Зов Ночи (сборник рассказов)
Энтропия
Иногда, за и без того страшными по своей сути вещами, скрываются ещё более ужасные...
В любой замкнутой системе все упорядоченные вещи стремятся к разрушению, к хаосу. В природе по-настоящему замкнутых систем почти не встречается. Но есть одна, глобальная и общая для всех нас.
Граница мировосприятия есть Вселенная. Она – замкнутая система.
Это неизбежно. Её Энтропия когда-нибудь достигнет своего максимума и ничего в ней больше происходить не будет.
Тщетны попытки бороться с ней.
Замкнутая система. Замкнутый круг.
Рано или поздно…
Меня зовут Джон Рэдхарт. Я был главврачём в понивилльской городской больнице. Волею загадочного случая я сам оказался пациентом в кантерлотской клинике для душевнобольных. Мой лечащий врач назначил мне терапию письмом, поэтому я и завёл этот дневник.
Доктор сказал, что у меня посттравматический синдром и как его следствие – частичная амнезия. И я действительно ничего не помнил о том, что случилось в последние два месяца. Последним моим воспоминанием было то, как я прощался со своей дочерью, которая также работала в моей больнице сестрой. Я остался на дежурство, один, если не считать охранника и технички. Далее я просто прилёг отдохнуть на полчасика перед обходом больных.
Но проснулся уже в койке, в кантерлотской клинике. Для душевнобольных. Признаться честно, я был в шоке. Но вскоре мой лечащий врач, доктор Нэйтан, успокоил меня и заверил, что как только я восстановлю память и достаточно морально окрепну, смогу быть выписан. Он мне прописал пару таблеток, о которых я никогда раньше не слышал (возможно, они были лишь недавно «приняты на вооружение»), и посоветовал вести заметки, дабы расшевелить деятельность мозга и центр памяти.
Но что же со мной тогда произошло? От навещавшей меня время от времени дочери и рассказам доктора Нэйтана, опросившего персонал больницы и некоторых пациентов, я узнал следующее.
По их словам, в тот вечер, после которого моя память меня покинула, я вёл себя абсолютно нормально, также как и всегда. Я провёл осмотр палат и необходимые медицинские процедуры для больных, а затем вернулся обратно к себе в кабинет. Странности начались на следующий день, когда к нам поступил пациент с многочисленными травмами и переломами – он был строителем, и на беднягу упал тяжёлый бетонный блок во время работ, он чудом выжил.
Кто-то там что-то говорил о некой Пони-Что-Надо, которая спасла всех пони из бригады пострадавшего, кроме него самого, когда здание, которое они строили, начало рушиться. Я не особо верил в эти слухи и смею предположить, что не поверил и тогда, хоть точно и не помню.
Звали бедного строителя Томас Стронг, но ребята из бригады называли его просто Стронгом. Он действительно был здоровым детиной с мощными конечностями и рельефной мускулатурой. Только это наверное и спасло его от гибели. Говорят, я лично взялся за его лечение. Жеребцу была предоставлена отдельная палата поодаль от остальных. Его состояние требовало покоя.
Стронг был в коме, состояние было тяжёлое, но стабильное. Открытых ран или переломов не было. Раздавлена грудная клетка, сломаны почти все рёбра, трещина в позвоночнике, перелом ключицы, сотрясение мозга, трещина в основании черепа, вывих челюсти… На него было тяжело смотреть. Врачи сделали всё что смогли, теперь можно было лишь надеяться, что он выкарабкается и всё же сможет когда-либо встать на ноги.
Кажется, теперь я понимаю, почему вызвался лично следить за выздоровлением этого пациента. Моя собственная жена погибла при схожих обстоятельствах, на неё упало огромное дерево, сорванное вырвавшимся из-под управления торнадо по транспортировке воды в Клаудсдейл. С тех пор я испытываю крайнюю неприязнь к пегасам.
Время шло, через три недели пациент пришёл в сознание. Ему было больно даже говорить, поэтому он отвечал на мои вопросы с помощью моргания – два раза да, один раз нет. Стронг был почти полностью в гипсе и бинтах, капельница всегда была рядом с койкой. Это смотрелось бы даже комично, будь это не суровая реальность, а какой-нибудь спектакль или фильм.
Это подробности я уже и сам начал вспоминать, видимо эффект от лекарств и подобной терапии с дневником всё же есть. Также я вспомнил, что было после выхода мистера Стронга из комы.
Пациент всегда просил стакан воды, когда я спрашивал его об этом. В первый раз я спросил об этом не задумываясь, на автомате, так как забыл, что ему больно было открывать рот. Но тот проморгал «да». Не знаю зачем, но я принёс ему стакан с водой. Я спросил, желает ли он пить, хотя прекрасно понимал, что все питательные вещества поступали к нему через капельницу и что он ещё долго не сможет нормально питаться. Он ответил «нет». Я хотел забрать стакан, но Стронг почему-то отчаянно заморгал много раз и я оставил его на прикроватной тумбе.
К слову сказать, ключами от палаты с тяжёлым пациентом обладали только я и моя дочь, которая занималась в основном лишь заменой капельниц и изредка постельного белья. Это был сложный процесс, так как больной всегда должен был лежать в горизонтальном положении. Кроме этого, она лишь вытирала пыль, которой скапливалось и так немного. Палата была одиночная, одна койка, одна ширма, одна тумба, один шкафчик на стене. Одна раковина с зеркалом в углу.
Ближе к вечеру я вернулся к мистеру Стронгу проверить его состояние. Я вошёл в палату, открыв ключом дверь. К тому моменту пациент уже мог слабо двигать головой, но вывихнутая челюсть ещё не позволяла ему открыть рот. Кроме морганий он разве что мог промычать что-либо.
Стронг бросил на меня взгляд, мало что выражавший. Я поговорил с ним. Сообщил последние новости в городе, рассказал, что его товарищи по бригаде хотят навестить его, но я ещё не позволяю им, так как он слишком слаб на данный момент. Это было ложью, никто из коллег жеребца даже не спрашивал, как он. Но я хотел его подбодрить. Общение с пациентами – это было важно. Тем более, после такого. Доктор Нейтан тоже это понимает и частенько ведёт со мной разные беседы, а я показываю ему свои записи.
После «беседы» я собирался было уже уходить, но тут заметил нечто странное. Стакана с водой на тумбе больше не было. Я осмотрелся. Вместо этого он лежал разбитым вдребезги под раковиной. Стронг не был единорогом, да и при нынешнем его состоянии, он просто не мог этого сделать сам. Решив, что это наверняка была оплошность моей дочери, я убрал останки сосуда и пожелал спокойной ночи больному. Но тот бросил жалобный взгляд сначала на меня, потом на мусорное ведро с осколками стекла и замычал. Он вновь просил стакан с водой. Зачем? Я не знал, но всё же принёс ему ещё один и уже окончательно ушёл, решив с утра отчитать свою дочку за столь небрежное обращение с собственностью больницы.
Однако утром моя дочь Лили Рэдхарт с удивлением смотрела на меня, когда я начал её отчитывать за халатность по отношению к вещам. Это только дома я был любящим отцом. На работе я – главврач, который не должен иметь любимчиков.
Лили сказала, что заходила вчера утром к мистеру Стронгу за час до моего первого визита и поставила ему новую капельницу, которой должно было хватить до сегодняшнего дня. Но про стакан она ничего не знала.
Я почесал копытом затылок и задумался. Ключи есть только у нас двоих, каждый день перед уходом мы их оставляем на вахте у охранника и технички, или у дежурного врача, в целях пожарной безопасности. Но стакан был разбит в период, когда мы оба были в больнице, но не заходили к пациенту. Вряд ли моя дочь станет мне врать. Она всегда была честным и многообещающим сотрудником, всегда относящимся к пациентам с искренней добротой. Даже кьюти-марка была соответствующая. Но что же тогда получается, у нас в больнице завелись призраки или ещё что-то в этом духе?
По мере написания дневника, я восстанавливал цепь событий, привёдших меня к потере памяти. Лили говорила, что меня нашли без сознания на полу в своём кабинете и что этому предшествовали странные события, связанные с пациентом по имени Томас Стронг.
Мне сказали, что к сожалению, он скончался в ту ночь, когда я лишился памяти… Самое странное было в том, что тело Томаса, когда его обнаружили, выглядело, словно иссохшая мумия, хотя со времени смерти по факту прошло лишь несколько часов. Также умерли ещё несколько пациентов, тоже обнаруженные в весьма несвежем состоянии, трупная вонь стояла за километр, а больница, как бы сказать… Словно постарела на десяток другой лет за ночь. Ещё два месяца назад бывшие жёлтыми свежие брусья потолка теперь были гнилыми и еле удерживали его, а подвал затопило из-за прорвавшихся от ржавчины труб, хотя те были отнюдь не старыми. Понадобился капитальный ремонт.
И это всё весьма и весьма странно. Стража подозревает о моей причастности к этому, но я и сам пока не знаю правды… Очень нехорошо будет, если меня по окончании лечения отправят в темницу… Я лишь был счастлив, что моя дочь не увидела всех тех страшных вещей, что произошли очевидно тогда.
Как бы там ни было, но как мне удалось припомнить, я тогда не придавал большого значения просьбам пациента приносить стаканы с водой и загадочному разбитию первого. Теперь стакан спокойно стоял на месте, хотя каждый вечер мычаниями и взглядом, мистер Стронг просил новый. Я не понимал, зачем это, но выполнял его просьбу. Может, ему так спокойнее, или он думает, что это влияет на конденсацию влаги в воздухе.
В день перед той ночью, когда меня обнаружили, к нам приехали родственники из Сталлионграда, и моя дочка отпросилась пораньше, чтобы встретить их. Она заранее выполнила с особым усердием все порученные на сегодня ей дела, такие как уборка палат и прочее, и радостно потопала в сторону дома. Я же остался вновь на дежурство, ибо, хоть и хотелось увидеть своих родных, но долг всё же был важнее.
Во время вечернего обхода я решил навестить мистера Стронга в его палате. Он хоть и был всё ещё очень слаб, но у него уже имелись заметные улучшения в состоянии. Теперь он бодрствовал дольше, хотя раньше почти всё время спал, и в его глазах появился какой-никакой блеск, а взгляд стал осмысленнее. Кажется, он решил бороться за жизнь, а не просто лежать и ждать, что же будет дальше.
Я вошёл в помещение, и тут же мне в глаза бросилась такая картина – довольно таки тяжёлая тумба была словно раздавлена чем-то в щепки, а её останки повсюду валялись на полу. Но больше всего я удивился стакану, который как ни в чём не бывало, покоился на уцелевшей верхней части тумбы. Даже капли не было пролито.
Я не понимал, как такое могло произойти? Моя дочь при мне буквально вылизала эту комнату дочиста несколько часов назад, оба ключа оставались со мной всё это время, с тех пор как она отпросилась. Но даже если она и захаживала сюда после утреннего совместного визита, то вряд ли могла сотворить такое – во-первых, она была не так сильна физически, во-вторых – зачем ей это делать?
Это была чья-то злая шутка? Окна в больнице были ударопрочными, их поставили после нескольких попыток суицида совсем отчаявшихся пациентов. Открываются они только самими врачами, и то изнутри. Дверь в палату всегда одна. Никаких секретных проходов в больнице не было, я лично присутствовал при её строительстве несколько лет назад, здание то относительно новое. Возможно, кто-то снял слепок с ключей и сделал дубликаты, это была единственная зацепка.
Я спешно покинул палату сразу после того, как привёл её в относительный порядок и принёс новый стакан с водой Стронгу. Вернее поменял в нём воду, так как прежняя уже начала неприятно пахнуть. За один только день… Странно. Я не забыл запереть дверь палаты, кстати говоря.
Состоялся разговор с охранником и техничкой. Они клялись, что ни одна живая душа не могла снять слепок с ключей, так как никто кроме самих врачей не получает их на руки, а конкретно эти два ключа выдавались только мне и моей дочери, и то лишь на то время, пока мы были в больнице.
Я запутался. Вряд ли моя дочь могла сделать слепок и отдать его кому-то. Тогда в чём же секрет столь странных явлений в палате мистера Стронга? Оставалось только расспросить его самого, жаль, что придётся самому задавать наводящие вопросы и выдвигать предположения.
На этом месте в моих воспоминаниях был провал, который я очень долго не мог заполнить соответствующими картинами о прошлом в моей голове. Очевидно, я подбирался к основной причине того, что заставило меня забыть о недавних событиях. Лишь после визита дочери мне удалось продолжить нить истории, приведшей меня на койку в клинике для психопатов, в этом я убедился, когда один из местных пациентов чуть было не откусил мне ухо во время прогулки во дворе.
Я вернулся к палате мистера Стронга. Вставив ключ в дверь, я повернул его. Раздался странный, нетипичный щелчок. Я попытался открыть дверь, но она не поддавалась. Я приложил усилие. Вскоре она наконец-то отворилась и я услышал как что-то с грохотом упало внутри. Когда я вошёл, то увидел… Что дверь подпирали остатки той самой тумбы, которые я буквально пятнадцать минут назад аккуратно собрал в стопки, чтобы потом выбросить. Поверх щепок лежала оторванная раковина, которая и создала видимо весь тот грохот, а на ней был… Проклятье, поверх этой только что образовавшейся из-за открытия мною двери кучи стоял, как ни в чём не бывало, стакан с протухшей водой! То, что она протухла, я понял по сильному запаху.
Это было уже чересчур. Законы логики и здравомыслие во мне вызывали диссонанс с действительностью. Один только вопрос… КАК?
И тут я услышал голос. Голос мистера Стронга. Я повернулся к нему и стоял в своего рода неком ступоре. Он наконец-то заговорил, хотя по интонациям было ясно, что это причиняет ему немалую боль.
— Я знаю, вы в замешательстве, доктор Рэдхарт. Позвольте я вам поясню, что смогу… Это всё не так просто. Дело в том, что я создаю вокруг себя некое незримое поле, замкнутую систему, в которой рано или поздно начинается Энтропия. Вы ведь доктор, вы должны были слышать о ней… Не то что я, простой рабочий, вычитавший умное слово в книге…
В любой замкнутой системе все упорядоченные вещи стремятся к разрушению, к хаосу. В природе по-настоящему замкнутых систем почти не встречается. Но есть исключения… Такие, как я. Именно по этой причине я и оказался здесь. Я всегда менял работу, чтобы не оставаться в одном месте надолго и не приводить замкнутую систему к энтропии.
На этот раз мне не повезло… Я просил стаканы с водой лишь потому, что надеялся, что их осколки смогут лишить меня жизни, когда начнётся этот процесс… Как вы понимаете, ничего лучше я не придумал, а это был относительно небольшой предмет… С них всё и начинается. С мелочей.
Но самое ужасное ждало впереди. Чем дольше я нахожусь на одном месте, тем больше становится эта замкнутая система. Она уже вышла за пределы этой комнаты. Я лишь надеялся умереть как можно быстрее, чтобы никто больше не пострадал… Но потом это прекратилось. У меня появилась надежда, что близкое дыхание смерти подавило во мне моё проклятие. Так прошло несколько недель, в которые вы были со мной так обходительны. Но я всё равно просил стаканы… Теперь не совсем для того, что мне ранее хотелось… Вода… С помощью неё я определял, не вернулось ли оно…
Я был полон надежд на выздоровление и нормальную жизнь. Но.
Оно вернулось. Как вы уже заметили… Доктор… Я прошу вас лишь об одном… -
Я понимал, о чём он говорит. Теперь всё встало на свои места. То, что же на самом деле произошло со стаканами и мебелью. То, что Лили с недавних пор постоянно жаловалась на обилие пыли в палате Стронга, и даже на наличие плесени и трещин в совсем новом полу… И то, почему его никто не навещал… Кажется, другие бригадиры что-то подозревали и боялись его. Теперь также было понятно, почему мистическая Пони-Что-Надо не смогла его спасти, даже при своих неких «сверхчувствах». Томас Стронг просто выпадал из мироощущения, он был замкнутой системой, способной только пожирать и расширяться, и из которой ничего не могло вырваться при статичном расположении. Словно чёрная дыра.
И я понимал, о чём он меня просил. Я сделал это. Я понимал, что у меня будут проблемы с законом. Понимал, как всё будет выглядеть со стороны. Но я не мог поступить иначе. Стронг и сам понимал, что так будет лучше для всех. Возможно, я смогу заявить, что пациент попросил об эвтаназии, хотя погром в комнате вызовет вопросы.
Я собрался духом, сходил к себе в кабинет и взял шприц с одним веществом.
Но когда я начал вводить ему инъекцию, призванную безболезненно помочь уйти из жизни мистеру Томасу Стронгу, случилось нечто странное. Весь свет разом потух в больнице, и магический, и тот, что подавался с автономного генератора. Замкнутая система расширялась.
«Всё упорядоченное стремится к разрушению и хаосу»
Я ощутил понижение температуры. Почуял отчётливый запах гниющей плоти… Пространство и воздух вокруг стали плотными, а темнота — словно густой и даже… Живой? Я словно плавал в какой-то экзистенциальной жиже из пространства-времени, что словно переваривала меня и всё вокруг. Медленно, но отчётливо до меня доходили звуки…
Я слышал, как разлагаются предметы, и даже… Тела.
Я посмотрел на умирающего пациента. Инъекция действовала слишком медленно. Я был в ответе за всех, кто находился в радиусе «замкнутой системы». Всех и всего, чего коснулась Энтропия.
Взяв тот самый злополучный стакан, я ударил им по голове Стронга. Осколки разлетелись вокруг, но всё ещё не упали на землю. Гравитации словно не было. Из раны на голове потекла медленно кровь, и всплыла наверх, как шар воздуха, только багровый. На моих глазах тело Томаса превратилось в словно столетнюю мумию.
Я был в ужасе. Тьма окутала меня, теперь я больше ничего не видел. Я попытался бежать, но всего лишь врезался обо что-то твёрдое. Это был мой стол. В моём кабинете. И он был липким, словно прогнившим насквозь…
Тьма проникла в мой разум. Я лишился чувств. Апатия. Мои мысли словно были вычитаны и стёрты ею. Я провалился в забытье. Забвение. Мрак.
Но прежде чем мой разум отключился, я успел услышать шёпот во тьме:
— Рано или поздно…
Теперь я всё вспомнил. Прозрел. Но не знаю, стоит ли показывать всё это доктору Нэйтану. Не сочтут ли они, что мне всё же следует здесь остаться?
Но я точно знаю, что всё произошедшее было правдой. Ужасной, кошмарной, но правдой. Теперь я просыпаюсь по утрам в холодном поту. Но не судьба Вселенной и её Энтропия меня больше всего пугают…
Меня пугает тот шёпот, что я услышал. До дрожи. Лучше бы Вселенная была замкнутой системой…
Ибо я слышал что-то, что было не от мира сего. Я сразу это почувствовал. Я просто… Просто знаю это. Знаю, что это представляет угрозу. Я испытываю неописуемый ужас перед этим при одной только мысли... Оно чуждо этому миру...
И это что-то даже не из этой вселенной…