Венец творения
Арка третья. Часть 5.
Чего стоит несколько лет? Вероятно, для прожившей тысячу лет Найтмер то было чем-то сверхкраткосрочным, довольно близким и скорым. Почти что завтра. Для человека, что собственное-то имя не слышал уже многие месяцы, это было бы слишком много. Для Артёма же это было адом, покуда каждый миг в этом месте был преисполнен ядом. Слишком яркий, даже когда небо заволокло пеплом, слишком звонкий, даже когда издохла почти вся популяция птиц, слишком плоский и такой безлюдный...
Обращённое в самоподдерживающийся за счёт концентрации процесс сознание было способно переждать даже распад тела, пока получающее подпитку из многих источников оно собирается вновь, а потому и зависело оно от биохимических процессов довольно опосредованно. Но всё же зависело, реагируя под воздействиями внешней среды, изменяясь и пластично подстраиваясь под мириадами факторов.
А ещё он любил планировать. Планы и их проработка создавали представление, будто всё под контролем. Учтено и предсказуемо, а от того приемлемо, позволяя сказать самому себе заветное "Всё нормально". Возможно, эта иллюзия была даже опаснее покоя обманчивого и вредного, что навевал торжественный обеденный зал Бастиона, убаюкивая душу. Но она хотя бы не притупляла восприятие.
Вот только страшнее Артёма планирующего был лишь вынужденный импровизировать. Тогда он был именно таким, судорожно срываясь на поиски возможных решений. Не самый здравый и ранее, получивший с попустительства аликорна вседозволенность, он никогда не был приструнён с того момента, как обрёл власть вершить судьбы этих странных лошадок. Осознаваемая разумом, в нутре любая ответственность за своё дело была ему чужда за банальным отсутствием опыта личного ответа за жизни других. Опьянённый местным алкоголем, столь же ярким и жгучим, как и всё в этом мире, преисполненный горем от перспектив ещё годы провести здесь, он фильтровал факты образом самым что ни на есть скверным, выборочным и искажающим объективную реальность.
— Я беру вас в плен, — было объявлено кучке дневных пони, что находились на деловом совещании в парадном зале балтиморской ратуши, куда спустя многие часы полёта Артём вломился с авангардом, — Капитулируйте немедленно и город не будет разрушен.
Тем не оставалось ничего иного, кроме как испуганно повиноваться, без сопротивления позволяя фестралам встать по бокам и начать их куда-то утаскивать, пока по зданию доносились визги и редкий звон стали.
— Зачем..? — лишь одна медно-рыжая пони с каштановой гривой осмелилась спросить у закутанной во множество слоёв брони бледной и похожей на сухофрукт фигуры, — За что нас так?
"Чтобы пополнить припасы, отдохнуть перед вторым рывком на Филлидельфию и нагнать из вас побольше пущенных впереди для разведки боем пегасов, чтобы..." — вот тут-то его и нагнало понимание. Всем знакомо это навязчивое желание пересмотреть уже принятое решение, окунуться в нерешительность и малодушие. Не то, чтобы пытливый ум не знал сомнений ранее, но по мере полёта все из них были методично отброшены до прямого вопроса со стороны, — "Блять, я просчитался".
— Такс, такс, такс, — с осознанием его проняло. Можно было сколько угодно уповать на милость тысячелетнего инопланетянина, возвращению которого сам же содействовал, после ведя великое множество любезных светских бесед и общих трапез, помогая по мере сил, но действительно ли это что-то значило на фоне угнанного полка? На фоне утопающего в катаклизмах мира, на сентиментальность он особо не рассчитывал, — Хуёво, очень очень хуёво...
— Что-то не так? — поинтересовался кто-то из нетопырей рядом, смущённый переводом долетающих фраз.
"Нельзя придаваться унынию, не сейчас", — к великому сожалению всего мира, Хексариону требовался эмиссар действенный, неспособный сидеть без дела, — "Сейчас надо думать".
Ища за что бы зацепиться в своих измышлениях, несколько раз по убранству зала цепким взглядом мазнули глаза, пока не нашли часы. Символику он так и не мог понять, от чего точный час назвать было бы невозможно, но концепт уловил, — "Время".
— Всё так, время ещё есть, а значит терпимо, вдох-выдох, — "бежать одному бесперспективно, уже пробовал, если уводить полк дальше его когда-нибудь хватятся, хватит одного приказа в Астрале и он повернёт обратно..." — Продолжаем по плану. Этих на площадь, пусть орут про сдачу... И найдите им рупоры.
Крупный, почти замёрзший градом дождь звучал метрономом, ритмично и мерно барабаня по козырькам домов так-так-так, набивая незамысловатый такт. В воздухе витали слегка уловимые ароматы пчелиного воска и разных трав, пока ржавое железо с ярких фонарей и причудливых мостовых оград шибало в нос, заставляя кривиться. Глаза щипал солёный морской бриз, заставляя щуриться и закутываться в ткань. Ноги стояли на некогда твёрдой ровной плитке мокрой брусчатки, то и дело натыкаясь на что-то лишнее в убранстве этого места. Часть улиц была подтоплена и перемещаться приходилось по раскинувшимся настилам и помосткам. Именно этими деталями в первое посещение Балтимор запомнился для Миднайт.
Слившимся гулом звучала толпа, растворяясь отдельными голосами в гневе народных масс. По мостовой скользило внезапно наступившее на чей-то выбитый глаз покрытое кровью копыто в кожаной чуне, облепленной грязью и комками шерсти. Не чувствовалось одно крыло, плетью волочась вслед за ней, пока вокруг свистела галька, хлёстко рассекая потоки струящейся с неба воды и летя из глубины толпы. Ссаднила челюсть, от случайно прилетевшего копыта раскололась часть жемчужно белых зубов, скрипя крошкой на уцелевших и оголяя начавшие окисляться нервы. Кровавые сопли надувались на каждом вздымании её грудной клетки, что стягивая кожу попутно тревожила многие и многие ушибы, позволяя собственному взмыленному поту пробираться в царапины, — подобные детали запомнились плохо. Так или иначе это уже было, пускай и в стенах Бастиона.
Средь простых фестралов ходила молва, что выбранным Предвестником никого не жаль, и уж слово «каратели» им подходило бы больше. И действительно, им самих себя-то, попранных позором отступничества от Принцессы, было уже не жаль, так чего стенать по другим? Под суровым взглядом они без всякого протеста казнили не прошедших фильтрации собратьев, вскрывали сакральные архивы и срубали священные рощи, твёрдым копытом давили голодные беспорядки, вытаскивали протестующих из своих нор и выкидывали за стены...
— Вперёд! — скорее самой толпе кричала ночная пони, чей голос срывался в высокий фальцет, визгом распугивая всех пред собой. Пробивать дорогу было тоже своего рода наукой, где нельзя просто переть напролом. Было потребно маневрировать и не терять ритм дыхания, всем телом смещаясь в бок и поражая во фланги занятых с фронта. Раз за разом она в стёганой попоне под крупной кольчугой врезалась в массу тел, в такт дождю расталкивая, раскидывая, топча и сбивая уже дневных пони на своём пути, поддержанная такими же фестралами с кое-как пристёгнутыми ремнями глефами, чьи длинные, изогнутые лезвия, были заботливо обмотаны грубой тканью.
Острый металл оставил бы рваные раны, провоцирующие ярость и сопротивление в последнем приступе «бей или беги» настигнутой жертвы, зля и так бурлящую толпу. Ткань же позволяла наносить мощные, оглушающие удары, сбивающие с ног и лишающие воли к борьбе. По крайней мере, так они все позднее скажут Предвестнику, оправдывая свой выбор, на деле же испытывая жалость к загубленным, пускай и дневным пони.
Особенно к ним, ведь в отличии от суровых фестралов, те практически не умели переносить боль и вслед за ударом на деле могли разреветься, пытаться бежать, создавая давку, или впасть в бешенство, кидаясь лягаться потеряв всякое подобие здравомыслия, покуда разум был неспособен осознать случившегося, а верховодство брал стадный инстинкт, велящий защищать тех, кто позади. Впервые получая серьёзную травму, они паниковали. Угомонить взбрыкивающий с диким взглядом комок шерсти и копыт мог лишь хорошо поставленный удар по голове. Никому из участвующих в этом не нравилось приносить боль и страдания, да и испытывать тоже. От того впервые за долгие месяцы Миднайт благодарила бесконечный дождь, тот действительно был хорош, помогая двигаться в ногу и не ломать строевой порядок, подменяя нерешительность ритмом.
— Делай раз! Делай два! — а ломать ритм было нельзя, от того зависело очень многое, — Три-четыре! — напиравшая толпа ярилась, распыляя саму себя и получая новые притоки от выходящих на улицу осмелевших, за которыми были их дома и семьи, что придавало храбрости. Фестралы же, измождённый скоростной переброской авангард без полноценных доспехов, долетевший быстрее прочих и призванный на городские переулки, пока другие занимают арсеналы, склады, амбары, больницы, мосты и перекрёстки, станции телеграфов, насосные станции и иные строения, справлялись с трудом. Такого напора мало кто ожидал, но всё же предусматривали. В первую очередь Предвестник, уверяющий, что хотя бы примерные, но на всё должны быть планы, расчёты, оценки, риски, сроки, ресурсы, резервы, а после с каким-то странным смешком говорящий, что коней на переправе не меняют. И ей не нравились планы на случай неконтролируемого сопротивления.
Контролируемое сопротивление в общем-то тоже не было чем-то хорошим, никогда не вынужденные на деле нести ощутимые потери, иной раз удачно застигнутые и придавленные толпой фестралы предпочитали отпустить пойманную добычу или выйти с конкретных улиц, нежели встретить отпор пони действующих и заряженных, готовых закидать камнями. Тем не менее, для толпы работало тоже самое и подавляющая численность дрожала под ревущей впритык грозной мордой, что норовила заехать по голове длинной палкой. Вот и гоняли друг друга толпы и манипулы по городу, вырисовывая новые границы.
К полному осуждению прочих дневных пони у нападавших даже было на кого опереться и где перевести дух, покуда редкие и зыбкие группы горожан с черными повязками сбивались вокруг флагов диархии, с которых срывали символику солнца. Или вокруг шестов, к концу которых приколотили разной степени качества портреты лунного аликорна. За месяцы катаклизма в край осмелевшие Кошмары готовили почву под Пришествие, щупали умы и находили бреши. Было ли у фестралов доверие к таким пони? Абсолютно нет, но как бы они не вызывали подозрения, опереться боле было не на кого.
Миднайт в целом редко что нравилось из новых обязанностей, её всегда удивляло, как спокойно Предвестник переходит от ужасных слов и дел до светских бесед и понятной лишь себе игры словами, будто это было так же естественно, как дышать. Стоило его строгому взгляду перейти куда-то ещё, фестралы тут же пытались проявить милосердие, давно изучив повадки существа, которому служили. Оно любило ясные и точные критерии, быстро проверив ключевые из которых выходило без лишних трат времени определить, достигнута ли цель приказания. Исполни всё достаточно качественно и без явных нареканий, Предвестник не станет углубляться в мелочи, проверять детали, похвалив и удалившись восвояси.
— Клином, стройся! — ряды перестроились, образовав острый треугольник, —Давление на центр! — подчинённые рванули, сминая импровизированную баррикаду из мебели, встреченную на пути и опрокидывая защитников. Кто-то из них бежал, кто-то упал под ноги, и был втоптан сапогами бойцов в лужу, окрасив воду в алый. К величайшему сожалению, именно тела в этот раз были критерием успеха.
За ними сквозь толпу с полной самоотдачей протирался строй, протаривая некогда украшенные улочки, выхватывая из своих домов великокровных аристократов, самых больших богатеев и влиятельных политиков со множеством друзей в каждом из концов города, о которых легко прознали через Кошмары. Элиту пытались собирать на главной площади, сперва по воздуху, а когда в себя пришли ошмётки стражи и обязанные похищенным единороги с пегасами, устроив в небе свалку и завихрения, пешими, на что налетели уже сами жители города, подначиваемые заводилами и глашатаями, да простым страхом, что следом придут за их родными.
К чему ночным пони вообще сдалось тащить куда-то незнамо кого незнамо для чего? В общем-то тащили как раз знамо кого. Уж чего-чего, а эмпирической базы им благодаря Кошмарам хватало, как и опыта кооперации с давних времён. Подводили объёмы поступающих сведений, разом переварить и систематизировать всё было невозможно, что впрочем компенсировали месяцы подготовки.
И делалось это знамо для чего. Аберративное эхо из глубины времён твердило что-то про наступательный реализм и цитировало ещё более древние фразы, вещая для фестралов строки некого «Государя» о том, что удержать никогда прежде не знавший покорения город можно лишь решительно устроив там террор и физически изничтожив самых ярых и непримиримых носителей идей старой власти. Быстро, беспощадно и точечно, не оставляя обиженных пони за спиной и не давая времени на какую-либо консолидацию, формируя на месте новую иерархию шоковой терапией. Под призывы сдаваться прошлой администрации и торжественные речи шаманов, центральная площадь города готовилась окраситься в красный от нутра всех тех, кто откажется признать новую власть.
А пока же глаза ночных пони жжёт пот, вокруг всё плывет, в головах пульс долбит басом. Подвывая от ломоты и щурясь от запущенных единорогами осветительных заклинаний, Миднайт продолжала разгонять толпу, ведь как только будет развёрнуто достаточно сил, чтобы подержать резервами ещё и их, кроме центральной площади нутра жителей покроют и улицы. Не от какой-то излишней злобы, просто у выгруженных фестралов в тяжёлых доспехах ещё на этапе планирования был приказ поддержать авангард и пройтись галопом по мостовым да аллеям, коль первый эшелон встретит препятствия. Конечно, те тоже будут пытаться как-то хитрить, но с минимумом жертв этой лавине стали обойтись будет ещё тяжелее.
— Справа не отставать! — от того им всем надо было спешить, окромя целей для похищения вылавливая ещё и тех, кто кричал громче, кто размахивал копытами смелее, кто пытался организовать сопротивление. Окружая и не давая опомниться, таких оттаскивали вглубь построения, — Валом дави, напирай!
Почему-то из всех вариаций в спектре возможных чувств Миднайт испытала облегчение, когда очередной удар обмотанной глефы содрал ухо с пластом шкуры с головы милой розовой пони перед ней, что ещё десяток секунд назад подначивала кидать в них кирпичи. В зелёном свечении пред ночной пони возникло хитиновое нечто. Жук с пробитым панцирем на месте ушка. Не пони, а Дискорд знает что. Почти все лидеры толпы были такими. Встретив их почему-то всё стало просто и понятно. Кто-то из соратников попытался повторно огреть скулящую тварь, но она перехватила глефу копытом.
— Не добивать, — прорычала она на столь же побитого фестрала, — Вяжите и тащите на площадь.
Сама собой оформилась чёткая мысль, что лучше они принесут в жертву своему двуногому кошмару этих неказистых и странных уродцев, скрывающихся под личиной пони, нежели самих пони. Быть может, также ясно о них мыслил и сам человек? Миднайт пугала идея подцепить от того сей странный отравляющий разум недуг или образ мышления, коль для него то была норма. Даже в сердце чужого города, опрокидывая его жителей, ей было сложно представить подобное вероломство чем-то нормальным. Хотелось уткнуться носом в попону и бежать к своим, откатиться, зализать ссадины, укрыться за спинами развёрнутых на плацдарме и уже опосля, облачившись в полный доспех, действуя реакционно, медленно но верно занимать квартал за кварталом...
Тряхнув головой фестралка твёрдо решила, что всё же они выловят как можно больше жуков, принесут их на площадь и выменяют на них жизнь для прочих, если те будут достаточно убедительно просить. Предвестник Её Высочества наверняка согласится, будучи радостен хорошей работе. Им просто нужно успеть разогнать толпу, ничто не должно было омрачить триумф. Подобные мысли возникли у всех ответственных за удержание улиц офицеров, вылившись в начавшуюся охоту на подмёнышей. Дождь продолжал лить, а ночные пони выполнять приказ, который, как и дождь, лился сверху, никого и ни о чём не спрашивая. В мире слившихся воедино суток, это был воистину очень долгий день.
В городской ратуше тем временем проходила странная картина. Пятёрка ночных пони, посеревших мордами пуще прежней окраски, неуверенно шла к человеку, что сидел за внушительным столом с мягкой обивкой и самозабвенно втыкал в потолок, убивая самую живучую тварь — время. Он уже предпринял всё, что мог выдумать, ныне ожидая результата. С чувством, толком и расстановкой, всё равно уже не способный повлиять на происходящее и вертать всё обратно, а оттого предпочтя никуда не деваться, блуждая мыслями то туда, то сюда, в одно мановение нещадно браня себя самого за порыв слабости и сумасбродства, в другое то ещё сильнее порываясь ускорить идущий на улицах процесс, то собрать пленных стражей и бежать с ними, но в конечном итоге заводя всё это к тривиальному выводу о провале чаяний, вновь возвращаясь к самобичеванию.
Пони боязливо подошли, обступили и остановились, будто бы спрашивая у него разрешения продолжить. Слишком странным казалось им всё. Начиная с того места, где они оказались. Никто из собравшихся не знал, как брать города, они в них и не жили-то никогда. Найтмер же, единственный живой образчик этого искусства, жила в эпоху, когда и города-то городами не были, так, полисы. Величественные, окружённые стенами, но всё же населённые тысячами, максимум десятком тысяч другим, но никак не близким к сотне тысяч числом. А потому делиться своей наукой аликорн не спешил, от чего в кулуарах теоретических выкладок родилось нечто страшное.
— Что сказала Её Высочество? — подбодрил их виновник последних событий, сам же направивший шаманов с докладом. Понявши что натворил, Артём приказал победно отрапортовать о тотальном успехе сразу, как только по ситуации в городе станет ясно, что их не опрокинут сходу. Был ли то подлог и враньё? Конечно же да, но ему нужен был хоть сколько-то радостный аликорн, — Какие были поручения?
И всё же, как никто не умел брать города, так никто же и не умел руководить чем-то большим нескольких отрядов за раз. Тысяча лет прошла от последних масштабных битв, даже организовать движение пятисот фестралов в одну сторону было чем-то на грани возможного. Их же в одном полку было три тысячи.
— Предвестник, — начала Селенит, выступая вперед. Её голос не был ни твёрд, ни уверен, скорее пропитан дрожью из обиды и неверия, как с ними могли так безответственно поступить. Пони хмурилась, пока на боку свисала зачарованная глефа. Та была с одетым обухом на конце, уже хороший знак, — Шаманы донесли, что выдвижение было совершено не только без официального распоряжения, но и после прямого отказа. Это означает не просто неповиновение...
Никто и не пытался организовать единый марш, вместо того решив устроить десятки автономных друг от друга идущих параллельно. Неумение действовать на оперативном уровне, сводить воедино и координировать действия тысяч, компенсировали всеобъемлющим и вседавлеющим превосходством на уровне тактическом, полученным благодаря как укладу жизни ночного племени, так и разведке. Особенно разведке. Астрал был преимуществом чудовищным и исполинским, которое использовали как только могли.
— Смелее, лошадка, я не кусаюсь, — как мог спокойнее увещевал Артём, ощущая дискомфорт от промедления больший, чем от разваливающегося нутра. Сейчас он знал гарантированно, что странная незримая нить, этот эфемерный кабель питания, что соединял его с миром снов, был перебит в одностороннем порядке, заставив его вновь ощущать тело хрустальным, будто держащимся исключительно на давлении внешнего пространства. Не заметить это было тяжело, ещё тяжелее было после услышанного не сорваться выпрыгнуть в окно, ведущее на площадь, чтобы объявить высшее руководство полка предателями и зарубив их, действовать дальше по ситуации, — Что. Передала. Принцесса?
Кроме импровизированного канала связи, благодаря Астралу они имели представление о том, какое устройство в страже противника, даже политическая обстановка в городе была известна включая то, какие там главные рода и каковы их взаимоотношения, на кого влиять можно и чего они хотят, каковы настроения в обществе. Было известно на чём стоит экономика попавшего под подтопление города, чем торгуют его жители, что они производят и что добывают. Даже то, что они жрут в конце-то концов не укрылось от незримых соглядатаев.
— По приказу Её Высочества вы взяты под домашний арест, — наконец выдала Селенит, осторожно смакуя слова и готовясь отпрыгнуть, прояви гнев обвиняемый. Ушки с кисточками то и дело подёргивались, стремясь уловить каждый шорох, — По обвинению в измене, вам запрещено отдавать приказы кому бы то ни было, а также покидать территорию этого здания до прибытия Принцессы. Все уже отданные приказы велено игнорировать.
Кошмары работали на славу, выуживая, к кому может пробраться даже хромая побитая кобыла, с которой поделятся припасами, а кому лучше в лоб стрелять, даже если те сами приедут с дарами и данью, да самыми крепкими заверениями в дружбе. Кого беречь ценнее ока, а кого пускать в расход, что можно было жечь без разбора, а ради чего полагалось потерять целую манипулу, но захватить любой ценой.
— Неплохо, мило, очень даже хорошо. Прекрасно. Славно. — Артём был воодушевлён столь ограниченным мерам. Этапировать его в Бастион не стали, видимо учли ошибки дневных пони, да и на месте рубить тоже, значит шансы договориться есть, — И как думаешь, удержишь город сама?
Город был разбит на районы, те на эшелоны по мере отдаления от эпицентра. До контуберний и манипул с когортами доведена вся имеющаяся информация по их зонам ответственности. Человека по первой дивила игра переводящей машинки, почему-то та легко именовала полком то, что продолжая стилистику фестральих самоназваний было бы легионом. Но в какой-то момент до него дошло, что те же контубернии не были тождественны отделению, ибо образованные по клановой структуре те несли в основе своей почти родственные связи, пронизанные целыми династиями достаточно обширными, чтобы раскинуться сетями родичей до батальонного уровня. На масштабе полка ночные пони это единение теряли.
— До Её скорого прибытия — удержу, — выдохнула Селенит поняв, что ей не придётся пытаться его ловить, а фестралам за дверью врываться с сетями, — Она наказала вам не делать глупостей, а нам пристально за этим следить.
Иными словами, штаб всего этого децентрализованного детища вместо координации действий разрозненных районов и выработки стратегии на смену отклонённой, был низведён до окарауливания Артёма, выбрав путь изоляции. Прямо сообщать всем посреди враждебного места о произошедшем Селенит сочла нерезонным. Но что ещё хуже, прибытие Найтмер не было скорым, ведь просто так оставлять Бастион было нельзя, да и доклады собственно не заставляли считать экстренное вмешательство чем-то необходимым.
Это отягощалось тем, что силы фестралов не были однородны. Те же кающиеся, носящиеся между площадью и домами важных пони, не были частью полка, от чего общий приказ Принцессы исполнили, но собирать жуков не прекратили и штабу не подчинялись, выполняя свою главную цель — фильтрацию населения. Не считая прямо приписанных к полку, шаманы, прихваченные Артёмом, также структурно относились к иному начальству, от чего занялись своими делами — пропагандой. Не следить за их сохранностью Селенит не могла, опасаясь, что будь среди них жертвы, с неё спустят шкуру, что навалило на неё ещё больше дел.
В это же время сам полк состоял из шести когорт по пятьсот фестралов, условно управляемых легатами, что также имели собственное видение ситуации и оказавшись в вакууме приказов, действовали сообразно своему жизненному пути.
Суровые выходцы с самых низов средь легатов, поднятые по иерархии исключительно за проявленную лояльность и героизм, обладали не самым широким кругозором, от чего для дисциплины полагались на устав и наказания. Нарушивших приказ ждали плети, отправка в ночной дозор без костров и прочие подобные меры.
Те же из легатов, что были призваны из знати, обладали умом живым и разнообразным, предпочитая поддерживать порядок не уставщиной, а пышными пирами для офицерства, что переподали даже для рядовых солдат. Тем самым распространяя пьянство и полагаясь на доверительные отношения в своих рядах.
Контроль их в любом случае был условным, ведь каждый центурион мнил себя Наполеоном не меньшим, чем Предвестник, а своего легата либо ненавидел, как в случае с первыми, либо не боялся, как в случае со вторыми. От чего когда в начавшемся бардаке они смекнули, что кроме новых приказов не получают и организованного снабжения, до того редкие случаи мелкого мародёрства резко превратились в повсеместное расхищение и грабёж.
Столкнувшись с неопределённостью офицеры стремились выиграть наилучшие условия для себя и вверенных им сил, а фестралы на местах слушались, как понимая ситуацию, так и просто исполняя команды вышестоящих аппаратчиков в структуре, где про сдержки и противовесы никто не слышал. Началось выдворение местных ради квартирования и опять таки гонка за самые ценные строения, как ранее было с пещерами. Местами это было полностью оправданно военной нуждой, местами же рождёно из алчности впервые дорвавшихся до города варваров, что о бытовых мелочах индустриальной цивилизации только мечтали в потаённых желаниях.
Стоил ли такой размен контроля на арест сложно судить, памятуя представленные Артёмом рабочие записки и зарисовки Найтмер резонно решила от греха подальше оттеснить его от принятия решений, ожидая ещё больших проблем, сохрани тот хоть какое-то управление. Впрочем, даже так тлетворное влияние Предвестника не вышло остановить.
Как себя чувствуют национальные предатели? Как правило, себя таковыми они не ощущают. Вот и Лира таковой себя не считала.
Напротив, некогда одна из тысяч фоновых пони, в чьей жизни не было уготовано ничего великого, внезапно обнаружила, что она всем нужна, интересна и даже приятна для болтовни о важности модальной лады для аккопонемента поэзии, для чего найти собеседника было всегда невозможно. После некоторого заступничества со стороны Артёма, её дружбу искали всевозможные фестралы, пытаясь добиться внимания Предвестника, беспокоили визитами, дарили приятные подарки, играли с ней в разные игры, и просто торжественно здоровались, чего уж точно мало кто ожидает от ужасных сосущих кровь нетопырей из сказок.
— Отлично выглядите, — заговорил нашедший её с Бон-бон Артём в буфете ратуши. Он редко хвалил или положительно отзывался хоть о чём-то. Впрочем, сейчас они действительно отлично выглядели, чтобы не спутать с кем-нибудь из местных, им выдали банты с лунной печаткой, — Вы любите праздники?
— Конееечно! — протянула Лира обернувшись в полоборота от порции с салатами из морской капусты, пока Бон-бон предпочла не оборачиваться вовсе. Её можно было понять, у Артёма была малоприятная привычка не моргать и говорить то не двигая челюстью, то губами, — И праздники, и ярмарки, и викторины, и апельсины!
— Тише, тише. У меня есть к вам просьба девчата, — иной раз казалось, что разговор идет со статуей до тех пор, пока он внезапно не вспоминал о мимике, что порой нервировало пуще прежнего, — Скоро сюда прилетит Найтмер и к её прилёту было бы неплохо собрать какой-нибудь праздничный банкет.
— А... — запнулась уже обрадованная бирюзовая пони. Древний правитель конечно же вызывал почтение, но чёрный клыкастый аликорн был не совсем тем, о чём хотелось лишний раз вспоминать. Как собственно и о том, зачем они вообще здесь оказались, — Но ведь Ночь кошмаров ещё не скоро.
— Учитывая, как много светила успели навернуть кругов, в астрономическом плане она уже прошла и не единожды, — заслышав такое пони стало не по себе от мысли, как много ещё праздников они не провели вовремя из-за беспорядка в небе, — Поэтому стоит наверстать упущенное.
— В честь этого мы должны съесть как можно больше шоколада.
— Наверстать для всего города, — поправил её Артём, — Найдите Нута, скажите, что это моя просьба и он вам поможет.
— Но мы ведь никогда не делали ничего подобного, — попыталась отвертеться Бон-бон впервые вступая в разговор, — Мы не мэрские пони!
— А кто сейчас годится на такую важную задачу, если не вы? — воззвал к их гордости человек, — Перепуганные местные или сами нетопыри, с их дикими повадками?
— Хорошо, — отозвалась единорожка, — Сейчас только доедим...
— Конечно, только поторопитесь, — наставлял скорее Предвестник, чем друг, — У вас примерно часов тридцать. И ещё, скажите Нуту, что нужны единороги. По два на час, потом замена.
После чего ушёл восвояси, оставив пони переглядываться. Сбитая с толка Лира усердно жевала салат и вспоминала, как в разных городах справляли Ночь кошмаров, в конце концов осведомившись:
— Ну что, пошли готовить праздник?
— Слушай, — как можно тише начала земная пони, — Это же делает нас соучастницами, понимаешь? Нельзя так просто в этом помогать.
— Не говори глупости, Боня. Праздники они, знаешь ли, примиряют. Мы не делаем ничегошеньки плохого...
— Вы верили, что дружба — щит? Что правда, доброта, прощение — ваше оружие? — под хлещущими струями дождя раздавались с громкоговорителей шаманские проповеди тем громче, чем ближе двойка пони подбиралась к центру перерытой канавами площади, — Ложь! Гармония это обман, навет, враг! Она запретила вам враждовать, бороться и лгать, отнимать — и вы ослабели. Вы разучились кусаться.
Слушать их было противно, но невозможно не слышать несмотря на непогоду и скулёж тысяч собранных на площади дневных. Сердце Лиры обливалось кровью от взгляда на своих сограждан, но если она и могла сделать для них что-то, то организовать празднование.
— Взгляните! — продолжал вещать смутно знакомый фестрал с наскоро сколоченного шеста, указывая копытом в сторону, где шипя и переползая друг по другу барахтались странные создания, — Денькие, пока вы цеплялись за радуги и пироги, они селились под боком! Заменяли одного за другим, пока Гармония запретила вам злиться и велела делиться, "не навреди", сказала она, оберегая оборотней-жукопони от травм, чтобы никто не узрел их нутра под хитином. Они бы заменили всех вас, если б в своей мудрости Принцесса Ночи не послала нас!
Петляя сквозь оцепления они всё же дошли до раскинувшихся палаток под шестом, где горланя проповеди ещё какое-то время, к ним спустился Нут.
— А вы тоже верите, что враг это просто непонятый друг? — ещё не отойдя от выступления спросил нетопырь, не сразу поняв, что перед ним свои и их умы лучше лишний раз не смущать.
Сперва стушевавшись, Лира всё же огласила зачем они прибыли. Знатно устав, страшно зыркая красными от напряжения глазами из под маски и закинувшись каким-то варевом, Нут с радостью сменил деятельность, предпочтя уйти под крышу готовить празднование для аликорна вместо торчания под дождём и срывания голоса.
Лира с Бон-бон уже не слышали, как вступивший ему на смену также накачанный всевозможными зельями шаман распылял сам себя, кидаясь обвинениями, на кои мог ответить и не каждый грифон.
— Принцесса Дня холила и лелеяла вас, кормила с ложечки, оберегая от любой опасности, не знающих ни голода, ни холода, ни страха. Но что теперь, когда она занята? — найдя взглядом среди элиты пони с венком шаман указал на неё, — Посмотри на себя! Ты умеешь плести венки из цветов, петь песни о дружбе и печь пироги. Но сможешь ли ты защитить себя от этих жуков?
Кобыла заплакала, опустив голову, её попытался заслонить собой кто-то другой.
— Нет, ты не сможешь! — шаман продолжал, чувствуя как его распирает. Как-то раз у него был разговор с Предвестником, в котором тот рассказал про целые породы, не способные выжить вне заботы ему подобных, которые они вывели исключительно от того, что это было красиво. Знания истины обжигали, так хотелось ей со всеми делиться, ведь все живут в слепоте и правды не видят, что не было мощи тому противиться. Да и желания, — Потому что ты — декоративная крыса, которую заменят эти тараканы!
— Неправда! — внезапно для всех пытался перечить странный чейнджлинг, которого притащили недавно, — Мы почти никого не крали, а подменяли лишь пропавших и смытых в море!
Слишком говорливого жука оттеснили от прочих подоспевшие бронированные фестралы и крепко накрепко схватили. Они знали, что ему подобные, а может даже и он сам, кидались в их друзей и товарищей кирпичами на мостовых, организовывали засады и подстрекали толпу. А потому не были против того, что свершится сейчас.
— Ты, — теперь шаман обращался к заступившемуся за пони с венком, — Ты хочешь защитить свою кобылку? Гармония велит тебе говорить с недругами, а мы велим их разить. Дайте ему глефу!
Подскочив к безвестному пони очередной нетопырь по-компанейский перекинул через его бок копыто и крыло, как заправской товарищ, крепко придерживая оружие. И пока тот не опомнился, взял разгон на жука под одобрительные улюлюканье ночных пони.
— Гармония мертва. Да здравствует война!
Так оборвалась жизнь Торакса. Одного из исчезающе малого числа подмёнышей, что могли бы выступить за сосуществование с пони и реформировать Улей. Впрочем, это была лишь капля в море потока, что перемололи пришедшие в ход жернова истории.
Прибытие королевского кортежа из тройки повозок сопровождалось фанфарами и гимнами на земле. Тут и там тлел успевший загореться несмотря на сырость, но уже затушенный, сильно побитый Балтимор торжественно встречал высокую гостью.
Облетев город пару раз, Найтмер смотрела на бегающие тут и там силуэты. Они украшали. Спешили, спотыкаясь о обломки прежних баррикад и витражей, натягивая гирлянды между крючьями, где раньше были натянуты навесы от дождя, а совсем недавно сети от пытающихся похитить пони фестралов. Звёзды вырезали из жести, красили в синь, вешали на верёвках и подсвечивали чем придётся. Там, где когда-то ликовали под солнечными штандартами, сейчас были ушитые флаги диархии без солнц.
На центральной площади была расчищена посадочная полоса, надуты шарики и наскоро развешаны приветственные плакаты, играл наскоро собранный оркестр. Трупы убрали, кровь смыли. На место загнанной трясущейся толпы, была толпа согнанная в разных нарядах, выставлен торжественный караул, стояло высшее командование.
— В-ваше Высочество! — подскочила к севшей карете Селенит, — Мы старались восславить вашу мудрость, ваш…
— Где? — оборвал грозным вопросом аликорн.
Не то, чтобы какая-то спешка действительно была необходима, а собранные вдоль идущего до ратуши ковра бочки полные конфет не манили. Ещё как манили, как и фуршет с вниманием собранных пони.
— Н-на втором этаже, прямо, первая дверь.
Но властолюбивую Найтмер действительно тревожил заданный Лумакаром, Первым из Кошмаров вопрос о Предвестнике. Действительно ли она думала, что сможет ЭТО контролировать? Это уязвляло.
Дойдя до указанного места под шорохи замирающей толпы, Найтмер остановилась у незапертой двери. Перед ней стояла тяжёлая, сложная задача. Она знала о Предвестнике почти всё из того, что он совершал с первого прибытия в Бастион. И как можно наказать такое существо, сохраняя лояльность, было вопросом даже для неё. Очевидно, он никакого пиетета к аликорнам, да и вообще к чему либо-нибудь, не питал.
Оно даже по погибшей охране скорбило меньше, чем по разбитому лунатиками граммофону. Была ли эта лояльность в принципе также оставалось вопросом. Встрепетнув крыльями она подала сигнал идущим сзади штурмовикам и те принялись занимать соседние комнаты, готовясь ворваться через стены в случае необходимости.
Решение отцепить Предвестника от Астрала теперь аукалось проблемой с определением его точного расположения, но тот оказался сразу за длинным столом внутри совещательной комнаты, где сидел в своём доспехе недвижимо и отчуждённо.
— Ещё не пали в ноги и не начали каяться? — продвигаясь вперёд на сверхвысоких частотах вопрошала Найтмер, играясь с частотой кантерлотского гласа, — Ниц!
Фигура реагировала странно и заторможенно, будто не понимая слов, но ощущая частоты.
— Самонадеянный идиот, — прямое применение магии не оказало бы на него никакого эффекта из-за перстня, оттого голосом она вошла в резонанс и рвала внутренности на клеточном уровне, — Что вы наделали!?
"Что за фокусы...", — вместо положенного красного на стол брызнул зелёный и в странной вспышке опали доспехи, распластавшись по полу, местами обнажая неказистую хитиновую скорлупу и зелёную мякоть, — "Приманка?"
— Мы нашли этих существ, — прозвучало справа, заставляя Найтмер обернуться. Там в одном хитоне безоружно стоял Предвестник, незаметно подкравшись, не издавая звука и не излучая даже тепла, — Превосходные мимики, способны повторить даже крупногабаритных существ, хотя разумна из них только четверть.
— Вы сделали глупость, — ответил аликорн уже нормальным голосом, выплеснув злость, как оказалось, на другое существо и внезапно чувствуя себя виновато. Не то, чтобы она намеревалась кого-то убивать, во всяком случае её протеже уж точно не понёс бы так фатального вреда, — И очень большую ошибку, подрывающую всякое доверие. Как до такого вообще можно додуматься?
— Вы сами говорили, что находите мои методы действенными. Так посмотрите, — однолапое нечто развело верхние конечности в стороны в направлении смотрового окна, — Целый город взят под вашим стягом. Десятки тысяч подданных уже под контролем, на подходе ещё сотни тысяч в сельской местности.
— А ещё я говорила о порядке, основанном на страхе и подчинении! — грозился аликорн, ударяя копытом в грудь так, что скрипели податливые рёбра.
— Боюсь, — человек болезненно кивнул в сторону развалившегося жука, — И подчиняю города вашей власти. Один по крайней мере.
"Но не подчиняетесь сами, потеряв всякое чувство ранга".
— Так стало быть, вас нужно наградить вместо наказания? — хитро сощурилась Найтмер, — Сами теперь и разбирайтесь с тем, что натворили и что нашли. Мне одного Бастиона хватало, теперь ещё с этими возиться. Вот куда девать горожан? Их даже одних оставлять теперь нельзя, прорвутся в Кантерлот и всё расскажут! Ещё и эти... — неопределённо махнула крылом в сторону зелёной каши.
Предвестник не растерялся с ответом, впрочем, как и всегда.
— Ну, жуков отфильтруем кровопусканием, в в душе не чаю, кто это вообще такие, поэтому их как допросят лучше в расход. Трудоспособных горожан переселим в Бастион, запустим в шахты, лесопилки и мануфактуры, — со странным щелчком в голове Артёма складывались пазлы, несясь к ответу по пути наименьшего сопротивления, ради получения наибольшего потенциала для победы стремясь привлечь всё больше активов, — Высвободим так больше фестралов под копьё, у боеспособных из дневных родственников тоже отправим в Бастион, как заложников, и приставим вспомогательными отрядами к полкам. Здесь всё разберём на материалы, часть населения оставив под логистику и ключевую добычу, остальных погоним вперёд на следующий гор...
— Xyl'tharn-wok, достаточно, — выругалась на драконьем владычица Кошмаров поняв, что тот не намеревался отвечать невежеством, саботировать, ныть или упираться, а действительно собирался превратить горожан в топливо для следующего рывка плевать куда, лишь бы занять ещё больше территории. За всё виденное ею время Артём проявил недюжинные способности разрушать и разлагать, созидая лишь для того, чтобы ломать ещё эффективнее... — Те дневные пони ещё при вас? Отлично, теперь у них есть право вето на любую вашу взбаламутную чушь по поводу города.
— Но...
— Не моя проблема! — объявил аликорн, — Будете давить на них, узнаю.
После чего, доказав свою власть в первую очередь самой себе, Найтмер высоко вскинув голову удалилась праздновать и поздравить фестралов с отличной работой. Официальной версией всех описанных выше событий стало не самовольное оставление части с переходом госграницы и вторжением в другой регион под началом перепившего Предвестника, а выполнение её личного поручения с гордым правом стать авангардом, первым за тысячу лет взявшим город, в честь чего все неприкосновенные запасы оного открываются в усладу победителей. Придя в невероятный восторг нетопыри будут петь и веселиться, пони плакать и дрожать, но всем им в целом станет не до несения какого либо караула.
Артём же остался с осадком на душе вязким, грязным и тяжёлым. В голове крутилась мысль, как много бессмысленных злодеяний случилось лишь от одного человека. Почему-то произошедшее в городе казалось чем-то более осудительным и неправильным, чем всё сотворённое ранее. Всё то было ужасным, но осмысленным, а от того если не правильным, то объяснимым в логическом русле. Это же вышло опорочено и поругано, будто тот самый гранёный штык, что из его души отлил Хексарион, дабы вогнать в глотку мироздания, уронили в лошадиный навоз.
Впрочем, этот длинный день уже был всячески неладен, от того сдерживать себя от глупостей сегодня казалось чем-то неразумным. Догнавшись найденной за время ареста в подвале бутылкой, отмечая успешные переговоры, ему внезапно захотелось подирижировать оркестром. Всё же это был отчасти и его праздник.
«Утро» Балтимор встречал осаждённым уже второй по счету незваной армией, кою окольными путями смогла собрать с округи Королева Кризалис, преисполнившись не добрых намерений.