Ученик и Мастер. Акт первый: "Змея на пороге дома"

Глава 16. Пиррова победа

Положение Сезама из "затруднительного" быстро перешло в "непредсказуемое". Впрочем, так всегда бывает, когда приходится иметь дела с ифритами, особенно когда их не ждёшь. Молодой алхимик с малых лет старался приучить себя жить по принципу "надейся на лучшее, готовься к худшему", однако на практике его предусмотрительность редко себя оправдывала. Вернее сказать, её оказывалось недостаточно, чтобы подготовить земного пони к неожиданным (и далеко не всегда приятным) сюрпризам. Во всяком случае, встретить здесь одного из сильнейших духов зла, чьё легендарное имя давным-давно стало нарицательным, Сезам совсем не ждал. Но это отнюдь не значило, что он не был готов сразиться с ним. По крайней мере, готов морально.

На Востоке всех духов принято называть джиннами, независимо от их характера и мировоззрения. Давным-давно особо предприимчивые мистики провели разделили их по видам и даже сконструировали иерархическую лестницу, которой, как им казалось, придерживались джинны. Несмотря на свою запутанность и сомнительную достоверность, основы сих таблиц зиждились на простейших истинах — кто из духов был сильнее и умнее, тот и занимал верхушку пьедестала. Так, в упрощённом варианте, стало принято выделять "добрых" джиннов и "злых" джиннов (хотя, по сути, все эти принадлежности к морально-этическим понятиям обосновывались исключительно источником питания), а также подразделять их по силе и степени угрозы для простых пони. Несмотря на применение столь спорных критериев и появление новых теорий о классификации джиннов, вот уже многие века сия таблица используется как среди черни, так и в учёных кругах.

Ифриты, мариды, гули, дивы, кутрубы, силаты, джаны — все эти названия не более, чем титулы для таких магических существ. Все джинны могут быть как добрыми, так и злыми, владеть огромной волшебной силой, так и вовсе являться никчёмными ничтожествами. Сезам по опыту знал, что каждый дух имеет свои убеждения и взгляды, обладает собственной индивидуальностью, пусть и во многом схожей с таковой у сородичей по источнику питания. Впрочем, надо отдать должное старой таблице — сословие ифритов заслуженно считается самым могущественным и опасным, ибо большинство состоящих в нём духов действительно знамениты своей мощью, а их имена прочно укоренились в восточном фольклоре. Как в случае с Самумом, например.

В прошлый раз этого ифрита удалось победить благодаря хитрости Мастера Рахат-лукума, арсеналу магического оружия и помощи самого заказчика охоты, который, к слову, и сам был ифритом. Однако сейчас Самум не производил своего былого впечатления, он словно растерял прежнюю мощь и стал тенью себя из прошлого. Если раньше дух зла своим кошмарным шёпотом и способностями манипулировать страхами доводил до отчаяния и безумия, то теперь все его угрозы казались пустыми и наивными. Да и манера поведения изменилась, дух будто бы забыл о своём гордом снисходительном тоне, что обескураживал и заставлял внимать речам могучего ифрита, в его нынешнем голосе слишком явственно ощущаются злость и обида. Впрочем, Самум ещё был способен на некоторые трюки. Весьма угрожающие трюки.

Из тела атамана Риптайда вырывались клубы серо-чёрного дыма, грифон дёргался в страшных судорогах, когда его перья покрывались отвратительной тёмной массой, источавшей те самые испарения скверны. Сезам уже видел такое и знал, к чему вела эта жуть. Риптайд, к своему счастью, уже потерял сознание и мог лишь бессильно издавать глухие стоны, ибо ни одно живое существо не могло в здравом рассудке пережить ту терзающую боль, что происходит, когда злой дух покидает свою игрушку. Утратив боевую эффективность одержимого, ифрит решился выйти на бой собственной персоной, создавая себе новое физическое воплощение — аватару.

Далеко не каждый джинн был способен на подобное, на создание аватары требовалось огромное количество волшебных сил, но в результате дух обретал могучее тело и возросшие возможности влиять на окружающий мир. По сути, именно аватары прославили магические способности джиннов в сказках и легендах. Однако у этой формы был и значимый минус, из-за которого многие джинны её избегали – аватару можно было уничтожить. Это приводило к тому, что дух исчезал в Пустоте, лишившись всей своей колдовской силы, без которой не мог существовать. Пережить такую потерю могли лишь сильнейшие джинны. Как это, очевидно, случилось с Самумом во время той охоты. Сейчас он хоть и многократно укрепил себя поглощённым отчаянием, но всё равно не дотягивал до своего былого уровня. Это значило, что если ифрит потерпит поражение и в этот раз, то уже навсегда будет стёрт с лица земли.

Для Сезама это была весьма заманчивая возможность потешить своё самолюбие, доказав себе, что способен справиться с ифритом и без помощи Мастера. Однако очень кстати пробудившийся голос здравомыслия прозрачно намекал, что сейчас у молодого алхимика шансы на победу были довольно призрачны, поэтому настоятельно советовал избежать опасного боя. К несчастью, раны Сезама не позволяли в полной мере ни сражаться, ни убегать, эффект зелья, притуплявший боль, неумолимо слабел, а боевой азарт угасал по мере появления новых размышлений о текущей ситуации. Спешно обдумав своё положение, Сезам невольно усмехнулся, представив, что Мастер, узнай он о случившемся, уж наверняка бы отругал своего ученика за то, что тот в который раз предался своему юношескому задору и вновь усложнил себе задачу. Ведь молодой алхимик прибыл сюда ради спасения Шкатулки Феноменов, своего бесценного детища, а вместо этого вот уже битый час валяет дурака и расшибает лоб в кровь из-за навязчивой идеи показать себя во всей красе перед ликом Судьбы.

Шкатулка Феноменов! Ну конечно! Сезам едва не рассмеялся, внезапно вспомнив об артефакте. Уж с её-то помощью молодой алхимик сумеет расправиться с Самумом, ведь Шкатулка и была создана для борьбы с подобными тварями. По мере того как трезвело сознание, освобождаясь от дурманящих пут волшебного зелья, росло полузабытое чувство досады и даже стыда, что было редкостью для Сезама, с его-то характером. Не последнюю роль в этом играла и Саламандра, которая терпеть не могла вкус сего чувства. Однако, как бы сильно молодой алхимик не ненавидел признавать свои ошибки, факт оставался фактом: он небрежно бросил своё творение на произвол Судьбы, доверив столь могучий артефакт самой Принцессе Твайлайт Спаркл — союзнику, который легко мог стать опаснейшим врагом!

Сезаму стоило бы содрогаться от мысли, что он смог позволить себе такую беспечность, однако вместо этого даже нашёл силы восхититься собственным безрассудством. Вложить столько души и средств в творение, а после забыть о нём! Да ещё зная, что даже такая великая волшебница как Твайлайт запросто могла бы сломать Шкатулку, не имея никакого представления о том, как работает артефакт! И смех, и грех, иначе не сказать. А ведь Сезам даже ухом не повёл, когда увидел, как Принцесса стала творить с его детищем какие-то странные вещи! Захотелось узнать результат, вон как любопытство распёрло, шайтан подери, с кем не бывает! Просто поразительно, как меняет восприятие слияние с духом и сколь разные приоритеты имеет разум, опьянённый эйфорией.

Так или иначе, но истерить по этому поводу и заниматься самобичеванием у Сезама не было ни времени, ни желания. Пусть его терзала нараставшая боль от ран, а силы неумолимо утекали, сдаваться молодой алхимик не собирался. Да и глупо было ждать милосердия от ифрита, особенно такого как Самум. Пока дух создавал аватару, Сезам спешно искал глазами Принцессу Твайлайт, у которой в последний раз и видел свою любимую Шкатулку. Обнаружив силуэт аликорна, окружённый знакомым сиянием артефакта, земной пони решительно направился к цели, ковыляя на трёх усталых ногах. Судя по всему, пуля угодила в кость, в ближайшее время, если не принять должных мер, боль станет такой острой, что Сезам забудет обо всём на свете. Молодой алхимик на личном опыте знал о таких вещах. На такой случай у Сезама ещё оставался один флакон с мощным болеутоляющим, но это было крайнее средство, применять его сейчас было бессмысленно. Эффект сего зелья лишил бы земного пони последних сил, а также времени, необходимого, чтобы добраться до артефакта. Поэтому приходилось только терпеть.

Так близко, и одновременно так далеко! Каких-то жалких полтора десятка шагов длились меньше минуты, но уже она казалась невыносимой вечностью! Всё внимание Сезама было приковано к Шкатулке Феноменов, орудию, что решит судьбу молодого алхимика здесь и сейчас! Странное чувство, смутно напоминающее ревность, трепетало сейчас в душе Сезама, когда на его глазах чужая пони трогала артефакт, даже учитывая, что это была сама Принцесса. Она продолжала пристально созерцать Шкатулку, время от времени надавливая то на один "щиток", то на другой. При этом ни на секунду не прерывался поток магической энергии, окутавший как артефакт, так и рог аликорна. Твайлайт давно могла бы сбежать вместе со Шкатулкой, но осталась здесь. Зачем? Что она затеяла? Почему волшебство не искажается в такой близости от источника "Миража"? Даже с посветлевшим сознанием Сезам не мог ответить на эти вопросы, никогда прежде Шкатулка не попадала в чужие лапы, никогда прежде её не использовали с таким размахом для подобных целей.

Страх за своё творение проник в душу молодого алхимика, он не мог допустить вреда Шкатулке, не должен был вообще допускать подобных ситуаций! Следом за страхом возникла злость, злость на тех, кого Сезам считал виновниками своей тревоги. На Самума, на атамана Риптайда, на прочих грифонов-остолопов и даже на Принцессу Твайлайт, ведь земной пони даже представить не мог, что та сейчас делала с его артефактом, и это просто выводило из себя! Но в особенности молодой алхимик был зол на Мастера. Зол из-за его интриг и манипуляций, которых всегда стремился постичь, но не мог. Разгорячившись, Сезам ускорил шаг, шипя сквозь сжатые зубы проклятия в адрес своего наставника. Трюк удался, распалённая злость немного приглушила боль и слегка прибавила столь нужных сейчас сил.

-Не старайся, всё тщетно. Я чую твоё отчаяние. Я хочу его поглотить. — противный гнусный голос прозвучал прямо в голове, сочась презрением и самоуверенностью. Почти такой же, как и в прошлый раз, в дни былого величия. - И я поглощу его вместе с тобой, жалкий змеёныш.

-Уххх, скотина... — сдавленно выдохнул Сезам, когда ему на спину обрушился удар чего-то мокрого и шершавого, а затем нечто сокрушительной силой повалило земного пони наземь и хорошенько провозило того мордой о брусчатку. Никакая злость и ярость не могли затмить той тупой ноющей боли, что ощутил Сезам от такого обращения. Приподняв голову и узрев своего обидчика, молодой алхимик сплюнул и с отвращением пробормотал. - Ну ты и уродина...

Сказать, что Самум предстал перед ним в самом кошмарном обличье, которое только можно вообразить, было бы, пожалуй, сильным преувеличением. Но не так уж и далёким от истины. Ифрит воплотил в своей аватаре символичный образ отчаяния — гнилое дерево, измученное болезнями и кишащее паразитами. По размерам ему было далеко до лесных исполинов, но оно всё равно возвышалось над пони, как возвышается пахарь над пашней. Изъеденный мхом трухлявый ствол передвигался с помощью уродливых скрюченных корней, напоминавших раздувшиеся паучьи лапы. Вместо густой кроны у дерева было две "конечности" — огромная безлиственная ветвь, похожая на растопыренную лапищу, и заросший шипастыми лианами обрубок, из которого торчал здоровенный улей. По всей грубой скользкой коре шныряли какие-то ползучие гады, скрываясь в зловонных щелях и появляясь вновь, из одинокого дупла горело тусклое пламя, создавая подобие озлобленного глаза. Но самым жутким в этой аватаре являлась "пасть", которую образовывала большая продолговатая щель между ветвями-конечностями. С её краёв сочилась отвратительная гниль, а из утробы то и дело вырывались густые миазмы.

-И это всё, на что хватило твоей трухлявой фантазии? Вот дубина стоеросовая! Нет, нас таким не впечатлить... Уффф! — не успел Сезам завершить насмешку, как его в мгновение ока заграбастала "лапища", да так, что земному пони оставалось лишь бессильно колыхать ногами. - Ыыть! Уф... уф... всё равно... не впечатлены... бревна кусок...

-Довольно. Ты навсегда прекратишь шипеть, жалкий змеёныш. Уж я заставлю тебя. — с этими словами ифрит усилил свою хватку. Сезам едва не взревел от боли, почувствовав, как затрещали его рёбра. Молодой алхимик терпел как мог, он не собирался давать слабину, особенно перед этой тварью, его гордость просто не могла такого позволить. - Ну же. Кричи. Страдай. Корчись от боли. Моли о пощаде. И тогда я прерву твои ...

Вдруг раздался пронзительный свист, и в обросший ствол гнилого древа впился арбалетный болт. Одновременно с этим на "обрубке" затянулась грубая петля аркана. От неожиданности ифрит слегка ослабил давление, и Сезам смог повернуть голову, чтобы разглядеть нападавших. Ими оказались Шрайк и ещё один отчаянный грифон, явно решившие сыграть в героев, возомнив, что настал их звёздный час. Впрочем, толку от их героизма оказалось немного: психа с арканом Самум отправил в продолжительный полёт одним точным ударом шипастых лиан, воспользовавшись ими как плетью, а на Шрайка выпустил из улья целый рой здоровенных ос, заставив незадачливого стрелка с воплями кататься по земле. Но даже столь малых потуг наёмников хватило, чтобы отвлечь ифрита, дав Сезаму время и возможность применить своё оружие.

-Бода! — не столько прокричав, сколько прорычав боевой клич, молодой алхимик с трудом надавил на рычажок на правом браслете, на котором доселе оставались нетронутыми дротикомёты с "особыми снарядами". Из трубок с громким хлопком вылетели и устремились в "пасть" аватары пять крупных дротиков с наконечниками из метеоритного железа — металла, к которому, наряду с адамантином, орихалком и алхимическим серебром, физические воплощения джиннов были очень чувствительны. Как только снаряды скрылись во чреве дерева, Самум издал злобный рёв, явно испытывая боль от ненавистного металла. Однако дротики Сезама всё же были рассчитаны на сражение с дивом, а не с ифритом. Они ранили аватару, но этой раны было недостаточно, что сразить Самума. - Скорпиона тебе в дупло!

-Ты огрызаешься, как загнанная в угол крыса. Но кусаешь из страха, потому что ничего больше тебе не остаётся. Как и той крысой, тобой овладело отчаяние. Так захлебнись же в нём. — внезапно "пасть" широко распахнулась, и "лапища" запихнула в неё дёргавшегося земного пони. Вернее сказать, попыталась запихнуть, так как у молодого алхимика не было никакого желания очутиться в брюхе мерзкой твари. Зацепившись когтистыми подковами за края щели и упершись всеми ногами, Сезам с неистовым рёвом стал сопротивляться. - Я заберу твою душу. Твоя плоть сольётся с моей. Не противься неизбежному.

Да, земному пони было страшно, да, он и впрямь ощущал себя загнанной в угол крысой, отчаянно сражавшейся за жизнь. Но именно из-за этих ощущений крепли иные эмоции — злость, ненависть и ярость. Самые разрушительные и опасные из чувств, они, тем не менее, сейчас были подобны бушующему пламени. Пламени, что служило пищей для Саламандры, связь с которой неумолимо слабела. Пусть то был один из самых нелюбимых источников сил, но, благодаря его мощному жару, огненный дух умножила свои способности поглощать боль и защищать своего хозяина от смертоносной порчи ифрита. Порча эта обрела форму в гнилой слизи, покрывшей ноги земного пони, и в душных миазмах, исторгавшихся из чрева аватары. Скверна обжигала подобно кислоте, от неё ржавел металл и тлела ткань, она уже обратила когтистые подковы и браслеты молодого алхимика в труху, спалив также часть зачарованного одеяния с драконьей чешуёй. И если бы не Саламандра, поглощавшая и рассеивавшая силой духа гибельное влияние скверны, то страшно представить, что бы происходило с плотью Сезама.

-Дурачок. Зачем терпишь все эти муки? Ради чего вообще сражаешься? Ведь всё тщетно, всё тлен, и миг, и суета, конец один, жалкий смертный змеёныш. — Самум продолжал терзать разум молодого алхимика своими угрозами, стремясь сломить у того волю к сопротивлению. Ветви сжимались всё сильнее, грозя смять все кости и внутренности земного пони. Раздался хруст, и в нос Сезаму ударил знакомый запах настойки из листьев живокости, вербены, красавки и коры ивы — под давлением "лапищи" разбился флакон с заветным болеутоляющим. Впрочем, его мощный аромат смог перебить зловоние миазмов и немного облегчить состояние молодого алхимика, упрямо не желавшего погибать за просто так. - Что тобой движет? Долг? Месть? Амбиции? Они мимолётны, в них нет никакого смысла. Как нет смысла и в твоей жизни. Твои жалкие потуги обречены на забвение, никому нет и не будет до тебя дела ни в настоящем, ни в будущем. Такова роковая доля всех смертных тварей, пойми это и прими мой дар — вечность. Стань единым целым со мной, отринь слабость, забудь про боль и страх, обрети же новую сущность. Только так ты положишь конец своему отчаянию. Только так.

-Мы... тебе... ыых... не проиграем! Мы... уфф! Мы... всё равно... уделаем тебя... уделаем по-любому! — Сезам в своём нынешнем положении не мог ничего толком сделать, а все его мысли были заняты разжиганием внутренней ярости, чтобы поддерживать силы Саламандры и свои собственные. Иначе его ждал поистине глупый и бесславный конец, мириться с которым земной пони решительно не желал. У Сезама ещё был шанс изменить ситуацию в свою пользу, у него осталось последнее средство, способное повлиять на исход боя — замораживающая бомба. Но чтобы до неё дотянуться, требовалось освободить хотя-бы одну конечность, а это было крайне рискованно. Но иного выбора не было, из-за жгучих миазмов карманы одеяния тлели один за другим, почти всё снаряжение Сезама либо испортилось, либо исчезло в "пасти" ифрита, как это только что случилось с заветным камнем душ. Скоро должен был наступить черёд и бомбы, а ведь она могла серьёзно задеть и самого молодого алхимика. Надо было действовать. Сезаму требовалось лишь немного удачи, лишь самую малую толику... Но Судьба вновь распорядилась по-своему.

Слух Сезама уловил странный хлопающий звук, он быстро нарастал и исходил откуда-то сверху, но земной пони не мог повернуть и головы, чтобы осмотреться. Внезапно нечто тяжёлое врезалось на огромной скорости в крупнейшую из ветвей аватары, с треском сломав её. Сезам от такого удара едва не свалился в раскрытую утробу ифрита, его унесло вместе со сжимавшей "лапищей" куда-то в сторону. Рухнув наземь, молодой алхимик не удержался от крика боли, но в ту же минуту был оглушён поистине чудовищным рёвом, что издала аватара. Приподнявшись, земной пони обнаружил, что Самум тоже валялся на земле, снесённый при столкновении с неопознанным летающим объектом. Краем глаза Сезам увидел и сам "объект" — им оказался пегас в доспехах королевской стражи, причём на голове он носил странного вида шлем с противогазом и большими выпуклыми линзами красного цвета. Вёл себя этот пегас очень странно, он с маниакальной страстью бил копытами брусчатку, рычал и сопел, будто столкнулся с ненавистным врагом и жаждал его крови.

-Не будет места ереси на моей земле! Я сила и закон! — Сезам с трудом разобрал бормотание стражника, определённо попавшего под действие Шкатулки Феноменов. Но больше, чем изменившийся эффект "Миража", молодого алхимика волновал сам факт появления стражника, да ещё в таком странном виде. Подняв голову, Сезам заметил среди клубов дыма силуэты других пегасов, с такими же шлемами-противогазами. С их спин свисали небольшие баллоны, за которыми в воздухе оставался подозрительный тепловой след. Оседая на землю, он постепенно расстилался по округе, образуя едва заметную туманную дымку. Ощутив резкий новый запах, Сезам принюхался и различил характерный привкус закиси азота. Похоже, силы королевской стражи перешли в наступление и, чтобы обезопасить себя и заложников, решили предварительно обработать местность усыпляющим газом. И этот бедолага, что сейчас неистово колотил землю под ногами, явно не выдержал влияние артефакта, искажавшего восприятие. Но почему у него нет при себе тех же баллонов, что и у его товарищей?

Внезапная догадка озарила сознание Сезама подобно зарнице. Ведь об этом более, чем прозрачно намекал и сам ифрит, забившийся в жутком истошном кашле. Совершенно случайным образом в "пасть" аватары забросило баллоны с газом, и теперь ошеломлённый Самум мучительно пытался от них избавиться. Поняв, какая ему предоставляется возможность, молодой алхимик вновь загорелся боевым азартом. Почуяв близость сладостной победы, Сезам судорожно попытался подняться на ноги и, пусть с большим трудом и далеко не сразу, ему всё же удалось встать. Отгоняя прерывистым, почти истерическим смехом все мысли о терзавшей всё тело боли, земной пони потянулся к одиноко болтавшемуся на полуистлевшем шнурке круглому сосуду. Его стенки из твёрдого фарфора изрядно расплавились, во многих местах образовались маленькие трещины. Ещё немного — и содержимое бомбы вырвалось бы наружу, поразив владельца облаком сжиженного замораживающего газа. Но Сезама это больше не беспокоило, обуянный жаждой мести в предвкушении триумфа над проклятым противником, он с торжествующей дрожью в голосе обратился к бушевавшему ифриту.

-Спрашиваешь, что нами движет? Зачем мы сражаемся? Чтобы побеждать! Нет ничего слаще вкуса победы, это вкус самой жизни, он ни с чем не сравним! — эти слова рвались из самой души, словно пламя из раскалённого горна. Сезам понимал, что терял драгоценное время, но не мог не насладиться своей ролью в столь личном поединке, что устроила Переменчивая Судьба. Ощущая апофеоз события, земной пони захотел извлечь из него максимум удовольствия. - Жизнь это спектакль, а каждый спектакль — бой! Не важно, на какой сцене он проходит, в мире или на войне, сражаясь словом или кровью, но пока мы помним и жаждем вкус победы, мы никогда не будем обречены! И ради него мы тебя сокрушим! Слышишь, тварь?! МЫ! ТЕБЯ! СОКРУШИМ!

Как только прогремело последнее слово, Сезам рванул зубами за шнурок с бомбой, даже не переведя взрыватель в боевое положение. Сосуд стал достаточно хрупок, чтобы разбиться при сильном ударе, поэтому в той процедуре уже не было большого смысла. Вложив все оставшиеся силы в бросок, молодой алхимик запустил бомбу в сторону поднимавшейся аватары. Расстояние было совершенно ничтожным, а цель слишком крупной, чтобы промахнуться. Сезам не имел права промазать, иначе то был бы поистине злой рок для земного пони. И он не промазал.

Сама Судьба направила этот бросок, так как бомба угодила прямиком в дупло, из которого на молодого алхимика взирало "злое око" аватары, принявшее форму тусклого пламени. Стенки сосуда со звоном разлетелись, высвобождая таившуюся в нём мощь алхимического искусства. В мгновение ока вся сгнившая поверхность уродливого дерева покрылась плотной ледяной коркой, сам воздух затрещал от лютого резкого холода. Ифрит глухо зарычал, пытаясь противостоять стремительному оледенению, но без особых успехов — замораживающая бомба крепко сковала его физическое воплощение. Однако Судьба в очередной раз показала свой капризный характер, явив своё печально известное чёрное чувство юмора.

Дистанция между аватарой и земным пони не превышала и десятка шагов, Сезам находился слишком близко к зоне поражения. Давление же, с которым высвободился замораживающий газ, было настолько сильным, что потоки леденящего воздуха со свистом вырвались из всех щелей далеко за пределы тела аватары. По воле случая, один из потоков оказался направлен прямо на Сезама, но молодой алхимик осознал это слишком поздно и не успел вовремя отреагировать. Пусть земного пони задело лишь самым краем, но даже на таком расстоянии эффект алхимического оружия оказался крайне действенным. Сезам ощутил, как разом онемели все конечности, шёрстку и остатки одеяния объял слой белоснежного инея, стало невыносимо трудно дышать, ибо лёгкие жгло таким пронзительным холодом, что казалось, будто в них засыпали колотый лёд из недр пещер вечной мерзлоты. Однако затем боль внезапно пропала. Причём исчезла не только боль, но и вообще почти вся чувствительность, Сезам перестал воспринимать какие-либо вкусы и запахи, приглохли все звуки, а мир словно окутала мутная пелена. Избежав незавидной участи ифрита, молодой алхимик, тем не менее, получил нешуточное обморожение.

Саламандра, дух огня, издала мучительный стон, когда её хозяин стал невольной жертвой своего собственного оружия. Она всей своей пламенной натурой боялась и ненавидела холод, он был для неё самым злейшим и опасным врагом, способным погасить её внутренний огонь и лишить тем самым жизни. Чтобы хоть как-то воспрепятствовать этой угрозе, Саламандра использовала весь свой жар, чтобы согреть Сезама и уберечь его от глубокого переохлаждения. Но на это она потратила последние силы, после чего, истощённая, впала в свой долгий сон. Слившиеся воедино души распались, связь Сезама с Саламандрой ослабла настолько, что земной пони её уже не ощущал.

Молодой алхимик едва мог что-либо видеть. Изменилось ли что-то на поле боя? Что стало с грифонами, заложниками и призраками? Прибыли ли наконец королевские стражники? Сезам не мог ответить на эти вопросы. Хоть его рассудок и был помутнён обжигающим прикосновением замораживающего газа, но кое-что земной пони ещё понимал — Самум пока не был побеждён. Едва различая огромный тёмный силуэт, закованный в ледяные оковы, Сезам всё же давал себе отчёт, что бомба лишь позволила ему выиграть время, даже столь плотный покров не мог долго сдерживать мощь легендарного ифрита. Сейчас было самое время добраться до Шкатулки Феноменов и, наконец, воспользоваться ею, стерев порождение шайтана с лица этого мира.

Но ноги не слушались молодого алхимика. Силясь хоть как-то сдвинуться с места, Сезам добился лишь того, что рухнул наземь. Он больше не чувствовал боли, но не ощущал и сил двигаться дальше. Прищуриваясь, чтобы хоть что-то разглядеть, земной пони заметил странное свечение где-то за скованным телом аватары. Сезам вспомнил, что именно там он в последний раз видел Принцессу Твайлайт Спаркл. Неужели она по-прежнему там и находилась? Обратила ли она вообще внимание на появление Самума и его бой с Сезамом? А вдруг её тоже накрыло обмораживающим потоком? Ведь Принцесса находилась ничуть не дальше, чем сам молодой алхимик.

Сияние усиливалось, оно постепенно обволакивало всё пространство. Сезаму показалось, что он услышал какой-то звон, и ледяной саркофаг ифрита разлетелся вдребезги, после чего силуэт аватары начал медленно подниматься над землёй, протягивая свои жуткие конечности к земному пони. Но в тот же миг его скрыло всё то же ослепительное сияние. Оно успокаивало, расслабляло и убаюкивало, в этом свете чувствовалось тепло, которого так жаждал сейчас Сезам. Сознание земного пони перестало различать реальность и фантазию, они слились для него в одну беспорядочную мысль. Странно, но почему-то именно в эти минуты Сезам внезапно вспомнил отрывок давнего разговора со своим наставником, Мастером Рахат-лукумом.

-"... ничто не обесценивает победу, как победа любой ценой. Бывают поражения более славные, чем многие победы..." — поучал тогда старый хитрый лицемер.

-"... победившие спят слаще побеждённых, и раны победителей не болят ..." — горделиво отвечал ему заносчивый ученик.

-По-бе-дить... По-бе-дить... — беззвучно зашептал Сезам, раз за разом повторяя свой лихорадочный бред. И даже когда его глаза сомкнулись, а сознание погрузилось во тьму беспамятства, губы молодого алхимика продолжали двигаться, тщетно силясь озвучить заветные слова. — По-бе-дить...