Я боюсь чейнджлингов (отдельные рассказы)
Однажды вечером
— И обратите внимание на мрачные тёмные облака в верхней части картины. Они символизируют недобрые чувства в сердцах враждующих племён, что собрались внизу на равнине.
— Хм, занятно, — буркнул элегантный земной пони, и в его взгляде появился слабый намёк на интерес. — Так сколько, говорите, она стоит?
Пэйнт Доб, художница и автор полотна, постаралась изобразить на лице свою самую ослепительную улыбку.
— Вообще-то, сэр, у меня ушло на неё несколько дней, но, честно говоря, на этой неделе мне не удалось продать ни одной картины. Думаю, я смогу отдать её всего за пятьдесят бит.
— Хм… Двадцать пять.
Доб чуть не поперхнулась.
— Двад… сэр, это едва покроет стоимость холста, рамы и красок, не говоря уже о затраченном времени. Не меньше сорока.
— Тридцать. И не битом больше. — По его тону Доб безошибочно поняла, что это самая большая цена, которую жеребец готов заплатить.
— Что ж… — не в силах сдержать разочарование, она попыталась сделать хорошую мину при плохой игре: — Как мой новый покупатель, думаю, вы заслуживаете… скидку.
Пока она упаковывала картину, а он отсчитывал её жалкий заработок, не прозвучало больше ни слова. Всё, что могла сделать Доб, это не переставая улыбаться, пока покупатель не скрылся из вида.
Кобыла вздохнула. Оставшиеся непроданными картины взирали на неё с угла улицы, где она выставила их на всеобщее обозрение. Десятки холстов, полных яркими красками, тщательно проработанными деталями, портретами, пейзажами, абстракциями и узорами; они были достойны занять место в любом музее Эквестрии.
Но за картины музеи не платят — им постоянно жертвуют новые экспонаты. А вот она такие жертвы позволить себе не могла. Она едва могла позволить себе досыта поесть, да и то не всегда.
— Простите, ребята, — сказала она картинам. — Может, повезёт завтра?
Подойдя к ним, она уже собиралась начать упаковываться, как вдруг позади раздался чей-то жизнерадостный голос:
— Привет, это твои картины? А они классные!
Обернувшись, Доб увидела ярко-розовую кобылу, разглядывающую её работы. Грива внезапной посетительницы была похожа на кучерявое месиво упругих розовых локонов, каким-то непонятным образом бросающих вызов силе тяготения. Чтобы они не падали на глаза, она отодвинула их копытом, уткнувшись мордочкой прямо в одну из картин, наверное, чтобы получше её рассмотреть. Или может, распробовать на вкус.
— Да, они, эм… — Она откашлялась и попробовала снова. — Да, мои. Вам что-нибудь понравилось?
— Мне всё понравилось! Особенно вот эта! — ответила кобыла, тыкаясь носом в одно маленькое полотно. Его едва ли можно было назвать картиной, просто небольшой кусочек холста, который Доб приспособила вместо палитры. Но не успели прозвучать эти слова, как розовая пони поникла на глазах, — Жаль только, что сегодня у меня нет с собой ни бита.
Ну конечно, чего ещё ждать? Доб с трудом подавила тяжёлый вздох.
— По-моему, это даже не картина. Если она тебе так понравилась, забирай. Она лишь зря занимает место в моих седельных сумках.
— Правда? — чуть не задохнувшись от восторга, выдавила кобыла. — Что… правда?!
— Ага.
Странная пони ослепительно улыбнулась.
— Спасибо! О, чуть не забыла, это тебе! — она отвернулась и непонятно откуда — это магия, что-ли? — выудила носом самый огромный кекс, который Доб видела в своей жизни. Несколько секунд она удерживала его на носу, напомнив художнице дрессированного тюленя с мячом, а затем небрежным движением головы отправила в её сторону.
Доб еле удалось поймать его телекинезом. Кекс был размером почти с её голову, шоколадный шедевр, щедро украшенный сливочной помадкой и ослепительной белой глазурью. Когда потрясённая художница наконец вспомнила, что нужно поднять глаза и поблагодарить, странная пони уже ушла.
Файрфлай дождалась, пока другие жеребята скроются из вида, и лишь затем заплакала.
Эта компания издевалась не только над ней — от них успел пострадать почти каждый ученик в её классе. Но сегодня они зашли слишком далеко: украли её куклу и топтали её, пока швы не полопались и обивка не полезла наружу. Только тогда они оставили её в покое, пнули в сторону хозяйки и с довольным гоготом ушли, тут же забыв их обеих.
Кобылка была ещё слишком мала, чтобы понимать, что такое жестокость, но что такое гордость она уже знала. Она знала, что нельзя показывать им свою боль, ведь всё, что она могла сделать — это лишить их дополнительного удовольствия.
И поэтому она не плакала, пока они не ушли.
Когда же слёзы наконец пролились, кобылка вдруг обнаружила, что она больше не одна. На крылечке позади неё сидела незнакомая взрослая кобыла, розовая, как нутро морской раковины, с пушистой гривой, похожей на облачко, решившее зачем-то поселиться у неё на голове.
— Привет, что случилось?
— Ничего, — шмыгнула носом Файрфлай.
Они немного помолчали. Кобыла смотрела на жалкие останки куклы, втоптанные в землю у их копыт.
— Это твоя?
— Её зовут Прэнси, — кивнула кобылка.
— Значит, её испортили какие-то хулиганы?
Файрфлай снова кивнула. Она вспомнила их хохот и довольные вопли, когда у Прэнси разорвался бок. Она почувствовала, что слёзы подступают вновь.
И снова тишина. Когда Файрфлай наконец справилась со слезами, она увидела, что странная розовая кобыла держит Прэнси в копытах, прижимая к себе как жеребёнка.
— А знаешь, — сказала она, — одна из моих подруг прекрасно управляется с нитками и иголками. Спорим, что если мы её хорошенько попросим, она починит твою Прэнси?
— П-правда?
— Ага. Через сердце на луну, кексик в глаз себе воткну!
Клятва казалась бессмысленной, но улыбка на лице розовой пони сказала всё лучше любых слов. Файрфлай поднялась на копыта, и они вместе пошли куда-то прочь.
Солнце уже давно село, когда Пинки наконец пришла домой. Она едва волочила копыта и лишь надеялась свалиться и уснуть не раньше, чем доберётся до дивана в доме Кейков.
Спустя несколько минут, возможно, услышав её усталое шарканье, появилась миссис Кейк.
— Вот те на, привет, Пинки Пай. С утра тебя не видела! С друзьями развлекалась?
Пинки кивнула. Она слишком вымоталась, весь день подбадривая и радуя других, чтобы выдавить из себя ещё хоть слово.
— Да, я помню, каково это, быть молодой: мы с Кэрротом и его друзьями носились тогда весь день напролёт. — Продолжая рассуждать на ходу, кобыла направилась на кухню, и её голос затих.
Наконец-то тишина. Пинки почувствовала, что у неё слипаются глаза. Но прежде чем она окончательно уснула, она успела увидеть бедную художницу, в кои-то веки ложащуюся спать на сытый желудок, и маленькую кобылку, обнимающую заштопанную куклу и плачущую от счастья.
Так, с еле заметной улыбкой на губах, она и уснула.
За́мок на окраине
Лишь через несколько часов Трестлу удалось улизнуть с устроенной в его честь вечеринки и он наконец остался один на высоком балконе с видом на квартал, где обитали студенты и преподаватели Кантерлотского университета. Внизу под ним, среди широко раскинувшихся коттеджей и садов, заполненных бумажными фонариками, праздничными кострами и живой музыкой, бушевало веселье, До него доносился ровный гул тысяч разговоров, перемежающихся смехом и криками.
Впрочем среди пони царила не только радость. Трестл увидел небольшую группу нарядных кобыл, крепко обнимающих друг друга со слезами на глазах. Упорно делающих вид, что они лишь улыбаются и даже смеются.
Открылась балконная дверь, и вошёл тёмно-коричневый жеребец. Они стояли вместе, молча глядя за перила.
— Как думаешь, будешь скучать? — спросил Хикори.
Трестл покачал головой.
— Нет, четырёх лет мне хватило сполна. Пора приниматься за настоящую работу.
— Понимаю. Уже решил, что будешь делать со своей наградой?
Трестл похлопал копытом по карману жилетки. Конверт с письмом Селестии всё ещё лежал внутри. Он казался странно тяжёлым, словно принцесса вложила в него все свои связанные с ним надежды.
— Я хочу построить что-нибудь необычное.
— Не такое, как другие архитекторы?
— Нет. — Трестл вытянул копыто, указав на горизонт, ещё видимый в гаснущем вечернем свете. — Посмотри на эти здания. Что ты видишь?
— Хм. — Хикори прищурился. — Кучу башен?
— Башни, это те, что потолще. Тонкие и с куполами — минареты. А те, что совсем тонкие и острые, это шпили. Они украшают каждое здание в Кантерлоте, и неважно, есть от них польза или нет.
— Зато они красивые.
— Ага, но дело не в этом. Они нужны для того, чтобы взгляды тянулись ввысь, чтобы пони устремляли свои взоры к небу и ещё дальше. Кантерлот заставляет пони оторвать глаза от земли.
— Это город Селестии. Наверное, так и было задумано?
— Но что, если нет? Что, если Селестия не хочет, чтобы пони всё время ходили, задрав головы к небу? Что, если она хочет, чтобы мы чаще смотрели друг на друга?
— Тогда она, наверное, не стала бы жить на горе, — подвёл итог Хикори, вывернув шею, чтобы взглянуть на замок, прилепившийся к склону высоко над их головами.
Ознакомившись с его проектом, королевские строители взбунтовались; многие грозились уйти, а некоторые так и поступили. Чтобы навести порядок, потребовалось второе письмо Селестии, напомнившее им, что Трестл стал лучшим архитектором в своём выпуске и, таким образом, заслужил её дар.
Для осуществления его проекта Селестия предложила несколько участков в Кантерлоте. Она никогда не просила показать ей чертежи или хотя бы просто рассказать о проекте. Сказала, что хочет, чтобы это был сюрприз.
В конце концов Трестл остановил свой выбор на старых заброшенных казармах, примыкающих к парку у подножия горы. Не самый фешенебельный или богатый район Кантерлота, но зато почти прямо на дороге, ведущей к замку Селестии. Немедля он принялся за работу.
Стройка затянулась на несколько лет. Селестия, должно быть, видела её каждый день, просто глядя в окно, но всякий раз, когда они встречались, она просто улыбалась и говорила, что с нетерпением ждёт её окончания. Впрочем, Трестл никогда не видел на её лице иного выражения, кроме улыбки, так что, возможно, это было лишь проявление вежливости.
Чтобы его творение воплотилось в жизнь, потребовалось четыре года. Новый замок был прочным, но изящным: из розовых, даже на вид тёплых гранитных блоков, аккуратно разрезанных на ровные куски. Центральное здание имело несколько этажей, открытое и привлекательное, с широкими окнами и балконами по всему периметру. Несмотря на огромные размеры, оно, казалось, было почти невесомым.
Крылья замка расходились в стороны, обнимая основание горы. Они стелились по земле, повторяя её очертания, но никогда не навязывая свои. Белые мраморные строения, стоящие вокруг, с их башнями и острыми углами, по сравнению с ним казались какими-то клыками.
Пони возненавидели его.
Они умоляли Селестию разрушить замок. Угрожали переехать в другой город. Жаловались ей, что он портит городскую эстетику и оскорбляет её королевское величие своей примитивной приземистой формой.
В ответ на это принцесса лишь улыбалась. Когда замок был полностью достроен, она поблагодарила его создателя, поцеловав в щёку.
Прошли столетия, и пони забыли, что должны были ненавидеть замок Трестла, как его теперь называли. Они говорили лишь о его прекрасном цвете и о том, что его можно увидеть целиком, не рискуя вывихнуть шею. Селестия приобрела его в личное пользование, и он стал её зимней резиденцией.
В Кантерлоте и по сей день остались башни, но их уже меньше.
Гроза
Эппл Блум стояла на крыльце своего дома и смотрела, как приближается гроза.
Она была ещё очень далеко, её можно было скорее почувствовать, чем увидеть. Над западным горизонтом вспучивалась линия туч, наползая в её сторону как сбежавшее из кастрюли молоко. Стояло позднее лето. Закат заливал ферму мягким золотистым светом, окрашивая верхушки мрачных тёмных облаков в оранжевый и красный цвета. Далёкие порхающие крапинки — птицы, возвращающиеся на ночлег, — бежали при звуках пока ещё слабого грома.
Пони уселась на круп, сухие доски крыльца скрипнули, и сидящий на перилах богомол повернул к ней голову. Пару секунд они внимательно разглядывали друг друга, затем она фыркнула и снова отдала всё своё внимание надвигающемуся шторму.
Скрипнула дверь. После небольшой паузы послышались шаги Эпплджек.
— А я думала, ты пакуешь вещи, — сказала сестра, садясь рядом. Они уже были почти одного роста.
— Только что закончила.
Эпплджек хмыкнула, и краешком глаза Эппл Блум увидела, что она тоже глядит на облака. Ферму вновь окутала тишина, нарушаемая лишь звуком её дыхания и жужжанием насекомых.
Сверкнула далёкая вспышка, резко высветив клубящиеся тучи. Эппл Блум начала считать про себя: одна тысяча один, одна тысяча два, одна тысяча три…
Она дошла до двадцати пяти и уже собиралась было сдаться, когда грянул гром. Он начался с медленного, глубокого раската, протяжного из-за расстояния и эха, и всё длился и длился, накатывая на фермерский дом как океанские волны. Наконец он затих, а когда его не стало, воцарилась полная тишина. Замолкли даже вездесущие цикады.
— Сильная будет гроза, — сказала Эпплджек. — Пегасы говорят, самая сильная в году.
— А почему бы им её не остановить?
— Хм? — Эпплджек на пару дюймов повернула голову.
— Пегасам. Почему бы им не остановить такую сильную грозу? — Эппл Блум махнула копытом в сторону туч. Они занимали уже половину неба, а сумеречное пространство над ними приобрело насыщенный пурпурный цвет.
— Думаю, они могли бы. Но они каждый год специально пропускают одну сильную грозу.
— Но это глупо, — сказала Эппл Блум, но мягко, не с жаром. Ведь как ни крути, её сестра тоже не была пегаской. — Только посмотри на это. Из-за неё ручьи выйдут из берегов, она поломает деревья и сорвёт несколько крыш. И кому нужен такой беспорядок?
— Агась. Всё так.
— Ну и в чём тогда дело?
— Хороший вопрос. — Эпплджек повернулась к надвигающейся буре. Её грива, которую она успела распустить перед сном, спадала на плечи словно занавес. — Однажды я спросила об этом Рэйнбоу Дэш. Она сказала, что раньше пегасы предотвращали любую непогоду. Торнадо, метели, всё, кроме небольших дождей. Это было в те времена, когда пони жили в Долине Грёз.
— Да ну? — Эппл Блум подождала продолжения, но её сестра молчала. — Как по мне, вроде здорово. Что же произошло?
— Ничего. Пони были просто в восторге, — ответила Эпплджек. — В таком, что они попросили пегасов изгнать заодно и грозы с пасмурной погодой. А ещё избавиться от снега и морозов и рассеять все туманы, даже утренние. Дошло до того, что они упросили пегасов отменить времена года, оставив вечное лето. Тёплые голубые небеса и мягкие вечерние дожди на веки вечные.
— Ничего себе. — Эппл Блум посмотрела на приближающийся шторм. — Ну и… хорошо, наверное?
— Конечно, поначалу так и было. Но шли годы, и пони забыли снег, и зиму, и звуки грома. Они забыли всё, кроме солнца. Их мир никогда не менялся, да и они тоже. Они не взрослели, не росли и даже когда умирали, оставались совсем юными, как жеребята.
И снова тишина. Далёкие крыши Понивилля скрылись за серой пеленой дождя.
— Когда ты чего-то лишаешься, ты начинаешь это забывать, — сказала Эпплджек. — И поэтому у нас каждый год бывает сильная гроза.
— Так значит, это просто сказка, — буркнула Эппл Блум.
— Ага, наверное. — Эпплджек встала и потянулась. — Но пегасы правы: пони забывают.
Эппл Блум беззвучно сглотнула. Сверкнула яркая вспышка, и через миг раздался оглушительный раскат грома.
— Так, нам пора в дом, — сказала Эпплджек. — Гроза будет здесь с минуты на минуту.
Ага.
Эпплблум подняла на неё глаза.
— Знаешь что, сестра?
— Что?
— Я тебя не забуду. — Секунда молчания. — Никого из вас.
Эпплджек улыбнулась. Наклонившись вперёд, она коснулась губами её макушки.
— Знаю, — прошептала она. — А теперь пойдём. Тебе завтра рано вставать, чтобы успеть на поезд.
— Ага. — Эппл Блум бросила последний взгляд на приближающуюся бурю. Она была уже почти над фермой. Доски крыльца на глазах становились пятнистыми от первых капель дождя.
Может быть, раз в год — не так уж и плохо.
Я боюсь чейнджлингов
Примечание переводчика:
Подозреваю, что название рассказа лучше бы перевести как “Боязнь перемен” или “Боязнь изменений”. Или, если угодно, “Я боюсь меняться”. На это указывает общий контекст и единственное число слова “changeling”. Но тогда пропадает игра слов, ведь мы в фэндоме оставили “чейнджлинг” без перевода (Карусель тут тоже не помогает с их “оборотнями”, было бы “я боюсь обращаться”, брр). Разве что мы называли бы их “превращенцы”, ну и рассказ назывался бы “Боязнь превращений”, уже ближе, но всё равно не то. Так что просто имейте в виду, что корень “change” в слове “changeling” переводится как “изменяться/меняться/менять и так далее”.
— Итак, о чём вы хотите поговорить?
Я слышу, как мой новый пациент ёрзает на кушетке рядом с моим креслом, словно ему до сих пор не удалось улечься поудобнее. Честно говоря, верится в это с трудом, ведь кушетка исключительно удобная — пожалуй, даже слишком удобная, из-за чего мои пациенты частенько засыпают, вместо того, чтобы слушать меня и вместе двигаться к эмоциональным прорывам, за которыми закономерно следовали бы эмоционально-щедрые гонорары в знак их бесконечной признательности.
Ну уж нет, допустить, чтобы он заснул во время приёма, я не могу.
Мой пациент — он, кстати, так до сих пор и не представился — не торопится отвечать. Опять же, ничего особенного. Если бы мои пациенты знали, что́ с ними не так, они бы ко мне не обращались. Ведь это путешествие в мир неизведанного, и оно частенько начинается с небольшого самоанализа.
— Думаю… ну, это звучит глупо, но я боюсь меняться, — отвечает он наконец.
— В этом нет ничего необычного. Многие пони боятся жизненных перемен.
— Да, но… Вы только посмотрите на меня.
— Рад бы, но из этого положения не могу.
— Ой, верно, простите. — После небольшой паузы раздаётся громкий треск, когда он разрывает часть застывшей зелёной жижи, приковывающей меня к креслу. — Так лучше?
— Да, намного. Спасибо. — Чтобы хоть немного размять затёкшую шею, я кручу ею взад и вперёд. Остальное моё тело всё ещё покрывает слизь, которой он щедро умастил меня (весьма при этом удивив), как только вошёл в мой кабинет, но я чувствую, что мы уже сделали первый шаг в сторону доверительных отношений.
— Похоже, мы на пути к доверительным отношениям. Вы не могли бы, будьте добры, убрать с меня всё остальное?
— Может, сначала поговорим? Думаю, одна из моих проблем в том, что пони вечно избегают меня. Или, знаете, просто убегают прочь. Иногда с воплями.
— Обещаю, что я так не сделаю.
Лежащий на моей кушетке чейнджлинг хмурится, если, конечно, его хитиновая морда вообще на это способна.
— А ещё пони часто мне лгут.
— Я профессионал, и не могу лгать пациентам. Это неэтично. Кроме того, в этой позе мне неудобно вести записи.
Целую минуту царит молчание. Его крылья, хрупкие и похожие на осеннюю паутинку, усеянные дырами, но, несмотря на это, всё равно красивые, задумчиво жужжат.
— Вы обещаете?
— Обещаю. Я очень ответственно отношусь к своей работе.
Он делает глубокий вдох.
— Ладно. Ладно. Я… Я лишь надеюсь, что вы говорите правду. Не знаю, как я переживу ещё одну ложь.
Он встаёт и несколькими негигиеничными движениями жвал (я не буду здесь это описывать) обрывает остатки липкой зелёной слизи, удерживающие меня в кресле.
Что ж, определённо, это прогресс.
— Спасибо. Я ценю ваше доверие. Пожалуйста, садитесь и устраивайтесь поудобнее. Так вы говорите, что боитесь меняться?
— Да.
— Простите, но это как-то странно. Вообще-то я против стереотипов, но ведь чейнджлинги только и делают, что меняются.
Он машет копытом.
— Не волнуйтесь. Я к этому привык. Ведь обо мне все так и думают. — Его голос вдруг становится удивительно похожим на голос юной кобылки, отчего я чуть не вздрагиваю, да и то лишь потому, что до сих пор немного приклеен к креслу. — О, Дрон42351, держу пари, ты любишь превращаться. Наверное, ты любишь это больше всего на свете!
— Понимаю. Это очень интересно. — Взяв со стола блокнот и ручку, я начинаю делать заметки. — Так что же вас пугает?
— Ну… Что, если я изменюсь, а потом не смогу превратиться обратно?
— Типа в самого себя?
— Ага.
— А так вообще бывает?
— Нет. — Он опускает голову на подлокотник. — Знаю, это совершенно иррационально. Физически я в полном порядке, иначе наша королева-мать сожрала бы меня ещё личинкой. Но я до сих пор боюсь превратиться в какого-нибудь жалкого пони и застрять в этом образе навсегда. И меня изгонят! Или съедят! Или изгонят, а потом съедят!
— Похоже, вы очень боитесь оказаться отвергнутым.
— Ну, многие чейнджлинги боятся оказаться отвергнутыми. Из-за этого возникает множество проблем в отношениях, мы просто становимся слишком прилипчивыми. А потом съедаем друг друга.
— Ну вам-то пока, как я вижу, удаётся этого избегать.
Он пожимает плечами.
— Ага, как правило. Долго рассказывать.
Пока я перевариваю услышанное, стоит тишина.
— Да, вот ещё… Вы упомянули вашу мать. Вы можете рассказать мне о ваших отношениях?
— О, разумеется, я её обожаю. Если бы не обожал, она бы меня съела.
— Как-то непохоже на здоровые взаимоотношения.
— Для неё ещё как похоже. Должна же она чем-то питаться.
Я делаю ещё несколько заметок. Страница приклеивается к моему всё ещё липкому копыту и рвётся. Оторванный клочок бумаги прилипает к моей мокрой шёрстке над копытом и начинает медленно растворяться.
Ну, я всё равно уже дописал эту страницу.
— Следующий вопрос немного деликатный. Многие мои пациенты, отвечая на него, испытывают сильные эмоции, и знайте, что если вам захочется плакать, это нормально. Итак, доводилось ли вам или вашим братьям и сёстрам испытывать жестокое обращение со стороны вашей матери?
— Да нет, наверное. То есть, если бы мы провалили какое-нибудь испытание, она бы нас съела, или если бы мы отправились собирать еду для улья и не набрали достаточно пищи для дронов-воспитателей личинок, она бы нас съела, и конечно же, если бы мы задумались о чём-нибудь опасном, например, как здорово было бы превратиться в пони и жить под солнцем в любящей семье, она бы тоже нас съела. А потом была битва в Кантерлоте, помните? Чтоб мне лопнуть, она потом съела почти всех из…
— Ладно, будем считать, что ваш ответ — “Да”. Давайте попробуем что-нибудь другое. Что вы надеетесь получить от этого сеанса?
— О, ну, говорят, что если рассказывать о своих проблемах, иногда они исчезают, да? А ещё сначала я хотел вас съесть.
— Понятно. Позвольте мне аккуратно возразить: а вы уверены, что это действительно ваша проблема? Эта… боязнь изменений?
— А что же ещё ей может быть?
— Возможно, вы боитесь успеха. Боитесь, что если вам удастся измениться, вы станете лучше, чем были. А если стать лучше так просто, может быть, вы боитесь, что то, чем вы являетесь сейчас, в какой-то мере вас недостойно?
Пациент молчит. Возможно, мои слова и правда произвели на него впечатление и он сейчас переосмысливает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться в жизни. Возможно, он уже готов совершить прорыв.
Или может, он просто проголодался. Язык тела чейнджлингов нелегко понять, знаете ли.
— Допустим, вы правы. — Он говорит медленно, растягивая слова. — И что мне теперь делать?
— Ну, я бы порекомендовал пару разновидностей позитивной психотерапии. Большинство моих пациентов могут подтвердить мою квалификацию, и многие из них живут счастливой, уравновешенной жизнью, не боясь быть съеденными собственными матерями.
— Это хорошо. Думаю, мне понравится.
— Как и мне, честно говоря. Но у меня есть идея, которая, как мне кажется, подойдёт вам ещё лучше.
— Да? — Он наклоняется ближе.
— Да. Обычно я не отправляю к нему своих пациентов, но недавно у нас появился новый психолог, который открыл свой кабинет прямо через дорогу отсюда. Мой старый... друг. Я думаю, вы прекрасно поладите, и я был бы рад написать для вас рекомендацию.
— Правда? Вы это сделаете?
— Ну конечно. Кстати, о том новом психологе. Ходят слухи, что у него очень утончённый вкус.
Воздушные змеи
Небольшая история о Старлайт, воздушных змеях и медведе
Старлайт Глиммер и Спайк мирно пили чай в её комнате, любуясь вишнями, цветущими в саду за окном, когда пришло письмо от Твайлайт Спаркл.
Пока дракончик пытался выкашлять остатки чая из лёгких, Старлайт развернула свиток. Он был настолько коротким, что хватило одного взгляда, чтобы его прочесть. Единорожка нахмурилась.
— Что случилось? — спросил Спайк. — Что там написано?
— “Прости меня и позаботься о медведе. Он ни в чём не виноват”, — прочитала она. Перевернув пергамент, она обнаружила, что обратная сторона пуста. — Это всё.
— Хм. — Спайк почесал в затылке. — А о каком медведе она…
Ослепительная вспышка фиолетового света заставила обоих смахнуть с ресниц набежавшие слёзы, а затем раздался громкий обиженный рёв. Кровать под единорожкой резко просела, словно на неё свалился неожиданный груз. Непривычная вонь грязной, потной и никогда не мытой шкуры ударила в ноздри. Когда перед глазами перестали плавать разноцветные пятна, Старлайт обнаружила себя нос к носу с медведем, о котором писала Твайлайт.
Спайк оказался за дверью первым. Впрочем он был достаточно воспитанным драконом, чтобы придержать её, пока и она не сбежала тоже.
За всю свою жизнь Старлайт сделала десятки воздушных змеев. Многие пропали навсегда: одни остались в родительском доме, другие сгинули, сожжённые вместе с остальными её пожитками разъярёнными жителями Нашего города, а третьи, застряв в ветвях, торчали на деревьях по всей Эквестрии. Воздушные змеи были похожи на бабочек: такие же красивые, но слишком эфемерные.
В её комнате их было несколько. Самый большой, а точнее, составной коробчатый воздушный змей, был подвешен к потолку. Остальные — трюковые, дельтовидные и классические ромбовидные — крепились на стенах. По ночам их тёмные фигуры словно бы парили, не касаясь мерцающего кристалла. Это успокаивало её и помогало уснуть.
Стоя за дверью, Старлайт прекрасно слышала, как медведь осваивает её комнату. Время от времени он что-то с грохотом ронял. Она слышала скрежет его когтей по кристальным стенам и полу, нередко сопровождавшийся ужасным звуком рвущейся ткани.
Бедные её змеи. Единорожка злобно посмотрела на дверь.
Неожиданно где-то рядом заклацали явно не медвежьи когти, и она, обернувшись, увидела приближающегося Спайка, за которым едва поспевала Флаттершай.
Она мягко приземлилась рядом и ткнулась в Старлайт носом.
— Спайк сказал, что у тебя в комнате медведь.
— Долго объяснять. Ты можешь помочь?
— Я попробую. — Флаттершай открыла дверь и вошла в комнату. Прежде чем она закрылась, Старлайт успела разглядеть какие-то обрывки и сломанные вещи, разбросанные по полу.
— Может, нам стоило пойти с ней? — спросил дракон.
— Возможно. — Старлайт уставилась на дверь. — Спайк, я обижена на Твайлайт.
— Ага, понимаю. Хотя, судя по её записке, она ужасно спешила. И она бы так не поступила из-за какой-нибудь ерунды.
Старлайт сделала глубокий вдох и медленный выдох. “Вдохни воздух, выдохни злость”. Ведь вещи в её комнате были просто вещами и их было легко заменить. Даже её драгоценных воздушных змеев.
— Знаю. Но лучше бы у неё нашлась действительно веская причина.
Дверь открылась, и вернулась Флаттершай. Её грива была взъерошена, а перья растрёпаны — она что, дралась? Обеспокоенная единорожка шагнула навстречу.
— Я в порядке. Он просто немного напуган, — успокоила её пегаска. — Это нейпонский лунный медведь, и он сказал, что его отправила сюда лиловая пони. Это сделала ты или Твайлайт?
— Твайлайт. Мы можем просто отпустить его?
— Знаешь, — сказала Флаттершай. — до Нейпонии путь неблизкий, так что лучше не надо. Хочешь, я принесу ему что-нибудь покушать?
Спустя несколько часов сверкнула ещё одна фиолетовая вспышка и медведь исчез. Теперь о нём напоминали лишь комната Старлайт, буквально превращённая в руины, и застоявшаяся в воздухе вонь.
Её матрас был разодран в клочья. Комод перевернут, его содержимое раскидано по всей комнате и годится теперь лишь птицам на гнёзда. Коробчатый воздушный змей под потолком уцелел, но те, что висели на стенах, были сорваны и уничтожены. Она собрала обрывки в небольшую кучку и уставилась на них.
— А ты можешь их, ну, починить? — спросил дракончик.
Она посмотрела на сломанные рейки и разорванное полотно.
— Нет.
— Эх. — Он нахмурился. — Знаешь, а ведь она очень расстроится, когда всё это увидит. Подумает, что это её вина.
— Ага.
Спайк замолчал.
Вдохнуть воздух, выдохнуть злость. Сколько раз в своей жизни она ломала вещи? Ломала пони? И всё-таки её простили, и она всё ещё здесь. Это куда больше, чем она заслуживает.
Что ж. Вдохнуть воздух, выдохнуть… Она обнаружила, что злости-то и не осталось. Зато пришло понимание.
— Думаю, надо сделать новые, пока не вернулась Твайлайт.
— Я могу помочь?
— Конечно, — улыбнулась единорожка. — Спасибо, Спайк.
Память листвы
Об одном необычном дереве и воспоминаниях
Рэйнбоу Дэш нечасто слышала чей-нибудь смех высоко в облаках.
Честно говоря, ей вообще нечасто доводилось слышать что-нибудь в облаках, ведь львиную долю времени, которое она проводила в них, она дремала. А дремота была важнее любого другого занятия, связанного с облаками, пусть даже большинство из них были неотъемлемой частью её работы в погодной команде. Дэш гоняла облака потому, что ей были нужны деньги, но спала она на них уже совершенно бескорыстно: ведь лежать на спине, раскинув крылья и подставив живот тёплым солнечным лучам — это вторая по важности часть пегасьей жизни.
Итак, ни в этом дне, и в этом сне не было совершенно ничего необычного. С утра она уже отработала целый час, помогая аккуратно провести холодный фронт над самым городом, а позже ей предстояло собрать несколько перистых облаков и отогнать их на запад, где они скроют заходящее солнце и окрасят небо во все цвета осени. Но это потом, а сейчас солнце расположилось на небе просто идеально для того, чтобы пегаска могла прогреть сразу половину тела, время от времени переворачиваясь, чтобы убедиться, что ни одна из её частей не избежала тёплых ласковых лучей.
Иногда Рэйнбоу Дэш жалела всех пони, которых угораздило родиться не пегасами.
И вот ей снился какой-то невнятный сон о весне, прекрасном жеребце и обо всяком-разном, чем они могли бы заняться вдвоём, когда она услышала чей-то смех. Если бы он затих через пару минут, она, наверное, и не проснулась бы, но время шло, а смех внизу не затихал, и её сознание, нехотя и никуда не торопясь, покинуло уютный мир сна и вернулось в суровую действительность. Заворчав, пегаска перевернулась на живот, чтобы посмотреть, кому это там так весело.
Море разноцветных пастельных точек окружало “Сахарный уголок”. Дэш прищурилась, и точки превратились в пони, целую толпу, собравшуюся вокруг открытой террасы. Теперь, когда она окончательно проснулась, она ясно слышала их крики и смех. Казалось, они отлично проводят время.
Хм. Пегаска поводила плечами, разминая мускулы крыльев, и свалилась с облака. Когда до земли осталось не больше сотни метров, её крылья распахнулись, и она плавно приземлилась на двускатную крышу кондитерской. Там уже успели обосноваться несколько пегасов, так что ей пришлось втиснуться между ними, чтобы посмотреть, что же творится внизу. Её соседом оказался Тандерлейн, и она тут же ткнула его локтем в бок.
— Привет. Что там происходит?
Тандерлейн дружелюбно вернул ей тычок, а затем указал мордой на середину толпы.
— Новое дерево. Кто-то нашёл его в Вечнодиком лесу.
— Да? И что с того?
Прищурившись, Рэйнбоу посмотрела на городскую площадь и действительно увидела там высокий тонкий саженец, мотающийся туда-сюда под слабым ветерком. Его корни были аккуратно обмотаны холстиной. Несколько земных пони окружили его, осторожно подняли и понесли к заранее выкопанной лунке, неподалёку от свечной лавки. Его листья были как у тополя, такие же стреловидные, но не серебристо-зелёные, а переливающиеся изумрудно-зелёным и можжевелово-голубым. Конечно, дерево было красивое, но уж не настолько, чтобы вызвать у Дэш такой же накал страстей, как у остальных. Она посмотрела на него ещё раз, затем окинула взглядом толпу и соседей-пегасов и нахмурилась.
— Ну и что в нём такого? Это ведь просто дерево.
Тандерлейн покачал головой.
— Оно вроде как волшебное. По крайней мере, они так говорят. Земные пони, я имею в виду.
— Ах, волшебное дерево… — Рэйнбоу Дэш расправила крылья, собираясь вернуться к себе на облако. — Здо́рово. Наверняка мне всё про него расскажет Твайлайт, так что я…
— Это Ретрив, — перебила её Клаудчейзер. Она придвинулась поближе и просунула между ними голову. — В нём хранятся воспоминания.
— Как это?
— Смотри. — Пегаска показала кончиком крыла вниз, на толпу.
Какой-то земной пони, которого Дэш не знала, как, впрочем, и большую часть горожан, подошёл к дереву. Помедлив в нерешительности, он поднялся на задние копыта и коснулся кончиком морды одного из нижних листьев. Застыл, затем, спотыкаясь, отшатнулся назад с потрясённым выражением на лице. Толпа зрителей затаила дыхание.
Внезапно жеребец резко дёрнулся. Его лицо просветлело, и он указал на кого-то в толпе — кажется, на Роузлак, одну из трёх сестёр-цветочниц. Он что-то сказал, и пони вокруг разразились хохотом, а цветочная кобыла покраснела так сильно, что Дэш подумала, не завянут ли от этого цветы в её гриве. Но потом она тоже захихикала и подбежала, чтобы заключить его в объятия.
— Его листья впитывают воспоминания, когда ты их забываешь, — объяснила Клаудчейзер. — Если потом кто-то коснётся листа, он увидит, что в нём хранится. Это дерево совсем ещё молоденькое, но, думаю, в его листьях воспоминаний лет так на двадцать.
Рэйнбоу Дэш прищурившись взглянула на собравшуюся толпу.
— И это всё? Как-то глупо.
Клаудчейзер пожала плечами.
— Земные пони любят такие штуки. Ну, вы же их знаете.
Тандерлейн и Рэйнбоу Дэш согласно кивнули. Да, они знали их хорошо.
Старлайт Глиммер и Твайлайт Спаркл выждали несколько дней, чтобы схлынул ажиотаж, и лишь затем навестили саженец. В землю вокруг Ретрива были вбиты несколько колышков, на которые, в виде изящной ограды, была намотана белая верёвка, чтобы его не трогали животные. Было видно, что за деревом хорошо ухаживают: его щедро поливали, и за прошедшую неделю оно выросло почти на пятнадцать сантиметров. На кончиках веток проклюнулись новые почки. Очевидно, новое место под солнцем пришлось ему по вкусу.
Несколько минут подруги стояли молча. Их взгляды перебегали с дерева друг на друга, на далёкий горизонт и на другие не менее интересные вещи: облака, скалы или пони, спешащих по своими делами. Первой нарушила молчание Старлайт:
— Кому-то из нас придётся быть первой.
— Ага… — Твайлайт сглотнула. — Думаю… ну, я же принцесса, так что…
Собираясь возразить, Старлайт открыла рот. В конце концов, она была старше. К тому же сильнее, пусть и не во всём. Она обязана первой проверить его. И потом, разве хороший друг не должен быть всегда готов сделать что-нибудь трудное или опасное ради своего друга? Но прежде чем она набралась смелости вмешаться, Твайлайт уже трусила к дереву. Она вытянула крыло и коснулась трепещущего листа, что висел пониже, кончиком самого длинного махового пера.
На несколько долгих секунд подруги застыли. Старлайт вытянула копыто, чтобы оттащить Твайлайт назад, но как только оно коснулось её плеча, сознание единорожки на миг поглотила одна очень странная вещь. Воспоминание, которое не появлялось долгие годы, неожиданно всплыло откуда-то из самых дальних закоулков её сознания; о времени, когда она была куда моложе и счастливее, а друзей у неё было больше, чем звёзд на небосклоне; зимними ночами они тайком покидали свои понивильские дома и, оседлав холодные ветра, взмывали в кристально чистый морозный воздух, где луна светила, словно фонарь, и они смеялись и танцевали в небе, пока в горле не начинало саднить, а гривы не покрывались инеем. Это были удивительно счастливые и светлые дни, и острая тоска по ним, словно игла, пронзила её сердце. Она едва могла дождаться ночи, когда снова сможет взлететь и попытаться вернуть то ушедшее вре…
Задыхаясь, она отшатнулась от дерева. Рядом с ней, прямо на земле, сидела Твайлайт. В такт биению сердца её крылья слегка подрагивали.
— Ты… — Старлайт не хватило воздуха. Она судорожно вздохнула, дождалась, пока растает совершенно чуждое ощущение, что у неё есть крылья, и попробовала ещё раз: — Ты чувствовала это?
Твайлайт кивнула.
Старлайт облизнула губы.
— Это… Это были воспоминания какой-то другой пони. А теперь они мои.
Твайлайт кивнула снова.
Старлайт уставилась на дерево. Его листья, танцующие на ветру и такие красивые, наполнили её внезапным ужасом. Каждый из них, каждый из тысяч листьев, был чьим-то воспоминанием, ожидающим, чтобы его разделили с другими. А некоторые из них, возможно, были её собственными.
— Мы должны его сжечь, — сказала наконец она.
— Не думаю, — ответила Твайлайт. Старлайт нахмурилась.
— Воспоминания не предназначены для того, чтобы их теряли, находили или ими делились. Их место здесь, — она постучала себя копытом по голове, — и больше нигде. Если мы их забываем, то лишь потому, что они должны быть забыты.
— Согласна, — вздохнула Твайлайт.
— Хорошо. — Старлайт ненадолго замолчала. — Итак… Мы обе согласны. Мы должны его уничтожить.
Твайлайт тоже перевела взгляд на дерево. Шли минуты, наполненные лишь тихим шелестом листвы, которую ласкал ветер. Затем она покачала головой.
— Я не имею на это права, как, впрочем, и ты.
Старлайт почувствовала, как что-то горячее толкнулось в её сердце, и невольно оскалила зубы.
— А ты в курсе, что там и твои воспоминания? И кто-нибудь когда-нибудь может их найти. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы кто-то узнал твои секреты?
Теперь Твайлайт смотрела вниз, на булыжники мостовой. Её крылья поникли, а ушки печально опустились. Гнев покинул сердце Старлайт, сменившись чем-то столь же привычным. Стыдом.
— Прости, — сказала она. — Я совсем не поду…
— Я забыла множество вещей, — перебила её Твайлайт. — И конечно, что именно я забыла, я тоже не помню. Ведь так это и работает, верно? Ты забываешь, что ты забыла. Но… лучше всего я помню те дни, когда мне было стыдно, когда я чувствовала боль или вину, или делала что-то жестокое и порочное. Кажется, я никогда не смогу забыть это, как бы сильно ни старалась. У тебя тоже так, Старлайт?
Бежали секунды. В голове единорожки проносился вихрь воспоминаний: о Нашем городе, о безумном плане отмщения и о её бесконечно разнообразных неудачах, как ученицы, и как подруги. Воспоминания были такими далёкими, что она почти утратила их. Почти, но не совсем.
Да, они по-прежнему были с ней. Она никогда не сможет их забыть. И значит, дереву они никогда не достанутся.
Старлайт сглотнула. В горле жгло.
— Да, всё так. Прости.
— Пустяки. — Бросив на дерево прощальный взгляд, Твайлайт встала. — Пойдём. С меня кофе.
И они отправились предаваться воспоминаниям за чашечкой кофе и говорить о счастливых временах.
— Ну, вот и он, — сказала Эпплджек и втянула носом воздух, сделав глубокий вдох. У Ретрива был удивительный, ни на что не похожий запах. Он напоминал ей о детстве, но она никак не могла понять, чем именно — Красивый, правда?
— Думаешь? — прищурившись, спросила Эппл Блум.
— Конечно! — Эпплджек посадила сестрёнку себе на спину, чтобы той было лучше видно. — Видишь? Посмотри на эти листья, как они мерцают и переливаются. Ну, разве это не самое красивое дерево на свете?
— Оно милое. — Она скорее ощутила, чем услышала, как Эппл Блум вздохнула.
— Ещё какое. — Эпплджек почувствовала, как её губы растягиваются в улыбке, которую она не смогла бы сдержать, даже если б захотела. — Оно волшебное, Блум. Настоящее волшебство. Земная магия. Этим деревьям не нужна помощь капризных единорогов. Они волшебные сами по себе.
— Все деревья волшебные, — возразила Эппл Блум.
— Ну, тоже верно, — согласилась Эпплджек. — Но у этого особая магия. Видишь ли, Ретривы собирают воспоминания, забытые другими пони, и они…
— Знаю-знаю, они хранят их в своих листьях. Черили рассказывала нам на одном из уроков. — Эппл Блум спрыгнула на землю. — И что в этом такого? Это же просто воспоминания. И даже не самые важные. Их ведь взяли и забыли! Кому нужна такая ерунда?
— И правда, кому? — Эпплджек взглянула на дерево, а затем подошла и протянула Эппл Блум копыто. Покосившись на неё, кобылка пожала плечами и взялась за него своим.
Хорошо. Эпплджек повернулась к дереву и прислушалась к шелесту его листвы. Она снова глубоко вдохнула через нос, и… Вот оно. Запах яблок, летней фермы, сена, вскопанной земли и старого кострища на заднем дворе. Она закрыла глаза и позволила аромату вести своё копыто, сначала вверх, потом вперёд, пока она не почувствовала, что оно коснулось листа, растущего на нижней ветке недалеко от ствола.
Оно пришло медленно, как и все самые лучшие воспоминания. Но оно было таким ярким, что она удивилась, как вообще могла такое забыть. Она вспомнила выражение лица Бабули Смит, когда та склонилась над кроватью, где новорожденная кобылка прижималась к маминому животу, ища губами сосок. Ярко-желтая, с ослепительной красной гривой, пышной, как весенние цветы.
— “Мы назовём её Эппл Блум”, — вспомнила она слова и улыбку Бабули.
Неподалёку послышался слабый вздох, полный изумления, грусти и любви. Ведь именно из этого и состоит магия земных пони.
Могло быть и хуже
Что бывает с теми, кто ест незнакомые ягоды в Вечнодиком лесу. Особенно если это Твайлайт.
Где-то в Вечнодиком лесу
Стояла середина лета, и солнце палило вовсю. Тяжёлые горячие лучи пронзали древесные кроны колоннами света, пронизанными мириадами искрящихся точек — частичками цветочной пыльцы и крошечными насекомыми. Вокруг простирался огромный лес, гармонично сочетающий в себе множество зарослей, лиан, колючек, ежевики, ям, зыбучих песков, внезапно падающих на голову крокодилов и прочих, известных пони, опасностей.
Эпплджек могла бы поклясться, что некоторые лианы двигались. На всякий случай она отодвинулась от особенно свирепого на вид экземпляра, который явно задался целью до смерти удушить ближайшее дерево. Усеянное ужасными шипами щупальце было толщиной с её копыто и, каждый из этих шипов источал угрозу.
Ах, Вечнодикий лес! Что за удивительное место, да ещё так близко от дома. Она решила подойти к подругам на несколько шагов поближе.
— Мы заблудились? — спросил Спайк. Спросил как минимум в пятый раз за последние полчаса.
— Ну разумеется, мы не заблудились. Я ведь уже говорила. — Рэрити вгляделась в карту, висящую перед ней в воздухе. Затем прищурилась, оглядела окружающие их безбрежные просторы, снова прищурилась и повернула карту на девяносто градусов. — Я просто не совсем понимаю, где мы находимся, вот и всё.
— То есть мы заблудились.
— Иногда мне кажется, Спайк, что ты не веришь в мои способности. — Рэрити смущённо шмыгнула носом, а затем ещё раз повернула карту. — Ну что ж. Мох растёт на северной стороне дерева, так, Эпплджек?
Земная пони посмотрела на ближайший дуб. Огромная, похожая на чудовищную опухоль колония мха полностью поглотила его ствол, большинство корней, многие ветви и даже некоторые листья. Буквально на её глазах эта отвратительная масса потихоньку поползла в их сторону.
— Как правило, — ответила она.
— Замечательно. — Рэрити вновь покрутила карту. — Теперь я точно знаю, где мы находимся.
Эпплджек подняла бровь.
— Можно взглянуть на карту, Рэрити? — спросил дракончик.
— Сколько раз повторять, Спайк, сегодня я ваш проводник. — Рэрити топнула копытом. — Может, это ты получил значок кобылок-скаутов за ориентирование на местности? Потому что я-то его как раз и…
— Тсс! — Эпплджек безжалостно загубила на корню так хорошо начинавшуюся блистательную отповедь. — Мне кажется, я что-то слышала!
Все замерли. Издалека доносилось прерывистое стрекотание целого легиона цикад. Над ними шелестели листья, колеблемые слабым ветерком. Эпплджек уже собиралась было извиниться за напрасно поднятую тревогу, когда они услышали, как что-то большое быстро продирается к ним сквозь подлесок. Они повернулись на звук, готовые сражаться, бежать или умолять, чтобы их не съели, в зависимости от того, с каким кошмаром им предстояло столкнуться.
Не прошло и секунды, как из кустов вывалилась Твайлайт Спаркл. Её грива была в диком беспорядке, выбившиеся пряди торчали в разные стороны, больше напоминая птичье гнездо, чем волосы. Безумные глаза были широко раскрыты, а на лице блуждала широкая кривая ухмылка.
— О, слава Селестии, — сказала Рэрити. — Твайлайт, мы так за тебя волновались! Где мы тебя только не иска…
— Пффвл! Авситесв свотв анибзок! Дракбог! — Твайлайт изогнула шею и потянулась куда-то назад, а затем схватила зубами сидящую у неё на спине огромную лягушку-быка и запустила ею прямо в них. Пролетев пару метров, та шлёпнулась на землю, но буквально через пару секунд пришла в себя и как ни в чём не бывало уселась на траву, очевидно, совершенно не обидевшись на столь грубое обращение.
— Мнот! Аплоджит! Дракбог! — выкрикнув это, Твайлайт повернулась к ним хвостом и унеслась прочь. Не пробежав и пары метров, она споткнулась о гнилое бревно и кубарем покатилась в кусты. Наконец, бодро вскочив на копыта, она вновь скрылась в густом подлеске.
На всё про всё ушло не больше десяти секунд. Эпплджек недоверчиво уставилась на дыру, а точнее, тоннель в густой растительности, проделанный её подругой.
— Это ведь… была Твайлайт, верно? — спросила Рэрити, потрясённая не меньше Эпплджек.
— Вот видите, я же говорил, что она спятила, — сказал Спайк, единственный из всех, кто, казалось, сохранил хладнокровие.
Эпплджек опустила голову и посмотрела на лягушку-быка. Та в ответ выпучила на неё свои глазки-бусинки, а затем повернулась и ускакала в лес.
Тремя часами ранее…
— Ещё раз спасибо, что пошла со мной, Флаттершай! — сказала Твайлайт Спаркл. Она до сих пор не верила своему счастью. Исследование Вечнодикого леса! Научные изыскания! С друзьями! Поправив свой пробковый шлем, она двинулась вперёд сквозь густую растительность. — Уже целые годы никто из пони не проводил всестороннего исследования растительности ранее неизученного биома!
— О, эм, пожалуйста, Твайлайт. — Флаттершай огляделась. — Думаю, тебе всё же стоит постараться вести себя немного потише. Если ты не против.
— Ага, дело говорит, — прошептал ей на ухо Спайк. Он, как обычно, сидел у неё на спине, но, кажется, нервничал не меньше Флаттершай. Единорожка решила, что это как-то связано с его последним визитом в Вечнодикий лес.
— Расслабьтесь. Сейчас же не ночь. — Твайлайт своей магией раздвинула в стороны очередное скопление лиан, и открылась довольно большая полянка. Единорожка ахнула от восторга и бросилась вперёд, обнюхивая каждое растение на своём пути. — Флаттершай, смотри! Болотные розы, черника обыкновенная, паслён сладко-горький… О, а это что? — Она ткнула копытом в маленький кустик. Десятки тонких веток заканчивались крошечными стручками, с каждого из которых свисало по нескольку зелёных усиков, подозрительно шевелившихся на ветру.
— Это паучья жимолость, — пояснила пегаска. — Пожалуйста, будь осторожна, она кусается.
— О, — Твайлайт тут же отдёрнула голову. — Ты имеешь в виду, она жжётся?
— Нет, именно кусается. А эта ещё, похоже, голодная.
Твайлайт сделала медленный, аккуратный шаг назад. Это Вечнодикий лес, напомнила она себе. Не всё здесь такое, каким кажется.
— О, черника! — воскликнул Спайк. — Твайлайт, можно, а?
— Что? — Единорожка всё никак не могла оторвать взгляд от паучьей жимолости. Его усики, казалось, так и тянулись к ней. Невероятно! Прекрасная тема для её следующей статьи в “Новостях прикладной ботаники”. — Конечно. Действуй.
Спайк спрыгнул на землю и начал шнырять по поляне, срывая ягоды черники, которая росла в заболоченных местах. Несколько ягод он, конечно, съел, но остальные положил в мешочек. Флаттершай следовала за изучающей растительность Твайлайт и время от времени предупреждала её или давала советы:
— Эм, осторожней, оно ядовитое. Это тоже ядовитое, если ты не против. И это ядовитое, но зато какое милое! Это, если его потрогать, вызывает сыпь. Нет, это тоже ядовитое. А это не ядовитое, но вот гусеницы, которые на нём живут, те да.
Твайлайт остановилась.
— Ты серьёзно? Ядовитые гусеницы?
— Эм, да. Многие гусеницы ядовиты. — Флаттершай протянула копыто и позволила крошечному мохнатому червячку переползти на него с листа. — Если птичка его съест, ей будет очень плохо.
Твайлайт тоже протянула копыто к растению, но ни одно из насекомых на него не польстилось. Единорожка нахмурилась. Дурацкие гусеницы.
— О, классные червяки, — сказал Спайк. — Чернику будешь? — Он протянул Твайлайт целую пригоршню ягод.
— Ещё бы, спасибо, Спайк! — Она зачерпнула чернику копытом и ссыпала её в рот. Изумительно!
— Вкусная, правда? А ты, Флаттершай? — Дракончик протянул пегаске оставшиеся ягоды.
— О, это так мило с твоей стороны, Спайк. — Она пригляделась к ним повнимательней и неуверенно нахмурилась. — Хотя тут не только черника.
Повисла пауза. Твайлайт перестала жевать. Спайк уставился на ягоды, которые держал в лапках.
— Не только?
— Нет, — ответила пегаска. — Видишь вон те, большие? Это ягоды Ядовитой шутки. Тебе лучше бы их выкинуть.
Что он и сделал. В ту же секунду.
Восхитительный вкус черники на языке Твайлайт куда-то исчез, сменившись металлическим привкусом. Так вот каков вкус страха? Клянусь, это он и есть. — Флаттершай, а ягоды Ядовитой шутки, они, типа… ядовитые?
— Ну… — Пегаска копнула землю копытом и отвела взгляд. — Вроде того.
— Твайлайт? Ты как-то нехорошо выглядишь. — Спайк сделал шаг назад.
Конечно нехорошо. Ведь мой помощник номер один меня отравил. Единорожка одарила его не самым любезным взглядом и повернулась к подруге. Ей стало жарко, и она почувствовала, как по её бокам стекают капельки пота.
— А насколько она ядовитая?
Флаттершай опустила голову, спрятавшись за чёлкой.
— О, наверное, лучше не спрашивать. Главное, не паникуй.
“Не паникуй”. Всё в полном порядке. Никакой паники. Она сделала глубокий вдох, и с её губ сорвался неуверенный смешок. В каком-то смысле это даже забавно. Однажды она вспомнит эту историю и как следует над ней посмеётся. Черника! Ха! Один из локонов её гривы отбился от остальных и теперь торчал под странным углом.
— Ладно, никакой паники. А что, если это не поможет?
— Ну, тогда нам придётся написать письмо принцессе Селестии и рассказать ей, какой из тебя никудышный ботаник-исследователь, — нахмурившись, сказала Флаттершай. Откуда-то из своей гривы она достала письменный стол и поставила его на землю. — Спайк, у тебя найдутся бумага и перо?
— Конечно, я всегда ношу их с собой. — Он передал пегаске письменные принадлежности. — И не забудь написать, что Твайлайт вчера опять читала допоздна.
— Нет! Не делайте этого! — Твайлайт пала на колени. Во всём этом было что-то очень странное, но оно могло и подождать. Куда важнее было не дать Флаттершай отправить письмо. — Пожалуйста! Я больше не буду! Я никогда больше не буду есть ягоды!
— Слишком поздно, я уже закончила, — Пегаска протянула Спайку толстую пачку листов, испещрённых её мелким аккуратным почерком. — Заодно я написала обо всех твоих ошибках, совершённых с тех пор, как ты приехала в Понивилль. Думаю, она будет очень разочарована.
— Очень разочарована, — как эхо повторил за ней дракончик и скорбно покачал головой.
О Селестия! Твайлайт поднялась на копыта. По её телу струился пот.
— Пожалуйста, Флаттершай! Не отправляй его! Ягоды! — Точно, ягоды. Что-то очень важное было связано с ягодами. Она почти вспомнила, что именно, но тут же представила Селестию, читающую подробное описание всех её неудач, и мысль в ужасе улетучилась.
— О, я хочу тебе верить, Твайлайт, но на самом деле я секретный агент, посланный принцессой Селестией, чтобы сообщать ей о твоих успехах, — сказала Флаттершай. — А успехи у тебя так себе. Спайк, не окажешь любезность?
— Конечно. — Он взял в лапки толстую пачку бумаги и дохнул на неё огнём. Зелёное пламя вмиг испепелило страницы, оставив лишь струйку дыма, немедленно устремившуюся в Кантерлот. Твайлайт попыталась схватить её копытами, но безуспешно.
— Не-е-ет! Как вы могли?
— Не беспокойся, Твайлайт. Всё будет хорошо, — сказала Найтмэр Мун. Твайлайт озадаченно моргнула. Они разве её не победили? — Как только Селестия поймёт, какая ты никудышная ученица, ты сможешь присоединиться ко мне на луне. Я сделаю тебя своим персональным виночерпием или ещё кем-нибудь. В общем, займёшь должность, для которой не нужно обладать критическим мышлением.
— Может, привратницей? — предложил Спайк. — А что, работа лёгкая.
— Или садовницей, — предложила Флаттершай.
— У нас на луне нет садов, дорогая, — сказала Найтмэр Мун. Уже не обращая внимания на Твайлайт, они общались между собой. — Разве что разбить сад камней? Уж чего-чего, а камней у нас хватает!
— О, я подозревала, что так и будет! — сказала мама Твайлайт и вытерла слезу. Флаттершай ласково погладила её крылом по спине. — Мы всегда знали, что она всё испортит!
— Ну что ты, дорогая, — утешил её папа Твайлайт. — Ты же не виновата. Это всё Твайлайт.
— Что?! Нет! — Единорожка закружилась на месте. Ей казалось, что её шёрстка объята пламенем. — Это всё ягоды! Ягоды!
— Как тебе не стыдно сваливать свои неудачи на какие-то невинные крошечные фрукты? — возмутилась Найтмэр Мун. — Смотри, ты их до слёз довела! — Она обвиняюще вытянула копыто, указав на ягоды, беспорядочно разбросанные на траве. И правда, из них вытекали малюсенькие слезинки, а воздух был полон звуков еле слышных рыданий.
— Иногда она и меня доводит до слёз, — наябедничал Спайк.
— Нет, это… не моя вина! Не моя вина!
Надо бежать. В любую секунду может появиться Селестия и отречься от неё, а затем она сошлёт её обратно в Детский сад для волшебников. Только не снова! Никогда снова!
— Я не вернусь! Вам меня не заставить! — крикнула она. Прежде чем они успели схватить её, она развернулась и галопом ускакала в лес.
— Фсивнт осфси кизвус! Мсест аблоп ес авг! — прокричала Твайлайт. Прежде чем Спайк и Флаттершай успели схватить её, она развернулась и галопом ускакала в лес.
Они застыли на месте и долго не двигались. Где-то вдалеке вновь оживились цикады, наполнив горячий воздух своим стрекотанием.
Наконец Спайк вздохнул.
— Проклятье, только не снова.
Твайлайт неслась словно лань. Она никогда не бегала на такие расстояния, она бежала и бежала, пока ноги не начали заплетаться, легкие, казалось, готовы были лопнуть, а сердце — выскочить из груди. Она пробежала аж целые двести метров. А может быть, и триста.
Дурацкая нехватка спортивной подготовки.
— Так, Твайлайт. Думай, — сказала она себе, глотая воздух. — Ты справишься с этим. Ты справишься с чем угодно! — Она захихикала, и ещё один локон выбился из её гривы. Отдышавшись, она двинулась вглубь леса, на этот раз уже шагом.
— Ты можешь здесь жить! Твоей аудиторией станет сама природа! — Она повернулась кругом, глядя на щедро раскинувшиеся вокруг материалы для изучения. — Твайлайт Спаркл, профессор Вечнодикого университета! Чтобы послушать твою лекцию о влиянии эвапотранспирации на температуру воздуха на уровне лиственного полога, съедутся пони со всего света! Когда Селестия узнает, какая ты замечательная ученица, она будет умолять тебя вернуться!
Окружающий лес тихо бормотал ей что-то одобрительное. Деревья нашёптывали свои секреты. Подлетевший ветерок хотел подать заявку на обучение. Пробегавшая мимо семья оленей остановилась, чтобы взять у неё автограф.
Она подумала, что всё не так уж и плохо. Конечно, жить в лесу не очень удобно, но ведь животные живут и не жалуются. А ведь она знает намного больше любого животного. Это ведь не они заработали рейтинг в девяносто девять процентов по арифметике и логике? Не они ведь добились таких успехов в изучении магического поля?
— А у тебя есть учёная степень по прикладной математике? — строго спросила она белку, примостившуюся на ветке неподалёку. Отпрыгнув в сторону, та молнией взлетела на дерево. — Я так и думала, — буркнула под нос единорожка.
Всё было просто замечательно.
— Так, погоди-ка. Ты говоришь, Твайлайт съела какие-то ядовитые ягоды и теперь ведёт себя как сумасшедшая, бормочет всякую бессмыслицу и в одиночку носится по Вечнодикому лесу? — взглянув на них, спросила Эпплджек. Судя по всему, Рэрити, сидящая рядом с ней за столиком кафе, тоже не очень-то в это поверила.
— Ага, — ответил Спайк. — Даже добавить нечего.
Подруги посмотрели на Флаттершай. Та молча кивнула.
— Ну, не вижу в этом ничего необычного, — сказала Рэрити. — А ты что думаешь, Эпплджек?
— Я думаю, — вздохнув, ответила та, — что я, вообще-то, должна сейчас быть на ферме и помогать брату собирать урожай. Но мы не можем оставить её одну в Вечнодиком лесу. Флаттершай, ты не могла бы навестить Зекору и попросить сварить ещё одну порцию того лекарства от Ядовитой шутки, пока мы ищем Твайлайт?
— Эм, ладно. Но будьте осторожны. Она сама на себя не похожа.
— Ну, навряд ли всё так плохо, — земная пони пренебрежительно помахала копытом. — Поднимайтесь, и пойдём её искать.
— О! О! Я поведу вас! — запрыгала от восторга Рэрити. — Я получила значок кобылок-скаутов за ориентирование на местности!
— Ну, тогда решено, подруга, — сказала Эпплджек. Встав и поправив шляпу, она двинулась за единорожкой. Когда она проходила мимо Спайка, тот запрыгнул ей на спину.
— А лес не в другой стороне? — прошептал он ей на ухо.
— Ага, но я не хочу её расстраивать, — тихо ответила ему кобыла. — Не так уж часто ей удаётся побыть проводником.
Твайлайт устало брела по унылому болоту, не обращая внимания на грязь, налипшую на копыта, и тучу комаров, жужжащим облаком окружающую магический щит. Каждые несколько секунд самый голодный из них пробовал его на вкус, раздавался лёгкий треск, и в Вечнодиком лесу становилось на одного комара меньше. Единорожка остановилась на самой большой и крепкой кочке и гордым взором окинула свои владения. Из тины, словно колонны, поднимались высоченные кипарисы, из их стволов росли толстые опорные корни, расползавшиеся на десятки метров в стороны. Завесы мха свисали с ветвей, мягко колыхаясь на слабом ветру. Стояла тишина, словно в заброшенном храме, и болото дремало, убаюканное полуденным зноем.
Всё было прекрасно.
Вон там, рядом с аллигатором, будет кабинет казначея. Маленькая полянка слева, где немного посуше, прекрасно подойдёт для лекционной аудитории. Она уже видела жеребчиков и кобылок, бродящих по школьному двору, уткнувшись носами в книги. А посмотрите-ка туда! Кое-кто решил сыграть в мячик! При виде столь пустой траты времени Твайлайт зашипела сквозь зубы.
Ну и ладно. Она повернулась лицом к жемчужине своего университета — Болотной библиотеке. Больше, чем её маленькое деревце в Понивилле, больше, чем кантерлотская библиотека, даже больше, чем весь замок принцессы Селестии. Она возвышалась над деревьями, как валун среди жалких травинок. Её крылья, каждое размером с городской квартал, хранили миллионы томов, посвящённых истории, естественным наукам, литературе, теории магии, математике, литературоведению и всем другим важным предметам! Целый архив был отведён её личной переписке с принцессой! В маленьком чуланчике для мётел, где-то на задах, располагался раздел философии! Да! Да!
— Да… — пробормотала она. — О Твайлайт, твоя библиотека такая большая…
Она бы ещё долго предавалась приятным мечтаниям, но её отвлекло чьё-то тихое утробное кваканье:
— Твайлайт… Твайлайт…
— Кто здесь?! Ты ученик? Покажись!
— Я здесь, Твайлайт, — она обернулась, но никого не увидела. — Посмотри вниз. Хорошо, теперь влево. Нет, твоё лево. Твоё другое лево. И ещё чуть ниже.
Единорожка ахнула. На трухлявом бревне сидела лягушка-бык, но это была не простая лягушка. В тусклых лесных сумерках её склизкая кожа блестела золотыми чешуйками. На Твайлайт смотрели огромные глаза, бесконечно глубокие и полные мудрости. Тело удивительного земноводного окружал слабый ореол, а на голове красовался изящный платиновый венец.
— Приветствую тебя, Твайлайт Спаркл, — сказала венценосная лягушка. Её губы не двигались, но она прекрасно её слышала. — Я Дракбог, лягушачий король. Добро пожаловать в моё болото.
— Ваше величество! — Твайлайт склонилась в глубочайшем поклоне. — Прошу прощения за вторжение. Я не знала, что это ваше королевство.
— Тебе нечего бояться, Твайлайт Спаркл. Я предвидел твой приход и знаю о твоих планах построить величайший университет в мире. Я буду рад даровать тебе свою землю ради осуществления столь грандиозной мечты.
— Правда? — Её душа воспарила ввысь. — Вы так добры, ваше величество. Я назову в вашу честь любое здание, какое только пожелаете.
— Хорошо, — сказал Дракбог. — Поведай мне, как лягушки помогают в обучении пони?
— О, они… — Твайлайт постаралась вспомнить свои школьные годы.
— Внимание, класс, — сказала мисс Фосепс. — Сегодня мы начинаем курс по физиологии животных. Возьмите лягушку из аквариума и откройте страницу тридцать два учебника биологии.
Юная Твайлайт Спаркл посмотрела на лягушку, сидящую в лотке.
— Прости, приятель, это ради науки!
Она взяла телекинезом скальпель …
— Теория музыки, — сказала единорожка. — Лягушки помогают нам изучать теорию музыки.
— Великолепно. Назови свой Концертный Зал Изящных Искусств в мою честь, Твайлайт, и все эти земли станут твоими.
Ничего себе.
Твайлайт одарила лягушачьего короля своей самой лучезарной улыбкой.
— Я так и сделаю, ваше величество. А вы не знаете каких-нибудь надёжных подрядчиков, которые…
— Постой, Твайлайт Спаркл! — прервал её Дракбог. — Я чую вторжение! Да, тебя преследуют пони, чтобы разрушить твою мечту!
— О нет! Они нашли меня! — Её охватило ледяное отчаяние. — Что же нам делать?
— Мы должны отправиться в тайное сердце леса и молить Вечнодикое Древо о защите! Оно прогонит незваных гостей, и лес станет достаточно безопасным для твоего университета!
— Зиаззв овдви, спвот свлаг мег! — прокричала Твайлайт. Она наклонилась и, схватив зубами лягушку-быка, которой не посчастливилось оказаться у неё перед носом, водрузила себе на спину.
— Аз виэль! — С этими словами она, расплёскивая во все стороны мутную жижу, умчалась куда-то в болото. Не прошло и нескольких секунд, как топь затихла, и вскоре ничто не указывало на то, что здесь когда-то пробегала единорожка.
— Мы заблудились?
Эпплджек бросила на дракончика обеспокоенный взгляд. Они оба думали об одном и том же, просто Спайк оказался первым, кто высказал это вслух.
— Ну разумеется, нет, дорогуша, — шмыгнув носом, ответила Рэрити. — Неужели ты ни капли не веришь в мои способности?
Неа.
— Верю. Я просто хочу, чтобы мы поскорее нашли Твайлайт.
— Конечно, мы её найдём. — Нахмурившись, единорожка вгляделась в карту. — Вечнодикий лес находится к югу от города, верно?
— Знаешь, сахарок, эта дорога ведёт прямо в лес. Если идти по ней, можно обойтись и без карты, — вставила Эпплджек.
— Пф-ф, дороги. — Рэрити произнесла это слово так, словно оно было оскорбительным. — Настоящая кобыла-путешественница прокладывает через лес свой собственный путь, Эпплджек. Держись за мной, и я покажу тебе, что такое настоящие поиски. Ой, осторожно, тут немного грязи. Фу, я чуть в неё не вляпалась. Так или иначе, отвечая на твой вопрос, Спайк, нет, мы не заблудились.
— Отлично. — Земная пони покачала головой и последовала за Рэрити.
— Осторожно, Твайлайт, — прошептал Дракбог. — Где-то неподалёку твои враги устроили засаду. Боюсь, они хотят взять нас в плен и не дать тебе построить твой замечательный университет.
— Ещ-щ-щё чего! — прошипела единорожка. — Мы их остановим!
— Да, остановим. Видишь впереди полянку? Они ждут нас там. Давай подберёмся поближе.
Твайлайт пригнулась к земле. Подкрадываясь к врагам, она чувствовала, как её живот приятно трётся о лесную подстилку. Теперь их разделяло только кольцо деревьев и несколько кустов. В нескольких метрах от себя она слышала их голоса, негромкие, сиплые и полные угрозы.
— Что будем делать? — прошептала единорожка. Её сердце нервно трепетало, и она снова вспотела.
— Я обладаю волшебной силой, Твайлайт, — сказал Дракбог. — Я отвлеку их, а ты отправишься дальше, к Вечнодикому Древу.
— Но что будет с вами, ваше величество? С вами ничего не случится?
— Не бойся за меня, Твайлайт, — проквакал он. — Чего бы ты ни услышала, не останавливайся. Беги к Древу!
Верно. Бежать к Древу. Твайлайт сделала глубокий вдох и выскочила на полянку. Продравшись сквозь тонкие побеги, отделявшие её от преследователей, она споткнулась и остановилась.
Они вернулись! Найтмэр Мун! Родители! Флаттершай, секретный агент Селестии! Мрачно уставившись на неё, враги готовили сети.
— Вам никогда не взять меня живой! — прокричала она. — Дракбог, уничтожь их!
Продемонстрировав ловкость, просто поразительную для лягушки, Дракбог спрыгнул с её спины. Сделав в воздухе сальто, он приземлился перед ними и злобно раздул горловой мешок, готовя свои заклинания.
Как и завещал её соратник, Твайлайт не стала дожидаться боя. Развернувшись на месте, она бросилась обратно в лес. Она споткнулась о бревно, но быстро, как кошка, вскочила на ноги и исчезла в кустах. Позади она слышала нарастающий шум битвы: Дракбог, благородный король лягушек, сражался с её врагами.
— Вот видите, я же говорил, что она спятила, — сказал Спайк.
Эпплджек опустила голову и посмотрела на лягушку-быка. Та в ответ выпучила на неё свои глазки-бусинки, а затем повернулась и ускакала в лес.
— Ну, это и правда было немного странно, — признала Рэрити. — И что нам теперь делать?
— Думаю, надо идти за ней, — ответила Эпплджек. — Потом я хорошенько её свяжу и мы просто отнесём её в город.
— А вдруг у неё есть другие лягушки? — Рэрити загарцевала на месте от волнения. — Я не хочу, чтобы на мою шёрстку попала их слизь. Фу, они такие противные!
— Не стоит так плохо отзываться о лягушках, Рэрити, — сказала Флаттершай. Обернувшись на её голос, все потрясённо уставились на пегаску. — Эм, если ты не против, конечно.
— Флаттершай? Давно ты здесь? — спросил Спайк.
— О, я тут уже минут двадцать или около того. Я просто не хотела вас беспокоить, ведь вы были так заняты.
— Ты достала лекарство? — спросила Эпплджек.
Пегаска кивнула и, сунув нос в седельную сумку, достала оттуда флакон. Густая жидкость лениво плескалась внутри, переливаясь голубыми, серебряными и золотыми искорками.
— Прекрасно. — Эпплджек подошла к дыре в густой растительности, проделанной Твайлайт. — Она не могла уйти далеко, и её легко будет найти по следам. Она довольно-таки неуклюжая.
— О! О! — Рэрити запрыгала от радости. — Наконец-то мой шанс оправдать свой значок следопыта! Вперёд, девочки! И Спайк!
С этими словами единорожка растаяла среди густого подлеска.
Эпплджек вздохнула. Она никак не могла припомнить, встречала ли Рэрити хотя бы в одном из походов кобылок-скаутов. Прежде чем земная пони смогла развить эту мысль, Флаттершай и Спайк исчезли в кустах. Она последовала за ними.
Твайлайт пробиралась сквозь болотную тину. Её сёк пронизывающий ветер. Её не страшили неистовые летние снегопады. Когда спустя годы она выбралась из бескрайних песчаных просторов Вечнодикой пустыни, то с изумлением узрела величественного гиганта, возвышающегося в самом сердце леса. Это дерево было неописуемо, настоящая башня жизни и силы. Это было…
Вечнодикое Древо.
Ей приходилось перебираться через корни, которые были выше её роста. Трава вокруг была усеяна кусками коры, огромными, как валуны. Откуда-то сверху медленно падали листья, здоровенные, как зонтики. В глубине его ствола пульсировал слабый гул магии. Единорожка почувствовала, что её тянет к нему, словно железо к магниту.
— О великое Древо! — крикнула она, упёршись передними копытами в его шершавую кору. — Я прошла долгий и трудный путь, чтобы обратиться к тебе за помощью!
Ветер подул сильнее, и ветви Вечнодикого Древа застонали высоко над её головой. Глубокий, звучный гул сотряс землю, и в его раскатах она услышала ответ:
— ГОВОРИ, ТВАЙЛАЙТ СПАРКЛ.
— Пони изгнали меня, но я должна построить здесь, в твоём лесу, университет. Мои враги хотят поймать меня и вернуть в Детский сад для волшебников! Ты можешь мне помочь?
— ДА, ТВАЙЛАЙТ СПАРКЛ. ДО МЕНЯ ДОШЛИ ЛЕГЕНДЫ О ТВОЕЙ ОТВАГЕ И О ТОМ, КАКАЯ ТЫ ЧУДЕСНАЯ УЧЕНИЦА. ВОИСТИНУ, ТЫ ЛУЧШАЯ УЧЕНИЦА ВСЕХ ВРЕМЁН И НИКОМУ НЕТ ДЕЛА ДО ТОГО, ЧТО ТЫ ЧИТАЕШЬ ДОПОЗДНА И НЕ ВОВРЕМЯ ЛОЖИШЬСЯ СПАТЬ.
— П-правда? — дрожащими губами выговорила Твайлайт, и на её глаза навернулись слёзы. — Ты не шутишь?
— НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ. МОЖЕШЬ ЧИТАТЬ СКОЛЬКО УГОДНО. ДА, И ВСЕ ПОНИ, ЧТО В ШКОЛЕ ДРАЗНИЛИ ТЕБЯ ЗАУЧКОЙ, САМИ ДУРАКИ. А СЕЙЧАС ПОВЕДАЙ МНЕ ОБ УНИВЕРСИТЕТЕ, ЧТО ХОЧЕШЬ ПОСТРОИТЬ.
Поражённая невероятной мудростью Вечнодикого Древа Твайлайт не смогла удержаться на ногах. Никогда прежде она не встречала столь понимающего существа. Она уселась поудобнее, вновь открыла рот и начала рассказывать.
— Ятсв офа, пниссв эд зелкс, — сказала Твайлайт невысокому чахлому клёну, растущему в центре поляны. Несколько сидящих на нём любопытных птиц уставились на неё в ответ. — Поенв веркл оенпа воани! Ниосв!
Она замолчала и склонила голову. Через несколько секунд она кивнула деревцу и продолжила:
— Овенав оенв спвн…
— Ты уверена, что она тут проходила, Рэрити?
Выискивающая следы единорожка подняла голову от земли и хмуро уставилась на Эпплджек.
— Я же тебе говорила, дорогуша, я знаю, что делаю. Кобылки-скауты не выдают значки следопыта кому попало!
Эпплджек вздохнула. Поначалу всё шло хорошо, и Рэрити вела их по чётко видимому следу из сломанных веток, отпечатков копыт и спутанных тёмно-фиолетовых волос, зацепившихся за кусты. Однако, пройдя несколько десятков метров, она сошла с него и повела их в, казалось бы, совершенно случайном направлении.
— Да, ты говорила. Но ты уверена, что мы идём в нужную сторону?
— На все сто. — Единорожка уткнулась носом во влажную землю. — Видишь? Это след её копыта!
Флаттершай подлетела поближе, и ей хватило одного взгляда на отпечаток.
— Эм, Рэрити, это след пумы.
— Ты уверена? — Единорожка прищурилась. — По-моему, очень похоже на копыто.
Пегаска кивнула.
— Эм, да. Видишь, рядом второй след. А вот и пума, что их оставила. — Она помахала копытом пуме, сидящей на поваленном стволе в десятке метров от них. — Привет, малышка.
Пума мяукнула.
— Ой. — Рэрити уставилась на огромную кошку широко раскрытыми глазами и медленно попятилась. Остальные последовали за ней, и вскоре друзья снова оказались на тропинке, которую протоптала Твайлайт. Эпплджек тихо вздохнула.
— Рэрити, я тут подумала, — начала она, — что-то я не припомню, чтобы видела тебя хоть в одном походе или на занятиях кобылок-скаутов.
— Ну конечно не видела, дорогуша. Я ходила на занятия для юных скаутов-единорожек.
— Скаутов-единорожек?
Рэрити кивнула.
— Да. В основном мы занимались в школьных классах, но однажды у нас была экскурсия в парк.
Земная пони вздохнула снова.
— Знаете, по-моему, я что-то слышу, — сказал Спайк. Приподнявшись на спине Эпплджек, он наставил уши по ветру. — Звучит как… чьё-то безумное бормотание.
Все замерли и прислушались. Ветер донёс до них странный прерывистый речитатив. Бормотали где-то неподалёку. Они быстро свернули с тропинки и пошли на звук.
— …НУ, ЕСЛИ УЖ ОН ТАК ТЕБЕ НРАВИТСЯ, ПРИГЛАСИ ЕГО НА СВИДАНИЕ. ОН УВИДИТ, КАКАЯ ТЫ ХРАБРАЯ И КРАСИВАЯ, И БОЛЬШЕ НЕ СТАНЕТ НАД ТОБОЙ СМЕЯТЬСЯ ИЛИ ГОВОРИТЬ СВОИМ ДРУЗЬЯМ, ЧТО ТЫ ЗАНУДА.
— Ты… ты правда так думаешь? — Твайлайт с надеждой посмотрела на дерево. — А что, если он откажется?
— ТЕМ ХУЖЕ ДЛЯ НЕГО. ДА ЧТО ТАМ, ЕСЛИ Б Я БЫЛО ПОНИ, Я БЫЛО БЫ ТОЛЬКО РАДО… ПОСТОЙ, ТВАЙЛАЙТ! Я СЛЫШУ ПРИБЛИЖЕНИЕ ВРАГОВ! ТЫ ДОЛЖНЫ ЗАДЕРЖАТЬ ИХ, ПОКА Я НЕ ЗАВЕРШУ ЗАКЛИНАНИЕ, ЧТО ИЗГОНИТ ИХ НАВСЕГДА!
Единорожка обернулась и увидела приближающегося неприятеля. Найтмэр Мун, Флаттершай, её брат, тысячи чейнджлингов и в придачу тот вредный жеребёнок, что засунул ей в гриву жевательную резинку, когда они ходили в Детский сад для волшебников! Зарычав, она начала готовить своё самое разрушительное заклинание.
Друзья протиснулись сквозь последнюю преграду из кустов, отделяющую их от поляны, и ахнули, поражённые открывшемся перед ними зрелищем. Твайлайт Спаркл стояла, прижавшись хвостом к дереву, и её широко раскрытые глаза горели безумным огнем. Её рог светился всё ярче...
Чуть позже…
Эпплджек закашлялась и попыталась сесть. Она была покрыта слоем сажи, часть которой, казалось, ещё не остыла. Она смахнула тлеющие угольки и огляделась.
От леса почти ничего не осталось. Словно могильные камни вокруг торчали сотни обугленных пней. С неба, как снег, падал пепел. Резкий запах огня и смерти забивал ноздри.
— Спайк? Рэрити? Флаттершай? — позвала она. Где-то позади послышался стон.
— Уф, я здесь, дорогуша. — Рэрити высунула голову из-за кучи обгоревших сучьев. Её ставшая тускло-серой шёрстка была покрыта тёмными полосами, словно у зебры. — Мы… мы её поймали?
Эпплджек повернулась в другую сторону. Там, в центре того, что ещё недавно было поляной, росло единственное не затронутое разрушением деревце. Под ним сидела Твайлайт Спаркл и вроде как чем-то давилась. Флаттершай с виноватым видом осторожно хлопала её по спине.
— Фу! — Твайлайт попыталась что-то выплюнуть, но безуспешно. — Флаттершай, что это было?
— Эм, лекарство от Ядовитой шутки? — пегаска опустила голову. — Прости, но, думаю, оно тебе было необходимо.
— Чтоб мне лопнуть, ты права, сахарок. — Эпплджек подошла к подругам, стряхивая на ходу пепел со шляпы. — Это был потрясающий полёт, Флаттершай. Клянусь, такому рывку позавидовала бы даже Рэйнбоу Дэш.
— О, ничего особенного. — Пегаска покраснела и попыталась спрятаться за чёлкой.
— Ты себя недооцениваешь, дорогуша, — сказала подошедшая к ним Рэрити. Хмурый Спайк, сидящий у неё на спине, выглядел так, словно его только что вытащили из костра. — Без тебя Твайлайт до сих пор вела бы себя как сумасшедшая.
— Да, простите меня за это, — Твайлайт посмотрела на то, что осталось от леса. — Кстати, нам лучше поскорее уйти отсюда, пока пони не начали задавать вопросы.
Возвращение в Понивилль решила возглавить Эпплджек. Рэрити следовала за ней, время от времени отпуская ехидные комментарии. Всего через несколько минут они миновали сгоревшую поляну и снова углубились в тёмные глубины Вечнодикого леса.
— А каково это, быть сумасшедшим? — спросил Спайк. Твайлайт ненадолго задумалась.
— Знаешь, это похоже на сон. Ты даже не понимаешь, что ты безумен! Но ягоды Ядовитой шутки всё же лучше не есть.
Они продолжили путь в молчании. Деревья быстро проплывали мимо. Листья и лианы словно расступались перед ними, как будто лесу не терпелось избавиться от них навсегда.
О, что-то знакомое.
Твайлайт резко остановилась, недовольно взвизгнув, когда Рэрити налетела на неё и нечаянно ткнула рогом в круп.
— Подождите, это же та самая поляна! Та, где Спайк нашел Ядовитую шутку!
И правда, в центре поляны, там, где их выронил дракончик, лежал десяток крошечных ягод.
— Ого, значит, мы уже почти дома, — обрадовался Спайк. — Осторожно, не трогайте их.
Эпплджек прищурилась и осмотрела ягоды.
— На вид прям как черника.
Твайлайт кивнула.
— Они очень похожи. Флаттершай сказала, что у Ядовитой шутки ягоды крупнее.
Все собрались вокруг рассыпанных ягод. Земная пони понюхала самую большую.
— Ой, вообще-то я, наверное, ошиблась, — сказала Флаттершай. — По-моему, эти лишь чуть больше обычной черники. — Она наклонилась и, слизнув одну ягоду, прожевала её и проглотила. — Эм, да, это просто черника.
Повисло неловкое молчание. Все уставились на ягоды, а затем на Твайлайт.
— То есть… — Единорожка откашлялась. — Это не Ядовитая шутка?
Флаттершай покачала головой.
— Эм, нет. Прошу прощения.
— Что ж, тогда, наверное, я тоже должна извиниться. — Твайлайт нервно хихикнула и улыбнулась. Все уставились на нее, кроме покрасневшей Флаттершай. — Так, как насчёт мороженого? Я угощаю!
Первый поцелуй
О том, что делают большие кобылки
— Так, слушайте все! — сказала Скуталу, воинственно взмахнув копытцем. — У нас новая миссия!
— Наконец-то сделать всё, что нам задали на дом? — спросила Свити Белль. Сняв седельные сумки, она раскладывала тетради и учебники прямо на полу их клубного домика.
— Попробовать уговорить Рэйнбоу Дэш снова называть тебя сестрой? — примостившись на подоконнике, предположила Эппл Блум.
— Нет! Кое-что получше! — Скуталу откинула закрывающую мольберт чёрную ткань, и они увидели портрет жеребёнка-пегаса. — Наша задача — поцеловать Рамбла!
Это заявление вызвало у её подруг неподдельный интерес.
— Что? — Свити высунула язык. — Фу! Нет! Бе-е-е!
— А почему Рамбла? — нахмурившись, спросила Эппл Блум. — Почему не Траффла Шаффла?
— Потому что это мой план, и я говорю, что мы должны поцеловать Рамбла. К тому же он сидит рядом со Свити Белль, так что у неё есть прекрасная возмож…
— Стоп! — Свити протиснулась между своими подругами. — Зачем нам вообще целоваться с жеребчиками? Они грязные и противные!
— Но ведь мы уже большие кобылки, да? — пегаска подождала, пока все согласно кивнут, и продолжила: — А это именно то, что делают большие кобылки и жеребчики. Они целуются, садятся рядышком и корчат глупые рожи.
— Но зачем? — удивилась Эппл Блум.
— Без понятия. Да и какая разница? Главное, что мы должны поцеловать Рамбла. Так что, Свити Белль, ты…
— Ни за что!
— Ух, ладно. — Скуталу повернулась к земной пони. — Эппл Блум, ты вроде тоже сидишь недалеко от него, так что завтра на уроке передашь ему эту записку, а потом мы…
— Я тебя ещё раз спрашиваю, а почему мы не можем поцеловать Траффла Шаффла?
— Потому что мы должны поцеловать Рамбла! — Скуталу топнула копытцем. — Ты передашь ему эту записку, и мы встретимся с ним на перемене.
— А потом чего? Мы его поцелуем?
— Нет. — Пегаска села и потёрла копытца. — Потом мы перейдём к плану “Б”.
Искатели знаков отличия сидели в углу класса, уткнувшись носами в стену. Где-то позади них Черили суетилась над всхлипывающим Рамблом. Их одноклассники, которым вообще-то полагалось наслаждаться переменой, столпились снаружи, пытаясь заглянуть в окна.
— Серьёзно? — прошипела себе под нос Эппл Блум. — Это и был твой план? Засунуть ему в гриву жевательную резинку?
— Я думала, это сработает! — прошипела в ответ Скуталу.
— Но как? Как это могло заставить его захотеть целоваться?
— Ну, я… А, заткнись.
— Наверное, Рэрити м-меня убьёт, — всхлипнула Свити Белль.
— Не бойся, не убьёт. И мы всё ещё можем всё исправить. У меня новый план.
— Так, кидаться в него шишками было плохой идеей. Вдобавок теперь нас ещё и заперли.
— Не волнуйся, у меня есть ещё один план. Эппл Блум, вы со Свити должны…
— А мы не можем просто подарить ему цветы или вроде того? — спросила единорожка. Она нервно вертела в копытцах наполненный водой воздушный шарик.
— А это ещё зачем? — Скуталу отцепила свой самокат от тележки, в которую они сложили ещё несколько шариков, так, на всякий случай.
— Рэрити говорила, что если ты хочешь понравиться жеребчику, нужно быть с ним милой, подарить ему цветы, сказать ему, что он хорошо пахнет, и…
— Ещё чего! — перебила её Эппл Блум. — Нам не нужно, чтобы мы ему нравились. Нам просто нужно его поцеловать.
— Но…
— Ну же, Свити, всё надо делать по плану, — сказала Скуталу и взяла в копытца водяную бомбочку. — Так, а вот и он.
Запыхавшиеся кобылки вбежали в клубный домик и захлопнули за собой дверь. Снаружи доносились сердитые голоса их сестёр, хотя пока и не очень громкие. Немного времени у них ещё было.
— Только посмотри, что ты наделала! — сказала Свити. — Мы опять влипли в историю!
— Да всё будет в порядке. — Скуталу выглянула в окно. — Ой, они идут сюда. Ведите себя естественно.
— Спорим, мы бы уже давно поцеловали Траффла Шаффла? — сказала Эппл Блум.
— Кто знает. Может, завтра и попробуем?
— Нет! — единорожка нахмурилась. — Глупость какая! Кому вообще нужны эти поцелуи?
— Большим кобылкам, помнишь, Свити Белль? — сказала Скуталу. — Это, типа, очень важно. Наверное.
— Прям так уж и важно?
— Просто поверь. Мы всё поймём, когда попробуем!
— Правда? — подскочив к пегаске, Свити схватила её обоими копытцами за голову и быстро притянула к себе, так, чтобы их губы уткнулись друг в друга.
Спустя миг они отскочили в разные стороны, давясь и отплёвываясь.
— Бе-е-е! Фу! — Свити яростно тёрла губы передним копытцем.
— Тьфу! — Скуталу сплюнула на пол. — Свити, что это было?
— Ты же хотела целоваться!
— Да, но не с тобой же!
— Бр-р! — продолжая отплёвываться, Свити выскочила за дверь. Снаружи тут же донёсся пронзительный голос Рэрити, устраивающей выволочку любимой сестрёнке.
— Хм-м… — Эппл Блум переступила копытцами. — Ну, и как оно?
— Ужасно. — Скуталу хмуро уставилась под ноги. — Хотя… Не знаю. Странно как-то.
— О.
Тишина всё длилась и длилась.
— Так может… теперь я попробую? — спросила наконец Эппл Блум.
Ещё одна долгая пауза.
— Ага, наверное…
Чудо
История из детства Пинки
Примечание переводчика: Когда был написан этот рассказ, никто ещё не знал ни сколько вообще у Пинки сестёр, ни как их зовут, ни какой у них характер. В фэндоме считали, что серую кобылку, мелькнувшую в одном из эпизодов первого сезона и впоследствии оказавшуюся Марбл, зовут Инки. Другую сестру (которая Лаймстоун) — Блинки. А ещё некоторые почему-то считали третьей сестрой Пинки Октавию.
— Инки, как думаешь, в этом году будет снег?
Инки оторвалась от работы, и на её лице было то самое выражение, что всегда появлялось, когда рядом с ней крутилась её розовая сестра: смесь разочарования и раздражения. Её взгляд перебежал с Пинки на крошечную кучку камней, которую той удалось набрать, а затем обратно. Единственным признаком её недовольства была слегка натянувшаяся возле глаз шкура.
— Я думаю, тебе стоит поменьше переживать о погоде и побольше о камнях, — ответила она.
И в этот день они больше не разговаривали.
— Я думаю, снег здоровский.
Инки не отвечала так долго, что Пинки подумала, что та её не услышала. Это было бы странно — обычно слух Инки был острее, чем у летучей мыши, и она была всегда начеку, чтобы уловить малейший намёк на плохое поведение своих сестёр. Пинки открыла рот, чтобы повторить попытку, когда Инки внезапно заговорила:
— Почему ты так думаешь?
От удивления Пинки захлопнула рот. Надо же, Инки не бранила её, не велела возвращаться к работе, не называла глупой кобылкой, всё время витающей в облаках, которая никогда не управится с фермой, если не успокоится и не научится старой доброй дисциплине земных пони.
Или этике земных пони.
Или чутью земных пони.
Или стоицизму земных пони. Что бы это ни значило.
Поглядев на неё какое-то время, Инки пожала плечами и вернулась к своим камням, укладывая в лунки крошечные кусочки коричневого кварцита и засыпая их землёй. Она посадила ещё четыре камня, прежде чем Пинки обрела дар речи.
— Потому что это было бы красиво! Наверное?
Инки фыркнула.
— Как это может быть красивым? Он просто ляжет на землю, и всё станет белым. Ты не сможешь рыхлить почву и ухаживать за посевами, если всё будет покрыто снегом.
Пинки оглядела их ферму и увидела лишь тысячи оттенков серого, асфальтовую радугу, словно пожирающую счастье и радость. Над ними медленно ползли куда-то плотные серые облака, вокруг стояли серые горы, а под копытами лежала серая земля, безликая и однообразная.
— Я просто думаю, что это было бы классно, — сказала она так тихо, что даже Инки её не расслышала, и вскоре её сестра вернулась к своей работе.
— Я слышала, что завтра может пойти снег.
Инки фыркнула. Для неё это было почти как рассмеяться. Её тёмно-серая грива, собранная сзади в аккуратный пучок, подпрыгивала в такт шагам.
— Снега не будет, Пинки. Здесь его никогда не бывает.
— Но Комета сказала…
— Комета — пегаска. Ты же знаешь, что пегасам веры нет. Они ветреные, ленивые и воруют у земных пони.
По своему опыту Пинки могла сказать, что всё это враки, разве что насчёт ветрености сестра была не так уж и неправа. И что с того, что Комета взяла немного еды с их фермы? Это же не воровство, если Пинки специально её оставила. Она нахмурилась и уже было собиралась возразить, когда Инки продолжила:
— К тому же сейчас слишком тепло. — Она подняла голову и принюхалась к ветру. — Да и снегом не пахнет.
Пинки сделала глубокий вдох, втянув носом воздух. И правда, ферма пахла совсем как обычно: влажной каменной пылью и по́том земных пони.
— Может, ещё похолодает, — сказала она, но в её голосе не было даже той робкой надежды, что отличает жеребят от взрослых, и сестра не потрудилась ответить.
— А что ты будешь делать, если выпадет снег, Инки?
— Я уберу его, чтобы мы могли продолжить работу. — Она расковыряла копытом комок мягкой почвы и извлекла большой кусок полевого шпата, выросший за ночь. Инки лизнула его, проверяя, созрел ли, кивнула и положила в тележку, которую Пинки тащила за собой.
— А что, если выпадет так много снега, что ты не сможешь его убрать? Что, если мы вообще не сможем работать?
Сестра немного помолчала, словно вопрос застал её врасплох.
— Значит, будем ждать, пока он не растает.
— Ну а что, если он никогда не растает?
— Опять ты валяешь дурака. — Для большинства пони выражение “валять дурака” было шуточным и довольно незлобивым. Но только не для Инки.
— А я вот, если бы пошёл снег, вышла и играла бы в нём весь день.
Интересно, каково это, играть в снегу? Пинки никогда не пробовала, но это казалось интереснее, чем играть с камнями.
Инки уставилась в ямку, которую начала копать. Её взгляд, казалось, затуманился, но, прежде чем Пинки успела присмотреться, она покачала головой и на её лице появилось всегдашнее выражение раздражённого разочарования.
— Кто бы сомневался. Вот почему ты никогда не будешь управлять этой фермой.
А может, я и не хочу. Конечно, она не сказала такого вслух, но думала об этом изо всех сил и с каждым ударом сердца желала, чтобы пошёл снег.
— Сегодня ночью должен выпасть снег.
— Знаю, — тихо, чтобы не разбудить родителей, ответила Инки. — Хотя он, наверное, быстро растает, как в прошлый раз.
— Ты уже видела снег? — удивилась Пинки.
— О да. Через год после твоего рождения налетел небольшой снежный шквал. Несколько часов всё было покрыто снегом, но потом вышло солнце и он растаял.
Они помолчали. Пинки пыталась представить свою сестру, с её тёмной гривой и серой шёрсткой, посреди моря бесконечной белизны.
— И как, весело было? — спросила она наконец.
— А чего тут весёлого? Это же просто снег.
— Ага, но ведь если выпадет снег, можно делать всё, что угодно. Не нужно сажать камни, крутить мельницу, подметать дорожки, можно играть сколько захочешь!
— А кто сделает за тебя всю работу по дому? Может, я? Или мама? — в голосе Инки явно послышалось презрение.
— Я всё сделаю, я! Только позже.
— Ага, позже. Когда как следует наиграешься.
Пинки нахмурилась. В их комнате было темно, и сестра, конечно, не могла этого разглядеть, но она никогда не умела скрывать свои эмоции.
— Может, и так. Может быть, после того, как я наиграюсь в снегу, я сделаю твою работу и ты тоже сможешь поиграть.
Из темноты послышалось фырканье Инки.
— И опять ты валяешь дурака, Пинки. Иди спать.
Когда Пинки проснулась, в доме было тихо. Тихо и очень ярко, из-за ослепительного света, льющегося сквозь занавешенные окна. Кобылка с любопытством подбежала к окну и раздвинула занавески.
Весь мир снаружи был белым. Замёрзшее за ночь стекло скрывало остальное.
Она сбежала по лестнице и выскочила за дверь. Её сестра сидела на крыльце, тёмное пятно на фоне ослепительно белого сияния. Пинки крепко зажмурилась, пока через несколько мгновений глаза не притерпелись и она не смогла снова их открыть.
Крупные хлопья снега в полной тишине падали с неба. Они усеивали шёрстку Инки и заполняли воздух туманной дымкой. Горы вдали казались смутными белыми силуэтами. Ветер пах льдом. Земля была…
А земли-то и не было. Все камни, галька, вся голая и уродливая серая поверхность, всё исчезло, сменившись толстым и пушистым снежным одеялом. Весь мир превратился во что-то странное, что-то незнакомое.
Что-то чудесное.
Она спустилась с крыльца и по щиколотки утонула в снегу. Он тихо хрустнул под её копытами, и это был самый громкий звук, который она слышала с тех пор, как проснулась.
— Он холодный, — пробормотала кобылка.
— А ты чего ждала, глупышка? — спросила Инки. Снега на своей шёрстке и гриве она словно не замечала. — Конечно холодный.
Пинки пошевелила снег копытом, и у неё получился небольшой холмик. На него падали новые снежинки, образуя странные узоры, которые затем медленно таяли и возникали новые. Она снова осмотрелась и увидела ставший совсем чужим мир.
— Всё так необычно, — сказала она. — Словно ферма исчезла как и не бывало.
Прошло несколько минут, прежде чем Инки наконец ответила.
— Знаю. Это прекрасно.
Не такой
О Спайке и драконах
— Ты куда пропал?
Спайк услышал, что к нему идёт Рэрити, ещё задолго до того, как та заговорила. Её выдала сухая листва, опавшая с деревьев и покрывшая землю, раскрасив её в десятки оттенков красного, оранжевого, коричневого и жёлтого. Она шуршала под её изящными копытцами, ну а грациозная, лёгкая поступь, сопровождающая это шуршание, могла принадлежать только одной пони на свете.
— Никуда, просто захотелось немного поразмыслить в тишине, — ответил он. Поднялся ветер, и воздух наполнился кружащимися листьями. Он нёс с собой лёгкую прохладу, напоминая о том, что погожие осенние деньки, какими бы прекрасными они ни были, всегда заканчиваются слишком быстро.
— Я так и подумала. — Остановившись рядом, она улыбнулась и села. — Ну или что ты опять заснул сидя.
— Эй, это было давным-давно! Сама попробуй не заснуть на лекциях Твайлайт, а я погляжу.
— Ха! А я-то думала, мы друзья. Такого испытания я бы никому не пожелала.
— Ну, её занятия были не так уж и плохи. — Повернув голову, дракон посмотрел на остальных пони. Они расположились вокруг корзинки для пикника на вершине холма по ту сторону поляны, весело болтая, как и положено, когда проводишь время с лучшими друзьями. Сама корзина была давно опрокинута, её содержимое исчезло в животах голодных кобылок (в основном Пинки и Рэйнбоу Дэш; похоже, пегаска решила потом подремать на дереве на сытый желудок).
Рэрити проследила за его взглядом.
— Ты прав, конечно. Может, она и слегка яйцеголовая, как сказала бы Дэш, но я всё равно её люблю. — Она помолчала и повернулась к нему. — Но ты не ответил, Спайк. Почему ты тут? Вид отсюда, конечно, красивый, но не лучше, чем там, у нас.
— Я просто сидел и думал.
— Да, ты так и сказал. Но о чём?
— Ну… — Дракон опустил голову и посмотрел на чешуйки, покрывающие живот. — Я здорово вырос.
— Хм, с этим не поспоришь. — Единорожка внимательно осмотрела его с головы до ног. Он был уже выше Эпплджек и рос не останавливаясь. Крошечные крылышки, всё ещё слишком маленькие для полёта, время от времени хлопали его по плечам. Она знала, что когда-нибудь они станут огромными, как паруса, и будут греметь словно гром.
— Так ты из-за этого тут хандришь? — спросила она. — Ты ведь знаешь, что всегда будешь для нас нашим маленьким Спайки-вайки?
— Откуда ты это знаешь? — Дракон сел, обернув хвост вокруг себя, чтобы Рэрити могла смотреть ему в глаза, не вытягивая шеи.
— Ой, да ладно тебе. Ты прямо как наши девочки. Только представь, как Твайлайт будет справляться с библиотекой одна. Да её и на неделю не хватит!
— Да, наверное… — сказал он. — Но я не один из вас. Я даже не пони. Я дракон.
— И что? Знаешь, нас это не очень волнует. — Сказав это, Рэрити на мгновение отвела взгляд. Он притворился, что ничего не заметил.
— И это очень много для меня значит. Но ты часто видишь взрослых драконов, живущих с пони?
Единорожка промолчала.
— Я видел четырёх взрослых драконов, Рэрити, и все они живут в одиночестве. Ни друзей, ни семьи, ни даже постоянных подружек. Они не такие, как мы. Как вы. — Он снова обернулся и посмотрел на остальных.
Она открыла рот, но, не найдя, что сказать, закрыла. Спустя несколько секунд она попробовала снова:
— Знаешь, Спайк, по-моему, ты уже слишком долго сидишь тут один. Почему бы тебе не вернуться на пикник?
Не обратив внимания на эти слова, Спайк продолжил:
— Молодые драконы не такие. Помнишь тех драконов-подростков, на которых я так хотел быть похожим? Они были друзьями. Они заботились друг о друге. Но однажды они просто… — он щёлкнул когтями, как будто отгоняя невидимую муху, — …расходятся. Каждый в свою сторону, и на этом всё.
Она нахмурилась.
— Ты говоришь так, как будто уже всё решил, Спайк. Прости, что говорю тебе это, но ты не похож на других драконов. Твайлайт воспитывала тебя с тех пор, как ты вылупился из яйца, и мне хотелось бы верить, что часть того, что делает нас пони, передалась и тебе. — Она коснулась копытом его плеча.
— Но вдруг это не так? Вдруг в один прекрасный день я проснусь и меня потянет в дорогу, и я никогда не вернусь. Ты даже не узнаешь, что со мной случилось. — Он посмотрел на гору, возвышающуюся над багряными кронами. — Я буду там, наверху, или в какой-нибудь другой пещере, и мне больше не будет никакого дела ни до кого из вас. Я даже забуду, что вы что-то для меня значили.
Рэрити сглотнула, и у неё перехватило дыхание. Она беззвучно пошевелила губами, прежде чем нужные слова пришли.
— Ты… ты сейчас это чувствуешь, Спайк? Собираешься… взять и уйти?
Прежде чем ответить, он прислушался к ветру, но тот ничего не сказал.
— Нет… Но я боюсь, что почувствую.
Единорожка тихонько выдохнула. Её ушки, уже начавшие было никнуть, внезапно снова навострились.
— Что ж, я рада это слышать. — Она замолчала и оглянулась на подруг. — Хочешь знать, что я думаю, Спайк?
— Конечно. — Он провёл по её щеке тыльной стороной когтя, и кобылка, закрыв глаза, потёрлась об неё.
— Я думаю, что другие драконы не переживают об этом, — сказала она наконец.
— И что? Хочешь сказать, что и мне не стоит?
— Наоборот, ты должен продолжать переживать. — Она открыла глаза и встретилась с ним взглядом. — Это отличает тебя от других драконов, которым всё равно. Которых не воспитали пони. У которых нет друзей. И которых никто не любит.
Теперь настала его очередь подбирать слова. У Спайка вдруг пересохло во рту.
Единорожка встала и, прежде чем он успел придумать ответ, потрусила прочь, обратно к подругам. Она остановилась, оглянулась на него через плечо, а затем поскакала дальше.
Ветер донёс до Спайка нежный аромат сирени, который всегда сопровождал Рэрити. Позади, над кронами осеннего леса, мрачно возвышалась гора. Она ждала.
Дракон решил, что она подождёт ещё немного. Встав, он вернулся на пикник, где шесть подруг встретили его с радостью.
И конечно, с любовью.
Мотыльки-однодневки
Горничная тряслась как осиновый лист, и кончики её ушей вздрагивали в такт бешено колотящемуся сердцу. Она уставилась на разбросанные на полу осколки, словно это её жизнь, а не простая чайная чашка, только что разлетелась вдребезги.
— Простите меня, принцесса, — её голос был похож на писк задыхающейся мыши. Она повернулась к двери и опустила голову так низко, что чуть не уткнулась подбородком в пол. — Я верну свой фартук управляющей и скажу, чтобы вам прислали другую горничную.
— Не думаю, что это так уж необходимо, — сказала Селестия. Она одарила своей самой тёплой улыбкой молодую кобылу, не старше пятнадцати лет, едва перешагнувшую порог, отделяющий кобылку от взрослой пони, и неуклюжую, как все подростки. — Если бы мы увольняли каждую горничную, разбившую чашку, у нас в замке скоро не осталось бы ни чашек, ни горничных.
Строго говоря, это была не просто чашка. Ей было не менее четырёх сотен лет — одно из последних сохранившихся творений великого мастера керамики Нейкера Глэйза, исключительный образчик рифлёного фарфора, подобный которому едва ли можно отыскать в современном мире. Но это было не то, чего стоило бы знать перепуганной горничной.
Селестия пошарила в ванной телекинезом и нашла огромное пушистое полотенце. Кобылы из прачечной, увидев это, её явно бы не одобрили — махровые полотенца из мягчайшего зебриканского хлопка предназначались лишь для её идеальной шёрстки, и ими не подтирали пролитые напитки. Но Селестия на собственном опыте знала, что полотенцам было всё равно, как их использовать, и они так же хорошо впитывали чай, как и влагу из её гривы.
При виде этого зрелища кобыла содрогнулась. Видеть, как принцесса сама наводит порядок, было невыносимо, и она бросилась вперёд, чтобы схватить полотенце. Она сложила его, промокнула пролитый чай, собрала осколки разбитой чашки, и, не успела Селестия и глазом моргнуть, как горничная была уже на полпути к двери.
— Подожди! — сказала принцесса, прежде чем та успела сбежать. — Как тебя зовут?
Кобыла замерла перед самой дверью.
— Г-голд Лиф, если будет угодно вашему высочеству.
— У тебя прекрасное имя, мисс Лиф, и не важно, угодно мне это или нет. — Селестия подошла поближе и села рядом с кобылой. — Ты сегодня первый день на работе?
Голд Лиф кивнула.
— Д-да. На прошлой неделе я закончила обучение, и у меня были такие хорошие результаты, что управляющая разрешила мне подать вам сегодня чай, и я так старалась всё делать аккуратно, но чашка соскользнула, и я пролила воду себе на копыто, и вот почему я её уронила, и теперь управляющая меня убьёт, и… — тут у неё кончился воздух, кобыла икнула и её вновь охватила дрожь.
Селестия опустила голову и шепнула ей на ухо:
— Тогда мы позаботимся о том, чтобы она ничего не узнала. А сейчас, раз это твой первый день в замке, хочешь посмотреть, как я поднимаю солнце?
Серьёзно? Голд Лиф не смогла издать ни звука, но выражение её лица сказало всё лучше любых слов. Она уставилась на Селестию широко распахнутыми глазами, приоткрыв от удивления рот. Спотыкаясь, она вышла за принцессой на балкон для совершения утреннего ритуала.
Селестия улыбнулась. Судя по всему, это будет славный денёк.
Но день был самым обычным. После эмоционального подъёма, вызванного тем, что она помогла своей горничной пережить эмоциональный же кризис, на принцессу, словно в отместку, обрушились многочисленные дела по управлению государством. Едва она успела позавтракать, как камергер потащил её на срочную встречу с кабинетом министров. Что-то насчёт бюджета, потом экстренное заседание совета по распределению прав на водопользование между пони и племенами бизонов, затем вручение наград победителям ежегодной научной ярмарки в Кантерлоте, и всё это до обеда.
Как обычно, скоро для неё все эти встречи, выступления и мероприятия слились в одно мутное пятно. Она делала это раньше и сделает это снова. Уже не в первый раз Селестия пожалела, что в Эквестрии нет других принцесс. Кого-то, кто мог бы разделить с ней эту тяжкую ношу.
Наступил вечер, и Селестия уютно устроилась в тёплой ванне, уже почти забыв о маленьком происшествии с чайной чашкой. Но тут дверь отворилась, и в клубах пара появилась кобыла с золотистой шёрсткой, совсем юная, почти подросток, со стопкой полотенец на спине.
Селестия взяла одно из них телекинезом и обмотала им гриву.
— Спасибо, Голд Лиф.
— Простите, принцесса?
Ох. Селестия отбросила прочь далёкие воспоминания.
— Извини. Спасибо, Голден Бау. Иногда ты так напоминаешь мне свою мать.