Властелин Колец: Содружество - это магия
Глава VIII. Искушение Флаттершай
Перебравшись через скалистую местность, Флаттершай и Смеагол вышли к реке. В закатном свете ее широкие воды полыхали рубиновым огнем, на дальнем берегу чернел утопающий в дымке лес.
– Хорошая река, моя прелесть, – прокомментировал Голлум, – великая река Андуин, много вкусссной серебристой рыбсы. А леса дурные, да совсем плохие, прелесссть: на юге мерзкие эльфсы с горящими глазами, на севере тоже мерзские эльфы, а между ними – прислужники Темного, гадкие глупые пауки, с которыми нельзя договоритьссся, злые бешеные орксы, страшные призраки над разрушенной башней.
– И нам нужно туда идти? – прижала уши Флаттершай.
– Приходится, моя прелесть, приходится, – вздохнул Голлум. – Бэггинс там, за лесом и за горами.
«Ну, хоть вымоюсь», – подумала Флаттершай и осторожно попробовала копытом воду: холодная. Но пегаска так истосковалась по чистоте, что с криком: «Йэй!», – с разбегу зашла в поток. Мощное течение Андуина тут же увлекло ее, но Смеагол, умелый пловец, мигом пришел на помощь – пони даже запаниковать, как следует, не успела. Отплевываясь и отфыркиваясь, она отряхнулась, с ног до головы забрызгав Смеагола.
– Глупый пегассс, – прошипел тот, – всю рыбу распугала, голм, голм!
Три дня они шли по берегу реки, не переходя ее. Голлум ловил рыбу, несколько раз порывался придушить попавшую в поле зрения выдру, но Флаттершай ему не позволяла. Сама она объедала ягоды с прибрежных кустов, щипала сочную осоку.
– Как пегас выросла такой большой на еде такой? – наконец, выразил свое недоумение Смеагол, всякий раз предлагавший ей отведать рыбки, и всякий раз получавший отказ. – Что она ела в своей Эквессстрии, прелесть?
– Ну, – мечтательно прищурилась Флаттершай, – сэндвичи с сеном, яблочки, клубнику, салатики, сидр…
Ни с того, ни с сего пони всхлипнула и разревелась.
– Что с ней? – приблизился к ней Смеагол и потрогал пальцем гриву. – Почему она плачет-с?
– Я…, я забыла, – прошептала Флаттершай, утирая глаза копытом, – я вдруг поняла, что не помню ни аромата яблок, ни сладости сидра, ни вкуса хлеба. Сколько я уже здесь? Где все пони, почему не идут за мной? Я хочу домой!
Она уткнулась мордочкой в узкое плечо Смеагола и обхватила его передними ногами за шею. Как ни пытался он высвободиться, не получалось: у хрупкой на вид пони была железная хватка.
– Хватит, – просипел он, – пусть она перессстанет, прелесть. Нам надо идти.
К вечеру они добрались до того места, где Андуин немного сужался, и наутро пересекли реку: Смеагол переплыл, Флаттершай перелетела.
При свете дня Лихолесье – так назывался лес – не показалось пегаске таким зловещим, как расписывал Голлум: кругом сновали рыжие белки, петляли зайцы, даже летали бабочки, которым давно уже полагалось спать, – но чем глубже путники заходили в чащу, тем плотнее смыкались кроны деревьев, тем меньше становилось солнца, тем более затхлым и душным становился воздух. Белки сделались черными, зайцев сменили злобно тявкающие куницы, то и дело за деревьями Флаттершай замечала огромных, размером с пони, пауков, быстро перебирающих ногами по прелой листве. Из темных глубин чащи доносились жуткие вздохи.
– Здесь водятся куролиски? – беспокойно спросила пегаска.
– Какие такие куролиски, прелесть?
– Страшные существа с головой курицы и телом змеи, чей взгляд превращает всех в камень.
– Нет таких. Есть пауки, которые впрыссскивают в добычу яд, обматывают паутиной и ждут, пока добыча сгниет, а потом высасывают ее из кокона, как яйтсо, моя прелесть, да-с, как сссочное яичко, голм, голм!
Зубы Флаттершай застучали так громко, что Смеагол зажал ей рот ладонью и прошипел:
– Т-ссс, нужно идти тихо, нессслышно, моя прелесть, чтобы гадкие эльфсы нас не зассстукали, у эльфов острые уши.
Флаттершай не знала, сколько времени они уже шли, когда в лесу стало совершенно темно: то ли ночь пришла, то ли они забрались слишком глубоко в чащу. Смеаголу тьма была нипочем, но пегаска начала спотыкаться, и они были вынуждены остановиться, пока не станет хоть капельку светлее. Путники нашли убежище в стволе выгнившего изнутри дерева: Смеагол велел Флаттершай спать, а сам встал на страже.
Пегаску разбудил треск сучьев.
– Смеагол, – тихонько позвала Флаттершай, но тот не отозвался.
«Ушел охотиться, – поняла она. – Наверное, на белок». В былые времена, узнав, что кто-то собирается причинить вред зверушкам (тем более, съесть их!), она сразу кинулась бы на защиту животных, но не теперь. Флаттершай смирилась с тем, что некоторым наделенным даром речи созданиям, как и хищникам, необходимо мясо. По крайней мере, Голлум научился тактичности и перестал убивать и питаться на глазах пегаски.
Треск тем временем приближался, а с ним и грубые гортанные голоса:
– … говорю тебе, Ангмарец и Кхамул были в крепости, и другие назгулы скоро пожалуют. Кончилась халява, они нас живо построят.
– Не каркай, снага! Темный Властелин послал их за Горы, так что они тут не задержатся… Чш! Чуешь?
Некоторое время из лесной тьмы доносилось слитное сопение двух пар ноздрей, потом первый голос сказал:
– Эльфятиной несет.
– Нет, – возразил второй, – скорее на живность похоже. Лошадь или пони. Чё-то мне жрать резко захотелось.
Флаттершай вжалась вглубь своего укрытия и мелко задрожала.
– Уймись, – прошипел, понизив голос, первый: – Где ты видел, чтоб лошадь одна по Лихолесью ходила? Ее бы пауки давно схарчили. Нет, раз тут есть лошадь, значит и всадник неподалеку. Прочисти нос, пушдуг: смердит же их светленькой магией!
– Смотри-ка: вон дерево трясется.
Флаттершай поняла, что ее обнаружили, но бежать было некуда: единственный выход из сгнившего ствола вел прямо в лапы злобных существ – суда по всему, орков, о которых предупреждал Смеагол. Шаги направились прямо к ней, по стволу снаружи начали чем-то царапать.
– Видно, не воитель попался, – заметил один из орков, – во как дрожит-то! Может, даже баба. Слышь, эльф, вылезай, скаи-ор-сках, умрешь не сразу.
Вдруг раздался знакомый вопль – пегаска еще ни разу так не радовалась этому воплю:
– Флаттершай!
Она отважилась выглянуть в щель в дереве: Смеагол набросился на одного из орков и впился зубами тому в шею, орк закрутился на месте в тщетных попытках сбросить врага, забрызгивая всю округу извергавшейся из прокушенной шеи черной кровью. Второй орк тем временем занес над Голлумом кривой ятаган. «Убьет!» – ахнула Флаттершай и пулей вылетела из дупла, сбив орка с ног.
Они кубарем покатились по мягкой от перегноя земле, а когда остановились, оказалось, что орк сидит на пегаске, приставив клинок ей к шее.
– Пусти! – приказала она, заглядывая в красные глаза врага.
Рука орка дрогнула, но тут же снова обрела твердость, а ятаган больно впился в кожу.
– Я слушаюсь только одного Ока, – оскалился орк. – Только Взгляд Властелина мне указ.
– Смеагол! – закричала Флаттершай, но тот еще не справился со своим противником и не мог прийти на помощь.
«Флаттерстерва, помоги!» – мысленно взмолилась пегаска: самой ей не хватало сил оттолкнуть орка – ноги ослабли от страха. Но за время похода она слишком много времени посвятила тому, чтобы вытравить из себя это чудовище, и теперь оно не откликалось: либо было слишком глубоко и не слышало призыва, либо от обиды бросила Флаттершай на произвол судьбы.
– Сегодня я полакомлюсь свежей плотью, – сказал орк и занес ятаган для последнего удара.
Пегаска зажмурилась, но боли не последовало, более того – туша орка перестала ее придавливать. Открыв глаза и вскочив на ноги, она увидела, что враг валяется рядом со стрелой в глазу.
– Пуссстите, гадкие эльфсы, пустите нассс! – завопил Голлум.
Флаттершай обернулась на крик, и в нос ей уперся стальной наконечник стрелы.
Когда с глаз пони сняли повязку, она оказалась стоящей в залитом дрожащим светом просторном зале с выложенным пестрой плиткой полом, кое-где с потолка спускались толстые кривые корни и, пробиваясь сквозь пол, уходили глубже под землю. Позади Флаттершай стояли двое высоких людей в коричнево-зеленых плащах, рядом с ней извивался Голлум.
Перед ней на деревянном троне восседал золотоволосый человек в короне из алых осенних листьев и малахитового цвета мантии.
– Почему не убили? – спросил он тягучим скучающим голосом.
– Когда мы их заметили, эти существа сражались с орками, – ответил один из их спасителей (или пленителей). – Кто убивает орков – наш друг.
– Рабы тьмы – сами себе злодеи, – заметил золотоволосый, – возможно, они не поделили что-то между собой. Говори, кто ты? – обратился он к Смеаголу.
– Пусссть гадский эльф не спрашивает, моя прелесть, – завел тот свою шарманку. – Мы просто бедные путники, да-с, бедные и несчастные, злые орксы напали нассс, да, прелесть, голм, голм!
– Что вы делали на границе Лесного Королевства?
– Шли по сссвоим делам, голм, голм!
– «Голм, голм», – задумчиво повторил эльф на троне. – Голлум? Так твое имя?
– Откуда эльфсы знают, как нас зовут, прелесть, кто им сказал?
– Один волшебник, которого я уважаю. Он просил задержать тебя, если ты нам попадешься, но не убивать. А твоего пони…
– Государь Трандуил, – перебил короля эльф-разведчик, – прости, государь, но пони говорит, я сам слышал.
– Правда? – король перевел взгляд на Флаттершай, вскинув бровь.
Пегаска задрожала и попыталась сжаться так, чтобы полностью спрятаться за упавшей на глаза гривой.
– По виду, смышленая, – сказал Трандуил. – Но ты, Белег, очевидно, перебрал вина накануне: пони не говорят.
– Флаттершай! – пискнула пегаска. – Меня зовут Флаттершай.
– Так, – протянул король эльфов, – Голлума уведите, а с ней я поговорю.
Флаттершай, как на духу, выложила всю свою историю, а потом долго отвечала на скептические расспросы Трандуила об Эквестрии.
– Я знаю одну страну, куда так просто не попасть, – сказал он, наконец, – Благословенный Край на Заокраинном Западе. Я не бывал там, но, судя по тому, что слышал о нем, на твою Эквестрию он не похож. Ты останешься здесь до прихода Гэндальфа – он и решит твою судьбу.
– П-простите, а кто такой Гэндальф? – отважилась спросить Флаттершай.
– Маг, член Белого Совета, один из защитников Средиземья от тени Саурона.
– Значит, он хороший? – с надеждой сказала пегаска. – Добрый?
Трандуил покачал головой, как, бывает, качают головой взрослые пони, услышав совсем уж глупый вопрос от жеребенка. Жестом подозвал стражников, и те повели Флаттершай в ее камеру.
Все оказалось не так плохо, как пегаска боялась вначале, по крайней мере, кормили ее от души: давали и витаминных овощей, и питательных орехов, и душистого хлеба, – а позже, убедившись в безобидности пони, стали даже выпускать на прогулки по лесу, правда, под присмотром и связав предварительно крылья.
– Дивное создание, – приговаривали они, глядя, как Флаттершай возится с зайцами и белками. – Нет, такие Врагу служить не могут.
Смеагол, однако, был недоволен: плевался от хлеба и травы и требовал мяса, а когда Флаттершай поручилась за него, и его тоже стали выпускать на поверхность, забирался на дерево и угрюмо взирал оттуда на пегаску и своих тюремщиков.
– Глупая пони, – бормотал он, – якшается с мерзсскими эльфсами. Она забыла нассс, моя прелесть, бросила, нашла сссебе новых противных друзей.
Флаттершай с радостью бы взлетела к Смеаголу, обняла его и успокоила, но эльфы отказывались развязать ей крылья, и приходилось увещевать его с земли:
– Я не брошу тебя, Смеагол, не перестану быть твоим другом.
А про себя задавалась вопросом: «Что, если мне прямо сейчас представится возможность вернуться домой, и все пони уже будут ждать меня там? Неужели я оставлю это бедное одинокое создание, которому обязана жизнью? Нет! Уж лучше жить здесь всегда, пусть бы все так и оставалось: со временем Смеагол помирился бы с эльфами, и все бы у нас было хорошо».
Однажды, когда пришло время окончания прогулки, Голлум наотрез отказался спускаться с дерева и не реагировал ни на окрики эльфов, ни на просьбы Флаттершай.
– Подождем, – пожали плечами стражники, – проголодается – слезет.
Они не подозревали, насколько Смеагол привык к голоду, и как долго может обходиться без еды. Когда Лихолесье погрузилось в ночной мрак, эльфы начали угрожать подстрелись Голлума, если тут не спустится, потом один из них полез вытаскивать его из кроны.
Как раз в этот миг со стороны чащи послышались боевые кличи орков, полетели короткие черные стрелы, одна из которых сразила карабкавшегося по стволу эльфа. Он упал рядом с Флаттершай, и пегаска инстинктивно юркнула за дерево. Двое из оставшихся стражников вступили в безнадежный бой: они отошли слишком далеко от дворца, товарищи не слышали звуков битвы, – третий подбежал к Флаттершай и разрезал веревку, связывавшую ей крылья:
– Быстрее лети во дворец, приведи подмогу!
Эльф бросился на помощь товарищам, а пегаска уже пригнулась к земле, беря старт, когда с дерева спрыгнул Смеагол:
– Унеси нас отсюда, моя прелесть, скорее, пока орксы не добрались до нассс! Сбежим вместе от мерзских орксов и эльфсов!
Флаттершай впала в такое отчаяние, что готова была закричать: вот и выбор, которого она так боялась, или очень похожий на него. Помочь эльфам, тем самым окончательно завоевав их доверие, и остаться жить в уютном дворце Трандуила в ожидании Гэндальфа, который уж конечно сумеет вернуть ее домой, в Понивилль, – или остаться верной Смеаголу, тем самым обрекая себя на новые странствия и лишения, и оставляя эльфов на смерть?
– Скорее, – умолял Смеагол, – спаси нас!
– Быстрее, – кричали эльфы, которых осталось уже двое, – приведи помощь!
Флаттершай подхватила Смеагола передними ногами подмышки и, тяжело взмахнув крыльями, оторвалась от земли, унося его с поля битвы в сторону дворца. Она была не самой лучшей летуньей, и Смеагол, хоть и весил мало, все-таки замедлял ее, к тому же постоянно извивался, пытаясь вырваться, но пегаска надеялась успеть привести помощь.
– Орки! – кричала она на лету, рассчитывая, что эльфы услышат ее прежде, чем увидят. – Орки напали!
Голлум извернулся и укусил Флаттершай за ногу – не до крови, только клок шерсти выдрал, но этого хватило, чтобы пегаска ослабила хватку, и Голлум шлепнулся вниз.
– Мы не вернемся к эльфсам! – крикнул он и скрылся под коронами деревьев.
«Ох, Селестия, что же я делаю?» – подумала Флаттершай и полетела вслед за ним.