Fallout: Equestria - Frozen Shores
Глава 1 - Ночной полёт
FALLOUT: EQUESTRIA
FROZEN SHORES
Часть 1. Rocky road to Tall Tale.
Если некуда лететь — полетай в Антверпен
Тикки Шельен
Глава 1. Ночной полёт
Улетев из дома,
Трассой незнакомой,
На пернатых парусах, над прозрачной теврдью...
Тикки Шельен
Суров и грозен Север в своей первозданной красоте. На многие мили тянутся бескрайние просторы разноцветного одеяла тундры, пестрящей озерцами зарослей карликовых берёз, перемежающихся мхами и чахлой травой. Тундру эту окаймляют с юга и юго-запада невысокие угрюмые Хризолитовые горы, отделяя её от поросших полосами тайги лесистых долин Теневого хребта и Изумрудной гряды. По каменистым уступам этих долин катятся поспешно прозрачные и чистые горные речки, неся свои хрустальные воды в Бирюзовое, Нефритовое и другие озера, которые лежат на самом дне одноимённых ущелий. На севере Корундовый хребет, Сомброва гряда и Восточное Взгорье закрывают с трёх сторон от любого проникновения таинственное Плато Сомбры, с его опасными обитателями и залежами алмазов и каменного угля. К северу от Плато Сомбры лежит Хребет Вендиго, и за ним уже начинается настоящее царство Стужи – бесконечные льды, куда не ступала ещё копыто пони. А к западу от Хризолитовых гор, недалеко от Стылого побережья, находится заветная Хрустальная долина, отгороженная от всех невзгод дикого Севера Яшмовым хребтом и Сапфировыми горами. Сапфировые горы называются так совсем не потому, что в них добывают много сапфира, а из-за того, что принимают порой в лучах восходящего солнца незабываемый тёмно-синий оттенок.
А как же прекрасен этот край весной, и особенно коротким северным летом! Снега и льды уходят, уступая место разноцветному травяному ковру, украшенному россыпью разноцветных трав. В отдельные деньки температура может повышаться очень высоко, вынуждая местных обитателей сбрасывать свою тяжёлую зимнюю шубу, и обзаводиться короткой летней шёрсткой. Немногочисленные лиственные деревья покрываются зелёным нарядом, а в кустарниках появляются лакомые ягоды — клюква, морошка, брусника.
Но в равной степени как Север красив, так он и опасен! Край населён во множестве дикими животными, как не очень опасными травоядными, так и хищниками. Из последних во множестве встречаются волки, злобные и чаще всего голодные, поджарые и мускулистые полярные волки. Эти твари выносливы, сообразительны и очень хитры, и дерзко нападают даже на небольшие поселения. Большую опасность представляют снежные бараны и полуразумные овцебыки, стада которых кочуют по приполярной степи туда-сюда вслед за отрастающим ягелем, и агрессивные воинственные карибу, властители арктической тундры. Особенно опасны табуны дикарей-пони, прозванных «йети» за их устрашающий вид – они одеваются в косматые шкуры, увешанные костьми. Со своими точно разящими луками и короткими копьями с костяными наконечниками, йети являются страшным противником. Однако, даже они не претендуют на звание самого страшного северного обитателя. Нет, эту нишу давно и прочно закрепили за собой Порождения Стужи, они же Отродья Вендиго, Стылые, Снежные Монстры – называйте, как хотите. Никто не знает, откуда они появились, и что им надо, но то, что встреча с несколькими Отродьями чаще всего ведёт в могилу — и солдаты, и гражданские уяснили очень быстро.
Порождений у Стужи было множество – это и ледяные ходоки, в которых в одночасье превращался любой погибший от Ледяного поветрия; и ночные охотники, таинственные твари, действующие исключительно под покровом темноты; и огромных размеров иркуйемы, дальние родственники Большой и Малой медведиц; и подлёдный змей олгой-хорхой, пожирающий добычу внезапным броском из-подо льда; и «располовиненный дух» палэсмурт, трясущий выпадающими из разрубленного брюха внутренностями; и призраки-утбурды, и ещё много кто.
Появляясь внезапно и неотвратимо, они нападают на стойбища и табуны коренных жителей Севера, вынуждая их собирать пожитки и откочёвывать южнее и южнее, подальше от опасности. Порой натиск бывает настолько силён, что вызывает целые волны миграций, которые накатываются на обжитые цивилизованными пони места, как девятый вал. Естественно, от постоянных стычек любви между цивилизацией и дикостью быть не может: идёт постоянная война. Воевать местные не любят, но изучили эту науку очень хорошо, так что не уступают порой в боевой подготовке армейским подразделениям. Вот почему правительство Кристальной Империи вынуждено отгородиться от тундры цепью аванпостов, и постоянно держать под копытом отмобилизованную армию. Прецеденты прорыва дикарей уже были, и заканчивались они большой кровью, так что властью облечённые предпочитали перебдеть.
Тяжесть службы на аванпостах делили между собой несколько армейских подразделений. Основную массу бойцов представлял Третий Хуффингтонский полк, больше известный под прозвищем “Железное копыто” (Iron Hoof). Армейцы неплохо действовали в обороне, и достойно несли караульную службу, но для ответных рейдов они годились плохо. Наступательные функции обычно выполнял батальон Арктических стрелков Королевского дома (Royal Arctic Rifles battalion). Эти бесстрашные солдаты в белом камуфляже под цвет снега и длинных маскхалатах разведывали в снегах маршруты миграции кочевников, следили за их численностью и настроениями в их обществе, отпугивали дикарей от шахтерских поселений, и если надо было — проводили ответные карательные операции. Относительно небольшой, числом в две сотни штыков, батальон имел в своих рядах проверенных бойцов, и возглавлялся опытными офицерами, которые не один год провели по ту сторону незримой границы, отделяющей северную цивилизацию от царства снегов. И, наконец, по-настоящему секретные задания выполнял “резерв главного командования” — Специальный Тактический Эскадрон им.принцессы Луны (СТЭЛ, или Special Tactics Lunar Squadron, STLS).
Аванпосты имели, конечно же, свои официальные наименования, вернее, буквенно-цифровые тактические обозначения, но известны были по прозвищам, которые им давали солдаты — от нейтрально-милых до глумливых или откровенно неприязненных.
Стоящий на крайнем правом фланге “засечной черты”, например, помимо обозначения на карте “OPt-16” имел полуофициальное прозвище “Тайга”, поскольку находился на самой границе уходящей к югу таёжной зоны. Этот аванпост прикрывал собой территорию, которая вполне могла бы вместить в себя все земли между Филлидельфией и Эпплузой. Земли эти, поросшие густым таёжным лесом, были очень слабо населены: на территории в тысячи квадратных миль ютились несколько деревень вольных бауэров, поставлявших в Долину мёд, ягоды и коренья, там же находились и имперские лесозаготовки, позволяющие сохранять нетронутыми леса в долинах Сапфировых гор. Но главный объект, прикрываемый армейским аванпостом, находился ещё южнее: в поймах таёжных рек располагались золотые россыпи Кольторадо, исправно снабжающие Кристальную Империю этим драгоценным металлом на протяжении ста пятидесяти лет. Строго говоря, аванпост здесь был почти не нужен: из-за близости лей-линии племена дикарей опасались забираться так далеко на юго-восток. Однако командование предпочитало перестраховаться, и держало на отдалённом аванпосте взвод солдат во главе с первым лейтенантом. Солдаты, сменяемые через каждые три месяца, потихоньку зверели от безделья, ведь из развлечений кроме походов в караулы и учебных стрельб аванпост имел лишь “паб” — всем давно осточертевшая закусочная, которую держал неунывающий зелено-рыжий барпонь Хуго.
Чего, в отличие от развлечений, действительно было в избытке — так это гнуса. Мошки и комары буквально свирепствовали, наваливаясь целыми роями, забиваясь в рот и уши, прокусывая даже прочную армейскую одежду.
Солдаты любовно дали Тайге прозвище “гнусоёбина”.
Иногда по реке, медленно катящей на юг свои волны по соседству, сплавляли стволы деревьев плотогоны, временами проходили мимо торговые караваны. Бывало, привозили тележки с товарами жители окрестных деревень, и изредка залетал почтовый пегас. Но случалось и такое, что мирную и до отвращения скучную жизнь аванпоста нарушали какие-нибудь неожиданные визитёры. Как, например, рейдовая группа Арктических стрелков, возвращавшаяся из далёкого похода.
Командовавший группой майор устало выслушал сбивчивый доклад спешно выскочившего навстречу начальника аванпоста, махнув небрежно копытом на попытку отдать честь, и поинтересовался насчет еды и ночлега. И то и другое, естественно, нашлось: стройматериала было в избытке, и при возведении аванпоста пони из Инженерного корпуса ничем себя не ограничивали, отгрохав казарм минимум на роту.
Вымотанная группа расположилась в одном из пустующих корпусов сержантского состава, каждый в отдельной комнате. Майор почти что с ненавистью отщёлкнул ружейную раму, сбрасывая опостылевшее седло на пол, и, морщась, стянул надоевший за несколько недель похода бронежилет. Избавившись от сбруи, он взглянул в висящее на стене большое квадратное зеркало. Оттуда на него глядел средних лет светло-серой масти жеребец, весьма потасканный жизнью. Рыжеватая грива свалялась под шлемом в колтуны, а под глазами набрякли изрядного размера мешки. Видно было, до чего опостылела ему такая жизнь. Однако серо-стальной взгляд, разящий из-под нахмуренных бровей, был по-прежнему твёрд и упрям, резко очерченный рот плотно сжат, а от широкой груди до кьютимарки, изображающей угольно-чёрную тонкохвостую комету, перекатывались упругие мышцы.
— Стареешь, господин майор, сэр, — сказал он своему отражению. — Эдак скоро жалеть себя начнёшь.
Отражение молча согласилось.
Из всех гадостей, которые могли бы с ним приключиться, самой пакостной майор Армор считал то время, когда он сочтёт за лучшее сидеть дома у камелька, и, вороша кочергой угли, будет громко вслух жалеть упущенные им возможности. По порядку. В том, что таковых было предостаточно, он не сомневался. Но даденный в юности зарок — никогда ни о чём не жалеть — до сих пор не давал майору повода оглянуться назад и заняться подсчётом профуканных перспектив. Говорят, что отсутствие рефлексии — это плохо, что, мол, на ошибках все учатся. Майор так не считал, он думал, что гораздо полезнее — не научиться на собственных ошибках, а просто-напросто не допустить их. Особенно в условиях, когда ценой этих ошибок чаще всего является жизнь. Своя, напарника, подчинённого или того больше — жизни защищаемых гражданских.
Группа терпеливо дожидалась своего командира на выходе из корпуса. Это был уже не тот отряд, что действовал под его командованием в районе Корундового хребта. Ужасающие события достопамятного рейда в Стойло 202 выкосили старую группу майора Армора более чем наполовину. Из тех, кто остался, кто поступил в офицерскую школу, как Вельдер, а кто пошёл на повышение в центр, как доктор Маунти. Собственно, изо всей старой группы до сих пор при нём оставался только Майти Бак, давно получивший сержантские шевроны, и сумевший-таки преодолеть свои первобытные страхи.
— Сегодня отдыхаем, — сообщил им майор. — Разрешаю покутить, но без фанатизма. Завтра отправляемся рано, так что постарайтесь выспаться.
Лица бойцов осветились улыбками: разумеется, они уже прознали о наличии здесь питейного заведения, и предвкушали приятно провести остаток дня и вечер.
— Да, предупреждаю, — продолжил командир, — тот олух, что затеет свару с армейскими, будет здесь кормить комаров ближайшие полгода. Все поняли?
Пони смущённо потупили взгляд. Эпизод, когда за день перед выходом в рейд три бойца повздорили в баре с отдыхавшими там же поницейскими, случился совсем недавно, и привёл тогда майора в бешенство. С гауптвахты он их, естественно, вытащил, но на протяжении всего рейда назначал проштрафившихся на все хозработы, при этом не давая ни капли спиртного. И не уставал при случае напоминать им об этом случае.
— Ну раз поняли, тогда вперёд! — с улыбкой скомандовал майор, и бойцы сорвались в галоп, наперегонки устремившись к домику с зелёной вывеской, не оставлявшей сомнений в содержимом.
Паб Хуго был небольшим — в домик едва могли набиться два десятка пони — но уютным и каким-то неуловимо домашним. Над сбитыми из толстых досок столиками, обильно политыми пивом, летали мухи и клубы сигаретного дыма, земляной пол был завален глиняными черепками, а фонари нещадно чадили. По бревенчатым стенам, законопаченным мхом, были развешаны старые списанные обучающие плакаты с похабными подрисовками и комментариями, а на стенке печки красовался явно самодельный постер-календарь с изображением клопающей Рэйнбоу Дэш. Майор присмотрелся: календарь запаздывал лет на пять, а министрокобыла щеголяла униформой Специального тактического эскадрона с неуставными чулками в крупную сетку. Барная стойка, сделанная из располовиненных бочек, сверху была покрыта, как столешницей, фрагментом обшивки самолёта (Армор разглядел порядком стёршуюся эмблему зебрийских ВМС). Поверх стойки громоздился старый кассовый аппарат, а рядом с ним — крупный золотой самородок, явно использовавшийся в качестве пепельницы. За стойкой возвышались стеллажи с батареями бутылок и кружек. Вход на кухню прикрывал потрёпанный флаг Эппллузы периода войн с бизонами.
Под стать пабу были и его обитатели. За кассовым аппаратом возвышался сам хозяин — тёмно-зелёный жеребец с короткой огненно-рыжей гривой и хитрющей мордой. Было понятно, что в ухо от него получить — пара пустяков. В дальнем углу потребляла сидр свободная от караула солдатня, впрочем, не слишком шумящая ввиду присутствия офицеров. Те, количеством четыре хвоста, занимали столик поближе к стойке. Комендант призывно махнул кружкой, но Армор только покачал головой. Настроения пить с кем-то у него не было. Его бойцы рассредоточились по залу — радист и пулемётчик пили пиво у стойки, снайпер с незнакомым сержантом из местных уже гоняли шары на бильярдном столе в углу, а Майти клеил кого-то из армейских кобылок.
Майор подумал, и направился к стойке.
— Что будем пить? — поинтересовался барпонь Хуго, невозмутимо протирая тряпкой глиняную кружку, когда командир взобрался на высокую квадратную приступочку, изображающую барный стул.
— Для начала пиво, а там... а собственно, что у вас есть? — спросил майор.
— Всё, — невозмутимо ответил хозяин.
— И коньяк? — недоверчиво переспросил Армор.
В ответ на это барпонь так же невозмутимо пролевитировал к майору несколько переплетённых листков, означающих меню. Открыв первый листок, тот присвистнул: у зелёно-рыжего Хуго действительно было всё — всё, что может пожелать усталый путник или же неприхотливый вояка. В меню значилось пиво — аж четыре сорта, сидр, джин, водка, виски, и коньяк, правда цена за бутылку “Кристалльного” (не говоря уж об “ЭмберМэйре”) заставляла предположить, что изготовлен он как минимум из слёз Генерал-Губернатора.
Барпонь с торжествующим видом молчал; видно было, что он привык сбивать таким образом спесь с новоприбывших.
Пристыженный майор заказал кружку вайссбира и салат, и спросил, чтобы сбить неловкое молчание:
— И что, часто берут?
— А то! — усмехнулся Хуго. — Караваны из Кольторадо не могут не пройти, не завернув. Всякий старатель знает, что у меня тут — единственный приличный кабак на полтысячи лиг, вплоть до Кристалл-сити. А бабло у них водится, вон хотя бы... — и он кивнул на золотую пепельницу.
— Кто-то купил пару шотов “Эмбера”? — пошутил майор.
— Копытом в небо, военный. Это старичок тут один приходил. Десять лет, говорит, мыл и копал золото, и ни одной крупинки, а тут вот такая вдруг удача. Налей-ка мне виски! И тычет камушком, мол, расплачусь. А у меня откуда столько сдачи? Так ему и говорю: мне вам не сдать. А он: наплевать, сынок, на сдачу. Я своё уже отжил, куда мне такая куча золота? Ни родных не осталось, ни друзей. Ты бери его себе, но обещай поить в течение года бесплатно любого золотоискателя, который к тебе зайдёт. Я прикинул, и согласился. Дедок надрался вдрызг, а утром, как протрезвел, ушёл обратно в тайгу. Камушек, понятное дело, остался.
— Так что, и поил весь год золотодобытчиков бесплатно? — заинтересовался историей Армор.
— Угу, — кивнул угрюмо зелёный пони. — Я потом подсчитал как-то на досуге: старый хрен мне ещё должен пол-такого камушка остался. Кто-то слух пустил, что гнусоёбский Хуго наливает на халяву. Вот и повадились, любители... А дедка того я больше не видел.
Майор невольно рассмеялся. Барпонь был так искренен в своём негодовании, что вызывал неподдельную симпатию. Да и вообще — обстановка бара, его атмосфера были настолько милы, насколько вообще может быть милым незатейливый армейский или околоармейский юмор.
— Да ты сладкоежка, парень! — усмехнулся Хуго, когда майор заказал черничные маффины ко второй кружке пива. — Прямо как Селестия.
— Да, с прабабкой мы похожи, — кивнул с набитым ртом Армор.
— Шутник, — прокомментировал барпонь. Майор хмыкнул. — Вот мои предки из Блэнкфаста всегда говорили, что закусывать пиво стоит только виски, и никак иначе. Впрочем, в Сталлионграде вроде бы мешают его с водкой, хотя пить такую гадость я бы постеснялся. С сидром ещё куда ни шло — как поётся в старой песенке, “нам добрый сидр на радость дан”...
Под россказни барпоня три часа пролетели как одно мгновение. Насладившись пивом и утолив голод, майор уже собрался было уходить, как вдруг почувствовал низкий, на грани слышимости, гул. Услышавшая тот же гул солдатня за соседним столиком явно оживилась.
— Ага, — сказал Хуго, и выставил на стойку два бокала с виски.
— Что это? — удивлённо переспросил Армор.
— Почта.
Майор ещё не успел допить своё пиво, а дверь паба распахнулась, и внутрь ввалилась подмёрзшая парочка — пегас и кристаллопони. Оба в утеплённых кожаных куртках, крагах из медвежьей шкуры и мохнатых шапках (пегас ещё и в лётных очках). Их одежда была покрыта инеем и сосульками, а самих почтальонов нещадно колотило. Молча парочка проследовала к барной стойке и так же молча заглотила виски в один приём. Пегас в изнеможении опустился на сиденье, а кристаллопони стянул шапку, обнажив кудлатую розовую гриву, и протянул жалобно:
— Ребята, скажите, что хоть здесь они появлялись, а?
— Что, кто именно? — не понял Хуго.
— Разведгруппа снеговичков. Вторые сутки мотаемся по Восточному сектору, и не можем найти! — с отчаяньем в голосе проговорил почтальон. — Разве что в Кольторадо и не были ещё...
— Что случилось? — подошёл к нему майор. — Я командир группы.
— О, слава Каденции! — всплеснул копытами кристаллопони. — Наконец-то! Майор Армор, вам срочный пакет из штаба!
Он начал рыться в карманах куртки, приговаривая: “и ведь всё вокруг облетели, кругаля хорошего дали, не жрамши уже сорок часов, помёрзли как собаки...” и в конце концов вытащил смятый конверт, запечатанный большой синей штабной печатью.
Пропустив мимо ушей причитания почтальона, майор выхватил пакет у него из копыт, наискось взломал печать и быстро пробежал глазами текст. Потом опустил листок, в недоумении посмотрел на почтальона, и снова перечитал послание. Текст приказа, что характерно, оставался тем же: майору предписывалось срочно сдать командование заместителю и на почтовом фургоне немедля прибыть в Кристалл-сити, в распоряжение верховного командования.
— Прочитали? — спросил почтальон. — Готовьтесь, через полчаса вылетаем.
Пегас уткнулся мордочкой в миску, которую ему подставил заботливый Хуго, и жадно поглощал её содержимое, не заботясь о внешних приличиях. Его розовогривый напарник тем временем извлекал из бездонных карманов куртки пакеты и конверты, передавая их появившемуся коменданту.
— Я всё-таки не возьму в толк, отчего такая спешка? — недоуменно переспросил майор.
— Не зна-аю, — страдальчески воздел глаза почтальон, — мне только сказали, что если мы вас не привезём на третий день — нас с Клаудом законопатят на самый поганый рейс до конца дней моих.
Пегас кивнул, не отрываясь от миски.
Майор вздохнул и покачал головой. Ситуация ему не понравилась. С такой срочностью везут либо на свадьбу, либо на заседание военного трибунала. Первая ему не грозила, а вот второй... хотя шутки в сторону: случилось, и верно, что-то очень серьёзное, раз потребовало таких мер.
Он подозвал к себе сержанта Майти, который, покинув водевиль пару часов тому в компании подружки, уже успел вернуться, и вдохновенно спорил о чём-то с местным техником.
— Что не так, командир? — спросил тот, подойдя к майору.
— Всё не так. Меня срочно отзывают в штаб. Отбываю через полчаса. Так что вести группу на базу Шэдоу-вэлли придётся тебе.
— Вот так веселье! — озадачился Майти. — А вас куда?
— На расстрел, — криво усмехнулся майор. — Шучу, шучу, — сказал он, глядя на изменившегося в лице сержанта. — Просто “в распоряжение командующего”. Понятия не имею, что это означает, но раз генералитет желает видеть меня пред свои светлы очи — негоже его расстраивать. Впрочем, тебе достался не самый трудный участок пути. Дойдёте до лодочной станции в пяти милях отсюда, потом вверх по реке до Мидвэя, ну а дальше знакомые места, разберёшься...- Он ободряюще хлопнул сержанта по плечу, и отправился за своим снаряжением.
Через полчаса вся разведргуппа стояла по стойке “смирно” рядом с готовым к старту пегасолётом, провожая майора в путь. Солдаты с тревогой глядели на своего командира, гадая, что же всё-таки могло вынудить командование так внезапно обезглавить их отряд. Майор улыбнулся, забираясь в покрытый промёрзшим брезентом металлический кузов, и уже стоя внутри, отдал своим бойцам честь и помахал свободным копытом. Те ещё сильнее вытянулись, потом, смешавшись, заулыбались и принялись махать в ответ.
Армор попытался кое-как разместиться внутри, но получилось это довольно относительно: говорить о каком-либо комфорте применительно к армейским пегасолётам было трудно. Металлические лежаки, застеленные холстиной, да багажный отсек с ремнями для принайтовки ящиков — вот всё его внутреннее убранство. Особо не развернёшься. Кузов задёргался — кто-то залезал по лестнице. Он ожидал увидеть розовую гриву почтальона, однако ошибся — то были рыжие вихры барпоня.
— Эй, майор, — зыркнул весело Хуго, — мне тут шестое чувство подсказывает, что ночка будет у вас той ещё, поэтому держи-ка! — и с этими словами он протянул Армору бутыль.
— Шестое чувство, говоришь? Твою прабабку звали случайно не Пинки Пай? — усмехнулся майор.
— Нет, — на полном серьёзе ответил барпонь, — но как-то похоже: то ли Инки Пай, то ли Блинки Пай. В любом случае тебе эта штука пригодится больше.
— Золотой Кантерлотский! — воскликнул Армор, повернув бутылку этикеткой к свету. — Ещё довоенного выпуска! Мне кажется, или ты пытаешься подарить мне коньяк двухсотлетней выдержки?
— Ага. Ещё совет один дам: не выбрасывай бутылку, как допьёшь, а наполни её чем-нибудь крепким, и у тебя снова будет коньяк двухсотлетней выдержки.
Майор рассмеялся. Шутка была вполне в духе Хуго.
— А что там на самом деле?
Владелец паба усмехнулся.
— Чудесный яблочный кальвадос. Рецепт прадедушки Флэма. Не двести лет, конечно, — пожал плечами он, — но года три он в подвале точно пролежал. Удачи тебе, майор!
— И тебе. Спасибо!
Голова барпоня исчезла, уступив место на трапе влезающему в кузов почтальону.
— Хорошо устроились? Тогда держитесь крепче: мы взлетаем, — сообщил тот. — Полёт будет прямой и быстрый, но потрясёт изрядно.
— Не впервой, — буркнул майор, пряча бутылку. — Сколько часов до пункта назначения?
— Часов шесть где-то, при постоянной скорости в двести пятьдесят. Успеете выспаться, если получится, конечно.
— Это я и собираюсь выяснить, — вздохнул Армор.
Почтальон стукнул копытом в переднюю стенку, и пегасолёт пришёл в движение. Пилот взял длинный разгон: фургон трясло и подбрасывало на дорожных кочках около минуты, прежде чем сцепка пегаса и влекомого им кузова резко подпрыгнула, и с небольшим повышением плавно пошла вверх и вперёд.
— Проснитесь, сэр! Да проснитесь же! — майор очнулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Разлепив глаза, он увидел окутанную паром и снежинками фигуру в толстой меховой куртке, и не сразу сообразил, где находится. — У нас серьёзные проблемы.
— Что? — от мощного зевка чуть было не свело скулы. Единорог бросил взгляд на ПипБак, и поморщился: прошло от силы четыре часа. Он повёл плечами, и попытался выпрямиться. От прикосновения шёрстки к промёрзшей ткани мундира майора передёрнуло, ноги разъезжались, а прилипчивый сон никак не хотел уходить прочь.
Он внезапно понял, что ноги разъезжаются отнюдь не сами по себе: фургон пегасолёта здорово мотало, как будто он не летел на высоте в милю, а фигурял по трассе для слалома. Вставший на конечности майор схватился за борт, чтобы не упасть. Почтальон деловито рылся под собственной лежанкой.
— Так что случилось? — переспросил Армор, пытаясь стоять более-менее вертикально.
— Стимфалиды, — коротко ответил кристаллопони, вытаскивая на свет ручной пулемёт устрашающей конструкции.
Словно в ответ снаружи раздался клёкот и резкий крик, больше похожий на царапанье ножа по тарелке. В борт что-то застучало. Хотя температура была и так донельзя низкой, майор похолодел. Стимфалиды, или кристаллические птицы, обладали злобным характером и умением прицельно пулять собственные перья, которые имели алмазно-твёрдый и такой же острый стержень. Ко всему, птички были хищниками, и не отказывали себе в удовольствии закусить заплутавшим пони. Разведгруппы часто находили обглоданные до блеска скелеты с застрявшими в рёбрах угольно-чёрными “пёрышками”.
— Сэр, вы мне не поможете? — почтальон вопросительно смотрел на майора.
Вдвоём они отцепили от бортов брезентовое полотнище, и смогли закатать его, освободив тем самым каркас фургона, в котором обнаружилось кольцо турели. Работать приходилось урывками, матерясь и обжигаясь о ледяной металл, угадывая к тому же спокойные секунды между судорожными рывками пилота из стороны в сторону. Розовогривый, кряхтя, водрузил пулемёт на торчащий сверху шкворень, и, опираясь задними ногами о лежанки, просунул голову внутрь турели. С трудом поймав плечами упоры, он схватился за гашетку, и, прицелившись, открыл огонь.
В тусклом свете звёзд стимфалиды были видны как клекочущие сгустки мрака, пикирующие с разных сторон на несчастный фургон. Почтальон бил короткими очередями, правда, всё больше в молоко, потому что для прицельного огня не хватало ни видимости, ни стабильности полёта: попасть в кого-нибудь из раскачивающегося кузова было крайне сложно. Залёгший за задним бортиком фургона майор (он предусмотрительно привязался ремнями) вытащил из рюкзака дробовик, и стрелял медленно и расчётливо, по самым наглым птицам, посмевшим приблизиться на расстояние вытянутого копыта. Бамц! Одна из стимфалид взорвалась чёрным облаком из перьев, крови и кишок, заляпав своими внутренностями борт пегасолёта. Фжуууух — заложил пилот особенно крутой вираж, да так, что единорог чуть было не вывалился из фургона, лишь в последний момент удержанный привязью. Тарарарам — пробарабанила по днищу очередь из метательных снарядов, оставляя в полу аккуратные круглые дырочки с вглядывающими остяками перьев. Ствол пулемёта беспомощно задрался кверху, почтальон изо всех сил пытался не выпасть из своего гнезда. Пегасолёт, задрав правый борт, резко снижался, выровняв полёт только у самых верхушек деревьев. Но и такой манёвр не позволил стряхнуть крылатых хищников с хвоста — наоборот, стая начала пикировать сверху.
— Осторожно! — услышал майор крик розовогривого. Повинуясь инстинкту, Армор метнулся в сторону, откатываясь под лежанку. И вовремя: в то место, где он был ещё миг назад, с хрустом вонзилось маховое перо, пригвоздив ремень к полу.
Фургон резко пошёл вверх; чтобы не выпасть и не болтаться сзади на привязи, майор вынужден был упереться задними ногами в бортик, как в пол. Клекотающие и скрипящие птицы бросились врассыпную, пытаясь уйти от столкновения. Некоторые всё же зазевались, и шмякнулись на порядочной скорости о кузов. Майор торопливо нашпиговал беспорядочно падающие вниз тушки картечью. Выровнявший направление полёта пилот пытался увеличить скорость, но тщетно: он слишком устал, измученный двухдневными перелётами почти без отдыха и пищи. Стимфалиды нагоняли его. Застучал суетливо пулемёт: перезарядивший оружие почтальон пытался отсечь стаю от фургона. Получалось так себе: несколько хищников, встретившись с цельнометаллической пулей калибра 7,62, рухнули на едва виднеющуюся внизу землю, но остальные с маниакальной настойчивостью продолжали погоню. Вскоре атаки возобновились. Наученные горьким опытом, птицы атаковали не сзади, а сбоку и сверху. Какая-то пичуга промахнулась, и грохнулась грудью о стойку каркаса. Во все стороны полетели перья незадачливого летуна; майор чертыхнулся, чувствуя как в почти не прикрытую бронежилетом спину входят, пусть и рикошетом, осколки перьевых остяков. Липкая горячая кровь закапала на заиндевевший пол фургона, впрочем, рана была не опасной, скорее, досаждающей. Майор стрелял уже на автомате, почти не целясь — так близко были атакующие стимфалиды. Казалось, им не будет конца, и весь фургон скоро будет погребён под ними, замолчал пулемёт (что со стрелком? ранен? убит?), и кончились патроны к дробовику. Армор потянулся телекинезом к рюкзакам, и выхватил пистолет, табельный АПС, готовясь поливать проклятых птиц очередями из него, но...
Но пегасолёт вдруг вырвался из птичьего облака. То ли потери среди пернатых резко превысили порог стойкости, то ли до их птичьих мозгов таки дошла мысль, что пытаться закусить такими жертвами — себе дороже, но факт есть факт: мощными взмахами крыльев пилот всё больше и больше отдалял их от стаи крылатых убийц.
Майор обессиленно опустился на дно фургона, швырнув так и не пригодившийся пистолет в угол. Несколько секунд он сидел, собираясь с мыслями, потом поднялся и прошёл несколько шагов до лежавшего неподвижно стрелка-почтальона.
Тот был ещё жив: когда Армор повернул его лицо к себе, почтальон открыл глаза и слабым голосом спросил:
— Мы что, уже в Чертогах?
Армор хмыкнул.
— Тебя как зовут, розовогривый?
— Йори.
— Не болтай ерунды, Йори. Хороши б мы были, если позволили бы каким-то падальщикам отправить нас на тот свет! — майор расстегнул на почтальоне куртку, и распахнул полы. Облегчённо вздохнул: рана не слишком тяжёлая, перо всего лишь пробило бок, судя по всему, не задев никакие внутренние органы. — Успеешь ещё встретиться с Королём, обещаю. А пока позволь прописать тебе подходящее лекарство...
Майор потянулся левитацией к сумке, и секунду спустя вытащил оттуда “коньяк двухсотлетней выдержки”. Вытащив пробку, понюхал горлышко: действительно, коньяком и не пахнет. Поднёс к лицу кристаллопони.
— Глотни-ка, парень. За первый бой, так сказать. У тебя ведь он первый?
Тот кивнул, сделал торопливый глоток, закашлялся, когда огненная жидкость опалила пищевод, но глотнул ещё и ещё.
— Ну хватит, хватит. Оставь чуть-чуть и для наружного применения. Аптечки, как я понимаю, уже не найти?
Вопрос был риторическим: всё, что уцелело при обстреле перьями, выпало за борт при резких манёврах, за исключением крепко привязанного майорского рюкзака. К счастью, инструкции предписывали арктическим стрелкам иметь в запасе несколько индпакетов.
— Та-ак, ну-ка потерпи секунду... А ты неплохо стрелял для почтальона. Где-то учился? Молчи, молчи, вижу что учился. Думаю, теперь тебе придётся намалевать на борту десятка два вороньих тушек. А что? НАФовские так делают, а вам что, нельзя?
Забалтывая Йори, Армор отдирал от его шкуры липкую от крови куртку, освобождая место вокруг раны. Дождавшись, когда тот отвлечётся, а глаза заволочёт первый хмель, майор резко дёрнул перо на себя и вверх, вытаскивая его из пробитого бока кристаллопони.
Почтальон взвыл, и дёрнулся, но майор крепко прижимал его к полу. Через каких-то три секунды подарок от птичек-пикировщиков был вытащен.
— Ну всё, всё, я уже закончил. Держи, кобылке своей подаришь, — сказал Армор, протягивая почтальону перо. Тот взял его, и с непонятным выражением на лице стал рассматривать, пока майор бинтом приматывал к ране смоченный в кальвадосе ватно-марлевый тампон.
— Ну, будь здоров! — единорог кивнул раненому, и приложился к бутылке. Странно, но в морозном воздухе крепость напитка почти не ощущалась: такое впечатление, что пьёшь невкусный яблочный чай. Однако внутрь кальвадос прорвался уже огненной струёй, согревая желудок и всё, что к нему прилагается. Спустя полминуты майору потеплело, а жизнь перестала казаться настолько отвратительной, как получасом раньше.
До самого аэродрома Кристалл-Сити полёт прошёл без приключений, но заснуть в ту ночь он так и не смог.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: чернильница-непроливайка — неважно, как сильно крутит, корёжит и шатает ваше транспортное средство, без вашего желания вас оттуда ни за что не выбросит