История Барда
Песнь Пятая - Ледяная корона
Дорогая Принцесса Селестия,
Прошу вас разобраться по поводу возмутительного случая — меня, вашу верную ученицу, отказываются пропустить в библиотеку, чтобы я смогла найти там продолжение легенды о спасении Принцессы Лета. Чтобы составить полную картину мне не хватает только четвертой ее части, но старший библиотекарь все время утверждает, что она утеряна и не найдена никем до сих пор. Однако, проведя некоторые исследования, я обнаружила, что следы этого документа могут привести меня в тот раздел библиотеки, который вы обещали показать мне лишь после того, как в моей гриве появятся первые проседи. За сим прошу вас предоставить мне доступ хотя бы на один день, чтобы я смогла наконец отыскать пропавшую часть и закончить тем самым свое исследование.
С наилучшими пожеланиями,
Ваша верная ученица Твайлайт СпарклСтаршему библиотекарю Кентерлота. Личный приказ Принцессы Селестии. (Совершенно секретно! Не подлежит огласке!!)
Ни в коем случае не позволяйте Твайлайт заполучить четвертую часть той книги. Вы знаете, о чем я говорю. Да, это та самая книга, после прочтения которой вы на три дня заперлись в своем кабинете и отказывались принимать любую еду, не считая крайне охлажденной. Вы тогда, напомню, находились в весьма почтенном возрасте. Как этот ужасный гримуар (вы ведь приковали его цепями, как я приказывала?) может повлиять на юный неокрепший разум, страшно даже представить.
С искренней благодарностью за понимание,
Принцесса Селестия
P.S. Книга "Пятьдесят оттенков радужного" так и не была переведена на Эквестрийский из-за большого количества сложных речевых оборотов. Поставок в библиотеку можете не ждать. Еще раз благодарю за понимание.
Легенды...
Рассказанные у костра в самой чащобе леса, чтобы скоротать ночь, в величественной главной зале замка, чтобы удивить всех гостей роскошного пира, или же перед уютным домашним очагом в надежде хоть на пару часов отвлечь жеребят от бездумного разрушения всего вокруг, легенды были и остаются одним из величайших сокровищ для каждого пони. Сколько раз слушатели трепетали, переживая за попавшего в беду героя? Сколько раз бусины слез блестели в отсвете пламени, когда они слышали печальный конец? И сколько раз благородные деяния вновь и вновь вдохновляли следующие поколения на новые свершения? Этого не знает никто.
Что же нам действительно известно о легендах, так это то, что легенду всегда создают двое — тот, кто совершает подвиг, и тот, кто о нем рассказывает. Конечно же, на долю первого достается куда больше риска, эмоциональных нагрузок и тяжелого физического труда, но без того, кто поведает миру о том, как же было повержено зло именно этим героем, именно на этой поляне и именно в этот вторник, любое, даже самое эпическое приключение будет всеми быстро забыто и скоро канет в лету, будто его и не было. А сама невероятная история просто перестанет существовать и больше никогда не подарит потомкам искру вдохновения. Вот почему миру так нужны те, кто будет совершать подвиги. Вот почему миру нужны те, кто о них расскажет. Вот почему миру нужны легенды.
Так было уже много веков, так есть сейчас и так будет еще очень и очень долго. Самое меньшее — пару-другую вечностей. Ибо так устроен порядок вещей, и ничего с ним сделать нельзя.
А еще слова «легенда» и «ложь» начинаются с одной и той же буквы. И это просто не может ничего не значить.
Море затаилось. С виду оно казалось умиротворенным и притихшим, однако план, сокрытый в его глубине так и проглядывал на гребешках накатывающих волн. Море чего-то ожидало. В своем кажущемся спокойствии оно напоминало сидящего в засаде хищника, напряженного до предела и готового броситься в погоню за добычей, хотя в отдельные моменты слишком уж наигранной безмятежности и могло показаться, что хищнику наскучило просиживать драгоценные минуты зря, и он отправился немного подремать или почитать интересную книжку. Море могло себе это позволить. У него было достаточно времени, ведь кто-кто, а оно хорошо знало самую простую истину: то, что уже попало в его волны, рано или поздно туда возвращается и остается там навсегда. Возможно, что с этой логикой были согласны не все, а некоторые даже старались ее оспорить, но море не помнило, чтобы кто-то уходил обиженным. Слишком уж трудно было ходить по воде, знаете ли. А с особо рьяными спорщиками море порой поступало очень и очень серьезно — оно вообще не любило всяческих шуток. Даже несмотря на то, что в общем и целом вода в море весьма соленая, его чувство юмора было и остается довольно-таки пресным. Но само море от этого совсем не переживало. У него было множество других способов себя развлечь.
К примеру, сейчас притаившееся море сосредоточило все свое внимание на том, как два широких паруса и один ветер неизвестной длины гонят вперед небольшой кораблик, полный надежд, стремлений, приключенческого духа и пустых мешков, которые слишком явно отдают сухарями, что, во-первых, выдавало в команде корабля пони со стальной волей, отважившихся на столь долго путешествие по неизвестным просторам, а во-вторых, указывало на их не менее стальные желудки, способные переварить даже такое подобие пищи. На секунду море задумалось, стоит ли вообще с ними связываться, и, немного поколебавшись, решило, что лучшим выходом будет посмотреть, что случиться с ними дальше. Судя по всему, заключило море, проблем у них хватит и без него.
На палубе корабля тем временем вовсю проходило оживленное обсуждение планов на ближайшее будущее. Если бы вы не знали, что команда корабля состоит из четырех пони, двух воронов и двух копий, одно из которых даже не пыталось разговаривать, вы бы ни за что не поверили, что судно не испытывает никаких проблем со свободной жилой площадью — в паре шагов от мачты невозможно было разобрать ни слова, а возле самих спорщиков нельзя было услышать даже собственных мыслей из-за шумного гвалта в эквиваленте двух с половиной рыночных кварталов в вечер пятницы. Единственным слабым утешением было то, что спор подходил к той самой части, когда все уже порядком подзабыли, из-за чего тот начался, и теперь старались высказать как можно больше умных идей, задействовав при этом как можно меньше умственных способностей, что у всех обычно получается совсем наоборот.
— Еще два потраченных впустую дня, а мы так и не приблизились к нашей цели! — возмущенно воскликнул Сигурд. — Если так и дальше пойдет, то мы никогда не увидим владений Принцессы Зимы!
— Да? — скептически отозвался Бард. — А неделю назад ты говорил по-другому. Мол, ни дождь, ни снег, ни огромные и смертоносные твари из параллельных реальностей не остановят нас на пути к спасению Принцессы, пусть нам и пришлось бы искать ее целую вечность. Только не говори, что это не ты такое сказал...
— Это было до или после огромных пираний-пожирателей кораблей? — уточнила Флаттершелл.
— После, — утвердительно кивнул Бард. — Но перед тем, как нас чуть не попыталась сожрать та гигантская морская змеюка...
— А как насчет рыбы-острова? — вспомнил Хугин. — Зрелище было довольно впечатляющим.
— Но не так, как птица-остров, — запротестовал Мунин. — Или остров-амфибия, остров-земноводное и тот, что был последним, в виде огромной тарелки с фруктовым салатом. Это было и вправду жутко.
— И все пыталось нас съесть, — содрогнулся Старсвирл, еще глубже зарываясь в свою шляпу. — Было хоть что-нибудь на нашем пути, чему мы не казались интересным обедом?
— Был тот василиск, который чуть не превратил нас в камень, — пришла на помощь Флаттершелл. — Водоворот, в котором мы чуть не утонули, дракон, который нас чуть не спалил, и еще та странная штука, которая пыталась заманить нас своими...
— Ой, вот только не надо про этот последний случай, — поморщился Сигурд, стыдливо прижав уши к голове. — Мы же пообещали о нем не вспоминать. К тому же, все не так плохо, ведь у нас получилось миновать все эти опасности, не так ли?
— К СОЖАЛЕНИЮ, ДА, — устало посетовал голос, который по какой-то причине все равно остался никем не услышанным.
— А как насчет того ужасного видения Сфинкса? — поинтересовался бард. — Она говорила, что у нас совсем мало времени до того, как пробудится древнее зло, миру будет угрожать страшная опасность и все в таком же духе, спасибо, что хоть не в стихах. Лично я думаю, что нам не стоит об этом особо беспокоиться, потому что во всех случаях, когда миру кто-то хочет серьезно отдавить хвост, всегда появляются какие-нибудь герои из разряда профессиональных воителе й или, ну вы знаете, могучих волшебников и останавливают все что угодно по пути к ближайшему пункту выдачи орденов спасителей мироздания. Они обычно ошиваются где-нибудь поблизости, пока совсем не прижмет, и страдают всяческой ерундой, но когда дело начинает и впрямь отдавать жареным, то они приходят словно из ниоткуда и спасают все в самый распоследний момент. Хотел бы я посмотреть на их мордочки: наверняка один сплошной героизм и переизбыток всяких жеребцовых гормонов. Только вот непонятно, откуда ж они все-таки все время берутся?
— Вообще-то, — осторожно подбирая слова, протянула Флаттершелл. — Мне кажется, что я знаю ответ...
В одно мгновение мордочка барда лишилась довольной улыбки и приобрела весь ужас понимания, бесплатным комплектом к которому шел обреченный вздох и прямые инструкции для сердца о пользе учащенного пульса в такие моменты, написанные, как всегда, на почти наверняка выдуманном языке. Бард отступил на шаг назад.
— Ты ведь не хочешь сказать, что...
— А почему нет? — с легким взмахом гривы кобылка оглядела всех замешкавшихся товарищей. — По всем пунктам мы подходим, не считая, разве что...кхм... жеребцовых гормонов, что бы это ни значило, так что, судя по всему, в этот раз в очереди на спасение мира мы стоим первыми в списке.
— Но... — подал наконец голос Старсвирл. — Почему именно мы? В мире ведь полным-полно тех, кто мог справиться с этой задачей лучше нас, так почему же мы, а не кто-то другой?
— Позволь объяснить, — Хугин спланировал с мачты на палубу и, важно нахохлив перья, принялся расхаживать перед волшебником, артистично дирижируя правым крылом. — Так думают все, кому выпадает подобный жребий, но не им решать. Мы можем лишь сделать то, что в наших силах, за время, что нам отпущено. В этом мире помимо зла действуют и другие силы, Старсвирл Юный... Тут я немного подзабыл, прошу меня простить, но суть в том, что если уж сельдерею суждено было быть поджаренным на сковороде, то и нам суждено было получить это задание. В этом видится проблеск надежды или что-то там такое. Теперь-то ты, надеюсь, понял?
— Сельдерей вообще-то не жарят, — только и смог вымолвить волшебник своим упавшим на дно колодца отчаяния грустным тоном. — Его подают сырым, как и любую другую зелень...
— Да какая кому разница? — махнул крылом ворон. — Главное, мысль вы уловили, а остальное не так уж и необходимо.
— Самое важное — не терять веры в себя, — заметил Сигурд. — Если мы не отступим перед проблемой, она рано или поздно начнет отступать сама, пока не повернется к нам хвостом и не исчезнет совсем.
— Или же она дойдет до стены и станет в три раза опаснее, как и любой загнанный в угол дикий зверь, — оптимистично предположил Бард. — В любом случае, никто еще не показывал нам это древнее зло, которое возможно вообще не существует, и уж точно, никто не говорил нам, что именно мы должны будем его остановить. К тому же, до владений Принцессы Зимы мы так и не добрались, и, скорее всего, нам нужно пройти по этому морю еще пару-другую дней, за которые мы наверняка успеем хорошенько все обдумать...
— А вот насчет этого, — каркнул Мунин, круживший в паре метров над гривой барда. — Я бы не был так уж уверен.
— Смотрите! — тут же позвал подскочивший к борту пегас. — Это оно! Мы почти добрались!
Бард взглянул на синюю морскую гладь и с удивлением выдохнул. Словно кто-то снял с его глаз повязку, и теперь с ехидной ухмылкой наблюдал за степенью его удивления. С каждой секундой становилось все холоднее, но единорог не замечал этого, как и падающую ему на нос снежинку, растаявшую в облачке пара, в которое превратилось его дыхание. Его внутренний импресарио не пропусти на арену внимания Барда даже дрейфующие вокруг корабля льдины, хотя те были довольно большими, несмотря на близость не столь уж и холодных вод. Все эти картины прошли мимо барда, потому что в тот момент его взгляд унесся в сторону горизонта. Прямо туда, где синяя лужица моря поддерживала собой скромный островок, служивший всего лишь невзрачным фундаментом самого величественного и живописного замка из всех тех, что бард когда-либо видел и мечтал посетить, не внося платы за вход.
Пики его башен грозно вздымались, наблюдая за окрестностями столь же бдительно, как пегасы-гвардейцы в свою первую смену. Стена, опоясывающая замковый двор, часть горы и грациозный изгиб берега высилась над морем, демонстрируя всем могущество и неприкрытую силу, и выглядела столь же надежной как долговая расписка, подписанная в присутствии всех ваших родственников. Ворота его, едва видимые сбоку, поражали своей громадой и очаровывали взгляд заметной даже отсюда мастерской росписью и идеально выверенным орнаментом, который вполне мог появиться на свет, если бы самой Математике захотелось бы стать художницей. Все в этом замке пленяло вас с первого взгляда, а потом, устроив небольшую экскурсию для вашего пораженного взора, навеки похищало сердце, оставляя на его месте мысль, что копыта пони никогда не смогут сотворить чего-то подобного вновь. И это не говоря уже о том, как этот замок искрился и блестел белизною своих башен и стен, сделанный будто из того, чем были бы снег и лед, будь они драгоценностями, и как он отражался в воде, удваивая свои чары и не оставляя вам ни единого шанса закрыть рот хотя бы для того, чтобы отдышаться.
— Это просто невероятно, — со слезами на глазах прошептал Старсвирл. — Это не может не быть волшебством...
— Волшебством... — словно эхо отозвалась Флаттершелл, испытывая те же чувства. — Просто не может существовать...
При этих словах бард невольно вздрогнул. К нему внезапно пришло понимание того, что этот замок и впрямь не порождение их фантазии и вовсе не голодная галлюцинация из-за однообразного безвкусного питания. Нет, это было самое настоящее, взаправдашнее чудо, и бард не отказался бы полюбоваться им еще пару-другую часов, если бы не одна ужасная мысль, холодным клином рассудка вонзившаяся в сахарную вату его мечтательности.
Единорог вдруг осознал, что ему знаком этот замок. Он понял, что уже видел его однажды. И, что удивительней всего, вспомнил, что там он уже бывал.
И то, что пришло вместе с этим воспоминанием ему очень и очень не понравилось.
Снег был повсюду, укутывая землю пушистым белым покрывалом, образуя белоснежные шапки недалеких холмов и витая в воздухе хороводом бесчисленных сестер-снежинок, идеально отточенных в своем огромном разнообразии. Пейзаж, казалось, не мог и подумать о том, чтобы стать еще прекраснее, и уж точно был достоин места над вашей каминной полкой. Правда, любоваться им, попивая горячий кофе, сидя в уютном кресле-качалке, и продираться сквозь непроходимые холодные сугробы — это две совершенно разных вещи, и те, кто считают, что чудеснее зимы времени года просто не бывает, правы лишь отчасти. Скорее всего они обитают на теплом юге и наслаждаются простыми зимними радостями вроде первого легкого снежка или кучи поводов раздарить соседям залежавшиеся безделушки, чего обычно никак не могут взять в толк северные пони, привыкшие к тому, что жаркие дни наступают только тогда, когда вы можете пролезть в дверь, несмотря на все слои теплой одежды, а мороз они давно уже перестали считать чем-то большим, чем просто частью повседневного пейзажа. Но даже они так и не научились ценить снег как своего доброго соседа — недаром в диалекте северян существует более сотни слов для обозначения снегопада, только половину из которых возможно выговорить и только треть — произнести перед своей бабушкой, не краснея.
Но существам, которые в тот день стояли на берегу скованного льдами острова, ни снег, ни мороз не могли причинить никаких неудобств. И тем не менее, они не питали к зиме никаких теплых чувств. Возможно из-за того, что их сердца были ледяными осколками а гривы — неотличимы от ледяного ветра, а возможно из-за плохого воспитания и скрытых жеребячьих обид, эти хладные духи не ведали ни любви, ни жалости. Единственной эмоцией, отражавшейся на том, что можно было назвать их мордочками, было холодное спокойствие, и даже голоса их больше напоминали скрип замерзающих горных ручьев, но никак не все те звуки, над которыми так стараются гортань, язык и прочие странные красноватые штуки в горле самых обычных пони. И сейчас духи ждали. О, ждать они умели гораздо лучше остальных — их ожидание длилось почти целую вечность, но сейчас эта вечность подходила к концу. Если бы они могли злобно расхохотаться, они бы сделали это, но сама природа не позволяла им совершить подобного, и радостной пляске вьюги приходилось отдуваться за всех разом.
Сейчас они слабы, но скоро станут гораздо сильнее. Сейчас их власть — ничего, но скоро замерзший мир расколется от топота их ледяных копыт. Сейчас их не знает ни одно живое создание из теплых стран, но скоро каждый пони в Эквестрии запомнит их имя. И не найдется тех, кто не вздрогнет, услышав его.
Виндиго.
Они ждали. Они наблюдали. Они готовились.
И теперь их час настал.
Воздух был таким холодным, что его вполне можно было добавлять в напитки, к которым обычно прилагаются пляжные зонтики и огромные счета, и все слова, которые рождались в голове барда при мысли о том, насколько обжигающим может быть мороз, примерзали к его языку и никак не желали превратиться в связную речь. Хвост его смерзся в одну сплошную сосульку, а нос и грива обзавелись симпатичными пушистыми холмиками. Нет, он, конечно, знал, что такие суровые морозы где-то и существуют, но даже и подозревать не мог о том, что живое существо может продержаться здесь дольше пяти вздохов, не превратившись в реалистичное украшение зимнего сада. Идея дождаться вечера, чтобы под его покровом незаметно проникнуть в замок, больше не казалась такой привлекательной. Вначале он рассчитывал, что шерсть хоть как-то защитит его от этого лютого холода, но та довольно быстро решила сдаться и оставить бедного единорога со стынущей в жилах кровью и стойкой уверенностью в том, что купание в вулкане не является такой уж бредовой идеей. Бард в очередной раз затрясся от порыва ветра и с сожалением вспомнил о своей лютне. “Каким хорошим другом она мне была тогда, — тоскливо подумал он. — И какой отличной растопкой стала бы сейчас...” Бард так и не смог простить Сигурду того, что, собираясь в путешествие до замерзшего края света, тот позабыл о такой мелочи как согревающая одежда или топливо для костра. Одна мысль, что когда-то его дрожащей мордочке было известно, что на свете есть теплые места, была сейчас просто невыносимой.
— Долго еще? — спросила бредущая за его хвостом Флаттершелл. Вся команда Принцессы Лета пробивала себе путь через снежные завалы, передвигаясь цепочкой, так что новости о том, что они уже близко передавались по три раза и за время передачи успевали столько же раз устареть. — На этом острове вообще есть что-нибудь кроме этого клятого снега?
— Есть еще з-замок, — простучал зубами укутавшийся в мантию Старсвирл. — И д-древнее зло, к-которое способно уничтожить наш м-мир в мгн-новение ока...
— О, правда? Спасибо, — закатила глаза кобылка. — Ты умеешь утешать как никто другой.
— А мы вообще уверены, что Принцессу держат именно в замке? — спросил Бард, пытаясь отогнать навязчивый образ озера кипящей лавы. — На их месте я бы не стал прятать свое самое ценное сокровище в самом видном месте.
— О, нет, — ни на секунду не усомнился Сигурд. — Она там. Так говорит мне мое сердце.
— А у твоего сердца, случайно, нет ключей от ворот? — поинтересовался единорог. — Я, знаешь ли, не совсем уверен, что нас пустят, если мы скажем, что просто пришли в гости и пообещаем не забыть вытереть копыта о входной коврик.
— У меня есть запасной план на всякий случай, — туманно пояснил пегас. — А пока, я думаю, настало время для небольшого привала.
С этими словами герой свернул в сторону от протоптанной тропинки, и в скором времени примятый снег образовал небольшой кружок, в котором усталые путешественники смогли наконец остановиться и передохнуть от утомительного получасового путешествия через снежные просторы царства зимней принцессы. Сигурд даже умудрился найти в своих седельных сумках какую-то фляжку, которую он тут же пустил по кругу, настаивая на том, чтобы каждый сделал по глотку.
— Секретный рецепт моей бабули, — добавил он, поморщившись после первой пробы напитка. — Согревает не хуже чем костер, как она говорила, и абсолютно такой же на вкус.
— А из чего он? — с сомнением наклонился к фляжке Старсвирл.
— Настойка на травах, — сказал Сигурд и, после нескольких секунд раздумья, добавил. — Ну, то есть, большей частью на травах.
Бард с сомнением обхватил фляжку копытами и сделал небольшой глоток. Эффект оказался более чем неожиданным: кто словно пустил в кровь барда жидкий огонь, а мир на мгновение остановился, оставив менестреля наедине со всеми богатствами вечности, пониманием сути бытия и легким привкусом корицы на языке. Когда же все это закончилось, и бард судорожно вздохнул, избавляясь от наваждения, снег больше не казался ему таким уж холодным и неприветливым. Особенно после того, как начал таять под его копытами. Бард с удивлением взглянул на Сигурда, но тот лишь загадочно подмигнул ему и отправился к волшебнику, утонувшему в своей трясущейся от холода шляпе, оставив барда гадать, что же за травы могут сотворить что-нибудь подобное и сколько законов природы они нарушают одним своим существованием.
Немного согревшись и подкрепив силы, наши герои почти что без страха и с долей упрека, не переходящей за границу статистической погрешности, продолжили свое путешествие. Возможно, им было бы гораздо легче, если бы их сопровождала пара птиц, которые могли бы слетать вперед на разведку или поискать сугроб пониже, чтобы сократить путь, но оба ворона совсем недавно бесстрашно согласились взять на себя самую опасную задачу — охранять корабль с запасами воды и пищи в нескольких сотнях шагов от всех остальных действий. В этой логике Бард пытался уловить какой-то подвох, но в конце концов сдался и перестал возражать Тем более, что остроумные аргументы у него закончились довольно быстро, а зачерствевшие сухари совсем не хотели долетать до верха мачты, что и решило исход спора в пользу двух наглых комков перьев. Бард утешал себя тем, что когда-нибудь выберется из этой ледяной пустыни и сможет написать песню, где весь птичий род получит по заслугам, и тогда никакие сухари ему уже не понадобятся. Но этот день был еще впереди, как, впрочем, и огромная куча снега, перед которой Сигурд в задумчивости остановился и глубоко вздохнул.
— Еще один сугроб? — окликнула его Флаттершелл. — Если мы будем останавливаться перед каждым снежным завалом на этом острове, до замка мы дойдем только тогда, когда цвет наших грив станет сливаться с фоном.
— Если мы вообще сможем ходить к тому времени, — поддакнул Старсвирл. — Я вот, например, своих копыт уже не чувствую...
— Это не простой сугроб, — покачал головой пегас. — Скорее похож на холм или на небольшой курган... — он протянул копыто и смахнул горсть снега. — Так и есть, смотрите! На самом деле это не почва, это замерзшее дерево. Похоже на половину корабля, вросшую в землю... Но как он тут оказался? Кстати, вон там, сбоку, видите? Что-то вроде флага, только рисунок мне не знаком. Знаете, тут и впрямь творится что-то странное...
— Ты только сейчас это заметил? — усмехнулся Бард. В отличие от пегаса, он уже начал догадываться, что за корабль стоит перед ними. Он был почти абсолютно уверен в этом. Тот же самый герб, который гордо красовался на страдающем от недостатка профессиональных портных в округе флаге, он мельком видел на парадной одежде принца, который сватался к Принцессе Лета. Но тогда выходит, что та пещера, где он варил свое зелье находится где-то рядом, и этот остров — это тот самый остров из его давнего видения. Бард, конечно, верил, что интересные совпадения иногда случаются, но порою даже Судьба может показаться наглой до безобразия. Значит ли это, что Принцессу Лета, ту самую прекрасную принцессу из его сна, можно спасти лишь только если... Или она и есть...
…Снег... И корабли, уходящие за горизонт...
— Ты в порядке? — забеспокоился Сигурд, когда бард пробормотал что-то на на удивление удачно малопонятное для остальных и поднялся на все четыре копыта. — Просто ты так внезапно свалился, и я подумал, что что-то, должно быть, с тобой не так.
— Какая точная оценка ситуации, — восхищенно похвалил его единорог. — Но я в норме, не переживай. Только мне кажется, что мы должны уйти из этого места. У меня нехорошее предчувствие насчет всего этого... Знаете, мы ведь еще успеем вернуться на континент, пока летнее море не замерзает. Срубим там небольшой домик и заведем огородик с полезными овощами. Ох, да кому вообще нужны эти Принцессы? Их и дома пруд пруди, яблоку негде упасть, так и путаются под копытами...
— О, нет, друг, ты точно ударился головой, — посочувствовал пегас. — Думаю, нам стоит передохнуть еще пять минут, а потом хорошенько подумать над тем, что делать с Принцессой Зимы.
— Ты просто не понимаешь! — фыркнул Бард. — Это место принадлежит не только ей. Здесь можно найти нечто пострашнее и гораздо могущественнее. Остров не всегда был такой свалкой снега и льда — когда-то на нем кипела жизнь и царствовало вечное лето, но потом случилось... то, что случилось, не будем на этом останавливаться... и весь остров оказался под властью вечного холода и мороза. С того момента прошло уже лет сто, кто знает, какие силы Принцесса отыскала за это время?
— Или какие силы отыскали ее, — прошептал Старсвирл, уставившись в темноту за хвостом барда.
Бард повернулся не сразу. Он прикинул в памяти все подобные моменты, которые случались с ним в их путешествии и пришел к неутешительным выводам. Потому что то, что обычно стояло за его спиной, было а) могущественным, б) злобным, в) голодным или г) смертельно опасным. Смешайте любые два пункта из четырех, и вы получите единственно верный выход из всех подобных ситуаций — скакать со всех ног куда глаза глядят в надежде, что ко всему прочему существо окажется еще и медлительным. Да, такой вариант вполне устроил бы барда, однако все остальные так завороженно смотрели на его хвост, что любопытство единорога в очередной раз взяло верх над банальным разумом (что, напоминаем, когда-нибудь таки уничтожит эту хлипкую Вселенную) и заставило барда чуть ли не прыгнуть вокруг своей оси.
Результат оказался, мягко говоря, не впечатляющим.
Это был всего лишь снег. Точнее говоря, в самом начале это был всего лишь снег, кружившийся по спирали и поднимавшийся вверх, пока его завитки не вобрали в себя достаточно снежинок и не превратились в миниатюрную модель торнадо. После этого снег начал разлетаться в стороны и выстраиваться в некое подобие фигуры, навроде тех рисунков из пронумерованных точек для жеребят и обладателей отрицательного художественного таланта. Фигура напоминала собой пони, только более высокого и обладающего весьма странной мордочкой. Она была удлиненной и не имела никаких признаков нормального носа, зато глаза светились не хуже двух фонарей с той лишь разницей, что не источали запах паленого масла и были пламенно-голубыми. Ах, да, они вдобавок смотрели на мир с безграничной злобой и ненавистью ко всему живому, но это как раз было вовсе не странным и порою встречалось и у обычных пони, особенно в утро понедельника, так что об этом можно было бы и не говорить. Ну, если только для того, чтобы показать, что эта фигура была весьма злой и вовсе не желала предложить гостям острова выпить чашку чая и теплые халаты, но вы ведь давно уже и сами догадались об этом, разве нет?
Фигура зловеще уставилась на путешественников. Где-то в долине зловеще завыл ледяной ветер. Снежинки зловеще опускались на зловеще тихие снежные поля. Зла вокруг было хоть отбавляй, а вот Добро как всегда припаздывало.
Бард нервно охнул. За все долгое время этого путешествия, когда Смерть, как казалось, шел за ним по пятам, единорог должен был привыкнуть к подобным ситуациям, однако никаких особых добавок к своей храбрости он почему-то не так заметил. Правда, жизнь так часто пролетала перед его глазами, что он уже научился пропускать самые неприятные ее эпизоды, но вряд ли это могло помочь ему сейчас. Особенно, когда он заметил, что фигура была вовсе не одна — похожие силуэты возникали то тут, то там, охватывая отряд со всех сторон. Не нужно было быть великим геометром, чтобы понять, что они попали в окружение, и не нужно было быть великим предсказателем, чтобы знать, чем это все закончится. Бард прикинул свои шансы выжить после превращения в ледяную глыбу. Результат его не утешил.
Темнота вокруг внезапно показалась единорогу невыносимо темной.
— Добро пожаловать в наши владения, — тоном гостеприимной горной лавины поприветствовала их первая фигура. — Как жаль, что мы не можем оказать вам более теплый прием.
— О, вы очень любезны, — галантно ответил ему Сигурд, незаметно толкнув свою сумку в сторону Старсвирла. Тот быстро кивнул и достал оттуда пару предметов, которые Бард так и не смог разглядеть. — Только мы вряд ли задержимся здесь надолго, уж простите.
— Как грубо с вашей стороны, — фигура изо всех сил пыталась изобразить добродушие, и это у нее даже получалось, если посчитать, что добродушной может быть, к примеру, яма с кольями или бочка змеиного яда. — Вы даже не останетесь погостить?
— И надолго? — поинтересовалась Флаттершелл, беспокойно озираясь по сторонам.
— О, сущий пустяк, — ответил ей голос. — Всего лишь одна крохотная Вечность.
— Это вряд ли, — Сигурд отважно взглянул в морду снежному духу. — Вечность нам не подойдет.
— Вам все равно отсюда не уйти, — лишенные зрачков глаза полыхнули ледяным пламенем и обвели взором остальных духов. — Вы знаете, что с ними делать.
Бард никогда не думал, что эти слова могут быть сказаны так. Визгливый тон полусумасшедшего императора тьмы в комнате, полной его стражей? О, да, отлично. Громогласное повеление Повелителя Хаоса, от которого копыта простых смертных обращаются в желе? Просто прекрасно. Наличие какой-нибудь самой простой эмоции, навроде пылающей ярости ненависти или хотя бы завалявшийся восклицательный знак? Тоже неплохо. Спокойный тон и холодная расчетливость? Отвратительно. Хуже просто не бывает. Бард мог бы сказать, что именно в тот момент дело запахло жаренным, но, если хорошенько подумать, все было с точностью до наоборот, из-за чего ситуация вдруг стала еще хуже. Вот тут-то и началось самое...
Позднее, прокручивая в голове этот момент, бард начнет сомневаться, что столько событий может уместиться всего в пару минут действия. Виндиго вдруг бросились в атаку, Флаттершелл и Сигурд изготовили копья, а вокруг Старсвирла вдруг закружились три пылающие головешки, которые тот достал из седельной сумки пегаса. И только Бард стоял на прежнем месте, представляя из себя самую удобную и беззащитную мишень из всех возможных. Хотя по правде говоря, это и спасло ему жизнь: как только первый из морозных духов ринулся на него в расчетливом броске справа, одна из головешек волшебника подлетела к неподвижному менестрелю, и тому посчастливилось не только укусить ее за правильную сторону, но и, развернувшись посмотреть, что происходит у остальных, задеть пылающим концом атакующего виндиго. Не то чтобы бард почувствовал себя умелым воителем, но какая-то его часть все же не постеснялась поместить это воспоминание в его персональный зал славы.
А затем бард, немного подумав, отправился на помощь остальным. Если отбросить то, что все это происходило ночью, а противниками героев были полувидимые ледяные тени, которые в общем-то не похожи на злодеев, получающих премию за лучшие ночные спецэффекты, из-за чего половина всех выпадов в лучшем случае просто не достигала цели, то этот бой вполне можно будет назвать довольно впечатляющим зрелищем.
Огненные всполохи факелов, импровизированная магия Старсвирла и ледяное дыхание духов то и дело освещали снежную равнину на пару дюжин шагов вокруг. А если бы сама Удача выглядела как какой-нибудь светящийся порошок, то Бард легко бы затмил их отсветы: почти каждый взмах его факела заканчивался очередным обиженным воем одного из духов, а их ледяные чары все время пролетали в волоске от самых ценных его составляющих. Только раз его противнику удалось приморозить его копыто к земле, но то был скорее жест отчаяния, чем рассчитанная атака — виндиго быстро получил ответный аргумент в виде трех горящих кусков дерева и в организованной панике исчез с поля боя. Сражение закончилось, никто не получил серьезных ран, не считая гордости Старсвирла, который умудрился отморозить шляпу, и, если бы не примятый снег, да дымящиеся в сугробе головешки, ничего бы и не напоминало о том, что еще минуту назад здесь кипела жаркая схватка. Добро вновь одержало верх без особых потерь времени, сил и килокалорий и могло торжественно себя с этим поздравить.
И это не могло не настораживать.
— Я точно помню, что виндиго было больше, — нахмурился бард, когда Флаттершелл наконец закончила спорить со Старсвирлом насчет использования горящих кусков мантии в качестве оружия для следующей встречи. — Это было уж слишком легко, даже как-то подозрительно...
— Не бери в голову, — копыто кобылки по-дружески выбило дух из его спины. — Это была славная заварушка, и они еще не скоро осмелеют, чтоб к нам сунуться.
— Бард прав, — покачал головой Сигурд. — Это было слишком легко. Что бы они ни хотели, стоит поторопиться. Нам нужно добраться до замка, пока у них не появился новый план.
“Если у них его не было с самого начала, — мысленно поправил его бард. — В чем, учитывая, что виндиго были такими же глупыми и недальновидными, как председатель научной академии с пророческим даром, можно было даже не сомневаться.”
— У кого-нибудь есть идеи, что делать? — Флаттершелл задорно оглядела спутников. Азарт схватки еще не покинул ее взгляда, и тот до сих пор казался подсвеченным лучом света из фонаря, если не считать того, что фонари обычно не носят с собой шестов с бритвенно-острыми остриями на конце и не горят желанием эти самые острия во что-нибудь воткнуть. — Может, найдем пару деревьев и возьмем замок штурмом?
— Вчетвером? — не поверил бард. — Против огромной армии виндиго, засевшей в неприступной крепости, не имея никакого серьезного оружия, плана и средств для обогрева? Рискуя превратиться в лед в первую секунду атаки? Имея почти нулевые шансы на успех с точки зрения любого здравого, не особенно здравого и совсем съехавшего с катушек смысла?
— Бывало и хуже, — махнула копытом воительница. — Если у тебя есть другое предложение, то тебе никто не мешает его сказать.
— Лучше уж сразу сдаться ледяной Принцессе и попросить поставить нас в самое живописное место ее садика, чем принять твой план. В нашем контракте, если ты помнишь, — кашлянул единорог. — Нет ни слова о самоубийстве.
— Вообще-то есть, — смущенно признался Сигурд. — Строчка пятая, сразу после раздела ”разжижение с особой жестокостью” или ”превращение в полужидкую кучу магических отходов”. Не бери в голову, мы все равно не собираемся пробиваться в лоб...
— Разжижение с чем? — сглотнув, переспросил замерший на месте бард. — Превращение во что?
— ...Нам нужна какая-нибудь хитрая тактика, — продолжил пегас, словно бы и не заметив его слов. — Что-то, чего они никак от нас не ожидают. Старсвирл, как насчет изобретения еще одного заклинания?
— Всегда пожалуйста, — с готовностью ответил волшебник, который за время пути открыл в себе способность начисто перечеркнуть устои каноничной магии и на освободившемся месте вписать пару-другую новых законов природы. С длиной списка всех бесполезных, неработающих или просто бессмысленных заклинаний, изобретенных им в свободное от скуки время, мог сравниться лишь список его планов на будущее. Причем пункт ”Стать виличайшим из живущих валшебников” стоял третьим в ряду. Чем же этот список заканчивался, Бард так и не решился узнать.
— Нам нужно быстрое перемещение в замок. Что-то такое, что позволит нам исчезнуть тут, а потом появиться прямо внутри. Там мы найдем Принцессу, освободим ее из плена и по-тихому скроемся с острова, не привлекая к себе лишнего внимания, — разъяснил Сигурд. — Вопросы?
— Истинно-геройский план! — восхитился бард, которому особенно понравилась часть про незаметное отступление. — А что насчет спасения мира?
— Успеем на обратном пути, — уверенно кивнул герой. — Или как придется. В любом случае, если начнется Конец Света, мы его не пропустим.
— Я тут прикинул, — вновь вернулся в разговор волшебник. — В теории телепортацию можно распространить на группу пони, и, если я правильно рассчитаю все факторы, а по дороге мы не вляпаемся в ткань реальности, у нас, вероятно, есть шанс пробраться внутрь замка.
— А это безопасно? — с сомнением отозвалась Флаттершелл, не доверявшая никакой магии, в особенности той, которая содержала слишком много слов ”вероятно”.
— В наши дни при обычной телепортации вероятность критической ошибки по десятибалльной шкале составляет всего одну единицу, — с гордостью заявил Старсвирл.
— А при необычной?
— Ты имеешь в виду такую, как сейчас? — копыто волшебника задумчиво поправило отмерзшую шляпу. — Одна тысяча девятьсот двадцать семь с половиной.
— Какая поразительная надежность, — согласно кивнул бард. — План с прямым штурмом все еще в силе?
— У нас нет времени на споры, — отрезал Сигурд. — Бард, Флаттершелл, готовьтесь! Старсвирл, на счет три запускай заклинание. Раз! Все готовы? Нет? Прекрасно. Два! И... Три!
Рог волшебника сверкнул яркой искрой, и бард прямо-таки почувствовал, как молекулы его тела разбираются на составные детали, чтобы пронзить покров пространства-времени-смысла и собраться вновь в каком-нибудь другом месте, желательно близком к итоговой цели. Мир схлопнулся до размеров крохотной фиолетовой точки, площадью в сотню Эквестрий, а затем слабое свечение ударило по обонянию барда невесть откуда взявшимся крещендо, и осколки реальности стремительно понеслись мимо него в пустоту со скоростью, превышающей скорость мысли ровно в той степени, в какой свет опережает хромую черепаху. Все это длилось почти что целую вечность, но вместе с тем пронеслось так быстро, что бард этого даже не запомнил. Единственным его воспоминанием была мигнувшая вспышка и то, что мир неожиданно погрузился в непроглядную тьму.
По крайней мере это чувство было для него вовсе не в новинку...
— Моя Принцесса, — почтительно сообщило дуновение ветра. — Они приблизились к замку.
— Очень хорошо, — холодно улыбнулась правительница белоснежной пустыни и морозных скал. — Надеюсь, что для наших гостей будет интересным увидеть самую прекрасную часть моего королевства. Даже немного жаль, что они не смогут наслаждаться этим долго...
— Вы все так же уверены в своем решении? — уточнил ветер.
— О, да, — кивнула Принцесса с решительностью ледника, три сотни лет пробивающегося вниз по равнине. — Я встречу их сама, без сопровождения. Вы знаете, что делать в мое отсутствие.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — ответил ветер. И удалился, оставив после себя лишь горсть снежинок, опадающих на землю в медленном танце.
Принцесса задумчиво взглянула на них. В последнее время ее никак не покидала мысль, что она начинает забывать что-то, чего забывать не следует... И никак не может вспомнить, что именно. Нечто важное... Нечто такое, что случилось давным-давно...
Повелительница Зимы тряхнула головой, отгоняя назойливое воспоминание, и шагнула вперед, вдавив хоровод игривых снежинок в отпечаток своего копыта. Негоже ей, будущей властительнице всего на свете, беспокоиться о подобных пустяках. Прошлое давно минуло, его не вернуть. И если обещания виндиго — ее новых слуг — окажутся правдой, то в самом скором будущем весь мир будет принадлежать лишь ей одной. Если только... Принцесса Лета вновь не помешает ее планам. Порой она действительно могущественна и одерживает верх даже над льдом и снегом... Но не сегодня. Сегодня победа достанется не ей.
А пока что ей лучше успеть до замка, пока не стало слишком поздно. Ведь время не ждет никого. Даже Принцесс.
И сейчас оно было совсем не на ее стороне...
Реальность встретила барда резким порывом замерзшего ветерка и скользким полом комнаты, который выглядел почти как зеркальный с высоты двух шагов. Впрочем, с нуля шагов он таким выглядеть не перестал, зато нос барда стал казаться ему гораздо более чувствительной и важной частью его мордочки. По счастью удар оказался не настолько сильным, чтобы единорог умудрился потерять всю оставшуюся гордость вместе с сознанием, и уже через пару секунд он стоял на всех четырех копытах, уставившись в гладкий голубовато-ледяной потолок в ожидании всех остальных. Которые почему-то не очень спешили появляться.
В дверь сознания барда начали стучаться первые признаки тревожных сомнений. Он был определенно уверен, что замок был именно тем — немного найдется на свете замков, выглядящих изнутри так, будто последний ледниковый период закончился всего пару минут назад. К тому же, замерзшие, покрытые холодной коркой мороза дрова в столь же теплом и уютном камине просто не могли не наводить на определенные мысли. Не хватало только таблички c надписью: ”Комната Принцессы Зимы. Посторонним В.”, но насчет ее отсутствия бард не был так уж уверен. В конце концов, с обратной стороны двери он все еще не смотрел.
А еще в комнате висело зеркало. Неизвестно почему, но оно сразу привлекло внимание барда, который в основном не привык замечать мелочи, кроме тех, что касались счетов за закуски или симпатичных незнакомок. С виду зеркало было совсем непримечательным куском льда, изготовитель которого в незапамятные времена попытался придать ему форму идеального овала, затем решил, что квадрат будет смотреться гораздо эффектнее, но на середине работы вновь вернулся к первоначальной идее с округлостью. В итоге зеркало получилось довольно удобным, чтобы смотреться в него с утра пораньше, но только в тот момент, пока вы еще недостаточно проснулись, чтобы заметить его раму. Это совсем не то зрелище, с которого должен начинаться ваш самый успешный день, уж поверьте.
— Ух ты, зеркало, — сам не зная зачем, вслух вымолвил Бард. — Странное какое-то...
— Ух ты, бард, — совершенно неожиданно ответило зеркало. — Странный какой-то. Ну? Чего стоишь, рот разинув? Зеркал говорящих не видел что ли?
— Ты разговариваешь? — удивился бард, заставив зеркало обреченно помутнеть. Герои любых сказаний могут и бровью не повести при виде очередной тысячеглавой гидры, пожирающей скалы и плюющейся кислотой, однако кусок льда, вставленный в рамку и издающий осмысленные звуки, вызывает у них приступ почти жеребячьего восторга. Скорее всего, это очередной симптом героической болезни, но кто его знает наверняка?
— Да, разговариваю, — наконец призналось оно. — Я, знаешь ли, волшебное зеркало. Нам по природе положено много болтать, показывать все, что угодно нашей хозяйке, а где-нибудь за две главы до развязки сюжета быть разбитыми из-за какой-нибудь неприятной новости. Такова судьба, ничего не попишешь.
— И ты все-все можешь показать? — нахмурился бард, обладавший слишком уж живым воображением и не слишком большой осторожностью в обращении с ним.
— Почти, — быстро ответило зеркало, уловив в глазах барда разгорающийся огонек. — Держи себя в копытах, приятель. Ты все-таки у меня в гостях, а я, технически, не одето, так что у меня есть полное право в любой момент завизжать и позвать всю замковую стражу сюда. И тогда у тебя начнутся большие проблемы.
— Да брось, — повел копытом бард. — Откуда тут взяться страже? Снаружи замок кажется совсем необитаемым.
— А изнутри он еще пустыннее, — с грустью согласилось зеркало. — Я уж лет сто не видело новой мордочки в этих краях. Все эта капризная Принцесса со своими запросами. “Зеркало, покажи мне мое королевство!”, ”Зеркало, покажи мне моих врагов!”, ”Зеркало, где тут можно раздобыть средство для уничтожения мира по дешевке?”, ”Зеркало, найди мне мой старый шампунь!” Ты просто не представляешь себе, сколько с этими Принцессами мороки. Хоть бы отпуск мне дала, честное слово. Но нет, работаю как проклятое, и никакой тебе благодарности...
— Постой-ка... Уничтожение мира? — напряженно взмахнул хвостом менестрель. — Что ты о нем говорило?
— Какое еще уничтожение мира? — тон зеркала вдруг резко переменился на тон невинной овечки, пытающейся доказать вам, что в съедении вашего амбара с сеном виновата стая волков. — Ничего про это не знаю. Конечно же нет. Я что, не зеркало, а какой-нибудь там безумный пророк с горящими глазами? Разумеется, нет. Еще вопросы?
— О, понятно, помощи от тебя не дождешься, — закатил глаза Бард. — Может, хотя бы покажешь мне моих друзей?
— А ты уверен, что они еще живы? — пробурчало зеркало, изображение в котором начало слегка подергиваться. — Я, к твоему сведению, не заглядываю в... Ага, вот и они! Ух, прямо дух захватывает, ты только посмотри! Ну, иди же поближе, не бойся. Ох, тут такое творится, просто закачаешься... — Зеркало помедлило, как если бы у него были глаза, и оно при этом напряженно вглядывалось бы за хвост барда. — Да... Кхм... Очень интересно. А ты как считаешь?
— О, — ухмыльнулся черный как вся смоль Вселенной капюшон. — ЕМУ ПРОСТО НЕ МОЖЕТ ЭТО НЕ ПОНРАВИТЬСЯ.