Пробник

Глава четвёртая

Кеша в спешке собирал ружья. Ему нужны были эти ружья в этой треклятой избушке. Он спотыкался о скомканный ковёр, пару раз больно ударился о перевёрнутый стол, а всё время хлопающую дверь снял с петель и выкинул куда подальше. Мысли в голове путались, не желали быть простыми и понятными, доканывали вопросы. Что-то в нём сломалось.

Он выстрелил в воздух, тогда, не в них, не в медведицу, в воздух. Это было самым простым и понятным воспоминанием. Возможно, именно тогда в нём что-то и сломалось, а теперь истошно и предсмертно вопило: «Ружья, ружья, ружья».

Кеша спустился в подвал и огляделся. Ящики стояли на своих местах, это показалось ему странным. Он готов был поверить во что угодно, но именно в это он никак не желал верить.

Ну не шутка ли, подумал Кеша, смешная шутка. Сколько полезного лежит, и не полезного. Давно бы утащил кто. Склад, называется, всё вокруг раскидал, а ящики не тронул. Сдались они мне, а не тронул. Сохрани, пригодится, тьфу! На что не ступи, всё пригодится. Что не возьми, так на место поставь, на потом. Всунем, впихнём, затолкаем, только бы не пусто было, да, лишь бы не пусто. Хламом всё забить, и так сойдёт. Кто сказал, что полезно, а что нет? Кто? Может быть тот, первый, кто этот хлам выкинул, сложил около мусорок и ушёл? А мы тащим в дом, тащим до тесноты и сами же выкинем, а потом другие тащат и тащат. Родились, сделались, родили, сделали и не пригодились. К мусорке таких, не подлежат переработке.

Кеша не сразу понял, что в подвале светло как днём, что жужжат длинные электрические лампы на потолке и то, что он так и не унёс ни одно ружьё, которое он сам и сложил в шкаф. При нём, у него на плече, лежал только его старый обрез.

Слева, в стене, что-то зашумело и открылся люк. Пусто. Кеша держал обрез наготове. Вскоре послышались шаги, как будто по лестнице, и кто-то говорил. Кеше показалось, что говорят про манную кашу.

— И это всё пережёвывать и пережёвывать. Хоть с комочками, хоть без комочков, хоть старую. Только так можно читать книги, только как пищу, естественно, для ума.

Из люка по очереди вышли трое. Два жеребца, один постарше, средних лет с залысинами, второй – юнец с блокнотом в красной обёртке и кобыла, которая, собственно, и говорила своим приятным голосом про книги. Все они были вымыты и опрятно одеты в одинаковую серую одежду. Заметив сначала Кешу, а потом обрез, они разошлись вдоль стены и рассматривали Кешу.

— Вы его помните? – спросил жеребец постарше.

— Глупый вопрос, — ответил юнец. – Я всех на морду знаю, и вы, кстати, тоже должны это знать, как и все. Я это запишу, сейчас…

— Мы вне нынешних правил, — обеспокоенно заголосил жеребец, но опомнился. – Или вы забыли, что теперь он может их оспаривать?

— Действительно. Ваша взяла, — юнец закрыл блокнот и пригляделся к Кеше повнимательней. – Касаемо вашего вопроса, нет. Этого я не помню. Но он явно из них.

— Точно, точно, — хором ответили жеребец и кобыла.

— Опустите, пожалуйста, оружие, — продолжил юнец. – Не бойтесь. Вы — Голова. Вы тут Голова. Вам нечего бояться.

Кеша опустил обрез, он ему был не нужен. Кеше показалось, что он и сам не нужен. Троица рассказа ему, кто они такие. Это беженцы, простые беженцы. Они спокойно жили и не тужили, однако сейчас им нужно выйти, на данный момент. И они так же сказали, что очень рады видеть его, Кешу, только как Голову, здесь. Что кто-то ещё их встречает. Кеше стало поспокойней.

— Голова? – спросил Кеша.

— Да. Вы точно Голова.

— Точно, точно.

— Это ж с какого рожна?

— Сейчас, — ответил жеребец постарше и выхватил у юнца блокнот. Юнец насупился, но перечить не стал, видимо из-за того, что потерял блокнот. – Кхм. Вы – один, а мы никогда поодиночке не ходим и ничего важного поодиночке не делаем. У вас тут куча коробок, ящиков, шкафов с множеством полезных вещей, а вы в первую очередь наставили на нас оружие. Были готовы к действию, причём без лишнего умысла о том, чтобы сначала поделиться, а потом с нас спрашивать. Вот это – настоящая Голова. Настоящая Голова так и поступает.

— Точно, точно, — хором повторили юнец и кобыла.

— Вы отдохните пока, мы тут сами разберёмся. Не переживайте. Вам ничего не грозит, — жеребец с блокнотом подхватил Кешу и усадил его рядом с пустым столом. – Отдохните. Голова только на боку и отдыхает, никогда не слыхивал о том, чтобы стоя отдыхала.

Кеша послушно сел, он понял, что надо сесть и что он был нужен, но только сидя, а не стоя. В это время кобыла перехватила блокнот у жеребца, оба послушно кивнули и ушли обратно в люк. Вскоре из люка по очереди выходили пони в сером. Кто-то из них брал по ящику, а кто-то выходил уже гружённым.

Кеша их не боялся, скорее наоборот, в нём проснулось любопытство, которое ему о чём-то напомнило, что-то о чуде. Вот этого то он и боялся, Кеша чудеса не любил. Может быть, в первый раз оно прикасается, может быть, но во второй раз одинаковых чудес не бывает. Никогда. Кешу неприятно терзали какие-то потухшие мысли, о чуде, но и казалось ему, что всё это ему не впервой. В них не было чуда. Вроде бы.

От мыслей Кешу оторвала кобыла с блокнотом. Ей почему-то взбрело в голову, что здесь, на столе, должны лежать очень важные для них вещи, так было обещано. Но она не успела договорить, к ней подошли, сказали, что всё готово.

— А нам бы пойти, Голова. Вы понимаете? – начала она нудно. — У нас же небо закончилось, а скучно без неба то. Голова, нам бы пойти, помогите нам, карта есть, да как дойти не знаем. И вещи бы со стола вернуть, а, Голова? Ведь важные были вещи, а какие, не знаем.

— Карта говорите, — сказал Кеша кобыле.

— Да, карта, — кобыла отложила блокнот и расстелила карту на столе. – Нам бы сюда, — она ткнула карандашом в неровный овал на северо-востоке и сделала пометку: «Программа». – Мы же вышли, а раз вышли, то сюда надо. Понимаете, Голова? У нас есть программа. Мы ошарашены, но у нас есть программа, которую нужно выполнять и которая поможет нам. У вас это называется «целью».

— У вас?

— Да, у вас, — кобыла замолчала, потом отпустила карандаш и вдруг воскликнула. — А я знаю! Там наш стол и наши вещи! В программе. Наверное. Я так думаю. Иначе зачем нам ещё туда идти… Ну, Голова, хорошо я придумала?

— Нет. Нет, не здесь, — Кеша поставил точку на карте там, где должен быть ресторанчик и показал кобыле. – Вот, здесь. Там ваши вещи.

— О… Голова-а-а, — удивлённо протянула кобыла. – Вот всем Голова. Там мы, это, туда пару наших отправим. И каждому карту дадим, не заблудятся.

Кеша тяжело вздохнул.

— Ага, как же, — он сделал свою пометку около овала: «Старичок, тебе сюда!». – Знаем мы таких. Только карту оставьте там. А если кого там встретят, передать ему лично.

— Ты, Голова, что-то задумал?

— Ну да.

— Странная ты Голова. Обычно вы так не делаете.

— Вы?

— Да, вы, — кобылу снова побеспокоили. – Голова, ну пойдём, идти бы нам. А карту я передам, хоть ты, Голова, странный, но передам. Только пойдём уже, пойдём.

Кобыла прихватила Кешу за рукав и потащила за собой. Снаружи избушки стояла толпа. Все они были какими-то унылыми и посматривали на серые тучи над головой. Должно быть не так они себе небо представляли.

Вскоре к Кеше и кобыле подошли двое уже известных жеребцов и парочка других серых. Кобыла передала им карту с пометками Кеши и ещё по одной отдельно на каждого с другими соответствующими пометками. Они отчитались, посмотрели-посмотрели и ушли. Блокнот же в это время перекочевал к юнцу.

— Мне как-то страшновато, — неуверенно заметил юнец, когда Кеша повёл толпу, ибо толпа просила, чтобы он, как Голова, шёл впереди.

— Точно, точно, — хором и так же неуверенно ответили жеребец постарше с залысинами и кобыла.

— Это ещё почему? Идти вам что ли страшно?

— Нам не страшно идти, нам страшно идти с тобой. Ты же принадлежишь к этим волкам, либо к одиночкам, либо к тем, кто объединяется в немногочисленные кровавые стаи. Последний раз вас было двести пятьдесят шесть, самое большое сборище. А теперь, наверное, вы хотите искупить свои старые ошибки. Это все знают. Не веришь? Спроси у других, они скажут тебе то же самое.

Кеша спросил и получил похожие ответы. Настроение его было бесповоротно испорчено.

В комнате, которую все считали кабинетом, было душно. Два шкафа, которые почему-то решили поставить именно здесь, якобы для дела, всё ещё пустовали. Света нет, а ведь обещали исправить уже давно. Кеша сидел за небольшим столом и ждал, когда же начнёт говорить эта троица. Но троица молчала, передавая друг другу злосчастный блокнот в красной обложке. Кеша не понимал чуда этого блокнота, даже когда один раз его взял и долго его изучал. Всё было в нём довольно обычным: обычная обложка, немногочисленное количество листов под запись и большое количество фотографий, должно быть, Голов. Кеша точно помнил, что на одной из фотографий был старичок, а на первом листе под запись было написано: «Все Головы нам», а потом в скобках: «дуракам, болтунам, чудакам…» и ещё много зачёркнутых и не зачёркнутых нареканий. Всё-то там обычно, а что-то и есть.

Был бы тут старичок, подумал Кеша, всё бы он решил. Долго, а главное, правильно решал. Не получил бы моё «правильно», а просто, правильно. Для всех, я бы даже сказал. С этими иначе нельзя, им бы старичка по несколько раз в день, да курсом до конца жизни.

За закрытым окном сильно бабахнуло и снова стрельба, которая не стихала с самого прибытия на место «Программы». Слышались одиночные выстрелы да храп. Справа от Кеши, приложив лоб к столу, сидел старик, он то и храпел. Старика взяли в плен беженцы и привели к Кеше, мол, ты у нас Голова, ты и разбирайся. Кеша вспылил и прогнал их всех куда подальше, не стесняясь в выражениях, правда вскоре отошёл и дал соответствующие указания. С тех пор пленных держали в специальных условиях, как то: отдельный район, подальше от боевых действий, паёк чем послали, а послали, как оказалось, не мало, и охрану, хотя и зря, они всё равно бежать никуда не собирались. Вообще большинство тех, кто здесь был, сдались сразу.

С тех же пор старик привязался к Кеше со своими непонятными целями, просил он поставить его заведующим складом. Дескать, жить без этого не может. Кеше приставучий старик не нравился.

Прогремела очередная стрельба. Кеша привычно и противно для самого себя отмахнулся, а старик перевернулся на другой бок, умудрившись не упасть со стула.

— Вы, Голова, не сердитесь… — умоляюще пролепетала кобыла и передала блокнот.

— Вину мы ни на кого не держим, — продолжил юнец. – Ни на вас, ни на себя. Всякое бывает.

— Однако мы доложим. Прибыли с указанного вами, Голова, места. Вещи нам обещанные принесли, карту там оставили. Довольства у всех было немерено. Эм… — жеребец замолчал, вспоминая. – Плёнку на фотоаппарате использовали в момент. Патефон не умолкает во время отдыха. Радио пытаемся починить, в скором времени.

Кеша вздохнул и недовольно поморщился. Не для этого он их сюда позвал, а они всё об одном и том же.

— Я вам приказал, при всех приказал, не стрелять! Вы же своих бьёте! Таких же как вы, в серых рубашках да с блокнотиками. А они действительно в таких же серых рубашках и действительно с такими же блокнотиками!

— А мы как-то не подумали…

— Не подумали они, не подумали! Кто за вас думать будет?

— Но ведь вы Голова…

— Я вам столько раз повторял, не Голова я! Не ваша уж точно! У вас своя голова на плечах быть должна.

— А вы же есть…

— Да я не про ту голову!

Все трое вжались и затряслись. Жеребцы в скором порядке передали блокнот кобыле.

— У них же та же цель, что и у вас. Программа, если хотите. Скажите, какова ваша программа? А? – Кеша вдруг вспомнил, что ни разу не задавал этот вопрос и это его сильно обескуражило. – А?..

Троица от страха передавала блокнот друг другу. Кто-то один отвечать не хотел, ибо одно из, пожалуй, самых главных правил беженцев гласило: тот, кто берёт блокнот для записи новых, принятых и согласованных как вами, в скобочках, нами, дураками, болтунами, чудаками, и ещё много зачёркнутых и не зачёркнутых нареканий, так и Головой, обязан одновременно как говорить, так и слушать Голову и нести за это ответ. Список Голов вы найдёте в основной части блокнота, листы под запись, в приложении. Это Кеша запомнил. Это ему так же объяснил старик, который сейчас проснулся и молча глядел на троицу. Троица от понимания своего безвыходного положения затряслась и, передавая блокнот, заговорила.

— Согласно принятой всеми без исключения Программе… в случаи отказа и выхода из прошлого распорядка жизни… или его отсутствия… мы должны найти Голову или несколько Голов… любую из предложенных… которая без исключений и лишних объяснений… хочет думать и искать… и пойти под её началом… к месту следующего распорядка жизни… где каждый без исключений… будет искать и в конце концов найдёт счастье для всех… место счастливого распорядка жизни у всех одно…

— Ну так что ж вы на нас напали? – язвительно спросил старик.

— Мы никогда не думали… что место счастливого распорядка жизни уже кем-то занято…

— И кто Программу заверил и печать поставил? – зачем-то спросил старик, хоть и он, и Кеша и все, все-все-все остальные знали ответ.

— Свобода…

— Тьфу!

— Я всё это безобразие прекращу, — сказал Кеша. – Вот сейчас выйду и прекращу.

— Не надо! – вскричала троица и сиганула к выходу.

— А ну отойдите с дороги!

— Не надо. Прости нас, Голова, но как же?! Не безобразие же, а счастье!

— Всех перебью сейчас, где обрез? Где?!

— Прости, Голова. Прости, но не можем выпустить… счастья хочется…

Дверь с другой стороны кто-то попытался открыть дверь, с первого раза не получилось, начали таранить. С какого-то раза получилось. Троица плачущим комом покатилась в сторону шкафов, поднялся ужасный шум. В комнату, запыхаясь и с обрезом за плечом, ввалился пегас с сопровождением из пары серых бойцов. Этого пегаса Кеша узнал, и был ему несказанно рад. Пегас этот не был беженцем, его Кеша встретил по пути, около разрушенного здания и теплиц.

Троица перестала копошиться в обломках шкафов. Наступила тишина… странная тишина. Пегас отдышался и выпрямился, весь он был запачкан в грязи.

— Кажись закончилось… Стрельба прекратилась… Ура.

Кеша выгонял троицу с клятвенным обещанием никуда пока не уходить. Троица со временем поверила и не без помощи пинка удалилась из комнаты. Сейчас Кеше было не до этого. Он обнял пегаса и усадил его за второй стул. Сопровождение из пары серых бойцов решило под шумок ретироваться, отмечать.

— Ура, наконец-то. Всё, друг, отдыхай, на себя-то погляди, весь извазюкался, выделю я тебе новую одежду, накормлю сам и напою.

— Не, не, мне и старая одежда милей, — улыбаясь ответил пегас, поглаживая рубашку в сине-белую полоску. – Спасибо, Кеш, но нет, постираю. Всё равно у тебя кроме серого нет ничего. Я только это… — пегас виновато положил на стол обрез. – Вот, сломал. Заклинило его что ли. Я на курок нажал, а он не выстрелил, патрон что ли застрял…

— Ой да мелочи какие! Мне сейчас ничего из ружей не нужно! Эй, старик! Будешь у нас начальником склада, будешь. Всё оружие тебе сдадим, надоело, забирай. И это возьми.

— Оружейный склад значит? – спросил старик недоверчиво. – Хм… это хорошо. Склад это хорошо. Уважил.

— Я вот, старик, одного всё понять не могу, — начал пегас. – Зачем этот склад тебе?

— Да жадный он, — вклинился Кеша. — Жадный до такой степени, что даже сейчас что продать бы ищет.

— Для души нужен, — деловито ответил старик. – Я же и от Программы и от Свободы то давно отказался, как и большинство. Стукнули нам в голову слова Головы, который нас сюда и привёл. И знаешь, душа заныла сразу, вот хочу склад и хочу. А от кого и под каким словом не важно, есть он у меня, хорошо, нету, бараном упрусь, а получу.

— Жадный, — повторил Кеша.

— Не жадный я. Это вы говорите, что продавать нечего, что всё и как бы надо, но денег на это нет ни у кого, что тогда всё для всех и даром. Молодые вы. Жизнь то не так делается. Дарёному счастью то, может, в зубы и не смотрят, а как до зада дойдут, сразу промеж глаз получат. Думаешь, почему мы не стали воевать, а другие за ружья? А? А потому что другие до счастья были жадные, вот и получили. А что там ружья, продавать, пхех, даже если и стал бы, то ружья счастья не приносят, поэтому сами и не дадут по зубам. Да ещё и этим, — старик кивнул в сторону двери. – Хорошо, что ты эту троицу спровадил.

— Это я им ещё одолжение сделал, не будь за них ответа… хм… не знаю бы, что с ними сделал. Но всё одно жадный ты, — повторил Кеша, но уже не так уверенно. – Если б для счастья, для души, то не целый склад же. Везде знай свою меру, да… без меры и пряником подавишься.

— Молодой…

— А теперь другой вопрос, — сказал Кеша и повернулся к пегасу. – Уйду я сегодня, на пару дней. Не могу я здесь, не могу. Ни выходных, ни праздников, одна похоронка. Хотел их на доброе дело отправить, найти старичка, им он известен, он у них в блокноте. Да только вот, войну нашли. Поэтому ты присмотри за меня, я тебе доверяю.