Я боюсь чейнджлингов (отдельные рассказы)
Мотыльки-однодневки
Горничная тряслась как осиновый лист, и кончики её ушей вздрагивали в такт бешено колотящемуся сердцу. Она уставилась на разбросанные на полу осколки, словно это её жизнь, а не простая чайная чашка, только что разлетелась вдребезги.
— Простите меня, принцесса, — её голос был похож на писк задыхающейся мыши. Она повернулась к двери и опустила голову так низко, что чуть не уткнулась подбородком в пол. — Я верну свой фартук управляющей и скажу, чтобы вам прислали другую горничную.
— Не думаю, что это так уж необходимо, — сказала Селестия. Она одарила своей самой тёплой улыбкой молодую кобылу, не старше пятнадцати лет, едва перешагнувшую порог, отделяющий кобылку от взрослой пони, и неуклюжую, как все подростки. — Если бы мы увольняли каждую горничную, разбившую чашку, у нас в замке скоро не осталось бы ни чашек, ни горничных.
Строго говоря, это была не просто чашка. Ей было не менее четырёх сотен лет — одно из последних сохранившихся творений великого мастера керамики Нейкера Глэйза, исключительный образчик рифлёного фарфора, подобный которому едва ли можно отыскать в современном мире. Но это было не то, чего стоило бы знать перепуганной горничной.
Селестия пошарила в ванной телекинезом и нашла огромное пушистое полотенце. Кобылы из прачечной, увидев это, её явно бы не одобрили — махровые полотенца из мягчайшего зебриканского хлопка предназначались лишь для её идеальной шёрстки, и ими не подтирали пролитые напитки. Но Селестия на собственном опыте знала, что полотенцам было всё равно, как их использовать, и они так же хорошо впитывали чай, как и влагу из её гривы.
При виде этого зрелища кобыла содрогнулась. Видеть, как принцесса сама наводит порядок, было невыносимо, и она бросилась вперёд, чтобы схватить полотенце. Она сложила его, промокнула пролитый чай, собрала осколки разбитой чашки, и, не успела Селестия и глазом моргнуть, как горничная была уже на полпути к двери.
— Подожди! — сказала принцесса, прежде чем та успела сбежать. — Как тебя зовут?
Кобыла замерла перед самой дверью.
— Г-голд Лиф, если будет угодно вашему высочеству.
— У тебя прекрасное имя, мисс Лиф, и не важно, угодно мне это или нет. — Селестия подошла поближе и села рядом с кобылой. — Ты сегодня первый день на работе?
Голд Лиф кивнула.
— Д-да. На прошлой неделе я закончила обучение, и у меня были такие хорошие результаты, что управляющая разрешила мне подать вам сегодня чай, и я так старалась всё делать аккуратно, но чашка соскользнула, и я пролила воду себе на копыто, и вот почему я её уронила, и теперь управляющая меня убьёт, и… — тут у неё кончился воздух, кобыла икнула и её вновь охватила дрожь.
Селестия опустила голову и шепнула ей на ухо:
— Тогда мы позаботимся о том, чтобы она ничего не узнала. А сейчас, раз это твой первый день в замке, хочешь посмотреть, как я поднимаю солнце?
Серьёзно? Голд Лиф не смогла издать ни звука, но выражение её лица сказало всё лучше любых слов. Она уставилась на Селестию широко распахнутыми глазами, приоткрыв от удивления рот. Спотыкаясь, она вышла за принцессой на балкон для совершения утреннего ритуала.
Селестия улыбнулась. Судя по всему, это будет славный денёк.
Но день был самым обычным. После эмоционального подъёма, вызванного тем, что она помогла своей горничной пережить эмоциональный же кризис, на принцессу, словно в отместку, обрушились многочисленные дела по управлению государством. Едва она успела позавтракать, как камергер потащил её на срочную встречу с кабинетом министров. Что-то насчёт бюджета, потом экстренное заседание совета по распределению прав на водопользование между пони и племенами бизонов, затем вручение наград победителям ежегодной научной ярмарки в Кантерлоте, и всё это до обеда.
Как обычно, скоро для неё все эти встречи, выступления и мероприятия слились в одно мутное пятно. Она делала это раньше и сделает это снова. Уже не в первый раз Селестия пожалела, что в Эквестрии нет других принцесс. Кого-то, кто мог бы разделить с ней эту тяжкую ношу.
Наступил вечер, и Селестия уютно устроилась в тёплой ванне, уже почти забыв о маленьком происшествии с чайной чашкой. Но тут дверь отворилась, и в клубах пара появилась кобыла с золотистой шёрсткой, совсем юная, почти подросток, со стопкой полотенец на спине.
Селестия взяла одно из них телекинезом и обмотала им гриву.
— Спасибо, Голд Лиф.
— Простите, принцесса?
Ох. Селестия отбросила прочь далёкие воспоминания.
— Извини. Спасибо, Голден Бау. Иногда ты так напоминаешь мне свою мать.