Проклятый
Адаптация
После каждой художественной сцены секса, чувствую себя писателем женских романов(хотя объективно, меня интересует исключительно трагично-ангстовая часть романтики)
Рэдиент Хоуп дремала на удивительно мягкой кровати в своих новых покоях. Комната была залита мягким светом, проникающим сквозь полупрозрачные занавеси. Пожитки, небрежно разбросанные вокруг, казались случайным напоминанием о её скитаниях и прошлом, от которого она так и не смогла убежать.
Сквозь тонкую завесу сна к ней вновь подкрались старые кошмары. Её тело невольно содрогнулось, а на ресницах заблестели слёзы. В сознании вспыхнул образ — яркий, мучительный.
Она вновь была в той комнате. Она помнила, как её новый "муж" поднял её на копыта и с лёгкостью перенёс через порог их новой спальни. Сердце бешено колотилось, а голос, полный отчаяния, вырвался наружу:
— Прекрати! Пожалуйста, не надо!
Но он словно не слышал её. Его губы касались её шеи, движения становились всё настойчивее. В этот момент Рэдиент почувствовала, как страх и ненависть сплелись в один клубок. Она пыталась оттолкнуть его, но ноги предательски дрожали, а тело сковал парализующий ужас. Его голос был наполнен нежностью, от которой ей становилось только хуже:
— Я всегда любил тебя… ещё с тех времён, когда мы были в приюте.
Её дыхание сбилось, в глазах стояли слёзы.
— Пожалуйста… хотя бы… будь нежным…
Он остановился, будто впервые услышав её слова, и тихо признался:
— Я подсыпал немного афродизиака тебе в напиток… чтобы было легче.
Эти слова ударили сильнее, чем любой поступок. Рэдиент резко отпрянула, в её глазах читалась смесь отвращения и ужаса. Но было поздно — нечто тёплое и странное начало разливаться по её телу, притупляя мысли и желания.
Взгляд затуманился, и вдруг она вновь стала маленькой — стояла под дождём, дрожа от холода. Рядом с ней был тот же жеребёнок, что когда-то делил с ней одиночество. Его глаза светились теплотой и заботой. В этом видении не было боли, только детская чистота. Но стоило ей потянуться к нему, как образ дрогнул и сменился.
Она снова была в спальне. Над ней нависала темная фигура. Холодный голос прозвучал над ней:
— Ну, уже готова умолять?
Она сама не заметила как уже лежала на животе, ощущая, как напряжение пронизывает всё её тело. Её копыта дрожали, но она всё же медленно раздвинула задние ноги и приподняла круп, едва осознавая собственное движение. Это не было желанием в полной мере — скорее, примирением с неизбежным.
За спиной раздался тяжёлый вздох. Она почувствовала, как массивная тень нависает над ней.
— Вот и всё, Хоуп, — его голос был низким, насыщенным странной нежностью, от которой внутри у неё всё сжалось. — Я ждал этого слишком долго.
Её уши опустились, когда он склонился ближе, тёплое дыхание коснулось её шеи. Губы Сомбры скользнули вдоль её мочки уха, и в следующее мгновение его клыки вонзились в неё — не до крови, но достаточно сильно, чтобы вызвать резкую вспышку боли. Рэдиент резко вздохнула, глаза заслезились, но она не издала ни звука.
Первый толчок был грубым и обжигающим. Боль пронзила её насквозь, от кончиков копыт до затылка, и она тихо вскрикнула, уткнувшись мордой в простыни. Её тело рефлекторно дёрнулось, но Сомбра крепко прижал её, не давая вырваться. Кровать заскрипела под их весом, тяжёлые движения отдавались глухим эхом в каменных стенах спальни. Рэдиент казалось, что весь дворец слышит её унижение.
— Тише, — Сомбра склонился ещё ниже, и его голос был почти ласковым. — Тебе понравится.
Она хотела возразить, выкрикнуть, что ненавидит его, что это всё — ошибка. Но слова утонули в нарастающей волне тепла, что медленно расползалось по её телу. Афродизиак продолжал действовать, стирая границы между болью и удовольствием. Боль больше не была острой — она плавилась, превращаясь во что-то глухое и тягучее.
Каждое новое движение Сомбры становилось всё более ритмичным и глубоким. Рэдиент чувствовала, как её тело реагирует вопреки воле — дыхание сбивалось, мышцы напрягались и расслаблялись в такт его толчкам. Его клыки вновь скользнули по её шее, и в этот момент она всхлипнула, уже не от боли, а от той дикой, животной энергии, что охватила её.
Он ловко перехватил её гриву зубами, потянув назад, выгибая её шею, и тяжесть его тела придавила её к кровати. В груди вспыхнуло дикое смешение боли и странного восторга. Афродизиак стирал страхи, и она, дрожа, перестала сдерживать стон.
В какой-то момент она, сама не понимая зачем, вывернулась из-под него и оказалась сверху. Копыта дрожали, но её движения были полны странной решимости. Она прижалась к нему, чувствуя, как его сильные передние ноги сжимают её бока. Рэдиент начала двигаться сама — резко, почти отчаянно, как будто хотела выдавить из себя остатки страха. Мир вокруг расплывался, всё тонула в пульсирующем жаре и оглушающем биении сердца. Краски стали ярче, звуки — глуше. Простыни скомкались под её копытами, а комната наполнилась эхом лязга кровати и сдержанных стонов.
Кульминация настигла её, как удар молнии — резкая, опаляющая, сливающая боль и удовольствие в единый порыв. Она вскрикнула, потеряв ощущение реальности, и лишь когда дыхание начало выравниваться, ощутила, как тело ломит от усталости.
Когда Рэдиент Хоуп открыла глаза, первые лучи холодного света скользнули по каменным стенам спальни. Сначала было чувство тяжести — как будто она спала под глыбой льда. Медленно повернув голову, она увидела Сомбру, спящего рядом. Его дыхание было ровным, спокойным, словно прошедшая ночь не оставила на нём и следа.
Рэдиент попыталась пошевелиться — тело отозвалось болью. На боках и шее виднелись тёмные следы от укусов и ссадин, глубокие фиолетовые полосы от того, как он сжимал её слишком сильно. Её шея всё ещё ныла от хватки клыков, а между лопатками оставались болезненные точки от удушья.
Простыни были скомканы и влажны от пота, на бледной шерсти проступали тени синяков. Она медленно села, едва сдерживая дрожь, и только тогда осознание ночи обрушилось на неё с полной силой. Это было не сном.
Слёзы навернулись сами собой. Тихие, приглушённые всхлипы вырвались, когда она закрыла глаза и прижала копыта к губам.
Рэдиент Хоуп резко очнулась от лёгкого стука в дверь. Голова гудела, тело ныло от усталости, а неприятная сухость во рту лишь усиливала раздражение. Она застонала, медленно подтягиваясь на копыта, чувствуя, как тугая боль отозвалась в боках.
— Проклятье… — процедила она сквозь зубы и неуклюже натянула плащ.
Стук повторился — всё такой же лёгкий, вежливый, будто боящийся потревожить её сильнее. Рэдиент, раздражённо вздохнув, подошла к двери и рывком распахнула её, бросив хриплым голосом:
— Придворная целительница к вашим услугам! — и только тогда заметила, что за дверью никого не было.
Сначала она нахмурилась, выискивая глазами хоть кого-то в коридоре, но вместо этого взгляд упал на кусок бумаги, прибитый к двери ножом. С листка кричала алым чернилом короткая, но жуткая надпись: "Мы помним."
На мгновение её сердце болезненно сжалось, но она тут же отогнала чувство, сорвав листок зубами и скомкав его в копытах.
— Я и сама, к сожалению, помню, — буркнула она вполголоса, — и не нуждаюсь в напоминаниях.
Бросив скомканную бумагу в угол, Рэдиент вернулась в комнату и с глухим стуком опустилась на кресло. Перед ней на столе — ворох бумаг: отчёты, письма, документы, на которые она смотрела безо всякого интереса. Лишь тупая тоска сжимала грудь.
Она перебирала бумаги копытом, не читая ни слова.
— Как же я ненавижу это место… — выдохнула она, прижимая копыта к вискам. — И как же я ненавижу Лост Хоупа.
Слова сорвались слишком легко, словно давно зрелые внутри неё. Даже имя жеребёнка — точнее, жеребца, которым он стал — было не более чем насмешкой. "Лост Хоуп"... Она сама дала ему это имя. И оно оказалось пугающе точным.
Её взгляд помутнел, когда воспоминания захлестнули разум. Она вспомнила, как оказалась посреди возвратившийся из изгнания Империи, одинокая, с крохотным жеребёнком на копытах. Никакой помощи — только гнев кристальных пони, для которых она была предательницей.
Они ненавидели её. Они ненавидели его.
Сквозь мутное стекло воспоминаний проступил тот день — холодный ветер бил по лицу, когда она, сжав зубы, несла жеребёнка, слыша за спиной крики и угрозы. Она бежала до изнеможения, пока не оказалась в самой глухой дыре Империи.
Там, в холоде и грязи, она кормила младенца, рыдая над ним, не понимая, зачем продолжает жить. Дни сливались в одну сплошную серую массу, пока она медленно теряла интерес ко всему. Порой она ловила себя на мысли, что могла бы просто лечь и не проснуться. Но Лост Хоуп... он выжил.
Он цеплялся за жизнь с упрямством, которое она ненавидела. Даже когда она сама сдалась, он продолжал жить — и, вероятно, только из-за него она не сломалась окончательно.
— Упрямый до абсурда… — прошептала она, стирая слезу. — Прямо как его отец.
Сомбра. Даже спустя годы воспоминания о нём вызывали смесь злобы и боли. Лост Хоуп унаследовал от него не только внешний вид, но и это несносное упрямство.
Стук в дверь прозвучал громче, прервав её мысли. Рэдиент дёрнулась, будто от удара, а затем раздражённо шагнула к двери и распахнула её, готовая сорваться.
— Ну сколько можно?!
Но голос застрял у неё в горле. На пороге стоял Шайнинг Армор, его броня была слегка запылена, а на спине он поддерживал окровавленного Лост Хоупа. Губа у жеребца была разбита, под глазом темнел синяк, а на шее блестела царапина.
Шайнинг виновато кашлянул.
— Прошу прощения, что заставляю вас работать в первый же день, — начал он неловко. — Но... ваш сын немного пострадал. Несчастный случай.
Рэдиент Хоуп тяжело вздохнула, глядя на единорога. Она уже предчувствовала, что сейчас услышит нечто, от чего её раздражение только усилится.
— Что ещё за несчастный случай? — ледяным голосом спросила она, подойдя ближе. — С кем ты уже умудрился подраться?
Лост Хоуп мрачно опустил взгляд в пол и пробурчал:
— В меня запустили тарелкой...
Шайнинг Армор неловко почесал затылок, глядя куда-то в сторону.
— Принцесса Фларри... э-э... немного травмировала его. Чистейшее недоразумение.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Рэдиент Хоуп не выдержала — громкий хлопок разнёсся по комнате, когда её копыто врезалось в щёку сына.
— Ты ДРАЛСЯ с принцессой?! — яростно выкрикнула она.
— Я не хотел! — взвизгнул Лост Хоуп, отшатнувшись. — Она начала первой!
— Даже близко к ней не подходи! — отрезала Рэдиент, чувствуя, как злость кипит внутри неё. — Её родители буквально вытащили нас обоих из той дыры, а ты смеешь драться с ней?Последний раз тебя лечу, понял?
Она резко схватила бинты и села рядом, раздражённо перехватывая взгляд Шайнинга.
— Никто и не думал, что слуги отведут его к нашему холодильнику, — проговорил он примиряюще.
— Они это нарочно сделали! — взорвался Лост Хоуп. — Они все меня ненавидят!
Шайнинг поморщился.
— Я полагаю, ты преувеличиваешь. Но, если кто-то и правда так себя ведёт — говори мне сразу.
Рэдиент резко дёрнула бинт, отчего Лост Хоуп поморщился от боли.
— От тебя одни проблемы, — процедила она.
— Я только и делал, что впахивал для нас! — парировал он, зло глядя на мать.
Рэдиент развернулась к нему, глаза метали молнии.
— Я тебя об этом не просила! — злобно бросила она. — Пародия на жеребца! Даже хрупкая кобыла смогла тебя одолеть!
— Эй, — вмешался Шайнинг Армор, нахмурившись. — Вы перегибаете. Хотя... он и правда хиловат для своего возраста.
— Довольно! — ответил единорог, вскакивая с кровати, даже не дождавшись пока мать закончит перевязку. — Я больше не собираюсь терпеть этот поток грязи!
— Да как ты... — начала единорожка, но Лост Хоуп уже повернулся и направился к выходу, не скрывая презрения.
— Тебе ведь плевать, всегда было плевать, — бросил он через плечо. — Пока ты постоянно спала целыми днями, и в сотый раз вспоминала о своих "золотых временах", мне приходилось выгребать за нас обоих.
Прямо перед выходом, его рог слабо вспыхнул, и незаметно склянка из аптечки матери исчезла.
Шайнинг Армор молча наблюдал, как дверь с громким хлопком захлопнулась за Лост Хоупом, оставив в комнате гнетущую тишину. Рэдиент Хоуп стояла на месте, тяжело дыша.
— Рэдиент, — наконец заговорил он. — За что вы его так принижаете?
Она резко повернулась к нему, её глаза метали молнии.
— Это же очевидно! — выкрикнула она, презрительно мотнув головой в сторону двери, за которой скрылся Лост Хоуп. — Он даже не мой ребёнок. Он скорее... паразит! Порождение чудовища, которое использовало меня, чтобы создать себе подобного. Рано или поздно он станет таким же — если хоть на миг ослабнет хватка!
Её голос дрожал от ярости, но за этим слышалась и боль, глубоко спрятанная внутри. Шайнинг Армор на мгновение прикрыл глаза, вздохнув.
— Слушай, я не могу лезть в ваши семейные дела, — произнёс он спокойно, — но, честно говоря, надеюсь, что вы оба когда-нибудь исправите это. Ненависть не приведёт ни к чему хорошему.
Он выдержал паузу, ожидая хоть какого-то ответа, но Рэдиент лишь отвернулась, её упрямство не дало ей произнести ни слова. Шайнинг Армор устало вздохнул и направился к выходу.
— Подумай об этом, — бросил он на прощание и, не дожидаясь ответа, вышел, оставив её одну.
Комната вновь погрузилась в тишину. Рэдиент Хоуп стояла, глядя в пол, её грудь всё ещё вздымалась от злости, но теперь к ней примешивалась странная пустота. Словно издалека донёсся тихий детский смех. Она моргнула, сердце пропустило удар.
Перед ней, прямо посреди комнаты, стоял серый жеребёнок. Он радостно прыгал, кружа вокруг воображаемого обруча, беззаботно хохоча. Его глаза сияли счастьем — таким чистым, каким она когда-то знала.
— Этого... не может быть, — выдохнула она, но образ не исчез.
Жеребёнок поднял голову, посмотрел прямо на неё и, словно не замечая её боли, весело махнул копытцем.
Она ощутила, как грудь сдавило. Воспоминания — давно забытые, намеренно вытесненные — нахлынули с новой силой. Она вспомнила, как когда-то смеялась рядом с ним. Детство, чистое и простое. Тогда всё было другим.
Губы дрогнули, и она попыталась отвернуться, но не смогла. Одинокая слеза скатилась по щеке.
— Почему... — прошептала она, больше себе, чем призраку прошлого.
Жеребёнок исчез, оставив после себя лишь звенящую тишину.
Она села на холодный пол, уставившись в пустоту, и позволила себе заплакать — тихо, почти стыдясь этих слёз.
Лост Хоуп брёл по мраморным коридорам дворца, неловко потирая ушибленную голову. Его шаги отдавались глухим эхом, а блестящий пол, словно зеркало, отражал каждый его шаг. Слуги, встречавшиеся на пути, бросали на него настороженные и удивлённые взгляды — кто-то с опаской, кто-то с откровенным недоверием. Но ему было плевать. Он привычно игнорировал их, сосредоточившись лишь на одной цели — добраться до своих новых покоев.
Но внезапно его путь преградила фигура. Лост Хоуп поднял голову и встретился взглядом с кобылой — лет на десять, а может и пятнадцать старше его. Её шкура была испещрена мелкими шрамами, а на боку виднелся странный скол, будто кто-то оставил там глубокий след. Она смотрела на него с откровенной злобой, абсолютно не боясь.
— Знакомое лицо, — процедила она сквозь зубы, прищурившись. — Я помню только одного жеребца с такими глазами.
Лост Хоуп фыркнул, отводя взгляд.
— Просто совпадение.
Служанка хмыкнула, её губы скривились в саркастической усмешке.
— Не думаю, меня ты не обманешь, монстр. Я всю свою жизнь ждала возможности расквитаться за то, что ты сделал.
Лост Хоуп почувствовал, как где-то глубоко внутри что-то кольнуло, но он быстро задавил это чувство, привычно спрятав эмоции за маской равнодушия.
— Мне плевать на твои бредни, — буркнул он и попытался обойти её.
Но кобыла резко шагнула вперёд и толкнула его к стене. Грубое копыто упёрлось ему в грудь, и он почувствовал, как прохладная стена неприятно холодит спину. Она наклонилась ближе, её морда оказалась опасно близко к его, а её дыхание обжигало щёку.
— Ты не сбежишь так просто, не в этот раз, — прорычала она.
Лост Хоуп сжал зубы, резко дёрнулся в сторону и, воспользовавшись моментом, выскользнул из-под её копыта. Она не успела среагировать, когда он уже мчался по коридору, не оборачиваясь.
— Проклятый дворец... — выдохнул он, добежав до двери своих покоев и, нырнув внутрь, захлопнул за собой дверь, щёлкнув замком.
Снаружи послышался её холодный голос:
— Ты не сбежишь, Сомбра. Я найду тебя.
Но он не стал слушать дальше. Подавив раздражение, Лост Хоуп бросил взгляд на роскошную кровать и, не раздумывая, плюхнулся на неё. Матрас оказался удивительно мягким, с приятным ароматом свежего белья, словно обволакивая тело, заставляя на миг забыть о боли и многочисленных обидах.
— Хех, хоть что-то хорошее, — пробормотал он, вытаскивая заветный пузырёк.
Светлая жидкость внутри слегка поблёскивала в полумраке комнаты. Он открыл крышку и, не теряя времени, вылил немного на ватку, аккуратно промывая порез на щеке. Жидкость жгла, но он лишь скривился. После этого сделал щедрый глоток прямо из бутылки, ощущая, как тёплая волна разливается внутри, принося долгожданное чувство лёгкости. Шум в голове стихал, боль отступала.
«Лучшее лекарство…» — ухмыльнулся он, когда вдруг раздался осторожный стук в дверь.
Лост Хоуп раздражённо вздохнул.
— Слушай, сумасшедшая, катись на все четыре стороны! — крикнул он. — Дверь я не открою!
На мгновение за дверью воцарилась тишина, но затем раздался тонкий голосок, едва слышимый сквозь преграду.
— Мне жаль... Я... я всё понимаю.
В этих словах была искренняя боль. Лост Хоуп мгновенно вскочил с кровати, чуть не уронив пузырёк, и рывком распахнул дверь.
В коридоре, уже на приличном расстоянии от комнаты, двигалась знакомая фигура. Принцесса Фларри Харт шла, не оборачиваясь, её крылья были слегка опущены, а в походке читалась усталость и раскаяние.
— Эй! — окликнул он.
Она замерла, обернулась через плечо. Лост Хоуп почесал затылок, чувствуя неловкость.
— Я... обознался. Если хотите, можете зайти.
Глаза Фларри Харт расширились от удивления. Она на мгновение колебалась, затем осторожно вернулась и переступила порог.
— Спасибо, — прошептала она, едва слышно.
Её копыта глухо постукивали по мраморному полу, когда она приблизилась к Лост Хоупу, который, как оказалось, сидел у окна, отвернувшись. Слова застревали у неё в горле — ей хотелось извиниться, но гордость и смущение мешали подобрать нужные фразы.
— Слушай... я... — начала она, но вдруг морщинка появилась на её мордочке. — Подожди... что это за запах?
Лост Хоуп, не оборачиваясь, поднял пузырёк к губам и отпил ещё немного мутной жидкости.
— Спирт, — ответил он равнодушно. — Из аптечки моей "матери". Мне он будет по нужнее.
Фларри в ужасе распахнула глаза.
— Ты пьёшь аптечный спирт?! — воскликнула она, отшатнувшись.
Он повернулся к ней, приподняв бровь, будто не понимая, в чём проблема.
— Тоже хотите?
— Ч-что?! — принцесса возмущённо всплеснула крыльями. — В жизни не пробовала алкоголь!
Лост Хоуп хмыкнул, откинувшись на спинку кресла.
— Тогда у вас была до ужаса скучная жизнь.
— Нормальная! — резко возразила она. — По крайней мере, была... до твоего появления. И вообще, копаться в нашем холодильнике было абсолютно лишним.
Она бросила на него придирчивый взгляд, позволяя себе изучить его фигуру более внимательно. Взъерошенная грива, тени под глазами, грубые черты лица... и что-то зловещее в его взгляде.
— Ты выглядишь просто ужасно, — заявила она. — И, между прочим, напоминаешь... ну... короля Сомбру.
Эти слова заставили Лост Хоупа замереть. Некоторое время он молчал, словно обдумывал сказанное, а затем усмехнулся.
— Это было сейчас такое, завуалированное, расистское замечание в сторону кристальных единорогов?
— Я не это имела в виду! — воскликнула Фларри Харт. — И вообще, Кристальная Империя — прекрасное государство. Здесь такого не бывает!
— Ужасное государство, — спокойно парировал он. — Ты давно выходила за пределы дворца?
Фларри хотела сразу парировать, но вдруг замялась. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить последний случай... но не смогла. С досадой она вздохнула.
— Я принцесса. Это... накладывает определённые обязанности. Я не могу просто уйти, когда вздумается. В отличие от тебя, я знаю, что такое ответственность.
— О да, — усмехнулся Лост Хоуп. — А я-то о ней не знаю. Всю жизнь тащил на себе "мать", которая меня на дух не переносит.
Фларри замерла, шокированная его словами.
— Но... как? — прошептала она. — Как мать может ненавидеть собственного ребёнка?
— Хм, не имею ни малейшего понятия, — Лост Хоуп усмехнулся, не сводя взгляда с пузырька, словно его содержимое было куда интереснее разговора. — Я давно к этому привык. Она была единственным, кто у меня был из близких. Вот и не бросал. А теперь? — он пожал плечами. — У неё всё отлично. Мечта стать целительницей сбылась, она получила, что хотела. Нас больше ничего не связывает.
Фларри Харт сжала губы, не зная, что чувствовать.
— Это... ужасно, — прошептала она, но затем собралась с силами. — Но раз ты теперь живёшь во дворце, тебе придётся соблюдать правила.
— Ох, да, конечно. Только вот, принцесса, я сюда не напрашивался. Меня пригласили. Так что подчиняться кому-то... не особо в моём стиле.
Фларри приподняла бровь, не веря собственным ушам.
— Но если нарушишь правила, тебя могут наказать.
— И? — Лост Хоуп лениво перевёл взгляд на неё. — В таком случае, я просто сбегу. Выживать в этом прекрасном мире, я умею. И вообще, всегда мечтал убраться из этой Империи куда подальше.
Её поразила эта мысль. Для Фларри Харт, воспитанной во дворце, где каждый шаг был под контролем, идея просто сбежать казалась чем-то диким, почти кощунственным. Защищённая от любых бед и решений, она привыкла к жизни, где каждое её движение было предсказуемо, а будущее расписано заранее. Она замерла, не зная, что ответить.
— Я... я пришла извиниться. Но раз ты такой... грубый и неотёсанный, то тебе мои извинения не особо и нужны! — фыркнула она и, резко развернувшись, пошла к выходу.
Лост Хоуп лениво проводил её взглядом.
— И вы полностью правы, принцесса, — бросил он вслед.
Дверь с глухим стуком закрылась. В комнате повисла тишина.
Единорог медленно поднялся и подошёл к старому зеркалу, висящему на стене. Его отражение встретило его мрачным взглядом. Он наклонился ближе.
— Ну и где они тут увидели Сомбру? — пробормотал он, насмешливо вскидывая бровь.
Но на мгновение отражение словно исказилось. Губы его двойника дрогнули в ухмылке, а глаза вспыхнули зловещим магическим светом.
Голос эхом прокатился в голове, холодный, властный, чужой. Сердце бешено заколотилось. Лост Хоуп с криком отшатнулся, рухнув на кровать, хватаясь за голову. Он чувствовал, как холодные слова пронзают разум, требуя покориться.
— Уйди... уйди... — прошипел он, с силой ударяя копытом по виску.
Дыхание сбилось. Он лежал, чувствуя, как по спине катится холодный пот. Нащупав склянку со спиртом, он с отвращением сжал её в копытах... и, не раздумывая, швырнул в окно.
С глухим звоном стекло разлетелось, а пузырёк, сверкая в свете заката, исчез где-то внизу.
— Чтоб тебя, — прошептал Лост Хоуп, откидываясь на кровать, глядя в потолок. — Просто прекрасно.
В комнате вновь воцарилась тишина, но теперь она казалась более тяжёлой, чем прежде.