Проклятый
Королева
Признаюсь, мне действительно нравится персонаж Рэдиент Хоуп, как дефолтная и адекватная романтическая линия Сомбры, без всяких Лун, строго говоря которая может быть реализована и как здоровая и как не очень
Гулкий зал замка Кристальной Империи, когда-то сиявший светом и радостью, теперь погружался в тягучую, почти осязаемую тьму. Сводчатые потолки терялись в сумраке, холодные мраморные стены покрывались трещинами, будто сам камень пытался сбросить с себя тяжесть зла, поселившегося здесь.
На троне из чёрного кристалла, вздымающемся над залом, сидела Рэдиент Хоуп. Её грациозная, но измождённая фигура выглядела почти потерянной среди остроконечных линий трона. Шелковистая бирюзовая грива спадала по бокам, тускло блестя в мрачном свете. Она не моргала, не шевелилась, глядя на массивные двери в конце зала.
За ними — он.
Её копыта, лежавшие на подлокотниках, дрожали едва заметно. Она не мечтала о власти. В детстве она верила, что дружба — сильнее тьмы. Она верила в него.
Как же жестоко она ошибалась.
Никогда бы она не поверила, что её друг детства, тот, кто когда-то, в далёком прошлом, казался ей почти родственной душой, окажется чудовищем. Что он убьёт законную правительницу, обагрив свой рог кровью, и заберёт трон силой. И что одним из первых его указов станет нечто куда более личное — её "венчание" с ним.
Её мнение, разумеется, не интересовало никого.
Жизнь Рэдиент превратилась в кошмар с того самого дня, когда тёмные кристаллы украсили её корону, а застывшие в немом ужасе придворные стали свидетелями той жуткой свадьбы, что закончилась в его опочивальне. Вопреки сказкам, её первой брачной ночью было не торжество любви, а триумф чудовища, наконец заполучившего то, что так долго желал. Порочного и низменного создания, который всю жизнь жаждал её, идеализировал — и, в конечном итоге, сломал.
И с тех пор ничего не изменилось.
Она была его трофеем. Его драгоценной игрушкой, его королевой.
Рэдиент вздохнула, когда массивные двери заскрипели, распахиваясь в тяжёлых металлических петлях.
Он явился.
Король Сомбра.
Он ступил в зал уверенно, гордо, его шаги гулко раздавались под сводами. Роскошный алый плащ струился за ним, как разлитая кровь, что, впрочем, уже покрывала его. Он не пытался очистить себя от бурого, запёкшегося слоя, не пытался спрятать следы резни, учинённой его копытом. Напротив, он улыбался — довольный, сияющий, восторженный, как ребёнок, принесший домой очередной трофей.
— Моя королева! — воскликнул он, раскинув перед ней копыта. — Очередная победа! Войска аликорнов отступили. Опять!
— Рада, что ты вернулся, — холодно произнесла Рэдиент, не поднимая глаз. — Надеюсь, теперь ты прекратишь сеять боль, хотя бы на время.
Сомбра лишь усмехнулся, покачав головой.
— О, моя королева, как же ты наивна. Разве ты не понимаешь? Я забочусь о нашем будущем. Они хотят стереть нас в порошок. Я просто опережаю их.
Королева лишь тяжело вздохнула. Она привыкла к его жестокости. Её душа уже не реагировала на ужасы, которые её муж совершал с хладнокровной безжалостностью. Единорожка приподняла взгляд, встретившись с его пылающими, жадными глазами.
— В порошок они хотят стереть тебя, — спокойно поправила она.
Смех Сомбры пронёсся по залу, глубокий, раскатистый, полный уверенности.
— Я… пыталась, Сомбра, — наконец прервала она его. Её голос прозвучал глухо, словно слова застревали где-то в горле. — Пыталась компенсировать твою жестокость. Тьму, что ты сеешь повсюду. Я лечила раненых, кормила голодных, давала кристальным пони всё, что могла, используя данный мне титул. — Она с трудом перевела дыхание. — Но они… они всё равно ненавидят меня.
Сомбра фыркнул, его губы изогнулись в презрительной ухмылке.
— Их мнение — последнее, что должно тебя заботить, — отрезал он, шагнув вперёд. — Они — неблагодарные слабаки. Пусть ненавидят. Это не имеет значения.
Но Рэдиент слабо покачала головой, словно его слова лишь углубили трещину внутри неё.
— Я не могу… — её голос дрогнул. — Я не создана для этого.
Сомбра замолчал на мгновение, будто оценивая её состояние, а затем ухмылка на его лице стала ещё шире.
— У меня есть подарок для тебя, моя любимая и верная жена. Он точно поднимет твоё настроение.
Он кивнул одному из гвардейцев, и тот подошёл к трону, неся в своих копытах несколько сферических предметов, покрытых тканью. Мешки издали странный влажный звук, когда он ударился о мрамор. Ткань, потемневшая от крови, оставила грязный след. И когда ткань наконец спала, Рэдиент увидела с ужасом, что это были отрубленные головы.
— Сомбра… что это? — выдохнула она, уже зная ответ, но боясь поверить.
Король, с улыбкой на лице, гордо произнёс:
— Я нашёл их, — с гордостью проговорил он, как будто принёс ей драгоценный дар. — Твоих родителей.
Слова резанули острее клинка.
— Тех самых, — продолжал он с ядовитой нежностью, — которые отказались от тебя при рождении. Отдали тебя в приют, как ненужную вещь.
— Ты… — она попыталась заговорить, но голос предал её. Вместо слов из горла вырвался сдавленный всхлип.
Сомбра наклонил голову набок, наблюдая за ней с едва скрываемым любопытством.
В этом месте, её разум окончательно отказывался принимать происходящее. В одно мгновение она почувствовала, как боль и ужас нахлынули с новой силой. Не в силах больше сдерживаться, она закричала, её душераздирающий крик эхом отразился от стен тронного зала. Слёзы хлынули потоками, и, едва передвигая ватные ноги, она выбежала из зала, оставляя позади единорога.
Рыдая, единорожка бежала по холодным коридорам замка, игнорируя пустые взгляды стражников и слуг. Ворвавшись в свою спальню, она захлопнула за собой дверь магией, рухнув на кровать. Огромные подушки едва приглушили её крик, когда она, дрожа всем телом, уткнулась мордой в ткань. Слёзы, горячие и горькие, пропитали подушку мгновенно.
Вскоре она услышала, как дверь медленно заскрипела. Её сердце замерло, когда она увидела, что в комнату входит знакомый единорог. Его тёмный силуэт заполнил пространство, а воздух стал тяжелее. Рэдиент лишь сдавленно прошептала:
— Зачем... зачем ты всё это делаешь?
Сомбра не ответил. Он подошёл к ней бесшумно, его лицо не выражало ни раскаяния, ни жалости. Он склонился к ней и, ничего не говоря, поцеловал её в губы. Слёзы продолжали катиться по её щекам, даже когда их губы слились.
Но едва они разорвали поцелуй, Рэдиент, словно сорвавшись с цепи, начала отчаянно бить его копытами в грудь.
— За что?! — кричала она. — За что ты причиняешь мне столько боли? За что ты так меня ненавидишь?! Всё, что мне остаётся, — это пытаться уравновесить твою жестокость, быть милостивой королевой, противовесом злому королю. Но у меня ничего не выходит! Пони боятся меня, ненавидят... — она замолчала, её голос сорвался на шёпот.
— Тебе не стоит беспокоиться, — произнёс он. — Я люблю тебя.
Рэдиент лишь всхлипнула ещё громче.
— Это бесконечный кошмар! Империя катится в бездну! Какой смысл жить так?
Но прежде чем она успела продолжить, Сомбра вновь прервал её поцелуем.
— Прекрати беспокоиться о мелочах. Перед новым походом я хочу провести с тобой достаточно времени, чтобы твоё тепло сопровождало меня в нём.
Рэдиент потупила взгляд, её сердце было истерзано, и боль заполнила её разум. Но она знала, что у неё нет выбора. Единорожка тяжело вздохнула и медленно шагнула в его объятия, её тело дрожало, но больше она не сопротивлялась.
— Сомбра… — выдохнула она, борясь с комом в горле. — Я… я беременна.
Эти два слова, казалось, разорвали густую тьму комнаты. Сомбра отпрянул, словно не поверив услышанному, затем ахнул и резко обнял её, крепко прижимая к себе, будто боялся, что она исчезнет.
— Это… это замечательная новость! — в его голосе звучала подлинная радость, такая искренняя, что Рэдиент Хоуп едва не задохнулась от ужаса. Его копыто тут же скользнуло к её животу, гладя его с пугающей нежностью. — Мой наследник… — прошептал он, и улыбка на его лице стала ещё шире. — Теперь я точно не проиграю.
Он задержался лишь на миг, словно утопая в своих мрачных мечтах, а затем резко поднялся.
— Ты дала мне больше, чем могла представить, Хоуп, — его голос был полон торжества. — С этим ребёнком моя власть станет вечной.
Он бросил на неё последний взгляд, полный странной смеси восхищения и одержимости, и, не сказав больше ни слова, скользнул прочь из комнаты.
Рэдиент Хоуп вновь осталась одна. Слёзы вновь потекли по её щекам, но теперь в них было не только отчаяние, но и ужас за то, что она носила в себе. Она снова упала лицом в подушку, зарываясь в неё, стараясь заглушить всхлипы.
Ветер ревел, поднимая снежные вихри вокруг центральной площади Кристальной Империи. В самом её сердце, рядом с Кристальным Сердцем — источником силы Империи — стояла Рэдиент Хоуп.
Её взгляд был полон решимости, хотя по щекам всё ещё текли слёзы. Мантия спадала с её плеч, обнажая тонкую шею, а магия, струившаяся от рога, вибрировала в воздухе, заполняя площадь электрическим напряжением.
— Хоуп! — голос Сомбры прорезал шум ветра.
Он подошёл, величественный и опасный, его плащ развевался на ветру. Глаза горели недоверием и яростью.
— Что ты делаешь?!
Рэдиент медленно повернулась к нему, позволяя ветру трепать её гриву.
— Заканчиваю это безумие, — спокойно ответила она, хотя сердце колотилось, как бешеное. — Я больше не могу, Сомбра. Я устала.
— Ты… — он шагнул вперёд, но она подняла копыто, заставляя его остановиться.
— Ты сломал меня, — её голос дрожал, но она продолжала. — Ты сломал всех нас. Я никогда не хотела быть с тобой. Ты отнял у меня всё. И я… я исправлю это.
Сомбра рванулся к ней, но было уже поздно. Магия излилась из её рога, соединяясь с Кристальным Сердцем. Яркая вспышка ослепила их обоих.
— ХООООУП! — его крик утонул в белом сиянии.
Свет разорвал пространство. Кристальная Империя задрожала, земля затрещала, и в следующую секунду город исчез, погружённый в вечные льды, на целые века.
И только эхо её последнего вздоха отозвалось в пустоте, оставив лишь мираж, где некогда стояла Империя.
Шанс
Сквозь трещины в потолке пробивались тонкие лучи рассветного света, окрашивая покрытую пылью комнату в тускло-золотистые оттенки. Мелкие частички мусора медленно кружились в воздухе, будто время здесь остановилось давным-давно.
С глухим стоном Лост Хоуп открыл глаза. Тяжесть в голове сковывала мысли, а сухость во рту делала каждое движение неприятным. Он долго лежал, бездумно глядя в осыпающийся потолок, где тонкая паутина переплеталась с трещинами, будто пауки пытались залатать старую рану дома.
— Опять этот мерзкий скрежет, — пробормотал он, когда где-то в глубине дома доски угрожающе заскрипели.
С трудом поднявшись с продавленного матраса, он зевнул, вытягивая передние копыта, пока мышцы не отозвались легкой болью. Дом, некогда, возможно, уютный, теперь походил на призрак самого себя: обвалившиеся панели стен, треснувшие балки и ржавый запах сырости. В ином случае любой бы принял это место за давно заброшенное.
Единорог шагнул в коридор, деревянные половицы жалобно застонали под копытами. Тусклый свет проникал сквозь разбитые окна, рисуя неровные тени на стенах, будто кто-то невидимый скользил следом.
Он остановился перед потрескавшимся настенным зеркалом. Серебристая амальгама давно облезла, и лишь один кусок, уцелевший на поверхности, отражал его лицо.
На него смотрел мрачного вида единорог. Темно-серый, с копной растрепанной чёрной гривы, которая, как ни старался он пригладить её копытом, всё равно торчала в разные стороны. Лицо его казалось старше своих пятнадцати — не по годам уставшее, с усталым взглядом алых глаз, в которых застыло молчаливое раздражение вперемешку с тоской.
— Потрёпанный… да ещё как, — фыркнул он, и устало зевнул, чувствуя, как в животе неприятно заворчало от голода.
Не особо спеша, он направился в спальню матери. Узкий коридор вёл в небольшую комнату, где пахло влажной тканью и затхлым воздухом. Единорожка лежала на низкой, скрипучей кровати, укрытая старым, местами разорванным походным плащом из лучших времён. Пламя на кривой свече, затухающей в углу комнаты, едва освещало её бледное лицо.
Лост подошёл ближе, заглядывая под край плаща.
Мать металась во сне, её тонкое тело вздрагивало, а губы что-то шептали — бессвязные обрывки слов, сливающиеся в жалобный стон. Вид её был болезненно знаком: вечно исхудалое лицо, тёмные круги под глазами, глубокие морщины, слишком ранние для её возраста. Казалось, она несёт на себе груз столетий, а не жалких нескольких десятков лет.
— Опять кошмары… — вздохнул он, опуская копыто на край плаща.
Он смотрел на неё, чувствуя ту же странную смесь злости и жалости, что всегда просыпалась в эти моменты. Сколько он себя помнил, она всегда выглядела так.
Иногда ему казалось чудом, что она всё ещё держится. Без постоянной работы, почти без еды, с вечной враждебностью окружающих кристальных пони, которые никогда не скрывали презрения. Они не любили её — и это было ещё мягко сказано. Он не знал всей истории, но понимал одно: что бы она ни сделала в прошлом, её презирали за какие-то старые грехи в каждом уголке страны.
— Проклятая Империя, — пробормотал единорог, глядя, как она судорожно вздыхает во сне.
Единорожка редко говорила о прошлом, лишь иногда упоминала о временах, когда была целительницей. Это было её единственным утешением — исцелять чужие раны, даже если ей скудно платили за это и обливали в процессе помоями. В её глазах светилось что-то почти детское, когда она говорила о магии лечения.
За окном вновь застонал ветер, и сквозь треснувшее стекло в комнату влетела струя холодного воздуха, заставив мать сильнее сжаться под плащом. Лост Хоуп машинально подтянул рваный край повыше к её плечам, хмурясь.
— Я не дам тебе тут сдохнуть, — сказал он одними губами.
Затем встал, бросив последний взгляд на мать, и направился к двери. Ржавый замок скрипнул, когда он толкнул створку.
— Если сегодня работы не найду, придётся опять идти к этим крысам на рынок… — пробормотал он, бросая прощальный взгляд на обрушенный дом.
Снаружи рассвет уже окрашивал крыши деревушки тусклым светом. И где-то далеко, в сердце кристального города, сияло Кристальное Сердце — символ мира и гармонии. Только вот до их дома этот свет не доходил. И никогда не дойдёт.
Глухой гул шахты заполнял собой всё пространство, проникая сквозь каменные стены и вибрируя в воздухе. Каждый удар кирки по кристальной породе отзывался металлическим эхом, сливаясь в однообразный ритм — будто сама шахта билась в такт замершему сердцу Империи.
В тусклом свете ламп виднелась фигура молодого единорога. Его тёмно-серая шерсть была покрыта толстым слоем пыли, черная грива слиплась от пота, а старая каска болталась на голове, плохо защищая от осыпающихся сверху мелких камней. Лост Хоуп тяжело дышал, сжимая ржавую кирку, и с размаху ударил по породе — кристаллы звякнули, треснули, но не поддались.
— Хватит отлынивать, ничтожество! — глухой голос бригадира разнёсся по штольне, будто сам камень произнёс эти слова.
Лост вздрогнул, мышцы на спине напряглись. Он скрипнул зубами, но не обернулся.
— Я пашу как проклятый за ползарплаты! — огрызнулся он, и снова ударил киркой, сильнее, чем нужно. Искры взвились в воздух.
Гулкие шаги бригадира раздались позади. Массивный кристальный пони, с широкой грудью и тяжелыми копытами, приблизился и в следующую секунду резко развернул единорога, прижимая его к холодной стене. Шершавая поверхность резанула по коже, оставляя мелкие царапины.
— Ты ещё и вякать смеешь?! — рявкнул бригадир, и в глазах его полыхнула грубая злоба. — Будь благодарен, что я тебя вообще взял на работу, паршивец!
Сердце Лост Хоупа бешено колотилось, но гнев заглушил страх. Он плюнул прямо в лицо бригадиру — влажная капля оставила грязный след на сверкающей кристальной морде.
На мгновение наступила гробовая тишина.
Потом последовал удар. Тяжёлое копыто врезалось ему прямо в глаз. Острая боль прострелила череп, в ушах зазвенело. Лост с глухим стоном рухнул на колени, ладонью прикрывая распухающее место. Холод камня под ним казался теперь единственным спасением от горячей, тупой боли.
Он задыхался, пытаясь подавить спазмы.
— И всё-таки… — процедил сквозь зубы, кровь медленно стекала из рассеченной брови, — я не понимаю... за что вы все меня ненавидите? Всю мою грёбаную жизнь.
В ответ — презрительный смешок бригадира.
— У матери своей спроси, щенок.
— Не трогай мою мать! — рявкнул Лост, но не успел подняться — удар под дых вогнал воздух из лёгких.
Он сложился пополам, упал на бок, хватая ртом воздух, будто рыба на суше. Кристальная пыль прилипла к влажной от пота шерсти, царапая ноздри.
— Денег ты не получишь. — Голос бригадира прозвучал теперь лениво, почти весело.
Лост попытался приподняться на дрожащих копытах.
— Но я же половину смены уже отработал, дискорд тебя возьми! — прохрипел он.
— Половину. Не всю. А если учесть штраф за драку...
Скрип копыт удалялся, пока не затих совсем.
Лост плюхнулся лицом в пыльный пол, чувствуя, как сердце бешено колотится, а глухая боль в боку отдаётся пульсацией.
— Да сдохни ты уже, ублюдок... — тихо прошипел он, хотя даже сам не понял, кому это адресовал — бригадиру или себе.
Единорог сидел у входа в шахту, привалившись спиной к холодной стене. Залатанная каска валялась рядом, а изрядно опухший глаз почти не открывался. Он держал влажную тряпку к синяку, вполголоса выругавшись, когда ткань коснулась свежей царапины.
Перед ним открывался унылый пейзаж: серые скалы, каменистая равнина, да изломанные кристальные шпили вдали, мерцающие в редких лучах солнца.
Живот болезненно заурчал. Он закусил губу.
— Придётся опять отдать обед матери, — пробормотал он, теребя рваную сбрую на плече.
В этот момент до его слуха донеслись отдалённые крики и звон металла.
Лост приподнял голову.
По дороге к шахте двигалась небольшая процессия. Ряд кристальных гвардейцев с тяжёлыми алебардами в шлифованных доспехах шёл плотным строем, отражая тусклый свет в сияющих гранях брони. Их копыта отбивали чёткий ритм, под которым даже земля будто начинала вибрировать.
В центре процессии шла она.
Единорог моргнул, не веря своим глазам.
Высокая фигура аликорна, грациозная и величественная, выделялась среди серого окружения, словно осколок света, случайно попавший в это мрачное место. Её розоватая шерсть мягко переливалась в свете, а густая грива, спадавшая волнами, словно хранила в себе кусочки вечернего неба — пурпурные и золотистые переливы. Корона на голове сверкала кристальным блеском.
— Ми Аморе Каденса... — прошептал он, затаив дыхание. — Собственной персоной.
Принцесса двигалась с царственным достоинством, но в её взгляде сквозила не гордость, а печаль. Она остановилась у самого края шахты, с высоты глядя на растрескавшийся камень, где трудились грязные, измождённые пони.
Её взгляд скользнул по окрестностям, и на миг задержался на нём.
Он замер.
Принцесса не сказала ни слова. Но в её глазах мелькнула короткая, тёплая искра... прежде чем она отвернулась, вновь двигаясь дальше с гвардейцами.
Пыль медленно оседала на раскалённые камни у входа в шахту, когда Лост, всё ещё опираясь на стену, наблюдал за удаляющейся процессией. Однако вместо того чтобы исчезнуть вдали, принцесса Каденс неожиданно свернула к группе шахтёров, стоящих в стороне. Среди них выделялся массивный силуэт бригадира.
Тот поспешно склонил голову, опускаясь почти до земли.
— Ваше Величество, честь для нас... — пробасил он, заискивая, хотя голос его всё равно звучал хрипло и грубо.
Принцесса остановилась напротив него, её взгляд был мягок, но внимателен, словно она разглядывала не только шахтёра, но и всю тяжесть его прошлого. Они обменялись короткими репликами, едва различимыми в общем шуме. Однако всё стало ясно, когда бригадир резко повернулся и ткнул копытом в сторону Лоста.
Единорог оторопел.
— Вот он, Ваше Величество! — воскликнул бригадир.
До того как он успел встать, массивное тело бригадира навалилось на него. Кристальное копыто больно вдавило его морду в пыльный грунт.
— Поклонись правительнице, щенок! — прорычал бригадир, сам поспешно склоняясь перед Каденс, словно надеялся, что она не обратит внимания на грубость.
Грязь скрипела под зубами Лост Хоупа. Боль от распухшего глаза пульсировала, но куда сильнее жгло унижение.
— Да пошёл ты! — рявкнул он, резко напрягая мышцы и сбрасывая бригадира в сторону. Тот с грохотом отлетел на пару шагов, едва не свалившись в мелкий овраг у шахты.
Сбоку послышались вздохи ужаса и негодования. Гвардейцы тут же напряглись, копыта крепче сжали древки алебард.
Единорог, пыльный, с растрёпанной гривой, повернулся к принцессе.
— Я никому кланяться не собираюсь.
Принцесса не отреагировала на вспышку агрессии. Напротив, её губы тронула лёгкая улыбка — не высокомерная, а какая-то... теплая. Её взгляд мягко скользнул по единорогу, останавливаясь на грязной шерсти, на синяке, на мелких царапинах, словно она видела не только внешний облик, но и тот груз, который он тащил за собой.
— Я могла и сама догадаться, — тихо сказала она, и голос её прозвучал как шёпот весеннего ветра среди каменных стен. — Ты — Лост Хоуп, верно? Сын Рэдиент Хоуп?
— Может да, может нет. — Он пожал плечами. — Смотря, зачем вам он нужен.
Бригадир с силой стукнул копытом по земле.
— Как ты смеешь так разговаривать с принцессой?! — его голос дрожал от возмущения.
Но Каденс спокойно подняла крыло, останавливая поток гнева.
— Всё в порядке. — Она взглянула на единорога с удивительным терпением. — Он имеет право на гнев.
На мгновение наступила тишина. Даже гвардейцы слегка расслабились, опустив оружие.
— Лост Хоуп, — Каденс говорила мягко, но в её голосе звучала несгибаемая сила, — могу ли я попросить тебя отвести нас к твоей матери?
Единорог напрягся, словно кто-то резко потянул за невидимую струну внутри него.
— А с какой такой целью? — резко спросил он, прищурив здоровый глаз.
— Мы не желаем вам зла. — Она сделала шаг ближе. — Наоборот. Я... хочу исправить старые ошибки, и желаю вам только добра.
Лост рассмеялся, хотя смех его прозвучал горько и хрипло.
— Добра? — Он потрогал опухший глаз, ухмыльнувшись. — За всю свою жизнь я как-то добра особо не встречал.
Каденс будто на мгновение сжалась внутри. В её глазах мелькнуло искреннее сожаление.
— Это моя вина. — Она склонила голову. — Я... слишком долго не знала про вас и ваши страдания. Я искренне раскаиваюсь за это.
— Да сдалось нам раскаяние! — рявкнул Лост, гневно топнув копытом, и пыль поднялась облаком.
Среди гвардейцев закипело возмущение — броня звякнула, кто-то шагнул вперёд, но Каденс снова подняла крыло.
— Если вам что-то от меня нужно, — продолжил Лост, — битсы на стол.
Он не мог скрыть лёгкой усмешки — мысль о возможном обеде, да ещё и за счёт самой принцессы, казалась почти абсурдной... но невероятно соблазнительной.
Каденс смотрела на него долго, будто разгадывая непроницаемую головоломку. Затем она кивнула.
— Ты и твоя мать больше ни в чём не будете нуждаться. Я даю слово принцессы. Всё, что я прошу — это немного доверия.
Лост почувствовал, как внутри сжалось что-то неприятное. Он опустил голову, вороша копытом пыль у своих ног.
Молчание затянулось.
Гвардейцы уже начали терять терпение, кто-то даже кашлянул, но Лост вдруг тяжело вздохнул.
— Ладно. Всё равно нам обоим не так что бы много было терять.
Дом был... если это вообще можно было назвать домом — кривобокая конструкция, где доски держались на одном честном слове. Обваливающийся каменный фундамент, черепица, местами заменённая ржавыми жестяными листами, и гниющие ступени, ведущие к скрипящей двери. По углам стен скопилась черная плесень, а окошки, едва прикрытые тонкими тряпками, не скрывали зияющую бедность.
Каденс остановилась, её дыхание сбилось, глаза наполнились болью.
— О, Селестия... — выдохнула она, не сдерживая эмоций. — Вы жили здесь?
Единорог хмыкнул, вяло прищурившись.
— Ага. — Он обошёл лужу у тропинки, где мутная вода едва не скрывала треснувшие камни. — Крыша не падает — и ладно.
Каденс вновь почувствовала вину, едкую и липкую, что давила на грудь.
— Это не должно было так быть... — прошептала она.
— Ну уж как есть. — Он махнул копытом в сторону двери. — Подождите здесь.
Он кивнул гвардейцам, а затем исчез за скрипучей дверью.
Принцесса осталась с отрядом кристальных пони. Они переглянулись между собой, бросая странные взгляды вслед единорогу. Один из гвардейцев, массивный жеребец с алебардой, угрюмо прищурился.
— Что-то он мне не нравится, — буркнул он, наклоняясь ближе к напарнику. — Слишком уж... знакомая рожа.
Единорог вошёл в дом, дверь за ним закрылась с глухим стуком. Внутри пахло влажной землёй и старым деревом. Свет пробивался сквозь щели в досках, отбрасывая рваные полосы на пол.
Он прошёл по скрипучим половицам и толкнул дверь в спальню.
Там царила полутьма, воздух был затхлым, а в углу, на низкой кровати, под рваным серым плащом лежала фигура.
— Мам? — Лост Хоуп неуверенно кликнул. — Ты не спишь?
Тишина.
Он фыркнул и, не ожидая ответа, повернулся к двери, чтобы впустить Каденс.
Принцесса вошла осторожно, словно боялась разрушить эту хрупкую тишину. Её копыта ступали почти беззвучно, пока она не подошла ближе к кровати. Несколько мгновений она просто смотрела на фигуру под плащом, будто набираясь храбрости.
— Рэдиент? Рэдиент Хоуп?
Фигура вздрогнула. В следующее мгновение плащ сдвинулся, и из-под него мелькнуло исхудавшее лицо. Рэдиент Хоуп резко села, глаза расширились от ужаса.
— За мной всё-таки пришли! — пронзительно вскрикнула она, инстинктивно забиваясь в угол кровати и натягивая плащ до самых ушей, словно тонкая ткань могла защитить от внешнего мира.
Каденс шагнула ближе, но сделала это медленно, с осторожностью, чтобы не вспугнуть.
— Рэдиент, пожалуйста, не бойся. — Она говорила мягко, почти шёпотом. — Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Я хочу помочь.
Единорожка дрожала, как осиновый лист. Её взгляд метался, но голос Каденс, тёплый и проникновенный, постепенно проникал сквозь паническое оцепенение.
— Помочь? — охрипшим голосом переспросила она, всё ещё не веря.
— Да. Я, только недавно узнала о вашем существовании. Мне жаль, за все что вы пережили.
Долгое молчание. Рэдиент тяжело сглотнула, копытами сжала край плаща и медленно выглянула из-под него. Её глаза были усталыми, с красноватой полоской воспалённых вен.
— Вы… действительно принцесса? — спросила она с дрожью в голосе.
Каденс кивнула, едва заметно.
Рэдиент нерешительно соскользнула с кровати, плащ скользнул по её худым бокам, и она, шатаясь, подошла к старому чайнику на столе. Приложившись к изогнутому носику, она жадно сделала несколько глотков, шумно втягивая воздух.
Только осушив почти половину содержимого, она медленно отставила чайник и повернула голову к Каденс. Её взгляд был затуманенным, но в нём теплился слабый огонёк интереса.
— Ну так... — хрипло сказала она, — что же вам от нас нужно?
— Я хочу забрать вас во дворец, — сказала Каденс тихо, но твёрдо, глядя Рэдиент прямо в глаза.
Та вздрогнула, как будто её окатили холодной водой, а затем устало вздохнула и скривила губы в слабой, мрачной улыбке.
— Это из-за Лост Хоупа? — хрипло спросила она, опуская взгляд. — Ну так забирайте. Ему там будет лучше. Наверное. Без разницы.
— А меня... оставьте в покое. — Рэдиент подняла мутный взгляд на Каденс. — Я больше в этот дворец не вернусь. Никогда.
Каденс медленно опустилась на изъедённое временем кресло, его ножки жалобно заскрипели под её весом.
— Ты сильно травмирована, — сказала она почти шёпотом, как констатацию факта, без упрёка.
Рэдиент в ответ нервно рассмеялась — короткий, судорожный смешок, в котором было больше горечи, чем радости.
— Иронично, правда? — усмехнулась она, вытирая рукавом запылённую морду. — Целительница... а себя исцелить так и не смогла.
На мгновение в комнате вновь воцарилась тишина. Где-то за стеной капля упала в железную миску с глухим звоном.
Рэдиент обхватила чайник копытами и вновь потянулась к нему, но сил едва хватило поднять его наполовину.
— Забирайте его, — резко сказала она, не поднимая глаз. — Подальше от меня, если можно.
Каденс моргнула, чуть прищурившись от неожиданности.
— Ты... не любишь его? — осторожно спросила она.
Рэдиент будто застыла на мгновение, но потом медленно опустила чайник обратно. Её глаза стали холодными, в них засверкали осколки старой боли.
— Ты видела его лицо. Видела его проклятое лицо! — голос срывался, и она с яростью сдёрнула с плеч плащ, раскрывая острые скулы и воспалённые глаза. — Он — почти полная копия своего отца.
Каденс сжала губы, сердце болезненно сжалось от горечи, звучащей в каждом слове Рэдиент.
— Он об этом знает? — мягко спросила она.
Рэдиент прикрыла глаза и покачала головой.
— Нет. И не должен. — Глубокий вздох. — Он вообще почти ничего не знает о прошлом. Пусть живёт хоть с этим неведением.
Каденс не сдержала дрожащего вздоха.
— Он не заслужил такой судьбы. — Она замолчала на мгновение, а затем добавила, — Да и ты — тоже.
Рэдиент издала хриплый смешок, полный усталости и боли, и повернулась на бок, будто прячась от этих слов.
— Если ты спрашиваешь, можно ли забрать сына, то ответ — да. Да. И ещё раз да.
Каденс ощутила, как что-то ломается внутри.
— Но ты так же заслуживаешь лучшего, Рэдиент.
— Поздновато, — прошипела та, зарывшись мордой в рваный плащ.
Каденс замолчала, но мысль не покидала её. Она склонила голову набок, словно что-то обдумывая.
— Когда-то ты была великой целительницей. А что если... я предложу тебе эту работу снова?
Слова будто пробили плотную броню. Рэдиент резко повернулась, плащ сполз с её плеч. Её глаза, ещё мгновение назад мутные и потухшие, внезапно вспыхнули почти болезненной жаждой.
— Вы... серьезно? — прохрипела она, вцепившись копытами в край кровати.
Каденс кивнула.
Рэдиент сглотнула, в глазах смешались страх и надежда. Надежда — почти забытое чувство, от которого перехватывало дыхание.
Прибытие
— Что? Что она сделала?! — голос Шайнинга Армора отозвался гулким эхом в просторном зале. Его копыто с грохотом ударило по мраморному полу, гвардеец перед ним нервно сглотнул, едва не вжимаясь в ковёр.
— П-Принцесса Каденс… — начал тот, стараясь не встречаться взглядом с явно раздражённым капитаном, — …во время инспекции архивов нашла… дневник.
— Какой ещё дневник? — Шайнинг прищурился.
— Дневник некой Рэдиент Хоуп, найденный при расчистке старых шахт. В нём... была указана информация о... супруге короля Сомбры… и… о сыне.
Шайнинг недоверчиво моргнул.
— Сомбра? Жена? Сын?! — капитан растерянно провёл копытом по гриве. — И где она сейчас?
— Она… отправилась на их поиски. Одна.
— Конечно. Почему бы и нет? — пробормотал Шайнинг, тяжело вздыхая. — И, конечно не сказать мне ни слова о своих планах. Просто уйти в неизвестность за сыном Сомбры! — он зло махнул хвостом. — Ладно. Надеюсь, она хотя бы знает, что делает.
Лост Хоуп, укутанный в старый плащ, молча смотрел в окно кареты. Кристальная Империя мелькала за окном ледяными всполохами и сверкающими шпилями. Напротив него сидела принцесса Каденс, излучающая спокойствие, несмотря на неловкость момента. Рядом, опершись на локоть, полулежала Рэдиент Хоуп, устало потирая виски, будто вся эта поездка была для неё мукой.
— Так… — нарушил тишину Лост Хоуп, задумчиво царапая копытом по деревянному полу кареты. — Нас теперь переселяют во дворец… потому что…?
Каденс, мягко улыбнувшись, перевела взгляд на него.
— Потому что твоя судьба сложилась неправильно, Лост. И твоя мать заслуживает лучшего. Как и ты. — Она сделала паузу, её голос стал теплее. — А ещё… я хочу приглядывать за тобой. Помогать и обучать. С учётом того, кем был твой отец… — она замялась, подбирая слова.
Лост Хоуп поднял бровь.
— А кем он был?
Моментально перед ним раздалось резкое фырканье. Рэдиент Хоуп, даже не открывая глаз, бросила:
— Не твоё это дело.
Лост Хоуп хмыкнул, пытаясь скрыть обиду.
— Как скажешь, мам.
Рэдиент напряглась, её уши дёрнулись.
— Не называй меня так. — Голос её прозвучал неожиданно холодно. — Во дворце у тебя будет своё жильё. Своя жизнь. А у меня — своя. И я не хочу что бы они пересекались.
Лост Хоуп замер, будто по голове ударили. Несколько мгновений он смотрел на неё с недоумением, а затем склонил голову.
— Но… почему?
Рэдиент наконец подняла на него глаза.
— Ты слишком напоминаешь своего отца. Каждый день — его лицо передо мной. — Её голос надломился. — Я… и так достаточно настрадалась за эти годы.
Он хотел что-то сказать, но Каденс быстро вмешалась, спасая ситуацию:
— Лост, ты не заслужил такой жизни. — Она обратилась и к Рэдиент. — И ты тоже.
Рэдиент ухмыльнулась, но без злости.
— Поздновато для этого, принцесса.
Карета дернулась и остановилась. Глухой голос кучера возвестил:
— Приехали, Ваше Высочество.
Лост Хоуп с неохотой поднялся, открыл дверь и спрыгнул вниз, затем повернулся, чтобы помочь матери. Он протянул ей копыто, но она резко оттолкнула его.
— Я ещё не настолько немощная.
Он сжал челюсти, но промолчал.
Вокруг выстроились кристальные гвардейцы. Их сверкающие доспехи отражали солнечный свет, создавая слепящий ореол. Как только Каденс ступила на мраморную лестницу, прогремел стройный голос хором:
— Приветствуем принцесса Каденс!
Из рядов гвардейцев выступил белоснежный единорог в золотых доспехах. Его голубая грива слегка растрепалась, а на лице застыла тревожная улыбка. Он бросил быстрый взгляд на Лост Хоуп и Рэдиент Хоуп, прежде чем обнять Каденс.
— Наконец-то ты вернулась. — Шайнинг Армор выдохнул с облегчением, но затем его взгляд снова упал на спутников жены. — Так… не представишь мне их?
Каденс сдержанно кивнула:
— Это Рэдиент Хоуп, великая целительница из далёкого прошлого.
Рэдиент Хоуп лишь слегка наклонила голову в подобии поклона.
— Я искренне благодарна за возможность вернуться к своему ремеслу, — произнесла она ровным голосом, в котором не было и намёка на радость.
— А это Лост Хоуп, — продолжила Каденс, делая жест в сторону молодого единорога, — её отпрыск.
Шайнинг Армор задумчиво повторил имя, словно пробуя его на вкус:
— Лост Хоуп... мрачное имя.
— Вся моя жизнь была мрачной, — хрипло ответил Лост Хоуп, не отводя взгляда от Шайнинга.
Шайнинг хмыкнул, скрывая беспокойство под маской хладнокровия:
— И не сомневаюсь. Надеюсь лишь, ты не пойдёшь по стопам своего отца.
Эти слова повисли в воздухе, как разряд молнии. Лост Хоуп вскинул голову, его глаза вспыхнули:
— Вы что, знаете, кто мой отец? — Его голос дрожал от напряжения. — Я-то вот, до сих пор не знаю!
Рэдиент Хоуп молча отвернулась, словно этот разговор больше её не касался, и, не говоря ни слова, зашагала ко дворцу. Только её тяжёлый вздох остался эхом после её ухода.
Каденс сжала губы, чувствуя, как ситуация ускользает из-под контроля. Она быстро натянула дежурную улыбку:
— Конечно, Шайнинг не знает, кто твой отец, — сказала она, бросив на мужа предостерегающий взгляд.
— Не знаю? — пробубнил Шайнинг, явно не ожидавший такого.
— Не знает! — с нажимом повторила Каденс, подмигнув ему. — Он просто хотел сказать, что... если отец оставил семью в таком положении, то, наверное, он был не лучшим пони.
Она едва успела закончить фразу, как Лост Хоуп резко сделал шаг вперёд, уши его дрожали от ярости:
— С чего это вы решили, что он просто так оставил семью? Может, у него были причины! А может, он вообще умер! Вы его даже не знаете, а уже судите!
Слова ударили как плеть. Каденс закусила губу, чувствуя, как её попытка уладить ситуацию обернулась против неё. Она вздохнула и мягче сказала:
— Ты прав. Твои слова вполне обоснованы.
Её взгляд метнулся к Шайнингу, и тот лишь скривился от неловкости, понимая свою оплошность.
— И я надеюсь, — добавила Каденс с явным укором, — что больше подобных промахов не будет.
Шайнинг Армор молча кивнул, явно не желая продолжать спор.
— Тебя отведут к твоей новой комнате, — продолжила она, снова обращаясь к Лост Хоупу. — Там тебе предложат еду. А после мы всё обсудим за ужином.
— Давно пора, — буркнул Лост Хоуп, отворачиваясь и следуя за слугами.
Эхо шагов единорога и сопровождающих его слуг затихло в глубине коридоров, и лишь мягкий свет кристаллов отражался на мраморных колоннах. Каденс, тяжело вздохнув, обернулась к Шайнинг Армору, на лице которого всё ещё читалось недоверие и раздражение.
— О чём ты вообще думал? — резко спросила она, нарушив тишину.
Шайнинг Армор недовольно хмыкнул и скрестил копыта на груди.
— А о чём ты думала, приводя сюда сына и жену Сомбры? — парировал он, напряжённо щурясь.
Каденс крепче сжала губы, будто сдерживая волну раздражения, но затем её лицо смягчилось печалью.
— Рэдиент Хоуп никогда не была его женой, Шайнинг, — сказала она тихо. — И Лост Хоуп... он был зачат насильно.
Эти слова повисли в воздухе, как глыба льда. Шайнинг Армор слегка отшатнулся, моргая, будто пытаясь переварить услышанное.
— Что? — выдохнул он.
Каденс не дала ему времени на раздумья:
— Кристальные пони запомнили её как королеву рядом с Сомброй. Даже спустя все эти годы они ненавидят её, обвиняя в его злодеяниях. А Лост Хоуп для них — просто ещё один Сомбра. Они жили в чудовищных условиях, в забвении и ненависти со стороны окружающих. И эта несправедливость не могла больше продолжаться. Империя не может позволять таким ранам гноиться.
Шайнинг молчал несколько секунд, переваривая услышанное, а затем с сомнением покачал головой.
— А ты не думала, что эта Рэдиент Хоуп могла соврать? — спросил он. — Что, если этот "дневник" — просто способ выставить себя жертвой? А вдруг она и сейчас врёт?
Каденс взглянула на него с ледяным спокойствием.
— Ты правда думаешь, что я приняла бы такое решение, не проверив всё досконально? — холодно произнесла она. — Но даже если бы это была ложь, посмотри на него, Шайнинг. Ты сам видел — он почти полная копия Сомбры. И он не знает, кто его отец.
— И ты решила привезти их сюда? — пробурчал он. — Во дворец? В самое сердце Империи? Не проще было дать им денег и отправить куда-нибудь подальше?
Каденс глубоко вздохнула, пытаясь сохранять самообладание.
— Ты не понимаешь. Он несёт в себе проклятую кровь монстра. Если бы я оставила его без присмотра, он бы рано или поздно последовал по пути своего отца. Возможно, он даже унаследовал его силы. — Она сделала шаг к нему, её голос стал тише, но напряжённее. — Он вырос в ненависти, в презрении. И хуже всего — его мать, истощённая и сломленная, видит в нём лишь призрак Сомбры и ненавидит его за это. Всё вокруг только толкает его во тьму. Я не могу допустить что бы у нас под носом выросла новая угроза.
Шайнинг тяжело вздохнул и, обессиленно, опустился на ближайший кристаллический трон.
— Ты что, собираешься растить сына Сомбры? — спросил он, глядя на неё исподлобья.
Каденс покачала головой.
— Не растить. Обучать. Направлять. — Она задумалась, затем добавила: — Может быть, рядом с Фларри Харт его ожесточившееся сердце сможет найти свет. А главное — он должен научиться контролировать себя и свои силы. Ему нужен кто-то, кто не даст ему оступиться.
Шайнинг усмехнулся, но без веселья:
— И, конечно, этим кем-то должна быть ты?
Каденс грустно улыбнулась.
— Я — правительница Империи. Это мой долг. — Она склонила голову. — Я не могу отвернуться.
Молчание повисло между ними. Шайнинг смотрел на неё долго, будто пытаясь найти аргумент, который она ещё не слышала. Но, наконец, он устало вздохнул и поднял копыта.
— Знаешь что, я чувствую... это плохо кончится. — Он встал с трона, но взгляд его смягчился. — Но если ты уже решила — я с тобой.
Каденс слабо улыбнулась, подойдя к нему и прижавшись лбом к его лбу.
— Спасибо, любимый.
Он тихо хмыкнул:
— Надеюсь, ты не ошибаешься.
Солнечные лучи пробивались сквозь полупрозрачные занавески, играя золотыми полосами на стенах просторной спальни. Фларри Харт лениво перевернулась на другой бок, зарываясь мордочкой в мягкую подушку. Мягкое одеяло сползло к краю кровати, а шелковая пижама сбилась на боку, открывая пушистое крыло.
— Ещё пять минут… — пробормотала она сквозь зевок, но привычка вставать к обеду взяла верх.
С неохотным вздохом она выбралась из постели, потянулась, расправляя крылья, и, не утруждая себя приведением гривы в порядок, поплелась в сторону кухни. Её копыта мягко ступали по коврам, пока она, продолжая зевать, продиралась сквозь сонливость.
Кухня была одной из немногих комнат дворца, где не чувствовалось официальной торжественности. Здесь все было обустроено "по-домашнему" — уютный деревянный стол, кресла с мягкими подушками и личный холодильник, набитый их любимыми блюдами. Фларри ожидала увидеть мать или отца, мирно обедающих, но комната встретила её тишиной... за исключением звуков возни у холодильника.
Сквозь щель распахнутой дверцы она заметила фигуру единорога, копающегося внутри. Сонливо пройдя мимо и даже не взглянув, она зевнула:
— Привет, пап...
Фигура замерла, в воздухе повисло неловкое молчание.
— Фто? — донёсся приглушённый голос, полный удивления.
Фларри нахмурилась и, моргнув, медленно повернулась.
Её сердце ухнуло вниз. Перед ней, с набитым ртом и мордой, перепачканной её любимым вареньем, стоял Сомбра. Тот самый — с темной гривой, пронизанной тенями, и злобными, горящими алым глазами, один из которых был обмотан небрежной повязкой. Он замер с полуразвернутым бутербродом в копытах и смотрел на неё с таким же шоком.
— А-А-АААА! — истошно завизжала Фларри.
Сомбра дёрнулся от неожиданности, бутерброд выпал из копыт прямо на мраморный пол.
— НА НАС НАПАЛИ!!! — прокричала она, инстинктивно схватив с полки первую попавшуюся тарелку и с силой метнув её в единорога.
С хрустом фарфора тарелка разлетелась о голову единорога, оставив неглубокий порез на его щеке. Тёмная алая кровь с черноватыми прожилками капнула на пол. Сомбра пошатнулся, моргнул пару раз, словно не до конца понимая, что происходит, и упал на бок, зажимая копытом повреждённый глаз.
— ЭТО ГЛАЗ ЕЩЁ ДАЖЕ НЕ ЗАЖИЛ! — прохрипел он, корчась от боли.
Фларри Харт с напряжённым дыханием стояла над лежащим на полу единорогом. Её рог горел мягким голубоватым светом, готовым выпустить мощный разряд в случае малейшей угрозы. Сомбра, пытаясь отползти от неё, оставлял на мраморном полу тёмные алые следы своей крови, с чёрными вкраплениями, словно чернила растекались по трещинам фарфора.
— Сдавайся! — властно произнесла Фларри, пытаясь держать голос твёрдым, хотя сердце колотилось, как безумное. — Я обучена боевой магии!
Единорог хрипло рассмеялся, кашлянув, и кровь тонкой струйкой скатилась с его губ.
— Даже не сомневаюсь... — прохрипел он, опуская голову на пол. — Сдаюсь.
И в этот момент дверь кухни с грохотом распахнулась. Вбежал Шайнинг Армор, его магический щит едва не взлетел в воздух от готовности к бою.
— Что здесь происходит?! — грозно прокричал он, оглядывая хаос на кухне: осколки фарфора, кровь на полу и Фларри с зажжённым рогом.
— Пап, — выдохнула Фларри, — король Сомбра рылся в нашем холодильнике!
Шайнинг Армор в замешательстве уставился на израненного единорога, морщась от явного несоответствия в её словах.
— Ты напала на нашего гостя, — наконец произнёс он, нахмурив брови.
— Чего?! — взвизгнула Фларри, вновь взглянув на Лост Хоупа. — Но это же король Сомбра! Посмотри на него!
Её взгляд метался между отцом и лежащим на полу единорогом с чёрной гривой и зловещими алыми глазами. Однако прежде чем кто-либо успел что-то добавить, в кухню вошла Каденс, изящно обогнув обломки посуды.
— Это не король Сомбра, Фларри, — спокойно сказала она. — Это Лост Хоуп, сын нашей новой целительницы.
Фларри моргнула несколько раз, не в силах поверить услышанному, затем тихо пробормотала:
— Но он же... он так на него похож.
— Да, — кивнула Каденс, опускаясь к раненому и внимательно рассматривая густую, странно окрашенную кровь. — Алые глаза, тёмная грива... Но это не Сомбра. И он почти твой ровесник.
Фларри слабо кивнула, осознавая теперь, что тот действительно выглядел не так уж и старо. Она вдруг почувствовала, как в груди разрастается тяжёлое чувство вины.
— Я… я что, искалечила невинного, — прошептала она, отводя взгляд.
Каденс с лёгкой улыбкой посмотрела на неё.
— Знаешь лучший способ загладить вину?
Фларри в недоумении вскинула взгляд.
— Какой?
— Стать его другом, — ответила Каденс мягко. — Помоги ему освоиться здесь. Поддержи. Я даже думаю... — она задумчиво посмотрела на Лост Хоупа, — может, стоит усыновить его.
Фларри ошарашенно заморгала.
— Усыновить?! Но почему?
Каденс вздохнула.
— Есть причины. Его мать — сильная, но... их отношения сложные. Быть рядом с ней для него крайне травмирующее, а для неё самой — болезненно. Он заслуживает семью, которая подарит ему заботу и тепло.
Шайнинг Армор тем временем подошёл к лежащему, полусознательному единорогу, легко подхватил его и, почувствовав, как тот обмяк в его копытах, хмыкнул:
— Он действительно слабоват для своего возраста, — пробормотал он, унося Лост Хоупа из кухни.
Фларри всё ещё стояла, подавленная чувством вины. Она посмотрела на Каденс, вздохнула и тихо сказала:
— Я извинюсь перед ним. Обязательно.
Адаптация
После каждой художественной сцены секса, чувствую себя писателем женских романов(хотя объективно, меня интересует исключительно трагично-ангстовая часть романтики)
Рэдиент Хоуп дремала на удивительно мягкой кровати в своих новых покоях. Комната была залита мягким светом, проникающим сквозь полупрозрачные занавеси. Пожитки, небрежно разбросанные вокруг, казались случайным напоминанием о её скитаниях и прошлом, от которого она так и не смогла убежать.
Сквозь тонкую завесу сна к ней вновь подкрались старые кошмары. Её тело невольно содрогнулось, а на ресницах заблестели слёзы. В сознании вспыхнул образ — яркий, мучительный.
Она вновь была в той комнате. Она помнила, как её новый "муж" поднял её на копыта и с лёгкостью перенёс через порог их новой спальни. Сердце бешено колотилось, а голос, полный отчаяния, вырвался наружу:
— Прекрати! Пожалуйста, не надо!
Но он словно не слышал её. Его губы касались её шеи, движения становились всё настойчивее. В этот момент Рэдиент почувствовала, как страх и ненависть сплелись в один клубок. Она пыталась оттолкнуть его, но ноги предательски дрожали, а тело сковал парализующий ужас. Его голос был наполнен нежностью, от которой ей становилось только хуже:
— Я всегда любил тебя… ещё с тех времён, когда мы были в приюте.
Её дыхание сбилось, в глазах стояли слёзы.
— Пожалуйста… хотя бы… будь нежным…
Он остановился, будто впервые услышав её слова, и тихо признался:
— Я подсыпал немного афродизиака тебе в напиток… чтобы было легче.
Эти слова ударили сильнее, чем любой поступок. Рэдиент резко отпрянула, в её глазах читалась смесь отвращения и ужаса. Но было поздно — нечто тёплое и странное начало разливаться по её телу, притупляя мысли и желания.
Взгляд затуманился, и вдруг она вновь стала маленькой — стояла под дождём, дрожа от холода. Рядом с ней был тот же жеребёнок, что когда-то делил с ней одиночество. Его глаза светились теплотой и заботой. В этом видении не было боли, только детская чистота. Но стоило ей потянуться к нему, как образ дрогнул и сменился.
Она снова была в спальне. Над ней нависала темная фигура. Холодный голос прозвучал над ней:
— Ну, уже готова умолять?
Она сама не заметила как уже лежала на животе, ощущая, как напряжение пронизывает всё её тело. Её копыта дрожали, но она всё же медленно раздвинула задние ноги и приподняла круп, едва осознавая собственное движение. Это не было желанием в полной мере — скорее, примирением с неизбежным.
За спиной раздался тяжёлый вздох. Она почувствовала, как массивная тень нависает над ней.
— Вот и всё, Хоуп, — его голос был низким, насыщенным странной нежностью, от которой внутри у неё всё сжалось. — Я ждал этого слишком долго.
Её уши опустились, когда он склонился ближе, тёплое дыхание коснулось её шеи. Губы Сомбры скользнули вдоль её мочки уха, и в следующее мгновение его клыки вонзились в неё — не до крови, но достаточно сильно, чтобы вызвать резкую вспышку боли. Рэдиент резко вздохнула, глаза заслезились, но она не издала ни звука.
Первый толчок был грубым и обжигающим. Боль пронзила её насквозь, от кончиков копыт до затылка, и она тихо вскрикнула, уткнувшись мордой в простыни. Её тело рефлекторно дёрнулось, но Сомбра крепко прижал её, не давая вырваться. Кровать заскрипела под их весом, тяжёлые движения отдавались глухим эхом в каменных стенах спальни. Рэдиент казалось, что весь дворец слышит её унижение.
— Тише, — Сомбра склонился ещё ниже, и его голос был почти ласковым. — Тебе понравится.
Она хотела возразить, выкрикнуть, что ненавидит его, что это всё — ошибка. Но слова утонули в нарастающей волне тепла, что медленно расползалось по её телу. Афродизиак продолжал действовать, стирая границы между болью и удовольствием. Боль больше не была острой — она плавилась, превращаясь во что-то глухое и тягучее.
Каждое новое движение Сомбры становилось всё более ритмичным и глубоким. Рэдиент чувствовала, как её тело реагирует вопреки воле — дыхание сбивалось, мышцы напрягались и расслаблялись в такт его толчкам. Его клыки вновь скользнули по её шее, и в этот момент она всхлипнула, уже не от боли, а от той дикой, животной энергии, что охватила её.
Он ловко перехватил её гриву зубами, потянув назад, выгибая её шею, и тяжесть его тела придавила её к кровати. В груди вспыхнуло дикое смешение боли и странного восторга. Афродизиак стирал страхи, и она, дрожа, перестала сдерживать стон.
В какой-то момент она, сама не понимая зачем, вывернулась из-под него и оказалась сверху. Копыта дрожали, но её движения были полны странной решимости. Она прижалась к нему, чувствуя, как его сильные передние ноги сжимают её бока. Рэдиент начала двигаться сама — резко, почти отчаянно, как будто хотела выдавить из себя остатки страха. Мир вокруг расплывался, всё тонула в пульсирующем жаре и оглушающем биении сердца. Краски стали ярче, звуки — глуше. Простыни скомкались под её копытами, а комната наполнилась эхом лязга кровати и сдержанных стонов.
Кульминация настигла её, как удар молнии — резкая, опаляющая, сливающая боль и удовольствие в единый порыв. Она вскрикнула, потеряв ощущение реальности, и лишь когда дыхание начало выравниваться, ощутила, как тело ломит от усталости.
Когда Рэдиент Хоуп открыла глаза, первые лучи холодного света скользнули по каменным стенам спальни. Сначала было чувство тяжести — как будто она спала под глыбой льда. Медленно повернув голову, она увидела Сомбру, спящего рядом. Его дыхание было ровным, спокойным, словно прошедшая ночь не оставила на нём и следа.
Рэдиент попыталась пошевелиться — тело отозвалось болью. На боках и шее виднелись тёмные следы от укусов и ссадин, глубокие фиолетовые полосы от того, как он сжимал её слишком сильно. Её шея всё ещё ныла от хватки клыков, а между лопатками оставались болезненные точки от удушья.
Простыни были скомканы и влажны от пота, на бледной шерсти проступали тени синяков. Она медленно села, едва сдерживая дрожь, и только тогда осознание ночи обрушилось на неё с полной силой. Это было не сном.
Слёзы навернулись сами собой. Тихие, приглушённые всхлипы вырвались, когда она закрыла глаза и прижала копыта к губам.
Рэдиент Хоуп резко очнулась от лёгкого стука в дверь. Голова гудела, тело ныло от усталости, а неприятная сухость во рту лишь усиливала раздражение. Она застонала, медленно подтягиваясь на копыта, чувствуя, как тугая боль отозвалась в боках.
— Проклятье… — процедила она сквозь зубы и неуклюже натянула плащ.
Стук повторился — всё такой же лёгкий, вежливый, будто боящийся потревожить её сильнее. Рэдиент, раздражённо вздохнув, подошла к двери и рывком распахнула её, бросив хриплым голосом:
— Придворная целительница к вашим услугам! — и только тогда заметила, что за дверью никого не было.
Сначала она нахмурилась, выискивая глазами хоть кого-то в коридоре, но вместо этого взгляд упал на кусок бумаги, прибитый к двери ножом. С листка кричала алым чернилом короткая, но жуткая надпись: "Мы помним."
На мгновение её сердце болезненно сжалось, но она тут же отогнала чувство, сорвав листок зубами и скомкав его в копытах.
— Я и сама, к сожалению, помню, — буркнула она вполголоса, — и не нуждаюсь в напоминаниях.
Бросив скомканную бумагу в угол, Рэдиент вернулась в комнату и с глухим стуком опустилась на кресло. Перед ней на столе — ворох бумаг: отчёты, письма, документы, на которые она смотрела безо всякого интереса. Лишь тупая тоска сжимала грудь.
Она перебирала бумаги копытом, не читая ни слова.
— Как же я ненавижу это место… — выдохнула она, прижимая копыта к вискам. — И как же я ненавижу Лост Хоупа.
Слова сорвались слишком легко, словно давно зрелые внутри неё. Даже имя жеребёнка — точнее, жеребца, которым он стал — было не более чем насмешкой. "Лост Хоуп"... Она сама дала ему это имя. И оно оказалось пугающе точным.
Её взгляд помутнел, когда воспоминания захлестнули разум. Она вспомнила, как оказалась посреди возвратившийся из изгнания Империи, одинокая, с крохотным жеребёнком на копытах. Никакой помощи — только гнев кристальных пони, для которых она была предательницей.
Они ненавидели её. Они ненавидели его.
Сквозь мутное стекло воспоминаний проступил тот день — холодный ветер бил по лицу, когда она, сжав зубы, несла жеребёнка, слыша за спиной крики и угрозы. Она бежала до изнеможения, пока не оказалась в самой глухой дыре Империи.
Там, в холоде и грязи, она кормила младенца, рыдая над ним, не понимая, зачем продолжает жить. Дни сливались в одну сплошную серую массу, пока она медленно теряла интерес ко всему. Порой она ловила себя на мысли, что могла бы просто лечь и не проснуться. Но Лост Хоуп... он выжил.
Он цеплялся за жизнь с упрямством, которое она ненавидела. Даже когда она сама сдалась, он продолжал жить — и, вероятно, только из-за него она не сломалась окончательно.
— Упрямый до абсурда… — прошептала она, стирая слезу. — Прямо как его отец.
Сомбра. Даже спустя годы воспоминания о нём вызывали смесь злобы и боли. Лост Хоуп унаследовал от него не только внешний вид, но и это несносное упрямство.
Стук в дверь прозвучал громче, прервав её мысли. Рэдиент дёрнулась, будто от удара, а затем раздражённо шагнула к двери и распахнула её, готовая сорваться.
— Ну сколько можно?!
Но голос застрял у неё в горле. На пороге стоял Шайнинг Армор, его броня была слегка запылена, а на спине он поддерживал окровавленного Лост Хоупа. Губа у жеребца была разбита, под глазом темнел синяк, а на шее блестела царапина.
Шайнинг виновато кашлянул.
— Прошу прощения, что заставляю вас работать в первый же день, — начал он неловко. — Но... ваш сын немного пострадал. Несчастный случай.
Рэдиент Хоуп тяжело вздохнула, глядя на единорога. Она уже предчувствовала, что сейчас услышит нечто, от чего её раздражение только усилится.
— Что ещё за несчастный случай? — ледяным голосом спросила она, подойдя ближе. — С кем ты уже умудрился подраться?
Лост Хоуп мрачно опустил взгляд в пол и пробурчал:
— В меня запустили тарелкой...
Шайнинг Армор неловко почесал затылок, глядя куда-то в сторону.
— Принцесса Фларри... э-э... немного травмировала его. Чистейшее недоразумение.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Рэдиент Хоуп не выдержала — громкий хлопок разнёсся по комнате, когда её копыто врезалось в щёку сына.
— Ты ДРАЛСЯ с принцессой?! — яростно выкрикнула она.
— Я не хотел! — взвизгнул Лост Хоуп, отшатнувшись. — Она начала первой!
— Даже близко к ней не подходи! — отрезала Рэдиент, чувствуя, как злость кипит внутри неё. — Её родители буквально вытащили нас обоих из той дыры, а ты смеешь драться с ней?Последний раз тебя лечу, понял?
Она резко схватила бинты и села рядом, раздражённо перехватывая взгляд Шайнинга.
— Никто и не думал, что слуги отведут его к нашему холодильнику, — проговорил он примиряюще.
— Они это нарочно сделали! — взорвался Лост Хоуп. — Они все меня ненавидят!
Шайнинг поморщился.
— Я полагаю, ты преувеличиваешь. Но, если кто-то и правда так себя ведёт — говори мне сразу.
Рэдиент резко дёрнула бинт, отчего Лост Хоуп поморщился от боли.
— От тебя одни проблемы, — процедила она.
— Я только и делал, что впахивал для нас! — парировал он, зло глядя на мать.
Рэдиент развернулась к нему, глаза метали молнии.
— Я тебя об этом не просила! — злобно бросила она. — Пародия на жеребца! Даже хрупкая кобыла смогла тебя одолеть!
— Эй, — вмешался Шайнинг Армор, нахмурившись. — Вы перегибаете. Хотя... он и правда хиловат для своего возраста.
— Довольно! — ответил единорог, вскакивая с кровати, даже не дождавшись пока мать закончит перевязку. — Я больше не собираюсь терпеть этот поток грязи!
— Да как ты... — начала единорожка, но Лост Хоуп уже повернулся и направился к выходу, не скрывая презрения.
— Тебе ведь плевать, всегда было плевать, — бросил он через плечо. — Пока ты постоянно спала целыми днями, и в сотый раз вспоминала о своих "золотых временах", мне приходилось выгребать за нас обоих.
Прямо перед выходом, его рог слабо вспыхнул, и незаметно склянка из аптечки матери исчезла.
Шайнинг Армор молча наблюдал, как дверь с громким хлопком захлопнулась за Лост Хоупом, оставив в комнате гнетущую тишину. Рэдиент Хоуп стояла на месте, тяжело дыша.
— Рэдиент, — наконец заговорил он. — За что вы его так принижаете?
Она резко повернулась к нему, её глаза метали молнии.
— Это же очевидно! — выкрикнула она, презрительно мотнув головой в сторону двери, за которой скрылся Лост Хоуп. — Он даже не мой ребёнок. Он скорее... паразит! Порождение чудовища, которое использовало меня, чтобы создать себе подобного. Рано или поздно он станет таким же — если хоть на миг ослабнет хватка!
Её голос дрожал от ярости, но за этим слышалась и боль, глубоко спрятанная внутри. Шайнинг Армор на мгновение прикрыл глаза, вздохнув.
— Слушай, я не могу лезть в ваши семейные дела, — произнёс он спокойно, — но, честно говоря, надеюсь, что вы оба когда-нибудь исправите это. Ненависть не приведёт ни к чему хорошему.
Он выдержал паузу, ожидая хоть какого-то ответа, но Рэдиент лишь отвернулась, её упрямство не дало ей произнести ни слова. Шайнинг Армор устало вздохнул и направился к выходу.
— Подумай об этом, — бросил он на прощание и, не дожидаясь ответа, вышел, оставив её одну.
Комната вновь погрузилась в тишину. Рэдиент Хоуп стояла, глядя в пол, её грудь всё ещё вздымалась от злости, но теперь к ней примешивалась странная пустота. Словно издалека донёсся тихий детский смех. Она моргнула, сердце пропустило удар.
Перед ней, прямо посреди комнаты, стоял серый жеребёнок. Он радостно прыгал, кружа вокруг воображаемого обруча, беззаботно хохоча. Его глаза сияли счастьем — таким чистым, каким она когда-то знала.
— Этого... не может быть, — выдохнула она, но образ не исчез.
Жеребёнок поднял голову, посмотрел прямо на неё и, словно не замечая её боли, весело махнул копытцем.
Она ощутила, как грудь сдавило. Воспоминания — давно забытые, намеренно вытесненные — нахлынули с новой силой. Она вспомнила, как когда-то смеялась рядом с ним. Детство, чистое и простое. Тогда всё было другим.
Губы дрогнули, и она попыталась отвернуться, но не смогла. Одинокая слеза скатилась по щеке.
— Почему... — прошептала она, больше себе, чем призраку прошлого.
Жеребёнок исчез, оставив после себя лишь звенящую тишину.
Она села на холодный пол, уставившись в пустоту, и позволила себе заплакать — тихо, почти стыдясь этих слёз.
Лост Хоуп брёл по мраморным коридорам дворца, неловко потирая ушибленную голову. Его шаги отдавались глухим эхом, а блестящий пол, словно зеркало, отражал каждый его шаг. Слуги, встречавшиеся на пути, бросали на него настороженные и удивлённые взгляды — кто-то с опаской, кто-то с откровенным недоверием. Но ему было плевать. Он привычно игнорировал их, сосредоточившись лишь на одной цели — добраться до своих новых покоев.
Но внезапно его путь преградила фигура. Лост Хоуп поднял голову и встретился взглядом с кобылой — лет на десять, а может и пятнадцать старше его. Её шкура была испещрена мелкими шрамами, а на боку виднелся странный скол, будто кто-то оставил там глубокий след. Она смотрела на него с откровенной злобой, абсолютно не боясь.
— Знакомое лицо, — процедила она сквозь зубы, прищурившись. — Я помню только одного жеребца с такими глазами.
Лост Хоуп фыркнул, отводя взгляд.
— Просто совпадение.
Служанка хмыкнула, её губы скривились в саркастической усмешке.
— Не думаю, меня ты не обманешь, монстр. Я всю свою жизнь ждала возможности расквитаться за то, что ты сделал.
Лост Хоуп почувствовал, как где-то глубоко внутри что-то кольнуло, но он быстро задавил это чувство, привычно спрятав эмоции за маской равнодушия.
— Мне плевать на твои бредни, — буркнул он и попытался обойти её.
Но кобыла резко шагнула вперёд и толкнула его к стене. Грубое копыто упёрлось ему в грудь, и он почувствовал, как прохладная стена неприятно холодит спину. Она наклонилась ближе, её морда оказалась опасно близко к его, а её дыхание обжигало щёку.
— Ты не сбежишь так просто, не в этот раз, — прорычала она.
Лост Хоуп сжал зубы, резко дёрнулся в сторону и, воспользовавшись моментом, выскользнул из-под её копыта. Она не успела среагировать, когда он уже мчался по коридору, не оборачиваясь.
— Проклятый дворец... — выдохнул он, добежав до двери своих покоев и, нырнув внутрь, захлопнул за собой дверь, щёлкнув замком.
Снаружи послышался её холодный голос:
— Ты не сбежишь, Сомбра. Я найду тебя.
Но он не стал слушать дальше. Подавив раздражение, Лост Хоуп бросил взгляд на роскошную кровать и, не раздумывая, плюхнулся на неё. Матрас оказался удивительно мягким, с приятным ароматом свежего белья, словно обволакивая тело, заставляя на миг забыть о боли и многочисленных обидах.
— Хех, хоть что-то хорошее, — пробормотал он, вытаскивая заветный пузырёк.
Светлая жидкость внутри слегка поблёскивала в полумраке комнаты. Он открыл крышку и, не теряя времени, вылил немного на ватку, аккуратно промывая порез на щеке. Жидкость жгла, но он лишь скривился. После этого сделал щедрый глоток прямо из бутылки, ощущая, как тёплая волна разливается внутри, принося долгожданное чувство лёгкости. Шум в голове стихал, боль отступала.
«Лучшее лекарство…» — ухмыльнулся он, когда вдруг раздался осторожный стук в дверь.
Лост Хоуп раздражённо вздохнул.
— Слушай, сумасшедшая, катись на все четыре стороны! — крикнул он. — Дверь я не открою!
На мгновение за дверью воцарилась тишина, но затем раздался тонкий голосок, едва слышимый сквозь преграду.
— Мне жаль... Я... я всё понимаю.
В этих словах была искренняя боль. Лост Хоуп мгновенно вскочил с кровати, чуть не уронив пузырёк, и рывком распахнул дверь.
В коридоре, уже на приличном расстоянии от комнаты, двигалась знакомая фигура. Принцесса Фларри Харт шла, не оборачиваясь, её крылья были слегка опущены, а в походке читалась усталость и раскаяние.
— Эй! — окликнул он.
Она замерла, обернулась через плечо. Лост Хоуп почесал затылок, чувствуя неловкость.
— Я... обознался. Если хотите, можете зайти.
Глаза Фларри Харт расширились от удивления. Она на мгновение колебалась, затем осторожно вернулась и переступила порог.
— Спасибо, — прошептала она, едва слышно.
Её копыта глухо постукивали по мраморному полу, когда она приблизилась к Лост Хоупу, который, как оказалось, сидел у окна, отвернувшись. Слова застревали у неё в горле — ей хотелось извиниться, но гордость и смущение мешали подобрать нужные фразы.
— Слушай... я... — начала она, но вдруг морщинка появилась на её мордочке. — Подожди... что это за запах?
Лост Хоуп, не оборачиваясь, поднял пузырёк к губам и отпил ещё немного мутной жидкости.
— Спирт, — ответил он равнодушно. — Из аптечки моей "матери". Мне он будет по нужнее.
Фларри в ужасе распахнула глаза.
— Ты пьёшь аптечный спирт?! — воскликнула она, отшатнувшись.
Он повернулся к ней, приподняв бровь, будто не понимая, в чём проблема.
— Тоже хотите?
— Ч-что?! — принцесса возмущённо всплеснула крыльями. — В жизни не пробовала алкоголь!
Лост Хоуп хмыкнул, откинувшись на спинку кресла.
— Тогда у вас была до ужаса скучная жизнь.
— Нормальная! — резко возразила она. — По крайней мере, была... до твоего появления. И вообще, копаться в нашем холодильнике было абсолютно лишним.
Она бросила на него придирчивый взгляд, позволяя себе изучить его фигуру более внимательно. Взъерошенная грива, тени под глазами, грубые черты лица... и что-то зловещее в его взгляде.
— Ты выглядишь просто ужасно, — заявила она. — И, между прочим, напоминаешь... ну... короля Сомбру.
Эти слова заставили Лост Хоупа замереть. Некоторое время он молчал, словно обдумывал сказанное, а затем усмехнулся.
— Это было сейчас такое, завуалированное, расистское замечание в сторону кристальных единорогов?
— Я не это имела в виду! — воскликнула Фларри Харт. — И вообще, Кристальная Империя — прекрасное государство. Здесь такого не бывает!
— Ужасное государство, — спокойно парировал он. — Ты давно выходила за пределы дворца?
Фларри хотела сразу парировать, но вдруг замялась. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить последний случай... но не смогла. С досадой она вздохнула.
— Я принцесса. Это... накладывает определённые обязанности. Я не могу просто уйти, когда вздумается. В отличие от тебя, я знаю, что такое ответственность.
— О да, — усмехнулся Лост Хоуп. — А я-то о ней не знаю. Всю жизнь тащил на себе "мать", которая меня на дух не переносит.
Фларри замерла, шокированная его словами.
— Но... как? — прошептала она. — Как мать может ненавидеть собственного ребёнка?
— Хм, не имею ни малейшего понятия, — Лост Хоуп усмехнулся, не сводя взгляда с пузырька, словно его содержимое было куда интереснее разговора. — Я давно к этому привык. Она была единственным, кто у меня был из близких. Вот и не бросал. А теперь? — он пожал плечами. — У неё всё отлично. Мечта стать целительницей сбылась, она получила, что хотела. Нас больше ничего не связывает.
Фларри Харт сжала губы, не зная, что чувствовать.
— Это... ужасно, — прошептала она, но затем собралась с силами. — Но раз ты теперь живёшь во дворце, тебе придётся соблюдать правила.
— Ох, да, конечно. Только вот, принцесса, я сюда не напрашивался. Меня пригласили. Так что подчиняться кому-то... не особо в моём стиле.
Фларри приподняла бровь, не веря собственным ушам.
— Но если нарушишь правила, тебя могут наказать.
— И? — Лост Хоуп лениво перевёл взгляд на неё. — В таком случае, я просто сбегу. Выживать в этом прекрасном мире, я умею. И вообще, всегда мечтал убраться из этой Империи куда подальше.
Её поразила эта мысль. Для Фларри Харт, воспитанной во дворце, где каждый шаг был под контролем, идея просто сбежать казалась чем-то диким, почти кощунственным. Защищённая от любых бед и решений, она привыкла к жизни, где каждое её движение было предсказуемо, а будущее расписано заранее. Она замерла, не зная, что ответить.
— Я... я пришла извиниться. Но раз ты такой... грубый и неотёсанный, то тебе мои извинения не особо и нужны! — фыркнула она и, резко развернувшись, пошла к выходу.
Лост Хоуп лениво проводил её взглядом.
— И вы полностью правы, принцесса, — бросил он вслед.
Дверь с глухим стуком закрылась. В комнате повисла тишина.
Единорог медленно поднялся и подошёл к старому зеркалу, висящему на стене. Его отражение встретило его мрачным взглядом. Он наклонился ближе.
— Ну и где они тут увидели Сомбру? — пробормотал он, насмешливо вскидывая бровь.
Но на мгновение отражение словно исказилось. Губы его двойника дрогнули в ухмылке, а глаза вспыхнули зловещим магическим светом.
Голос эхом прокатился в голове, холодный, властный, чужой. Сердце бешено заколотилось. Лост Хоуп с криком отшатнулся, рухнув на кровать, хватаясь за голову. Он чувствовал, как холодные слова пронзают разум, требуя покориться.
— Уйди... уйди... — прошипел он, с силой ударяя копытом по виску.
Дыхание сбилось. Он лежал, чувствуя, как по спине катится холодный пот. Нащупав склянку со спиртом, он с отвращением сжал её в копытах... и, не раздумывая, швырнул в окно.
С глухим звоном стекло разлетелось, а пузырёк, сверкая в свете заката, исчез где-то внизу.
— Чтоб тебя, — прошептал Лост Хоуп, откидываясь на кровать, глядя в потолок. — Просто прекрасно.
В комнате вновь воцарилась тишина, но теперь она казалась более тяжёлой, чем прежде.