Небесные ноты
Небесные ноты
Горькая дрожь в копытах, чёрная пустота сознания, нарастающий гул в ушах... "Хотя нет, гул в ушах — это уже лишнее", — подумала Октавия, открывая наконец свои красивые пурпурные глаза. Она окинула взглядом небольшую комнатку, где готовилась к предстоящему выступлению, и остановилась на своей любимой виолончели. Стройные очертания инструмента почему-то всегда радовали глаз, поднимая настроение кобылке, но сейчас Октавия слишком нервничала, чтобы обращать на них внимание. И нервы её перед каждым публичным выходом были натянуты, словно струны той самой многострадальной виолончели. Впрочем, ко всему можно привыкнуть, вот и Октавия давно уже привыкла к подобным переживаниям. Она сейчас выйдет на сцену и вне всяких сомнений отыграет так, что ей будет аплодировать весь Кантерлот. Наверное...
Цок-цок-цок.
Стук копыт раздаётся по коридору, ведущему к выходу на сцену. Её поддерживают остальные участники коллектива, зная, насколько это важно для волнующейся земной пони. Октавия в последний раз смотрит на свою любимую виолончель, затем уделяет внимание кьюти-марке в виде скрипичного ключа для поднятия боевого духа. "Давай, Окти, это твоё предназначение", — шепчет она себе. И вот, яркий свет прожекторов на мгновение ослепляет, уши противятся резкому звуку приветственных аплодисментов, дрожь в копытах усиливается, но от всего этого нужно абстрагироваться. Сейчас есть только серая пони и её виолончель. На секунду Октавия отрывается от мыслей, обращая взор к толпе. Из-за приглушённого света лица их почти не видны, но абсолютно точно все они в нетерпении смотрят на неё и остальных музыкантов в ожидании действа. Буря эмоций охватывает кобылку с виолончелью, но всё это тут же проходит, когда среди серой массы она в считанные мгновения находит белую единорожку с немного неряшливой синей гривой. "Она никогда не приводит свою причёску в порядок, хорошо хоть очки сняла", — внутри себя улыбается Октавия и начинает играть...
"...самую замечательную музыку на свете", — думает Винил Скрэтч, но никогда в этом не признается вслух никому, даже своей любимой подруге. Да, диджею может и не совсем должна быть по душе классика, если только её не исполняет Октавия. Уши всех без исключения пони в зале неотрывно вслушиваются в потрясающую по своей красоте и эмоциям музыку, впуская в свои сердца течения самых душевных мелодий. Музыканты на сцене играют выше всяких похвал, но алые глаза белой единорожки обращены лишь только на одну кобылку, что усердно трудится смычком, извлекая из стройного инструмента нежные звуки жизни.
Октавия прекрасна. Глаза её закрыты, голова и тело тихонько движутся в едином порыве с мелодией, создавая впечатление единения. "Они будто созданы друг для друга: Тави и виолончель", — внезапно для себя усмехается Винил, получая парочку осуждающих взглядов от сидящих рядом джентльпони. На секунду пурпурные глаза открылись, и диджей вне всяких сомнений могла сказать, что смотрели они прямиком на неё. "Давай, Тави, ты знаешь, как я болею за тебя, даже если не подаю вида", — думает Винил Скрэтч, тем не менее вкладывая в ответный взгляд всю полноту эмоций. Невероятно, но это действует даже на таком расстоянии. Октавия играет ещё более воодушевлённо и завершает концерт сольным номером так, что пони встают в овациях. Это очередной успех; толпа начинает выкрикивать её имя, не желая успокаиваться даже когда она вместе с остальными музыкантами покидает сцену.
Эйфория от такого грандиозного фурора быстро сходит на нет, так что теперь Октавия снова одна, сидит в своей концертной комнатке наедине с виолончелью, задумчиво теребя копытом бессменную розовую бабочку на шее. "Так вот на что похожа жизнь со славой", — грустно вздыхает она, в который раз окидывая взглядом пустующее помещение. Рядом на столике стоит чашка с остывшим ромашковым чаем. Октавия машинально протягивает к ней копыто, вслушиваясь в тиканье настенных часов. Горьковатый вкус напитка неприятным холодом разливается по телу, оставляя смешанное послевкусие, напоминающее кобылке о впечатлениях от собственного выступления. Ещё пару десятков минут назад Октавию окружали восхваляющие её пони, но какое значение это имеет сейчас? Она снова одинока... И так происходило из раза в раз, после каждого концерта. А затем бесконечные репетиции, гастроли, новые концерты, новые овации, новые пони, скандирующие её имя. Только внутри пустота, которую этим не заполнить.
Чашка с чаем тоже постепенно пустеет, заставляя впавшую в раздумья пони очнуться от мыслей и вспомнить о времени. Октавия просидела так почти час, не обратив внимания даже на почти догоревшую свечу на столе. То ли вздохнув от грусти, то ли просто пытаясь задуть её, кобылка гасит едва трепещущийся огонёк и уходит прочь. На улице её всё ещё поджидает восторженная публика, норовя снова встретиться со своим музыкальным кумиром. Но опечаленные глаза виолончелистки не обращают на это внимания, лишь выискивая в толпе очертания взъерошенной синей гривы. Октавия кое-как отделывается от бурлящего океана копыт и эмоций, скрываясь в ближайшем саду.
— Я знала, что ты непременно поскачешь от всех этих зануд именно сюда, — слышит серая пони знакомый насмешливый голос.
— Винил! Как я рада тебя видеть, — Октавия наконец облегчённо выдыхает, видя перед собой любимую подругу. Будто невидимый щит внезапно оградил её от всех грустей и печалей, что тревожили ещё буквально пару минут назад.
— Я всегда знала, что все пони, приходящие послушать классику на твоих концертах, чокнутые, — ослепительно улыбается диджей.
В глазах её уже играют озорные искорки, но Октавия прекрасно знает, что на самом деле это искорки добра:
— Ты тоже всегда приезжаешь на мой концерт в Кантерлоте.
— Ну я-то уж и сама знаю, что чокнутая, для этого мне никакие концерты не нужны, — Винил Скрэтч подмигивает и уже не так задиристо добавляет: — Ты потрясающе играла сегодня, Тави.
Октавия ничего не отвечает, просто улыбнувшись. Пустота в душе мгновенно заполняется уютом и теплом; кобылка бы наверное так и простояла вечность напротив своей лучшей подруги, если бы Винил не прервала это молчание:
— Мне завтра в Понивилль уезжать...
— Значит у нас с тобой осталось всего несколько часов? — Октавия снова грустно опускает голову, возвращаясь к суровой реальности.
Так происходило всегда: единорожка приезжала в Кантерлот лишь для того, чтобы посмотреть хотя бы одним глазком на выступление подруги, а на следующий день они вынуждены были расставаться, потому что у Октавии своя жизнь, полная репетиций и гастролей, а Винил жила в Понивилле, не имея возможности постоянно быть рядом. Серая кобылка прекрасно знала, что диджей много средств спускала на то, чтобы увидеть её выступления воочию, но ведь Винил сама в этом никогда не признается...
— Ну, если ты вкладываешь в понятие "несколько часов" всю ночь, то да, — внезапно отвечает единорожка.
Октавия недоумённо смотрит на неё, чувствуя, что именно этого она в глубине души и хотела. Винил понимает её по одному только взгляду.
— Пойдём отсюда, — наконец произносит Октавия, снова машинально протягивая копыто к своей бабочке.
— Куда же мы пойдём?
— Куда-нибудь...
Двое пони неспешно прогуливались по почти опустевшему ночному Кантерлоту, наслаждаясь моментом столь желанных тепла и близости. Сейчас им не нужны были ни слова, ни эмоции — только простое понимание того, что рядом находится пони, которой ты не безразлична. Аккуратно вымощенная булыжником дорога наконец привела Винил и Октавию к главным городским воротам, словно догадываясь о сокровенных желаниях обеих кобылок скрыться подальше из большого города, чтобы сполна насладиться лишь только обществом друг друга. Живописная природа, окружающая столицу Эквестрии, создавала атмосферу умиротворения и покоя. Лёгкий тёплый ветерок ласкал шёрстку подруг, аромат ночных цветов незабываемым чувством растекался по телу, пробуждая ото сна самые потайные уголки сознания. Казалось, всё в этом мире преобразилось, повинуясь позыву свежести летней ночи.
Октавия и Винил свернули в ближайшую рощицу, неспешно продолжая свой путь среди приветливо шелестящих зелёной листвой деревьев. Узенькая тропинка незамысловато петляла, уходя в неизвестность, однако кобылок это нисколько не волновало, ведь ничего и никого, кроме них, в мире сейчас не существовало. Наконец, деревья расступились, открывая взору подруг потрясающую картину всего великолепия природы: прямо посреди небольшой низины, зеркальным блеском отражая лунный свет, серебрилась водная гладь озера; небольшие аккуратные кустики вокруг будто скрывали это место от посторонних глаз, наполняя свежестью и без того чистый воздух; в траве мерцали слабенькие огоньки светлячков. Наверное, во всей Эквестрии сложно было бы найти более райский уголок. Октавия и Винил улеглись вместе на мягкую траву в лунной тени дерева, не став спускаться к берегу, просто любуясь водной гладью озера. Мерный шум покачивающегося на ветру камыша и листвы деревьев сладкой мелодией отдавался в ушах, словно погружая в транс. Винил подперла копытом голову, разворачиваясь к серой земной пони, даже не пытаясь скрыть улыбку наслаждения.
— Мне кажется, что я не помню дорогу назад. Должно быть, мы тут надолго застряли, Тави, — усмехнулась диджей.
— Ну, если ты вкладываешь в понятие "надолго" всю ночь, то да, — почти шёпотом ответила Октавия, медленно подвигаясь ближе.
Винил почувствовала её тёплое дыхание рядом с собой, замирая на мгновение от небольшого смущения. Копыта земной пони нежно приобняли единорожку, и Октавия тихонько засопела на груди у своей любимой подруги. Винил Скрэтч осторожно, почти не дыша, поглаживала её аккуратно уложенную гриву, думая про себя, что сейчас нету никого счастливее неё на свете. Да, пройдёт несколько часов, и они снова расстанутся, возвращаясь к серой повседневности жизни, но сейчас это не важно. Сейчас они обе просто счастливы. Октавия продолжала тихонько сопеть, любя обнимая Винил, словно мягкую игрушку.
— Как я тебя понимаю, Тави, — едва слышно прошептала диджей, — ты ведь постоянно совсем одна, вся в работе, в музыке. А я очень скучаю по тебе всегда, хотя может и пытаюсь не подавать вида.
— Я знаю, — так же тихо ответила серая земная пони. — Порой это всё так надоедает. Так хочется простого тепла и уюта, в которых можно раствориться, забыв на время обо всех заботах, что не дают покоя.
Октавия ещё сильнее прижалась к своей подруге, отрывисто вздохнув, и обе взглянули в небо. В тёмно-синем небосводе под наблюдением яркой луны причудливым калейдоскопом объединялись в созвездия сияющие звёзды. Ночь выдалась необыкновенно ясная, позволяя насладиться каждой частичкой этого великолепия.
— А помнишь, как мы с тобой раньше постоянно спорили о том, чья музыка лучше? — внезапно прервала молчание Октавия, поглаживая копыто Винил.
— Ещё бы не помнить, ты всегда так мило и интеллигентно раздражалась — диджей широко улыбнулась, продолжая глядеть в ночное небо.
Серая кобылка издала тихий смешок.
— Это было так глупо, — снова вспоминала она, — ведь на самом деле самая замечательная музыка совсем другая.
— Тави..? — Винил заинтригованно перевела взгляд на свою подругу. Та, прикрыв глаза, всё так же обнимала её, положив свою голову на её мерно вздымавшуюся от дыхания грудь.
— Я слышу биение твоего сердца, — немного помолчав, ответила Октавия, — и это и есть лучшая музыка на свете. Никакие симфонии в исписанных нотами бумагах не сравнятся с ощущением твоей близости. Её мелодия заключена здесь, в шуршании камыша на ветру, стрекочущих в зарослях сверчках, сиянии калейдоскопа звёзд. Они, словно небесные ноты, всегда будут хранить воспоминания об этой ночи, что я провела с тобой в забвении от всего остального мира...
Винил почувствовала, как сладостная дрожь волнения разливается по её телу; единорожка медленно наклонила голову и осторожно поцеловала душистую чёлку Октавии.
— Я опять буду скучать по тебе, Тави, — прошептала она ей на ушко.
Серая кобылка снова вздохнула, потихоньку погружаясь в объятия сна. Винил продолжала гладить её гриву, пока сама не оказалась в оковах сладкой дремоты, потихоньку проваливаясь от реальности всё дальше и дальше в глубины своего сознания.
Всю ночь они так и проспали вместе, потеряв счёт времени, так что единорожка едва не опоздала на свой поезд в Понивилль на следующее утро. Она пробудилась первой в едва появившихся лучах восходящего солнца. Лёгкая утренняя дымка витала над озером, роса на травинках нежной прохладцей ласкала шёрстку, отчего по телу Винил пошли мурашки. А может, всё дело в теплом дыхании спящей рядом самой дорогой пони?
— Тави, уже утро, нам пора... — так же на ушко прошептала диджей, едва сдерживая внутри себя печаль от предстоящего расставания.
Видимо, это отразилось в её голосе, ибо Октавия прекрасно поняла, насколько горько сейчас её подруге возвращаться к реальности. Она и сама сильно будет скучать по Винил... или скучать нет никакого смысла?
— Я никуда тебя не отпущу, — сдавленно произнесла серая земная пони, открывая свои красивые глаза. — А лучше просто поеду вместе с тобой...
— Но как же твои концерты, репетиции, поклонники?
— Никуда они не денутся, — твёрдо ответила Октавия, наконец поднимая голову, чтобы взглянуть прямиком в алые глаза любимой пони. — Я просто хочу побыть с тобой. Это единственное, что мне нужно; что нам нужно, Винил, — добавила она, снова обнимая подругу. — Спасибо, что ты есть у меня...
Они так и уехали вместе. Внезапное исчезновение Октавии сильно взбудоражило музыкальную общественность Кантерлота, но, в конце концов, какое это имело значение? Может, толпа больше и не скандировала имя виолончелистки, но зато теперь у неё было много больше: самая любимая кобылка рядом, всегда готовая поддержать и утешить, обогреть теплом и заботой, прогнать все тревоги и печали. В их памяти так навсегда и останется та ночь, что симфонией небесных нот перевернула жизнь обеих пони.