Нортляндские записи.

Введение

Порт Надира — крупнейший порт государства Камелу, если не говорить, что он единственный. Здесь, как и во многих других городах, стоящих на соленых водах моря, своя, ни с чем не сравнимая атмосфера.
Дурманящий запах сыра. Такой яркий, такой полный, что им можно рисовать солнце на полотнах величайших мастеров живописи.
Запах тухлой рыбы. Смешной запах, одновременно противный и необходимый нам всем, как воздух. Потому что по нему можно безошибочно определить, что ты находишься в городе занятом, не очень богатом, но определенно важном. И все это благодаря запаху, слыша который благородные пони куксятся и прикрывают копытами свои аристократичные носики.
Сегодня, с грузового причала под номером два, начинается путешествие. Да такое, что самые лихие пони, избороздившие, кажется, все просторы необъятных морей, просто снимают шляпу перед смельчаками. И невдомек им, что смельчаков среди состава команды «Тихой Антонии», старого, на вид потертого, как куртка бродяги, судна, увы, немного.
Наверное, дело в деньгах, которые правят грешным миром, здраво рассуждал я.
«Тихая Антония», названная так в честь действительно тишайшей королевы, давно почившей, но продолжавшей жить в сердцах тысяч поклонников, была обычным кофом. Большое судно о двух мачтах, на которых уже нетерпеливо топорщились полуподнятые белые паруса. На верхушке, в вороньем гнезде, кто-то суетился. И ничто бы не омрачало вроде бы обычный торговый поход, если бы в неприспособленных бортах старика кофа какой-то умный военачальник не сделал много-много окошек, через которые в разные стороны щерились черные стволы пушек.
Уходя в Нортляндию, корабли выходят из портов настолько нагруженными, что практически скребут своим днищем по грунту. Бывалые моряки шутят, что это очень хорошо — меньше шансов утонуть.
Сегодня на борт грузят последние бочки с солониной и водой, а уже через полтора часа, корабль отплывет, деловито покачивая бедрами между волн.
Но это не страшно — я не опоздаю. За полчаса до отплытия, дежурный прогудит в горн. Это как первый звонок в театре. Надо спешить. А когда корабельный колокол несколько раз печально заголосит — все, второй звонок. Трап убран, кнехты освобождены от непосильной ноши.
Третий звонок слегка запоздает. Пушки городского форта выстрелят только тогда, когда «Тихая Антония» пройдет между двумя неуклюжими молами. И направится к цели. Спектакль начнется.
Времени еще вполне хватит на чашку чая, но Вайт Шедоу, справедливо заметив, что лучше не испытывать судьбу, выдворяет меня из ее гостиницы. Мне остается только неловко постоять у входа, щелкая по мостовой копытами.
Ничего не попишешь — если хозяйка сказала, то нужно подчиняться. Мои вещи, коих их университета прислали целый воз, были заранее поставлены в мою каюту, все самое важное, документы, деньги, почти литр чернил и кипа перьев, были при мне всегда — в черном саквояже.
Над городом быстро спускается ночь. Это очень нетипично для географической широты, но, возможно, все дело в погоде. Сегодня весь день был пасмурный, пару раз капал дождь. Звезд видно не было, только глубокая черная пелена, затмевающая все небесные светила, и газовые фонари, которыми утыкана дорога, что праздничный торт свечками.
Что очень удобно, все крупные дороги в портовых городах, так или иначе, всегда выходят к причалам. Это очень удобно, если вы приезжий, который не разбирается в карте. Как я, к примеру. Это даже в какой-то степени смешно, я, дипломированный этнограф, который всю жизнь провел с картами мира, не разбирается в схемах города. Кажется, это из-за из неглобальности. Все-таки, мир огромен, а город — неоправданно мал.
Так и моя сумбурная поездка в Нортляндию стала не чем иным, как проявлением моей профессии. Колонизаторы из Камелу недавно вновь сделали южное побережье безопасным, выбив воинственные племена окров и немногочисленные группы коренных грифонов из ранее захваченных районов.
Но, кажется, стоит начать с предшествующего периода.
Несколько сотен лет назад, разыгралась нешуточная ссора Камелу и Зебрики, что привело к частичной блокаде заливов Рога и Зеленой ивы. Камелу, так исторически сложилось, существует за счет торговли со своими соседями, в основном, с Эквестрией — крупнейшим в регионе государством. И самым влиятельным. Вот так, пытаясь найти иной путь к Эквестрии, экспедиция нашла новый континент — Нортляндию. Земли, не тронутые цивилизацией, где по сей день обитают племена диких пони. Местные жители говорят на странных языках, до сих пор совершенствуют первобытные орудия труда, среди них преобладает тотемизм. И при этом, конечно, они совершенно не гнушаются жертвоприношениями, что ставит нас, цивилизованных пони, в неловкое положение.
Первые колонисты прибыли в Нортляндию спустя несколько лет. Они построили несколько военных фортов на месте старых поселений коренных народов. Так появился «кедр», крупнейшая крепость в округе, и «Вече», крупный рынок, где иногда можно встретить и ассимилированных местных.
Южное побережье было колонизировано без проблем, малочисленные племена оказались либо дружелюбны, либо слишком слабы, чтобы сражаться за свою землю. Так что первые десятилетия, колонисты процветали, создавая на территории побережья множества городков, поселков. Большинства этих географических объектов уже давно не существует.
Так получилось, что именно неприметное государство Камелу, затерянное в песках жаркого континента, стало монополистом и полноправным хозяином Нортляндии. И никто никогда не посягал на ее территории, что было весьма удачно для всех.
Но вскоре, увы, началась темная полоса в жизни колонистов. Многочисленные племена диких пони, в основном это был народ окров, пришедших с севера, осадили множество городов, сожгли их, а всех жителей придали своему справедливому суду. Божества окров были кровожадны, а главное — они приказывали уничтожить каждого иноземца, ступившего на земли северного материка.
Так, на сотни лет, Нортляндия стала полем боя для колониальных войн.
Минули годы, большинство слабых поселений было сожжено, из старых остались только самые сильные. Вокруг них теперь и произрастала южная цивилизация. В леса Нортляндии до сих пор нельзя идти без надлежащего эскорта — всегда найдется окр, который всадит вам в круп копье.
Совсем недавно, ни прошло и года, в Нортляндии опять загремели пушки. Кочевые племена с севера вернулись, чтобы вновь попытаться выдворить с континента чужаков. Немного новостей доходило оттуда, но то, что попадало в газеты, было действительно ужасно. Война была кровопролитна, Камелу отправила в Нортляндию десяток кораблей с экспедиционным корпусом, задачей которого являлось подавление наступающей массы и защита населения городов. Теоретически, корпус должен был не только остановить племена, но и начать завоевание ныне неизведанных земель севернее. Но этим планам сбыться было не суждено. В городе с громким названием Отголосок, самом северном городе поселенцев, грянула настоящая бойня. То, что было запечатлено на фотографиях, было просто немыслимо — ранее тихий и аккуратный городок превратился в маленький филиал Ада — грязь, горящие дома, длинные змеи окопов. И ни единой живой души. Даже намека на жизнь. Даже тел.
До сих пор, до Отголоска не идут караваны, потому что идти просто некуда. Сомнительно, что город вообще можно вернуть обратно во владение колонистов — в лесах вокруг него множество стойбищ коренных жителей, в любой момент готовых повторить свой ужасный подвиг.
И вот сейчас, когда гипотетический фронт откатился на почтительное расстояние от побережья, я отправляюсь туда — в Нортляндию. Экспедицию спонсирует университет Мэйнхеттена, и это было крайне сложно и дорого — заставить капитана взять с собой такой ненужный балласт, как я.
Улица шумит, как многоголосый оркестр. С одной стороны, из паба, доносятся громкие выкрики портовых пьянчуг, с другой, басовитый смех. Толпы, как таковой, нет, но моряки, пони в белых бескозырках, быстро сколачиваются в группы, видимо, им неудобно быть поодиночке. И направление движения почти у всех одно — к причалам, где возвышаются мачты «Тихой Антонии».
Перед тем, как снять очки, мне приходится воровато оглядываться. Магию, говорят, в этой части мира не жалуют, единорогов не так много, как, к примеру, в Эквестрии, и это накладывает на меня некоторые обязательства. К примеру, на въезде в страну, мне категорически запретили использовать рог, как оружие. И сейчас, перед отплытием, я меньше всего хочу, снимая очки, кого-то напугать и попасть в полицию.
Но в толпе, которая, несомненно, у корабля образуется, я могу очки разбить. Это недопустимо. Так что, я благоразумно свернул с главной улицы в закоулок, хорошо освещенный газовым фонарем.
Тут, я спокойно, без лишней суеты, позволяю себе снять очки.
— Сэр, вам плохо?
Я мог бы догадаться, что отошедший пони мог вызвать в толпе внимание, отнюдь не лестное в данный момент.
— Нет, все хорошо, спасибо, — вежливо возвращаю я на глаза очки. Без них я бы не мог увидеть лица моего собеседника. Хотя, оно мне и не было интересно, но этикет обязывает.
Первое, что меня одновременно поразило и испугало — пони был в форме. В полотняной форме, цвета песка, отороченной на краях искусственным мехом. Форма экспедиционного корпуса Нортляндии имела свой отличительный знак — именно такие меховые вставки. Теоретически, они должны были помогать солдатам пережить холодные ночи.
Что касается внешности: у пони была нелепая козлиная бородка, был он серой масти, кьютимарки из-за формы видно не было. Грива уже в изобилии покрылась благородной сединой.
Кажется, он успел побывать в боях. Он мог бы многое рассказать мне о Нортляндии, жалко, что я так спешу на корабль. А он, судя по тому, что у него на форме не было бирки (ее нас попросили нашить, чтобы упростить пропуск на корабль), уже сошел на берег.
— Вы в Нортляндию, сэр...
— Нотсон, — услужливо дополнил я. — Эдигари Нотсон, преподаватель этнографии в Мэйнхеттенского университета.
Мой собеседник только кивнул.
— Так вы в Нортляндию?
— Да, рабочая поездка. Сбор информации о коренных народах, знаете ли. — высокопарно начал было я, но осекся, понял, что ему это неинтересно.
— Мистер Нотсон, в своем путешествии вам придется не раз общаться с жителями Побережья и, возможно, северных районов. У меня была бы к вам просьба. Мне нужно найти кое-кого. И передать ему письмо.
— Кого?
— Сослуживца. В последний раз я видел его в Отголоске, много месяцев назад. Большой мой друг, во всех смыслах этого слова.
— Сомнительно, что в Отголоске остался хоть кто-то живой, сэр. Простите.
— Ничего, мистер Нотсон, вы совершенно правы. Там не осталось никого. Но мой друг всегда был чрезвычайно везуч. Не думаю, что он мог сгинуть в пожаре Отголоска. Ему нужно доставить письмо. Очень важное, уверяю вас, если он жив, он очень хочет его получить. Письмо, смею сказать, государственной важности.
— Это все звучит очень и очень интересно. Но как я его смогу найти?
— О, не сомневайтесь. Если мой приятель жив — здоров, то вы несомненно о нем услышите. Он личность колоритная.
Вдали грянул гудок. Первый звонок в спектакле этого путешествия.
— Сэр, мне пора, — я встрепенулся, нахохлился, немного занервничал. Терпеть не могу опаздывать.
— Возьмите, — он просто воткнул мне в зубы толстую папку, видимо, до отказа забитую документами. — Это поможет вам его найти. И передать. Это очень важно. Я готовил все эти записи почти два месяца. Тут выдержки из дневников, письмо, которое следует передать. Возможно, вам, как новичку в Нортляндии, мои знания, описанные там, окажутся полезными. А теперь, позвольте я откланяюсь. Мне предстоит еще долгое путешествие в Понивиль.
Что правда, то правда. Я послушно кивнул, сжимая в зубах папку, и, развернувшись, бегом направился к кораблю.
*
«Тихая Антония» благополучно отплыла, провожаемая сотнями горожан. Нам салютовали пушки, рассыпая по черному тучному небу яркие звездочки фейерверков.
— Мистер Нотсон, вам предстоит познать самое страшное бедствие на корабле после чумы и жажды, — заметил капитан, когда мы стояли на обдуваемой всеми ветрами корме, наблюдая за тем, как огоньки Надиры прячутся в неизвестности — Скуку. Вы запаслись десятком книг, которые будете читать в течение следующих трех-четырех месяцев?
— Не беспокойтесь, меня практически на трапе обеспечили чтивом.
Становилось холодно, так что я спустился в свою каюту. Маленькая, вполне удобная, что немаловажно — отдельная. Кровати не было, зато были два гамака, один над другим. Видимо предполагалось, что в каюте будет ночевать офицерский состав, а так как я был в комнатке один, я спокойно свалил в верхний гамак свои многочисленные вещи первой необходимости.
Естественно, первым делом, я осмотрел полученный сегодня документ. В папке было великое множество листов, иногда написанных от руки, иногда печатных, было несколько фотографий, увы, ни на одной таинственного «сослуживца» не было. Зато было письмо, мятое, обожженное, написанное потекшими чернилами.
Мелкий, танцующий почерк, будто писали на колене. Кто его знает, может, так оно и было.

«Дорогой Эд.
Скорее всего, ты уже в безопасности, если читаешь это письмо. И я за тебя несказанно рад, потому что мне, похоже, сейчас ой как не сладко.
У меня не было времени рассказать тебе все там, в Отголоске. Это письмо я написал, пока мы держали караул на площади. Мне только что поведали, что скоро будет собираться группа, будет выходить из окружения. Я сразу посоветовал тебя, потому что ты имеешь действительно высокие шансы выбраться. А значит, и выполнить мою просьбу.
Если все пошло по плану, вместе с этим письмом ты получишь большую амбарную тетрадь. Ты не раз ее видел, и отлично знаешь, что это мой дневник. На протяжение всего похода, я оставлял там записи, свои наблюдения, мысли. Жалко, что эта тетрадь единственная, которая уцелела после пожара, ведь я возил за собой пять таких. Но, с другой стороны, это и к лучшему, у тебя будет меньше бесполезного груза на спине.
Я не знаю, чем закончится эта осада, но есть просто огромная вероятность, что я не выйду из города, даже если очень постараюсь. Я слишком явная мишень для окров, да и вчерашний день доказал, что меня местные без внимания не оставят не при каких обстоятельствах.
У меня есть должок на Юге. Очень большой должок. И тяжелая ноша вины. Так что, Эд, будь другом, передай последнюю часть моего дневника в Понивиль. Не перешли, а именно передай. Считай это моим капризом. Ты знаешь кому, я не раз тебе рассказывал. Но, если что, в дневнике, на первой странице, есть адрес.
На этом я заканчиваю это письмо. Должен сказать, дружище, ты был просто отличным воякой. Жалко, что судьба запросила тебя в эту дурацкую Нортляндию.
Очень надеюсь, что ты остался обо мне хорошего мнения. Я желаю тебе удачи. Никогда не суйся больше в этот проклятый край.

Твой друг,
Макс»

*
«Тихая Антония» плывет вперед, разрезая своим носом многочисленные волны. Несколько месяцев плыть упорному кофу до Нортляндии.