The Broken and the Cursed

Сломанная и проклятый

Что есть бытие, если не смирение? В мире, где живые боги вершат судьбы смертных одним лишь капризом, а их души — необъятные и непостижимые для многочисленных подданных — легко превращаются в оживший ужас, пони редко оставляют за собой право выбирать. И всё же выбор всегда был. Кому подчиняться? Кому отдать свою веру, свою жизнь, своё существование?

Шэдоу Блэйз сделал выбор. От безысходности, от горечи и усталости, а может, от чистейшей скуки. Он не считал себя героем, и вряд ли кто-то когда-то мог его назвать таковым. Скорее, он был очередной тенью в длинной веренице таких же единорогов, оставленных минувшими эпохами. Но, как это всегда бывает, тех, кого забывает Принцесса Солнца, находит её сестра. Даже если только во снах.

И когда настал тот день, когда его богиня, вернулась в обличье Кошмара, её безумие, словно заразная болезнь, отразилось в его собственной душе. С серой, как пепел, шерстью, с алой, как засохшая кровь, гривой и темно-зелёными глазами, он стоял перед выбором.

Выбор был лёгким.

Иногда, наедине с собой, Шэдоу Блейз понимал, что, возможно, он выбрал неправильно. Но что есть «правильно» в мире, где боги сами решают, кем быть, монстрами или спасителями?

Ровно потому, что единорог принял свою роль, какой бы она ни была, он не задавал лишних вопросов, не возмущался приказам, не выказывал сомнений. Когда его отправили на далёкий и холодный север, чтобы принести Кристальной Империи новую "ночь", он принял это без колебаний. Что ж, если покорение чужих земель стало неотъемлемой частью существования, кто он такой, чтобы протестовать?

Императрица Найтмер Мун правила безраздельно и с яростным наслаждением. Её новый мир был кровавой симфонией безумия. Армия ночи жила в вечном танце похоти и жестокости: оргии под багровым светом луны, пиршества, пропитанные кровью её врагов, и страсть, столь же безумная, как и её ненасытные амбиции.

Не то чтобы он был против. Грубая сила, беспощадность и отсутствие какой бы то ни было морали, стало привычным фоном жизни. И всё же в самых отдалённых уголках его сознания теплилась несбыточная мысль о другой судьбе.

Сейчас, стоя у покосившегося деревенского забора в снежной пустоши, он позволял себе тоскливые размышления. Холодный ветер трепал его алую гриву, срывая с кончиков снежинки, а под ногами скрипел снег. За спиной слышались крики, хохот и грохот — его "собратья" со рвением, присущим слугам Ночи, грабили, насиловали, и разрушали невинную деревушку. Огонь алчно пожирал ближайший амбар, а издалека раздавались дикие вопли.

Он сделал затяжку и перевёл взгляд на ближайший домик, откуда слышались глухие звуки. Через мгновение дверь распахнулась, и на снег выпала молодая кристальная пони. Она болезненно ударилась о землю, но это не привлекло особого внимания капитана. Его взгляд лениво скользнул по её подтянутой фигуре. Вместо шерсти тускло блестела темно розовая кристальная кожа, а растрёпанная небесного цвета грива выглядела так же мягко, как обычная, несмотря на её сияние.

Шэдоу задумался о физиологии кристальных пони. Была ли их "кожа" на самом деле кожей? Или её блеск это лишь свойство их природы? Ему бы следовало задуматься о чём-то другом, но этот бессмысленный вопрос на мгновение отвлёк его от хаоса вокруг.

Однако его размышления прервались, когда пони, вопреки всему, встала. Её ноги подгибались, но она упрямо поднялась, не позволяя боли или страху сломить её. Вместо того чтобы бежать, она удивила капитана своей решительностью: не издав ни звука, пони сделала шаг обратно к дому. Она шла, будто её тянуло назад, несмотря на то, что в доме, судя по звукам, хозяйничали Шэдоуболты.

Шэдоу вскинул бровь, слегка выдыхая дым. Что-то в этом моменте зацепило его. То ли её неестественное упрямство, больше характерное земным пони, то ли бесстрашие, граничащее с безумием. Она шла к своей гибели, и он это знал. Но что-то заставило его остаться на месте, не вмешиваться, просто наблюдать.

Дом пропах гарью и пылью, мебель была перевёрнута, а пол усыпан мелкими осколками кристалла — следы неистового разграбления, типичного для шэдоуболтов. Единственный оставшийся в доме фестрал, облачённый в обтягивающий фиолетовый костюм с глянцевым блеском, внимательно осматривал помещение. Его копыта шарили по шкафам и полкам, поднимая и опуская всё, что могло показаться ценным.

Он услышал скрип двери и обернулся. Увидев, что к дому вернулась кристальная пони, он замер. Бровь его резко поднялась, выражая смесь удивления и раздражения.

— Ты что, потерялась? — бросил он насмешливо, пристально разглядывая её ослабевшую фигуру.

Она ничего не ответила. Её взгляд был прикован к полу, где лежала картонная коробочка, едва не попавшая под его копыто. Он внимательно посмотрел туда, куда устремлены её глаза, а затем поднял коробочку, осторожно потряхивая её у уха.

Внутри что-то глухо звякнуло. Таблетки.

Её реакция была мгновенной: глаза вспыхнули, дыхание участилось, и она шагнула ближе, словно подчиняясь инстинкту.

— Эй, ты чего? — усмехнулся он, держа коробочку повыше. — Они твои, да?

Она наконец открыла рот, чтобы что-то сказать, но слова увязли в её пересохшем горле. Вместо этого она сделала неуклюжую попытку забрать коробку, протянув копыто, но он лишь отмахнулся.

— Ну уж нет. — Он открыл коробку, взглянув на таблетки. — Знаешь, это делает все ещё интереснее. Никогда не насиловал наркоманов, так ещё и кристальных.

Она остановилась, глядя на него с отчаянием. Её губы дрогнули, она с трудом выдавила:

— Пожалуйста…

— Пожалуйста? — Он усмехнулся, переступая ближе и разглядывая её. — И что ты готова за это сделать?

Она замялась, не зная, что сказать. Шэдоуболт, не дожидаясь ответа, шагнул вперёд, одним движением прижав её к полу. Её хрупкое тело болезненно ударилось об осколки на полу, но она не закричала, лишь судорожно вдыхала.

— Раз уж ты сама вернулась, почему бы нам не поразвлечься? — Его голос стал ниже, хриплым, пропитанным предвкушением.

Она попыталась вырваться, но его хватка была железной. Её взгляд метался по комнате в поисках помощи, но спасения не было. Только холодный блеск его глаз, злорадная усмешка и сдавливающий её вес.

На мгновение тишина заполнила комнату, прерываемая лишь их тяжёлым дыханием и хрустом кристаллических осколков под их копытами.

Фестрал, с искривленной усмешкой, придвинулся ближе, его копыто скользнуло по её телу, начиная от груди и спускаясь вниз, к вымени. Она дрожала, будто её тело пыталось сопротивляться, хотя сознание, сломленное страхом, было неспособно на это.

Его лицо приблизилось к её, и злорадный шёпот, липкий, как яд, проник в её уши:

— Тебя, когда-нибудь имел фестрал?

Её глаза расширились, и в этот момент раздался глухой хлопок — телекинетическое поле охватило фестрала, отрывая его от неё с хищной яростью. С треском и грохотом его тело впечаталось в стену, оставляя едва заметные трещины. Она, лежа на полу, тяжело дышала, а затем сразу же поползла к разбросанным таблеткам, её единственному спасению.

Тишину нарушили тяжёлые шаги. В дверях появился единорог. Его грязно-серая шерсть и тёмно-алая грива, выбивающаяся из-под шлема, резко выделялись на фоне выцветшего интерьера. Он потушил сигарету об стену, оставляя тёмный след, и, прежде чем фестрал успел очнуться, тяжело ударил его ногой по рёбрам.

Шэдоуболт застонал и закашлялся, корчась на полу.

— Ты что, блять, творишь?! — прохрипел он, глядя на единорога снизу вверх, с искажённым от боли лицом.

Тот наклонился к нему, его холодные глаза встретились с полными ужаса глазами фестрала.

— Она — моя, — произнёс единорог спокойно, но с таким холодом в голосе, что кожекрылый невольно сжался.

Фестрал, ещё минуту назад ощущавший себя хозяином положения, теперь выглядел жалкой тенью. Он скулил, потирая ушибленные рёбра.

— Я… я не знал… прости… — Он едва выдавил из себя слова, а затем, прихрамывая, выскользнул из дома, не осмеливаясь обернуться.

Единорог остался в комнате. Он опёрся о стену, наблюдая за кристальной пони, которая уже сидела на полу. Её грязная, блестящая грива падала на лицо, пока она, трясущимися копытами, сжимала таблетки, поспешно глотая одну за другой. Её глаза, пустые и бесжизненные, устремились куда-то наверх, будто пытаясь найти спасение там, где его никогда не было.

Он ничего не сказал. Только тяжело выдохнул, глядя на неё, но в его взгляде не было ни жалости, ни упрёка. Шэдоу Блэйз подошёл ближе, его взгляд впился в её глаза, которые, казалось, больше напоминали взгляд ребёнка, потерянного в бескрайнем мире. Эти глаза были пустыми, но всё же в них теплилось что-то… незавершённое. Он медленно скользил взглядом по её телу, словно оценивая добычу: хрупкая фигура, мерцающая в тусклом свете, вызывала странную смесь интереса и жалости. Едва заметный скол на её кристальном боку немного портил её вид, словно трещина на когда-то безупречной статуэтке, но не лишал её некой утончённой привлекательности.

Он остановился перед ней, поднял её подбородок копытом, заставляя встретить его взгляд. Глубокие, холодные зелёные глаза встретились с её дрожащими голубыми.

— Все кристальные пони такие? — его голос был низким и бархатистым, но с налётом хищного интереса.

Она, словно пробуждаясь от сна, помотала головой. Её голос был слабым, почти шёпотом:

— Я… ничего не помню. Когда империя вернулась, я отправилась в единственное место, что ещё оставалось в моей памяти… сюда.

Шэдоу Блэйз вздохнул, его лицо на мгновение приняло задумчивое выражение.

— Полагаю, ты одна из многих жертв короля, — протянул он, отпуская её подбородок. — Увы, таких, как ты, немало.

Он отступил на шаг, его тёмная фигура теперь казалась ещё более контрастной на фоне её светящегося, хрупкого тела.

— Капитан третьего эскадрона дивизии "Несущие ночь", Шэдоу Блэйз, верный слуга принцессы Луны, — представился он, слегка склонив голову в жесте, который мог бы показаться галантным, если бы не холодная улыбка. — Более известной ныне под именем Императрица Найтмер Мун.

Её взгляд блеснул слабым интересом, и она с трудом выдавила:

— Разве ей служат не только фестралы?

Он коротко рассмеялся, усмехнувшись.

— Фестралы? О, их действительно не мало. Но Императрице служат все, кто готов следовать. Хотя, признаюсь, большинство фестралов — дикари. Грубые, жестокие… такие, как тот, что пытался тебя изувечить. Рекомендую держаться от них подальше.

Она, кажется, не знала, что сказать, лишь молчала, избегая его взгляда. Тем временем его магия подняла с пола коробку таблеток. Её взгляд моментально стал жадным, почти животным, когда она увидела, как он прячет её за пазуху.

— Я расквартируюсь тут на время нашего пребывания в вашей… деревне, — спокойно сказал он, оглядывая скромное помещение. — У тебя есть вторая кровать?

Она покачала головой.

— Хм, — хмыкнул он, сбрасывая с себя тёмную форму. Её тяжёлый, слегка изношенный материал с глухим звуком упал на пол. — В таком случае, я буду спать на полу.

Она молча наблюдала за ним, удивляясь. Эта сомнительная милость от захватчика сбивала её с толку, но её мысли не долго цеплялись за это. Таблетки, которые он забрал, оставляли в её душе неприятное предвкушение грядущей ночи.

Снаружи раздавались крики других кристальных пони, пронзительные и болезненные. Их голоса перемешивались с холодным ветром, но для Люмин Скай они звучали как предупреждение. Она знала, что ночь будет долгой, и сомневалась, что этот чужак действительно так благороден, как хочет казаться.

---

Тьма окутала пограничную деревню кристальных пони плотным саваном, словно намереваясь скрыть от мира всё происходящее. Снаружи крики постепенно сменились протяжными стонами и дикими воплями, эхом разлетаясь в холодном воздухе. Войска ночи, удовлетворив свои жадные инстинкты грабежа, обратились к другим, более низменным желаниям. Люмин Скай слышала всё это — или, скорее, могла бы слышать, если бы её разум не был погружён в другой кошмар.

Она беспокойно ворочалась на своей узкой кровати, простыни липли к телу от пота. Её мысли снова и снова возвращались к обрывкам прошлого. Тени мелькали перед глазами, холодные, насмешливые, искажённые. Его лицо было размытым, но его прикосновения — болезненно явственными. Его голос, когда он насмехался над её отчаянием, глумившийся над каждым её криком. Он использовал её тело, её душу, пока от неё не осталось ничего, кроме пустой оболочки, а затем выбросил, словно ненужную вещь.

Она закусила губу, пытаясь сдержать рвущийся наружу хриплый стон. После возвращения империи правительство принцессы Каденс попыталось найти решение для таких, как она — "игрушек" Сомбры. Но всё, что они могли предложить, — таблетки. Таблетки, которые притупляли боль, позволяли на время забыться.

Её дрожащие ноги спустились на холодный пол. Силы покидали её, но жажда была невыносима. Попытавшись дойти до кувшина с водой, она споткнулась, и уже готова была упасть, когда мягкое телекинетическое поле подхватило её.

— Не спится? — голос Шэдоу Блэйза был глубоким, бархатистым, но в нём слышалась едва заметная усмешка. — Хотя… я, кажется, знаю причину.

Он осторожно опустил её на ноги и подошёл ближе. Его магия подняла флягу, из которой он налил мутноватую жидкость в небольшой стакан, стоявший на столе.

— Пей, — сказал он. — Подарок от меня.

Люмин Скай колебалась, но жажда пересилила страх. Жидкость неприятно обожгла горло, оставив привкус чего-то едкого. Но вместе с этим боль, терзавшая её тело и душу, ненадолго отступила.

— Как тебя зовут? — его голос был на удивление мягким, почти заботливым.

— Люмин Скай, — тихо ответила она, чувствуя, как тепло распространяется по телу.

Его взгляд задержался на её боку. Все тот же едва заметный скол, из-за которого свет её тела преломлялся неровно, привлёк его внимание. Он осторожно провёл копытом по её боку, словно изучая его. Люмин слегка вздрогнула, но не отстранилась, лишь удивлённо посмотрела на него.

— Откуда это? — спросил он.

Она опустила взгляд.

— Я… не помню, — прошептала она. — Я мало что помню о прошлом. Мне позволили взять этот дом, и с тех пор я живу тут.

Шэдоу Блэйз оглядел её скромное жилище. Обшарпанные стены, почти полное отсутствие мебели, несколько личных вещей — место выглядело столь же пустым, как её взгляд.

— Не похоже, что ты живёшь на широкую ногу, — хмыкнул он.

Люмин смущённо потупила взгляд.

— Ты абсолютно сломана, — продолжил он, его голос стал более жёстким, но в нём всё ещё слышалась странная смесь как презрения так и сочувствия. — Морально, физически. Никому не нужна. И всё, что тебе остаётся, — это сидеть тут и страдать, закидываясь этой дрянью.

Его слова, как пощечина, пронзили её. Она подняла на него взгляд, полный боли и горечи. Снаружи вновь раздался чей-то крик, но в этот момент она слышала только его.

— Это правда, — с трудом выдавила она, её голос был слабым, почти шёпотом. — Я не помню ничего. Ни своей семьи, ни своей прошлой жизни… Всё, что у меня осталось, — это эти таблетки.

Единорог всё так же стоял неподалёку, молча наблюдая за ней. Его выражение лица оставалось непроницаемым, но взгляд был острым, цепким, как у хищника.

— Тебя ждёт незавидная судьба, — наконец произнёс он, а его голос был низким, почти утешающим. — Однако… у тебя есть выбор.

Люмин чувствовала, как жидкость, которую он ей дал, начала действовать. Сознание становилось мягким, словно заволакивалось туманом, барьеры рушились, и всё вокруг казалось чуть менее реальным.

Шэдоу подошёл ближе, его копыто аккуратно коснулось её гривы. Это движение было странно интимным, почти ласковым, но от него у неё по спине пробежал холод.

— Всегда было интересно… физиология кристальных пони, — задумчиво сказал он, его голос звучал почти как у исследователя, изучающего нечто экзотическое.

Люмин резко обернулась, её голос дрогнул:

— Зачем ты это делаешь?

Он наклонил голову, словно не понимая.

— Делаю что?

— Издеваешься надо мной… добиваешь лежачую, — её голос сорвался, и она закрыла лицо копытами. — Ты ведь даже показался… неплохим.

Шэдоу на мгновение замолчал, затем хмыкнул и, покрутив коробку с таблетками в магии, произнёс:

— Возможно, я просто ощущаю странное родство между нами. Оба мы, в определённом смысле, неполноценны. Хоть и находимся на разных ступенях.

Его слова прозвучали как холодный удар. Люмин молча смотрела на коробку в его магии, её взгляд был затуманенным, почти голодным.

— Хочешь?

Она не смогла ответить. Её голос будто замер, и она только кивнула, ощущая, как потребность перевешивает страх и стыд в равной мере.

Шэдоу наклонился ближе, его дыхание коснулось её уха.

— Тогда придётся кое-что сделать для меня, — его голос звучал почти как шёпот змеи. — Ты готова?

Люмин не могла поднять взгляд. Она смотрела в пол, её глаза расширились, а дыхание стало прерывистым. Внутри всё кричало о неправильности происходящего. Но спазмы в голове, ужасы обрывков воспоминаний и страх прожить остаток ночи без таблеток били по её сознанию всё сильнее.

— Покажи себя, — сказал он, крутя перед её лицом коробку, словно играя с ней.

Она задрожала, её дыхание стало рваным. Её тело было словно зажато в тисках: её сломленность, потребность в спасении и интуитивное отторжение происходящего сражались друг с другом. Первые слёзы упали на пол, её губы дрогнули, но слова так и не сорвались. Она лишь неуверенно кивнула, с трудом подавляя рыдания. Она чувствовала, как холод её кристальной кожи соприкасается с тёплым, влажным воздухом, и это ощущение странно переплеталось с паникой внутри.

— Расслабься, — произнёс он тихо, почти ласково, но в этом голосе чувствовалась неумолимость. — Я не причиню тебе боль.

Он склонился ближе, и её ухо ощутило тепло его дыхания, обжигающее и одновременно странно притягательное. Она вздрогнула, не от холода, а от чувства, что её мир снова рушится. Её тело освободилось от власти одного тирана, только что бы попасть в цепкие копыта другого.

Её губы задрожали, когда его копыто осторожно взяло её собственное, направляя движение, которое она сама никогда бы не позволила себе. Касаясь её всё ещё сухой промежности, она движимая чужой волей, неуклюже теребила свою киску, пытаясь доставить удовольствие, которое практически полностью тонуло в пульсирующих головных болях, вызванных отсутствием злополучных таблеток. Каждое его движение было словно удар по её душе, но он делал это с таким извращённым вниманием, не скрывая довольной улыбки, что она даже не могла отступить.

Слёзы стекали по её лицу, отражая свет луны, проникающий через окна. Одна из этих капель остановилась на краю её щеки, и он, словно заворожённый, провёл языком по её коже, убирая солёный след.

— Почему ты плачешь? — спросил он, его голос был глубоким, наполненным, как ей казалось, полностью фальшивой заботой. — Тебе ведь должно быть приятно.

Она, сквозь рыдания, сумела выдавить:

— Ты... ты пользуешься моей зависимостью.

Его глаза, напротив, смягчились. Он наклонился ближе, его губы скользнули по её щеке, оставляя за собой тепло.

— Люмин... — прошептал он, её имя звучало как молитва, повторённая несколько раз. — Всё не так. Я помогаю тебе.

Словно в подтверждение своих слов, его магия едва ощутимо коснулась её, заставляя её ещё не полностью влажные губы слегка разойтись, обнажая под кристальной кожей розоватую киску. Она зажмурилась, её стон прорвался, несмотря на то, что она пыталась удержать его.

— Знаешь, — продолжил он, его голос стал глубже. — В лунной империи привычные институты брака давно исчезли. Там всё иначе. Там есть те, кто правит, и те, кто подчиняется.

Его слова проникали в её сознание, растекаясь, как яд.

— Ты особенная, Люмин, — произнёс он. — Ты сильная, хотя и сломленная. У тебя нет семьи, нет связей, которые могли бы нам помешать. Ты принадлежишь только себе... пока.

Его глаза блеснули, он наклонился ближе, его голос стал почти шёпотом:

— Но у меня есть потребности. Желания. Любовь? Семья? Мне этого не видать. Но мне достаточно одной, кто будет рядом. Кто будет принадлежать мне одному.

Его магия подняла коробку с таблетками, и она снова почувствовала этот необузданный голод, грызущий её изнутри.

— Я могу дать тебе всё. Таблетки. Безопасность. Будущее. Ты ни в чём не будешь нуждаться до самой своей смерти. Но ты должна ответить "да".

Его слова повисли в воздухе, как тяжёлое покрывало, укрывающее её страхами. Она почувствовала, как её губы дрогнули, а сердце замерло, балансируя между отчаянием и тем, что он называл "спасением".

Время будто застыло. Каждая секунда растягивалась, словно бесконечный отголосок её внутренней борьбы. Без таблеток, на которых держалась её жизнь, тело медленно начинало сдаваться: ломота, напряжение, почти физическая боль становились всё сильнее, а ум, окутанный дымкой зависимости, отзывался эхом кошмаров, которые она так отчаянно пыталась забыть. Но сейчас, под его взглядом, что пронзал её, как луч прожектора в тёмной комнате, она чувствовала, как этот ужас уходит на задний план, уступая место чему-то другому. Напиток, что он дал ей, мягко расплавил её напряжение, словно ключ, отворивший дверь к эмоциям и желаниям, о существовании которых она раньше даже не подозревала.

Она стояла перед ним, раздираемая между ужасом и безысходностью, и в то же время внутри неё рождалась странная, почти дикая смелость.

— Да... — прошептала она едва слышно, словно слова вырывались из глубин её души.

Он ухмыльнулся, и в его взгляде скользнул отблеск чего-то почти хищного. Изящным движением своей магии он поднял таблетку, удерживая её в воздухе перед её лицом, словно игрушку, и лениво прокрутил её, давая кристаллам света отражаться на её поверхности.

— Я не расслышал, — его голос был ровным, мягким, но за этим спокойствием чувствовалось скрытое напряжение.

Она, борясь с подступающей паникой, повторила чуть громче:

— Да.

Он прищурился, его тон обострился ноткой насмешки:

— Что-что ты говоришь?

Слова, вырывавшиеся из её уст, становились громче, отрывистей, словно сами по себе:

— Да. Да! Да!

Последнее "ДА!" сорвалось почти криком, её голос звучал как мольба, как крик утопающего. Он наблюдал за ней, улыбаясь, и наконец произнёс с нарочитой легкостью:

— Это я и хотел услышать.

Он поднял таблетку повыше, чуть покачал её в воздухе и, не сводя глаз с её растерянного лица, положил её себе в рот.

— Возьми её, если хочешь.

Его слова раздались в её ушах, как последний удар гонга. Мир вокруг словно исчез. Её тело, её разум — всё стало лишь инструментом для единственной цели. Словно сорвав с себя все оставшиеся преграды, она бросилась вперёд, её губы захватили его в поцелуе, полном безумного отчаяния. Её язык прорвался сквозь барьеры, метался, пробуя каждую деталь, каждый изгиб его рта, стремясь найти единственное, что имело значение.

Мир сжался до таблетки, до крошечного кусочка спасения, что был так близок и так недостижим. Она ощущала, как на грани сознания шепчут забытые голоса, тьма всё глубже проникала в её разум. И вдруг — движение. Его ноги, его магия, его дыхание — всё это внезапно стало мощным противовесом её отчаянию.

Он углубил их поцелуй со своей стороны, жадный, властный, словно заполняя её пустоту собой. Она почувствовала, как таблетка мягко прошла в её рот. Её тело застыло, когда она, наконец, проглотила её.

И через секунду всё изменилось.

Тепло разлилось по её венам, растворяя страхи, боль, кошмары. Каждое мышечное напряжение, каждое тёмное пятно в её сознании отступили, оставляя после себя абсолютный покой. Она, впервые за долгое время, могла дышать.

Он наблюдал за ней, его магия мягко скользнула по её бедру, как успокаивающий шёпот, вызывая невольный трепет. Когда она почувствовала лёгкое прикосновение к себе, её губы сами выдали тихий, слабый стон — он растворился в их прерванном поцелуе.

Он отстранился, но их лица оставались близко, настолько, что тонкая нить слюны ещё связывала их.

— Я хочу тебя, — произнёс он шёпотом, и его слова проникли прямо в её сердце, оставляя после себя странное эхо.

Она смотрела на него, и неуверенность вновь окутала её взгляд. Но, вспомнив это мгновенное облегчение, вспомнив, как на секунду исчезли её кошмары, кобыла неуверенно кивнула.

Она не поняла, как оказалась здесь. Мягкая поверхность кровати под ней, приглушённый свет, тёплый вес его тела рядом — всё это смешивалось, теряя ясность. Её дыхание было сбивчивым, а сердце билось в груди, как пойманная в клетку птица.

Он был близко, слишком близко. Она не шевельнулась, не отстранилась, даже когда он провёл копытом по её лбу, убирая выбившуюся прядь гривы. Взгляд его глаз, будто проникал прямо в неё, вызывая лишь страх и трепет.

— Это он сделал с тобой, да? — тихо спросил он, касаясь её щеки.

Она не успела ответить.

— Страх нужно преодолевать, — продолжил он, и в его голосе звучала странная уверенность. — Я помогу тебе.

Он не дал ей отстраниться, не позволил спрятаться. Напротив, его движения были настойчивыми, неторопливыми, словно он разгадывал её, пробираясь сквозь её сомнения. Их тела соприкоснулись, он сплёл их вместе в почти нежном объятии, не давя, но и не отпуская.

— Мы пройдём этот путь вместе, — шепнул он у её уха, его дыхание обжигало. — Я тоже боюсь. Всегда боялся. Раньше я например боялся даже любить кого-то...

Его голос звучал задумчиво, как признание, которому место в иной обстановке, но сейчас оно смешивалось с чем-то большим. Она чувствовала, как он двигался — неспешно, плавно, его движения были почти незаметными, но она ощущала каждое. Он был повсюду, сливаясь с её дыханием, теплом, кожей. Их тела тёрлись друг о друга соприкасаясь в самых приятных местах, пока его копыта плавно сползли к её пояснице, массируя и разминая бёдра.

Она сжала губы, подавляя тихий стон.

— Ты не любишь меня, — сказала она, её голос был едва слышным, но в нём скользила тень вызова.

Он не остановился. Лишь поднял на неё взгляд, спокойный, упрямый, понимающий.

— Нет, — согласился он, касаясь губами её шеи. — Я не люблю тебя.

Каждое слово сопровождалось его прикосновением.

— Как можно любить ту, кого только что встретил?

Он не спешил, и с каждым движением, с каждым поцелуем, её мысли путались сильнее. Он знал, что делал.

— Но если ты пойдёшь со мной... — его голос опустился на полтона ниже, и его движения стали настойчивее, касаясь её вымени, пока второе уже плавно двигалось вдоль её влажной промежности.

Тёплая волна прокатилась по её телу, и звук сорвался с её губ прежде, чем она успела его подавить.

Он замер, прислушиваясь, и выдохнул, продолжая:

— Если ты станешь моей...

И снова этот звук, непроизвольный, запутавшийся между дыханием и эмоцией. Он чуть наклонился, его губы скользнули ниже, к её вымени, изучая, пробуя, добиваясь.

— Если ты согласишься быть со мной... с чудовищем, которое за всю свою жизнь ни одного доброго дела не сделало...

Его слова тонули в новых прикосновениях, растворялись в тепле, пока его горячее дыхание не коснулось самой её сути, заставляя вскрикнуть от напряжения.

— Тогда, — шепнул он, позволяя фразе повиснуть в воздухе. — Возможно, я полюблю тебя.

Она дышала тяжело, её копыта вцепились в простыни, и когда она заговорила, её голос был тише, чем раньше.

— Я... тоже никого не любила.

Его губы тронула едва заметная улыбка.

— Значит, для нас обоих это впервые.

Она не сразу ответила, но затем, едва слышно, призналась:

— Мне страшно.

Он не стал её успокаивать. Не стал обещать, что страх исчезнет. Он лишь держал её крепче, позволяя ей чувствовать, что она больше не одна.

Люмин Скай лежала под ним, закрыв глаза, словно пытаясь задержаться в иллюзии, в приятном, тёплом забытьи, но её дыхание уже выдавало беспокойство. Шэдоу Блэйз чувствовал, как её тело откликается на каждое движение — тепло и влажность, смешанная с её тихими, приглушёнными стонами. Его губы скользили вдоль её шеи, а копыта неторопливо гладили её бёдра, мокрые от жара их тел.

Её бок, где оставался давний скол, был прохладным, шершавым под его прикосновениями. Он нежно провёл по нему копытом, будто желая разгладить трещины. Она вздрогнула, но не отстранилась. Губы Шэдоу скользнули выше, к её губам, мягко, но настойчиво, погружаясь в поцелуй.

Она глубоко вздохнула, борясь с собственными мыслями. Всё внутри кричало, что это что угодно, но только не любовь, что она просто заложница с которой он играется, но в то же время тело жаждало близости, тепла, чего-то настоящего среди тьмы, что затягивала её изнутри сколько она себя помнит. Она выгнулась, тихо простонала, ощущая, как его член продолжает тереться о её чувствительную, влажную плоть, дразня, растягивая этот момент, пока она не зажала его между бёдрами, молча умоляя перестать мучить её.

Шэдоу Блэйз лишь улыбнулся и продолжил, позволяя себе утонуть в этом ощущении, пока слова становились всё более бессвязными. Но внезапно она вздрогнула, искажённое удовольствие сменилось паникой. Разум, одурманенный лекарствами, снова начинал просыпаться.

— Таблетки... — выдавила она едва слышно, но он не услышал. Или не захотел услышать.

— Дыши глубже, — пробормотал он, целуя её в висок.

Она замерла, а затем вскрикнула, выгибаясь, когда он, наконец, сделал то, чего она так долго ждала, и чего так же долго боялась. Её ноги вжались в его плечи, копыта скользнули по его коже. Одним мощным рывком он вошёл в её влажную, узкую киску, заполняя её, доходя до глубины сознания.

Он двигался медленно, осторожно, плавно погружаясь в неё, словно желая запомнить каждое мгновение, каждый вздох, каждый стон, но в его движениях была и сила, и голод, и что-то более тёмное, неуправляемое.

— Мы поможем друг другу… — его голос был низким, прерывистым. — Мне нужна та, кто встретит меня после битвы…

С каждым словом движения становились глубже, сильнее, проникая всё дальше в её кристальную плоть, и выдавливая новые стоны.

— Та, кто примет мой гроб…

Она закусила губу, сдерживая крики, но её тело отзывалось на него, двигаясь в ответ, несмотря на панический холод в сознании.

— Та, кто похоронит моё изувеченное тело…

Он двигался быстрее, крепче сжимая её в своих объятиях, не давая ей ни сбежать, ни спрятаться.

— Та, кто будет рыдать по мне…

Она закрыла глаза, но слёзы всё равно потекли по щекам.

— Та, кто… полюбит меня…

Тепло. Оно накрывает её с головой, растекается по телу, но не приносит покоя. Наоборот, жар внутри разгорается всё сильнее, смешиваясь с ломотой в мышцах, с колющим туманом в голове. Мысли сбиваются, цепляются друг за друга, но не складываются во что-то цельное. В висках пульсирует, дыхание прерывистое, неестественно глубокое.

А он не останавливается.

Шэдоу Блэйз продолжает двигаться, его тело плотно прижимается к её, ноги крепко удерживают, не позволяя выскользнуть. Каждое движение отдаётся в ней жаром и напряжением, но он не говорит ни слова. Только дышит тяжело, глухо, будто сдерживает нечто, что рвётся наружу.

Люмин сдавленно всхлипывает, её голова мотается из стороны в сторону, пытаясь оттолкнуть нарастающий ужас. Это должно быть приятно. Должно быть. Но внутри неё разрастается что-то другое — что-то тёмное, болезненное.

Она видит таблетки.

Они лежат совсем рядом, на краю тумбочки.

Всё её существо сжимается в одном желании — дотянуться до них, схватить, спастись. Нога дрожит, копыта нервно скользят по простыням, но прежде чем она успевает прикоснуться к спасительной коробке, сильное тело наваливается на неё плотнее.

Её выкрик превращается в сдавленный всхлип.

Единорог не слышит её. Или делает вид, что не слышит. Её грудь сотрясается, сердце бьётся в истеричном ритме, а он продолжает, будто зная, будто чувствуя, что должен довести её до конца, иначе она сломается.

— Ублюдок… — её голос дрожит, словно осенний лист на ветру. — Проклятый мерзавец… ты…

Но слова разрываются на частях, смешиваются с её сбившимся дыханием.

Шэдоу не отвечает. Только сильнее прижимает её к себе, телекинез сжимает её запястья, фиксируя их в одной точке, не давая отвернуться.

— Смотри на меня, — его голос твёрд и глубок.

Она не хочет. Она не может.

Её глаза распахиваются — и мир вокруг рушится.

Перед ней больше нет Шэдоу Блэйза.

Алые, злобные глаза. Тёмная ухмылка. Тень, накрывающая её сверху.

Король.

Она вскрикивает, дёргается, но не может вырваться. Всё её существо наполняется леденящим ужасом. Она чувствует, как накатывает новая волна боли — боль, которая идёт не из её тела, а из самой глубины её души.

Её кошмар ожил.

Тьма окутала её сознание, плотным коконом сжимая её мысли, но прежде чем она смогла полностью погрузиться в кошмар, прежде чем оковы ужаса сомкнулись вокруг её рассудка, в реальность её вернул оглушающий, звериный стон.

Шэдоу Блэйз выгнулся, дрожа всем телом, пронзённый волной сладкого экстаза, глаза его были затуманены, а губы разомкнулись, позволяя вырваться сдавленному крику. Его копыта дрожали, сжимая её запястья, а магия вспыхнула, пронизывая воздух теплом и невыносимым напряжением. Сила его телекинеза пробежала по её телу, касаясь самых чувствительных точек, заставляя её содрогнуться, выгнуться, замереть между реальностью и наваждением.

А затем – поцелуй.

Горячий, жадный, навязчивый, утопивший её испуганный вскрик в глубине их сомкнутых губ.

Её разум разрывался между страхом и наслаждением, между кошмаром и реальностью. Всё внутри неё кричало, что она всё ещё в пасти чудовища, что лапы тьмы держат её, что всё повторяется вновь и вновь… Но его голос… Его голос звучал иначе.

— Это я, — срывающимся шёпотом произнёс он, наклоняясь ближе. — Я, понимаешь? Смотри на меня…

Он крепко сжал её лицо копытами, не позволяя отворачиваться, не давая снова потеряться в собственных кошмарах. Его движения были требовательными, настойчивыми, он добивался её внимания, стремился вытащить её из бесконечной петли страха.

Люмин прерывисто дышала, её грудь сотрясали спазмы, но она, наконец, посмотрела на него. Красные, пылающие эмоциями глаза. Влажные губы, пересохшие от тяжёлого дыхания. Лоб, блестящий от выступившей испарины.

— Поняла? — повторил он, вглядываясь в неё с отчаянной мольбой.

Она слабо кивнула, всё ещё утопая в собственных ощущениях, но всё же стремясь удержаться в реальности.

Шэдоу Блэйз, тяжело дыша, прикоснулся своим лбом к её, закрывая глаза.

— Сейчас… Сейчас нам будет хорошо, — прошептал он. — Нам обоим…

Её губы дрогнули, дыхание вырвалось прерывистым вздохом, а он вдруг произнёс то, что заставило её распахнуть глаза от неожиданности:

— Поцелуй мой рог.

— Ч-что? — выдохнула она, удивлённо моргнув.

— Рог, — повторил он, чуть крепче сжимая её в объятиях. — Поцелуй его…

Она не знала, зачем. Не знала, почему. Но в его голосе было столько нестерпимой мольбы, столько безудержного напряжения, что она не смогла отказать.

Люмин медленно приподнялась, её губы коснулись гладкой поверхности его рога.

Мир взорвался светом.

Вспышка накрыла их, их дыхания смешались в один раскатистый крик, тела дрожали, а сознания погрузились в пучину всепоглощающего удовольствия.

Её тело приняло его, глубоко, неотвратимо, окончательно.

Он выгнулся, его голос растворился в простынях, а жар внутри неё заполнил каждый уголок её существа.

А затем… тишина.

Они лежали рядом, тяжело дыша, дрожа от накатившей слабости, переплетя копыта. Он сжал её копыто в своём, словно боялся, что она исчезнет, если он отпустит.

Люмин закрыла глаза, всё ещё ощущая его рядом, ощущая, как внутри неё медленно затухает буря.

Тепло от прикосновений, оставшееся на её коже, угасло быстрее, чем она успела к нему привыкнуть. Огонь, который только что разгорался в её венах, погас, оставляя после себя зловонный пепел. Жуткая, липкая пустота окутала её, сдавила грудь, лишая воздуха, и снова потянула вниз, в тёмную, болезненную бездну.

Она вздрогнула, сжалась, сворачиваясь в комок, пытаясь спрятаться в своём собственном теле. Жалкий, сдавленный всхлип вырвался из её губ, застрял в воздухе, никому не нужный, никем не услышанный.

И тут – тихий шорох.

Перед ней, чуть не задев её копыта, упала таблетка.

Не перекатилась плавно, не легла аккуратно — её просто бросили, небрежно, словно кость голодной собаке.

Она медленно, не веря своим глазам, потянулась к спасительному крохотному осколку избавления. Мир снова сузился до одной точки — этой крошечной, белёсой таблетки, единственной вещи во всей вселенной, которая могла спасти её.

Позади послышались тяжёлые шаги.

— У тебя тут душ есть? — лениво спросил он, направляясь прочь.

Но она не слышала.

Она уже зажала таблетку в дрожащих копытах, бездумно запихнула её в рот, проглотила всухую, закашлялась, но не остановилась, не разжимая губ, пока не почувствовала, как спасительная горечь растекается по её телу, принося долгожданную тишину в голову.

Шэдоу Блэйз, тем временем, уже напяливал на себя свою тёмную форму, застёгивая пряжки и потягиваясь, словно после обычной тренировки, а не ночи, полной… чего? Насилия? Близости? Взаимного отчаяния?

Она не знала.

И не хотела знать.

— Я зарегистрирую тебя как свою рабыню, — небрежно бросил он, заправляя плащ.

Она вздрогнула.

— …Что?

— Иначе я просто не смогу забрать тебя, — его голос был ровным, словно он обсуждал рядовую покупку.

Она сжалась, вновь забиваясь в свою скорлупу, зарываясь в постель, словно ткань могла защитить её.

— Просто оставь меня…

Он посмотрел на неё, на её жалкую, дрожащую фигуру, вздохнул и, не торопясь, вытащил из нагрудного кармана сигарету. Искра магии, неглубокий вдох, лёгкий, ленивый выдох, и горьковатый запах заполнил комнату.

— Если я оставлю тебя здесь, ты умрёшь, — спокойно сказал он, глядя на её хрупкую, свернувшуюся в комок фигуру. — Я уже говорил: мне нужна кобыла. Моя кобыла. И так уж вышло, что мой выбор пал на тебя.

Он усмехнулся.

— Хотя, конечно, более нормальная кобыла скорее попыталась бы убить меня…

Она не ответила.

Просто снова замкнулась в себе.

Шэдоу Блэйз молча наблюдал за ней, затягиваясь, позволяя дыму тягучими волнами рассеиваться в воздухе.

— Веришь или нет, — вдруг произнёс он, лениво разминая затёкшую шею, — но это был мой первый раз.

Она медленно, тяжело перевела на него мутный, усталый взгляд.

— Ты разрушил деревню… воспользовался моим состоянием… взял меня силой… только для того, чтобы забрать в рабство…

Он улыбнулся, добродушно, почти весело.

— Всё так, — кивнул он, стряхивая пепел на пол. — Именно так, и никак иначе.

Он затянулся в последний раз, прежде чем с усмешкой добавить:

— Мы все сгниём в земле под светом звёзд Богини. Но, по крайней мере, я даю тебе шанс прожить жизнь в комфорте… и под моей защитой.

Его голос был безразличным. Легкомысленным. Будто он не видел в этом ничего такого.

Она не ответила.

Просто отвернулась, в очередной раз проваливаясь в бесконечную, удушающую тьму своего сознания.

Он же, дождавшись очередной затяжки, неторопливо поднялся, накинул капюшон и вышел наружу.

Поселение, некогда живое и полное голосов, было теперь лишь обугленным, выжженным пятном среди мёртвой пустоши. Единственным уцелевшим зданием остался тот дом, из которого он только что вышел.

Шэдоу Блэйз хмыкнул, смахнул пепел с плаща, потушил сигарету о край разрушенной стены и бросил окурок в снег.

Ему нужна была кобыла.

И он нашёл её.

Не идеальная?

Возможно.

Но… так даже интереснее.

Ведь, если уж быть честным, он и сам был далёк от идеала.

Естество

Ветер выл, завывая между шатрами, пронзая насквозь даже самые плотные меховые одежды. Буря, яростная и беспощадная, словно стремилась похоронить всё под ледяным покрывалом. Снегопад валил не переставая, сглаживая резкие очертания лагеря, делая его призрачным, неотличимым от окружающей белой пустыни.

Люмин Скай, закусив губу, тщетно пыталась развернуть полотно палатки, но холодные, непослушные копыта едва слушались. Она дрожала, то ли от мороза, то ли от усталости. Каждое движение давалось ей с трудом, а шквальный ветер вырывал ткань, заставляя её метаться, будто беспомощную птицу, пойманную в ловушку.

Она не сразу заметила чужое присутствие. Лишь когда что-то коснулось её сзади, сильные, уверенные копыта, она вскрикнула, резко развернувшись, и её взгляд встретился с тёмно-алой вспышкой магии.

— Дискорд побери, что ты здесь делаешь?! — голос Шэдоу Блэйза пробил завывание бури, его магия помогала донести слова сквозь шум снежной стужи.

Он смотрел на неё с искренним недоумением, прищурив свои холодные, полные властного спокойствия глаза. Люмин сжала губы, пытаясь совладать с дрожью.

— Ставлю… палатку… — пробормотала она, едва слышно.

Шэдоу Блэйз моргнул, затем медленно качнул головой, словно услышав нечто немыслимое.

— Одна? В такую погоду? Почему не позвала этих оболдуев? Или… не дождалась меня?

Люмин открыла было рот, но тут же захлопнула его. Она и сама не знала, почему не попросила помощи. Почему выбрала замерзать здесь одна, сражаясь с непослушной тканью и ветром, который раз за разом рушил её труды.

— Я… я… — её голос растворился в гуле ветра.

Шэдоу Блэйз вздохнул, и прежде чем она успела отшатнуться, снял с себя тяжёлый меховой плащ и накинул ей на плечи.

— Ты холодная. Даже для кристальной пони.

Люмин невольно вздрогнула, когда тепло ещё хранившей его тепло ткани окутало её, словно кокон. Её глаза метнулись к нему, полные недоумения и осторожности.

— Дай копыта.

Она моргнула, не понимая.

— Что?

— Копыта. Дай.

Она отступила на шаг, внезапный страх мелькнул в её глазах. Но Шэдоу Блэйз не стал ждать. Ещё прежде, чем она успела окончательно решить, бояться ли ей или нет, его магия мягко, но безапелляционно схватила её замёрзшие конечности, поднеся к своему рогу.

Тепло окутало её. Будто яркое, живое пламя разлилось по её копытам, разгоняя ледяную ломоту, пронизывавшую их до самых костей.

— Так ты заболеешь. — его голос был ровным, но в нём слышалась неприкрытая досада.

Люмин не знала, что сказать. Она просто стояла, позволяя ему согревать её, и глупо смотрела, как пар от его дыхания тает в воздухе.

Он ни слова больше не сказал, а лишь одним движением расправил ткань палатки, заставляя её подчиниться своей воле. Ловкими, уверенными движениями, он закрепил колья, натянул верёвки, и спустя пару минут укрытие было готово.

Они вошли внутрь, спасаясь от ледяного ветра.

Там было темно, лишь едва слышно потрескивали заклинания обогрева. Люмин всё ещё дрожала, но уже не так сильно.

Шэдоу Блэйз посмотрел на неё долгим, внимательным взглядом.

— Что же ты делаешь, Люмин?

Она молчала.

Он медленно приблизился, и она напряглась, но не отодвинулась.

Его копыта обвились вокруг неё, тепло его тела стало почти обжигающим после долгого холода. Она замерла, боясь пошевелиться.

Он не дал ей пространства, не дал шанса уклониться. Он просто сел, устроившись поудобнее, и, словно нечто совершенно естественное, безразличным жестом взял её за талию, приподнял и усадил к себе на колени.

Она едва не вздрогнула.

Но он не обратил внимания. Или сделал вид, что не заметил.

Он щупал её, не как живое существо, а как предмет. Как интересную, редкую вещь, которую можно рассматривать, изучать, оценивать.

— Меня всё ещё забавляет твоё отношение ко мне. — его голос был задумчивым, но в нём чувствовалась некая леность.

Он не смотрел ей в глаза. Вместо этого он неторопливо зарывался носом в её гриву, вдыхая её запах, словно изучая новый аромат.

— Мы с тобой существуем в самых естественных для нас условиях. — продолжил он, выдыхая горячий воздух ей в шею. — Я — жеребец. Ты — кобыла. Может, обстоятельства нашего знакомства и были… необычными. Но сейчас? Я даю тебе еду. Я защищаю тебя. Я даю тебе тепло. Заботу.

Его губы почти касались её уха.

— Чего же тебе ещё не хватает?

Она напряглась.

Его копыта медленно, почти небрежно сдвинулись, проводя по её бокам.

Он не ждал ответа. Он и так знал, что она скажет. Или не скажет.

Потому что, в конце концов…

Её мнение в этом вопросе не имело значения.

Шэдоу Блэйз вздохнул, чуть сильнее прижимая кобылу к себе, чувствуя, как её хрупкое тело напрягается при каждом его движении.

— От тебя требуется не так уж много, Люмин. — Его голос был низким, спокойным, почти ленивым. — Ты удивишься, насколько легко мы найдём общий язык.

Она чуть вздрогнула, но ничего не ответила, только плотнее зарылась в меха плаща, словно стараясь исчезнуть под его тяжестью, спрятаться, стать незаметной.

Шэдоу хмыкнул.

— Ты же понимаешь, что это не поможет.

Её плечи чуть дёрнулись. Он знал, что она слышит его.

Он опустил копыто в нагрудный карман, доставая оттуда небольшую таблетку, и с лёгкой насмешкой произнёс:

— Ну же, открывай рот. Летит самолётик…

Из-под меха показалась её мордочка, глаза мгновенно сфокусировались на предложенной пище. В следующую секунду она жадно рванулась вперёд, ловко прихватывая таблетку губами и тут же проглатывая её.

Шэдоу усмехнулся.

— Работает безотказно.

Она не ответила. Только вновь попыталась спрятаться, но он уже двигался. Его копыто медленно скользнуло под тяжёлый мех, проникнув в её укрытие. Люмин вздрогнула, но не успела отдёрнуться.

Её бёдра были холодными, мышцы напряжены, как будто она пыталась сопротивляться самому воздуху вокруг себя. Он провёл по ним, изучая, словно проверяя, насколько глубоко в неё вцепился мороз.

— Холодная, — пробормотал он. — Всё-таки стоит согреться. Нам обоим.

Его копыто двигалось дальше, без спешки, без грубости, но и без просьбы. Просто изучало её, касаясь мест, где холод впитался в её тело особенно глубоко.

Она дёрнулась, когда он коснулся её вымени, и резко втянула воздух.

— Наверное, в твоё время всё было проще, не так ли? — усмехнулся он, снова погружая нос в её гриву. — Кобыла, жеребец. Всё естественно. Возможно, даже слишком просто. Достаточно было огреть дубиной по башке и затащить в пещеру.

Люмин дёрнулась, её уши резко прижались.

— Это… это совсем не так! — её голос прозвучал тонко, почти обиженно. — Там была чистая и невинная любовь!

Шэдоу фыркнул, и его копыто вдруг наткнулось на неровность.

Едва ощутимый под шерстью, но достаточно резкий, чтобы его невозможно было не заметить.

Люмин вскрикнула.

Он замер, копытами чувствуя этот изъян на её боке.

— Это? — его голос стал мягче, но в нём было что-то опасное. — Тоже следы чистой и невинной любви?

Она не ответила.

— Или, скорее, дикого, жестокого насилия? Из-за которого тебе теперь приходится пить эти таблетки?

Она молчала.

Но её тело говорило за неё.

Её плечи больше не дрожали. Её дыхание стало тише. Она не сжималась, не пыталась исчезнуть.

А затем, словно признавая его правоту, её напряжённые мышцы ослабли. Плащ соскользнул, оставляя её открытую, лежащую у него на коленях.

Но её взгляд был отведён.

— Почему ты… стал таким? — её голос был почти шёпотом.

Шэдоу Блэйз выдохнул, чуть ссутулившись, опустил копыто ей на гриву, перебирая жёсткие, но приятные на ощупь пряди.

— Веришь ты в это или нет, я никогда не выбирал быть таким, — начал он, голос его звучал спокойно, но в этой спокойствии таилась тень усталости. — Всё, что я делал — это искренне любил принцессу Луну.

Люмин вздрогнула, но ничего не сказала.

— Но, вот по какому-то чистейшему, бредовому совпадению, а может, жестокому и подлому заговору, она опять стала монстром. И никакие элементы гармонии и их носители, не сумели это предотвратить.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни радости, ни злобы — только пустая ирония.

— А общество пони, веками не знавшее конфликтов, оказалось в хаосе. Очередной кризис, который должны остановить очередные доблестные герои или принцесса дружбы, или носители элементов гармонии, а может и ещё кто-то.

Он говорил, не глядя на неё, но копыта его продолжали двигаться по её гриве, как будто этот жест сам по себе имел значение.

— И я… я просто остался с той, в кого верю. Даже если она стала пародией на саму себя. Даже если все считают её безумным чудовищем, что должно сгинуть, что бы всем жилось лучше.

Он слегка наклонился, касаясь губами её виска, ощущая, как она затаила дыхание.

— В каком-то смысле, я и сам пародия на самого себя.

Она слабо дёрнула ухом, но не отстранилась.

— Когда Луна изменилась, я едва мог считаться взрослым. Прошёл… год, может, полтора, два? А сейчас мне кажется, будто я постарел лет на десять.

Он говорил задумчиво, скорее себе, чем ей.

— Иногда мне кажется, что всего этого никогда и не должно было быть… — он провёл копытом по её плечу, легко, ненавязчиво. — Но вот мы здесь. И я с этим смирился.

Люмин сжалась, пытаясь ускользнуть, но он не позволил ей.

— Смирился ли ты с тем, что ты монстр?

Её голос дрожал, в нём были и страх, и отчаяние, и надежда.

Шэдоу Блэйз на секунду замер, а затем вдруг мягко улыбнулся.

— Давным-давно.

Он наклонился, целуя её в лоб. Тепло его губ было неожиданным, почти заботливым, но от этого не менее пугающим.

— Но чтобы греть мою кровать, мне нужна кто-то… вроде тебя.

Она вздрогнула, но он не дал ей отстраниться.

— И, если повезёт, с годами ты привыкнешь ко мне.

Её дыхание стало сбивчивым, но он продолжил, будто не замечая её реакции:

— Я вот, например, уже привык к твоему запаху.

Снаружи буря усиливалась, ветер завывал, швыряя снег в тканевые стены палатки.

Шэдоу Блэйз лениво протянул копыто, скидывая с вещмешка лежанку, обитую мехом, и, с лёгкой улыбкой, произнёс:

— Чтобы не замёрзнуть, нам нужно согревать друг друга.

Его взгляд был хищным, но в нём не было угрозы — только предвкушение.

Люмин опустила уши, тяжело вздохнула, но всё же подалась вперёд, забираясь в спальник. Ткань холодила кожу, но она тут же натянула на себя одеяло, пряча лицо.

Шэдоу Блэйз не заставил себя ждать.

Он скользнул внутрь, ложась напротив неё.

Их взгляды встретились.

Она не отводила глаз, но в её взгляде смешалось всё: страх, смущение, непонимание… и, где-то на самом краю, крохотная, едва заметная привязанность.

Вполне приемлемый результат.

Он чувствовал каждый её дрожащий вздох, ощущал, как её кожа —кристальная, гладкая, необычайно тёплая — отдаёт ему своё тепло. Их тела соприкасались по всей длине, и даже если она хотела притвориться, что не замечает этого, он знал — она слишком напряжена, чтобы обмануть его.

Когда он чуть сдвинул бёдра, едва-едва, то соприкоснулся с низом её живота более ощутимо. Люмин резко задержала дыхание, а затем, медленно, глубоко вздохнула, будто стараясь подавить реакцию.

Шэдоу улыбнулся шире.

Она покраснела, и это было очаровательно.

— Ты такая милая, когда смущаешься, — пробормотал он, наклоняясь ближе. — И никакие пытки, не смогли загасить твою чистоту.

Она зажмурилась, когда он провёл губами по её виску, затем коснулся носом щеки, ощущая, как её кожа чуть нагрелась от прилившей крови. Он не останавливался, ласково прикасаясь к ней губами, мягко скользя ими по её лицу, по векам, по щеке, а затем лёгким движением языка провёл по гладкому, прохладному кристальному покрытию у основания её шеи.

Люмин вздрогнула и почти бессознательно сжалась, словно пытаясь уменьшить себя, спрятаться от его прикосновений.

Снаружи ветер завывал всё громче, ритмично ударяя по палатке снежными порывами.

Но внутри было тепло.

— Ты дрожишь, — отметил он, скользя копытами по её спине.

— Потому что мне… — она запнулась, голос её был едва слышным, — неловко.

Шэдоу рассмеялся, низко, тёплым голосом, и прижался к ней чуть крепче.

— Что, вот так?

Он чуть пошевелился, не спеша, наслаждаясь её реакцией.

Она вскрикнула—совсем тихо, едва слышно. Затем прикусила губу, отводя взгляд.

Единорог не торопился.

Его копыта лениво скользили по её телу, изучая каждый изгиб, ощущая живое тепло под прохладной кристальной поверхностью. Она была как мягкая игрушка—но всё же живая, такая хрупкая, такая трепещущая под его прикосновениями.

И вот наконец—она не выдержала.

Вяло, стыдливо, почти не шевеля губами, прошептала:

— Прекрати.

Шэдоу приподнял бровь, но не убрал копыта.

— Прекратить что?

Она сделала короткую паузу, собираясь с духом.

— Провоцировать меня.

Шэдоу не мог не усмехнуться.

— А если не хочу?

— Тогда…— она сглотнула, её дыхание было частым и сбивчивым. — Тогда просто сделай то, что хочешь.

Он склонил голову набок, наблюдая, как она, сама того не замечая, сжимает его копыто.

— Хочешь, чтобы я взял, что мне нужно?

Она не ответила.

Шэдоу улыбнулся.

— Ты уже не так скована, — заметил он, легко коснувшись кончиками губ её лба.

Она не ответила.

— Знаешь…— он прижался к ней ещё чуть крепче, лениво перебирая её гриву. — Ты можешь не стесняться.

Она вздрогнула, но он продолжил, его голос был мягким, глубоким, обволакивающим:

— И знаешь что ещё? Я не буду делать с тобой ничего, чего ты сама не захочешь.

Она наконец подняла на него взгляд. В её глазах была борьба.

— Ночь будет долгой, — продолжил он, почти шёпотом. — Не вечной, но долгой. А у нас так много времени…

Её губы чуть дрогнули.

— Всё будет проще, если ты перестанешь делать вид, что наши отношения неестественны.

Она напряглась.

— Я защищаю тебя. Я… люблю тебя.

Он замолчал на мгновение, позволяя этим словам осесть в её сознании.

— А ты даёшь мне тепло. Что может быть сложнее?

Она не выдержала.

Закрыв глаза, она уткнулась мордочкой ему в грудь и сжалась в комке под меховым покрывалом, пытаясь исчезнуть. Жар её кожи проникал сквозь мех, пропитывая воздух тем, что нельзя было скрыть — ни от себя, ни от него.

Он двигался неспешно, изучая её, поддразнивая лёгкими движениями, словно проверяя границы. Она дёрнулась, пытаясь ускользнуть, но её же собственные копыта сомкнулись на его спине, удерживая его так крепко, что их дыхания слились в одно.

— Тут нечего стыдиться, — прошептал он, касаясь её уха.

Она едва слышно всхлипнула, плотнее пряча мордочку в его груди.

Его дыхание скользило по её коже, заставляя её ёжиться от странной, непривычной близости. Лёгкие касания — почти невесомые, но от них холодные иголочки пробегали по всему телу.

А потом — её ноги сомкнулись, притягивая его ближе, требовательнее, сильнее, словно умоляя.

Он усмехнулся, зарываясь мордой в её шею, вдыхая её аромат — сладковато-терпкий, с кристальной свежестью, свойственной её народу.

— Я обещал, что не сделаю ничего, чего ты не захочешь, — напомнил он, наклоняясь ближе.

Её уши дрогнули, на мгновение выдав страх, но затем она глубоко вздохнула, цепляясь за него.

— Ты… хочешь заставить меня умолять? — её голос был едва слышен, словно боялась собственных слов.

— Так строятся взаимовыгодные отношения, — усмехнулся он, легко касаясь её кожи, изучая её дрожь.

Она колебалась, пока, наконец, не заставила себя выдохнуть слова, которые он ждал:

— Возьми меня.

Он наклонил голову, делая вид, что не расслышал.

Она зажмурилась, словно собираясь с духом, и снова прошептала, чуть громче, прячась у него на груди:

— Хочу тебя… сейчас…

Её губы нашли его кожу, оставляя горячие, смущённые поцелуи, словно пытаясь заглушить собственную робость.

Её копыто опустилось вниз, направляя его. Он чувствовал, как её влажные бёдра напряглись когда он плавно вошёл в неё, как она притягивала его ближе, теснее, словно растворяясь в нём. Её дыхание сбилось, а копыта вжались в его спину, словно от смятения и восторга одновременно. Она прикусила его кожу, мягко, едва заметно, но он уловил этот момент — короткий всплеск чувств, когда её тело полностью приняло его.

— Всё ещё такая… — его голос прозвучал низко, почти с благоговением. — Узкая… нежная… тёплая…

Она сжалась, словно от стыда, но он лишь погладил её по спине, давая понять, что всё в порядке, что ей не нужно ничего бояться. Всё было правильно. Всё было естественно.

Она задышала чаще, подрагивая в его руках, пока её бёдра медленно, осторожно начали двигаться, привыкая к этому новому, интимному ощущению. Он улыбнулся, вдыхая её запах, её тепло, чувствуя, как она постепенно расслабляется.

— Ты чувствуешь? — прошептал он, проводя губами по её виску.

Она не ответила словами — только крепче сжала его тело, прижимаясь к нему всем своим существом.

Она вела, нащупывала свой ритм, позволяя инстинктам взять верх. Это было просто, естественно, словно дышать. Она не думала — просто следовала ощущениям, волнам жара, пробегающим по её коже, пульсирующим в груди, в животе, в самой сути её существа.

Её бёдра двигались медленно, с каждым новым толчком сжимая его всё сильнее, чувствуя его тело, прижатое к ней. Сначала осторожно, с неуверенной неловкостью, но затем всё смелее, всё глубже проникаясь этим первобытным ощущением единства, тепла, близости, которого ей никогда не хватало.

Его дыхание стало чуть резче, копыта крепче сжали её спину. Он не пытался остановить её, не пытался навязывать свой ритм — лишь позволял ей делать то, что она хотела.

Её бёдра двинулись резче, совершая особенно глубокий толчок, встречая его, ощущая его тепло, принимая его, запоминая его. Она вцепилась в него, крепко, жадно, как будто боялась, что он исчезнет, оставит её в холоде и темноте.

А затем — волна. Тепло, разлившееся внутри, окутывающее её изнутри, растекающееся по телу, смешиваясь с её собственным жаром. Это было так просто, так правильно, так естественно, что её бёдра сами сделали ещё несколько плавных, ленивых движений, впитывая это ощущение до конца, выжимая его до предела.

Она прижалась к нему, уткнувшись лбом в его шею. Глубоко внутри неё ещё сохранялось ощущение тепла, которое медленно затихало, наполняя её сладкой истомой.

— Так вот… каково это, — пробормотала она, больше про себя, чем к нему.

Он только усмехнулся, проводя губами по её лбу, наслаждаясь остатками жара, который всё ещё сохранялся в ней.

И когда усталость, наконец, взяла своё, она прижалась к нему, уткнувшись носом в его грудь.

— Почему ты… так заботишься обо мне? — прошептала она сквозь сон, борясь с темнотой, накатывающей на её сознание.

Он не ответил сразу, просто провёл копытом по её спине, ощущая, как дрожь постепенно покидает её тело.

— Потому что ты моя, — ответил он, сжимая её крепче.

Она больше не ответила — её дыхание стало ровным, спокойным.

Она уснула.

Он провёл копытом по её голове, чувствуя, как напряжение медлено покидает её тело.

---

Тьма её сна была тёплой. Не гнетущей, не давящей, а мягкой, словно уютный кокон, в котором можно раствориться, если перестать бороться. Люмин медленно дрейфовала в этой темноте, чувствуя, как что-то невесомое, почти невидимое, обволакивает её, укачивает, успокаивает.

А потом — звук.

Тонкий, мелодичный, звонкий, как колокольчик, раскачиваемый лёгким ветерком. Смех. Детский, невинный, беззаботный.

И тепло.

Такое знакомое, но в то же время чуждое, как воспоминание из другой жизни, о которой она не знала, но по которой, казалось, тосковала всегда.

Видения вспыхивали, словно лучи солнца сквозь плотные облака:

— Маленькая кобылка, её собственные детские копытца утопают в мягком снегу.

— Солнце, заливающее улицу золотистым светом.

— Сильные копыта, подхватывающие её в воздух, подбрасывающие, а затем ловящие в тёплые, надёжные объятия.

Она смеётся.

Она чувствует любовь.

Чувствует, как надёжные губы касаются её лба, как тёплый голос что-то шепчет, как ласковые копыта приглаживают её взъерошенную гриву.

"Моя маленькая звёздочка…"

Она хочет ответить, но слова застревают в горле. Образы растворяются, как туман на рассвете, тают, исчезают, и на смену им приходит пустота.

Но тепло всё ещё здесь.

Не такое, как в её сне. Другое. Реальное.

Люмин вздрогнула, возвращаясь в реальность. Её глаза оставались закрытыми, но она уже ощущала: жёсткая поверхность, на которой она лежала, и что-то тяжёлое, но уютное, прижимающееся к её спине.

Его дыхание.

Она лежала в его объятиях.

Он не проснулся, но даже во сне плотно прижимал её, воспринимая, похоже в большей степени как личную мягкую игрушку.

Кобыла замерла.

Обычно по утрам её сознание наполняла пустота. Она привыкла к этому. Но сейчас… Сейчас в ней что-то шевельнулось.

Она вспоминала этот сон.

Детский смех, родительское тепло, чувство, что её любят просто за то, что она есть.

Но кто это был?

Она не знала.

Она вообще ничего не знала о себе.

Она не помнила семью. Не помнила, была ли она счастлива. Но если бы у неё это было… то значит, её жизнь когда-то не сводилась к борьбе за выживание.

Но что случилось потом?

Люмин вздрогнула.

Она не хотела вспоминать.

Слишком многое ушло в огонь.

— Ты дрожишь, это бесит, — голос Шэдоу был хрипловатым от сна, и совершенно очевидно, раздраженным. — Прекрати дрожать.

Его морда прижалась к её шее, и она чувствовала тепло его дыхания.

Она попыталась было отодвинуться, но его копыта всё ещё удерживали её, и сопротивляться не было смысла.

— Плохой сон?

— Нет… — прошептала она.

Он чуть отстранился, давая ей пространство, но не выпуская из объятий.

— Что тогда?

Люмин прикусила губу.

— В таком случае, я бы попросил не мешать мне спать, — донеслось недовольное бурчание.

Это было бы глупо—признаваться, что её мучает не ужас, а что-то совсем другое.

Она лишь медленно выдохнула и закрыла глаза.

Раньше у неё были мечты.

О семье.

Она не знала, откуда в ней это желание. Может, инстинкты. Может, отголоски воспитания, которое удержалось даже после амнезии.

Она знала, как это должно быть.

Как двое должны жить вместе, защищать друг друга.

Как сильный заботится о слабом.

Как тот, кто любит, отдаёт всего себя.

И раньше… у неё даже были варианты.

Люмин едва слышно вздохнула, уткнувшись мордочкой в его грудь.

Теперь у неё оставался только один.

Как бы плохо это ни было.

---

Люмин очнулась от странного, ни с чем не сравнимого запаха.

Тёплый, сладковатый, он заполнял пространство вокруг, пробирался в лёгкие, щекотал ноздри, вызывая смутные воспоминания…

Она приподняла голову, с трудом фокусируя взгляд в полумраке палатки. Внутри было удивительно тепло, несмотря на бушующую снаружи бурю. Как? Ещё вчера холод пробирал её до костей, и даже шерсть не спасала от ледяного ветра, рвущегося со всех сторон.

Она моргнула.

Перед ней плясали языки пламени.

Костёр.

Прямо в палатке.

Она резко села, в ужасе оглядываясь. Разве это… безопасно? Но тут же заметила—дыму есть куда выходить: в куполе палатки зияло отверстие, через которое врывался ледяной воздух, но само пламя было укрощено магией.

Огонь был послушен.

А за костром, держа над ним длинные палки, сидел он.

Шэдоу Блэйз.

Но что-то было… не так.

Его привычная алая грива была чуть взъерошенной, а на морде не было обычной маски безразличия или хищного любопытства. Вместо этого он сидел, согнувшись, лениво жуя что-то белое и липкое, и… ругался.

— Бггг, фкакая фуфня, ненавижу эфу тфрану! — пробормотал он сквозь пережёвываемую массу, причмокивая. — Вфсюду фет вфетер, фная фуря! Фо фига я фдесь?

Люмин ошарашенно уставилась на него.

Она не могла поверить своим глазам.

Шэдоу выглядел… обычным. Даже не вызывающим какого-то жуткого, подсознательного страха, как бывает обычно.

Не тем, кто без колебаний разрушил её деревню, не тем, кто забрал её, словно игрушку, не тем, кто всегда держался уверенно, с той загадочной хищной улыбкой, от которой её пробирал холод.

Сейчас он был другим.

Более… простым? Обычным?

Невинным?

Да, невинным.

Он не заметил её ошеломлённого взгляда. Всё ещё ворча под нос, он перевернул палку, на которой было насажено странное белое вещество, подрумянившееся от жара костра.

Когда он наконец повернул голову и заметил её взгляд, пару секунд молча смотрел на неё, а затем, будто ни о чём не думая, хмыкнул:

— Зефифку?

Люмин вздрогнула.

Она внезапно почувствовала, как в груди что-то дёрнулось.

И разразилась смехом.

То ли нервным, то ли просто безумным.

Он удивлённо моргнул, но ничего не сказал. Просто протянул ей палку.

Люмин осторожно взяла её, разглядывая странную, липкую массу, а затем осторожно откусила.

Мягко. Сладко. Липко.

Шэдоу, очевидно, не ожидал такого зрелища.

Он смотрел на неё широко распахнутыми глазами, с той же растерянностью, с какой она недавно наблюдала за ним.

А потом…

Он вдруг протянул копыто и коснулся её лица.

Люмин вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась.

Шэдоу медленно провёл по её щеке, а затем показал запачканное в белой липкой массе копыто.

— Фся измазалафь… — пробормотал он.

Она моргнула, а затем посмотрела на него.

На его собственную морду, перемазанную зефиром.

Она выглядела нелепо. И… странно мило.

Кобыла не выдержала.

Она просто усмехнулась.

Перед ней сейчас был совершенно иной Шэдоу Блэйз.

Или, может, вообще отдельная личность?

— Так… насколько же, говоришь, ты изменился, когда Луна стала Найтмер Мун?

Объятия

Пламя костра догорало, слабое и безвольное, как она сама. Кристальная пони тщетно кутаясь в тонкое, почти прозрачное покрывало, пыталась хоть немного согреться. Холод терзал её, пронизывая насквозь, напоминая, что дни, прошедшие с тех пор, как она покинула своё жилище, были долгими, мрачными и безнадёжными.

Только не по своей воле.

Её "хозяин", сумел достать ей место в одной из повозок, но это лишь немного смягчило её участь. Телега не спасала от зимнего холода, от порывов ветра, рвущего её тело, и тем более не спасала от отчаянной пустоты внутри.

Она не была создана для этого.

Кристальные пони рождались в сиянии, в тепле, в ласковых лучах магического света. Она же всегда предпочитала коротать дни в уюте своего дома, тихо сидя под светом лампы, борясь с кошмарами.

Теперь её жизнь была кошмаром.

Она дрожала, прижимая покрывало к груди, чувствуя, как ветер рвёт её тело, обдирая кожу до боли. Мороз пробирался под покрывало, словно ледяные иглы впивались в её кости.

Но что было хуже всего…

Таблетки закончились.

Желанный, горький яд, который заглушал боль, давал хоть каплю иллюзии безопасности, растворился, исчез, оставив её один на один с холодом, страхом и пустотой.

А он давно не появлялся.

Шэдоу Блэйз оставил её здесь, словно ненужную игрушку, и если бы не ужасная ломка, сжимающая голову, заставляющая желудок выворачиваться от тошноты, она могла бы даже почувствовать что-то вроде облегчения.

Но другие…

Они смотрели.

Она чувствовала их взгляды.

Солдаты, выгружавшие ящики из повозок, бросали на неё косые, полные недовольства взгляды. В темноте их броня поблёскивала, грязная от дороги, и их грубые, низкие голоса неслись в ночи.

— Твою ж мать… опять мы всё за всех делаем! — раздался раздражённый голос, полный усталости. — Ещё бы, капитанская кобыла вон греется у костра, а мы как рабы вкалываем!

— Ха! — другой солдат усмехнулся, вытирая снег с брони. — Как-то много капитан печётся о своей шлюхе-рабыне. Неужели она настолько хороша?

— А что, может, проверим? — злобно хохотнул третий, жадно облизываясь. — Капитан как раз куда-то смылся…

Шаги.

Тяжёлые, уверенные.

Темная фигура отделилась от группы и двинулась к ней.

Она почувствовала его прежде, чем увидела — мерзкое, липкое ощущение, словно насекомые заползли ей под кожу.

Он остановился рядом, нависая, заслоняя костёр.

— Ну-ка… — голос был низким, с оттенком фальшивого интереса. — Покажи лицо, красавица.

Она замерла.

Ни слова. Ни звука.

Но её глаза медленно, неуверенно поднялись…

И его копыто грубо схватило её за подбородок, поднимая её лицо к свету.

Он фыркнул, разглядывая её, словно оценивая товар.

— Хм. Ничего особенного.

Он отпустил её подбородок, толкнув так, что она качнулась.

— Не понимаю, что в тебе нашёл капитан… Может, — ты действительно настолько мастерски умеешь кувыркаться?

— Да ну её к дискорду, — хмыкнул другой. — Давай проверим.

Они рассмеялись.

И вдруг…

Тишина.

Неестественная.

Звук, который должен был быть — смех, шорох шагов, шум ветра — исчез.

Солдаты замерли, их тела дрогнули… и их горло обвил невидимый, ледяной телекинетический захват.

Они захрипели, их глаза выпучились от боли и ужаса, копыта дёрнулись, цепляясь за невидимую удавку, сжимающую их глотки.

И тогда она увидела его.

Тёмная фигура вышла на снежную поляну, силуэт вырезался на фоне ночи, окутанный тяжёлым, чёрным меховым плащом. Символ полумесяца холодно поблёскивал на груди, серебром выделяясь среди тени.

Из-под капюшона сиял рог.

Медленно, неторопливо он сделал шаг вперёд.

Тишина окутала лагерь, словно снежный покров, поглощающий всякий звук. Солдаты, ещё мгновение назад нахально перешёптывавшиеся, теперь вжимались в снег, не решаясь поднять глаз. Их дыхание превращалось в пар, смешиваясь с ледяным ветром, который разносил по поляне последние отголоски их стонов.

Фигура, облачённая в чёрный меховой плащ с символом полумесяца, стояла недвижимо, едва заметно мерцая светом рога. В его взгляде не было гнева — только мрачное, холодное разочарование, тяжелой плитой давящее на присутствующих.

— Кажется, вы совсем страх потеряли, — раздался его голос, низкий, спокойный, но в этой спокойствии крылось нечто куда более пугающее, чем крик. Он не угрожал, не повышал голос — он лишь делал констатацию факта. — В моё отсутствие вы решили, что можете делать что угодно?

Магическая аура развеялась, отпуская солдат, но даже получив возможность снова дышать, они не торопились встать. Один, заикаясь, попытался выдавить мольбу о прощении, но встретившись взглядом с фигурой в плаще, сразу захлебнулся словами.

— Вы правы, — внезапно спокойно продолжил он, оглядев их сверху вниз. — Капитанская кобыла не работает. Так почему бы вам не потрудиться за неё?

Лёгкое движение его рога — и солдат, только что предложивший «проверить» её, взлетел в воздух и с силой рухнул обратно в снег. Остальные торопливо упали на колени, опуская головы и моля о пощаде.

Резкий всплеск магии — и солдатов отшвырнуло назад, как тряпичных кукол, их тела врезались в землю, оставляя глубокие борозды в снегу.

Они застонали.

Они не смели встать.

Она всё ещё дрожала. Кристальная пони, тщетно куталась в своё тонкое покрывало, её сжатые губы выдавали сдерживаемый страх. Она узнала его сразу, как только увидела знакомое мерцание рога и холодный, непреклонный взгляд.

Её «хозяин».

Он подошёл медленно, без резких движений, словно чтобы не спугнуть её, но в его взгляде читалось что-то нехорошее. Она сжалась, но не отстранилась, когда он, не говоря ни слова, снял с себя плащ и аккуратно накинул его на её хрупкие плечи.

Тёплый мех окутал её, и на мгновение ей показалось, что холод отступает.

Он опустился на одно колено перед ней, взял её озябшие копыта в свои и бережно потерев их, согревая своим теплом. Затем, наклонившись, он коснулся их губами, глухо, едва слышно прошептав:

— Извини... Я задержался.

Она вскинула на него взгляд, полный тревоги и неуверенности, губы её дрогнули, и голос вырвался хриплым шёпотом:

— Таблетки...

Он понял её сразу.

Не произнеся ни слова, он протянул ей небольшую упаковку, на которой ещё оставались тёмные пятна крови.

Её сердце гулко забилось в груди.

— Их было не просто достать,— заметил он, и, видя, как страх снова вспыхнул в её глазах, добавил: — Но кровь на них не моя.

Она дрожала, но не от холода.

Копыта, цепляясь за упаковку, разорвали её с дрожащей поспешностью. Первая таблетка упала прямо ей на язык, и она едва сдержалась, чтобы не застонать от облегчения.

Волна успокоения накрыла её, холод начал отступать. Всё вокруг стало приглушённым, далеким. На мгновение она почти забыла, где находится…

Но он напомнил.

Плащ легко соскользнул с её плеч. Она удивлённо распахнула глаза, но прежде чем возмутиться, он уже накинул его на себя, ухмыляясь.

— Не хочешь ко мне? — он сел рядом, похлопав по своим коленям, приглашая и одновременно требуя.

Она замерла.

Она знала, что за этим последует.

Но холод не оставлял ей шансов.

Она вздохнула. Медленно, нехотя, но с неизбежностью снежинки, падающей на землю, она скользнула к нему на колени.

Тёплый мех плаща окутал их обоих, скрывая от остального мира.

Он усмехнулся, удовлетворённо.

Трескучий костёр лениво пожирал смолянистые поленья, испуская вверх снопы искр, мерцающих в танце со снежным ветром.

— Прости, что приходится терпеть это, — голос рядом был тихим, словно ночная тень. Но со мной тебе безопаснее. Скоро всё закончится, и нас вернут на юг. Там гораздо теплее.

Она молчала, глядя в огонь. Её губы поджаты, взгляд рассеянный. Обещания тёплого юга звучали далеким миражом, как будто их и вовсе не существовало.

— У меня есть просторные апартаменты в Мейнхеттене, — продолжил он, склоняясь ближе. — Они тебе понравятся.

Его копыта, тёплые, сильные, неспешно скользнули по её спине, будто смахивая снежинки, которые давно растаяли. Копыта ловко пробрались под покрывало, нащупывая её застывшее тело, растирая бедра, мягко массируя кьютимарки, согревая. Она вздрогнула, губы приоткрылись, дыхание стало чуть прерывистым.

— Чем ты так недовольна? — выдохнул он с лёгкой усмешкой. — Я делаю для тебя всё.

Её взгляд дрогнул, в глазах читалось что-то между страхом и усталостью.

— Ты опять хочешь взять меня? — тихо спросила она, чувствуя, как его копыта уверенно двигаются всё ниже, уже тиская вымя, а дыхание становится глубже. — Прямо здесь?

Он закрыл глаза и покачал головой.

— Я никогда не причиню тебе боль, — голос его звучал глухо, но твёрдо. — И не заставлю тебя.

Она почувствовала, как нечто твёрдое прижалось к её бедру, и медленно опустила копыта, плотно сжимая его. Он вздрогнул, коротко всхлипнул, но не отодвинулся.

— Ты разрушил мою жизнь, — её голос дрожал, но не от холода.

Он тяжело дышал, продолжая её ласкать. Его движения становились всё более размеренными, но настойчивыми.

— Твоя жизнь и так была бы разрушена. Я спас тебя.

Она сжала его в ответ, чувствуя, как он вздрогнул, прерывисто выдыхая.

— Спас? — её голос был насмешливым, но в нём звучала горечь. — Сделав рабыней?

Он с трудом взял себя в копыта.

— У меня не было выбора. Я даю тебе жизнь лучше той, что у тебя была.

Он замолчал, едва сдерживая дрожь от её копыт что двигались вдоль основания ствола, но затем добавил хрипло:

— Когда я увидел тебя… там… в той деревне…

Её движения стали настойчивее, провоцирующие, проверяющие, тихие влажные звуки доносились снизу в такт её движениям. Он издал тихий, сдавленный стон.

— Я увидел силу, — прошептал он. — Но также сломленную кобылу, которая нуждалась в помощи.

Она наблюдала за его лицом, где смешались наслаждение, напряжение и что-то ещё, что она не могла понять. Её прикосновения сменились долгими, мучительно медленными движениями, вздымаясь от мошонки до головки. Он судорожно выдохнул, вскинул голову, хватая воздух.

— Я не мог оставить тебя там…

Он тихо застонал, когда она сменила ритм, и его копыта сжали её бедро, сползая ниже, пытаясь доставить хоть какое-то удовольствие в ответ, но силы были явно не сопоставимы. Она чувствовала, как его дыхание становилось всё более рваным, напряжение росло, а он всё сильнее прижимался к ней, умоляюще шепча её имя.

— Дай мне… — он не договорил, только хрипло вдохнул, тело дрогнуло, напряглось.

Его голос сорвался, дыхание сбилось. Её копыта ловко довели его до пика, концентрируя круговые движения вдоль головки, позволяя мощно кончить прямо на неё. Он судорожно вскинул голову, заглушая рваный выдох в её плече. Её тело ощутило тепло, когда теплая, липкая жидкость медленно впитывалась в её кожу. Она опустила взгляд, наблюдая за его затуманенным, усталым, почти обеспокоенным лицом. Возможно, в её взгляде была тень удовлетворения. Не столько от близости, сколько от того, что она, хоть на мгновение, взяла верх.

Огонь потрескивал, поглощая ночную тишину, освещая их лица всполохами тепла. Где-то вдалеке перекликались часовые, но здесь, под тяжёлым пологом тьмы, мир сузился до их двоих.

Её дыхание было всё ещё сбивчивым, её шерсть хранила его тепло, но он… он не мог насытиться. Его копыта скользнули вверх по её пояснице, ласково, но настойчиво, а горячее, стальное желание вновь давало о себе знать, прося, требуя, умоляя.

— Разве я не заслужил награды за то что принес тебе таблетки? — его голос был тих, но в нём звучала едва сдерживаемая жажда.

Она вскинула на него взгляд, смешанный с лёгким раздражением и тенью чего-то глубже.

— Тебе мало? — её голос дрогнул, но он слышал в нём не только упрёк.

Он только чуть улыбнулся, глаза полыхнули ожиданием.

— Я хочу ещё.

Она обвела взглядом лагерь, вглядываясь в танцующие тени.

— Нас могут увидеть, — она вздохнула, не отстраняясь, но и не двигаясь дальше.

Он поднял копыто к её губам, нежно, но твёрдо, заставляя её замолчать.

— Если всё сделать правильно…

Плотный, тяжёлый плащ окутал её, скрывая, оставляя лишь ощущение уединённости среди множества чужих глаз. Её тело сжалось в нерешительности, но он чувствовал, что это не было отказом.

— Всё нормально, — почти умоляюще выдохнул он, скользя копытами по её спине, прижимая ближе. — Никто не заметит.

Она хмыкнула, глядя на него исподлобья, но в её глазах не было злости, только тоска.

— Ты совратил травмированную, невинную деревенскую кобылу, похитил из дома, сделав своей против воли, а теперь просишь помощи?

Но её дыхание стало глубже, взгляд мягче. Она чувствовала его — тёплого, пульсирующего, ожидающего, и вместе с раздражением и, ушедшей на второй план, ненависти к своему "хозяину", в груди разгоралось другое пламя.

Она осторожно сдвинулась, приподнявшись, позволяя себе ощутить его твердый член, найти точку соприкосновения. Лёгкое движение, и их тела соединились, скрытые под тяжестью тёмной ткани.

Он судорожно выдохнул, его копыта сжали её за круп чуть крепче, а она, найдя ритм, двинулась, сначала медленно, осторожно, но вскоре — увереннее, глубже. Каждый толчок отзывался жаром в её теле, каждое движение вызывало рваный вздох у него.

Они были спрятаны от посторонних глаз, но внутри пламя разгоралось сильнее, затмевая холод, страх, сомнения.

Тёплые всполохи костра метались по заснеженной равнине, заполняя ночь дрожащим светом. Вдалеке, за границей лагеря, ветер играл с флагами на которых виднелся полумесяц, но здесь, в самом сердце ночного привала, под тяжёлым и тёмным плащом, разгоралась совсем другая буря.

Она двигалась осторожно, едва слышно, почти не переходя на стоны, но его тело отзывалось на каждый её толчок, на каждый приглушённый вздох. Он стиснул зубы, удерживая лицо бесстрастным, хотя сердце колотилось так, будто вырывалось наружу.

И тут шаги.

Тяжёлые, уверенные. Слишком близко.

Шэдоу Блэйз замер, борясь с тем, чтобы его лицо оставалось бесстрастным.

— Где ты пропадал? — Фестрал остановился перед ним, наклонив голову чуть в сторону, как хищник, чуявший добычу. Его единственный глаз блеснул в свете костра.

— Разведка, — выдохнул Шэдоу, сглотнув.

Фестрал медленно кивнул, словно обдумывая ответ, а затем ухмыльнулся, склонившись чуть ниже.

— Разведка, значит? — с насмешкой протянул он. — А я уж подумал, что ты смотался в ближайшую деревню, трахать кобыл.

Шэдоу Блэйз почувствовал, как под ним дрожь её тела сменилась на что-то более уверенное. О, она слышала. И ей, похоже, нравилось это.

— Хм, — фестрал прищурился, будто наслаждаясь его напряжением. — Так быстро надоела новая игрушка? Я думал, ты будешь возиться с ней дольше.

Движение под плащом стало чуть острее. Она играла с его страхом, ощущая, как каждое его мышечное сокращение выдаёт напряжение.

— Тебя это удивляет? — выдохнул Шэдоу, голос дрожал, но он тут же добавил жёсткости, плюнув на снег. — Только вы,

крысы мохнатые, в этом смысл жизни видите. Вонючие летучие ублюдки, живущие в дерьме своих убогих логовищ.

Фестрал замер. Его ухмылка на миг исчезла.

— Ну-ну, горячо, — протянул он, но в голосе сквозило что-то более острое, чем просто насмешка. — Говорит тот, кто, кажется, не так уж далеко от нас ушёл.

Шэдоу почувствовал, как внутри него всё сжимается, и не только от ярости.

Она продолжала.

Чувствуя, как он пытается держать голос ровным.

Видя, как его брови дрожат, как губы сжимаются в узкую линию.

О, она наслаждалась этим.

Фестрал снова усмехнулся.

— Тебе лучше знать. Но я всё же сообщу наверх, что ты развлекаешься, пока остальные мёрзнут в этой дыре.

И, махнув хвостом, он скрылся в ночи.

Шэдоу Блэйз не успел выдохнуть — слишком быстро под плащом накатила последняя волна жара. Она вдруг замерла, впуская его полностью, глубоко, принимая всё. Её тело дрогнуло, вскрикнув в тёмной тишине, смешивая звук с треском огня.

Мгновение тишины.

И затем — её тихий, приглушённый голос:

— Как думаешь, он догадался?

— Если и заметил, — протянул Шэдоу Блэйз, лениво скользнув взглядом в темноту, где растворился фестрал, — то вряд ли сильно удивился. У них вообще нравы… своеобразные. Приличия вроде есть, но они такие… условные.

Она усмехнулась, но тут же осеклась, когда он чуть глубже привлёк её к себе, так и не выйдя из неё.

— Нам пора спать, — сообщил он будничным тоном, будто не происходило ничего необычного.

— Спать? — Она чуть приподняла голову, в недоумении уставившись на него.

— Вместе. Нам надо привыкать друг к другу.

Прежде чем она успела возразить, магия подхватила её, и она, всё ещё спрятанная под плащем, оказалась в воздухе.

— Эй! — Она дёрнулась, но это лишь сделало её положение ещё более нелепым. — Может, ты хотя бы… ну… выйдешь из меня?!

Шэдоу Блэйз ухмыльнулся, наслаждаясь ситуацией:

— Никто ни из кого выходить не будет.

Её уши дёрнулись, она выдохнула, но, кажется, уже смирилась с его выходками.

— Единороги… лишь бы похвастаться магией, — проворчала она, покраснев.

— О, рог — это очень универсальный инструмент, — с невинной улыбкой заметил он, осторожно неся её к палатке. — Если когда-нибудь захочешь… Я покажу тебе.

— Перестань, — она отвела взгляд, стараясь не думать о двусмысленности его слов.

Несмотря на всю нелепость их положения, до палатки они добрались незамеченными — по крайней мере, хотелось в это верить. Внутри было тепло, меховая подбивка создавала уют, но не успела она даже вздохнуть с облегчением, как он рухнул на постель, увлекая её за собой.

— Ой! — Она вздрогнула, но он лишь сильнее прижал её к себе, сжимая в тёплых объятиях.

— Нет более кобыльего дела, чем согревать жеребца. Или его постель, — философски заключил он, укладываясь удобнее.

Она хмыкнула, но в её взгляде мелькнул лукавый блеск.

— Мы так можем уснуть, — заметила она.

— Отличный план, — кивнул он, уже закрывая глаза.

Но внезапно она напряглась, вскинув голову:

— Мне нужны таблетки!

Шэдоу Блэйз открыл один глаз, хитро улыбнулся и, не размыкая губ, протянул:

— Открой-ка ротик, милая.

Она не успела возразить. Он наклонился и, целуя её, передал ей таблетку из рта в рот, а заодно сделал так, чтобы поцелуй вышел особенно глубоким, долгим и горячим. Она застонала сквозь его губы, а он удовлетворённо ухмыльнулся, пробормотав:

— Всё, спим.

Плотнее прижав её к себе, он расслабился, а затем… движением таза вошёл глубже, вызывая у неё непроизвольный, удивлённый стон.

Шэдоу усмехнулся, закрывая глаза.

— Тепло. Хорошо. Спокойной ночи.

И, кажется, действительно мгновенно заснул, всё ещё держа её в плену своих объятий.

Фратрицид

Тепло.

Люмин Скай потёрла скол на боку, морщась, и медленно открыла глаза. В темноте палатки слабо дрожали отсветы пламени, проникая сквозь неплотно затянутый вход. Воздух был тяжёлым, насыщенным запахом меха, пропитанным потом и… дымом?

Она моргнула, пытаясь вспомнить, где находится, но мысли тянулись вялой, несобранной нитью. Только одно было необычным: этой ночью она не видела кошмаров. Впервые за долгое время её не преследовали холодные ужасы прошлого.

Но она была не одна.

Едва приподняв голову, Люмин увидела троих, расположившихся за низким импровизированным столом.

Шэдоу Блэйз, развалившись в походном кресле, лениво выпускал сизый дым, не стесняясь дымить в палатке. В зубах у него дымилась сигарета, горящий кончик которой отсвечивал алым в полутьме.

Напротив него сидел другой единорог — фигура, кутающаяся в странную тёмно-фиолетовую мантию. Капюшон был откинут, но даже так его лицо оставалось затенённым.

Третий участник игры выбивался из привычных рамок: странный гибрид зебры и фестрала. Тёмно-синий мундир плотно облегал её худощавую фигуру, контрастируя с полосатой шкурой странных оттенков.

Разговор был громким, но расслабленным.

— …и всё же, — лениво протянул единорог в мантии, покручивая игральную карту в копытах, — вместо того чтобы добывать себе славу и идти на Кантерлот, в самое логово солнцезадой, ты морозишь кости тут.

— Я исполняю то, что на меня возложила наша госпожа, — без особого интереса ответил Шэдоу Блэйз, делая очередную затяжку.

Люмин замерла, стараясь не шевелиться.

— Кантерлот я уже видел, — продолжил он, выпуская дым. — А Кристальный город будет в новинку.

Зони фыркнула, перебирая карты:

— Если ты вообще доберёшься до Кристального города. Думаю, разве что по частям.

Троица рассмеялась, а Люмин осторожно начала уползать к выходу, стараясь не вилять крупом под плащем. Дыхание сбилось, сердце стучало, но никто, казалось, не обращал на неё внимания.

Почти у самой границы палатки, когда надежда на тихий побег уже мелькнула в сознании, прозвучал спокойный голос:

— Люмин.

Она вздрогнула, замерев.

— Передай пожалуйста свёрток, что в рюкзаке рядом с тобой.

Зони прыснула в смех.

— Ахах! Видели бы вы её лицо!

Единорог в мантии лишь покачал головой, словно взрослый, наблюдающий за проделками детей.

Люмин Скай зажмурилась, проклиная всё на свете.

Шэдоу Блэйз принял свёрток, не выказывая особого интереса, и без церемоний поставил его на стол.

— Ставлю оружейные кристаллы, — объявил он, словно речь шла о паре ничем не примечательных медяков.

Зони разразилась громким, откровенно насмешливым смехом:

— Неужели действительно ещё надеешься отыграться, жеребец?

Второй единорог, лишь хмыкнул, задумчиво разглядывая кристаллы.

— Мог бы и телекинезом их взять, — заметил он.

Шэдоу Блэйз чуть приподнял бровь, переводя взгляд на Люмин. Она всё ещё стояла рядом, не решаясь даже сглотнуть.

— Просто захотел ещё раз увидеть её лицо, — лениво ответил он.

Зони, явно довольная происходящим, ухмыльнулась и скользнула цепким, оценивающим взглядом по Люмин, задержавшись на сколе на её боку.

— И что ты в ней нашёл? — с интересом протянула она, ухватившись за повреждённый участок. — К тому же она попорченная. Ты же мог найти кого-нибудь получше… или она действительно так хороша?

Люмин Скай сжалась.

— Может, поставишь её? — продолжила гибрид, словно между делом.

Кристальная пони едва не задохнулась от смеси ужаса и возмущения, но Шэдоу Блэйз даже не удостоил это предложение взглядом — лишь коротко помотал головой.

— Она не для игры.

Зони фыркнула, но не отступила:

— Тогда хотя бы сдай её в аренду? — продолжила она, провоцирующе улыбаясь. — Скажем, в обмен на всё, что ты уже успел проиграть. У меня, знаешь ли, никогда раньше не было кристальной пони.

Она облизывала губы, смакуя каждое слово, явно наслаждаясь реакцией своей жертвы.

Люмин почувствовала, как её передние ноги дрожат.

Единорог в мантии лишь устало проворчал:

— Вы двое, хватит пугать невинное дитя.

Он посмотрел на Люмин и доброжелательно улыбнулся, словно старый друг, которому можно довериться.

— Райзер, — представился он, будто это могло хоть немного её успокоить.

Затем, снова переведя взгляд на Шэдоу Блэйза, добавил:

— Зря ты таскаешь её с собой. Вряд ли ей будет безопасно тут. Пока ты с ней — ты ещё можешь её защитить, но если с тобой что-то случится…

Шэдоу Блэйз, казалось, даже не слушал. Он лишь слегка потянулся в кресле, растягивая спину, затем, небрежным движением телекинеза, кинул очередную карту на стол.

— Отправить её одну на юг — не сильно безопаснее, — произнёс он, всё ещё сосредоточенно разглядывая свою колоду.

Зони расхохоталась, запрокинув голову, и с ленивой усмешкой взглянула на Люмин Скай.

— Ты знаешь, девочка, тебе очень повезло с хозяином.

Она чуть склонила голову набок, словно разглядывая экзотический артефакт.

— А может, и наоборот. Он на самом деле тот ещё социопат, даже если вначале кажется милым, — добавила она со смехом. — Чтобы проявить его истинную натуру, пробившись через фатализм и абсолютное безразличие ко всему… его всего лишь нужно немного всковырнуть.

Её взгляд скользнул по Люмин Скай медленно, оценивающе, с каким-то жгучим, почти голодным интересом.

Кристальная пони невольно вжалась в себя, ощущая, как холод пробирается под её шерсть.

Шэдоу Блэйз лишь скучающе покачал головой.

— Не слушай эту безумную помесь полосатых и мохнатых, — произнёс он, даже не удосужившись поднять взгляд от карт.

Зони склонилась ближе к нему, её глаза сверкнули.

— О, так ты всё-таки признал, что я безумная? — лукаво протянула она.

— Я признал, что ты помесь, — без тени эмоций отозвался Шэдоу Блэйз.

Райзер, до этого молча изучавший свои карты, хмыкнул, как старик, слышащий давно знакомый спор.

— На самом деле, девочка, тебе и впрямь повезло, что он взял тебя под защиту, — проговорил он, переворачивая очередную карту.

Люмин Скай напряглась, услышав это утверждение.

— Что, настолько всё плохо? — пробормотала она, стараясь скрыть тревогу за маской равнодушия.

Единорог бросил на неё долгий, спокойный взгляд.

— Держись к нему поближе, — посоветовал он. — Он — единственное, что стоит между тобой и жадными до всего плохого солдатами.

Люмин Скай сглотнула, ощущая, как внутри неё нарастает липкий страх.

Зони широко улыбнулась.

— Райзер как всегда сглаживает углы, — лениво заметила она. — Ты же понимаешь, кристальная, что вся эта защита не бесплатная?

Шэдоу Блэйз поморщился, но промолчал.

Люмин глубоко вдохнула, вбирая в лёгкие горький привкус табака. Горло сжалось, но это ощущение отвлекало, помогало собрать мысли. Она запила таблетку глотком воды, чувствуя, как вязкая тьма в сознании начинает рассеиваться, выпуская её из удушающих объятий.

Она колебалась, прежде чем задать вопрос, но всё же решилась.

— Шэдоу… а почему ты так не любишь фестралов?

Мгновение тишины, и вдруг раздался глухой, короткий смех. Он был не весёлым, не раздражённым, а скорее… уставшим. Шэдоу Блэйз тихо вздохнул, не спеша отвечать.

Зони тут же подхватила:

— А у тебя самой какие идеи, кристальная? Может, кожекрылые жеребцы у него первую любовь увели? Или, скажем, гоняли его, когда он был маленьким?

Она ухмыльнулась, глядя на Шэдоу искоса.

Райзер же, не отвлекаясь от своих карт, лениво произнёс:

— Всё куда проще. Его нелюбовь к ним — всего лишь старая, добрая, чёрная зависть.

Он сделал акцент на последнем слове, бросив в сторону Шэдоу Блэйза короткий, знающий взгляд.

— Хоть он и отказывается это признавать, — добавил единорог, ухмыляясь.

Шэдоу лишь хмыкнул, но голос его был ровным:

— Я это не признаю, потому что это неправда.

Зони усмехнулась, склонив голову набок.

— О, конечно-конечно. Просто бедному, не обласканному ночью единорогу очень не нравится, что фестралы всегда были первыми в рядах приближённых императрицы, — её голос сделался тягучим, почти мурлыкающим. — Да и вообще, если подумать… если бы не они, всего этого бы не случилось.

Она сделала широкий жест копытом, словно обводя невидимый пейзаж — весь этот лагерь, всю эту войну, их текущее положение.

Люмин Скай почувствовала, как в груди что-то сжалось. Она не могла сказать, что ей нравилось, куда повернул этот разговор, но она не могла и остановиться.

— А как ты вообще оказался в рядах её слуг? — тихо спросила она.

На этот раз ответил Райзер. Он поднял глаза от своих карт, посмотрел прямо на неё и с лёгкой улыбкой произнёс:

— Он — один из тех, кому хватило решимости и верности откликнуться на зов. Один из тех, кто пошёл за своими снами…

Люмин нахмурилась.

— Это звучит слишком размыто.

Шэдоу Блэйз наконец оторвался от карт и бросил на неё взгляд — спокойный, но с лёгким оттенком упрёка. Он медленно вздохнул, словно решая, стоит ли говорить что-то ещё. Но затем просто сказал:

— Иди, разведи костёр. Скоро я к тебе присоединюсь.

Его голос был ровным, но настойчивым.

Люмин почувствовала, как у неё пересохло во рту. Она нервно кивнула, не решаясь спорить.

Люмин Скай глубоко вздохнула, чувствуя, как холодный воздух обжигает горло. Морозный ветер пробежался по её гриве, пробираясь под чужой плащ, которым она всё ещё была укутана.

Она начала вяло собирать поленья, поднимая их копытами одно за другим, но что-то вдруг заставило её замереть.

На фоне снега, привязанный к деревянному столбу, как скот, сидел кристальный пони. Его кожа была в грязи и засохшей крови, ухо рвано, а один глаз заплыл. Он выглядел измождённым, но даже в таком состоянии в нём чувствовалась сила – или, скорее, отчаянная злоба.

Люмин невольно замерла. Она не видела других кристальных пони уже… сколько? Кажется, вечность. Сердце на миг сжалось, а затем, набравшись храбрости, она осторожно сделала шаг вперёд.

— Откуда ты? — тихо спросила она, едва слышно, словно сама не верила, что произносит эти слова.

На секунду взгляд пони прояснился. Глаза, мутные от боли, наконец сфокусировались на ней. И тут же в них вспыхнуло пламя.

— Сука...

Слово, сказанное сдавленным, но полным ненависти голосом, обожгло её сильнее, чем ледяной ветер.

Люмин отшатнулась.

— Что?..

— Они пришли на нашу землю… — его голос был хриплым, дрожащим, но полным ярости. — Чтобы поработить нас… Снова... чтобы убивать, сжигать, насиловать…

Каждое слово вонзалось в неё, как осколки льда. Она сделала шаг назад, но он продолжил:

— А ты… ты так легко и непринужденно сменила сторону. Уже даже носишь их одежду.

Люмин Скай замерла, медленно опустив взгляд.

На ней всё ещё висел плащ плаще единорога– тёмная ткань с символом полумесяца на груди.

— Я… я не хотела… — начала она, но её голос дрогнул.

Он рассмеялся. Горько, с болью, с презрением.

— Не хотела? — он сплюнул кровь на снег. — А те твари, пока били меня, так увлечённо обсуждали "кристальную кобылу их капитана", которая сидит у них на шее.

Люмин задрожала.

— Какого это… — он прищурился, в голосе прозвучала ледяная насмешка, — спать с тем, кто убивает твоих собратьев?

— Нет! — вырвалось у неё.

Но он уже рванулся вперёд. Верёвки натянулись, но не остановили его. Он рухнул на неё, повалив в снег.

Люмин вскрикнула, когда его копыта, дрожащие от ярости, врезались в неё. Первый удар, потом ещё один. Он бил её рвано, неумело, но с полной силой отчаяния и ненависти.

— Предательница!

Она чувствовала, как тёмная пелена накрывает её, как что-то внутри сжимается от ужаса и стыда.

И вдруг вспышка.

Громкий хлопок магии пронёсся над поляной. Люмин услышала, как пони вскрикнул, и тут же его тело отбросило обратно к столбу.

Она лежала на земле, тяжело дыша, а в воздухе ещё витал запах обожжённого воздуха и магической энергии.

— Это моя вина.

Голос, знакомый и бесстрастный, прозвучал неожиданно мягко. Люмин вздрогнула, всё ещё лежа на снегу, тяжело дыша, сердце бешено колотилось.

Телекинетическое поле подхватило её, осторожно подняв на дрожащие копыта. Шэдоу Блэйз медленно приблизился, его плащ развевался на ледяном ветру. Он не проявлял ни тени раздражения, ни намёка на злорадство.

Люмин всхлипнула, слёзы, смешанные со снегом, стекали по её щекам. И тогда он, без единого слова, аккуратно отряхнул её гриву, убирая спутанные пряди с её лица.

Она не выдержала. Её тело содрогнулось, когда она уткнулась в его плечо, рыдая от страха, боли и разрывающего её изнутри стыда.

Шэдоу наклонился к её уху, его голос был тёплым, но с той самой опасной хищной ноткой:

— Ты сделала выбор. Теперь его нужно закрепить.

Люмин вздрогнула, ещё не отпустив его, но уже насторожившись.

— Ч-что ты имеешь в виду?..

Он медленно отстранился, глядя прямо в её затуманенные слезами глаза.

— Кобылы редко сражаются, — начал он спокойно. — Хотя у нас хватает и исключений. Но… тебе нужно уметь позаботиться о себе в моё отсутствие.

Люмин вскинула голову, напряжение в ней нарастало.

— Что имеешь ввиду?..

Шэдоу вздохнул.

— Ты хочешь продолжать получать таблетки?

Мир сжался до этой одной, единственной фразы.

Она почувствовала, как дыхание перехватило, как в груди всё оборвалось.

Шантаж.

Холодный, коварный, предательский шантаж.

Он медленно вынул что-то из-под плаща.

Продолговатое. Холодное. Деревянное.

Люмин непонимающе опустила взгляд.

— Это стандартная винтовка "Лаванда", — спокойно пояснил он, переложив оружие в своё магическое поле. — Отлитая на заводах Мейнхеттена.

Щелчок.

Шэдоу передёрнул затвор, показывая, как её заряжать.

Люмин сглотнула, панически отступая.

— Зачем… зачем мне это?!

Он вздохнул. Медленно, глубоко, словно заранее готовился к этой реакции.

— Потому что ты должна забрать жизнь того, кто хотел забрать твою.

Он кивнул в сторону.

Она знала, куда он указывает.

Кристальный пони. Всё ещё привязанный к столбу. Всё ещё тяжело дышащий. Всё ещё горящий ненавистью.

Он не кричал. Не молил. Лишь тихо ругался себе под нос.

Люмин снова перевела взгляд на винтовку.

Почувствовала, как голова закружилась от холода

Почувствовала, как голова закружилась от холода, страха и новой, страшной реальности, которую она не могла принять.

— Зачем…? — рыдала кристальная пони задыхаясь, застывшая в этой снежной пустоте, которая вдруг сжалась вокруг неё холодными стенами. — Почему ты заставляешь меня это делать?!

Она пыталась отстраниться, но телекинетическое поле схватило её копыта, заставив взять винтовку. Дерево приклада было шершавым, обжигающе холодным.

Шэдоу не ответил сразу. Он стоял рядом, невозмутимый, чужой, непоколебимый, как статуя.

— Во-первых, — спокойно сказал он. — Если тебе когда-нибудь снова придётся забрать жизнь, ты уже не будешь колебаться.

Люмин задохнулась от ужаса, глаза её расширились.

— А во-вторых…

Шэдоу подошёл ближе, настолько, что она чувствовала его дыхание. Наклонился, глядя прямо в её глаза, в самую глубину её души.

— Ты любишь меня?

Она замерла.

Мир исчез.

Голова закружилась, слёзы жгли её глаза.

— Я… я… — она не смогла сказать ничего внятного, лишь бессвязное, отчаянное лепетание.

Шэдоу молча склонился к ней и поцеловал.

Его губы были тёплыми, мягкими.

На секунду всё исчезло: холод, снег, страх, боль.

Но затем он отстранился, и реальность обрушилась на неё с новой силой.

— Всё в порядке, — сказал он тихо. — Но после этого… ничего подобного уже не будет.

Он снова взглянул ей в глаза.

— Я делаю всё, чтобы оградить тебя от плохих вещей. Но если со мной что-то случится, это поможет тебе выжить.

Люмин медленно покачала головой, дрожа так сильно, что винтовка чуть не выскользнула из её копыт.

— Я понимаю, — продолжал он. — Я понимаю, насколько это тяжело. Насколько это неправильно. Лишить жизни пони… ещё и своего собрата…

Его голос стал ниже, тише, почти нежным.

— Но выбора нет.

Люмин содрогнулась.

— Чудовище… — прошептала она, слёзы катились по её лицу. — Ты чудовище… Ты монстр…

Она всхлипывала, ломалась, падала в бездну отчаяния.

— Ты просто хочешь запачкать мои копыта кровью!

Шэдоу не ответил.

Он лишь аккуратно, без лишних эмоций, направил её копыта, держащие винтовку, на пленника.

Кристальный пони, привязанный к столбу, смотрел прямо в дуло.

Он не дрожал. Не молил.

Лишь сплюнул на снег алую кровь.

Люмин всхлипнула, захлебываясь воздухом. Она металась, билась, её сердце колотилось так быстро, что казалось, вот-вот разорвётся.

— Не надо… — её голос срывался на крик. — Прошу…

Шэдоу наклонился к её уху и прошептал:

— Задержи дыхание.

Она застонала, умоляюще.

— Сконцентрируй всё напряжение в торсе.

Её тело ослабело, но его копыта жёстко держали её.

— И плавно…

Слово растянулось, тянулось вечностью.

— Жми на курок.

Она закричала, умоляла, всхлипывала, но его копыта уже легли поверх её.

Они нажали.

Выстрел оглушил лагерь.

Люмин разжала копыта, винтовка выпала в снег.

Она закрыла лицо и рухнула на колени.

Истерика сотрясала её, сдавливала, выдавливала из неё последние крохи реальности.

Рядом опустился единорог.

Он лёг в снег возле неё и молча обнял.

Гладил её по голове.

— Я всё понимаю… — прошептал он.

Она захлебнулась от рыданий.

— Ненавижу тебя…

Шэдоу закрыл глаза.

— Знаю.

Пытка

Люмин дрожала на полу, её дыхание сбивалось, покрытые инеем ресницы дрожали, а морозный воздух жёг лёгкие. Комнату заполняла тишина, нарушаемая лишь её редкими, сдержанными всхлипами, пока где-то снаружи завывал ветер, пробиваясь сквозь разбитые ставни.

И вдруг — глухой, тяжёлый шаг на пороге.

Она вздрогнула, словно от удара.

В дверях показалась тёмная фигура, окутанная клубами ледяного воздуха. В полутьме её взгляд выхватил очертания высокого, крепкого силуэта. Он шатался, с трудом переставляя копыта, оставляя за собой багровые следы на ослепительно белом снегу, что занёс пол дома.

Тот, кого она так боялась увидеть.

Единорог, с головы до копыт забрызганный кровью, сжимавший в ауре меч. Его дыхание было рваным, прерывистым, он с трудом держался на ногах, но взгляд… Он был пустым, как зимнее небо, без единого луча света.

Люмин инстинктивно попятилась, но стены не давали отступать дальше. Губы её задрожали, сердце билось так громко, что, казалось, даже он мог его слышать.

— Шэдоу? — выдохнула она, словно надеясь, что ошиблась. — Шэдоу Блэйз?..

Он шагнул вперёд, тяжело, будто тело его превратилось в камень. Её дрожь усилилась.

Единорог посмотрел на неё, на её съёжившуюся фигуру, на испуг в глазах, на следы слёз, затаившиеся на тёмной шерсти.

— Не лежи на полу… — прохрипел он, голосом охрипшим, словно перемолотым осколками битого стекла. — Простудишься…

Её грудь сжалась от чего-то между страхом и жалостью. Она хотела ответить, но голос предал её. А он уже отвернулся, двинулся дальше, оставляя за собой размазанные кровавые следы.

Он даже не снял доспехи, не сбросил пропитанную кровью накидку, не убрал меч в ножны. Просто дошёл до спальни и, едва добравшись до кровати, рухнул в неё, как раненый зверь, не имеющий больше сил.

Глухой стук—нечто упало с его стороны кровати. Люмин осторожно подошла ближе, заглянула…

Очередная коробка таблеток.

Её сердце сжалось.

Она молча подняла их, словно касаясь чего-то запретного. Веки её дрогнули, когда она, не задумываясь, высыпала несколько пилюль на дрожащее копыто и жадно проглотила их, надеясь… надеясь, что они принесут забвение.

— Люмин…

Она замерла.

Приглушённый, хрипящий голос.

— Люмин Скай…

Она неуверенно шагнула ближе, ноги подкашивались, но она не могла не подойти. Он лежал на спине, его дыхание было тяжёлым, разорванным, но взгляд—он искал её.

Когда она приблизилась, он протянул к ней копыто.

Она знала, что будет дальше.

Тёмное нутро её души сжималось в панике, но тело подчинилось—она медленно легла рядом, всё ещё дрожа.

Его копыта сомкнулись на ней, небрежно, порывисто, но крепко, словно он пытался удержаться за реальность.

— Люмин…

Она зажмурилась, подавляя рыдания, скрывая дрожь.

Снаружи выл ветер, заметая следы в снегу.

Солнечный свет пробивался сквозь занавески, мягко скользя по полу и застывших в утренней тишине стенах. Тёплое золото утра коснулось её лица, заставляя зажмуриться и тихо вздохнуть. Медленно, нехотя, Люмин открыла глаза.

Комната встретила её непривычной пустотой.

Она чувствовала это ещё до того, как окончательно проснулась: холод простыней рядом, отсутствие тяжести, больше не прижимающей её к себе. Пустота, оставленная им, ощущалась физически.

Она лежала одна.

На мгновение что-то неприятное сжалось внутри, но она быстро отогнала это чувство. Осторожно приподнявшись, она провела копытом по растрёпанным волосам, задержала дыхание, пытаясь унять охватившее её странное беспокойство, и, едва слышно ступая, направилась в сторону кухни.

Но её шаги прервал посторонний звук.

Глухой, надтреснутый кашель.

Люмин вздрогнула, замерев в дверном проёме.

Он уже был там.

Сидел, закинув копыта на старый, скрипучий стол, лениво потягивая кофе из потрескавшейся кружки. Алые пряди спутанных волос падали на его лицо, в зелёных глазах застыла вялость и лёгкое раздражение утреннего времени. Он медленно перевёл на неё взгляд, чуть приподняв одну бровь—выражение, почти насмешливое, совершенно не похожее на того кто прошлой ночью ввалился в этот дом, оставляя за собой багровые следы.

Он кивнул на свободный стул, жестом приглашая её присесть.

— Ты неплохо привела этот дом в порядок, — лениво бросил он, отставляя кружку. — Даже жаль, что скоро придётся его покинуть.

Люмин села напротив, машинально потянулась к еде, но её копыта перебирали пищу скорее по инерции.

— Как ты вообще так живёшь? — наконец спросила она, не поднимая взгляда.

Шэдоу Блэйз усмехнулся, едва заметно пожав плечами.

— Откровенно говоря, порой и сам не понимаю, — проговорил он с ленивой задумчивостью, чуть качнув кружку. — Но, знаешь… когда жизнь настолько насыщенна, в какой-то момент понимаешь, что тебе нужна кобыла. Стресса многовато.

Люмин молча сделала глоток чая, обдумывая его слова.

— Ты считаешь себя злодеем?

Он удивлённо вскинул брови, словно вопрос показался ему нелепым.

— А с чего бы?

— Ну… — она на мгновение запнулась. — Ты взял меня силой. Заставляешь жить с тобой. Регулярно пичкаешь таблетками.

Шэдоу фыркнул, равнодушно махнув копытом.

— А ещё я лишаю жизни тех, кто хочет лишить меня. Служу той, кому когда-то поклялся в верности. И?

Люмин сжала губы, опустив взгляд в чашку.

— Ты говоришь так, словно это что-то хорошее.

Он снова усмехнулся.

— А твои благородные правители сильно лучше? Те, кто не дал тебе нормального, пусть и дорогого лечения, а просто подсадил на эти таблетки?

Она вздрогнула, но промолчала.

— Или твоё прошлое, — продолжил он, равнодушно потягивая кофе. — Ты сказала, что у тебя нет семьи. А так ли это? Может, просто никто не захотел разбираться? Может, тебя просто отправили куда подальше, оставив доживать свои дни в одиночестве, борясь со своими травмами? Это, по-твоему, лучше?

Люмин приподняла бровь и сделала ещё один глоток чая, будто раздумывая, стоит ли вообще продолжать этот разговор.

— Ты просто всё переворачиваешь, — заметила она будничным тоном, словно обсуждала погоду.

Шэдоу чуть усмехнулся, откинувшись на спинку стула.

— Я? — он с интересом взглянул на неё. — О нет, Люмин, если бы я хотел перевернуть, тебе бы и слова не удалось вставить.

Она лишь качнула головой, не спеша отламывая кусочек хлеба.

— Если хочешь оправдать себя, можно просто сказать: «Мне так удобнее». Гораздо быстрее.

Он коротко хмыкнул, словно оценивая сказанное.

— И скучнее.

— Зато честно.

Шэдоу на мгновение задумался, крутя в копыте свою кружку, но в итоге лишь безразлично пожал плечами.

— Допустим.

Люмин ничего не ответила, спокойно продолжая завтрак. На самом деле, она уже почти не задумывалась над его словами. Просто говорила, поддерживая разговор, но не более. Она даже не была уверена, что он сам воспринимает это всерьёз.

Тепло утра, запах кофе и лёгкий гул тишины делали эту беседу простой, почти привычной. Будто так и должно было быть.

— Кто мы друг другу?

Люмин задала вопрос неожиданно спокойно, просто поставив кружку на стол и глядя на него поверх её края.

Шэдоу поднял взгляд от своей тарелки, явно не сразу осознавая смысл.

— В смысле?

— Ну, вообще, что должно быть дальше? — уточнила она, чуть пожав плечами. — Ты просто будешь таскать меня за собой вечно? Заставлять жить с тобой и… удовлетворять твои потребности?

Шэдоу, похоже, всерьёз задумался. Не спеша допил кофе, поставил чашку обратно на стол и протянул копыто, лениво водя им по деревянной поверхности.

— По возвращению в Лунную империю, — произнёс он, словно взвешивая каждое слово, — я собирался вложить деньги в твоё лечение. Высококлассное.

Люмин усмехнулась, покачав головой.

— Не верю, — сказала она почти с насмешкой. — Зависимость слишком удобный инструмент, чтобы просто так от него избавиться.

Шэдоу лишь хмыкнул.

— Ты и так буквально закреплена за мной. Отсутствие зависимости не изменит характер наших отношений. Но зато тебе станет легче.

Люмин задумчиво посмотрела на него, чуть склонив голову.

— А какой у нас вообще характер отношений?

Шэдоу снова на мгновение задумался, прежде чем пожать плечами.

— Всё довольно просто. Ты — моя кобыла.

Люмин тихо фыркнула, покрутив в копыте ложку.

— Слабо представляю, как эти "отношения" будут выглядеть через десятки лет.

Шэдоу рассмеялся.

— Я и не рассчитываю столько прожить.

Она лишь покачала головой, а он, всё ещё с усмешкой, добавил:

— Да и спас я тебя, во многом потому, что не хотел девственником умирать.

Люмин вскинула бровь.

— Как ты вообще до такого дошёл? Ты не похож на того, у кого могут быть проблемы с противоположным полом, или кто придерживается каких-то строгих принципов.

Шэдоу вдруг перестал улыбаться. В его взгляде промелькнула что-то тёмное, что-то напряжённое, но он быстро взял себя в копыто.

— Ты вообще ничего не знаешь о моих принципах, — холодно отозвался он. — Как и о том, каким я был до того, как Луна снова стала Найтмер Мун.

Люмин не стала уточнять, но отметила, как едва заметно напряглась его челюсть, как глаза вспыхнули раздражением, прежде чем он снова расслабился.

Откинувшись на спинку стула, он подхватил хлеб и телекинезом начал неторопливо намазывать масло.

— Скажи, ты веришь в предназначение? — спросил он вдруг. — Или, может быть, в судьбу?

— Всё ведь довольно просто, — Люмин сделала глоток чая, словно подтверждая собственные слова. — Кобыла взрослеет, встречает того, кого любит, он строит дом, она рожает ему жеребят… И доживают они вместе до конца своих дней, в счастье и согласии.

Шэдоу усмехнулся, чуть качнув головой.

— Ты, как и все кристальные пони, культурно и морально застряла в тех временах, когда всё действительно было просто.

Он потянулся за хлебом, не сводя с неё насмешливого взгляда.

— А могла бы ты представить себе, что живёшь всю жизнь, так и не породив потомства?

Люмин удивлённо моргнула.

— Я вообще не понимаю, о чём ты, — сказала она, слегка нахмурившись. — Как это — прожить жизнь без детей?

Шэдоу фыркнул, поднося к губам кусок хлеба с маслом.

— А вот я, например, именно так свою жизнь и планирую провести.

Люмин смотрела на него так, будто он сказал что-то не просто странное, а прямо-таки неестественное.

— Как… Как такое возможно?

Он ухмыльнулся и кивнул в её сторону.

— Просто взгляни на меня. Кто угодно, но только не отец.

Он сделал паузу, словно смакуя её ошарашенное выражение лица, и продолжил:

— Да и вообще, из военных преступников родители, наверное, так себе выходят.

Люмин не знала, что сказать. В её мире такое просто не укладывалось в голове. Жеребята были не просто естественной частью жизни — они были её смыслом, её неотъемлемым продолжением.

Шэдоу же, казалось, находил её шок почти забавным.

— Как я уже говорил, в Лунной Империи семей в привычном понимании нет. Императрица всё упростила. Может, считала, что привязанности и постоянные партнёры только вредят и делают слабее, — он наклонил голову, словно раздумывая, — а может, просто из чувства аморальности и бунтарства.

Люмин тяжело вздохнула.

— Это неправильно.

Шэдоу поднял на неё глаза и хмыкнул.

— Мы оба неправильные. Чего уж там. Ты, например, в том состоянии, в котором я тебя нашёл, едва ли смогла бы завести семью.

Она отвела взгляд, чувствуя, как внутри разливается неприятное чувство, смесь раздражения и… горечи?

— То, что ты говоришь, просто омерзительно.

Шэдоу лишь ухмыльнулся, вертя в копыте чашку с кофе.

— У северян есть одна старая легенда, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Говорят, солнце и луна любили друг друга так искренне, что готовы были сгореть ради одной-единственной встречи. Но их судьба была неумолима — одно должно было сиять днём, другое — ночью. Они никогда не могли быть вместе.

Люмин приподняла бровь, недоумевая, к чему он клонит.

— Но однажды, — продолжил он, не обращая внимания на её скепсис, — звёзды сжалились над их трагедией и дали им возможность встретиться, хотя бы раз в году. Так появилось затмение.

Она слабо качнула головой, не понимая, зачем он это рассказывает.

— И к чему всё это?

Шэдоу ухмыльнулся и взглянул на неё чуть иначе — задумчиво, почти печально.

— К тому, что в ночь, когда Найтмер вернулась… на небе было идеальное лунное затмение.

В его голосе не было ни привычного ехидства, ни холодной самоуверенности. Только усталая констатация.

— И глядя на него, — продолжил он, опуская взгляд, — я впервые по-настоящему осознал свою судьбу и предназначение.

Он сделал паузу, будто подбирая слова.

— Тот Шэдоу Блэйз, что был до меня, мёртв.

Люмин напряглась.

— Это была другая личность, — сказал он, глядя в свою чашку. — Не имеющая со мной ничего общего.

Она сглотнула, но молчала, а он говорил дальше:

— Старый Шэдоу Блэйз не был слугой ночи. Он не причинял боли другим. И уж точно, — он поднял взгляд, — последнее, чего бы он хотел, это издеваться над незнакомой кобылой, которая просто ему приглянулась.

В груди вдруг неприятно сжалось. Люмин встала из-за стола, чувствуя, как воздух в комнате стал тяжелее. Она не знала, что именно в его словах так на неё подействовало, но всё внутри протестовало против того, что она сейчас услышала.

Секунда — и мягкое, но настойчивое телекинетическое поле притянуло её обратно. Она дёрнулась, но сопротивляться было бесполезно.

Шэдоу медленно провёл копытом по её щеке, его касание было пугающе осторожным.

— Но и ты, Люмин, — его голос опустился до приглушённого шёпота, — не та кобыла, которой была до того, как оказалась искалечена королём.

Её дыхание перехватило.

— Это было твоё затмение, — он наклонился ближе, обдавая её тёплым, но почему-то ледяным дыханием. — Из которого родилась совершенно другая личность.

Его губы почти касались её уха.

— Люмин Скай умерла в объятиях чудовища.

Она сжалась, плотно зажмурив глаза, а он продолжал шептать:

— Ты — Сломанная. Так же, как и я уже давным-давно не Шэдоу Блэйз.

Грудь сдавило болью, но не физической — глубокой, тянущей, будто что-то внутри неё рвалось и крошилось.

— Кто же я тогда? — тихо спросил он.

Она дрожащими губами выдавила:

— Ты… просто проклятое чудовище.

Шэдоу усмехнулся.

— Верно.

Он поднялся, легко потянув её за собой. Не рывком, не грубо, но так, что отказаться или сопротивляться было невозможно.

— Я, действительно Проклятый.

Люмин сглотнула, но его магия не ослабевала.

— Пойдём.

Он повёл её в соседнюю комнату, и дверь мягко закрылась за ними.

На холодном деревянном полу, среди спутанной соломы, валялись металлические поводья с уздечкой. Лунный свет, пробиваясь сквозь редкие щели в стенах, мягко отражался в их потемневшей от времени стали. В воздухе висел запах пыли, старого дерева и едва уловимый, тягучий аромат тревоги.

Шэдоу склонился над Люмин, легкий поцелуй коснулся ее лба.

— Чтобы исцелиться… тебе нужно пройти сквозь кошмар, — его голос был глухим, тяжелым, как если бы он нес на себе вес всех ее страхов. — Ты должна принять его.

Она почувствовала, как по кристальной коже пробежал дрожащий пот. Рука привычно потянулась к коробке с таблетками, но его копыто мягко, но твердо остановило ее.

— Не в этот раз, — тихо сказал он. — Сейчас ты должна встретиться с ним лицом к лицу. Должна увидеть, как умерла Люмин Скай.

В горле пересохло. Холод, казалось, поднимался откуда-то изнутри, заполняя ее легкие.

Он приблизился, наклонился к самому уху:

— Покажи мне. Покажи, что с тобой делал Сомбра.

В ней все сжалось, но послушание оказалось сильнее ужаса. Глухо сглотнув, она медленно наклонилась к уздечке, замершей на полу. Холод металла обжег губы, когда она с дрожью надела ее на себя, а затем, приглушенно выдохнув, опустилась ниже, вытягивая передние ноги и покорно приподнимая круп.

Шэдоу глубоко вздохнул, позволяя моменту застыть, прежде чем опустился ближе, касаясь губами ее щеки.

— Больно не будет, — обещал он.

Тепло его дыхания окутало ее кожу, копыта легко, почти неощутимо, провели по напряженному телу, заставляя его расслабиться. Вздрогнув, Люмин вцепилась в солому, ощущая, как мягкое давление губ, двигающихся по крупу, задевая все влажные складки, пробираются сквозь слои страха, растворяя его в чем-то глубоком, пугающем, но сладком.

Глухой, сдержанный звук сорвался с ее губ, заглушенный уздечкой. Телекинез крепко, но бережно удерживал ее, позволяя ощущению растекаться по телу, убаюкивая тревогу, убеждая, что она в безопасности.

Несмотря на его ласки, несмотря на старания, направленные на то, чтобы убаюкать ее тревогу, тепло в его прикосновениях, её ломка разрасталась. Она чувствовала, как разум покрывает тяжелая, липкая пелена, как будто густой туман опускался на сознание, закрывая реальность.

Она пыталась зацепиться за настоящее — за ощущения, за его дыхание, за прикосновения, но с каждым мгновением её тянуло в бездну. Когда он скользнул глубже, проникая внутрь, её тело ответило естественной дрожью удовольствия, но разум уже был на грани. Первый толчок заставил её вздрогнуть, потянул за собой электрический разряд наслаждения, но вместе с ним пришло и нечто иное — призрак старого ужаса, застывший в глубинах памяти.

На втором толчке мир перед глазами начал рассыпаться. Комната потемнела, пол ушел из-под копыт, и в затылке вспыхнула острая боль. Она чувствовала, как слюна стекает по губам, забивая дыхание, а собственный голос, искаженный уздечкой, срывался в умоляющие стоны:

— Дай мне... лекарства...

Горячее дыхание у самого уха, но чьё оно? Шэдоу? Или... он?

Третий толчок... и она уже не здесь.

Темный зал, холодные стены дворца. На её боку нет ещё скола, кожа цельная, но внутри всё разламывается. Она кричит, вопит, бьется в оковах, которые впиваются в конечности, не давая ни малейшего шанса сбежать. Уздечка заглушает голос, превращая её крик в глухое, жалкое сдавленное всхлипывание. Перед ней — черный силуэт. Алые глаза горят, как угли, полные хищного восторга.

— Ты ничто, — смеется он. — Ещё одна игрушка... мясо.

Она чувствует, как он приближается, как он грубо проникает в неё, как бьёт в процессе, оставляя рваные трещины на поверхности её кожи. Чувствует, как его горячее дыхание скользит по её шее, как холодный металл касается живота. Она знает, что будет дальше. Она прожила этот кошмар тысячу раз.

— Пожалуйста... нет...

Снова и снова.

Боль.

Стыд.

Крик.

Тьма. Новое увечье.

И вдруг — что-то тёплое касается её лба.

Она судорожно вырывается из бездны, всхлипывая, вырываясь из плена кошмара. Уздечка торопливо исчезает, падает в солому, её губы освобождены, но желудок вздрагивает судорожной волной, и в следующее мгновение всё нутро выворачивает наружу. Её тело содрогается от рыданий, горло сжимается, солёные слёзы текут по щекам, скапливаясь на холодном полу.

Кто-то сжимает её в объятиях.

Крепко. Осторожно.

Копыта удерживают, не давая снова провалиться в бездну.

Она задыхается, судорожно вжимается в тепло, как утопающий хватается за спасительную руку.

— Ты здесь, — тихий голос, пронзенный болью.

— Ты в безопасности.

— Ты больше не там.

— Не трогай меня...

Она захлебывалась собственными рыданиями, согнувшись, словно раненое животное, судорожно втягивая в себя воздух и жмурясь от малейшего движения. Грудь судорожно вздымалась, а из пересохшего горла вырывались болезненные всхлипы, больше похожие на задыхающиеся стоны.

И тогда — тёплые губы.

На мгновение мир растворился. Глухо бьющийся ужас, ржавыми гвоздями впившийся в сознание, будто отшатнулся от этого чужого, неожиданного тепла. Она даже не сразу поняла, что это поцелуй.

Губы мягко сомкнулись на её, а что-то холодное и скользкое проскользнуло в горло. Таблетка. Она почувствовала, как оболочка растворяется, как мгновенно затупляется боль, а мысли, которые секунду назад гремели по черепу, словно раскалённые камни, начинают растворяться в зыбкой, вязкой тишине.

Она снова здесь.

Всё ещё в той же комнате. Всё ещё на полу.

Тёплая, липкая влага покрывала её кожу, отчего хотелось забиться в угол и содрать её копытами. Рядом разливалась зловонная лужа, размывая на деревянных досках очертания недавнего кошмара.

Шэдоу Блэйз был рядом.

Он осторожно обнимал её, словно боялся, что она разобьётся в его копытах. Его голос был тихим, дрожащим, в нём больше не было той стальной уверенности, с которой он говорил раньше.

— Прости меня... — слова обжигали, как раскалённые угли, с трудом срываясь с его языка. — Я... Я даже не представлял... насколько велика твоя травма. Я всего лишь хотел помочь...

Она что-то бубнила в ответ, но даже сама не понимала что. Голос был слабым, безжизненным, словно выброшенные на берег водоросли.

— Я не буду так больше делать, — он наклонился ближе, пряча лицо в её спутанных волосах. — Не буду. Я повёл себя как последний ублюдок...

Она дёрнулась.

Не от страха. От усталости.

Как будто слова уже ничего не значили.

Шэдоу крепче прижал её к себе, позволяя слезам впитываться в свою шерсть.

— Я не могу требовать от тебя того же, что и от себя, — его голос дрожал. — Я вообще не могу от тебя ничего требовать.

Она продолжала плакать. Сначала тихо, потом с новой силой, и он не стал больше ничего говорить. Просто провёл копытом по её спутанным волосам, убирая выбившиеся пряди с её лба.

А потом, не задумываясь, поднял её в телекинез.

Тёплый магический свет обвил её тело, мягко подхватывая, как хрупкую фарфоровую статуэтку. Она была лёгкой. Слишком лёгкой. Как призрак. Он отнёс её в спальню, осторожно уложил на кровать, накинул одеяло, позволив ему мягко укутать её дрожащее тело.

— Не думай о работе в ближайшие дни, — его голос был твёрдым. — Отдохни. Если нужно, я пошлю одного из своих головорезов, чтобы он позаботился о доме.

Она не ответила.

Просто смотрела в пустоту, едва заметно вздрагивая.

Он нахмурился, пытаясь придумать хоть что-то, что смогло бы вытянуть её обратно в реальность.

— Я приготовлю еду в постель, — задумчиво сказал он. — Ты когда-нибудь пробовала блины, приготовленные с помощью магии?

Глаза едва заметно моргнули.

— Ну... — он неловко усмехнулся. — Это единственное, что я умею готовить.

Она что-то невнятно пробормотала и исчезла под одеялом, свернувшись клубком.

Шэдоу осторожно протянул копыто, но как только оно коснулось её плеча, она дёрнулась так резко, словно его прикосновение обожгло.

Он замер.

Его зубы сжались. Только спустя несколько секунд выдохнул и отнял копыто.

— Я надеюсь... — тихо сказал он, вглядываясь в тёмные складки одеяла. — Когда-нибудь ты сможешь простить меня.

Ответа не последовало.

Только тишина.

Прощение

Голос новобранцев гремел в морозном воздухе, разбивая серую пелену утра.

— В ночи мы родились, и в ночь идём,

— Солнце падёт, во славу Найтмер мы поём!

Шэдоу Блэйз тяжело вздохнул, наблюдая, как молодые жеребцы топчут снег, утрамбовывая его копытами в ледяную корку. Лица их были красные от холода, дыхание клубилось в воздухе, но они не останавливались, выкрикивая слова строевой песни с суровой решимостью.

Захлопнув дверь, он вошёл в дом.

Там его встретил солдат. Юный, подтянутый, но с неожиданной деталью — на нём был фартук. Он тут же вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь.

— Господин, все обязанности по дому выполнены!

Шэдоу кивнул, расстёгивая плащ и бросая его на вешалку.

— Как она? — спросил он после паузы.

Солдат слегка переместил вес с копыта на копыто, напряжённо поджимая губы.

— Не покидала комнату, сэр.

Шэдоу скривился. Он ожидал этого, но надеялся на лучшее.

— Ещё кое-что, господин. К ней заходил колдун.

Вздох сорвался с его губ прежде, чем он успел его сдержать.

— Понял. Свободен.

Солдат снова отдал честь и ушёл.

Шэдоу поднялся по лестнице, его копыта глухо стучали по деревянным ступеням.

Когда он открыл дверь в спальню, первое, что он увидел — это её.

Она лежала на кровати, свернувшись, словно прячась от всего мира, и что-то тихо, бессвязно бормотала. Рядом сидел единорог — высокий, худой, с закрытыми глазами. Его рог мерцал слабым фиолетовым свечением.

Шэдоу сглотнул и подошёл ближе.

Как только она ощутила его присутствие, её тело дёрнулось, и мгновенно, с приглушённым вскриком, она рванулась под одеяло, срывая магическую связь.

Фиолетовое свечение исчезло, а единорог раздражённо открыл глаза и зло уставился на Шэдоу.

— Что ты с ней, блять, сделал?

В его голосе не было ни тени дружелюбия.

— Я... — Шэдоу почувствовал, как что-то холодное сжимает горло. — Я пытался помочь. Исцелить её. Так же, как когда-то меня.

— Исцелить?! — Райзер резко встал, его тень вытянулась по стене. — ТЫ! Серьёзно?!

Единорог вывел его из комнаты, захлопнул дверь и тут же обернулся к нему, едва не шипя от злости.

— Ты вообще понимаешь разницу между подготовленным жеребцом-единорогом и ей?!

Шэдоу молчал.

— Вся её травма в голове! — Райзер ударил копытом по полу. — Её память не просто так стёрта! А ты, гений херов, взял и заставил её вспомнить! Что же могло пойти не так, а?!

Шэдоу провёл копытом по лицу, глядя в пол.

— Я знаю. Я идиот.

— Это не знание, это констатация факта! — Райзер с силой провёл копытом по гриве.

— Но что теперь делать? — голос Шэдоу звучал хрипло. — Я не мастер исцеления. Ни в физическом, ни в ментальном смысле.

Райзер устало выдохнул.

— Исцеление тут бесполезно. Весь ущерб — в её разуме.

Шэдоу закрыл глаза.

— Ему повезло, что она настолько сильная, — продолжил Райзер, чуть более спокойно. — Она переживёт это. Она не станет овощем.

— Но?

Райзер посмотрел прямо в глаза Шэдоу.

— Но прощения от неё ты не получишь.

Тот сжал зубы.

— Скорее всего, её страх перед тобой будет настолько велик, что она не сможет даже находиться с тобой в одном помещении.

Шэдоу опустил взгляд.

Сколько он не спал последние дни? Неделю? Больше?

— Какие у тебя есть варианты?

Шэдоу поднял голову.

— Что ты готов за это отдать?

---

Люмин открыла глаза, уставившись в потолок.

Что-то было не так.

Когда она уснула? Какой сегодня день?

Она моргнула несколько раз, пытаясь собрать мысли в кучу. В воздухе стоял слабый запах чего-то горелого — или ей просто казалось?

Она нахмурилась. Всё ещё здесь. Всё ещё в плену.

Вдох. Выдох.

Да, она всё ещё у того жуткого единорога. Того, кто заставлял её делать вещи, от которых сводило нутро, а иногда — вещи, которые ранее могли бы существовать только в её неприличных фантазиях.

Но больше всего её сбивало с толку то, что в какой-то степени он её не нагружал. Напротив, он держал её скорее как... слугу. Но не ломал. Не морил голодом. Не мучил — по крайней мере, физически.

Было странно.

Но приятно.

Тонкая боль прокатилась по телу, заставив её скривиться. Она инстинктивно скользнула взглядом по комнате и с облегчением заметила таблетки на тумбе у кровати.

Как всегда.

Проглотив одну, она глубоко вздохнула. Слабая дрожь в копытах постепенно ушла.

Осторожно спускаясь по лестнице, она вглядывалась в тени.

Что-то было не так.

И когда она увидела это, её копыта замерли на ступеньках.

Шэдоу Блэйз.

Лежащий лицом прямо в тарелке с едой.

Мертво спящий.

А неподалёку хлопотал какой-то пони в фартуке.

Люмин нахмурилась.

Что за бред?

Тихо подойдя, она скользнула взглядом по его телу. Да, он всё ещё был жутким. И в большей степени неприятным.

Но — как бы ей ни хотелось это отрицать — что-то тянуло её к нему.

Лёгкое, ненавязчивое, но странно комфортное чувство.

Она привыкла.

Она провела с ним слишком много времени.

Как бы противно это ни звучало.

И как бы она ни была уверена, что он относится к ней точно так же — как к необходимому злу, которое просто нужно терпеть, ради удовлетворения своих низменных желаний.

Она стиснула зубы.

Шэдоу спал так крепко, что даже не шелохнулся, когда она потрясла его за плечо.

Пони в фартуке даже не взглянул в их сторону.

Он её просто игнорировал.

Люмин, нахмурившись ещё сильнее, скользнула по нему взглядом, а затем осторожно спросила:

— Шэдоу... а что тут происходит?

Шэдоу Блэйз едва приподнял лицо, измазанное едой, медленно слизнув остатки со своих губ и морды.

— Ну что там, мы уже захватили Эквус? — промямлил он, сонно моргая.

Затем его взгляд сфокусировался на ней.

Он ухмыльнулся.

— О, ты проснулась...

И прежде чем Люмин успела сказать хоть слово, он вдруг потянулся и облизал её лицо — странным, даже в определенном смысле естественным жестом, неожиданным и... возможно интимным.

Она замерла, удивлённо моргнув.

— Что...

Шэдоу расхохотался, откидываясь назад.

— Ну, теперь-то ты точно проснулась!

Люмин нахмурилась, вытирая щеку.

— Что, прости меня, происходит?

Шэдоу всё ещё хохотал, но, услышав её тон, медленно склонил голову набок.

— Ты хоть что-нибудь помнишь?

Она ещё больше нахмурилась.

— О чём я должна помнить?

Он прищурился.

— О том, как я учил тебя стрелять?

Она промолчала.

— О том, как я пытался тебя вылечить?

Она моргнула.

— Или, может, это мне всё приснилось?

Люмин внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, к чему он ведёт.

— Ты хочешь, чтобы я испугалась? — спросила она, скрестив копыта. — Чтобы я дрожала при виде тебя? Бросилась к окну, в панике искать выход?

Шэдоу усмехнулся.

— Ну, если так, то не очень-то у меня выходит, да?

Она покачала головой.

— Твои методы... как всегда аморальны. Но это, в общем-то, стандарт для всей вашей породы. Так что ничего сверхъестественного ты пока не сотворил.

Она пожала плечами.

— Правда, ведёшь себя странно.

Шэдоу фыркнул.

— Ну, учитывая, сколько крови мне пришлось сдать на нужды науки, ничего удивительного...

Он сделал небрежный жест копытом.

— Пустяки.

Люмин задумчиво взглянула на него.

— Смотря на твой бледный вид, я бы так не сказала.

Шэдоу только хмыкнул, поднял крышку с кастрюли и резко выкрикнул:

— Та-да!

С помощью телекинеза он аккуратно переложил стопку блинов, покрытых сиропом, прямо на её тарелку.

Она уставилась на них.

Потом на него.

— Ты готовишь?

Он пожал плечами.

— Ну, это мой единственный фирменный рецепт.

Она всё ещё смотрела на него с подозрением, но затем осторожно отрезала кусочек вилкой, попробовала...

И замерла.

— На удивление вкусно.

Шэдоу довольно ухмыльнулся, но продолжал пристально смотреть на неё.

Слишком пристально.

Слишком устало.

Люмин слегка напряглась.

— Что-то не так?

Он словно очнулся ото сна, моргнул и кивнул.

— Скоро мы будем в Кристальном Городе.

Он усмехнулся.

— И там всё будет ещё лучше.

Люмин провела вилкой по тарелке, задумчиво глядя на блины.

— Знаешь... ты даже почти не выглядишь как чудовище сейчас.

Шэдоу поднял бровь.

Она криво усмехнулась.

— Но всё же было бы глупо участвовать во всём этом, не так ли? Тебе бы поспать, нормально, не в тарелке с едой.

Шэдоу без слов притянул меч телекинезом, поднял его в воздух, ловя отражение глаз Люмин в полированной стали.

— Никто... — произнёс он медленно, с нажимом. — Никто не остановит верного слугу Ночи.

Он резко опустил меч, глядя на неё.

Люмин задумчиво жевала, спокойно наблюдая за его пафосной выходкой.

И тут он вдруг спросил:

— Можно тебя поцеловать?

Она замерла.

Моргнула.

А потом, ухмыльнувшись, язвительно протянула:

— Вот это да. Впервые тебе понадобилось разрешение.

Она скрестила копыта и посмотрела на него в упор.

— Что дальше? Ты меня отпустишь?

Шэдоу задумчиво посмотрел на неё, барабаня копытом по столу.

— А ты вообще задумывалась, что с тобой станет, если я действительно отпущу тебя?

Люмин подняла взгляд, медленно дожевав кусок блина.

— В каком смысле?

— Есть ли у тебя хоть какой-то план? Куда ты пойдёшь?

Она лишь пожала плечами.

— Если честно… не уверена, что меня вообще оставят в живых.

Шэдоу помолчал, пристально изучая её лицо. Затем, словно принимая какое-то решение, он потянулся к ней, пытаясь обнять…

Но Люмин тут же оттолкнула его. Не грубо, но достаточно решительно.

— Если у меня есть выбор, — сказала она, кривя губы, — я бы хотела им воспользоваться.

Шэдоу замер, а затем медленно отстранился, едва заметно прищурившись.

— Разумеется.

Люмин вздохнула, покачав головой.

— Ты мне всё ещё никто.

Она взглянула на него внимательно, оценивающе.

— Кроме постели нас удивительно мало что связывает.

И, будто подчеркивая свои слова, она просто откусила блин, даже не удостоив его взглядом.

Шэдоу наблюдал за ней несколько долгих секунд, а затем… улыбнулся.

— Я всё понимаю.

Он поднялся из-за стола, поправляя накидку.

— В таком случае меня ждёт долг. Стольких ещё нужно одолеть… во славу Ночи.

Он резко развернулся, сделал шаг к выходу, но вдруг плавно развернулся на месте и, с неприкрытой насмешкой, театрально выписал поклон.

— Всегда к вашим услугам, моя леди.

Люмин недоуменно моргнула, глядя на него, как на сумасшедшего.

И в этот момент он исчез за дверью.

Она лениво покачала плечами, продолжая жевать.

Очередной день в компании

этой странной, нездоровой и слегка пугающей личности.

Сломанная и павший

Люмин Скай смотрела в стену, не моргая.

Глаза мёртвые, пустые, стеклянные.

Мерный стук колёс по рельсам наполнял воздух приглушёнными вибрациями, и их глухой ритм проникал в неё, заставляя её нутро дрожать в такт.

Глубокий, хриплый вздох вырвался из её пересохшего горла.

Мир был размытым, как будто скрытым за мутным стеклом.

Её копыта дрожали, внутри всё сжималось в болезненный комок.

Холодный пот покрывал спину.

Она не сразу осознала, что это не только страх.

Дрожь пронизывала её до самых костей.

Ощущение пустоты и голода в венах.

Как будто что-то было вырвано из её самого естества, оставив после себя ледяную ломку.

Её разум цеплялся за расплывчатые мысли, тщетно пытаясь удержаться в реальности, но каждое движение, каждый шаг требовали колоссальных усилий.

Она опёрлась о стену, тяжело дыша, и, пошатываясь, двинулась вперёд.

Ощущение было, будто её тело стало чужим — оно не слушалось, не подчинялось.

Каждый шаг — борьба.

Каждое движение — боль.

Но она продолжала идти, спотыкаясь, цепляясь за стены, едва не падая, пока, наконец, не добралась до двери в соседний вагон.

Перед входом стояли два гвардейца.

Один из них, высокий, с холодным, но не враждебным взглядом, вежливо произнёс:

— Вам нельзя сюда. Сейчас проходит отпевание.

Люмин попыталась заговорить, но язык не слушался.

Слова путались, превращались в бессвязное бормотание.

Она задыхалась, металась в своей же голове, пытаясь связать мысли воедино.

— Я… я… — выдавила она, но голос её был слаб, сломан.

Гвардеец нахмурился, затем прищурился, разглядывая её.

— Вы… родственница погибшего?

Люмин судорожно кивнула.

Сердце её стучало так громко, что, казалось, сейчас вырвется из груди.

Второй гвардеец, более крепкий и с лёгким оттенком усталости в голосе, хмыкнул.

— Родственники могут быть допущены, — задумчиво сказал он, скользнув взглядом по её дрожащему телу. — Конечно, нам следовало бы проверить…

Он глянул на её бледное, покрытое потом лицо, на подрагивающие губы, расширенные глаза.

Его выражение смягчилось.

Он видел подобное раньше.

Скорбь, охватившую тело, превратившую его в дрожащий, истерзанный сгусток боли.

Ошибся ли он, принимая её ломку за горе?

— Вряд ли покойный сильно расстроится из-за незнакомки, — добавил он мягче, делая знак пропустить её.

Люмин сделала шаг вперёд, затем ещё один, пока не оказалась внутри вагона.

И тут же холод пробежал по её спине.

Перед ней лежало тело.

Перебинтованное, распластанное, недвижное.

Каждый сантиметр, казалось, был покрыт следами ударов и вмятин.

Рог…

Рог был скреплён стальными скобами, словно тщетная попытка удержать его от полного разрушения.

Люмин медленно, тяжело сглотнула.

В нескольких шагах от тела, прямо на полу, лежала знакомая тёмная форма.

Смятая, испачканная кровью.

Она была сброшена в спешке.

Среди складок ткани виднелись покорёженные, помятые бронепластины.

Остальные вещи Шэдоу Блэйза были разложены вдоль стен, небрежно, словно ненужные реликвии, потерявшие своё значение вместе с жизнью их владельца.

Но взгляд Люмин застыл на другом.

Перед телом, аккуратно разложенном на плаще, который когда-то носила она, стоял жрец.

Тёмная мантия скрывала его фигуру, капюшон затенял лицо.

Его голос был глубоким, ровным, проникновенным, как эхо вечности.

— О, богиня ночи Найтмер Мун…

Люмин замерла.

— Прими эту душу…

Жрец воздел копыта кверху, взгляд его был устремлён в темноту за окном, туда, где среди бескрайнего ночного неба мерцали холодные звёзды.

— Найди её… защити… укрой в своей тени…

Голос его не дрожал, он звучал как песнь, древняя и властная.

— Забери её с собою к звёздам…

Люмин сжала зубы, дрожь пробежала по её телу.

— Дабы она нашла покой…

Грудь сжалась, дыхание стало рваным.

— В твоём вечном царстве.

Тишина.

Лишь гул поезда и её собственное сбившееся дыхание.

Перед ней лежал он.

Шэдоу Блэйз.

Холодный.

Мёртвый.

Мир вокруг застыл в тягучем, удушающем молчании.

Тяжёлый, нестерпимый гул прорезал её череп, каждая пульсация в висках ощущалась, как удары боевого барабана.

Мир сместился.

И вместо искалеченного тела перед ней возлежал он.

Король Сомбра.

Живой.

Мощный, тёмный, с ледяным, хищным оскалом.

Глаза его, полные садистского предвкушения, впились в неё, сверкая кровавым светом.

Паника вспыхнула в груди, пронеслась по венам, как жидкий огонь.

Она попыталась отпрянуть, но ноги её подогнулись, и, потеряв равновесие, она рухнула на пол, тяжело ударившись боком.

Глухой стук заполнил тишину.

Жрец повернул голову.

Медленно, спокойно, без удивления.

— Ты пришла проститься, дитя? — его голос был мягким, глубоким, словно раскаты далёкого грома.

Он шагнул к ней и, протянув копыто, помог подняться.

Она приняла помощь, стараясь скрыть хаос, творившийся в её голове.

Её копыта дрожали.

Тепло чужой кожи обжигало, но не так сильно, как холод её собственного тела.

Она нервно кивнула, пробормотав:

— Д-да…

Жрец слегка склонил голову.

— Ты, похоже, была ему близка.

Он снова обернулся к телу, взгляд его был исполнен спокойной скорби.

— Он погиб, как подобает истинному чемпиону ночи. Богиня воздаст ему по заслугам на той стороне.

Люмин кивала, но на самом деле едва слушала его.

Её глаза метались.

По полу, по разбросанным сумкам.

Где-то там…

Должно быть…

Она могла бы кивнуть, могла бы притвориться, что впитывает его слова, но её мысли были заняты поисками единственного спасения.

Жрец, вздохнув, закрыл единорогу глаза и произнёс:

— Я оставлю тебя с ним. Прощание с близкими — высшее право, что завещала нам богиня.

Он развернулся и покинул вагон, оставляя её одну.

Люмин не стала терять ни секунды.

Она бросилась к ближайшей сумке, судорожно вытряхивая её содержимое на пол.

Пусто.

Другая.

Какие-то бумаги, куски брони, патроны и стреляные гильзы, странные кристаллы, личные вещи.

Она зарычала, срывая очередную пряжку, разрывая ремни, сметая с пола ненужный хлам.

В её голове он уже был рядом.

Чёрный единорог.

Тень.

Призрак.

Он крался по углам её сознания, приближаясь с каждым мгновением.

Она едва не закричала.

Где?!

Где они?!

Наконец, её дрожащие копыта нащупали коробку.

Она сорвала крышку, перевернула её, вытряхнула содержимое.

Ничего.

Абсолютно ничего.

Она застыла, её дыхание сбилось.

Пусто.

Она смотрела на коробку, чувствуя, как внутри поднимается ледяная ярость.

— Ты… — её голос дрожал. — Ты не оставил мне…

Она развернулась к телу, губы её скривились в злорадной усмешке.

— Ах ты… ублюдок.

Она шагнула вперёд, голос её срывался в яростный хрип.

— Ты знал! Ты, блядь, знал, как это важно для меня!

Она замахнулась и ударила копытом по полу, глухой стук заполнил вагон.

— Ты думал, что раз ты сдох, то это уже не твоя проблема?!

Она дёрнула пустую коробку, желая разорвать её в клочья.

И тут…

Тихий звук.

Крохотный, едва слышный стук.

Она замерла.

На пол скатилась последняя, одинокая таблетка.

Маленькая.

Спасительная.

Глаза Люмин расширились.

Она моментально схватила её, не давая себе даже секунды колебаний, и проглотила.

Горький вкус.

Рассасывающаяся в крови химия.

И боль…

Медленно…

Отступает.

Она тяжело задышала, чувствуя, как тело наконец отпускает.

Как вены вновь наполняются тем тёплым, спасительным ощущением.

Как реальность перестаёт шататься, как призрак Сомбры исчезает во тьме её сознания.

Она опустилась на пол, рядом с телом.

Нога её невольно потянулась вперёд.

И коснулась его.

Холод.

Настоящий, безвозвратный.

Он действительно мёртв.

И почему-то от этого её собственное положение лучше не стало.

Она вздохнула, откинулась назад, позволив себе мгновение отдыха.

Но взгляд снова упал на сумки.

На одну из них.

Она была немного в стороне.

Что-то в ней показалось ей странным.

Сумка выглядела не тронутой.

Аккуратной.

Люмин потянулась к ней, расстегнула молнию, принялась копаться в содержимом.

Бумаги.

Документы.

Какие-то незначительные вещи.

Но среди них…

Конверт.

Запечатанный.

Она вытащила его, повернула в копытах.

Прищурилась.

Что-то в нём привлекло её внимание.

Она задумалась.

А затем фыркнула.

Мёртвым ведь уже плевать, кто читает их письма, верно?

Она разорвала конверт.

Люмин Скай скучающе пробежала взглядом по письму, даже не ожидая увидеть в нём что-то стоящее.

Просто очередные записки мёртвого.

Но взгляд её тут же зацепился за первую строку.

"Дорогая Люмин Скай..."

Она замерла.

Глаза её расширились, сердце пропустило удар.

Письмо… было адресовано ей?

На секунду что-то внутри похолодело, но затем вспыхнуло живым огнём.

Удивление.

Интерес.

Копыта крепче сжали хрустящую бумагу, и она начала читать дальше, теперь уже не просто пробегая строки, а впиваясь в каждое слово, жадно, с лихорадочным вниманием.

"Если ты читаешь это, значит, я уже давно отдыхаю в царстве Найтмер."

Она резко сглотнула.

"И Райзер передал тебе это письмо (ну должен был, ведь, на самом деле он та ещё задница)."

Губы её дёрнулись в слабой, ироничной усмешке.

Шэдоу Блэйз.

Даже мёртвый, он оставался собой.

Она продолжила читать, чувствуя, как лёгкий холодок пробегает по её спине.

"Вообще, ты, наверное, удивлена, что читаешь это. Но правда в том, что за всю мою жизнь ты, как ни странно, самый близкий мне пони. Пусть мы были знакомы не так уж и долго."

Люмин нахмурилась.

Близкий?

Она?

Разве это не был один из его привычных, лживых манёвров?

Но текст был слишком… искренним.

"Я мог бы обращаться с тобой лучше. Гораздо лучше. Но, увы, я никогда не был хорошим пони. Даже по отношению к себе самому."

Она почувствовала, как мышцы её напряглись.

"Мне жаль через что ты прошла из-за меня. Мне жаль, что я принуждал тебя делать. Я лишь надеюсь, что когда-нибудь… ты сумеешь простить меня."

Простить.

Слово вспыхнуло в её сознании, как капля кипящего масла на раскалённой сковороде.

Она стиснула зубы.

Нет.

Нет, он не заслужил прощения.

Раскаяние — слишком слабая плата за то, что он сделал.

Но…

Что-то в глубине души всё же… дрогнуло.

Неужели он и вправду осознавал весь ужас ситуации?

Или это просто очередная его уловка?

Она вздохнула и продолжила читать.

"Я долго думал о том, как хоть немного помочь тебе после моей смерти."

Люмин нахмурилась.

"Ты — последняя, кто заслужила такую судьбу. Твоя жизнь и без того была нелёгкой."

Она скептически фыркнула, но… продолжала читать.

"Пока я был в Кристальной Империи, я потратил немало средств и связей, и это было непросто. Но я нашёл то, на что не хватило сил даже у твоего государства. Честно, не уверен что они даже пытались, слишком многие оказались в подобном положении."

Она затаила дыхание.

"Я смог выяснить, кто ты. Твоё прошлое. И, что гораздо важнее…"

Её сердце бешено заколотилось.

"Твою семью."

Нога, державшая письмо, дрогнула.

В груди что-то болезненно кольнуло, как будто в сердце вонзился ледяной кинжал. Она нервно сглотнула, продолжая читать, теперь уже ощущая, как её ноги покрываются потом.

"Я узнал их адрес. Узнал, кто они. Узнал всю твою жизнь, постепенно открывая её факт за фактом. Прости, стоило сказать раньше, но... да к дискорду, какой уже смысл оправдываться?"

Её дыхание стало прерывистым.

"Ты даже сама не знаешь о себе столько, сколько теперь знаю я."

Тихий, болезненный смешок сорвался с её губ.

Ирония.

Вся её жизнь была загадкой.

И вот… теперь он знал о ней больше, чем она сама? Всё это время?

"И… я действительно полюбил тебя."

Глаза Люмин расширились.

Она перечитала эту строку снова.

И снова.

Полюбил?

Шэдоу Блэйз?

Её?

Нет.

Это невозможно.

Это какой-то… злой, уродливый фарс.

"Ты не заслужила всего, что с тобой случилось. Но судьба издевалась над тобой раз за разом."

Слова, которые она никогда не услышала бы от него при жизни.

И теперь… читает их на пожелтевшей бумаге, исписанной его неровным, знакомым почерком.

"Я надеюсь, что с моей помощью ты сможешь найти какое-то подобие покоя. И счастья."

Она почувствовала, как горло сдавило.

"Потому что даже сломанная…"

Она сжала письмо.

"Ты — хорошая кобыла, Люмин Скай."

Она моргнула, чувствуя, как предательски жжёт уголки глаз.

"А я… плохой жеребец."

Слёзы капали на пожелтевшую бумагу, оставляя на ней неровные пятна.

Люмин Скай смотрела на свою биографию.

Её настоящую биографию.

Ту, что она никогда не знала.

Рождена в лучшие времена, в пригороде Кристального города.

Перед глазами всплыло что-то далёкое, неуловимое, будто из сна.

Тёплый свет утра, переливающийся в стеклянных стенах домов.

Запах выпечки.

Звонкий смех детишек, бегущих по мостовой.

Кристальная Империя… та, что существовала до Сомбры.

Росла в дружной и большой семье крестьян.

Семья.

Ноги её дрогнули.

Они были?

Она… имела семью?

Два брата и сестра.

Она зажала рот, чтобы не вырвался сдавленный всхлип.

Братья.

Её братья.

Где они теперь?

Живы ли?

Помнят ли её?

Или для них она исчезла, растаяв в тени прошлого?

Отец работал в лавке.

Простой, честный труд.

Она вдруг ощутила щемящую боль.

Если бы… если бы она росла с ними, в этом пригороде, с братьями, с отцом, с матерью…

Какая бы она была?

Но затем взгляд наткнулся на следующую строку.

И холод пронзил её до костей.

Отдана в дань Сомбре.

Мир вокруг потемнел.

Как самая красивая кобыла в районе.

Она судорожно вдохнула.

Темнота.

Оковы.

Тени, скользящие по стенам.

Шёпоты.

Крики.

Звук разбивающегося стекла.

Голоса, повторяющие, что она теперь принадлежит только ему.

Она зажмурилась, стиснув зубы, пытаясь отогнать нахлынувшие воспоминания.

Но строчки продолжали пронзать её сердце, как лезвия.

Когда она окончательно сломалась…

Нет.

Сошла с ума после пережитого во дворце…

Холодный пот прошиб её.

Губы задрожали.

Нет.

Нет.

Не это.

Она не хотела знать.

Её выслали на границы Империи.

Сердце застучало, бешено, гулко.

В забытую всеми деревню.

Туда, где она должна была найти свой конец.

Слёзы текли по её щекам, падали на бумагу, превращая текст в размытые кляксы.

Она вспомнила холодные ночи.

Бесконечное одиночество.

Пони, что шарахались от неё, как от призрака.

Страх, ставший её вечным спутником.

Никому не нужную.

Сломанную.

Отброс общества.

Пока она читала, её слёзы капали всё сильнее, а копыта всё крепче сжимали бумагу.

А затем… её взгляд упал на адрес.

Адрес её родителей.

Она резко вдохнула, словно только что очнулась.

Родители…

Они живы?

Там, по этому адресу?

Она едва могла видеть буквы сквозь набежавшие слёзы.

Но она читала.

До самого конца.

И там, внизу, был его почерк.

Неровный, но всё же знакомый.

"Несмотря на всё, ты осталась в моём сердце."

Ноги дрогнули.

"И я благодарен тебе за то тепло, что ты мне дала."

Она задрожала.

"Надеюсь, хотя бы часть его была по твоей воле."

Сердце сжалось.

Она медленно опустила письмо.

Посмотрела на его бледное, застывшее лицо.

И не удержалась.

Её тело само опустилось вниз.

Ноги осторожно, с дрожью, обняли его.

Холод.

Трупное оцепенение.

Но ей было всё равно.

Она закрыла глаза, ощущая, как слёзы катятся с её ресниц.

— Спасибо… — едва слышно пробормотала она.

И вдруг…

Гулкое эхо вагона было прервано.

Раздался низкий, холодный смешок.

Леденящий.

Глубокий.

Он прокатился по вагону, отразившись от металлических стен.

Она замерла.

Кто-то был здесь.

Не она.

Не труп.

Кто-то ещё.

Два синих глаза с узкими, змееподобными зрачками уставились прямо на неё.

Люмин Скай почувствовала, как по спине пробежал ледяной холод.

Из мрака выступила высокая фигура, обволакиваемая плотным, как сама ночь, туманом. Её копыта ступали бесшумно, словно сам воздух смягчал их шаги. Лунный свет скользнул по длинному, грациозному рогу. По острому, издевательски улыбающемуся лицу.

Найтмер Мун.

Люмин не могла дышать.

Её тело застыло, не подчиняясь ей.

Словно если она двинется хоть на миллиметр — её просто сотрут в прах.

Найтмер Мун остановилась, изучая сцену перед собой.

Её губы изогнулись в усмешке.

— Как трогательно, — сказала она. Голос был низким, бархатным, но наполненным ледяной насмешкой. — Я, признаться, невольно умилилась.

Люмин дрожала.

Это невозможно.

Это не может быть правдой.

Но кошмарный аликорн стояла перед ней, реальная, как сам воздух.

Глаза Найтмер Мун медленно скользнули по ней.

И остановились на её боку.

На старом, глубоким сколе, уродливым шрамом прорезавшем её кристальное тело.

Найтмер хмыкнула, уголки её губ изогнулись в неуловимой улыбке.

— Узнаю почерк старого знакомого, — заметила она.

Сердце Люмин сжалось.

Найтмер чуть склонила голову, задумчиво рассматривая Люмин.

— Когда-то он был лучше, — проговорила она, почти мечтательно.

Люмин почувствовала странное, неприятное чувство.

В её голосе звучала… тоска?

Неужели?

Но тут же Найтмер усмехнулась и откинула голову назад.

— Впрочем, — добавила она со смешком, — я и сама, когда-то была гораздо более лучше, чем сейчас.

Её смех отдался в вагоне холодной волной.

Люмин сглотнула.

— В-вы… вы…

— О, — перебила её Найтмер, лениво взмахнув копытом, — я и без тебя знаю, кто я.

Она шагнула вперёд, приблизившись к бездыханному телу Шэдоу Блэйза.

Остановилась.

Посмотрела на него сверху вниз.

Её бровь чуть приподнялась.

— Ему крепко досталось в этот раз, — сказала она, склонив голову.

Свет лунных глаз скользнул по его изувеченному телу, застывшей в немой ярости морде.

Найтмер хмыкнула.

— А ведь я помню, как всё только начиналось, — произнесла она, словно вспоминая что-то далёкое. — Каким он был. Безумный, верный, преданный мне одной психопат.

Она чуть склонила голову, с лёгким интересом разглядывая покойного.

— Без колебаний убивал каждого, кто на него косо посмотрит.

Её взгляд вновь вернулся к Люмин.

Глаза аликорна сузились.

— А потом… ты сделала его мягким.

Люмин вздрогнула.

— Кобылы делают жеребцов слабее, — лениво продолжила Найтмер. — А жеребцы — кобыл.

Она помолчала, а затем усмехнулась.

— Но сломанные инструменты можно починить.

Голова Люмин дёрнулась вверх.

Найтмер смотрела на неё с каким-то лукавым интересом.

— Хочешь, чтобы я вернула его?

Люмин почувствовала, как в горле застрял ком.

— В-вы можете?..

Найтмер расхохоталась.

Глубоко, низко, как отдалённый гром.

— Ты глупа или просто напугана? — хмыкнула она. — Конечно, я могу. Для этого я сюда и пришла.

Она сделала шаг ближе.

— Я — богиня. Я — Императрица Ночи. Я — аликорн.

Её голос дрожал от силы.

— Но… — её усмешка стала шире, — раз уж ты что-то вроде если не жены для него, то хотя бы кого-то близкого…

Её зрачки сузились в щёлки.

— Я позволю тебе выбрать.

Люмин не знала, что сказать.

Найтмер наблюдала за ней, пристально, с интересом.

— Если оставишь его мёртвым, — спокойно продолжила она, — он получит покой. Да и ты тоже.

Она хмыкнула.

— В каком-то смысле, вы оба этого заслужили.

Люмин сглотнула.

— Возможно, это лучший вариант.

Её голос был слишком… ровным.

Слишком холодным.

— Либо… — продолжила Найтмер. — Пока его душа не ушла окончательно к звёздам, я могу вернуть его.

Она чуть склонила голову.

— Он продолжит делать свою работу. Вы будете делать то, что делали.

Найтмер усмехнулась.

— Более сложный вариант. Вариант, о котором вы оба, скорее всего, пожалеете.

Люмин смотрела на неё, слёзы всё ещё блестели в её глазах.

— Он не заслужил такого конца… несмотря ни на что…

Найтмер приподняла бровь.

— А какого конца он заслужил?

Тишина.

Найтмер ухмыльнулась.

— Ты знаешь, что он делал во имя меня?

Она сделала шаг ближе.

— Это был бы идеальный финал для вас обоих. Ты уйдёшь к своей семье. Он получит заслуженный отдых на том свете. Разве не прекрасно?

Люмин закрыла глаза.

Глубоко вздохнула.

А затем…

— Нет.

Тон был твёрдым.

Решительным.

Она стёрла слёзы.

— Я готова страдать ради него.

Голос её дрожал.

— Потому что у меня тоже никого нет… кроме него.

Найтмер Мун смотрела на неё.

А затем покачала головой.

— Ты не знаешь, с кем связалась.

Но…

Её рог засветился.

Свет лунной магии заполнил вагон.

Она опустила голову, касаясь своим рогом его груди.

Воздух завибрировал.

Люмин услышала…

Как его сердце снова забилось.

Найтмер Мун, удовлетворённо оглядев вновь дышащее тело, довольно хмыкнула и повернулась к выходу.

— Ну вот и всё, — протянула она лениво, с ноткой довольства в голосе. — Теперь я ухожу.

Люмин Скай, до этого напряжённо наблюдавшая за её действиями, удивлённо моргнула.

— Уходите? — тихо переспросила она, её голос слегка дрожал. — Он... он столько сделал ради вас. Вы ведь знаете, как сильно он вас любил... неужели даже не встретитесь с ним?

Аликорн на мгновение остановилась, затем усмехнулась, низко, почти хищно.

— У меня есть дела поважнее, — она чуть склонила голову, словно изучая Люмин. — Пусть это будет нашей маленькой тайной.

— Почему? — Люмин невольно подалась вперёд.

Уже исчезая в проёме, Найтмер Мун оглянулась через плечо, её клыкастая улыбка сверкнула в полумраке.

— Потому что тогда я устану воскрешать этого идиота.

Люмин замерла, смотря, как её фигура растворяется в темноте, оставляя после себя лишь тень, туман и странное ощущение лёгкой, почти ностальгической насмешки.

Она покачала головой, едва заметно улыбнувшись.

Но уже через мгновение её внимание переключилось на лежащего единорога, чьё дыхание стало глубже, осмысленнее. Медленно, со стоном, он открыл глаза.

Первое, что он увидел — её лицо, склонившееся над ним, озарённое смесью облегчения и тревоги.

— Кажется, я уже на том свете... — прохрипел он, искажённым от боли голосом. Смешок прозвучал глухо, как пузырьки воздуха, вырывающиеся из-под воды.

Люмин вздохнула, скрывая эмоции за усталой полуулыбкой.

— Я тоже рада тебя видеть, — мягко сказала она. — И нет, ты пока ещё жив.

— Неужели? — его губы дрогнули в болезненной ухмылке. — Хотя, наверное, я заслуживал худшего.

— Это уж точно, — пробормотала она, поднося к его губам флягу с водой.

Он жадно припал к ней, делая резкие, шумные глотки, словно боялся, что вода испарится раньше, чем он напьётся. Потом отстранился, судорожно переводя дыхание.

— Что... что со мной случилось?

Люмин выдохнула, опускаясь рядом с ним.

— Ты вышел против Шайнинг Армора.

Шэдоу Блэйз поморщился, пытаясь собрать мысли воедино, но затем приподнялся на локтях, болезненно ухмыльнувшись.

— И как? Победил?

Она лишь покачала головой.

— Я так и не поняла, на что ты рассчитывал.

Он вздохнул, откидываясь обратно.

— Это был бы хороший конец...

Слабо сосредоточившись, он попробовал взять что-то телекинезом, но едва его магическое поле вспыхнуло, тело пронзила резкая, обжигающая боль. Он дёрнулся, вскрикнув.

— Дискорд! Что с моим рогом?!

Люмин склонила голову, наблюдая, как он с болезненным изумлением ощупывает его остатки.

— Помнишь того типа, который обещал оторвать тебе рог и засунуть его тебе же в задницу?

Шэдоу скривился, морщась от боли и сосредоточенно перебирая в голове имена.

— Как же этого клоуна звали...

На его лице вдруг мелькнуло осознание.

— Ах да... Флэш Сентри.

Люмин вздохнула, поглаживая его по спутанной гриве.

— Ну, частично ему это удалось.

Шэдоу хрипло рассмеялся, но тут же закашлялся, болезненно кривясь.

— Теперь я... калека среди единорогов, — сдавленно произнёс он.

— Ты и до этого был калекой, просто в другом смысле, — усмехнулась Люмин.

— Тоже верно, — он вздохнул. — Но раз я теперь без магии, не могла бы ты сделать мне одолжение?

— Какое?

— Дай мне сигарету. И зажги её.

Люмин закатила глаза, но встала, направившись к своим вещам.

В этот момент взгляд Шэдоу Блэйза упал на письмо, лежащее неподалёку.

На секунду его сердце сжалось.

Он знал этот почерк.

Знал его слишком хорошо.

Нога дрожащая, слабая, потянулась вперёд, к жёлтой, истёртой бумаге.

И в этот момент что-то холодное, чуждое, скользнуло по его душе.

Нечто, чего не должно было быть.

Когда Люмин вернулась, в его копытах всё ещё лежало письмо, жёлтая бумага смялась в напряжённой хватке.

Шэдоу смотрел на неё, не отрываясь, изучающе. Голос его был хриплым, ломким:

— Ты... ты прочла его?

Она не стала отвечать словами. Только печально кивнула, дрожа на мгновение, прежде чем опуститься рядом и заключить его в тёплые, крепкие объятия.

— Спасибо... — её голос был тихим, но наполненным глубиной. — Спасибо за всё, что ты сделал для меня.

Шэдоу застыл. Несколько секунд он молчал, впитывая её тепло, её запах — смесь запекшейся крови, дешёвых духов и чего-то, что всё ещё напоминало прежнюю, незапятнанную Люмин. Затем он медленно, почти осторожно, заговорил:

— Значит... теперь ты уедешь к своей семье?

Она вздрогнула, но он продолжил, несмотря на колкий ком в горле:

— Я... оплачу всё. Перевозку, документы, безопасный путь до Кристальной Империи. Я... я смогу устроить это.

Люмин содрогнулась, её плечи затряслись, и прежде чем он понял, она уже мотала головой, позволяя слезам катиться по её грязной шерсти.

— Нет... Нет, — голос её дрожал, но в нём звучала твёрдость, которой раньше не было. — Та семья была у старой Люмин Скай.

Она подняла голову, глядя прямо в него, с болью, с отчаянием, с чем-то, что выжгло её изнутри.

— У той Люмин Скай не было зависимости от этих проклятых таблеток. Её не терзал безумный король, она не была сломлена, не была рабыней одного единорога, который посвятил себя Ночи.

Шэдоу молчал.

— Но у новой Люмин Скай... — она сделала судорожный вдох. — Как ни странно, есть только один близкий пони.

Её копыта крепче сжались на его плечах.

— И это ты.

Её голос дрогнул, но не ослабел.

— Ты моя семья.

Он смотрел на неё, молчал, словно пытался найти слова, но они тонули, исчезали, растворялись, как пепел в ветре.

И прежде чем он успел что-то сказать, прежде чем страх или неверие успели разрушить этот миг, она резко склонилась вперёд и прервала его жарким поцелуем.

Шэдоу замер, ощущая её губы — солоноватые от слёз, горячие, требовательные. В этом поцелуе было слишком многое: благодарность, боль, надежда и отчаяние.

Она целовала его так, будто боялась, что, если оторвётся, он исчезнет.

И в этот миг всё прочее перестало существовать.