Властелин Колец: Содружество - это магия
Глава XVIII. Искра надежды
Всю ночь леди Эовин не смыкала глаз, оплакивая свою несчастную судьбу и несчастную судьбу своей страны: она лишилась двух самых близких людей, а Рохан – двух великих воинов и полководцев. Кузен Эовин, сын короля Теодена Теодред, погиб при попытке отбить у урук-хаев Изенские Броды, а ее брат Эомер – изгнан по велению Гримы Гнилоуста, который после смерти единственного наследника короля уже даже не пытался делать вид, что служит Рохану: по Золотому Чертогу расхаживали дунладнцы, а один отданный Гримой от имени Теодена приказ был безумнее другого.
Эовин осталась одна, и последние искры надежды, вселённой в нее встречей с волшебной пони Твайлайт Спаркл, покинули ее.
Незадолго до рассвета в дверь ее покоев постучали.
– Леди Эовин, – послышался вкрадчивый голос Гнилоуста, – открой мне – я пришел поддержать тебя в твоем горе.
Эовин не ответила, притворяясь спящей, но Грима не уходил: из-за деревянной двери доносилось его тяжелое дыхание:
– Я знаю, что ты не спишь, моя госпожа, знаю, каково это, когда любимые люди уходят от тебя. Прошу, не отталкивай меня, и я сделаю твою жизнь счастливой, не брошу тебя, как предатель Эомер.
– Убирайся, змей, – в сердцах крикнула Эовин, – лишь этим ты осчастливишь меня!
Дверь сотряс сильный удар, от которого громыхнули железные петли, а за ним последовало затихающее шарканье шагов.
Сквозь неплотно затворенные ставни в комнату начал пробиваться серый свет раннего утра – еще не солнечный. «К чему мне вставать? – подумала Эовин, накрывая глаза одеялом. – К чему начинать новый день, если я знаю, что он принесет одни беды?» И сама себе ответила: «Потому что я – воительница Рохана, племянница короля, и даже если моей родине и мне уготована смерть, я должна встретить ее с гордо поднятой головой! Пусть у меня нет надежды, но и отчаянию я не поддамся».
Совершив утренний туалет, Эовин направилась проведать короля. Она вошла в увешанный гобеленами многоколонный главный чертог дворца – Теоден уже сидел на своем месте – золоченом троне на трехступенчатом помосте. Впрочем, скорее всего, он провел здесь всю ночь – в той же полудреме, в которой пребывал последние месяцы. Некогда могучий, хоть и немолодой воин теперь выглядел скрюченным старцем: его густые седины струились пышной волной из-под тонкого золотого обруча с крупным бриллиантом, белоснежная борода устилала колени, глаза были скрыты тяжелыми набрякшими веками. За колоннами стаяли дунландские стражники: они окинули Эовин хмурыми взглядами, но ничего не сказали и даже не шевельнулись.
Они беспокойно огляделась: не прячется ли у тенях у трона Гнилоуст, – и, убедившись, что того нет, приблизилась к дяде.
– С добрым утром, государь, – сказала она, погладив заскорузлые руки Теодена, безвольно покоящиеся у него на коленях.
Веки короля дрогнули, и в полумраке чертога блеснули его темные глаза, но он не проронил ни слова, лишь пошевелил пересохшими губами.
– Государь, твой сын пал в битве. Ты не пойдешь его оплакать?
Эовин уже не первый раз повторяла это Теодену, но тот, казалось, был глух ко всем словам, кроме нашептываний Гнилоуста.
– Дядя, пожалуйста, ответь. Ты не узнаешь меня?
Король молчал.
Глаза Эовин защипало, но они остались сухими.
«Я знаю, что делать, – подумала она. – Я возьму Хэругрим и проткну им черное сердце Гримы Гнилоуста, а потом – будь, что будет!»
Она быстрым шагом вышла из чертога и вернулась в свои покои, где в сундуке с одеждой прятала от Гримы меч владык Рохана. Зная слабость Гнилоуста к ней, Белая Дева могла бы легко заманить его одного в свою комнату, но сама мысль хоть на миг притвориться благосклонной к нему, была ей противна. «Я сражу его при всех, – решила Эовин, – и пусть дунландцы убьют меня, если смогут. Заодно узнаю, остались ли еще в Эдорасе и Медусельде верные люди, что встанут со мной плечом к плечу…»
Она провела ладонью по крышке сундука, но не открыла: «Вначале взгляну на восходящее солнце – быть может, в последний раз». Распахнула ставни и глубоко вдохнула ворвавшийся в комнату холодный воздух. Его хрустальность прорезали падавшие на землю первые алые лучи солнца, небо стало бледно-фиолетовым и с каждым мигом светлело всё больше. Из окна был виден почти весь Эдорас, и внимание Эовин привлекла суета у городских ворот: там стражники во главе с Хамой преградили путь четверым странным путникам.
Они кутались в скромные серые плащи и были бы ни дать, ни взять нищие бродяги, если бы не восседали на великолепных роханских конях. Приглядевшись, Эовин узнала Хазуфела и Арода, принадлежавших воинам из отряда Эомера, и – могучего белоснежного Серогрива!
– Гэндальф? – изумленно прошептала Эовин, до которой доходили слухи, что маг погиб. – Или его губитель, укравший коня? Но Серогрив не позволил бы оседлать себя лиходею.
Путники тем временем спешились и препоручили скакунов двум стражникам, которые повели их к конюшням. А из-за городской стены показались шестеро пони, накрытых длинными серыми попонами – или, скорее, плащами, потому что на них были капюшоны. Пятеро из пони последовали за Хазуфелом и Ародом, а одна – за людьми, которых Хама впустил в город.
Они шли по брусчатой улице прямиком к королевскому дворцу, и с каждой минутой Эовин могла рассмотреть их всё яснее. Один пришелец был низкорослым, с длинной бородой, двое других – высокими и статными, четвертый, опиравшийся на посох – седовласым стариком.
– Гэндальф! – воскликнула Эовин, но ветер заглушил ее радостный голос. – Это и впрямь Гэндальф!
Намерение убить Гриму было забыто, но настоящее ликование охватило Белую Деву, когда она заметила, что из-под серой попоны пони виднеются фиолетовые копытца. «Всё, как и обещала Твайлайт Спаркл, – подумала она. – Я вновь увидела ее, и не одну, а с подругами, которых она сумела отыскать по всему Средиземью! И с ними Гэндальф и три воителя! Неужели грядут, наконец, перемены к лучшему?»
Эовин устремилась обратно в королевский чертог, не сомневаясь, что гости непременно предстанут перед Теоденом.
Громоздкие створы врат разошлись, и в затхлое тепло и полутень зала ворвались морозный, уже по-весеннему свежий ветер и свет утреннего солнца. Гости ступили на мозаичный пол. Эовин переводила взгляд с волшебника на пони – та глянула на нее из-под капюшона и подмигнула.
– Здравствуй, Теоден, сын Тенгела! – провозгласил Гэндальф на ходу, приближаясь к трону. – Видишь, я снова явился к тебе, ибо надвигается буря, и в этот грозный час все друзья должны соединить оружие, дабы не истребили нас порознь.
Грима, примостившийся на ступенях помоста у трона, приподнялся и шепнул королю на ухо:
– Повелитель, Гэндальф Серый явился, Гэндальф Горевестник.
– Что тебе надобно? – проскрежетал Теоден, с трудом поднимаясь на ноги, оперевшись на короткий черный жезл со светлым костяным набалдашником. – И зачем ты привел сюда этих попрошаек в серых лохмотьях?
– Неучтиво стали встречать странников во дворце твоем, государь, – ответил Гэндальф. – Разве привратник не поведал тебе имен моих спутников? Таких почетных гостей в этом чертоге еще не бывало, и у дверей твоих они сложили оружие, достойное величайших воинов. А серое облачение подарили им эльфы Лотлориэна, и оно уберегло их от многих опасностей на трудном пути в твою столицу.
– Шпионы эльфов, – подсказал Теодену Грима. – Издавна ведьма Золотого Леса плетет коварные тенета против славных людей Рохана.
Гном шагнул вперед, ощупывая пояс, где, видимо, прежде висело оружие, но Гэндальф положил руку ему на плечо.
Маг вскинул руки с посохом, и серый плащ упал с его плеч – мрачные своды чертога озарил белый свет, исходящий от его мантии. Теоден скривился, будто от боли, и Эовин кинулась было ему на помощь, но ее удержал один из спутников Гэндальфа – темноволосый сероглазый странник.
– Пусти! – вскрикнула Эовин.
– Все хорошо, – шепнула ей Твайлайт Спаркл, – Гэндальф исцелит твоего дядю.
Эовин перестала вырываться и даже почему-то немного пожалела, что странник сам разжал руки и выпустил ее.
Гэндальф тем временем подошел вплотную к королю, и Грима уполз за трон, громко шипя:
– Почему вы не отняли у него посох? Схватить их! Схватить!
Дунландцы двинулись к пришельцам, но их вдруг окутало сиреневое сияние, не позволяющее двигаться.
– Теоден, сын Тенгела, – провозгласил Гэндальф, – внемли мне! Еще не властен мрак в Средиземье, и часто с вестями о великих бедствиях приходят и вести о великой подмоге. А главная подмога тебе – мужайся, собирайся с силами, а для начала – отбрось клюку, выйди за порог и вдохни полной грудью.
Теоден начал медленно подниматься, и Эовин побежала поддержать его.
– Я узнаю тебя, – слабо проговорил король, – Эовин, сестрина дочь.
С ее помощью Теоден неверными шагами сошел с помоста и поплелся через чертог к распахнутым дверям, провожаемый удивленными взглядами придворных. Гнилоуст остался прятаться за троном.
У дверей Гэндальф обратился к Эовин:
– Рука государя быстрее нальется былой силой, если возьмется за свой меч. Не ты ли хранишь его, дева? Ступай же за ним и оставь Теодена на мое попечение.
Эовин с готовностью кивнула и поспешила в свои покои: «Видно, Хэругриму было предначертано покинуть сундук сегодня».
Следуя за остальными к конюшням, Эпплджек украдкой поглядывала по сторонам из-под капюшона. «Сначала Арагорн велел нам прятаться от роханцев, а теперь спокойно оставляет с ними, – терзали ее сомнения. – Они сказали, что накормят нас, но не наденут ли заодно сбрую с удилами?» Пони хотела поделиться опасениями с подругами, но помалкивала – помнила предупреждение Гэндальфа: «Лошадей роханцы любят, но колдовства в большинстве своем боятся, поэтому лучше вам до поры не раскрывать, кто вы есть, и вести себя, как местные пони».
Роханцы разнуздали Хазуфела и Арода (Гэндальф ездил на Серогриве без упряжи) и завели коней и пони в стойла, где их уже ждало вдоволь овса. Когда они ушли, Рейнбоу Дэш откинула капюшон и сказала:
– Надеюсь, у ребят все получится.
– Да, – прошептала Флаттершай. – Атмосфера тут гнетущая.
– А что, уже можно говорить? – оживилась Пинки Пай.
– Лучше не надо, – пробормотала Эпплджек, – мало ли шо.
Пони вновь согласно замолчали: уставились в землю и изредка обменивались взглядами.
– Смотреть, как сохнет краска, веселее, – заметила Пинки Пай. – Ой, простите!
С улицы послышались людские голоса:
– Я только что из дворца, друзья! Чародей что-то сделал с королем, и тот прогоняет Гнилоуста!
– Так это же хорошо, разве нет? Наконец-то избавимся от этой змеи подколодной.
– Но не миновать нам последней встречи: его ведут сюда, чтобы он взял коня да ускакал побыстрее.
Вскоре в конюшню в сопровождении двух воинов в зеленых плащах вошел бледный сутулый человечек с сальными волосами, и его взгляд сразу же упал на Ренйбоу Дэш: та в последний момент накинула капюшон, и из-под него выбивалась радужная прядь.
– Выбирай, – указал один из воинов в дальнюю часть конюшни, где стояли рослые лошади, – да только еще не всякий конь примет такого седока.
– О горе мне! – возопил Грима. – Я всего лишь верно служил Рохану и его королю, а он продался чародеям! Ведомо ли вам, что у вас в стойле – говорящие колдовские пони?
Он обвинительно указал на эквестриек, но стражники только рассмеялись:
– Гнилоуст еще надеется выкрутиться! А если ты вдруг и говоришь правду, это – пони Гэндальфа Белого, избавившего нашего короля Теодена от твоих козней, поэтому даже им почет больший, чем тебе.
Грима сплюнул и пошел к самым дальним стойлам. Там он выбрал черного коня, вскочил на него довольно резво и тут же пришпорил. Он промчался вдоль стойл и, проезжая мимо пони, ловко нагнулся и подхватил Рейнбоу Дэш – бросил ее на живот поперек конской спины и унесся прочь прежде, чем его успели остановить.
– Проклятый конокрад! – воскликнул один стражник.
– И все же когда-то он был всадником Рохана, и не самым плохим, – вздохнул другой, – и сноровка не покинула его, хоть по виду не скажешь.
– Шо мы стоим? – подпрыгнула Эпплджек, раньше подруг пришедшая в себя после увиденного, и помчалась было в погоню, но роханцы удержали ее и других пони.
– Стойте! Не велено выпускать вас, пока не явится Гэндальф.
– Он украл нашу подругу! – яростно завопила Пинки Пай.
– Нет, – сказала вдруг Рарити, – «украл» – неподходящее слово. Неужели вы думаете, что лучшая летунья Эквестрии не смогла бы вырваться из его бледных лап? Она хотела поехать с ним.
– Но почему? – вытаращилась Флаттершай. – Он не выглядит милым.
– Простите, сэры, – обратилась Эпплджек к стражникам, – я правильно поняла, шо этот тип – Грима Гнилоуст, советник вашего короля.
– Так и есть, – подтвердили роханцы, дивясь разговаривающим пони.
– Твайлайт рассказывала про него, помните? Она говорила, шо Грима – слуга Сарумана, и теперь, когда его выперли из Рохана, куда ему идти, как не к хозяину?
– И Рейнбоу Дэш все время спрашивала Гэндальфа, когда они отправятся к Саруману, – склонила голову Флаттершай.
– И она была уверена, что может исправить Сарумана с помощью дружбы, – добавила Пинки Пай.
– Она по доброй воле отправилась в Изенгард! – в ужасе воскликнули все пони хором.
Хранители, Хранительницы и Теоден со свитой собрались в королевском чертоге. После преображения государя своды его будто стали светлее, но тяжесть не покинула сердец людей – они лишь осознали ее заново, ясным разумом. В сердца же пони тяжесть вернулась: после мимолетной радости воссоединения, они вновь потеряли подругу.
– Итак, – мрачно сказала Твайлайт Спаркл, – все вернулось к тому, с чего началось: Рейнбоу Дэш в плену у Сарумана, и мы должны спасти ее. Леди Эовин, государь Теоден, поможете ли вы нам?
– Мы, как и вы, враги Сарумана, – ответил король, – и сделаем все, чтобы избавить от него Рохан, но штурмовать Изенгард мы не можем – силы не те. Крепость Сарумана окружена неприступными скалами и кишит полчищами орков, а сама башня Ортханк вырублена из цельной скалы в незапамятные времена Людьми Запада, и ее не разрушить никаким орудием. Теперь, когда я больше не во власти Сарумана, он двинет свои войска в решающий бой – и мы его примем, но не здесь, ибо Эдорас уязвим. Мы отправимся в Хорнбург, нашу древнюю крепость у Хельмовой Пади, мало чем уступающую в неприступности Изенгарду – пусть орки поломают свои зубы, пытаясь разгрызть ее каменные стены!
– Тогда мы спасем Рейнбоу сами, – заявила Эпплджек. – Твайлайт и Флаттершай перелетят через скалы и вытащат Рейнбоу из башни, а мы с Пинки и Рарити отвлечем орков.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, маленькая пони, – вздохнул Гэндальф. – У Сарумана в услужении не один и не два отряда вроде тех, что напали на вас в Рауроса, – у него тысячи, десятки тысяч урук-хаев. Укройтесь вместе с роханцами в Хельмовой Пади и надейтесь на победу: когда войска Сарумана будут разбиты, можно будет попытаться проникнуть в Изенгард.
– Но у Рейнбоу нет времени, чтобы ждать! – воскликнула Пинки Пай. – Злобный волшебник наденет ошейник на бедную Дэши, и, как озверевший, начнет ее…
– Пинки! – одернула розовую пони Рарити. – Как тебе вообще приходят в голову такие идеи?
– К тому же, – пробормотала Твайлайт, почесывая копытом подбородок, – есть еще надежда на энтов, да, Гэндальф?
– Надежда всегда есть, – подтвердил маг, – но одной надеждой цели не достичь и войну не выиграть. Государь, я отправлюсь на поиски Эомера и его отряда, ты же делай, как задумал: твой народ верит в тебя.
– Решено, – кивнул Теоден. – Хама, разошли по городу глашатых: уходим завтра на рассвете, пусть оставят здесь всё, кроме оружия, ибо двигаться придется быстро.
Хама поспешил отдавать глашатаям распоряжения, а король в сопровождении Гэндальфа удалился на могилу Теодреда, чтобы оплакать, наконец, своего сына.