробираются сквозь слои страха, растворяя его в чем-то глубоком, пугающем, но сладком.

Глухой, сдержанный звук сорвался с ее губ, заглушенный уздечкой. Телекинез крепко, но бережно удерживал ее, позволяя ощущению растекаться по телу, убаюкивая тревогу, убеждая, что она в безопасности.

Несмотря на его ласки, несмотря на старания, направленные на то, чтобы убаюкать ее тревогу, тепло в его прикосновениях, её ломка разрасталась. Она чувствовала, как разум покрывает тяжелая, липкая пелена, как будто густой туман опускался на сознание, закрывая реальность.

Она пыталась зацепиться за настоящее — за ощущения, за его дыхание, за прикосновения, но с каждым мгновением её тянуло в бездну. Когда он скользнул глубже, проникая внутрь, её тело ответило естественной дрожью удовольствия, но разум уже был на грани. Первый толчок заставил её вздрогнуть, потянул за собой электрический разряд наслаждения, но вместе с ним пришло и нечто иное — призрак старого ужаса, застывший в глубинах памяти.

На втором толчке мир перед глазами начал рассыпаться. Комната потемнела, пол ушел из-под копыт, и в затылке вспыхнула острая боль. Она чувствовала, как слюна стекает по губам, забивая дыхание, а собственный голос, искаженный уздечкой, срывался в умоляющие стоны:

— Дай мне... лекарства...

Горячее дыхание у самого уха, но чьё оно? Шэдоу? Или... он?

Третий толчок... и она уже не здесь.

Темный зал, холодные стены дворца. На её боку нет ещё скола, кожа цельная, но внутри всё разламывается. Она кричит, вопит, бьется в оковах, которые впиваются в конечности, не давая ни малейшего шанса сбежать. Уздечка заглушает голос, превращая её крик в глухое, жалкое сдавленное всхлипывание. Перед ней — черный силуэт. Алые глаза горят, как угли, полные хищного восторга.

— Ты ничто, — смеется он. — Ещё одна игрушка... мясо.

Она чувствует, как он приближается, как он грубо проникает в неё, как бьёт в процессе, оставляя рваные трещины на поверхности её кожи. Чувствует, как его горячее дыхание скользит по её шее, как холодный металл касается живота. Она знает, что будет дальше. Она прожила этот кошмар тысячу раз.

— Пожалуйста... нет...

Снова и снова.

Боль.

Стыд.

Крик.

Тьма. Новое увечье.

И вдруг — что-то тёплое касается её лба.

Она судорожно вырывается из бездны, всхлипывая, вырываясь из плена кошмара. Уздечка торопливо исчезает, падает в солому, её губы освобождены, но желудок вздрагивает судорожной волной, и в следующее мгновение всё нутро выворачивает наружу. Её тело содрогается от рыданий, горло сжимается, солёные слёзы текут по щекам, скапливаясь на холодном полу.

Кто-то сжимает её в объятиях.

Крепко. Осторожно.

Копыта удерживают, не давая снова провалиться в бездну.

Она задыхается, судорожно вжимается в тепло, как утопающий хватается за спасительную руку.

— Ты здесь, — тихий голос, пронзенный болью.

— Ты в безопасности.

— Ты больше не там.

— Не трогай меня...

Она захлебывалась собственными рыданиями, согнувшись, словно раненое животное, судорожно втягивая в себя воздух и жмурясь от малейшего движения. Грудь судорожно вздымалась, а из пересохшего горла вырывались болезненные всхлипы, больше похожие на задыхающиеся стоны.

И тогда — тёплые губы.

На мгновение мир растворился. Глухо бьющийся ужас, ржавыми гвоздями впившийся в сознание, будто отшатнулся от этого чужого, неожиданного тепла. Она даже не сразу поняла, что это поцелуй.

Губы мягко сомкнулись на её, а что-то холодное и скользкое проскользнуло в горло. Таблетка. Она почувствовала, как оболочка растворяется, как мгновенно затупляется боль, а мысли, которые секунду назад гремели по черепу, словно раскалённые камни, начинают растворяться в зыбкой, вязкой тишине.

Она снова здесь.

Всё ещё в той же комнате. Всё ещё на полу.

Тёплая, липкая влага покрывала её кожу, отчего хотелось забиться в угол и содрать её копытами. Рядом разливалась зловонная лужа, размывая на деревянных досках очертания недавнего кошмара.

Шэдоу Блэйз был рядом.

Он осторожно обнимал её, словно боялся, что она разобьётся в его копытах. Его голос был тихим, дрожащим, в нём больше не было той стальной уверенности, с которой он говорил раньше.

— Прости меня... — слова обжигали, как раскалённые угли, с трудом срываясь с его языка. — Я... Я даже не представлял... насколько велика твоя травма. Я всего лишь хотел помочь...

Она что-то бубнила в ответ, но даже сама не понимала что. Голос был слабым, безжизненным, словно выброшенные на берег водоросли.

— Я не буду так больше делать, — он наклонился ближе, пряча лицо в её спутанных волосах. — Не буду. Я повёл себя как последний ублюдок...

Она дёрнулась.

Не от страха. От усталости.

Как будто слова уже ничего не значили.

Шэдоу крепче прижал её к себе, позволяя слезам впитываться в свою шерсть.

— Я не могу требовать от тебя того же, что и от себя, — его голос дрожал. — Я вообще не могу от тебя ничего требовать.

Она продолжала плакать. Сначала тихо, потом с новой силой, и он не стал больше ничего говорить. Просто провёл копытом по её спутанным волосам, убирая выбившиеся пряди с её лба.

А потом, не задумываясь, поднял её в телекинез.

Тёплый магический свет обвил её тело, мягко подхватывая, как хрупкую фарфоровую статуэтку. Она была лёгкой. Слишком лёгкой. Как призрак. Он отнёс её в спальню, осторожно уложил на кровать, накинул одеяло, позволив ему мягко укутать её дрожащее тело.

— Не думай о работе в ближайшие дни, — его голос был твёрдым. — Отдохни. Если нужно, я пошлю одного из своих головорезов, чтобы он позаботился о доме.

Она не ответила.

Просто смотрела в пустоту, едва заметно вздрагивая.

Он нахмурился, пытаясь придумать хоть что-то, что смогло бы вытянуть её обратно в реальность.

— Я приготовлю еду в постель, — задумчиво сказал он. — Ты когда-нибудь пробовала блины, приготовленные с помощью магии?

Глаза едва заметно моргнули.

— Ну... — он неловко усмехнулся. — Это единственное, что я умею готовить.

Она что-то невнятно пробормотала и исчезла под одеялом, свернувшись клубком.

Шэдоу осторожно протянул копыто, но как только оно коснулось её плеча, она дёрнулась так резко, словно его прикосновение обожгло.

Он замер.

Его зубы сжались. Только спустя несколько секунд выдохнул и отнял копыто.

— Я надеюсь... — тихо сказал он, вглядываясь в тёмные складки одеяла. — Когда-нибудь ты сможешь простить меня.

Ответа не последовало.

Только тишина.