Мифы и наследия
Глава 9: Торнхейвен
Юго-западная башня, более известная как Закатная, находилась в уединенной и изолированной части дворца. Это была одна из старейших построек тогда еще замка, и за прошедшие столетия ее как только не использовали. Первоначально там было помещение для охраны и арсенал небольшого форта, которому однажды предстояло стать центром Эквестрии, но в те годы являвшегося лишь отдаленным форпостом развивающейся нации, которая восстанавливалась и росла после окончания Долгой Зимы и поражения Иридии.
Ко дням Войны Солнца и Луны Кантерлотский замок пришел в упадок и был практически заброшен. В то время как город выживал благодаря паломникам, направлявшимся в Нотр-Дам-де-ла-Шансон, для самого замка продолжались трудные времена. Западная стена башни разрушилась, в крыше зияла большая дыра, и все сооружение опасно кренилось. Когда Селестия начала перестраивать замок, превращая его в свой дворец, Закатная башня досталась Кейденс, юной принцессе, находившей утешение и успокоение в преобразовании потрескавшегося строения в простое высокое здание.
Внешняя лестница вела на третий этаж, где находилась гостиная, заполненная книгами, которые Кейденс удалось перенести из своей старой комнаты в крепости Найтмэр Мун. Гостиная была уютным помещением, где принцесса могла расслабиться и развлечь свою тетю, когда Селестия находила время навестить ее. Большую часть своих первых лет Кейденс провела, свернувшись калачиком перед большим камином, который как и книги, был перенесен из крепости ее матери, и размышляла о том, какой должна была стать ее жизнь.
На втором этаже, прямо под гостиной, Кейденс устроила алхимическую лабораторию, совмещенную с кладовой. В то время она намеревалась глубже изучить магию, но большую часть последующих веков лаборатория стояла нетронутой. На втором этаже появлялись лишь горничные. Даже когда принцесса покинула Кантерлот, чтобы основать Кристальный город, лаборатория осталась без изменений, странные артефакты и магические инструменты, которым следовало бы находиться в хранилищах, валялись без присмотра, собирая на себе толстый слой пыли.
Первый этаж Кейденс решила превратить в хорошо оборудованное помещение для служанок. В те периоды, когда их услуги Кейденс не требовались, помещение либо пустовало, либо превращалось в дополнительную кладовку для хранения вещей.
На самом верху башни располагалась спальня с примыкающими к ней гардеробной и ванной комнатой. Обставлена спальня была по моде тринадцатого века, и была щедро украшена золотом, серебром, с шалями, занавесками и тяжелой дубовой мебелью, заполнявшей каждый доступный сантиметр пространства.
В отличие от других башен Кантерлотского дворца, крыша Закатной башни была плоской, окруженной зубчатыми стенами. Идеальное место для юного аликорна, чтобы посидеть под звездами, глядя на изображение матери, отпечатавшееся на лике Селены, и поразмышлять, как бы все могло сложиться, не пади Луна. Или свернуться калачиком со своими мужьями, приятелями и прочими любовниками.
Несмотря на то, что Кейденс основала Кристальный город с собственным роскошным дворцом, она всегда считала Закатную башню своим домом. Но она не являлась местом, где можно растить кобылку, даже если расчистить второй этаж и освободить место для еще одной спальни. В общем, они с Шайнингом переехали в свои новые покои в королевском крыле дворца. От внимания Кейденс не ускользнуло, что покои находились прямо между покоями Селестии и башней Твайлайт, а покои Луны находились сразу за ними.
Хотя эта башня и не подходила для воспитания Тир, она, тем не менее, была прекрасной гостевой.
Кейденс смотрела на знакомые каменные стены и простую дверь прямо перед собой. Прошла всего неделя с тех пор, как с двери убрали ее метку, но все равно ее отсутствие раздражало. Обнаружив, что на двери пусто, принцесса задумалась и почувствовала странную меланхолию.
Она не была уверена, как долго простояла перед башней, набираясь храбрости, прежде чем поговорить с той, кто находилась внутри. Не то чтобы у нее были какие-то прошлые обиды на Иридию. По правде говоря, Кейденс очень мало слышала о своей двоюродной бабушке и в очень юном возрасте научилась с большим подозрением относиться к учебникам истории. Не сказать что там откровенно врали, но было довольно много фактов и правды, которые Селестия предпочитала скрывать от своих маленьких пони.
Дважды стукнув копытом в дверь, Кейденс постаралась успокоить свои крылья и нервы.
Это всего лишь Иридия, и она тоже член семьи.
А семья всегда важна.
Дверь распахнулась, и из-за нее донесся игривый голос королевы:
− Входи же, моя дорогая, входи!
Сделав глубокий вдох, принцесса вошла в башню с таким видом, словно собиралась встретиться лицом к лицу с Лордом драконов или демонов: слегка расправив крылья, сжав челюсти и целеустремленно шагая вперед. Иридия сидела на мягкой голубой подушке, которая гармонировала с цветом ее глаз, перед ней парила книга, а на столике рядом стоял бокал красного вина. Позади королевы в камине весело потрескивало пламя, прогоняя утреннюю прохладу.
Подняв глаза, Иридия отложила книгу в сторону, пометив докуда дочитала темно-синим пером, и слегка улыбнулась.
− Кейденс, рада наконец-то с тобой познакомиться, − королева встала, чтобы поприветствовать принцессу, и ее улыбка стала шире, пока она шла через комнату. − Не нужно так напрягаться. Я не кусаюсь. Дай-ка мне посмотреть на тебя.
− Я хотела...
Иридия заставила Кейденс замолчать, прижав кончик крыла к ее губам. Принцессе показалось, что вокруг нее кружит волк, пока королева медленно обводила ее оценивающим взглядом. На щеках Кейденс появился легкий румянец, она не привыкла к такому беззастенчивому взгляду со стороны кого-либо, кроме Шайнинга.
− У тебя нос и телосложение твоей матери, − с нескрываемым одобрением заметила Иридия, завершая осмотр. − Но крылья как у бабушки.
Не зная, что ответить − в конце концов, никто никогда не говорил Кейденс, что у нее крылья Дарующей Имена, − принцесса неуверенно пробормотала:
− Спасибо.
Направившись обратно к своей подушке, Иридия спросила:
− Итак, что я могу для тебя сделать, Кейденс?
Взъерошив перья, принцесса последовала за Иридией, выбрав пушистую белую подушку.
− Очевидно, я хотела встретиться с тобой, − ответила она со слабым смешком, − и спросить о Вельвет и ее проклятии.
− Проклятии? Гейс это не проклятие. В худшем случае − принуждение. Кроме того, он скоро исчезнет, − Иридия пренебрежительно махнула копытом. − Какая же там была формулировка? «Ты должна хранить ее тайну и все ее секреты, пока не останется ничего, что можно было бы хранить». Или как-то так. В любом случае гейс должен скоро спасть. А если нет, то я знаю, как его разрушить.
Кейденс покивала.
− Я также хотела спросить, не знаешь ли ты чего-нибудь, что могло бы помочь в воспитании Тир. Например, кто ее родители или откуда она родом. Что-то об этом.
− Почему я должна что-то знать о ее родителях? − Иридия склонила голову набок. − У меня остались очень смутные воспоминания, и, честно говоря, я предполагала, что они все пропали и что только мы с сестрой спаслись от... Ну, это не важно. О ее прежней семье стоит поговорить с Тир, а не со мной.
− Ох, − только и смогла выдавить Кейденс, откидываясь на подушку. − Значит, ты вообще ничего не знаешь или не помнишь?
Иридия нервно помялась на месте.
− Мои самые ранние воспоминания… давайте посмотрим… Марелантис. Я сижу на вершине одной из хрустальных башен Марелантиса и ем черничный пирог с твоей бабушкой. Ее мордочка и копытца все испачканы в начинке. Ха-ха! Это были счастливые деньки, − голос королевы затих, когда она погрузилась в воспоминания. Вынырнув из них, она добавила: − Сожалею, но большего не помню
Пожав плечами, Кейденс ответила:
− В любом случае я и не особо надеялась.
− Что ж, я рада, что ты меня навестила, − Иридия призвала блюдо с печеньем и сыром. − Мне казалось, все на меня злятся.
Принцесса вздернула бровь.
− Я, наверное, немного зла на тебя. Мне кажется, − неуверенная улыбка Иридии немного поблекла. − А как я могла не злиться? Да, у Селестии есть недостатки, но один из них − это не держать зла. Во многих отношениях ее готовность прощать − это слабость. В общем, что ты ей сделала?
− Я... Нет, об этом Селестия должна рассказать сама. Если она хочет сохранить это в тайне, то это ее решение и я его уважаю.
Иридия еще немного поерзала, не в силах смотреть Кейденс в глаза.
− Ох.
Принцесса прекрасно знала, каково это просить Селестия раскрыть какую-либо информацию, особенно личную. В лучшем случае ей достанется приятная улыбка и поддразнивание. В худшем... примерно то же самое, на самом деле. Ну не попыталась бы Селестия оставить ее правительницей Эквестрии, пока древнее зло пыталось установить вечную ночь. Опять. Ну по крайней мере не в ближайшую пару десятков лет.
Будем надеяться.
Прочистив горло, Кейденс взяла кусочек сыра. Очень острого, как она определила, понюхав его.
− Это гамалост, − Иридия понимающе кивнула, взяла кусочек для себя и положила на что-то, похожее на каменный крекер.
Кейденс осторожно откусила и обнаружила, что сыр твердый, с довольно приятными влажными гранулами.
− Нравится? − королева наклонилась вперед и вздохнула, когда принцесса подтвердила, что так и есть. − Я прихватила его и еще несколько традиционных для Тайги блюд для Твайлайт. Но... думаю, это была глупая идея.
− Она справится, − принцесса потянулась, чтобы погладить Иридию по ноге. − Твайлайт должна разобраться во всем по-своему. Дай ей время. Мы все дали ей много пищи для размышлений.
− Надеюсь, что это правда.
Несколько минут прошло в молчании, Иридия и Кейденс наслаждались сыром, пока от него не осталось лишь несколько крошек.
− Итак... − начала принцесса, но, не зная, что сказать или спросить, она кашлянула и выглянула в окно.
− Я солгала ей, − пробормотала Иридия, и мягкость ее заявления почти ускользнула от Кейденс.
− Хм?
− Селестии. Я солгала ей, − продолжила Иридия, дрожащим копытом потянувшись за чашкой какого-то темного, горько пахнущего напитка. − Это было вскоре после того, как я потеряла свою маленькую мечту, до того, как... до того, как я... Ну, на самом деле это не имеет значения. Она пришла, чтобы вразумить меня и попытаться вывести из траура. Мы обменялись… словами... и я «благословила» ее.
Наклонив голову, Кейденс сморщила нос от запаха, исходящего от жидкости в чашке Иридии.
− Не понимаю, что в этом плохого?
Королева поднесла чашку к губам, чтобы еще раз пригубить ее содержимое. Сузив глаза, принцесса нетерпеливо постучала копытом, ожидая объяснений. Не в силах больше сдерживаться, Иридия, не выдержав взгляда, ответила:
− Благословение было в том, что она никогда не испытает тех страданий, что выпали на мою долю. Что я спасу ее от бремени потери жеребенка единственным доступным мне способом...
− Ох, − произнесла Кейденс, а затем с большей силой добавила: — Ох!
Поставив свою чашку на стол, Иридия поспешно добавила:
− Все это было ложью, пожалуйста, пойми это. Я не… Я была в очень плохом состоянии. Я только что потеряла свою драгоценную мечтательницу, сестру Твайлайт, и я... я вымещала это на всех остальных. Селестия просто...
− Но, конечно же, она должна была знать, что это ложь? Верно? − Кейденс сглотнула. − Ты не творила заклинаний или что-нибудь типа того?
− Нет, конечно! Ничего такого я не делала, − королева яростно замотала головой. − Но мне и не нужно произносить никаких заклинаний, чтобы отрезать мать от Купели Душ. Это было по-жеребячьи, подло и глупо с моей стороны, но у Селестии не было причин сомневаться в моих словах в то время.
Иридия напрягла копыта.
− И тогда я совершила одну из худших ошибок в своей жизни, даровав тебя Луне.
Кейденс дернулась, как будто ее ударили.
− Нет, подожди! Я не это имела в виду! Пха, я все так запутала. Я хотела сказать, что совершила ошибку, полагая, что жеребенок сможет исцелить сердце Луны.
Принцесса попыталась успокоиться, но слова задели ее гораздо сильнее, чем она ожидала. Пытаясь справиться с неприятным ощущением в животе и трепетом крыльев, она сосредоточилась на более странной части заявления Иридии.
− Что значит «даровав тебя Луне»?
− А... Ох... Я не так хотела выразиться. Не в смысле, что приняла осознанное решение... − фальшивая улыбка Иридии вернулась с новой силой, а хвост ударил по полу. − Пха, и зачем я это скрываю? Да, я «даровала» тебя Луне.
Королева изобразила копытами кавычки, сопроводив их самоуничижительным фырканьем.
− Ты когда-нибудь пыталась завести жеребенка?
Покраснев, Кейденс отвела взгляд и пробормотала:
− Возможно, я пыталась... давным-давно...
− Ну, я тоже пыталась, и пыталась, и пыталась. Тысячи лет, каждый Сезон без исключений.
− И как?
− Как? Ты видишь сотни или тысячи других аликорнов, разгуливающих по диску? А так и было бы, будь у нас все так же, как и у смертных, − Иридия фыркнула, снова взмахнув хвостом. − И только семнадцати с лишним столетий назад мне удалось понять, в чем проблема. Просто переспать с жеребцом было недостаточно. Это, конечно, необходимо, но лишь половина процесса. Я уже почти потеряла надежду, но моя сестра всегда была убеждена, что у нас будут жеребята. Это даже не в Сезон было!
− Думаю, я могу себе представить, что произошло.
− Ну, ты-то точно. Но пока мы лежали там и занимались самым интересным, я решила ответить на молитву. Прикоснувшись к Купели, я увидела их. Пара душ, подобных нашим. Они двигались очень быстро, намного быстрее, чем души обычных смертных, попадающих туда. Мне нужно было действовать быстро, поэтому я протянула копыто и перенаправила души к твоей бабушке и ко мне. Так были зачаты Селестия и моя маленькая мечтательница. Луна последовала за ними чуть больше года спустя.
Моргнув, Кейденс выпрямилась, обдумывая, что только что услышала.
− Подождите минутку… Ты только что решила поговорить со мной «про это»?
− Да, полагаю, что так, − обе кобылы рассмеялись и напряжение, царившее в комнате всего несколько минут назад, рассеялось. − Но с Селестией или Луной я этот разговор никогда не заводила. И когда появилась ты, что еще могла выдумать Селестия кроме моего проклятия?
− Ох... − Кейденс несколько раз моргнула, переваривая услышанное, и добавила гораздо громче: − Ого... Подожди... Почему ты не даровала ей Твайлайт?
− Я пыталась! − огрызнулась королева, в ее голосе явственно слышалось прежнее разочарование. − Я долго искала возможность даровать ей жеребенка. Ты почти стала ее дочерью, но с учетом Луны… Насколько более вероятным стало бы ее падение, будь у сестры еще кое-что, чего не было у нее? Я лишь надеялась... Но мы обе знаем, чем все обернулось.
Вздохнув в знак поражения, Иридия махнула ногой, словно желая сменить тему.
− Не то чтобы я могла одним взмахом копыта даровать жеребят всем без исключения. Даже когда я была погружена в Купель. В течение первых… Трех? Четырех столетий? В любом случае долгое время я была слишком занята устранением причиненного мной же вреда. Те десять лет, на которые я закрыла Купель Душ, едва не нанесли ей непоправимый ущерб.
− Но ты же пыталась? − не унималась Кейденс, наклоняясь вперед и ища в двоюродной бабушке хоть какие-то признаки лжи, как на лице, так и в мерцающих потоках любви.
Любовь исходит от всех пони, связывая их воедино и придавливая к земле. У некоторых любовь была яркой и чистой, Настоящей Любовью, излучающей свет, который невозможно затмить, и, какой же редкой она была. Кейденс сталкивалась с Настоящей Любовью всего пару раз, и каждый раз она словно притягивала беды.
Существовало много видов любви, столько же, сколько и разных пони, но все они обладали определенными, неизменными свойствами. Например, подверженностью влиянию эмоций отдельных пони.
Любовь Иридии была неустойчивой и хрупкой, в потоках, исходящих от королевы, было заметно много старых шрамов и ран. Ядра потоков были сильным, но поверхность очень зыбкой, за исключением одного потока − потока Настоящей Любви. Разорванного потока, ведь тот, кого Иридия любила, ушел. Кейденс решила в данный момент это игнорировать, сосредоточившись на тех, что были связаны с Твайлайт и Селестией.
− Я же уже сказала, что да.
Это была правда. Потоки любви на мгновение засияли ярче, по ним заструилась сила. Если бы Иридия солгала, чувство вины исказило бы эту любовь. Или королева не испытывала вины, но Кейденс ни на секунду в это не поверила бы. Подобный способ определения истины был не идеален и срабатывал только тогда, когда говорили правду или лгали о своих близких, − Кейденс никогда не рассказывала ни одной живой душе, кроме Селестии, о том, что может распознать ложь. Сообщить об этом тете оказалось плохой идеей, поскольку та быстро научилась лгать не испытывая чувства вины.
− Уверена, что ты заметила ту глупость Селестии, провозгласившей себя «Матерью нации» после изгнания Луны, − снова кавычки, голос Иридии был так же горек, как и ее напиток. − Несколько возможностей ускользнули от меня, потому что она отказалась поступиться своим имиджем. Меня поглотило отчаяние, поэтому я сделала все, что было в моих силах, сама родила Твайлайт и поместила ее поближе к Селестии, в семью одной из немногих пони, которым я доверяла.
− Ты должна сказать ей правду! − Кейденс почти кричала, вскакивая на копыта.
− И чем хорошим это кончится? − парировала Иридия, с грохотом поставив чашку и расплескав темную жидкость по столу и полу. Не обращая внимания на беспорядок, королева встала и принялась расхаживать взад-вперед. − После такого откровения не будет слез, за которыми последуют объятия. Эта информация лишь еще больше ранит ее.
− Понячьи перья! − Кейденс расправила крылья, ее следующие слова прозвучали резко. − Или сможет принести ей покой. Если ты не скажешь, то это сделаю я.
Иридия остановилась.
− Нет! Она должна узнать это от меня. Я знаю, что… Просто… Просто дай мне время, − Иридия умоляюще уставилась на кобылу перед ней.
− Хорошо, − Кейденс направилась к двери, но остановилась, распахнув ее. − Но она должна узнать правду, и как можно скорее. Найди минутку и расскажи, поскольку не знаю, как долго смогу хранить от нее подобный секрет.
Захлопнув за собой дверь так, что рама затрещала, принцесса направилась обратно в свои новые покои.
Оставшись одна, Иридия безучастно уставилась в чашку на остатки напитка. Напряжение сползало с ее лица, пока она не поникла под грузом сожалений.
Далекий звон колоколов вырвал Ривер из сна. Это был чудесный сон, в котором она и... кто-то еще... путешествовали на юг. По пути они встретили поющее дерево, плачущую реку, и им пришлось рассказывать истории, чтобы пройти мимо горы, которая разговаривала стихами. Глупый, приятный сон, от которого не хотелось отказываться.
Зарычав, Ривер сбросила с себя тяжелые шерстяные простыни, слегка влажные там, где ее дыхание конденсировалось в холодном воздухе. Она поежилась, встав с кровати, холодок пробежал по копытам и ногам. Халла нахмурилась, взглянув на пустой камин: огонь, приятно потресковавший, когда она ложилась спать, давно погас. Не осталось даже намека на тепло.
Подхватив пару поленьев из ящика рядом с камином, Ривер сотворила простейшее заклинание. С ее рогов сорвалась искра, ударив по дереву, и подожгла его. Поворошив поленья несколько раз, дабы убедиться, что камин разгорелся, халла направилась в ванную.
Как и в спальне, в ванной комнате было сыро, утренняя прохлада заставила все поверхности покрыться капельками воды. Потребовалось еще одно заклинание, чтобы согреть воду для умывания.
Ривер сделала мысленную пометку отругать новичков-адептов, ответственных за уход за замком. Они стали слишком халатно относиться к своим обязанностям.
Торнхейвен был старым замком, а если еще точнее, то просто невероятно древним. Его возвели в столь давние времена, что определить истинный возраст замка было невозможно. Две тысячи лет? Три? На самом деле это не имело значения.
А что имело значение, так это то, что стены Торнхейвена были крепкими, сложенными из плавленного камня, которому магией придали нужную форму, а не из обычных тесаных блоков. По сути, это делало стены замка нерушимыми, а магия, пропитывающая камень, отражала практически любую атаку, включая разрушительное воздействие времени. Используя это в своих интересах, древние спроектировали Торнхейвен на вершине холма так, чтобы он представлял собой впечатляющее зрелище, возвышаясь над окружающими лесами. Полдюжины башен, расположенных на неравных расстояниях друг от друга, окружали центральный донжон и сторожку у ворот, их остроконечные крыши были покрыты голубой черепицей. Высокие окна, балконы и десятки галерей украшали шестиэтажную центральную башню.
В результате Торнхейвен ощущался воздушным и потусторонним. Место, достойное трона богини.
Это так же делало замок полным сквозняков и несколько негостеприимным.
Жаль, что он был единственным домом, который Ривер могла вспомнить.
Даже после Предательства, когда халла изолировали себя от остальной части диска и покинули многие из своих городов, Торнхейвен оставался неизменным. Резиденция правителей халла − в том виде, в каком была − с грандмастерами Лож, заседающих в совете. Хотя большинство грандмастеров жили в своих домах в городе возле Торнхейвена, они по-прежнему встречались раз в неделю, чтобы обсудить самые разные вопросы, начиная от незваных гостей, вторгшихся в лес, и заканчивая количеством свечей, оставшихся в кладовой.
Кучка вечно ссорящихся старых идиотов.
Одной из которых была и сама Ривер.
Отбросив эти мысли, она повернулась к зеркалу с его крайне неприятным зрелищем. Ривер всегда была небольшой, особенно по меркам халла, с короткой мордочкой и слишком большими глазами, напоминавшими сосновые шишки − коричневые и такие же колючие − и короткими рогами. Даже грива у нее была неприглядной − длинные темно-синие пряди торчали во все стороны, а между рогами виднелась лавандовая полоска. В ней не было ничего, что можно было бы назвать красивым. Кроме шерсти, белой и чистой, как свежевыпавший снег.
Ворча, как делала каждое утро, Ривер расчесала гриву, заплела ее в простую косу и повторила процедуру с таким же длинным хвостом, не похожим на обычный хвост халла. Затем она вычесала шерсть, надела богато украшенную темно-рыжую мантию и прикрепила бирки к нескольким отросткам рогов. Каждая из пяти бирок представляла собой небольшую золотую пластинку, на которых были выгравированы различные руны, например, для защиты и истинного зрения, позволяя Ривер выполнять некоторые из ее обязанностей. Мантия, сшитая из мягкого, эластичного хлопка, была оформлена в тон к биркам с вышитыми листьями и лепестками на манжетах и воротнике. Золотая нить начала выцветать только прошлой зимой. Надо будет отдать робу в ремонт перед следующим собранием. В разрезах на боках виднелась ее метка − кошачья лапа, сформированная широкими красными, черными и белыми линиями.
Последним, что Ривер взяла, был меч ее матери Ллаллавинн, хотя он и не являлся частью официального облачения.
Такой же древний, как Торнхейвен, Ллаллавинн не имел себе равных на севере. Клинок был сделан из чистого звездного света, блестящего, мягко серебристо-голубого. Чары меча защищали от мороза зимой и отводили жару летом. На рукояти резвились пегасы, их крылья образовали гарду, а в навершии красовался огромный голубой камень. По рукояти струились руны, провозглашая имя меча на языке, давно забытом за прошедшие века.
Меч был всем, что осталось от матери Ривер. Ей даже не было известно ее имя, так как оно было объявлено табу. Все, что халла знала о матери, это титул − Колдунья − и то, что именно она освободила королеву. Из-за этого Ривер выросла в Торнхейвене своего рода узницей.
Стук в дверь вывел ее из оцепенения. Быстро затянув пояс, халла погасила светильник.
− Ты здесь, Ривер? − раздался низкий голос, и дверь с трудом сдержала бурлящий юмор, который в нем звучал. − Мы опаздываем... Тебе нужно будет лететь как на четырех ветрах.
− Да иду я! − огрызнулась Ривер, не пытаясь скрыть раздражение в голосе и гримасу на лице. Которую все равно никто не смог бы увидеть. Но она знала, что ее собеседник все равно это услышит и найдет эту резкость забавной.
Естественно из-за двери донесся раскатистый смех.
− Тебе нужно поучиться терпению у камня, − добавила Ривер, распахивая дверь, выходя из покоев и направляясь мимо огромной фигуры.
Поговаривали, что у каждого халла есть двойник и противоположность.
Он был ее противоположностью.
Тандеринг Маунтин был впечатляющим халла во всех отношениях. Даже сутулясь, он излучал силу, мускулы бугрились на толстых ногах и туловище, когда жеребец переступал с одного бронированного копыта на другое. Темно-синие глаза − необычный цвет среди народа халла с их землистыми тонами − сверкали в мерцающем свете факелов, а всегдашнее добродушие пряталось за фальшиво суровой внешностью.
В отличие от большинства воинов Медвежьей Ложи, доспехов у Маунтина было мало, одни только поножи. Ривер вспомнила одну из его тренировок и как воителя пытались заставить надеть традиционную тяжелую кольчугу, но тот отбросил ее в сторону, заявив:
− Настоящий Медведь идет в бой, полагаясь только на свою храбрость и силу своих четырех копыт!
Сегодня, поскольку наступил первый день новой недели, было заседание совета. Поэтому Маунтин был одет в куртку с зеленой и синей отделкой, которая подтверждала звание мастера, а стилизованный медведь на воротнике указывал на принадлежность к определенной ложе. Каким-то образом куртка свободно висела на жеребце. Внутри нее легко могли бы свернуться калачиком четыре олененка и еще осталось бы место. Песочно-коричневая грива была расчесана и свободно свисала по шее, усы блестели от свежего пчелиного воска, их кончики были загнуты вверх.
− Они снова начнут без тебя, − Маунтин усмехнулся, поравнявшись с Ривер, когда та направилась в зал заседаний совета.
Безуспешно пытаясь подавить раздражение, Ривер ответила:
− Я там только потому, что традиция требует присутствия грандмастеров всех лож. Остальные, особенно старик Брэмбл, презирают меня.
− Это неправда, − жеребец прищелкнул языком. − Грандмастер Уайт очень привязана к тебе.
Ривер снова не смогла сдержать раздражения.
− Только потому, что я сильно напоминаю ей ее старую подругу.
Резко сменив тему, Маунтин спросил:
− Что думаешь о звездах прошлой ночью?
− Звезды? − Ривер сжала губы в тонкую линию, спускаясь по длинной винтовой лестнице на второй этаж. − Нет у меня времени любоваться звездами, как у какой-нибудь влюбленной лани.
− Они танцевали, − со смешком пояснил жеребец.
Ривер пожала плечами, выходя с лестницы.
− И что? Они мерцают и танцуют каждую ночь. Знаешь, иногда даже падают с неба.
− Острый язык и ледяное сердце принесут тебе только горе, Ривер. Не нужно быть такой озлобленной, − Маунтин покачал головой и издал низкий, отрывистый вздох. − Но под танцем я подразумевал, что они кружились и летали по всему небу в безумных вспышках света. Это было действительно захватывающее зрелище.
Остановившись посреди коридора, Ривер подозрительно уставилась на огромного халла.
«Танцующие звезды. Не может быть… Или все же может?»
Однажды она уже видела, как танцуют звезды − или, по крайней мере, это было похоже на танец. Они собирались вместе и вращались, но это было больше похоже на водоворот, чем на танец.
Ривер нахмурилась, пока складывала и подсчитывала числа и даты. Двадцать один год, прикинула она, прошел с той ночи, о которой никто не говорил.
Неужели прошло так много времени? Ривер была совсем маленькой, когда ее разбудили крики и приглушенные голоса слуг королевы. Она помнила, как пряталась под подушками, когда весь замок и город под ним содрогнулись, и выскользнула из покоев, когда шум и подземные толчки стихли.
Мало кто знал о причине произошедшего той ночью, ходили слухи, что у королевы было как это называли «дурное настроение». С одной стороны − обычное дело, особенно в тот год. Все полагали, что королева была раздражительной из-за того, что ее держали в заточении.
Никто и не подозревал, что она была беременна.
В конце концов, никаких внешних признаков не было.
Ривер была ошеломлена, когда ей удалось прокрасться в покои королевы, охрана отсутствовала, а члены Волчьей Ложи − в те дни они должны были заботиться о королеве − суетились и были слишком заняты, чтобы заметить маленькую халла, крадущуюся в тени. Заглянув в спальню, она увидела королеву, свернувшуюся калачиком на кровати, с мокрой шерстью и спутанной гривой, но с несчастно-довольной улыбкой на лице. Завернутый в свежие пеленки, прижавшись носом к боку матери, лежала новорожденная кобылка-пони, из-под жидкой гривы которой торчал крошечный рог.
Ривер ничего не сказала, слишком потрясенная увиденным. Госпожа Уолнат заметалась по комнате, отдавая приказы подчиненным, словно полководец на древнем поле битвы. Увидев Ривер в дверях, она попыталась выгнать ее, но приказ королевы остановил ее. Иридия подняла глаза и устало улыбнулась юной халла.
− Подойди, Ривер. Посмотри на свою новую принцессу, − прошептала королева, словно боялась, что эти слова развеют какой-то чудесный сон.
Ривер, которая сама была кобылкой, пришлось забраться на спину няни, чтобы получше разглядеть крошечного фиолетового жеребенка.
Больше никто ничего не говорил, королева погрузилась в усталое молчание, пока вылизывала свою дочь. А затем появился Маунтин, который успел обыскать Торнхейвен вдоль и поперек, и отвел Ривер обратно в ее покои. Вскоре по замку прокатилась волна магии, которая добралась и до города.
Ривер так и не узнала, что случилось с жеребенком, знала только, что слуги и стража, ухаживавшие за королевой, вели себя так, словно ничего не произошло.
С тех пор об этих событиях больше не упоминалось, и когда Ривер спрашивала о жеребенке королевы, то получала в ответ лишь непонимающие взгляды. Через несколько месяцев она перестала спрашивать.
Когда Ривер повернулась, чтобы направиться на верхние этажи, в коридоре раздался крик.
− Пропала! Пропала! Королева пропала! Опять пропала!
Пронзительный вой эхом разнесся по Торнхейвену, достигая большого зала и покоев мастеров, а затем распространяясь по замку и городу внизу. Это было почти как если бы весь остальной мир на мгновение замолчал, чтобы слова могли разнестись дальше.
Ривер потерла висок, разочарованный стон вырвался из горла, прежде чем она ускорила шаг.
Покои королевы, расположенные на верхнем уровне Торнхейвена, были защищены сотнями заклинаний, предназначенных для предотвращения побега с помощью как обычных, так и магических средств. Их творили десятки самых мудрых, искусных и упрямых магов халла. Каждое солнцестояние чары проверяли, дабы убедиться, что не было попыток ослабить защиту или обойти ее.
Это, без сомнения, был один из самых сложных и мощных заклинательных контуров, созданных со времен падения Марелантиса.
С тех пор, как мать Ривер разрушила заклятие, запечатавшее физическую форму Иридии в камне, королева превратила все в игру, проскальзывая сквозь защитные чары находясь под охраной дюжины стражников − шестерых самых быстрых и шестерых самых сильных, − которые должны были следить за ней. Иногда королева сбегала, урывая несколько часов свободы, прежде чем вернуться, довольная победой и с каким-нибудь трофеем, привезенным из далеких стран. Иногда у нее не получалось.
Глаза Маунтина блеснули, когда они ступили на священный и запретный шестой этаж, что был весь отведен под покои королевы и ее охраны. Длинная караульня располагалась на самом верху старой лестницы для слуг, по которой можно было попасть на этаж. Главная, королевская, лестница была замурована, как и все остальные пути на этот уровень. У воинов и жриц, размещенных тут, были свои комнаты, куда можно было попасть через широкие двойные двери в дальнем конце караулки. Чтобы попасть в покои королевы, требовалось два ключа, которые вместе открывали маленькую дверцу, спрятанную между шкафом и картиной.
В этот момент потайная дверь была уже распахнута, адепты, которым предстояло ухаживать за Иридией в то утро, стояли неподалеку и выслушивали строгую лекцию от еще более строгого мастера. Ривер сердито посмотрела на него − члена Медвежьей Ложи, касты воинов, − за то, что он осмелился заговорить с ее подчиненными. Существовало негласное правило, согласно которому Ложи не вмешивались в дела друг друга. Ривер была единственной, кто могла говорить с ними.
− Мастер… − Ривер попыталась вспомнить его имя, но так и не смогла. − Ты что делаешь?
Мастер, сварливый жеребец с заостренной мордой и маленькими черными глазками под чрезмерно большими рогами, которые не шли к его несколько долговязой фигуре, перевел взгляд с посвященных на Ривер и Маутнина.
− Я просто пытался вытянуть правду из этих глупых оленят, − огрызнулся жеребец, бросив на съежившихся адептов угрожающий взгляд.
− Это, − с холодным шипением произнесла Ривер, и ее тон заставил мастера отступить на шаг, − моя обязанность.
− Я не хотел никого обидеть! Я всего лишь...
− Чего ты хотел, меня не касается, важно лишь то, что ты сделал, − Ривер сделала шаг вперед, а жеребец отступил, что было необычно для члена Медвежьей Ложи. − Я грандмастер Львов. Я отвечаю за них, а не ты.
− Возможно, если бы ты была более прилежна в обучении своих адептов, грандмастер Ривер, то другим не пришлось бы выполнять за тебя твои же обязанности, − раздраженно произнес мастер, для пущей убедительности топнув копытом.
Глядя на него, Ривер скривила губу. Жеребец ответил на это почти небрежным взглядом на разгневанную низенькую халла. Лицо Ривер вспыхнуло, челюсть задвигалась из стороны в сторону.
Встав между ними, Маунтин разрядил обстановку.
− Ты высказал свою точку зрения, брат. А теперь уходи, пока не случилось чего-нибудь по-настоящему прискорбного.
Мастер, казалось, был готов поспорить с ним, но понял, что затевать драку с кем-то, кто почти вдвое больше, не очень хорошая идея. Низко поклонившись и извинившись, мастер повернулся и с высоко поднятой головой покинул поле испепеляющего взгляда Ривер.
− Я бы справилась с ним, − она нахмурилась, гнев все еще был силен, хотя теперь лицо горело от смущения.
− Ха-ха! Возможно!
Сделав глубокий, успокаивающий вдох, который мало помог справиться с ее эмоциями, Ривер повернулась к адептам.
− Ладно, теперь вы двое. Что за история с побегом королевы? − Ривер изобразила самую ободряющую улыбку, какую только смогла. Это подействовало лишь частично. Она никогда не была хороша в любезностях, и адепты, аколиты и очень немногие действующие мастера Львиной Ложи знали это. Эта пара − Висперинг Брук и Литтл Хуф, обе из центрального стада, если память Ривер ей не изменяет, − выглядели особенно неуверенными в себе. Они были милой и нежной парой адептов, обе почти готовые пройти обряд посвящения в аколиты.
Дрожа сильнее, чем при разговоре с другим мастером, халла слева − Висперинг Брук − ответила:
− Мы зашли, чтобы принести ее Божественному Величеству завтрак, как обычно, и...
− Она вела себя как-то странно, − подхватила Литтл Хуф, другая адепт. − Она говорила странные вещи, у нее были проблемы с ходьбой, она не могла расправить крылья. Все в таком роде. Естественно, мы были сбиты с толку, но решили, что она просто играет в одну из своих маленьких игр.… Вы же знаете, какой может быть королева, когда ей скучно.
− Да, знаю, − вздохнула Ривер, пытаясь удержать поток воспоминаний.
Некоторые из них все же всплыли в голове. Середина зимы, Ривер смеется и бегает вокруг Маунтина, тогдашние адепты удивленно смотрят на нее. Она рухнула в сугроб и подняла глаза, заметив тень, наблюдающую за ней из окна верхнего этажа. Фигура исчезла, и мгновение спустя снег скатился с крутой крыши, каскадом обрушившись на жеребца, а он, отплевываясь и фыркая, принялся счищать снег с лица и шерсти. Смех, похожий на звон хрустальных колокольчиков, разнесся по двору, когда последний мокрый комок с особой силой скатился с крыши. Фигура появилась снова, и Ривер была уверена, что видела, как она махнула копытом.
За последующие годы были сотни подобных происшествий, и не знай все в Торнхейвене об их истинной причине, то могли бы заподозрить привидение или полтергейст.
Ривер стряхнула воспоминания, прежде чем они успели захлестнуть ее с головой.
Обычно она не была такой сентиментальной. Кобыла поморщилась, когда ее сердце внезапно забилось быстрее, подскакивая к груди.
− Вы уверены, что она сбежала?
− Да! Вы у-увидите, грандмастер Ривер.
Отпустив парочку и велев им сходить на кухню и съесть что-нибудь теплое на завтрак, прежде чем возвращаться в жилые покои адептов, Ривер направилась в покои королевы. К ней снова присоединился Маунтин.
В глубине души халла надеялась, что это всего лишь еще одна из игр Иридии. Способ оживить скучную жизнь Торнхейвена.
Не то чтобы Ривер сомневалась в том, что королева сбежала.
− Ты что-то знаешь, − заявил Маунтин, пока они шли через приемную.
− Что она снова собиралась сбежать? Пха, это было неизбежно.
− Верно. Но на этот раз ты знаешь причину.
Ривер не стала ничего отрицать. В конце концов, это была правда. Сделав несколько шагов, она остановилась и с удивлением посмотрела на жеребца. Он знал все так же хорошо, как и она, и, судя по игривому блеску голубых глаз, сейчас играл с ней, подталкивая к выводам, которые Ривер и так уже сделала.
− Ночь танцующих звезд, − сказала она, получив в ответ уверенный кивок и одобрительный выдох.
Покои королевы были во многом такими, как и следовало ожидать, − роскошными до вычурности и безвкусицы. Ривер никогда не понимала и не любила мебель, покрытую сусальным золотом, кубки, украшенные драгоценными камнями, и вообще, зачем халла или пони может хотеть быть окруженными такими явными проявлениями богатства. Золото и драгоценные камни мало значили в обществе халла, не имея для них непосредственной и осязаемой ценности. Золотая чаша удерживала воду не лучше деревянной, корона не защищала от когтей зверя, а кружева не могли защитить от холода, как толстый шерстяной плащ.
Хотя Ривер никогда не покидала Торнхейвен, она верила в суровую практичность кочевых стад. Будь все по другому, она бы жила среди них, кочевала по древнему лесу, таская все свое имущество на спине.
Только Ложи и те, кто в них состоял, создавали постоянные поселения, служившие местами для обучения, где они передавали новому поколению халла знания предков. Когда-то, давным-давно, они строили города. Их руины до сих пор усеивали лес, как клещи больную собаку. Из сотен когда-то существовавших городов осталось лишь четыре.
Если не считать Долин, магических мест, где королева смогла укрыть своих подданных от того ужасного проклятия. Того, что раскололо народ халла пополам.
Ривер решила не зацикливаться на той ужасной весне и ее последствиях. Халла умерли, королева пробудилась, а Ривер осталась сиротой, выросшей под охраной приверженцев старых традиций, в то время как те, кто был верен королеве, собрались и поселились на священной земле, впервые за полторы тысячи лет основав новые деревни.
Войдя в самую дальнюю часть покоев королевы, Ривер обнаружила ожидающих ее грандмастеров Саммер Брамбла и Вайт Фосфорос, из лож Орлов и Воронов соответственно.
− Ривер, − Брэмбл слегка наклонил голову, когда она вошла, но не более того, вместо этого исследуя совершенно нетронутое плетение чар. − Она снова это сделала. Снова проскользнула между нашими рогами.
Жеребец средних лет, Брэмбл, был грандмастером Орлиной Ложи всего несколько лет. Он не был ни толстым, ни худым, ни высоким, ни низким, и в целом был совершенно обычным и не выделяющимся во всех отношениях. Даже в его мутных карих глазах не было особого блеска. Как грандмастер Орлиной Ложи он был главой совета и, соответственно, лидером халла и пользовался своей властью с прямотой, которая удивила бы его предшественников.
Уайт была пожилой халла, движения ее при перемещении по комнате были медленными и болезненными − причиной было повреждение спины при падении, когда Уайт путешествовала с матерью Ривер. Серебряные пряди виднелись в некогда темной гриве и на морде возле губ шерсть начала светлеть. Узор, нанесенный алмазными чернилами, расчерчивал рога халла, поблескивая в свете, пробивающемся сквозь занавеси на окнах, завершала образ тонкая шелковая роба. Узоры на рогах светились, когда Уайт проверяла состояние защитных чар покоев королевы.
Она слегка улыбнулась Ривер, и в глазах халла мелькнул озорной огонек.
− Не такая уж и редкость, − прокомментировала Ривер, кивая на стопки понячьих книг, собранных во время предыдущих побегов королевы.
− Вот только она не вернулась для того, чтобы позлорадствовать, − фыркнул Брэмбл, творя очередное сканирующее заклинание. − Она всегда возвращается вовремя, чтобы аколиты могли найти ее с этой самодовольной ухмылкой, с новой книгой или... как там их называют пони? Газета? Да, с газетой! Одна из них вон лежит открытой на кровати.
Жеребец нетерпеливо постукивал копытом, поводя из стороны в сторону своим коротким хвостом.
После нескольких мгновений молчания Брэмбл рявкнул:
− Она отправилась сражаться с Селестией. Я знаю это.
− Пха! − одновременно фыркнули Уайт и Ривер, Последняя кивнула на солнце, заглядывающее в комнату. − Если так, то Селестия победила. Снова.
− Да, ты права. Тогда не с Селестией… С Луной!
Брэмбл принялась расхаживать по комнате, бормоча себе под нос и строя догадки.
− Звезды в последнее время вели себя необычно. На прошлой неделе они сияли днем, а затем это представление прошлой ночью. Да... да… Она отправилась сражаться с Луной! Чтобы наконец отомстить за Предательство.
Закатив глаза, две кобылы решили игнорировать Великого Орла.
− Я, честно говоря, иногда задаюсь вопросом… − Уайт мотнула головой, рассеивая заклинания, − когда он начнет утверждать, что это знак возвращения Тирека.
− Тирека? − Ривер склонила голову набок, ей было незнакомо это имя.
Надув щеки, с покрасневшими под темно-коричневой шерстью щеками, Брэмбл повернулся и вышел из комнаты, крикнув в ответ:
− Я собираюсь обсудить это с остальными. Возможно, они отнесутся к этому с той серьезностью, которой оно того заслуживает, а не с ехидными комментариями.
После того, как дверь за жеребцом захлопнулась, Уайт отвела Ривер в сторону.
− Это из-за жеребенка, верно? − прошипела халла сквозь зубы, несмотря на то, что они были одни. − Ее величество наконец-то отправилась к своему жеребенку.
− Я... не знаю. Это куда более вероятная причина, чем то, что она отправилась сражаться с Селестией или Луной, − Ривер пожала плечами и медленно обошла комнату. Ее внимание привлекла кучка пепла возле туалетного столика.
− Симулякр, − объяснила Уайт, когда она присоединилась к Ривер, чтобы помочь осмотреть туалетный столик, перешагнув через кучу пепла. − При его создании была допущена ошибка, не знаю, преднамеренно или нет. Не уверена. Более вероятно первое. Это не та ошибка, которую может совершить королева.
− Она так любит показывать другим свое превосходство, − фыркнула Ривер, оглядывая коробки с драгоценностями, духами и кисточками, которыми был заставлен туалетный столик. Все из Эквестрии. Она остановилась, когда подошла к открытому ящику, на котором был выгравирован традиционный герб Дома Туилерия: метка Иридии на белом щите, слева − халла с поднятым посохом, справа − вставший на дыбы единорог, а вверху − божественная корона, увенчанная силуэтом Марелантиса.
Внутри, немного выцветшая и потрепанная по краям, как будто ее часто вынимали, лежала фотография голенастой единорожки. Цвет шерсти оставался тайной из-за черно-белой фотографии, но, судя по оттенку, Ривер решила, что у кобылки умеренно темная шерсть с двумя полосками − розовой и фиолетовой − в темно-синей гриве. Единорожка широко улыбалась, держа в копытах книгу.
Положив фотографию обратно в коробку и захлопнув крышку, Ривер отошла от туалетного столика.
− Что в коробке?
− Фотография, как я полагаю, ее дочери, − буркнула Ривер, направляясь к дверям.
− Значит… Принцесса наконец вылупилась из своей куколки, − Уайт усмехнулась и покачала головой, когда они вышли из покоев королевы.
В прихожей они обнаружили остальных шестерых грандмастеров, которые уже были поглощены спором. Как и следовало ожидать, Брэмбл присоединился к Дартинг Тонг из Совиной Ложи и Литчен Трэд из Барсучьей в противостоянии против Шарп Стоуна из Медвежьей Ложи. Остальные грандмастера стояли в стороне, недовольно ворча и бросая неодобрительные взгляды на всех вокруг. Коренастый глава Медведей двигал челюстью взад-вперед, раздувал ноздри, но хранил молчание.
Ривер услышала фразу Брэмбла:
− Ты позволил стражам расслабляться, Стоун. Если бы это зависело только от меня… ну, я бы...
− Что бы ты сделал? Возродил Предвечный Табун? Вторгся в Эквестрию и начал войну под предлогом спасения пони? Тридцать один год королева готовила свою темную и ужасную месть всему роду пони. И знаешь, чем она занималась? Читала их книги и смотрела эти их новые движущиеся картинки. Да, это просто ужасающе, − усмехнулась Ривер, презрение к Брэмблу и его сторонникам так и сочилось в ее словах.
− Мы дали клятву, Ривер! Может, для тебя и остальных лоялистов это ничего не значит, − Брэмбл бросил на Уайт и Стоуна неодобрительный взгляд, − но не для нас. На протяжении семидесяти поколений мы охраняли диск от нее, а ее от диска. И да, если это означает, что Предвечный Табун должен снова выступить в поход... да будет так.
− Для возрождения Предвечного Табуна требуется большинство голосов на Великом Конклаве, − произнес грандмастер Дартинг Тонг, его зубы щелкали, пока он размышлял вслух. − Потребуется некоторое время, чтобы созвать всех мастеров и глав стад.
Брэмбл топнул копытом, указывая на Тонга:
− Ты на их стороне?
− Конечно, нет, − возразил жеребец. − Но закон есть закон. У тебя есть право созвать Великий Конклав, но на его организацию уйдут месяцы. Тысячи глав стад, с которыми нужно связаться, выбрать место, где они могут собраться, и так далее. Возрождение Предвечного Табуна не провести по мановению копыта.
− Тогда что ты предлагаешь? − Брэмбл фыркнул, гневно оскалившись.
Ривер никогда не видела более позорного зрелища. Предполагалось, что жеребец был лидером халла, а сейчас был готов устроить истерику, как олененок.
− Идиот.
Она не осознавала, что произнесла это вслух, пока не заметила, что другие грандмастера уставились на нее. Даже Уайт не скрывала потрясения. Одно дело перемывать кости наедине и совсем другое публичное оскорбление. Как аколиты, так и адепты, суетившиеся вокруг грандмастеров, замерли, и лишь немногие притворились, что ничего не слышали.
− Возможно, мне стоит тоже уйти, как и остальным членам моей ложи. В любом случае нас всего несколько десятков, и наше место рядом с Иридией, − Ривер топнула копытом, делая вид, что ничего и не говорила чуть раньше. Несколько членов ее ложи, стоявших по краям комнаты, кивнули в знак согласия.
− Твое место здесь, − возразил Брэмбл. Он оглянулся в поисках поддержки на других грандмастеров, но не получил ее, когда Ривер шагнула вперед.
Бирки на ее рогах заплясали, словно по комнате пронесся ветер, глаза горели от годами сдерживаемого гнева.
− Значит, я все еще пленница? Ты держал меня в этих стенах в наказание, потому что не смог покарать мою мать. Постоянно утверждая, что это для моего же блага, что я «Белая лань» и нуждаюсь в защите. Ты помешал мне пройти обряды, обязательные для всех молодых халла, хотя это не помешало мне получить метку, вместо этого ты пытался постоянно контролировать меня. Когда еще больше халла получили метку Львов, ты пытался запереть тут нас всех. Ты даже пытался помешать Ее Божественному Величеству рассказать нам о нашем наследии и последних Львах, в чем снова потерпел неудачу.
Пока она говорила, ее осенило осознание, которое было с ней в течение нескольких лет, но которое Ривер отвергала. Встав во весь рост и гордо выпрямившись, она заявила:
− Я Белая Лань, Великая Львица и Верховная жрица, первая среди последователей Иридии. Мой долг − направлять халла ее словами и учением.
Несколько присутствующих членов ее ложи кивнули, выпрямившись немного прямее, их обычно согнутые спины распрямились, а опущенные уши приподнялись с гордостью.
Брэмбл фыркал и отплевывался, когда Ривер говорила, глаз жеребца дергался, пока он не заорал в ответ:
− Ты ублюдочная полукровка! Ты такая же халла, как и твоя мать-корова. Легенды, которые окружают «великую», так называемую Колдунью, которая лишь задрала хвост перед…
Мелькнуло копыто, ударив жеребца по морде и прервав его тираду. Уайт быстро и гневно втянула воздух сквозь стиснутые зубы, ее буквально трясло. Ривер почувствовала, как ее собственный нарастающий гнев улетучился, сменившись страхом, когда Уайт заговорила:
− Следи за языком. Я убивала и за меньшие оскорбления. Если бы сама Колдунья была здесь и услышала твою болтовню, ты испытал бы такие муки, которые даже я с трудом могу себе представить. Я была там, когда она пробудила королеву и распахнула двери между реальностями одним лишь словом. Не говори о том, о чем ничего не знаешь.
Халла вложила в свои слова силу − старый трюк магов, который мог поколебать храбрость даже самых стойких. В случае с Брэмблом эффект был сокрушительным, его грозный вид разлетелся вдребезги, словно стекло под ударом камня, обнажив гниль под ним. Бессвязные слова, спотыкаясь друг о друга, вырвались из его горла болезненным стоном, и Великий Орел попятился к стене.
− Уайт! − в голосе грандмастера Лифа из Лисьей Ложи, обычно тихом и сдержанном на собраниях, звучал гнев, которого было достаточно, чтобы заставить Уайт замолчать. − Эти препирательства ни к чему нас не приведут. Иридия ушла. Мы должны решить, что с этим делать. Кто за созыв Великого Конклава?
Промолчали только Стоун, Уайт и Ривер.
− Тогда решено. Великий Конклав будет созван.
− Хорошо-хорошо! − воскликнул Брэмбл, отталкиваясь от стены и проходя мимо Уайт. − Слишком долго мы позволяли Иридии разгуливать на свободе, шныряя туда-сюда, когда ей заблагорассудится. На этот раз она зашла слишком далеко. Наши предки клялись защищать диск от нее, а ее от диска, но мы все стали слишком слабыми и изнеженными.
Он пренебрежительно фыркнул в сторону Стоуна, Уайт и Ривер и отвернулся от них, кивнув головой.
− Мы сделаем то, что должны были сделать: вернем ее домой и обеспечим безопасность всем живым на диске. Зазвучат барабаны, конклав будет собран, и в день летнего солнцестояния Предвечный Табун снова выступит в поход.
− Нет, − ответила Ривер почти шепотом. С гораздо большей убежденностью она повторила свое отрицание. − Нет. Созывайте конклав, если хотите. Меня и других львов там не будет.
Она дважды топнула копытом для пущей убедительности.
− Ты прав, Брэмбл, халла стали слабыми. Наши предки не полагались на горы для безопасности. Они торговали с бизонами. Воевали с оленями. Они жили, смеялись и были свободны. Уже многие поколения мы не свободны, скованные клятвой, данной, когда лес был еще молод. Хватит!
Она глубоко вздохнула, готовясь к тому, что собиралась сделать. Ривер оглядела помещение, нескольких адептов и аколитов из своей ложи, остановив взгляд на восьми грандмастерах. Несколько старших кобыл, казалось, прочитали ее мысли, склонив головы в молчаливом одобрении. Ривер черпала в них силу, в которой нуждалась.
− Я объявляю Скилджу, − она стояла гордо, в то время как все остальные грандмастера отступили на шаг, даже Стоун и Уайт были шокированы. Несколько зрителей ахнули, а некоторые начали открыто рыдать.
Брэмбл с искаженным гневом лицом двинулся на Ривер.
− Ты не можешь...
− Думаю, что может, Брэмбл. − Тонг печально покачал головой. Обращаясь к Ривер, он продолжил: − Если ты сделаешь это, всем, кто последует за тобой, халла больше не будут рады. Вы станете изгнанниками, у вас не будет ни дома, ни семьи, кроме тех, кто присоединится к тебе. Ваши имена будут вычеркнуты из свитков. Твоя ложа настолько мала, что снова превратится в миф. Ты уверена, что так будет лучше?
− Нам не рады среди нашего народа с тех пор, как метка Львов снова начала появляться, − Ривер вздохнула, годы усталости разом навалились на нее. − Мы больше не можем быть пленниками своей судьбы. Мы − жрицы нашей королевы, и мы не можем распространять уроки ее побед и поражений, сидя за каменными стенами.
− А если она вернется?
С убежденностью, рожденной уверенностью, Ривер ответила:
− Нет. Если Иридия вернется в Тайгу, то только для того, чтобы занять свой трон, а не не сидеть сложа копыта в позолоченной клетке.
Она повернулась, чтобы уйти, но Стоун придержал ее.
− Возьми Маунтина и его отряд с собой. По крайней мере, пока не дойдете до перевала. Лес опасен, и вам понадобится защита. Пойдут ли они дальше и присоединятся ли к вам в изгнании... Это будет их решение.
Кивнув, что поняла, Ривер вышла, мысленно перебирая все, что надо будет сделать, и понимая, как мало на все осталось времени.
На рассвете следующего дня ее ложа покинула Торнхейвен. Их было немногим более тридцати, даже считая Медведей, и они маршировали под королевским знаменем − красная полоса, пересекающая унылые коричневые и зеленые тона. Низко нависшие облака обещали дождь. Несколько халла играли на волынках или пели, вторя мелодии альт, на котором одинокий член Лисьей Ложи, присоединившийся к Львам, выражала свое сожаление. Впереди лежали холмы и озера Тайги. Еще дальше − огромная стена гор Кристального хребта, а за этими продуваемыми всеми ветрами зазубренными пиками из камня и льда − Эквестрия.
Когда ворота с грохотом закрылись за последним посвященным, с вершин башен Торнхейвена зарокотали барабаны, эхом разносясь по лесу и повторяясь до тех пор, пока их не услышали от одного конца Тайги до другого. Некоторые из уходящих оборачивались, чтобы взглянуть на свой старый дом, пока стены и голубые крыши не скрылись за деревьями и высоким холмом. Они ускорили шаг, каждый из них знал одно и то же.
Великий Конклав был созван, и Предвечный Табун снова выступит в поход.
Изображение Ривер: