Абсолютно серый
7. Что за темный яд таится в крови
Дим обнаружил редкое для ночной темноты зрелище — открытую кебабную. Он не ожидал найти ее в таком месте, как это, последний раз он наслаждался ею в Ливерипуле. Эббифорд-на-Эйвоне не показался ему местом, где можно было бы найти ночную кебабную, но, с другой стороны, там были ветераны войны из Виндии. Несомненно, их пенсии здесь, в этой засыпанной угольной пылью дыре, были куда больше, чем в одном из крупных городов-государств. Здесь можно было бы жить как нищий принц — учитывая количество ветеранов в Кингспони.
Перед началом долгой прогулки кебаб показался ему идеальным вариантом. Немного пшеничной массы, немного овощей и какой-нибудь экзотический соус, похожий на карри. Стройная фигурка остановилась у входа в лавку, принюхиваясь, и вихри морозного тумана закружились вокруг ее мохнатых ног. На короткую секунду стал виден язык Дима — ярко-оранжевый, тонкий, как лента.
— Я бы убил какого-нибудь пони ради кебаба, — прошептал Дим себе под нос. — Но в прошлом я уже убивал пони, а на вырученные деньги покупал кебаб… так что, может быть… я убивал пони ради кебаба? — Гнусавый, сдобренный наркотиками смех полился в ночь, и Дим повернулся лицом к двери магазина.
Кебаб был бы идеальным вариантом.
Для Дима это был взгляд в зеркало. Пони за прилавком были катхиавари из Виндии. Их тонкие заостренные ушки приподнялись, когда он вошел, а точеные, четко очерченные черты лица не слишком отличались от черт Дима. Считается, что они были прирожденными мистиками с любопытной связью с магией, которая сильно отличалась от магии эквестрийских пони, и Дим не мог не задаться вопросом, как это могло повлиять на его собственную кровь.
Его собственные черты были просто более преувеличенными из-за близкородственного скрещивания. С каждой встречей все труднее было отрицать, что его родословная уходит корнями к этим пони, а его собственный пробуждающийся мистицизм может быть не чем иным, как странной магией катхиавари, о которой он только начал узнавать.
Кобыла, смотревшая на него, могла бы быть членом его собственной семьи, если бы не гетерохромия, которой обладал Дим. Ее шерсть была насыщенного дымчато-серого цвета, грива — черной, а уши — такими же тонкими, как у него. Он даже не сразу понял, что она земная пони.
— Хой, халлу!
Вздрогнув, Дим замер в шоке. Она говорит как отвратительный примитив.
— Не желаешь кебаб, жуткий? — спросила кобыла и одарила Дима своей самой лучезарной улыбкой.
Это была трагедия, над которой стоило бы поплакать. Она была совершенным, изысканным созданием — даже для земной пони, — но ее речь, ее речь была испорчена. Диму потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он снял шляпу, все еще пребывая в шоке, а затем остро осознал, что все пони за прилавком смотрят на него. Дим был настолько захвачен и отвлечен, что не замечал окружающих его красот: оранжевый плиточный пол, мозаика на стенах, расписной потолок… Он стоял в необычайно красивом помещении, к которому был слеп.
— Хой, ты — остроголовый остроухий! — крикнула кобыла.
— Э, что? — Сбитый с толку, Дим пытался справиться с реальностью, которая в данный момент ему не нравилась.
— О, чужеземец с острой головой. — Кобыла рассмеялась — живой, полный жизни звук. — Гриттиши называют нас остроголовыми, из-за ушей. Только ты еще острее, потому что у тебя тоже есть рог, хой! — Кобыла сделала паузу, а затем ее улыбка стала жеманной. — Хой, красавчик, не хочешь попробовать мои товары? У меня есть целая тарелка удовольствий, которую я держу между бедер и жду подходящего клиента! Пообещай выйти за меня замуж, и я прикреплю к твоему лицу свой мешок с кормом, так и сделаю!
Жеребец за прилавком закатил глаза и фыркнул.
На мгновение Дим поддался искушению — странное чувство. Он даже не прикасался к кобылам с тех пор, как… сбежал из дома. И что еще более странно, его не оттолкнуло то, что она была земной пони. Она казалась ликующей, полной света и жизни. Жизнерадостной? Дарлинг Дарк никогда нельзя было назвать жизнерадостной, только одурманенной наркотиками. Впервые Дим задумался о том, что он еще может найти любовь, а если не любовь, то романтику? Но кто примет такого, как он?
Эта кобыла, это невинное, жизнерадостное создание, она бы бежала от его тени, если бы знала, кто он и что он. Его краткий миг надежды был полностью разрушен, и он почувствовал, как в его жизнь снова вкрадывается прежняя тоска. Слегка повесив голову и опустив уши, он обнаружил, что больше не может смотреть в глаза этой прекрасной, отвлекающей внимание кобыле.
— Дюжину кебабов, пожалуйста. С острым зеленым арахисовым соусом, если он у вас есть.
— Хой, я точно знаю, что вам нужно! — За прилавком кобыла подпрыгнула и стукнула копытами. — Алу! Дюжина кебабов, сваренных в зеленой смерти, и чтобы все было в ажуре, парнишка!
Уши отвисли, и Дим залюбовался кобылой и ее изысканной красотой, которая могла принадлежать ему ценой обещания. Он никак не мог дать ей ту жизнь, которую она заслуживала. Конечно, у него были фантазии о том, чтобы завести свое поместье, утвердиться в жизни, но это были всего лишь фантазии. Как и все его мечты о рыцарстве, о благородных поступках и о том, чтобы Дарлинг стала его любимой принцессой. Все это были лишь фантазии, никчемные, бессмысленные фантазии, и он был глупцом, что мечтал об этом.
Нет, если он заберет ее, она зачахнет и умрет от его ядовитого прикосновения. Ей лучше быть здесь, в этой промышленной пустоши, где она, без сомнения, выйдет замуж за какого-нибудь отвратительного примитива, недостойного ее красоты, ее изящества. Такая редкая красота будет растрачена, потеряна, погребена под лавиной пыхтения и возни на ее спине, после чего она будет жеребиться чаще, чем это было разумно. Она, несомненно, состарится раньше времени, как жаль столь совершенный цветок, цветок, обреченный, проклятый на гибель плодами, которые он принесет.
Самым красивым и изящным яблоневым цветам суждено было стать толстыми и округлыми. Такова трагедия жизни, что прекрасное совершенство недолговечно. Это был нежный цветок, подающий столько надежд, такой совершенный, только для того, чтобы быть убитым метаморфозой, проклятым на продолжение жизни. Цветок был такой хрупкой, мимолетной вещью.
— Хой, ты в порядке, жуткий?
Подняв голову, Дим посмотрел кобыле прямо в глаза:
— Нет, но я переживу.
Болота казались огромными и пустыми. Диму не грозила никакая опасность, хотя он был хорошо подготовлен к ней. Вдалеке завывали волки, но они были слишком далеко, чтобы беспокоиться о них. Здесь не было ни леса, ни деревьев, поскольку все было вырублено давным-давно.
Вокруг города располагались фермерские угодья, но земля была больна, ее испортило загрязнение, и посевы немного засохли. Фермерам приходилось долго добираться до своих полей, и, похоже, ни одного фермерского дома не было в округе. Все пони жили внутри городских стен, где было безопаснее, но безопасность была относительна.
Когда он шел по тропинке, направляясь к стоящим камням — хенджу, — он думал о кобыле в кебабной. Какое счастье можно найти в ее, без сомнения, медовых поцелуях? Это необыкновенное создание было кобылой, обуреваемой покорностью, о чем свидетельствовало ее желание выйти замуж, но в ней все еще сохранялся некий огонь, некая бодрость, которую нельзя было изгнать. Она была смелой, дерзкой и прямолинейной в своих желаниях. После того как она обслужила его, она рысью помчалась прочь, распушив хвост, демонстрируя все, что могла предложить.
Он поддался искушению.
То, что могла предложить эта кобыла, заставило бы кончить и мертвого пони, и Дим не мог отделаться от ощущения, что упускает возможность всей своей жизни. Он будет оплакивать эту фантазию, когда она умрет, и у него были химические вещества, чтобы ускорить ее уход. К рассвету она, несомненно, выжжется из его сознания, а на смену ей придут знания и сила.
В слабом, скудном свете луны хендж казался безмятежным местом. Дим двигался среди камней, терся о них телом и наблюдал за их любопытным трепетом. Какие тайны они хранят… какая великая сила. Камни были высокими, могучими, и хендж в основном не пострадал. Вокруг хенджа росло несколько деревьев, которые не были срублены на дрова или строительный материал.
С помощью своей магии он залез в седельную сумку и достал небольшой стеклянный пузырек. Его беспокоило, что он не может самостоятельно переходить в астральную перспективу, что ему нужна помощь, но такова цена знаний. Он вытащил пробку, которая одновременно служила пипеткой, и наполнил ее жидкостью.
Осторожным, точным движением он поместил первые несколько капель прямо на рог. Затем, не дождавшись результатов, он закапал капли сначала в левый глаз, скрипя зубами от жжения, а затем в правый. Эта партия диэтиламида лизергиновой кислоты была сильной, мощной и начала действовать почти сразу же.
Пока он убирал стеклянный пузырек, стоящие камни взорвались астральным огнем, который горел необычным серебристо-радужным светом. Эти камни не были похожи на другие, и истории, которые рассказывали местные жители, оказались правдой. Эти камни обладали силой. Для Дима это было все равно что впрыснуть чистый экстракт коки прямо в вену на ноге. Он почувствовал себя живым, полным жизни, и боль от тридцати километрового похода покинула его.
Многие деревья также излучали буйство красок. Дим стоял в особом месте, священном месте, и его разум начал проникать вниз, ища мел и заключенную в нем магию. Что-то было в меле и соли… Магия далеко внизу казалась чище, сильнее, неразбавленнее. Магия казалась чистой, хотя Дим не мог сказать, как и почему. Магия над мелом, над солью — она напоминала грязный воздух: когда ты вдыхаешь его, ты понимаешь, что это не то, когда наполняешь легкие чистым воздухом, разница становится заметной.
Камни искажались, меняли форму, когда он смотрел на них, становились выше, внушительнее, а может, Дим становился меньше, сказать было невозможно. Над головой звезды становились все ярче, они пульсировали и пульсировали, каждая из них пылала астральным светом. Дим слышал их свет, он пел ему сладкую, успокаивающую песню, от которой почти клонило в сон.
Затем начался звездный дождь, и Дим почувствовал приступ паники. Одна за другой звезды сыпались с неба, и крошечные мерцающие мотыльки присоединялись к нему в кругу стоящих камней. Сотни звезд спускались вниз, собираясь, группируясь, клубясь, принимая форму.
— Принцесса Луна? — изумленно воскликнул Дим.
Но нет, он ошибся. Эта фигура была выше, страшнее, и от нее исходило ужасающее сияние. По мере того как она обретала всё новые и новые очертания, Диму было трудно смотреть на неё, настолько ярким был её астральный огонь. Она пылала как солнце, обжигая его сетчатку, но, к его собственному удивлению, не было ни боли, ни дискомфорта, никакого вреда ему не причинили.
— Что такое звезды, как не крошечные, далекие солнца? — От рокочущего голоса задрожали камни, а в земле раздался необычный гул. — Я — космический свет, и моя сила почти безгранична. Ты истощишь себя, если продолжишь убегать от меня. Если ты убежишь к звездам, знай, что я найду тебя. Я — неисчислимое, непобедимое количество солнц, охватывающих целые галактики.
— Принцесса Селестия… — прошептал Дим, а затем в ужасе упал на землю.
— Мой бедный, заблудший жеребенок, вернись ко мне домой…
— Нет, нет, НЕТ! Это уловка!
Мудрая и строгая аликорн покачала головой:
— Это не уловка. Вернись ко мне домой. Позволь мне исцелить то, что сделала с тобой твоя мать. Пожалуйста, умоляю тебя, позволь мне вернуть тебя. — Теплый голос был умоляющим и казался почти искренним…
— Нет! — Дим застонал и закрыл лицо ногами, пряча глаза от ужасной, суровой красоты стоящей перед ним аликорны. — Если я вернусь домой, ты меня уничтожишь! Твое солнце и так меня обжигает! Я проклят злом.
— Нет, мой дорогой жеребенок, твоя кровь все еще загрязнена ядом, самым ужасным, самым мерзким…
— Это уловка! — закричал Дим. — Все — обман! — Пока он говорил, рядом с принцессой Селестией нарисовался еще один аликорн, и он увидел его, в ужасе щурясь из-под передних ног. Эта была меньше, розовее, и Дим ее не знал. От нее тоже исходило потрясающее сияние, на которое было страшно смотреть.
— Вернись домой, чтобы восстановиться. — Камни задрожали от ужасающего величия голоса принцессы Селестии. — Еще есть время, Дим. Тебя еще можно спасти, пока яд не поглотил тебя полностью. Пожалуйста, послушай меня и доверься мне!
— НИКОГДА! — взвыл Дим, боясь света, но еще больше боясь принцессы Селестии.
— Дим, мой любимый жеребенок, возьми себя в копыта. — Голос принцессы Селестии был властным и заставлял повиноваться. — Опасность приближается. Ужасная опасность. Делай все, что должен, чтобы пережить ее, и знай, что я прощу тебя. Твои враги ужасны, и их много. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.
И с этими словами Дим почувствовал, как его тело наполняется теплом и силой. Его голова начала проясняться, и, взглянув на астральную проекцию принцессы Селестии, он увидел, что она мерцает. К нему пришло смутное понимание, что что-то происходит, меняется внутри него. Маленький розовый аликорн рядом с принцессой Селестией шагнул вперед, и, прежде чем Дим успел запротестовать, она вошла в него, что было очень любопытным ощущением.
— Возвращайся ко мне домой, Дим, пока ты еще можешь спастись. Многое произошло. Темный Шпиль исчез, и Дома Дарков больше нет. Я не смогла спасти всех вас, но я полна решимости спасти одного из вас. Стань моим чемпионом, Дим… Я заглянула в твое сердце.
— Нет, — прохрипел Дим, качая головой, и слезы полились по его щекам.
— Я могу избавить тебя от этого яда и дать тебе цель. Поверь мне. Я могу вернуть тебя к свету. Я умоляю тебя, позволь мне помочь тебе.
Дим почувствовал, что его голос срывается:
— Я не могу доверять никому из пони.
— Будь готов, Дим. Опасность, которая приближается, самого худшего рода. Оставайся непоколебимым и не поддавайся тьме. Мне все равно, веришь ты мне или нет, но знай, что я люблю тебя и верю в тебя. — Принцесса Селестия расправила одно крыло и коснулась щеки Дима, пока его тело поднималось с земли, удерживаемое узами звездного света. — Мы с Луной сделаем все возможное, чтобы помочь тебе в предстоящей битве. Готовься!
— Я… я хочу верить, — проговорил Дим, его голос дрогнул, когда передние ноги отдернули от его лица. Сияние облика принцессы Селестии было слишком невыносимо, и он чувствовал, как оно обжигает его душу, сжигая тьму внутри него. — Могу ли я быть спасен?
— Ты хочешь этого? — Лицо принцессы Селестии стало похожим на строгую школьную учительницу.
Покачав головой, Дим ответил:
— Не знаю.
— Пока что выживай. — Заповедь принцессы прозвенела как колокол. — Нет греха в том, чтобы делать то, что нужно, чтобы выжить. Я прощу тебе все этой ночью, но только если ты вернешься ко мне домой.
Уши опустились, Дим кивнул:
— Я сделаю то, что должен.