Принцесса Селестия меняет профессию
Глава 29: Тьма, что не страшится света
Пять лет назад.
— Кем бы ты ни был, убирайся! – в ответ на скрип дверей раздался хриплый голос. Смотрящий в никуда взгляд уже давно был лишён всякой ясности, а если та и возвращалась, то ненадолго. С ясностью приходило осознание действительности, которую не просыхающий от вина грифон не хотел признавать, которую гнал с порога, равно как и всякого вошедшего в покои.
Дуновение свежего воздуха разогнало спёртость помещения, которое своей обстановкой не как не тянуло на покои императора, однако являлось таковыми.
— Тайрен… так не может продолжаться вечно, — осторожно подбирая слова, произнёс визитёр.
— Этот голос… я узнал тебя, Риг, — обессилено развалившись в кресле, грифон старался придать своему тону хоть какой-то оттенок — лишь бы скрыть полное безразличие ко всем и вся. – Ты не первый, кто говорит мне это, и не будешь первым, кто услышит ответ. Это будет продолжаться ровно столько, сколько я пожелаю.
— Что ж, я не поленюсь сказать вновь то, что ты уже слышал. Стране нужен император…
— А императору не нужна страна. Вот, можешь поносить её, — Тайрен небрежно махнул лапой в сторону короны, забытой и пылившейся на тумбе.
Всего одному слову было под силу вмиг преобразить это жалкое подобие правителя и заставить его вспомнить о данном могуществе хотя бы для того, чтобы покарать неосторожного подданного за проявленную дерзость. Всего одно имя…
Неделя траура по умершей императрице уже давно завершилась, но для него она продолжалась и по сей день. Сложно предположить, когда это закончится… и закончится ли вообще. Для Грифонии настали тёмные времена, требующие сильных мер от высшей власти, но ничего подобного для страны не предвидится. Империя медленно умирает, в то время как её правитель убит горем и вином.
Волею судьбы Ригальд — простой грифон из загибавшегося селения – оказался за одним столом с императорской семьёй. Всем, что имеет, в том числе и жизнью, он был обязан чете монархов, а ныне – последнему из их рода, Тайрену. Но если так пойдёт и дальше, долг будет некому возвращать.
Хочешь помочь грифону – никогда не говори ему об этом. Не жди благодарностей, ибо то, что ты делаешь для него должно выглядеть как простой ненавязчивый поступок.
— Так, знаешь, что тебе сейчас не повредит? Свежий воздух! Как давно ты летал? Вижу, что давно, но это поправимо! – Риг бесцеремонно стряхнул засидевшегося грифона с кресла и тот, впервые за несколько дней, встал на ноги. Такое отношение между верноподданным и правителем есть вопиющее невежество, но Ригальд был одним из немногих, кто мог поступать подобным образом без серьёзных последствий. Вернее – был последним, кто мог так поступать. Последним, кто мог ему помочь, ибо между ними не было той пропасти, которая отделяла императора от слуг. Отбросив все титулы и привилегии, он возвращал к жизни своего друга.
— Ты забываешься! – прорычал Тайрен, протестующе вонзившись когтями ковёр. – Как император, я приказываю тебе оставить меня в покое!
— Я внемлю твоей воле, когда передо мной будет стоять тот император, которого я знал, а не этот пернатый бурдюк с выпивкой, — бросил бард, решив сыграть на струнах гордости грифоньей души. Его собеседника это задело мало, подтолкнув, однако, к активным действиям.
— Вендиго! Похоже, ты от меня просто так не отвяжешься! – Тайрен доплёлся до дверей и, открыв их, прокричал в пустоту, призывая прислугу, дабы отдать одно единственное указание – принести ему походный бурдюк с вином, без которого он наотрез отказывался куда-либо вылетать.
Сердце империи – город Грифус – скрывалось под тонким слоем белого снега. Даже относительно тёплым летом пейзаж не менялся и всегда оставался верным своим идеалам – холодным, белым и неприступным. Оставив тёмные, как гора, которую они облепили, цитадели, два грифона, подхватив ветер, устремились в случайном направлении, не игравшим в их вылазке совершенно никакой роли.
Сегодняшняя погода сопутствовала полёту, но императору от этого было не легче, поэтому Ригальду то и дело приходилось останавливаться, чтобы его спутник окончательно не отстал. Однако тот умудрялся периодически прикладываться к своему бурдюку, смеряя барда надменным взглядом при каждом глотке.
«Ты ничего не изменишь», — всем своим поведением говорил Тайрен, на что Риг лишь вздыхал и пожимал плечами.
Через час даже он начал подавать признаки усталости. Что уж говорить про еле плетущегося позади императора? Решив дать крыльям отдохнуть, они приземлились на гладкий выступ.
Местность, что их окружала, располагалась ниже столицы и потому не скрывалась под снегом. По большей части, это были гряды острых хребтов и глубоких седловин с полным отсутствием всякой растительности. Иной бы назвал эти земли мёртвыми, но не грифоны, привыкшие к таким невзрачным ландшафтам. Странно, но взгляд путников не цеплялся за знакомые вершины, словно они здесь впервые. Это, несомненно, вызвало бы интерес, если бы их сюда привело освоение неизведанных краёв.
Осушив кожаный мешок до конца, Тайрен отбросил его за ненадобностью и, сев у самого края, потянулся к своей шее. Нащупав висящий на цепочке круглый медальон, он осторожно снял его с себя и бережным движением раскрыл.
— Ты должен отпустить её, — тихо произнёс подсевший к нему бард. – Думаешь, она хотела бы видеть тебя таким?
Какое-то время тишину прерывал лишь шелест ветра, но через минуту отрешённого созерцания изображения в своей лапе, раздался щелчок закрывшегося медальона.
— Знаю, Риг, знаю… — водя когтем по серебряной гравировке, ответил император. — Но не могу. Моих сил не хватает даже на это.
— Всё разваливается на глазах, — обождав немного, вновь заговорил бард. — Восточные кланы вновь принялись за старое и готовят мятеж, а если ничего не предпринять, к ним присоединятся и другие. Империя сейчас слишком слаба для ещё одной междоусобицы. Ужели ты собираешься сидеть и смотреть, как земля, которая была ей дорога, ввергается во тьму?
— Посмотри на меня и ответь, — Тайрен, вцепившись в плечо Рига, резко развернул его к себе, – кого ты видишь перед собой? Если скажешь, что императора – нареку тебя лжецом!
— Нельзя жить прошлым, — произнес бард, уходя от очевидного ответа. — Ты должен с ним смириться и отбросить. Всё это надо просто пережить, а дальше…
— В прошлом моя жизнь имела хоть какой-то смысл. И он был тем источником, что придавал мне сил, но вместе с ней его не стало. Ты был прав, говоря те слова – императора, которого ты знал, больше нет. Вместо него эта развалина… — грифон сокрушённо сжал лапу в кулак. — Империя достойна большего.
— Но у тебя нет даже преемников, чтобы возложить на них своё бремя, а оставлять трон пустым…
— Ты мой приемник, Ригальд, — оборвал его Тайрен. – И ты заменишь меня на… — Он не успел договорить: медальон, который он нервно перебирал в лапе, выскользнул и, звякнув о край выступа, устремился вниз.
Спустя секунду немого ужаса Тайрен бросился за ним, намерившись вернуть подарок жены, даже если для этого придётся разбиться насмерть. Работая крыльями что есть мочи, ему удалось поймать в медальон в нескольких метрах от земли, но сам он не избежал падения. Всё обошлось сильным ушибом лап, потому как энергичные взмахи смогли значительно снизить набранную скорость. Боль была последним чувством, которое он испытывал сжимая самый ценный в этом мире предмет.
Из-за выброса адреналина он не слышал крик летящего к нему Ригальда, предупреждавший о движении камней под его отбитыми лапами. Он не чувствовал нарастающую дрожь земли за бешенным сердцебиением, а когда начал приходить в себя, было уже слишком поздно – каменная плита, на которую он приземлился, вместе с соседними валунами провалилась вниз, увлекая за собой грифона. Подоспевший слишком поздно Ригальд в замешательстве парил над образовавшейся тёмной дырой, силясь определить по звуку падения камней глубину коварной пещеры. Результат превзошёл все ожидания, заставив барда проклясть странное обстоятельство возникновения такой бездны. Сбросив с себя всё лишнее, он, делая осторожные взмахи, опустился в проём и, зависнув в обступившей его тьме, несколько раз громко окликнул Тайрена. Тщетно. Только скрежет мелких обломков о края пропасти прерывал иллюзию мёртвой тишины. Не медля больше и секунды, Риг зажмурил глаза, дабы быстрее привыкнуть к темноте и, открыв их, устремился в неизвестность.
_____________________________________________________________________________
Ближе к девяти часам над городом прозвучал тревожный призыв, говорящий каждому, что решающее время его судьбы вот-вот настанет. Мирное население Кантерлота, взяв с собой только самые важные, способные уместиться в седельных сумках вещи, оставило свои дома, спеша укрыться в дворцовом квартале. Тех, кто добрался туда раньше, расположили в подвалах, погребах и на других нижних ярусах дворца. Остальных же оставили вблизи кантерлотской горы – в самом неприступном тылу.
Когда с этим было покончено, все отряды в боевом порядке заняли свои места. Под зычные приказы командиров пегасьи подразделения взмыли в темное от грозовых туч небо, единороги мысленно повторили инструкции, данные им днём, а земнопони проверили наличие лежащего под копытом копья, чтобы встретить врага во всеоружии. На орудийных платформах в ожидании застыли канониры и артиллерийская прислуга, готовые в любой момент броситься выполнять приказ.
Свет стоящего в зените, несмотря на поздний час, солнца не пробивался сквозь сооруженный пегасами облачный заслон, отчего в городе царил таинственный полусумрак, расползавшийся по опустевшим улицам.
В установившемся безмолвии было слышно лишь негромкое покашливание, лязг доспехов в воинских рядах да потрескивание наэлектризованных облаков над головой. Все напряжённо смотрели на юг – туда, откуда будет нанесён главный удар врага.
В эти считанные минуты, отделявшие защитников древней столицы от скрежета металла, воя картечи и предсмертных криков, каждый думал о чём-то своём. Кто-то об укрывшихся в катакомбах королевского дворца жене и детях, кто-то о том, как выжить в грядущей битве, а кто-то лишь скромно желал, что бы эта тишина, полная, как казалось, спокойствия и умиротворённости, продолжалась вечно. Увы…
Глубокий рокот боевых рогов грифонов пронёсся над головами пони, и уже в следующую секунду небо на востоке чёрной тучей заполонили вражеские полчища. Если в Клаудсдейле видели лишь «вершину айсберга», то сейчас, несомненно, перед эквестрийским войском предстал весь «ледник», неумолимо приближающийся к городу.
— Майнхэттан, Хуффингтон и Балтимейр не помогут нам! Принцессы покинули нас — бросайте посты! Бегите! Спасайтесь, кто может! – раздался надрывающийся голос.
Все обратились к источнику шума — кричал слащавый белошкурый жеребец, который, раздвигая ряды, двигался вперёд.
— Это верная смерть! – выбравшись на пятачок перед воинскими рядами и указывая на восток, продолжал надрываться он. – Надо было соглашаться на…
Договорить Блюбладу не дал царский посох. Ещё только увидев издалека мельтешащего принца, истерично расталкивающего ополченцев, Иван Васильевич уже знал, что надо делать. Быстро и решительно, не давая паникёру больше произнести ни слова, царь, размахнувшись, хватил жеребца по холке. От неожиданности принц ойкнул, неуклюже оседая на землю, откуда его сиюминутно подняли и, предварительно отряхнув, утащили назад. Всё же племянник принцессы, как-никак.
— К орудиям! Занять свои посты! – решительным взглядом окинув стоящее позади воинство, воскликнул Грозный. – Зададим пороху крылатой нечисти!
— С Богом, – уже шёпотом, добавил он…
На окраинах, равно как и во многих кварталах города, грифонам не дано было встретить хоть малейшего сопротивления. Выставленные там войска неизбежно попали бы в окружение, и выигранное время не стоило бы их жертв. Исходя из этого, по решению военного совета, врагу без боя отдали большую часть Кантерлота, но причина та была лишь тенью, скрывающей нечто гораздо значимее.
Каждый третий грифоний отряд десантировался на пустынные, лишенные баррикад улицы, зная, что небо над их головами ныне подвластно крыльям Империи. Завидев впереди возвышающиеся над всем городом изящные куполообразные башни, поток пеших солдат устремил своё захлёстывающее переулки течение к сердцу столицы. Грозовые тучи вынудили воздушные подразделения снизиться до уровня дворцовых шпилей, а дующий навстречу ветер значительно замедлил скорость полёта, но эти неудобства, казалось, нисколько не смущали пернатое воинство. Они нарочито летели без спешки, чтобы не слишком опережать своих десантировавшихся соратников.
Зону сопротивления грифонам предстояло встретить вблизи основания платформы дворцового квартала, а именно – на некотором расстоянии от первых ступень гигантских лестниц, заблокированных полукругами высоких насыпей. Когда эту линию обороны завидели авангардные ряды десанта, продвижение вперёд прекратилось. На краю площади, разделявшей обе стороны, грифоны выстраивались клином, с каждой секундой уплотнявшимся подошедшими силами, чей хвост тянулся с самых окраин, а очередь некоторых опуститься на гранитные мостовые ещё и вовсе не наступила. А вот те, что зависли в воздухе, недолго удерживали дистанцию.
Протрубили рога, милостиво приглашая смерть на пир. В небе, иссекая искры, сомкнулись ряды пегасьих батальонов с имперцами, а пешие грифоны, под боевой клич, двинули свой клин к укреплениям. На четырёх лапах и на крыльях грифоны стремительно приближались к цели, готовясь смешать с землёй любые баррикады и оборонявшихся за ними. Они не придали значения смене булыжника под их лапами обычной землёй, а когда до столкновения оставалось всего ничего, произошло то, что имперцы никак не предвидели: взметая вверх комья, из земли вырывались толстые вьющиеся стебли, мёртвой хваткой обвивая конечности грифонов в первых рядах. Даже находящиеся в низком полёте не успели, как следует среагировать, отчего также стали пленниками коварных лиан. И прежде, чем задние ряды, врезаясь в обездвиженных соратников, окончательно нарушили формацию, округу содрогнул чуждый для баталий этого мира гром – голос Бога войны.
— Авангард грифонов уничтожен… — с ужасом сглотнула Твайлайт. Она силой держала глаза закрытыми, боясь прервать заклинание обзора. С его помощью маг имел возможность наблюдать за происходящим и колдовать на больших расстояниях, не покидая при этом своего места. Обычно ментальным оком служили звери, но оптимальным вариантом были птицы. Сейчас принцесса смотрела на мир глазами белой совы, скрывавшейся от вражеских взоров под кровлей высокого дома.
Её впитывающее в себя огромное количество магической энергии тело стало полупрозрачным, а поднявшаяся грива плавно колыхалась в толще астральных вод.
— Эта артиллерия… что будет, если она окажется в лапах врага? – откликнулся Армор, пребывавший в трансе, как и его сестра.
— Вопрос не для сегодняшней ночи, братец, — принцесса перевела дух, успокаиваясь от созерцания ужасных последствий артиллерийского залпа картечью и радовалась, что всего этого не видел Спайк, загодя отправленный вместе с Рэрити в убежище. – Отряды земнопони пошли в контратаку. Им удастся отбросить врага от баррикад, пока тот в замешательстве.
— Вас понял, принцесса. Сейчас увеличу их физические показатели.
Шайнинг, Твайлайт, единорожка Фебра Лэнд – первый эквестрийский архимаг и Спеллвивер – правое копыто и старый друг Армора своим незримым присутствием склоняли чашу весов в пользу защитников. Но они были лишь разящим остриём: их сил не хватило бы надолго без колодцев магической силы, коими являлись не участвовавшие в битве единороги из кантерлотской знати. Каждый из чётырёх находился в кольце магических доноров и подпитывал себя энергией, что они отдавали.
Весьма гибкий вариант: жизни аристократов не подвергаются высокому риску и в тоже время приносят ощутимую пользу. По крайней мере, сейчас для них всё шло гладко, но это были лишь первые минуты самых долгих часов за всю историю города.
Когда орда грифонов в небе диким шквалом перешла в атаку, ей противостоял лишь один батальон. Не было тех командиров, которые бы горели желанием занять его место, а если и были – Дейси Вайлд не позволила бы им это сделать. Её отряду предстояло остановить, возможно, сильнейший за всю битву удар, стянуть на себя все имперские воздушные подразделения и, отступая, вести их к дворцу.
Пегасы батальона, который многие шепотом нарекли батальоном смертников, искренне восхищались своим командиром. Она смотрела вперёд со слабой улыбкой, лишённая и толики страха. Её взгляд горел, но спокойное выражение лица говорило о собранности и полном контроле над своими чувствами. Это не могло не вдохновлять её соратников, но мало кто знал, что на самом деле правило бал в мыслях последней дозорной.
Пони чувствовали, как по их телу горячим потоком разливается дарующая силу магия. Вот только поможет ли им это выполнить приказ и остаться живыми? Молодых воинов, которым ещё не удалось до конца одолеть свойственные живым существам страхи, наставники поучали отбросить надежду, как главную причину их появления. Надеешься выжить – значит, боишься умереть. Без надежды и страхи теряют свою власть. Но, даже зная это, мало кто прибегнет к такому совету, потому как надежда – то малое, что оставалось у осаждённых эквестрийцев.
Жизнь многих оборвалась, когда ощетинившиеся копьями ряды пегасов и грифонов сошлись в сече. Вниз дождём, а то и ливнем устремлялись обмякшие, бездыханные тела. Удары батальона заставляли грифоньи лапы бессильно разжиматься, навеки убирая когти, но его потери, несмотря на глухую оборону, возрастали с каждой секундой. Дейси понимала, что нужно как можно быстрее оттянуть имперцев к артиллерийской батарее расположенной на площадке перед парадным входом во дворец, не превращая при этом задуманный манёвр в бегство. Сами грифоны накрепко вцепились в щитообразную формацию пегасов, и бой велся напротив каждого ряда.
Если наблюдателю со стороны и удастся вникнуть в происходящее, то находящемуся непосредственно в гуще сражения немудрено спутать верх с низом. Особый накал безумия сосредоточился в центральных ярусах этого кровавого меле: свободное пространство сменилось душной теснотой, словно шипы в терновом кусте отовсюду лезла сталь, норовя причинить жуткую боль, а сверху то и дело обильным потоком лились соки порванных артерий. Иногда становилось так тесно, что крылья не могли работать, и воины, стоя на плечах и головах соратников нижних рядов продолжали вести бой, теряя всякое ощущение реальности. Можно просто забыть, что находишься в небе… да и землёй это не назовёшь. Тартар, как он есть.
Путь, который проделали отступающие под натиском пегасы, не был длинным, но за каждый метр была уплачена скорбная цена. Завершение же преподнёсло ненасытному Богу войны целый ворох судеб, вмиг обрезанных острым серпом: разорвавшее кошмарный сон завывание рога откликнулось в помутневшем от крови сознании, заставив пони батальона мгновенно разорвать формацию, ускользая с линии огня. Залп — и грифоньи ряды, уплотнённые благодаря отряду Дейси, стали кровавым месивом. Их рёв переплетался с кличем, призывающим остальные батальоны пегасов выйти на сцену, подменив подчинённых Вайлд.
Батальон-смертник приземлился на ограждённую насыпями площадку, чтобы перевести дух и восстановить силы. Он заслужили передышку, пусть и кратковременную.
К ним оперативно выбежало несколько бригад медпони, тут же принявшихся выполнять свою работу. Тяжелораненых, опирающихся на соратников, осторожно клали на носилки и уносили во дворец, а тех, кто держался на копытах без посторонней помощи, пользовали прямо под открытым небом. Многие из медиков впадали в ступор, когда перед ними представала целая толпа пегасов, с ног до головы залитых кровью. Сражавшийся в центральных ярусах, даже избежав ранений, не смог бы выглядеть иначе. Это повлекло за собой некоторые накладки: опытному взгляду медперсонала не удавалось сразу определить, ранен солдат или нет, и посему, дабы не терять драгоценное время, они осведомлялись сами.
— Вы ранены? – медичка подскочила к командиру батальона.
— Всё в порядке – это чужая кровь. Не тратьте на меня время, — быстро отстранилась Дейси.
Да, крови на ней хватало, но едва ли только чужой. Убедившись, что на неё никто не смотрит, она украдкой достала из-под кожаной кирасы полупустой флакон с фригусом и принялась втирать его в глубокие рваные порезы вдоль передних копыт, оставив немного на порванное, ноющее острой болью ухо.
Очень скоро она вновь ворвётся в битву, но только на этот раз ничто не будет её сдерживать.
Ряды имперцев почтительно расступались перед крупным грифоном, за которым покорно следовала дюжина источающих саму дикость пещерных собратьев. На голову, а то и на две возвышались они над остальными, но и главнокомандующий имперскими войсками уступал им не на много. Его грудь, плечи, голова и даже крылья были защищены чёрным доспехом из драконьей чешуи – поразительно легким и необычайно крепким. Вонзив острое навершие своего молота в землю и упёршись лапами на его боевую часть сочетавшую молоток и клюв, Ганнар принялся наблюдать за тщетным штурмом укреплений.
Попытки забросать осаждающихся взрывными и зажигательными снарядами не увенчались успехом – через магическое поле проникала только органика, а если поле и исчезало, то только для того, чтобы единороги гарнизона смогли запустить в нападающих груды камней, бьющих словно картечь. Грифонам оставалось только прорваться за насыпи, но сделать это оказалось сложнее, чем на первый взгляд. Из земли то и дело вылезали проклятые лианы, лишая мобильности воинов и делая из них лёгкую мишень для этих дьявольских громовых орудий смерти. Переходящих на крылья в попытках высадиться на верхних ступенях и зайти эквестрийцам в тыл встречали пегасы, а тем немногим, которым таки удалось проскочить, приходилось вести бой с отрядами земнопони, которых за баррикадами кишмя кишит. Точечные удары не приносили проку, а когда грифоны решали брать количеством, натыкались на один и тот же, чреватый большими потерями алгоритм – лианы, залп, контратака.
А ведь именно он попросил императора дать городу два дня на обдумывание ультиматума. Прорыв границы Эквестрии и взятие Клаудсдейла глубоко разочаровали Ганнара. Казалось бы, какой глупец не рад лёгкой победе? Этот грифон глупцом не был, но лишенные борьбы баталии порождали в нём лютую тоску. Его разочарованию не было бы предела, пади Кантерлот за час. Если бы пони хотели сдаться, они бы сдались и без двух дней размышлений, а так у них появился шанс. Не было для него большего счастья, чем крах надежд противника, не ведал он большего удовольствия, чем борьба за победу. Именно борьба. Без этой существенной детали не только война, но и жизнь лишена смысла.
Открывшийся вид заставил душу воина ликовать. Эта битва обещала стать последней в этой войне, а ему так хотелось, чтобы она запомнилась всем надолго.
Воодушевлённые и решительно настроенные эквестрийцы не падут, если просто стоять на месте и смотреть, упиваясь столь прекрасным зрелищем, как это было в предыдущих сражениях. Наконец-то ситуация требует его прямого вмешательства, что уже само по себе пророчит о славном бое.
Следуя приказу главнокомандующего, рог затрубил отступление.
— За нами следят… — низко прорычал Ганнар, рыская по округе красными, словно залитыми кровью глазами. Все его чувства осязали присутствие некой третьей силы, принявшей отнюдь не их сторону.
Магия так сильно пропитала площадь, что её, казалось, можно обличить и без малейшего отношения к оной. Верно, что у неё нет глаз, а вот у тех, кто ей повелевает…
– Используйте чёрный сигнальный дым! – уверенно распорядился Ганнар. – И идите в атаку, убедившись, что не видите и собственных лап!
Никто не желал задаваться вопросами, тем самым испытывая терпение командира, и через миг на укрепления и площадь уже летели круглые колбы, которые разбившись источали непроглядные клубы чёрного дыма. И без того конфузная на первый взгляд ситуация теперь усложнилась полной потерей обзора, но эти мысли вскоре испарились. Двигавшиеся вперёд грифоны снова почувствовали под собой движение растений, но в этот раз те скорее походили на ослепших змей, чем на былые цепкие капканы. Они с трудом находили конечности, которые можно было обвить, а когда имперцы перешли на низкий полёт – полностью лишились и той сомнительной добычи. Прозвучало несколько неуверенных выстрелов. Некоторым орудиям всё же удалось задеть грифонов, но большинство снарядов ушло вхолостую из-за нацеленных на земную поверхность стволов. Неизвестно откуда взявшийся ветер начал быстро разгонять дымовую завесу, но это произошло слишком поздно: за насыпями шёл ожесточённый бой, не позволявший использовать ближнюю артиллерию, в то время как дальняя мешкала, боясь дружественного огня. Пока наземный десант успешно теснил гарнизон земнопони и единорогов, свора воздушных отрядов подминала пегасов и ярым напором опрокинула ещё несколько блокпостов выше по лестнице.
Неимоверными усилиями, при поддержке вовремя подоспевшего пегасьего батальона наступление грифонов удалось замедлить. Вновь вмешательство незримого мага координировалось с работой канониров, а строй земнопони сомкнулся ещё плотней. Но вот долго ли продержится очередная линия обороны? Чёрный, перекинувший древко молота через плечо грифон мерным шагом восходил по занятым до его появления ступеням, уже зная ответ на этот волнующий вопрос.
— Я потерял связь с ещё одним отрядом! – Шайнинг сокрушённо обрушил копыта об пол. — Если так пойдёт и дальше, правая лестница будет взята, и наш фланг станет уязвимым. Мы не можем позволить десанту добраться до верхней платформы так быстро!
— Туда можно перебросить отряды с левого крыла, — предложил Спеллвивер. — Под копытом Эль Гладия ситуация стабильна, и, полагаю, уменьшение гарнизонов верхних уровней не сможет сильно на неё повлиять.
— Это не поможет, — твёрдо возразил Армор. – Ничего не изменится, пока грифонов на правом крыле ведёт сильный предводитель. Он деморализует наши ряды, сеет в них страх. Того гляди, его поступь будет обращать наших воинов в бегство! Ваше Высочество?
— Брат? – принцесса откликнулась не сразу: её губы старательно выговаривали длинное заклинания, которое нельзя было просто так прервать.
— Сможете справиться тут без меня?
— Ты же не собираешься… — протянула Твайлайт, уловив мысль Армора. Не быть ей талантливым магом, если сотворение заклинаний исключало возможность слушать. – И думать брось, слышишь?! Ты нужен мне живым и невредимым! Я прошу тебя, но если понадобится, я буду вынуждена приказать…
— Сестра, ты уже не маленькая кобылка, а принцесса! Не ставь привязанности выше долга! – Отбросив формальности, Армор поучал Твайлайт будто та вдруг вновь стала маленькой единорожкой, ревнующей его к старшеклассницам. – Прямо сейчас Эквестрия нуждается во мне. Тва… Ваше Высочество, позвольте мне быть там!
Потоки магии, по звуку напоминающие мирное течение реки, не смогли заглушить одинокий тихий всхлип.
Правитель многим обязан жертвовать за своё положение. Он не должен поддаваться личным горестям и жить собственной жизнью, ибо лишь живущий своим королевством достоин столь высокого удела. Тёмная сторона монеты сего титула начала постепенно раскрываться для юной кобылки, представая в своём истинном обличии. Ей было так тяжело расставаться с прошлым, где её семья и друзья были на первом месте, но без этого идти дальше стало просто невозможно, невыносимо, мучительно. Ей необходимо одержать верх над своими страстями. Она обязана быть выше этого.
— Обещай мне, как своей сестре, что выживешь! — властно изрекла аликорн. – Клянись своей принцессе, что тебя не будет в списках павших геройской смертью!
Единорог прервал транс и подошёл к застывшей с закрытыми глазами Твайлайт, на щеке которой блеснула слеза.
— Клянусь, — с твёрдостью верноподданного и некой теплотой Армор поцеловал в копыто ногу сестры.
— Я вернусь.
Покинув тронный зал, Шайнинг призвал к себе офицеров и отдал ряд приказаний. Шёлковое одеяние для магических трансов, сменилось гвардейским доспехом, а обычные накопытники — на боевые. Своим оружием он выбрал копьё с широким лезвием и древком из цельного железа. Шлемом же пренебрёг.
Его отряд, как и задумывалось, сформировался из арьергардных подразделений земнопони, от которых передовая никак не зависела. Скромные силы, но от большего Армор бы отказался.
Колонна минула дворцовую площадь, а затем и примыкающую к дворцу улицу, плавно переходившую в большую кантерлотскую лестницу. С этого момента они шли по территории, где неосторожный шаг мог стать последним, где смерть приглашает каждого, в ком теплится жизнь станцевать с ней страстный танец.
Некогда украшенный лепниной и живописным барельефом парапет превратился в грубую стену из песка, обитого досками. Перпендикулярно ему, на равном друг от друга расстоянии были выстроены высокие баррикады с бойницами, за которыми, ожидая своего часа, притаились пони. Хоть место, где сдерживался яростный штурм имперцев, было не близко, наслаждаться безопасностью им не приходилось: нападки грифонов, прорвавшихся через заслон пегасьих батальонов, не прекращались ни на миг. В любую секунду за спиной отвлёкшегося гвардейца мог возникнуть враг, готовый без тени жалости вонзить в шею грубые когти.
Город, походивший этой ночью на самый страшный кошмар, имел мало общего со светлой столицей Эквестрии, где мудрые принцессы умело правят судьбами своих маленьких пони. Теперь принцесс не было, и судьба каждого зависела только от него. Вернётся ли Кантерлоту его прежний вид, и кто будет ступать по его улицам? – эти вопросы в полный рост встали перед каждым.
Отряд Шайнинга почти достиг своей цели – об этом свидетельствовало пламя, охватившее баррикаду. В клубах дыма виднелись силуэты грифонов, запрокинувших голову в боевой истоме. Похоже, передовой линии вновь было суждено передвинуться ближе к дворцу. Почти все защитники обратились в бегство, но остались и те, кто мужественно и безрассудно продолжал обречённую на поражение схватку уже на лишённой всяких укреплений арене. Сгруппировавшись так, чтобы единороги оказались за земнопони, они прикрывали отступление и готовились принять на себя атаку из стены дыма, но вопреки их ожиданиям увидеть рвущуюся свору, к ним приближался только один вооружённый молотом грифон. На горе эквестрийцев, это был тот самый предводитель, остановить которого Шайнинг так рвался.
Заподозрив в этом что-то неладное и не став испытывать судьбу, единороги принялись запускать в перешедшего на бег врага камни. В нелинейной траектории грифон смог уклониться от некоторых снарядов, а те, что попали — безболезненно отскочили от крыл, кои он использовал как щит. Это ошеломило магов: тело, разогнанное телекинезом с такого расстояния, должно нанести броне хоть некоторые повреждения, оставить вмятину в конце концов, но не никак не отрикошетить! Дело было даже не в рассеивании бронёй магии единорогов – лишив предмет телекинетического хвата, грифонье зелье не могло проигнорировать кинетическую энергию, приобретённую во время полёта.
Имперец, продолжая надругаться над физикой своим доспехом, не менял тактики бега и быстро сокращал разрыв. Не желая верить в непробиваемость врага, единороги решили подпустить его ближе, но и на средней дистанции ему удавалось успешно блокировать их атаки. Когда же до группы пони оставалось всего ничего, он ускорился, демонстрируя явное намерение ударить в лоб. Зная, что у магов ещё имеются снаряды, грифон нарочно подставлял тело под удар, тем самым спровоцировав поспешный залп. На такой близкой дистанции, у единорогов был реальный шанс задеть противника в места незащищённые доспехом, но они не смогли им воспользоваться. Этот безумец отлично понимал, что творит: не дав магам как следуёт прицелиться, он вновь принял запущенные камни на облачённые в латы крылья и грудь. То, что в этот раз соприкоснулось с поверхностью драконовой чешуи, в точности повторило судьбу прошлых попаданий, не оставив на ней и малейшего намёка на сей факт.
Их ход был закончен.
Выносливость грифона, питаемая экстазом сражения, не дрогнула от проделанного броска. Молот, который во время бега он одной лапой держал прямо под боевой частью, теперь был крепко обхвачен обеими. Такое грозное оружие оказалось убедительнее копий коренастых земнопони: на их отряд из двух дюжин обрушились широкие, неумолимые удары изогнутого стального клюва, вмиг обагрившегося до основания. За считанные секунды он уничтожил тех, кто ему противостоял, смешав с землёй или обратив в бегство.
Армору уже доводилось спасать этот город силой высших чувств — силой чистой любви. Поймав на себе жадный до крови взгляд грифоньего предводителя, он осознал, что в этот раз любовь бессильна.
Странная форма ненависти загоралась в Дейси с каждым убитым грифоном. Не живые враги срывали с губ проклятья, а те, чья плоть расставалась с остриём её копья. Она рвалась в самое пекло, надеясь обрести долгожданный, ускользающий покой, но из окружений всегда выходила целой. А приближающийся переломный момент битвы лишь подливал масло в огонь, не вызывая никакого ликования.
Воздух потрясло пронзительное завывание рога, исходившее откуда-то с самого дна Кантерлота. Сражавшийся с Дейси грифон, заслышав его, тут же перешёл в стремительное пике к основанию платформы, словно она вдруг стала невидимкой. Точно также повели себя и остальные.
Глядя, как быстро горизонт очищается от имперцев, в голову Вайлд, как и к другим сведущим командирам, закрались наводящие мысли, верить которым просто не хотелось.
«Неужели они… Но как? Откуда? Этого не может быть…» — рассеянно шептали они, понимая масштаб грядущей трагедии. Сбитые столку пегасы пытались отыскать своих командиров, чтобы хоть те сказали им, что делать, но вместо уверенных лидеров они находили пони, сокрушённо опустивших копыта и воздевших в небо пустой взгляд.
Что-то тяжёлое неожиданно обрушилось на зависшую в смятении Дейси и увлекло в стремительное падение. Находясь на грани потери сознания, пегаска чувствовала, как в неё вонзились когти, как её тело постоянно меняет своё положение, оказываясь то сверху, то снизу, как что-то тёплое окропляет её шёрстку, как взгляд заволакивается красной пеленой. Вдруг она ощутила сильный толчок, изменивший траекторию падения, а затем резкую остановку и плавное опускание на твёрдую поверхность. Холодные когти, которые, казалось, вросли в её предплечья, начали извлекаться, причиняя новую порцию боли. Когда Дейси слегка приподняли, она увидела, что находится в окружении единорогов и пегасов, а подле неё лежит пробитый копьём, мёртвый грифон.
Бирюзовая пегаска не отходившая от неё и на шаг, пыталась ей что-то сказать, но ветер наглухо заложил кобылке уши и та лишь молча наблюдала, как всё катиться в тартарары. Совершенно пустое от имперцев небо через грозовой заслон пронзали пущенные с огромной высоты копья. Смертоносный ливень шёл от окраин к дворцу, щедро усевая улицы и крыши домов, вместо исчезнувшего в одночасье войска Грифонии. Давно захваченные подступы к лестницам и площадь у основания платформы были вне досягаемости этого обстрела и служили оставшимся в городе грифонам надёжным укрытием.
Не надо быть провидцем, чтобы знать наперёд, что за участь уготована засадному пегасьему отряду, когда закончатся снаряды. Подавляющая часть имперцев покинувшая пределы Кантерлота, терпеливо ожидала этого момента, ведь достичь нужной высоты было крайне неразумным решением – как бы высоко не взлетел грифон, пегас всё равно взлетит выше. Вскоре уверенные в успехе своей миссии эквестрийцы начнут снижаться, а дальше… а дальше будет дождь. Отнюдь не из копий, кои обрекли бы на гибель если не половину, то добрую треть войска грифонов, не прознай их командиры об этом замысле.
Внезапно часть снарядов, подхваченная телекинетическим захватом, устремилась вдогонку отступающим подразделениям врага, буквально прошивая последние ряды ушедших на перегруппировку имперцев. Однако эта отчаянная попытка кого-то из старших магов стала лишь каплей в сравнении с запланированным морем смертей.
Океан грозовых туч в глазах лежащей на носилках Дейси сменился тёмными дворцовыми сводами – не тем местом, где пегаске хотелось бы вдохнуть в последний раз.
— Сотня демонов Тартара! — Спеллвивер находился в подавленном настроении, постепенно уступающим место вырывающемуся из глубины души гневу. По мордам единорогов его круга градом лился пот, у двоих носом шла кровь. Льдисто-голубой жеребец истощил свою группу поддержки гораздо больше остальных архимагов, вложив их силы в тщетную попытку спасти провалившуюся ловушку. А ведь именно ради её оптимальной реализации без боя была сдана большая часть города. Здесь Твайлайт планировала нанести грифонам непоправимый урон, тем самым сделав их продвижение вглубь Эквестрии очень затруднительным. Неизвестно, сколько бы королевству понадобилось сил, чтобы сокрушить такого врага в открытом бою, но теперь это уже не имело значения.
«Ничего-ничего, лично я совершенно не вижу, почему бы благородным донам не пострадать за отечество наравне с теми, кто своими жизнями покупает нам время для магических атак снаружи, — проносилось у того в голове. — Еще и юная принцесса наверняка потребует от меня покаяния за неоправданный перерасход их сил. А ведь поддержи мою атаку другие маги — и мы бы спасли процентов семьдесят от расчетной эффективности засадного удара. Что ж, отговорюсь, не в первый раз. Я же не собирался их убивать, право слово. А Твайлайт давно пора повзрослеть и понять — без жертв не добиться победы. И что не будет никакого толку, если здоровые и полные сил знатные единороги радостно попадутся недобитым грифонам. Они пленных не берут…
Ладно, у нас с Шайном еще найдется пара сюрпризов в запасе. Этот бой еще не проигран…»
… Когда потерпевший фиаско обстрел закончился, до этого укрывавшиеся у основания платформы грифоны, услышав сигнал, возобновили штурм. Подтянувшиеся с окраин основные силы имперцев, выстроившись в боевые формации, так же устремились в контратаку. В мгновенье ока улицы и небо над столицей вновь заполнилось грифоньими ордами.
В эти тревожные минуты Грозный, находясь позади оборонительных насыпей, внимательно следил за происходящим. Вокруг суетилась орудийная прислуга, гремели выстрелы, над укреплениями то и дело разносились хриплые приказы и ругань канониров. Сквозь пороховой дым то тут, то там мелькала бригантина Милославского, заблаговременно созданная по меркам, снятым с Жоржа ещё со времён злополучной Галы.
«Бережённого бог бережёт!» — глядя на царя, облачающегося в кольчугу, многозначительно подметил авантюрист и поспешил заказать у мастера-оружейника «хоть какую-нибудь защиту». Изначально, Жорж вообще не собирался соваться в пекло войны, последовав примеру Бунши, находящегося сейчас в тылу и занимавшегося возложенными на него там обязанностями, однако под напором Грозного согласился. На поле боя же харизма Милославского, вкупе с организаторскими способностями и базисным знанием пушкарского дела, пришлась как нельзя кстати.
Наверху было не менее жарко: грифоны, несмотря на отчаянное сопротивление, теснили вымотанных и уставших пегасов, заставляя их отступать ближе к дворцу, тем самым уязвляя наземные подразделения.
«Обман и предательство буйным цветом расцветают даже здесь, в этом Богом забытом месте, — недобро глядя на бешеный натиск грифонов, размышлял царь. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы наблюдая за тем, как повели себя имперцы сделать вывод, что они знали о готовящемся ударе засадного полка. Знали…или их кто-то предупредил. И этот «кто-то» сейчас был по одну с Иваном Васильевичем сторону баррикад — в штабе главнокомандования, во дворце, возможно уже за спиной великого государя. — Куда бы ты не шёл, Иван – будь-то слободка Александровская, белокаменный кремль или королевские чертоги лошадей цветных – везде окружает меня подлость и измена. Миры разные – а пороки людские… Эх, не время сейчас об этом думу думать, но вопрос я этот вниманием не обделю, и обязательно до истины доберусь, на корню изничтожу скверну…»
А между тем бой шёл уже прямо над артиллерийскими позициями. Всё чаще на магических защитных полях расцветали огненные цветы взрывов грифоньих бомб. Вниз то и дело падали бездыханные тела убитых противников.
— Грифоны! Они летят сюда! – вскричал один из канониров, тыча копытом вверх. И действительно: прорвав правый фланг пегасьего заслона и окончательно смяв немногочисленные ряды защитников, имперцы, подобно стае коршунов, устремились на пушкарские расчёты.
— Наступают, Иван Васильевич! – доложил государю, словно выросший из-под земли Жорж. – Прут так, будто вся их армада на нас навалилась!
Подтверждая его слова, впереди прогрохотал оглушительный взрыв, поднимая на воздух несколько расчётов восточной батареи. Царя и Милославского обдало комьями рыхлой, пропахшей гарью земли.
Имперские подразделения, десантировавшиеся позади внешних артиллерийских позиций, принялись забрасывать наряды бомбами. От тех, что сталкивались с магическими щитами, толку было мало, однако, это палка о двух концах: стоило грифону войти в пределы магического барьера и оставить массивный железный шарик с взрывчатым содержимым внутри, как надежная защита вмиг обращалась в смертельную ловушку. Прогремевшие взрывы и подлетающие на несколько метров вверх «спинелли» были первыми жертвами десанта, но не всегда удача оказывалась на его стороне. Нередко маги опережали врага, успевая накинуть на них купол… горе тому грифону, чей искрящийся фитиль был слишком коротким. Или к делу подключались резервные единороги, коими была обеспечена каждая батарея: видя в лапах спикировавших врагов бегущий к взрывчатке огонёк, каждый из них закрывал магическим щитом ближайшие к себе расчёты.
И, тем не менее, имперцы, пользуясь доминирующей инициативой, нанесли оборонявшимся значительный ущерб, уничтожив с пол десятка расчётов.
В пылу битвы царь не заметил катившейся к нему бомбы, но прежде, чем Жнец смог бы порадовался столь знатному улову, он услышал раздавшийся сбоку хлопок телепортации и перед глазами возник светло-серебряный прозрачный барьер. В следующую секунду прогремел взрыв, и жаркое пламя лизнуло магический щит, плавно растекаясь по нему без какого-либо вреда для находящихся за ним. Иван Васильевич посмотрел в бок, где увидел белоснежную единорожку с ярко-сияющим рогом.
— Спасибо, служивая! – почитая за должное, поблагодарил Грозный.
— Не за что, Ваше Величество, это мой долг, — ответила та, не прекращая удерживать щит.
Следующий выпад костлявой старухи, явно недовольной таким раскладом, был также внезапен, как и подкатившаяся бомба. Со свистом рассекая воздух, на человека и пони нёсся сжимавший копьё грифон.
Не успела бы единорожка вновь телепортироваться, да и нужды в этом не было: вышедший вперед неё Грозный, подпустив врага чуть ближе, отвёл смертоносный удар и в свою очередь сам, как следует, хватил по противнику. Крепко же грифону в голову прилетело от царского-то посоха. Может и не слыл Иван фехтовальщиком умелым, но силой его Бог не обделил. Высокий ростом, широкий в плечах государь мог за себя постоять. Да и негоже мужику русскому за бабой, а уж тем более за кобылой-то, хорониться.
— Вот так вот, — пробасил Иван Васильевич, не замечая открытого от удивления рта пони.
…А между тем бой разгорался. В воздухе нестерпимо воняло порохом, от чёрного клубящегося дыма слезились глаза и першило в горле. Милославский не намеревался геройствовать, а уж тем более безрассудно умирать, бросаясь на врагов с шашкой наголо; напротив, он действовал осторожно, аккуратно обходя особо «жаркие» места, постепенно уходя из эпицентра побоища поближе к дворцовым воротам. Не трусость, но чувство самосохранения двигало им сейчас. Собственная жизнь стояла у Жоржа в приоритете, и потерять её за кучку цветных лошадей никаким образом не входило в его планы.
«Вот ещё! Я на такое не подписывался! – бешено соображал Милославский, пробираясь сквозь поле боя. – Пропасть, да запросто так? Чёрта с два! Так, если мне не изменяет память, дворец должен находиться совсем близко…»
Но, как говорится, человек предполагает, а располагает кое-кто другой.
Дородный грифоний воитель появился перед Жоржем, как чёрт из табакерки. Встретившись с изумленным человеком взглядом, он с несколько секунд рассматривал своего потенциального противника, после чего, издав воинствующий клёкот, резко рванул вперёд, метя в самое сердце онемевшему от ужаса, незадачливому авантюристу.
Скрежет пробиваемой брони и боль в груди было последним, что почувствовал Жорж.
Не быть Ивану царём, не подними он вопрос о наличии подземных путей к городу. Кантерлотские государственные органы подняли архивы и предоставили всю имеющуюся информацию по данному вопросу. И не его вина, что факт существования одного из ходов отсутствовал.
Магический свет разгонял тяжёлый мрак узких коридоров, скучавших по звукам поступи живых существ. Уклоняясь от нависшей тут и там паутины, укутанный в плащ единорог осторожно пробирался вперёд, ведя за собой молчаливую группу грифонов во главе с Ригальдом. Могло показаться, что они полностью доверились своему изменчивому проводнику, но это было не так – без остатка им доверился он. Доверился ровно с того момента, когда, будучи впутанным в опасную игру, с пылающей надеждой не пожалеть о своём выборе поставил на Империю всё, что имел. Приближая небольшой, хорошо вооружённый вражеский отряд к покоям кантерлотского дворца, он исполнял последнее поручение, за которое уже заранее был щедро вознаграждён. Однако мыслей сплясать обеим сторонам не было и в помине: прямо над ним войско грифонов в ожесточённой битве сцепилось с войском эквестрийским, а находясь в беспросветных туннелях, коими испещрена кантерлотская гора, было сложновато узнать, какая сторона берёт верх. Оставалось только опираться на собственные убеждения, исходя из которых — побеждают первые.
— Ещё немного, господа грифоны, — нервно обернувшись, лелейно возвестил единорог. — За стенкой, справа от нас, винные погреба Её Высочества Селестии. Частенько она в них уединялась… Сейчас там укрылась небоеспособная часть населения…
Жеребцу отчего-то постоянно мерещилось, что его спутники испытывают нетерпение к этой затянувшейся тёмной эскападе, и он регулярно информировал их о приблизительном местонахождении. В большинстве случаев такие оповещения заключались в приевшейся фразе «мы почти пришли», потому как сам он имел очень образное представление о витиеватой системе пустот и ходов, существовавшей, вероятнее всего, со времён заложения града. Долгие месяцы подготовок позволили проложить нужный маршрут, но этим всё и ограничилось. «Одной лишь Селестии ведомо», – как поговаривают эвестрийцы — куда ведут те или иные голодные до заблудившихся повороты.
Каждый шаг приближал их к поверхности – это ясно подтверждал усиливающийся шум боя. Заслон, отделяющий тайный путь непрошенных гостей от дворцовых помещений, становился всё тоньше и вскоре они могли отчётливо слышать не стихающую ни на минуту дробь копыт, нескончаемый поток докладов и распоряжений, тонувший в лязге металла. Когда в эту звуковую вакханалию вплелись стоны и нечленораздельные крики, единорог замедлил свой быстрый шаг, а вскоре и вовсе остановился.
— Здесь, — кивком он обозначил участок стены с железным кольцом напротив себя и поспешил уйти сторону, освобождая место приближавшимся грифонам.
— Постарайся попасть в зал незаметно, — не глядя на жеребца, бросил Риг. – И не врывайся в спектакль раньше времени.
Заржавевшее, с трудом поддающееся кольцо со скрипом повернулось, приводя в работу надёжный, не испортившийся со временем механизм. Синхронно с ним из ножен выходили клинки, с хрустом разминались затёкшие мышцы.
Единственный не замурованный и не заблокированный по приказу царя лаз вот-вот перестанет быть инкогнито.
Знай об этом проходе главнокомандующие грифоньим войском, сражение пошло бы совсем иным, неблагоприятным для защитников города ходом. Думай Тайрен только о победе, по этим туннелям маршировал бы целый полк. Но свои цели он ставил выше интересов империи, и, что странно, ничуть об этом не жалел, считая их важнее всех монарших положений бренного мира.
Зал, ныне именующийся Залом Гармонии, как и предполагалось, был обустроен под лазарет. Причём лазарет для тяжёлораненых, которым долгая транспортировка могла бы стоить жизни. Звук механизма просто тонул в ужасной атмосфере этого места, потому и не произвёл никакого эффекта. Но даже после того как там, где глаза привыкли видеть извечную стену открылся чёрный проём, из которого один за другим в помещение проникали грифоны, ровным счётом ничего не изменилось. Может кое-где о пол звякнул скальпель, выпавший из копыт испуганного медика, но неумолимый дух боли и страдания внимание на это не обратил.
В приказах не было нужды – всё уже было обговорено, а посему оставалось лишь неукоснительно следовать плану, пока что идущему по намеченной схеме. Четверо грифонов быстро добрались до больших дверей главного входа и оперативно заблокировали их изнутри. Ещё шестеро рассредоточились по всему залу, дабы погасить любое сопротивление ещё на начальной стадии.
Хирурги застыли над раненными, готовясь к худшему исходу появления грифонов, но предупреждение Ригальда быстро вернуло их к работе. «Не чините препятствий и вам не причинят вреда» — гласили слова лидера отряда.
Дважды повторять не пришлось, ведь не надо быть хирургом, чтобы, обежав быстрым взглядом лежащих на некогда белоснежном мраморе скорчившихся пони, понять, что без срочного медицинского вмешательства их жизнь оборвётся и без грифоньих клинков. Стараясь не замечать присутствия врагов Эквестрии, пони в белых халатах, как и прежде, своими копытами спасали тех, кого ещё можно спасти.
С двумя оставшимися грифонами Ригальд, ступая по красному ковру меж рядов раненых – в отличие от пола, ему удалось сохранить первоначальный цвет – направился в конец зала. Его взгляд уже ловил обрамлённую золотом и обставленную изящными скульптурами сокровенную дверцу, её восьмиконечное солнце, распускающее шесть лиловых, розовых и фиолетовых сегментов, аккуратное отверстие посреди солнечного диска.
У самого конца бард остановился, желая хоть на миг почувствовать близость столь драгоценной цели. Сколько сил, времени и жертв было принесено ради того, чтобы он оказался в шаге от замочной скважины хранилища солнечной принцессы. Лишь единицы ведали, что сокрытое в нём и есть одна из самых главных причин этой войны. Обременённому таким знанием Ригальду было сложно идти за истинной целью, в то время как вся империя слепо мостила ему дорогу своими телами. Но если он потерпит неудачу, все жертвы будут напрасны, а этого грифон допустить никак не мог. Пусть исполнение мечты императора хоть как-то оправдает брошенное в огонь войны.
Отчаянная молотьба в дверь вознёслась над остальным шумом, а может, источники шума застыли, заслышав её – так или иначе, она донёслась до каждого, в том числе и до грифонов, заставив их нехотя обернуться. Риг был готов к такому обороту и принял бы его совершенно спокойно, если бы не узнал, чем тот вызван. Скрывая дрожь и избегая его взгляда, к нему робко подошла одна из медпони и громким, вздрагивающим голосом сообщила, что подвезли новых раненых. Она боялась прямо высказать свою просьбу, но Ригальд всё понял и без слов. Он обозрел не внимающих мольбам четырёх стражей, перекрывших дорогу жизни для несчастных за пределами зала, после чего молча отстранился от кобылки.
— Господа грифоны! – чей-то настойчивый голос нежной мелодией вновь отвлёк боровшегося с замешательством барда от главной задачи. Только на этот раз перед ним стояла не подсунутая больничной братией медичка, а движимая собственной инициативой жёлтошкурая пегаска. Его взгляд, встретиться с которым боялись все остальные, вперился в полные решительности глаза, смотрящие на него из-под длинной розовой чёлки.
— Вы здесь главный, господин грифон? – изрекла пони.
Ригальд вышел вперёд.
— Я понимаю, что война разделила наши народы, сделав врагами, но всё же молю вас проявить немного сострадания к тем раненым пони за дверью! Прошу, пропустите их в зал, чтобы медики оказали им помощь!
— Я… не могу, — только и выдавил Риг, с трудом сопротивляясь желанию внять мольбам кобылки. Он уже хотел отвернуться, когда она продолжила попытки достучаться до него.
— Вы боитесь… — пегаска подошла к грифонам почти вплотную, словно перед ней — испуганные лесные звери, но никак не сородичи тех, кто острыми когтями оставляет на телах пони смертельные раны. — Позвольте мне стать вашей заложницей, господа грифоны – вас никогда не тронут, если под угрозой окажется жизнь одной из Элементов Гармонии. Пожалуйста, прикажите открыть двери и не препятствовать поступлению раненых.
Кобылка смиренно опустила голову.
— Я полностью в вашей власти.
Повелительным взмахом Риг дал знак грифонам исполнить просьбу пони, к которой они были тут же приставлены как стража. Когда проход стал свободен, в зал ворвались не только лекари с окровавленными бойцами на носилках, но и дюжина гвардейцев, тут же ринувшаяся на отряд Ригальда. Не обманула их пегаска: едва завидев её нежно розовые космы, они встали как вкопанные, боясь сделать хоть одно неосторожное движение. Бард усмехнулся и, оставив за собой этот надёжный щит, быстро двинулся к забытому на время тайнику.
Оказавшись на месте, он достал из-за пояса рогообразную колбу с чистейшей измельчённой до пыли драконьей костью, откупорил её с узкого конца и приложил к отверстию замка, засыпая внутрь её содержимое. Когда та опустела, внутри скважины началась бурная магическая реакция: из неё вылетали искры и сочился разноцветный дым, сопровождаемый неподдающейся описанию какофонией, вынудившей всех поблизости зажать уши. Пыль сыграла свою роль, рассеяв магию Селестии. Осталось лишь разобраться с самим механизмом, ставшим без магии аликорна простым замком с нехарактерным строением. Отсюда и возникли накладки: лапы грифонов не могли запустить механизм из-за его недосягаемости, а отмычки были сомнительным вариантом. Для взлома требовался единорог.
Недолго думая, Ригальд прибег к помощи зала. Учитывая, что все единороги поблизости были или погрязшими в работе хирургами или их пациентами, приглашение поучаствовать во взломе, подкреплённое нескрываемой угрозой, вызвало сильное нежелание у первых и страх у вторых. Оказалось, что само вскрытие тайника солнечной принцессы корёжило сознание пони не так сильно, как потраченные на это время и силы. И что неудивительно — вызвавшийся в глазах всех тут же стал героем. Единорог, ещё недавно ведущий грифонов по туннелям, сейчас хромающей походкой и с видом страдальца ковылял к двери. Для убедительности своей роли он даже с фальшивым ранением подсуетился.
Теперь, когда его действия будут походить на подвиг без тени упрёка, жеребец взялся за замок. Предварительно просветив механизм магическим рентгеном, дабы получше вникнуть в его структуру, он принялся телекинезом двигать нужные детали. Не то чтобы сложно, но некоторого времени это потребовало. Благо с розовогривой заложницей у них его было вдоволь. Спустя двадцать минут с этим было покончено, и после звучного щелчка заветные дверцы послушно раскрылись.
Маленькая комнатка, где когда-то в броском ларчике возлежали элементы Гармонии, сейчас была захламлена регалиями принцесс. Подвешенные сверху диадемы, завалившие полки украшения и ожерелья, ряды накопытников и другие, как выразился бы Жорж, цацки приковывали к себе взгляд и слепили золотым блеском. Против обычных воров, даже каким-то чудом сумевших сюда пробраться, это бы стало ещё одним препятствием. Умелая иллюзия этой обстановки даже самых бесстрастных могла бы ввести в заблуждение, заставив наречь сферическим бредом мысли, что здесь спрятано нечто еще более ценное. Но нынешние грабители не входили в этот список, свято веря, что причиной войны не могло стать обычное золото, сколько бы его здесь не лежало.
Войдя внутрь, Ригальд бесстрастно осмотрел помещение и принялся небрежно стучать по стенам. Та, что была напротив входа, скрывала за собой пустоту, да и отверстие с краю имелось. Нет, не для рога принцессы Дня или хвоста короля драконов – для обычного ключа, коими пользуются смертные.
— Как самонадеянно… — хмыкнул Риг и, схватив первый попавшийся под лапу жезл, обрушил его на тайную дверь.