Аллилуйя! ^{завершен}

Аллилуйя!

Никому не известно, как появилось это слово в Понивилле, как и никто не знает, что оно означает.
Спайк подметает пол в библиотеке и напевает: «Аллилуйя!» Метелка поднимает пыль, и, кажется, что звук этого напева сплетает пылинки в вязь на неизвестном языке, которая предвещает что-то важное, но прочесть которую никому не удается.
А на втором этаже библиотеки Твай очиняет перо и тоже задумчиво шепчет: «Аллилуйя...» Она старается сосредоточиться, чтоб не пораниться перочинным ножичком, однако это слово зудит на языке и всё равно чуть слышно соскальзывает с её губ: снова и снова.
Пинки Пай весело возится у столов с праздничным угощением, но вдруг замирает и пробует на вкус это странное слово: «Аллилуйя!» И чувствует какое-то неизведанное ранее послевкусие — не такое, как после её любимых веселых и нелюбимых грустных песенок. И пони ощущает ранее незнакомое ей состояние собственной души — замешательство.
Эппл Джэк, собирающая плоды в своем саду, неожиданно выкрикивает во весь голос: «Аллилуйя!», встряхивая очередную яблоню. Это созвучие рождается струнами её мышц и связок и выбрасывается легкими в такт ударов копыт, но пони некогда задумываться над словами или звуками — она слишком занята, чтоб тратить хоть секундочку на что-то, кроме сбора урожая.
Рарити вдевает нитку в иголку и вздыхает: «Аллилуйя!» Она откладывает шитье и думает о том, что на самом деле она очень-очень устала, и ей стоит немножко отдохнуть. Пони ложится на софу, выдыхает в потолок еще раз эти неясные звуки: «Аллилуйя!», и её охватывает приятное чувство покоя и умиротворенности.
Рэйнбоу Дэш разгоняет очередную отару кучевых облаков. «Аллилуйя!» — зло и задорно вырывается у неё. Она радуется — хороший клич получился: громкий и по-настоящему боевой. Пегаска снова выкрикивает: «Аллилуйя!» и устремляется к следующему облаку.
А у порога домика Флаттершай испуганно жмутся друг к дружке встревоженные животные: их взволновали рыдания, перемежающиеся со всхлипами: «Аллилуйя!», которые доносятся из-за запертой двери.
Это слово разлетается на крыльях эха, и постепенно заполняет собой весь Понивилль. «Аллилуйя!» — внезапно запевают жеребята на репетиции школьного хора. «Аллилуйя!» — неожиданно выкрикивают торговцы на рынке и замолкают, сами ошеломленные эти своим выкриком. «Аллилуйя!» — бормочут пони-фермеры, впряженные в неповоротливые плуги. «Аллилуйя!» — начинает своё торжественное обращение к приветствующим её понивилльцами принцесса Селестия, и озадаченно замолкает — все остальные слова из заранее заготовленной речи вдруг испаряются, и остается лишь одно «Аллилуйя!» — которого там не было, и быть не должно. И даже паровозный гудок на станции теперь фальцетом высвистывает: «Аллилуйя!»
И вот, когда, наконец, сердца всех жителей Понивилля до самых краев наполняются ритмом и звучанием этого, ранее чужого, да и до сих пор непонятного им слова, на небосклоне вспыхивает новое светило — оно ярче, чем тысяча солнц.