Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы

Глава 5

Рисовый пудинг в Сахарном Уголке был, пожалуй, самым впечатляющим сезонным угощением. Это было необыкновенное блюдо, подходящее для королевских особ, и ничто другое не могло сравниться с ним. Рисовый пудинг медленного приготовления, с сушеной обезвоженной вишней для сладости, кристаллизованным имбирем для пикантности и посыпкой кайенского перца для остроты. Сверху посыпали сахаром, а затем подпалили горелкой, чтобы он расплавился и образовал тонкую, твердую оболочку карамелизированного вкуса, которую нужно было разбить ложкой.

Это было само по себе блюдо, от которого, как знал Сумак, можно было наесться досыта.

В этом году Сахарный Уголок украсили к праздникам немного раньше, чем обычно. Сумак нашeл атмосферу весeлой, даже праздничной, и его шальные, любопытные глаза вглядывались в каждую деталь, пока он думал о разговоре, который произошeл во время завтрака.

— Мам?

— Да? — Трикси ответила рассеянно, потому что была слишком сосредоточена на своeм рисовом пудинге.

Сумак говорил тихо, понимая, что это очень деликатная тема:

— Насчет того, что ты такая, какая есть… Лемон сказала, что ты влюбилась в Тарниша. Как это работает?

В одно мгновение мордочка Трикси стала пурпурной, Твинклшайн захихикала, а Лемон Хартс, протянув переднюю ногу, вытерла капли рисового пудинга с пушистого подбородка Трикси. Сумаку было не до смеха, и он сохранял серьeзный вид. Когда его мать начала что-то лопотать, одна из его пушистых бровей выгнулась дугой, но из-за того, что один оттенок бежевого был на другом оттенке бежевого, это было трудно разглядеть.

— Это одна из тех вещей, о которых я и сама задумывалась, — сказала Трикси, немного придя в себя. — Об этом я спросила принцессу Кейденс наедине.

— И что она ответила? — спросил Сумак, все еще сохраняя тихий голос.

— Ну, — начала Трикси, — она задала мне целую кучу вопросов, например, что привлекательного я нашла в Тарнише. Кроме того, что он приятного шоколадного цвета, я не нашла в нeм ничего такого, что бы меня особенно привлекало или возбуждало, а на его шоколадный цвет просто приятно смотреть, но он не вызывает никаких особых чувств.

Сумак набросился ложкой на пудинг и, к своему восторгу, обнаружил огромный кусок вишни. Он проглотил его, не отрывая взгляда от матери и не обращая внимания на жгучее смущение, грозившее поджечь уши. Лемон Хартс настаивала, что их маленькая семья может говорить о чeм угодно, и Сумак был готов потвердить слово Лемон.

— Единственное, к чему мы смогли прийти после долгого разговора, — это то, что Тарниш помог мне почувствовать себя в безопасности. Принцесса Кейденс сказала, что я могу быть немного серо-сексуальной и что мои состояния возбуждения могут зависеть от того, насколько я счастлива и насколько защищeнной я себя чувствую в тот или иной момент.

Лемон, улыбнувшись Сумаку, сказала жеребенку:

— Асексуальность охватывает широкий спектр состояний и эмоций.

— Тарниш спас меня и ничего не просил взамен. Он ничего от меня не требовал и не пытался навязать себя мне. В горячем источнике… он просто… обнял меня… и я плакала… и это было неловко… но он дал мне почувствовать себя в безопасности… и это… ну… когда я потом об этом думала, я… — Трикси, лицо которой приобрело восхитительный пурпурно-синий оттенок, сидела, моргая, и смотрела в свой пудинг.

— У тебя было что-то вроде влюбленности, — закончила Лемон Хартс. — Его доброта согрела твоe сердце.

Одно из ушей Трикси немного опустилось, а затем дeрнулось, когда она заставила его снова подняться:

— Да. Тарниш был добр ко мне, как и ты. Я испытываю к тебе и Твинклшайн те же чувства, что и к нему.

— Видишь, Сумак, немного доброты помогает пройти долгий-долгий путь. — Повернув голову, Лемон Хартс улыбнулась Трикси. — Мягкость, понимание, доброта и сострадание. Это те вещи, которые сделают тебя великим пони, любимым другими. Никогда не забывай об этом, Сумак.

Жуя резиновый кусочек вишни, а может, это был имбирь, Сумак обдумывал слова Лемон. Быть хорошим пони было для него насущной проблемой, и, учитывая его нынешнюю малоподвижность, он проводил много времени, глядя в окно и размышляя о том, что значит быть хорошим пони. У Лемон Хартс было много идей о том, что значит быть хорошим пони, и он относился к ним со всей серьeзностью, на какую только был способен его пятилетний разум.

Пожалуй, самое важное, что поведала ему Лемон, — это то, что важно быть хорошим, но не из страха быть наказанным. Скорее, мотивацией должно быть искреннее желание поступать правильно. И все же в пятилетнем возрасте Сумак много времени проводил, беспокоясь о том, что его накажут, это было насущной проблемой, и ему постоянно снились страшные сны.

Повиснув на роге Твинклшайн, Бумер своим длинным липким языком вылавливала кусочки рисового пудинга из миски Твинклшайн.

Колокольчик над дверью зазвенел, и Сумак услышал знакомый голос, от которого у него заложило уши. Почти сразу же голоса замолчали, и он напряг слух, пытаясь уловить слова, которых больше не было. Он чувствовал на себе пристальный взгляд, и хотя не мог повернуть голову, чтобы посмотреть, знал, что если бы смог повернуться, то увидел бы обеспокоенное, встревоженное лицо.

— Сумак!

Звук копыт, цокающих по деревянным доскам пола, наполнил Сахарный Уголок, когда Олив вприпрыжку пересекла комнату. За время своего выздоровления она набрала несколько килограммов, о чeм свидетельствовал тяжeлый стук каждого копыта по полу. Через мгновение она появилась в поле зрения, и Сумак был рад ее видеть. Она, конечно, была исцелена и выздоровела, как и он, но у нее не была сломана шея.

С большим энтузиазмом она забралась на пустой стул рядом с ним, чуть не опрокинув его, и тут Сумак почувствовал, как его заключают в нежные, но почти сокрушительные объятия. Олив даже не забыла поддержать его шею. Прижимаясь к ее шерсти, еще не успевшей нагреться от пребывания на улице, он почувствовал любопытное тeплое ощущение.

Стряхнув с себя снег, родители Олив, Сапфир Джин и Вермут, пересекли комнату, чтобы присоединиться к дочери. Они медленно приблизились к столу, улыбаясь, возможно, ожидая какого-то приглашения, прежде чем подойти слишком близко. Лемон Хартс махнула им копытом, и пони пододвинули стулья, чтобы присоединиться к дочери за переполненным столом.

— Сапфир, Вермут, как вы? — спросила Твинклшайн, когда оба земных пони устроились поудобнее. — Олив, тебе лучше?

Потирая шею и все еще обнимая Сумака, Олив ответила:

— Головная боль в основном прошла.

Ничего не говоря, Сапфир наблюдала за дочерью, ее глаза были теплыми, любящими и немного расфокусированными. Рядом с ней Вермут обвeл взглядом стол, встречаясь глазами с каждым пони по очереди, и когда он закончил, его взгляд тоже остановился на дочери. На его лице появилось выражение нескрываемой гордости.

— Я думаю, мы в порядке, — сказала Сапфир в ответ на приветствие Твинклшайн. — Мы пришли за рисовым пудингом. Приятно, что мы можем пойти всей семьей… побыть вместе.

— Да, хорошо, что у нас всех по-прежнему есть то, что нам дорого. — Лемон Хартс жестом указала на двух жеребят как раз в тот момент, когда Олив отпустила Сумака и помогла ему удобно устроиться на своем месте. Лемон Хартс с помощью своей магии поправила голову Сумака и помогла ему держать ее, но оставила часть веса ему самому. — А вот и миссис Кейк, чтобы принять ваш заказ…

У Сумака Эппл на носу была капля рисового пудинга, и Олив изо всех сил старалась не рассмеяться. Он выглядел достаточно весeлым, хотя нужно было быть внимательным, чтобы заметить, что Сумак весел. Это было не так заметно, хотя иногда и проявлялось. Он был довольно милым с капелькой пудинга на носу, но она старалась не думать об этом слишком много.

С чувством вины она подумала о его хрупкости, о том, каким маленьким и тощим он был для своего возраста. У него было то, что ее мать называла "каркасом бегуна", и со временем Сумак вырастет длинным, худым и долговязым, что, по мнению Олив, было идеальным. Однако он был хрупким, очень хрупким, и она сама убедилась в этом, когда столкнулась с королевой Кризалис. Хотя издевательства над ней были жестокими и даже ужасными, ее пухлое, мускулистое тело выдержало их и теперь восстанавливалось с помощью магического исцеления.

Однако Сумаку еще предстояло пройти долгий путь.

Олив была полна решимости сделать так, чтобы он больше никогда не пострадал. Забавно, что теперь они стали закадычными друзьями. Она была ошеломлена тем, как легко заводить друзей, когда перестала быть властной дурой. Старлайт указала ей путь, и теперь они вдвоем преодолевали сложную дорогу к выздоровлению от неприятного, нелюбимого прошлого.

Как он смог простить ее за то, что она причинила ему боль, она никогда не узнает и не поймeт.

Глядя на Сумака, Олив заметила, что мать смотрит прямо на нее с дразнящим взглядом. Смутившись, она подавила хихиканье, хотя раньше могла бы взорваться от ярости. На ее мордочке расплылась неловкая полуулыбка, и она разделила с матерью тайный счастливый момент. Сапфир, ее мать, знала ее секрет, они говорили о нeм, обсуждали его, и Олив открыла маме своe сердце.

Но не отцу, потому что это было бы неприятно и стыдно.

— Будет Зимний Лунный Фестиваль, — сказал Вермут своим соседям по столу. — Это будет первый официальный праздник за более чем тысячу лет. Но мы, земные пони, по-прежнему считаем его одной из самых важных ночей.

— Почему? — спросил Сумак, и за тeмными очками его глаза горели любопытством.

— Это лучшее время для создания жеребят, — ответил Вермут самым непринуждeнным тоном, какой только можно себе представить. Не обращая внимания на реакцию кобыл и жеребят за столом, жеребец продолжил: — Это самая важная ночь в году для земных пони, самая длинная и тeмная. Жеребята, зачатые в ночь на Зимнюю Луну, появляются на свет ровно через одиннадцать месяцев, как раз когда зима снова начинает наступать, когда нечем заняться, кроме как собираться вместе в помещении и ждать весны. Очень приятно, когда на праздники рядом с тобой оказывается маленький милый новорожденный. — Он перевeл взгляд на свою дочь, и жеребец усмехнулся. — А у кого-то из пони только что был день рождения.

Олив захотелось растечься лужицей под столом, когда она подумала о словах отца. Фу!

— Когда полнолуние яркое и насыщенное магией, — начала Сапфир Джин, — кобылы земных пони становятся восприимчивыми и плодовитыми. Есть летний жар и зимнее тепло. — Протянув копыто, она добродушно ткнула им свою дочь. — Это также особое время для матерей и дочерей, так как по традиции во время долгой, скучной, тeмной зимы мать учит свою дочь дому и очагу сразу после того, как ее дочь впервые в жизни испытает Зимнее тепло.

— Мама! — Зелeное лицо Олив почему-то стало румяно-коричневым, когда она покраснела.

— Зимой нечем заняться, кроме как делать больше жеребят и передавать свои навыки тем жеребятам, которые у тебя есть. — Вермут сгорбился над своим пудингом и кокетливо подмигнул жене, отчего Сапфир начала хихикать. — Есть много земных пони, которые очень, очень рады возвращению этого фестиваля.

— Ну, — вздохнула Лемон, обмахивая себя копытом. — Каждый день узнаeшь что-то новое. Зимнее тепло. — От внезапного розоватого румянца ее лицо стало немного оранжевым.

— Мама? — Олив, у которой горели уши, не могла смотреть матери в глаза.

— Да? — Сапфир приостановила трапезу, чтобы посмотреть на дочь.

— То особое время… то особое время, о котором ты говорила, ты проведешь его со мной? — спросила Олив и уставилась на свой пудинг, не желая думать обо всех окружающих ее пони.

— Ну… конечно… почему бы и нет? — ответила Сапфир.

Подняв голову, Олив каким-то образом нашла в себе мужество посмотреть матери в глаза:

— Я не земная пони. Эта магия на меня не подействует. Я не такая, как ты. Со мной такого никогда не случится.

Сапфир отшатнулась, как от пощечины, и ее рот открылся от поразительного осознания, которое поняла ее дочь. Кобыла была крупной, мощной, крепкого телосложения, и, сделав выпад вперeд, она выхватила дочь из кресла. В считанные секунды она сжала Олив в крепких медвежьих объятиях, и глаза Олив выпучились.

От жестокого материнского удушения, которое пришлось пережить Олив, было не спастись.