Лечебница

Глава 1

Твайлайт Спаркл резко пробудилась от неприятно резанувшего по глазам яркого химического света, который тут же выжег все ее сны без остатка. Шок от того, что ее столь безжалостно выдернули из сна, превратил мысли в вязкую кашу. Она чувствовала себя… неправильно. Разум был как в тумане, а ноги болели так, будто она проспала в неправильной позе целую ночь, и даже рог, казалось, потяжелел. Твайлайт застонала. Она хотела вернуться ко сну, но неумолимый свет безжалостно прожигал закрытые веки.

Постельное белье предало ее, лишив движения, запеленав в тесный кокон, в котором она не могла даже перекатиться на бок, чтобы закрыть лицо от света. Облегчение было невозможно. Твайлайт сдалась неизбежному и приоткрыла один глаз — и тут же отвернулась, смаргивая внезапный поток слез.

— Спаааайк, — каркнула Твайлайт, с трудом приподняв голову. Она попыталась протереть глаза, но не смогла сдвинуть копыто даже на долю дюйма. Она, должно быть, так ворочалась этой ночью во сне, что окончательно запуталась в простыне и одеяле, которые, как в крепких объятьях, прижали ей ноги к бокам. Даже будучи запутанной в собственном постельном белье, она не чувствовала себя глупо — для этого не осталось места из-за страшной усталости и раздражения. Стыдиться по этому поводу она будет как-нибудь потом.

— У меня сейчас нет настроения для твоих игр, Спайк. Закрой уже занавески.

Тишина насмехалась над ней. Твайлайт поклялась себе поговорить хорошенько со Спайком по поводу того, что он слишком много времени проводит с Пинки Пай и Рейнбоу Дэш. Для розыгрышей должно быть свое время и место. Ворча себе под нос про инфантильных драконов, она огляделась сквозь приоткрытые веки, как ищущая свои очки старая близорукая кобыла. Все вокруг казалось лишь постоянно меняющим форму размытым пятном — болезненный свет, насилующий ее глаза, выжимал из них слезы.

Пока Твайлайт пыталась осмыслить невнятное мутное пятно, в которое обратился ее дом, на дальних задворках ее сознания зашевелилась какая-то мысль. В этом утре было что-то не так, что-то странное. Она саркастически фыркнула. Конечно же, что-то не так — я проснулась чересчур рано в первый же выдавшийся за последние несколько недель выходной день!

— Если кто-то решил, что это отличная идея для розыгрыша, то я ей не слишком-то рада! — пообещала Твайлайт. Вновь тишина. Сопротивляясь желанию заскрипеть зубами, она продолжила попытки сосредоточиться на окружении. Твайлайт пришлось ждать, пока глаза не приспособятся к яркому свету — ей это напомнило выход на яркое полуденное солнце после бессонной ночи учебы, что для нее было несколько более знакомым чувством, чем она бы хотела признать. Будто нехотя, библиотека начала входить в резкость, поднимаясь из неразборчивой мути, складываясь в ясные формы и чистые цвета.

Твайлайт снова моргнула, на этот раз от удивления. Несмотря на боль, глаза открылись еще шире.

Где я?

Ее дом пропал. Округлые просторные комнаты уютного дубового интерьера библиотеки сменились на маленькую бетонную коробку. Четыре стены, окрашенные в казенную пару цветов — зеленый и белый — зловеще возвышались над ней: холодная и крохотная, больничная на вид комната, строитель которой будто решил скрестить процедурный кабинет с хозяйственной кладовкой. Монотонность голых стен комнатки нарушала лишь только гладкая металлическая дверь такого же цвета в стене напротив. За узким окошком по центру двери лежали только такие же бездушные стены. Она задержала глаза на толстых металлических прутьях, прикрученных болтами поверх стекла, и почувствовала, как холодеет у нее позвоночник.

Это не кладовка. Это тюрьма.

Единственная мебель во всей комнате — это ее кровать, и она явно была не той же самой, в которой Твайлайт заснула прошлой ночью. Вместо привычных одеял и пледа копытной работы ее накрывала единственная белая простыня, столь же чистая и стерильная, как и все остальное в этой комнате. Она попыталась скинуть ее, но в копыто тут же впилось что-то, крепко прижимающее ей ноги к бокам. Сколько бы она ни пыталась сесть прямо, у нее не выходило ничего — сила, давящая поперек груди, тут же толкала обратно в кровать. Невидимые путы удерживали ее на спине в неестественно прямой и жесткой позе для сна.

В голове носились жуткие мысли о насекомых, попавшихся в паутины. В воображении Твайлайт к кричащей ее голосом мухе подбиралась тень паука, в чертах которого можно было разглядеть лишь только злобные, пылающие огнем глаза. Ее ситуации это никак не помогало.

К счастью, ремни поперек груди лежали не настолько плотно, чтобы помешать ей все быстрее и быстрее в панике дышать.

Твайлайт еще раз оглядела комнату в надежде, что она что-то упустила, в отчаянной попытке найти какое-нибудь, хоть какое-либо объяснение. Язык ощущался во рту как наждачная бумага, а зрачки в ужасе сжались до ширины не больше булавки. Сердце забилось чаще: ей казалось, будто стены начали сжиматься со всех сторон. Ей необходимо проснуться. Ей необходимо проснуться прямо сейчас.

Туман, окутавший голову с того самого мига, как ее заставили проснуться яркие лампы, пугающе крепко цеплялся за разум, тормозя и перемешивая мысли. Сквозь эту туманную муть было невероятно сложно сосредоточиться. Испуганная кобылка внутри нее хотела кричать и плакать, умолять и молиться. Почему этот кошмар не желает кончаться?

Но та часть ее души, что привлекла к себе внимание Селестии, та часть, что сразила Дискорда, защитила Кристалльную Империю и спасла Понивилль уже дюжину раз — эта часть ее души не собиралась сдаваться. Дюжина лиц мелькнула перед ее мысленным взором: друзья, семья — все с ободряющими улыбками на губах. Стоило мыслям о ее любимых друзьях мелькнуть в голове, как все тело разом наполнила сила.

— Я не беспомощный жеребенок, — сказала вслух Твайлайт с куда большей уверенностью, чем смогла в себе отыскать. Борясь с тревогой одной лишь чистой силой воли, она собралась и успокоила нервы. Втягивая в себя нити волшебной энергии с той же легкостью, с какой любой пони дышит, она обратилась к знакомой рутине, естественной привычке, необходимой для призыва магических сил, что пронизывают собою всю Эквестрию.

Большую часть своей жизни она провела, осваивая магические искусства, и никакой гордыни в том, что она — самый одаренный от рождения единорог своего поколения, не было. Селестия говорила ей об этом постоянно, но всякий раз похвалу она сопровождала предупреждением, что такой дар требует и не меньшей ответственности. Для Твайлайт статус лучшей, насколько это возможно, ученицы служил ей и долгом, и страстью, и она запомнила данные ей уроки прекрасно. Поддаться страху — значит опозорить Селестию. Она не может подвести принцессу. Ни сейчас, ни когда-либо вообще.

При мыслях о своей любимой наставнице в груди разлилась знакомая ободряющая теплота, столь же воодушевляющая, сколь и доступные ей магические силы. Закусив губу, Твайлайт начала сплетать из энергии сложную геометрическую фигуру у себя в голове. Телекинез — одна из самых начальных и простых магических сил. Единороги-жеребята осваивают его, когда еще учатся читать и писать. Это сила столь глубоко заложена и столь часто используется, что заклинание само по себе является практически подсознательным действием.

Она унесла по воздуху Малую Медведицу из Понивилля. Стоит ей убрать простыню, и от этих замков и пут, скрытых под ней, можно будет избавиться за считаные мгновенья. Свобода лежит на расстоянии вытянутого копыта.

Ничего не произошло.

Твайлайт нахмурила лоб, чувствуя, как соскальзывает с нее маска силы и уверенности в себе. Рог был холоден, тяжел и безответен. Раздражение вскоре распалилось в ней не меньше недоумения. Рог, как решето, изливал магические энергии, как бы быстро она их ни призывала в себя. Стиснув зубы, она постаралась приложить еще больше сил и открыла разум шире, чтобы зачерпнуть на порядки больше энергии. Она тужилась от огромного напряжения; в ее разуме бушевало электрическое пламя. Она не собиралась так просто сдаваться.

Большие капли пота стекали по лицу, обжигая глаза. Она в отчаянии, с жадностью поглощала магическую энергию, отчего ее ноги припадочно подрагивали в путах, сотрясаясь, будто от электрического тока. Она вышла далеко за пределы своих возможностей: нервные импульсы перемешались с помехами от могучих энергий, которые она пыталась себе подчинить. Казалось, она удерживала чудовище изо льда, пламени и молний, которое старается изо всех сил вырваться из-под контроля и броситься на нее.

Она оттолкнула прочь боль и страх, сражаясь с ним в еще большем напряжении. Ей было все равно, сколь это глупо или опасно. Она подобралась уже совсем близко. Все должно сработать. Боль в глазах смягчилась: пот растворился в новых слезах. Пожалуйста, пусть все получится.

По сухой глотке прорвался полный боли гневный вопль, когда она наконец потеряла контроль: невидимый узор магической энергии распадался, как паутина на могучем ветру. Твайлайт откинулась назад на подушку, как марионетка, у которой отрезали нити. Разум и тело болели после этих отчаянных попыток, отчего она чувствовала себя выжатой и пустой. Она хватала ртом воздух, как вырвавшаяся на поверхность тонущая пони, перемежая каждый вдох тихими стонами.

Простыня не сдвинулась совершенно. Девственно чистую ткань запятнали капли пота и пролитых слез. Она не смогла сдвинуть с места даже какой-то квадратный кусок обычной ткани. От неровного дыхания грудь вздымалась и опускалась, с куда большей легкостью двигая простыню, чем все ее накопленные за годы обучения магические таланты и способности, вместе взятые. Она издевалась над ней.

Твайлайт устало подняла взгляд наверх и увидела краем глаз кончик рога. Или, если говорить точнее, кончик какой-то ткани, плотно обернутой вокруг рога. В потоках и водоворотах магической энергии эта ткань казалась черной дырой, видимой только тогда, когда знаешь, куда смотришь в поисках отсутствия чего-то, а не присутствия. Она казалась магической пустотой — бездонным провалом в паутине невидимых энергий, опутывавших весь мир. Ужасное устройство присосалось к ней, как минога, с ненасытным аппетитом вытягивая из нее всю магическую силу досуха.

Откровение ужасало: по самым основам сознания Твайлайт пронеслась могучая дрожь. Где-то внутри прорвалась плотина, и весь страх и ужас, которые она сдерживала в себе, вырвались наконец на свободу. Ее заглушили. Похитители отрезали ее от той силы, что определяла ее «я» на протяжении всей жизни.

С губ Твайлайт сорвался дрожащий стон, и она разрыдалась взахлеб, как маленькая испуганная кобылка. Она поддалась своему отчаянию: пот и слезы сливались воедино, и громкие стенания заполнили собой маленькую тюрьму, эхо стен которой порождало в ответ леденящий душу хор. Она была одинока, напугана, растеряна и обессилена, и желала больше всего, чтобы кто-то пробудил ее от этого кошмара и сказал, что все будет хорошо.

Но никто этого не сделал.

---

Твайлайт смотрела вверх невидящим взглядом. Ее лавандовая шкурка перемазалась соплями, слезами и потом. После целой вечности рыданий глаза у нее налились красным и ужасно чесались. Она изо всех сил старалась не обращать на это внимания — ей ничего другого и не оставалось. Она поймана в ловушку, бессильна и беспомощна. Она не могла даже поднять копыто, чтобы стереть напоминание о своем позоре. До чего же она бесполезная пони — не может даже спастись из страшного сна. Что вообще Селестия в ней нашла?

Под удерживающими ее на месте ремнями болели синяки. Они начали медленно наливаться сразу после того, как она перестала дергаться и вырываться из пут. Постепенно растущая боль формирующихся синяков служила ей единственной подсказкой, что время на самом деле не стоит на месте. Лишенная всяких деталей, комната казалась вечной и незыблемой. Сколько она уже провела в этой адской ловушке кремового и мшистого цвета? Минуты казались годами.

Она шмыгнула носом. Даже сон избегал ее. Мысли носились в голове бурным штормом, сопротивляясь любой попытке успокоиться хотя бы на мгновенье. Едва паника начала утихомириваться, на нее накатило облако противоречивых теорий, размышлений и предположений, и каждая из этих мыслей столь же правдоподобна, как и любая другая. Ночной кошмар или проклятье? Незримые похитители или порождение ее собственного разума?

Мысли бесконечно кружили в голове, как собака, пытающаяся поймать собственный хвост, не находя решения, выдвигая все те же аргументы и утверждения снова и снова. Твайлайт было все равно — хоть какое-то отвлечение. Чем более отвлеченными и логичными у нее будут мысли, тем меньше шанс, что их вновь поглотит шторм эмоций, бушующий в глубинах ее сознания. С того самого момента, как она открыла глаза, эмоции у нее в голове бушевали беспорядочно и почти неконтролируемо. Мысли будто подернулись дымкой, холодным туманом, который гасил всякое желание думать последовательно, делая этот процесс похожим на движения под водой.

По маленькой комнатке прокатилось эхо громкого щелчка. Этого неожиданного вторжения хватило, чтобы выбросить Твайлайт из угрюмого помрачения. Она напряженно приподняла голову, оглядывая комнату, насколько позволяла ей поза. Ничего не изменилось. Звук ей показался?

За дверью мелькнуло какое-то движение. Сумев наконец сфокусировать глаза на окошке, Твайлайт вдруг почувствовала, как ее захлестывают с головой эмоции. С той стороны — живой пони! Облегчение и тревожное ожидание разом нахлынули на нее. Там может стоять похититель, а может быть, и спаситель, но, по крайней мере, это кто-то другой — кто-то настоящий. Она напряглась, увидев, как слегка дрогнула дверь. Приглушенный лязг металла перебил последний громкий щелчок: замок теперь был отперт. Металлическая дверь распахнулась с мягким шелестом, явив за собой большого жеребца со связкой ключей в зубах.

Твайлайт сглотнула. Он был большим: белый халат сидел на его могучем теле в обтяжку. Темная шерсть шкуры никак не могла сокрыть за собой пугающе рельефной мускулатуры. Он с легкой скукой в глазах встретил ее полный страха взгляд, а потом повесил ключи обратно на пояс.

Никто не собирался ее спасать.

— Доброе утро, Твайлайт Спаркл! — с приклеенной широкой улыбкой весело заявила кобыла-единорог в медицинском халате, проскользнув в комнату мимо большого пони. Она поправила сестринскую шапочку на розовой гриве и подошла к Твайлайт, а за ней по пятам послушно проследовал жеребец. — Я знаю, ты сегодня проснулась несколько раньше обычного, но доктор хотел еще раз немного с тобой поболтать, чтобы посмотреть, как работает новое лечение. После последних нескольких дней он настроен очень оптимистично, и это, в самом деле, прекрасные новости.

Подойдя ближе и заметив неопрятный внешний вид Твайлайт, медсестра ахнула тихо:

— Ох, Твайлайт, похоже, ты плакала! С тобой все хорошо? У кого-то был очень плохой сон? — мягко спросила она. Вокруг ее рога внезапно вспыхнула аура, и из одного из карманов халата вылетело маленькое полотенце. Она принялась вытирать с материнской заботой запекшуюся корку с лица Твайлайт, мягко поглаживая при этом ей гриву копытом.

Это проявление тепла и фамильярности противоречило всему пережитому Твайлайт этим утром. Пока медсестра очищала шерстку вокруг глаз, она попыталась нагнать себе в рот хоть немного влаги.

— Кто… кто вы? — смогла выдавить Твайлайт шепотом, похожим на трущиеся друг о друга сухие листья.

Лицо белой кобылы скользнуло чуть ближе.

— Ты меня не помнишь? — с любопытством спросила она, вернувшись к чистке лица.

Язык Твайлайт был как наждачная бумага, а голос — сухой, еле слышный шепот, а потому она лишь помотала головой.

— Хммм… Доктор говорил, что с воспоминаниями могут быть некоторые временные проблемы, — в итоге сказала кобыла, сложив тряпочку на место и сняв с шеи стетоскоп. — Но не волнуйся, впрочем, Твайлайт. Ты все вспомнишь уже скоро, я уверена. Доктор, впрочем, не хочет, чтобы я отвечала на слишком много твоих вопросов, так что просто полежи смирно, пока я тебя осматриваю. Как только я закончу, мы тебя покормим и с постели поднимем, — она улыбнулась собственному неловкому почти рифмованному воркованию и стянула простыню, открыв глазам Твайлайт подбитые войлоком ремни и зеленую больничную робу, о которой та даже и не подозревала. Медсестра принялась за работу с привычной легкостью, поднеся левитацией стетоскоп, который обжег своим ледяным касанием даже сквозь зеленую ткань робы.

— Значит, я… в больнице? — голос Твайлайт надломился на этом вопросе.

Медсестра подняла взгляд на лицо Твайлайт, оторвавшись от измерения ее давления.

— Значит, ты в самом деле не помнишь вообще ничего?

Твайлайт снова помотала головой.

— Что ж, в таком случае мне и правда стоит хотя бы назвать наши имена. Доктор против этого возражать не должен. Я — сестра Ратчет, а это — Силас,[1] один из наших санитаров, — она предупредила следующий вопрос Твайлайт поднятым в воздух копытом. — Так, так, я знаю, что у тебя куча других вопросов, милая, но тебе их придется задавать доктору. Он говорил, что возможны некоторые побочные эффекты, и потому решил, что лучше будет, если ответит тебе на все самостоятельно. А теперь будь хорошей девочкой и не двигайся, пока мы снимаем с тебя ремни.

— Спасибо, — сказала Твайлайт с явным облегчением, смягчившим ее хриплый шепот. Не ожидая команды, оба пони принялись за работу, как один. Свобода вновь вернула ногам ощущения, отчего каждый синяк заболел в два раза сильнее прежнего. Но Твайлайт улыбалась все равно: казалось, нет чувства приятнее, чем вновь ощутить свободу от этих пут. Освобождение от ремней стало для нее первым облегчением за все это утро.

Сестра Ратчет помогла Твайлайт сесть на кровати, а Силас вышел ненадолго из комнаты. Твайлайт свесила с края койки ноги, воспользовавшись моментом, чтобы их немного размять и потянуть — они задеревенели и двигались, как машина, слишком долго проработавшая без смазки. Пока Твайлайт растирала передние ноги, вернулся санитар, неся во рту пластиковый поднос, на котором стояла миска с кашей и приспособление, которое в простонародье прозвано «чашка-непроливайка». Твайлайт уставилась на чашку. Такая посуда предназначалась для младенцев и неряшливых жеребят: крепко держащаяся крышка защищала содержимое при неожиданных падениях. Ее должно было бы это оскорбить… но чашка была полна воды.

Схватив ее с подноса, Твайлайт обернула потрескавшимися губами носик крышки и принялась сосать освежающую воду, смягчающую, как лечебный бальзам, болезненно сухой рот. Рэрити наверняка бы устроила ей головомойку из-за таких неподобающих леди звуков, не говоря уж о питье из посуды, предназначенной для маленьких жеребят. Твайлайт продолжала пить огромными глотками безо всякой задней мысли об этикете, будто в страхе, что воду вот-вот у нее отберут. Она была божественна на вкус.

Пока Твайлайт допивала остатки воды, Силас уложил ей на задние ноги поднос. Она с сожалением оторвала опустевшую чашку от губ.

— Эм, спасибо, — сказала она извиняющимся тоном и положила ее обратно на поднос. — Я… очень хотела пить.

— Теперь чувствуешь себя чуть получше, Твайлайт?

— Ага… то есть, да, мэм. Я и правда чувствую себя чуть получше. Но я по-прежнему… в растерянности, пожалуй. В смысле, я не знаю, где я, как я сюда попала, или… вообще ничего, на самом деле.

Сестра Ратчет глубокомысленно кивнула.

— Доктор говорил, что подобное может случиться. Это совершенно нормально. Тебе только начали новое лечение, и первые несколько дней всегда самые тяжелые. Но ты не волнуйся — сразу после завтрака мы пойдем повидаем доктора Роуза, чтобы он тебя осмотрел и ответил на твои вопросы. Главное, постарайся съесть всю овсянку. Лекарство может немного тяжеловато лечь на пустой желудок. Ты же не хочешь, чтобы у тебя заболел животик, правда?

Твайлайт глянула на свой завтрак — маленькая миска сероватой каши и единственная пластиковая ложка. Твайлайт тупо смотрела на ложку, но ничего не происходило. Она попыталась поднять ложку еще раз, и что-то шевельнулось где-то в глубинах ее разума. Она моргнула, а затем ахнула и вскинула копыта к рогу.

Вокруг костяного выроста была обернута, как ножны, тяжелая ткань, закрепленная на нем маленькими муфтами. Она испугалась, что под тканью прячется поврежденный или даже разбитый окончательно рог, что было совершенно оправданно с учетом шокирующего пробуждения в незнакомой больнице, но ее страхи развеялись после непродолжительного ощупывания. Несмотря на облегчение, что невозможность пользоваться магией — временное явление, Твайлайт все равно нахмурилась, обнаружив, что не может найти способа его снять.

— Что это такое вокруг моего рога, и как это снять? — спросила она, переведя взгляд с кончика рога на двух пони-медиков. Они внимательно смотрели на нее в ответ, а сестра Ратчет больше не улыбалась. Силас немедленно встал между двумя кобылами, сверля Твайлайт внимательными глазами, недавняя апатия в которых мгновенно сменилась на угрозу насилия. Все тело жеребца натянулось, как у бегуна, ожидающего выстрела стартового пистолета.

Комната стала еще меньше.

— Твайлайт, будь добра, перестань его трогать, — это была не просьба. Медсестра пыталась сохранять в голосе следы той недавней теплоты, но от обеспокоенного и заботливого опекуна, какое впечатление она недавно производила, не осталось ничего. В ее глазах блестел лед. Она заметно сменила свою позу — сжатая пружина, готовая сорваться.

Твайлайт сглотнула и отдернула копыта прочь от головы.

— Извините! — торопливо принялась извиняться она, ощутив, как у нее вдруг опять пересохла глотка. — Я просто, я… я не знала, — едва ее копыта вернулись к бедрам, оба пони тут же заметно расслабились, и напряжение медленно начало покидать комнату. Силас сделал шаг назад, но все равно продолжил внимательно за ней следить, что уже было лучше — по крайней мере, ей больше не казалось, будто она смотрит в морду готовому броситься в атаку быку.

Твайлайт решила оставить свежевыступивший пот на лбу, не рискуя его вытирать. Возвращение себе магии придется отложить.

Сестра Ратчет поблагодарила Твайлайт тонкой, но искренней улыбкой.

— Я понимаю, Твайлайт. Ты растеряна и не знаешь, что происходит. Ты просто не знала, что так нельзя. Никто на тебя не злится, Твайлайт. Так что просто заканчивай завтрак, и мы пойдем к доктору. Он тебе расскажет все, что тебе нужно знать. Хорошо, сахарная? — старшая кобыла говорила с ней, как с жеребенком, потянувшим копыта к горячей духовке.

Твайлайт только робко улыбнулась в ответ, чувствуя, как все еще колотится ее сердце. Смена их поведения была столь же неожиданной, сколь и мгновенной, и их реакция ввела ее в замешательство. Ей казалось, будто она пытается собрать мозаику, у которой большая часть кусочков отсутствует. Ничего не подходило. Ей нужно больше ответов, из которых можно будет как-то сложить понимание всего происходящего. Впрочем, было очевидно, что Ратчет не собиралась отвечать ни на какие вопросы, а потому Твайлайт предпочла проигнорировать ее поучающий тон и хранить молчание.

К тому же она и правда была весьма голодна.

Твайлайт осторожно положила в рот полную ложку каши. На вкус она была ровно такая же, как и на вид: никакая, комковатая и едва теплая. Так же, как и простая двухцветная краска на стенах, безвкусная пища служила ясным признаком государственного заведения, в котором самым главным была экономия бюджета на всем. Каша напомнила ей унылые школьные обеды, приготовленные в огромных объемах столь же унылыми буфетчицами, совершенно не беспокоящимися о таких традиционных кулинарных ценностях, как вкус и текстура, во многом потому, что им надо прокормить несколько сотен маленьких неблагодарных жеребят. Каша эта, ясное дело, никогда в обозримом будущем не появится в меню Сахарного Уголка, но она, по крайней мере, была съедобна. И не успела Твайлайт и глазом моргнуть, как обнаружила, что сидит, уставившись в пустую миску.

— Вот хорошая девочка, — сказала сестра Ратчет, а Силас взял поднос в зубы. — А теперь почему бы нам не встать? Не волнуйся, дорогая, я тебя поддержу, если что. Вот так, осторожно, не спеша.

Следуя указаниям, Твайлайт осторожно расположилась на краю кровати и аккуратно поставила каждое копыто на пол, опираясь все это время боком о другую кобылу. Натертые ремнями ноги слегка задрожали и подогнулись под ее весом, когда она оттолкнулась от кобылы и встала на все четыре ноги полностью, но тут же выправилась и избежала неловкого падения. Кафель мягким не выглядел.

Твайлайт слабо улыбнулась.

— Так, а что теперь?

— Просто иди рядом со мной, милая.

Твайлайт послушно последовала за сестрой Ратчет, почувствовав, будто камень соскользнул с ее души, едва она прошла сквозь открытый проем металлической двери. Она больше не в клетке. Сразу за дверью стоял еще один санитар у тележки из полированного металла. Силас передал ему пустой поднос и потом занял свое место позади двух кобыл.

Твайлайт вертела головой из стороны в сторону, пока ее вели по извилистым коридорам. Стены в них были окрашены по той же знакомой двухцветной схеме — кремово-белый над мшисто-зеленым. На равном расстоянии друг от друга в стенах располагались другие двери, такие же, как у той камеры, которую она только что, к своей радости, покинула. За ними лежали пойманные в ловушку другие пони? Сестра Ратчет вела ее за собой дальше, и Твайлайт бросала взгляды в дверные окошки, но темнота за стеклом не открывала ей ничего.

Три пони шли, не говоря друг другу ни слова, и только цокот их копыт по белому кафелю был единственным звуком, сопровождавшим их путь. Впереди, у единственного выхода из коридора, их ждал еще один санитар, на этот раз — апельсинового цвета кобыла. После мимолетного взгляда на карточку Ратчет она нажала на кнопку на стене, и с тихим щелчком отворились двойные двери. Кобыла эта — не просто санитарка, но еще и охранница: Твайлайт, проходя вслед за медсестрой в двери, тревожно скосила глаза на резиновую дубинку у нее на поясе.

---

Коридоры по ту сторону дверей не имели ничего общего с той тюрьмой, из которой она только что спаслась. Хоть стены и были выкрашены в те же скучные цвета, на глаза Твайлайт не попалось ни одной тяжелой железной двери или спартанской камеры. Здесь была нормальная больница. Хоть и никто, конечно, никогда не назовет больницу местом теплым и уютным, на фоне той каморки, где Твайлайт сегодня проснулась, те комнаты, в которые ей удавалось заглянуть мимоходом, производили впечатление покоев, достойных принцессы.

Немного дальше по коридору двери уступили место ничем не загороженным окнам. Сердце Твайлайт екнуло в груди, и она с трудом сдержала внезапный порыв закричать от облегчения.

Она увидела внешний мир.

Пейзаж впечатлял своей глубиной: гряды холмов и мягкие луга тянулись на многие мили, и все заливал нежным светом ранний восход. Ряд неестественно прямых теней на горизонте отметил присутствие там далекого города. Возможность сфокусировать глаза на чем-то конкретном казалась ей настоящим подарком после тесных коридоров и будящих клаустрофобию камер. Пейзаж был прекрасен, великолепен и… и трагичен. Ее облегчение отступило, как море в отлив. Я хочу быть там, снаружи, — печально подумала она. Я хочу домой.

Позади Твайлайт кто-то кашлянул. Она повернула голову на звук и увидела, что там некомфортно близко встал, выжидающе подняв бровь, Силас. Она тупо уставилась ему в лицо.

— Иди вперед, — наконец сказал он, и мягкость его голоса застала ее врасплох. Вздрогнув от неожиданности, Твайлайт поняла, что стоит настолько близко к стеклу, что затуманивает его своим дыханием.

— Ой, простите, — она извинилась, отвернулась и поспешила за сестрой Ратчет. Жеребец двинулся за ней следом, не отставая ни на шаг. К разочарованию Твайлайт, дорога к кабинету доктора Роуза свернула прочь от окон, но она все равно не смогла сдержаться и широко улыбнулась на мгновенье. Улыбаться было приятно.

Оставшийся путь тянулся сравнительно тоскливо: монотонная последовательность неотличимых друг от друга коридоров и закрытых дверей. Сестра Ратчет уверенным шагом вела их вперед, нарушая тишину лишь только цокотом копыт по кафелю и коротким приветствием редкому проходящему мимо пони. Твайлайт удивлялась тому, насколько пустыми казались коридоры больницы. Разве здесь не должна активно кипеть жизнь, пусть даже в такую рань?

Таблички на каждом пересечении коридоров висели до раздражения стандартные и малоинформативные. Проходя мимо очередной, Твайлайт прочитала: «Смотровые кабинеты 301–309», и вскоре она уже потеряла чувство направления, понадеявшись, что ее сопровождающая выведет их наконец из этого линолеумного лабиринта. Больница казалась бесконечной: множество совершенно идентичных коридоров сливались друг с другом в единое длинное зелено-белое пятно. Трудно было держать мысли в сосредоточении, пока она шла следом за медсестрой, как верная гончая. Ставя одно копыто за другим с точностью, достойной робота, она просто отпустила свои мысли на волю, чтобы убить бесконечно тянущееся время.

— А, вот мы и пришли.

Твайлайт вынырнула из своей рассеянной дремы и внезапно неловко затормозила, поймав равновесие в последний момент, прежде чем успела бы слепо врезаться в круп сестры Ратчет. Погрузившись полностью в свои мысли, она и не заметила момента, когда старшая кобыла остановилась. Она попыталась прикрыть свой стыд от такой рассеянности, быстро оглянувшись по сторонам, но уже вскоре поняла, что никто на самом деле на нее не смотрит. К тому же ей все равно было неинтересно, что они о ней подумают.

Медсестра остановилась перед единственным отличием этого коридора от любого другого — перед двойными дверями из состаренного дуба. Рядом с дверями висела бронзовая табличка с выбитой на ней надписью: «Доктор Валентино Роуз». Сестра Ратчет вежливо постучала.

— Заходите, заходите, — ответил голос. Открыв дверь, медсестра мягко подтолкнула Твайлайт в скрывавшуюся за ней библиотеку.

На деревянных полках, покрывавших стены с двух сторон комнаты, покоились сотни книг. В кабинете не было ничего, что могло бы подсказать, что буквально несколько минут назад они блуждали, как в ловушке, по бесконечным чередам унылых больничных коридоров. Многие тома здесь могли похвастаться дорогим переплетом с названиями, выбитыми на корешках золотыми буквами. Все книги стояли в строжайшем порядке, и ни одного свитка или листка бумаги не торчало не на своем месте. Невероятно. При виде такой высококлассной организации в душе Твайлайт вспыхнул огонек зависти, который тут же обратился в бескрайнюю тоску по дому. Стоило ей вспомнить о Спайке, и ее внутренности тут же завязались узлом. Она мысленно понадеялась, что с ним все хорошо. Знают ли вообще ее друзья, куда она попала?

— А, Твайлайт Спаркл, очень рад тебя видеть этим утром, — сказал бежевый единорог, встав из-за стола красного дерева, который занимал большую часть противоположного края комнаты. Его улыбка походила на его кабинет: такая же широкая, теплая и гостеприимная. Нежно-голубые глаза за очками с тонкой золотой оправой и редкие искорки седины в темно-каштановой гриве говорили о нем как о весьма видном ученом. Его кабинет подходил ему идеально. Обойдя стол, он указал копытом в приглашающем жесте на диван и стулья вдоль стены. — Пожалуйста, присаживайся, Твайлайт. Я вскоре к тебе присоединюсь.

Твайлайт кивнула и потащилась к одному из мягко обитых стульев. Доктор Роуз, чье имя было до боли очевидно подчеркнуто алой розой на голубом медицинском кресте в качестве Метки, вежливо покинул кабинет вместе с сестрой Ратчет и закрыл за собой дверь. О чем бы они ни говорили, звуки до неразличимости заглушили толстые дубовые панели.

Твайлайт осталась наедине с терпеливо вставшим у входа Силасом.

— Итак, э, Силас, сколько вы уже здесь проработали? — вежливо спросила она.

Она уже собралась повторить вопрос, когда он вдруг ответил:

— Семь лет.

— О, это весьма долго. Могу поспорить, вы за это время повидали здесь много интересного, правда?

Еще одна болезненно долгая пауза.

— Да.

— И, ну, знаете, может быть, какие-нибудь смешные истории?

— Да.

Твайлайт смотрела на него, ожидая продолжения еще какое-то время, но санитар оставался нем.

Она раздраженно прищурилась.

— И, может быть, вы можете рассказать что-нибудь из них?

Пауза.

— Нет.

— Могла бы догадаться, — пробормотала про себя Твайлайт, растирая копытом переносицу. Ей казалось, будто она дантист, вытягивающий из него клещами, как зубы, каждое слово.

Отвернувшись от Силаса, она принялась бесцельно блуждать глазами по окружающей обстановке. Окна позади стола доктора подарили ей еще один желанный взгляд наружу, но даже видам вольных просторов не хватало заманчивости, чтобы удержать ее взгляд вместо многочисленных разнообразных фолиантов, скрывающих за собой стены кабинета. Заголовки все, как один, были на медицинскую тему: Кантерлотский журнал Народного Здравоохранения, Анатомия Тревожного Разума за авторством Пастерна и Пособие по Когнитивной Психотерапии Троттингемского Университета плотными рядами стояли среди прочих подобных книг на многочисленных полках. Такая узкоспециализированная литература выходила далеко за пределы эрудиции Твайлайт, но любопытство разгорелось у нее в душе все равно. Вполне возможно, что в них можно найти какую-нибудь подсказку, которая укажет, как же она сюда попала.

Твайлайт протянула копыто, чтобы взять одну из книг с полки, но ее остановило мягкое покашливание за спиной. Она обернулась с вопросительным взглядом на Силаса, но он только помотал головой. Смотри, но не трогай, значит. Она вздохнула и нехотя убрала переднюю ногу от полки, продолжив, впрочем, читать корешки. Она никогда не бывала в этом кабинете, но библиотека есть библиотека, и Твайлайт ощущала, как таящаяся в глубине ее естества тяга к знаниям становится все сильнее и сильнее с каждым мгновеньем, проведенном в подобном знакомом окружении. Столь близкое соседство с таким количеством новых книг пьянило ее, и она наслаждалась этим развернувшимся перед ней нераскрытым потенциалом.

Приглушенные голоса в коридоре в конце концов стихли, и Твайлайт оторвала свой жадный взгляд от книжных полок, когда в комнату вошел Доктор Роуз, в одиночку.

— Сестра Ратчет рассказывала мне о твоем состоянии, Твайлайт. Небольшая временная амнезия — это известный побочный эффект твоего лечения, как тебе, насколько я знаю, уже сказали. Но похоже, что у тебя есть трудности с воспоминаниями о самой больнице и ее персонале. Это так? — спросил он, усевшись на стул напротив нее и подвесив перед собой левитацией блокнот и карандаш.

— Да, доктор, так и есть, — сказала она. — Я проснулась сегодня утром и обнаружила, что прикована к кровати и абсолютно не помню, как в ней оказалась… как я вообще оказалась в больнице, для начала. Мне показалось, будто я застряла в каком-то извращенном кошмаре. И, что еще хуже, мой рог заглушен, и потому я даже не могу пользоваться магией! — она с завистью сверлила глазами висящий в воздухе блокнот. — Все утро мне было страшно, я ничего не понимала, и никто мне ничего не говорил. Пытаться разобраться в том, что происходит, когда вам вообще никто ничего не говорит, — это очень трудно, и вообще все это — бессмысленная жестокость!

Твайлайт готова была взорваться, как надутый гораздо сильнее своего запаса прочности воздушный шарик. Как она продержалась так долго и при этом не сорвалась, она понять не могла никак. Она знала, что уступает своему гневу, но оказаться запертой и магически заглушенной — это едва ли можно назвать хорошим рецептом для сохранения спокойствия.

Доктор просто смотрел на нее с любопытством и строчил в блокнот, даже не пытаясь ее прервать.

Воодушевленная его молчанием, Твайлайт продолжила:

— Я не знаю, как у вас принято вести здесь дела, но я никогда прежде не видела такого пренебрежения благополучием пациентов! Вы вообще представляете, в каком ужасе я была? Этому просто нет прощения! До сегодняшнего дня я ни за что бы не поверила, что в современной Эквестрии пони могут запереть в больнице и отказывать ему в любых объяснениях! Никто не сказал мне ничего. Ничего! Единственное, что мне удалось узнать — это то, что я должна задавать все вопросы вам. Итак, Доктор Роуз, давайте начнем с самого простого. Что, во имя Селестии, я здесь делаю?

Она выплюнула этот вопрос с таким ядом в голосе, что Силасу пришлось на всякий случай сделать шаг к ним, но она этого даже не заметила — а если бы и заметила, то ей было бы все равно. Пришло время получить ответы, и она не собиралась сидеть на месте с потупленным взором, пока они продолжают держать ее в полном неведении. В ее глазах горел огонек нетерпения, и она сверлила взглядом доктора, который продолжал молча писать в блокноте, не обращая внимания на ее кипящий возмущением разум.

— Что ж, Твайлайт, это не такой уж простой вопрос, — сказал наконец он, подняв глаза от блокнота и встретившись взглядом с ее гневными глазами. — Короткий ответ будет таков: ты здесь, в Мемориальной Больнице Бродхуф, потому, что ты больна, Твайлайт, и мы за тобой ухаживаем.

— Что вы имеете в виду под «больна»? Чем же таким я больна? — с сомнением в голосе спросила она, чувствуя отвращение к его невозмутимости.

— Твайлайт, ты… нездорова. Мы уже долгое время пытаемся облегчить твою болезнь, но такие заболевания, как твое, лечить нелегко. Порез можно вылечить бинтом и капелькой магии, но бывают вещи не такие простые. Чтобы выздороветь, тебе нужно много времени и особая забота.

— Хватит со мной говорить, будто я какой-то долбаный жеребенок! Я уже взрослая! — огрызнулась Твайлайт, вскочив со стула и ткнув копытом в сторону доктора. Обычно такие грубые слова она считала за признак примитивного словарного запаса, но сдержаться ей не удалось. Твайлайт и не хотела сдерживаться. Она заметила краем глаза, что Силас двинулся в ее сторону, сжав в зубах дубинку. Она говорила, как сумасшедшая. Она, скорее всего, и выглядела как сумасшедшая. Оскалив зубы, единорожка орала на доктора, разбрасывая капельки слюны: — Дайте мне уже хоть один ляганый прямой ответ! Я имею на это право! Насколько я больна?

Доктор Роуз остановил Силаса жестом поднятого копыта и с профессиональным спокойствием заглянул в горящие бешенством глаза Твайлайт. Она наверняка впечатлилась бы его стойкостью, если бы не готова была в любой момент сломать ему челюсть. Он снял очки и потер глаза, собираясь с мыслями. Наконец он сделал глубокий вдох и сказал:

— Твайлайт, ты страдаешь от шизофрении в тяжелой форме и бреда величия на фоне обсессивно-компульсивного расстройства личности.

Она моргнула.

— Чего?

— Твайлайт, большую часть своей жизни ты страдала от ряда серьезных бредовых галлюцинаций, порожденных острыми психическими и личностными расстройствами.

Твайлайт продолжала тупо глядеть на доктора; сказанные им слова просто повисли между ними, пока ее разум пытался их осознать. Она сделала глубокий вдох через нос и осторожно, взвешенно выдохнула.

А затем Твайлайт рассмеялась. Она смеялась взахлеб. Она хохотала от души, мотая головой и тряся гривой из стороны в сторону. Она рухнула на стул, потому что ноги у нее будто превратились в резину. Она не могла дышать. Бока сводили спазмы. Но она никак не могла успокоиться. Она не знала, что ожидала услышать, но уж точно совсем не была готова к… такому. Хотя она должна была признать, что ее серьезно впечатлило, с каким же серьезным лицом он это произнес. Вышло очень искренне.

— Вы хотите сказать, что я сумасшеееедшая? — просипела она и вытерла слезы с глаз, ожидая самую соль шутки.

— Мы не пользуемся здесь этим словом, Твайлайт, — напряженно произнес он. — Мы не хотим, чтобы наши пациенты хуже относились к себе только лишь потому, что они больны. На самом деле при правильном лечении и с правильным выбором лекарств большинство наших пациентов живут относительно нормальной жизнью.

Твайлайт фыркнула.

— Пожалуйста, доктор, хватит уже. Если бы вы сказали, что я провела в коме несколько лет или заболела чем-нибудь вроде гнилорога из Седельной Арабии или Эпполузской лихорадкой, или еще чем-нибудь хоть немного возможным, то я, быть может, вам поверила бы. Но, хоть я не доктор, я неплохо начитана. Даже я знаю, что заработать шизофрению за одну ночь никак нельзя.

Прокашлявшись, она встала на ноги.

— А теперь мне, пожалуй, хватит ужасов и плохого обращения на один день, так что, пожалуйста, простите меня, но я не хочу больше тратить здесь свое время. Почему бы вам не сказать, в чем на самом деле дело, чтобы я смогла уже пойти наконец домой?

— Силас, можешь принести нам папку с моего стола? — попросил он санитара. Силас помедлил, не решаясь оставлять доктора одного. Он с подозрением оглядел Твайлайт, а затем развернулся и пошел к столу.

— Доктор, это уже в самом деле немного непристойно. Какие бы поддельные документы у вас там в этой папке ни хранились, убедить меня, что я сумасшедшая, они не смогут.

Силас вернулся и вложил в копыта доктору толстую картонную папку, плотно набитую бумагами, а затем отошел на несколько шагов назад. Заняв позицию неподалеку, он продолжил внимательно следить за Твайлайт, готовый вмешаться в любой момент. Он достоверно играл свою роль: это непростое дело — так натурально изображать угрозу на пустом месте. Хотела бы она, чтобы у нее был актерский талант не хуже.

Голубая аура окутала рог доктора Роуза, и он принялся быстро перебирать нитями магии содержимое папки. Вытащив один скрепленный документ, он поднес его к Твайлайт и опустил ей на колени.

— Вот, Твайлайт. Этот документ подписали твои родители, когда отдали тебя под нашу опеку. Как видишь, шизофрения возникла не за одну ночь. Ты провела с нами уже много лет.

Твайлайт сердито выдохнула и схватила бумаги. На верхней части страницы рубленым шрифтом было написано: «МПББ Форма регистрации пациента». Она заскользила взглядом по документу от начала и до конца, проверяя и перепроверяя каждую отдельно взятую строчку. Никто не говорил ни слова. Ледяной червь сомнений начал подтачивать ее сердце, когда она внимательно пригляделась к подписям своих родителей. Они совпадали с настоящими идеально.

Она бросила взгляд на доктора.

— Впечатляющее качество для подделки, — признала она. — Но даты совершенно неправильные. В бумаге написано, что я здесь нахожусь с самого вступительного экзамена. А это попросту невозможно. Спора ради я проигнорирую тот факт, что я буквально до совсем недавнего времени жила в полном здравии далеко отсюда. А теперь вы говорите, что я провела здесь большую часть своей жизни, но не помню абсолютно ничего из этого, потому что страдаю от какой-то ретроградной амнезии, являющейся побочным эффектом лечения. Так?

— Так.

У нее уже не хватало терпения на этот спор.

— Бред сивой кобылы! — огрызнулась она. — Амнезия такой не бывает! Если бы я потеряла больше десяти лет своей жизни из-за амнезии, то в моих воспоминаниях были бы одни сплошные дыры. Но в них нет дыр! Ни одной! Нет никаких недостающих звеньев, никаких забытых событий, ничего! Единственный вопрос без ответа, единственный провал в моем прошлом — это промежуток между вчерашним вечером и сегодняшним утром. И если следующее же слово из вашего рта — не объяснение или не извинение, я ухожу.

Она подобралась, будто собираясь встать.

Доктор Роуз не отрывал от нее взгляда в глубокой задумчивости. И когда Твайлайт уже собралась реализовать свою угрозу, он вновь начал перебирать толстую папку.

— Твайлайт, ты помнишь свой день рождения после вступительного экзамена?

И вновь слова доктора застали ее врасплох.

— Конечно же, помню, — сказала она. — У нас был пикник рядом с Кантерлотом. Как он вообще со всем этим связан?

— Ты помнишь, как там фотографировалась?

— Откуда вы об этом знаете? — прищурившись, прошипела она.

— Твайлайт, ты помнишь?

— Да, я помню! Но откуда, во имя Эквестрии, вы об этом можете знать? Вам лучше бы начать… — Твайлайт замолчала, увидев, как Доктор Роуз вытащил из толстой папки лист и положил его поверх регистрационной формы.

Это была фотография.

У Твайлайт застыла кровь в жилах. Страх и сомнения разрывали ее сердце на части, пока она тупо глядела на нее. Как это возможно? Она хотела обозвать ее очередной подделкой, причем весьма слабой, но все обвинения заглохли, так и не сорвавшись с ее языка.

Это была фотография пятерых пони на пикнике.

Она была снята на ее дне рождения, сразу после того, как ее приняли в Школу для Одаренных Единорогов под патронажем Принцессы Селестии. Маленькая Твайлайт широко улыбалась камере, сидя между родителей с дурацким видом из-за чересчур большого праздничного колпака на голове. Она поменялась своим маленьким колпаком с папой, и хоть его колпак постоянно спадал ей на глаза, она даже не думала отдавать его обратно, потому что была совершенно уверена, что он похож на шляпу волшебника. Ее старший брат, Шайнинг Армор и нянька Кейденс, тоже с дурацкими колпаками, пусть и более практичного размера, тоже присутствовали в кадре и улыбались ей. В копытах Твайлайт держала книгу «Стар Свирл Бородатый: Краткая история» — подарок отца, все еще покрытый ошметками оберточной бумаги. У нее по-прежнему хранилась эта книга, и ее затертые страницы и поврежденный корешок служили свидетельством жажды знаний маленькой энергичной кобылки. Посередине одеяла стоял недоеденный и забытый на фоне подарков праздничный торт.

Это было одно из самых лучших воспоминаний раннего детства Твайлайт, и она помнила этот момент идеально. Она не должна смотреть на эту фотографию в этот момент. Ее тут, в ее копытах, быть не могло.

Она никогда не смогла бы забыть эту фотографию, которая висела многие годы на стене в родительском доме. Как и сами события, изображенные на ней, она прочно засела в ее памяти. Фотография явно была той же самой: у угла был маленький залом, который остался после того, как ее брат случайно погнул фотографию, засовывая ее в седельную сумку отца. Она даже, казалось, пахла родительским домом. Но фотография быть реальной не могла. Она была неправильной.

На ней виднелись детали, которые не совпадали с воспоминаниями. Озеро на фоне, в котором они купались перед едой, сменилось белым многоэтажным зданием. Она приблизила фотографию к лицу. Под глазами родителей виднелись мешки, которых она не помнила. Шайнинг Армор по-прежнему улыбался весело, но Кейденс казалась… смущенной. Нервной даже. У всех, кроме Твайлайт, на шеях висели ленточки с карточками. Текст на них был крошечным, и только карточка на груди у матери не была ничем закрыта.

Подняв фотографию повыше, чтоб на нее лучше падал свет, Твайлайт поднесла ее к самому лицу и прищурилась, безмолвно выговаривая буквы на карточке и пытаясь разобрать, что они значат. Фотография, казалось, легонько затряслась.

— Нет, — прошептала она. Это ложь. И никак иначе.

— Пожалуйста, Твайлайт, я знаю, это неприятно, но ты должна сохранять спокойствие, — сказал кто-то успокаивающе, но Твайлайт его не слушала. Фотография выпала из бесчувственных копыт, а сама она осталась в неподвижности, глядя куда-то сквозь потолок расфокусированными глазами. Теперь сотрясалось уже все тело целиком. Она не могла вспомнить конкретный момент, когда из глаз потекли слезы.

Она хотела закричать. Она хотела завопить. Она хотела швырнуть стулом и броситься на доктора. Он лгал! Голос сказал что-то про необходимость успокоиться, чтобы не задохнуться. Это неправда! Не может быть правдой!

Голос подернулся нотками паники, когда Твайлайт вдруг стошнило, и она, вяло опрокинувшись на стул, рухнула с мерзким хрустом на пол. Она не почувствовала ничего. Ей было слишком холодно, слишком пусто в душе, слишком немо в теле, чтобы отныне чувствовать вообще что угодно. Пожалуйста, пусть это будет ложью. Кто-то перекатил ее на бок, чтобы она не захлебнулась рвотой, а кто-то другой звал на помощь, но Твайлайт была слишком далеко, чтобы обратить на это какое-нибудь внимание. Она заблудилась в собственном сознании.

Фотографию никто не редактировал, не менял, не переснимал. Она была такой же реальностью, как она была и подделкой, и Твайлайт пыталась изо всех сил разделить эти два понятия. Фотография была парадоксом. Она была неправильной, она была ложью, она была ненастоящей, но она была в то же время реальной — невероятность, обретшая форму.

И изображенное на ней ранило. Ох, оно ранило просто ужасно. Она пыталась выпихнуть слова из своей головы, но у нее не получалось их игнорировать. Они были как жуткий порез на психике, экзистенциальная рана на душе. Кто-то кричал. Возможно, это была она. Совершенно безвредные слова, но они пульсировали в сознании, как горящие неоновым светом опухоли .

Карточка посетителя.

Мемориальная Психиатрическая Больница Бродхуф.

---

[1] Ратчет — медицинский термин, означает фиксатор. Силас — библейское имя. Если вкратце — сподвижник, спутник.

Глава 2

Твайлайт Спаркл медленно выбиралась из бездны, шаг за шагом таща вверх по склонам абсолютной тьмы свой налитый свинцом разум. Со всех сторон вокруг нее вилась темная завеса метели из чернейшего снега. Агонизирующая боль. Все ее лишенное шерсти тело изуродовала паутина мелких порезов. Повсюду носились острые осколки замороженных теней и ранили ей плоть — больше ничего не шевелилось в неестественно неподвижном воздухе.

Ей оставалось лишь только закрывать ногой глаза, пока они обрушивались на беззащитную кожу, оставляя после себя страшные, но бескровные раны, которые затягивались столь же быстро, сколь и возникали, будто неделя, требующаяся на нормальное заживление, проходила меньше чем за несколько минут. Вместо боли каждый порез оставлял после себя медленно втекающее в мышцы онемение. Ноги казались свинцовыми, а легкие не слушались.

Кинжалы, выкованные из ничто, продолжали свой танец в неподвижном воздухе с диким, хищным восторгом, но она все равно шла вперед. Тишина оглушала. Кругом вилась снежная буря пустоты, что не состояла ни из снега, ни из ветра, и она поглощала все звуки столь же легко и быстро, как поглощала и ее силы. Метель сомкнулась вокруг одинокого единорога тесным кольцом, подобно стае голодных волков, окруживших раненое животное.

Охота подходила к концу.

Твайлайт упорно продолжала карабкаться. Земля под копытами уходила вверх под болезненно крутым углом. Она рискнула приоткрыть глаза, чтобы глянуть вперед и удостовериться, что движется к цели. Цель была на месте. Тепло облегчения приостановило всепоглощающее онемение на несколько блаженных мгновений, но вскоре сдалось ему все равно.

Над ее головой сияло пятно света, яркости которого как раз хватало, чтобы пробивать насквозь атакующую ее тьму. Ничего больше не могло проникнуть сквозь облако иззубренных теней. Земля под копытами — скучный, безликий камень, лишенный всяких признаков жизни — казалась такой же равноправной частью бури, что и ледяные нити, вытягивающие из ее тела все силы. Тьма вокруг была столь же вечна, как древние руины Седельной Арабии, и столь же мертва.

Твайлайт стиснула зубы и продолжила переставлять одно копыто за другим. Свет становился ближе — ближе, чем был еще недавно. И этот простой факт сам по себе придал ей уверенности, даже несмотря на медоточивые слова, сулившие ей отдохновение от всех страданий, если она просто сдастся. Пустота говорила с ней без голоса, дразнила ее же собственными сомнениями. Она практически чувствовала, насколько же тьма желает, чтобы она поддалась ее острой, как бритва, ласке.

Она упорно шла вперед. Она должна достичь света — ничто больше не имело значения. Больше ни на что она не могла положиться в этой тьме.

Твайлайт резко вдохнула и почти остановилась на месте, когда вдруг безо всякого предупреждения свет рванулся ей навстречу, взметнулся ввысь и заполонил все ее поле зрения, подобно горе сверкающего золота. Свет объял ее со всех сторон. На какой-то краткий момент она сопротивлялась его касанию. После вечности, которую она тонула в тенях, прикосновение света дня к ее плоти казалось чуждым, но едва она почувствовала это умиротворяющее тепло, как поняла, что ей совершенно нечего бояться. Она нашла свое спасение.

Когти льда упорно впивались ей в плоть, и порожденная бездной буря не желала разжимать своей хватки даже после того, как ее начало растапливать тепло солнца. Теневые конечности распадались под теплыми касаниями его лучей. Буря замерцала и развеялась, оказавшись вблизи от солнца, ее бестелесная форма размоталась, как клубок шерсти в лапках энергичного котенка.

Твайлайт должна была ослепнуть. Она глядела прямиком на солнце, и отчасти она наслаждалась полным отсутствием боли. Но она не ставила под сомнение эту способность, не обращала внимания на ее невозможность. Солнце не способно ее ранить, никогда. Она — его верная ученица, а оно — ее возлюбленный наставник.

Пустота бесшумно бесновалась, упустив свою жертву, отчаянно пыталась достать ее чернильными щупальцами, будто разъяренное головоногое. Нити темноты в полном бессилии испарялись в лучах новорожденного солнца еще задолго до того, как успевали дотянуться до Твайлайт. Она не заметила толком, когда атаки в итоге прекратились и осколки пустоты больше не в силах были сохранять свою целостность в такой близости от любящей ласки звезды.

Твайлайт больше не угрожала опасность — она осталась позади. Да и могла ли теперь? За ней приглядывает само солнце — и страж, и мать в одном лице. Свет нежно подхватил ее над землей и прижал к груди, как испуганного жеребенка, и она растаяла под этими мягкими прикосновениями.

Уютно свернувшись в материнских объятьях, Твайлайт почувствовала влагу в глазах. По ее воспоминаниям валялись, разбросанные в беспорядочной куче, ужасающие картинки: темные камеры из бетона и железа, насекомое, попавшее в сети голодного паука, бесконечный лабиринт, клаустрофобия, фотография. Последняя причиняла боль сильнее всего, но она не могла вспомнить, почему. Ей нужно снять со своей души этот груз, рассказать солнечному свету о своих кошмарах, но она не смогла найти слов. У солнца таких проблем не было.

После веков заточения в тишине даже тишайший из звуков грохотал подобно целому оркестру. Она повернула слегка уши в его направлении и потерлась носом о сферу пылающего газа. Свет говорил с ней, иначе и быть не могло! Слова постепенно набирали громкость, подобно свисту медленно закипающего чайника на плите, и Твайлайт старательно напрягала слух, пытаясь их разобрать.

—…быстрее, перекатите… ее на бок…

Твайлайт нахмурилась в напряженной растерянности: она не ожидала услышать от по-матерински заботливой звезды голос жеребца.

—… поверните голову вот так… я сказал, держите ей ноги! Хватайте, и держите крепко!

Неизвестный голос казался в какой-то степени знакомым, но она не могла его определить все равно. Несмотря на то, что ее качали жаркие ноги аватара солнечной богини, ее била дрожь.

— …не дышит. Доктор, там что-то…

Голос кобылы застал Твайлайт врасплох. Голосов пони больше, чем один. Где они находятся? Она крепко прижималась лицом к звезде: все поле ее зрения занимала сплошная стена желто-белого света. Она пыталась ответить им, но обнаружила, что столь же нема, как и прежде. А потому Твайлайт оставалось лишь нетерпеливо слушать их, выуживая, насколько ей это удавалось, краткие обрывки связного разговора.

—…очистите ей рот и введите воздуховод…

—…остановить кровотечение. Силас, держите ее голову, пока я сканирую…

—…убрала препятствие. Рой, у нее ровный пульс? Хорошо, значит введите ей двадцать единиц…

—…переломов нет.

—…еще всего пару швов, и…

—…какая-то аллергическая реакция? Может…

—…грузите на каталку. Почти закончилось уже, кажись.

—…назад в ее комнату. И оставайтесь с ней, пока не кончится действие! Мы не можем рисковать еще одним таким эпизодом…

—…всего два часа или около того…

—…позовите…

Нет, вернитесь! Твайлайт отчаянно желала услышать еще, но голосам не были интересны ее желания, и вскоре они затихли. Вновь погруженная в тишину, она размышляла над только что услышанным. Обрывки фраз, которые ей довелось выловить — просто бессвязный шум. Но голоса — они говорили будто в большой тревоге и спешке. Они упомянули швы и… и кровотечение. Твайлайт нахмурила лоб. Кто-то, похоже, поранился.

Беспокойство утекло прочь рекой, когда в ее члены проскользнула червем усталость. Твайлайт зевнула. Голоса говорили о чем-то важном, но, что бы то ни было, оно уже закончилось.

Не в силах более держать глаза открытыми, она сдалась неизбежному. Ноги вновь налились тяжестью, и онемение мгновенно распространилось по всему телу, возвращая воспоминания об осколках эбенового льда. На этот раз чувство было иное, хотя она не могла объяснить, почему. Она уютно свернулась под боком у теплого солнца и отпустила прочь эти мысли из утомленной головы. Думать о таких вещах было слишком тяжело.

Пусть все волнения подождут. Некуда спешить.

Просто немного поспать…

---

На пробуждение во второй раз ушло гораздо больше времени. Теперь в глаза не бил обжигающе яркий свет, который выкинул ее из снов в прошлый раз; она просто медленно вынырнула из дремоты.

Во второй раз в то же время было и гораздо больнее. А точнее, когда Твайлайт наконец-то смогла открыть глаза, она ощутила боли куда больше. У нее задеревенели ноги, а мышцы болели так, будто во сне она пробежала марафон. Пластырь на носу закрывал собой еще один источник неприятных ощущений. Даже глотка ее болела, и этот дискомфорт накладывался к тому же на кислое послевкусие рвоты. Все тело отказывалось подчиняться приказам и казалось стеклянным, чужим — будто плохо сидящее платье, пошитое на другую пони.

Твайлайт понадобилось некоторое время, чтобы, пробившись сквозь густой туман, облепивший ее мысли, понять, что она смотрит на унылый потолок. Больница… я по-прежнему в больнице. Твайлайт шумно вздохнула и вновь закрыла глаза. Почему ей никак не проснуться от этого кошмара?

— О, ты проснулась! — воскликнул пони с не меньшим удивлением, чем у нее. Над ней в поле ее зрения влезла голова серебристого жеребца. Совладав с собой, он ободряюще ей улыбнулся. — Замечательно, что ты пришла в себя. Ты проспала уже довольно долго.

Он поднял ей ногу, продолжая говорить:

— Только дай мне минуточку — мне надо проверить твое самочувствие, хорошо, Твайлайт? — он оттянул ртом рукав бледно-зеленого халата на своей свободной ноге, под которым скрывались часы. Положив свое копыто под ее, он сосредоточенно уставился, высчитывая ее пульс, на маленький циферблат.

Твайлайт проскрипела что-то неразборчивое. Она нахмурилась и попыталась собрать хоть каплю влаги во рту. Трудности с речью стали в последнее время регулярной и раздражающей частью ее жизни, как она заметила про себя.

— Что… случилось? — наконец смогла она спросить, чувствуя, что каждое произнесенное слово скребет по глотке, как наждачная бумага.

— У тебя случился эпизод в кабинете доктора Роуза, Твайлайт. У тебя был припадок, и когда ты потеряла сознание, то немного ушиблась, — его взгляд скользнул к пластырю на носу. — К счастью, ничего серьезного. Пара синяков, два-три шва, вот и все. И, — он отпустил ее ногу, — твой пульс в полном порядке, так что никаких проблем тут быть не должно.

Твайлайт попыталась сесть прямо. Несмотря на изнеможение, она смогла приподняться на пару дюймов, о чем сию же секунду пожалела. Желудок зловеще крутанулся, и стены комнаты пошли кружиться и танцевать, как пьяные балерины. Она бессильно рухнула обратно в постель и закрыла глаза, чтобы сдержать внезапную волну головокружения.

— Ого, осторожнее, тебе не стоит так рано двигаться, — мягко укорил он ее. — Действие анестетика еще не закончилось. Подожди пока еще минуточку. Ты же не хочешь, чтобы тебя опять затошнило, да?

— Они… меня… вырубили? — спросила она сквозь стиснутые зубы, плывя по волнам головокружения, подобно утлой лодчонке в бушующий шторм. Неудачный выбор метафор определенно не помогал делу, как она подумала, с трудом умудряясь удерживать содержимое желудка на положенном месте.

— Обязаны были, к сожалению. Твоя паническая атака пробудила какую-то особую реакцию на новое лечение. Мы предпочитаем не пользоваться анестезией без острой необходимости, но иногда бывает, что пациент может навредить самому себе или помешать медицинской помощи.

Кружение плавно замедлилось и остановилось, в итоге позволив Твайлайт соскочить наконец с этой будящей тошноту карусели. В голове у нее крутилось немало вопросов к жеребцу: где она сейчас? Как долго она пробыла без сознания? Все по-прежнему считают ее сумасшедшей? Впрочем, все ее мысли были сейчас сосредоточены на одной гораздо более важной вещи:

— Воды.

— О! Конечно, Твайлайт. Главное, не двигайся и дыши ровно и глубоко, а я скоро вернусь, — сказал он, вновь улыбнувшись, и скрылся из виду.

Твайлайт так и поступила. Держа глаза закрытыми, она сосредоточила все свое внимание на дыхании, заглушив все прочие волнения. Ее грудь вздымалась и опускалась при каждом целеустремленном вдохе и выдохе. На удивление, такое упражнение оказалось очень эффективным, и к тому времени, когда вернулся жеребец, ей уже больше не казалось, что живот готов взорваться в любую секунду. Мир остановил свой бурный танец, и к ее бескрайнему облегчению, оставался в неподвижности, пока доктор помогал ей принять сидячее положение.

Твайлайт почувствовала дежавю, когда он поднес к ее губам чашку. Ее копыта были слишком слабы и слишком сильно дрожали, чтобы справиться с такой нелегкой задачей. Вода казалась даром небес: она смыла вкус застарелой рвоты и избавила ее от боли в пересушенной глотке. Видя, как он осторожно поит ее с копыт, она вдруг осознала, насколько же сильно она скучает по возможности самостоятельно пользоваться магией. Ей было стыдно, что за ней так ухаживают, как за младенцем… опять.

Ну, по крайней мере, на этот раз никаких непроливаек.

— Теперь лучше? — спросил он, как только она допила последний глоток.

Твайлайт кивнула.

— Да. Гораздо лучше, — сказала она. Ее голос, так же, как и все тело, ощущался куда слабее желаемого, но, впрочем, она уже чувствовала, как в члены возвращается жизнь. — Спасибо, доктор…

— Дример, — закончил он, смахнув несколько рыжих волос с глаз. — Я главный анестезиолог здесь, в Бродхуфе. Доктор Роуз хотел, чтобы я лично присмотрел за тобой. После случая в его офисе были некоторые беспокойства по поводу того, как ты сможешь перенести успокоительные. Как он мне сказал, у тебя довольно сильные побочные эффекты от лечения, а потому мы беспокоились о возможных реакциях.

Он похлопал ее по плечу и, сложив у нее за спиной несколько подушек, помог ей к ним прислониться.

— К счастью, все сейчас, похоже, в порядке, так что больше можешь об этом не волноваться.

Твайлайт попыталась поднять одну ногу. Ей с трудом удалось донести копыто всего-то полпути до груди, прежде чем его тяжесть стала невыносимой. Оно тут же бессильно рухнуло обратно.

— Я не чувствую себя так уж в порядке, — тихо сказала она.

— Не волнуйся, тебе просто нужно подождать, пока тело не справится с этим само. Успокоительным нужно время, чтобы прекратить свое действие. Но все равно ты еще довольно долго будешь чувствовать большую слабость. Припадки — это всегда непростая вещь.

Даже пока он говорил эти слова, Твайлайт ощущала, как седативный эффект ослабляет на ней свою хватку, впуская обратно в тело чувства и тепло, медленно, со скоростью ледника в океане. Что ж, значит, он не лжет хотя бы по поводу этого. И все же от слов доктора у нее в животе формировалась ледяная яма. Она не была готова к столь скорой новой встрече с той болью, а потому пыталась игнорировать воспоминания о произошедшем в кабинете.

— Можно мне еще стакан воды?

— На самом деле, если хочешь, можешь подождать пару минут, и я принесу тебе еды и заодно соку. Большая часть твоего завтрака, э, оказалась на полу у доктора Роуза. Так что, в самом деле, как только головокружение окончательно пройдет, я готов поспорить — ты проголодаешься очень быстро и очень сильно.

Ее желудок согласно булькнул.

— Я, э, и правда не отказалась бы от обеда, спасибо, — сказала она, не сдержав легкий румянец на щеках. Даже с учетом всего, что она пережила за последнее время, ей все равно было от этого немного неловко. Некоторые уроки кантерлотского этикета стали ее второй натурой, и она помнила о них, какими бы ни были обстоятельства. Ее старая учительница танцев, мисс Вальс, скорее всего, умерла бы от стыда. Впрочем, мисс Вальс была, пожалуй, не меньшей королевой драмы, чем Рэрити — она умерла бы от стыда даже если бы Твайлайт ела главное блюдо салатной вилкой.

Уходя на поиски еды, он сказал, что скоро вернется. Дверь медленно закрылась за ним.

Она была не заперта.

Она была в сознании, не связана и без присмотра. Вот он — ее шанс.

Твайлайт пыхтела и кряхтела, пытаясь подняться с кровати, но тело отказывалось подчиняться. Ноги казались вырезанными из камня. Она потела, хватала ртом воздух и боялась, что стены вот-вот снова начнут тошнотворно крутиться — и она абсолютно ничего этим не добьется, только заработает еще больше слабости и тошноты. Она сдалась неизбежному и рухнула на спину, заколотив в раздражении копытами по кровати.

— Даже если ты сможешь выбраться из кровати, что же дальше? У тебя не хватает сил даже выпить воды без посторонней помощи, не говоря уж о побеге. Ты библиотекарь, а не Даринг Ду, — отчитала она саму себя вполголоса. Она угрожающе прищурилась, раздумывая над тем, чтоб выместить весь свой гнев и раздражение на подушках. Они такие мягкие, беззащитные и, самое главное, в пределах досягаемости. Она хотела разорвать их в клочья и раскидать останки по всей комнате. Совершенно бессмысленное, ненужное, жестокое и глупое действие, но — чтоб ей провалиться: если она что-нибудь разломает, ей явно станет легче!

Твайлайт ошеломленно распахнула глаза. Что со мной происходит? Она скрежетала зубами с такой силой, что они заболели, а ей потребовалось несколько секунд, чтобы вообще обратить внимание на боль. Ярость пульсировала в ней, как второе сердце, и она поразилась тому, насколько ярко она дала разгореться своему бешенству.

Закрыв глаза, она повторила недавнее дыхательное упражнение, надувая легкие до предела и медленно выдыхая весь воздух без остатка. Упражнение долгое, но оно работало. Гнев нехотя ушел, скрылся где-то в глубинах разума. Она по-прежнему ощущала его присутствие: он плавал под поверхностью океана ее мыслей подобно, караулящей добычу, ждущей шанса напасть акуле. Она не собиралась дать ему этой возможности. Твайлайт контролировала себя, только она, и больше никто.

Едва убедившись, что очередная вспышка гнева не собирается выскочить на нее из-за угла, Твайлайт позволила себе наконец расслабиться. Она поправила подушку за спиной, по-прежнему пребывая в задумчивости от невозможности объяснить свое поведение. Весь сегодняшний день ее эмоции не поддавались никакому контролю. Даже несмотря на то что она, попросту говоря, с головой вляпалась в пугающую ситуацию, такое иррациональное поведение оправданий не имело. Ей надо подойти к проблеме с точки зрения логики и разума. Задумка дойти до двери была импульсивной и глупой — она прекрасно знала, что ей на это не хватит сил. Вспышка ярости и раздражения от неудачной попытки сделать невозможное только добавила ей еще больше усталости, растерянности и, скорее всего, шанса все испортить и в будущем.

Эмоции качали ее в любую сторону, куда им вздумается, как осоку на капризном ветру. Больше такого не будет, мысленно поклялась она.

Она — Твайлайт Спаркл, личная ученица Принцессы Селестии! Она не хвастунья и не бахвалка, но она знала, что она — умная кобыла. В конце концов, несмотря на то что Эпплджек сильнее ее, а Рейнбоу Дэш быстрее, она уделала их обеих в забеге одними только мозгами. Ей нужно поразмышлять, собрать информацию и попробовать составить продуманный план для побега.

Твайлайт вновь глянула на дверь, и на мгновенье в душе у нее промелькнули сомнения, но она отпихнула их прочь. Она знала точно — у нее еще будет шанс сбежать. Она, быть может, сейчас слаба телом, но она по-прежнему сильна разумом. Только так у нее есть надежда осмыслить и понять этот мир кошмаров.

Лишенная компании и возможности двигаться, Твайлайт решила заняться тщательным осмотром окружения.

Когда она вытащила себя из бессознательной пустоты, она предположила, что вернулась в такую же камеру, где оказалась в первый раз. Но она ошибалась. Хоть эта комната была окрашена в ту же кремовую и зеленую пару цветов, что и вся остальная больница, она мало чем напоминала ту жуткую клетку, в которой она лежала в оковах. Для начала, эта комната была не настолько маленькая, что можно было коснуться всех четырех стен одновременно. Еще одной важной деталью было полное отсутствие ремней на кровати.

Твайлайт безрадостно улыбнулась. Она никогда бы не подумала, что будет судить о качестве комнаты по таким критериям.

Трудно было представить эту комнату частью той же больницы, что и те стерильные камеры. В отличие от них, в ней ощущались уют и уникальность. У противоположной от кровати стены стоял письменный стол и внушительная книжная полка, и оба эти предмета мебели были целиком погребены под настоящей горой свитков, книг и разнообразных клочков пергамента. Она медленно обвела взглядом комнатку и поняла, что та книжная полка далеко не одинока. Отнюдь не одинока.

Те немногочисленные участки стены, которые можно было разглядеть в промежутках между огромным разнообразием книжных шкафов, тоже были покрыты рядами деревянных полок и полочек, прикрепленных прямо к крашеному бетону. Вся эта коллекция мебели была в лучшем случае беспорядочна — ничего не подходило друг к другу по стилю или размеру. Древесину полок покрывали местами потертости и сколы, а многие шкафы хранили на себе шрамы от неумелого ремонта в виде слоев клейкой ленты. Единственное, что в этой комнате не выглядело так, будто держится на соплях и изоленте — это только громоздкая больничная кровать, на которой лежала Твайлайт.

Ей казалось, будто она застряла в самом маленьком и самом депрессивном магазине подержанной мебели в Эквестрии. И дела у этого магазина шли к закрытию.

Единственный объединяющий все это элемент, который попался Твайлайт на глаза — помимо того, что каждый предмет мебели годится только на свалку — это исключительно сами книги. Каждый доступный дюйм любой горизонтальной поверхности в комнате был занят какой-нибудь книгой или свитком. Не осталось ни единого свободного места. Книги стояли хитроумными стопками, похожими на карточные домики. На одном шкафу сверху лежало столько свитков, что она боялась, как бы все это нагромождение не обрушилось на нее, стоит ей просто резко выдохнуть. Деревянные шкафы и полки все как один положительно скрипели и трещали под огромным весом этой маленькой библиотеки.

Книги были как местная мебель: такие же старые и потертые. Но опытный глаз библиотекаря сразу узнал заботу и логику, с которыми они все разложены. Они лежали по своим местам, организованные настолько хорошо, насколько это возможно, с учетом того, что шкафы не слишком-то годились для своих целей и вообще еле-еле сохраняли целостность. Поиск свободного места явно был первоочередной целью, но кто бы их ни расставлял по полкам, он проделал свою работу с достойным ученого прилежанием, которое Твайлайт целиком и полностью разделяла. Быть может, этот кто-то пытался повторить впечатляющий кабинет доктора Роуза?

Она улыбнулась этой идее, обнаружив, что комната совершенно неожиданно для нее уютна. Маленькие размеры ее не волновали. Она все равно гораздо больше той камеры, в которой она побывала до того. Комната была даже немного больше ее жилища в общежитии школы — и была бы еще больше, если бы не книжные полки, занявшие большую часть свободного пространства. Комната была мала, но определенно не будила тем самым никакой клаустрофобии, а наоборот, вызывала приятные воспоминания о доме, о Понивилле. Ее приятный комфорт казался одновременно и знакомым, и расслабляющим, подобно старому одеялу, вынутому холодной зимней ночью с чердачной кладовки.

Нет, она была неправа — эта комната вовсе не депрессивна, даже несмотря на весьма помоечный и самодельный вид у здешней коллекции разношерстной и потертой мебели. Постоянный обитатель этого жилища явно пытался обустроиться здесь настолько хорошо, насколько это возможно в такой ситуации.

Твайлайт села в постели чуть прямее и поджала губы с целеустремленным видом. Если реальный пациент этой больницы способен сохранять позитивный настрой и продолжать бороться со своим недугом, каким бы тот ни был, то, значит, может и она. Она смаковала это чувство твердой уверенности, как кружку свежего сидра. Оно выгодно отличалось от утренних сокрушительных приступов страха и растерянности.

К тому времени, как вернулся доктор Дример, Твайлайт, уже без сомнений, чувствовала себя гораздо лучше. Комфортная обстановка была как бальзам на ее изможденные нервы, а анестетик уже прекратил свое действие, хоть, как и предупреждал ее доктор, даже после восстановления большей части своих сил она по-прежнему ощущала немалую усталость. И немалый голод, как она поняла, услышав бурчание живота, едва до нее донесся аромат пищи.

Она с наслаждением впилась в ромашковый сэндвич, остановившись после нескольких укусов полным ртом, только чтобы глотнуть апельсинового сока. Хлеб был черствый, а сок — несвежий, но она была слишком голодна. Жеребец усмехнулся, наблюдая за тем, как она пожирает сэндвич.

— Здоровый аппетит — это хороший признак. Значит, успокоительное почти целиком прекратило свое действие. Итак, чувствуешь теперь себя лучше? Голова больше не болит и не кружится?

Твайлайт помотала головой, стряхивая с мордочки крошки.

— Нет, сэр, ничего подобного. Я себя чувствовала… нет, я себя чувствую хорошо. Гораздо лучше, спасибо, — она не собиралась говорить доктору о скачках настроения — не стоит наводить их на мысли, что с ней в самом деле что-то не так. Вновь укусив сэндвич, она обвела свободным копытом комнату. — Почему я здесь, а не в той комнате, где проснулась утром? Разве я не должна быть сумасшедшей?

Он поглядел на нее неодобрительно из-за целенаправленно выбранного ей слова, но на приманку, тем не менее, не повелся. Вместо этого он замер в задумчивости.

— О, все верно. Тебе недавно было назначено новое лечение, так что тебя, скорее всего, положили на одну ночь в безопасную комнату. Их используют для сдерживания способных на опасные действия пони.

— Какие действия? Нападение на персонал, например?

— Такое тоже случается, — сказал он с серьезным выражением лица. — Но по большей части это реакции наподобие твоей: спазмы, внезапные припадки, приступы паники, усиливаемые текущими заболеваниями. Мы фиксируем пациентов только если их здоровье под угрозой, так что если у них возникнет какая-то проблема, мы сможем быстро оказать помощь. Эта предосторожность исключительно в интересах безопасности, как самих пациентов, так и персонала.

Он окинул взглядом ближайшую к нему полку.

— Наши долговременные пациенты получают личные палаты, наподобие твоей. Она ведь гораздо комфортнее, как думаешь? Пациентам полезно иметь собственный, личный уголок, где они могут расслабиться и хоть чуточку почувствовать себя как дома. И, с учетом того, насколько ты в прошлый раз была расстроена, мы решили, что лучше тебе все-таки дать возможность проснуться в собственной комнате.

Твайлайт остановилась посреди укуса.

— Моя собственная комната? — спросила она приглушенным от сэндвича во рту голосом.

По-видимому, доктор ее не услышал. Дример усмехнулся и продолжил идти вдоль плотно заставленной шкафами стены.

— Меня всегда поражало, как ты умудрилась уместить здесь столько книг. Серьезно, у тебя здесь будто собственная частная библиотека. И многие из этих книг весьма продвинутые, — он с осторожностью снял одну книгу с полки, стараясь, чтобы все прочие в тесной куче не посыпались разом на пол, и глянул на обложку.

Истертый заголовок почти не читался, но Твайлайт не нужно было видеть буквы, чтобы знать, какую книгу он разглядывал. «Трактат о преэквестрийских магических манипуляциях (второе издание)», написанный Найт Кэпом Старым. При всей зачитанности и изношенности Твайлайт узнала ее без ошибки.

— Твайлайт, ты очень умная кобылка. Я сомневаюсь, что смогу понять и половину написанных здесь слов, — улыбнулся он, вернув книгу на место на настенной полке. Твайлайт подавила в зародыше приступ раздражения, который у нее вызвала эта фальшивая улыбка. Казалось, будто абсолютно каждый доктор и медсестра натягивают на свои лица это же самое выражение каждый раз, когда собираются с ней заговорить. Улыбка эта, конечно, скорее всего, просто часть подхода к больным, средство, которым они успокаивают тревогу пациентов, но ее неискренность резала нервы ножом.

— Я не кобылка, — кисло пробурчала она. Комната предала ее. Уют и спокойствие, которые она ощущала, были лишь иллюзией, тщательно сработанной для того, чтобы поддержать их ложь. Вся больница целиком отражала его улыбку: обман, рассчитанный на желаемую эмоциональную реакцию.

— О, конечно же, нет, Твайлайт, — сказал он с издевательской скромностью.

Если бы она не держала свои эмоции под крепким контролем, то зашвырнула бы ему в голову чашку. Высокомерный ублюдок. Все они такие. Вместо этого она предпочла сделать еще один глоток сока, не доверяя своему языку, пока все эмоции не вернутся вновь под полный контроль. Она утолила свой гнев, яростно уставившись на доктора таким взглядом, что мог бы с легкостью расплавить сталь.

— Ну, так что же это за «лечение», о котором я постоянно слышу? — спросила она, постаравшись сменить тему до того, как сделает что-нибудь, о чем потом пожалеет. — Доктора и медсестры постоянно говорят, что у меня начинается какая-то новая программа, но они почти ничего не говорят о том, что это на самом деле такое.

— Если честно, я сам не знаю многого, — сказал он с едва заметным напряжением на лице. — Это область компетентности доктора Роуза. Все наши лечебные программы — это смесь медикаментозного лечения, терапий и магии, если тебе это что-то скажет. Я не знаю специфики истории твоей болезни, чтобы разъяснить тебе все детали.

Внезапно он просиял:

— Кстати, о докторе Роузе, как думаешь, на кого я сейчас наткнулся, когда ходил для тебя за обедом?

Твайлайт глядела на него. Тишина затянулась. Он ведь не ожидает, в самом деле, что я у него спрошу, правда?

Он продолжал выжидающе на нее смотреть. Ожидает.

— Кого? — выдохнула Твайлайт сквозь зубы, изо всех сил пытаясь разжать себе челюсти. Она вновь с интересом опустила взгляд на чашку, размышляя, насколько эффективным та окажется метательным снарядом.

— Доктора Роуза! Он был очень рад узнать, что ты начала приходить в себя, кстати говоря. Он очень волновался после того, как тебе стало плохо в кабинете. Раз уж ты пытаешься вспомнить все…

— Я помню все прекрасно, — мрачно перебила она.

—…он предположил, — продолжил он, не обратив внимания, — что один из самых лучших способов вернуть тебе часть воспоминаний — это разрешить тебе пообщаться немного со знакомой тебе пони. Так что мы договорились, что, как только ты закончишь свой обед, к тебе зайдет одна из твоих подруг. Звучит неплохо, что скажешь?

Он улыбнулся ей.

Апельсиновый сок попал не в то горло, и Твайлайт закашлялась. Подруга? Может быть, друзья догадались, где она оказалась? Несмотря на все пережитое этим утром, это слово зажгло у нее в груди огонек надежды. Но Твайлайт решительно затушила его, не желая терять контроля над своими эмоциями. Борьба с ними стала уже рутинной работой, но у нее, впрочем, не было никакого выбора. Дать им волю ей управлять она не собиралась.

— Моя подруга? — недоверчиво спросила она, придерживая оптимизм железным копытом скептицизма. Ложным надеждам больше не удастся причинить ей боль. — Кто это? Одна из пациенток, которую я должна знать? Может, еще одна пони, которая, как вы считаете, тоже больна?

— Нет, она на самом деле доктор. Доктор Роуз считает, что из-за твоего состояния тебе придется повременить пока со встречей с остальными друзьями, — объяснил он, направляясь к двери. — А теперь, я понимаю, Твайлайт, что ты помнишь не многое, но мы думаем, что если ты просто посидишь и поговоришь с ней немного, то часть воспоминаний к тебе вернется. В конце концов, ты с ней за последние два года провела очень много времени.

Значит, не одна из моих подруг. Как прогоревшая до конца свеча, тот крохотный огонек надежды, которому она разрешила гореть в своей душе, мигнул и погас. Она фыркнула. Они что, ожидают, что она поверит, будто была подругой одной из своих похитителей?

Дример высунул голову в коридор.

— Ладно, можете заходить.

— Нам не обязательно это делать, если она не готова, — тихо, с опасением сказала скрытая стеной кобыла. — Я не хочу вызвать у нее очередной припадок. Тот, в кабинете Валентино, прям скажем, меня напугал. Мож, лучше будет, если она просто еще немного отдохнет? Я не вынесу, если ей от меня станет хуже.

Ледяной змей дурного предчувствия пополз по позвоночнику Твайлайт и вонзил клыки в самое сердце, разливая по венам яд холодного ужаса. Она знает этот голос. Акцент звучал значительно слабее, чем она его помнила, но ошибки быть не могло. Никем другим она быть не могла. Она знает этот голос!

— Да не говорите глупости. Пока Твайлайт не смирится с тем, что с ней происходит, риск рецидива неизбежен. Я был с ней в прошлый раз, Эйджей, и я говорю — ничего в этом хорошего не было, — сказал Дример торопливым шепотом, не помешавшим, впрочем, словам дойти до ушей Твайлайт. — Гораздо лучше будет, если она с вами встретится на комфортной для нее территории собственной комнаты. И Валентино очень настойчиво нам напоминал, что чем дольше она проведет без восстановления памяти, тем хуже будет ее состояние.

Пожалуйста, не будь ей, пожалуйста, не будь ей, пожалуйста, не будь ей. Твайлайт повторяла эти слова у себя в голове, как отгоняющую зло защитную мантру. Холод сдавил ей грудь, и она с трудом дышала. На лбу выступил пот. Казалось, будто ей вот-вот сунут под нос ту самую фотографию. Изображенная на ней ложь выжидала, притаившись за краем зрения.

— Ага, ну, пожалуй, это уже оттягивание неизбежного, — неохотно согласилась кобыла и вздохнула.

— Ну, в таком случае заходите и скажите «привет»! — сказал Дример, безо всякой нужды подняв ради Твайлайт голос. Придерживая дверь для другого доктора, он сделал шаг в сторону. Опустевший дверной проем разверзся в сознании Твайлайт шире реального, подобно пасти какой-то голодной твари, готовой пожрать те жалкие ошметки душевного равновесия, которые у нее еще оставались. Знание о том, что ожидает ее по ту сторону, сделало страх только хуже. Не осталось больше места для самообмана. Она не могла себя больше убедить, что, может быть, она ошибается, или что к ней входит, может быть, другая кобыла.

Твайлайт знала, кто это, и она знала в точности, что ее ждет впереди, но она все равно не могла отвести взгляд. Она неотрывно глядела на дверной проем, как глядит на стремительно несущуюся землю обескрыленный пегас. Ей ничего не оставалось, кроме как сидеть, смотреть и ждать, не в силах пошевелиться из-за замерзших мышц и ледяного яда в крови. Она не смогла даже вспомнить, как надо моргать.

Она просто глядела, чувствуя, как сердце обращается в сплошной кусок льда, на входящую в комнату оранжевую кобылу в белом докторском халате.

— Ну, привет тебе, сахарок! — весело сказала Эпплджек.

Глава 3

Твайлайт глядела на свою подругу глазами с настолько сузившимися зрачками, что их с легкостью можно было бы перепутать с белыми тарелками. Она отказывалась верить своим ушам, что бы те ни слышали. Туман, еще недавно заволакивавший ей сознание, мстительно вернулся и опутал, облепил мозг противоречивыми мыслями, пока ей не показалось, что тот полностью остановил свою работу.

Такое никак не могло быть правдой… но ей было все равно. Она прищурилась так, что глаза превратились в едва заметные щелки. Она сражалась в своем разуме с очередным болезненным парадоксом, в очередной раз чувствуя, будто все ее естество целиком сжимает в крохотную точку концентрированного неверия. Она смотрела на живую невероятность, обретшую плоть смертельную угрозу своим воспоминаниям.

Крайне неприятное ощущение.

Кобыла выглядела в точности как Эпплджек. Шкура, грива, веснушки, Метка — все это ничем не отличалось от образа из воспоминаний Твайлайт. Знакомые зеленые глаза с заботой и беспокойством встретили ее тревожный взгляд. На голове у фермерши не было обычного пыльного стетсона, а светловолосый хвостик гривы лежал поверх врачебного халата, такого же, как у доктора Роуза. Пока Твайлайт безмолвно изучала Эпплджек, у оранжевой кобылы не сходила с лица приклеенная улыбка, которой, впрочем, не удавалось маскировать дискомфорт от этого странного осмотра. Тяжелая тишина становилась все ужаснее, грозясь поглотить всех трех пони.

— Итак, эм, Твайлайт, я знаю, ты, скорее всего, меня не помнишь, — кашлянув, сказала Эпплджек. Она сделала несколько осторожных шагов в ее направлении, будто единорожка — фермерское животное, которого ей бы не хотелось спугнуть. Если не считать встревоженного изгиба бровей и легкой дрожи уголков губ, язык ее тела в целом успокаивал и ободрял. — Меня зовут доктор Эпплджек. Но ты мож на звание внимания не обращать. Просто Эпплджек тож хорошо. Или даже Эйджей, если хочешь.

Голос Эпплджек разрезал эту завесу тишины. И, как по команде, в пустоте одновременно зазвучали тысячи голосов. Разум Твайлайт стал похож на оперный зал, осажденный воинственным хором, каждый голос в котором пытался перепеть других собственной песней. В голове у нее грохотала какофония разных теорий и дезорганизованных предположений — чистый, абсолютный шум, глушащий собой все.

Перевертыши: я уверена в этом! Только этот ответ имеет какой-то смысл. Каждый аспект поведения Эпплджек — то, как она ходит, как она держит себя — все это слишком идеально для любого другого варианта. Единственный элемент, который не вписывается в картину — это ее акцент; он присутствует, но сглажен. В остальном имитация практически идеальна. Но все равно недостаточно хороша. Теперь мне только нужно снять каким-то образом это устройство с рога, и я выведу этих насекомых на чистую воду. Я смогу дать сдачи, и тогда…

Твайлайт продолжала молча сидеть в полной неподвижности, только лишь следя легким поворотом головы за передвижениями кобылы по комнате. Эпплджек оглянулась на Дримера и подняла в растерянности бровь. Жеребец пожал плечами.

— Она разговаривала, буквально до того, как вы вошли, — заметил он. — Просто дайте ей еще минутку.

Промыли мозги: я уверена в этом! Они, наверное, добрались до Эпплджек в первую очередь. Если они пошли на все это, только чтобы меня обмануть, они могли с легкостью проделать то же самое и с моей подругой. Они могли промыть мозги Эпплджек, убедить ее поверить в их ложь. Раз они поймали ее в свои сети, они могут воспользоваться ей и убедить всех остальных, медленно промывая мозги каждой из нас по очереди. Мне просто надо достучаться до нее, убедить ее, что…

— Твайлайт? Дорогая? Ты себя хорошо чувствуешь? — спросила она.

Дискорд: я уверена в этом! Все происходящее просто кричит о его магии хаоса. Он вернулся, но на этот раз решил сначала избавиться от Элементов, еще до того, как у нас возникнет шанс среагировать. И вместо того, чтобы просто проклясть нас, он хочет сначала сломать нашу волю к сопротивлению. Если мы сдадимся перед его обманом и примем все за чистую монету, нам никогда не спастись! Мне нужно как-то отыскать слабину в его лжи…

— Твайлайт? — повторил за Эпплджек Дример, встав рядом со своей коллегой и так же напряженно наблюдая за единорожкой. — Ну же, Твайлайт, скажи что-нибудь.

Магическое проклятье: я просто уверена в этом! Происходящее слишком реально, чтобы быть простым обманом. Прямо сейчас я, скорее всего, нахожусь в настоящей больнице, страдаю от какого-то магического недуга. Этот мир — просто искаженный кошмар, порожденный моими собственными воспоминаниями. Но в таком случае, если я в самом деле больна, как же мне спастись? Или, может, я обречена сидеть в этой ловушке, пока настоящие доктора не смогут меня излечить? Нет, если это магическая болезнь, на нее можно воздействовать усилием разума, а потому, я могу…

— Твайлайт!

Твайлайт резко вскинулась и слепо огляделась из стороны в сторону, будто только что проснулась ото сна, не подозревая даже, что заснула. Толпа голосов затихла, став тихим жужжанием, писком назойливого комара, который остался просто летать кругами на задворках ее разума. Она обнаружила, что оба пони стоят перед ней и смотрят с одинаковым беспокойством на лицах.

— Твайлайт, ты хорошо себя чувствуешь? — повторила Эпплджек нормальным тоном, блуждая взглядом по лицу Твайлайт.

Ей понадобилось некоторое время, чтобы вернуть себе голос.

— Д-да, да. Я… в порядке, Эпплджек. Я в порядке. Правда, я в полном порядке.

— О, значит, ты все-таки ее помнишь? — спросил Дример, и на лицах обоих докторов мелькнул намек на облегчение.

— Да, я… я тебя помню, Эпплджек, — сказала Твайлайт, кивнув подруге. Формально она говорила правду наполовину.

На лице Эпплджек тут же засияла улыбка до ушей. То была первая искренняя улыбка, которую Твайлайт видела уже за долгое время.

— О, вот эт облегчение!

— Но не все точно так, как я помню, — медленно добавила она. — Некоторые вещи… отличаются.

— О? Ну, в этом нет ничего, на самом деле, неожиданного. Амнезия оставляет в памяти провалы, в конце концов, — сказала (бывшая) фермерша. — Почему бы нам тогда не начать с простого и не спешить, сахарок? Ты можешь просто задать мне любой вопрос, какой у тебя есть, а я постараюсь ответить, как смогу.

Твайлайт помедлила. Какой вопрос задать первым? Она должна проверить эту «доктора» Эпплджек и узнать, что ей известно. Любые планы побега требуют информации перед своим составлением. Обратившись за вдохновением к страсти всей своей жизни, единорожка попыталась вспомнить, с чего крутые детективы из многочисленных прочитанных ею романов начинали свой допрос. Перед ее мысленным взором мелькали десятки книг, каждая столь же бесполезная, как и предыдущая — впечатать Эпплджек лицом в письменный стол, изображая «плохого копа», по многим причинам нельзя назвать подходящим решением.

Эпплджек продолжала смотреть на нее в долгой тишине, которая грозила превратиться в очередной затянутый неловкий момент. На Твайлайт вдруг накатил краткий приступ иррациональной паники. Это ее шанс получить информацию, а она онемела, как маленькая кобылка в первый день в школе, и ничего не может с этим поделать. Ей нужно найти подходящий вопрос, причем прямо сейчас!

— Где твоя шляпа? — чуть ли не выкрикнула Твайлайт.

За вопросом последовала тишина. Две кобылы тупо уставились друг на друга с полностью одинаковыми выражениями лиц.

Серьезно? Ты решила начать с этого? Твайлайт хотелось зарыть лицо в копыта, скрыть ярко пылающий на щеках румянец. Импровизация явно не из самых сильных ее сторон.

В глазах Эпплджек блеснул веселый огонек, и даже Дример заулыбался.

— Я ее не ношу на работе, сахарок. Она не слишком-то подходит для стерильной больницы, если ты понимаешь, о чем я.

— Логично, — сказала Твайлайт, изо всех сил стараясь не обращать внимания на жар на щеках. — Значит… доктор, а? И как ты до такого дошла?

— Я закончила два года назад медицинскую школу Мейнхеттена и с тех пор работаю здесь, в Бродхуфе, — Твайлайт моргнула. Такие мысли, конечно, были оскорбительны и несправедливы по отношению к ее подруге, и она это понимала, но сама идея о том, что Эпплджек училась в таком престижном университете (да еще и в медицинском направлении, ни много ни мало!), казалась чересчур странной. Она не могла себе представить фермершу в библиотеке, занятую изучением чего-нибудь по конспектам и книгам. Мысль о том, что золотая грива Эпплджек почти целиком прячется за огромным медицинским учебником, была настолько дикой, что ее просто невозможно было воспринять всерьез, а потому Твайлайт чуть было не рассмеялась.

Но Эпплжек сохраняла полную серьезность. Как бы Твайлайт ни было смешно, ее веселье растаяло и сменилось ощущением растущего ужаса. Эпплджек — ужасно плохой лжец, и Твайлайт была уверена, что обман давно бы уже вскрылся. Но на ее лице не было ни хитрости, ни сомнений.

— Значит, получается, Большой Мак управляет теперь Сладким Яблоком, так?

— Эй, ты помнишь! — воскликнула Эпплджек, радостно обернувшись к Дримеру. — Похоже, ей уже становится лучше, как думаете?

Дример поднял взгляд от часов у себя на копыте и согласно кивнул.

— Определенно становится!

Оба пони счастливо заулыбались ей теми же покровительственными улыбками, которые носят, похоже, все доктора: столь же фальшивыми, сколь и больница, в которой они работают. Улыбки эти явно должны служить обычной методикой общения с больными, выражением утешительного и спокойного дружелюбия. Но вместо этого Твайлайт казалось, будто они говорят с ней как свысока, обращаются с ней, как с больным жеребенком, требующим особо аккуратного отношения. Снисхождение в этих голосах не слишком-то отличалось от целенаправленного издевательства.

Раздражение Твайлайт угасло. Такое отношение ее бесило, но она с этим все равно ничего поделать не сможет, разве что только закричать в ответ, что, впрочем, как она была вполне уверена, не поможет никого убедить в ее нормальности. Она отпихнула эти мысли прочь. Пусть это не так уж и много, но Твайлайт успокаивала мысль, что по-прежнему существует пони по имени Большой Мак, который все так же работает на ферме. Каким бы диким и странным ни был этот кошмар, по крайней мере, хотя бы некоторые вещи остались как прежде.

— На ферме, кстати, сейчас тоже дела идут хорошо, — продолжала Эпплджек. — С моей зарплатой сверху мы уже довольно скоро расплатимся с долгом.

— Долгом? Каким долгом? — недоверчиво поглядела на нее Твайлайт. — У вас больше клиентов, чем вы можете обслужить. С каких это пор у Эпплов проблемы с деньгами?

Эпплджек не сдержалась и закатила глаза.

— От займов, конечно же. Помнишь, мы же говорили с тобой о банковских займах, буквально неделю назад, и… — она моргнула. — …и ты никак не можешь сейчас об этом помнить.

В третий раз опустилась неловкая тишина, затянувшаяся на долгие минуты, хотя на этот раз черед краснеть был у Эпплджек.

— Точно. Извини, сахарок. Думаю, я просто забываю постоянно, что ты сама всего не помнишь, — Эпплджек кашлянула в копыто в болезненно прозрачной попытке скрыть стыд, от чего розовый румянец на щеках стал только ярче. Из нее и в самом деле совершенно никакой лжец. — Ну, у нас накопились кое-какие долги с моего обучения. Университеты — недешевая штука, в конце концов.

— Ну, так если ты пошла в медицинскую школу, тогда почему Большой Мак застрял на ферме? Почему он не пошел учиться в колледж?

— Он не застрял на ферме! — рявкнула Эпплджек, раздув ноздри.

Твайлайт дернулась назад, будто от пощечины, удивленная ядом в голосе подруги. Она растерянно глянула на Дримера, но тот сам уже уставился на свою коллегу, неодобрительно нахмурив брови.

Эпплджек ахнула. Гневное пламя в ее глазах угасло за считаную секунду, сменившись пристыженным раскаянием.

— Ох, Твайлайт, прости, пожалуйста! Прости, прости меня! Я не хотела на тебя срываться! Ты не хотела меня обидеть, и… и… блин, даже если бы ты знала, все равно я была неправа! Мне не следовало так с тобой вообще говорить, — в голосе эхом отразился ее стыд, с которым она многословно извинялась, поразившись, похоже, своему всплеску эмоций не меньше Твайлайт.

— Все хорошо, Эпплджек, — сказала Твайлайт, стараясь не пускать в свой голос растерянности. Эпплджек извинялась слишком уж бурно. Конечно, она ей нагрубила, но потом повела себя так, будто… Твайлайт прищурилась, стиснув крепко челюсти. Она себя повела так, будто накричала на маленького жеребенка.

Закричать и закатить истерику больше не казалось таким уж спорным решением.

— Нет, не хорошо. Я знаю, что ты расстроена, и ты имеешь на это полное право, — вздохнула Эпплджек, так и не сумев уловить причину ее угрюмого взгляда исподлобья. Она робко глянула себе под ноги. — Большой Мак для меня… больная тема, но мне не следовало так реагировать. Ты не сделала ничего неправильного, Твайлайт. Я себя повела грубо и непрофессионально, и мне жуть как стыдно за себя.

— Это ничего, Эпплджек. Правда. Не такое уж серьезное дело, так что нечего волноваться.

Дример мягко кашлянул, привлекая к себе их внимание.

— Ну, как вы и сказали, Эйджей, Твайлайт просто не знала. Так что почему бы вам об этом не рассказать? Если расскажете о своем прошлом, вы ей поможете вспомнить что-нибудь из ее собственного, — он вновь поглядел на часы. — К тому же у вас еще есть время. Ужин еще через несколько часов.

— Это не такая уж… и плохая идея, на самом деле, — Эпплджек обернулась к единорожке. За ее улыбкой притаился намек на грусть, подобно выглядывающему из-за материнских ног застенчивому жеребенку. — Ты этого сейчас не помнишь, но мы раньше проводили много времени за беседами. Как ты на это смотришь, Твайлайт? Ты не против, если я немного с тобой поговорю?

— Я буду рада, — ответила Твайлайт с ноткой искренности в голосе. Ей нужна была информация для организации побега, и оба доктора, похоже, с радостью готовы предоставить ей все, что нужно, на золоченой тарелочке. Как однажды сказал великий генерал Неаполитан, «никогда не мешай своему врагу совершать ошибки». Что бы эта другая Эпплджек ни собиралась рассказать о своем прошлом, есть надежда, что эта информация прольет какой-нибудь свет на то, каким образом Твайлайт оказалась в этой… реальности? Сне? Кошмаре?

Мире, решила Твайлайт. Это определение подходит лучше всего. В конце концов, это не реальность, а после кошмара в итоге можно проснуться. Разобравшись с терминологией, Твайлайт отметила соответствующий пункт в мысленном списке дел. После многих лет, в которые она делала все последовательно и с щепетильным вниманием к деталям, использование списков для организации своей личной жизни стало для нее практически компульсией.

Привычкой! Никакая это не компульсия, а обычная привычка! Ей все равно, что там говорил Доктор Роуз; у нее нет обсессивно-компульсивного расстройства личности! Прилежание и предусмотрительность — это хорошие качества, думала она, вбивая себе эту мысль в голову с твердостью, рожденной из оправданного отчаяния.

Когда Спайк смеялся над ее ком…привычками, это был просто обмен шутками между близкими друзьями. Но слова Доктора Роуза, как и та ужасная фотография — это нападение на саму ее личность, ставящее под вопрос ее нормальность как таковую. Его беспочвенные обвинения — клевета в самом худшем смысле слова.

— Что ж, ладно, только дай мне сначала устроиться поудобнее, и я тебе расскажу все, что ты могла забыть, — весело сказала Эпплджек, вытащив из-под стола стул. Он выглядел таким же потасканным и изношенным, как и вся остальная мебель в комнате, и когда кобыла поставила его рядом с кроватью, Твайлайт на мгновенье засомневалась, что хилые деревянные ножки смогут удержать вес доктора. Стул жалобно застонал и задрожал, пока та на нем устраивалась, но после этих нескольких скрипучих протестов остался стоять твердо.

И тогда Эпплджек начала говорить.

---

Ну что ж, наверное, рассказывать надо с самого начала, а? Ты, наверное, ничего этого сейчас и не помнишь, но мы с тобой проводили за разговорами кучу времени. Когда я только прибыла в Бродхуф, меня назначили сопровождать пациентов на прогулки по двору. Ну, знаешь, дать новой пони что-нибудь попроще и занимающее много времени, чтоб посмотреть, как она приживется. И, как оказалось, меня назначили сопровождать тебя в первый же день на работе, и тогда мы с тобой обо многом поговорили.

Ну, это на самом деле не совсем правда. Когда я тебя в первый раз повстречала, ты не слишком-то много говорила. Вообще не говорила, на самом деле. Ты молчала, как рыба. Я, будучи новенькой, жуть как нервничала, так что просто трещала без умолку, как белка, не обращая внимания ни на что. Я рассказывала о своей жизни на ферме, о Мейнхеттене и даже о школьных годах. Ты не сказала мне в ответ ни единого слова, так что я продолжала болтать и болтать, просто чтобы заполнить тишину, пока таким образом не прошло два часа и не пришло время ужина.

Думается мне, от моей болтовни в первый же день у тебя чуть уши не отсохли. Я потом даже сомневалась, а услышала ли ты вообще хотя бы слово? В конце концов, ты просто тихо шла бок о бок со мной, пока мы гуляли вдоль ограды. А через несколько дней…

Знаешь, я вижу, что ты ничего такого не помнишь. Мне кажется, у меня есть идея получше. Почему бы мне не рассказать о себе еще раз, чтобы ты снова послушала эти истории? Может, что-нибудь из того, что я скажу, тебе поможет и, ну, знаешь, подтолкнет какие-нибудь воспоминания чуточку.

Итак, посмотрим… Ну, я родилась на ферме Сладкое Яблоко, что буквально за окраиной Понивилля. Мои родители были хорошими, честными пони, простыми фермерами, чья тяжелая работа на нашем семейном хозяйстве серьезно помогла нам подняться. Похоже, ты помнишь моего старшего брата Большого Макинтоша, но у меня еще есть и маленькая сестренка — Эпплблум. О, ты помнишь и ее тоже? Здорово! Да, пожалуй, и правда рассказать тебе о моем прошлом было правильной идеей.

Короче говоря, жизнь моя была вполне неплохой, я так думаю. Конечно, расти на ферме значит, что надо много работать, но мне некогда было толком жаловаться. И работа на ферме всегда уступала учебе в школе. Мои родители всегда мечтали, что мы все втроем получим хорошее образование, скорее всего, потому, что сами они так и не закончили школу. «Если ты земной пони — это вовсе не значит, что ты глупый», — так нам говаривал Па. Родители очень беспокоились о наших успехах в школе, и они нас нагружали лишними делами по хозяйству, если оценки не блистали. Так что — да, они подошли к нашему образованию реально прям очень серьезно.

Мы и сами неплохо справлялись для фермерских-то жеребят. Да что там, Большой Мак даже собирался стать инженером, еще тогда, пока не скончались родители. У него всегда голова хорошо варила в числах и прочих таких делах. Он не такой уж любитель поговорить, это точно, но я нисколько не сомневаюсь, что из него бы вышел отличный архитектор или кто-нибудь не менее важный. Я тебе скажу, они жуть как гордились, когда его приняли в Кантерлотский Политехнический. Па даже расплакался. Большой Мак — первый Эппл из окрестностей Понивилля, поступивший в университет.

Учеба в колледже, впрочем, вышла недешевой, но мы жили, как могли. Экономили на одном, работали усерднее в другом, и все такое. Но после того, как Па заболел, ну, Макинтошу пришлось проводить все больше и больше времени на ферме, чтоб нам помогать. Па старался работать, как мог, но скоро рак уложил его в постель. Эпплблум тогда еще была в пеленках, а я сама была немногим старше ее сейчас, так что Большому Маку, Бабуле и Ма пришлось собирать урожай самим.

Ма, впрочем, пыталась, как могла, удержать Большого Мака в школе, никогда ему не говоря, как у нее дела идут на ферме. Она запретила ему пропускать занятия, так что он приезжал к нам, чтобы помочь, только по выходным. И она вставала задолго до рассвета, чтобы успеть сделать часть его работ по ферме самой. Она не хотела, чтоб он переутомлялся в поле и портил себе тем самым оценки. Как я уже говорила, они правда считали, что наше образование — это очень важно.

Большой Мак все настаивал на желании бросить учебу, чтобы больше помогать семье. Он говорил, что может просто взять перерыв на семестр-другой, но она даже слушать его не хотела. И, оглядываясь назад, пожалуй, было бы лучше, если бы она разрешила. Но, опять же, как говорят мои друзья-невропатологи, задним умом все крепки. Мне кажется, она себя убедила, что Па обязательно станет лучше. Она хотела, чтобы все было настолько нормально, насколько возможно, так что, когда он выздоровеет, получится, будто ничего и не изменилось вовсе. И так каждый день, неделю за неделей она стирала себе ноги до колен, делая работу за троих. И этот труд так изматывал ее, что после ужина она просто отключалась.

И когда Па наконец скончался, она уже слишком измоталась, чтобы это воспринять адекватно. Доктора сказали, что виновато критическое переутомление, помноженное на еще другие вещи, которые я в том возрасте не могла ни понять, ни запомнить. Мне кажется, больше всего боли ей причиняла вина. Она так нагрузила себя работой по ферме, что у нее ни разу даже не нашлось времени его повидать. Ей не удалось с ним попрощаться, и мне кажется, это разбило ей сердце, потому что сразу после похорон она стала просто пустой оболочкой. Она присутствовала телесно, но души уже не осталось.

И вот тогда Большой Мак окончательно бросил учебу, буквально за год или около того до выпуска. Он отказался от своей мечты и будущего, чтобы позаботиться о семье. И он… он, благослови его Селестия, никогда на это не жаловался. Ни единой жалкой минутки. Я тебе говорю, Твайлайт, Большой Мак — лучший жеребец во всей Эквестрии. Многие пони его недооценивают, думают, он просто тормоз, потому что все время молчит, но они все жуть как неправы. Он в точности знал, от чего отказывается, и он ушел из университета без единой задней мысли. Это требует настоящего великодушия. Это любовь.

Ма скончалась как раз перед тем, как я уже пошла в старшие классы. После смерти Па она заперлась в себе, и мы ее отвели в Бродхуф, чтоб о ней там позаботились. Она почти не говорила ничего и по большей части просто лежала в кровати, глядела в окно. Каждый раз, когда я приезжала ее навестить, я все не могла отделаться от мысли, что она совсем уже не похожа на ту кобылу, которую я помню, из своего раннего детства. Сила, жизнерадостность — все ушло. Она стала как эдакий засохший остов когда-то плодородной яблони, которая медленно завяла, но все равно еще цепляется за жизнь буквально одним листочком.

Жизнь в те годы была очень тяжелой. Я наконец-то набралась уже сил, чтобы начать брать на себя кое-какую работу по ферме, но Большой Мак тоже не разрешал мне жертвовать образованием ради работы. Я тогда закатывала гигантские истерики, это точно. Жаловалась, как это нечестно, что я не могу пропускать учебу, чтобы помочь, как делал он. Но он настаивал на том, что я должна получить образование, не меньше, чем Ма и Па. И Бабуля его поддерживала целиком и полностью. Они оба не хотели, чтобы ни я, ни Эпплблум упустили то будущее, о котором наши родители мечтали для нас.

Я тогда возненавидела то решение Большого Мака. И только когда я повзрослела, до меня наконец-то дошло, скольким же он пожертвовал, чтобы удержать меня и Эпплблум в школе. Большой Мак отказался от собственного будущего ради семьи, и он не позволил мне поступить точно так же. И тогда я посчитала своим долгом перед ним и перед памятью о моих родителях получить хорошее образование.

Потеряв обоих родителей из-за болезни, я твердо решила пойти в медицину. Закончив школу, я отправила документы во все медицинские университеты по всей Эквестрии, и моих оценок вполне хватало, чтобы получить в любом из них небольшую начальную оплату обучения. Тем не менее, я все равно не лгала, когда говорила, что учеба в университете — это недешевое занятие. Даже с грантом почти каждая медицинская школа была для нас слишком дорогой, как в плане платы за обучение, так и стоимости общежития. Я выбрала Мейнхеттен почти что исключительно потому, что тетя и дядя Оранжи предложили мне в городе бесплатное жилье. Без их помощи я бы никогда не смогла стать врачом.

К слову, я прожила немного с Оранжами, когда была еще жеребенком. Дядя Оранж всегда относился к Па немного недружелюбно, обвинял его в том, что тот увел у него сестру в какое-то захолустье, но он с женой — все равно хорошие пони. Конечно, они из тех, кого ты можешь назвать «высшее общество», но они все равно часть нашей семьи, и они твердо нацелились мне помочь, чем могли.

Мы, Эпплы, впрочем, не принимаем благотворительности, пока можем заработать что-нибудь сами, так что я приняла их предложение с условием, что буду помогать им по дому. Но это все равно была благотворительность, только названная по-другому, потому что я только протирала пыль и все такое, а они кормили поселившуюся у них здоровую взрослую кобылу. Но хотя бы таким образом мне как-то меньше казалось, будто я злоупотребляю их гостеприимством.

Учеба в университете… была непростой. Когда я только пришла туда, я была весьма наивной, и первым настоящим моим шоком было узнать, как же вся система предвзята против докторов не-единорогов. Медицина — это не разнос почты, не служба в страже и не работа на заводе, где любой пони может добиться одинакового успеха. Способность к магии — негласная необходимость во многих областях. Хирурги, например, практически целиком и полностью только единороги.

Я решила пойти в психиатрию, в основном потому, что мне пришлось наблюдать, как Ма теряет разум год за годом. Я помню один визит, последний раз, когда я слышала ее слова. Тогда я привела с собой Эпплблум, чтобы она тоже повидала еще раз Ма, которая, хоть и была совсем слабой и больной, но все равно порадовалась нашему приходу. Эппблум подбежала к ней, улыбаясь, и обняла. И тогда она поглядела Эпплблум прямо в глаза и сказала с широкой улыбкой: «О, Эпплджек, ты уже такая большая! Постарайся позаботиться о своей младшей сестренке, слышишь?» Она застряла в своих воспоминаниях и не смогла уже больше узнавать собственных дочерей.

К счастью, Эпплблум тогда была слишком маленькой и не помнит об этом ничего, но я помню, что проплакала потом целую ночь. Как раз в тот момент, пожалуй, я и поняла окончательно, чего я хочу от своего будущего. Если я смогу как-то помочь другим избежать такой боли, я готова на все, что в моих силах. И вот так я выбрала специализацию по лечению галлюцинаций и бредовых состояний. Большой Мак как-то пошутил, что я слишком уж честная, себе же на голову, а потому хочу, чтобы пациенты тоже «увидели правду». Может быть, в этом есть какая-то частичка истины, потому что у меня и в самом деле несколько черно-белый взгляд на мир.

Так что я нашла свое призвание в психиатрии. А так как в психиатрии больше всего не-единорогов, мне удалось избежать самой острой предвзятости. Но даже в Мейнхеттене, который является самым большим и многокультурным городом во всей Эквестрии, я все равно постоянно ловила на себе презрительные взгляды от единорогов, которые насмехались над самой идеей, что земная пони может стать врачом.

Конечно, из-за этого я работала только еще усерднее! Мы, Эпплы, упрямый народ, и все их взгляды свысока только потому, что у меня нет рога, только толкали меня вперед. Меня нельзя было назвать самой умной пони в университете, но я была зла, и я работала с не меньшим усердием, чем на ферме. Я твердо нацелилась им всем показать.

И я тебе скажу, я им показала! Первое место в группе я все-таки не заняла, но подобралась жуть как близко. Твайлайт, я испытала такое удовлетворение, когда стояла на сцене и слушала, как зачитывают мои достижения… ощущалось оно в самом деле волшебно. И после выпуска я пришла на постоянную работу сюда, в Бродхуф. В конце концов, он близко к дому, и Ма здесь провела последнюю пару лет своей жизни, так что, можно сказать, у меня с этим местом есть в своем роде связь.

Конечно, я знаю, что я об этом уже говорила несколько раз, но повторю все равно: учеба в университете люто дорогая. И пока я училась, Большому Маку приходилось работать на ферме в одиночку. Эпплблум уже вполне подросла и могла тоже помогать по кое-каким делам, но много она взять на себя не могла, потому что тоже должна была в школу ходить и все такое. А Бабуля? Ну, она уже слишком стара, чтобы много работать в поле, хотя она все равно еще очень крепкая кобыла для своих лет.

Пара языкастых городских пони как-то зашла на ферму с предложением купить какую-то навороченную машину, которая должна якобы ускорить процесс изготовления сидра и взять на себя часть работы, но Большой Мак и Бабуля на нее даже не глянули. Сидр семьи Эпплов — это копытная работа, он сделан с любовью и заботой, и ускорить его производство означает потерять что-то очень важное, от чего он такой, чтоб его, вкусный.

Вместо этого нам пришлось набрать кредитов, чтобы помочь мне оплатить обучение, и книги, и все остальное. К тому же часть полей заросла из-за того, что некому было на них работать. Из-за учебы мы и без того влезли в долги, так что у нас не осталось ни одного свободного бита, чтобы нанять рабочих. Денег сильно не хватало. И по-прежнему не хватает, на самом деле. И хоть это моя ответственность — стремиться и выжимать из себя все, мне все равно стыдно, что я пошла в колледж, оставив Большого Мака и Эпплблум на ферме. Мы задолжали банку большую кучу денег, и если бы случился хотя бы один неурожай или два, пока я была в Большом Городе, — мы бы потеряли все. Но, опять же, Большой Мак никогда меня ни в чем не винил, как бы плохо ни шли дела.

К счастью, теперь, когда я закончила обучение, я сама получаю зарплату. На самом деле с моим доходом мы теперь сможем нанять небольшую помощь на урожай этой осенью. Конечно, Большой Мак поворчит об этом немного, что пользы от них будет меньше, чем от истинных Эпплов, но таков уж у него характер. У него, может быть, золотое сердце, но он все тот же гордый и упрямый Эппл, от начала и до конца. Я тоже снова живу на ферме, что значит, я могу помогать им по выходным. Мы снова пустили в оборот заросшие поля, когда у нас появились лошадиные силы для работы на каждом, так что урожай в этом году обязательно должен покрыть часть наших долгов.

Так, что еще? О, точно. Чуть не забыла, я ведь рассказывала тебе о нашей первой встрече, Твайлайт. Ну, как я говорила, ты сама поначалу не слишком-то много говорила. Но так как я была новенькой, моя работа отчасти состояла в том, чтобы сопровождать пациентов по двору для дневных прогулок. И вот, я проводила это время говоря, а ты — слушая, и мы вместе гуляли по двору и грелись на солнце.

Я не знала тогда, нравилось ли тебе проводить со мной время, да и слушала ли ты вообще, что я говорю, но мне приятно было думать, что я нашла себе благодарного слушателя и собеседника. И я скажу, я тогда в этом очень нуждалась. Университет учит многому, Твайлайт, но диплом и годы обучения не готовят к реальности работы в психиатрической больнице. Она может сломать, если не найдешь выхода своим чувствам. Я считала, что раз у меня тяжелое детство и я видела, как Ма впадает в маразм, значит, я хорошо к такому подготовлена. Но точно тебе говорю, я очень быстро поняла, что нет, ничего подобного.

Месяц спустя после моего прихода сюда я еще чувствовала себя вполне неплохо. Я знала, что делать, я знакомилась с пациентами вроде тебя, и ничего серьезного пока еще не случалось. Доктора Роуза весьма впечатлили мои успехи, так что вскоре мне доверили занятия с небольшой лечебной группой два раза в неделю. Ничего серьезного — просто шанс для наших стабильных, но замкнутых пациентов пообщаться с другими пони. Одной из таких пациенток была тихая кобыла-пегас. Она так ужасно боялась всего, что садилась каждый раз в самом дальнем углу от остальной группы, и застывала там почти что до кататонии всякий раз, когда с ней кто-нибудь пытался заговорить. Она во время этих занятий говорила только со мной, и даже мне она давала только односложные ответы.

Что? Да, Дример, это та самая, которой разрешили держать птиц. Не зовите ее так! У нее есть имя, знаете ли. Нет, я не могу его сказать вслух, только не рядом с Твайлайт. Но, так или иначе, оно явно не такое грубое, как «птичница». Серьезно, вы явно слишком много читаете этих статеек в газетах. Один доктор рассказывает журналисту с любовью к драме о том, что у одной пациентки живет несколько птичек, и внезапно оказывается, что она разводит у нас на чердаке сотни орлов! И что хуже всего, многие пони в это поверили. Меня в магазине некоторые пони даже спрашивают, не является ли «Птичница из Бродхуфа» дальней родственницей Принцессы, которую заперли в башне, потому что она сошла с ума!

Ага, я знаю, что вы не имели в виду ничего плохого, Дример. И простите, что огрызнулась на вас и все такое, но мы должны относиться к пациентам с уважением. У большинства из вас, докторов, кто работает не в психиатрическом отделении, довольно сильные превратные представления о наших пациентах, и вы всегда верите в любую байку, какую про них услышите.

Так, о чем это я? Так, да, в группе все было хорошо, несмотря на критическую дозу застенчивости, куда ни глянь. Мы тогда только начинали, и задумка была — чтоб все шло хорошо и спокойно, а пациентов можно было познакомить с конструктивным социальным общением. У нас были небольшие занятия с игрой «покажи и расскажи», когда все показывали свои рисунки. Пегаска никак себя не могла заставить говорить, так что я поднимала ее рисунки за нее, чтобы показать другим. Что, очевидно, сводило идею упражнения на нет. По рекомендации Доктора Роуза я предложила ей принести с собой одну из птичек, чтобы показать и рассказать что-нибудь про нее. Кобыле всегда было комфортнее с животными, так что она согласилась.

И вот однажды она принесла маленькую клетку с очаровательной желтой канарейкой. Она открывает клетку, и птичка выпрыгивает ей на переднюю ногу. И она начинает рассказывать про нее почти неотличимым от шепота голосом. Она произнесла всего-то несколько предложений, и их никто даже толком не смог расслышать, но все равно она сказала гораздо больше, чем на всех предыдущих встречах вместе взятых. И я очень прям порадовалась за ее прогресс и подумала даж предложить ей представлять на каждой встрече новую птицу. Что угодно, лишь бы она заговорила, ну, понимаешь?

Но тогда один из пациентов, тоже пегас, взлетает в воздух и резко подлетает к ней, зависает буквально в ярде, чтобы лучше рассмотреть. Резкое движение пугает птицу, и она взметается в другую сторону, прямиком в лицо другому пациенту. И не успел никто даже моргнуть, как пони вдруг как закричит в страхе, замахивается копытом и сшибает птицу на пол. Кобыла в панике кидается к ней, а я зову санитаров, чтобы восстановить порядок. Мы отправляем пациентов обратно по своим палатам, включая и кобылу, которая к тому времени уже только и делала, что рыдала и прижимала к груди раненую птицу. У одного из докторов есть кое-какой ветеринарный опыт, так что он идет посмотреть, чем может помочь, ну, а для нас день продолжается как обычно.

На следующий день меня поймал Доктор Роуз, еще даже до того, как я успела одеться в халат. Он приводит меня к себе в кабинет и говорит, что должен со мной поговорить. Я ожидала, что он меня собирается отчитать о произошедшем. Но вместо этого он заявляет мне, что птица умерла от полученных травм. Кобыла после этого была безутешна: она рыдала, и стонала, и рвала на себе гриву. Чтобы ее успокоить, пришлось потратить несколько часов, но в итоге ее смогли уложить в постель.

Тем не менее, когда санитары вернулись будить ее на завтрак, они застали ее залитой кровью и почти бездыханной. Она разбила маленькое зеркальце из птичьей клетки и попыталась убить себя осколками стекла. Она уже очень долгое время была совершенно стабильна, и к тому же никто даже представить не мог, что эти маленькие зеркальца могут быть какой-то угрозой, или что она вообще способна на самоубийство.

К счастью, порезы оказались не слишком глубокими, и она выжила, но я четко помню, какой же я незначительной себя ощутила в тот самый момент. Он пытался меня убедить, что в этом нет моей вины и что я старалась, как могла, помочь пациентам, но обстоятельства сыграли против меня. Вину, которую я тогда ощущала, его слова нисколько не облегчили. Я, может быть, и не была виновата вовсе, но у меня была ответственность перед пациентами. Пациентка, которой я хотела помочь, попыталась совершить самоубийство. Нет таких курсов, которые могут как-то тебя подготовить к такому сокрушительному стыду за себя. Для меня этот момент стал первым серьезным напоминанием о тех сложностях, которые неизбежны в моей карьере.

Я нуждалась в собеседнике. А теперь, с учетом того, как долго я провела в Мейнхеттене, я уже почти никого здесь, в родном городке, не знала. Даже тот месяц с тех пор, как я вернулась назад, мне не дал особого шанса познакомиться с новыми пони, потому что все это время я разрывалась между работой в больнице и на ферме. Все мои школьные друзья разъехались во все стороны из Понивилля на стажировки, а персонал здесь не слишком-то дружелюбная компания. Без обид, Дример.

Конечно, моя семья всегда со мной, но о таких вещах я с ними говорить не могу. Эпплблум слишком маленькая для подобных историй. А Большой Мак? Мы говорим о ферме и о том, как идут дела, но я не могу говорить с ним о моих чувствах и проблемах, с которыми здесь сталкиваюсь. Как вообще мои проблемы соотносятся с его?

Так что ты, Твайлайт, стала на самом деле моей отдушиной. Я могла с тобой говорить о чем угодно, начиная от нехватки друзей и кончая трудностями на работе, и ты всегда меня слушала. Опять же, поначалу я не знала, слушала ли ты меня вообще или обращала хоть как-то внимание на сказанное, но для меня было облегчением просто говорить перед кем-то свободно.

Я и не осознавала, что тебе на самом деле нравятся мои разговоры, пока не прошла еще неделя наших регулярных прогулок, и мне не выпало несколько выходных. Доктор Роуз сказал потом, что ты спрашивала обо мне, когда я не пришла на работу, и, похоже, была немного расстроена из-за моего отсутствия. А затем он мне передал кое-что, что ты сделала на занятии по рисунку и копытоделию.

---

И только когда Эпплджек остановила свой рассказ, Твайлайт осознала, что даже склонилась над краем кровати, впитывая каждое слово. Сунув копыто в карман, Эпплджек достала сложенный листок фиолетовой чертежной бумаги. Она протянула его Твайлайт, которая недоуменно посмотрела на нее в ответ, а затем приняла бумажку.

Эпплджек кивнула и указала копытом.

— Давай, открывай, не стесняйся.

Твайлайт почти не шевельнула еще копытами, а Эпплджек вдруг застыла на месте и резко выдохнула:

— Осторожно! — добавила она, следя за копытами Твайлайт.

Твайлайт шмыгнула носом и продолжила разворачивать бумагу с преувеличенной осторожностью, что оказалось очень предусмотрительным выбором. Она ожидала что-нибудь простое, что впишется в их представление о ней: засохшие макароны, приклеенные к бумаге, или, может быть, рисунок цветными карандашами.

Но перед ней открылось нечто прекрасное. Хрупкое, да, но все равно восхитительное. Аппликация раскрылась, как фиолетовый с оранжевым цветок, расцветший вдруг у нее в копытах. Лепестками своими он образовывал шестиконечную звезду, которая напоминала украшавшую ее собственное бедро. Каждая полоска бумаги была аккуратно вырезана и склеена с глубочайшим вниманием к деталям. Пусть она и была сделана из школьных материалов, выглядела она впечатляющим достижением.

Посередине искусственного цветка лежал маленький кружок белой бумаги с надписью: «Надеюсь, для тебя все скоро станет проще! Твоя подруга, Твайлайт Спаркл». Тонкие линии замысловатой каллиграфии демонстрировали еще больше аккуратных трудов, что были вложены в эту конструкцию. Простота сообщения делала вложенные в надпись силы еще драгоценнее.

— Вот это что-то, — вставил свое слово Дример, склонившись над листком.

Твайлайт проигнорировала его, перечитывая сообщение еще несколько раз подряд. Она безмолвно протянула его назад Эпплджек. Оно было написано ее почерком.

— Ага, это точно, — Эпплджек улыбнулась и, сложив листок, осторожно вернула его в карман халата. — И после этого Доктор Роуз сделал наши ежедневные прогулки частью твоего лечения, Твайлайт. Вскоре ты уже стала такой же общительной, как и я. Конечно, ты хотела говорить о всяких таких вещах, как история или магическая теория, — о предметах, которые выше моего понимания даже в самые лучшие дни. Ты и правда очень умная пони, Твайлайт, и, хоть я не понимала многого из того, о чем ты говорила, по крайней мере, я могла отплатить свой долг. Я знаю, что ты все та же самая кобыла, которая слушала о моих проблемах, когда мне больше не к кому было обратиться. И хотя ты, может быть, сейчас и не помнишь ничего из этого, мне нравится считать, что ты по-прежнему моя подруга.

Твайлайт неотрывно смотрела в глаза Эпплджек в тишине, что последовала за окончанием истории. Она с трудом пыталась найти в голове хоть какие-нибудь мысли. Что ей с этим делать? В истории полно ошибок. В ней были и достоверные элементы, но они не могли объяснить все несоответствия, преобладавшие в повествовании. Эпплджек казалась такой честной, такой настоящей, что Твайлайт не могла проигнорировать возникшую глубокую заинтересованность у себя в душе, пока слушала историю кобылы. В ее словах не было никакого обмана, несмотря на то что большая часть сказанного — выдумка. И этот цветок — ее предполагаемый «подарок» этой Эпплджек? Он нес в себе все характерные признаки предмета, который Твайлайт вполне могла сделать, но она знала, что не прикладывала к нему копыта. Во что же ей верить?

Не говоря ни слова, Твайлайт склонилась к Эпплджек. Та сидела совсем рядом от нее у кровати, как раз на таком расстоянии, чтобы Твайлайт могла приблизиться к ее лицу на считаные дюймы. Она остановилась в этом положении, глядя прямиком в зеленые глаза Эпплджек, как в подлинные окна, за которыми виднелась душа. Такая близость не могла не вызвать у Дримера встревоженный шепоток. Она полностью проигнорировала его, сосредоточив увлажнившиеся глаза на глазах Эпплджек, ища в них нечто сокрытое.

Считаные удары сердца, отмерившие этот момент, тянулись, казалось, вечность. Но замешательство Твайлайт в итоге рассеялось. Наконец она кивнула — едва заметное движение головы, но столь же решительное и твердое, как и заявление в полный голос. Она увидела достаточно. Она приняла решение.

Твайлайт обернула передней ногой шею Эпплджек и крепко ее обняла.

— Я по-прежнему твоя подруга, Эпплджек. И я всегда буду твоей подругой. Что бы ни случилось, оно этого не изменит, — пообещала она Эпплджек, голосом твердым, как сталь, даже несмотря на слезы, которые тут же намочили шкурку доктора. — Ты не помнишь мою жизнь, и я не помню твою, но я знаю, что там внутри находишься ты, и никто другой. Я… я это вижу, я это чувствую. И вместе мы все исправим.

Они обнимались, как сестры, которые не виделись уже слишком давно. Что бы ни привело Твайлайт в этот мир, она твердо убеждена в одном: Эпплджек на ее стороне. Она, возможно, никогда не сможет в точности понять, почему все это произошло, но она может быть уверена в одном: даже в мире, где все ее прошлое считается бредовым порождением больного разума, у нее по-прежнему есть друзья. Она должна в это верить.

Закрыв глаза, Твайлайт тихо плакала, уткнувшись в плечо Эпплджек, крепко держась за свою подругу. Страх и одиночество, что истязали ее с самого пробуждения, были изгнаны из души на эти несколько счастливых минут; они вытекли из нее в слезах, будто она очищала свое тело от яда. Не имело значения, что она заперта в тюрьме, что все пони, которые что-либо значат в ее жизни, уверены, будто она сумасшедшая, или что ее прошлое забыто всеми. Она по-прежнему ощущала связующую воедино дружбу, согревающий огонь в ледяных глубинах зимы. И пока эти чувства при ней, она сможет отыскать дорогу домой.

Эпплджек обняла в ответ свою подругу, и в улыбке ее не было ни следа фальши.

Глава 4

— Вон там у нас комната для рисования и копытоделия. Их две — из-за разных нужд наших пациентов. В конце концов, все пони разные. Комната напротив — она для тех пациентов, которые нуждаются в большей помощи. Там в основном копытная живопись, рисование цветными карандашами, липкое копытце [1] — все в таком духе. А эта комната — для пациентов вроде тебя, которым мы можем доверить больше ответственности. Ну, знаешь, дать доступ к глине, масляным краскам и ножницам, — Эпплджек оглянулась через плечо, когда они прошли мимо двух дверей, и понимающе улыбнулась Твайлайт. — Могу поспорить, ты думаешь, что это звучит слишком по-детски — «рисование и копытоделие», в смысле, будто мы в начальной школе какой-нибудь... но, кстати говоря, творческое самовыражение может оказаться очень терапевтически полезным.

Твайлайт кивнула ее словам и тайком глянула за одно из окон. На ее улыбку она не ответила.

— Вот, а в той стороне — классы бытовых навыков, — продолжала Эпплджек, ведя ее дальше в экскурсии по больнице. Твайлайт следовала за ней, как послушная тень. Она не говорила ничего, только кивала каждый раз по подсказке в виде паузы в речи или взгляда Эпплджек. У нее на уме были заботы гораздо важнее.

Что насчет ее остальных друзей?

Этот вопрос мучил единорожку с того самого момента, как они покинули ее комнату. Ее тогда охватил настоящий трепет, когда она впервые увидела нечто от ее Эпплджек в той кобыле, за которой шла по пятам. У нее, может быть, другой акцент и она стала доктором, но если не считать изменившегося прошлого, в глубине души она была той же самой пони. Надежда — редкое чувство, и Твайлайт смаковала ее так долго, как только могла.

---

Их слезливые объятья прервал неловким покашливанием Дример, который сообщил им, что скоро должен быть готов ужин. После еще одного осмотра, чтобы убедиться, что Твайлайт полностью отошла от анестетика, он попрощался и ушел, оставив двум кобылам самостоятельно добираться до столовой. Воспользовавшись помощью Эпплджек, Твайлайт смогла встать прямо и выйти в коридор. Хоть у нее и задеревенели ноги, радость от свободы передвижения придала ей сил, а шагу — энергичность. Вокруг не было ни одного санитара с дубинкой, ни одной медсестры с фальшивой улыбкой и никаких следящих за ней докторов; ни одного, кроме той, кого она звала своей подругой.

Но, тем не менее, тот зародившийся в ней оптимизм продержался недолго.

Только Твайлайт дала себе расслабиться и утешиться знакомыми чертами Эпплджек из этого мира, как та вдруг обернулась к ней с радостной улыбкой:

— А теперь как насчет того, чтобы спуститься в кафетерий, сахарок? Я тебе устрою небольшую экскурсию по пути — много времени не займет. К тому же, когда мы туда придем, там будет еще несколько твоих друзей. Здорово, правда?

Твайлайт застыла. Хоть выражение лица Эпплджек излучало искренность и теплоту, слова ее пробили единорожке сердце ледяным шипом.

— Мои… друзья? — наконец спросила она, чувствуя, как возвращается неприятно знакомое промораживающее дыхание ужаса.

— О, я знаю, ты сейчас, наверное, никого из них не помнишь, — сказала Эпплджек, сдавив плечо Твайлайт в попытке ее приободрить. Не помогло. — Ни к чему этого стесняться. Я буду с тобой, так что не волнуйся ни о чем. Надеюсь, как только ты их встретишь, какая-нибудь часть воспоминаний к тебе вернется. Давай, сахарок, пойдем перехватим чего пожевать и поприветствуем друзей.

---

Твайлайт тупо следовала за ней, стараясь при этом взять мысли под контроль. Друзья. Ее друзья. Эта простая фраза влекла за собой ужасные последствия. Каким-то образом она умудрялась удерживать себя в неведении о том, что присутствие Эпплджек поистине значит. Но ее слова сняли завесу с разума Твайлайт, и она наконец-то смогла осознать кошмарный потенциал, который таила в себе эта безобидная фраза.

Если Эпплджек здесь… что же тогда с остальными ее друзьями?

Твайлайт онемела от чудовищных вероятностей, которые следовали из слов Эпплджек. И потому, пока та вела ее вперед и указывала копытом из стороны в сторону, демонстрируя по пути разные виды и места, она хранила полное молчание. Твайлайт по-прежнему не доверяла себе в полной мере, чтобы попытаться с ней заговорить. Что она вообще ей может сказать?

Эпплджек, шагая впереди, продолжала без умолку рассказывать о комнатах, мимо которых они проходили, но Твайлайт не слышала ничего. Ужасная фраза затопила собой все остальные слова. К ней присоединилось пять имен, каждое из которых зловеще кружило над ее мыслями, подобно стервятнику в небе над падалью.

Рейнбоу Дэш, Рэрити, Пинки Пай, Флаттершай, Спайк. Каждое имя сопровождали вспышки визуальной и чувственной памяти: радужная черточка в небесах, сверкающее в лучах солнца новенькое платье, аромат муки и сахара, мягкая мелодия птичьего пения и любящая улыбка младшего брата.

Раз Эпплджек здесь, то вполне оправданно предположить, что здесь же могут быть и остальные. Это, в конце концов, логичный вывод. Но столь же они иные, как Эпплджек? Могут ли все ее друзья быть лишь знакомыми незнакомцами, чьи лица она узнавала, но не знала абсолютно ничего о них самих? Что если только Эпплджек настолько близка к образу из ее воспоминаний? Могут ли другие оказаться для нее такими же чуждыми, как и сама больница? Она хотела спросить о своих друзьях, но при этом она боялась ответа, который может получить. А потому ее язык продолжал дремать во рту.

Твайлайт пыталась затолкать свои страхи вглубь. Она ведь не знала даже, каких именно друзей имела в виду Эпплджек. С не меньшей вероятностью могло оказаться, что в этом мире она не знает большую часть своих настоящих друзей. Логичнее всего было бы предположить, что Эпплджек имела в виду друзей из больницы — других пациентов, которые считают ее своей подругой из-за искусственных воспоминаний. Глупо бояться чего-то столь невероятного. Твайлайт в самом деле совершенно не о чем волноваться.

Глас логических сомнений звучал неубедительно. Твайлайт не собиралась верить ложным заверениям, как бы ей того ни хотелось. Пока она продолжала проигрывать в уме все, что ей известно, внутренности просто заворачивались узлом. Как это ни печально, знала она очень немногое — ей совершенно не на что опереться: нет ни единого намека на информацию о Рейнбоу Дэш, о Рэрити, о Пинки Пай. Даже Спайк — ее брат и ассистент в одном лице — будто исчез из ее жизни безо всякого следа.

А вот Флаттершай…

Трагичная история о кобыле-пегасе снова и снова всплывала у нее в памяти: такое невозможно никак проигнорировать. Она ничего не доказывала, конечно, — просто история из прошлого Эпплджек. И все же ее попыткам убедить себя, что это все совпадение, не удалось остановить бурю кошмарных картин, каждая из которых извлекалась из глубин ее разума исключительно для того, чтобы причинить ей еще больше страданий. Плачущая в темной комнате пони… заляпанный кровью зазубренный осколок стекла… панические крики докторов, пытающихся поддерживать жизнь в полумертвой кобыле…

Санитары нашли именно Флаттершай. Твайлайт точно этого знать, конечно, не могла, но ужасная уверенность, что это свершившийся факт, отрезала на корню всякую попытку рассмотреть все с позиции логического скептицизма. Она будто бы видела эту картину собственными глазами: ее подруга плакала в темноте, а из ран на запястьях капали рубиновые слезы. Страх и головокружение от этого зрелища были реальны, даже если сами картинки — нет.

Безо всяких сомнений, это фантазия смятенного разума, еще один пример того, как ее мучает собственное же воображение. И все же Твайлайт не могла отказаться от веры, что эта история рассказывала о Флаттершай, какую бы боль это ей ни причиняло. Из нее все-таки ужасная подруга, раз она с такой легкостью постановила, что та готовая на самоубийство пони из рассказа, — это именно Флаттершай. Даже вине не удавалось сдержать разум Твайлайт от издевательств над ней же самой образами этих жутких и кровавых фантазий.

Эпплджек без предупреждения остановилась, и Твайлайт затормозила, в последний момент избежав постыдного столкновения. Уже второй раз за этот день она чуть не воткнула рог в чужой зад. Твайлайт подняла взгляд на лицо Эпплджек, которая посмотрела на нее в ответ с недоумением, не подозревая даже об этом с трудом предотвращенном конфузе. Твайлайт лишь вяло кивнула, даже не покраснев, так как слишком о многом думала в тот момент. Удовлетворившись этим жестом, Эпплджек продолжила свой путь, молча указав на дверь рядом.

Единорожка поплелась дальше следом за ней.

Твайлайт попыталась убедить себя, что этот мир — не ее. Кем бы ни были здесь ее друзья, они — не те же самые пони, которых она полюбила. Флаттершай, чей образ преследовал, как привидение, ее мысли — это не ее Флаттершай. Эти пони — лишь отражения в грязном зеркале, темные подобия реальных. Ее настоящие друзья остались в воспоминаниях. На самом деле, ее друзья, скорее всего, остались дома, в родном мире, и они пытаются изо всех сил спасти ее сами.

Твайлайт повторяла эту ложь в голове снова и снова, будто желая сделать ее правдой одной лишь силой непрерывного повторения, отчаянно жаждая в нее поверить самой. Но это не помогало. Каждый раз, когда она пыталась заставить логическую часть своего разума ее принять, она тут же вспоминала увиденное в глазах Эпплджек.

Эпплджек казалась совсем другой. Акцент звучал сглажено, язык тела неузнаваем, и даже запах неправильный — землистые оттенки фермерских ароматов сменились в ней на стерильный запах антисептиков и мыла. Описанное ей прошлое слишком сильно отличалось от всего, что, как Твайлайт твердо знала, является реальностью.

И все же глаза ее были в точности такими же, какими она их помнила: полными целеустремленности, сострадания и искренности. Под наслоениями мутировавшего прошлого Эпплджек все равно оставалась прежней. Глубоко в ее душе та дружба, что подарила им силу, способную одолеть Найтмэр Мун, оставалась на месте.

В конце концов Твайлайт обнаружила, что больше не может повторять самой себе эту ложь. Она не желает верить в то, что Эпплджек, за которой она ступает следом, никак, вообще никак не связана с ее, настоящей, Эпплджек. Безумие и безысходность ожидали ее в конце такого пути. Пытаться заставить себя поверить в ложь — значит предать анафеме все ее убеждения!

Тихий плач Флаттершай, ужасные стоны, что поднимались из теней в глубинах ее разума, подтачивали ее решимость. Твайлайт сглотнула. Она найдет силы. Какие бы страдания ее ни ожидали в дальнейшем, ей необходимо дать им отпор. Другого варианта быть не может. Сдаться лжи, чтобы защитить себя от боли, которую измененное прошлое этого мира может ей причинить, означает лишь поддаться очередной разновидности самообмана. Этот мир — не ее, но она встретит его испытания лицом к лицу и выйдет победительницей.

Ей нужно пройти это испытание и не потерять при этом себя, не поддаться отчаянию. Если она сдастся, если она не выдержит, ей уже никогда не спастись. Подняв голову чуть выше, Твайлайт мысленно заставила себя убрать пропасть между собой и своей подругой, Эпплджек. Она не сломается, как та рыдающая кобыла из ее кошмаров.

Твайлайт будет бороться, и она найдет дорогу домой.

---

Путь к кафетерию занял куда больше времени, чем Твайлайт ожидала. Причина задержки, как она решила, поглядывая на Эпплджек, была относительно очевидна. Ее гид в конце концов решила провести ее по всем достопримечательностям больницы без исключения. Она бы не удивилась, если бы Эпплджек наметилась ей показать практически каждую комнату во всем заведении.

Ее это, впрочем, не слишком расстраивало. Да и с чего бы ей расстраиваться? Внимательно слушая Эпплджек, она защищала себя от мыслей о том, что ей может открыться, когда она наконец встретится со своими «друзьями». Утешение от этой экскурсии, конечно, слабое, но его вполне хватало, чтобы, по крайней мере, изгнать прочь подкинутые воображением кошмарные картинки. Даже, слава Селестии, призрачные стенания не-Флаттершай стихли у нее в голове.

Необходимость следовать всюду за Эпплджек, пока та показывала ей каждый туалет и кладовку уборщика, какие только есть во всей больнице, — это все-таки малая цена за облегчение от кошмаров.

— Здесь у нас музыкальная комната. У нас тут есть самые разные музыкальные инструменты, — гордо заявила Эпплджек, отворив и придержав дверь в комнату, чтобы Твайлайт заглянула внутрь. — Есть пианино, виолончель, флейта и все такое. Это все, конечно, пожертвования, так что тебе придется простить их несколько потасканный вид. Но работают они просто замечательно.

Твайлайт бегло оглядела интерьер маленькой комнаты. Инструменты в футлярах стояли вдоль стен, окружая группу стульев и пюпитров. На одном из сидений расположилась, настраивая скрипку, белая молодая кобылка с Меткой в виде лампочки. Темно-синий жеребец, с которым та при этом беседовала, поднял взгляд от виолончели, заметив смотрящих на них кобыл. Он сказал что-то своей напарнице, после чего они оба обернулись и помахали.

— Привет, доктор ЭйДжей! — весело сказала кобыла. — Привет, Твайлайт!

Эпплджек помахала в ответ, натянув на лицо ту самую искусственную улыбку.

— Привет, Брайт, привет, Файндер! Не затягивайте слишком свою репетицию — ужин будет готов уже совсем скоро!

— Не затянем, — ответили они одновременно и тут же переглянулись.

— Чур меня! — хором выкрикнули они и заливисто захихикали.

Твайлайт перестала махать незнакомым пони, когда перестала Эпплджек.

— Она больше, чем я ожидала, — сказала Твайлайт и, убрав голову из проема, дала Эпплджек закрыть дверь. Она пыталась выбросить из головы фамильярность, с которой эти два пони к ней обратились; она будила в ней мрачные мысли о друзьях, которые ей бы хотелось подавить. — У вас там хватит мест еще по меньшей мере для двадцати пони. Здесь и правда столько пациентов, что они могут занять там все места?

— Конечно же, сахарок. Мы на самом деле время от времени проводим концерты. Ну, знаешь, по выходным, например.

— У вас столько пациентов, которым вы доверяете музыкальные инструменты и даже играть на концертах? Я знала, что у вас много больных, но я, похоже, по-прежнему недооцениваю их настоящее количество.

Эпплджек кивнула, двинувшись дальше по коридору.

— Еще как. У нас большая больница, и многие наши пациенты вполне ответственны, чтоб им можно было без проблем доверить музыкальные инструменты. Даже большей части наших пациентов, которые останутся с нами еще надолго, можно доверить определенную деятельность. Вот, например, та кобылка — Брайт Майнд. Она умная, очень добрая и отзывчивая, и большую часть времени она кажется совершенно обычной пони, причем настолько, что ей будто и вовсе нет нужды здесь находиться. Тем не менее, она страдает от парализующей никтофобии.

— Она боится темноты?

— Не просто боится, Твайлайт, она от нее в ужасе. Стоит свету погаснуть или даже хотя бы чуть потускнеть, как у нее начинаются кошмарные панические атаки. Они настолько плохи, что она может даже навредить себе и окружающим в попытке отыскать свет. Родителям пришлось сдать ее сюда в раннем возрасте, после того, как она положила собственного отца и сестру в больницу.

Твайлайт резко вдохнула.

— Она напала на свою семью?

— Нет, нет, нет. Все было не так, — сказала Эпплджек, махнув копытом. — Видишь ли, в доме отключился свет, когда они шли наверх, чтобы уложить ее в постель. Отключения у них случались и раньше, конечно, так что они обычно укладывали ее спать пораньше, чтобы оставить у кровати несколько свечей на случай, если ночью опять выключится свет. Ну, а на этот раз это случилось, когда отец и старшая сестра помогали ей подняться по лестнице, и с собой у них не было никаких источников света. Брайт запаниковала и скинула их вниз. Сестра сломала ногу, а отец — пару позвонков, помимо кучи порезов и ушибов. Его чуть не парализовало.

— О… ой-ей…

— Ага. В обычной ситуации они бы смогли разобраться с этим в кругу семьи с помощью терапии и лекарств, но Брайт Майнд совершенно отказывалась говорить о своей проблеме. Она упорно отрицала свой страх, так что родителям ничего на самом деле не оставалось. И вот с тех пор она здесь, в Бродхуфе, уже в течение года или около того. Семья регулярно ее навещает, и она ходит на занятия, чтобы компенсировать пропуски в школе. Серьезно, если не считать фобии, она — самая обычная молодая кобылка.

Меж двух идущих бок о бок кобыл повисла тяжелая тишина. Твайлайт прокручивала услышанную историю в голове.

— Значит, ее сдали сюда родители, — наконец сказала она. — Я имею в виду, ведь застрять в таком месте... почти что равносильно тюремному заключению, как мне кажется.

Она обратила внимание, как по лицу Эпплджек скользнула тень, которая, впрочем, пропала так же быстро, как появилась.

— Не всех пациентов приводят сюда другие пони, — осторожно произнесла Эпплджек. — На самом деле подавляющее большинство, с которым мы имеем здесь дело, добровольно пошло на госпитализацию.

— Добровольно? Пони в самом деле хотят сюда попасть?

— Еще как. Многие пони приходят сюда за лечением. Мы ведь самая большая психиатрическая больница во всей Эквестрии, — гордо сказала Эпплджек. — Хоть у нас и довольно внушительное количество требующих длительного лечения пациентов, большинство пони приходят сюда на короткое время. Некоторые возвращаются сюда регулярно на осмотр и для дальнейшего лечения, но большинство здесь проводит меньше недели.

— Краткосрочные пациенты, мне кажется, не слишком заинтересованы в игре на больничных концертах, — заметила Твайлайт, когда они свернули в очередное ответвление коридора.

— Ну, само собой. Большая часть нашего заведения ничем на самом деле не отличается от любой другой больницы. Если ты здесь на день или два, тебе ведь не нужен доступ к занятиям по рисунку и копытоделию, правда? Эта часть здания — крыло повышенной безопасности. Наши гости здесь нуждаются в рекреационной деятельности, к которой у них лежит душа. И музыка, как и живопись для многих пони, — это отличное терапевтическое средство.

— Крыло повышенной безопасности? — повторила Твайлайт, сузив с подозрением глаза.

Эпплджек дернулась.

— Я, э, я… я имела в виду, что это наше отделение интенсивной терапии, — выдавила она, заикаясь и избегая взгляда Твайлайт. Она и правда совершенно беспомощный лжец.

Твайлайт сверлила доктора взглядом.

— Но ты сказала не это. Ты сказала «повышенной безопасности», — продолжила давить на Эпплджек она, надвигаясь на пятящуюся кобылу и сохраняя голос тихим и сдержанным. — Повышенная безопасность предполагает определенные ассоциации. Например — охрана… и камеры… и опасные преступники…

Эпплджек сглотнула и уперлась крупом в стену.

— Ну, Твайлайт… эм, видишь ли… — сказала она, глядя куда угодно, лишь бы не в лицо единорожки. Она оговорилась и раскрыла кое-что, о чем должна была молчать, и Твайлайт очень хотелось узнать, что же это такое.

— Особенно странная ошибка с учетом того выражения на твоем лице, когда я назвала это место тюрьмой, — продолжила Твайлайт, подходя все ближе и ближе, пока между ними не остались считаные дюймы. Она зажала ее в угол, как голодный древесный волк. — Так что давай, Эпплджек, мы же друзья. Расскажи, почему же ты назвала это место крылом повышенной безопасности?

Она должна продолжать давить на Эпплджек, держать ее в клещах, чтобы та не нашла какой-нибудь повод соскочить с темы.

Твайлайт не могла никак даже предпожить, что повод найдет ее сам.

— Привет, доктор ЭйДжей! Приветики, Т… Твайлайт? Огогого! Твайлайт!

На какую бы неизбежную победу Твайлайт ни надеялась, это восклицание разбило все вдребезги. Они обе одновременно вскинули головы, обе одновременно в шоке широко распахнули глаза, когда по коридору прямо к ним понеслась розовая ракета. Нет, не к ним… к ней! Это размытое розовое пятно, чем бы оно ни было, летело прямиком к Твайлайт.

Шестеренки в голове Твайлайт заскрежетали и застряли от внезапного переключения передач, от чего весь механизм заклинило в попытке приспособиться к стремительно приближающейся угрозе. Ноги у нее будто завязли в меду, пока она металась между рефлекторными желаниями либо драться, либо бежать. Но было уже слишком поздно. В последний момент она, защищаясь, подняла копыто перед лицом и закрыла глаза.

Предмет врезался в Твайлайт с такой силой, что отправил ее вместе с собой в полет. Гравитация, впрочем, ревнивая любовница, а потому она жадно утянула их обратно в свои объятья.

К счастью, твердая плитка уже совсем скоро остановила их падение, и Твайлайт звонко шлепнулась на пол. Мгновенье спустя из груди у нее вышибло дух от удара приземлившейся сверху розовой ракеты, которую спасла от болезненного падения на пол мягкость самоотверженно подставленного фиолетового тела Твайлайт. Хитроумно запутавшись друг в друге, они проскользили по гладкой плитке еще примерно ярд.

— Твайлайт! О, я по тебе та-а-а-а-а-а-а-а-а-ак скучала! — закричала Пинки Пай, нежно зарывшись носом единорожке в грудь и игнорируя ее судорожные болезненные глотки воздуха, которого из-за медвежьих объятий Пинки резко стало не хватать. — Ты где-то пропадала целую вечность!

Отчасти Твайлайт успокоил тот факт, что Пинки Пай вела себя так… нормально. Ну, нормально для Пинки, конечно. Бурный восторг, радость и избыточность в выражении дружеских чувств — именно такой она и помнила розовую кобылу.

В остальном же Твайлайт очень беспокоила неизбежная перспектива задохнуться.

— Пинки Пай! — громко рявкнула Эпплджек, когда изображение в глазах у Твайлайт начало уже сереть по краям. — Отпусти Твайлайт немедленно!

Неодобрительная строгость команды тут же отвлекла Пинки Пай от ее смертоносного приветствия.

— О нет! Прости, пожалуйста, Твайлайт! О Селестия, я не хотела тебе навредить! — она отпустила Твайлайт и вскочила на копыта. Голос у нее дрожал. — Я не хотела… я просто супер-рада тебя видеть! Я реально переволновалась вся, потому что тебя очень долго не было!

Твайлайт жадно и с шумом вдохнула, наполняя оголодавшие легкие воздухом. Кислород никогда не казался ей настолько сладким. Поистине недооцененный газ.

— Все… нормально… Пинки… — смогла она в итоге просипеть между приступами болезненного кашля. Вместо того, чтобы взорваться от гнева, что, как она боялась, могло случиться, Твайлайт, как ни странно, сохраняла относительное спокойствие. Она списала это обстоятельство на радость встречи с еще одной из подруг. А еще на кислородное голодание.

— Пинкамина Диана Пай! О чем мы с тобой говорили по поводу такого поведения? — спросила Эпплджек, отчитывая ее, как непослушного жеребенка. Доктор подошла к Твайлайт и протянула ей копыто, по-прежнему не сводя сурового взгляда с Пинки Пай. Твайлайт благодарно приняла помощь и поднялась обратно на ноги. В груди по-прежнему болело, и она все еще натужно сипела, но ей больше не казалось, будто она вот-вот станет обедом для анаконды. Уже что-то, и на том спасибо.

— Ну? — требовательно спросила Эпплджек.

— Но, доктор… я не… я не хотела… — бормотала Пинки еле слышным и полным стыда шепотом, глядя на двух пони в искреннем ужасе.

— Я спросила, о чем мы с тобой говорили по поводу такого поведения? — повторила Эпплджек, по-прежнему буквально истекая материнским неодобрением.

— Что… я не должна ни к кому приставать и шуметь в больнице, — сказала наконец Пинки, опустив на пол взгляд дрожащих от слез голубых глаз. Пышных волос, которые Твайлайт так хорошо помнила, не было и следа: вместо них к полу свисали прямые локоны, такие же печальные и вялые, как и сама их обладательница.

— Именно. А теперь немедленно извинись перед Твайлайт, юная барышня.

Пинки Пай развернулась лицом к единорожке, сверкнув в свете ламп проступившими в уголках глаз капельками слез.

— Прости, прости меня, пожалуйста, Твайлайт! Я правда, правда была неправа! Я не хотела в тебя так врезаться, я просто так перевозбудилась, потому что не видела тебя очень давно, и… и… пожалуйстанепрезирайменя!

Последняя часть извинений Пинки прозвучала почти неразборчиво: все слилось в одно слово, полное вины и страха. Твайлайт не успела и оглянуться, как кобыла прижала копыта к глазам и разрыдалась.

Твайлайт молча уставилась, широко распахнув глаза, на плачущую Пинки Пай. Она бросила на Эпплджек полный искреннего недоумения взгляд. Кобыла в ответ лишь качнула головой в сторону Пинки Пай, торопя Твайлайт поскорее ответить.

— Эм… извинения приняты?

— О, спасибо, Твайлайт! Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо! — восторженно затараторила Пинки, облегченно осев на пол. Она было собралась еще раз обнять Твайлайт, но остановилась и густо покраснела. Вместо этого она только шмыгнула носом и попыталась оттереть копытом слезы с глаз. — Я супер-серьезно говорю, Твайлайт, мне жуть как неудобно, что я себя так с тобой повела. Я так перевозбудилась, когда тебя снова увидела, что я… я просто не подумала.

Эпплджек сделала шаг к Пинки Пай.

— Ну же, сахарок, она уже приняла твои извинения, так что тебе не надо уже от этого так страдать, — сказала Эпплджек, поглаживая ее по загривку. Неодобрение пропало из ее тона; теперь она мягко ее подбадривала. Пинки Пай громко шмыгнула носом, и на залитом слезами лице пробилась неуверенная улыбка.

— Ага, Пинки, со мной уже все хорошо, — сказала Твайлайт, не обращая внимания на пульсирующие болью синяки на боках и спереди, и сзади. Пинки Пай, похоже, мгновенно просияла, улыбаясь все шире и шире с каждой секундой. Хоть Пинки и чуть не прикончила ее своей иррациональной восторженностью, отмахнуться от радостной энергии в этой улыбке не получалось — она определенно послужила приятным напоминанием о доме. — Только, ну, знаешь, больше так не делай.

— Обещаю, больше не буду! — сказала она. Внезапно она натянулась, как струна, и широко распахнула глаза. — Нет, этого недостаточно! Обещания на этот раз будет мало.

Твайлайт моргнула. Разговор с Пинки Пай запросто способен оставить впечатление, будто постоянно отстаешь от нее на шаг.

— На самом деле, вполне д…

— Я должна дать Пинки-клятву! — громко перебила ее Пинки Пай. И прежде, чем Твайлайт успела ответить, Пинки рухнула перед ней в земном поклоне, прижав лоб к белому кафелю. Она выглядела как рыцарь, дающий присягу, хотя Твайлайт не могла припомнить так уж много иллюстраций с рыцарями в больничных робах. Твайлайт оглянулась на Эпплджек, но та лишь беспомощно пожала плечами.

— Я, леди Пинки Ордена Пай, заявляю, что никогда, никогда, никогда не причиню вреда моей лучшей подруге, леди Спаркл дома Бродхуф, сколь бы возбужденной я ни была, — твердо сказала она. Твайлайт догадалась, что Пинки пытается зачитать свою речь в пафосном стиле дающего обет рыцаря, но весь эффект свел к нулю детсадовский выбор фраз. А еще то, что из-за неловкого положения голос у нее звучал приглушенно, будто она говорила сквозь полотенце. — А посему отныне и впредь, и еще немножечко подольше я даю сию Пинки-клятву, да не будет она нарушена во веки веков! Сердце вон, хочу взлететь хоть раз, суну кексик себе в глаз!

И с этими последними словами Пинки оторвала от пола голову, чтобы коснуться левого глазного яблока.

Все слова без остатка выветрило у Твайлайт из головы. Повисла тишина.

В конце концов Эпплджек раздраженно вздохнула:

— Пинкамена, пожалуйста, встань с пола. Эт негигиенично.

— Оки-доки! — сияюще улыбнулась Пинки Пай, вскочив на ноги. — Вот! Теперь ты знаешь, что я больше никогда-никогда так не буду! Я отношусь к своим Пинки-клятвам о-о-о-о-о-о-о-о-очень серьезно.

— Я об этом вполне в курсе, — ответила Твайлайт, когда мозг у нее наконец-то догнал все остальное. Принять и понять все это было непросто: Пинки Пай вела себя беспорядочно, энергично, восторженно и…

…и вообще как настоящая Пинки Пай. На лице у Твайлайт расползлась искренняя улыбка.

— Знаешь, Пинки, я и правда очень рада тебя видеть, — сказала она. Пинки будто и вовсе ничем не отличалась от настоящей. Часть старых страхов смыло прочь разливающимся в груди теплым облегчением. Может, только лишь может, раз Пинки настолько близка к настоящей себе, то, наверное, то же самое верно и про других. Твайлайт, возможно, даже ошибалась по поводу Флаттершай! Такая мысль определенно воодушевляла.

— Я рада, что ты не изменилась ни чуточки, — продолжила Твайлайт, черпая силы из знакомого образа перед глазами. — Ну, может быть, не считая твоих волос.

— Волос? — спросила она, глянув вверх. — А в чем изменились мои волосы?

— Они… гладкие.

— И?

— Они должны быть такие, ну, знаешь, пышные.

Пинки склонила голову набок, как растерянный щенок.

— Пышные? — повторила она. — У меня волосы не пышные.

Намек на недавний ужас вернулся назад.

— Правда?

— Я думаю, я бы помнила, если бы у меня волосы были такие крутые и пышные, — твердо кивнула Пинки Пай. — В смысле, пышные волосы — это супер-круто. Если бы я знала, как их вспушить, я бы обязательно так и сделала!

— О. Точно. Я просто запуталась, — соврала Твайлайт, нервно заулыбавшись. — Такое типа случается, если ударишься головой.

— И мне все еще жуть как из-за этого неудобно, — снова извинилась Пинки Пай.

— О, да все нормально, Пинки. Не волнуйся об этом, — Твайлайт махнула копытом, прикрывая собственную оплошность. Она, помимо этого, прогнала и некоторые собственные беспокойства, затолкнула мысли о безжизненных волосах своей подруги поглубже. В них ничего нет серьезного — другой стиль прически не значил решительно ничего. Самое обычное маленькое косметическое изменение. И вовсе не о чем тут волноваться. Пинки Пай в остальном все та же, какой она ее и помнила.

— Вот кстати, Пинки Пай, не волнуйся, если тебе Твайлайт задаст странный вопрос, — сказала Эпплджек, мягко тронув ее за плечо. — Ты ее в последнее время не видела потому, что она перешла на новую лечебную программу. И вот…

— Правда? — перебила Пинки Пай, переводя взгляд между двух пони. — Ну и чего это ме…

Эпплджек проигнорировала Пинки, продолжая невозмутимо говорить поверх ее голоса — похоже, это очень хорошо отточенный навык:

— И вот, видишь ли, один из побочных эффектов нового лечения в том, что у Твайлайт тут возникли маленькие проблемки с памятью. Так что, если у нее вдруг появятся странные вопросы о чем-нибудь, ты не смущайся и ответь на все, как получится. Твайлайт не хочет тебе нагрубить или чего такое, она просто пытается заполнить пробелы. Хорошо?

— Конечно! — сказала Пинки и вдруг выпучила глаза так, что те чуть не вылезли из орбит, и ахнула… еще раз. Развернувшись кругом, она прижала лицо прямиком к лицу Твайлайт, вперившись ей в глаза. — Но ведь ты по-прежнему помнишь меня, да, Твайлайт? — спросила она в исступленной панике.

— К-к-конечно, — ответила Твайлайт. Два года дружбы с Пинки Пай все равно не подготовили ее к таким частым и неуютным вторжениям в личное пространство.

— Фух! Вот это облегчение! Огромное! — воскликнула Пинки Пай, стерев с показной аккуратностью несуществующий пот со лба.

И пока она изображала в пантомиме «огромное облегчение», Твайлайт окинула взглядом коридор; в нем никого, кроме них, не было. Твайлайт нахмурилась и медленно спросила:

— Э, Пинки. Почему ты здесь одна? В смысле, ты же пациентка, так разве тебя не должны сопровождать, например?

— О, медсестры и доктора мне доверяют! — прощебетала Пинки Пай.

— Пинки имеет в виду, — объяснила Эпплджек, — что она одна из наших пациентов-ассистентов. Она хорошая девочка и помогает нам в больнице по разным мелким делам. Относит записки, прибирает за другими и все в таком духе. Она доказала, что вполне ответственна и не нуждается в постоянном сопровождении.

Пинки Пай горделиво улыбнулась комплименту.

Эпплджек вновь повернула голову к Пинки.

— Конечно, ей это не дает права просто так шататься по коридорам в одиночку, — указала она с вновь вернувшимся намеком на сталь в голосе.

— Но у меня есть хороший повод! Честно!

— И какой же, скажи, пожалуйста?

Пинки Пай сделала глубокий вдох, от чего грудь у нее надулась, как праздничный воздушный шарик, а потом выдохнула ответ одной длинной фразой:

— Я была снаружи и помогала доктору Рою укладывать снаряжение после нашей игры и он мне сказал, что пора идти на ужин, так что я вся типа такая йей и вообще радовалась потому что супер-проголодалась но и мне типа грустно было потому что мы очень весело провели время и потом я шла к кафетерию и вдруг почувствовала щекотку в левом бедре и дрожь слева направо в хвосте и потому свернула направо вместо налево а потом еще раз направо а потом налево и вот тогда я нашла тебя и Твайлайт!

— Пинки-чувство? — спросила Твайлайт, пока Пинки Пай судорожно хватала ртом воздух. Вопрос этот сорвался с ее губ еще до того, как она поняла, что говорит вслух.

— Именно! Я чего-то почувствовала, и меня оно привело прямо к вам двоим!

— Ох, только не подыгрывай ей, Твайлайт, — сказала Эпплджек, глянув на единорожку, и повернула голову к другой кобыле. — Пинки Пай, я знаю, ты веришь, что у тебя есть шестое чувство, но это не оправдание для блуждания без присмотра. Эт же небезопасно попросту.

— Но…

— Никаких «но»! — Эпплджек топнула копытом, чтоб подчеркнуть свои слова, но лицо у нее тут же смягчилось. — Послушай, Пинки… мы не можем тебя просто так отпустить гулять самой по себе, потому что мы за тебя ответственны. Если мы не знаем, где ты находишься, то как нам тебе помочь, если случится что-нибудь плохое? Это просто нечестно — ставить нас в такое положение. Ты понимаешь?

— Да, я знаю… — мягко сказала Пинки Пай, слегка опустив голову. — Просто… чувство на этот раз реально сильное было.

— Я не спорю, сахарок. Главное — помни, пожалуйста, — Эпплджек заговорила этим самым «официальным снисходительным докторским тоном», который Твайлайт так страшно ненавидела, — что хоть на этот раз ты встретила нас, что будет, если тебя встретит кто-то другой? Ты можешь потерять свои привилегии, если тебя застанут за праздным шатанием по коридорам. Или, что еще хуже, что, если тебя встретит сестра Ратчет?

Пинки Пай широко распахнула в тревоге глаза.

— Ой, жутики, я о таком даже не подумала! — сказала она, закрутив головой из стороны в сторону, будто в страхе, что медсестра на нее вот-вот набросится.

Эпплджек закатила глаза.

— Пинки, сейчас ее здесь нет. Это просто гипотетический вопрос.

Пинки выдохнула с облегчением.

— А теперь, раз уж мы тебя встретили, ну, строго говоря, это скорее ты встретила нас, то почему бы нам не пойти на ужин вместе? И тогда ты по пути сможешь поболтать с Твайлайт. Как тебе, хорошая идея?

— Оки-доки-локи! — сказала Пинки Пай таким же веселым и жизнерадостным голосом, как и раньше. — Теперь ужин будет еще интереснее, потому что я смогу поболтать с моей самой-самой лучшей подружкой Твайлайт! Ну, я не хочу сказать, что мне не нравится общаться с другой моей самой-самой лучшей подружкой, доктором ЭйДжей, но тогда у меня, получается, две самые-самые лучшие подружки! Это типа… — она пересчитала копыта, — … в четыре раза интереснее!

Твайлайт не смогла удержаться и не прокомментировать:

— В четыре раза? Ты, наверное, имела в виду в два раза, Пинки.

— Неа. Четыре! — заявила с несокрушимой уверенностью Пинки Пай. — Потому что вас двое, но вы обе мои самые лучшие подруги, так что получается как четыре обычных дружбы. Но, опять же, потому что вас двое, мне надо разделять между вами время, потому что у меня всего одна голова, так что два плюс один, получается три. И тогда мне…

— Я поверю тебе на слово, Пинки, — усмехнулась Твайлайт, когда все они втроем развернулись и пошли в том направлении, откуда к ним выбежала Пинки Пай. Закрыв глаза, Твайлайт практически позабыла, что они в больнице. Они — просто три хорошие подруги, идут вместе на пикник. Иллюзия казалась такой идеальной, такой реальной, что явно не могла быть просто подделкой. Она знала этих пони по другой жизни, по другому миру.

Розовая кобыла насвистывала какую-то опасно навязчивую мелодию, и Твайлайт довольно точно была уверена, что если этот напев застрянет-таки у нее в голове, его оттуда уже никогда будет не прогнать. Несмотря на волосы, она явно все та же старая добрая Пинки, думала Твайлайт, бросая взгляды на свою подругу и находя утешение в знакомых деталях. Да, те же самые причудливые способности, та же самая розовая, как жвачка, шкурка, и та же самая Метка с воздушными ша…

— Благая Селестия! Пинки, что случилось с твоей ногой?! — закричала Твайлайт, ткнув копытом в бок своей подруги и чувствуя, как от шока мгновенно и без следа улетучивается все хорошее настроение. Левую заднюю ногу Пинки Пай покрывала плотная сетка шрамов, поднимающаяся от голени и полностью покрывающая собой Метку. Они выглядели как старые ожоги: сморщенные пятна обнаженной кожи промеж нескольких чахлых клочков неровной шерсти.

— Что? — Пинки Пай чуть не споткнулась от такого неожиданного восклицания и инстинктивно сдвинула хвост, чтобы прикрыть израненное бедро.

— Твайлайт! Вот это совсем грубый вопрос! — одновременно с ней воскликнула Эпплджек, неодобрительно уставившись на единорожку.

Твайлайт продолжала указывать копытом на шрамы, судорожно переводя взгляд меж двух кобыл. Пинки Пай шмыгнула носом и подтянула хвост еще выше, чтобы закрыть шрамы, как маленький жеребенок, в страхе цепляющийся за любимую игрушку.

— Я… я думала... ты же говорила, что меня помнишь... — с болью в голосе прошептала она.

— Я не помню вот такого! — огрызнулась Твайлайт обвиняющим тоном. Гнев в ее душе открыл глаза и потянулся, как просыпающийся в своей пещере дракон. Ее предали. В очередной раз она купилась на заманчивый комфорт знакомых деталей, и ее мир вновь раскололся вдребезги от очередного кошмарного откровения. Каждый раз, стоит ей расслабиться, на ее организм обрушивается новый шок, новое издевательское напоминание, что она далеко от дома и заперта в каком-то жутком отражении реальной жизни.

Твайлайт наконец-то заметила, как Пинки Пай обернула в страхе хвост вокруг бедра, стараясь скрыть уродство от осуждающе указующего копыта. Гнев тут же угас, залитый холодным дождем вины, остыл, замороженный ледяным стыдом, покрывшим инеем ее сердце. Она безвольно опустила ногу, которую не могла больше удержать на весу под внезапно навалившимся грузом стыда и самоуничижения. Она кричала и тыкала копытом в шрамы своей подруги! Как она могла столь грубо, столь жестоко и столь бесчувственно себя повести? Что же она за друг такой?

Сколь бы неожиданным ни было для нее это открытие, винить подруг было не в чем. Такая грубость нечестна по отношению к ним, ведь они не сделали ничего плохого. В этом виноват сам мир, в который ее затащило, и больше никто. Гнев раздраженно щелкнул зубами и скрылся под ее напором в дальних закоулках разума.

— Прости, Пинки, — извинилась Твайлайт, чувствуя себя крохотной презренной пылинкой, которой она и являлась по своей вине. — Я тебя прекрасно помню. Я только… я не помню этих… шрамов. И… и я была не готова… я просто удивилась. Мне больно было думать, что моя подруга так ужасно поранилась... — в памяти мелькнул образ Флаттершай, — ...но все равно я была совершенно неправа, потому мне очень, очень стыдно.

Пони обменялись взглядами при ее словах. Эпплджек кивнула, и стыд на лице Пинки Пай постепенно растаял.

— Все хорошо, Твайлайт, — Пинки улыбнулась и развернула обратно хвост. — В смысле, доктор ЭйДжей ведь сказала в конце концов, что у тебя проблемы с памятью обо всем. К тому же ты ведь не хотела, и ты попросила прощения, так что не о чем печалиться. Мы ведь по-прежнему самые-самые лучшие подружки, да?

Очень странно было ей слушать утешения от Пинки Пай после всего, что она сама только что натворила.

— Что ж, спасибо, Пинки, — ответила Твайлайт, сумев выдавить слабую ответную улыбку. — И да, мы по-прежнему самые-самые лучшие подружки. Ничего это поменять не сможет, — вина не желала уходить, она висела над ее мыслями, как грозовая туча, но полное отсутствие злого умысла на лице Пинки сделало печаль уже более-менее терпимой. И все же ей нужно сделать что-то еще, а не просто извиниться — она, по крайней мере, это своей подруге задолжала.

Улыбка на лице Твайлайт стала внезапно шире, а сама она рухнула вдруг в земной поклон, повторяя недавнее шутливое представление Пинки Пай.

— Я, Твайлайт Спаркл, ответственно заявляю, что никогда больше не буду такой грубой гадиной по отношению к своим друзьям. Сердце вон, хочу взлететь хоть раз… э, суну кексик… себе в глаз?

Клятва закончилась резким вскриком, от чего и Эпплджек, и Пинки Пай хором громко расхохотались. Твайлайт тоже вскоре присоединилась к их смеху, встав прямо и растирая покрасневший глаз.

— Супер-дупер! Вот теперь нам всем вообще нет причин грустить! — бодро воскликнула Пинки Пай, нетерпеливо подпрыгивая на кончиках копыт, столь же невозмутимо счастливая, как и всегда.

Старая добрая Пинки Пай, счастливо подумала Твайлайт.

— Ты поступила очень хорошо и очень по-взрослому, Твайлайт, — тепло сказала Эпплджек с одобрением на лице. — Но нам, пожалуй, пора уже двигаться дальше. Мне кажется, хватит уже стоять на месте и извиняться друг перед другом. К тому же ужин скоро начнется. Не знаю как вы, а я голодна, как пегас, слетавший на луну и обратно. Но я хочу по пути показать Твайлайт еще парочку комнат перед едой, так что пошли. Не хочу, чтоб суп остыл, пока мы до столовой добираемся.

---

Втроем экскурсия шла куда веселее. И если Эпплджек описывала все очень детально и последовательно, то Пинки без остановки тараторила как заведенная почти не имеющие отношения к делу забавные истории и байки. Про каждую показанную Эпплджек комнату у Пинки Пай был свой рассказ о каком-нибудь происшествии с ней, другом, доктором, другом друга, кем-то, кого она вообще не знает. И следом она рассказывала какую-нибудь другую историю, связанную с предыдущей.

Гораздо чаще, чем наоборот, эти истории противоречили друг другу и не имели вообще никакого смысла, но Твайлайт эта бессмыслица казалась вполне освежающей сменой обстановки. Истории помогали ей напомнить, что там, в глубине души, эта Пинки Пай разделяла нечто важное с той Пинки Пай, из родного мира. Шрамы и прямая грива — просто смазанные кусочки глазури; остальная часть легкомысленного клубничного торта осталась в целости, и ровно в том виде, в каком она его помнила.

Твайлайт моргнула. Пекарские метафоры? Она на меня влияет куда сильнее, чем я думала. Покачав головой, Твайлайт сосредоточилась на том, чтобы уловить, о чем идет речь в очередной истории Пинки.

— …так что когда он ушел за полотенцами, чтобы вытереть мастику, целый коридор остался в полном моем распоряжении. Так что я занялась единственным доступным мне делом — я разбежалась и покатилась через ве-е-е-е-есь коридор! — сказала Пинки и специально остановилась, чтобы встать на задние ноги и, подняв передние к потолку, продемонстрировать свою позицию. — Было так весело! Даже когда я врезалась в стену — все равно было нормально, потому что получилось не так уж и больно. И я собралась уже повторить, но потом пришел мистер Уборщик и приказал мне уходить. Но я все равно прокатилась во-о-о-о-он оттуда, прямиком вот к этой стене! Здорово, правда?

— Пинки, ты себя повела очень безответственно. Ты могла ушибиться, — сказала Эпплджек, спрятав собственный смех под дополнительной дозой голоса «ответственного доктора».

— Но я же не ушиблась, а значит, все было как надо! — бодро возразила Пинки Пай. Эпплджек открыла рот, чтобы продолжить спор, но Пинки уже перешла к другой истории об одном случае, когда в здешней вентиляции поселилось семейство жаб.

Твайлайт только лишь покачала головой с ехидной улыбкой, когда Эпплджек оглянулась на нее с беспомощным поражением на лице. Оптимизм и жизнерадостный характер Пинки Пай столь же заразителен, сколь и неисправим.

Твайлайт вернула взгляд на свою энергичную подругу, изо всех сил стараясь при этом не обращать внимания на ожоги на бедре и на легкую хромоту — два болезненных напоминания о том, что, несмотря на всю общность, прошлое этой Пинки Пай сильно отличалось от прошлого той, которую она знала.

С другой стороны, как она подумала, Эпплджек тоже не слишком-то похожа. Может, как только она получше разберется со всеми фактами, ей удастся составить какой-нибудь план для побега. В воображаемом списке дел у нее по-прежнему стоял пункт «побег» в качестве первичной цели, сразу за которым располагалось «вернуться домой».

Побег становился для нее все важнее и важнее. Несмотря на присутствие двух подруг, Твайлайт не доверяла больнице ни на секунду. И дело было не только в их лжи касательно ее психического здоровья. Даже факт, что ее заперли и магически заглушили, не был самым главным, хотя оба этих обстоятельства, безусловно, станут огромным препятствием на пути к безопасному возвращению домой. Твайлайт окинула взглядом зеленые с белым стены коридора. Нет, все гораздо глубже. Она не доверяла этому месту на самом первичном уровне — инстинктивное недоверие, чистая интуиция, которая убеждала ее не верить ни единому сказанному среди этих стен слову.

Она отпихнула сомнения прочь. В настоящий момент они не имеют значения. Она не собиралась бежать до тех пор, пока не соберет достаточно информации, и пережевывание собственных страхов никак не приблизит ее к свободе. Она должна, как губка, впитать все малейшие детали и надеяться, что не упустила…

Повышенная безопасность! Твайлайт поморщилась, когда эти два слова вдруг взорвались фейерверком у нее в голове. Растерявшись от того столкновения с Пинки, она совсем забыла об этих неосторожно сказанных словах Эпплджек. Каким же образом они так долго ускользали от ее внимания?

Твайлайт кашлянула, желая привлечь внимание доктора, но та горячо спорила с Пинки Пай о преимуществах и недостатках использования глазури в качестве добавки к сэндвичу и, похоже, ее не услышала.

Она тихо застонала от раздражения. Значения это, впрочем, не имело — возможность выбить из нее ответ была безвозвратно утеряна из-за энергичного и болезненного прибытия розовой пони. Напрыгнув тогда на Эпплджек, Твайлайт застала ее врасплох, и когда она, перехватив инициативу, зажала ее в клещи, доктор готова была уже что-то выдать. Но сейчас?

До нее донесся раздраженный стон поражения доктора, когда Пинки заявила, что вода «на сотню-сотню процентов лучше со взбитыми сливками». Нет, слишком много уже времени утекло. Эпплджек уже не будет больше в панике подбирать слова, если задать ей этот вопрос еще раз. Твайлайт больше не держала ее спиной к стене, как испуганную жертву, — теперь это уже будет исключительно тщетная попытка одной подруги выудить секрет у другой, которая им совершенно не хочет делиться.

Троица завернула за очередной угол и оказалась перед двойными дверями с надписью «кафетерий», нанесенной на створки крупными прописными буквами. С той стороны раздавались приглушенные звуки разговоров, а запах пищи по мере того, как компания приближалась ко входу, становился постепенно все яснее.

Пожалуй, спросить Эпплджек за едой все равно никому не повредит, предположила про себя Твайлайт. Полуправда все равно будет лучше, чем вообще ничего. Она с радостью согласна получить хотя бы частичные ответы на те вопросы, что кружат беспорядочно у нее в голове. Как и всегда в своем стиле, Твайлайт приготовила список, чтобы удостовериться, что на этот раз не упустит ничего. Что случилось с ногой Пинки? Почему Эпплджек назвала эту часть больницы крылом повышенной безопасности? Где остальные ее друзья?

Прямо у них перед носом вдруг распахнулись двери, от чего всем троим пришлось резко затормозить.

— Отпустите меня, сволочи! Я сказала, отпустите! — визжала бледно-зеленая кобыла, которую волокли под копыта прочь из столовой четверо могучих на вид санитаров. Она извивалась и, разбрызгивая с губ слюну во все стороны, дико лягалась в попытке вырваться на свободу. Два жеребца старались изо всех сил потуже затянуть ремни на смирительной рубашке, которая крепко прижимала ей передние ноги к животу. Она им не сдалась без боя — фонари на глазах и многочисленные следы копыт на шкурах служили доказательством ее упорного сопротивления.

— Я знаю, вы все сговорились, все вы! Почему вы просто не примете истину? Прекратите верить лжи, тупые, слепые дураки! Отпустите! Меня! Сейчас же!

Пони скрылись за углом, но эхо производимого ими шума борьбы еще долго блуждало по коридору, сохраняя отличную слышимость. Замешательство, что они оставили после себя, надолго повисло у входа в кафетерий. Три кобылы напряженно уставились друг на друга. Едва сумев поднять отвисшую челюсть, Твайлайт добавила в свой список еще один вопрос:

Что Лира здесь делает в смирительной рубашке?

---

[1]Импровизация на тему мягкого пластилина. В оригинале было play-doe (игривая олениха?) = play-doh (марка детского пластилина для совсем маленьких детей. Да, зловещий ГАК где-то рыщет неподалеку)

Глава 5

Сколько вообще здесь пони из моего мира?

Этот вопрос преследовал ее мысли, как беспокойный призрак. Звуки борьбы Лиры с больничными санитарами уже стихли вдали, но они посеяли в разуме Твайлайт опасные мысли, семена цепкого сорняка сомнений, который тут же укоренился в плодородной почве ее разума. Ответы не приносили большого утешения; Твайлайт не могла толком решить, успокаивает ее или ужасает знание, что все ее знакомые застряли с ней в одной и той же психлечебнице.

Твайлайт знала Лиру по Понивиллю. Ну, точнее, она ее знала не ближе большинства остальных живущих там пони. Чтобы вспомнить ее фамилию, ей пришлось немного подумать. Хартстрингс. Лира Хартстрингс. Нет, едва ли ее можно было назвать подругой. Они общались несколько раз, когда пересекались на нескольких вечеринках, но по сути они были просто соседями. Дружелюбными соседями, это верно, но все равно просто соседями. Но этого хватило, впрочем, чтобы сразу ее узнать. Выкрикивающая грязные ругательства и яростно вырывающаяся из хватки санитаров кобыла — та же самая пони, которую она помнила.

По крайней мере, внешне. В отличие от Эпплджек и Пинки Пай, она не могла с ней пообщаться лично, чтобы действительно хорошо ее рассмотреть со всех сторон. Едва ли столкновение с толпой крепко сбитых жеребцов можно назвать эффективным методом получения информации.

Несмотря ни на что, Твайлайт уже приступила к разработке гипотез об устройстве мира, в котором она проснулась. Если версии Эпплджек и Пинки Пай в этом мире разделяют общие черты с оригиналами из реального мира, то трудно было бы предположить, что те же правила не применимы и к остальным. Может ли эта больница являться просто искаженным и поставленным с ног на голову воспроизведением реальности, где каждый пони из ее воспоминаний будто отражен в кривом зеркале комнаты смеха?

Она оглянулась на двух своих подруг. Обе они, едва угас первичный шок от вида пони, которую куда-то силой тащат в смирительной рубашке, хранили такое же молчание, как и она, погрузившись с головой в самосозерцание. Даже Эпплджек, похоже, шокировала такая жестокость: в ее зеленых глазах по-прежнему виднелись следы недавнего волнения.

Полагаю, даже для «доктора» Эпплджек такая сцена, должно быть, далеко не обыденное зрелище, решила Твайлайт, по-прежнему с трудом соединяя знакомый образ Эпплджек с образом врача. Все это попросту казалось абсолютно чуждым всему, что она знала о своей подруге. Эпплджек для счастья нужна возможность поработать собственными копытами, вспотеть, проведя день в тяжелых, честных трудах. Сцена, в которой Эпплджек сидит за рабочим столом, выписывает рецепты и изучает медицинские заключения, попросту вызывала смех.

Твайлайт нахмурилась. Это ее слова или ревности? Она завидует Эпплджек из-за того, что та получила высшее образование и степень, тогда как сама Твайлайт должна быть вообще безнадежной? Или это говорит обычное высокомерие? Ей так трудно принять, что Эпплджек стала врачом, потому, что в глубине души она всегда считала свою подругу темной и простоватой?

Нет, твердо решила Твайлайт, она никогда так не подумает о своих друзьях. Единорожка всегда была самой начитанной в кругу своих подруг, но она никогда не считала себя умнее любой из них. И уж точно не считала их тупыми!

Единорожка оттолкнула эти мысли прочь, загнала их в дальние закоулки разума, где они слились с фоном. Твайлайт помнила, что склонна к приступам сомнений в себе и самобичеванию, и памятный эпизод нервного срыва из-за одного пропущенного письма Селестии служил этому очень ярким и постыдным напоминанием. С тех самых пор она старательно работала над тем, чтобы удерживать свой характер под контролем. Ей надо успокоиться и найти истинную причину этой внезапно нахлынувшей вины.

Твайлайт медленно попыталась сосредоточить свои мысли, продраться сквозь изорванные нити тумана, что опутывал ее разум с самого утра. Чтобы найти нужные ей ответы, понадобилось всего несколько мгновений самосозерцания и вот, истина засияла перед ней, как золотой бит, выглядывающий из-под нанесенных песков сомнений в себе. Поверить в то, что Эпплджек стала врачом, было трудно вовсе не из-за собственной предвзятости по отношению к подруге. Нет, все гораздо проще: в этом виновато исключительно отчаяние Твайлайт.

Твайлайт боялась больше всего на свете поддаться лжи этого неправильного мира. Чем сложнее представить себе Эпплджек в той роли, в какой она себя выставляла, тем проще было ей отвергнуть эту ложь и держаться за воспоминания о том, что действительно реально.

Хмурое выражение обратилось в сердитую гримасу. Найдя истину, Твайлайт не ощутила такого уж облегчения, на которое надеялась. Вместо того, чтобы смыть вину за все еще цепляющиеся за душу подозрения относительно ее самой, правда только лишь сместила внимание обратно на то, как же ей тяжело отделить этот мир от своего родного.

Эта Эпплджек — не моя Эпплджек, думала Твайлайт, изо всех сил стараясь крепко вбить себе эту мысль в голову. И эта Пинки Пай — не моя Пинки Пай. Они обе порождение этого мира с его измененной историей, или проклятьем, или… или еще каким-нибудь неизвестным феноменом. Только я, похоже, помню их такими, какими они были — какими они и должны быть. Они похожи на оригиналы очень во многом, но они все равно иные. Никогда об этом не забывай. Если я сдамся этому кошмару, то я потеряю своих настоящих друзей. И я не могу позволить такому случиться.

Хотя, если ты права, и они не твои настоящие друзья, то разве побег из этого мира не убьет этих пони? — зловредно прошептал в ответ голос. В конце концов, если это просто какое-то проклятье или альтернативное измерение, или порождение воспаленного разума, то, стоит тебе уйти, не исчезнут ли заодно и они? Когда ты просыпаешься, что происходит с сотворенным тобою во сне? Быть может, ты тогда являешься не собой, но легкомысленным божеством, стирающим в пыль жизни своих порождений каждый раз, как пробуждаешься ото сна?

Твайлайт заскрежетала зубами в раздражении, которое бурлило столь бурно, что просто закатить глаза было бы явно недостаточно. Доказательства продолжали накапливаться: даже собственное подсознание ее ненавидит. Ему не удалось убедить ее в вине за мнимую предвзятость против Эпплджек, так что теперь оно в попытке хоть как-то отомстить перешло на глупые теории.

Тянущуюся после того, как унесли Лиру, тишину разорвал резкий возглас, который успел отвлечь Твайлайт от ее мыслей прежде, чем ее успели затопить с головой претенциозные философские измышления.

— Ого! Вот это было… ого! — воскликнула Пинки. Она обернулась к Эпплджек с шоком, написанным на лице, который обратился тут же в обеспокоенный взгляд из-под нахмуренного лба. — Доктор ЭйДжей, у Лиры опять проблемы?

Эпплджек кивнула:

— Да, пожалуй, так и есть, сахарок.

Пинки копнула копытом пол.

— Ну, это не здорово. Совсем не здорово. Мне нравится Лира. Она ко мне всегда очень хорошо относилась. И у нее много очень смешных историй, хотя ей не нравится, когда я над ними смеюсь. В смысле, она и правда злится часто, но может быть и веселой, когда захочет.

— Такова уж ее натура, Пинки. Надеюсь, получив вдоволь любви и заботы, она поймет наконец что только усложняет сама себе жизнь, — Эпплджек ободряюще улыбнулась Пинки. — К тому же тебе ни к чему вовсе о ней волноваться. Она здесь всего лишь месяц. Некоторым пони нужно гораздо больше времени, чтоб приспособиться к здешней жизни.

Ее слова, похоже, оказали на Пинки полностью противоположный эффект.

— А некоторые и вовсе никогда не привыкают, — тихо сказала она.

Эпплджек неловко переступила с ноги на ногу.

— Ну, да, это тоже верно. Но все равно тебе об этом не надо вообще волноваться, сахарок. Мы с тобой это поменять не можем, как бы нам того ни хотелось. Некоторые пони никогда не меняются, а другим просто нужно время. Если нужно о чем волноваться тебе — так только о том, чтоб вовремя оказаться рядом и подарить им улыбку, когда они в ней нуждаются. Когда они к ней готовы. В конце концов, ты можешь притащить пони на вечеринку, но заставить его радоваться у тебя не получится.

Пинки Пай вскинулась при слове «вечеринка», и на лице у нее забрезжила знакомая улыбка. Может, виновата сама идея вечеринки или, может быть, следующая из нее мысль, что нельзя кого-то заставить радоваться нежеланной вечеринке, но опустившееся на неё мрачное облако мгновенно развеялось без следа.

— Ага, наверное, ты права. О! Я знаю! Нам обязательно надо устроить для Лиры вечеринку! Типа… «Никаких больше наказаний»! О, можно, доктор ЭйДжей, можно? Очень, очень, ужасно очень тебя прошу!

— Мы об этом поговорим попозже, сахарок, обещаю, — рассмеялась Эпплджек, хотя Твайлайт была вполне твердо убеждена, что внутри она морщилась от самой попытки представить, каково это может быть — получить сюрпризную вечеринку под названием «Никаких больше наказаний!»

— Я не заведую такими вещами. И к тому же прежде, чем мы начнем планировать вечеринки, нам лучше бы сначала поужинать. Как думаешь, Твайлайт?

— Чт… о! Э, конечно, — ответила она, а потом оглянулась назад, где Пинки подпрыгивала на месте на кончиках копыт, заражая ее своей энергией. Уголки ее губ медленно поползли вверх, складываясь в улыбку.

Несмотря на все недавние страхи сдаться перед ложью этого мира, знакомые выходки бодрого двойника ее подруги все равно принесли ей успокоение. Вместо того, чтобы бояться их общих черт, она нашла в них для себя силу. Они — не замена, но связь с реальным миром. И пока эти версии подруг рядом с ней, в ее распоряжении есть нечто осязаемое, нечто, за что можно ухватиться.

---

Кафетерий оказался не таким уж большим, как Твайлайт ожидала. В кантерлотских школах столовые бывают побольше как минимум раза в два. Тем не менее, после столь долгого времени, которое она провела в узких коридорах больницы, эта комната казалась ей концертным залом. В стене с левой стороны располагались большие, закрытые тонкой проволочной сеткой окна, которые заполняли помещение головокружительным теплом послеполуденного солнца. Естественный свет казался сущим блаженством, и Твайлайт завидовала всем котам, которые в тот момент спали где-нибудь в его золотых объятьях.

Все прочее же в целом разочаровывало. Несмотря на меньший обычного размер, кафетерий, впрочем, заключал в себе все знакомые признаки казенной столовой: белые квадратные столы, расставленные с режущей глаза аккуратностью, длинные скамьи как раз подходящей высоты, чтобы на них сидеть с комфортом не мог никто, пол из больших, легко моющихся кафельных плиток и все те же засевшие в глотке унылые зелено-белые стены.

С противоположной от окон стороны расположился еще один ключевой признак традиционного кафетерия: линия выдачи. Весь этот участок сиял полированным металлом, хромом и сверкающим стеклом стоек, за которыми располагалась массивная техника, характерная для продуктивной кухни. Пища здесь готовилась в промышленном масштабе. Один известный пони однажды сказал, что количество — это качество само по себе. И эта кухня служила этому идеалу монументом из полированного металла.

Пожалуй, единственное, что здесь не сияло — это только кобылы-буфетчицы. У каждой на лице было написано что-то среднее между апатией и раздражением, будто они утром наступили на что-то противное и им это подпортило настроение на целый день. Типичное выражение лица работника, занятого одним и тем же повторяющимся делом на протяжении всего дня и ожидающего повторения все того же в точности на следующий день, и на после-следующий, и так далее. Странно даже, что в психиатрические больницы не попадает больше буфетчиц, чем остальных.

— Ладненько, девочки, давайте, следуйте за мной, — сказала Эпплджек и повела Пинки и Твайлайт за собой вдоль стены кафетерия.

Пинки Пай по-прежнему возбужденно подпрыгивала, следуя за доктором по пятам.

— Надеюсь, будут кексики! Я очень люблю кекси-кексики! Я уже целую вечность их не ела, кстати!

— Как я уже говорила — будет суп. Просто суп, — повторила Эпплджек. Пинки проигнорировала ее и продолжила вслух гадать, какой же вкус у кексиков будет на ужин. Эпплджек только бессильно вздохнула, и троица заняла свое место в очереди.

Твайлайт не волновало, чем ее собираются кормить. Еда есть еда, и она будет рада просто набить себе живот чем-нибудь теплым. К тому же у нее уже хватало опыта, чтобы понять: что бы она ни получила в этой столовой, блюдо будет удручающе функциональным. Нечего добавлять в общую кучу еще и разочарование. Она принялась блуждать глазами по кафетерию в поисках знакомых лиц в толпе, пока продвигалась в очереди позади двух подруг.

Совершенно нельзя было сказать, что кафетерий был забит по какому-либо определению этого слова, но это обстоятельство она списала на то, что ужин еще только начался. И все же здесь находилось примерно семьдесят или около того пони, которые представляли собой весьма разношерстное сборище. Твайлайт показалось, будто она оказалась на большой семейной сходке и пытается соотнести знакомые имена с новыми лицами, и присутствие нескольких знакомых пони в толпе только наполнило ей душу той самой эмоциональной бурей и растерянностью, с которыми ей приходилось бороться с первого же мгновения, когда она в первый раз увидела здесь Эпплджек. Должен ли вид Берри Панч за здешним столом принести ей облегчение или повергнуть в ужас? Служит ли присутствие Кэррот Топ в больнице напоминанием, что ее воспоминания — это не подделка, или же она просто пример очередной знакомой пони, обреченной на страдания?

Кошмары, в которых мучили одну только Твайлайт, были, безусловно, неприятны, но кошмары, в которых страдают другие — это уже нечто совершенно иное. Несмотря на теплые лучи вечернего солнца, Твайлайт вдруг стало холодно.

К счастью, а может, и нет, — это Твайлайт все еще затруднялась решить — большинство пони ей было незнакомо. У многих были видны весьма ясные признаки душевных расстройств: начиная от медленных и дерганых движений, кончая странными поведенческими тиками. Некоторым пони требовалась за едой помощь посторонних, и несколько медсестер в зале кормило с ложечки самых недееспособных пациентов. Твайлайт задержала взгляд на одной медсестре, которая, ласково воркуя, оттирала пациенту подбородок от капель супа. Пустые глаза жеребца были прикованы к чему-то лежащему далеко на горизонте, что мог видеть только он.

Тревожный холодок усилился. Через какие бы ужасы и невзгоды она ни проходила в данный момент, она все-таки благодарна за то, что у нее по-прежнему есть. Все могло быть хуже. Гораздо, гораздо хуже

.

Твайлайт с облегчением перевела взгляд в другую сторону. Она не давала взгляду задержаться на ком-то отдельном слишком долго, боясь показаться грубой. За ужином собралось весьма богатое разнообразие пони. За одним столом сидела старая кобыла, жадно сгорбившись над миской. За следующим пара молодых жеребчиков хихикала над какой-то шуткой. А в углу сидела мумия.

Сознание Твайлайт со скрежетом затормозило. Она моргнула. Мумия?

Первое впечатление оказалось не таким уж диким, как она поняла, когда вернула взгляд на единорога. Пони сидел так далеко от окон, как только возможно, завернутый с головы до хвоста в бинты. Приглядевшись, она решила, что этот пони — кобыла, но на таком расстоянии точно определить она не могла — ткань скрывала все детали. Ни единого клочка шерсти не выглядывало из-под бинтов. Единственное, что ими не было закрыто — это только торчащая на макушке ярко-голубая грива. Даже глаза у нее скрывали темные очки.

Жутковатая похожесть на чудовище из книги про Даринг Ду казалась очень точной, пусть даже такое сравнение крайне грубо и по-детски глупо. И все же, несмотря на данное себе мысленное обещание, она все равно не смогла сдержаться и уставилась, разинув рот, на завернутую в ткань пони с таким интересом, будто та — экспонат в музее. Рядом с кобылой сидела серошкурая медсестра и кормила ее сквозь узкую щелочку меж бинтов поверх рта. Твайлайт даже представить себе не могла, какие же ужасы могли обречь пони на жизнь в бинтах.

Медсестра подняла взгляд, и у Твайлайт замерло сердце, едва их взгляды пересеклись. Твайлайт пискнула и отвела взгляд, изо всех сил стараясь прикинуться, будто изучает огнетушитель над плечом у кобылы. Попавшись на таком бесцеремонном действии, она страшно покраснела от стыда.

— Нуу, всего лишь суп! — разочарованно воскликнула Пинки Пай, и Твайлайт воспользовалась этим возгласом как поводом отвернуться. Она чувствовала на затылке тяжелый взгляд фиолетовых глаз медсестры. Отчасти она верила, что это просто стыд распаляет ей воображение, но в остальном она слишком боялась в этом убедиться. Она и так уже достаточно нагрубила пони за один день.

Эпплджек потерла переносицу и пробормотала что-то себе под нос, слушая нытье Пинки о нехватке в меню сладкой выпечки. Очередь медленно плелась вперед, и вскоре уже Твайлайт сама взяла пластиковый поднос, пластиковую миску и пластиковые приборы — все одинаково безрадостного белого цвета. Прозрачный пластик чашки прямо-таки ласкал взор своей колоритностью на таком фоне.

— Итак, Эпплджек, значит, ты ешь ту же еду, что и мы? — спросила Твайлайт, когда Эпплджек взяла поднос для себя.

— Конечно, сахарок. Многие сотрудники тоже здесь ужинают. Пища простая. Не плоха, вовсе нет, просто простая. И к тому же не стоит ничего.

— Я не думала, кстати, что доктора захотят есть ту же еду, что и пациенты. Почему ты не приносишь чего-нибудь из дома? Должно же быть что-то лучше такого, — сказала она, указав копытом на булькающие чаны супа.

— Ну да, я могла бы приносить собственную еду, если бы хотела, — сказала Эпплджек с легким румянцем, расцветшим на щеках. — Или я бы могла ужинать здесь. Ну, знаешь, бесплатно.

Твайлайт моргнула, соединяя в уме факты.

— Ох! Точно. Я понимаю, — сказала она извиняющимся тоном.

— Мне нравится здешняя еда, — успела вмешаться Пинки, пока румянец на щеках Твайлайт не стал еще гуще. — Конечно, суп у меня не самый любимый, но это ничего. Ну, знаешь, потому что он скучный и вообще неинтересный, и все такое, — буфетчица сердито вперилась в лицо Пинки, наливая ей в миску суп. — И что хуже всего, они мне не разрешают ничего в него добавлять!

— Пинки, меньше всего тебе сейчас нужно еще больше сахара в твоей диете, — сказала Эпплджек. Твайлайт поддержала ее молчаливым кивком.

— Ай, чепуха! — ответила Пинки. — С сахаром все гораздо лучше.

— Слаще, сахарок. Слаще, не лучше.

— Слаще значит лучше! — презрительно фыркнула Пинки Пай и глянула на Твайлайт. — Могу поспорить, Твайлайт тоже думает, что с сахаром все гораздо вкуснее. Правда, Твайлайт?

— На самом деле тут я вынуждена согласиться с Эпплджек, — сказала она.

— Ай, двойная чепуха! Ты с ней соглашаешься только потому, что сама хотела бы стать доктором. Ты всегда встаешь на сторону доктора ЭйДжей потому, что она тоже училась в университете, как ты, — надулась Пинки Пай. — Но я могу поспорить — если ты попробуешь, тебе понравится суп с сахаром! Сахарисуп… сахар… сахаруп? Какая разница, главное — вкусно!

Твайлайт собралась уже оспорить ее слова, как вдруг осознала сказанное Пинки.

— Погоди… Пинки, ты веришь, что я училась в университете?

— Конечно, верю, — сказала она, энергично кивнув. — В конце концов, ты очень умная, и у тебя столько всяких книжек! И ты мне сама говорила, к тому же!

— Пинки! — сказала Эпплджек. — Мы с тобой об этом уже говорили. Тебе не стоит верить во все, что тебе говорят другие пони.

— Но…

— Нет, никаких но, — отрезала Эпплджек. — Я только хочу, чтобы ты всегда думала о том, что тебе говорят другие пони, прежде чем примешь их слова на веру, — она глянула на Твайлайт краем глаза. — Мы с тобой об этом поговорим позже, хорошо, Пинки?

Отчасти Твайлайт хотелось подпрыгнуть от восторга. Кто-то ей поверил! Кто-то не подумал, что она сумасшедшая! Но другая ее часть, подпитываемая тем взрывным характером, с которым ей приходилось бороться весь день, хотела врезать Эпплджек по лицу подносом за то, что та убеждала Пинки ей не верить.

Сохраняй спокойствие, Твайлайт, сказала она себе, стараясь, ради блага же Эпплджек, выглядеть совершенно беззаботно. Ты знаешь, что хотя бы Пинки тебе верит. Помни, ты хочешь, чтобы остальная часть персонала поверила, что ты не сумасшедшая, и избиение подруги делу не поможет. Просто подожди, пока тебе не выпадет шанс поговорить с Пинки наедине. Узнай, что ей известно. Нельзя начинать эксперимент, не собрав сначала столько информации, сколько сможешь.

К тому времени, как Твайлайт наконец взяла эмоции под контроль и покончила с составлением плана, она уже подошла к концу очереди. В миске поблескивал свекольный суп. Аромат его вполне убедительно подтверждал, что Эпплджек не лгала по поводу здешней еды. Казалось, будто повара специально нацелились приготовить блюдо настолько безвкусное, что у него нет ни положительных, ни отрицательных качеств. Просто еда.

— А теперь осторожнее. Мы же не хотим пролить наш ужин, да? — напомнила Эпплджек. Твайлайт раздраженно прищурилась. Несмотря на то, что она более чем способна самостоятельно нести собственный поднос, Эпплджек уделяла и ей, и Пинки Пай неоправданно много внимания, следя, чтобы они ничего не уронили. Хватало уже одного того, что доктор сомневалась в ее адекватности и говорила другим не верить ее словам, но сейчас? Сейчас она ставила под сомнение даже ее координацию.

Твайлайт такое уже не просто раздражало. Нет, непрерывные поползновения считать ее за маленького жеребенка откровенно бесили. Она уже взрослая, она даже закончила учебу, чтоб вас! Она может справиться с такой простой задачей, как донести до стола поднос и ничего не разлить, даже без помощи магии. Она встречала лицом к лицу чудовищ и победила дух дисгармонии — она сможет справиться с единственной миской супа!

Твайлайт по-прежнему сверлила Эпплджек яростным взглядом, когда вдруг врезалась прямо в край стола. Казалось, мебель лягнула ее прямо в грудь. С жалким клекотом Твайлайт выпустила изо рта поднос и рухнула крупом на пол.

— Твайлайт! С тобой все нормально? — Эпплджек поставила собственный поднос и бросилась к единорожке, которая растянулась на спине и смотрела в потолок, размышляя, что она ощущает сильнее: гнев или стыд. Смех Пинки убедил ее выбрать оба варианта. Ирония с принимающей стороны — не такая уж и веселая штука.

— Я в порядке, — сказала она сквозь стиснутые зубы, игнорируя протянутое копыто Эпплджек, чтобы встать самостоятельно. Доктор поспешила дать дорогу, когда Твайлайт, опираясь на стол, поднялась на ноги. Ей повезло — когда она выронила свой поднос, он приземлился на стол, так что пролилась только половина.

Да, мне определенно «повезло», что я не пролила слишком много супа. Может быть, в следующий раз мне повезет еще больше и я даже не врежусь в мебель, как идиотка, думала она, стараясь изо всех сил игнорировать боль в груди.

— Твайлайт, тебе надо смотреть, куда идешь, сахарок, — сказала Эпплджек, вернувшись с охапкой салфеток, которые, едва оказавшись на столе, тут же промокли от пролитого Твайлайт супа. — Ты могла пораниться.

Как Твайлайт удержалась, чтобы не взорваться, ей не узнать никогда. Стыд и горечь уже достигли в ее душе точки кипения, а теперь ее подруга к ней обращается, как к беспечному младенцу… опять! И уж точно ее положению не помогало, что к Пинки Пай присоединилось еще несколько пони, которые решили воспользоваться шансом похихикать над ее неудачей.

С пылающими в очередной раз, как огнем, щеками Твайлайт уселась на свое место за столом и сгорбилась над ним так низко, как могла, пытаясь прогнать из мыслей весь этот смех и веселые взгляды. Казалось, будто она вновь переживает свои детские кошмары, в которых другие ученики в школе смеялись над ней за какие-нибудь особенно постыдные проступки, как, например, если бы она забыла домашнюю работу или получила на контрольной четверку. Она задрожала, как от холода, несмотря на обжигающий жар на щеках. Некоторые из этих кошмаров преследовали ее после выпуска еще долгое время.

— Вот это просто умора, Твайлайт! — сказала Пинки Пай, в очередной раз широко ей улыбнувшись. Угрюмая гримаса на лице единорожки только усилилась оттого, что она начала понимать, как же чувствует себя та замотанная в бинты кобыла, ловя невежливые взгляды таких пони, как Твайлайт.

— Спасибо.

— Серьезно, я прям оборжалась вся супер-сильно! Ты очень юморная бываешь, когда захочешь, знаешь? — очевидно, на эту Пинки Пай сарказм так же абсолютно не действовал, как и на настоящую, в родном мире. С учетом обстоятельств, еще одна взаимосвязь между двумя Пинки утешала не слишком-то хорошо.

— Ой, да не расстраивайся, Твайлайт, — сказала Эпплджек, абсолютно неправильно прочитав выражение ее лица. Она бросила грязные салфетки в ведро и поставила вместо полупустой миски Твайлайт свою собственную, полную. — Вот, держи мою.

— Но, доктор ЭйДжей, разве ты не хочешь есть? — спросила Пинки.

Эпплджек пожала плечами, дружелюбно улыбнувшись Твайлайт:

— Ой, да не проблема. Я ж просто не хочу, чтоб Твайлайт голодала. К тому же я все равно потом себе могу взять еще.

Твайлайт вяло пробормотала благодарность и взяла ложку. Она, быть может, зла, смущена и расстроена, но все равно по-прежнему голодна. Твайлайт проглотила полную ложку красной жидкости. Она помедлила и опустила взгляд на миску, не торопясь зачерпнуть следующую. Суп определенно был теплым и сытным, но на этом все его достоинства и заканчивались.

Твайлайт размышляла над вариантами своих действий, пока утоляла голод этой скучной едой. Теперь, когда она села за один стол со своими друзьями, в ее голове тут же зароились сотни требующих ответа вопросов. Но вместо того, чтобы их задавать, она предпочла хранить молчание и оглядываться по сторонам. Щеки у нее не напоминали больше своей краснотой суп в миске, но она по-прежнему не доверяла своему языку. Ни та, ни другая ее подруга явно не будут в настроении ей помочь, если она выльет им на головы весь этот стыд и гнев, которые пыталась удержать внутри.

Пока Пинки рассказывала Эпплджек о том, как провела свой день, Твайлайт воспользовалась тем, что никто к ней не обращается, чтобы изучить других пони в зале: персонал. Несколько медсестер сидело среди пациентов, помогая тем, кому нужна особенная забота, тогда как еще одна пара медленно ходила по периметру комнаты в ожидании чьей-нибудь просьбы о помощи. Помимо них в комнате находилось и несколько санитаров, хотя те, кто, как она обратила внимание, стояли у входа, больше напоминали охранников, чем медицинских работников. Она задержала глаза на зловещих черных дубинах у них на поясах.

Позади двух стоящих на посту санитаров распахнулись входные двери. Твайлайт увидела, как в них входит сестра Ратчет с ассистентом Силасом, ведя за собой двадцать или около того пациентов. Поверх общего шума, стоящего в зале, она не расслышала их речи, но прекрасно видела, как розововолосая медсестра указала Силасу и двум другим санитарам собрать прибывших пациентов в группу и поставить в очередь на выдачу.

Вид бодро улыбающейся медсестры и ее молчаливого напарника пробудил воспоминания о крепких вязках и кошмарных фотографиях. Неужели и правда прошло всего-то меньше одного дня? Казалось, уже целая вечность осталась позади с той минуты, когда была украдена ее настоящая жизнь.

Она перенесла свое внимание на вновь прибывших. Среди них она узнавала только тех двоих, что разбудили ее этим утром, и чем меньше они будут попадаться ей на глаза, тем лучше. В беседе ее друзей возникла пауза, отмеченная смиренным вздохом Эпплджек по окончании очередной бессмысленной байки Пинки. Перерыв в их разговоре вернул мысли Твайлайт к важной предстоящей задаче: извлечь из друзей информацию.

И, думала она, наблюдая за тем, как Эпплджек сдается перед аморфной логикой Пинки, мне кажется, я знаю, как мне получить некоторые из нужных мне ответов. Идея была такая простая, что ей даже не верилось, что она не приходила ей в голову ранее. Идея была хитроумна. Поистине гениальна. Эпплджек может проигнорировать ее вопрос или же напустить туману, если она спросит напрямую, но… что насчет Пинки Пай?

— Эпплджек, — сказала обыденным голосом Твайлайт, протиснувшись в разговор. — Почему пациенты стоят здесь в очереди на ужин? В смысле, я думала, в большинстве больниц еду разносят пациентам в палаты.

— Бывает по-разному, сахарок. Большей частью мы здесь занимаемся терапией и реабилитацией, — сказала она. — Делу отлично помогает обучение самостоятельности: например, таким простым вещам, как вот это. Помогает самооценке, к тому же. В смысле, большую часть жизни многие из этих пони проводят с докторами и медсестрами, которые говорят им, куда идти и что делать. Продемонстрировать, что мы им доверяем делать простые вещи самостоятельно, очень сильно помогает.

В ее голосе ясно слышалось облегчение от возможности дать логичный и разумный ответ на логичный и разумный вопрос. Раздражение, которое накопилось в ней за все предыдущие разговоры с Пинки, по-прежнему ужасно мешало. Ей больше не хотелось иметь дела со случайно выкидывающим коленца абсурдом.

Идеально.

— И что же за реабилитацию… — спросила с тщательно отмеренной осторожностью Твайлайт, стараясь изо всех сил, чтобы ей на лицо не пробралась хитрая улыбка, когда она подняла голос специально для ушей Пинки, — …вы можете проводить для пациентов в вашем крыле повышенной безопасности?

Эпплджек широко распахнула в тревоге глаза.

— Твайлайт… — то ли прошипела, то ли несдержанно прошептала она. Слишком поздно.

— Ого! Повышенная безопасность? Это типа как хранилище в банке? — ахнула Пинки, засияв от восторга. — Здесь что, где-то спрятано хранилище?

— Чт-нет! Вовсе нет! — воскликнула Эпплджек, положив копыто на плечо Пинки, чтобы ее успокоить, будто она боялась, что кобыла вот-вот вскочит и побежит играть в расхитительницу сокровищниц. Что на самом деле не так уж и далеко от норм поведения Пинки Пай.

Пинки нахмурилась.

— Но тогда почему говорится, что это крыло с повышенной безопасностью, если место с повышенной безопасностью — это там, где податели хранят золото и драгоценности или другие отчуждаемые ценности?

Эпплджек бросила Твайлайт еще один уничижительный взгляд. Вопрос распалил в Пинки Пай пламенное любопытство, и они обе знали, что пока Пинки не получит ответ на свой вопрос, она не устанет об этом спрашивать или же обязательно учудит потенциально катастрофическую выходку, заигравшись в ловкую воровку.

Твайлайт собой вполне гордилась. В конце концов, манипулировать другими пони при ее небогатых социальных навыках — это непростое дело. В памяти мелькнули воспоминания о заклинании «Хочу, нуждаюсь». Она отпихнула их прочь прежде, чем они успели бы испортить ей настроение. Отчасти ей было очень стыдно за то, что она делала со своими друзьями, но необходимость раздобыть столько информации, сколько ей требуется, служила вполне достаточным оправданием. Ей нужно вернуться в ее мир, к ее друзьям. И этого она сделать не может, пока не заполнит некоторые белые пятна.

— Ну, Пинки, видишь ли… есть такие пони, которые делают плохие вещи, — начала Эпплджек, пытаясь максимально осторожно подобрать слова.

— Типа как грабители! Грабители и воры, которые хотят украсть золото из хранилища! — сказала Пинки Пай, опустив голос до заговорщицкого шепота. — Может, мне стоит поискать грабителей? Ты можешь на меня положиться, я их найду, доктор ЭйДжей! Я о-о-о-о-о-очень наблюдательная!

Доктор потерла лоб копытом и пробурчала себе под нос что-то подозрительно напоминающее «Помоги мне, Селестия».

— Нет, Пинки. Я имела в виду, что иногда бывает, что некоторые пони делают плохие вещи с другими пони. И мы должны держать таких пони в особенных местах.

— То есть как тюрьма, — услужливо подсказала Твайлайт, проигнорировав очередной сердитый взгляд Эпплджек в ответ.

— Погоди… ты хочешь сказать, что где-то здесь есть еще и тюрьма? — ахнула Пинки, вскинув ко рту копыта. — Тут, наверное, целые горы сокровищ, в этом хранилище, если у вас тут столько желающих их украсть воров, что вам пришлось построить для них тюрьму!

— Нет здесь никаких воров и нет никаких долбаных хранилищ! — отчаянный возглас Эпплджек вышел громким и потому привлек к себе несколько любопытных взглядов с соседних столов. Вовремя поймав себя на желании перейти на совсем уж громкий крик, оранжевая кобыла сделала несколько глубоких вдохов, чтобы взять себя в копыта. — Слушай, Пинки, здесь нет никаких хранилищ. Нет никаких сокровищ и нет ничего, что относится к грабителям. Ты меня пока понимаешь?

Пинки кивнула и склонилась к ней, внимательно слушая.

— Хорошо, — сказала Эпплджек, сосредоточив внимание на Пинки и игнорируя Твайлайт, которая с трудом сдерживала победную улыбку. Твайлайт ничего не могла с этим поделать — может, хоть сейчас она начнет получать какие-то ответы, неважно, сколь малые. — Есть такие пони, которые делают плохие вещи, но это на самом деле не их вина. Они могут быть больны, или с ними просто случилось что-нибудь плохое. Эти пони нуждаются в безопасном месте, где им будет оказана необходимая помощь, где они никому больше не навредят и получат все необходимое им лечение.

— Погоди… но это как-то очень похоже на Бродхуф… — медленно произнесла Пинки Пай, постепенно осознавая правду. — Но это же как-то неправильно. В смысле, у нас же здесь нет плохих пони. Правда? — зрачки у нее сжались в крохотные точки. — О нет. Что, если я в тюрьме? Что, если я плохая пони? Нет-нет-нет-нет-нет, я не плохая пони. Я не плохая пони, я не плохая, я не плохая, я не…

Такая смена настроения оказалась столь неожиданной, что Твайлайт, смотря, как Пинки начала в панике задыхаться, попросту лишилась дара речи. В ее непрерывных убеждениях самой себя, что она не плохая пони, начал звучать какой-то жуткий оттенок, который рвал Твайлайт сердце на части. Когда она увидела, как в уголках глаз ее подруги заблестели слезы, ей во внутренности впился ледяной нож и провернулся в них, разбивая всю радость победы в иззубренные осколки вины.

— Пинкамина Диана Пай, — произнесла ее полное имя Эпплджек, максимально твердо, чтобы вернуть на себя все ее внимание, и, положив копыта ей на плечи, заглянула прямиком в глаза. — Ты не плохая пони.

Ее заверение несло в себе твердость настоящего пророка, провозглашающего священный закон, а уверенности в голосе хватило, чтобы пробиться наконец сквозь плотно охватившую Пинки Пай панику.

— Н-н-но… — Пинки глотала слезы, качаясь на краю истерики.

Эпплджек стиснула ей плечи.

— Ты не плохая пони. Ты меня понимаешь, Пинки? Ты не плохая пони. Ты не плохая пони. А теперь повтори со мной.

— Я н-не п-плохая п-п-пони… — выдавила она и икнула. Она пыталась сдержать слезы, а нос у нее блестел от соплей.

— Ты не плохая пони!

— Я не п-плохая пони…

— Ты не плохая пони!

— Я не плохая пони…

Эпплджек вытерла несколько слез со щеки Пинки, и та шмыгнула носом. Доктор тепло улыбнулась расстроенной кобыле.

— И никогда об этом не забывай, сахарок.

Твайлайт самой хотелось расплакаться. Она хотела вывернуть себе желудок наизнанку, молить о прощении или сделать и то и другое, неважно, в каком порядке. Пинки Пай смотрела на Эпплджек снизу вверх с жалобным и тоскливым видом, будто побитая собака, жаждущая ласки хозяина. Отчаяние в голосе Пинки, когда она выражала свои страхи о том, что может быть «плохой пони», давило на душу, как неподъемный камень. Твайлайт решила, будто ее подруга — та же самая бесконечно веселая кобыла, которую она всегда знала. Не было ей прощения за такую ошибку.

Она в очередной раз умудрилась причинить Пинки Пай боль. Она плохой друг и ужасная пони.

Эпплджек продолжала изо всех сил, как могла, утешать Пинки Пай:

— Ты не плохая пони, хорошо, Пинки?

— Н-но я думала, ты сказала, что здесь держат п-плохих пони? — тихо спросила она. — Разве это не значит, ч-что я… — Пинки затихла, не в силах закончить вопрос.

— Дорогая, пони сюда приходят по множеству разных причин. И я тебе обещаю, что ты не плохая пони. Хорошо?

— П-Пинки-клятвой? — она подняла распухшие от слез глаза.

— Я клянусь тебе Пинки-клятвой, сахарок. Сердце вон, хочу взлететь хоть раз, суну кексик себе в глаз.

Твайлайт казалось, будто она сжимается в точку, пропадает в ничто, пока смотрела, как они нежно обнимаются: Пинки Пай терлась носом о шею Эпплджек, как маленький жеребенок о свою мать. Твайлайт уронила ложку в поднос и сжала в копытах голову. Голода больше не осталось. Внутри нее разум боролся с растущей волной эмоций, изо всех сил пытаясь удержать контроль, который был в ее распоряжении уже целый последний час или около того.

Если она потеряет контроль сейчас, это только докажет, насколько в самом деле она сломана и никчемна. Ей нужно поскорее убежать от друзей, пока она сама не начала рыдать, как младенец.

— Мне… мне надо в туалет, — выдавила Твайлайт и вскочила на копыта, ухватившись за первую же отговорку, которая только пришла ей на ум. Эпплджек оглянулась на нее с упреком и разочарованием на лице, продолжая качать в передних ногах Пинки Пай.

— Просто попроси кого-нибудь из санитаров, и он тебя отведет в туалет.

Она указала глазами на дверь, а голос у нее при этом звучал напряженно и формально.

Твайлайт увяла под ее взглядом и тут же побежала прочь от стола, желая поскорее скрыться от осуждающего взгляда подруги.

Она потянулась к дверям и пробормотала свою отговорку одному из стоящих на готовности санитаров, не поднимая от пола глаз, чтобы спрятать грозящиеся вот-вот хлынуть слезы.

— Следуй за мной, — сказал он и, открыв дверь, вышел в коридор.

Твайлайт послушалась, робко следуя за бирюзовым жеребцом. Они шли в молчании. Впервые за этот день Твайлайт порадовалась тактичной неразговорчивости санитаров. Ей тоже не хотелось ничего говорить. Вместо этого она сосредоточила внимание на дыхании, стараясь успокоить себе нервы до того, как вновь сорвется на слезы.

Зачем я это сделала? Почему я продолжаю причинять моим друзьям боль? Обвинения ранили в самое сердце, даже если она сама на себя их обрушивала. Ей так не терпелось выжать как можно больше информации из своих измененных подруг, что она даже не попыталась себя как-то сдержать. Она кинулась на возможность заполучить необходимое, не потратив даже секунды на мысли о последствиях.

— У тебя есть пять минут.

Твайлайт, отослав ненадолго свои мысли прочь, подняла голову и встретилась взглядом с жеребцом. Рядом с ним располагалась белая дверь с прикрученным по центру силуэтом кобылы. Прямо под ним слегка выцветшими черными буками было написано: «Кобылки».

Твайлайт снова глянула на него.

— В смысле?

— В смысле, что у тебя есть пять минут, чтобы облегчиться, — ответил он. Ему явно было настолько скучно, что он даже не казался раздраженным. — Если ты не будешь готова через пять минут, мне придется послать за кобылой-санитаром, чтобы она проверила, что с тобой.

Он не потребовал никакого подтверждения, что она его поняла, а Твайлайт никак себя не проявила. Пройдя мимо него, она вошла в туалет, позволив двери самостоятельно закрыться за ней с легким щелчком. Теперь она одинока.

Это, пожалуй, преуменьшение, подумала она, направляясь к единственной на весь туалет раковине и простому зеркалу над ней. Как и у большинства публичных туалетов, вода в здешней раковине включалась, по санитарным соображениям, ножной педалью на полу. Твайлайт плеснула копытами себе немного воды в лицо. Укус холода пришелся кстати, смыв со щек немногочисленные слезы, что успели сбежать из глаз. Твайлайт уставилась в зеркало, рассматривая отражение своей мокрой мордочки, с которой стекали капли воды.

Ты одинока не просто потому, что заперта здесь, в этом искаженном мире, — мысленно сказала она своему отражению обвиняющим тоном. Ты одинока, потому что упорно отталкиваешь от себя пони из-за своего эгоизма. Эпплджек упоминает что-то вскользь, и ты набрасываешься на нее, как хищный зверь. И вот, вместо того, чтобы поговорить об этом со своими друзьями, ты манипулируешь Пинки Пай, заставляя ее задать вопрос за тебя. И теперь она плачет, как испуганный ребенок! Ты настолько самовлюбленная, что даже не задумалась о том, что такое может произойти.

Отражение встретило ее взгляд, не дрогнув.

Это неправда. Как мы могли знать, что Пинки так отреагирует? У нас не было никакой возможности такое предугадать! Если уж кого в этом винить, так это Эпплджек. Это она сама проговорилась. Она доктор, и должна была подумать перед тем, как говорить. И, опять же, даже ее, похоже, удивила реакция Пинки. Если даже доктор такого не ожидала, как могли мы?

Твайлайт сузила глаза.

Даже не смей вешать всю вину на Эпплджек, трусиха! Ты не знала, что она так отреагирует, исключительно потому, что даже не подумала сначала спросить. Ты воспользовалась Пинки, как инструментом! Почему ты не могла подождать? Почему ты не могла потерпеть и получить больше информации о друзьях и их искаженном прошлом?

Она сплюнула в раковину.

Нет. Ты даже не подумала об осторожности. Ты просто импульсивно набросилась при первой же возможности. Так же, как и до того, когда попыталась сбежать из своей комнаты на следующую же секунду, как из нее вышел доктор, а в итоге только утомилась и заработала тошноту.

Отражение закатило глаза.

Ты что, забыла, что мы должны сбежать из этого мира? У нас тут нет времени на то, чтобы заводить друзей и вести себя мило. Мы обязаны вернуться в наш дом и к нашим друзьям. А это значит, что нам следует больше узнать об этой тюрьме. Ты же не можешь, в самом деле, меня винить за попытку приблизиться к этой цели?

Твайлайт чувствовала, что с каждой секундой все больше и больше злится на саму себя.

Тебе не следовало так торопиться. Ты же ученый! Интеллектуал! Ты же знаешь, что нельзя начинать эксперимент без подробного планирования и максимального учета всех переменных.

Это все, конечно, очень здорово, мисс Теоретик, но иногда надо действовать, когда предоставляется такая возможность. Сидеть на крупе ровно и вести себя с местными версиями наших друзей мило — это нам никак не поможет спастись.

Ты что, тупая? — сорвалась она. Как ты вообще собираешься попасть домой без чужой помощи? Ты окружена пони, которые уверены, что ты сумасшедшая. Если во всем, что сказал доктор Роуз, есть хоть намек на правду, весь этот мир уверен, что наша реальная жизнь — это миф, бредовая фантазия! Мы можем полагаться только на наших здешних друзей и больше ни на кого.

Она начала ходить взад-вперед перед зеркалом под пристальным взглядом своего близнеца и под похожий на метроном равномерный цокот копыт по твердой плитке.

Ты сама все видела. В них обеих — в них есть искорка чего-то знакомого. В них есть нечто внутри, что соединяет их с нашим миром. Они не те же самые… но они настоящие где-то внутри. Ну, или хотя бы только отчасти.

И чем же это нам может помочь? Мы даже не можем пользоваться магией. Или ты забыла, что они натянули на нас намордник, как на бешеную собаку? Другая Твайлайт презрительно фыркнула, задержав взгляд на обернутой вокруг рога ткани.

Она остановилась и подняла копыто к рогу.

Нет, я не забыла, — огрызнулась она. Но мы должны продолжать составлять план. Что бы это ни было, но мы его не можем снять ни прямо сейчас, ни в обозримом будущем.

Твайлайт провела копытом по магическому глушителю, потянув за закрепленные муфты, чтобы подчеркнуть свои слова. Хоть она и не могла втянуть в себя никакой магической энергии, единорожка по-прежнему ощущала повсюду ауру магии. Металлические муфты жужжали, как медные пчелы: они были зачарованы.

Недостаточно заполучить правильный ключ, нужно еще знать и правильное заклинание.

За исключением муфт, в остальном глушитель ничем не примечателен. Толстая, крепкая ткань закрывает металлический конус. Свинец, как предположила Твайлайт, обратив внимание на легкость, с которой он глушит магические способности. Чтобы убедиться, что ничего не изменилось, она попыталась надавить на одну из педалей силой мысли, но, так же как и сегодняшним утром, сколько бы сил она ни призвала, все ускользнуло столь же мгновенно. Она раздраженно вздохнула, кинув копыто обратно на пол.

Отражение указало на глушитель.

Видишь, что они с нами сделали? Они все считают, что мы больны, и наши «друзья» в этом мире или часть той же группы, что держит нас под замком, или сами являются пациентами.

Ты не можешь этого знать наверняка! — она рыкнула и продолжила ходить из стороны в сторону, не пересекаясь со своим близнецом взглядом. Мы же не знаем ничего ни о Рейнбоу Дэш, ни о Рэрити, ни…

О Флаттершай? — предложила Твайлайт в зеркале, насмехаясь над ней приторным тоном. О, в глубине души ты прекрасно знаешь, что говорила она именно о Флаттершай. Кто же еще, как ты думаешь, может быть «Птичницей Бродхуфа»? Не пытайся этого отрицать. Хватит обманывать себя, что эти незнакомцы из этого мира — это те же самые друзья, которых ты знала. Пинки Пай — плачет, плачет, потому что каким-то образом подумала, будто Эпплджек, может быть, типа самую чуточку, обозвала ее плохой пони. Такое вообще похоже, по-твоему, на нашу Пинки Пай? У нее, может быть, были свои моменты слабости, но она не ломалась настолько легко. Или, по крайней мере, не ломалась так легко, пока не была поехавшей идиоткой, застрявшей в психлечебнице.

Она уставилась в зеркало с отвращением.

Она не поехавшая идиотка! Как ты вообще смеешь так говорить о нашей подруге?!

Отражение фыркнуло.

Прошу тебя, ты же сама все прекрасно видела. Это не наша Пинки. Она не наша подруга. Эта Пинки Пай — сломана. Ущербна. Она разрыдалась, как младенец, потому что…

— Хватит! — крикнула Твайлайт и развернулась лицом к зеркалу. Ее близнец отшатнулся, когда Твайлайт угрожающе пошла на нее с гримасой кипящей, сокрушительной ярости на лице. Сомнения и стыд подпитывали всепожирающий огонь в ее глазах. Встав на задние ноги, Твайлайт уперла копыта по бокам зеркала и склонилась ближе. Отражение тупо смотрело в ответ, застыв в шоке. — Не смей. Звать. Ее. Ущербной.

Каждое слово она выплевывала с ядом в голосе, затуманивая горячим дыханием стекло.

— Она не ущербная! Она не сломанная!

В конце концов ее близнец закрыл рот и встретил обжигающий взгляд Твайлайт. Отражение медленно потянулось вперед, и с его лица при этом улетучивался страх, постепенно сменяясь растущей улыбкой. Повторив позу Твайлайт, оно встало на задние ноги и с усмешкой прижало лицо к зеркалу.

О, ты так злишься, потому что я тебе сказала неудобную истину о твоей подруге? Неприятно озвучить то, что ты и так знаешь, но во что не хочешь верить, да? — оно склонило голову набок, насмешливо разглядывая Твайлайт. Или тут что-то другое? Что-то более… личное?

— Заткнись! — зашипела Твайлайт, стиснув челюсти. Улыбка отражения продолжала расти. Уголки его рта бескровно рвались, растягивая улыбку уже до ширины больше самого лица. Черты отражения текли, как воск: жар ненависти плавил его, как свечку в печи.

Я угадала, правда? — сказало оно с той же гротескной улыбкой, демонстрирующей куда больше зубов, чем положено быть во рту у нормального пони. Садистский восторг в глазах разного размера стал только еще отчетливее, когда оно не дождалось ответа. В самом деле, ты не можешь прятаться от самой себя. Мы чувствуем этот вкус у тебя в глубине души. Ты боишься.

— Я тебя не боюсь.

О, нет, конечно же, нет, — сказало оно с улыбкой скелета, растянувшейся от уха до уха, порвавшей лицо пополам. Ты победила Найтмэр Мун, духа дисгармонии и Короля Сомбру. Ты встречала лицом к лицу драконов, и монстров, и нашествия перевертышей. Ты прославленная героиня! Но у каждого пони есть страхи и слабости. Даже у Элемента Магии нет иммунитета против сомнений и неуверенности в себе. Я знаю, чего ты боишься. Ты боишься, что когда ты смотришь на хнычущую, как жеребенок, Пинки Пай, ты видишь реальность.

Отражение схватило Твайлайт за загривок и дернуло вперед, стукнув носом по стеклу с громким шлепком, за которым последовал звон разбитого стекла. Ее мучитель распался в паутине трещин на сотни мелких отражений, каждое из которых смотрело на нее той же мертвой высокомерной улыбкой. У Твайлайт помутилось в глазах от внезапной вспышки боли, но она по-прежнему ясно видела орды смеющихся над ней искаженных отражений. Она по-прежнему слышала голос в голове, чьи слова доходили до нее сквозь завесу боли и ярости.

Глубоко в душе… ты боишься, что они правы.

Разбитое отражение засмеялось громче, едва его слова отобрали у Твайлайт все. Ее гнев рассеялся в сию же секунду, захватив с собой и все силы, и самоконтроль. Туман, который, как она думала, давно развеялся, вернулся вновь и накрыл ее волной головокружения. Ноги превратились в желе, и туалет закружился вокруг. Задние ноги не выдержали и подогнулись, и, жалобно мяукнув в страхе, Твайлайт перевернулась на спину. Попытавшись остановить падение, она взметнула в воздух передние копыта, но было уже слишком поздно.

Поверх смеха отражения до нее доносились грохот копыт по двери и обеспокоенные крики, но треск головы о твердую плитку пола мгновенно отрезал все звуки.

Глава 6

— Давай, просыпайся! Чтоб тебя, вставай! — откуда-то с огромного расстояния доносился голос; слова вибрировали в голове, как могучий ритм гигантского барабана. На далеком горизонте ожило пятнышко света размером с острие булавки. Свет начал расти, несясь ей навстречу, как поезд в темном туннеле. Твайлайт не могла отвести от него взгляда: голову как будто держала какая-то невероятно могучая сила. Шипение заполнило уши; ей хотелось кричать. Свет обрушивался на нее, становясь с каждым мгновеньем все ярче и ярче по экспоненте.

Твайлайт с шумом вдохнула и вскинулась за мгновенье до столкновения со светом, отчего нависший над ней санитар резко дернулся назад, чтобы избежать случайного столкновения лбами.

— А-а! — вскрикнул он.

Твайлайт в страхе оглядывала комнату. Белая плитка, жесткий свет, запах дезинфекции — все это с яростью набросилось на ее чувства, говоря ей, что она по-прежнему находится в туалете.

В голове пульсировала боль: череп будто угодил в тиски, которые кто-то продолжал закручивать все сильнее и сильнее. Голова болела, как от удара молота. Двух ударов молота, поправила она собственные мысли, чувствуя острую, жгучую боль, отметившую те точки, в которых ее голова сражалась с твердыми поверхностями и проиграла бой.

Твайлайт попыталась сесть прямо, но ей в грудь уперлось тяжелое копыто, строго остановив подъем.

— Чтоб тебя, лежи смирно! — рявкнул санитар. Голос снова привлек внимание к его лицу и к раздраженной гримасе на нем. — Бли-ин, это плохо, это плохо, это очень плохо…

Она мгновенно уловила дрожь страха в его голосе. Никто не хочет про себя услышать от сотрудника больницы такие слова, сказанные таким тоном. Особенно когда лежишь на спине с головой, звенящей, как колокол, по которому кто-то ударил от всей души.

— Что случилось? — наконец спросил он, склонившись над ней, чтобы осмотреть лоб.

— Я… — начала Твайлайт и заморгала в попытке вспомнить самой.

Я прикинулась, что мне нужно в туалет, чтобы попробовать там наедине с собой взять под контроль свои эмоции. Оказавшись внутри, я вступила в полный вины спор с собственным отражением. А потом оно начало меняться прямо у меня на глазах и стукнуло меня лбом по зеркалу, от чего я упала на пол и ударилась головой об плитку. От чего меня вырубило. Снова. И я совершенно точно не сумасшедшая.

— Я, э… поскользнулась.

Санитар опустил веки.

— Ты поскользнулась.

Твайлайт кивнула и тут же об этом пожалела, потому что тиски, сжавшие ей голову, тут же сдавили ее еще на пару градусов сильнее. Такая головная боль определенно достойна записи в исторических книгах.

— Д-да, — сказала она, мучительно пытаясь не показать на лице свою боль.

— А что это были за крики перед тем, как ты «поскользнулась»?

— Мне… показалось… я… я увидела у себя на копыте паука. И, похоже, я испугалась слегка, — солгала она, демонстрируя ему самую лучшую свою попытку изобразить нервную улыбку. Что, на удивление, оказалось непростым делом с учетом того, насколько она на самом деле нервничала. Он ни в коем случае не должен узнать, что на самом деле произошло. Никто не должен узнать.

— Конечно, — на его лице сражались за власть раздражение и недоверие. — Можешь встать?

Твайлайт кивнула еще раз, постаравшись двигать на этот раз головой медленно и осторожно. К счастью, боль нисколько не ухудшилась. Секрет тут явно был в том, чтобы не двигать головой слишком быстро. Все просто.

— Кажется, да. Но мне понадобится помощь.

Просунув под нее копыта, санитар медленно поднял ее вперед.

— Что-то такое просто обязано было сегодня случиться, — бормотал он себе под нос с ужасно раздраженной гримасой, пока помогал Твайлайт встать на копыта. — Ратчет надерет мне за это круп.

Хоть колени у Твайлайт и подгибались, она не боялась внезапно упасть. Тело у нее, похоже, начало приспосабливаться к частым пробуждениям от обмороков. Сколько раз уже теперь получается? Два? Три? Она поймала краем глаза отблеск зеркала. Воспоминание об упыриной улыбке ушло так же быстро, как и появилось, заставив Твайлайт, впрочем, содрогнуться. По крайней мере на этот раз это не моя вина.

— С тобой все нормально? Ты бледная на вид. Собираешься опять «поскользнуться», да?

— Нет… думаю, все хорошо, — сказала она.

— Стой здесь. Мне надо смыть у тебя кровь с лица, — указал он, внимательно смотря на нее в ожидании, пока она не глянет в ответ и не подтвердит, что его поняла. Она не слишком-то торопилась двигаться. Стоять спокойно на месте — как раз то, что ей нужно. Санитар отвернулся к раковине, и пока она наблюдала за его движениями, до нее начало медленно доходить, насколько же ей повезло. Боль в голове пыталась убедить ее в обратном, но она упорствовала. Ей удалось избежать в падении удара головой об раковину. Кафель, конечно, тоже не подушка, но, по крайней мере, она успела подобраться перед ударом. Если бы она стукнулась об раковину, ей бы «повезло» потерять пару-тройку зубов.

Небольшой порез и головная боль по сравнению с этим — сущий подарок.

Достав ртом из кармана тряпочку, которую, похоже, в обязательном порядке носил с собой каждый сотрудник, санитар надавил на одну из педалей на полу и намочил платок холодной водой. Покончив с этим, он отключил воду и глянул наверх. Платок выпал из разинутого рта.

— Что случилось с зеркалом?

Она на мгновенье даже поразилась, не веря, что ему потребовалось столько времени на обнаружение разрушений. Они, в конце концов, были не такими уж маленькими. Из точки столкновения со лбом Твайлайт по зеркалу расходилась паутина трещин, которые разрезали отражение на фрагментированную картину, изображающую дюжины миниатюрных жеребцов, каждый из которых выглядел, как один, одинаково пораженно.

Он обернулся на нее с сердитым видом, от которого она тут же прижала уши к голове.

— Я поскользнулась! — оправдываясь, воскликнула она.

— Ты поскользнулась об зеркало? Ты что, когда падала, прыгнула на стену, что ли? — он застонал, растирая копытом лицо. — Ох, блин, она же меня убьет! Серьезно, почему именно сегодня? Зачем ты мне это устроила именно сегодня?

Гневно посмотрев на Твайлайт, будто она специально все подстроила, чтобы его подставить, он сунул голову в раковину и достал упавшую тряпочку. Склонившись над единорожкой, он принялся грубо оттирать мелкие потеки крови со лба, продолжая при этом неразборчиво ворчать заглушенным платком голосом.

— Что вы имеете в виду? — наконец спросила она, когда он закончил. — Это… не ваша вина абсолютно.

— Ага, конечно, — сказал он с сарказмом, бросив тряпочку в раковину и принявшись старательно ее оттирать. — Ратчет и без того впилась мне в круп из-за… — он замолчал на мгновенье. Не поднимая взгляда, он вернулся к своему делу. — То есть, короче, я об этом тебе говорить не должен. К тому же ты права: я здесь ни при чем. Ты сказала, что поскользнулась, и меня это устраивает. Я тебя отведу обратно к докторам, и им ты сама будешь объяснять, как умудрилась разбить зеркало. Я на этот раз ни одной долбаной ошибки не допустил.

Закончив отмывать платок, санитар вывел Твайлайт из туалета. Она бросила последний взгляд на разбитое стекло, поймав ответный взгляд сотен миниатюрных Твайлайт с такой же маской нейтрального выражения на лицах, как и у нее самой. Санитар выключил свет и вышел за дверь, и отражения единорожки пропали во тьме.

---

— Просто обязано было такое сегодня случиться, — ворчал санитар, ведя ее за собой по коридору, сменив недавнюю апатию по отношению к ней на тлеющую ненависть. Как и до того, он не собирался вести с ней диалог, хотя молчание его сменилось на многочисленные и регулярные причитания о масштабах проблемы, в которую он вляпался, о несправедливости Вселенной и о том, как же крепко он огребет, когда обо всем этом узнает сестра Ратчет.

Сестра Ратчет постоянно всплывала в темах его жалоб на нелегкую судьбу. Несмотря на то, что он говорил по большей части с самим собой, Твайлайт ничего не мешало слушать его претензии к главной медсестре.

— Эта бессердечная ведьма наказывает работящих пони из-за какой-то случайности. Она непременно мне устроит еще одно наказание, я вот уверен просто. Почему именно сегодня? Она меня отправит в наряд по наказаниям на долгие месяцы, если я вообще останусь тут работать. Она вообще не знает слова «сострадание», — он выпятил грудь, протянув копыто к двери. — Клянусь, если она попытается со мной провернуть это дерьмо во второй раз, я в кои-то веки ее пошлю. Должен же кто-то поставить на место эту тупую с…

Дверь кафетерия ушла у него из-под копыта, открыв глазам сестру Ратчет. Санитар сдавленно вякнул, дернулся назад и, закашлявшись, судорожно заглотил неоконченное оскорбление. Твайлайт показалось, будто она смотрит эпизод из спектакля: время выпало настолько идеально, что ситуация казалась попросту до смешного нереальной. В появлении медсестры было что-то сверхъестественное, будто жеребец навлек на себя гнев богов иронии и комедийных совпадений.

Жеребец, путаясь в ногах, попятился назад, чтобы дать дорогу сестре Ратчет, которая вышла широким шагом в коридор. Ее ассистент, Силас, проследовал за ней на уважительном расстоянии в один шаг.

— С-сестра Ратчет! — выдавил наконец санитар, стараясь спрятать напряжение под ужасающе неестественной улыбкой. От нее он только выглядел как кот, с головой покрытый перьями. — К-как ваш в-вечер?

Она надолго уставилась на него таким взглядом, каким она, быть может, рассматривала бы пятнышко грязи на своей шкуре.

— Блейз, — ровным голосом произнесла она, даже не подумав ответить на его приветствие. Уведя глаза с болезненно жмущегося жеребца, она наткнулась взглядом на Твайлайт и тут же расцвела в знакомой улыбке, одинаковой, похоже, для всех докторов и медсестер. — Твайлайт! О, как же тебя приятно снова видеть на ногах! Я о тебе очень волновалась после того маленького припадка в кабинете доктора Роуза. Уже чувствуешь себя лучше, сахарная?

— Да, мэм, я чувствую себя гораздо лучше, — ответила Твайлайт со слабой улыбкой. Напоминание о сегодняшнем утре разом убило все веселье от положения Блейза.

— Она просто… — начал Блейз, но тут же застыл, едва Ратчет резко развернула к нему голову, мгновенно стерев со своего лица все фальшивое дружелюбие. Оно напоминало лицо гранитной статуи: суровые морщины на лбу будто были высечены долотом. Санитар задрожал, несмотря на то, что был на голову выше бело-розового единорога.

— Она просто что? — спросила медсестра профессиональным тоном, совершенно не сочетающимся с ледяным презрением в глазах.

Он какое-то время молча открывал и закрывал рот.

— Просто… просто… у нее в туалете было небольшое происшествие…

Ратчет прищурилась.

— Какое же такое «происшествие»?

— Она сказала, что увидела паука и, э, поскользнулась. Так что она, э, ударилась головой, — он указал на маленький порез на лбу у Твайлайт, — о зеркало и р-разбила его, отчего потеряла сознание.

— И эта «небольшое происшествие» произошло под твоим присмотром?

Блейз сглотнул:

— Д-да, мэм.

— Ясно, — это слово было произнесено с таким холодом, что могло значить абсолютно что угодно. — Иди сообщи уборщикам, что у них есть работа.

Санитар торопливо выпалил подтверждение и попятился от нее. Отойдя на несколько шагов, он с облегчением развернулся и поспешил по коридору, с трудом удерживая себя в копытах, чтобы не сорваться на панический бег. Ратчет презрительно фыркнула, следя взглядом за его трусливым побегом прочь от опасности.

Она повернулась обратно к Твайлайт, тут же смягчив выражение лица. Под этой дружелюбной маской, впрочем, Твайлайт по-прежнему ощущала следы того стального характера, который так перепугал жеребца в два раза больше ее по размеру. Это та же самая твердая решимость, которую она увидела этим утром у нее на лице, когда прикоснулась к глушителю на роге.

— Он сказал правду, дорогая?

— Д-да, — слегка заикнувшись, ответила Твайлайт. Заглянув в золотые глаза медсестры, она, несмотря на ее мягкий голос и заботливое выражение лица, не смогла удержать свой голос под контролем.

— Что ж, в таком случае стой смирно, пока я тебя осматриваю, хорошо, сахарная? Я просто хочу проверить, нет ли там чего-нибудь серьезного, — сказала она и приподняла локоны гривы Твайлайт, скрывающие порез на лбу. — Ну, выглядит не так уж и страшно, милая. Только постой смирно еще немножко, и я с ним разберусь.

Твайлайт послушно стояла, скосив глаза в попытке разглядеть, как медсестра прикладывает к ранке дезинфектор, который обжег ее на мгновенье, стерилизуя порез. Рядом, в розовой ауре, висела маленькая бутылочка. Твайлайт с завистью глянула на рог Ратчет, когда та вернула склянку обратно в карман.

— Ага, вот, пожалуй, достаточно, — радостно сказала она, подняв из другого кармана цветной пластырь. Твайлайт не обратила на него внимания, вперившись в карманы медсестры и размышляя, сколько же еще всяких вещей единорог там хранит. Единорожка ощутила на мгновенье давление на лбу.

— Вот, так-то лучше! — сказала медсестра, улыбнувшись Твайлайт, и обернулась затем к Силасу. — Выглядит мило, как думаешь?

Мило? Твайлайт тоже подняла взгляд на Силаса. Темношкурый жеребец смотрел на нее с прежним нечитаемым выражением, но она могла поклясться, что в то мгновенье, когда он поглядел ей на лоб, она уловила в его глазах искорку смеха.

— Да, м, — ответил он. — Мило.

Мне нужно зеркало.

Твайлайт поморщилась, осознав свою мысль. Зубастая мертвая улыбка дразнила ее, выглядывая из далеких уголков памяти, неся с собой целый рой зловещих вопросов. Что я увидела в зеркале? Оно было реально? Иллюзия? Что меня заставило спорить с самой собой?

Но все эти вопросы меркли по сравнению с одним, которого Твайлайт боялась больше всего. Неужели я правда начала сходить с ума? Даже просто озвучить в мыслях этот вопрос — этого хватило, чтобы бросить ее в холодный пот. Она отчетливо помнила, как гротескное отражение мучило ее собственными же страхами, смеялось над ней, говоря со своей гигантской улыбкой вещи, которые она так старательно пыталась все это время отрицать.

Нет. Я не сумасшедшая. Это утверждение простого факта; единственная абсолютная уверенность в мире, которому веры нет.

Но, нечто прошептало в ответ, что если ты не права?

Твайлайт закопала все сомнения еще глубже, стараясь изо всех сил подавить ужасные воспоминания и болезненные вопросы и оставить их в таком виде надолго. Она не могла встретиться с ними лицом к лицу прямо тогда. Конечно, она лишь откладывала неизбежное, но никаких альтернатив у нее не было. Это решение, конечно, нисколько не логичное и не рациональное, но единственное, которое ей оставалось. Ей нужно время, чтобы успокоиться. Ей было больно, голова пульсировала, и по-прежнему мучил голод. Это все, конечно, жалкие отговорки, но их хватало.

Что Ратчет наклеила мне на порез? Пластырь выглядит глупо? — размышляла Твайлайт, сместив внимание в болезненно очевидной попытке отвлечься от мрачных мыслей, что продирались сквозь ее разум. Она проигнорировала их. Усилие, которое ей требовалось на поддержание своего отрицания, ухудшило пульсацию в голове, но тому она была только рада. Глухая боль и стесненные мысли всяко лучше имевшихся альтернатив.

К счастью, сестра Ратчет продолжила говорить, создав еще одно желанное отвлечение от воспоминаний, о которых лучше забыть.

— Я тебе скажу, Твайлайт, к травмам головы нельзя относиться легкомысленно. Я хочу, чтобы ты зашла внутрь и закончила ужин. У тебя, скорее всего, голова будет болеть еще какое-то время, но это ожидаемая реакция. Но если тебе станет хуже, или если ты почувствуешь тошноту, головокружение или какое-то странное ощущение, пожалуйста, сразу же сообщи об этом кому-нибудь из нас, хорошо?

— Ладно.

— А теперь, ты, может быть, помнишь, что случилось перед тем, как ты поскользнулась? Блейз сказал что-то про паука, но мне бы хотелось услышать об этом от тебя самой.

Твайлайт кивнула.

— Э, да. Мне показалось, что я увидела на ноге паука, и я… я испугалась и, наверное, наступила в лужу, — она повторила свою ложь под внимательным взглядом медсестры. На лбу у нее при этом выступили маленькие капельки пота: сохранять спокойствие было непросто. Ей казалось, будто медсестра видит ее обман насквозь. Но деваться некуда — пусть лучше она подозревает, что Твайлайт что-то скрывает, чем знает правду.

Правду? Как я могу сказать ей правду? Отчасти Твайлайт хотелось вернуться к увиденному, но она отчаянно отпихивала это желание прочь. Каждая минута, свободная от мыслей о произошедшем, была счастливой минутой. Твайлайт опустила голову, пытаясь скрыть свои волнения за мольбой о прощении:

— Извините, пожалуйста, за зеркало.

Сестра Ратчет улыбнулась.

— О, да не волнуйся об этом, Твайлайт. Ты хорошая девочка, а это был просто несчастный случай. Вот, пожалуй, я так поступлю: сегодня вечером, перед сном, я пошлю кого-нибудь тебе в комнату, чтоб проверить твое самочувствие и удостовериться, что с тобой все хорошо. Я, конечно, думаю, что с тобой все будет в порядке, но лучше все равно подстраховаться.

Твайлайт снова кивнула, по-прежнему пытаясь понять, поверила ли медсестра ее истории или нет. Ничего в выражении лица Ратчет не выдавало ни того, ни другого. А Силас? Проще, пожалуй, угадать мысли горы.

— Вот, ты ужинала с доктором Эпплджек, правильно? — спросила Ратчет, ведя Твайлайт назад в кафетерий. Улыбка при этом у нее чуть увяла, буквально на толщину волоска.

— Да, мэм, так и есть.

— Ну, мне кажется, я видела, где она сидела. Просто следуй за мной, дорогая, и я тебя отведу на место.

Ратчет открыла дверь, и Твайлайт поблагодарила ее, но тут же остановилась на пороге. Она отсутствовала самое большее всего несколько минут, а кафетерий уже был забит под завязку. Внутри собралось по меньшей мере две сотни пони. Медсестры и санитары ходили по залу в полном составе, погоняя пациентов, как стадо, от линии выдачи вдоль кухни к столам и стараясь изо всех сил удержать всех за ужином на своих местах.

Несмотря на весь размер этой толпы, в ней странным образом прослеживалась организация, намек на план в передвижениях каждого пони. Группы строго, как часы, входили внутрь по одной, следуя расписанию, благодаря которому можно накормить больше всего пони за кратчайший срок. Аналитический разум Твайлайт с легкостью распознал отлично заученный распорядок в том, как медсестры и санитары вели своих подопечных. Они напоминали муравьев в муравейнике: снаружи все выглядит, как беспорядочная суета, но на деле это оказывается организованным хаосом.

Но организованный хаос — это все равно хаос, что для Твайлайт очень наглядно продемонстрировала встретившая ее стена шума. Единорожка окинула взглядом набившихся в комнату пони. Понимание принципов, по которым организовано питание в столовой, никак не облегчит мне путь до моего места.

Силас осторожно подтолкнул ее в спину, и Твайлайт поспешила за сестрой Ратчет. Несмотря на зыбкую трясину непрерывно сменяющих друг друга тел, Твайлайт обнаружила, что может с легкостью продвигаться по столовой безо всякого риска с кем-нибудь столкнуться. Ратчет шла сквозь толпу, как ледокол, и Твайлайт благодарно следовала сразу за ней.

Ее сопровождающая наконец остановилась у знакомого стола. Пинки Пай по-прежнему тесно прижималась к Эпплджек, но уже ела самостоятельно и не грозилась вот-вот разрыдаться. Уже что-то.

— Здравствуйте, доктор Эпплджек, — сказала сестра Ратчет болезненно скованным голосом.

— Сестра Ратчет, — кивнула в знак приветствия Эпплджек, почти идеально копируя тон медсестры. В ее глазах, тем не менее, сверкнуло раздражение. Эпплджек старалась изо всех сил его спрятать, но Твайлайт знала свою подругу слишком хорошо, чтобы упустить из виду досаду от присутствия медсестры.

К тому же лжец она совершенно беспомощный.

Твайлайт переводила взгляд меж двух сотрудниц, в любопытстве желая узнать, что же породило такую вражду меж ними. К сожалению, время для этого было неподходящее. И, Твайлайт должна была признать, она не была готова так скоро извлекать из них настолько личную информацию. Она опустила взгляд на Пинки Пай, ощутив тут же, как от сокрушительной вины екнуло сердце. Нет, она лучше подождет, прежде чем осмелится еще раз сунуть нос в жизни своих подруг. А пока она добавила эту тему в список мелких вопросов на будущее.

Ратчет сместила взгляд на пятую пони у стола и улыбнулась Пинки Пай той же улыбкой, которую демонстрировала всего лишь несколько секунд назад для Твайлайт.

— И ты тоже здравствуй, Пинкамина. Не было, я надеюсь, никаких неприятностей в последнее время?

Хоть Пинки и смогла слабо улыбнуться в ответ, Твайлайт ясно видела страх в ее взгляде на главную медсестру.

— Конечно, сестра Ратчет, — Пинки Пай через силу выдавила улыбку чуть пошире.

— Чудно, — счастливо сказала Ратчет. Выражение ее лица вновь обратилось в камень, едва она обернулась к доктору. — Доктор Эпплджек, в туалете с Твайлайт произошел небольшой инцидент, — она указала в сторону единорожки. — Она поскользнулась и ударилась головой. Я уже ее перевязала, и попозже я назначу кого-нибудь ее осмотреть.

Эпплджек кивнула и собралась уже ответить, но сестра Ратчет ее прервала.

— Она разбила при падении зеркало, — добавила она с практически незаметным ударением на слове «зеркало».

Доктор скользнула на мгновенье взглядом к Твайлайт.

— Неужели, — сказала она ровным голосом. Это был не вопрос. — Что ж, спасибо, что меня уведомили. Я постараюсь за ней приглядеть, на случай, если она ударилась головой сильнее, чем вам показалось. К травмам головы легкомысленно относиться нельзя.

— И я считаю точно так же, — медсестра улыбнулась Твайлайт очередной фальшивой улыбкой. — А теперь будь с Эпплджек хорошей девочкой. Если тебе нужно что-то еще — не бойся нам сообщить. Мы хотим, чтобы ты была здоровой и все у тебя было хорошо, ладно, милая? — сказала она и развернулась, не дожидаясь ответа.

Твайлайт проследила взглядом ее с Силасом уход. Пони расступались перед ней, даже несмотря на всю тесноту, пропуская пару без помех и задержек. Никто из пациентов не глядел им в лицо. Пару мгновений спустя они скрылись из виду.

Твайлайт обернулась обратно к столу и тут же поймала на себе внимательный взгляд Эпплджек.

— Э, привет, Эпплджек, привет, Пинки Пай, — робко произнесла она, отводя глаза в сторону. Пинки продолжала глядеть в миску с супом и не сказала ни слова.

— Значит, ты поскользнулась и стукнулась головой, — констатировала Эпплджек, двигая челюстью, будто в самом деле пережевывала идею. Она глянула на пластырь под рогом Твайлайт. Единорожка готова была поклясться, что увидела, как на мгновенье в ее глазах мелькнул смешок.

— Ага.

Еще одна долгая пауза.

— Что ж, ладно, давай, садись, Твайлайт. Тебе стоит отдохнуть немного, чтоб точно ничего серьезного не случилось.

Твайлайт поступила, как ей приказали, и скользнула на свое место на скамье. Миска свекольного супа, уже холодного, стояла там же, где она ее и оставила.

— Да, сестра Ратчет сказала мне, что я должна тебе сообщить, если голова заболит сильнее или случится что-нибудь необычное.

— И как?

— Головная боль хуже не стала, — сказала она, бездумно перемешивая ложкой абсолютно непривлекательные остатки своего ужина. — Что же до странного… Ну, весь день вышел странным и необычным, так что я, пожалуй, просто не буду на это вообще обращать внимания.

Эпплджек продолжала смотреть на Твайлайт. Вместо укора и гнева, которые единорожка ожидала, строгое выражение на лице подруги шло в паре с легким беспокойством. Эпплджек не говорила ничего, продолжая вариться в собственных мыслях, возводя между собой и подругой высокую стену молчания.

В конце концов она встала из-за стола.

— Твайлайт, посиди пока. Я схожу для тебя за свежим супом, — сказала она, сжав губы в тонкой улыбке.

— Ты… спасибо, — ответила она. Улыбка Эпплджек стала шире на долю дюйма, и доктор, подобрав поднос Твайлайт, пошла в сторону кухни. Единорожка проводила ее взглядом, сосредоточив все свое внимание на оранжевой кобыле, чтобы лучше подготовиться к ее возвращению. Она не знала, готова ли будет вообще когда-нибудь теперь посмотреть подруге в лицо.

— Голова болит? — тихо спросила Пинки Пай, задав вопрос, даже не поднимая головы от миски. Как и у Эпплджек, на лице Пинки не было ни следа презрения или порицания. Только печаль. Твайлайт почувствовала, как при виде столь жалкого вида подруги впившаяся в сердце вина провернулась в ране еще немного.

— Да, чуть-чуть, — ответила Твайлайт.

— Сочувствую.

Твайлайт сделала глубокий вдох и выдохнула через нос.

— Не стоит, Пинки. Это я сама виновата, — сказала она и потянулась вперед, чтоб взять копыто Пинки Пай. Та не отдернула ногу от ее прикосновения, но копыто ее лежало безжизненно в ногах Твайлайт. — Я коснулась такой темы, о которой должна была молчать. Я повела себя очень эгоистично и нетерпеливо, и я… я совершила ошибку. Прости, Пинки. Мне правда жаль.

— Да все нормально, Твайлайт, — сказала Пинки. Она продолжала смотреть вниз, на стол, но на ее лице заиграла еле заметная улыбка. Она мягко сдавила копыто единорожки. — Я… я иногда поддаюсь всяким вещам, которые меня не должны беспокоить. У меня в голове… бывают мысли, о которых я не хочу думать. Например, о прошлом. И… иногда я слышу что-нибудь, и я не знаю, я просто думаю и думаю о произошедшем и ничего не могу поделать. Ты ничего плохого не сделала, Твайлайт. Я пытаюсь, как могу, держать все под контролем, но… мне по-прежнему еще работать и работать над собой.

 — Ох, Пинки, — прошептала Твайлайт. Искренности в словах Пинки Пай хватило, чтобы растопить остатки вины и стыда, но на их месте выросли жалость и печаль. Пони, чью душу наполняет столько смеха и счастья, просто не должна вот так страдать. — Я так растеряна в последнее время... Здесь слишком много всего для меня абсолютно необъяснимо. Вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, и мне трудно удержать в голове вещи, которые, как я точно знаю, реальны. Но я всегда рядом с тобой, Пинки. Я говорила тебе, что никогда не буду больше для своих друзей грубой гадиной. Это была Пинки-Клятва и… и я ее нарушила. Так что я буду в два раза усерднее стараться, чтобы тебе отплатить, хорошо?

Пинки шмыгнула носом, приподняв слегка голову.

— Ну… наверное, — сказала она с потихоньку оживающей легкой улыбкой. — Хотя, конечно, разрыв Пинки-Клятвы — это ужасно, ужасно плохо. В смысле, я даже не знаю, могу ли я тебя так легко простить. Это ведь, типа, супер-важно. Тебе придется постараться сделать что-нибудь о-о-о-о-очень особенное, чтобы мне отплатить.

— Я попытаюсь достать для тебя кексики.

— Договорились! — выкрикнула Пинки и, перекинувшись через стол, заключила Твайлайт в стальные объятья еще до того, как та успела от нее спастись. Твайлайт ответила тем же, и эти резкие движения тут же привлекли к себе внимание нескольких пациентов и персонала. Она покраснела, стараясь изо всех сил не обращать внимания на любопытные, веселые взгляды. По-видимому, они тоже все привычны к эмоциональности Пинки.

— Э, Пинки, мне кажется, хватит уже обниматься, — сказала она, осторожно пытаясь высвободиться из твердой хватки земной пони.

— Много обнимашек не бывает!

— Ну же, Пинки, на нас уже смотрят.

Она зарылась носом в грудь Твайлайт еще чуть глубже.

— Мне все равно.

— Пинки, пожалуйста… я тоже тебя люблю, но это уже неприлично.

— Ох, ладно, — сдалась она и, разжав свою хватку на шее Твайлайт, вернулась на свое место напротив единорожки. В ее ярких голубых глазах сияло счастье и облегчение. — Если тебе так лучше, — на лице у нее вдруг появилось насмешливо-серьезное выражение. — Но ты по-прежнему мне должна. В следующий раз, когда у нас будет игровое время, я буду с тобой обниматься, сколько захочу. И кексики! Поняла?

Твайлайт усмехнулась.

— Хорошо, Пинки. Договорились, — сказала она, приглаживая копытом гриву и стараясь изо всех сил не обращать внимания на все еще устремленные на них взгляды. Копыто при этом прошло прямо под рогом, как раз по пластырю. — Главное, давай в будущем будем избегать таких сцен. Это действительно очень неловко.

Пинки Пай наконец подняла взгляд, тут же выпучила глаза так, что те чуть не вылезли из орбит, и самозабвенно, звонко расхохоталась.

— Чего? — спросила в замешательстве Твайлайт. Она оглянулась назад, но там ничего смешного ей на глаза не попалось. — Пинки, что такого смешного?

Пинки закусила губу, обернув грудь передними ногами в попытке сдержать смех.

— Могу п-поспорить, они смотрели вовсе не на объятья! — фыркнула от смеха она. Подняв глаза ко лбу Твайлайт, она разразилась еще одним приступом оглушительного хохота, всерьез рискуя свалиться со скамейки.

— Чего? Серьезно, что смешного-то? — требовательно спросила Твайлайт, чувствуя, как по щекам разливается тепло: окружающие пони вновь начали на них пялиться. Ее оставили без объяснения шутки, и оттого в голос начало закрадываться раздражение. — У меня что-то на лице?

— Да! И он тако-о-о-о-о-ой очарова-а-а-а-ательный! — выкрикнула Пинки Пай, стуча копытом по столу. Казалось, она вот-вот расплачется от смеха.

— Погоди… Ты имеешь в виду пластырь? — спросила Твайлайт, скосив глаза в инстинктивной попытке посмотреть наверх. — Что в нем такого смешного?

— Ничего! — хихикнула Пинки, сунув в рот копыто, чтобы сдержать смех, и указала другим на лоб Твайлайт. — Совсем ничего!

Строгий вид Твайлайт испортили раскрасневшиеся щеки и копыто, стыдливо прикрывшее пластырь.

— Пинки…

— О, конечно, не та-а-ак уж смешно, — признала она наконец, вытирая слезу. Она закашлялась, чтобы скрыть еще один смешок.

— И все же, что такого-то?

— О, я не хочу портить тебе сюрприз! — в ее глазах сверкнула шаловливая искорка.

Твайлайт вздохнула.

— Это часть моего наказания за нарушение Пинки-клятвы, да?

— Мо-оже-ет бы-ыть…

— Так и знала, — буркнула она и, отвлекшись от нее на остальных посетителей кафетерия, потерла болезненную ссадину на лбу. Мне нужно зеркало. В памяти тут же сверкнул образ ее отражения, что смотрело на нее мертвой улыбкой, грозясь утопить в океане сомнений и вопросов, которых она так отчаянно желала не замечать.

Твайлайт цепко ухватилась за мысль до того, как та успела ускользнуть, и, засунув ее в воображаемую бутылку, крепко забила пробку. Она не будет об этом больше думать. Она не готова еще встретиться лицом к лицу с тем, что там произошло.

Ты боишься…

Голос шептал столь тихо, что его почти не было слышно за громкой какофонией забитого до отказа кафетерия. Она, очевидно, подслушала обрывок чужого разговора. Это лишь плод ее воображения. Твайлайт содрогнулась.

Стараясь прогнать мысли о произошедшем в туалете, Твайлайт целеустремленно уставилась в толпу, сфокусировав внимание на многих дюжинах разношерстных пони, собравшихся в зале. Среди них по-прежнему оставались и Кэррот Топ, и Берри Панч, и мумия. Даже Эпплджек попадалась время от времени ей на глаза в общей массе стоящих в очереди пони. Она болтала с кем-то в белом докторском халате.

Большинство пони, впрочем, было ей совершенно незнакомо. Твайлайт повернулась в другую сторону, в равной степени и надеясь, и боясь увидеть больше знакомых лиц. Выхватывать отдельно взятых пони было непросто. Присутствие такого огромного количества постоянно перемещающегося во все стороны народа определенно делало идентификацию каждого настоящим испытанием. Как только пациенты получали свою еду, медсестры и санитары старались изо всех сил удержать их на своих местах за столами, но ужин еще только начался. Длинные очереди пациентов направляли, как стада, к столам, а потому пони мгновенно появлялись в ее поле зрения и столь же быстро исчезали, оставляя в памяти лишь застывшие картинки с гривой или лицом, заснятые буквально за один удар сердца.

Рейнбоу Дэш.

Твайлайт моргнула, и вот, знакомый образ исчез. Соседи по столовой вздрогнули от неожиданности, когда она вдруг вскочила на копыта и, взобравшись ногами на скамью, принялась лихорадочно оглядывать дальний конец кафетерия. Твайлайт лишь отчасти уловила, что Пинки спросила ее о чем-то. Ей это не показалось. Она видела свою подругу. Ведь правда?

Вот! Все сомнения мгновенно развеялись, едва в вихрящемся потоке тел мелькнула радужная грива. Это она, совершенно точно. Никто другой и быть не может. Это еще одна ее подруга! Твайлайт не сдержалась и радостно закричала, запрыгав копытами по сиденью, прямо как Пинки, от чего скамейка зашаталась и заскрипела. Пинки крикнула ей что-то, и к ней присоединились раздраженные голоса других пони, но Твайлайт никого не слышала. Версии ее друзей из этого мира каким-то образом связаны с ее старой жизнью. Мои друзья, должно быть, являются ключом к победе над тем, что все это вызвало, чем бы оно ни было. Они по-прежнему связаны с пони из моей реальности.

— Слезай! — грубый приказ вырвал Твайлайт из восторженного оцепенения. Она глянула вниз и встретилась глазами с двумя сердитыми санитарами.

— Я сказал, слезай, — повторил приказ один из них — пегас, стоящий слева.

Они хотят ей помешать добраться до подруги. Мысль об этой помехе пробудила в ней волну гнева. Неужели они не понимают, насколько это важно? Она открыла рот, чтобы отругать их за то, что они суют носы не в свое дело.

— Твайлайт, пожалуйста, спускайся, — тихо взмолилась Пинки, бросая встревоженные взгляды на санитаров. Твайлайт оглянулась на подругу, готовая ей сообщить, что сама может справиться с грубыми жеребцами. Она застыла. На ней сосредоточился взгляд дюжин пар глаз. Каждый пони в округе глядел прямиком на нее.

Единорожка проиграла в голове последние несколько секунд, и как только до нее дошло, что она делала, весь гнев тут же растаял. Она прыгала на своем сидении, как энергичный жеребенок, который не собирается ложиться без капризов в постель. Твайлайт покраснела в очередной раз и, робко потупившись, рухнула на скамейку.

— П-простите! — выдавила она извинение в смертном ужасе от собственного поведения.

— Главное, не попадайся мне больше за таким делом, — серьезно сказал санитар и, в последний раз сурово на нее взглянув, отвернулся. Остальные зеваки последовали его примеру и вернулись к своей еде. Несколько пони продолжали на нее пялиться какое-то время, но, не дождавшись больше никаких детсадовских глупостей в ее исполнении, тоже в итоге сдались.

Да ты молодец, Твайлайт. Что дальше? Закатишь хорошую детскую истерику? Несмотря на сильное желание спрятать румянец на лице за копытами, Твайлайт быстро вернулась к внимательному оглядыванию толпы. Стыд угас, и вновь разгорелось отчаяние. Она повела себя как маленький жеребенок и упустила направление, в котором двигалась Дэш.

— Ого, Твайлайт. Вот это было… странно, — Пинки Пай смотрела ей в глаза. Голос звучал тихо, но лицо еще хранило на себе следы недавнего бурного веселья. — То есть, было и супер-смешно, но обычно это меня ругают за то, что я слишком сильно радуюсь и возбуждаюсь. И мне хватает ума не продолжать прыгать на мебели, когда санитары мне говорят прекратить, — Пинки потыкала копытом в жесткое сидение под собой. — К тому же эти скамейки не слишком годятся в трамплины. У них с прыгучестью плохо.

— Пинки… Я видела Рейнбоу Дэш, — горячо прошептала Твайлайт, не сводя глаз с толпы. — Я ее видела!

Подруга моргнула.

— Рей… О! Рейнбоу Дэш! — воскликнула она, когда узнавание наконец проявилось у нее на лице. Не обращая внимания на попытки Твайлайт заставить ее говорить тише, она продолжила тем же тоном: — О, вот это ловко! Но, э, зачем при этом прыгать на столе?

— Я не хотела! — огрызнулась Твайлайт. — Я просто… перевозбудилась, вот и все.

Пинки отмахнулась копытом.

— Ай, да нормально все! Я тоже супер-перевозбуждаюсь постоя-я-я-я-я-янно! Вот почему я тебе говорила сесть, глупышка. Я знаю из первых копыт, что санитары очень ворчливыми становятся, когда лезешь на столы. И они дважды ворчливыми становятся, если ты на столе начинаешь прыгать! — Пинки проследила примерное направление взгляда Твайлайт. — Так вот, почему ты так возбудилась, когда увидела Рейнбоу Дэш?

— Я просто рада видеть еще одну свою подругу, вот и все, — ответила она, методично оглядывая зал в поисках хотя бы намека на характерную гриву Дэш.

— Я не знала, на самом деле, что вы так хорошо друг друга знаете.

Твайлайт медленно повернулась к Пинки.

— Что?

Та пожала плечами.

— В смысле, я ведь, типа, хорошо дружу здесь почти с каждым пони, и ты моя самая супер-дупер лучшая подружка из всех, но я и не подозревала вовсе, что вы друг друга так хорошо знаете. Вы же, типа, никогда вместе ничего не делаете. Она всегда с тем другим пегасом ходит, — Пинки нахмурилась. — К тому же Рейнбоу Дэш иногда бывает довольно злой.

— Ну да, у нее и правда эго размером со всю Эквестрию, но я бы не назвала ее злой, — сказала Твайлайт. — Немного вредная, может быть. И бывает весьма легкомысленной. И ленивой… — Твайлайт успела себя поймать, пока не забрела слишком уж далеко от темы. — Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что мы с Дэш не настолько близки? Ты хочешь сказать, мы в этом мире не друзья?

Пинки снова пожала плечами.

— Не знаю, я просто никогда вас двоих не видела вместе, как мы с тобой общаемся обычно. Что, конечно, неудивительно, потому что мы же самые-самые лучшие-наилучшие подружки. А она просто, ну, знаешь, не такая дружелюбная.

— Неважно, — заявила Твайлайт и вновь обернулась к толпе. — Она — Элемент Верности, и в моем мире она моя подруга. Здесь она, может быть, немного иная, но в глубине души это по-прежнему та же Рейнбоу Дэш.

— Твоем мире? — радужки у Пинки мгновенно сузились так, что превратились в две крохотных цветных песчинки в океане белизны. — Твайлайт… ты что… инопланетянка?

Твайлайт закрыла лицо копытом и медленно выдохнула.

— Нет. Я не инопланетянка, — сухо произнесла она.

Пинки выдохнула с облегчением.

— Фух! Я прям испугалась на секунду. Значит, инопланетянка только Рейнбоу Дэш.

— Что? Нет. Она тоже не инопланетянка.

— Так кто тогда инопланетянин-то? Если ты из другого мира, то ты, значит, что, прилетела в Эквестрию телегостопом? О-о-о-о! А как тебе это удалось? Ты захватила полотенце? А на что твоя планета похожа?

— Пинки! Нет никаких инопланетян! — прошипела Твайлайт, чувствуя, как стремительно улетучивается терпение.

— Но ты же сказала, что в твоем мире она другая, а это значит, ты не из этого мира, — Пинки ахнула. — О! Если она другая в твоем мире, то эта Рейнбоу Дэш должна быть, типа, инопланетянином-двойником в пони-коконе! А это значит, что ты, — она указала копытом на Твайлайт, — должно быть, какая-нибудь межгалактическая полицейская кобыла, космическая охотница за головами, и ты собираешься привести ее к правосудию!

Твайлайт просто тупо уставилась на Пинки на несколько мгновений, стараясь изо всех сил не обращать внимания на пульсирующую боль в голове. Пинки выжидающе глядела на нее в ответ.

— Нет, ничего подобного.

Пинки сдулась, как проколотый воздушный шарик. Она закусила губу и воскликнула:

— А!

Но Твайлайт быстро протянула копыто и заткнула подруге рот, пока та не успела озвучить очередную смехотворную теорию.

— Нет, и это тоже нет, — сказала она, подчеркнув свою серьезность, как могла. Сумасшествия розлива Пинки Пай в тот момент в нее больше не лезло. — Я расскажу тебе, что я имела в виду, попозже. А сейчас мне только нужно узнать, где находятся все мои друзья, и Рейнбоу Дэш — одна из них. Понимаешь?

Пинки попыталась ответить нормально, несмотря на прижатое ко рту копыто Твайлайт, а потому слова слились в приглушенную неразборчивую ерунду. Твайлайт почувствовала, как у нее дернулся в нервном тике уголок глаза.

— Просто… — прошипела она сквозь стиснутые зубы, с трудом сдерживаясь от крика. — Просто кивни, если ты меня понимаешь.

Пинки затрясла головой вверх-вниз. Твайлайт по-прежнему держала копыто на месте, обернув его вокруг рта.

— И если я тебя отпущу, ты перестанешь говорить про инопланетян и поможешь мне найти Рейнбоу Дэш? — еще больше неразборчивого бормотания. — Пинки, я тебя не смогу понять с закрытым… — попыталась объяснить она розовой кобыле, но та продолжала настойчиво говорить, сопровождая свою исковерканную речь жестами.

— Просто кивни, если ты согласна! — рявкнула она, громче, чем намеревалась. Пинки замолчала и послушно кивнула. — Вот так. А теперь, что ты такого важного хотела сказать? — раздраженно спросила Твайлайт, разжав свою хватку на лице Пинки.

Пинки открыла и закрыла несколько раз рот, потягивая челюсть, и слегка обиженно глянула на Твайлайт.

— Ну, я тебе пыталась сказать перед тем, как ты меня так властно-страстно схватила, что Рейнбоу Дэш вот прямо вон там. Мне типа неприятно было, знаешь ли, злодейка ты злая, так что я даже не знаю, хочу ли тебе об этом теперь говорить, — надулась она.

— Прости, Пинки, но… — Твайлайт вдруг замолчала, едва осознав наконец слова Пинки. Забыв об извинениях, она тут же крутанула голову в указанном направлении.

Вот и она: Рейнбоу Дэш. Ее подругу было невозможно не заметить: уникальное буйство красок в гриве и хвосте пегаски выдавало ее везде, где бы она ни находилась. И, к счастью, она с большим удовольствием пользовалась своей способностью так легко притягивать к себе взгляды. Твайлайт смотрела с интересом, как ее подруга вышла из очереди на раздачу, неся во рту пластиковый поднос.

— Рейнбоу Дэш! — крикнула она, выпрыгнув со своего места и яростно размахивая копытом. На этот раз она, впрочем, помнила, что не стоит вскакивать на скамейку, чтоб избежать столкновений с санитарами. Пытаясь протиснуться сквозь толпу пони, которые продвигались к своим местам за столами, она повторила свой зов, стараясь при этом не упустить из виду пегаску.

Дэш, двигаясь дальше, даже не глянула в сторону Твайлайт, вообще никак не показав, что заметила ее. Протиснувшись мимо двух пациентов, которым медсестры помогали сесть за стол, Твайлайт еще немного уменьшила расстояние между собой и подругой. И вновь она выкрикнула имя Дэш, но оно и теперь не оказало никакого эффекта, если не считать сердитых взглядов от нескольких ближайших пони. Мне надо подобраться поближе.

Твайлайт пыталась продраться сквозь тесную толкотню, и для этого ей пришлось оторвать взгляд от подруги.

— Простите, извините, надо пройти, — извинялась она, спеша сократить расстояние, оставляя за собой сердитые взгляды и сдавленные проклятья окружающих. Несмотря на всю свою спешку, она пыталась изо всех сил не сшибать никого с копыт, по возможности ограничивая себя только грубыми толчками и легкими столкновениями с другими пони. У нее нет времени ни на какие задержки.

В конце концов, когда Твайлайт дошла до конца длинного стола, толпа уже поредела. Единорожка остановилась, закрутив головой, чтобы вновь отыскать местоположение подруги. Вот она, победно отметила Твайлайт про себя, когда ей на глаза вновь попалась радужная грива. К ее облегчению, до Дэш осталось всего несколько дюжин длин тела пони — ее подруга шла назад вдоль очереди ждущих своей порции пони.

Кухня работала на полную мощность: громкий стук и круговерть готовящих еду машин полностью сводили на нет любой шанс услышать что-нибудь на любом расстоянии. На мгновенье она задумалась, почему Дэш идет назад к голове очереди, но она отпихнула этот вопрос прочь, ускоряясь ей вслед. Все это не имеет значения. До Дэш остались считанные секунды.

Твайлайт осторожно пробиралась меж других пони, замедляясь буквально чуть-чуть, чтобы не сшибить никого с горячим супом на подносе. Малейшая потеря в скорости значения не имела: она по-прежнему сокращала разрыв. Еще раз разлить здесь чей-то суп она не могла. Ей нужно достичь Дэш, поймать ее, заглянуть ей в глаза и увидеть, есть ли в них та же знакомая искра, которую она увидела в лицах Пинки Пай и…

…и Эпплджек. Твайлайт нахмурилась, заметив стоящего в очереди доктора. Рейнбоу Дэш резко двинулась к оранжевой кобыле, прищурив глаза, как напавший на след хищник. От этого вида на загривке у Твайлайт волоски встали дыбом: радость встречи сменилась на беспокойство.

Эпплджек стояла спиной к Дэш и Твайлайт, беседуя с другим доктором, совершенно не замечая приближения пегаски. На мгновенье Твайлайт подумалось, что Дэш, как и Пинки Пай, общается с бывшей фермершей на весьма дружественных началах. Она, наверное, решила поприветствовать добрую подругу. Нет, принять эту идею не получалось. Что-то не сходилось. Что-то было не так.

Все дело в глазах, осознала Твайлайт, старательно пытаясь понять пугающее выражение на лице Дэш. Никто не смотрит таким взглядом на добрую подругу. Она зла, агрессивна. Я видала такое выражение раньше. Она с таким же лицом смотрела на Дискорда, на перевертышей, и…

Сердце екнуло в груди у Твайлайт, заставив мысли замолкнуть. Ледяным холодом ее костей коснулся страх. Она тут же сорвалась на бег, но все равно было уже поздно.

Она слишком далеко от двух кобыл, а потому не слышала их голосов, но могла при этом бессильно наблюдать, как Рейнбоу Дэш подошла широким шагом к Эпплджек и остановилась. Она, должно быть, что-то сказала, потому что Эпплджек обернулась и с удивлением, мелькнувшим в глазах, узнала стоящую позади пегаску.

И как раз в этот момент Рейнбоу Дэш метнула в лицо доктора миску супа.

Вопль Эпплджек разорвал весь фоновый шум, оборвав все разговоры и притянув к себе внимание практически каждого пони в комнате. Они все обернулись как раз к тому моменту, когда Рейнбоу Дэш уже отбросила поднос в сторону и набросилась на ослепленного доктора с бессловесным криком ярости.

В кафетерии поднялась адская суматоха. К тому моменту, как Твайлайт очнулась от шока, ее уже окружили, чуть не сбив с ног, толпы бездумно бегущих в разные стороны паникующих пони. Некоторые пациенты спешили к драке, надеясь посмотреть на происходящее поближе, другие, наоборот, пытались бежать прочь от насилия. Многие, мечась и толкаясь в растерянности, потеряли свои ужины. И над всем этим шумом раздавались крики санитаров, медсестер и докторов, старающихся изо всех сил восстановить порядок.

— Пожалуйста, расступитесь! Извините! Простите! — кричала Твайлайт, сражаясь с бурными течениями толпы, чтобы подобраться ближе. Она потеряла из виду двух своих подруг буквально тут же, как другие пациенты бросились на крик Эпплджек. Но, несмотря ни на что, Твайлайт не собиралась сбавлять напор. Она пихалась и толкалась, пробираясь сквозь толпу, опрокинув по ходу дела несколько мисок супа. Ей нужно увидеть, что происходит. Ей нужно понять. Ей нужно понять, почему.

Когда она наконец пробралась сквозь толпу, все уже закончилось. Силас и еще пять санитаров подняли Рейнбоу Дэш в воздух, силой протискивая ее ноги в рукава смирительной рубашки и не пытаясь даже изобразить мягкость. Как и Лира до нее, Дэш нацелилась максимально усложнить для них это дело, изо всех сил лягаясь, крутясь и выворачиваясь в их копытах. Ее вопли по-прежнему звучали совершенно неразборчиво на фоне сотен разных голосов, одновременно обсуждающих происходящее, но Твайлайт без проблем различала вскрики боли каждый раз, когда санитары выкручивали ей ноги и крылья в попытке просунуть их в тесные рукава.

Голос Рейнбоу наконец-то стих: санитар грубо заткнул ей рот намордником, остановив поток бессловесных воплей. Несмотря на все ее яростное сопротивление, она все равно оказалась связана и заткнута за считаные секунды. Лишенной возможности шевелить конечностями Дэш оставалось только метаться головой из стороны в сторону, сверкая налитыми звериной яростью глазами на все, но не видя при этом ничего.

Она как бешеная собака.

Твайлайт возненавидела себя в ту же секунду, как только подумала об этом, но, несмотря ни на что, отрицать связи она не могла. Рейнбоу Дэш всегда была своевольной и эмоциональной пони. Но вот такое? Это уже нечто пугающе чужеродное. Какой бы она ни была импульсивной и недальновидной, она никогда не теряла контроль над собой. У пегаски же у нее перед глазами вообще невозможно было даже представить наличие контроля над эмоциями.

Это не моя Рейнбоу Дэш.

Она пыталась убедить в этом себя, но слова звучали пусто и бессмысленно. Если Пинки Пай и Эпплджек обе имели со своими реальными личностями крепкую связь, разве не должно быть то же самое верно и для Дэш? Твайлайт видела в глазах здешних версий своих друзей признаки того, что в глубине души они все те же самые. За завесой искаженного прошлого и переписанной истории они оставались ее друзьями.

Но Рейнбоу Дэш? Как ей поверить в то, что пони, набросившаяся на Эпплджек — это ее подруга?

Перед Рейнбоу Дэш встала сестра Ратчет, незыблемая, как ледник. Ее лицо — полная противоположность лицу Рейнбоу: полная неподвижность и спокойствие, выраженное всем телом. Тем не менее, лед в ее глазах обжигал не хуже пламени во взгляде Дэш. Медсестра была в ярости, но если бурный, как вулкан, темперамент пегаски извергался из нее пиротехническими залпами чистых эмоций, ярость Ратчет напоминала снежную бурю, запечатанную в бутылке — строго контролируемый буран, что становился все холоднее и смертоноснее по мере того, как рос в ее душе гнев. Твайлайт содрогнулась от воспоминаний о черной буре ледяных кинжалов, бурлящей где-то на задворках сознания.

— Отведите ее в изолятор, — сказала сестра Ратчет. Голос ее звучал мягко, но ему было не сокрыть за собой стальную жесткость и уверенность: он был подобен бронированному копыту в мягком бархатном носке. Санитары подчинились без вопросов. Забросив связанную пегаску на спину Силасу, они выдвинулись группой прочь из кафетерия. Круг любопытствующих пони тут же расступился на их пути, из страха, что санитары могут их попросту затоптать.

Твайлайт обернулась к другой своей подруге, Эпплджек, которую поднимали на копыта две медсестры. Свекольный суп окрасил ей лицо в красный, но скрыть синяки и небольшие порезы не мог.

— Я в порядке, я в порядке, — повторяла она, вытирая жидкость с глаз, морщась от осторожных касаний. Мысль о том, что суп можно использовать в качестве оружия, казалась почти что смехотворной, пока Твайлайт не вспомнила, что сразу после выдачи он исходил густым паром. Эпплджек повезло, что она отделалась только парой синяков и опухшими глазами.

Сестра Ратчет подошла к раненому доктору и осмотрела ее.

— Мерси, Уиллоу, проводите доктора Эпплджек в лазарет, — сказала она, взяв ситуацию под свой контроль. Эпплджек, похоже, собралась было оспорить приказ, но Ратчет уже отвернулась и, обратившись к оставшимся после выноса Рейнбоу санитарам, обвела копытом собравшуюся толпу:

— Вы, четверо, прекратите стоять как столбы и займитесь делом. Рассадите всех пони назад по своим местам. Живо, — рявкнула Ратчет столь же ледяным тоном, как и до того. — Ваша работа — поддерживать порядок, вот и займитесь ей.

Санитары принялись разгонять собравшихся пони прочь от места драки, постепенно отодвигая толпу назад.

— Так, ладно, все закончилось, так что давайте назад, — сказал ближайший к Твайлайт санитар, отпихивая упрямых зевак передними копытами назад, к их позабытым мискам с ужином.

Твайлайт нехотя вернулась на место. Она тупо уставилась в свой остывший суп, прокручивая снова и снова в уме увиденную сцену. Пинки Пай открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала, увидев отсутствующий взгляд в глазах Твайлайт. Оставив подругу наедине со своим самоанализом, она принялась рассеянно играть подносом, напевая себе под нос.

Как Рейнбоу Дэш могла вот так напасть на Эпплджек? Зачем? Я была неправа? У этих копий моих друзей нет ничего общего с оригиналами? Вопросы кружились у нее в голове, только досаждая все сильнее из-за отсутствия ответов. Она потерла лоб копытом. Головная боль вернулась.

Сосредотачиваться на вопросах, не имеющих ответа — бессмысленно, но Твайлайт не могла ничего с собой поделать. Пинки продолжала тихо напевать ту же мелодию, а единорожка сидела неподвижно, как статуя, не обращая никакого внимания ни на что, кроме задач, решение которых отделяет ее от возвращения домой. К тому времени, как ужин закончился, она так и не продвинулась в этом ни на йоту. В ее знаниях об этом мире было слишком много пробелов, слишком много неизвестных переменных. Надежных данных, чтобы продолжать размышлять, не хватало настолько, что она вообще больше ни в чем не была уверена.

Она не могла отмахнуться от зуда где-то на задворках сознания, от некой инстинктивной уверенности, что ее друзья — это ключ к возвращению к реальной жизни. Но интуиция открыто конфликтовала с доводами рациональной части разума. В произошедшем не было никакого логического смысла. Твайлайт вновь и вновь представляла себе яростный взгляд Рейнбоу Дэш, только усиливая тем самым свое отчаяние. Как мои друзья могут мне помочь, если они даже не друзья между собой?

Твайлайт просидела тихо и неподвижно на протяжении всего оставшегося обеденного времени, блуждая в уме меж вопросов, ища ответы, в существовании которых она даже не была уверена.

Глава 7

Обед закончился плохо. Все то время, которое Твайлайт провела, поглощенная мрачными мыслями о произошедшем, превратилось в единое смазанное пятно душевной боли. Она отчаянно избегала этих воспоминаний, но ничего не могла с собой поделать. Мрачное самосозерцание прервалось на мгновенье, когда медсестра объявила, что обед закончен, но тут же возобновилось опять. Вскоре после объявления персонал начал по очереди поднимать пони из-за столов и строить в несколько рядов перед входом.

Когда санитары дошли до их стола, Твайлайт молча встала и последовала за Пинки Пай к одной из групп, ждущей на выходе из кафетерия.

— Снаружи выглянуло солнце, но огонек горит всегда… — тихо напевала про себя Пинки Пай, добавляя слова к той мелодии, которую недавно насвистывала. Твайлайт проигнорировала смутно знакомую песню. На уме у нее сейчас вещи поважнее. Затерявшись в своих мыслях, единорожка рассеянно последовала за подругой.

И это оказалось ужасной ошибкой. Твайлайт едва успела заметить медработников, которые вдруг налетели на нее и, силой выдернув из группы, к которой она подошла следом за Пинки, затолкали в другую очередь. Санитары кричали на нее, обвиняя в нарушении правил, и, судя по их крикам и выражению лиц медсестер, эта ошибка ничем не уступала преднамеренной попытке к бегству. Они проигнорировали попытки объясниться, что она не знала, как надо, и, не дав вставить и слова, продолжили перечислять все возможные наказания, которые ждут пациента за неподчинение прямому приказу.

И только когда привели сестру Ратчет, чтобы та разобралась с «нарушительницей порядка», особое положение Твайлайт было наконец-то полностью озвучено и услышано. Для единорожки такое чувство было внове, но она в самом деле порадовалась, что медсестра оказалась рядом. Пока остальные группы быстро выходили из кафетерия, сестра Ратчет и ее тень, Силас, повели Твайлайт по другому пути.

Идя меж двух пони, Твайлайт старалась изо всех сил выкинуть из головы ту серию катастроф, что обрушилась на нее во время обеда. О, Селестия, пожалуйста, пусть завтрашний день не окажется еще хуже сегодняшнего.

Сестра Ратчет оглянулась на нее:

— Я прошу прощения за эту нестыковку, Твайлайт.

Твайлайт пожала плечами. Сочувствие, которое было написано на лице медсестры, не слишком-то отдавало искренностью.

— Те медсестры ничего не знали о твоем… особенном положении, и они думали, что ты хочешь увильнуть с основным контингентом. К чему, как ты убедилась, мы относимся очень серьезно, каждый раз, как такое происходит. Правила есть правила, в конце концов. Если бы их не было, у нас был бы хаос. И никому такого не надо.

— С основным контингентом? — рискнула задать вопрос Твайлайт.

— Да, с основным контингентом. Для наших пациентов существует классификация согласно их нуждам. В конце концов, не все наши больные одинаковы. Ты, например, очень, очень особенная, — тон и улыбка у нее идеально подходили этим общим и банальным словам и такому же стандартному выражению лица. Твайлайт очень хотелось с сарказмом закатить глаза, но Ратчет уже вновь продолжила говорить: — Некоторым пациентам требуется больше помощи, чем другим. Обычно ты бы пошла с той группой, в которую тебя хотели поставить медсестры. Тем не менее, из-за твоей недавней смены лечения и непростого дня было решено выделить тебе персональный эскорт.

— Эпплджек.

— Доктор Эпплджек, — сказала Ратчет, подчеркнув титул с таким видом, будто укусила что-то очень кислое. — должна была на этот вечер выступить в качестве твоего сопровождения. Доктор Роуз подумал, что с ее помощью тебе будет проще вернуться к нормальному распорядку, чтобы нам не пришлось наказывать тебя за нарушение правил, о существовании которых ты даже не подозревала. Она должна была начать тебе рассказывать, как у нас, в Бродхуфе, делаются дела и чего ожидают от молодой кобылы вроде тебя. К сожалению, из-за случившегося она не в состоянии тебя сопровождать, так что…

— Как Эпплджек? — перебила Твайлайт, остановившись и заглянув медсестре в лицо с сокрушительным отчаянием в глазах. — С ней все хорошо?

— Она в порядке, — осторожно ответила сестра Ратчет с легким намеком на раздражение, проскользнувшим сквозь ее извечно доброжелательную маску. — Суп оказался не слишком горячим, так что ожогов нет. Мои подчиненные остановили Рейнбоу Дэш вовремя, так что та не успела поставить доктору Эпплджек больше пары синяков. Она земная пони, и весьма крепкая, так что к завтрашнему дню будет в полном порядке.

Твайлайт глянула в сторону; упоминание другой подруги оставило в ее душе перепутанный клубок противоречивых эмоций.

— А… Рейнбоу Дэш? Что будет с ней

?

— Изолятор, — сообщила со льдом в голосе сестра Ратчет. Такой резкий переход тона на полностью противоположный заставил волоски на шее у Твайлайт тут же встать дыбом. Фальшивые улыбки кончились. На их место пришла ледяная ярость, которую она уже видела прежде, когда Ратчет провозглашала свой приговор вырывающейся из хватки санитаров пегаске.

Хоть холодный гнев Ратчет был направлен и не на Твайлайт, а на ее подругу, она все равно нервно сглотнула.

— Ч-что именно это значит? — ее любопытства и беспокойства за судьбу подруги вполне хватало, чтобы превозмочь страх и нежелание вступать в разговор с разъяренной кобылой.

Ратчет обернулась, пряча свой жесткий и холодный, как гранит, характер за искусственно доброжелательной маской.

— О, тебе об этом волноваться совершенно ни к чему, Твайлайт. Это исключительно для плохих пони, которые нарушают правила. Хорошим кобылкам вроде тебя не стоит забивать себе голову дисциплинарными мерами, — несмотря на веселый тон и широкую улыбку, в глазах Ратчет все еще пылал огонь страшного недовольства. Это яркое пламя — это настоящая сестра Ратчет, как поняла Твайлайт. Жизнерадостная маска, натянув которую, она разговаривала с пациентами, именно маской и была: просто деталь костюма, которую надевает актер, когда выходит играть свою роль.

Улыбки и фальшивая доброта создавали теперь куда более жуткое впечатление: оскаленные зубы древесного волка за мгновенье до броска на жертву. Твайлайт отвела взгляд от ее глаз.

— Так что, эм, вы говорите, мне нужно больше… «помощи», чем другим пони, да? — спросила она, желая увести разговор в другую сторону.

Ратчет вновь одарила Твайлайт той ужасной улыбкой:

— Всего-то самую чуточку больше, дорогая. Ты очень умная кобыла, и ты многие годы вела себя очень хорошо. Тем не менее, из-за твоего лечения тебе сейчас нужно больше помощи, чем обычно. В конце концов, мы хотим, чтоб тебе стало лучше. К тому же из-за побочных эффектов, с которыми мы столкнулись, доктор Роуз хочет, чтобы мы в ближайшее время повнимательнее за тобой приглядывали. Нам бы не хотелось, чтобы у тебя повторился эпизод вроде того, у него в кабинете.

Хоть она больше ничего и не добавила к этому, Твайлайт буквально услышала у себя в мыслях, как она говорит: «И в туалете».

Ведя Твайлайт по очередному лестничному пролету, медсестра продолжила говорить:

— Доктор Роуз столько в самом деле делает для наших пациентов! Он очень рад своей новой методике. Она может полностью перевернуть всю психиатрию, — впервые с того момента, как Твайлайт повстречала сестру Ратчет, она услышала, как в голос медсестры закрадываются нотки искреннего восторга. — Представь себе, Твайлайт! Бред, галлюцинации… все это осталось в прошлом. Если доктор Роуз прав, то мы стоим на пороге новой эпохи медицинских открытий. Мы сможем помочь столь многим пони!

Несмотря на сияющий оптимизм в словах Ратчет, Твайлайт все равно почувствовала, как ее промораживает лед сомнений.

— На пороге открытий? Погодите. То есть вы хотите сказать, что мое лечение не испытано?

— О! Нет-нет-нет, конечно, нет, Твайлайт! — она заулыбалась еще шире. — Ни один пациент у нас не проходит непроверенного лечения. Тебе об этом совершенно нечего волноваться! — у нее на лбу выступили капельки пота, и она тревожно заозиралась. — А теперь почему бы нам не поговорить о завтрашнем расписании?

— Но вы сказали…

— Твайлайт, — перебила ее Ратчет и без единого следа как недавнего хорошего настроения, так и нервозности на лице заглянула единорожке прямо в глаза. — Ты должна понять, что мы не имеем ни легального, ни морального права применять непроверенные методы лечения на наших пациентах. Это было бы преступной халатностью, чудовищным злоупотреблением нашей властью и подрывом доверия пациентов.

Твайлайт открыла рот, но Ратчет подняла копыто, не дав ей ничего сказать.

— Нет, дай мне закончить. Я знаю тебя уже многие годы, Твайлайт. Ты, как и многие другие наши пациенты-шизофреники, бываешь склонна к параноидальным навязчивым идеям. Ты просто неправильно поняла сказанное.

Твайлайт фыркнула.

Нет, ничего подобного. Ты оговорилась, и это многое объясняет. Вы экспериментируете над пациентами! Она почувствовала, как вновь шевельнулся гнев в глубине, под поверхностью ее мыслей, приумножая с каждой секундой свою силу. Слова медсестры казались ей оскорблением.

— Нет! Я поняла все правильно, и я просто пытаюсь прояснить то, что вы сказали мне. Вы заявили, что мы «стоим на пороге» открытия, которое поможет столь многим пони сразу после того, как сказали о моем лечении и новой методике Роуза! Вы прячете чт…

— Твайлайт! — рявкнула Ратчет, сверкнув в холодном гневе глазами. Твайлайт захлопнула рот, чувствуя, как ее вновь затягивает страх ожидания возможных последствий. Спустя мгновенье сестра медленно выдохнула и убрала из своего голоса некоторую часть жесткости. — Твое лечение тебе лучше всего обсуждать с доктором Роузом, а не со мной. С ним ты встретишься завтра. Извини, мне не следовало упоминать его новую методику. Я должна была понимать, что она вызовет у тебя такое непонимание. Твайлайт, ты умная кобылка, но ты больна. Снова и снова ты, как и многие другие наши пациенты, накручиваешь себе бред преследования из буквально ничего не значащих фраз. Вот прямо сейчас ты строишь теории о том, что ты — жертва каких-то кошмарных медицинских экспериментов. Я это вижу у тебя по глазам. Но если ты серьезно применишь по делу этот свой большой умный мозг и подумаешь о моих словах с точки зрения логики, то поймешь, что я на самом деле говорю тебе правду.

Медсестра отвернулась от Твайлайт и продолжила подниматься по ступеням.

— Я не буду более говорить с тобой о твоем лечении или о научной работе доктора. Завтра, если этот вопрос все еще будет тебя беспокоить, ты можешь поднять его на групповой терапии или на встрече с самим доктором Роузом.

Твайлайт помедлила на мгновенье и последовала за ней.

— Ну, раз я склонна к параноидальному бреду, разве вы не должны старательнее разубеждать меня в таких мыслях? — буркнула она со слабо тлеющим в голосе гневом. Ей бы хотелось впасть в ярость. У нее было на это полное право. Медсестра практически призналась в том, что они проводят над ней эксперименты. Неудивительно, что доктор Роуз так беспокоится о ее самочувствии. Она — их безвольный подопытный кролик. Копыта сами собой дрогнули, подначивая ее наброситься на похитителей.

— Нет, для меня это было бы пустой тратой времени, — ответила Ратчет и толкнула дверь, ведущую на следующий этаж, где Твайлайт открылся очередной зелено-белый коридор.

Честный ответ застал Твайлайт врасплох, и гнев тут же потух из-за такого неожиданного признания.

— Пустая… трата времени? С чего это трата времени?

— С того, что я тебе не смогу никак доказать обратного. Я только потрачу весь вечер на попытки тебя переубедить, но ты все равно будешь верить только в то, во что хочешь поверить, — она остановилась и оглянулась на молодую кобылу. — Я знаю тебя уже много лет, Твайлайт, и я уже прекрасно представляю, как ты думаешь. Некоторые медсестры и врачи забывают, что именно богатый личный опыт делает медика хорошим профессионалом. Особенно забывают новоприбывшие, — она нахмурилась, глянув в сторону на мгновенье, а потом продолжила, как ни в чем не бывало:

 — Проблемы не всякого пони можно решить по учебнику. В книгах сказано, что я не должна игнорировать твой бред, но я уже много, много раз видела, как ты проходишь через эти периоды. Если бы я проспорила с тобой весь вечер, я бы только еще больше тебя убедила, будто что-то скрываю.

Она кивнула ей:

— Ты умная, Твайлайт, и тебе всего лишь нужно время подумать обо всем самостоятельно. К завтрашнему дню ты уже сама поймешь, что просто раздувала из мух слонов.

Твайлайт обнаружила, что ей нечем возразить. Все, что сестра Ратчет ей говорила, было неправильно, потому что она исходила из предположения, что Твайлайт больна. Но она не больна. И при этом в словах медсестры была своя правда. Даже зная, что она не шизофреник, Твайлайт все равно не могла отрицать, что поведение Ратчет никак не походило на поведение пони, только что случайно выдавшего страшный секрет. Она выглядела просто усталой. Смирившейся даже. Сомнения в себе принялись подтачивать самые основы гнева Твайлайт, подобно термитам.

— А теперь следуй за мной. Мы уже почти дошли до твоей комнаты. Завтра тебе уже будет легче. Надеюсь, даже настолько хорошо, что ты сможешь пообщаться немного с другими пациентами. Будет здорово, как думаешь? — честный и искренний тон Ратчет вновь скрылся под маской снисходительного добродушия столь же быстро, как и появился.

Могла ли я в самом деле ее неправильно понять?

Твайлайт еще раз переиграла в уме последние несколько минут разговора, пока шагала следом за Ратчет. Понять, почему она пришла к такому выводу, было несложно, но в самом ли деле эти слова что-то доказывают? Может, медсестра пыталась ее пустить по ложному следу? Или говорила правду только отчасти?

У меня и правда есть привычка создавать проблемы из ничего, нехотя признала она. Воспоминания об одной известной кукле и заклинании «Хочу, нуждаюсь» быстро окрасили ей щеки румянцем. Я тогда всерьез думала, что отправка в магический детский сад — это вполне реальная угроза. Может, и сейчас происходит то же самое? Может, это все у меня в голове? Она глянула на сестру Ратчет. Старшая кобыла не показывала ни единого следа нервозности в движениях или внешнем виде. Она выглядела спокойно, собранно и уверенно.

А на лбу у Ратчет не было и намека на пот.

Твайлайт моргнула и проверила еще раз, просто для надежности.

Она потела. Я помню, как она потела! Как раз в тот момент, когда она вела себя виновато и пыталась увести мое внимание в сторону. Она не стирала пот — я бы заметила.

Твайлайт сделала еще один глубокий вдох и, задержав воздух на несколько секунд, медленно выдохнула.

Ладно, вполне возможно, что я не видела, как она потеет. Наверное, это так упал свет. Но она вела себя подозрительно. Вроде. В смысле, может, я просто подумала, что она себя так вела. Я могла ее, может быть, неправильно расслышать.

Головная боль вернулась обратно.

Твайлайт вздохнула; у нее никак не получалось прийти ни к какому внятному выводу.

У меня просто не хватает информации, чтобы продолжать размышления. Может, я ничего не придумала и она в самом деле случайно выдала секрет. Но в то же время может быть, что я просто создаю проблемы из ничего. Она может быть права наполовину. Единственное, в чем я уверена до конца, так это в том, что я на самом деле не сумасшедшая.

В конце концов, сегодняшний день был одним из самых напряженных дней всей моей жизни. Если я неправильно слышу слова, этому есть совершенно логичное объяснение. Я думаю, любой пони, заброшенный в чужой мир, представленный искаженным отражениям собственных друзей и упавший при этом несколько раз в обморок, будет после всех этих приключений не в самой лучшей форме.

Мне, скорее всего, надо просто немного поспать.

Твайлайт глубоко вздохнула, чувствуя, как утекает прочь гнев.

Конечно, это все вовсе не значит, что я могу верить каждому их слову. Есть только одна пони, которой я могу здесь довериться, и это я сама. Если я правда собираюсь понять, как мне вернуться назад, к моей жизни, к моей настоящей жизни, мне нужно сначала убедиться, что я не делаю никаких глупостей.

В памяти мелькнули лица друзей. Чувство предназначения скрепило ей позвоночник сталью.

Не только ради себя, но и ради друзей. Они не заслуживают такой участи. Никто из нас не заслуживает. Я отыщу дорогу домой.

---

— Вот мы и пришли: дом, милый дом, — объявила сестра Ратчет, отпирая дверь в палату Твайлайт. Дверь распахнулась с тихим шорохом, а связка ключей вернулась на свое место в кармане халата. Улыбнувшись Твайлайт, медсестра приглашающе указала внутрь, вновь выкрутив на полную мощность свой добродушный настрой.

— Спасибо, — сухо сказала Твайлайт, проходя мимо своих сопровождающих.

Ее палата была такой же, какой она ее помнила: будто какой-то гигант взял библиотеку и сдавил ее меж копыт до таких размеров, чтобы в ней мог развернуться только один пони. Несмотря на все сомнения и страхи, которые, похоже, оттенили собой все ее сегодняшние переживания, Твайлайт не могла отрицать, что эта комната и правда трогала что-то в душе на самом глубоком инстинктивном уровне. Как и ее друзья, ее обиталище являлось темным отражением реальности: настоящую библиотеку сменила собой кладовка библиофила. Она была одновременно пугающе знакома и ужасающе чужда.

Буквально неуловимо, под всепроникающей вонью антисептиков, объединявшей собой всю больницу, здесь ощущался знакомый аромат бумаги и пергамента. Воспоминания о библиотеке Золотой Дуб заскользили перед ее мысленным взором. Вид книг и знакомые запахи пробудили в уме понимание того, как же далеко она на самом деле оказалась от дома.

Дом. Щемящая светлая тоска по дому глубоко впилась в грудь Твайлайт, когда она обернулась наконец назад, чтобы встать лицом к лицу с сестрой Ратчет и никогда не отступающим от нее ни на шаг санитаром.

Ратчет провела взглядом по стонущим под весом книг шкафам, стараясь изобразить на лице, что ей нравится эта впечатляющая коллекция, наваленная на каждую свободную горизонтальную поверхность.

— Должно быть, приятно иметь свой собственный маленький уголок. У тебя очень милая комнатка.

Цинизм Твайлайт тут же сломал все теплые чувства к этой комнате, какие у нее успели возникнуть.

Это не комната — это тюремная камера, горько думала она. Это золотая клетка, которую выстроили, чтобы подкупить меня книгами, моей любовью к литературе. Какую бы комфортную клетку они бы ни попытались сделать, ничто все равно не скроет тот факт, что дверь запирается снаружи.

— Да, так и есть, — солгала Твайлайт лишенным выражения и эмоций тоном. Отчасти ей хотелось огрызнуться медикам, но смысла она в этом не видела. — Ну, что теперь? Вы просто попрощаетесь со мной и запрете до утра?

Улыбка медсестры стала чуть уже.

— Нет, ничего подобного. До отбоя еще два часа, в конце концов. Тем не менее, раз уж я здесь, я бы хотела провести тот осмотр, о котором я говорила недавно, чтоб убедиться, что с твоей головой все в порядке.

Твайлайт ухмыльнулась.

— Если я, как вы говорите, болею шизофренией, разве это не значит, что голова у меня не в порядке по определению? — она почувствовала удовлетворение, увидев, как прищурилась медсестра.

— Вот не надо со мной умничать, — напряженно произнесла Ратчет. — Я знаю, что у тебя был тяжелый день и твои… вопросы на лестнице ничем тебе не помогли, но нас по-прежнему ждет работа. Мы хотим, чтобы ты оставалась в добром здравии.

— Ладно. Давайте уже с этим разберемся поскорее, — сев на пол прямо на том же месте, Твайлайт проследила взглядом, как сестра Ратчет подошла к ней с сияющим магической энергией рогом. По телу пробежалась волна щекотки, когда ее достигло призрачное прикосновение заклинания медсестры. За свою жизнь она уже достаточно много побывала у докторов, чтобы сразу распознать магическое сканирование. Оно, конечно, не замена реальному осмотру, но должно дать медсестре представление о ее артериальном давлении.

Не удивлюсь, если оно немного повышенное, язвительно подумала она.

Сестра Ратчет осторожно повернула голову Твайлайт из стороны в сторону.

— Итак, у тебя, значит, по-прежнему болит голова?

— Да.

— Так же сильно, как во время ужина?

 — Нет, уже не так.

— А что насчет лба? Болит там, где ты ударилась?

— Нет, не болит, пока я об этом не думаю. Так что спасибо.

К сожалению, медсестра приманку не заглотила.

— Ты заметила что-нибудь необычное? Головокружение, нечеткое зрение, чувствительность к свету…

Твайлайт раздраженно выдохнула.

— Нет. Ничего подобного. Меня ничего, кроме головной боли, не беспокоит и, к слову сказать, эти ваши вопросы нисколько от нее не помогают.

Сестра Ратчет наконец разжала магическую хватку на голове Твайлайт.

— Ну, в таком случае с тобой, похоже, все будет хорошо, — радостно заявила она. — Я пойду передам медсестрам, что тебе больше не нужен осмотр.

Повернувшись к двери, она пошла к выходу.

— Значит, я тут просто останусь сидеть? — спросила Твайлайт, пытаясь поддерживать бесстрастность в тоне, пока оглядывала массивную железную дверь, которую придерживал Силас. Эти два пони не нравились ей совершенно ни с какой стороны, и она даже представить себе не могла обратного, но при этом она вдруг обнаружила, что боится вновь остаться одной.

Белый единорог обернулся к Твайлайт.

— Ну да. Я пойду в ординаторскую и постараюсь передать там всем, что тебе не нужен очередной осмотр. Я попрошу кого-нибудь добавить к твоему обычному набору лекарств болеутоляющее, чтобы снять головную боль. Через несколько минут к тебе зайдут, чтобы выдать таблетки. А потом тебя отведут в туалет, где ты почистишь зубы и пописаешь. После этого у тебя будет примерно час свободного времени перед отбоем.

Твайлайт пробормотала, что все поняла, чувствуя, как растет ее страх, резко усилившийся буквально сразу после того, как оба пони вышли за дверь. Услышав мягкий щелчок запираемой двери, она чуть ли не сжалась в ужасе. Заглянув в узкое окошко двери, она проследила глазами пару, что пошла дальше по коридору и вскоре пропала из виду.

Она вновь оглядела комнату. Несмотря на то что палату доверху заполняли книги, она не могла отмахнуться от внезапно навалившейся клаустрофобии, которая обернула ей плечи, как тяжелое влажное полотенце. Твайлайт прислушалась к себе и быстро оценила свое текущее положение.

Я одна в маленькой комнате, заперта за тяжелой дверью, и у меня нет возможности воспользоваться магией. Большую часть моей жизни называют ложью, и все верят, что я безумная, и даже я сама начинаю сомневаться в здравии собственного разума. Мои друзья — лишь сломанные тени прошлых себя: Эпплджек работает на пони, которые меня здесь заперли, Пинки Пай эмоционально нестабильна, Флаттершай, как мне кажется, пыталась себя убить, а Рейнбоу Дэш, без сомнений, пыталась убить Эпплджек! Через несколько минут придет очередная незнакомая мне пони, и мне придется выпить таблетки, которые сделают со мной Селестия ведает что, после чего меня отведут в туалет, будто я какая-то помесь опасного преступника и маленького жеребенка. Я теряла сознание дважды, разбила собственным лицом зеркало, чуть не сломала себе нос, ударилась головой о кафельный пол и собрала еще очень богатый набор всяких мелких синяков и ссадин.

И это всего-то был мой первый день. Завтра все это повторится сначала!

Она сделала глубокий вдох и напряженно, неровно выдохнула, почти что до боли зажмурив глаза в попытке удержать рвущиеся наружу слезы. Твайлайт не могла дать себе свободы расплакаться, как бы ей того ни хотелось. Она боялась, что стоит начать, и ей уже будет не остановиться.

---

Звон ключей и лязг отпираемого замка вытащили Твайлайт из болота самоуничижения и отчаяния, в которое она себя загнала. Единорожка, пролежавшая на одном месте последние несколько минут, подняла голову на звук, пытаясь мысленно поспеть за происходящим. Ее посетитель оказался одним из тех самых знакомых по прошлой жизни, но чужих в этом мире пони. Твайлайт потребовалось несколько секунд, чтобы совместить в уме лицо и имя.

— Бон-Бон, так? — неуверенно спросила она, протирая глаза копытом, чтоб убедиться, что на них не осталось непрошеных слез.

— Это я! — ответила медсестра, явно следуя тому же учебнику, что и Ратчет, по части искусственного добродушия. У Твайлайт были смутные воспоминания о том, что в Понивилле та работала кондитером, а потому она застонала в раздражении, когда кобыла сказала: — И я тебе принесла конфетки.

Мои воспоминания стали глиной для жестоких богов судьбы, из которой они слепили ужасные каламбуры и убогую иронию.

Она приняла стаканчик с таблетками. Полдюжины лежащих в нем разноцветных капсул напоминали по виду конфеты, что только усилило ее растущее разочарование в устройстве Вселенной.

— И что именно эти лекарства делают?

Изображающий Бон-Бон двойник быстро протараторил названия каждой таблетки и ее предназначение, начиная с антипсихотиков, кончая легким болеутоляющим от головы. Твайлайт тщательно запомнила каждое название, а затем задала второй вопрос:

— И, гипотетически, что произойдет, если я решу, что мне не слишком-то хочется их принимать?

— Ну, в таком случае я пойду к санитарам, которые ждут в коридоре, и они заставят тебя принять лекарства силой, — милым голосом ответила она. — Гипотетически, само собой.

Твайлайт сдалась неизбежному и проглотила таблетки, запив вторым маленьким стаканчиком с водой.

Осторожность — суть наилучшая сторона доблести, попыталась она себя утешить. Широкая улыбка на лице медсестры делу не помогала.

Быстро проверив, что Твайлайт действительно проглотила таблетки, Бон-Бон собрала набор по уходу за шкурой и гривой Твайлайт и повела ее в ванную в конце коридора. Такие же двери, как у ее собственной палаты, стояли на равных расстояниях по обе стороны, как почетная стража, позволяя на мгновенье заглянуть поочередно в комнату каждого пациента. Хоть каждая комната говорила что-то о личности ее обитателя, начиная от музыкальных плакатов и кончая мягкими игрушками, ни одна из них все же не была столь забита вещами так, как ее собственная. Некоторые пони внутри пересекались с ней взглядами, но пустые выражения их глаз будто обдавали морозом, охлаждая воздух в коридоре. Твайлайт в итоге отвела свое внимание от дверей.

Ее дела в ванной были настолько рутинны, насколько это вообще возможно при ощущении, что за ней при этом кто-то следит. Несмотря на ожидающий буквально за углом эскорт, Твайлайт обнаружила, что ей нравится стоять здесь под душем. Каким бы кратким ни был этот момент, теплая вода, омывающая тело и уносящая с собой всю грязь из ее шерсти, принесла ей расслабление и чувство того, что она все-таки еще жива. Вытираясь, она не сдержалась и улыбнулась слегка. Она ощущала себя почти что нормально.

И она определенно была не против того, что болеутоляющее оказалось, по-видимому, быстродействующим. Она так привыкла к непрерывной пульсации в голове, что поняла, какой же сильной была боль, только когда та прошла.

Конечно, вселенские мучители по-прежнему не отступались от своего устремления проколоть, как воздушный шарик, ее чувство благополучия. Чистка зубов щеткой в копыте раздражала — ничего подобного она не делала с самого раннего детства. К тому же, как только она приступила к делу, встав перед большим зеркалом в ванной, она наконец-то заметила пластырь, который сестра Ратчет наклеила ей сегодня на лоб — глаза мгновенно притянулись сами собой к кричащему мазку яркого цвета у нее на лбу.

«Я — супер-пациент!» — заявлял маленький мультяшный жеребенок, летящий по воздуху с гипсом на передней ноге и повязкой на глазу. Позади маленькой кобылки развевался плащ с большим красным крестом.

Твайлайт сразу же оторвала пластырь и бросила в мусорное ведро, не обратив внимания на вспышку боли от резко выдернутых волосков шерсти. Сердито уставившись на свое отражение и борясь с желанием громко заскрежетать зубами, она вернулась к чистке.

Назад в свою комнату Твайлайт прошла тоже без приключений. Она положила маленькую косметическую сумочку обратно на положенное ей место и пробормотала невнятный ответ, когда Бон-Бон перед тем, как оставить ее одну, пожелала ей спокойной ночи.

Мягкий щелчок вернувшегося на место засова послужил для Твайлайт сигналом к началу поисков.

— Ну же… ну же… Должно же тут быть что-то… — шептала она, оглядывая книги ряд за рядом, читая заголовки на открытых взгляду корешках. Название каждой таблетки по-прежнему висело в памяти, и Твайлайт жаждала поскорее получить альтернативное мнение о том, чем же персонал больницы ее накачивает. Она ухмыльнулась, чувствуя, как наполняет ее тело энергия от четко стоящей перед ней цели, с которой она обыскивала полку за полкой в поисках какого-нибудь медицинского справочника.

Спустя пять минут улыбка пропала.

Спустя десять минут Твайлайт снова гневно хмурилась.

Спустя тридцать минут ей захотелось закричать.

— Это же больница! Как же так получилось, что в этой запиханной в коробок библиотеке нет ни одного медицинского справочника? — вскричала Твайлайт, с обвиняющим видом уставившись на окружающие ее полки. Несмотря на болеутоляющее, голова, казалось, собиралась разболеться вновь. Последние полчаса довольно емко можно было бы описать словом «раздражение».

Все вполне разумно. Они не хотят, чтобы их пациенты спорили о своем лечении или подпитывали недоверие к персоналу, заявила логичная часть ее разума.

Ну и что, что это логично и разумно! Это вовсе не значит, что мне от этого легче! — огрызнулась она сама на себя. Гнев в душе свернулся вокруг мыслей, как голодный питон.

Твайлайт продолжала глубоко дышать. Постепенно, с каждым новым выдохом, ее желание сорваться и устроить в своей комнате погром рассеивалось. В конце концов гнев утих, оставив ее в относительно терпимом раздражении вместо кипящей ярости. Контролировать эмоции становилось проще, что она преднамеренно приписала опыту прошедшего дня, а вовсе не неизвестным лекарствам, которые она только что проглотила.

— Они не неизвестные, — резко возразила она сама себе. — Я просто вынуждена поверить им на слово на счет того, какой эффект они на самом деле оказывают.

Сама идея того, что она примет без вопросов на веру все, что ей скажут в больнице, была попросту неприемлема. Она не может никому из них доверять. Даже если они не обманывают ее целенаправленно, они все равно принадлежат миру, в котором вся ее жизнь обернулась порожденной психозом фантазией.

Твайлайт вновь закрыла глаза, делая еще несколько успокаивающих вдохов. Держать характер под контролем стало проще, но все равно идея закатить буйный скандал с разрушениями казалась ей все столь же привлекательной. Она представила себе, как лягает полки, сбивая книги на пол, мстит им за то, что те не предоставили ей желанной информации.

— Нет, я выше этого. Библиотекарь никогда целенаправленно не навредит книге.

Она медленно открыла глаза.

Вот. Так гораздо лучше, постановила она, оборачивая это спокойствие вокруг своей души, как теплое одеяло.

— У меня нет времени на истерики, — продолжила она вслух, медленно шагая к маленькому письменному столу. Этот простой на вид стол, расположенный напротив кровати, почти целиком был похоронен под горой разнообразных книг.

— Они по большей части связаны с историей, — подумала она вслух, ведя копытом по стопкам лежащих там книг. Те издания, которые она узнала, были очень широко известными, хоть и слегка устаревшими. История эквестроговорящих пони авторства сэра Стоун Хилла лежала на вершине кучи, открытая на странице, посвященной феодальной структуре племен пони до объединения. Книга Восход и падение Пфетьего Рейха У. Шира лежала рядом, открытая на картах Великой Войны, которые сверху покрывало несколько листов исписанного пергамента. На самом краю стола, готовый свалиться на пол, лежал самый настоящий переведенный экземпляр Саги Акхал-Теке.

Подняв Сагу, пока та не опрокинулась случайно через край, Твайлайт рассеянно перелистнула несколько страниц. Это был, конечно, уже зачитанный экземпляр. У каждой книги, которую она тут видела, то и дело встречались царапины, гнутые корешки и заломы на страницах — признаки книги, прошедшей через копыта двух, трех, а то и четырех читателей. Закончив осмотр, она закрыла Сагу и положила ее на небольшую стопку книг. Задержав глаза на ней, она нахмурилась.

— Как она может быть уже настолько зачитанной? Она была опубликована совсем недавно. Библиотека получила свою копию всего неделю назад.

Что-то шевельнулось на задворках разума — легкая щекотка, которую невозможно проигнорировать. Библиотека… В своей спешке отыскать какие-нибудь справочники по медикаментам Твайлайт не обращала особого внимания на осматриваемые заголовки. Обернувшись к ближайшей полке, Твайлайт внимательно перечитала корешки каждой книги на ней. Постепенно понимание начало обретать все большую ясность. Она переключилась на другую случайно выбранную полку, ощущая, как этот зуд становится все сильнее.

Книги стояли на переполненных полках, тянущихся до самого потолка, втиснуты в любое доступное место, как большая головоломка. Несмотря на хаотичный вид, созданный таким количеством не совпадающих по размеру шкафов, коллекция книг явно подчинялась структуре. У Твайлайт хватало опыта работы с системой каталогизации Дьюи Децимала[1], чтобы с первого же взгляда распознать ее грубое подобие.

Обнаружив, что книги расставлены как в библиотеке, Твайлайт ощутила, что зуд стал еще хуже, и каждая книга на полке, которую она узнавала, только усугубляла страх. Она повторила осмотр еще несколько раз, переходя от полки к полке снова и снова, но с каждым разом она только получала подтверждение своим леденящим душу страхам.

Она содрогнулась.

Абсолютно все книги на этих полках — те же самые, которые она помнила по понивилльской библиотеке.

— Это ничего не значит, — заявила она, чуть громче, чем намеревалась. — Большую часть этих книг можно найти в любой уважающей себя библиотеке. И то, что в моей библиотеке хранились те же книги, вовсе ничего не доказывает.

Она утешилась этим разумным аргументом, и ледяная дрожь быстро ушла. Проверив во второй раз одну из полок, она не сдержалась и широко, самодовольно ухмыльнулась.

— Ага! Видели? У них не хватает некоторых книг из моей библиотеки. Где История Современной Эквестрии? Где Обзор последнего столетия Кантерлота? — спросила она, тыкая копытом в те места, где, по логике, должны были храниться упомянутые книги.

Твайлайт кивнула, чувствуя себя гораздо увереннее.

— Я слишком легко поддаюсь панике. За тем, что эта коллекция так похожа на мою собственную библиотеку, не стоит никакого хитроумного плана. На самом деле, если учесть, насколько этот мир похож на темное отражение реальности, мне совершенно не стоит удивляться всем этим искаженным общим чертам.

Идея, что она каким-то образом попала в некую странную альтернативную вселенную, весьма импонировала рациональной части души Твайлайт. Она объясняла многое.

— В этой вселенной живет сумасшедшая Твайлайт. Ладно, я могу с этим смириться. Но так как я сама не сумасшедшая, я смогу найти дорогу назад, в мой мир. Ну, или, по самой крайней мере, мне удастся доказать им, что я на самом деле нормальная.

Твайлайт начала ходить кругами по комнате, слегка опустив голову, сама даже не осознав этого в процессе увлеченного планирования.

— Как только я освобожусь, я отправлюсь в Кантерлот и потребую аудиенции у принцессы Селестии. Даже если в этой испорченной вселенной я не являюсь ее ученицей, она все равно самая умная из известных мне пони. Я уверена, что смогу ее убедить помочь мне вернуться в мой родной мир.

— Но в то же время что если это не просто другой мир? — Твайлайт не могла отбросить контраргументы. Если в ее теорию закрались ошибки, ей нужно их отыскать до того, как она бросит все силы на воплощение плана. — Что если это та же самая Эквестрия, но с измененным прошлым? Может, ключ не в том, чтоб вернуться в собственный мир, а в том, чтоб попытаться снять некое проклятье или заклинание, которое исказило этот?

Она остановила свои блуждания перед одной из книжных полок, внезапно ощутив, как в ее мысли закрадываются сомнения.

— Измененное прошлое… — повторила она, прошептав себе под нос. Подойдя поближе к полке, она осмотрела исторический раздел коллекции. На подтверждение ее опасений потребовались считаные минуты.

— Здесь нет ничего по современной истории, — медленно произнесла она, возобновив хождения взад-вперед. Она прокручивала в голове эти слова снова и снова, пытаясь отыскать в этом открытии более глубокий смысл. Инстинкт подсказывал ей, что это важно, но ничем более помочь не мог.

— Ладно, Твайлайт, думай. В настоящий момент любые гипотезы о том, как и почему ты здесь проснулась — это не более чем пустая спекуляция. Для продолжения работы над теориями тебе нужно больше исходных данных. В настоящий момент ты не знаешь еще слишком многого, а потому тебе необходимо сосредоточиться только на подтвержденных фактах.

Она оглядела письменный стол и зацепилась взглядом за перо и лист пергамента, которые лежали рядом с небольшой стопкой книг.

Твайлайт мгновенно расчистила на столе место как раз для листка чистого пергамента и села перед ним. Вытащив перо копытом, она осторожно написала на листке «Известные факты» в качестве заголовка. Несмотря на то что она давно не практиковалась в копытном письме, почерк вышел идеально читаемым. Она приступила к работе, и по лицу расползлась широкая улыбка: с каждым росчерком пера она чувствовала, как растет ее воодушевление. В простом, обыденном для ученого действии, таком, как выведение чернильных строк на пергаменте, она находила для себя утешение.

— К тому же, если хочешь что-нибудь сделать правильно, сделай это пером! — хихикнула она над собственной шуткой. Спайк бы, наверное, застонал от такого, но мне все равно смешно.

Улыбка Твайлайт расцвела в полную силу, когда она приступила к своему любимому методу организации мыслей: к составлению списка.

— Пункт первый: я не сумасшедшая, — проговаривала она вслух, выводя линии чернилами и делая короткую паузу после каждого слова. Дома, в Понивилле, она пыталась сдерживаться и следить за тем, как часто она говорила сама с собой. Теперь же она находила в этом действии утешение: звук собственного голоса будто делал ее клетку не такой давящей и жуткой. Это, конечно, немного, но с учетом обстоятельств она была согласна на любую доступную помощь.

— Пункт второй: все пони считают, что я все-таки сумасшедшая, — Твайлайт помедлила, не решаясь закончить эту строчку. Фотография, которую показал ей этим утром доктор Роуз, медленно прокралась в самый фокус ее воспоминаний. По позвоночнику прокатились капли ледяной воды, когда она воспроизвела в своем воображении, что было написано на лицах членов ее семьи. Мысль о том, что собственная семья поверила в ложь этого мира, промораживала ей сердце насквозь.

Твайлайт прищурилась и отбросила картинку прочь, прогнав из головы мрачные мысли.

— Нет. Я не собираюсь опять поддаваться на отвлечения. Я должна стать сильнее; я должна избавиться от подобной хрупкости своего характера. Это — не мой мир. Это — не реальность! — Твайлайт несколько раз целенаправленно подчеркнула «все пони», чтобы усилить эти слова, и уставилась на них на несколько долгих секунд.

Представить себе, что родители всерьез верят, что она шизофреник — это, по меньшей мере, было больно, но она заставила себя перетерпеть. Мир изо всех сил будет стараться убедить ее, что все, кого она знает и любит, считают ее безнадежным случаем, но она не должна поддаваться депрессии и унынию. Все здесь — такие же жертвы, как и она сама, запертые в мире, где ложь подменила собой реальность.

Твайлайт знала: она, быть может, единственная пони, которая по-прежнему помнит истину. Оставаться сильной — это ее долг. Неважно, сколь бы ни было это для нее больно, она все равно все исправит. Улыбка Твайлайт угасла, сменившись яростной целеустремленностью. Вернувшись взглядом к пергаменту, Твайлайт продолжила писать.

— Пункт третий…

---

Забывшись в знакомых радостях бумажной работы и организации дел, Твайлайт уже совсем скоро закончила работу. Она помедлила, оглядывая список, черпая из этой стопки бумаги силы. Вот передо мной нечто новое, а не порождение этого сломанного мира, думала она, держа перед собой в копытах список. Символический акт записи немногих известных фактов на бумагу принес облегчение ее душе. Ее воодушевляла возможность оставить после себя какой-то знак, особенно с учетом вероятности, что она — единственная во всей Эквестрии пони, которая помнит истинный облик реальности.

— А теперь пора проверить работу еще раз, — сказала Твайлайт, выправляя стопку листков бумаги. Начав с самого верха, она внимательно перечитала каждую строчку записанной информации, проверяя, совпадает ли текст с ее мысленным списком. Удовлетворенно убедившись, что все в полном порядке, она перевела взгляд на отдельный листок, последний в стопке пергаментных страниц.

Статус друзей

Эпплджек — Доктор (психиатр). По-прежнему живет на Ферме Сладкое Яблоко, по-прежнему имеет брата по имени Большой Мак и сестру Эпплблум. Возможно, есть конфликт с Ратчет. Определенно есть конфликт с Рейнбоу Дэш; была ею атакована.

Пинки Пай — Пациентка. На левом бедре — шрамы от ожогов. Легкая хромота. Прямые волосы. Эмоционально уязвима.

Флаттершай — Возможно, пациентка. Скорее всего — «Птичница», пытавшаяся совершить самоубийство.

Рейнбоу Дэш — Пациентка. Напала на Эпплджек в кафетерии, отправлена в изолятор.

Рэрити —

Спайк —

Твайлайт задержала взгляд на последних двух пустых строках. Знания, которые у нее были о друзьях, пусть даже некоторые были лишь предположениями, как в случае с Флаттершай, уже ужасали сами по себе. Но отсутствие знаний пугало еще больше. Ее воображение, похоже, наслаждалось сочинением мрачных предположений об их судьбах.

— Не глупи. Ты просто еще ничего о них не слышала, вот и все, — сказала Твайлайт, раздавив жуткие мысли стальным копытом.

— Скорее всего, они оба в полном порядке и добром здравии. Мне не следует застревать в мыслях о неизвестном, — довод звучал логично и разумно, но она не удивилась, что легче не стало. Она продолжила смотреть на две зияющие дыры в списке.

— Отбой через пять минут, — сказал пони у нее за спиной. Твайлайт вскочила на ноги, отчего бумаги дождем посыпались на пол. Она была одна. Попятившись и прижавшись крупом к столу, она в страхе металась глазами по комнате.

Ее внимание привлекло движение по ту сторону прямоугольного окошка в двери. За ним стоял санитар и внимательно ее разглядывал. Она вскинула бровь, тяжело дыша и пытаясь успокоить грохочущее сердце.

— Но… как…

Несмотря на то что санитар стоял по другую сторону толстой стальной двери, он с легкостью понял ее слова. Он показал копытом на потолок. Твайлайт подняла голову наверх и заметила маленькую круглую решетку по центру.

— Это интерком, — скучно произнес он. Твайлайт не могла определить, прозвучало ли в раздавшемся с потолка голосе раздражение или веселье.

— О. Точно, — сказала она, слегка покраснев.

— Отбой через пять минут, — повторил он металлическим голосом, как из длинной трубы. — Что означает, ты должна быть в постели через пять минут. Поняла?

Твайлайт застенчиво кивнула и нагнулась, чтоб подобрать рассыпанные листы. Санитар отвернулся и пошел дальше предупреждать заключенных о скором отключении света.

Стыд за то, что она испугалась какого-то безобидного интеркома, уже успел развеяться к тому моменту, как она осторожно спрятала свои записи в одной из книг на столе. Это временное решение, конечно, но на настоящий момент ничего другого ей больше не оставалось.

Завтра я найду местечко получше, пообещала она себе, залезая на койку. Она не слишком беспокоилась. С таким количеством книг и свитков, что хранились у нее в комнате, она была уверена, что с легкостью найдет более подходящее место для безопасного хранения своих записей.

Скользнув под чистое белое одеяло, Твайлайт попробовала устроиться поудобнее. Матрас был жестким, а под головой у нее лежало всего две подушки. Она быстро расположилась в постели настолько комфортно, насколько было возможно, и перевернулась на спину, уставившись в панельный потолок. Время тянулось медленно. И только когда она уже собралась встать и проверить дверь, за окошком мелькнуло движение.

— Отбой. Спокойной ночи, Твайлайт, — заявил бесстрастный голос, и комната тут же погрузилась во тьму.

Ну, почти тьму, так или иначе. Твайлайт села на кровати и уставилась на дверь, за которой санитар вновь скрылся из виду. Свет в коридоре продолжал жить своей яркой электрической жизнью, озаряя кафельный пол комнаты прямоугольным пятном белого света. Твайлайт безвольно рухнула обратно на подушку и крепко зажмурила глаза.

— Пожалуйста, пожалуйста, пусть они отключат свет и в коридоре, — молила она тьму.

Свет за дверью чуть потускнел, но остался все равно ярким как раз настолько, чтобы усложнить приход сна.

Твайлайт вздохнула.

— Так и знала.

Перекатившись на бок, лицом к стене, она постаралась изо всех сил не обращать внимания на свет, упорно пробивающийся сквозь крепко зажмуренные веки. Несмотря на все сомнения, впрочем, сон отыскать оказалось нетрудно. Утомление обрушилось на нее, как бегущий буйвол, когда события этого дня начали наконец наваливаться на нее. Спустя считаные минуты Твайлайт уже крепко спала.

---

Век Твайлайт коснулся теплый луч света, вытаскивая ее своим сиянием из дремоты.

— Я уже начинаю просто презирать электричество, — пожаловалась она вслух, ворочаясь на койке и безуспешно пытаясь отыскать положение, в котором яркий свет не лез бы ей в лицо. Она упрямо цеплялась за прерванный сон, крутясь в кровати, пока наконец не сдалась. Яркий свет пылал безжалостно. В этом бою ей не победить. Она нехотя приоткрыла глаза, застонав, чтобы наглядно продемонстрировать, что она просыпается против воли. Комната, в которую ее поселили, медленно входила в резкость. Ее окружал знакомый вид заставленных книгами стен: каждый фолиант покоился на положенной ему деревянной полке, встроенной прямиком в толщу древесины живого дерева.

Дернувшись, Твайлайт села в постели, отчего все ее пледы и одеяла посыпались на пол, и уставилась на просторные комнаты библиотеки. Ее ласково обнимал дружелюбный свет раннего утреннего солнца, затекая сквозь окно за спиной. Обернувшись, она увидела снаружи яркие понивилльские домики. Городок постепенно пробуждался под веселое пение птиц, свивших себе гнезда в ветках библиотеки.

Твайлайт продолжила оглядывать комнату широко распахнутыми, немигающими глазами. Хоть она и просыпалась в этих стенах уже тысячу раз, она все равно разглядывала каждую обыденную деталь будто впервые.

Она была дома.

---

[1] Да, здесь это имя, как в Антропологии. Десятичная система каталогизации Дьюи.

Глава 8

Все было таким же, как Твайлайт помнила. Ее окружали знакомые стены, вылепленные из толщи темной древесины дуба могущественной магией, которая сотворила живое здание, превосходно подходящее для роли и библиотеки, и жилого дома. Твайлайт пробежалась глазами по ярким обложкам украшавших стены знакомых и любимых книг, стоящих на своих местах в том же первозданном виде, в каком она их помнила. Воздух полнился густыми, головокружительными ароматами бумаги, книг, чернил и пергамента, знаний и жизни. Среди этих запахов ее нос различал и более тонкие акценты: напоминание о вчерашнем ужине и знакомый запах хорошо ухоженного обжитого дома.

Все было идеальным. Абсолютно идеальным. Вид, запах — все точно такое же, как она помнила. Даже те же самые пятнышки пыли, с которыми Спайк, похоже, так до конца и не сумел разобраться, по-прежнему лежали не потревоженными на самых верхних полках шкафов. Это был ее дом, в точности, как в воспоминаниях.

— Я дома. Я дома. Я дома. Я дома, — быстро повторяла Твайлайт чуть слышным шепотом. Она крепко прижала одеяло к груди, дыша с каждой секундой все тяжелее, пытаясь при этом не задохнуться в панике. Теплой, нежной ласке утреннего солнца никак не удавалось изгнать ползущие по шее ниточки льдистого ужаса. Взгляд испуганных глаз в панике метался по комнате. Твайлайт задрожала.

Я дома. Я больше не в больнице. Почему я дома? Такого не может быть. Я свободна? Что произошло? Мысли кружились у нее в голове, как сломанная карусель. Она отчаянно пыталась вычленить из них какую-то толику смысла, привнести порядок в хаос, но вопросы вскоре слились воедино в непробиваемый мысленный сумбур. И под всей этой массой беспорядочных вопросов, в ритме будто бы собственного сердца пульсировало единственное слово:

Как?

Твайлайт всегда считала себя ученым. Логика и разум — вот те основы, на которых всегда стояло ее душевное равновесие. Они предлагали разумные объяснения тому, как устроен и как работает мир, находили закономерности в вещах, которые в противном случае казались бы полной анархией. Тогда как многие воспринимали неизведанное как непреодолимую стену, она видела в ждущих ответа вопросах двери, за которыми лежит дальнейшее понимание мироустройства. Каждый раз, когда она погружалась с головой в очередной магический фолиант, она вносила свою лепту в мощение пути к новым открытиям.

Многие пони неправильно понимали амбиции Твайлайт в научной сфере, принимая ее просто за изучающую магию исследовательницу. Это распространенное заблуждение. Магия — это мистические жизненные соки природного мира, но на самом деле это лишь отдельно взятый малый аспект гораздо более обширной Вселенной. Говорить, что Твайлайт изучает только магию, равносильно представлению, будто художник изучает кисти, а пекарь — муку. Она изучала все, ибо для того, чтобы в полной мере понять магические законы, нужно постичь материю, в которую они вплетены. Будучи сведены вместе, знания о магии и об остальной природе в целом открывают законы и правила, которые связывают все во Вселенной воедино.

Именно поэтому Твайлайт Спаркл, избранная ученица Принцессы Селестии, носитель Элемента Магии, так боялась собственного дома. Правила оказались нарушены. Ее не должно быть в Понивилле. Ее не может быть в Понивилле.

Законы природы невозможно нарушить. Они неотчуждаемы, нерушимы и неизменны. Даже Дискорд никогда на самом деле не ломал правил; он лишь подчинял их себе могущественной магией. Идеалы логики и разума, которые она так ценила, диктовали, что ее присутствие в Понивилле должно быть невозможно.

Твайлайт обнаружила, что ходит по кругу в поисках объяснений. Мысли двигались медленно, блуждали, как в тумане. Она повернула голову, чтобы осмотреться, в надежде отыскать хоть какую-то подсказку, которую, быть может, упустила, осматривая комнату уже десятки раз подряд до того.

Здесь просто обязана быть хоть какая-то зацепка. На любой вопрос должен быть логичный ответ. То, что у меня его нет, вовсе не значит, что найти его невозможно.

Не обращая внимания на окутавший ее разум туман, она принялась перебирать все возможные объяснения, включая любые заболевания и проклятья, которые только приходили ей в голову и подходили к ситуации. Когда эти поиски ни к чему не привели, она хотя бы во имя порядка и прилежания вытащила на свет все те теории, которые разработала еще в больнице, и разобрала их снова. Она рассмотрела кандидатуры даже тех врагов, которых уже победила в прошлом, но все равно отбросила каждого, как не сочетающегося с известными ей фактами.

Логическое решение продолжало ускользать от нее, отчего раздражение пересилило страх. Отчаянно желая отыскать смысл хоть в чем-то, она все усложняла свои теории, стремительно уносясь в штопоре в глубины абсурда. И только поймав себя за размышлениями о вероятности того, что перевертыши воспользовались украденными Элементами Гармонии, чтобы вернуть назад Найтмэр Мун, Твайлайт наконец-то приняла бессмысленность этого занятия и застонала в поражении.

— Не могу… этому нет никакого объяснения! Почему это со мной происходит? — вопрошала Твайлайт, требуя у мира ответа. Тишина издевалась над ней. Она зарыла лицо в копыта и проговорила хриплым шепотом: — Все окончательно потеряло смысл. Я будто застряла в кошмаре, который никак не желает кончаться.

Она застыла.

— Кошмар… — повторила Твайлайт, подняв голову, когда вдруг осознала эту мысль. Страхи начали утекать прочь, захватив с собой до смешного хитроумные теории, которым она пыталась найти оправдание. — Ну конечно же: Бритва Скоккама! При отсутствии доказательств обратного верным является наипростейший ответ с наименьшим числом предположений! Это все сон!

Лицо расплылось в ленивой улыбке.

— Погодите. О, да, да, да! Это больница была сном. Какой ответ проще: что мне просто приснился кошмар или что все мои воспоминания — лишь фантазия? Сейчас я должна быть в реальности. Только в этом варианте есть вообще хоть какой-то смысл. Что означает — я дома!

Твайлайт соскочила с кровати и, несдержанно закричав от облегчения, тут же сорвалась в еще более несдержанный и не менее неуклюжий радостный танец.

— Я дома! О моя Селестия, я правда дома!

— Твайлайт? Ты уже вернулась?

Твайлайт споткнулась. Потеряв равновесие в неловких движениях своего танца, она едва успела вскрикнуть перед тем, как врезалась в ближайший книжный шкаф и рухнула на пол. Потревоженные столкновением книги просыпались на нее дождем. Падение каждой из них сопровождалось тихим «уф!» от оглушенной единорожки.

— Твайлайт! — снова позвал голос; мягкий цокот когтей по дереву приближался. Стряхнув с себя саркофаг из энциклопедий, Твайлайт поднялась на трясущихся ногах. Все тело болело, в голове стоял звон, и вся комната качалась, как корабль в шторм, но улыбка у нее на лице тянулась от уха до уха.

В тот момент, когда в ее качающееся поле зрения вплыло фиолетово-зеленое пятно, она рванулась вперед со всей грацией пьяницы на гладком льду. Несмотря ни на что, она все-таки умудрилась достичь намеченной цели.

— Спайк! — выкрикнула она, повалив на пол удивленного дракончика. Неловкое падение явно оставит синяк, но ей было все равно.

— Твайлайт! — ахнул Спайк, когда она поймала его в крепкие объятья, растирая свою мягкую шерсть его теплыми чешуйками. — Что на тебя нашло?

Не обратив внимания на его попытки высвободиться, она сдавила дракончика еще крепче.

— Ох, Спайк, ты даже не подозреваешь, как я по тебе скучала!

Спайк покраснел, вырываясь еще энергичнее, пока его приемная старшая сестра терлась об него носом.

— Н-ну, хватит уже. Это уже как-то неприлично, — вяло запротестовал он. Она же ответила тем, что еще крепче вдавила его в свою шкурку.

— Я так волновалась, и я не знала, что случилось, и я так боялась, что никогда тебя больше не увижу, и…

— Ты немного крепковато меня давишь, Твайлайт.

— …мне было так страшно! Все было неправильно, и я не понимала, что считать настоящим! Они только…

— Твайлайт… трудно… дышать…

—…продолжали меня убеждать, что вся моя жизнь — это ложь! Они говорили, что я все это придумала, и…

— Твайлайт! — громко крикнул Спайк, выпустив при этом в воздух язычок драконьего пламени, который чуть не подпалил Твайлайт гриву. Ослабив хватку, она отшатнулась от яркой вспышки зеленого жаркого огня, благодаря чему Спайк наконец с ясно слышным хлопком вырвался из ее объятий. Хватая ртом воздух, он попытался изобразить строгий взгляд, но было вполне очевидно, что неудовольствие было по большей части наигранным. — Я тоже тебя люблю, Твайлайт. Но, в самом деле, можем мы как-нибудь в будущем избегать смертельных медвежьих объятий?

— Прости, пожалуйста, для меня просто такое облегчение было тебя видеть, что я не смогла сдержаться, — извинилась она, широко и счастливо ему улыбаясь. — Я была… то есть, у меня был ужасный кошмар. Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть. Так… так здорово вернуться домой…

Спайк стряхнул несколько фиолетовых шерстинок с чешуи и поглядел на нее с раздражением, которое тут же сменилось на беспокойство, едва он осознал чистейшую искренность в голосе Твайлайт.

— Ого. Похоже, кошмар был очень плохой.

— Просто наихудший!

Он задумчиво постучал когтем по подбородку.

— Это был тот сон про то, как ты забыла отправить письмо принцессе?

— Что? Нет, конечно, нет.

— Провалила тест?

— Нет!

— Опоздала на занятия? Забыла сдать в библиотеку книгу вовремя? Нарушила Пинки-клятву?

— Нет! Ничего такого.

— Значит, это был… — Спайк широко распахнул глаза. — О, Твайлайт, прости, пожалуйста.

Он положил руку ей на плечо.

— У тебя не было кошмара про магический детский сад уже несколько месяцев. Я не знал.

— Нет, этот сон не был похож ни на один из виденных раньше, — заявила она, не зная, нужно ли ей беспокоиться из-за длины списка ночных кошмаров, пережитых ей за многие годы, или от той легкости, с которой Спайк, вообще не задумываясь, пробежался по ним всем. — Этот был новым. Я была… ну, я была в больнице, и… — она вновь замолчала, чувствуя на себе выжидающий взгляд Спайка. — Знаешь, что? Это неважно. Все уже закончилось.

Он пожал плечами.

— Ну ладно, как скажешь. Странно только, что у тебя нашлось время снова заснуть. Готов поспорить, я думал, ты ушла час назад. Ох, что ж, может, снилось всякое не одной тебе. Завтрак готов, кстати, — он глянул на небольшую кучку упавших на пол книг. — Так что, я понимаю, мне надо тут прибраться, пока ты завтракаешь?

Твайлайт помотала головой.

— Неа. Я хочу, чтоб мой ассистент номер один провел сейчас со мной еще немного времени, — сказала она, тепло потершись носом о его щеку, отчего маленький дракончик покраснел еще раз. — Беспорядок этот никуда не денется. Но прежде, чем мы поедим, я хочу послать Принцессе Селестии письмо.

— Правда? Про кошмар?

— Да, про него, — сказала она, спускаясь по ступеням и быстрым шагом направившись к письменному столу. — И оно срочное.

Он засеменил за ней следом.

— А принцессе это разве не покажется, ну, странноватым немного, что ты шлешь ей письмо про кошмар? Это же всего лишь сон.

Твайлайт помедлила.

— Это был просто сон. Но… — она нахмурилась. — Ну, я не могу толком объяснить. Сон был таким ярким, таким реальным… я такого никогда прежде не видела.

— А что насчет двери? Ну, помнишь, там, в Кристальной Империи? — спросил Спайк, слегка содрогнувшись от воспоминаний. — Там тоже было весьма реально.

— Заклинание Сомбры было другим. Оно основано на темной магии, которая вытаскивала на поверхность самые темные страхи и строила на их основе мысленную иллюзию, чтобы вытянуть из жертвы всю радость и силу воли. Тем не менее, его сила зависела от того, насколько жертва верит в обман. Как только ты меня освободил, я ощутила магическую энергию, из которой состояло заклинание. Я нисколько не сомневаюсь, что если столкнусь с подобной иллюзией вновь, то смогу ее одолеть, — уверенно объяснила она, а затем тепло улыбнулась. — К тому же оно не так уж и здорово работает, если рядом есть друзья, которые о тебе беспокоятся. Сомневаюсь, что самый лучший ассистент в мире оставит меня надолго запертой в каком-то темном заклятии.

— Ну, я довольно крут, да, — сказал он, выпятив грудь. — Так если это был просто кошмар, зачем беспокоить им Принцессу Селестию?

Она вздохнула.

— Это, наверное, глупо, и я, скорее всего, просто еще немного не в себе от такого внезапного пробуждения, но мне нужно послать ей сообщение. На всякий случай.

— На какой такой случай?

На случай, если это был не сон, сказала она про себя.

— На случай, если есть еще чего-то, о чем я не подумала. Лучше перестраховаться все-таки.

Встав перед столом, Твайлайт подняла левитацией чистый свиток и положила перед собой, смакуя возможность вновь пользоваться магией. Это было странное чувство после того, как ее на столь долгое время отрезали от естественных единорожьих способностей. Хотя Рейнбоу Дэш всегда говорит то же самое, когда вынуждена надолго оставаться на земле. Не замечаешь, пока не потеряешь. Окунув перо в чернила, Твайлайт принялась с обычным своим сосредоточением писать. И она права и в другом: навык возвращается быстро. Бывают вещи, которые невозможно забыть.

Спайк не сводил с нее взгляда, пока она писала письмо Принцессе Селестии. Твайлайт работала быстро, стараясь писать кратко и емко. Ей не терпелось отправить письмо как можно скорее. Ей не хотелось в этом признаваться ни себе, ни Спайку, но она по-прежнему боялась. Все кругом говорило, что она вернулась домой. Логичное объяснение, что это был кошмар, подходило ко всем фактам. Нечего было больше предполагать и не о чем беспокоиться.

Но сомнения не уходили. Упрямое грязное пятно в сознании, которое ничем нельзя оттереть.

— Готово, — объявила она, кинув перо обратно в стаканчик. Свернув свиток, она поднесла его по воздуху к Спайку, который осторожно взял его в руку. Письмо растворилось во вспышке зеленого пламени, унеся с собой тяжкие волнения, лежавшие камнем у нее на душе. — Вот и все. Теперь останется только подождать ответа.

Хоть она и знала, что страхи ее не имели рациональной природы, она определенно чувствовала облегчение от мысли, что все-таки послала письмо. Если я права, то сегодня мне придется иметь дело разве что со слегка растерянной Принцессой. Если же нет… Твайлайт помотала головой, затормозив мысль. Нет. Не думай об этом. Ты не ошиблась.

— Если ты закончила уже, то, значит, пора завтракать, — сказал Спайк. Он поймал на себе внимательный взгляд Твайлайт. — Что? Я проголодался. К тому же нам же не нужно стоять тут и ждать ответа. Можем подождать и на кухне. Где еда.

Твайлайт широко улыбнулась.

— Достойный аргумент! — сказала она. Проигнорировав тонкую занозу сомнений, впившуюся ей в дальний уголок сознания, она последовала за Спайком на кухню. Дать своим страхам разрушить себе хорошее настроение она не собирается. — Знаешь, я тут накопила несколько драгоценных камней для особого случая. И мне кажется, ты заслуживаешь небольшого угощения.

Восторженно вскричав, Спайк бросился вперед, в нетерпении облизывая губы.

Она рассмеялась. Хорошо вернуться домой.

Позади нее распахнулась входная дверь.

— Спа-а-айк, я до-о-ома! — раздался знакомый голос.

Все замерло. Мир превратился в неподвижную картину, написанную растерянностью и неверием вместо красок. Этот голос… Нет, это невозможно, думала Твайлайт, тупо глядя вперед широко распахнутыми от шока глазами. Потеряв способность двигаться, моргать, она могла лишь смотреть, как Спайк медленно оборачивается с недоумением, исказившим лицо. Он глянул позади Твайлайт и отпрыгнул назад, распахнув глаза так же широко, как и сама единорожка.

— О, похоже, у нас гости, — тихий цокот копыт по дереву зазвучал ближе. Говорившая находилась прямо позади Твайлайт, но та оставалась в полной неподвижности, как парализованная. — Спайк, к нам скоро зайдут подруги. Можешь поставить чай? О, и принеси нам две кружки. Мне нужно поболтать с нашей посетительницей.

Спайк переводил взгляд между Твайлайт и другой пони. Она безмолвно молила его не уходить. Она не хотела оставаться наедине с этой неизвестной кобылой.

— Э, к-конечно… — ответил наконец он, продолжая метаться глазами меж двух кобыл. Не отрывая от них обеих взгляда, он медленно попятился на цыпочках назад. — Я скоро… вернусь.

Спайк скрылся на кухне, оставив Твайлайт наедине с кобылой и ее кошмарным голосом.

Пони тихо выдохнула.

— Что ж, у нас весьма непростое положение. Видишь ли, тебя здесь быть не должно. Это не твой дом. И ты это знаешь сама. И в глубине души тебя беспокоит нечто, что ты не можешь толком определить. Одно только твое присутствие здесь — уже проблема.

— Ч-что ты имеешь в виду? — прохрипела Твайлайт. Рот у нее превратился в безжизненную пустыню: нехватка влаги превращала каждый слетающий с ее губ звук в пытку.

— Ты знаешь, что, — произнес голос, пока его обладательница обходила Твайлайт кругом. — Понивилль — милый маленький городок. В нем живут добрые, любящие пони, которые ведут счастливые и продуктивные жизни. Семьи растят здесь своих детей. Юные влюбленные гуляют в парке. Каждый сезон здесь проводят ярмарки, фестивали и соревнования. Так что это как раз такое общество, которое не может потерпеть присутствие опасных сумасшедших, решивших его осквернить.

— Я не сумасшедшая, — защищаясь, ответила Твайлайт. Леденящие душу воспоминания о ее кошмаре тут же вернулись, промораживая до костей. — И я совершенно точно не опасная.

Она продолжала глядеть вперед и по-прежнему не могла сбросить оцепенение и пошевелить хотя бы мышцей.

Голос рассмеялся.

— О, правда? В твоем утверждении есть ошибка, хотя ты отказываешься ее признавать. Ты сумасшедшая, только этого ты не признаешь.

Твайлайт собрала жалкие остатки своей храбрости, отчаянно барахтаясь в поднимающихся водах страха и дурных предчувствий.

— Д-докажи.

— Ты уверена, что этого хочешь? — спросила невидимая кобыла. — Ты можешь просто закрыть глаза и уйти прямо сейчас. Разве не лучше будет, если тебе не придется столкнуться с болью от осознания своей неправоты?

— Докажи, — повторила она твердо.

— Честно, тебе ни к чему это знание. Приятно не будет. И чем больше ты с этим будешь бороться, тем тебе будет больнее.

— Я сказала — докажи!

Кобыла вздохнула.

— Что ж, если ты настаиваешь.

Несмотря на все попытки отрицать свои догадки, Твайлайт знала, что ее ждет. Знакомый голос, реакция Спайка, гложущие ее разум сомнения с самого момента пробуждения… все эти кусочки мозаики сходились воедино. Все складывалось в один кошмарный ответ, который она не желала принимать. Но когда кобыла вошла в поле зрения и остановилась прямо перед ней, она уже не могла его больше избегать.

Твайлайт смотрела на саму себя.

Она задрожала; заевшие суставы не мешали страху сотрясать все ее тело. Перед ней стояло отражение без зеркала. Ее копия смотрела на нее с лживым сочувствием, вырезанным, как у скульптуры, на фиолетовом лице.

— Я же говорила, что будет больно, — сказала Другая Твайлайт украденным у нее голосом.

Твайлайт глядела в ответ, не в силах заговорить. В заледеневшей груди беспорядочно билось сердце, не решаясь, как ему поступить: застучать что есть мочи или просто застыть, как и остальное тело. Несмотря на ярко пылающее в окнах утреннее солнце, по углам библиотеки сгустились тени, придавая знакомому миру жутковатые очертания.

— Я понимаю, что ты не хочешь встретить правду лицом к лицу, но дальше продолжать так обманывать себя нельзя. Это просто опасно для здоровья. Ты вредишь себе, цепляясь за свой бред, — Другая Твайлайт изобразила беспокойство и заботу. — Это моя жизнь, а не твоя. Я — лучшая ученица Принцессы Селестии. Я — носительница Элемента Магии. Это я с моими друзьями сразили Найтмэр Мун, остановили Дискорда, помешали вторжению перевертышей и спасли Кристальную Империю. Тебя здесь быть не должно. Этот мир — не для тебя.

Твайлайт пыталась заговорить, пыталась оспорить смехотворные обвинения ее отражения, но язык так же замерз в камень, как и она сама.

— Я — Твайлайт Спаркл, — твердо заявил ее двойник. Она подошла ближе и заговорила тише: — А ты? Что сделала ты? Ты попыталась украсть мою жизнь, скопировать мои достижения и забрать себе всю славу за то, чего ты не делала.

— Нет, — прошептала Твайлайт — бледное эхо уверенного тона ее близнеца.

Самозванка прищурилась; поддельное сочувствие отчасти стекло прочь с ее лица.

— Нет?

— Нет, — повторила она чуть громче.

Другая Твайлайт вновь отстранилась, сверкнув темным весельем в фиолетовых глазах.

— Ты на самом деле права. Ты и правда сделала кое-что, чего не делала я. Ты причиняла пони боль. Вот твое достижение. Жаль только, что и его ты тоже старательно отрицаешь.

— Лгунья.

Отражение ухмыльнулось.

— Видишь? Отрицание. Но, опять же, если бы я была тобой, я бы тоже не хотела помнить, насколько же я навредила другим, — она медленно пошла вокруг Твайлайт, как акула вокруг раненой рыбы, выскользнув из поля зрения по-прежнему застывшей, как во льдах, кобылы. — Видишь ли, именно потому ты хочешь быть мной. Я — героиня. Я — добрая подруга. Я — делаю все, что в моих силах, чтобы помогать другим. А ты?

— Ты причиняешь боль, — прошептала она прямиком в ухо Твайлайт. Та бы подпрыгнула от неожиданности, если бы не приросла копытами к полу. Кобыла усмехнулась и продолжила медленно вышагивать. — Эту теорему доказать очень легко. В конце концов, просто посмотри хотя бы на то, как ты причиняешь боль самой себе, пытаясь поверить в свои защитные бредни. Но, опять же, я могу понять, почему тебе этого хочется. Ты ранишь себя в бреду, чтобы избежать реальной боли воспоминаний.

— Я тебя в этом винить не могу, — продолжила она, завершив, как ни в чем ни бывало, свой круг и остановившись вновь перед лицом Твайлайт. — Я бы сделала такой же выбор, если бы оказалась на твоем месте. Отдавшись фантазии о жизни в чужой шкуре, легче перенести боль. Боль от потери куда проще перенести, чем агонию от вины и стыда, — ее лицо заострилось. — Но это вовсе не отменяет того, что тебе здесь не место. Этот город — не для пони, которая несет всюду страдания, куда бы она ни ступила. Чем ты, в общем-то, и занимаешься. Больше ничем другим, на самом деле.

— Ты лгунья, — повторила Твайлайт, чувствуя, как в ней просыпается гнев. Воспоминания? Боль? Чьи воспоминания? Чья боль? Ее мысли завертелись в вихре — слова самозванки породили бурю, готовую затопить ее разум в волнах конфликтующих друг с другом эмоций.

Твайлайт стиснула зубы и продолжила, с огромным тщанием выговаривая каждое слово:

— Я не причиняю другим пони боль. Я не несу никому страданий.

— И кто же после этого лгунья? — с жестоким смехом спросил двойник. — Я затрудняюсь представить себе хоть кого-то в твоей жизни, кому ты на самом деле помогла. Этот мир сотворен для пони, которые любят и ценят друг друга. А ты же — лишь эгоистичное, обманутое самим же собой маленькое чудовище.

Резкий ответ Твайлайт прервало возвращение Спайка, державшего в каждой руке по исходящей паром кружке. Воздух наполнился острым запахом травяного чая. Это был ее любимый сорт, и его аромат будил воспоминания о многих часах, проведенных в компании Принцессы Селестии. Мысль о добром лице ее наставницы принесла на мгновенье облегчение ее запутанному разуму, и она притушила рвущийся наружу гнев. Не теряй контроль. Ты выше этого. Она просто пытается вывести тебя из себя.

Дракончик чуть не споткнулся, подняв взгляд и увидев, с каким напряжением на лицах смотрят на него две кобылы. Он моргнул.

— Э… чаю? — нашелся он и протянул чашки со слабой улыбкой.

— Чудесно. Молодец, Спайк, — по-доброму сказала Другая Твайлайт. — Что бы я делала без моего ассистента номер один?

Спайк нервно улыбнулся, протянув ей одну кружку и поглядывая на Твайлайт краем глаза.

— О, да пустяки… — сказал он, пытаясь скрыть свое напряжение в присутствии двух полностью идентичных единорожек.

Твайлайт сердито уставилась на самозванку, когда та приняла из руки Спайка кружку. Как ты смеешь говорить со Спайком так, будто ты его знаешь? Я вырастила его! Он мой ассистент!

Спайк повернулся, чтобы подойти к Твайлайт, но его остановило левитационное облако, забравшее у него из руки кружку и поднесшее ее к двойнику.

— Не волнуйся, Спайк. Я разберусь сама. А теперь сходи назад и посмотри, чтоб остальным тоже хватило, когда они подойдут.

На мгновенье Твайлайт показалось, что он воспротивится самозванке: рот его открылся и закрылся несколько раз.

— Ты уверена, что я тебе не нужен? — спросил Спайк, уставившись на Твайлайт с каким-то нечитаемым выражением в изумрудных глазах.

— Да, с нами все будет нормально. Не волнуйся о нас, нам просто надо кое-что обсудить.

— В леднике есть немного сена фри, я могу разогреть, — предложил он, боком пробираясь ближе к Твайлайт.

— Спайк, — с силой произнесла его имя Другая Твайлайт, вернув на себя его внимание. — С нами все нормально. Нам нужно только немного поговорить наедине. Понимаешь?

Спайк робко кивнул и поспешил назад на кухню.

Ненависть Твайлайт к ее двойнику достигла поистине новых вершин. Она копнула копытом пол, подсознательно демонстрируя агрессию и чувствуя, как раскаленный добела гнев в груди плавит и испаряет лед, которым сомнения сковали ей мышцы. Она знала, что принцесса не одобрит потери контроля над собой и перехода к насилию, но оттого идея лягнуть двойника прямо в лицо не казалась менее соблазнительной.

— Так-то лучше, — заявила Другая Твайлайт, проследив за тем, как фиолетовый хвост Спайка скрылся за углом. Она обернулась обратно к Твайлайт и поднесла кружку ближе к лицу кипящей гневом единорожки.

— Вот, выпей чаю. Я знаю, тебе он понравится, — подбадривая, она сделала глоток из собственной кружки. — Видишь? Он хорош. Он тебе поможет успокоиться.

Ощетинившись от одной мысли, что ей нужно успокоиться, Твайлайт выдернула телекинезом кружку из мысленной хватки ее дубля, пролив при этом немного чая на пол. Пытаясь взять гнев под контроль, она уставилась, сверля глазами, на другую себя.

— Как ты смеешь так говорить со Спайком?

— Пожалуйста, не начинай, — презрительно ответила она.

Твайлайт проигнорировала ее слова.

— Как ты смеешь говорить со Спайком так, будто ты его знаешь, будто у тебя есть хоть какое-то право говорить ему, что делать? — голос ее был тих и таил в себе угрозу, как свернувшаяся перед броском кобра в траве.

Самозванка закатила глаза.

— Просто пей чай, — огрызнулась она, сделав глоток из собственной кружки. — Нам с тобой многое надо обсудить, и лучше будет, если ты при этом будешь контролировать свои эмоции, — она вскинула бровь, самодовольно ухмыльнувшись в лицо Твайлайт. — Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь выкинул что-нибудь безумное, правда?

На двух кобыл опустилась тишина. Твайлайт продолжала напрягать и расслаблять мышцы, сдерживая себя от яростного броска на самозванку. Сохраняй самоконтроль. Насилие ничем не поможет. Она просто пытается тебя спровоцировать, чтобы тем самым доказать свою правоту. Докажи ей обратное. Подняв кружку к губам и сдержав при этом острое желание выплеснуть исходящее паром содержимое в самодовольное лицо кобылы, она нехотя сделала глоток. Знакомый вкус омыл ей язык, пробудив самые приятные воспоминания из ее жизни. Как бы ей того ни хотелось, она не могла отрицать, что чай и правда успокаивал.

Но я по-прежнему ее ненавижу, твердо добавила она в мыслях, впившись острым, как сталь, взглядом в глаза своей противоположности. Прихлебывая чай, она приготовилась пережидать неловкую тишину хоть вечность.

И когда самозванка первой нарушила молчание, Твайлайт удовлетворенно записала на свой счет маленькую победу.

Прочистив горло, Другая Твайлайт заговорила:

— Да. Итак, я знаю, что ты, скорее всего, сейчас в полной растерянности и наверняка очень зла, но тебе нужно понять кое-что. Эта жизнь, — она обвела копытом библиотеку, — моя. Я — Твайлайт Спаркл. У меня есть друзья, которых я обожаю, и они любят меня в ответ. Мы сделаем ради друг друга что угодно. Что относится и к защите от угроз. А ты, безусловно, являешься настоящей угрозой.

Твайлайт скривилась в гневе.

— Они — мои друзья, а не твои. Ты — просто кто-то, точнее, даже что-то, что забрало принадлежащее мне по праву и вывернуло все наизнанку, обвинив меня в краже. Я вижу твои иллюзии насквозь, и с моей помощью мои друзья тоже увидят истину, — твердо улыбнулась Твайлайт.

— Приятно слышать, что ты себя чувствуешь так уверенно, — задумчиво произнесла Другая Твайлайт. — Мои друзья придут сюда уже совсем скоро, так что у тебя как раз будет возможность всем нам показать.

— Я докажу им, — сказала Твайлайт, сделав еще один глоток и попробовав повторить самоуверенное выражение лица своего отражения. — В конце концов, это и мои друзья.

Самозванка фыркнула в свою кружку.

— Если это правда, то почему же ты так старательно пытаешься им навредить? Настоящий друг не будет просто так эгоистично пользоваться ближними, оставляя их позади в боли и слезах.

— Я так не делаю! — рявкнула Твайлайт. Путы, сдерживающие ее характер, истончались и рвались прямо на глазах. — И я не собираюсь никому вообще причинять вреда. Я люблю своих друзей. Я бы никогда не причинила им боль. Никогда!

Кобыла рассмеялась. Высокомерие и дикое веселье преобразовали знакомый голос Твайлайт в нечто совершенно чуждое.

— Прошу тебя, ты же не можешь, в самом деле, верить в это всерьез. Ты что, не помнишь, что ты сделала с Пинки Пай?

Твайлайт отшатнулась при звуке имени своей подруги, вызвав тем самым очередной взрыв жестокого смеха. Она гневно уставилась на своего мучителя, пряча сомнения и стыд за маской горькой злости. Она ранила Пинки Пай, но это вовсе не значит, что она какое-то бесчувственное чудовище. Она прищурилась.

— Та жизнь — не реальность. Она была иллюзией, фантазией. Это — моя настоящая жизнь, — ее голос опустился до шепота, — и я хочу ее назад. Я не дам тебе украсть мое по праву и уйти без наказания.

— Это ты пытаешься украсть чужие жизни, больше никто, — сказала Другая Твайлайт. — Ты предпочтешь захватить не принадлежащую тебе жизнь, чем встретить лицом к лицу стыд и вину за то, что ты сотворила с собственной. Ты как торнадо — оставляешь за собой только потери и разрушения. Твои друзья, семья, даже полные незнакомцы — ты сметешь кого угодно, кто встанет на твоем пути. Ты угроза всем, кто тебя окружает.

— Хватит лгать! — выкрикнула Твайлайт, сделав угрожающий шаг навстречу. — Ты только этим и занимаешься! Лжешь! Лжешь и пытаешься влезть мне в голову! Что бы ты сейчас ни говорила, все это только чтобы запутать меня и отвлечь! Я не собираюсь поддаваться тебе дважды! — она ткнула копытом в своего близнеца. — Я с тобой уже сталкивалась. Это была ты, там, в зеркале в туалете. Ты пыталась сломать мою волю, пыталась убедить меня, что я безумна, чтобы я просто сдалась и приняла ту тюрьму, что ты для меня сотворила. Ну что ж, не сработало! Я по-прежнему здесь, и я собираюсь тебя сразить!

Другая Твайлайт вздохнула.

— Я, честно говоря, в тебе разочарована. Я надеялась, что у тебя хватит остроты ума, чтобы осознать момент, когда ты ведешь себя иррационально и бессмысленно. Я думала, что, если бы мы с тобой поговорили, ты бы приняла неизбежное и отказалась бы от своих навязчивых идей, но, похоже, ты слишком упряма, чтобы увидеть правду.

— Нет здесь ничего иррационального! — прорычала она. — Доказательство прямо здесь, в моем сознании и в моих чувствах. Я не упряма — я лишь защищаю истину! Я защищаю ее от тебя! — Твайлайт споткнулась слегка, но восстановила равновесие, сделав еще один агрессивный шаг вперед. — Ты не победишь. Как только придут мои друзья, как только Элементы Гармонии будут здесь, мы покажем тебе, насколько сильна истинная дружба.

Явная нехватка беспокойства на лице самозванки только обострила гнев Твайлайт.

— Ты просто готовишь себя к еще большему разочарованию, — сказала она Твайлайт. Намек на веселье мелькнул в ее глазах. — Но, опять же, оно и к лучшему. Твой бред вреден для твоего здоровья и для других. Тебе надо просто принять, что эта жизнь принадлежит не тебе. Ты больна. Слова не из приятных, но ты должна услышать их от тех, кому ты доверяешь, — она указала за спину Твайлайт. — Итак, почему бы нам тогда не спросить у твоих друзей, что же они считают правдой?

Твайлайт оглянулась через плечо. Будто по указке, распахнулась входная дверь библиотеки, за которой стояло пять знакомых кобыл. Она вздохнула с облегчением, когда они вошли внутрь. Одного только их вида хватило, чтоб придать сил ее уверенности в себе. Это были те самые друзья, какими она их помнила.

— Вот теперь ты попалась, — сказала она двойнику, храбро ухмыльнувшись ему в лицо, а затем обернулась обратно к друзьям.

Слова приветствия умерли на языке, не успев прозвучать, когда друзья встали позади нее широким полукругом. В их взгляде чувствовалось узнавание, но вот теплое сочувствие, которого она ожидала, в нем прискорбно отсутствовало. Вместо дружелюбия был гнев, стыд и отвращение. Пять пар холодных глаз судили Твайлайт, вытягивая из ее тела всякую храбрость, лишая ее дара речи.

— Это и есть та самая самозванка, которая тебе мешает, да, клеверок? — спросила Эпплджек.

— Да, — ответили одновременно обе Твайлайт, как одна.

— Я говорила не с тобой, — огрызнулась на Твайлайт фермерша.

— Ты что, так и не поняла, что тебе нельзя ошиваться по Понивиллю? — вмешалась Рейнбоу Дэш, подлетев невысоко над полом и уставившись на Твайлайт, как на мерзкую грязь на копыте. — Серьезно, в чем дело? Мы же тебе сказали — тебе здесь не рады. Что нам с тобой сделать, чтоб ты наконец свалила? А? — она подлетела к Твайлайт чуть ближе, агрессивно подняв передние ноги.

— Но… но это же я, Твайлайт. Твайлайт Спаркл! — сказала она, чувствуя, как в животе скапливается лед. Она в отчаянии указала на другую кобылу. — Вот кто самозванец! А я — ваша подруга!

— Никто не любит вралей! — с укоризненным видом заявила Пинки Пай.

— Не говори ерунды, маленькое чудовище. Как ты смеешь пятнать образ нашей доброй подруги, называясь ее именем? — пренебрежительно задрала нос Рэрити. — Какая-то безумная кобыла распространяет на публике клевету — какое бесстыдство!

Эпплджек кивнула.

— Чистейшая ложь, и ничего другого.

— Мы тебе здесь не рады.

— Это не твой дом.

— Ты исчерпала кредит доверия.

Твайлайт медленно пятилась от наступающих на нее пони, сжимаясь от каждой режущей по живому фразы. Пустая кружка упала и покатилась по полу, когда она попыталась заговорить:

— П-прошу вас, вы не можете… но… почему вы мне не верите? — сумбурно выдавила она, судорожно переводя взгляд испуганных глаз с одного лица на другое, ища хоть какой-то намек на любовь в глазах подруг.

Но не находила в них ничего.

— Флаттершай! — закричала чуть ли не в полный голос Твайлайт, сфокусировав затуманенные слезами глаза на единственной кобыле, что еще не сказала ни слова. В отличие от гнева, как на лицах остальных, застенчивая пегаска просто выглядела встревоженной и явно не в своей тарелке. В груди у Твайлайт разгорелась огнем отчаянная надежда.

— Пожалуйста, Флаттершай, скажи, что ты веришь, что это я! Скажи, что узнаешь меня!

Флаттершай отвела глаза, стараясь изо всех сил спрятаться за локонами розовой гривы.

— Я… э… я думаю… — тихо прошептала она, покусывая нижнюю губу. — Я думаю, тебе стоит… с-стоит прекратить изображать кого-то, ну, знаешь, кого-то другого. Это не очень хорошо…

Нет. Нет, только не ты. Пожалуйста, Флаттершай. Не ты.

— Ты просто больна и тебе, эм, нужна помощь… чтобы выздороветь.

Нет-нет-нет-нет!

Твайлайт замотала головой, поблескивая в утреннем свете залитыми слезами щеками. Громкие и злые обличения от подруг крепко хлестали по ее уверенности в себе: каждый удар наносил ей почти что физическую рану, заставляя ее отшатываться в ужасе. Мягкое возражение Флаттершай казалось подобным зазубренному ножу, впившемуся ей прямо в грудь. Надежда угасла, как свеча на ветру, не оставив после себя ничего, за что можно было бы ухватиться во тьме в ее душе, что грозилась поглотить ее всю целиком. Казалось, по мере того, как остальные пони продолжали подступать к ней, ее придавливал к деревянному полу невидимый пресс, сжимая в точку весь знакомый ей мир.

Она развернулась к самозванке, в ярости скривив и исказив залитое слезами лицо.

— Ты! Это все т-твоя вина! Ты… ты п-промыла им мозги! Ты их как-то контролируешь! Как… — мокрые от слез глаза вдруг распахнулись широко в осознании, — … как тогда… когда Королева Перевертышей подменила собой Кейденс!

Другая Твайлайт застонала.

— Так, ладно, должна признать, поначалу слушать твои попытки оправдать свои галлюцинации было забавно, но это уже просто убого. Прекрати меня позорить перед лицом моих подруг.

— Это мои подруги! — взвыла Твайлайт, со вспышкой пробудив рог. — Я уже досыта наелась твоей лжи! Больше ее не будет!

Проигнорировав страх в глазах друзей, с которым они попятились прочь от фиолетовой ауры, она сосредоточила внимание на своем близнеце, сидящем в нескольких ярдах. Магическая мощь смыла без следа холод сомнений, как теплая вода в ванне, когда Твайлайт приступила к сотворению сложного заклинания. Маг слабее нее счел бы его вызывающе непростым. Твайлайт же оно давалось легко, как дыхание. После свадьбы брата она тренировалась с самоотверженным прилежанием, зная, что однажды оно ей пригодится.

Она угрожающе прищурилась.

— Я знаю, что ты… перевертыш!

Луч огня лавандового цвета выстрелил с кончика рога и поглотил ее мучителя. Посреди библиотеки будто взошло второе солнце — слепящая, мимолетная вспышка света, за которой последовал могучий удар грома, сотрясший самое основание библиотеки. Твайлайт с трудом удерживалась на ногах, пока затихало эхо встряски, от которой книги полетели повсюду с полок по воздуху.

Яростно моргая, чтобы прогнать танцующие перед глазами точки, она широко улыбнулась, нетерпеливо желая увидеть результат своей работы. Ладно, вышло несколько мощнее, чем я собиралась, признала она, рассмеявшись в предвкушении. Но это не страшно. Прекрасно! Теперь мои друзья узнают правду. Все с той же широкой улыбкой на лице она обернулась к остальным кобылам, в нетерпении ожидая увидеть на их лицах узнавание, едва они поймут, что она в очередной раз спасла их от агента перевертышей.

Улыбка угасла, едва она увидела их всех в одинаковой растерянности и замешательстве.

— О звезды! — воскликнула Эпплджек, растирая глаза. — Я почти ничего не вижу!

Фермерша слепо шарила копытами вокруг себя в поисках снесенной с головы шляпы.

Флаттершай помогала Рейнбоу Дэш встать с пола, заботливо причитая над шишкой у той на голове. Радужная кобыла заверила ее, что с ней все в порядке, бросив Твайлайт ядовитый взгляд. Нехотя Флаттершай оставила Дэш в покое и перенесла внимание на хныкающую Пинки Пай, которая лежала там, где и упала, закрыв передними ногами глаза.

Твайлайт сглотнула. Ужас вернулся к ней на волне тошноты. Вина принялась глодать ей сердце, но она отпихнула сомнения прочь. Я буду извиняться потом. Они поймут. Это было необходимо.

Не обращая на их злые взгляды внимания, она указала туда, где стояла самозванка.

— Видите? Я же говорила, что она не…

Она застыла, замолчав, когда увидела то место, на которое указывала копытом.

— Ты что-то хотела сказать? — спросила с самодовольной ухмылкой Другая Твайлайт.

Твайлайт вперилась глазами в своего близнеца. Брошенное ей заклинание способно развеять любую иллюзию. Она ожидала увидеть перед собой рабочего перевертыша или, может быть, даже настоящую королеву. Вместо этого она по-прежнему глядела на идеальную копию самой себя.

Улыбка отражения угасла.

— А теперь, мне кажется, ты должна извиниться перед всеми, — сказала самозванка, стерев со своего лица всякие следы хорошего настроения и сделав несколько шагов вперед. — Просто так брать и причинять другим пони боль — это нехорошо. Так же, как и лгать кому-нибудь перед их друзьями.

— Нет! Это невозможно! — выкрикнула Твайлайт. — Ты… ты перевертыш! Должна им быть! Это объясняет, почему все мои друзья не осознают, кто я такая, почему они верят, что…

Ее отчаянные причитания оборвались, как только ее голову схватили вдруг две ноги и больно дернули, развернув кругом прямиком к разъяренным глазам Рэрити.

— О чем ты думала, решив провернуть такой кошмарный трюк? Ты могла кому-нибудь всерьез навредить! — кричала она в лицо Твайлайт. Обычно сдержанная пони обратилась в пылающий образ праведного гнева. — Ты хотя бы подумала, что могло бы случиться?

— Я… я… — вяло заикалась Твайлайт, пытаясь отстраниться. Она отчаянно желала сбежать от разъяренных глаз своей подруги, но копыта единорога держали ее, как тиски, пока та продолжала кричать на нее:

— Тебя вообще волнует чужая жизнь? Или ты настолько эгоистична, что тебе абсолютно все равно, кому ты можешь в итоге навредить? Ты… ты чудовище!

Глаза Рэрити пугали ее. В этом взгляде не было и следа королевы драмы, желающей сыграть на ее эмоциях. Они были полны чистой, искренней ярости, исказившей лицо подруги, и ничего подобного она никогда не видела прежде. Твайлайт беспомощно хлопала ртом, безуспешно пытаясь найти хоть какой-нибудь ответ. Такого не должно было случиться. Что-то пошло не так. Почему заклинание не сработало?

— Рэрити, довольно, — сказала Другая Твайлайт, положив ей копыто на плечо.

Она глянула на нее, притушив гнев.

— Но она…

Самозванка покачала головой.

— Все нормально. Иди проверь, как Пинки Пай, — она перевела взгляд на Твайлайт. — Я прослежу, чтоб она вела себя как положено.

Рэрити удерживала хватку еще несколько секунд, но в итоге нехотя отпустила голову Твайлайт, отчего растрепанная единорожка рухнула на колени.

— Ладно. Но если она еще раз причинит кому-нибудь вред, я уже буду не такой вежливой! — задрав нос и громко топая копытами, она ушла прочь, оставив двух Твайлайт наедине.

Твайлайт проследила взглядом, как Рэрити подошла к по-прежнему лежащей на полу Пинки Пай, все еще ощущая боль от крепкой хватки кобылы. Их чувства были ясны, но она отказывалась им верить. Она хотела списать все это на собственный разум, который наверняка вновь принялся с ней играть. Отрицание не помогало. Она видела их гнев в том, как поджимались их губы, как сужались глаза каждый раз, когда они поглядывали в ее сторону.

Мои друзья меня ненавидят.

Она отвела взгляд, не в силах более смотреть на них, и поднялась с пола, чтобы сесть.

— Зачем ты со мной это делаешь? — прошептала Твайлайт ломающимся голосом. — Зачем… зачем ты о-отбираешь у меня мою жизнь?

— Я не делаю ничего, — самозванка обвела окружающую обстановку копытом. — Ты сама во всем виновата. Я говорила тебе, что они — не твои друзья, но ты этого принять не хотела. Я говорила тебе, что ты только и делаешь, что причиняешь другим пони боль, но ты не желала слушать.

— Н-но я не…

— Как ты это назовешь? — перебил ее двойник, указав копытом на Флаттершай, которая перевязывала порез на лбу у Рейнбоу Дэш. Обычно тихая и сдержанная пегаска внимательно разглядывала Твайлайт из-за розовой гривы, будто единорожка — опасное животное, готовое наброситься безо всякого предупреждения.

— А это? — она вновь указала ногой, на этот раз на Рэрити, склонившуюся над Пинки Пай, чтобы помочь той встать на копыта. Фиолетовые волосы кобылы буквально искрились от сдерживаемой ярости.

У Твайлайт кружилась голова, а все мысли будто отдалились прочь и укрылись туманом. Открыв рот, чтобы заговорить, она обнаружила, что не способна найти слов, а может лишь давиться очередной волной рыданий. Она стыдливо опустила глаза. Под копытами посверкивала лужица слез.

Гнев скрежетал зубами в бессильной злобе, ярясь супротив растущего в душе чувства беспомощности. Он не желал сдаваться. Источник ее страданий стоял совсем рядом, на расстоянии удара. Гнев требовал атаки. Гнев требовал действий. Гнев требовал сделать хоть что-то, чтобы прекратить страдания.

Но какой в этом смысл? — огрызнулась она сама на себя, смирившись с холодным отчаянием, захватившим ее мысли. Чувства приглушились. Цвета размылись и потускнели. Звуки доходили до нее как с огромного расстояния. Казалось, внутри бушует могучий ливень, смывая без остатка всю силу и оставляя ее как выпотрошенную.

— В чем смысл продолжать бороться против неизбежного? — спросила Другая Твайлайт, отражая ее собственные мысли. Наполовину полная кружка почти остывшего чая подлетела ей к лицу. — Давай же, выпей до дна. Он тебя успокоит, — проворковала она, пробираясь голосом глубоко в ее сознание.

Твайлайт тупо кивнула и потянулась дрожащей ногой, чтоб принять висящую в воздухе кружку. По какой-то причине она не могла призвать для этого магию, но ее это не взволновало. Она шмыгнула носом.

— Я не… я никогда не хотела никому причинять вреда…

— Конечно же, не хотела, — свистяще прошипел сочувствующий голос. — Ты ничего не можешь с этим поделать. Это не твоя вина. Это просто твоя натура. Но этот мир не предназначен для тебя. Так что пей чай и будь хорошей девочкой.

Что-то шевельнулась, щекоча, на задворках сознания Твайлайт. Тихий голос, с легкостью способный затеряться на фоне даже легкого ветерка. Она не обратила на него внимания, уставившись в чашку. Поверхность чая затрепетала, как у пруда в дождливую бурю: по подбородку стекали и капали слезы.

— Я просто хочу, чтоб все закончилось.

— Они тоже.

Твайлайт подняла глаза и отшатнулась, обнаружив вдруг, что все ее друзья собрались перед ней в ряд. Выражение лица каждой из них глубоко впивалось ей в позвоночник когтями ненависти к самой себе. Они все были разными — пять уникальных свидетельств того, сколь же жалка и презренна на самом деле она.

На лице Рейнбоу Дэш была высечена яростная гримаса, соответствующая ее прямолинейному темпераменту. Эпплджек недоверчиво глядела на нее из-под полы пыльной шляпы так, будто поймала ее за кражей яблок. Восстановив самообладание, Рэрити же смотрела со слегка нахмуренным лицом и легким неудовольствием, которые служили лишь маской для пылающего гнева в глазах. В отличие от остальных, Пинки Пай выглядела скорее разочарованной, чем злой. Ее обычный легкий, как воздушный шарик, настрой сдулся от острого укола предательства.

Чувствуя себя все отчаянней каждый раз, когда очередная подруга отвергала ее, Твайлайт перевела взгляд на последнюю кобылу. И, встретив взгляд Флаттершай, она побледнела. Колени единорожки задрожали, чуть не подогнувшись и не заставив ее рухнуть обратно на пол.

Жалость. В нежных зелено-голубых глазах Флаттершай не было ни следа чистой ненависти и полного недоверия, как в глазах остальных. Она глядела на Твайлайт как на птичку с подбитым крылом. Она не зла. Она считает тебя за инвалида. Она смотрит на тебя и видит раненое животное.

Она жалеет тебя.

Твайлайт содрогнулась под этим мягким взором и громко, через силу вдохнула. Она хотела бы, чтоб Флаттершай просто ненавидела ее, как все остальные. Так было бы проще. Как ей утверждать, что она не больна, что это в самом деле ее реальная жизнь, когда подруга смотрит на нее с чистой жалостью и печалью?

— Они не хотят тебя видеть. Никто не хочет, — заявил близнец, заставив, к ее облегчению, оторвать взгляд от осуждающих глаз подруг. — Ты — не Твайлайт. Ты не их подруга. Это не твоя жизнь. Им не нужна такая пони, как ты. Ты только причиняешь другим боль. Тебе здесь не место.

— Ты нам не подруга, — с презрением повторила Эпплджек.

— Ты нам здесь не нужна, — добавила Рэрити.

— Тебе здесь не рады.

— Ты только причиняешь другим боль.

— Тебе здесь не место.

Каждая подруга повторяла одну из фраз близнеца, и их слова падали на нее, как тяжелый молот, разбивая вдребезги разум. По мере того как пони зачитывали свои фразы, будто жестоко протаскивая колючую проволоку сквозь ее душу, все новые страхи и сомнения прорывались в ее сознании на поверхность. Подпитываемые стыдом мысли принялись эхом вторить их словам. Сознание рвало само себя в клочья, подобно волку, отгрызающему угодившую в западню ногу.

Рот беспомощно открывался и закрывался. Она хотела кричать. Она хотела молить. Она хотела просить, рыдать, пытаться объяснить. Она хотела сказать хоть что-то, хотела отрицать все, но могла лишь только неразборчиво бормотать и рыдать, как младенец. Мир обрушивался на нее, намертво приковывая ее к одной точке на полу библиотеки. Ей было трудно дышать.

Лица друзей казались такими знакомыми и при этом чужими. Черты их были в точности такими, какими она помнила, но в то же время их исказили гримасы ненависти, которые казались совершенно несвойственными им и невозможными. Она все бы отдала за то, чтобы в увидеть в их глазах ту же любовь и ласку, с которой они смотрели на нее в воспоминаниях будто бы о далеком прошлом.

Не в силах более смотреть в их жестокие глаза, она отвернулась, сосредоточив подернутое мутью зрение на своем близнеце. Отражение глядело в ответ, поднимая уголки губ в жестокой улыбке.

— Пей чай. Сдавайся. Дай мне освободить тебя от боли, — сказала самозванка. Слова прозвучали тихо, но они с легкостью пробились сквозь жестокие голоса других кобыл. На ее роге, суля освобождение, ожила фиолетовая аура.

— П-по-пожалуйста… — жалобно простонала Твайлайт, приковав глаза к сияющему рогу близнеца. Она хотела, чтобы все просто кончилось. Ей было все равно, каким образом. Лишь бы все прекратилось. — П-пожалуйста… я-я-я н-не могу…

Где-то внутри черепа Твайлайт вдруг почувствовала мягкое давление, заметное даже сквозь головокружение, туман и эмоциональную пытку, обратившую ее мысли в перепутанное месиво. Это зонд чужого сознания пытался осторожно поддеть двери, ведущие в ее разум.

— Я могу убрать боль. Тебе нужно только впустить меня внутрь, — прошипела самозванка, усиливая давление. Это было неприятное чувство — ощущать прикосновение чужого разума к своему, но Твайлайт хотелось согласиться. Ей нужно облегчение, а слова Другой Твайлайт предлагали ей путь к избавлению. — Выпей чай и расслабься, и я уберу все страдания.

Твайлайт слабо кивнула, напрягая каждую мышцу, чтобы оставаться в сидячем положении. Весь мир казался слепленным из мягкой глины. Тени в библиотеке сгустились, будто из стен потекла черная слизь. Да. Пожалуйста, пусть все кончится, думала она, пытаясь игнорировать щекотку на задворках сознания, что настойчиво старалась привлечь к себе внимание. Она медленно опустила свои ментальные щиты, пропуская внутрь, в свои мысли, бархатистое касание магии ее дубля.

Просто закончи это все. Пожалуйста, убери эту боль.

Улыбка Другой Твайлайт росла все шире, а в глазах засияла фиолетовая энергия.

— Я обещаю, все будет лучше. Уже скоро ты ничего не будешь чувствовать.

Твайлайт вяло улыбнулась в ответ, порадовавшись надежде на облегчение. Ей не хотелось уже ничего, кроме покоя. Друзья продолжали свою бесконечную литанию, скучное перечисление ее личных недостатков и прегрешений, но их слова уже потеряли свою первоначальную жгучую боль. Воодушевленная тем, что страдания вот-вот закончатся навсегда, она нашла в себе волю пропускать их слова мимо ушей. Они и так меня уже бросили. Я хочу, чтобы они уже ушли. Голова бессильно качалась из стороны в сторону на цепких нитях магии, извивающихся, как черви, в ее мозгу. Все потеряло резкость. Вторжение в разум было болезненным, но все равно показалось долгожданным облегчением по сравнению с ненавистью и разочарованием на лицах подруг.

Глаза медленно скользнули прочь от лица Другой Твайлайт и ее зубастой улыбки. Все такое черное, бездумно обратила внимание она, смотря, как из ниш и закутков библиотеки течет черная жидкость. Ненасытная тень ползла, поглощая собой все на своем пути, и она медленно подбиралась все ближе.

— Пей чай, — Твайлайт не могла определить, то ли она слышала команду, то ли сама подумала о ней, но она все равно послушалась. Она изо всех сил постаралась заставить переднюю ногу подчиниться приказам. Тело похолодело, и мышцы не спешили отвечать на команды.

Пока Твайлайт пыталась поднять чашку к бессильно отвисшим губам, позади зловеще ухмыляющегося отражения кратко скользнуло какое-то движение, притянув внимание раскоординированных глаз. Она повернула голову. Зрение плавало, то фокусируясь, то расфокусируясь. Трудно было разобрать, что это: предмет затерялся в далеких тенях. Он казался неважным, чем бы он ни был, но то самое не дающее покоя чувство требовало от нее приглядеться внимательнее.

Твайлайт моргнула несколько раз, сгоняя с глаз слезы, и отсутствующая улыбка на ее лице сменилась на недоуменное выражение, когда она наконец различила прячущийся наполовину в тенях фиолетово-зеленый предмет. Кружка замерла у самых губ.

Спайк?

Молодой дракончик выглядывал из проема кухонной двери, смотря на компанию с беспокойством на лице. Нет, не компанию, подумала она, чувствуя, как зуд в глубинах сознания становится все отчетливее. Он смотрит на меня. Он беспокоится за меня. Он беспокоится за меня.

— Пей чай, — команда прозвучала вновь, на этот раз настойчивее.

Она может убрать боль. Она может положить этому конец, напомнила она себе. Голоса друзей становились в ушах все громче, истекая ненавистью и презрением с каждым слогом.

— Тебе здесь не место.

— Ты нам не подруга.

— Ты только причиняешь другим пони боль.

Чашка опустилась на долю дюйма. Спайк… он не ненавидит меня, размышляла она, встретившись с ним взглядом. В памяти мелькнула печаль Пинки Пай и жалость Флаттершай, но это было нечто совершенно иное. На этот раз она видела что-то в его глазах, некий проблеск узнавания. Он беспокоится. Не о том, что я могу сделать, а том, что может случиться со мной. Я важна... Я важна для него. Я важна для него!

— Пей чай!

Мир вокруг задрожал, как вода на ветру, когда Твайлайт захлопнула разум, отрезав копавшиеся в голове ледяные щупальца. Тени отшатнулись назад, как дикий зверь от пылающего факела.

Я важна для Спайка! Спайк меня любит! Спайк по-прежнему мой друг! Каждая мысль приходила со вспышкой искреннего облегчения, и надежда вновь расцвела в ее практически сломанном разуме. Мир, казалось, пробудился от тревожного сна, и цвета вновь обретали четкость, а звуки раздавались в ушах все яснее. Она выскользнула из тюрьмы меланхолии и наконец смогла увидеть мир таким, каким он был до того.

Высвободившийся гнев присоединился к новой надежде и смыл прочь отчаяние, вычистил без остатка то проклятое пятно ненависти к себе, что успело впитаться в ее душу. В груди с новой силой запылал огонь, и она вскочила на копыта, бросив кружку на пол. Отыскав новые силы в этой жажде сопротивления, Твайлайт подняла голову и встретилась взглядом со своей противоположностью. В глазах на мгновенье мелькнуло беспокойство, когда она наконец разглядела лицо самозванки, но шок мгновенно оказался изгнан прочь могучей вспышкой праведной ярости. Она прищурилась с угрозой.

— Ты!

В глазах единорога сверкнуло веселье, и она улыбнулась Твайлайт. Это была та самая улыбка из зеркала в туалете.

Уголки губ кобылы поползли назад по щекам, растягивая рот от уха до уха, рассекая голову почти полностью пополам. Эта неестественная рана шла через всю голову. И в этой противоестественной пасти сверкало, как костяные кинжалы на утреннем солнце, куда больше зубов, чем должно быть у любого нормального пони.

Двойник смотрел на нее с отвратительной, невозможной улыбкой, которая, казалось, только росла еще шире во все стороны, пока единорожка неотрывно на нее смотрела.

— Я не сдамся тебе! — выкрикнула Твайлайт в ответ, выпустив из-под контроля свой гнев и воспользовавшись им, чтобы подпитать свою волю к сопротивлению. — У тебя ничего не вышло. Я не сломалась, и я по-прежнему знаю, что мои друзья любят меня.

— О, неужели? — вопрос прозвучал из шести ртов одновременно. Твайлайт резко обернулась и, увидев перед собой лица пятерых кобыл, тут же отшатнулась в ужасе: каждая пони разглядывала ее одинаково пустыми глазами на лицах с абсолютно идентичными выражениями. Друзья двинулись на нее строем, и Твайлайт попятилась, путаясь в собственных ногах. Агрессия в движениях их тел никак не сочеталась с пустым выражением лиц. Ударившись крупом о книжный шкаф, Твайлайт оказалась загнана в угол — кобылы отрезали для нее все пути к отступлению. Они подходили все ближе, прижимая ее к стене. По беззвучному сигналу они одновременно остановились и застыли в одинаковых позах, уставившись на нее невидящими глазами.

— Мы не любим тебя. Никто не любит тебя, — объявили они хором. — Ты — бешеная собака, которую надо было усыпить еще давным-давно.

— Отпусти их! — крикнула она, уставившись на Другую Твайлайт самым яростным взглядом, каким смогла, чувствуя при этом, как подгибаются у нее колени. Она не может теперь отступить. Ей нужно держаться ради своих друзей. Она сделала шаг вперед, пытаясь изобразить, насколько это возможно, угрожающий вид. — Если ты не отпустишь их прямо сейчас, я…

— И что же ты сделаешь? — выплюнуло оно, перебив ее хором украденных голосов. — Ты не можешь ничего. Ты не Твайлайт Спаркл, как бы ты старательно ей ни прикидывалась. Ты — лишь безумная самозванка!

Твайлайт встала в полный рост, стараясь удержать голос от дрожи.

— Я предупреждаю…

Мокрый, клокочущий смех заполнил библиотеку.

— О, ну это просто прекрасно! Жалкое ничтожество пытается говорить, будто что-то может! — веселье тут же пропало из его голоса, сменившись ледяной серьезностью. — Ты не можешь меня запугать. Я знаю истину. Ты не Элемент Магии. Ты никогда не училась у Принцессы Селестии. Твое прошлое — подделка, ложь! Это все фантазия, порожденная неуравновешенной маленькой кобылкой, которая не смогла справиться с собственной жизнью. Ты — всего лишь порождение молодого единорога, который скорее сбежит в мир детских фантазий и счастливых сказочных концовок, чем встретит лицом к лицу боль собственных воспоминаний.

Существо со ртом чудовища осторожно принюхалось, будто к испорченному воздуху.

— Я предложила тебе выход, знаешь ли. Способ положить конец боли безо всей этой драмы. Но ты отвергла меня, — оно ухмыльнулось. — Так что теперь ты будешь страдать.

Твайлайт зажгла рог, озарив стены бледным фиолетовым сиянием.

— Ты лжешь! — прорычала она. Головная боль пульсировала, как барабан внутри черепа — могучий ритм, который не смог приглушить даже облепивший все ее сознание туман. Она помотала головой, прочищая мысли. — Все, что ты мне сказала — все это ложь! С чего ты, в самом деле, считаешь, что я поверю хоть в одно твое слово после того, как ты так долго прикидывалась мной? Ты безумна, если считаешь, что я поверю тому, кто контролирует моих друзей.

— Я вовсе не контролирую твоих друзей. Они, — она указала на кобыл, каждая из которых повторяла эхом ее слова, — не твои друзья. Этот мир — не твой мир. Тебе здесь не место. Это мир для талантливого единорога, старательно учившегося у Принцессы Селестии, единорога, которая делает все, что в ее силах, чтобы помочь другим, — ее друзья начали смеяться, тогда как существо, как маску носящее ее собственное лицо, продолжило говорить: — Он не для бредящей буйнопомешанной, которая способна причинить вред самой себе и всем, кто ее окружает. Он не для эгоистичной кобылы, которая использует других для удовлетворения собственных нужд.

— Я училась у Принцессы! Я помогаю другим!

— Этот мир — для носителя Элемента Магии.

— Я Элемент Магии! — вскричала Твайлайт, раздув ноздри, и с силой ударила копытом по полу. Магическая аура разгорелась вокруг нее, наливаясь мощью, пока она черпала дополнительную энергию и готовилась сотворить заклинание в любой момент. Пот блестел у нее на лбу, и головная боль, сжимая череп в тисках, росла вместе с накапливаемой магией.

Смех мгновенно оборвался. Шесть пар глаз оценивающе уставились на Твайлайт во внезапно опустившейся тишине.

— Докажи, — потребовали они безэмоциональным голосом.

Твайлайт моргнула, попавшись врасплох из-за этой резкой смены тона.

— Что? — наконец смогла переспросить она, в не меньшей растерянности, чем в подозрении.

— Я сказала, докажи. Давай, — сказало оно и указало на нее копытом. — Я стою прямо здесь, я полностью беззащитна. Ты считаешь, что тебя научили заклинаниям для самообороны, чего, очевидно, никто бы не стал делать, если бы ты была в самом деле сумасшедшей. Так что если ты сможешь правильно воспользоваться любым из этих заклинаний, которым, как ты считаешь, тебя научила Принцесса, то я уйду навсегда.

— Чушь! — презрительно фыркнула Твайлайт, удерживая сияние вокруг рога на случай, если существо решит провернуть какую-нибудь подлость. — Ты лжец. Ты никогда не сделала бы того, что говоришь, даже если бы я тебе вообще доверяла.

Оно лишь ухмыльнулось.

— Тебе не нужно мне доверять. Вот, я здесь, — оно подняло голову и откинуло назад гриву, встав в благородную позу, эффект от которой сошел на нет из-за иззубренной раны вместо рта. — Вот он, твой шанс. У меня нет никакой защиты. Я не приготовила никаких заклинаний. Ты можешь сразить меня и оправдать себя, прямо здесь, прямо сейчас, — оно ухмыльнулось. — Вот она, твоя возможность стать героиней, которой ты всегда прикидывалась. Вот он, твой шанс стать настоящей Твайлайт Спаркл.

Единорожка неотрывно глядела в ответ на существо, стараясь сдержать обволакивающий сознание туман и сохранять сосредоточение.

— Это трюк, — сказала в итоге Твайлайт.

— Трюк? — нахмурилось оно.

— Конечно же, трюк. Я не глупа. Что, ты думаешь, я просто слепо брошусь следовать твоему совету? — Твайлайт оглянулась на своих подруг, у каждой из которых на лицах было то же самое хмурое выражение, что и у ее отражения. — К тому же откуда мне знать, что друзья будут в безопасности?

— Ниоткуда, — ухмылка вернулась. — Но у тебя, в самом деле, нет никакого выбора. Я и так уже подыгрывала твоему бреду дольше необходимого. Эта жизнь, этот мир — они не для тебя. Так что или ты сразишь меня прямо сейчас… или я отправлю тебя назад в реальный мир, где ты будешь страдать от своей вины и стыда.

Твайлайт вновь замерла в нерешительности, оглядывая лица обращенных в марионеток подруг. Она знала, что чудовище лжет ей и ему верить нельзя. Это обман — какая-то ловушка, которую она пока что не отыскала.

Есть ли у меня выбор? — спросила она себя, чувствуя, как на нее давит смирение. Она продолжала черпать и выплескивать энергию, на всякий случай удерживая рог в боеготовности. Оно право: мне нужно его победить, если я вообще надеюсь на спасение подруг. Они все от меня зависят. Они нуждаются во мне. Я — их единственный шанс на спасение.

Твайлайт почувствовала, как укоренилось в груди тепло, когда она уставилась на свое кошмарное отражение.

Но это вовсе не значит, думала она, открыв рот и будто собираясь заговорить, что мне нужно играть по его правилам.

Аура Твайлайт запылала от вливаемой энергии, когда она, обращаясь в уме ко многим годам, проведенным за учебой у любимой Принцессы, принялась сплетать нити магии в хитроумную структуру заклинания заточения.

Такие заклинания относятся к числу очень сложных и тщательно контролируемых. Заклятье, созданное для того, чтобы без вреда заточить пони на бесконечный срок — не из того числа, что можно взять и выучить по школьной книге заклинаний. Когда принцесса Селестия научила ему Твайлайт за совместной работой в одном из парадных залов замка, она указала на важность самоконтроля и ответственности. И если когда-нибудь будет подходящий для него момент — то вот он, прямо здесь и сейчас!

На его сотворение нужны считаные мгновенья, но она спешила все равно, в надежде закончить до того, как Другая Твайлайт успеет ответить. Невидимые для невооруженного глаза линии мистических сил подчинялись ее воле, складываясь в сложную геометрическую фигуру, необходимую для успешного завершения ритуала. Воздух загудел от электричества, когда она принялась вытягивать энергию из окружающего мира.

Что-то не так.

Твайлайт распахнула глаза, почувствовав, как заклинание начало распадаться по швам. Развязался бой за контроль, и она проигрывала: отдельно взятые линии ускользали из ее мысленной хватки, связи не желали держаться, а энергетические линии отталкивали друг друга, как магниты с одинаковой полярностью.

Как бывает всегда, когда заклинание создается неверно.

Нет! Заклинание правильное! В панике она зачерпнула еще больше энергии, желая заставить его подчиниться командам. Она прекрасно представляла в голове его структуру: строгие фигуры и руны, начертанию которых ее лично научила Принцесса. Твайлайт стиснула зубы; рог гудел от давления огромных энергий, которые она удерживала в нем. Чем сильнее она давила, тем сильнее было сопротивление. Ей было все равно. Заклинание верно, и она выдержит напряжение. Она знала, что оно сработает, если она только…

Заклинание, не выдержав той энергии, которую она в него накачивала, лопнуло, как слишком сильно надутый воздушный шарик. Как притянутая металлическим штырем невидимая молния, неконтролируемая энергия пронеслась по ее рогу и врезалась в лоб подобно состоящему из чистой пламенной боли копью. Все мысли затопило белым сиянием, и она беззвучно опрокинулась на пол, содрогаясь каждой мышцей в конвульсиях из-за нервного перенапряжения.

Твайлайт пришла в себя несколько мгновений спустя; она лежала на спине, бессильно глядя в потолок библиотеки. Все тело болело от этого непреднамеренного перенапряжения. Волосы растрепались и встали дыбом. Коренные зубы зудели. Ей повезло, что она не смогла себе серьезно навредить.

Она застонала, не чувствуя, впрочем, что ей так уж повезло. Что произошло? Почему заклинание не сработало? Твайлайт попыталась сесть, но смогла лишь чуть приподнять голову, прежде чем силы покинули ее, и все тело разом осело, как тряпичная кукла. Она стукнулась об дубовый пол со стоном чуть громче предыдущего. Ей надо сдвинуться. Ей надо встать. Ей…

На глаза Твайлайт упала тень: над ней склонилось шесть лиц, заполнив все поле зрения широкими издевательскими улыбками. Друзья продолжали улыбаться, а гротескная самозванка высокомерно ее отчитывала:

— Ай-яй-яй. Вышло неожиданно, правда?

— Ч-что ты сделала? — резко вдохнув, выдавила Твайлайт.

— Я? Ничего. Я только дала тебе самой доказать мою правоту, — сказало оно, тыкая ей в грудь копытом. — Этот мир не предназначен для тебя. Твоя жизнь — всего лишь бред и фантазии, которые удерживает вместе стыдливое отчаяние.

— Нет! Ты что-то сделала! — крикнула Твайлайт. Она оправдывалась, чувствуя, как шататся, готовая рухнуть, ее уверенность в себе: — Я знаю! Ты… ты точно что-то сделала. Я сотворила заклинание в точности таким, каким я его помню. Я сотворила заклинание идеально!

Отражение положило копыто ей на грудь, придавив к полу, и склонило голову.

— Вот, теперь ты видишь, насколько ты опасна? — прошипело оно, капая слюной из отвратительной раны вместо рта. Твайлайт отвернулась в сторону, борясь с тошнотой, которую будила разбрызганная по лицу теплая жидкость. — Ты думаешь, у тебя есть навыки и талант, но у тебя их нет. Это в самом деле жестокий замкнутый круг. Именно твой бред изначально подтолкнул тебя причинять другим боль. А потом ты сотворила еще больше самообмана, чтобы скрыть под ним вину. Но от этого ты еще больше растеряла способность к ответственным действиям. Значит, в будущем ты причинишь пони еще больше вреда, — оно усмехнулось. — Твоя жизнь — как театральная трагедия.

Медленно поддаваясь панике, Твайлайт окинула бешеным взглядом библиотеку. Ее окружили. Она попалась. Она в опасности, и она беззащитна. Сокрушительная клаустрофобия сдавила ей сердце, резко подняв пульс. Тело ослабело и перестало слушаться, отказавшись даже сдвинуть вдавленное ей в грудь копыто. Магические способности ее предали. Каждая попытка зачерпнуть в измученный рог больше энергии только жалила колющей болью прямиком в мозг.

Почему заклинание не сработало? Почему я не смогла сотворить его? Мысли блуждали эхом в голове, как звон какого-то могучего колокола, чьи вибрации сотрясали ее до мозга костей. Все это было совершенно бессмысленно. Она старательно училась, чтобы освоить это заклинание. Она часами практиковалась самостоятельно и под непосредственным контролем Принцессы. Она отчетливо помнила улыбку гордости на лице Селестии, когда ей наконец удалось связать ноги у беспомощного стражника, помогавшего им в процессе.

Сомнения, которые то поднимались, то сходили, подобно океанским приливам, обрушились на нее, топя разум в неуверенности. Она четко и ясно помнила все те многочисленные моменты наедине с ее любимой наставницей, помнила часы, проведенные за учебой под мягким контролем Принцессы Селестии. И при этом она вдруг застала себя за тем, что критически смотрит на те воспоминания, судит их с неохотным скептицизмом. Было ли это все реальностью? Или это все просто большая фантазия?

Вся моя жизнь — одна гигантская ложь?

Она жалобно всхлипнула, сражаясь с этими вероломными мыслями, отгоняя их прочь теми обрывками сил, которые у нее еще оставались.

— Я не… сломаюсь… — прохрипела она; копыто, вдавленное в грудь, мешало ей вдохнуть глубже. — Я не сдамся…

— Совершенно неважно, что тебе кажется, — выплюнула гротескная кобыла, опустив свою кошмарную морду вплотную к лицу единорожки. Твайлайт чуть не стошнило от обрушившейся на нее омерзительной вони гниения, но она сдержалась и проигнорировала свой дискомфорт. — Тебя не должно быть здесь. Эта жизнь предназначена для Твайлайт Спаркл, которая способна на сострадание и которая может отказаться от своих эгоистичных нужд ради других. Ты — не та кобыла. Ты — не Твайлайт Спаркл. Твои воспоминания — это ложь. Ты сама это доказала. Все, чему, как ты думаешь, Принцесса тебя научила — это лишь жалкие, бессмысленные фантазии, сотворенные твоим нестабильным мозгом.

Не в силах более смотреть на эту ужасную улыбку, Твайлайт отвернула голову в сторону, судорожно ища хоть что-то, чем можно воспользоваться. Этот поиск был отчаянным и бесполезным, и она это понимала, но все равно старалась сосредоточиться на самых призрачных шансах на спасение, что помогало сдержать эти болезненные слова, пробирающиеся в ее разум. Вокруг не было ничего, ничего, чем можно было бы воспользоваться для спасения. Книги? Нет. Чашка? Нет. Листы пергамента? Нет.

Она помедлила и вернула глаза обратно на брошенную на пол кружку. Чай. Чай!

Твайлайт резко крутанула голову обратно к неодинаковым глазам ее бывшего близнеца.

— Ты отравила меня! В чае было что-то, и ты меня заставляла его пить. Вот почему я не могу пользоваться заклинаниями! — выкрикнула она, мечась и вырываясь из-под придавливающего к полу копыта. — Мои воспоминания настоящие! Вот… вот почему мои мысли как в тумане, вот почему у меня кружится голова! Воспоминания реальны! Они обязаны быть реальными! Подделка — это ты! Это только ты не что иное, как ходячая ложь!

Самозванка просто смотрела на вырывающуюся Твайлайт сверху вниз с исказившим ее черты выражением ложной жалости.

— Ты только вредишь себе, когда так отчаянно цепляешься за эти галлюцинации. Это не твои друзья, — оно указало на других кобыл. — Они мои. Этот мир — мой мир. Этот мир — моя жизнь. Он не предназначен для таких пони, как ты. Этот мир отвергает тебя.

Тени вновь начали сгущаться: по стенам и потолку библиотеки будто поползло маслянистое пятно. Все за пределами очень узкого пятачка вокруг Твайлайт скрылось в тенях противоестественного заката. Самозванка склонилась еще ниже, обжигая ноздри Твайлайт страшной вонью гниющих растений.

— Ты видишь, но ты не понимаешь. Это не твоя жизнь. Ты здесь чужая, — сказало оно, подняв глаза и наблюдая за тем, как ползут по стенам и полу щупальца теней. — Этот мир отвергает тебя, потому что он знает, что ты такое.

Оно помедлило, будто смакуя зрелище подступающей тьмы. В конце концов оно вернуло свой взгляд на Твайлайт.

— Ты не что иное, как вирус. Эта реальность реагирует на тебя как на болезнь, и она исторгает тебя до того, как ты успеешь еще больше ее осквернить.

Черная жидкая тень потекла по полу, как ожившее пятно разлитых чернил. Твайлайт наблюдала за ее приближением с широко распахнутыми глазами. Казалось, она смотрела на выходящий из берегов пруд пустоты. Черная слизь казалась невозможной, нематериальной, как ни посмотри. Подобно тени, она существовала там, где отсутствует что-то другое. И при этом она четко видела, как эта грязь размазывается по окнам, пожирая солнечный свет и заменяя его тьмой.

Она боялась теней. По мере того, как они подбирались все ближе, ее промораживало от ужаса до самых костей, а кровь застывала в жилах. Этот страх не имел ничего общего с первобытным неприятием темноты и подозрением, что в ней могут рыскать хищники. Эта угроза была еще ужаснее, еще сверхъестественней, и она приближалась. Твайлайт боялась полного ничто, полной невозможности существования этой материи, которая, тем не менее, активно поглощала собой все вокруг. Она ужасала даже больше бескровного разреза вместо улыбки на морде ее двойника или тупых выражений на лицах подруг.

И она была живой.

В растущих тенях крылась темная злоба. Она напоминала сердцебиение, которое невозможно услышать: слабый ритмичный пульс где-то на задворках разума, на краю поля зрения, спрятанный глубоко под другими звуками. Она ощущала, как тьма наблюдает за ней из чернейших глубин — единый сосредоточенный на ней разум. Где-то в далеком углу библиотеки она с трудом смогла различить силуэт пони, завернутого в тяжелые одежды. Там, где должна была быть голова, располагался острый длинный выступ — будто кривой фарфоровый клинок, напоминающий по форме клюв какой-то хищной птицы.

Твайлайт моргнула, и наваждение исчезло из виду, а взгляд залитых слезами глаз притянула к себе тьма, собравшаяся у копыт подруг. Единорожка подняла на них взгляд и почувствовала, как неумолимо рушится ее воля к сопротивлению по мере того, как дюйм за дюймом к ней приближалась тень.

— Пожалуйста, пожалуйста! Отпусти меня! Я-я не хочу здесь больше находиться! — взмолилась она, пытаясь пробиться сквозь их невидящий взгляд, отчаянно желая достучаться до друзей, которые, как она знала, все еще заперты за стеклом пустых глаз. — Не дай ей м-меня к-коснуться!

— Я предлагала тебе путь к спасению, — усмехнулась Другая Твайлайт. Ее друзья зловеще ухмыльнулись, повторив выражение лица самозванки. Уголки их губ начали ползти дальше по щекам, разрывая их пополам и открывая все больше зубов. Их плоть мялась, как воск над горячим пламенем, непрерывно меняясь без смысла и цели. Лица друзей пропали без следа, а тела разогрелись и закипели, не замедляясь, пока в итоге каждое высокомерно ухмыляющееся лицо не обзавелось такой же мерзкой улыбкой, как и у ее искаженного близнеца.

Твайлайт снова плакала. Она хватала ртом воздух и дрожала в унижении и ужасе, пока тьма скользила вверх по ногам ее подруг. Яркие цвета их шкурок поглощала растущая тень. Она стирала их Метки, скрывая за слоями жидкой ночи все детали. Никто из них не дрогнул, когда нематериальная слизь затопила их лица, заполнив их сломанные рты и раздутые ноздри абсолютной пустотой.

Друзья пропали. На их месте осталось пять теней в форме пони. Повисла тишина — тьма поглощала все, даже звук. Все погрузилось в молчание, и только стоны Твайлайт раздавались в темноте, пока она дрожала в страхе, застряв на крохотном островке в море жуткого ничто.

Твайлайт крепко зажмурилась. Все ее лицо покрывал пот, сопли, слюни и слезы.

— П-пожалуйста… Я х-хочу д-домой… — выдавила Твайлайт. Ее голос, как гром, отразился эхом от стен затопленной тенями библиотеки. — Я хочу д-домой! Пожалуйста!

Самозванка вновь склонилась над ней с улыбкой, ясно видимой даже в поглотившей ее тени.

— Этот мир не твой. Этот мир не твой. Этот мир не твой, — говорило оно, и ему вторил хор пяти теневых фигур. — Этот мир не твой. Этот мир не твой. Этот мир не твой.

Тени поползли к ней ближе.

— П-пожалуйста! Останови это! Останови! — выла Твайлайт. Последние остатки самоконтроля сломались в ней, как сухие тонкие ветки. Гнев, целеустремленность, надежда и убеждения оказались отброшены перед лицом всепоглощающего страха. Ее разум превратился в кипящий котел бессмысленной паники и растерянности. Когда тень сомкнулась вокруг нее и вцепилась в нее острыми когтями, она лишь жалобно и бессвязно бормотала и всхлипывала. Она беспомощна. Она бесполезна.

Кинжалы льда резали ее плоть по мере того, как тень наползала на тело, оставляя под собой лишь онемение, глушащее все, кроме боли. Она кричала и молила о пощаде снова и снова, отчаянно надеясь на хоть какое-то спасение. Все это было куда хуже, чем просто физическая пытка: боль ощущалась повсюду, где она только могла себе ее представить. Боль обрушивалась на нее на всех уровнях сознания. Она атаковала ее мысли, ее воспоминания, ее личность. Она разрывала не только плоть, но даже и самосознание.

Она поглощала все, что представляла собой Твайлайт Спаркл.

Твайлайт открыла рот, чтобы закричать, и тени ринулись в ее глотку.

---

Твайлайт вскинулась с громким криком. Сорвавшиеся с губ звуки отразились в обволакивающей тьме насмешливым эхом. Растерянная и дезориентированная, она полагалась на один только инстинкт. Ее жизнь в опасности. Ей нужно что-то сделать. Ей нужно драться. Ей нужно бежать. Оглушенная приливом несущегося по жилам адреналина, она слепо вскочила на копыта, твердо нацелившись освободиться от голодных теней. Сослепу единорожка выставила передние ноги за край кровати и повалилась на пол головой вперед.

Ее вопль прервался хрустом и резким «ууф!», когда она врезалась в кафельный пол и вышибла ударом воздух из легких. Судорожно дыша, Твайлайт попыталась подняться на трясущихся ногах — инстинкт по-прежнему управлял ее действиями. Заспанные глаза метались из стороны в сторону в лишенной света пустоте. Чернильную вуаль они пробивали с трудом, но она точно могла сказать, что ее окружили. Над ней нависали массивные силуэты, фигуры, завернутые в черные тени.

Тени! Воспоминания о ползущей тьме пробудили приливную волну отчаянной истерики. Мне нужно убежать от теней! Оттолкнувшись от пола, она заскользила по плитке и врезалась спиной в угол между стеной и кроватью.

В ловушке. Она снова в ловушке. Голодное ничто окружало со всех сторон. Страх ощущался физически, превращая плоть в холодный и маслянистый студень. Она хотела закричать, позвать на помощь, но губы только беспомощно шлепали без единого звука. Она хотела крепко зажмурить глаза, чтобы не видеть своей кровавой судьбы, но они заледенели в панике, принуждая ее беспомощно глядеть в окружающий мрак.

Тени оставались на местах. Ничего не двигалось и не желало ее атаковать.

Постепенно формы начали проясняться — глаза начали различать книжные полки, которые она приняла за останки поглощенных друзей. Паника начала медленно утекать по мере того, как разум целенаправленно карабкался к ясному сознанию, таща за собой связные мысли. Она опустила взгляд на свое тело и всхлипнула от облегчения, увидев нормальный оттенок фиолетового вместо черной пустоты абсолютного ничто.

Я в безопасности. Я в порядке. Я в безопасности. Я в порядке, повторяла она про себя, вкладывая в эти мысли все доступные силы, чтобы затопить инстинктивный призыв к действию. Могучий позыв драться или бежать пульсировал в голове подобно сердцебиению, превратив все тело в туго натянутую струну, вроде тетивы растянутого до предела лука.

В центре комнаты на полу лежала маленькая лужица света — луч от одинокого окошка в двери палаты. Она уставилась на него в отчаянии, сосредоточенно пытаясь взять под контроль свое беспорядочное дыхание. По мере того, как она черпала успокоение из этого маленького прямоугольника света, напряжение истекало из нее с каждым выверенным выдохом, забирая с собой и страх. Этого не было. Это был всего лишь сон.

Распаленные паникой силы оставили ее; она села на пол и устало сгорбилась. Адреналин, бушевавший в крови, ушел, и ноги теперь казались сделанными из меда и свинца. Мышцы болели. Ушибленное об пол место по-прежнему жгло. Она была опустошена и физически, и душевно.

Твайлайт содрогнулась. Помимо всего прочего, она еще и замерзала. Всю шерсть пропитал пот, отчего прохладный кондиционированный воздух превратился в почти что арктический буран, обдувающий промокшее тело. Протянув трясущееся копыто, она схватила брошенную простыню и подтянула ее к подбородку. Ткань была такой же мокрой, как и она сама, но холодное одеяло все-таки лучше, чем ничего.

— Я в безопасности, — сказала она вслух. Ее тихий голос пробил давящую тишину, повисшую над головой. — Этого не было на самом деле. Это был просто… — голос Твайлайт затих, когда воспоминания о кошмаре медленно потекли обратно в разум, неся с собой ураган образов и мыслей, о которых ей лучше бы забыть. — Это был всего лишь сон, — шепотом закончила она и тихо закрыла глаза.

Даже мои сны не защищены от этого мира. Твайлайт вытерла нос об одеяло, чувствуя, как дрожат губы. Ее лицо промочил не один только пот: глаза жгло от невольных слез. Даже мои сны больны.

— Ты только и делаешь, что причиняешь пони вред… — прозвучало эхо жестокого голоса из воспоминаний. Эти слова говорили ей друзья с искаженными ненавистью и презрением лицами.

Я не помогаю пони. Я не исцеляю пони. Я только причиняю боль. Ненависть к себе вернулась в полную силу, водя по позвоночнику лезвиями вины.

Твайлайт подавила очередной всхлип, качая голову в копытах. О Селестия, прошу тебя, помоги мне… пожалуйста, ты мне нужна… Она не доверяла собственному языку, боясь озвучить свое отчаяние, боясь навлечь на себя тем самым нечто ужасное. Она представила себе теплый взгляд любящего лица ее наставницы и вцепилась в этот образ, чтобы не утонуть в черных водах собственных страхов. Принцесса Селестия… Я нуждаюсь в тебе. Я нуждаюсь в твоей помощи. Пожалуйста…

Обняв себя ногами, маленькая единорожка свернулась в маленький клубочек, чтобы укрыться от своих страхов. Теплые слезы катились по щекам. Она тихо плакала, и еле слышная икота и всхлипы отражались эхом от стен палаты.

Она продолжала безмолвно молить о спасении, которое, как она боялась, может не прийти никогда.

Глава 9

Твайлайт распахнула глаза, едва заслышав тихий скрип несмазанных петель. Она медленно подняла голову с пола, пытаясь сфокусировать взгляд, и моргнула, увидев, как распахнулась дверь в палату. Мысли в голове были холодны и неуловимы, как утренний туман. Единорожка подняла копыто и стерла часть следов засохших слез, оставшихся с ночи. Она не помнила, когда успела снова заснуть.

С трудом вернув свое внимание к источнику шума, она обнаружила там, в дверном проеме, двух пони. Кто-то что-то сказал. Твайлайт помотала головой, пытаясь вытрясти из головы застоявшуюся муть. Голос повторил фразу еще раз; она прозвучала как далекий и неразборчивый шум.

— Я не понимаю, — проскрипела Твайлайт.

Одна из пришедших, бледно-желтая кобыла, сделала шаг вперед.

— С тобой все нормально, Твайлайт? — спросила она, разгоняя своим голосом опутавший ее мысли туман. Смутное узнавание щекотало разум Твайлайт, буквально у самых границ чувствительности. На бледно-голубой гриве кобылы сидела шапочка медсестры, а ее странно знакомое лицо покрывал излишне толстый слой макияжа: явная попытка скрыть морщинки в уголках глаз. Твайлайт уже видела ее раньше, но никак не могла вспомнить имени. Я ее видела в больнице или в Понивилле? Из какой она жизни? Твайлайт содрогнулась, поняв, что не может ответить на эти вопросы.

Отложив их на будущее, она опустила взгляд и оглядела себя. Она лежала на том же месте на твердом кафельном полу, где и заснула ночью, в той же самой неудобной позе, что объясняло тупую боль в ногах. Кое-где шкурка пропиталась соленой смесью пота и слез. Горло и глаза пересохли. Ее мучили холод, усталость и тоска по оставшемуся где-то далеко дому. Она глянула наверх.

— Да. Да, все нормально.

Твайлайт попыталась встать, и медсестра тут же бросилась на помощь.

— Осторожнее, милая, — предупредила она, помогая Твайлайт подняться на копыта. — Скажи, что произошло? Почему ты лежала на полу?

Твайлайт отвела взгляд.

— У… у меня был плохой сон, — прошептала она хриплым и слабым голосом. — Я упала с кровати, и я просто... я не смогла… — она затихла.

— Ох, бедняжечка, — сказала медсестра и, подобрав мокрое постельное белье, сложила его на кровати. На слух Твайлайт, она говорила вполне искренне, хотя определить это было не так уж и просто, особенно с учетом того, как часто сотрудникам больницы приходится имитировать сочувствие. — Ну, мы принесли тебе утреннюю дозу лекарств. Они тебе должны помочь. Как только мы разберемся с осмотром, ты сможешь пойти в туалет и освежиться.

Какая-то часть души Твайлайт пыталась вновь разжечь в ней недавнюю страсть. Она хотела, чтобы Твайлайт разозлилась, чтобы она задавала вопросы. Что в этих таблетках? Почему ей нужно принимать эти лекарства регулярно? Что они с ней делают? Пламя у нее в груди мигнуло и потускнело, грозясь и вовсе потухнуть. Каждая частичка тела болела от неудобной позы, в которой она спала на жестком кафельном полу. Головная боль пульсировала в такт с ударами сердца. Тело жаждало получить хоть что-нибудь, что уберет боль, что принесет ей хотя бы краткое облегчение. Не открывая рта, Твайлайт кивнула, показывая, что все поняла. Она не поддастся и не попросит болеутоляющее. Она не собирается доверять ничему из того, что они ей могут дать.

У медсестры смягчилось выражение лица.

— Нам этим утром сказали о твоем положении. Так что вполне очевидно, что у тебя был не просто плохой сон, — медсестра протянула к ней копыто, и Твайлайт отшатнулась слегка, но та не обратила на это внимания и нежно, подбадривающе надавила ей на плечо. — Я тебе рекомендую с кем-нибудь об этом поговорить.

Твайлайт глянула в сторону.

— Мне не слишком…

— Я знаю, что тебе сейчас этого не слишком хочется, — перебила она, — но тебе нужно с кем-нибудь поговорить. Если ты так и оставишь все в себе и ничего не пустишь наружу, ты себе только навредишь.

Слова медсестры звучали до боли знакомо, пробуждая в памяти те вещи, которые она предпочла бы оставить забытыми. Злобная улыбка самозванки и ее жестокие слова раздались эхом у нее в голове. «Держась за свой бред, ты себе только вредишь».

Твайлайт содрогнулась.

— Я… я об этом подумаю, — слабо улыбнулась она медсестре.

— Да, пожалуйста, подумай, — кивнула кобыла, поставив копыто обратно на пол, и оглядела растрепанную кровать. — И можешь сегодня не беспокоиться насчет уборки кровати. Просто оставь белье на матрасе. Мы пришлем в палату уборщиков, и они тебе все поменяют. Ты, главное, приготовься к утреннему осмотру.

— Что вы имеете в виду?

Медсестра нахмурилась на мгновенье, а потом открыла рот, вспоминая.

— О, прости, пожалуйста, Твайлайт. Я забыла, что ты страдаешь от некоторых проблем с памятью, — она сконфуженно улыбнулась. — Как я уже говорила, нам о твоем особом положении сказали только этим утром. Изначально к тебе должна была прийти доктор Эпплджек, чтобы помочь вновь приспособиться к расписанию. Но после вчерашнего происшествия... ну, она не смогла бы сегодня так рано прийти.

— С ней все нормально? — спросила Твайлайт. Искреннее беспокойство добавило некоторой живости ее в остальном совершенно невыразительному тону.

— С ней все будет хорошо, — сказала медсестра. — Ей нужно было еще раз осмотреть глаза, просто чтоб проверить, точно ли она сможет без проблем выйти сегодня на работу. Мне сказали, она собирается встретиться с тобой за завтраком. А до этого момента с возвращением в ритм нашего расписания буду тебе помогать я.

Ее слова принесли Твайлайт капельку долгожданного облегчения, подобно прорезавшему густые тени лучу теплого света.

— Это хорошо, — ответила она и, повернув голову к двери, наконец-то обратила внимание на стоящего у самого входа в палату санитара, который придерживал дверь, наблюдая за кобылами. Часть ее хорошего настроения тут же испарилась. — Итак… что, значит, мне надо делать?

— Я распечатала для тебя расписание, — медсестра вытащила из кармана сложенный листок. Она подошла поближе, и Твайлайт бросила взгляд на плашку на халате. Колдхарт.

В памяти Твайлайт возник образ точь-в-точь такой же медсестры, одетой точь-в-точь в такую же форму. Она работала в понивилльской больнице. Две кобылы казались отражениями друг друга в зеркале.

Кто из них настоящая? — с отчаянием спросила она саму себя, разглядывая медсестру и ее образ. По позвоночнику побежал холодок, когда у нее перед внутренним взором возникли все ее друзья, стоящие, как на стереокартинке, бок о бок со своими близнецами. Теплые улыбки настоящих друзей в искаженной двойственности располагались рядом с кривыми и презрительными усмешками подруг из сна. В голове вновь зазвенел вопрос: Которые из них реальны?

Прищурившись, Твайлайт направила свой гнев внутрь и раздавила эти картинки, обратила их в ничто. Нет. Никаких больше сомнений. Я знаю, что реально, а что нет, — сказала она себе, растопив в душе последние осколки льда расцветшим в груди пламенем твердой уверенности в своей правоте.

Сестра Колдхарт не сумела уловить легчайшее изменение в выражении лица Твайлайт.

— Как видишь, здесь записаны твои дела на сегодня, — она одарила Твайлайт очередной улыбкой, когда та взяла протянутое ей расписание. — В конце концов, все мы знаем, как ты любишь, когда все аккуратно организовано.

Твайлайт пропустила мимо ушей знакомый снисходительный тон и развернула бумагу. На ней она увидела ряды ячеек, нанесенных потускневшими черными чернилами: признак копии, снятой с копии, к которой еще были добавлены поправки карандашом. Список выглядел хаотично и был практически нечитаем, причем до такой степени, что Твайлайт захотелось переписать все самостоятельно. Она подавила этот позыв и заставила себя не отвлекаться от того, что ей говорит старшая кобыла, указывая на верхнюю часть листа копытом:

— Сейчас у нас утренний осмотр. Тебе нужно принести с собой гигиенический набор и смену белья.

— Белья? — Твайлайт глянула на себя, совершенно забыв, что на ней и в самом деле надета больничная роба: унылая на вид рубаха с короткими рукавами и тоскливыми заглавными буквами «МПББ» на спине. По форме она отчасти напоминала жилеты, которые пони носили во время Уборки Зимы. Обычно свободно висящая на ней ткань прилепилась теперь к телу из-за пропитавшей ее вместе с постельным бельем влаги. Эти рубахи, скорее всего, начали свое существование, будучи того же зеленого цвета, что и стены, но за многие годы безжалостного отбеливания и грубых стирок они потускнели и износились. Подходящая метафора для многих здешних пони, подумала Твайлайт, подняв голову и бросив взгляд на морщинки медсестры, которые та пыталась скрыть за макияжем. — О. Так где мне взять смену белья?

Медсестра указала на свободный от мебели участок стены, обратив внимание Твайлайт на маленький рычажок, который та каким-то образом не заметила прошлым вечером.

— Здесь, — сказала Колдхарт, открыв дверцу встроенного шкафа с двумя маленькими полками внутри. На верхней лежала небольшая стопка зеленой ткани, а на нижней стоял пустой контейнер. — Чистые рубахи кладутся на верхнюю полку, а грязные — в корзину, — сказала она, передав Твайлайт свежую рубашку и закрыв дверь. — Не требует особых объяснений.

Твайлайт кивнула, уже выстраивая в голове мысленную картину ежедневных дел. Отчасти ей хотелось изучить расписание вдоль и поперек, потому что ей куда комфортнее знать, что все дела аккуратно распланированы и разложены по ящичкам. В детстве члены семьи немало над ней посмеивались за настойчивое вычерчивание цветными карандашами расписаний для их совместного времяпрепровождения.

Но была в ее душе и другая, совершенно иная часть, которая тоже ценила четкие расписания и призывала его заучить. Та самая часть, что отказывалась принимать любое лекарство, которое могло бы приглушить боль, та же часть, что щурила глаза всякий раз, когда к ней обращались свысока, та же часть, что непрестанно напоминала ей, что она заперта в лживом мире и не может доверять никому. Эта часть воспринимала расписание как полезный ресурс, один из многих тысяч инструментов — крохотный осколок информации, необходимой ей для освобождения… и впереди ее ждет еще не один.

— Что еще мне надо знать?

— Главное, не бездельничай после того, как тебя разбудят. В прошлом у тебя не было с этим проблем, но все-таки из-за твоего положения тебе об этом стоит сказать еще раз. Мы, в конце концов, живем по расписанию, и в этом крыле у нас много пациентов. Это означает, что мы должны успеть поднять всех пони из постели, отправить в душ и выдать им лекарства, — в выражении лица медсестры вдруг сверкнуло холодное железо:

— Мы не можем и не будем никого ждать, — подчеркнула кобыла. Она какое-то время внимательно глядела Твайлайт в лицо, а потом продолжила говорить с постепенно возвращающейся в голос некоторой веселостью: — Ну, а сейчас из-за твоего состояния я тебя проведу по всем пунктам, будто ты наш новый пациент. По крайней мере, до встречи с доктором Эпплджек. Так я смогу тебе помочь со всем освоиться и заодно предупредить любую проблему.

— Оно, наверное, и к лучшему, — сказала Твайлайт, вспоминая, как разозлились медсестры, когда она встала после ужина не в ту очередь. Их осуждающие лица сменились на такие же лица подруг. Она вздрогнула. Пробудив в памяти свой настрой на сопротивление, она оттеснила в сторону сомнения и вновь сосредоточила все свое внимание на кобыле перед ней. — Я… не хочу вызвать никаких сложностей.

— Вот именно поэтому я и здесь: я проконтролирую, чтобы все прошло максимально гладко. Доктора говорили, что воспоминания вернутся со временем, но пока лучше будет, если мы проведем сегодняшний день как твой первый. Итак, после того, как пациенты убирают постель и берут свои вещи, они выстраиваются в очередь в коридоре для утреннего осмотра, — сказала она через плечо и жестом указала Твайлайт следовать за ней мимо придерживающего дверь санитара. — Это для того, чтобы мы увидели, что все готовы. Так что следуй за мной, и мы с этим разберемся.

Твайлайт помедлила на пороге, в тревоге гадая, какие ужасы и страдания принесет ей новый день. От мысли, что ей предстоит встретиться с еще большим числом знакомых ей пони, в грудь ей воткнулась заноза холодного ужаса. Какой-то части ее души больше всего на свете хотелось остаться запертой в комнате, вдали от той бури эмоций, в которую ее непременно бросит знание о том, что подруги тоже заперты в том же самом сломанном мире.

Ты к этому готова, сказала она себе, сражаясь с леденящим страхом ожидания худшего. Это был всего лишь кошмар. Не дай какому-то плохому сну превратить тебя в испуганного маленького жеребенка. Это были не подруги. Ты сильнее этого.

Каждая мысль звучала в голове как удар молота по наковальне, взметая искры пламенной уверенности в себе, которая не оставляла места сомнениям.

Твайлайт не знала, поверила ли она хоть единому собственному слову.

Подняв дрожащее копыто, она переступила порог.

---

Твайлайт не знала, что ей чувствовать — тревогу или облегчение, когда она встала в очередь с полными незнакомцами. С того самого момента, как она впервые столкнулась лицом к лицу с Эпплджек, она не уставала размышлять, хорошо ли для нее отсутствие знакомых лиц или нет. Присутствие поблизости друзей может, конечно, утешать, но знание о том, что они в той же ловушке, превращало это утешение в обоюдоострый меч. Однозначный ответ упорно ускользал от нее.

— Здравствуй, Твайлайт.

Нет. Не отвечай ей.

Она тайком повернула голову и оглядела тянущуюся за ней очередь пациентов. Казалось, будто она пришла на вечеринку, но перепутала адрес. Пони были ей незнакомы: среди них не было ни тех, кого она видела раньше в Бродхуфе, ни тех, кого она помнила по Понивиллю. И точно так же, как бывает, когда приходишь не на ту вечеринку: чем больше она здесь стояла, не видя ни одного знакомого лица, тем сильнее в ней разгоралась тревога. Здесь вообще нет никого знакомого.

Это не совсем правда, признала она. В нескольких ярдах от нее стояли две знакомых пони: Колдхарт и Бон-Бон. Медсестры тихо переговаривались между собой, ожидая, пока санитары не проверят, все ли вышли из своих комнат. Остальные присутствующие сотрудники больницы были ей незнакомы, что тоже не слишком-то воодушевляло.

— Твайлайт?

Не обращай на нее внимания, и она замолчит.

Когда Колдхарт вывела Твайлайт из палаты, она отвела ее к стене и приказала стоять на месте, пока не вернется. Как только медсестра ушла, из своих комнат начали выходить остальные пациенты этого крыла, неся с собой по маленькому гигиеническому набору и сменной робе. Сохраняя тишину, они вставали в один ряд с Твайлайт и выстроились в итоге в тесную очередь вдоль стены, к которой она стояла спиной.

Очень тесную очередь.

Она внимательно оглядела двух пони у нее по сторонам, избегая встречаться с ними глазами и стараясь не привлекать внимания к себе. Хоть они просто стояли бок о бок с ней уже несколько минут и не делали ничего угрожающего, страх все равно щекотал ей копыта. Она не стеснялась признать, что они ее тревожили. Это было совершенно оправданно: они ведь пациенты психиатрической больницы, в конце концов.

— Твайлайт, дорогая?

Она рано или поздно поймет намек и отстанет.

Слева кашлянул пегас. Он определенно притягивал своим видом глаза: мимо такой ярко-оранжевой шкуры и белой гривы невозможно пройти, не бросив хотя бы взгляд. Когда-то в прошлом он наверняка пользовался вниманием к себе. Высокие скулы и длинные ноги могли бы придать ему благородный вид, но что бы ни привело его в Бродхуф, оно лишило жеребца привлекательной внешности, равно как и разума. Изможденный и неухоженный вид, темные, налитые мешки под покрасневшими глазами, которые почти целиком скрывало растрепанное воронье гнездо вместо гривы. Он стоял неподвижно, уставившись в пол, и если бы не разнообразные нервные тики и непроизвольные спазмы, его можно было бы даже принять за статую. Не поднимая головы и не отрывая глаз от одной точки меж копыт, он бормотал что-то себе под нос.

— Твайлайт!

Терпение лопнуло.

— Что? — прошипела Твайлайт, резко дернув голову вправо и сердито уставившись на стоящую рядом кобылу. — Что такое?

На лице единорога тут же засияла широкая улыбка:

— О, да ничего, моя дорогая. Я просто с вами поздоровалась, а вы не отвечали, — весело ответила она. Будучи не старше Твайлайт, она при этом говорила с уверенной утонченностью кантерлотской аристократии. Тем не менее, все ее попытки изобразить грацию и благородную осанку сводили на нет подрагивающий хвост и неспособность спокойно усидеть на месте. — Так что я решила, что мне стоит проверить, точно ли вы меня услышали. И я в самом деле очень рада, что не ошиблась.

Твайлайт застонала в раздражении.

Что, неужели мне нельзя страдать в гордом молчании? — думала она, оглядывая соседку. Белая единорожка сидела настолько близко, что ее парфюм практически оглушал: Твайлайт казалось, будто ей в ноздри кто-то затолкал целый цветочный сад. Внешний вид соседки резко контрастировал с растрепанной внешностью Твайлайт: у рубахи на ней не было ни пятнышка, а серебристая грива была аккуратно уложена в элегантный узел, которым Рэрити непременно бы восхитилась.

Кобыла, похоже, обратила внимание на расхождение в их внешнем виде в тот же самый момент:

— Однако! Твайлайт, вы выглядите просто ужасно. С вами все нормально? — ее глаза впервые перестали блуждать повсюду и сосредоточились на Твайлайт с выражением отвращения и беспокойства, с каким обычно смотрят на плачущего младенца с протекшим подгузником. Она быстро себя поправила: — То есть, только посмотрите на себя! Вы выглядите положительно пугающе!

Твайлайт вздохнула, поняв, что с каждой минутой сохранять молчание все тяжелее.

— У меня была тяжелая ночь, — с раздражением заявила она и отвернулась.

— Ну, в таком случае просто замечательно, что мы скоро пойдем в спа. Я просто умерла бы от стыда, если бы появилась на публике, выглядя как какая-то… какая-то… бродяга! — она выплюнула последнее слово с омерзением на лице.

Твайлайт оглянулась, поддавшись любопытству:

— Спа?

— Спа, баня, ну, или как им еще нравится называть местные удобства, — она презрительно шмыгнула носом, по-видимому, даже не подозревая, что нервно постукивает по полу копытом. — Конечно, удобств в нашем санатории не так уж и много на самом деле. Я уже писала родителям по этому поводу. Сколько бы они им ни платили, они явно переплачивают.

Твайлайт вскинула бровь.

— Санаторий? Вы имеете в виду типа курорт?

— Ну, конечно же, моя дорогая, — сказала кобыла, закатив глаза. — Что же еще? Но я могу понять ваше недоумение. В конце концов, такие условия едва ли можно назвать курортными. Обслуживание ужасно, а другие гости — зачастую представители низшего класса или вовсе грубые дегенераты, — она глянула на тихого жеребца по другую сторону от Твайлайт и вновь самодовольно фыркнула. — И прислуга в большинстве своем весьма неотесанна и любит пораспоряжаться. Настоящее свинство.

— Понятно, — ответила Твайлайт, постепенно складывая картинку воедино. — Итак, почему же вы приехали на этот, э, курорт?

— Ради здоровья. У меня, видите ли, очень хрупкая конституция. Родители отправили меня на отдых, чтобы поправить нервы после ужасных событий дома, в Кантерлоте, — она снисходительно махнула копытом. — Это все были слухи и клевета, но, уверена, вы и так знаете, какими жалкими и завистливыми бывают пони, — она остановила блуждающие глаза на Твайлайт. — Я ученица Школы для Кобыл Святого Тюльпана, — добавила она, гордо вскинув голову. — Уверена, вы о ней слышали.

Твайлайт уклончиво пробормотала что-то, но кобыла продолжила, даже не слушая:

— Ну, родители думали, что мне пойдет на пользу взять в школе перерыв и покинуть ненадолго столицу, чтобы переждать, пока не успокоится пресса. Представить просто страшно, что нынче могут напечатать в газетах! Наследница семьи Силвер определенно может время от времени послужить неплохой мишенью для слухов и статеек в таблоидах, но у этих прохвостов хватило духу опубликовать обо мне даже настолько гнусную ложь! Но, опять же, они только повторяли слова этих чудовищ, которые заведуют школой. Они сказали всем, что я оказываю на кобыл разлагающее влияние и обвинили меня в том, что я пользуюсь слабостями других студенток. Меня! Можете поверить в такой абсурд? — она рассмеялась, прикрыв рот аккуратно ухоженным копытом. Благородную изящность жеста подпортил маниакальный блеск ее глаз.

— Нет, что вы… — нерешительно ответила Твайлайт. Скользнув копытами по полу, она осторожно шагнула назад в отчаянной попытке хоть чуть-чуть отодвинуться от кобылы, смотрящей на нее широко раскрытыми и немигающими глазами.

— Я имею в виду, я же не какая-нибудь отвратительная кобылоложица! Я родом из хорошей семьи. Это все ложь и… и пасквильные слухи, основанные исключительно на недопонимании! — она слегка задрожала, и на лице у нее расползлась улыбка. — Но это все в прошлом. Папенька пошлет за мной, как только мое возвращение в Кантерлот станет возможно. Скандалы, даже если они целиком основаны на лжи, имеют тенденцию не утихать очень долго. Я просто уверена: он буквально сбивает ноги в кровь ради очищения моего имени! Уже вскоре я смогу вернуться домой, к семье. Снова повидать отца и мать будет очень приятно, — кобыла закрыла рот, счастливо улыбаясь и не отрывая все это время взгляда от Твайлайт.

Переступив с ноги на ногу, Твайлайт отвела глаза, глядя куда угодно, лишь бы не на кобылу. Облегчение от ее молчания быстро сошло на нет: тишина между ними стала неловкой, навалившись на Твайлайт, будто настоящим физическим весом.

— Когда, значит, как вы думаете, вы отсюда уедете? — спросила она, предпочтя наконец нежеланный разговор давящей тишине.

— О, уверяю вас, уже совсем скоро, — соседка вернулась к беспорядочному выстукиванию копытом по кафелю, будто в такт лишенной мелодии песне, которую может слышать только она. — Прошло уже несколько лет, но я писала папеньке письма почти что каждую неделю. И как только он ответит хотя бы на одно, тогда я буду знать точно. Такие дела в самом деле требуют немало времени, — она оглядела коридор. — Я буду очень рада покинуть это заведение. В таких местах подлинной Леди проводить слишком много времени ни к чему.

Твайлайт просто согласно кивнула, порадовавшись, что кобыла теперь уставилась в другую сторону. Вот это было странно, подумала она, медленно выдыхая. Казалось, будто кто-то взял утонченность Рэрити и безграничную энергию Пинки Пай и слил их воедино, добавив сверху порцию безумия.

При мысли о друзьях по позвоночнику пробежал холодок. Воспоминания о тех оскорблениях, которыми они заваливали ее во сне, вновь пробудили утренние тревоги. Голова пульсировала от могучей боли, но она терпела. Это всего лишь кошмар. Твои друзья по-прежнему любят тебя, повторила она про себя, сосредоточив свои мысли на том, чтоб отгонять грозящие затопить ей разум сомнения. Это был всего лишь кошмар. Твои друзья по-прежнему тебя любят.

Но был ли это всего лишь кошмар? — предательски возразило подсознание.

Она повторяла эту мантру, пока не увидела Бон-Бон и Колдхарт, идущих вдоль строя и раздающих каждому пациенту маленькие бумажные стаканчики. Они внимательно следили за тем, чтобы каждый проглотил их содержимое. Таблетки и вода, предположила Твайлайт, с тревогой оглядывая стаканчики. Удовлетворившись результатом осмотра, медсестры двигались вдоль очереди дальше, а санитар уводил пациента в туалет.

Твайлайт нахмурилась. Страх — понятное ей чувство, но тут было что-то еще. Она смотрела на эти стаканчики с растущим вожделением, и это откровение касательно своих чувств напугало единорожку. И все же она не могла оторвать от них взгляда, с каждым шагом, который медсестры делали в ее направлении, все отчетливее чувствуя в голове боль. Мысли вернулись к тому моменту, когда она в последний раз принимала лекарства, среди которых было и болеутоляющее.

Тебе не обязательно чувствовать боль, — зловеще прошептал голос, тихо шипя будто отовсюду и ниоткуда одновременно. Они помогут тебе избавиться от боли. Чтобы забыть эту шишку на голове, тебе многого не нужно. Обычное болеутоляющее ни на что больше не повлияет. В нем нет абсолютно ничего страшного.

Этот аргумент звучал убедительно. Будь она дома, она бы не раздумывая приняла таблетку уже давным-давно. Что такого в том, чтобы попросить у них лекарство, которое она и так взяла бы сама?

Твайлайт помотала головой из стороны в сторону, будто желая физически вытряхнуть из головы этот коварный туман, облепивший ее мысли.

Хватит так думать! — рыкнула она сама на себя. Я не настолько труслива и отчаянна, чтобы самостоятельно просить их меня накачать. Я ответственна не только за себя. Друзья зависят от меня, и я должна ради них оставаться сильной. Они заслуживают жить такие жизни не больше меня. Это не только моя беда, но и их тоже.

Твайлайт приосанилась, следя за приближающимися медсестрами со вновь освеженным недоверчивым презрением. Она черпала силы из своей подозрительности и питала ими убежденность в своей правоте.

Это семья Эпплджек, шрамы Пинки Пай и гнев Рейнбоу Дэш, и все прочее, что в этом мире неправильно. Кроме меня, возможно, никто не помнит, как все должно было быть. Я не могу сдаться, потому что больше им положиться не на кого. Мне надо сохранять остроту ума ради блага друзей.

В воспоминаниях на лице близнеца широко расплылась омерзительная улыбка, но еще до того, как чудовище успело заговорить, Твайлайт мысленно разбила его воображаемым копытом на миллион сверкающих осколков. Расколотая улыбка тут же растаяла, как снежинки под лучами жаркого солнца.

Какому-то ночному кошмару не сломить моей воли. Что бы ни происходило, что бы ни было причиной, я не поддамся сомнениям в себе. Я докажу себе, я докажу всем, что я не причиняю боли другим. Дружба — это магия, и мои друзья — Элементы Гармонии. Вместе мы вернем этот мир туда, где ему положено быть.

Гнев за свою несвободу, за кошмары, за судьбы друзей, за весь этот перевернутый с ног на голову мир, ставший ее ловушкой, выжег страхи и согрел ей душу твердой целеустремленностью. Впервые с того момента, как Твайлайт проснулась, она почувствовала, что полностью владеет своими мыслями. Она наслаждалась своим триумфом, своей маленькой победой, как лучами теплого солнца.

Блаженство, впрочем, длилось недолго.

— Так что, Твайлайт, слышали что-нибудь о том ужасном скандале на вчерашнем ужине?

Вопрос выдернул Твайлайт из задумчивости. Настороженно оглянувшись на кобылу, Твайлайт чуть-чуть расслабилась, увидев, что та в некотором роде вернулась к своему первоначальному спокойствию.

— Хмм? О, да, я… слышала кое-что.

— Надеюсь, что так. Эта потасовка полностью испортила и без того то жалкое недоразумение вместо ужина. Будто мало нам того, что мы должны сидеть плечо к плечу с больными и неимущими, так теперь нам еще надо уживаться с дерущимися друг с другом бескультурными хулиганами.

Твайлайт глянула кобыле через плечо, когда до них наконец дошли Бон-Бон и Колдхарт. Вместе с медсестрами подошел усталый на вид санитар, который с осторожностью нес во рту большой поднос, уставленный десятками одинаковых бумажных стаканчиков. Заметив, что Твайлайт больше не обращает внимания на нее, кобыла проследила за ее взглядом. Едва она остановила глаза на медсестрах, уголки ее губ тут же поползли вниз.

— Обслуживание в этом заведении настолько убого, что это просто настоящий позор, — сказала она, повысив голос и притворившись, будто все еще говорит с Твайлайт. Она демонстративно задрала подбородок в высокомерном неодобрении, в точности как самые худшие из представителей кантерлотской элиты, какими их помнила Твайлайт. — Я хотела бы сказать пару недобрых слов об этом месте, Твайлайт, говорю вам!

Обе земные пони проигнорировали ее замечание, невозмутимо храня искусственное добродушие.

— Здравствуйте, Силвер Глоу, как сегодня ваши дела? — спросила Бон-Бон, наконец-то озвучив для Твайлайт имя болтливой соседки.

— Для вас я мисс Глоу, — грубо заявила та. Улыбка Бон-Бон даже не дрогнула, но морщины на лице Колдхарт стали острее. Но все же Твайлайт заметила, как они слегка изменили свои позы — едва видимый переход в агрессивную стойку. Силвер Глоу продолжала отчитывать медсестер, либо не замечая их реакции, либо, что, по мнению Твайлайт, было гораздо вероятнее, вовсе не интересуясь их мнением:

— И я в который раз поражена и обескуражена условиями проживания в Бродхуфе, — объявила она, слегка притопнув копытом. — Мало нам того, что вы заставляете нас следовать этим вашим пустым расписаниям, так нам еще надо терпеть в своем присутствии всяческий сброд, которого вообще не следовало сюда принимать. Я уже практически готова написать очередную жалобу администрации о качестве предоставляемых мне услуг.

— Ну, если вы правда столь этим возмущены, вы всегда можете поднять этот вопрос на групповой терапии или на встрече с доктором, — сказала Колдхарт. Сухость и напряжение в ее тоне явно указывали на то, что она повторяла эту фразу уже не раз. Она чуть прищурилась: — Но, каким бы ни было ваше решение, вам все равно следует принять лекарство и не мешать нам с проведением осмотра.

Силвер Глоу презрительно окинула обеих медсестер взглядом.

— Ладно, — фыркнула она, желая наглядно продемонстрировать, что делает им уступку. Нехотя приняв стаканчик у Бон-Бон, она закинула в рот лекарство и запила его глотком воды.

— Откройте рот, — сказала Бон-Бон. Театрально закатив глаза, Силвер широко открыла рот, дав медсестре заглянуть внутрь и проверить, не спрятаны ли у нее, как у бурундука, таблетки за щеками. Твайлайт всерьез начала подозревать, что Бон-Бон осматривала рот единорога куда дольше, чем это было необходимо. Время тянулось, и челюсть Силвер начала слегка подрагивать.

— Все чисто, — объявила в итоге медсестра с намеком на разочарование в голосе. — О, ну, что ж, может, повезет в следующий раз.

Силвер захлопнула рот с тихим щелчком. Задержав на Бон-Бон злой взгляд, она потерла челюсть. Бон-Бон не обратила внимания на направленный на нее гнев и, не подумав даже скрыть веселую ухмылку, подошла к Твайлайт. Встретившись с ней взглядом, она игриво подмигнула. Твайлайт улыбнулась в ответ.

— Ладно, Силвер Глоу, теперь осмотр рога, — сделав ударение на имени, сказала Колдхарт и заняла перед лицом сердито глядящей кобылы место отошедшей медсестры.

— Только поскорее, хорошо? — сказала Силвер, подняв лицо. — Я уже и без того чувствую себя грязной. Я не в восторге от грязных копыт какой-то земной у себя на лице, а эта тяжелая штука, которую вы меня заставляете носить на роге, похоже, никогда не бывает чистой.

Засмотревшись на то, как Бон-Бон поднимает стаканчики с подноса во рту у санитара, Твайлайт на мгновенье упустила смысл слов Силвер. У нее есть что-то на роге? Она резко крутанула голову, как раз в тот момент, когда Колдхарт дотронулась до рога Силвер, который, как Твайлайт наконец заметила, был спрятан в знакомом свертке плотной белой ткани. Как я такое упустила? — подумала Твайлайт, разглядывая магический глушитель.

Пока Колдхарт осторожно осматривала рог Силвер, Твайлайт все четче ощущала вес, давящий на ее собственный. Она глянула налево и тут же заметила еще одного единорога за несколько пациентов от нее; на его роге тоже был закреплен глушитель. Она оглядела других единорогов в ряду и увидела, что рог каждого был спрятан в тряпичных ножнах. Это зрелище встревожило ее, но не удивило. Они надевают его на всех единорогов, какие у них тут есть? Нет, клянусь, я помню, что видела во время ужина нескольких пациентов с неприкрытым рогом. Так ведь? Не имея возможности ответить на свой вопрос, Твайлайт перевела взгляд на Бон-Бон.

Медсестра отвернулась от санитара, держа на передних копытах по бумажному стаканчику.

— Вот, пожалуйста, Твайлайт. От них тебе будет чуть получше, — улыбнулась Бон-Бон и кивнула на один стаканчик, заполненный разноцветными таблетками.

Несмотря на все опасения, Твайлайт молча взяла лекарства. Часть того пламени, что она раздувала у себя в душе, угасла под холодным дождем обреченности. Что она может поделать? Прием лекарств — это плохо, но наказание за отказ еще хуже: Бон-Бон прошлым вечером дала ей это понять совершенно однозначно. Несмотря на то что подчинение их воле неизбежно, она все равно засомневалась на какое-то мгновенье, но потом вздохнула. Я не сдаюсь, сказала себе единорожка, опрокинув первый стаканчик в рот и запив чуть теплой водой из второго. Я просто поступаю по уму и необходимости.

— А теперь открой, пожалуйста, рот, Твайлайт. Я только хочу посмотреть, проглотила ли ты лекарство, и все, ладно? — попросила Бон-Бон. Ее широкая улыбка заставила Твайлайт гадать — какая же часть ее веселого характера была искренней, а какая — искусственной доброжелательностью.

Она послушно открыла рот пошире. Когда кто-то с подозрением оглядывает изнутри рот — это не самое приятное ощущение, но она постаралась изо всех сил его перетерпеть. Как и с таблетками, ничего здесь поделать было нельзя. Эти унижения ничего не значат. Мне нужно сосредоточиться на своих целях, напомнила она себе, удерживая темперамент в узде. Подыгрывай пока и сосредоточься на том, чтобы узнать как можно больше. Спустя всего несколько секунд Бон-Бон заявила, что все чисто, подтвердив подозрения Твайлайт касательно затянувшегося осмотра ее соседки.

Когда Бон-Бон отошла от нее, Твайлайт глянула направо, отчасти ожидая, что поймает на себе недовольный взгляд Силвер Глоу. Но вместо этого кобыла уже уходила прочь, чопорно задрав нос и раздраженно размахивая из стороны в сторону хвостом. Сестра Колдхарт осталась рядом, но спиной к Твайлайт: она разговаривала с молодой медсестрой, которая, по-видимому, подошла, когда единорожка отвлеклась. Колдхарт указала ей следовать за Бон-Бон, после чего наконец обернулась к Твайлайт:

— Итак, Твайлайт, теперь твой черед, — сказала медсестра и приблизилась к ней. — Мне надо осмотреть магический глушитель, чтобы проверить его целостность. Мы это делаем каждое утро, но обычно много времени проверка не занимает. Как только я закончу, я тебя лично провожу в туалет.

Твайлайт оглянулась на дюжину пони, все еще стоящих в строю.

— Разве вам не надо осмотреть остальных?

— Пусть с Бон-Бон закончит новенькая, — она качнула головой в сторону другой медсестры. — Ей не помешает немного практического опыта, а осмотры лучше всего подходят для знакомства с новой работой, — на ее щедро наштукатуренном лице засияла улыбка. — К тому же я хочу побыть с тобой, пока мы не найдем доктора ЭйДжей. Я хочу тебе помочь и заодно ответить на твои вопросы, чтобы все у нас прошло гладко. Звучит здорово, не так ли?

— Ну, мне любопытно кое-что, — сказала Твайлайт, воспользовавшись возможностью озвучить вопрос, который уже долгое время варился у нее в голове. — Все единороги должны носить эти магические глушители?

— Ну, нет. Не все единороги должны их носить, — с большой осторожностью подбирая слова, сказала Колдхарт, приступив к ощупыванию копытом глушителя. Она осторожно потянула за тряпку и осмотрела муфты, ища разрывы или отстающие части. — Единороги должны носить глушители только когда их магические способности угрожают их здоровью и безопасности.

— То есть вы хотите сказать, что вы надеваете их на опасных пони, которые, как вы боитесь, могут воспользоваться магией для побега или чтобы на кого-нибудь напасть? — сказала Твайлайт, не сумев скрыть некоторую долю горечи, закравшуюся в тон ее голоса. — Я понимаю. Это совершенно логично. В конце концов, сумасшедший единорог может натворить много бед. Вам нужно защищать себя и других пациентов от действительно сумасшедших.

Колдхарт нахмурилась.

— Твайлайт, нам здесь не нравятся такие слова, как «сумасшедший» или «безумный», — укорила она, скривив в легком неудовольствии напудренное лицо. — И ты ошибаешься. Дело не только в безопасности, но и в благополучии наших пациентов. Многим единорогам необходимо обрубать магическую связь из-за их заболеваний, а не из страха, что они могут воспользоваться опасным заклинанием. Существует очень много болезней и расстройств, которые негативно реагируют на использование магии.

Твайлайт моргнула в искреннем удивлении от слов медсестры. Маленькие обрывки почерпнутых ею знаний всплыли в памяти: полузабытые сноски и случайные упоминания роли магии в течении определенных заболеваний. Эту тему она никогда не изучала вплотную, но немало почерпнула из других областей, с которыми работала в прошлом, а потому обнаружила, что не может не поверить словам Колдхарт.

— Значит, есть такие болезни, при которых одна только способность пользоваться магией может вызывать осложнения? — она жадно вытянулась вперед — жаркое научное любопытство бесцеремонно отпихнуло в сторону горькие циничные размышления. — То есть, я изучала немало мистической теории, но мне не доводилось ничего читать о том, как магия связана с психическими заболеваниями. Болезни реагируют на магию иначе только у единорогов, или любое магическое воздействие оказывает негативный эффект? Если оказаться под воздействием заклинания, будет та же реакция, что и при его самостоятельном чтении? А что насчет нахождения неподалеку от активного заклинания? Магически реактивные припарки и зелья реагируют по-другому, если…

Она остановила поток вопросов, едва заметила смех в глазах медсестры и с трудом сдерживаемую веселую улыбку. Подобно жеребчику, игравшему с косметикой матери, Твайлайт не чувствовала никакого стыда, пока не поймала наконец на себе веселый взгляд. Она захлопнула рот и залилась ярчайшим оттенком алого. Нет ничего постыдного в том, чтобы радоваться знаниям о новых вещах, возразила она сама себе, что, впрочем, никак не помогло справиться с жаром на раскрасневшемся лице.

Веселье Колдхарт быстро ушло.

— Ладно, Твайлайт, — сказала она с серьезным профессиональным видом. — Я попробую ответить на твои вопросы, но у нас не так уж много времени. Нам надо придерживаться расписания, и тебе нельзя опаздывать на утреннюю встречу. Я тебе объясню по пути в туалет, хорошо?

Твайлайт кивнула и подобрала свои вещи. Она хочет получить ответы на свои вопросы, а значит, это маленькое постыдное недоразумение ей помешать не сможет. К тому же нельзя сказать, что ты никогда раньше не попадала в подобные ситуации, мысленно заметила она. Как ни странно, но воспоминания о многочисленных ситуациях, когда ей было стыдно из-за своего пыла, никакого облегчения не принесли.

— Ну так, значит, почему именно для нас все по-другому?

— Ну, в простейших словах, все из-за того, как единороги взаимодействуют с магией. В отличие от пегасов или земных пони, вы, единороги, направляете магическую энергию усилием разума, — объяснила Колдхарт. — Для не-единорогов, магия обычно интуитивна и подсознательна. Пегасам нужно научиться летать, но им не нужно учиться ходить по облакам, они просто ходят. Это врожденное, как способность переваривать пищу.

— Это я знаю. Я проходила биологию и здравоохранение в школе, — заявила она без эмоций, пытаясь удерживать свое нетерпение под контролем и не обращать внимания на удивленный взгляд искоса у медсестры. — Мне только нужно узнать, что же такое особенное в моем случае, раз мне нужно носить магический глушитель на роге.

— Это потому, что единороги контролируют магию силой разума, — терпеливо повторила Колдхарт. — Если разум сам по себе не функционирует как надо, то и магия становится нестабильной. И из-за того, что некоторые заболевания изменяют восприятие реальности, даже обыденное использование магии превращается в серьезную угрозу здоровью. Во многом это как магические вспышки у младенцев. Жеребенок использует магию бесконтрольно, потому что его мозг еще не развит до конца.

Последний кусочек мозаики встал на место, заставив Твайлайт почувствовать себя особенно глупой. Румянец вернулся, неся отмщение. Почему я об этом не подумала?

— О, конечно, — Твайлайт сохраняла ровный тон, задавая новый вопрос: — Но, помимо некоторых врожденных способностей земных пони и пегасов, магия не воздействует на пони напрямую, если она не направляется заклинанием. Так каким же образом пассивное облучение магическими энергиями влияет на заболевание?

— Пассивное облучение не влияет ни на что. В конце концов, наши медики регулярно применяют заклинания на пациентах, — указала она. — Но вот способность применять магию уже может привести к проблемам.

— Значит, на заболевание может напрямую повлиять способность единорога читать заклинания?

— Мне кажется, что напрямую оно на заболевание не влияет, — ответила медсестра, говоря явно не столь уверенно, как до того, — но тебе стоит задать этот вопрос кому-нибудь из докторов, чтобы знать наверняка. По моему опыту, проблемы вызывают симптомы. Из-за ментальной связи они могут стать непредсказуемыми и… опасными, — Колдхарт отвела взгляд. — Галлюцинации — это самое худшее. Болезнь обманывает пони, категорически меняет образ их мыслей и чувств таким образом, что магия сама по себе становится уязвимостью. Опасность даже не в том, что они могут невольно бросить не то заклинание. Они могут зачерпнуть слишком много энергии и повредить себе мозг. Если чувства их подведут, они с легкостью могут выжечь его, даже не подозревая, что делают.

Твайлайт поразила глубокая усталость в глазах медсестры. Казалось, она на мгновенье заглянула в неприкрытую ничем душу старшей кобылы. Колдхарт пыталась скрыть свои шрамы, маскируя ранние морщины ярким макияжем, но глаза лгать не могут. Твайлайт отвернулась. Что ей после такого оставалось сказать?

Сестра Колдхарт, похоже, заблудилась в собственных воспоминаниях и была не против затянувшейся тишины. Твайлайт не могла отделаться от мыслей о ее словах, содрогаясь от самой идеи, что единорог может повредить самому себе мозг. Магический пережог — темная сторона магии единорогов, вещь, о которой предупреждают каждого еще в детстве. Он всегда казался для Твайлайт совершенно невероятным явлением; сама идея, что кто-то может зачерпнуть так много магической энергии, что та создаст петлю обратной связи и выжжет ему мозг, казалась абсурдной. Даже если этот кто-то сумеет продержаться и не потерять сознание от переутомления, обжигающая боль безо всяких сомнений должна заставить кого угодно сдаться еще задолго до того, как будет нанесен серьезный необратимый урон.

Кто-то нормальный, поправила она себя, бездумно блуждая взглядом по запертым металлическим дверям, равномерно стоящим по всей длине коридора. В памяти всплыли лица Силвер Глоу и дерганого оранжевого жеребца. По позвоночнику пробежал холодок, вздыбив волоски шерсти на спине. Не все пони здесь нормальные.

Глава 10

— Ты уверена, что у тебя с глазами все хорошо? Типа, точно уверена?

— Да, Пинки, с глазами у меня все в порядке, — устало ответила Эпплджек, в очередной раз ободряюще улыбнувшись Пинки. Она задала этот вопрос уже в шестой или седьмой раз, и с каждым разом улыбка Эпплджек становилась все напряженней. — Ничего глазам не было. Не надо так об этом волноваться. Со мной все будет хорошо уже через день-другой.

— Это правда очень хорошие новости, — поспешила встрять сидевшая напротив них за столом в кафетерии Твайлайт, пока Пинки не заставила Эпплджек повторить одно и то же уже в восьмой раз подряд. — Я серьезно. Я боялась, что все может плохо обернуться.

После не слишком приятного утреннего душа, а также с учетом свежести воспоминаний о том, что произошло прошлым вечером, Твайлайт буквально подпрыгнула от радости, завидев наконец ждущую ее на посту медсестры Эпплджек. Не успев толком попрощаться с сестрой Колдхарт, она тут же принялась засыпать Эпплджек вопросами: «Как твои глаза? Что случилось с Рейнбоу Дэш? Как ты себя чувствуешь?» Эпплджек стоически их перетерпела, отвечая настолько развернуто, насколько смогла, пока они вместе шли в кафетерий. Утро стало еще лучше, когда они встретились с Пинки Пай. Присутствие двух искренне улыбавшихся добрых подруг оказалось для Твайлайт настоящим бальзамом на усталую душу. Заболтавшись с Эпплджек, она даже не обратила внимания на то, что им выдали на завтрак. Она была так поглощена задачей как можно больше узнать о вчерашних событиях, что следовала за доктором к их местам за столом полностью на автопилоте.

Это было десять минут назад. С того момента поднос по-прежнему стоял на столе нетронутым. Каждый раз, глядя на обеих своих подруг, она, казалось, могла себя убедить, что все нормально, что все так, как она и помнила. Она задержала взгляд на бинтах Эпплджек.

Почти.

— Я представляю, как это для вас двоих было тяжело, но со мной теперь все хорошо. Правда, — сказала Эпплджек, сдабривая слова всей уверенностью, какую смогла в себе отыскать, отчего ее акцент зазвучал гораздо отчетливее. — Всего-то пара царапин. Да что там, мне больше доставалось, когда я сорняки на ферме полола. Нечего вам вовсе за меня волноваться, хорошо? — Твайлайт кивнула, когда Эпплджек заглянула ей прямо в глаза. Доктор затем обернулась к Пинки Пай и успокаивающе прижала копыто ей к плечу. — Хорошо?

Пинки энергично закивала головой.

— Хорошожечки, доктор ЭйДжей!

— Прекрасно! А теперь, раз мы с этим разобрались, может, примемся уже за завтрак, пока он не остыл? Вы двое меня все утро заставляли ртом работать. Так что пора бы мне уже в живот что-нибудь положить, — Эпплджек ехидно им улыбнулась, потирая копыта. Подтянув поближе поднос, она нетерпеливо схватила ложку и опустила взгляд на свой завтрак. Доктор застыла, в нерешительности разглядывая содержимое миски. Вся ее энергия разом утекла прочь, отчего она сгорбилась и тяжело опустила плечи.

Лицо Твайлайт полностью повторило выражение ее подруги, когда она удивленно глянула вниз и почувствовала, как при виде ее завтрака на подносе перевернулся вверх дном желудок. В миске лежала вчерашняя каша, в которую будто кинули мешок камней и соломы и залили все это скисшим молоком. Она вся состояла из одних комков и тягучей, прозрачной слизи. Казалось, в миску кто-то налил зловонную, сгнившую болотную жижу и попытался выдать это за еду.

— Выглядит как сопли, — скривила нос Пинки Пай и высунула язык, но скорее для смеха, а не из отвращения.

— Это не еда. Это преступление против кулинарии, — поддакнула Твайлайт, добавив к выражению абсолютного омерзения на своем лице немного театрального стиля Рэрити.

Твайлайт и Эпплджек обменялись взглядами.

— По крайней мере, она теплая, — возразила доктор, стараясь выставить все в положительном свете. Больничные порядки предписывали сотрудникам никогда не говорить ничего отрицательного при пациентах, но Твайлайт ясно видела, что под напряженной улыбкой Эпплджек кроется сожаление, что она не принесла ничего из дома. — И больше нам ничего этим утром не дадут. Так что, может, приступим?

Единорожка не попыталась даже двинуть копытом в сторону ложки.

Слабая улыбка Эпплджек окончательно растаяла под выжидающим взглядом Твайлайт, которую слова доктора убедить не смогли. Доктор нехотя вернула свое внимание к лежащей в миске дрожащей массе. Медленно, будто в страхе, что оно может в любую минуту на нее наброситься, она окунула ложку в нагоняющее своим видом тоску месиво. Оно сопротивлялась: не желая поддаваться, оно крепко держало ложку. Эпплджек потянула сильнее. Раздался влажный хлопок, и от каши наконец-то оторвался кусок. Он был пугающе большим: им можно было бы сразу целиком забить рот, а свешивающиеся с ложки ошметки попадали обратно в миску, растягиваясь, как густая, комкастая патока. Все три кобылы разглядывали ложку с нездоровым интересом, провожая глазами каждый комок, который стекал с нее и с кошмарным «хлюпом» падал обратно в миску.

— Она даже на звук как сопли, — сказала Пинки. Твайлайт тупо кивнула.

— Совершенно нормальная каша, девочки. Она просто… выглядит странно, вот и все.

Твайлайт не могла оторвать глаз от Эпплджек, цепляющейся за ложку и роняющей тягучие капли и комки слизи.

— Ты в этом уверена? В смысле, ты же вроде не отошла еще от своих ран.

Ей показалось, что эти слова обидели Эпплджек как доктора. Нахмурившись, она сурово поглядела на них обеих.

— Да, я уверена! Каша совершенно нормальная, и вы обе должны съесть свой завтрак. Вот, давайте я вам покажу, что бояться тут нечего! — собрав всю свою волю в копыто, Эпплджек сунула ложку в рот до того, как успела бы себя остановить.

Тянулось время, и никто не рисковал пошевелиться. Когда Эпплджек наконец вытащила изо рта ложку, Твайлайт не могла сразу решить, что ей чувствовать — отвращение или удивление: белая пластиковая ложка была совершенно чиста. Еще какое-то время спустя Эпплджек заставила себя начать жевать, слегка подрагивая при этом левым веком. Движения челюсти были неестественными — быстрыми и равномерными, как и всегда бывает, когда кто-нибудь пытается что-нибудь сделать, стараясь при этом не слишком думать о процессе. Закончив жевать, Эпплджек попыталась проглотить, но Твайлайт прекрасно видела, что это было очень непросто. Может, виной тому был вкус, а, может, и то, что пища сопротивлялась и пыталась выбраться обратно — разобрать было трудно. Болезненно скривившись, она наконец-то покончила с первым куском завтрака.

— Как… — Твайлайт не успела закончить свой вопрос, как Эпплджек вдруг вскинула копыто и быстро схватила пенопластовый стакан, стоявший у нее на подносе. Откинув голову назад, Эпплджек разом заглотила всю порцию растворимого кофе, а потом жадно вдохнула, как вырвавшийся на поверхность пловец. Твайлайт подождала, пока доктор не восстановит дыхание, и повторила вопрос: — Итак… как оно на вкус?

Эпплджек постаралась изо всех сил привести себя в порядок.

— Не так уж и ужасно, — хрипло объявила она. Твайлайт недоверчиво на нее посмотрела. — Чего? Ладно, ладно! Не так уж и хорошо, но хотя бы съедобно.

Она помедлила.

— Просто, э, не черпайте сразу много, ладно?

Слова подруги не слишком-то успокоили Твайлайт касательно того, что она должна добровольно положить себе в рот. Она быстро перевела глаза с Эпплджек на комкастую массу и окунула в миску ложку. Мне нужны силы, чтобы двигаться вперед, сказала она себе, сунув ложку в рот. Она пожалела об этом в то же мгновенье.

Она никогда бы не подумала, что бывает еда хуже вчерашнего ужина, но сотрудники кафетерия Бродхуфа смогли превзойти самих себя. Вещество, которое оказалось у нее на языке, одновременно было и безвкусным, и омерзительным: серо-бурая слизь с консистенцией столярного клея, оставившая после себя осклизлый след, который, она боялась, никогда больше не смыть. Она заглотила это так быстро, как только смогла, чувствуя, как ее накрывает паника, и надеясь, что каша все-таки не застрянет в глотке, решая, в каком же направлении ей двигаться.

Эпплджек не смогла скрыть веселой улыбки на лице, когда Твайлайт в безумном рывке схватила свой стакан.

— О благая Селестия, вот это мерзость! — воскликнула она, шумно заглотив полный стакан кофе. Обжигающая горькая жидкость вымыла ей рот начисто. Ей страшно хотелось поскрести языком по зубам, но она подавила это желание и прищурилась на Эпплджек. — Ты! Ты сказала, что оно не так уж и ужасно!

Эпплджек попыталась изобразить виноватый вид.

— Ну, тебе правда надо что-нибудь съесть, из-за лекарств и всего такого. Я должна следить за твоим здоровьем, Твай, это моя работа. И разве ты бы съела хотя бы ложку, если б я сказала, насколько оно было мерзко?

Твайлайт сердито сверлила подругу взглядом, но недолго: гнев вскоре угас.

— Что ж, я не могу на тебя так уж злиться, раз ты попробовала кашу первой, — признала она с улыбкой, на которую Эпплджек тут же ответила взаимностью. — И все же, хуже этого я, скорее всего, не ела ничего за всю свою жизнь.

— О, да это ерунда. Когда я была маленькой, Большой Мак однажды меня заставил съесть кусок кулича из земли.

Твайлайт чуть не стошнило.

— Погоди, чего? Как он смог?

— Ну, мы играли в «правду или желание», и он сказал, что я буду трусихой, если откажусь. Так что я съела эту штуку целиком, с червяками там и все такое, только чтоб доказать, что этот большой увалень неправ.

— Кажется, я никогда еще в жизни не встречала пони упрямее, чем твоя семья, — заявила с широкой улыбкой Твайлайт.

Эпплджек странно на нее посмотрела на мгновенье, но это выражение тут же ушло, и она усмехнулась:

— Ага, ну, оно того стоило, когда я на нем отыгралась. А это… — она указала на их миски, — не так уж и плохо. Может, немного передержано. Или недодержано. Или и то, и другое одновременно, не знаю. Но оно не настолько ужасно, главное — пережить шок от первой ложки.

— Ты точно шутишь. Эта каша, пожалуй, самая худшая дрянь, которая только покидала пределы кухни и при этом никого не убила.

— Ладно, я признаю, эт, конеш, не ресторанного уровня едово, но худо тебе от нее не будет. Это ведь всего лишь овес… кажется. И тебе ее правда надо съесть.

— Я всерьез сомневаюсь, что оно принесет меньше вреда моему здоровью, чем голодовка.

— Твайлайт, — медленно выговорила ее имя Эпплджек с внезапно посерьезневшим тоном. — Шутки в сторону, но твои лекарства испортят тебе живот, если ты чего-нибудь не съешь.

Единорожка вздохнула.

— Ладно, — она быстро проглотила еще одну неполную ложку каши, демонстративно при этом сморщившись. — Вот, видишь? Я ем. Просто… не тороплюсь. Даю организму время приспособиться к этой слизи.

— И это меня ты называешь упрямой, — сказала Эпплджек и столь же демонстративно закатила глаза, заставив себя тоже проглотить ложку завтрака. Она кашлянула. — Знаешь, я тут начинаю вспоминать тот земляной пирог даже с некоторой любовью.

Твайлайт рассмеялась.

— Ей только сахара не хватает, вот и все, — уверенно заявила Пинки, сунув в рот очередную ложку с горкой и заглотив без промедления. — О, и корицы тоже было бы здорово. И молока. Может, и масла еще. И, может, еще чуточку кленового сиропа. Но если на это внимания не обращать, то каша очень даже ничего.

Твайлайт и Эпплджек молча наблюдали за тем, как Пинки Пай запрокинула миску и вылила остатки каши себе в разинутый рот, а потом вылизала посуду до блеска. Они обменялись пораженными взглядами.

Эпплджек наконец смогла закрыть рот.

— Это… просто…

— Невозможно, — закончила Твайлайт и покачала головой. И все же она не могла не согласиться с Пинки по всем пунктам. Трудно себе представить что-нибудь, что не сможет как-то улучшить вкус этой штуки, подумала она, недоверчиво оглядывая свой завтрак. Она нехотя зачерпнула еще одну ложку вязкой гадости и сунула в рот. О, чего бы я только не отдала сейчас за какой-нибудь фрукт.

На троицу опустилась относительная тишина. Пока Твайлайт и Эпплджек заставляли себя есть с обреченностью приговоренных, Пинки Пай вела одностороннюю беседу, прерываясь, чтобы зачерпнуть полную ложку каши из своей второй миски.

Твайлайт тихо вздохнула, уткнувшись в собственную миску и слушая вполуха бессмысленно закрученную историю Пинки, и тоже отпустила свой разум свободно и бесцельно блуждать. Вскоре ее мысли неизбежно сосредоточились на той же проблеме, вокруг которой они кружили уже на протяжении всего утра: сон. Был ли это сон? В любой обычный день я бы даже не задумалась об этом. Происходившее во сне было слишком безумно, чтоб быть реальностью. Она подняла взгляд от своей пластиковой посуды и оглядела кафетерий. Но сейчас? — подумала она. Этот вопрос повис в воздухе, пока она наблюдала за двумя санитарами, пытающимися усадить буйную вопящую кобылу обратно за стол. Пациент по соседству сидел, низко опустив голову, и что-то медленно писал кашей по столу. За ним она разглядела еще нескольких пациентов, которых со скучающим видом кормила с ложки медсестра.

А сейчас безумно все.

Вновь переведя взгляд на друзей, Твайлайт глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Их присутствие придавало ей сил, чтобы бороться с теми оставшимися клочками тумана, что еще цеплялись за ее разум. Сколько бы она ни думала о себе как о разумной и логически мыслящей кобыле, она знала как никто другой, насколько легко ее сомнения и страхи выходят из-под контроля.

Но не сегодня, — пообещала она себе. Уверенность в себе была приятным разнообразием среди прочих ее эмоций. Тепло наполнило тело: жаркое пламя веры в свои силы проявилось в том, как она выпятила челюсть, в том, как засверкали ее глаза. Сегодня все будет по-другому. Сегодня я воспользуюсь своими сильными сторонами. Сегодня я буду организованна. Сегодня я буду бороться против той силы, что послала меня в это сломанное место. Я — Твайлайт Спаркл, протеже Принцессы Селестии и носитель Элемента Магии. Я могу принять этот вызов и справиться с ним, точно так же, как я преодолела все прошлые испытания. Я здесь с моими друзьями, и ничего не сможет встать на моем пути. Я развею ложь этого мира тремя величайшими силами, известными народу пони: исследованием, изучением и дедуктивным мышлением!

— Чего-чего, Твайлайт?

Вопрос Эпплджек выдернул Твайлайт обратно в реальность. Она моргнула, глядя на своих друзей и видя любопытство во взгляде, как у доктора, так и у пациента.

— А?

Эпплджек пожала плечами.

— Мне просто показалось, будто ты сказала что-то, вот и все.

— Мне тоже, — добавила Пинки Пай. — Что-то там про «исследование излучений дудковых мышей».

Она вдруг просияла.

— Или, может, «разведение…»

— Это ничего! — покраснев, громко сказала Твайлайт. Она опустила затем голос до нормальной громкости. — В самом деле, ничего такого. Я просто… размышляла вслух о, эм, моем расписании на сегодня.

Она вытащила листок из мелкого кармашка зеленой больничной рубахи и шлепнула его на стол чуть сильнее, чем намеревалась, после чего через силу выдавила широкую улыбку.

Эпплджек несколько секунд не отрывала от Твайлайт внимательного взгляда, но в итоге вновь пожала плечами:

— Ладно. Ну, если у тебя есть вопросы о чем-нибудь, ты только скажи. После встречи с Доктором Роузом я могу еще раз разобрать с тобой твое расписание, если хочешь.

— Я учту, — ответила Твайлайт и убрала фальшивую улыбку, как только Эпплджек отвернулась, чтобы неохотно ответить на вопрос Пинки Пай касательно «излучения дудковых мышей». Стыд от того, что ее поймали за разговором с самой собой, был ужасным.

Это была глупая ошибка, — отчитывала она саму себя, засовывая листок с расписанием обратно в карман. Что если бы я сказала что-нибудь еще? Эта Эпплджек, может быть, и моя подруга, и у нее, может быть, есть какая-то связь с той кобылой, которую я помню, но она все равно здесь работает. Я не могу выдать никому своих мыслей, пока у меня не будет лучшего понимания, с чем я вообще имею тут дело. Особенно это касается докторов. Доверять нельзя никому.

Она вернулась к своему завтраку, неохотно зачерпывая кашу ложкой и продолжая при этом пополнять свой мысленный список, уделив особенно много внимания пункту «следить за своими словами». Ей нельзя допускать ошибок. И все же она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем ей казалось. Определенно есть навык, в котором ей нет равных, и он состоит в том, чтобы делать все последовательно и осторожно.

Вскоре Твайлайт мысленно вернулась к приснившемуся ей этой ночью сну. Прошло уже несколько часов, но, к счастью — или к несчастью, если подумать — ночной кошмар был настолько ярким, что детали из него не стирались — их буквально выжгло у нее в мозгу.

Но был ли это всего лишь сон? — вновь спросила она саму себя, повторив вопрос на этот раз чуть настойчивее. Я заснула, пережила это, чем бы оно там ни было, и проснулась. Это укладывается в определение обычного ночного кошмара. Но, опять же, с учетом того, как выглядит этот мир во время бодрствования, мысль о том, что это был не просто сон, отбрасывать как иррациональную нельзя.

Она быстро скользнула взглядом по кафетерию.

Вообще все, что я здесь переживаю, вполне успешно подтверждает, что невозможное возможно, но действительно ли это что-то доказывает?

Она воспроизвела в памяти события сна. Поначалу все было настолько реальным, что, когда перед глазами встали виды Понивилля за окном спальни, она не смогла воспротивиться гложущей тоске по дому. Все было в точности таким, каким и должно было быть, вплоть до библиотечных запахов чернил и пергамента. Даже после того, как начало твориться безумие, иллюзия сохраняла поистине нутряное, материальное ощущение, которого она никогда, насколько себя помнила, не испытывала в обычных снах. Но что насчет всего остального? Поведение подруг, характер самозванки, физические трансформации… все это было таким странным, таким невозможным, что единственным логическим решением было бы просто повесить на это ярлык «фантазия».

Чем дольше она обсуждала сама с собой эту мысль, тем уверенней она становилась, что сон только им и был — просто сном. Он был, конечно, пугающим и поразительно ярким сном, это точно, но, в конце концов, он был всего лишь сном. Даже магия Сомбры полагалась на сотворение реалистичной иллюзии, размышляла она с подобающим ученому профессионализмом. Пока она продолжала свои молчаливые измышления, в голове на мгновенье мелькнули воспоминания о школьных дебатах и устных экзаменах.

Что и делало ее столь эффективной — в иллюзию веришь подсознательно, потому что она играет на твоих страхах и не дает при этом времени подвергать происходящее сомнению. Твои же собственные сомнения придают сценариям происходящего кажущийся реализм.

Но сны не ограничиваются пределами достоверности, даже если может создаться впечатление, будто конкретно в данный момент они реальны. Когда мне снилось, что я стала аликорном, я ни на секунду не задавалась вопросом, откуда у меня вдруг возникли крылья и умение летать. И только после того, как я проснулась, я осознала, насколько абсурдна была такая внезапная трансформация. Как и тогда, нелогичная и невозможная природа событий моего сна становится очевидна при тщательном анализе воспоминаний. Хоть мое присутствие здесь, в этом мире, противно логике, в больнице нет никаких голодных теней или пони с плавящимися лицами. Этот мир реален, как и мой собственный, хоть и является каким-то странным альтернативным измерением или, может быть, магически измененной реальностью, или еще чем-то подобным, до чего я еще пока не додумалась. Так или иначе, произошедшее этой ночью является обычным сном и ничем другим.

Мысленно поставив точку, Твайлайт кивнула головой, считая вопрос закрытым.

Подобрав ложку, она вернулась к еде, сосредотачивая внимание на чем-нибудь другом, что никак не относилось бы к засевшим у нее в голове вопросам. Несмотря на попытки считать результаты своего логического анализа окончательными, Твайлайт все равно не могла прогнать все сомнения без остатка. Она вздохнула. Серьезное изменение. С того самого момента, как я проснулась вчерашним утром, я сомневаюсь во всем. Я чужак на чужой земле — и эти странные сны не слишком-то помогают сохранять ясность мыслей.

Твайлайт замерла, прислушиваясь к блуждающему у нее в голове эху последних слов. Подобно солнцу, встающему над вершиной крутого холма, ее озарил теплый луч понимания. И с того самого момента, как я вчера проснулась, они дают мне незнакомые таблетки. Они… они меня накачивают! Дюжины подозрений и теорий разом сошлись, и Твайлайт не знала, то ли ей радоваться успеху, то ли дать себе оплеуху за то, что так долго тянула со столь очевидной связью.

С определенностью она чувствовала только одно: праведный гнев, который вспыхнул и разгорелся в груди, когда она уперлась сердитым взглядом в ничего не подозревающую Эпплджек. Сны, спор с зеркалом в туалете, перепады настроения… они меня накачивают наркотиками, чтобы я поверила, будто я сумасшедшая! Вот почему они не дали мне никакого медицинского справочника — чтобы я не знала, чем они меня травят! Они хотят, чтобы я поверила, будто я сумасшедшая, и сдалась, потому что…

Мысли Твайлайт затихли сами собой. Подождите, зачем им надо, чтобы я поверила, будто я сумасшедшая? Они и так меня уже заперли, и все и без того думают, что я ненормальная. Разве мои мысли не должны быть им уже безразличны? Она сгорбилась на скамье, будто сдулась. Она торопливо затерла несколько пунктов в своем мысленном списке. Ладно, значит, это не объясняет все, но это, по крайней мере, пока что самая рациональная теория из всех. У нее просто… есть несколько неровностей, которые еще осталось загладить.

Несмотря на свою склонность сосредотачиваться на плохом, Твайлайт была рада заметить, что у нее осталось еще немало уверенности в себе. Конечно, уверенность в себе — это еще не повод отказываться от следования расписанию шаг за шагом. Проглотив последнюю ложку почти остывшего завтрака, она еще раз прошлась по своему мысленному списку. Ее злило отсутствие с собой пера и пергамента, с которыми можно было бы составить физическую версию, но она постаралась не обращать на это внимания. Меньше всего ей сейчас надо оставлять улики, по которым доктора поймут, что же она задумала.

По воздуху разнесся тихий звоночек, утянув внимание Твайлайт от ее опустевшего подноса и висевшего перед глазами воображаемого свитка.

— Так, девочки, завтрак закончен, — вставая из-за стола, объявила Эпплджек, дав ответ на невысказанный вопрос Твайлайт.

Сложив подносы в общую стопку, они последовали за доктором к дверям, проходя мимо других пони, рассеянно топчущихся в неровных очередях на выход. Дойдя до двери, Эпплджек обернулась к Пинки Пай и сказала:

— Пинки, давай, иди в строй к своей группе. Мы с Твайлайт пойдем повидаем доктора Роуза.

— Ну-у, я хотела еще с вами походить, — надулась она. — Я надеялась, Твайлайт сегодня пойдет в мою лечебную группу.

Пинки глянула на единорожку, и ее угрюмое выражение тут же сменилось на широкую улыбку.

— Сегодня день «расскажи и покажи», и это всегда весело и смешно! А тебе не помешает немного смеха, мисс Супер-Серьезный-Вид.

Твайлайт успела отодвинуть назад голову как раз вовремя, чтоб избежать крепкой хватки копыт подруги на своих щеках. От ее сердитого вида улыбка Пинки стала только шире.

— Мне не… — начала было протестовать Твайлайт, но Пинки ее просто заглушила:

— О, нет-нет-нет! Тебе точно не помешает хорошо посмеяться. Я в этом вопросе знаток. Я знаю, когда пони грустно и уныло. Это мой особый талант! — заявила она, повернувшись боком и продемонстрировав знакомую Метку в виде трех воздушных шаров.

Ту Метку, что не скрыта за шрамами. Твайлайт глянула в сторону, стараясь не показывать на лице мрачных мыслей.

— Но…

— Я всегда знаю, когда пони нужно приободрить. И лучше способа кого-нибудь осчастливить, чем вечеринка, попросту нет, — продолжила Пинки, не давая вставить ни слова. — Только вот, ну, знаешь, они мне не дают устраивать вечеринки… но если я смогу, я обязательно устрою вечеринку «Взбодрись, Твайлайт».

— О, и ее можно еще объединить с «Доктор ЭйДжей в порядке»! — добавила она, глянув на доктора.

Твалайт открыла рот.

— Ну…

— У вас двоих будет еще куча времени, чтоб пообщаться, — вмешалась Эпплджек, заработав себе два сердитых взгляда. — Можешь сегодня вечером рассказать Твайлайт обо всем, что произошло в школе. А сейчас тебе пора двигать, клеверок, — она постучала копытом по часам на ноге. — Если опоздаешь в свой строй, у тебя не будет времени, чтобы пообщаться с нами. Так что давай. Расскажешь, что хотела, в следующий раз.

Пинки Пай кивнула с послушной готовностью, забыв все свое разочарование в ту же секунду, как Эпплджек пообещала, что они сегодня еще встретятся.

— А, ага! Я и забыла совсем! Я вам расскажу все интересные штуки попозже, — громко сказала она, помахав через плечо на ходу. — Увидимся позже, доктор ЭйДжей! Увидимся в классе, Твайлайт!

Они обе помахали ей в ответ, и ее поглотила толпа.

— Ну что, тогда пошли, — произнесла с облегчением Эпплджек, подталкивая Твайлайт к дверям. Она пошла быстрым шагом, отчего Твайлайт пришлось перейти на легкий галоп, чтобы успевать шагать с ней бок о бок. — Роуз сказал, чтоб мы зашли немного пораньше, так что надо двигать. Он хочет, чтоб у тебя было побольше времени, чтобы не повторились вчерашние, э, события, — она глянула на Твайлайт, и лицо у нее смягчилось от беспокойства. — Тебе надо ему доверять, Твай. Лучше всего будет, если ты будешь с ним честна и открыта. Он ответит на все твои вопросы и попробует все объяснить.

В объяснениях Твайлайт нуждалась отчаянно — этот довод она отрицать не могла никак. Отыскать путь домой для себя и своих друзей — это головоломка, каждый кусочек которой спрятан под наслоениями требующих ответа вопросов. Мысли полнились теориями, идеями о заговорах, подозрениями об устройстве мира, в котором она заперта, но каждая из имеющихся вероятностей была пугающим образом лишена какой-либо твердой почвы под ногами. Она будто играла в шахматы вслепую, не видя ни доски, ни положения фигур, ни даже своего оппонента. Пока она не узнает больше, любой ход обречен быть неверным. Ей нужно сохранять терпение и сосредоточение на том, чтобы раздобыть как можно больше данных.

Тем не менее, когда они в спешке шагали по коридорам больницы, этого самого сосредоточения в голове Твайлайт было прискорбно мало. Вместо него разум занимал один-единственный, жарко пылающий вопрос — вопрос, для ответа на который не нужен был доктор Роуз.

— Что вы имели в виду, когда говорили про «школу»?

— Что? — переспросила Эпплджек, замедлив шаг, чтоб взглянуть на Твайлайт.

Она уставилась Эпплджек прямо в глаза.

— Что вы с Пинки имели в виду под словом «школа»?

— Ну, Твайлайт, каждая кобылка должна ходить в школу, пока не повзрослеет и не выпустится. То, что ты в Бродхуфе, вовсе не значит, что твоим образованием можно пренебречь.

— Я зак… — Твайлайт поймала себя, зная, что спорить о своем настоящем прошлом бесполезно. Она нахмурилась. — Ладно, но почему это я не полностью взрослая кобыла? Ты же предположительно вполне взрослая, раз успела закончить медицинскую школу и пришла работать в больницу! Почему же я тогда еще учусь?

Вопрос заставил Эпплджек остановиться на месте. Она уставилась на Твайлайт с очередным странным выражением лица. Повисла долгая, неловкая тишина.

— Твай, сколько мне лет? — осторожно спросила она.

— Двадцать, — на автомате ответила Твайлайт. Иметь друзей оказалось для нее настолько новым впечатлением, что она очень тщательно подошла к тому, чтобы запомнить наизусть дни рождения каждой. Книги, которые она читала по этой теме, говорили, что для поддержания дружественных отношений очень важно помнить дни рождения, а Твайлайт не была бы собой, если бы не отнеслась к этому с полной серьезностью. Мысль о том, что она может опозориться перед новыми друзьями в публичной ситуации, оказалась поистине могучим мотиватором — она была совершенно точно уверена в своих знаниях о возрасте подруг.

Вновь опустившаяся тишина продолжала тянуться, пока Эпплджек неотрывно глядела на нее.

— Твайлайт… мне двадцать шесть.

Твайлайт моргнула.

— Ничего подобного.

— Еще как, сахарок. Если бы мне было двадцать, я бы еще училась в колледже.

— Нет. Это… это неправильно, — заявила Твайлайт чуть громче и помотала головой, будто пыталась физически вытрясти из головы слова Эпплджек. — Ты не настолько старше меня. Тебе не может быть двадцать шесть!

Твайлайт сердито скривилась и угрюмо отвернулась в ближайшее окно.

— Я… нет. Нет!

Длинный коридор начал сужаться, ломаться под прессом давящей тишины, повисшей в воздухе между ними. Она не обращала внимания на Эпплджек, не отрывая глаз от дерева за окном. Она знала, это неважно: всего лишь очередное маленькое отличие этого сломанного мира. Ну и что с того, что Эпплджек чуть старше нее или реальной Эпплджек? В этом мире столько всего неправильного, что возраст ее подруги казался в сравнении совершенно незначительным. Твайлайт знала это и верила в свою правоту с нерушимой уверенностью, но все равно чувствовала, как быстро колотится сердце. Она продолжала глядеть наружу, прокручивая это откровение в голове раз за разом и пытаясь понять, почему мысль о том, что Эпплджек старше, так ее подкосила. Единорожка не обернулась, услышав, как Эпплджек осторожным и выверенным шагом подошла ближе.

— Твайлайт… сколько тебе лет?

От этого вопроса Твайлайт застыла на месте. Уши прижались к голове, а волоски на шее встали дыбом. Тело сопротивлялось ей изо всех сил, но она все равно медленно повернула голову и уставилась на Эпплджек в ответ. Проведя языком по сухим деснам, она прошептала:

— Д-девятнадцать.

Выражение лица Эпплджек сместилось с беспокойства на жалость за считаное мгновенье, но нежность ее глаз не смягчила громоподобный удар по решительности Твайлайт. Единорожка с трудом удерживала колени от дрожи. Когда Эпплджек не сказала ничего, Твайлайт сказала сама:

— Эпплджек, сколько мне должно быть?

Несмотря на желание ответить, Эпплджек все равно медлила. Она отвела глаза в сторону.

— Я не…

— Сколько мне лет, Эпплджек? — твердо повторила Твайлайт. Ей надо знать.

Доктор вздохнула.

— Семнадцать. Тебе всего семнадцать.

Твайлайт моргнула. Она ожидала, что это откровение раскатает ее, как блин, переполнит ей разум, заставит его пошатнуться. Этому миру мало было забрать у нее прошлое, дружбу и достижения — он отобрал у нее целые годы жизни. Такое знание должно было выбить землю у нее из-под ног. Но вместо этого она чувствовала… ну, практически, на самом деле, ничего. Она нахмурилась. Меня это должно было взволновать куда сильнее. Почему мне все равно?

Ее молчание вынудило Эпплджек поднять взгляд от плитки на полу.

— Твай, ты в порядке? — тихо спросила она с беспокойством в голосе.

— Д-да, — Твайлайт покачала слегка головой и заглянула Эпплджек в зеленые глаза. — То есть, со мной все нормально. Можно себе представить, что когда тебе говорят, что ты не того возраста — это должно быть несколько более… пугающим знанием, но на самом деле нет.

Две кобылы неотрывно смотрели друг на друга с одинаковыми выражениями легкого удивления на лицах.

— Правда?

Твайлайт кивнула.

— Ага, — она прокрутила эту информацию у себя в голове. Новое знание не шокировало ее и не будило желание отрицать. Почему же она так спокойно к этому отнеслась? Она ведь должна быть безумной пациенткой с амнезией и…

Все встало на свои места.

От внезапно возникшей улыбки Твайлайт на лице Эпплджек на мгновенье скользнуло беспокойство, но единорожка на это не обратила внимания.

— Ага! Видишь? Вот еще одно доказательство, что я права! Еще одно свидетельство, что я, в конце концов, не сумасшедшая! — рассмеялась Твайлайт, чувствуя, как всплеск восторга уносит прочь все прошлые тревоги. Забывшись, она восторженно и совершенно неуклюже протанцевала по коридору.

— Твайлайт… — начала Эпплджек, но Твайлайт ее перебила:

— Нет, Эпплджек, выслушай меня, пожалуйста, — сказала она, восторженно подпрыгнув к Эпплджек и встав к ней вплотную нос к носу с широкой сверкающей улыбкой. — Доктор Роуз сказал тебе, что я, возможно, страдаю от какой-то ретроградной амнезии из-за моего нового лечения, так? — Эпплджек молча глядела в ответ. — Так?

— Да, все так, но я не понимаю…

— Ну, вот тебе и доказательство, что что-то здесь не так! — заявила Твайлайт, отодвинувшись от нее и крутанувшись в победном танце. — Видишь?

— Что вижу? — ровно спросила Эпплджек с легким намеком на раздражение, начавшим закрадываться в голос.

Твайлайт встала на все четыре копыта и изобразила уверенную позу.

— Это значит, что он или лжет, или этот мир и в самом деле не мой! — ей казалось, будто она вновь стоит перед классом и зачитывает доклад по какой-нибудь идеально и бесконечно заученной теме в сфере теории магии. Она была не просто права; теперь у нее были твердые, нерушимые и неоспоримые доказательства, которые все подтверждали. Проигнорировав недоверчивый взгляд Эпплджек, она продолжила: — Ретроградная амнезия такой не бывает, особенно когда все воспоминания при мне. Конечно, антероградная амнезия может внести неразбериху в восприятие возраста, потому что она не дает больному запоминать новые события, что, в свою очередь, мешает воспринимать течение времени. Но у меня такого нет, по их словам. Они говорят, что у меня ретроградная амнезия. То есть, воспоминания о прошлом отсутствуют. Но это неправда!

Ходя из стороны в сторону с высоко поднятой головой, Твайлайт твердо намерилась доказать свою правоту, не обращая никакого внимания на попытки Эпплджек вмешаться в ее обличительную речь.

— Я помню о своей реальной жизни все. Доктора заявляют, что это все бред, но это противоречит фактам. Вот она я, с идеально точными воспоминаниями вплоть до самого раннего детства, но каким-то образом они не совпадают с тем, что в этом мире считается правдой. И, что важнее всего, мой бред каким-то образом включает в себя два лишних года жизни, которую я предположительно не жила. Амнезия работает не так, не говоря уж о шизофрении! Ни то, ни другое заболевание не побуждает больного сочинять полностью воображаемое прошлое, которое дольше реальной жизни. Амнезия разрушает воспоминания, оставляя в памяти дыры. Шизофрения может создать ложные воспоминания посредством галлюцинаций и бреда, но они не смогут закрыть все дыры в памяти и создать целых два лишних года жизни! Особенно полностью лишив меня при этом абсолютно всех воспоминаний о реальном мире!

Развернувшись к подруге, Твайлайт вытянула к ней шею, так что их лица чуть не коснулись.

— Ну же, доктор, подумай об этом хорошенько! Как же так получилось, что мои воспоминания в полном порядке и хранят всю мою жизнь, и я при этом не могу вспомнить решительно ничего о моей «настоящей» жизни? Как же я могу помнить хоть что-нибудь из учебы в школе в Кантерлоте, которой никогда предположительно не было, и не знать ничего о Бродхуфе? Откуда у меня в памяти два лишних года жизни о чем-то, что, как вы говорите, никогда не происходило, но решительно ничего нет об этой больнице до самого вчерашнего утра? — она ткнула копытом в сторону Эпплджек. — В этом есть вообще какой-то смысл? Ты можешь это хоть как-то объяснить с помощью того, чему тебя учили все эти годы?

— Я, э, ну… — заикалась Эпплджек. Ее нерешительность только раздувала уверенность Твайлайт в своей победе.

— Нет, никак не совпадает! И ты знаешь, что все это не совпадает также и с тем, что тебе рассказали. Я вижу у тебя по глазам, Эпплджек: ты начинаешь сомневаться в официальной легенде. И это хорошо! Я знала, что могу положиться на своих друзей! Что бы ни отправило меня сюда, что бы ни вызвало все это, оно конфликтует с медицинскими знаниями, — облегчение и триумф на лице Твайлайт сменились на отчаяние и мольбу. — Если я смогу когда-нибудь вернуться в свой настоящий дом, то только с твоей помощью, Эпплджек! Но ты должна знать правду: я не должна здесь находиться, в такой неволе. Я не знаю, может, это какое-то альтернативное измерение, и я заменила собой по-настоящему сумасшедшую Твайлайт Спаркл, или это какая-то искаженная реальность, в которой все считают, что меня должны держать взаперти, но это попросту неправда. В моем мире, в реальном мире я — ученица Принцессы Селестии, честно. Я живу в Понивилле, и мы с тобой близкие подруги, Эпплджек. Я встречалась с твоей семьей, помогала тебе на ферме, и у нас с тобой вместе были приключения! Я — Элемент Магии, а ты, Эпплджек — Элемент Честности. Я знаю, ты видишь, я говорю правду. Мы должны выбраться отсюда, и тогда я смогу вернуть все как было. Я знаю, это сложно так просто принять, но прошу тебя, ты должна снять этот магический ограничитель с моего рога, и тогда мы…

— Довольно, Твайлайт! — крикнула Эпплджек, сделав шаг вперед. — Я не собираюсь сидеть без дела и смотреть, как ты задерживаешь встречу с доктором и пытаешься меня убедить снять глушитель! Такому не бывать!

Твайлайт распахнула в тревоге глаза.

— Но…

— Нет! Никаких «но»! Мы не будем обсуждать сейчас такие вещи, и ты не будешь меня убеждать отступиться и смотреть, как ты причиняешь себе самой вред из-за снятого ограничителя. Глушитель надет для твоего же здоровья и для здоровья окружающих. И я больше не желаю слышать об этом ни слова, ты меня поняла?

В легкие Твайлайт впились холодные когти, перехватив дыхание в глотке. Шанс на обретение свободы ускользал из ее копыт, как вода.

— Но…

— Ты меня поняла? — прошипела Эпплджек, сделав еще один шаг вперед.

Твайлайт слабо кивнула.

— Д-да… — ответила она едва слышно даже в совершенно безмолвном коридоре.

— Хорошо. А теперь следуй за мной. Мы и так уже опоздали, — ее слова звучали твердо, и они не оставили никакой возможности для неподчинения. Даже не глянув на Твайлайт, Эпплджек развернулась и быстрым шагом пошла дальше по коридору. Цокот ее копыт отбивал в ритме стаккато музыкальный фон для удивления и неверия Твайлайт.

Почему? Почему она не желает мне верить? — стучались мысли в голове единорожки, пока она послушно следовала за Эпплджек. Она раз за разом прокручивала в голове собственные слова, пытаясь найти в них ошибку. Это было бессмысленно. Эпплджек явно должна была увидеть истину, ведь так? Она в этом мире — профессионал с медицинским образованием, но даже Твайлайт со своими любительскими знаниями по теме видела, что здесь не все сходится. Шмыгая носом и растирая глаза, она прибавила шагу, чтобы идти бок о бок с подругой.

Повернув к Эпплджек голову, Твайлайт следила взглядом за ее целеустремленными широкими шагами и за тем, как та преднамеренно избегает ее глаз. Глаза доктора были прищурены, а челюсть твердо сжата. Почему она зла? — спрашивала себя Твайлайт, отталкивая прочь собственные сомнения. Она, в конце концов, пообещала себе, что будет оставаться сильной. И впервые в ее распоряжении оказалось нечто твердое, нечто, за что можно держаться, вокруг чего можно выстроить уверенность в себе. Разница в возрасте не имела никакого смысла и не совпадала ни с чем, что ей наговорили про ее болезнь. Так почему Эпплджек этого не видит сама? Почему она зла на Твайлайт за то, что та указала на ложь?

Она вновь глянула на подругу. Челюсти земной пони по-прежнему были твердо сжаты, отчего у нее был тот упрямый вид, который так хорошо знала Твайлайт. Но ее зеленые глаза… в них был не только гнев. Сердце екнуло в груди Твайлайт. Она увидела в этих глазах сомнение. Там было сомнение, скрытое за фасадом сильной и суровой пони, который Эпплджек старательно поддерживала. Твайлайт потребовался весь самоконтроль, который у нее только был, чтобы не подпрыгнуть от радости и не повалить подругу на пол в счастливых объятьях. Она смогла! Что-то из сказанного ею все-таки достучалось до подруги!

Даже если она пока мне не верит, она уже задается вопросами. Это первый шаг. Отвернувшись от нее, Твайлайт почувствовала, будто вдруг стала легче на сотню фунтов. Подруга не верила ей пока, но, по крайней мере, что-то из сказанного задело некую струну в душе Эпплджек. Это только лишь самое начало, но Твайлайт казалось, будто она уже победила. После столь долгих страданий из-за сомнений в себе, из-за страха, она наконец-то достигла какого-то прогресса. Чем больше она узнает, чем больше знаний она раздобудет, тем выше будут ее шансы найти дорогу домой.

До конца своего путешествия по коридорам они не проронили ни слова: каждая была занята своими мыслями. К счастью, дорога оказалась короткой. Конец их пути столь же ясно, как и золотая плашка на стене, ознаменовали собой толстые дубовые двери.

— Вот мы и пришли, — доктор остановилась и оглянулась на Твайлайт. Она открыла рот, чтобы добавить что-то еще, но промолчала. Эпплджек закрыла рот, щелкнув зубами и, молча повернувшись к двери, вежливо постучала. Сквозь толстые деревянные панели с трудом донеслось приглушенное «заходите». Эпплджек толкнула дверь и обернулась к Твайлайт, чтобы завести ее внутрь, стараясь при этом не пересекаться с ее внимательным взглядом.

Твайлайт не возражала. Она даст Эпплджек время подумать. К тому же у нее у самой были вопросы, на которые необходимо добыть ответ. Высоко подняв голову, Твайлайт смело вошла в кабинет доктора Роуза.

Глава 11

— А, Эпплджек, Твайлайт, рад вас видеть! — сказал доктор Роуз. Он говорил с механической веселостью, просто в точности повторяя те же слова, которые сказал в их прошлую встречу. Одарив Твайлайт улыбкой, он поспешно встал из-за стола. — И как ты себя сегодня чувствуешь?

Твайлайт окинула взглядом просторную комнату, невольно вспоминая моменты из их предыдущей встречи.

— Просто прекрасно, — скучным и ровным голосом ответила она. Ей нельзя показывать слабость, особенно сейчас. Ее ждет работа.

Эпплджек вежливо кашлянула и сделала шаг вперед.

— Медсестры мне сказали, что у нее ночью был кошмар. Ее нашли утром на полу, у кровати, но она не захотела ничего объяснять. Впрочем, она себе никак не навредила, — Твайлайт сердито уставилась на Эпплджек, как на предательницу, но та ничего не заметила. На мгновенье повисла тишина. — Помимо этого, ни о чем необычном доложить не могу.

Доктор Роуз перевел взгляд обратно на Твайлайт, которая как раз отвернулась от Эпплджек, пряча удивление на лице.

— Она все правильно говорит, Твайлайт? У тебя ночью был плохой сон? — подернутая сединой грива, добрые глаза и легкая морщина на лбу превращали его буквально в воплощение родительской заботы. Чувство спокойной уверенности исходило от него, как тепло от камина. Твайлайт казалось, будто к ней обратился не доктор, а старый друг семьи или добрый сосед — пони, которому она может открыться без задней мысли. Пони, которому она может довериться.

Это всего лишь игра, всего лишь обычный поддельный интерес и искусственное сочувствие. Она безошибочно видела, что, как и у всех остальных сотрудников больницы, его забота о ее благополучии лишена искренности — просто работа, не более. И все же, глядя в эти темно-синие глаза за очками в золотой оправе, она была уже почти что готова без сомнений увериться в его честности.

Их мир построен на лжи; им нельзя доверять. Она быстро скользнула взглядом на Эпплджек. Ну, может быть, некоторым все-таки можно. Но опять же, почему она сказала ему о снах, но не упомянула о разговоре в коридоре? Чего она задумала?

На мгновенье Твайлайт было решила отрицать, что ей вообще приснился кошмар, но тут же отбросила эту идею. Наглая ложь только убедит их в том, что она что-то скрывает, а уж чего ей меньше всего надо, так это лишнего внимания. Она рассмеялась про себя. Я не могу им доверять, и они не могут доверять мне. Ее веселье тут же испарилось, едва она заметила, что оба доктора по-прежнему на нее смотрят.

— Да. Да, у меня был… плохой сон.

Доктор Роуз кивнул и указал на кресла с высокими спинками, которые она помнила по прошлому разу.

— Ладно. Я бы хотел с тобой об этом поговорить, Твайлайт, если ты не против. Но сначала почему бы тебе не присесть и не устроиться поудобнее?

Твайлайт поймала взгляд Эпплджек, но выражение лица она распознать не смогла. Раз Эпплджек не собирается упоминать о произошедшем в коридоре, значит, не будет и она.

Эпплджек отвернулась от Твайлайт.

— Э, то есть, мне тоже садиться, доктор Роуз?

Он снова кивнул, шагая к мягко обитым креслам.

— Конечно. Раз вы теперь лично ведете лечение Твайлайт, то, мне кажется, ваше присутствие на этих наших маленьких сеансах пойдет только на пользу.

Твайлайт поборола все оставшиеся в душе страхи и устроилась в кресле.

— Эпплджек будет моим личным доктором? — спросила она, обрадовавшись такой перспективе… впрочем, ненадолго: радостный настрой оказался раздавлен здоровой порцией сомнений и подозрений. Личный доктор? Зачем им назначать мне личного доктора? Что это значит вообще?

— Ты уже и так довольно долго пробыла под опекой Эпплджек. Но, с учетом твоего нынешнего состояния и особенностей твоего лечения, я решил, что будет лучше, если она примет в твоей терапии более активное участие.

— А что насчет остальных моих пациентов? — Эпплджек удержала нейтральное выражение на лице, но не справилась с проникающим в голос неудовольствием. — В больнице и так не хватает персонала. Я не могу так просто взять и спихнуть на кого-нибудь остальных моих пациентов, когда…

Доктор Роуз остановил ее, подняв копыто. Из доброго отца он мгновенно превратился в строгого патриция.

— Эпплджек, я в точности знаю, что вы собираетесь мне сказать, так что я вам отвечу сразу: я не собираюсь переводить всех ваших пациентов. Тем не менее, ваше расписание будет изменено, так что у вас будет меньше обязанностей и больше времени, посвященного только Твайлайт. Ее лечение требует контроля для того, чтобы все продвигалось гладко и без помех, — Эпплджек открыла рот, чтобы вновь возразить, но Роуз посмотрел на нее еще строже. — Решение окончательно, Эпплджек. Я не собираюсь выслушивать на эту тему никаких возражений.

Эпплджек напряженно кивнула, крепко стиснув челюсти. Твайлайт ясно видела гнев у нее на лице: упорная бывшая фермерша, ставшая доктором, безуспешно пыталась скрыть разочарование от решения Роуза. Эпплджек удивилась не меньше меня. Разве она не замешана в том, что здесь на самом деле происходит? Вполне возможно, они пытаются меня обмануть… но Эпплджек не настолько хороший актер. И к тому же она не рассказала доктору все. Твайлайт едва-едва приподняла уголки рта. Я до нее достучалась — я уверена, она начала сомневаться в этом мире.

Пока все трое устраивались в креслах, в кабинете ненадолго воцарилась тишина, но доктор Роуз, впрочем, вскоре ее развеял. Поднеся к себе левитацией блокнот и ручку, он устремил на единорожку теплый, но серьезный взгляд.

— Ты говорила, что чувствуешь себя хорошо, но что насчет физического состояния? Вчера у тебя были некоторые трудности. У тебя болит голова? Что-нибудь еще болит или беспокоит?

— Нет, не особо, — честно ответила Твайлайт. — Нос еще немного побаливает, но это все. В остальном я себя чувствую прекрасно.

Царапанье ручки по бумаге отозвалось эхом на ее слова.

— А что насчет живота? Ты хорошо поела?

Она сухо усмехнулась.

— Я ела как могла с учетом того, что сегодня выдали в кафетерии. Но как таковых проблем с животом у меня не было.

Она не успела еще закончить, а доктор вновь застрочил по бумаге. Только шорох ручки тревожил тишину, стоящую в перерывах между вопросами. Закончив писать, он поднял глаза от бумаги.

— Можешь рассказать о своем сне?

Чтобы прикрыть свое промедление, Твайлайт передвинула ноги поудобнее, пытаясь придумать, что ей сказать, чтобы избежать подозрений и не выдать чего-нибудь компрометирующего.

— Это было… то есть, я проснулась дома. В Кантерлоте. Я, э, не помню всего, но я помню, что было много теней, и они… напали на меня. И я проснулась, — она тихо кашлянула, заметив на себе внимательный взгляд Роуза. — Думаю, я просто испугалась темноты и, эм, одиночества…

— Твайлайт, пожалуйста, не лги мне, — тихо сказал доктор Роуз. Хоть выражение его лица продолжало излучать тепло и беспокойство, в глазах возник намек на укоризну. Твайлайт невольно покраснела. — Ложь даже о мелочах никак не улучшит твоего самочувствия. Если ты не хочешь говорить на какую-нибудь тему, то лучше так и скажи. Честность — самый лучший выбор, когда речь идет о здоровье.

Не имело значения, как он сумел опознать ложь — если бы она продолжила ее отрицать, то заставила бы их сомневаться еще больше. Постаравшись изо всех сил выдать стыд от поимки с поличным за сожаление в своих действиях, она смущенно повесила голову.

— Простите. Я просто… мне было страшно. Там были мои друзья, но они были… неправильными. Сломанными. И они на меня к тому же набросились, и… и я просто не хочу сейчас об этом говорить.

Твайлайт превращалась в нервную размазню каждый раз, когда оказывалась на сцене на школьных выступлениях, и было совершенно неважно, насколько идеально она заучила свои слова. Она не актер, и у нее никогда не получалось настроиться и вжиться в роль так, чтобы стать персонажем. И все же она гордилась той легкой дрожью, которую добавила в свой голос; завершивший фразу легкий всхлип однозначно мог принадлежать с трудом сдерживающей слезы расстроенной кобыле.

Если бы они увидели ее лицо, то сразу бы поняли, насколько деревянной вышла игра — на сцены Лас-Пегаса ей в ближайшее время дорога закрыта. Но, так или иначе, этого хватило, чтобы убедить Доктора Роуза.

— Ну, ну, все хорошо, — сочувственно сказал он. — Это просто сон, и ты о нем пока не хочешь говорить, это не страшно. Мы его с тобой обсудим попозже, когда ты будешь готова.

Кивнув, как бы в благодарность за это маленькое проявление милосердия, Твайлайт прикинулась, будто вытирает с глаза слезу, а потом подняла взгляд. Роуз ободрительно ей улыбался, а вот Эпплджек…

Эпплджек сверлила ее взглядом, крепко сжав челюсти; было совершенно ясно, что ее это представление не убедило. Твайлайт отвела взгляд, чувствуя на лице жар взгляда подруги и отчасти ожидая, что та сдаст ее доктору. Но, как и в прошлый раз, к облегчению Твайлайт, земная пони хранила молчание. Единорожка рискнула поддаться надежде, что это знак — ей и правда удалось достучаться до подруги.

— Я бы хотел поговорить сейчас кое о чем другом, если позволишь, — сказал Роуз, вернув к себе ее внимание.

Чувствуя себя чуточку увереннее, Твайлайт кивнула с преднамеренно слабой улыбкой. Пусть он задает свои вопросы, а потом уже настанет ее очередь.

— Со вчерашнего утра ты не видела и не слышала ничего… странного? Чего-нибудь такого, чего здесь быть не должно, или чего-нибудь, что не похоже на реальный предмет?

Мысли мгновенно вернулись к спору с собственным отражением в зеркале, но она спрятала эти воспоминания за натужным смехом.

— Меня по ошибке заперли в больнице для сумасшедших — здесь все, что я вижу и слышу, странное или нереальное.

— Я имею в виду, видела ли ты или слышала что-нибудь, чего бы не ожидала встретить в больнице?

Она закатила глаза.

— Ага, я вчера увидела мумию, которую кормила с ложечки медсестра, — огрызнулась она, не подумав.

К ее удивлению, сарказм он не распознал вообще никак.

— Мумия, говоришь? — переспросил он, принявшись строчить в блокноте. — И она была в кафетерии? Что…

Эпплджек кашлянула, прервав его следующий вопрос.

— Доктор Роуз, мне кажется, она говорит о мисс Скратч — пациентке доктора Роя, страдающей фотофобией, — она бросила на Твайлайт укоризненный взгляд. — Кобыла с лицевыми ожогами.

К неодобрительному взгляду Эпплджек вскоре присоединились и строгие глаза доктора Роуза, отчего Твайлайт почувствовала себя как хулиганистый маленький жеребенок, попавшийся учителям. В обычной ситуации это бы ее просто слегка разозлило, но слова Эпплджек звонко отдавались в ушах. Она опустила глаза к полу и прижала уши к голове.

— Простите, — извинилась она, на этот раз без нужды в поддельном сожалении. — Мне не следовало такое говорить. Я не хотела, и… и это не повторится.

Она подняла взгляд и увидела, что лица обоих докторов уже смягчились.

— Все нормально, клеверок. Я знаю, что ты не хотела. И ты попросила прощения. Только постарайся думать, прежде чем говоришь, хорошо? Ты же не хочешь ранить чьи-нибудь чувства?

Роуз согласно кивнул.

— Да. Если ты извлекла из этого урок, ни к чему больше печалиться, — он быстро оглядел свои записи и вычеркнул одну строчку, после чего продолжил: — Итак, что там дальше… а, точно. Как твоя память, Твайлайт? Ты по-прежнему ничего не помнишь о жизни в Бродхуфе до вчерашнего дня?

— Да, сэр, — ответила она, слегка содрогнувшись в отвращении к самой себе от того, что посмеялась над инвалидом. — Ничего нового. Я помню все до позавчерашнего вечера, а потом я проснулась здесь. Ничего не смазано, ничего не пропало, нет никаких провалов. Просто ровный переход из одного мира в другой.

Царапанье ручки прекратилось. Твайлайт сжалась, осознав, что она только что сболтнула. Она приготовилась к последующим вопросам, но их не прозвучало. Царапанье возобновилось. Твайлайт принялась мысленно себя отчитывать:

Ничего не говори им о своих подозрениях, тупица! Если продолжишь болтать про другие миры, даже Эпплджек будет рада тебя держать взаперти. Она глянула на подругу, вспоминая, как та отреагировала на те слова в коридоре. Она знает, что что-то не так, но она еще пока не готова принять правду. Мне надо сохранять терпение.

Все трое не проронили ни слова, пока Роуз записывал в блокноте, похоже, уже целую статью.

— Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала о своих воспоминаниях о жизни до того, как ты здесь проснулась. Оглянись, скажем, на несколько лет назад и вспомни какие-нибудь важные события в своей жизни. А теперь скажи: все ли на месте, ничего не пропущено? Никаких провалов, никаких неясных моментов?

— Нет, ничего такого. Я прекрасно помню все, что было до больницы.

Роуз вскинул бровь.

— Правда?

— Да, — ответила она с намеком на вызов в голосе.

— Итак, значит, ты помнишь все детали своей жизни? Дни рождения? Каникулы? Выпуск? — он проверил записи. — Свадьбу своего брата? Ты помнишь детали этих событий идеально?

Твайлайт нахмурилась, обратив внимание на то, как он подчеркнул последнее слово.

— Да. Ну, в разумных пределах. То есть, я же не какой-нибудь гений. Я не могу вам по памяти сказать, сколько кусочков стекла в витражах в главном коридоре кантерлотского замка, — усмехнулась она. Роуз не улыбнулся. Твайлайт прочистила горло. — Но, эм, да. Я помню эти события довольно хорошо. Кто был, что случилось, сколько длилось, что мы ели… ну, знаете, обычные вещи.

— Почему бы тебе тогда не рассказать нам о десятом дне рождения твоего брата?

Твайлайт мысленно попыталась понять, что же задумал Роуз, так заинтересовавшись ее личной историей. Может, у него уже записана версия, которую я ему рассказала, и теперь он хочет сравнить ее с новой? Она глянула на блокнот, зависший между ними. Ну конечно! Он хочет узнать, сойдется ли моя история. Он хочет узнать, лгу ли я, чтобы воспользоваться этим против меня. Она резко вдохнула. Но, опять же, какая версия у него там записана? Настоящая или сумасшедшая?

— Ты помнишь десятый день рождения брата, так?

— Конечно же, помню, — она раздраженно огрызнулась и сделала еще один глубокий вдох. Логичным выбором было бы сочинить ненастоящее воспоминание, но она сомневалась, что сможет придумать достоверную историю, которая сошлась бы с гипотетически ложной. Вероятность же обратного была астрономически огромна. Слегка утешившись рациональностью своего решения, Твайлайт села в кресле прямее и изобразила в позе расслабленную уверенность. Ее воспоминания реальны; если версия доктора с ней не соотносится — это не ее проблемы.

На то, чтобы пересказать по памяти события того дня, потребовалось чуть больше времени, чем она ожидала, и всему виной были постоянные встревания со стороны доктора Роуза. Каждые несколько секунд он просил ее сосредоточиться на каких-то маловажных деталях: сколько было гостей, сколько было подарков, когда вечеринка началась и каким был торт на вкус. Дважды он задавал Твайлайт один и тот же вопрос — очевидно, пытался поймать ее на изменениях в ее «истории». Происходящее напоминало полицейский допрос в уютных креслах. И когда допрос закончился, она чувствовала себя выжатой. Выжатой, но не прогнувшейся. Ей ни к чему было волноваться из-за его прямолинейной тактики, потому что все детали оставались на месте. В конце концов, она просто воспроизводила воспоминание.

Как только они закончили, доктор Роуз замолчал еще на минуту, перечитывая сделанные записи.

— Что ж, Твайлайт, — наконец сказал он. — это воспоминание, должно быть, было очень ярким. Очень детализованным, очень целостным.

Он глянул на нее поверх очков.

— И ты не заметила никаких мутных пятен в событиях праздника?

Твайлайт широко улыбнулась.

— Не-а. Ну, я не помню всего, конечно, но я помню все самое важное идеально, — Роуз опустил взгляд обратно к своим записям, и улыбка Твайлайт тут же пропала. В его глазах было что-то такое, скрытое за маской профессиональной беспристрастности. Веселье? Удовлетворение? Гордость? Откуда эти чувства взялись?

— Как ты вообще можешь все это помнить? — выпалила Эпплджек, и это были первые ее слова за последние полчаса. Смущенная улыбка, с которой она оглянулась на доктора Роуза, явно показывала, что она боялась перейти границу дозволенного, но старший доктор нейтрально поглядел в ответ и не выказал никакого упрека. Воспользовавшись его молчанием как разрешением продолжать, она вернула взгляд на Твайлайт. — То есть, я хотела сказать, Твайлайт, что это воспоминание почти десятилетней давности. Ты была тогда маленьким жеребенком. Как ты можешь помнить, сколько подарков получил брат и вкус торта, да еще и время окончания вечеринки?

Твайлайт нахмурилась.

— Просто помню, и все. Почему это важно?

— Ты так же хорошо помнишь, что было днем раньше? — надавила Эпплджек.

— Ну, нет. Я помню, что мне подстригли гриву и что я ходила с мамой за новым платьем, и… — Твайлайт сглотнула, мучительно вспоминая еще детали, чтобы не потерять тех высот, которых она достигла, убеждая подругу. — И… и был еще обед в центре… но я… — она замолчала и глянула на Эпплджек. — Вот… вот и все, что я помню, — признала она.

К ее недоумению, Эпплджек, похоже, порадовалась этому откровению.

— Ну, ни у кого не бывает идеальной памяти.

Ничего не понимая, Твайлайт переводила глаза с одного доктора на другого, ища каких-нибудь прояснений, но от ее вопросительных взглядов радость на лицах обоих врачей становилось только яснее. Она упустила что-то очевидное, и это ее безмерно разозлило. Она сердито уставилась на Эпплджек, чувствуя, будто оказалась жертвой какой-то шутки, известной только ее собеседникам.

— Что именно ты имеешь в виду?

На этот раз ответил доктор Роуз:

— Эпплджек интересовалась ясной и высоко детализованной природой твоих воспоминаний, Твайлайт. В конце концов, ни у кого не бывает идеальной памяти.

Твайлайт моргнула.

— О. Конечно.

— Это хорошо, что ты не помнишь всего идеально, потому что реальные воспоминания не идеальны. Способность вспомнить все, что произошло в твоем прошлом — это явный признак бредовых состояний или преднамеренной попытки солгать, — продолжил он. Твайлайт едва успела заметить, как Эпплджек нахмурилась от его слов, но тут же расслабилась, едва поняла, к чему он ведет свое объяснение. — Жизнь, как и воспоминания — не идеальна. Способность помнить столь много — признак того, что у тебя крайне выдающийся ум, Твайлайт.

Она покраснела в ответ на комплимент.

— Спасибо. Принце… то есть, учителя всегда хвалили мою память. Я от природы очень хорошо все запоминаю, — Твайлайт потребовалось некоторое время, чтобы осознать, насколько кичливо прозвучали ее слова. Румянец стал еще гуще.

— Я-я не хочу сказать, что я какая-то особенная или чем-то лучше других, — выдавила она, заикаясь. — Я не похваляюсь! Мне все равно надо было очень старательно все учить, чтобы запоминать что-нибудь по учебе. У меня просто память луч… Ох! То есть, я могу помнить всякие вещи относительно неплохо, но это вовсе не значит, что я лучше других!

И вот только когда она замолчала, чтобы сделать вдох, она заметила, что оба доктора смотрят на нее с весельем. Твайлайт тут же опустила глаза и принялась разглядывать какую-то очень интересную точку на полу, а щеки ее запылали так, что ими можно было бы зажечь бумагу. Ну, по крайней мере, они не вылечили мою фобию показаться другим самовлюбленной бахвалкой, — думала она, пока потихоньку утихал стыд.

Следом за ее нервозностью ушло и их веселье, и вскоре доктор Роуз уже вернулся к своим вопросам, одинаково безвредным и бессмысленным: «Какое твое самое раннее воспоминание? Можешь ли ты рассказать о своей первой встрече с Принцессой Селестией? Что ты делала неделю назад?» Каждую ее попытку задать собственный вопрос доктор Роуз вежливо отклонял. В отличие от нее, он с каждым скучным вопросом возбуждался все сильнее. О, врач отлично это скрывал, но Твайлайт прекрасно все видела в его глазах... и недоумевала от этого. Ведь для него ее слова — всего лишь продукт бреда и сумасшествия. Почему же они его так интересуют?

Так или иначе, время шло, и она обнаружила, что долго задаваться этим вопросом непросто. Поначалу казалось, что это все гнусный план, по которому требуется знание о ее прошлом, но чем больше она думала, тем меньше видела в этом смысла. Они и так уже знали то прошлое, которое должно было быть у нее в этом мире — вчерашняя демонстрация фотографии в кабинете Роуза показала это весьма наглядно. Ее истории о настоящем прошлом для них не многим реальнее приключений Дэринг Ду в очередной книге. Незнание того, почему они так в этом заинтересованы, подмывало ее просто закрыться и ничего не отвечать, но она отмахнулась от этой идеи как от бессмысленного протеста, который в самом деле ни к чему не приведет. Она добьется куда большего, если будет подыгрывать и показывать себя как кобылу, способную на логическое мышление, самообладание и разумные мысли. Чем меньше она будет производить впечатление пациента психлечебницы, за которую ее здесь принимают, тем проще будет доказать свою правоту и заработать доверие врачей.

Она все еще была сосредоточена на теме разговора только потому, что знала: у нее еще остался один сильный козырь. Он сработает только один раз и только при честном свидетеле вроде Эпплджек. Его надо сохранить для решающего момента, как последнюю надежду. Пока есть возможность заполучить ответы, полагаясь только на терпение, нужды светить карты нет.

Какими бы банальными или раздражающими эти вопросы ни были... — закончила она свою мысль, скрежеща зубами от очередного вопроса Роуза по поводу того, как часто она ходила в туалет. Не найдя никакого другого рационального варианта, Твайлайт продолжала отвечать на каждый вопрос как можно проще и быстрее, чтобы осталось время задать парочку собственных. Натянув удила собственному нетерпению, Твайлайт не мешала Роузу продолжать говорить. Утренняя встреча с доктором все тянулась и тянулась.

— Заметила ли ты какие-нибудь связи между своими воспоминаниями и с тем, что ты видела в больнице? Может, какие-нибудь знакомые лица?

Это был первый уже за долгое время вопрос, который не вынуждал ее рассказывать какую-нибудь историю или описывать неприличные биологические функции, так что его как раз хватило, чтобы пробудить разум из того отвлеченного состояния, в которое он успел погрузиться. Она сдержала инстинктивное желание сразу же опровергнуть предположение Роуза. Они уже и так знали, что связь есть — ее разговор с Эпплджек и Пинки Пай продемонстрировал, что она их хотя бы в какой-то мере знала. Чем больше тебя будут подозревать, тем сложнее будет спастись. Твайлайт вздохнула.

— Да, заметила. В больнице есть знакомые пони, хотя их жизни совсем не такие, какими я их помню.

— Как Эпплджек?

— Да. Как Эпплджек, — сказала она, глянув на внезапно напрягшуюся кобылу, затем перевела глаза обратно на Роуза и смерила его внимательным взглядом. — Зачем вы меня об этом спрашиваете? У вас все уже записано в моей карточке.

— И Пинки Пай тоже? — спросил он, внимательно ее разглядывая и никак не показывая, что вообще услышал вопрос.

— Да, и она тоже, — простонала единорожка, чувствуя, как оставшийся в душе оптимизм продолжает испаряться под непрекращающимся потоком бессмысленных вопросов. Он не собирается оставить ей ни единого шанса задать собственный вопрос. Было совершенно очевидно, что его полностью устраивает то, что она тратит свое время на рассказы о детских днях рождения и походах в музей.

Он облизал губы и наклонился вперед.

— Со вчерашнего утра ты видела где-нибудь Спайка?

Она застыла, мгновенно распрямившись в кресле. Рот тут же пересох.

— Что?

— Ты видела со вчерашнего дня дракона по имени Спайк? — повторил он. Резкость его тона выдала жажду ответа, которую не смогло скрыть все его искусственное профессиональное спокойствие.

— О-откуда вы знаете о Спайке? — прошептала она.

— Ты раньше постоянно его упоминала. Ты говорила, что он твой ручной дракон, которого тебе подарила Принцесса Селестия. Он вылупился из яйца и был… — он отлистал назад несколько дюжин страниц блокнота, — …фиолетовым и зеленым, ходил на двух ногах и размером был примерно с маленького жеребенка, — он поднял взгляд от заметок. — Ну так что, ты видела его со вчерашнего утра?

— Нет, не видела! — выкрикнула Твайлайт, вскочив с кресла. — Что с ним случилось? Где он? Что вы с ним сделали?

Лицо молодой кобылы исказилось от ярости и страха — как у мамы-медведицы, у которой пропал медвежонок. В уме пронеслись тысячи ужасных предположений; гнев и страх смешались в голове во взрывоопасный коктейль, готовый вспыхнуть в любой момент.

Она едва заметила, как Эпплджек вскочила на ноги. Земная пони сделала несколько шагов вперед, приготовившись встать между Твайлайт и жеребцом, которого та сверлила взглядом, но доктор просто указал жестом обеим сохранять спокойствие.

— Твайлайт, сядь, — приказал он голосом твердым, но интеллигентным, как полицейская дубинка, завернутая в твидовый пиджак. Он не опустил передней ноги, которой сдерживал Эпплджек, и, не дрогнув, встретил взгляд Твайлайт. — Твайлайт, садись.

Прищурив глаза, Твайлайт медленно подчинилась.

— Где он? — спросила она голосом тихим, но настолько опасно звучащим, насколько у нее получилось изобразить. Неважно, что она одна против них, что она слаба и мала размером. Если они повредили хоть чешуинку на его голове, я… я…

— Мы ничего не делали со Спайком, потому что Спайка не существует.

От этих слов все яростные мысли в голове Твайлайт со скрежетом затормозили и замерли. Она продолжала дерзко глядеть на них, щурясь еще сильнее.

— Что вы имеете в виду под «его не существует»? Откуда вы знаете о Спайке, если его нет? Клянусь, если вы сделали что-нибудь с ним…

— Спайк — это твоя галлюцинация, — сказал Доктор Роуз ровным и терпеливым тоном. — Я знаю о нем потому, что мы говорили с тобой о Спайке в прошлом.

— Это неправда, — прорычала она, торопливо глотая ртом воздух.

— Твайлайт, за прошедшие годы я провел с тобой уже немало бесед, в которых ты убеждала меня, что Спайк находился с нами в одной комнате. Ты очень многословно описывала его и мне, и другим. Более того, ты нередко диктовала ему разные заметки и письма.

— Прекратите, — прошипела она, мечась взглядом по комнате и вжимаясь все глубже в кресло. — Хватит… хватит надо мной так издеваться.

Спайк реален, — напомнила она себе, повторяя эту фразу раз за разом. В груди закружился водоворот эмоций — гнев, и скорбь, и страх, и сомнения свивались воедино. Сопротивляясь слезам, Твайлайт шмыгнула носом и твердо нацелилась не сдаваться. Она не собирается поддаваться эмоциям, как это было вчера. Вместо этого она сосредоточилась на вере в собственную правоту. Она сосредоточилась на истине. Она сосредоточилась на повторяемой самой себе мантре. Спайк реален. Спайк реален. Спайк реален.

— Мы вовсе не хотим тебе навредить, Твайлайт. Но мне надо подтвердить сказанное тобой по поводу того, что ты не видела Спайка с момента пробуждения. Это правда? — и вновь она поймала отголосок голода в его голосе, едва заметное отклонение в обычно спокойном и отеческом тоне. Он радовался отсутствию Спайка. Почему — это оставалось для нее тайной, но в тот момент она хотела больше всего на свете сказать ему, что он не прав и что она видела Спайка, просто назло.

Она глянула на Эпплджек, которая старательно пыталась не выглядеть угрожающе, сохраняя при этом подобранную позу и готовность в любой момент прыгнуть на защиту Роуза. Мысль, что они на полном серьезе считают, будто Твайлайт представляет какую-то угрозу жеребцу, который раза в два ее больше и тяжелее, была бы абсурдна, а то и вовсе смешна, если бы Твайлайт не пыталась при этом с трудом сохранять спокойствие. Сосредоточься на ней. Сосредоточься на Эпплджек. Ее разум говорил спокойно, но все же довольно громко, а потому успешно заглушил ту эмоциональную какофонию в груди, что жаждала привлечь ее внимание. Тебе надо убедить Эпплджек в том, что ты не сумасшедшая. Нельзя давать ей повода укрепить веру в твою якобы существующую шизофрению только ради того, чтобы сказать доктору то, чего он не ожидает услышать. Это нелогично. Ты выше этого. Сосредоточься на Эпплджек. Сосредоточься на своей подруге.

Несмотря на всю необходимость, всерьез признать, что она его не видела, было непросто. Это была правда, но стоит произнести ее вслух, и она только укрепит довод, что ее Спайка, Спайка, которого она вырастила с младенчества, Спайка, который спал каждую ночь у нее под боком, Спайка, который считал ее чем-то средним между старшей сестрой и приемной матерью, никогда с ней не было. Она постаралась изо всех сил успокоиться, положившись на довод, что он хотя бы не страдает здесь вместе с ней. Но это не помогло.

— Да, так и есть. Я не видела Спайка с тех пор, как проснулась, — угрюмо произнесла Твайлайт. Слова, которые она выплюнула докторам, казались кислыми на вкус. Настроение стало еще хуже, когда Роуз одарил ее широкой победной улыбкой, явно не в состоянии больше прятать восторг. О, как же она жалела, что ее рог обернут глушителем. Ей нужно всего-то одно заклинание...

— Это отличные новости! Поистине, поистине отличные! — заявил он с энергией жеребца раза в два моложе его возраста. Маска профессионального спокойствия слетела, открыв его настоящие эмоции: широкую, восторженную улыбку и юношеское возбуждение. Он обернулся к Эпплджек и улыбнулся ей: — Что я вам говорил! Лечение работает идеально! Мы устранили серьезную аудиовизуальную галлюцинацию!

Ответ Эпплджек прозвучал гораздо сдержаннее:

— Что ж, похоже на то, но прошел всего один день, доктор Роуз, — сказала она. Она подсластила эту дозу реальности мягкой улыбкой: — Разве не рановато еще праздновать?

— Да, да, вы абсолютно правы, Эпплджек, — признал он, загасив энтузиазм и вернув на место безмятежный докторский образ. И все же он не удержался и фамильярно улыбнулся Эпплджек. — Но это правда замечательно. Если в ее состоянии не возникнет регресса, то значит, мы совершили самую настоящую революцию во всей области. И без хирургического вмешательства!

Твайлайт прищурилась.

— Простите, но о чем вы говорите? — резко спросила она, прижав их своим лучшим суровым взглядом типа «разозленная учительница».

Эпплджек тут же вздрогнула, но, к разочарованию Твайлайт, Роуз отреагировал невозмутимо: только лишь ободряюще улыбнулся и вернулся к своей роли «мудрого доктора».

— Мы говорили о твоем лечении, Твайлайт, и о том, как мы рады видеть его результаты, — спокойный тон и невинная улыбка делали из него буквально воплощение кроткой теплоты. Было очень легко поверить, что он желает ей только добра. Она сходу назвала около полдюжины заклинаний, которыми можно было бы подрихтовать эту ухмылку.

— Так почему бы вам не рассказать мне о моем лечении вместо того, чтобы изображать, будто меня здесь вообще нет?

Роуз невозмутимо сохранял полное спокойствие и не обращал внимания на ее горькие обвинения. И все же она с удовлетворением отметила боль на лице Эпплджек. Вину по этому поводу она будет чувствовать позже.

— Сегодня начало моего второго дня. Я заслуживаю уже каких-нибудь прямых ответов.

— Это вполне разумная просьба…

Эпплджек не успела договорить — доктор Роуз оборвал ее извиняющийся голос строгим взглядом.

Он отвернулся от растерянной кобылы и обратился напрямую к Твайлайт:

— Ты права — ты имеешь право знать больше о своем лечении, — сказал он, осторожно подбирая слова. — Я понимаю, как ты сейчас расстроена, но, тем не менее, как бы ты ни была зла на меня, ты должна понять, что я не могу рассказать тебе все.

— Почему? Я заслуживаю знать, что вы делаете с моим телом. Это изначальное право каждого эквестрийца, и оно таким было с того самого момента, когда двести пятнадцать лет тому назад был утвержден пересмотренный акт о здоровье и безопасности, — недоуменное выражение лица врача послужило славным монументом ее победе, но она выиграла только первую битву. Роуза сразил этот первый залп, поднял на дыбы и вывел из равновесия, и теперь он с трудом подбирал слова для ответа. Пришла пора для ее самого главного оружия — глубокого знания эквестрийских законов и ключевых судебных прецедентов!

— Акт гласит, что каждый врач должен по первому требованию и до полного удовлетворения подробно объяснить принципы лечения или операции пациенту. Помимо этого, акт гласит, что ни одного пациента нельзя заставить силой согласиться на прохождение лечения или операцию против его ясно выраженного несогласия, — она оголила зубы в хищной ухмылке, нанося последний удар: — И прямо сейчас, с Эпплджек в качестве свидетеля, я заявляю, что как гражданин Эквестрии желаю воспользоваться своим правом и отказаться от любого дальнейшего лечения, пока мне не будет предоставлено подробное объяснение.

Эпплджек и Роуз одновременно уставились на Твайлайт. Они явно чувствовали себя неуютно, и это подливало ей масло в огонь уверенности в своей правоте. Она поймала его в западню. На этот раз она не наедине с медсестрой, собирающейся напичкать ее таблетками, добровольно или нет. На этот раз у нее был свидетель. Эпплджек, быть может, не та же кобыла, которую она знала по своему миру, но тогда, в коридоре, Твайлайт ясно видела сомнение у нее на лице. Если Роуз откажется ей ответить, значит, он открыто откажет ей в законном праве, и тогда Эпплджек увидит все сама. Она не сможет больше отрицать, что в этой истории сходится не все, уж после такой демонстрации — точно.

А это значит, что у доктора остался только один практичный, логичный и реалистичный выбор: рассказать ей все. Я не могу проиграть, — подумала она, демонстрируя жеребцу самую самоуверенную улыбку, какую только смогла изобразить. Ответив на такую кучу нудных вопросов, она с нетерпением жаждала заполучить ответы на свои. Два дня ей говорили, что делать и куда идти, но сейчас все происходит так, как того хочет она. Она нанесла упреждающий удар и будет наслаждаться каждым мгновеньем созерцания результата, сколько сможет. Думаю, я заслужила право немного позлорадствовать.

Сняв очки, доктор Роуз принялся протирать их копытом, вычищая об уголок халата несуществующие пятна. Это была явная попытка выиграть время, но Твайлайт ограничилась только показным закатыванием глаз, решив его не прерывать. В конце концов, чем скорее он будет готов заговорить, тем скорее она получит свои ответы. Закончив вытирать с очков воображаемую грязь и удовлетворившись результатом, он наконец посмотрел Твайлайт в глаза.

— Что ж, я вижу, ты пользуешься своей личной библиотекой с пользой, — сказал доктор Роуз, напряженно усмехнувшись. — Хотя лучше было бы, если бы ты не упоминала этого закона, Твайлайт, потому что ты забыла две очень важные детали.

Она вскинула бровь.

— О? И чего же я, значит, забыла?

— Ты несовершеннолетняя, Твайлайт. Ты еще юная кобылка, — притворное добродушие пропало без следа. Вместо него в голосе жеребца звучали строгость и безразличие. — Интеллигентная и одаренная кобылка, спору нет, но ты по-прежнему не взрослая кобыла. И лечение детей определяется их родителями или законными опекунами, — Роуз поднял толстую картонную папку, в которой, как она помнила, хранились ее документы, и после непродолжительных поисков извлек несколько листов бумаги.

Она рефлекторно содрогнулась, когда он поднес их к ней, но на этот раз он не думал пытать ее очередными фотографиями. Вместо них перед ней оказалась стандартная черно-белая медицинская форма. Сухой официальный язык сказал ей только то, что нижеподписавшиеся согласны на предоставление их жеребенку лечения «согласно принятым на предыдущих консультациях решениям». Она перечитала текст трижды, просто чтобы удостовериться, пытаясь при этом отмахнуться от выворачивающего внутренности наизнанку ощущения, возникшего при виде знакомых подписей родителей внизу листа.

— Ну, тогда почему бы вам не вызвать родителей, чтобы мы снова это все обсудили в их присутствии? Я готова поспорить, что они не дадут своего согласия после того, как услышат, что здесь творится. Так или иначе, пока я не поговорю с родителями, я не дам никому из вас коснуться меня даже копытом! — пообещала Твайлайт, оттолкнув бумаги обратно к доктору. — И это все по-прежнему никак не объясняет, чем на самом деле является мое лечение!

Доктор Роуз нахмурился; намек на недавнее раздражение вновь пробился сквозь его стоическую маску. Он открыл рот, но на этот раз заговорила Эпплджек, желая успокоить Твайлайт нежностью в голосе и словах:

— Ну что ты, сахарок, так не получится, и ты это прекрасно знаешь. У тебя есть потребность в медицинском уходе, и мы не можем остановить курс на целую неделю, дожидаясь, пока твои родители не доберутся до нас и не подтвердят, что да, они по-прежнему желают тебя вылечить. Так нельзя. Это несправедливо по отношению и к ним, и к тебе самой.

Твайлайт смерила Эпплджек недоверчивым взглядом.

— Значит, вы собираетесь держать меня здесь взаперти, отказывать мне в связи с семьей и принуждать проходить какое-то неизвестное мне лечение против моей воли?

— Вовсе нет, Твай. Будь у нас время, мы бы тебе все объяснили. Если на то пошло, я тебе все объясню сегодня вечером. После чего, если ты по-прежнему будешь хотеть, мы можем написать эти письма родителям, — предложила она. — Или, если ты не хочешь ждать до вечера, ты можешь попросить нашего социального работника помочь тебе составить письмо сразу же, как только мы здесь закончим.

Твайлайт моргнула.

— Социальный работник? В смысле, представитель государства?[1] Который не работает в больнице?

— Именно. Она здесь как раз для таких случаев. В конце концов, родители не могут здесь постоянно находиться, чтобы приглядывать за тобой, а ты еще слишком молода, чтобы принимать ответственные медицинские решения в одиночку, — Эпплджек смущенно улыбнулась, а Твайлайт раздраженно поглядела на нее в ответ. — Э, то есть, я хочу сказать, ты не можешь их принимать по закону, тыковка. Я знаю, что ты большая умница, но все равно — закон есть закон.

— Значит, все, что я ей скажу, останется конфиденциальным? Она не обязана отчитываться ни перед кем из вас?

— Да, они абсолютно независимы, — ответил Роуз с той же фальшивой улыбкой, которую, похоже, натягивал каждый доктор, когда ей что-нибудь объяснял. Твайлайт предположила, что это должно ее как-то ободрять, но она воспринимала эту улыбку исключительно как выражение, с которым учитель обращается к любопытному, но туповатому ученику, повторяющему вопрос, который только что был отвечен перед всем классом. — Как и сказала Эпплджек, она здесь присутствует в роли независимого посредника от лица твоих родителей. Когда ты была маленькой, тебе нужен был взрослый, чтобы приглядывать за тобой, — его улыбка распалась, как карточный домик на крепком ветру, сменившись легкой укоризной. — А теперь учти — это вовсе не значит, что ты можешь попросту игнорировать предписания докторов только из желания подождать, пока родители не скажут тебе лично, что они полностью согласны с лечебной программой. Если тебе от этого будет легче, ты однозначно имеешь право поговорить с социальным работником по поводу своих вопросов, написать вместе с ней письмо, и она за тебя его отошлет, но ты не можешь отказаться от лечения, с которым согласились твои родители. Ты меня понимаешь, Твайлайт?

Ей хотелось нагрубить старшему пони: инстинктивное желание восстать против своих угнетателей жарко пылало в самом ее сердце. Логическая же часть разума этого не допустила. Вместо того, чтобы закатить скандал, она просто кивнула.

— Да, я прекрасно понимаю, — ответила она и вернулась в кресло. Уверенность в себе медленно поднималась в ее душе на новой волне оптимизма. Социальный работник — это прекрасно! Я могу попросить ее отнести письмо к родителям, чтобы они узнали о моем положении. Даже если они тоже считают, что я должна быть сумасшедшей, их будет гораздо проще убедить в том, что мне здесь не место или что сотрудники больницы плохо со мной обращаются, или что что-то здесь попросту не так. Мне всего-то нужно заставить их засомневаться в том, что им говорят, хотя бы на секунду, и вот! Я на свободе. А как только я освобожусь, я смогу приступить к работе над возвращением домой и исправлением всей этой ситуации в целом.

— Раз мы закончили с этой проблемой, мы можем вернуться к вопросам? — Роуз демонстративно глянул на часы, после чего взялся за блокнот. — Чем дольше мы ждем, тем меньше у тебя останется времени на разговор с социальным работником.

— Еще не все, — заявила Твайлайт, стараясь удержать в голосе столько силы, сколько возможно. — Я отвечала все это время на ваши вопросы. Но прежде, чем мы продолжим, я бы хотела узнать кое-что о своем лечении. Уже второй день, а мне так никто и не объяснил, как оно работает и чего на самом деле от него ждать. Это по-прежнему мое право как пациента: знать, что вы со мной делаете. Так что, пожалуйста, можете мне рассказать, в чем же заключается мое «лечение»?

— Ну, здесь очень много технических вопросов, их будет непросто доступно объяснить…

— Я умная кобыла, Роуз. Хотя бы попытайтесь.

Доктор Роуз поправил очки.

— Это новый, но уже испытанный метод лечения, состоящий из медикаментозных и магических процедур, направленных на глубокую коррекцию ключевых проблем, лежащих в основе психических расстройств. Одновременно с целенаправленным применением лекарств для контроля над симптомами мы проводим физические и магические процедуры для того, чтобы по возможности исправлять более крупные проблемы и подарить нашим пациентам относительно нормальную и сбалансированную жизнь без необходимости обращаться к хирургическим методам. Наша цель в Бродхуфе всегда заключалась в том, чтобы дать пациентам возможность процветать за пределами наших стен и вести настолько нормальную жизнь, насколько это возможно. Есть надежда, что моя новая система позволит прежде неизлечимым пациентам радоваться жизни в нормальном эквестрийском обществе в полном объеме.

После того, как Роуз завершил свою речь, надолго опустилась тишина, во время которой обе кобылы просто смотрели на него. Первой заговорила Твайлайт:

— Это… звучит как рекламная брошюра, — она нахмурилась, но продолжила: — Вы сказали много, но при этом абсолютно ничего. Я хочу деталей, а не сказок, которые вы рассказываете инвесторам.

— Твайлайт, я не хочу потратить несколько часов на зачитывание тебе целой диссертации, которая попросту выше твоего понимания, только лишь потому, что ты не доверяешь своим родителям и словам опытных врачей, — отрезал он. — Я рассказал тебе все, что ты должна знать. А теперь, если позволишь, давай вернемся к вопросам, чтобы у тебя осталось время на встречу с социальным работником. Хорошо?

— Ладно, — признав поражение, Твайлайт вздохнула и махнула копытом, чтобы он продолжал. Доктор вернулся к блокноту, а она принялась разглядывать свое копыто. Она пыталась не огорчаться и держать под контролем разочарование от того, насколько легко жеребец ее осадил. Он может просто говорить ничего не значащие общие слова и прикидываться, будто отвечает на мои вопросы. Готова поспорить, он надеется, что я все равно все забуду. Она моргнула; слово «забуду» отразилось в голове эхом и заставило ее поднять взгляд на доктора Роуза. — Погодите, а что за вторая вещь, которую я забыла?

— Что? — рассеянно переспросил он, не поднимая взгляда от заметок, которые дополнял новыми строками. Спустя несколько секунд тишины он наконец поглядел на нее.

— Я сказала, что за вторая вещь, которую я забыла? — повторила она. — Вы упомянули две вещи. Одна — мой возраст. А что вторая?

— О. Да ничего, — снисходительно ответил он. — Ни к чему это ворошить, ведь мы все уже вернулись к важным делам.

— Но я бы все равно хотела знать.

— Это неважно, — сказал Роуз, слегка подчеркнув свои слова тоном.

— Доктор, пожалуйста, просто скажите, — взмолилась она. — Все здесь упорно говорят мне, что будет лучше если я буду вам доверять. Но как мне вам доверять если вы прячете от меня то, что буквально только что собирались сказать?

Она понимала, что наступает несколько излишне напористо, но это себя оправдало — Роуз побежденно вздохнул.

Его нежелание говорить отчетливо проявилось в том, как слегка опустились уголки губ, и в том, как он помедлил перед тем, как начать.

— Я хотел только сказать, что в твоем конкретном случае ты не смогла бы отвергнуть лечение, даже если бы ты была взрослой.

Что-то такое было в его тоне, от чего у Твайлайт по спине пробежала дрожь.

— Что вы имеете в виду? Конечно же, я могу. Вы не можете удерживать меня в больнице против моей воли. Это было бы незаконно, — возразила она.

— Твайлайт, не все наши пациенты попали сюда… добровольно, — осторожно подбирая слова, сказал он и глянул на Эпплджек. Поняв, о чем речь, она широко распахнула глаза и молча оглянулась на Твайлайт с чем-то средним между сожалением и жалостью в глазах. Повернувшись обратно к Роузу, Твайлайт почувствовала себя будто на иголках. — Некоторым пони нельзя уходить просто по их желанию. Это не незаконно, вовсе нет. Они здесь находятся не просто так. На самом деле было бы незаконно их отпустить, потому что они представляют угрозу для себя и для окружающих.

— Ну, конечно. То есть, вы же не можете отпустить какого-нибудь опасного сумасшедшего преступника по первому его желанию! Разве можно представить себе, например, поджигателя, которого отпустили только потому, что он вежливо попросил? — она рассмеялась, представив себе такую картину. — Но я не понимаю, как это относится к…

Твайлайт запнулась, обнаружив, что смеется только она. Оба доктора странно на нее смотрели. В глазах у них плескалось неохотное ожидание; они будто готовились к тому, что вот-вот случится нечто крайне нежелательное.

— …моей ситуации, — слабым голосом закончила она, переводя взгляд с одного доктора на другого. Она еще раз прокрутила в голове последние несколько секунд. — Нет.

Эпплджек сделала шаг вперед, шаря взглядом по ее лицу, будто в поисках чего-то.

— Ну, Твайлайт…

— Нет, — повторила Твайлайт, мотая головой. — Нет. Нет, нет, нет!

— Твайлайт…

— Я сказала, нет! — рявкнула она, пригвоздив обоих врачей взглядом. — Вы не собираетесь мне говорить, что я не только сумасшедшая, но и жестокий преступник! Так что нет. Просто нет. Мне плевать, что вы скажете, мой единственный ответ — только «нет».

— Твайлайт, ты тогда была всего лишь маленьким жеребенком… — начал Роуз, но она его перебила.

— И, судя по всему, я по-прежнему жеребенок! И сама мысль, что я, будучи жеребенком, сделала что-то плохое, да еще и настолько, что это лишило меня законных прав покинуть больницу, просто смешна! — Твайлайт сделала глубокий вдох, будто приготовившись продолжать, приготовившись озвучить всю ту кучу протестов, что столпились у нее в голове, галдя наперебой о том, что даже сама идея такого совершенно безумна. Но вместо этого она лишь долго, протяжно выдохнула, в раздражении шипя сквозь зубы, и сгорбилась в кресле. — Благая Селестия, мало того, что все думают, что я сумасшедшая. Так нет. Теперь все думают, что я и сумасшедшая, и опасная, — пробормотала она, растирая лоб копытом. Назревала головная боль.

Эпплджек глянула на Роуза и, получив разрешение, подошла к Твайлайт.

— Твайлайт, я знаю, что это, должно быть, тот еще шок, особенно на фоне потери памяти и всего прочего. Если не хочешь об этом говорить, я понимаю.

— Нет, я хочу об этом поговорить, — сказала она, вновь распрямившись. — Но не сейчас. Мы, — она указала на себя и на Эпплджек, — поговорим об этом позже. Но сейчас я хочу уже покончить с вопросами, чтобы успеть встретиться с социальным работником и послать письмо семье. Чем скорее это произойдет, тем будет лучше, — скрестив передние ноги, она уставилась на Роуза. — Ладно, доктор, давайте закончим с этим делом. Спрашивайте.

Врачи вновь обменялись взглядами, но Твайлайт было все равно. Она повела себя грубо и обидчиво, и изображать упрямого жеребенка явно не пойдет ей на пользу. Самым логичным выбором для нее осталось только выкинуть из головы мысли, что она какой-то сумасшедший опасный преступник. Альтернативой было только выплеснуть все свое раздражение и закричать, но едва ли это помогло бы ей убедить Эпплджек в своей нормальности.

Это неважно. Я заставлю ее рассказать мне всю эту чушь, которую они приписывают мне, как-нибудь потом, — сказала она себе. Мой новый приоритет сейчас — это послать письмо домой. Заполучив на свою сторону родителей, я смогу потребовать все ответы, которые мне нужны, и у меня будут свидетели на случай, если они попытаются соврать мне еще о чем-нибудь. Роуз и так изо всех сил избегает выдавать мне даже крупицу информации о моем гипотетическом лечении, и чем дольше они будут продолжать пичкать меня лекарствами против воли, тем меньше у меня будет шанс отсюда спастись.

Она снова глянула на Эпплджек, пока доктор Роуз разбирался с записями в поисках места, на котором остановился в прошлый раз. Бывшая фермерша, похоже, была несколько поражена произошедшим, но она, в отличие от Роуза, выглядела скорее растерянной и неуверенной. Мне нужно сосредоточиться на убеждении Эпплджек в том, что все их слова обо мне — это чушь. Если она верит, что я опасный шизофреник, то чем больше я демонстрирую ей поведение нормальной пони, тем больше она будет задаваться вопросом о реальности того, что ей сказали. Твайлайт понимала: убедить Эпплджек, что она не из этого мира, или что изменилась сама реальность, будет очень непростой задачей. Но убедить ее, что у меня нет психических заболеваний, которые они мне приписывают? Это возможно. Это разумная, логичная и практичная цель. И именно с этого начнется мой путь к свободе из этой зелено-белой тюрьмы.

— Что ж, ладно, Твайлайт. У меня осталось еще несколько вопросов о Спайке. Это не страшно, если мы еще поговорим о нем? — спросил Роуз спокойным и примирительным тоном.

— Да, конечно, — ответила она, тоже стараясь изо всех сил удержать собственные эмоции под контролем. Она докажет Эпплджек, что она рационально мыслящая, интеллигентная пони, а не чокнутая, как ее описывают документы. Чем лучше она покажет себя как разумную, спокойную и уравновешенную личность, тем тверже она будет стоять в этом бою с превосходящим противником — с целой искаженной реальностью, в которой она оказалась заперта, как в ловушке. Она сможет. Она держит себя под контролем.

Она даже не моргнула, когда Роуз вернулся к своим вопросам.

— Итак, ты помнишь, когда в последний раз тебе довелось видеть Спайка?

---

— Ты как, сахарок?

Твайлайт обернулась к Эпплджек и совершенно не удивилась обеспокоенному выражению ее лица.

— Я… в порядке, — ответила она, прикусив язык, чтобы не сорваться на свою подругу. — Нервотрепка была еще та, но она, по крайней мере, закончилась.

— Надеюсь, ничего из нашего разговора тебя сильно не расстроило, — сказала Эпплджек, уводя Твайлайт прочь от кабинета доктора Роуза. — То есть, в наших с тобой разговорах Спайк всегда был больной мозолью, но…

— Меня просто застал врасплох этот вопрос, вот и все, — возразила Твайлайт. — Мало того, что лечение должно было меня оставить совсем без воспоминаний о жизни в больнице, так еще и мне вдруг задают вопрос про близкого друга, и я узнаю, что его не существует. Такое кого угодно может выбить из колеи.

Она мрачно улыбнулась подруге:

— Просто поставь себя на мое место. Что если вдруг ты завтра проснешься, и тебе скажут, что ты никогда не покидала ферму, не становилась доктором, и что ты лягала яблони всю свою жизнь?

Эпплджек слабо улыбнулась.

— Иногда мне кажется, что я была бы гораздо счастливее, если бы осталась работать на ферме, — она остановилась и выставила перед сердитым лицом Твайлайт копыто, чтобы ее успокоить. — О, я понимаю, что ты имеешь в виду, дорогая. Ты попала в ситуацию, которую я бы не пожелала никому.

Протянув копыто, она похлопала Твайлайт по плечу.

— И, раз уж на то пошло, мне кажется, ты отлично справляешься. Я знаю, ты волнуешься из-за лечения, но я точно могу сказать, что ты уже достигла большого прогресса. Если ты просто немного подождешь, я знаю, тебя порадует результат.

Они продолжили молча идти вперед, пока Твайлайт размышляла, как ей ответить. Пройдя мимо очередного коридора, она наконец заговорила:

— Эпплджек, по поводу того, что я тебе сказала перед тем, как мы пришли к доктору Роузу…

— Твайлайт… — предупреждающе прорычала Эпплджек. На этот раз пришел черед Твайлайт выставить копыто, чтобы успокоить собеседницу.

— Я не собираюсь тебя просить снять магический глушитель, так что, пожалуйста, выслушай меня, — она подождала, пока Эпплджек не кивнет, после чего продолжила: — Слушай, я знаю, ты думаешь, я должна быть какой-нибудь сумасшедшей… то есть, больной пони, и мы обе знаем: я абсолютно уверена, что здорова. И я не собираюсь сидеть здесь и тянуть резину, пытаясь тебе доказать, что я права и что все не так, как должно быть. Но мы с тобой обе знаем, что здесь что-то совсем не сходится.

— Твайлайт, я правда не… — начала Эпплджек, но Твайлайт продолжила, говоря быстро, но удерживая ровный тон:

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы я это снова упоминала, и я не собираюсь просить тебя сделать чего-нибудь, чего ты не хочешь. Я только прошу, чтобы ты мне пообещала кое-что. Только одно, и я не собираюсь больше ни разу тебя просить снять глушитель, хорошо? — она встретилась взглядом с Эпплджек. — Пожалуйста, просто подумай о том, что ты знаешь обо мне из своих воспоминаний, и о том, как я должна себя вести согласно написанному у меня в карточке. А потом спроси себя, совпадает ли мое поведение с написанным? Веду ли я себя как шизофреник и одержимая навязчивыми идеями пони? Если ты пообещаешь, что честно об этом подумаешь, я никогда не попрошу тебя снять глушитель. Договорились?

Твайлайт видела, как противоречивые мысли вихрем кружатся в глазах Эпплджек, пока та обдумывала ответ. Это была безобидная просьба с обещанием, что Твайлайт никогда не попросит нарушать правила, но при этом согласие означает, что доктор признает, пусть даже на мгновенье, что в бреду пациента может быть какой-то смысл. Твайлайт сохраняла на лице полное спокойствие, даже несмотря на то, что внутренности у нее закручивались в узел. Пожалуйста, Эпплджек. Ты же Элемент Честности. Ты одна из моих самых близких друзей во всей Эквестрии. Если кто-нибудь вообще может сказать, что что-то не так, то это только ты.

Сердце рухнуло в копыта, а по жилам пронеслась холодная волна разочарования: она увидела, как натянулись уголки губ Эпплджек. Она собирается сказать «нет»! Она собирается мне отказать, и продолжать считать что я сумасшедшая!

— Ладно, Твайлайт. Я подумаю об этом.

Если я не смогла убедить даже Эпплджек…

Твайлайт кашлянула, широко распахнув от удивления глаза.

— Ты... чего?

Эпплджек окинула ее взглядом с легким беспокойством на лице.

— Я сказала, что подумаю, — повторила она, но конец предложения заглушил резкий вдох, когда Твайлайт вдруг заключила ее в отчаянно крепкие объятья.

— О, спасибо-спасибо-спасибо! — воскликнула она и прижалась носом подруге в щеку, не обратив никакого внимания на ее возмущенный окрик. В душе у нее бурлило облегчение; ей казалось, она парит в воздухе.

— Ладно, хватит, — слегка покраснев, заявила Эпплджек и осторожно, но непреклонно оторвала от своей шеи передние ноги Твайлайт. — Слушай, я ничего не обещаю, я только подумаю, поняла?

Твайлайт энергично закивала. Но прежде, чем она успела вставить слово, Эпплджек продолжила:

— Тем не менее, ты мне должна кое-что пообещать взамен.

Улыбка Твайлайт надломилась.

— Что?

— Ты мне пообещаешь, что, если я выполню твою просьбу, ты не будешь больше пытаться выкинуть что-нибудь в духе сегодняшнего фокуса в кабинете доктора Роуза. Ты не будешь пытаться отвертеться от лекарств или учудить еще какую-нибудь подобную глупость. Ты будешь проходить лечение, слушаться персонала и не станешь устраивать никому проблем, поняла? — спросила она с материнской строгостью, от которой Твайлайт оставалось только посочувствовать Эпплблум. Эпплджек строго заглянула ей в глаза. — Если ты ради меня сможешь вести себя как взрослая кобыла, то в таком случае я даю тебе свое слово. Договорились?

Твайлайт уставилась на протянутое копыто Эпплджек.

Просто скажи «да», — сказала она себе. Будешь ли ты себя так вести или нет — это неважно. Твоя цель — вернуться домой, и если для этого тебе придется лгать, то, значит, так тому и быть.

Она не могла не признать — это мнение было разумно и реалистично. Но, заглянув в честное лицо подруги, она отступилась, не сумев ничего с собой поделать. Она не лгунья. Может ли она предать подругу, даже в такой мелочи, даже ради высшего блага? Неужели честность — это необходимая жертва?

— Ладно, Эпплджек. Я обещаю, — сказала Твайлайт и энергично потрясла протянутое копыто, надеясь спрятать свой обман за маской честного согласия. В глазах подруги на мгновенье мелькнуло сомнение, выдавшее какие-то обрывки подозрений, но кобыла, тем не менее, не сказала ничего. — Итак, где этот социальный работник, с которым мне надо встретиться? — спросила Твайлайт, отпустив копыто и желая поскорее увести разговор в другую сторону.

— Прямо, недалеко, — Эпплджек отвернулась и пошла вперед. Твайлайт помедлила считаные мгновенья, а потом пошла следом. — Она тебя должна ждать. Она, конечно, ведет дела сразу многих пони, но мы решили так устроить, чтобы ты с ней смогла встретиться сразу же. Правительство весьма интересуется твоей ситуацией, особенно лечением и всем таким. Оно относительно новое, и, как и всегда в таких случаях, наверху хотят точно знать, что твои права и нужды соблюдены полностью.

— Они заинтересованы в моей ситуации? Почему?

— Ну, отчасти это связано с твоей, э, историей, — объяснила Эпплджек, намеренно не глядя на Твайлайт.

О, значит, это тоже связано с тем, что я опасна, — поняла она и нахмурилась.

— А с чем еще?

— Ну, это политический вопрос. Сейчас очень многие пони хотят запретить инвазивные методы лечения, — ответила Эпплджек несколько неуверенно. Нет, не неуверенно, а в противоречии с собственными чувствами. — Система доктора Роуза предоставляет реальный шанс на революцию в методах лечения определенных состояний без необходимости прибегать к хирургии. Но, опять же, это все относительно новое, так что многие доктора пока сомневаются и не верят.

— Но мне же говорили, что это проверенная методика, разве нет? Разве не это сказал доктор Роуз? — вдумчиво, но с тайком вползающей в голос тревогой произнесла Твайлайт. — Пожалуйста, только не говори мне, что я какой-нибудь подопытный кролик.

— О, нет, вовсе нет, клеверок! — доктор улыбнулась Твайлайт самой честной и бодрой улыбкой. — Она проверенная, просто еще новая. И в этой сфере еще очень много докторов, которые не согласны отказываться от своих устоявшихся методов только из-за результатов каких-то клинических тестов. Они завязли в своем болоте и просто делают, как их научили, — на этот раз пришел черед хмуриться Эпплджек. — У меня в университете хватало таких преподавателей. Очень многие боятся всего нового, чего они не проходили, пока сами были студентами.

— Значит, это все-таки проверенная методика, — сказала Твайлайт с легким облегчением. — Она просто новая, вот и все. Но почему все тогда заинтересованы именно в моем случае?

— Чтоб узнать все детали, тебе придется спросить кого-нибудь другого, дорогая. В конце концов, лечат не только тебя, так что я не знаю, почему Роуз выделяет именно твой случай, — Эпплджек оглянулась наконец на Твайлайт и игриво ухмыльнулась. — Может, потому, что ты самая милая кобылка во всей больнице? — поддразнила она. — Да что там, может, ты ему просто напоминаешь одну из его внучек.

Твайлайт закатила глаза, но все равно не сдержала смех. Она уже было хотела ответить, когда Эпплджек вдруг затормозила перед дверью с табличкой «Комната посещений и консультаций». Она подняла копыто к ручке, но остановилась и еще раз окинула Твайлайт взглядом.

— А теперь я хочу, чтобы ты себя вела как можно лучше, поняла? Она не согласится снять твой глушитель, и ни на какую подобную ерунду ее подговорить не удастся, — взгляд Эпплджек был суров и отлично подчеркивал ее слова. В нем читалось не озвученное напоминание о недавнем обещании. — Но, если не считать этого, она здесь, чтобы выслушать любые твои жалобы, какие только могут быть. Не стесняйся говорить с ней о чем угодно. И пусть ее повадки тебя не смущают. Сердце у нее доброе, даже если она иногда бывает немного высокомерна, — она улыбнулась какой-то известной только ей шутке. — А теперь я вас представлю, так как ты ее, скорее всего, совсем не помнишь; потом я уйду и вернусь через полчаса, чтобы тебя забрать, хорошо?

— Погоди, ты знакома с социальным работником? — спросила Твайлайт, растерявшись от этой внезапной фамильярности.

— Конечно же, сахарок. Мы с ней вместе выросли в Понивилле, — прежде, чем Твайлайт успела задать хоть один вопрос, Эпплджек толкнула дверь и завела единорожку внутрь. Белый единорог с элегантной фиолетовой гривой встал из-за стола, на котором лежало несколько папок и стопок бумаги. — Твайлайт, поприветствуй, пожалуйста, Рэрити. Она — самая добрая кобыла, которую я знаю, так что ты здесь будешь в хороших копытах.

— Здравствуй, Твайлайт, дорогая! — широко улыбнулась Рэрити. — Я знаю, ты меня, скорее всего, не помнишь, но я хочу, чтобы ты знала — я здесь, чтобы помочь тебе чем только смогу, и надеюсь, что мы с тобой снова станем добрыми подругами.

Когда позади закрылась дверь, Твайлайт наконец смогла захлопнуть рот и тупо кивнуть.

---

[1] Подавляющее большинство американских клиник — частные, а потому они нуждаются в государственном контроле. Эту роль играют правительственные независимые агентства и комиссии.

Глава 12

Твайлайт неотрывно смотрела на Рэрити. Неловкая тишина затянулась, отчего в маленькой комнате с кремовыми стенами воздух начал казаться спертым. Улыбка соскользнула с лица Рэрити. Не выдержав на себе немигающий взгляд Твайлайт, она с облегчением перевела внимание на Эпплджек.

— Эпплджек, дорогая, как у тебя дела? — спросила она. Всколыхнувший напряженную тишину вежливый вопрос, казалось, оглушал.

— Чудно. Дела немного суетней обычного, но на фоне всего происходящего это вполне ожидаемо.

Рэрити нахмурилась.

— Я имела в виду, как у тебя дела. Я слышала, на тебя вчера набросился пациент.

— О! Тут вовсе не о чем волноваться, сах… Рэрити. Просто плеснули теплого супа, вот и все, — снисходительно отмахнулась она. — Немного пожгло, конечно, но больше ничего.

— Что ж, я рада, что все обошлось! — воскликнула соцработница. — В конце концов, я слышала, что это была Рэйнбоу Дэш. Я боялась, что она могла обойтись с тобой немного жестче, с учетом… ну, ты знаешь.

— Честно, Рэрити, тут совершенно не о чем беспокоиться. Я обошлась только мокрой гривой и парой маленьких синяков. В Мейнхеттенском метро в ливень бывало и хуже, — рассмеялась она, но быстро замолчала и вопросительно поглядела на Рэрити. — Хотя я удивлена, что ты до сих пор не слышала ничего конкретного по этому поводу. Разве тебе про нее ничего не сообщали?

— Ни слова. Я подозреваю, винить надо в этом принцессу Ратчет и очередную ее демонстрацию власти, — сказала Рэрити, закатив глаза. Она сделала шаг ближе и опустила голос до заговорщицкого шепота: — Она меня просто не любит, и я очень даже уверена — это из-за того, что мой отец не единорог.

— Да ну, что ты, она не такая, — запротестовала Эпплджек. — Да, спору нет, она упертая кобыла, но она не расистка.

Рэрити вскинула бровь.

— Дорогая, прекращай ее защищать просто из профессиональной солидарности. Я видела, как она к тебе относится. Если увижу, что она обращается с пациентом так же, как с тобой, то я на счет раз подведу ее под королевское следствие! — заявила она, топнув копытом. — Об этой ведьме я могу сказать только одну положительную вещь: пока я рядом, у нее хватает ума нормально обращаться с пациентами-неединорогами!

На этот раз пришел черед Эпплджек выглядеть оскорбленной:

— Что ты, Рэрити, сестра Ратчет никогда себя так не ведет с пациентами! Никогда. Поняла?

— Я поверю тебе на слово. И все-таки ты же не можешь отрицать, что у нее отсталые взгляды? Она даже затаила на меня обиду с тех самых пор, когда я однажды заявила, что с точки зрения логики и морали я полностью против варварских старых методик.

— Ты назвала ее на публике бессердечным мясником, потому что она поддерживала лоботомию и цератотомию в определенных случаях!

— Она и есть мясник! — рыкнула Рэрити, сузив глаза.

Эпплджек буркнула в ответ:

— Ну, значит, барышня, ты и меня, и все остальное медицинское сообщество зовешь мясниками, потому что мы все с ней согласны!

— И что если зову?

Твайлайт в шоке наблюдала за тем, как две кобылы сверлили друг друга взглядом. Мгновенный переход от доброго товарищества старых друзей к яростному противостоянию лишил ее дара речи. Это был старый спор, и старые раны открывались одна за другой, как трещины на склонах просыпающегося вулкана.

Но прежде, чем этот вулкан успел извергнуться очередным потоком взаимных яростных обвинений, Эпплджек расслабилась и медленно выдохнула со спокойным выражением лица. Напряжение развеялось за считаные мгновенья. Рэрити отклонилась назад; гнев стремительно таял, и на лицах обеих кобыл теперь были написаны неловкость и сожаление.

— Слуш, сахарок, я знаю, почему эт для тя такая больная тема, — начала Эпплджек, наполняя каждое слово печалью и желанием помириться. — Я даж представить се не могу, через что ты прошла. Но ты должна понять, что мы те не враги, ладн? Те, мож, не нравится Ратчет, но что бы ты о ней лично ни думала, она все-таки одна из главных сторонниц доктора Роуза. Ты понимаешь, к чему я веду?

Никто, похоже, и не заметил, ну, или просто не счел это важным, что в речи Эпплджек снова прорезался ее деревенский акцент. Рэрити только кивнула и отвернулась, промакивая уголки глаз вышитым платком.

— Я… я понимаю, Эпплджек, я понимаю. И мне правда стыдно за свои слова. Когда заходит разговор о таких вещах, я иногда чересчур увлекаюсь, вот и все.

Эпплджек мгновенно приняла извинения.

— Тебе не за что извиняться, слышишь? — она мягко улыбнулась Рэрити. — К тому же мы друг с другом ругаемся с самого детского сада. Раз уж я могу пережить горячий суп в глаза, то парочка обзывательств, я думаю, тоже не проблема.

Рэрити шмыгнула носом и ответила на улыбку взаимностью.

— С-спасибо, дорогая.

— О, да не за что. Для чего еще нужны друзья?

— И все же я просто никак не могу понять, почему ты терпишь от нее такое отношение к себе, — добавила Рэрити, осматривая в зеркальце гриву и приглаживая выбивающиеся волоски копытом или краткой вспышкой магии. Она глянула на Эпплджек, опуская пудреницу обратно в лежащую у стола седельную сумку. — И не только от нее, кстати.

— Я к этому привыкла, — вздохнула Эпплджек. Рэрити продолжала глядеть ей в лицо, и доктор в итоге просто пожала плечами. — Чего? Ты думаешь, что я просто выкину карьеру в окно и возьмусь бодаться с каждым, кто считает, будто земным пони среди докторов не место? Я все еще плачу долги. Я не собираюсь рисковать ни работой, ни фермой, а потому не полезу в этот бой. Они могут думать что хотят, сколько им влезет. Я собираюсь доказать им, что они неправы, с помощью тяжелой работы и положительного настроя.

Рэрити хихикнула, отчего с лица Эпплджек соскользнула целеустремленная и самоуверенная улыбка.

— Ох, Эпплджек, иногда ты такая… такая…

Эпплджек закрыла глаза.

— Наивная и глупая?

— Вовсе нет! — пристыженно воскликнула Рэрити. — Я пыталась сделать тебе комплимент. Ты просто очень честная, дорогая. Ты самая честная и достойная кобыла, которую мне вообще довелось знать, — она указала ухоженным и накрашенным копытом на Эпплджек. — И если бы у нас было больше таких докторов, как ты, мир был бы гораздо лучше.

На этот раз покраснела Эпплджек.

— О. Эм, спасибо, — сказала она, смущенно ковыряя копытом пол. — Извини, что так на тебя сорвалась. Я иногда бываю вспыльчивой весьма.

— Что было, то прошло, дорогая, — сияюще улыбаясь, ответила Рэрити. — Что было, то прошло.

— Значит, вы друг друга знаете?

Голос Твайлайт раздался настолько неожиданно для обеих кобыл, что они подпрыгнули с одинаковым удивлением на лицах.

Эпплджек пришла в себя первой.

— Ох, беда, прости, пожалуйста, Твай! — засуетилась она. — Поверить не могу, что так отвлеклась. Рэрити, Твайлайт хочет с тобой о многом поговорить, так что мне пора вас оставить наедине, чтобы вы не отвлекались, — она глянула на часы на ноге и передала Рэрити несколько листков бумаги из кармана халата. — Вот… я вернусь около полудня и отведу тебя на обед, хорошо?

— Ты не можешь остаться? — спросила Твайлайт, внезапно испугавшись расставания с доктором. Дружеская атмосфера меж двух старых подруг показалась единорожке глотком свежего воздуха в душный летний день, напомнив ей о лучших временах. Это была истинная дружба: когда-то общее для них всех сокровище, которое ей очень не хотелось отпускать.

Что важнее всего, вдвоем они представляли собой богатейший источник информации о своих личных жизнях и о больнице, что стала для Твайлайт ловушкой. Их дружба — прекрасный способ получить ответы на ее вопросы. Твайлайт заставила себя изобразить хмурый вид:

— Тебе точно надо идти? Я не против, если ты останешься.

— Боюсь, я должна, клеверок. Правила все-таки, — сказала она и подмигнула, вновь приправив речь особо крепким акцентом. — Но ты не волнуйсь. Рэрити за тобой приглядит. Она тебе ответит на кучу вопросов, выслушает любую жалобу и поможет написать письма.

— Совершенно незачем волноваться, Твайлайт. Доктор Эпплджек скоро вернется. Нам с тобой много о чем надо поговорить, а у нее есть свои обязанности, которые бросать нельзя. Так что давай, попрощайся с доктором Эпплджек и приступим уже к этим письмам, — бодро сказала Рэрити и улыбнулась еще шире. — Кстати, у меня есть два особых подарочка для моей любимой маленькой кобылки! Звучит восхитительно, правда?

Твайлайт с трудом сдержала желание отчаянно застонать. Мало ей было того, что доктора носились с ней, как с фарфоровой! Для их поведения хотя бы было объяснение, ведь так им положено по работе. Они хотя бы притворялись, — думала она, смятенная жизнерадостным и энергичным настроем Рэрити. Но подкупать меня сладостями? Она искренне считает меня жеребенком. Так, она, должно быть, ведет себя со Свити Белль, когда та болеет.

Приструнив свой праведный гнев, пока не успела ляпнуть чего-нибудь, о чем потом пожалеет, Твайлайт слабо улыбнулась Рэрити и обернулась к доктору:

— Ну ладно тогда. Значит, увидимся позже, Эпплджек.

— Конечно! — ответила та, открывая дверь не глядя. — И если вам что-нить понадобится, за дверью будет санитар. Я вернусь мигом, так что не волнуйтесь.

Раздался тихий щелчок, и два единорога остались наедине.

В голове Твайлайт роились тысячи вопросов, причем каждый энергично рвался в очереди вперед, но еще до того, как она успела открыть рот, Рэрити уже начала говорить:

— О, поболтать со старыми друзьями — это просто замечательно, — она вздохнула. — Что ж, Твайлайт, как насчет присесть? — она указала на зеленый пластиковый стул. — А я тем временем достану обещанное угощение. Как тебе такое предложение?

— Хорошо, — ровно ответила Твайлайт и, удерживая темперамент под контролем, упала на указанное сидение. Пока Рэрити возилась с седельными сумками, она принялась внимательно ее разглядывать. Что-то при взгляде на подругу щекотало Твайлайт на задворках сознания. Что-то было не так. Из разговора она поняла, что Рэрити была примерно того же возраста, что и Эпплджек, но выглядела при этом в точности так, как и в воспоминаниях о прошлой жизни. Элегантно уложенные волосы, идеальная, белоснежная шкурка и ухоженные копыта. В маленькой комнатке можно было даже уловить легкие полутона ее цветочного парфюма. Морщинки на ее лице кажутся отчетливее, или нет? Макияж — просто стилистическое решение или же маскировка признаков возраста? Рэрити по-прежнему было не чуждо чувство стиля, в этом не было сомнений. Деловой костюм, пусть и выглядящий несколько уныло и консервативно по ее обычным меркам, был прекрасно подобран и сидел идеально. Единственное острое отличие во внешности между ее Рэрити и той, что находилась по ту сторону стола, заключалось в висящем на шее шнурке с пропуском. Его функциональный дизайн и казенные цвета остро конфликтовали с приглушенными тонами костюма.

Когда Твайлайт наконец осознала, что же не давало ей покоя, она не смогла сдержаться и выпалила:

— Рэрити, ты сама сшила этот костюм?

Подруга подняла голову.

— Хм-м-м? О, эту вещицу? — она усмехнулась, указав копытом на костюм. — Нет, я его не шила. Но я помогла с дизайном, — она улыбнулась, глянув на Твайлайт. — А что? Тебе нравится?

— О да. Он очень красивый.

Рэрити просияла при этих словах.

— О, благодарю тебя, дорогая. Сейбл Стичес,[1] портная — моя старая подруга. К тому же она всегда мне говорила, что у меня от природы есть вкус в моде.

— Значит, ты тоже дизайнер одежды?

Рэрити хихикнула и вновь вернулась к седельным сумкам.

— Я? Я польщена, милая, но нет, я не дизайнер. Но, признаюсь честно, мне нравится думать, что я способна сделать впечатляющий костюм, — она встала в горделивую позу.

Тот же самый леденящий ужас, который Твайлайт ощутила в тот момент, когда доктор Эпплджек впервые вошла к ней в палату, вновь змеем пополз по ногам.

— Значит, ты вообще не работаешь с одеждой?

Рэрити помедлила на мгновенье, подняв на Твайлайт хитрый взгляд.

— Ну, сказать по правде, я иногда не прочь позаниматься шитьем, но как любитель. Я не настоящая модистка, как мадам Стичес, но мне нравится работать над такими вещами, как шляпы или шарфы. Это мое хобби. Когда я сажусь за швейную машинку, я чувствую себя такой… расслабленной. Я за этим делом могу по-настоящему отдохнуть, — она мечтательно вздохнула. — Но, конечно, любительским шитьем на хлеб не заработаешь. Какими бы шикарными шляпы ни выходили, много бит за их продажу не получить.

— Я вообще не понимаю, как модный бутик мог смениться на больницу, — сказала Твайлайт. — Ты бы могла зарабатывать на жизнь дизайном одежды, а вместо этого решила стать… социальным работником?

Рэрити теперь улыбалась немного напряженнее.

— У меня были на это причины, дорогая, — вежливо, но сквозь зубы ответила она, после чего вернулась к седельным сумкам и возобновила поиски.

Твайлайт замолчала, не в силах заставить себя задать новый вопрос.

Я ее оскорбила, — думала она. Я каким-то образом причинила ей боль. Я это вижу по ее глазам. Что бы ни отвернуло ее от работы в индустрии моды, оно все еще не зажило. В прошлом что-то произошло, от чего она всерьез… Твайлайт моргнула, а ее мысли в ту же секунду резко затормозили. Она заулыбалась. Прошлое… ну конечно же! Эпплджек чувствует вину за то, что училась, пока Большой Мак работал на ферме. Пинки Пай боится быть «плохой» пони. Рэрити опечалена из-за чего-то произошедшего в прошлом, что помешало ей заниматься модой. А это значит…

Твайлайт погрустнела.

Что же это значит, Твайлайт? Это значит, что у всех в этой реальности, получается, сломанное прошлое, и у меня, судя по всему, в том числе. Это мне ничем помочь не может.

Твайлайт почувствовала себя как проткнутый воздушный шарик и уныло сгорбилась на стуле. Значит, у каждой моей подруги было болезненное прошлое. Эта реальность заставила их всех либо работать, либо жить в лечебнице для душевнобольных. Конечно же, у них для такого должно быть плохое прошлое. И все же… Мысли затихли сами собой. Несмотря на то что единорожке больше не на что было опереться, щекотка в затылке настойчиво подсказывала ей, что это важная информация.

Каким-то образом.

— А-га! Наконец-то нашла, — объявила Рэрити, достав из сумки небольшой тряпичный сверток. На лице у нее вновь было написано располагающее дружелюбие. Сверток пролетел в светло-голубой ауре над столом и лег перед Твайлайт. — Вот и первый подарок, как я и обещала! Ну же, разворачивай.

Твайлайт послушалась, мысленно отмахнувшись от намека на раздражение, вызванного необходимостью делать это копытами. Излишне запутанный узел наконец поддался, и тряпка безжизненно упала на стол, открыв таящееся внутри сокровище. Твайлайт широко распахнула глаза.

— Это же…

— Печенье с изюмом! — энергично воскликнула Рэрити с гордостью на лице. — Я их испекла сама!

Живот у Твайлайт забурчал так громко, что даже заглушил торопливое «спасибо», которое та успела пробормотать перед тем, как затолкала в рот один из шести кусочков печенья.

— Зафтвак уфром бфл уфафный, — объяснила она, просыпав целый дождь из крошек. — Фы фрефстафить не мофеф, как я голофна.

Рэрити, не дрогнув и не убрав будто приклеенной улыбки, стряхнула копытом разлетевшиеся по всему столу крошки в мусорное ведро.

— Кажется, я это вижу сама.

Твайлайт застыла, уже наполовину запихнув еще один кусочек в полный крошек рот, и залилась густым румянцем.

— Иввини, — нервно усмехнулась она и, вытащив второе печенье изо рта, принялась дожевывать первое. Проглотив, она отчетливо вспомнила неодобрительный взгляд мисс Вальс, своей учительницы этикета.

— О, это совершенно нормально, дорогая. Я знаю, какую ужасную еду здесь подают, — заметила Рэрити, когда Твайлайт вежливо куснула печенье. — Но это, кстати, не единственный подарок. Ты передала мне одну свою старую подругу, чтобы я о ней позаботилась, пока ты проходишь курс лечения, и за это время я над ней немного поработала, так что она теперь, как мне кажется, выглядит лучше некуда.

— Подруга? Какая подруга? — спросила Твайлайт, глядя на второй тряпичный сверток, который Рэрити несла левитацией над столом. Выражение лица единорожки сменилось с растерянности на узнавание, потом на удивление, а потом обратно на растерянность. Быть не может. Но это она. — Смарти Пантс? У тебя была моя старая кукла?

— Да, была. Ты мне ее дала, чтобы я за ней приглядела, пока ты приходишь в себя. Ты ведь не хотела ее потерять, а персонал… ну, им не всегда нравится, когда пациенты хранят определенные вещи. Ты боялась, что они ее выкинут без твоего ведома.

— Но она такая чистая, — ровно произнесла Твайлайт, держа знакомую куклу в копытах так, будто та вот-вот сломается. — Она совсем как новенькая.

Рэрити кивнула.

— Ну, я решила немного привести ее в порядок. Поначалу я думала, ей только нужна хорошая чистка, но потом заметила, что у нее готовы отвалиться глаза и на некоторых заплатках начали расходиться швы, а это значит, что хорошую стирку она не переживет. Так что я потратила немного времени с иголкой и ниткой, и voila! Смарти Пантс переродилась! Она теперь просто tre`s magnifique, так сказать.

Твайлайт кивнула, впечатленная проделанной над старой куклой из детства работой — она и правда выглядела, как новенькая. На самом деле Смарти Пантс выглядела даже лучше — никогда еще, с того самого дня, когда родители ее подарили, кукла не была такой чистой. В памяти тут же всплыли, заполонив все, многочисленные детские игры, чаепития и уроки наедине с куклой, но вместо ностальгии она ощутила только дискомфорт и растерянность. Твайлайт подняла взгляд от сверкающей игрушки.

— Рэрити, я ценю усилия, которые ты в нее вложила. Она даже лучше, чем новенькая, и ты очень щедро поступила, — социальная работница уже положительно сияла от этого комплимента, но Твайлайт еще не закончила: — Но у меня есть один вопрос, и хоть он может показаться довольно странным и даже диким, я его задаю серьезно. Вела ли я себя когда-нибудь так, будто Смарти Пантс была, ну, знаешь… живой?

Если этот вопрос и застал Рэрити врасплох, она это хорошо сокрыла. Поджав губы, она надолго уставилась на Твайлайт, не спеша с ответом.

— Ты вроде бы всегда носила ее с собой или, по крайней мере, всегда приносила ее на наши встречи, и ты всегда отзывалась о ней, как об одушевленном предмете, — начала Рэрити, и от этих слов копыта Твайлайт защекотало от ужаса и дурных предчувствий. — Иногда ты с ней играла вместе со своими подругами, устраивала с ней чаепития или… учебные группы, — она помедлила. — Но нет, я не припоминаю, чтобы ты отзывалась о Смарти Пантс как о пони, а не просто кукле.

Эти новости скинули камень с души Твайлайт.

— О, слава Селестии, — вздохнула она. — И на том спасибо.

— А как дела у Спайка?

Твайлайт резко распахнула глаза.

— Что?

— Ну, знаешь, твой маленький друг-дракончик? — повторила Рэрити. — Ты мне не раз говорила, что я ему нравлюсь, и раз ты затронула тему, э, «невидимых» друзей, я подумала…

— Спайка здесь нет, — огрызнулась Твайлайт настолько резко, что Рэрити отшатнулась.

— О. Ясно.

Твайлайт вновь вздохнула, чувствуя, как скапливается в глубине глотки горький привкус вины.

— Прости, я не хотела тебе так нагрубить. Просто это… тяжелая тема. И я не имела в виду, что Спайка здесь нет, в том плане, что он просто где-то в другой комнате. Он, похоже, вообще не существует в этом м… — Твайлайт кашлянула. — Я, э, имею в виду, что его вообще не существует. Потому что он галлюцинация.

На этот раз Рэрити не сумела скрыть удивления.

— Спайка не существует? Однако же, это отличные новости! — на этот раз отшатнулась Твалайт. Восторг, с которым Рэрити это сказала, только еще сильнее разбередил раны, оставленные новостью о несуществовании Спайка. — Похоже, метод доктора Роуза работает превосходно!

Достав из сумки перьевую ручку и водрузив на кончик носа очки для чтения, соцработница принялась делать заметки на многочисленных документах, разложенных перед ней на столе.

— Ага. Прекрасно работает, — ответила Твайлайт, но Рэрити никак не показала, что услышала ее, полностью погрузившись в работу над документами.

Наконец соцработница закончила.

— В таком случае почему бы нам вдвоем…

— На самом деле, — перебила Твайлайт, — перед тем, как мы приступим к официальным вещам, ты можешь мне помочь написать письмо родителям? Мне правда, правда хочется разобраться с этим в первую очередь, чтобы не упустить шанс.

— Конечно, дорогая. Вот, держи чистую бумагу и ручку, — она достала из сумки небольшую стопку чистой бумаги и глянула на Твайлайт. — Ты хочешь написать письма сама, или я все запишу с твоих слов?

— Я напишу сама, если ты не против, — настойчиво произнесла Твайлайт, с улыбкой принимая письменные принадлежности. — Но мне не нужно столько бумаги. Я посылаю только одно письмо. Или я могу послать еще и брату, и Принцессе Селестии?

— Ты, безусловно, можешь написать брату, — произнесла с неловким видом Рэрити. — Но я не могу тебе разрешить посылать письма за пределы семьи.

— А что если ты напишешь принцессе за меня?

Рэрити помотала головой.

— Прости, дорогая, но таковы правила. Ты по-прежнему несовершеннолетняя.

Твайлайт угрюмо кивнула. Она, конечно, не ожидала, что сможет так легко получить доступ к связи с принцессой, но попытаться все-таки стоило. Есть надежда, что рано или поздно она сможет убедить Рэрити или Эпплджек послать Селестии письмо.

— Ладно. Но я точно могу написать брату?

— Конечно, можешь. И я могу поспорить, ему будет очень приятно получить от тебя весточку.

Слова Рэрити вернули на лицо Твайлайт улыбку.

— Еще как. Мы всегда были близки, — сказала она. Мысли о Шайнинг Арморе подпитали ее оптимизм. Она может положиться на брата — он никогда не подведет. — Значит, я пишу два письма: ему и родителям.

Подруга, ставшая соцработницей, кивнула.

— Хорошо, дорогая. Кому из родителей ты будешь писать?

— Обоим, — повторила Твайлайт, крутя в копытах ручку со стальным пером. — У тебя, случаем, нет обычного пера и чернил? Этими штуками неудобно пользоваться.

Рэрити усмехнулась.

— Прости, милая. Ты единственная известная мне пони, которой по-прежнему нравятся перья. Хотя они, конечно, добавляют письму некоторое изящество и благородство, — она указала на два листа бумаги, которые Твайлайт разложила перед собой, выровняв до идеальной параллельности. — Но, если хочешь написать и родителям, и брату, тебе понадобится три листа.

Твайлайт медленно подняла голову. Прижатая к бумаге ручка остановилась, не дорисовав первого штриха.

— Почему? — спросила она. Голос ее был тих и мягок, как шаги крадущегося по спине холодка. — Они ведь по-прежнему живут в Кантерлоте, так?

— Ну, отец живет, — ответила Рэрити, глядя на Твайлайт с пришедшим на смену дружелюбному веселью заботливым беспокойством. — Но твоя мать живет с мужем в Мейнхеттене.

Раздался громкий треск — в копыте Твайлайт сломалась ручка.

— С мужем? — в яростном гневе и неверии выкрикнула она прямо Рэрити в лицо. — Что значит «с мужем»? Она даже не замужем за моим отцом? Как ты можешь такое говорить? Родители любят друг друга!

Уронив с носа очки, Рэрити пораженно отшатнулась, открывая и закрывая рот в попытке найти ответ на жаркие обвинения Твайлайт.

— Но… но… я… — заикалась она.

— Недостаточно было сломать мою жизнь и выбросить все, чего я достигла, на помойку, так теперь взялись оскорблять моих родителей? — Твайлайт вновь грохнула копытами по столу, от чего по всей столешнице разлились чернила. Она чувствовала, как из глубин разума начинает восставать яростный, бешеный зверь. Неужели весь этот мир был построен ради разрушения всего, что было ей дорого и важно в реальной жизни? Она устремила гневный взгляд в глаза Рэрити. — Мои родители любят друг друга, не меньше, чем они любят меня.

— Конечно же, они тебя любят, дорогая! — спокойно сказала Рэрити, быстро придя в себя после гневной вспышки Твайлайт. Продолжая говорить, она встала со стула и обошла стол. — Они любят тебя больше всего на свете, и тебе никогда не следует в этом сомневаться, — она остановилась рядом с Твайлайт и улыбнулась по-матерински. — А теперь, пожалуйста, вытяни копыта.

Твайлайт моргнула.

— Что? — то ли спросила, то ли прорычала она, застигнутая просьбой врасплох.

— Ты порезалась и вся перемазалась в чернилах, — объяснила Рэрити, сев рядом и поднеся магией коробку с салфетками. Твайлайт глянула себе на передние ноги. Волоски насквозь пропитала черная жидкость. В кожу глубоко впилось несколько осколков пластика — обломков ручки — отчего в океане черных чернил и фиолетовой шерсти проступили ясно видные алые капли. Когда боль наконец пробилась сквозь окутавший разум туман яростного отрицания, она тут же сморщилась.

— О, — только и смогла сказать Твайлайт, обернувшись к Рэрити и подняв к ней передние ноги. Заставив себя взять эмоции под контроль, она прогнала гнев, и тот, скрежеща зубами, отступил обратно в свою пещеру.

— Вот, а теперь не шевелись, пожалуйста, минутку, дорогая, пока я не закончу разбираться с нашим маленьким происшествием, — по-матерински проворковала Рэрити, поддерживая передние ноги Твайлайт своими копытами. Не обращая внимания на пачкающие ей рукава пятна чернил, она принялась сосредоточенно очищать область вокруг порезов. Твайлайт совершенно не ожидала увидеть на ее лице столько мягкости и нежной заботы. Вместо привычного образа королевы драмы Рэрити вела себя как мать с маленьким жеребенком. В ее выражении не было ни следа гнева на эмоциональную вспышку Твайлайт, ни намека на строгость. Мало того, ей было абсолютно все равно, что она, возможно, портит свой наряд. Она просто сосредоточилась на том, чтобы промыть ранки на ногах Твайлайт.

От этого Твайлайт почувствовала себя только хуже.

— Извини, что я так себя повела, — попросила она прощения готовым сорваться голосом и пристыжено повесила голову. — Это не твоя вина. На тебя совершенно не за что было кричать.

— Нет, это все-таки моя вина, — ответила Рэрити, подняв подбородок Твайлайт чистым копытом, чтобы та взглянула ей в глаза. — Я знала, что ты страдаешь от некоторых проблем с памятью, но я даже не задумывалась, что это может как-то касаться в том числе и твоей семьи. Я так обрадовалась твоему прогрессу, что забыла учесть прочие детали, — нежность, написанная на лице Рэрити, ярко контрастировала со все растущим стыдом Твайлайт, от чего все ярче разгоралось чувство собственной незначительности. — Так что я должна перед тобой извиниться, — продолжила соцработница, вновь глянув на перепачканную шерсть Твайлайт. — Мне не следовало столь легкомысленно упоминать… положение твоих родителей. Это было бестактно и бессердечно, и я прошу у тебя прощения.

Твайлайт резко вдохнула и отвела взгляд.

— Тебе не за что просить прощения, — смаргивая слезы, произнесла она слабым голосом. Она бы предпочла видеть в глазах Рэрити укоризну, но вместо этого подруга самоотверженно помогала ей оправиться после этого внушительного беспорядка, который сама же Твайлайт и устроила. Ей вновь казалось, что к ней относятся как к маленькому жеребенку, но впервые это чувство ее не оскорбило и не разъярило. Ей было грустно — грустно от того, что подруга восприняла ее детское поведение как должное. Если бы они были дома, в реальном мире, поведению Твайлайт не было бы оправдания. Но эта Рэрити считает, что я сумасшедшая, неуравновешенная пони, — сказала она про себя. Она вытирает меня и извиняется, что я расстроилась, после того, как я же сама закатила перед ней детскую истерику. Она беспокоится за меня, но исключительно так, как Флаттершай беспокоится за своих больных питомцев.

— Вот, теперь должно немного поболеть, но мне нужно вытащить у тебя из шкурки осколки ручки, хорошо? — спросила с серьезным видом Рэрити.

Твайлайт кивнула. Могу ли я винить ее за то, что она относится ко мне как к жеребенку? После… Мысли единорожки перебила яркая, но мимолетная вспышка боли, когда Рэрити вытащила первую из шести пластиковых игл. Она помедлила, следя за реакцией Твайлайт, но та стиснула зубы и кивнула еще раз, молча указав ей продолжить. Пока соцработница вытаскивала остальные осколки, Твайлайт не издала ни звука. После того, как я себя так повела, чего мне еще оставалось ждать? Этот мир нереален. Мне нельзя так взрываться всякий раз, когда я натыкаюсь на очередную здешнюю ложь. Родители любят друг друга. Они счастливая семья. И как только я все исправлю и вернусь домой, они будут такими, какими и были. Какими и должны были быть.

— Ладно, вот и все, — объявила Рэрити, сложив обломки ручки в ближайшую мусорную корзину, а затем вернулась к Твайлайт и снова принялась отчищать, насколько это было возможно, с ее шкурки чернила. — Не так уж и страшно, да?

— Д-да, ничего такого, — сказала Твайлайт, устремив взгляд на дальнюю стену и не обращая внимания на влагу под глазами. Вновь опустилась долгая тишина: Рэрити истратила уже половину коробки салфеток, старательно вытирая грязь, отчего манжеты костюма покрылись черными пятнами.

Рэрити вдруг заливисто рассмеялась, и Твайлайт, с недоумением уставилась на нее.

— Я с тобой провела всего пятнадцать минут, Твайлайт, а со мной уже дважды успели поругаться, и оба раза все закончилось смиренными раскаяниями и неловкой тишиной. Надеюсь, моя норма на месяц выполнена.

— Ага, я тоже надеюсь, — вполсилы улыбнулась Твайлайт. Она пока что не была готова смеяться сама, особенно когда ничего смешного не произошло, но ей вдруг показалось, будто в комнату ворвался свежий ветер, и она теперь дышит гораздо свободнее. Твайлайт вытерла влагу с нижних век самым относительно чистым копытом и вновь глянула на Рэрити. Тяжело было думать, что родители разведены: хоть она знала совершенно точно, что это все обман, она все равно ничего не могла с собой поделать. Твайлайт устала от своих эмоциональных вспышек, которые упорно мешали достижению целей. Ей нужны ответы. — Значит, раз мой отец живет в Кантерлоте, а мама в Мейнхеттене, то где тогда живет Шайнинг?

— В Понивилле.

Твайлайт ахнула.

— Правда? То есть это ведь всего несколько миль отсюда, так? — Рэрити подтвердила, что это так, и Твайлайт чуть ли не подскочила на стуле. — Да! Да-да-да! Он придет, как только получит письмо. Мой С.Б.Л.Н. меня не подведет! Он ни за что не оставит меня гнить здесь в одиночестве!

Рэрити вежливо улыбнулась, заканчивая вытирать чернила, насколько это вообще возможно было сделать.

— Ему и правда нравится часто сюда заезжать. Он вроде бы как раз собирался заглянуть к тебе на следующей неделе. Если пошлешь ему письмо, он наверняка постарается приехать пораньше, — продолжала говорить она, вынимая из чистых, но потертых седельных сумок пластыри. — Он очень усердно работает, следя за порядком в Понивилле, но в то же время это не такая уж тяжелая работа. В городе, считай, нет никакой преступности.

— А чем занимается Шайнинг? — спросила Твайлайт, пока Рэрити заклеивала ей ранки на ноге.

— О, он полицейский.

Это откровение для Твайлайт оказалось… не таким уж шокирующим, как она боялась. Ей по-прежнему было больно слышать, что брат застрял в такой жизни, где ему так и не довелось воплотить свою мечту стать королевским стражником, но Твайлайт на этот раз была готова к целенаправленным попыткам этого мира испортить ей настроение.

— Я с ним пересекалась пару раз, во время разных семейных встреч. Твой брат — хороший жеребец, и он тебя ни в чем не винит. Он только хочет, чтоб его маленькой сестренке стало лучше.

У молодой единорожки слегка дрогнуло нижнее веко.

— Винит? — дрожащим голосом переспросила она, судорожно укрепляя защиту против болезненных слов, которые Рэрити может на нее обрушить. — П-почему он должен меня в чем-то винить?

Она понимала, что ответ может причинить ей боль, но не могла от этого просто так отмахнуться. Она нуждается в информации, особенно в той, что касается ее семьи.

Рэрити подняла взгляд на Твайлайт и, заметив выражение ее лица, помотала головой.

— О, нет, не сейчас, дорогая, — твердо заявила она. — Я знаю, что у тебя есть проблемы с памятью, и я не хочу послужить для тебя источником лишних тревог. Я и так уже наломала немало дров.

Она перебила не успевшую еще запротестовать Твайлайт:

— И нет, ты меня не переубедишь, — затем она смягчилась: — Если тебе правда хочется знать, ты можешь спросить доктора Эпплджек. Или, если у тебя все еще останутся вопросы на следующей встрече, то я отвечу на них тогда. Но мне не следует тревожить тебя лишний раз разговорами о семейных делах. Ты ведь, в конце концов, еще не пришла в себя.

На мгновенье Твайлайт думала побороться и выбить правду, но один жесткий, как сталь, взгляд Рэрити заставил ее отбросить эту идею.

Она вздохнула:

— Ладно, хорошо. Но ты все равно поможешь мне написать ему письмо, правда?

— Конечно, Твайлайт! — воскликнула Рэрити, сделав шаг назад. Оглянувшись на стол, она нахмурилась на разлитые чернила и перепачканные листы бумаги, которые до того выдала Твайлайт. — Раз ты поранила копыта, то, если хочешь, я могу написать…

На этот раз Твайлайт все-таки возразила:

— Нет! — выкрикнула она и тут же смущенно улыбнулась удивленной Рэрити. — То есть, тебе не обязательно. Если ты не против, я хочу написать письма самостоятельно.

— Конечно, я совершенно не против. Думаю, тебе стоит сесть сюда, чтобы не пачкаться, — предложила Рэрити, указав на свое место. Единорожка поблагодарила и, обходя стол, бросила на ходу взгляд на большие седельные сумки, лежащие у стула соцработницы. Они выглядели довольно стильно, ну или, по крайней мере, так показалось Твайлайт. Но даже на ее неискушенный взгляд все было понятно — их пошили, явно не думая о моде. Они были… практичными. И уже немного поношенными. Сев на стул, Твайлайт обернулась на Рэрити, пока та доставала для нее новую ручку и бумагу. Твайлайт ясно видела, что, если не считать пятен чернил на манжетах, костюм во многом был похож на седельные сумки: он был удобен, но лишен некоторой яркости и смелости, которую она могла бы ожидать от подруги. Пусть даже этот костюм был пошит на заказ и с ее участием, он все-таки был куплен в магазине, а значит, настоящая Рэрити ни за что бы не согласилась его надеть.

По сравнению с тем, что Твайлайт помнила, одежде Рэрити не хватало яркости и изюминки. Эта мысль тревожила единорожку. Ну, может, у нее просто началась в последнее время темная полоса, — подумала Твайлайт, подняв ручку со стола. Она по-прежнему ведет себя как Рэрити. Может, она не столь ярка и колоритна, но она по-прежнему такая же щедрая и заботливая, какой я ее помню. Представив себе, что Рэрити уже настолько отчаялась, что вынуждена носить чужую одежду, Твайлайт почувствовала себя вдвойне виноватой за пятна чернил на рукавах у подруги.

— Вот, ты можешь написать семье все, что захочешь. И если хочешь, я могу их проверить, — пояснила Рэрити, не замечая печального взгляда Твайлайт на своей одежде. — Все, что ты мне скажешь, останется конфиденциальным. Я ничего не передам сотрудникам больницы. Ты можешь мне доверять, — она улыбнулась. — Но я пойму, если ты хочешь оставить содержание писем при себе.

— Я была бы признательна, — благодарно улыбнулась Твайлайт в ответ. Она проследила за тем, как Рэрити, напевая про себя, пошла к дальнему концу стола и вернулась к старательному вытиранию пролитых чернил. Прости, Рэрити. Я не могу пока что доверять вообще никому, — извинилась она про себя, поправляя листочки на столе, чтобы все они лежали идеально параллельно другу другу.

Твайлайт опустила взгляд на чистый лист и постучала ручкой по бумаге. Дорогая мама, я не сумасшедшая. С любовью, Твайлайт. Звучало настолько смешно, что хотелось плакать. Она должна дать им знать, что нуждается в их помощи, что она испугана и одинока, но рассказать им правду она не могла. Не сейчас. Как только она освободится, то сможет приступить к поиску способа вернуться домой. А пока ей надо сосредоточиться на том, чтобы эмоционально на них повлиять, надавить на жалость и убедить их забрать ее из больницы... ну, или хотя бы приостановить это таинственное лечение.

Твайлайт глядела на ручку, представляя себе, насколько было бы проще выразить свою мысль, если бы рядом был Спайк. Ей всегда нравилось диктовать свои записи вслух, как своему юному ассистенту, так и самой себе. Когда говоришь вслух, идеи приходят проще. Она глянула на Рэрити. Ее беспокоило не только отсутствие друга-дракончика, но и сам факт, что она не может говорить сама с собой, пока в комнате находится ее добрая подруга. Этот мир лишил меня доверия даже к лучшим друзьям. Но я по-прежнему могу верить семье, независимо ни от чего.

Скрепя сердце, Твайлайт опустила ручку и, медленно двигая копытами по бумаге, приступила к исполнению первой стадии ее плана побега.

Дорогая Мама…

---

— А это письмо — для Шайнинг Армора, я права? — уже в третий раз спросила Рэрити, чем вызвала у Твайлайт нервный смешок. Шутка была несмешной еще в первый раз, но она все равно вежливо посмеялась.

— Да, именно это, — подтвердила она, сдержав сильное желание закатить глаза. Закончив письма, она запечатала конверты и передала Рэрити, чтобы та заполнила адреса. Но даже доверившись подруге, Твайлайт постаралась внимательно проследить за тем, что она пишет — знание того, куда в будущем отправлять письма, может оказаться жизненно важным.

Теперь они чувствовали себя гораздо спокойнее наедине друг с другом по сравнению с первыми минутами их встречи. Твайлайт по-прежнему было стыдно за недавнюю вспышку эмоций — пятна чернил на шерстке красноречиво о ней напоминали.

Несмотря на первоначальную неловкость, они смогли в итоге завести спокойную беседу. Она была, впрочем, по большей части односторонней. Хоть Рэрити время от времени задавала Твайлайт вопросы касательно самочувствия или отношения к ней докторов, а также проблем, с которыми она столкнулась за последние дни, большую часть разговора заняли ответы Твайлайт. Отчасти, единорожке хотелось попросту выговориться, сбросить к ногам соцработницы камень со своей души и послушать, что та по тому поводу может сказать. Вместо этого она вела себя сдержанно и спокойно. Ее ответы были простыми, логичными и, самое главное, здравыми. Она нуждалась в пони, которые сомневались бы в официальной легенде, а не в ней самой.

И все же Твайлайт была не слишком-то удовлетворена результатом разговора. Пока Рэрити укладывала письма в карман своей седельной сумки, Твайлайт, следя взглядом за подругой, отметила про себя, насколько же малого успеха в извлечении информации она добилась. Она перечислила соцработнице названия своих лекарств, добавив, что не имеет ни малейшего понятия, что они на самом деле с ней делают, и Рэрити пообещала, что разузнает об их свойствах к следующему визиту. Начало было положено, но когда Твайлайт попыталась объяснить Рэрити свои познания в магической теории, надеясь продемонстрировать опыт и понимание тонкостей, превосходящие оные у больничной версии себя, все ее слова оказались для подруги пустым звуком. Это обстоятельство весьма огорчило Твайлайт: она хотела убедить Рэрити, что знает о вещах, о которых, если бы персонал говорил бы правду, знать не могла, но ведь, в самом деле, нельзя же было просто так сказать ей, что она пришла из другого мира, и при этом не показаться сумасшедшей. От злости Твайлайт в итоге чуть не порвала Смарти Пантс пополам.

Твайлайт глянула на лежащую на столе куклу. Ее недавно выстиранную ткань запятнало несколько маленьких черных капель, но даже с учетом этой грязи Смарти Пантс выглядела гораздо чище, чем когда-либо за все прошедшие годы. Хоть Твайлайт оставила игру в куклы в давным-давно ушедшем детстве, в присутствии игрушки она все равно чувствовала себя легче. По крайней мере, Смарти Пантс была знакомым предметом из ее реальной жизни, который к тому же можно подержать в копытах.

Конечно, даже Смарти Пантс не избежала порожденных этим миром изменений, — подумала она и сама же удивилась, сколь горько прозвучали эти слова.

— Что ж, доктор Эпплджек должна скоро вернуться, — сказала Рэрити, глянув на Твайлайт, которая, услышав ее голос, подняла взгляд от куклы. Улыбка соцработницы стала шире. — Ну как, тебе нравится подарок? Надеюсь, ты не расстроилась, что я постирала Смарти Пантс?

— Все хорошо, правда! Я просто… удивлена, вот и все. То есть, мне кажется, я уже выросла из игр в куклы, — рассмеялась через силу она.

— Если тебе от этого будет легче, Твайлайт, то в этом нет абсолютно ничего зазорного, — Рэрити взяла Смарти Пантс и оглядела со всех сторон. — Тебе не стоит бояться, что подумают другие пони. Твоя жизнь в больнице и без того весьма тяжелая.

— Я знаю, но все равно, я не играла в куклы уже давно, — ответила она, стараясь выкинуть из головы тот момент, когда она однажды вынесла на публику Смарти Пантс, и какими проблемами это кончилось. — Я правда, правда ценю твой подарок, и он пробудил парочку приятных воспоминаний, но мне кажется, будет лучше, если ты отдашь Смарти Пантс кому-нибудь другому. Мне будет приятнее знать, что есть какой-нибудь жеребенок, который о ней позаботится и приютит, — она указала на практически идеально чистую куклу. — В смысле, почему бы тебе не отдать ее Свити Белль? Могу поспорить, она будет очень рада поиграть с ее гривой, или помочь ей вести записи, или просто с ней дружить. Хех, если у тебя, конечно, нет собственных жеребят, о которых я не слышала.

Смарти Пантс рухнула на пол: удерживающая ее в воздухе магия пропала, как отрезанная. Твайлайт подняла взгляд и увидела, что Рэрити смотрит на нее широко распахнутыми, неподвижными голубыми глазами, а уголки ее рта крепко сжались в выражении смертного ужаса. Твайлайт мгновенно прижала уши к голове; при виде боли на лице Рэрити у единорожки екнуло сердце.

— О нет! Рэрити, я… что бы я ни сказала — я не хотела!

Подруга не сводила с Твайлайт подернутых слезами глаз, шевеля губами в попытке как-то выговорить ответ:

— Я… я…

От залитого слезами лица Рэрити единорожку отвлек тихий стук в дверь. В комнату неспешно вошла Эпплджек с предназначенной Твайлайт широкой улыбкой на губах.

— Привет, Твай, ну как т… — она чуть не подавилась приветствием, увидев выражение лица соцработницы. — Рэрити, что случилось? В чем дело? — спросила Эпплджек, торопливо подбежав к ней.

— Мне надо идти! — объявила Рэрити почти не дрогнувшим голосом и, отпихнув Эпплджек в сторону, выбежала в коридор. Яростный стук копыт постепенно затихал вдали, пока полностью не пропал, отрезанный закрывшейся самой по себе дверью.

Кобылы остались тупо смотреть на дверь и только спустя несколько секунд смогли вырваться из оцепенения и переглянуться.

— Какого сена тут произошло? — спросила Эпплджек, переводя глаза с заляпанного чернилами стола на заляпанную куклу и заляпанные и перевязанные ноги Твайлайт. — Какого сена случилось с тобой? Что это было, Твайлайт?

— Я не знаю! — ответила она с не меньшим недоумением, чем у Эпплджек. — Рэрити просто вернула мне мою старую куклу, Смарти Пантс. Я сказала, что уже переросла игру в куклы, и предложила подарить игрушку ее сестре, а потом пошутила, что, может, у нее у самой есть жеребята, а я и не знаю. А потом… произошло вот это!

Недоумение пропало с лица Эпплджек.

— О, — сказала она с мрачным видом и голосом тихим, как ветерок в листве.

— О? О? Что «о»?

— Я… ну, я не вправе об этом говорить, — объяснила Эпплджек, отчего Твайлайт еще сильнее сердито скривилась.

— Ты должна мне рассказать! — в отчаянии потребовала она. — Я что-то сказала, и она убежала в слезах! Это из-за Свити Белль? С ней что-то случилось? Или, может, это из-за шутки о собственных жеребятах?

Она принялась в панике ходить по кругу, как нервная собака, гоняющаяся за собственным хвостом.

— У Рэрити вообще есть жеребята? Ой, блин, ой, блин! Они больны? Свити Белль больна? Это плохо! Сколько у нее жеребят? О…

— Твайлайт! Хватит, — Эпплджек строго посмотрела на Твайлайт, резко остановив ее панический монолог. Несмотря на строгий тон, в ее глазах были лишь печаль и сожаление. — Слушай, я сказала, что не имею права говорить, и я серьезно. Мы с Рэрити — старые подруги. Мы обе Понивилльские девчонки, и я не собираюсь болтать о том, что меня не касается, — подняв куклу, она передала ее Твайлайт. — Главное — знай, что ты ни в чем не виновата.

Твайлайт инстинктивно прижала Смарти Пантс к груди и кивнула:

— Да, пожалуй… хотелось бы мне только знать, что ее так расстроило.

Ты не сможешь убедить друзей тебе помочь, если после каждой встречи с тобой они бросаются в слезы, — мысленно добавила она.

— Она тебе все расскажет сама, когда будет готова, — сказала Эпплджек, еще раз окинув взглядом комнату и остановив глаза на ногах Твайлайт. — И, кстати, тебе надо смыть чернила. Рэрити ведь помогла тебе их отчистить?

Твайлайт кивнула.

— Да, я погляжу, она неплохо справилась. И все-таки давай сначала пойдем в туалет. Конечно, без душа большую часть будет, скорее всего, не отмыть, но что есть, то есть, пока хотя бы так.

— Ладно. А… а что мне делать с куклой?

Эпплджек моргнула.

— Смарти Пантс?

— Откуда ты… — Твайлайт помотала головой. — Да, Смарти Пантс. Что мне с ней делать?

— Просто поноси пока с собой. Мы сейчас пойдем на обед — сразу, как хорошенько помылим твои ножки.

Подхватив Смарти Пантс зубами, Твайлайт закинула ее себе на спину. Кукла неловко шлепнулась, и единорожка уставилась на какой-то миг на игрушку, чувствуя, как щекочет щеки легкий стыд. Вот теперь я точно выгляжу как жеребенок, — раздраженно фыркнув, подумала она. И все же, хоть ей и было немного стыдно носить с собой старую куклу, она не могла себя заставить просто бросить Смарти Пантс. Кукла была частью ее прошлого, и как бы это ни было по-детски глупо или наивно, ей было приятно вновь иметь при себе свою старую подружку по учебе. Она задержала взгляд на бледных пятнах чернил, задумавшись на мгновенье, как их счистить с ткани, после чего отвернулась.

— Ладно, я не против. Веди.

За расспросами Эпплджек о том, что же в действительности произошло в кабинете, дорога до туалета пролетела незаметно. Единорожка постаралась свести в пересказе размах своей вспышки эмоций к минимуму, но скрыть тот факт, что она поранилась, было нельзя. Поранилась? — высокомерно усмехнулась про себя Твайлайт. У меня бывало и хуже, когда я подстригала кусты во дворе библиотеки. И все же она не удивилась, когда Эпплджек сказала, что должна отметить это событие в ее карте, и что ей, скорее всего, дадут антибиотики, чтобы предотвратить воспаление.

— Йей, еще таблетки, — без тени эмоций ответила Твайлайт.

Туалет пустовал. Доктор проводила Твайлайт внутрь и направила к раковинам вдоль стены. Комната была в точности такой же, какой она была вчера: перед ней были те же самые стены, выложенные до середины белым кафелем и источающие вонь хлорки и других дезинфицирующих средств. Пол был слегка влажным — судя по всему, здесь недавно побывал уборщик.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, Твайлайт прошла след в след за Эпплджек. Следуя ее указаниям, она встала на задние ноги и, уперев передние о фаянсовую раковину, осторожно опустила Смарти Пантс на сухой участок стойки.

— Вот, а теперь не двигайся, пожалуйста, и дай мне посмотреть, как эту грязищу смыть, — сказала Эпплджек и открыла кран. По ногам Твайлайт, заставив ее отшатнуться, резко ударила струя холодной воды. Доктор широко улыбнулась. — Кран тебя не укусит, сладкая. Просто такие уж тут трубы. Вода скоро нагреется.

Пока она говорила, вода волшебным образом преобразилась из ледяного потока в просто неприятно-холодную струю, и такой осталась.

Закрыв глаза на дискомфорт, Твайлайт доверилась Эпплджек, которая принялась втирать мыло в ее черно-фиолетовую шерсть.

— А сколько уже Бродхуфу лет? — спросила она, ограничившись простым вопросом вместо того, чтобы продолжать выпытывать у доктора информацию о прошлом Рэрити. Эти ответы еще придут ко мне со временем. Я не могу добыть их силой.

— Почти столько же, сколько Понивиллю, — сказала Эпплджек, не поднимая глаз от ее копыт и не прерывая своего дела. — Ну, первые поселенцы здесь были и раньше, конечно, но по-настоящему город возник только когда построили железную дорогу. Вскоре построили и больницу. Для нее здесь самое подходящее место: Понивилль как раз находится на пути между Кантерлотом и Лас-Пегасом. Плюс, дальше по дороге — большое ответвление на юг, к фронтиру. Движение через город идет плотное.

Твайлайт глянула на нее.

— Да. И к тому же, это милое и относительно изолированное местечко, где можно построить загон для сумасшедших пони, которых не хотят держать в больших городах.

Эпплджек потемнела лицом, но ничего не ответила. Спустя несколько мгновений, Твайлайт вздохнула:

— Ладно, признаю, мне не стоило так говорить. Извини, что веду с тобой себя так… агрессивно. Я просто… ну, знаешь… о чем я недавно говорила…

— Милая, я ведь тебе уже сказала, что не желаю больше ничего слушать о снятии подавителя, помнишь? — предупредила она, но Твайлайт отмахнулась от ее слов мокрым копытом, раскидав во все стороны ошметки пены.

— Я помню, помню. Я пообещала, что не буду об этом просить, и я буду держаться нашего соглашения. Я хотела сказать… другое. Ну, знаешь, о том, что мое поведение и отсутствие симптомов не соответствует предполагаемому диагнозу?

Эпплджек отвлеклась от мытья копыт Твайлайт и, подняв голову, встретила ее решительный взгляд. Доктор смотрела на единорожку с нечитаемым выражением лица в полной тишине — слышно было только тихое журчание воды в стоке.

— Твайлайт, я думала об этом. Много. И мне кажется, ты забываешь во всем этом одну важную деталь.

Твайлайт слегка поникла.

— И что же это за деталь?..

— Твое лечение специально было разработано для того, чтобы подавлять, контролировать и даже полностью устранять большую часть симптомов.

— Но!..

— Твайлайт, ты не студент-медик, так что ты об этом, скорее всего, не знаешь, но доктор не может заявить, что хронический пациент исцелен после всего двух дней лечения. Я не спорю, результаты оказались… поразительными. Даже лучше, чем я надеялась… лучше даже, чем я мечтала. И если все так пойдет дальше, Твайлайт, у тебя будет шанс выйти из Бродхуфа и прожить нормальную жизнь, — сказала она и улыбнулась, взяв мокрые копыта кобылы в свои ноги. — Но, сахарок, ты еще только начала лечение. Я знаю, тебе не терпится уйти отсюда и оставить все позади, но выздоровление — это долгий процесс. Это как выращивание яблонь: ты их удобряешь и даешь им все, что нужно для роста, но ты не можешь их поторопить. Симптомы у тебя ушли в ремиссию, а лечение оказало ранний эффект, но это вовсе не значит, что тебе больше не нужны уход и забота. Если ты просто нам доверишься, дашь нам тебе помочь, если ты будешь с нами честна и не будешь мешать нам делать свою работу, то я не сомневаюсь — однажды ты вернешься домой.

В этих зеленых глазах было столько искренности и сочувствия, что Твайлайт обнаружила, что не может выдавить из глотки ни слова. Жгучее пламя веры в собственную правоту, которое она раздувала весь день, угасло под сокрушительной речью Эпплджек, которая и не подозревала сама о силе своих слов. Жар в сердце единорожки не выдержал натиска ледяных щупалец сомнений, которые в очередной раз начали ползти по ногам и впиваться ей в кости. Что, если она права? — думала Твайлайт, жуя нижнюю губу. Что, если ты в самом деле безумна? Может, лечение работает и впервые за всю свою жизнь ты живешь без симптомов и можешь наконец-то отличить реальность от фантазии? Что логичнее всего предположить: что ты больная пони или что тебя перенесло из одной реальности в другую?

Нет! — отбила она внутренний голос, вдребезги разбивая сомнения ударами яростных мыслей. В груди у нее разом вспыхнуло обжигающее пламя абсолютной уверенности, а знания ее сияли, как звезда из огня, веры и целеустремленности. Нет! Я не сумасшедшая! Этот мир нелогичен! Мои воспоминания — правда! Их лечение бессмысленно. Каким образом я потеряла целые годы своей жизни? Каким образом абсолютно все, что я знала, за мгновенье изменилось до неузнаваемости, не оставив в моей памяти не единой детали о том, что должно быть по идее реальным миром? Как это может объяснить все мои знания о магии?

Твайлайт прищурилась.

Они неправы. И если я поддамся сомнениям, поддамся их лжи, то я потеряю все. Я сражаюсь не за себя, я сражаюсь за друзей. Они все не заслуживают такой жизни. Я должна открыть им истину, чтобы мы вместе смогли вернуть все как должно было быть.

— Ты понимаешь, о чем я тебе говорю, Твайлайт?

Она кивнула.

— Я поняла, — ответила она, придержав раздражение и гнев. Эпплджек не виновата в том, что пока не видит истины. Но она увидит. — Только прошу тебя, как бы ты ни думала, что это все объясняет, пожалуйста, постарайся мыслить непредвзято. Это… это поможет мне пережить все эти нынешние трудности. Мне будет проще, если я буду знать, что есть кто-то на свете, кто по крайней мере готов встать на мое место.

Она не лгала, но не говорила и всей правды.

Но этого хватило, чтобы убедить Эпплджек. Она еще раз улыбнулась Твайлайт и ободрительно сжала ей ногу.

— Хорошо, клеверок. Я тебе обещаю, что хотя бы попробую об этом еще подумать, но только пока ты блюдешь свою часть договора, — Твайлайт кивнула, боясь, что стоит ей сказать хоть слово, она непременно что-нибудь выдаст.

Мытье ног продолжилось, но после завершения этого эмоционального разговора обе кобылы не пытались более заговорить. Спустя несколько минут они закончили, и Эпплджек подняла потемневшие передние ноги Твайлайт, чтобы осмотреть повнимательнее.

— Ну, определенно лучше, чем было, — объявила она. Шкурка Твайлайт была по-прежнему темнее обычного, и ее все еще испещряли упрямо цепляющиеся за шерсть пятнышки чернил, но теперь, по крайней мере, не казалось, будто она целый день резвилась в грязи.

— И правда, — признала Твайлайт, закончив вытираться бумажными полотенцами. Она поглядела на Эпплджек. — Э, но перед тем, как мы пойдем на обед, могу я… э… — она склонила голову в сторону кабинок, — сходить?

— Конечно, — сказала Эпплджек, ни в малейшей мере не обращая внимания на слегка стыдливое выражение лица Твайлайт. — Я подожду тебя снаружи. Главное, не задерживайся слишком долго.

Едва за вышедшей из туалета кобылой захлопнулась дверь, Твайлайт с облегчением выдохнула.

— Ох, ну почему я? — пробормотала единорожка. Она по-прежнему ощущала, как сомнения подтачивают, подобно термитам, ее убеждения, но все же чувствовала, что еще не потеряла контроль над ситуацией. Слова Эпплджек были, конечно, шагом назад, но все-таки не таким уж значительным. По крайней мере, она сказала, что пока не собирается отказываться от обдумывания точки зрения Твайлайт. И, зная честность Эпплджек и ее чувство справедливости, можно утверждать, что она будет верна своему слову. Главное — не забывать поддерживать в ней сочувствие и помнить, что не стоит повторять ей правду. Пока Эпплджек не поймет, что лечение не соответствует своему описанию, лучше будет, если она будет воспринимать Твайлайт как вылечившуюся сумасшедшую, а не как нормальную пони из другой жизни.

Твайлайт направилась к туалетным кабинкам, даже не глянув на зеркала, мимо которых шла. День пока что был не столь плодовит, как Твайлайт надеялась, но она все равно не могла сдержать победной улыбки. Она написала письма семье, а брат живет совсем неподалеку. Их будет гораздо проще убедить, что она не сумасшедшая. И как только они встанут на ее сторону…

— Твайл…т…

Кобыла резко затормозила на полпути к кабинкам. Это еще что?

— Тв…лай… т… ме... слы…

Это был голос — голос столь тихий и слабый, что его почти не было слышно сквозь механический гул кондиционера. Резко обернувшись, Твайлайт окинула взглядом туалет.

— Кто здесь? — прошептала она. В помещении было пусто. Она низко пригнулась и проверила кабинки. Никого, кроме нее, здесь не было.

— Твайлай… ты… ме… слы…

Твайлайт почувствовала, как на шее встали дыбом шерстинки и как прижались к голове уши. Она медленно, нехотя развернулась и уставилась в зеркало. Отражение смотрело на нее с тревогой на лице. Твайлайт моргнула, оно тоже. Она помахала копытом, отражение повторило движение. Она оттянула уголки губ, и ее близнец продемонстрировал такое же нормальное количество зубов. Помотав головой, Твайлайт отвернулась.

— Твайлайт… ты меня слышишь… — вновь донесся голос. Слова звучали неразборчиво, как издалека, будто говоривший находился у противоположной стены огромной пещеры.

— Кто… кто это? — прошептала Твайлайт, бросив быстрый взгляд на дверь в страхе, что вот-вот войдет Эпплджек и застанет ее за разговором с пустым местом. — Кто здесь?

Голос заговорил вновь, на этот раз понятно, несмотря на непредсказуемые искажения и помехи. Твайлайт, споткнувшись, шагнула к выложенной кафелем стене и прижалась к ней, ища опору. Колени ослабели от дрожи и подогнулись под ее весом; она упала на пол, как маленький жеребенок, только учащийся ходить. В голове у нее бесновались толпы эмоций, но голос из ниоткуда звучал твердо, уверенно и сильно — ошибиться было нельзя.

— Твайлайт, ты меня слышишь? — повторил он. Твайлайт уставилась в потолок и тупо кивнула. Она узнала этот голос. Она узнала бы его где и когда угодно.

— Да, П-принцесса Селестия… я вас слышу.

---

[1] Черные/Вороные швы. Если адаптировать в русский, то лучше единственное число. Вороной Шов.

Глава 13

Твайлайт лежала, свернувшись на холодном кафельном полу туалета. Крепко прижав к груди хвост, как жеребенок прижимает одеяло, она посмотрела в потолок и, проведя языком по пересохшим губам, проговорила:

— П-принцесса Селестия? Вы здесь?

Шепот затерялся в механическом гуле кондиционера, но она, навострив уши, все равно молча ждала ответа. Его не было. Мне просто показалось? Неужели это просто от стресса? Ужас начал растекаться по всему телу, несмотря на то что она старалась изо всех сил сохранять рациональность и ясность мыслей. Набрав наконец немного слюны в пересохший рот, она повторила вопрос чуть громче, не обращая внимания на отчаяние в своем голосе.

Из-за вентиляционной решетки донесся едва слышный щелчок.

— Твайлайт, моя вернейшая ученица…

Остальные слова Принцессы Селестии заглушил сдавленный, но восторженный вопль — Твайлайт, прижав ко рту копыта, запищала от радостного облегчения. Принцесса! Это она! Это в самом деле она! Даже помня о том, что Эпплджек ждет ее прямо за дверью, единорожка не смогла сдержать счастливого смеха и улыбки до ушей.

— Принцесса! Я здесь! — громко прошептала Твайлайт, вытирая с глаз слезы. — Я вас слышу! А вы меня слышите?

— Да, Твайлайт… я слышу тебя… — сердце Твайлайт дрогнуло от радости при этих словах. Голос Селестии звучал металлически и издалека, будто она говорила через водосточную трубу, но сомнений быть не могло — это действительно принцесса. Даже возникающие то тут, то там паузы и помехи в речи не могли сокрыть силы и сострадания, что звучали в каждом слоге. — Я рада… снова услышать твой голос.

— О, Принцесса, мне было так страшно! Вы должны мне помочь! Меня заперли в этой больнице, и все считают, что я сумасшедшая! Все мои друзья тоже здесь, но они все другие и неправильные, и я ничего не понимаю, и… погодите, а где вы? — она окинула взглядом туалет. — Я слышу ваш голос, но я не вижу…

— Твайлайт, пожалуйста! — твердые нотки в голосе принцессы Селестии заставили Твайлайт остановиться на полуслове. — У меня не так много времени, и мне еще нужно многое тебе рассказать.

Единорожка послушно кивнула, чувствуя, как от тона принцессы у нее на шее встают дыбом шерстинки.

— Что? Что такое? Что вы хотите мне рассказать?

— Твайлайт… Эквестрия в опасности и… — голос принцессы исказился, стал тише, а потом и вовсе замолк с легким хлопком. На какое-то выворачивающее душу наизнанку мгновенье Твайлайт испугалась, что вновь осталась одна. Затем раздалось еще несколько щелчков, и голос Селестии вернулся, как в испорченном радио, пытающемся поймать сигнал. — …потеряны. Я не знаю, сколько у нас еще осталось времени, так что… слушай внимательно.

— Я слушаю, принцесса Селестия! Что такое? Что мне надо делать? — казалось, будто принцесса находится где-то у Твайлайт над головой, но, сколько единорожка ни металась взглядом из стороны в сторону, она не видела ничего. Она открыла рот, чтобы задать вопрос, но быстро его захлопнула обратно: чувство долга в душе вышло на передний план и утихомирило любопытство.

Ответ Селестии прозвучал как неразборчивая смесь шепотков и наложившихся поверх незнакомых звуков; только отдельные слоги доходили до Твайлайт в целости.

— Принцесса, я вас почти не слышу. Можете повторить? Что происходит?

Раздалось еще несколько тихих щелчков, и вновь зазвучал голос Селестии:

—…энергию на работу заклинания, любой ценой! — принцесса обращалась к кому-то другому, кого Твайлайт не слышала. Возможно, этот другой пони что-то ответил принцессе, но его речь не смогла пробиться сквозь помехи. — Вот! Так держать! Твайлайт, ты все еще меня слышишь? Так лучше?

— Да, принцесса. Теперь гораздо четче.

— Отлично, — облегчение в голосе Селестии было буквально осязаемым, даже несмотря на неразборчивые помехи, которые по-прежнему искажали ее голос. — Я не могу говорить слишком долго. Заклинание очень сложно поддерживать, и мы можем потерять связь в любой момент. Самое главное, что я должна тебе сказать — Эквестрия в великой опасности.

— Опасности? — серьезным и мрачным тоном переспросила Твайлайт. — Какой опасности?

— Чудовищной, смертельной опасности. Вчера в Понивилле произошло нечто странное. Как и почему — нам пока неизвестно, и у нас нет никаких догадок. Но одно мы знаем точно — на свободу вырвалось что-то омерзительное, сотворенное из мрака и теней.

Ее слова обрушились на Твайлайт, как ведро ледяной воды.

— Ч-что вы сказали? — прошептала она, едва стоя на дрожащих, как у новорожденного жеребенка, ногах. В страхе сглотнув, единорожка глянула в ближайшее зеркало. — Мрака и… т-теней?

— Да, Твайлайт. Мы не знаем, что это и откуда оно взялось. В истории нет никаких записей о подобных вещах. Оно движется, будто живое, и при этом не имеет ни формы, ни материальности. Это тень, которая остается черной даже под лучами полуденного солнца. Она поглощает все на своем пути, покрывая тьмой, которую ничем нельзя развеять, абсолютно все, чего коснется. Захваченные тенью пони… меняются. Превращаются в искаженные отражения самих себя.

— Принцесса… — начала Твайлайт, безуспешно пытаясь говорить твердо при виде всплывающих в памяти страшных улыбок и искаженных лиц. — Я… эта тень… что случилось с Понивиллем? Что с моими друзьями?

Принцесса Селестия вздохнула, и печаль в ее голосе крепко сдавила страхом грудь Твайлайт.

— Прости, Твайлайт. Все обитатели Понивилля были захвачены… включая и тебя.

Твайлайт ахнула.

— Погодите, что? Что значит захвачена? Я же здесь! — она не понимала, почему вдруг почувствовала гнев и совершенно непроизвольно яростно уставилась в потолок. — Я не захвачена! Я здесь! Вы ведь говорите со мной через какое-то заклинание! Как это я могу быть тогда захваченной?

— Твайлайт! Держи себя в копытах!

Единорожка сжалась, прижав к голове уши, едва представила себе неодобрительное выражение на лице своей наставницы.

— П-простите меня, Принцесса. Я… я не хотела на вас так срываться.

После извинений Твайлайт голос Селестии смягчился, но тревожное напряжение в нем никуда не делось.

— Я не злюсь, Твайлайт, но у нас мало времени, и потеря контроля над твоими эмоциями нам не поможет. Время уходит, и я не знаю, будет ли у меня еще один шанс с тобой связаться. Мы с сестрой пока удерживаем тени вокруг Кантерлота, но мы проигрываем этот бой. Каждый день тень подбирается к городу на несколько дюймов, и стоит ей укорениться, она уже не ослабляет своей хватки.

— Если я уже захвачена, — выплюнула Твайлайт, чувствуя на языке маслянистый привкус от этого слова, — то чем же тогда я могу вам помочь? Как мы вообще сейчас говорим?

— Тень не убивает пони. Она… контролирует их. Или, насколько мы поняли, контролирует их тела.

Твайлайт нервно закрыла бедро хвостом, заметив в голосе Селестии неуверенность.

— Значит, прямо сейчас моим телом управляет какое-то… теневое существо?

— Нет, Твайлайт.

Единорожка с облегчением склонила голову, а Селестия продолжила говорить:

— Тень захватила тебя, но ты не стала ее марионеткой. Твой разум по-прежнему борется, что означает, что ты для нее угроза. Она вернула тебя в твое тело в попытке сломать тебе волю через страх и растерянность. Гордыня ее подвела — это было ошибкой. Я получила от Спайка письмо, которое предупредило меня об опасности.

Твайлайт даже не заметила, когда принялась ходить кругами по помещению, но, услышав имя дракончика, она застыла на месте.

— Спайк? С ним все хорошо?

— Я… не знаю, Твайлайт. Во тьме практически невозможно выделить какой-то отдельный поглощенный тенью разум. Я смогла отыскать тебя только потому, что ты держишься за свою независимость. Пока ты сопротивляешься, она не может контролировать Элементы Гармонии.

— Если она такая могущественная, то зачем ей Элементы?

Раздался громкий хлопок.

—…что они — единственная сила, которая может ей противостоять. Мы с сестрой можем задержать тень, но не более. Каждый день она подбирается к городу на несколько дюймов ближе. Мы можем продержаться еще несколько месяцев, но без Элементов мы неизбежно проиграем.

— Но мои друзья уже захвачены. Они мне нужны, чтобы использовать Элементы! Как мне помочь вам без них? — спросила она, от отчаяния говоря с каждым словом все громче.

— Ты долж… освободить. Их разум осажден внутренними страданиями и дисгармонией. Ты должна помочь им обрести душевный покой, — голос Селестии вновь начал угасать, теряясь за помехами и случайными искажениями. — Я едва чувствую их присутствие, и то только через тебя — все они заперты в этом теневом мире. Пока они… верят в ложь, которую нашептывает им тьма, они… марионетки. Верни им… гармонию, и ты сможешь разбить ложь…

— Но как? — выкрикнула Твайлайт.

С потолка раздалось несколько тихих щелчков и высоких переливчатых нот, после чего наступила тишина. Твайлайт несколько мгновений сидела, открывая и закрывая рот, и чувствовала, что угасший голос наставницы забрал с собой все тепло из груди.

— П-принцесса?

— Заклинание… рассеивается. Ты должна быть сильной… ради друзей и ради Эквестрии…

— Принцесса, пожалуйста… пожалуйста, не оставляйте меня, — прошептала она, в отчаянии бросая взгляды по сторонам.

— Помни, — сказала принцесса Селестия, тихо, как шелест листьев на летнем ветерке. — Дружба… это… магия…

Последний щелчок, и затем тишина.

Твайлайт обессиленно осела на пол.

Одна. Я вновь осталась одна. Единорожка сделала несколько глубоких судорожных вдохов, чувствуя, как дрожат губы. Она вытерла глаза и заметила влагу на копыте. Я взаперти, я одна, оказалась в каком-то кошмаре наяву, и даже принцесса не может мне ничем помочь. Моих друзей контролируют, я не могу пользоваться магией, и больше всего я сейчас хочу, чтобы кто-нибудь мне сказал, что все будет хорошо.

— Твайлайт?

Голос Эпплджек прозвучал как раскат грома в тишине ночи — этот неожиданный звук заставил единорожку тут же вскочить на копыта и уставиться на доктора в кратком приступе ужаса.

— А! Эпплджек! Ты, э, м-меня застала врасплох, — выдавила Твайлайт, слыша быстрый перестук своего сердца. Она попыталась улыбнуться и вновь вытерла копытом глаза. — Я как раз заканчивала.

Стоящая в дверях Эпплджек с тревогой проводила Твайлайт взглядом к раковинам.

— Твайлайт… ты с кем-то говорила?

Единорожка дернулась.

— П-почему ты так решила? — спросила она, не отрывая сосредоточенного взгляда со своих копыт, которые она старательно натирала слишком обильным слоем мыльной пены.

— Я не дура, Твайлайт. Я стояла за дверью и слышала, как ты с кем-то говорила.

Твайлайт продолжала мылить копыта.

— Я… я говорила сама с собой.

Она буквально чувствовала взгляд Эпплджек у себя на затылке.

— Просто говорила сама с собой?

Твайлайт кивнула.

— О чем?

— Я… я… — она замолчала и, склонившись вперед, уперла передние ноги о фаянсовую раковину. Она не хотела опять лгать Эпплджек. Она не могла больше этого делать, но она не могла и сказать ей правду. Не обращая внимания на едва теплую воду, льющуюся по ногам, и давясь слезами, она закрыла глаза. Твайлайт просто хотела с кем-нибудь поговорить, с кем-нибудь, с кем можно поделиться своими волнениями. Она скучала по Спайку. Она скучала по принцессе Селестии. Она скучала по своей семье. Она скучала по своим друзьям. Она скучала по своей жизни.

— Твайлайт, ты можешь говорить со мной спокойно, — подойдя к единорожке, сказала Эпплджек и положила копыто на ее дрожащую спину. — Никто не расстроится, и у тебя не будет никаких неприятностей. Я твой доктор, но я еще и твоя подруга. И ты должна доверять своим друзьям.

Дружба — это магия.

Твайлайт подняла голову и уставилась на свое отражение в зеркале. Она шмыгнула носом. Глаза у нее были слегка опухшими и покрасневшими. Она медленно повернулась к Эпплджек и увидела, что мягкие зеленые глаза доктора, ее подруги, полнились знакомой искренностью и заботой. Твайлайт почувствовала, будто готова взорваться от всего, что переполняло ее разум. Она должна вновь солгать подруге, даже если больше всего на свете ей хотелось сказать ей правду.

— Эпплджек… я…

Эпплджек ахнула: Твайлайт вдруг развернулась и, заключив доктора в объятья, зарыла нос ей в плечо.

— Мне т-так с-страшно! Я одинока, и мне страшно, и никто мне не доверяет, и все думают, что я сумасшедшая, и я только и делаю, что причиняю друзьям боль, и я просто хочу д-домой! — выкрикнула Твайлайт, содрогаясь с каждым всхлипом и стоном всем телом.

Ей было все равно, что она плачет, как маленький жеребенок. Ей было все равно, что она ведет себя как эмоционально неуравновешенный пациент, которым она и являлась в глазах окружающих. Ей было все равно, что она не должна говорить никому правду. Когда передние ноги сомкнулись у нее за спиной, ничто, кроме объятий подруги, больше не имело никакого значения.

— Тише, Твайлайт, — проворковала Эпплджек, водя копытом единорожке по спине, пока та заливала ей плечо слезами. — Все хорошо. Ты не одинока. Все будет нормально.

Время потеряло для Твайлайт значение. Страх, гнев, вина, одиночество — все вырвалось разом в потоке неконтролируемых эмоций. Минуты тянулись, как часы, пока она не выплакала из себя все без остатка. Эти два дня были нескончаемой чередой эмоциональных испытаний, и все ее чувства растерзала буря противоречий и болезненных откровений. Она не могла думать. Она не могла говорить. Вцепившись в Эпплджек, как в спасательный круг, она сдалась и расплакалась.

Когда Твайлайт наконец подняла голову от плеча подруги, ей показалось, будто какое-то жестокое божество выжало ее, как тряпку.

— Теперь тебе лучше, сахарок? — мягко улыбаясь, спросила Эпплджек.

Твайлайт сделала шаг назад, шмыгая носом и стараясь восстановить дыхание. Нос заложило. Глаза щипало. Глотку жгло. Разум обратился в стремительно кружащуюся воронку растерянности и страхов.

— Д-да… — хрипло согласилась Твайлайт и тоже улыбнулась, пусть и слабо. — Я просто… Я прошу прощения за…

— Тебе не за что просить прощения, — сказала Эпплджек и, достав платок, принялась с нежностью вытирать Твайлайт лицо. — Тебе ни к чему себя винить и расстраиваться из-за своих чувств. Иногда бывает, что надо их просто выпустить на свободу, но для этого не обязательно прятаться в туалете. Если тебе кажется, что тебе нужно побыть одной, или ты чувствуешь, что вот-вот заплачешь, просто скажи мне или санитару. Тебе не нужно прикидываться, будто хочешь в туалет. Честность — лучший выбор.

Закрыв глаза, когда Эпплджек принялась вытирать шерстку вокруг них, Твайлайт в итоге кивнула.

— О, точно. Мне просто, эм, было слишком стыдно тебе говорить, как я расстроена, — солгала Твайлайт. Раздраженная глотка помогла ей сокрыть мимолетную растерянность в голосе. Как бы ей ни было больно так поступать, никто не должен знать правду. Для них же самих лучше считать меня гордой и эмоциональной, чем знать, что я слышу в голове голос принцессы, — добавила про себя она, приводя мысли в порядок.

Как только Эпплджек закончила суетиться над ней, как мать над жеребенком, Твайлайт взяла несколько бумажных полотенец из раздатчика и ответила доктору той же услугой, попробовав вытереть большое мокрое пятно у той на плече.

К тому моменту, когда они обе уже были в приличном виде, Твайлайт показалось, будто она ходит по облакам. Хватит уже печалиться и чувствовать себя такой уязвимой. Теперь пришло время быть сильной, — твердо сказала она себе и, гордо улыбнувшись, впустила в свои члены теплое чувство целеустремленности. Принцесса Селестия, нет, все, полагаются на меня. Я их единственная надежда. Улыбка дрогнула и пропала. Все зависят от меня. Все зависят от меня!

Но не успела она начать задыхаться от ужаса, как Эпплджек вновь нежно надавила ей на плечо.

— Ты уже готова идти в класс? — спросила она. Прикосновение и тихие слова успокоили тревоги Твайлайт.

Твайлайт в последний раз оглянулась на зеркало. Она и правда выглядела как пациентка. Заляпанные чернилами ноги, помятая рубаха, замотанный холстиной глушитель, давящий на рог — от всего этого она даже чувствовала себя как пациентка. Она оглядела свое отражение, ясно видя на лице тревогу и страх. Единорожка вздохнула и отвела взгляд. Она подобрала со стойки Смарти Пантс. Закинув куклу на спину, Твайлайт повернулась к Эпплджек.

— Да. Я готова, — заявила она, постаравшись придать голосу силу и ровное звучание. Пони зависят от нее, и она их не подведет.

---

Обед для Твайлайт стал сущим отдохновением. Вновь встретившись с Пинки Пай, уже втроем они сели на свое знакомое место в кафетерии с тарелками поразительным образом приличного салата. Отсутствие связанной с едой драмы помогло Твайлайт сосредоточиться на обдумывании всего, что с ней произошло на протяжении этого утра; не отвлекаясь от реорганизации и дополнения мысленных списков дел, она просто рассеянно кивала, вполуха слушая, как Пинки Пай пересказывала компании события за утро.

После того слезного всплеска эмоций на плече у Эпплджек Твайлайт обнаружила, что мысли у нее в голове текут гораздо плавнее, и легкий туман, который облеплял до того ее разум, отступил куда-то в далекие тени. Эмоциональная буря утихла, разгладив волнующееся море ее разума. После себя этот шторм оставил только упорно растущее и растущее нетерпеливое возбуждение.

К счастью, Эпплджек уловила, что Твайлайт требовалось немного побыть одной, и отводила от погрузившейся в себя кобылы часть вопросов и комментариев Пинки. Это дало Твайлайт шанс с удовольствием погрузиться в состояние, которое Спайк прозвал «библиотечное время» — особое время, когда весь внешний мир растворяется на фоне ее сосредоточенных размышлений над какой-то конкретной задачей.

Все ее мысли занимали две вещи. Первой было чистое, неподдельное счастье. Принцесса Селестия с ней связалась! Принцесса знает, где она, а значит, Твайлайт больше не одинока. Хотя бы кто-то из тех, кого она любит, знал о ее настоящем прошлом и настоящей жизни. Таких новостей почти что хватало, чтоб счастливо пуститься в восторженный танец.

Почти.

Радость оттеняли другие, более серьезные волнения. Правда об ее заключении в больнице не принесла столько облегчения, сколько Твайлайт надеялась. Тени из ее сна были настоящими, и ее искаженное отражение было аватаром тьмы, которая нацелилась заставить ее поддаться безумию и отчаянию. Могущества тени оказалось достаточно, чтобы угрожать всей Эквестрии — даже царственные сестры с трудом обороняли Кантерлот. Все нуждались в Элементах Гармонии, чтобы победить в этом бою. Твайлайт была их единственной, последней надеждой.

Саму же Твайлайт ответственность, вложенная в эту идею, чуть ли не довела до отчаяния. Она оказалась на узкой границе между двумя эмоциями, которые тянули ее каждая в свою сторону. Она стояла на грани между радостью и волнением, счастьем и беспокойством, и эта неопределенность только подпитывала страхи и сомнения в ее душе. К тому времени, когда ужин подошел к концу, она чувствовала себя на последнем издыхании и ощущала, как подступает головная боль. Что я могу? Если эта тень… эта штука принесла моим друзьям дисгармонию, чем же мне им помочь? Она положила поднос на стеллаж для грязной посуды и обернулась к беседующим Эпплджек и Пинки Пай. Их здешнее прошлое, она знала, было ложным, но по их виду очень сложно было понять, чем же они отличаются от тех пони, какими они когда-то были на самом деле.

—… так что тогда Доктору Рою пришлось взлететь на дерево, чтобы снять летучего змея и жеребенка! — громко рассмеявшись, закончила Пинки. История вызвала у Эпплджек лишь неохотный смешок, после которого она напомнила Пинки, что для маленькой кобылки все могло окончиться гораздо хуже.

Принцесса сказала, что я должна вернуть им гармонию, но действовать придется совсем иначе, чем с Дискордом. Если я не знаю, в чем состоит проблема, как мне ее исправить? Эта мысль будила в ней ярость. И хуже всего было то, что ее помощи ждет сама принцесса и вообще вся Эквестрия. Она будто сдает на время экзамен, к которому она не готовилась, и последствия от провала которого будут ужасны. Думай, Твайлайт. Думай!

Эпплджек махнула Твайлайт, чтобы та поспешила следом за ними к дальним дверям зала. Из-за искреннего, открытого и доброго поведения доктора было очень сложно поверить, что ей вообще нужна помощь. Она выглядела так, будто оделась врачом на Ночь Кошмаров. Где же дисгармония? В чем же внутренняя боль?

Пинки Пай улыбнулась Твайлайт, проходя мимо. Единорожка слабо улыбнулась в ответ и пошла вслед за ними. Как и в случае с Эпплджек, очень мало указывало на то, что Пинки Пай вообще от чего-то страдает. Несмотря на безвольно повисшие волосы и ожоги на левом бедре, Пинки по-прежнему была бодрой, веселой и оптимистичной кобылой. Вчера был один момент, когда она…

Твайлайт споткнулась, будто ударенная, очень живо и ярко вспомнив, как несчастная Пинки Пай соскочила с образа беспечной и беззаботной кобылы и превратилась в рыдающее ничтожество. Почему я не заметила этого раньше? — подумала она, восстановив равновесие и пропустив мимо ушей смешки над ее неловкостью. Мои друзья не страдают от какого-то проклятья или заклинания, как в случае с Дискордом. Нет, все гораздо тоньше и глубже, гениально даже. Тень заперла их во сне. Никто не сомневается в своем сне, пока не проснется. Друзья просто приняли прошлое, которое оно для них сотворило. Оно дало им воспоминания о ложной жизни, так что они думают и ведут себя в точности так, как было бы, будь это место реальным. Эпплджек обладает врачебными знаниями, но она же при этом страдает от вины за то, что, как ей кажется, произошло с Большим Маком и родителями.

А Пинки Пай… Мысли сами собой затихли в голове у единорожки, стоило ей только взглянуть на розовую кобылу сзади и остановить взгляд на старых ожогах на бедре. Твайлайт сердито прищурилась. Вместо обычной жалости и растерянности при виде ее шрамов единорожка почувствовала, как ярость встает на дыбы у нее в душе. Эта… эта штука заплатит за содеянное. Пусть этот мир нереален, но обрекать моих друзей на страдания из-за ложных воспоминаний — непростительно! Помоги мне Селестия, я уничтожу эту тьму!

Твайлайт никогда еще не чувствовала такой ненависти; пламя в груди сожгло все ее страхи дотла. Теневой монстр надругался над самыми фундаментальными аспектами самосознания ее друзей. Их тела и мысли были искажены и осквернены душевной пыткой. И что хуже всего, друзья даже не видели истинной причины своей боли. В том, что они верили, будто это их нормальное состояние, крылась самая горькая и трагичная ирония.

Что же за разумное существо может быть таким бессердечным? Дискорд был воплощением дисгармонии, это верно, но он никогда не был по-настоящему жесток. Королевой перевертышей двигали большие амбиции, и она определенно собиралась паразитировать на пони, но она никак не смогла бы добиться того, что описала мне принцесса Селестия. Король Сомбра сотворил нечто подобное, но он был уничтожен. И даже несмотря на мощь его иллюзии, касание Сомбры было заметно, если знать, куда смотреть. Твайлайт окинула взглядом бело-зеленые стены коридора. Это место слишком реально для обычного заклинания. Это, конечно, магия, но такого класса, с которым не доводилось сталкиваться даже принцессам.

Хоть Эпплджек с Пинки Пай и пытались втянуть Твайлайт в беседу, она отмалчивалась, целиком захваченная сражением с собственным гневом. Ненавидеть теневое существо по меньшей мере бессмыленно — ей больше нельзя ни на что отвлекаться. Ей необходим контроль над эмоциями. Вновь сфокусировав внимание на друзьях и на их изменившемся прошлом, она развернула свой мысленный список и принялась отмечать каждую деталь, какую только могла вспомнить, шагая следом за подругами рассеянно и послушно, как заводная игрушка.

— Твайлайт!

Услышав свое имя, единорожка застыла. Буквально в паре дюймов от ее носа в фокус вплыло лицо Эпплджек. Твайлайт моргнула и невольно сделала шаг назад.

— Да?

— Ты себя хорошо чувствуешь, клеверок? — спросила Эпплджек, внимательно на нее глядя. — Ты сейчас очень рассеянная. Ты волнуешься из-за занятий?

— Занятий? — Твайлайт вновь моргнула. Она глянула на часы на стене и выудила в памяти заученное расписание. Она скривилась. — О, точно. Занятия. Потому что я все еще жеребенок, который должен ходить в школу.

Эпплджек нахмурилась.

— Ну, ни к чему так грубить. Школа важна для всех пони — даже для таких умных кобылок, как ты.

— К тому же тебе очень понравится наша учительница! — добавила Пинки Пай. — С ней очень весело, она очень милая и знает кучу, кучу всего!

Твайлайт прикусила язык. Эмоциональный контроль, — напомнила она себе и проглотила саркастический ответ.

— Конечно, Пинки, думаю, так и будет.

Эпплджек продолжала на нее смотреть.

— Так ты уверена, что чувствуешь себя нормально? Ты там всерьез ушла в себя.

— Я в порядке, — сказала она, отмахнувшись от беспокойства доктора. — Я просто думала о… Рэрити.

Что, строго говоря, не было ложью; она и правда думала о своих подругах, о каждой из них. Все они были рассинхронизированы со своими реальными личностями. В прошлом у каждой произошло нечто, лишившее их покоя и сделавшее их уязвимыми, и ей нужно узнать, в чем это «нечто» заключалось.

Твайлайт глянула на Эпплджек, изобразив на лице сожаление:

— Хотела бы я знать, из-за чего она так расстроилась.

— Не волнуйся об этом, — заверила ее Эпплджек. — Как я уже говорила, ты не сделала ничего плохого. Рэрити тебя не винит.

Твайлайт не отступилась.

— Но я не хочу, чтобы то же самое повторилось на нашей следующей встрече. С ней явно что-то произошло. Что…

— Я тебе уже сказала, что я не вправе об этом говорить, и я серьезно, — отрезала Эпплджек. — Ты можешь ее сама спросить на следующей встрече. На самом деле так будет даже лучше: она узнает, как важна для тебя. Я понимаю, что ты из-за этого всего расстроена, и вижу, что ты не любишь, когда тебе не известны все детали, но я обещаю: все в итоге образуется.

— Ага! Все всегда оборачивается к лучшему, если дать шанс, — понимающе кивнув, добавила Пинки Пай.

Поняв, что не сможет добиться от них никаких ответов, Твайлайт еще раз вздохнула. Терпение, — сказала она себе. Мне нужно просто подождать.

— О, не грусти так. Я знаю, что тебя развеселит! — сказала Пинки Пай и указала эффектным реверансом на уходящий вперед коридор. — Школа! Ты очень любишь учиться и читать, так что ты отлично проведешь время. Я знаю, у меня все так, а для тебя — так вдвойне.

Проследив за жестом Пинки, Твайлайт заметила стайку кобылок и жеребчиков, которые забегали в дверь перед фиолетовой кобылой, стоящей спиной к приближающейся троице. Ее костюм отличался от формы сотрудников больницы — он был окрашен в жизнерадостный желтый цвет. Разума Твайлайт коснулось узнавание: нечто в этой кобыле было раздражающе знакомым. Имя ускользало. И только когда они подошли к ней так близко, что кобыла услышала цокот копыт и обернулась к троице, стало видно ее лицо и метку с улыбающимися цветами.

— Здравствуйте, доктор Эпплджек, Пинки Пай, — с теплой улыбкой поприветствовала их Чирили. На шее у нее висела карточка, обозначающая ее как «больничного педагога». Кивнув на энергичное приветствие Пинки Пай, она перевела взгляд на недоуменную единорожку. — А ты, должно быть, Твайлайт, я права?

Твайлайт кивнула.

— Пинки Пай мне о тебе многое говорила.

— О, — ровно произнесла Твайлайт, не зная, как ответить. С учетом привычки теневого мира ставить пони в положения, которые хотя бы условно коррелировали с их реальными жизнями, учительская должность Чирили не особо удивляла. И все же перспектива учебы в классе, где преподает Чирили, слишком уж неуютно близко подбиралась к отправке в магический детский сад.

— Приятно с вами познакомиться, — сдерживая дрожь, смущенно закончила единорожка.

— Значит, вы просто провожаете учеников в класс? — спросила Чирили, вновь повернувшись к Эпплджек и оставив пациенток послушно ждать рядом.

Твайлайт наклонилась к Пинки Пай настолько непринужденно, насколько смогла.

— Пожалуйста, скажи мне, что Чирили — это не наша учительница, — прошептала она чуть слышно, не сводя глаз с входящей в открытые двери стайки маленьких жеребят.

— Мисс Чирили? — спросила Пинки, а потом, удержав смех прижатым ко рту копытом, издала неловкий звук, похожий на «кхрт». Твайлайт сурово прищурилась, но Пинки по-прежнему с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться ей в лицо. — Н-нет, нет, она не наша учительница, — объяснила Пинки Пай. — Она учит детишек. О, и еще ведет художественные занятия. И иногда музыкальные.

Твайлайт с облегчением кивнула. Меньше всего ей было нужно застрять в классе с маленькими жеребятами, постоянно получая напоминания о старых кошмарах, утерянной жизни, а также о позорных признаках ее уменьшившегося возраста.

Пока Эпплджек и Чирили по-прежнему дружелюбно беседовали, Твайлайт оглядывала коридор. Из открытой неподалеку двери доносился смех и перекрывающие друг друга разговоры. Она увидела сквозь дверной проем уголок класса: внутри ровными рядами стояли столы, за которыми сидели и болтали жеребята. Между рядами ходило несколько медсестер, ловя непоседливых учеников и сажая их обратно на места, а также помогая им приготовиться к занятиям.

Твайлайт обернулась к группе пони постарше, которые заходили в другую дверь напротив. Как и рядом с классом Чирили, у двери висела доска с объявлениями, которая приятным образом выделялась цветом на знакомых зелено-белых стенах. Только, в отличие от доски у младшего класса, украшенной бумажными цветами и рисунками цветными карандашами, эта доска была оформлена фиолетовым полотном и завешана картами и прочей более познавательной информацией.

— Значит, наш класс там?

— Ага, — сказала Пинки Пай, не отрывая глаз от развешанных на ближайшей стене грубых детских рисунков. В итоге она глянула на Твайлайт со слегка печальным выражением лица. — Я с мисс Чирили провела всего один год, а потом мне пришлось перейти в старший класс. Мне нравится мисс Луламун, и география с историей и умножение, и все такое, но я, типа, скучаю по рисованию в классе.

— Мисс Луламун? — спросила Твайлайт. Это имя щекотало ей разум, засев где-то в глубине памяти. В очередной раз узнавание дразнилось, спрятавшись от нее где-то за пределами досягаемости. — Это наша учительница?

— Ага, — повторила Пинки Пай. — Она жуть какая умная. К тому же она единорог, как ты, так что ты можешь ей задавать свои вопросы о магии и, э, Бородовороте… Звездоватом?[1]

— Но я не хочу опять узнать, что ты с ней снова конфликтуешь, — добавила Эпплджек, застав только конец разговора после того, как Чирили с ней попрощалась и пошла в свой класс.

— Конфликтую? — спросила Твайлайт. — Зачем мне с ней конфликтовать?

— Ну… — начала Эпплджек, пытаясь подобрать нужные слова.

— Потому что ты иногда ее называла самодовольной самозванкой и жуликом и говорила, что умнее ее, и что она даже не знает, о чем говорит, — радостно объяснила Пинки Пай.

Твайлайт уставилась на нее, разинув рот.

— Я чего делала?

— А еще ты однажды сломала все свои карандаши и кинула их в нее, а потом перевернула парту и…

— Я думаю, хватит, Пинки, — неловко усмехнувшись, перебила Эпплджек. — Раз ты ее не помнишь, считай это возможностью начать знакомство с чистого листа, хорошо?

— Конечно, — защищаясь, сказала Твайлайт. Эти воспоминания, может быть, и были ей навязаны, но ее все равно слегка оскорбили такие намеки. — Обещаю, я буду себя вести лучше некуда.

— Я рада это слышать, клеверок, — ответила Эпплджек, ведя их к противоположной стороне коридора. Заглянув в дверной проем, она махнула кому-то невидимому из-за двери, после чего обернулась к ним. — Пинки Пай, ты иди займи свое место, хорошо? Нам надо поговорить наедине.

Пинки счастливо упрыгала в класс, а они остались молча стоять и ждать. Глянув на доску объявлений, Твайлайт обратила внимание на вырезанную из фиолетового картона надпись наверху доски «Звездные ученики мисс Луламун», окруженную звездами и полумесяцами. Сама мысль, что она не может найти ответа на вопрос, где же она слышала раньше это имя, доводила ее до белого каления. Взгляд остановился на звезде с волшебной палочкой, и все встало на свои места.

— Здравствуйте, доктор Эпплджек, — с актерским изяществом произнесла Трикси, выходя из класса и закрывая за собой дверь магией. Переведя взгляд за спину земной пони, Трикси увидела Твайлайт. — И добрый день, Твайлайт. Как ты себя чувствуешь?

— Х-хорошо, — с трудом выдавила она, не сводя шокированного взгляда со стоящей перед ней кобылы. Вместо плаща на ней был относительно скромный костюм, хотя большой драгоценный камень в ожерелье на шее определенно притягивал взгляд. Трикси — учительница? Как такая эгоистичная кобыла может быть учительницей?

— Вот по этому поводу я хотела с вами поговорить, мисс Луламун, — сказала Эпплджек, заставив Трикси увести настороженный взгляд с Твайлайт. — Я знаю, что вы уже получили уведомление по поводу Твайлайт, но я бы хотела поговорить с вами лично, чтобы разъяснить все остальные детали.

— Конечно, доктор. Но, пожалуйста, зовите меня Трикси. Нам ни к чему такие формальности, — сказала Трикси и излишне скромно улыбнулась. Она говорила и выглядела так, будто стоит на сцене и весь мир смотрит на нее из зала.

Твайлайт пораженно на нее уставилась.

И вот такое меня ждет впереди? Все знакомые мне пони полностью переделаны и изменены, а потом брошены мне прямо в лицо? — думала она, пока Эпплджек торопливо объясняла Трикси предполагаемое состояние здоровья своей подопечной. Она с подозрением смерила единорога взглядом. Принцесса Селестия сказала, что тень захватила всех пони за пределами Кантерлота, а значит, она захватила и Трикси в том числе. Получается, она тоже страдает, как и мои друзья? Но разве это похоже на страдания?

Мысль, что Трикси, должно быть, страдает, заставила Твайлайт задуматься, но прежде чем она успела рассмотреть эту идею немного детальнее, к ней обратилась ее новая учительница:

— Что ж, Твайлайт, мне жаль слышать, что у тебя проблемы с памятью, — Трикси говорила вполне искренне, хоть и несколько отстраненно. — Ты, возможно, самая умная ученица, которая у меня когда-либо была, но если тебе будет нужна дополнительная помощь не стесняйся спросить у меня или у кого-нибудь из ассистентов. Надеюсь, мы сможем стать добрыми друзьями.

— Друзьями? — переспросила Твайлайт. Она уставилась на Трикси в ответ, стоя как на вулкане. Осознав, что это было сказано всерьез, Твайлайт натянула широкую улыбку, чтобы скрыть недоверие. — О, конечно! Я была бы очень рада.

— Восхитительно! — воскликнула Трикси и указала на дверь театральным жестом. — Тогда почему бы тебе не попрощаться с доктором Эпплджек и не занять свое место? Мы скоро начнем занятия.

Твайлайт с тревогой на лице обернулась к Эпплджек, в страхе, что ей предстоит провести немало времени под официальной властью Трикси. Доктор лишь ободряюще улыбнулась в ответ и надавила ей на плечо.

— Давай. С тобой все будет хорошо и без меня, я обещаю. Мы встретимся на групповом сеансе чуть попозже, так что не волнуйся.

Твайлайт открыла рот, собираясь поправить Эпплджек, что та напрасно думает, будто она боится остаться одна, но одернула себя. Ей и правда было тревожно. С того самого момента, как с ней связалась принцесса Селестия, ее переполняли решимость и целеустремленность. Перед ней стояла цель, которую надо достичь, а на пути возвышалось препятствие, которое необходимо преодолеть. Уверенная решимость придала ей сил, но их хватило только на подавление страхов. Я жертва чего-то, с кем никто еще никогда не сталкивался. У меня забрали тело, а разум оказался заперт в каком-то темном и сломанном сне. Она встретилась взглядом с Эпплджек. Но мои друзья — это связь с реальным миром. Принцесса Селестия подтвердила мои подозрения. Они ключ к поражению этого темного зла.

Хоть она и старалась сохранять в мыслях оптимизм и уверенность, ей никак не получалось подавить ужас от одной только мысли, что она может упустить Эпплджек из виду. Она дрейфовала в никому неизвестном море и не хотела упускать из копыт даже самые тонкие и хлипкие спасательные канаты. Проглотив свои тревоги, Твайлайт кивнула Эпплджек.

— Ладно, увидимся позже.

Быстро обменявшись с ней и с учительницей прощальными словами, Эпплджек развернулась и пошла по коридору в обратную сторону, оставив единорогов наедине. Твайлайт задержала глаза на уходящей подруге, после чего перевела взгляд на лазурную кобылу. Трикси смотрела в ответ с нечитаемым выражением лица.

— Твайлайт, нам надо поговорить, — сказала она, застав Твайлайт врасплох строгим тоном. — Я не знаю, сколько ты помнишь из наших прошлых отношений, но я должна сказать, что они были не слишком-то здоровыми, как для тебя, так и для всего класса. Но я не собираюсь тебя винить. У нас есть проблемы, и они могут помешать учебному процессу. И вот сейчас, когда я гляжу в твои глаза, я вижу, что ты меня узнаешь.

Твайлайт не сказала ни слова, продолжая внимательно слушать.

Трикси вздохнула.

— Я не знаю, сколько ты обо мне помнишь, но я знаю, что гораздо больше, чем думает Эпплджек. И все же, хоть потеря воспоминаний — это всегда неприятная ситуация, мне кажется, что это наш шанс начать с чистого листа.

Трикси протянула копыто к плечу Твайлайт, как сделала недавно Эпплджек: она будто подражала их дружбе.

— Я бы хотела, чтобы в этом году между нами все было хорошо, Твайлайт. В общем, что бы ты ни помнила о наших прошлых… отношениях, я бы хотела, чтобы ты знала — на этот раз все может быть иначе.

Между ними на долгое время повисла тишина.

 — Ладно, — с искусственной бодростью согласилась Твайлайт и натянуто улыбнулась. — Пусть это будет начало с чистого листа, для нас обеих.

Трикси улыбнулась, и эта улыбка показалась для Твайлайт первым по-настоящему искренним выражением лица бывшей актрисы.

— Прекрасно! — воскликнула она, открывая за собой дверь вспышкой магиии. — В таком случае давай я тебя отведу на твое место, и мы приступим к занятиям.

Бросив завистливый взгляд на окружающую рог Трикси ауру, Твайлайт пошла перед своей новой учительницей, изо всех сил стараясь удержать нейтральное выражение на лице. Даже если Трикси тоже страдает, я не могу отвлекаться на всех, кого я помню, и на их личные трудности, — угрюмо сказала она себе. Войдя в класс, она заметила Пинки Пай за партой у дальней стены, рядом с еще одной — пустующей. Мне нужно сохранять внимание на моих подругах. Именно они ключ к победе над этой теневой штукой. Если я смогу им помочь, я смогу помочь всем остальным разом. Пройдя перед классом, она постаралась не смотреть на других пациентов и сопровождающих их медсестер. Сейчас имеют значение только мои подруги. Я должна узнать все что смогу, не привлекая к себе внимания и подозрений, и найти способ спасти их из этого кошмара. Все остальное — вторично.

Заняв свое место, Твайлайт тонко улыбнулась Пинки Пай. Она вновь почувствовала заполняющую сердце теплоту от готовности стремиться к своей цели. Она это переживет. Она переживет шок от встреч с измененными версиями своих знакомых. Она сможет сохранить силу, внимание и позитивный настрой. Даже мысль, что такая кобыла, как Трикси, может работать учителем, не выбьет ее из колеи. Твайлайт ухмыльнулась и принялась блуждать взглядом по классу, отмечая карты, плакаты и прочую школьную атрибутику. Она одолела эту кобылу дважды. Выудить у Трикси информацию будет несложно.

Когда Трикси заняла свое место перед классом, Твайлайт уже приступила к составлению списка вопросов, ответы на которые она бы хотела получить. История, политика, медицина; ей не терпелось раздобыть как можно больше информации у теперь дружелюбно настроенной кобылы. С учетом того, что этот класс соответствует уровню средней школы, Трикси должна знать хоть что-нибудь имеющее отношение к цели Твайлайт. Даже если программа слегка «притуплена» ради смешанного класса, она все равно сможет найти что-нибудь полезное.

— Добрый день, класс, — сказала Трикси с совершенно ненужным поклоном. Все ученики, кроме Твайлайт, громко ответили на приветствие. Подняв левитацией кусочек мела, учительница отвернулась к доске. — Сегодня мы приступаем к новой теме — деление столбиком.

Твайлайт застонала и врезалась лбом в стол.

---

[1] Перевод имен как-то не сложился у нас, но тут, мне кажется, деваться некуда. Думаю, понятно, что речь идет о Старсвирле Бородатом. Звездоворот Бородатый? Почему бы и нет.

Глава 14

— Пинки?

— Да, Твайлайт?

— У меня есть вопрос.

— О? И о чем?

— Трикси всегда показывает магические фокусы во время урока?

— Ага! Здорово ведь, правда?

Твайлайт глянула в сторону.

— Да, занятия гораздо лучше, если соединить математику и цирковое представление. Потому что и правда сложнее заснуть, когда она взрывает в классе магические фейерверки на волнующей лекции о вещах, которые я прошла уже много лет назад.

— Я знала, что тебе понравится мисс Луламун! — широко улыбнулась Пинки. Сарказм Твайлайт она даже не заметила. — Видишь? Школа — это здорово, правда?

Твайлайт односложно буркнула в ответ, изо всех сил стараясь не скривиться сердито еще сильнее. По крайней мере, это ненастоящие фейерверки, — подумала она, будто в этом было какое-то утешение. Для нее особой разницы не получалось — громкие взрывы волшебных искр были вполне настоящими, а потому мешали ей спокойно проспать это занятие до конца.

На мгновенье Твайлайт почувствовала укол вины за саму мысль заснуть на занятиях. Пока она была маленькой кобылкой, она не могла о таком даже помыслить. Сейчас же во всем надо было винить чистое презрение к учительнице, классу и преподаваемой теме. И хоть она изучила эту тему много лет назад, а преподавала ей кобыла, которую она совершенно не уважала, окончательно избавиться от стыда за такое желание она все равно не могла.

И все же вроде и нельзя сказать, что я не пыталась ничего сделать, — напомнила она себе. Поначалу она была настроена касательно учительницы настороженно, но оптимистично, и надеялась узнать что-нибудь, что поможет ей лучше понять окружающий ее сейчас мир. Тем не менее, Трикси оставила расспросы Твайлайт без ответа, каждый раз напоминая ей, что этот день посвящен математике и вопросы по социологии или естественным наукам должны подождать до другого занятия, где им будет место по расписанию. Парта была как ловушка — Твайлайт сидела на месте и чувствовала, как монотонность целого часа занятий разъедает ее терпение жгучим раздражением. Всякие попытки использовать это время с пользой оказались тщетными по вине Трикси, которая примитивными магическими трюками вывешивала в воздухе разноцветные цифры или взрывала снопом искр уравнения, чтобы отметить правильное решение. Ученики были от этого в восторге, но Твайлайт все эти взрывы и свистки раздражали и отвлекали. Твайлайт не могла даже думать нормально, когда в классе взрывался очередной салют в честь правильного ответа очередного пациента, чудом сумевшего найти частное от двух сумм.

И все же Твайлайт чувствовала немалое удовлетворение от того, что смогла так долго продержаться, не выдав раздражения. Единорожке только два раза сделали замечание за то, что она отвечала на вопросы для других учеников, и она чувствовала, что продемонстрировала в течение занятий серьезный самоконтроль. Ее, конечно, заставили слушать самовлюбленную бахвалку, преподающую математику уровня начальной школы классу, состоящему из пациентов психбольницы, но она все-таки смогла вести себя как нормальная пони. Никаких капризов и истерик, никаких перевернутых парт, и даже никто не заплакал. На фоне того, что обычно происходит в Бродхуфе, такое достижение стоит отметить.

К счастью, перемена после урока проходила под открытым небом, во дворе больницы. Теплые солнечные лучи и свежий воздух были как бальзам на растрепанные нервы Твайлайт: как опытный массажист, они вытянули все напряжение из ее тела. Она и не подозревала, как соскучилась по живой природе, пока не почувствовала под копытами свежую траву и не услышала пение птиц в кронах деревьев.

Мне это было необходимо, — подумала она, блуждая взглядом по двору. Двор этот был простым прямоугольником, отделенным от внешнего мира с двух сторон оградой, а с двух других — самой больницей. То тут, то там росли деревья, меж которых виднелись занятые разными делами пациенты. Это место было спокойным, умиротворенным и расслабляющим, если не обращать внимания на громоздкое и жуткое здание больницы, а также увенчанную колючей проволокой ограду.

Твайлайт перевела взгляд на Бродхуф. Она видела его снаружи впервые и тут же обратила внимание на то, что его стены несли на себе неожиданное количество стильного и вычурного декора. Центральная часть больницы, увенчанная шпилями и декоративными зубцами вдоль карниза крыши, явно мечтала быть крепостью. Стиль служил поздней романтической интерпретацией средневекового эквестрийского замка, но был при этом лишен изящных тонких линий и благородных арок Кантерлотской архитектуры. Тянущиеся вдоль стен заросли ползучих растений и истертая временем и непогодой каменная кладка придавали постройке налет древности и постоянства, которые будили в кроющемся в душе Твайлайт историке живой интерес.

Трудно себе представить больший контраст, чем разница этой части здания с остальным Бродхуфом. Пристройки выходили из центрального здания, как пальцы скелета[1]: одни прямые линии и острые углы. Простую кирпичную кладку покрывал толстый слой белой краски, а потеки грязи под окнами и вдоль карнизов красноречиво говорили, что этих стен уже давно не касалась кисть.

Здание выглядело строгим и мрачным и не напоминало собой ничего из виденного Твайлайт прежде, насколько она могла вспомнить. Понивилльские коттеджи буквально распирало от индивидуальности — во всем городе не было двух похожих домов. Даже в больших городах, таких как Мейнхеттен или Кантерлот, в архитектуре всегда была некая мера художественного вкуса. Какой бы красотой Бродхуф ни обладал когда-то в прошлом, все это было давным-давно утеряно и заменено на унылую утилитарную архитектуру и дешевую краску.

Даже здания здесь выглядят неправильно. Твайлайт вздохнула, отвернувшись от больницы, и перевела взгляд на Пинки Пай. Подруга шла бок о бок с ней и напевала под нос какую-то мелодию, блуждая взглядом где-то в облаках. Она, наверное, ищет те, что напоминают животных. Твайлайт улыбнулась, вспомнив, как они после пикников искали образы в облаках. Взгляд сам собой скользнул вниз, безжалостно притянутый шрамами на бедре Пинки. Улыбка мгновенно пропала.

Не имеет значения, насколько веселой она выглядит сейчас. Она страдает. Тебя ждет работа, Твайлайт. Принцесса рассчитывает на тебя.

Слегка распрямившись, Твайлайт неловко прокашлялась, привлекая внимание Пинки Пай к себе:

— Это, Пинки, я, э, подумала, может, ты мне расскажешь немного о себе? Ну, знаешь, раз я ничего почти не помню как надо?

— О! Я почти забыла об этом. Это типа несложно: ты, в принципе, ведешь себя почти так же, и вообще, — сказала Пинки Пай. — Ну, так чего ты хочешь, чтобы я тебе рассказала?

— Я помню кое-что. Ну или, по крайней мере, мне кажется, что я помню, — Твайлайт помедлила. — Ты… выросла на каменной ферме, так?

Она сделала резкий глубокий вдох, как только это произнесла, приготовившись к любым катастрофическим последствиям, к которым могут привести расспросы подруги о прошлом. О Селестия, только не плачь! Только не плачь!

— Да, я выросла… — Пинки Пай моргнула. — Погоди, ты сказала каменной ферме?

Твайлайт нерешительно кивнула.

— Да?

Без всякого предупреждения Пинки Пай вдруг взорвалась смехом: ее хохот ударил по Твайлайт, почти как настоящая физическая сила.

— Каменная ферма? Ха! Каменная ферма! И что там сажают? Гальку? — Пинки рухнула набок и обхватила грудь передними ногами, сотрясаясь от веселого смеха.

Твайлайт тупо глядела на нее сверху вниз.

— Э…

— О, может, семена — это гравий! — выла Пинки, катаясь по земле с боку на бок.

— Это не так уж смешно, — нахмурившись, ответила Твайлайт, слегка порозовев щеками.

Пинки вскочила на копыта и обвела передней ногой территорию больницы.

— Вот, погляди, у нас в этом году будет большой урожай булыжников, — сказала Пинки, жуя листочек травы и изображая низкий голос жеребца. — Надеюсь, не будет ранних заморозков, а то пострадает гранит! — закончила она, вновь заливисто засмеявшись.

Постепенно хихиканье Пинки Пай сошло на нет, и Твайлайт закатила глаза:

— Ладно, «хаха», каменное фермерство — это глупость. Я же говорила тебе, что я наверняка не помню всего в точности, как ты.

Пинки отшатнулась; ее веселье сломалась, как кусок песчаника под сильным копытом.

— О нет, Твайлайт, прости, пожалуйста! — затараторила она. — Я не хотела над тобой смеяться! В смысле, я смеялась не над тобой, вовсе нет! Просто «каменная ферма» звучит очень смешно, и я, э…

От взгляда полных искреннего беспокойства голубых глаз подруги по спине Твайлайт пробежала волна виноватой дрожи.

— О, не волнуйся об этом, — заявила она, с трудом натянув ободряющую улыбку. — Это и правда довольно глупо звучит.

Пинки склонилась, неуютно близко приблизившись нос к носу к Твайлайт с такой ужасной серьезностью на лице, что единорожка вспотела.

— Ты в этом уверена? Ты не расстроилась?

— А-ага, абсолютно, — ответила она, чуть-чуть отклонившись назад и растянув улыбку пошире. — Видишь? Я совсем не расстроилась.

— Фух! — Пинки в показном облегчении вытерла лоб и опустила плечи. — Я уже всерьез забеспокоилась! Не хотелось бы, чтоб моя самая лучшая подруга подумала, будто я над ней смеюсь, например.

— О, вовсе нет! Я тебя знаю — ты никогда так не поступишь с друзьями, — сказала Твайлайт, не сводя с лица приклеенную улыбку на случай, если еще какая-нибудь ее фраза зашвырнет Пинки в очередной приступ депрессивного самобичевания. — Виновата только я и мои, ну, знаешь, «поломанные» воспоминания, которые такие детали, ну… размывают.

Пинки Пай кивнула.

— Это логично. Доктор ЭйДжей говорила ведь, что у тебя есть какие-то проблемы с побочными эффектами, от которых воспоминания наперекосяк. Хочешь об этом поговорить? Я обещаю, я не буду смеяться, — она нахмурилась, постукивая по подбородку копытом. — Ну, если ты не пошутишь, конечно. Вот тогда я рассмеюсь от души — вот так!

— Хорошо, я поняла! — торопливо сказала Твайлайт, чтобы прервать наглядную демонстрацию еще до ее начала, пока Пинки делала глубокий вдох. — Тебе необязательно показывать, как ты умеешь смеяться. Я это помню очень даже хорошо. Я только хочу узнать о тебе побольше и удостовериться, что в моей голове все соотносится с… этим, — она обвела копытом территорию больницы, после чего снова пошла неторопливым шагом по полю, тщательно обдумывая сказанное.

Несколько минут они шли спокойно, шагая вдоль стальной ограды. Пройдя под кроной очередного одинокого дерева, Твайлайт остановилась и обернулась к Пинки.

— Прости, если я тебе кажусь грубой, Пинки. Я просто… в последнее время происходит слишком много странных вещей, которых я не понимаю, — произнося эти слова, Твайлайт изо всех сил старалась изобразить печаль. Это было несложно — растерянность и одиночество были вполне реальны. И все же она не видела никакого смысла в том, чтобы сдерживаться. Ее подруги — хорошие пони, и заработав их сочувствие, ей будет гораздо проще добиться помощи. И чем скорее они согласятся мне помочь, тем скорее я смогу помочь им. Мелодраматично вздохнув, Твайлайт глянула в сторону:

— Даже мои воспоминания не совпадают с реальностью. Я четко помню, как ты говорила мне, что выросла на каменной ферме. Я легко могу себе представить, как ты говоришь о своей семье, родителях и сестрах. Но как мне быть тебе хорошей подругой, если я даже не знаю твоего настоящего прошлого?

Надо отдать Пинки должное — она даже не моргнула, когда Твайлайт упомянула каменную ферму второй раз. Вместо очередного приступа смеха, она улеглась на прохладную траву и жестом предложила Твайлайт к ней присоединиться. Она ничего не сказала, пока они устраивались, и просто смотрела на Твайлайт, ожидая, когда та продолжит.

— Предположим, — сказала Твайлайт, глядя себе на копыта, — представим, что тебе нужно сделать что-то очень важное, но ты не можешь, потому что все твои знания внезапно оказались неправильными. И как бы ты ни пыталась раздобыть необходимую информацию, ты только и делаешь, что причиняешь боль тем пони, которым хочешь помочь. И, что хуже всего, ты не можешь даже предположить, причинит ли этот вопрос им боль или же окажется изначально верным! А потом…

— Тебе интересно, откуда мои шрамы, да? — вопрос прозвучал болезненно тихо, но мягкий тон ее голоса заставил Твайлайт запнуться на полуслове. Пинки отшатнулась, когда единорожка подняла голову и уставилась на нее, но не отвела взгляда. — Ты ведь именно об этом говоришь, так? Ты хочешь узнать, откуда они у меня.

Твайлайт облизала губы, не в силах оторвать глаза.

— Ну… я хотела…

— Это не страшно, что ты хочешь у меня спросить. Ты хотела со вчерашнего дня, — тихо сказала Пинки, блуждая взглядом печальных глаз по удивленному лицу Твайлайт. — Я знаю, я не самая умная пони, но я и не дурочка. Тебе рядом со мной неловко. Ты на меня смотришь и каждый раз явно пытаешься не глядеть на бедро. Ты хочешь узнать про шрамы, но беспокоишься, что меня обидишь.

— Я не… — начала Твайлайт, ерзая с боку на бок.

— Нет, ты хочешь, — мягко перебила Пинки. — Мой особый талант — знать, когда расстроены мои самые лучшие друзья, и понять, что все из-за проблем с памятью, о которых мне сказала доктор ЭйДжей, совсем не сложно. Воспоминания у тебя есть, они там, в голове, но они просто другие. Ты знала, кто я, но думала, что мои волосы должны быть пышными, и не знала о… шрамах. Ты помнишь меня, но не меня, которая я. Типа, ты помнишь, что я выросла на ферме, но думаешь, будто это каменная ферма. Ты пытаешься это как-то совместить и не знаешь, что происходит, и хочешь просто понять мир, и из-за этого ты становишься абсолютно… эм… абсолютно дестабилизированной.

— Дестабилизированной?

Пинки Пай кивнула.

— Ты мне подарила на последний день рождения словарь, и я уже почти дочитала все слова на «Д».

Еще до того, как Твайлайт успела спохватиться, она уже рухнула на бок, смеясь так, что ей стало трудно дышать. Единорожка понимала, что это не так уж смешно, но она смеялась не над какой-нибудь шуткой. Она смеялась от облегчения. К тому времени, когда Твайлайт смогла наконец успокоиться, она почувствовала, как целая гора упала у нее со спины: вся тяжелая, давящая атмосфера меж двух подруг мгновенно развеялась без остатка.

И все же Твайлайт не смогла сдержаться и посмотрела на Пинки с виноватым видом. Но не успела единорожка открыть рот, чтобы извиниться за столь неуважительное отношение к столь серьезной и мрачной теме, как Пинки Пай просто ей улыбнулась:

— Твайлайт, ты моя самая лучшая подружка, и я не хочу, чтоб ты была такая серьезная и печальная каждый раз, когда мы вместе. Так что просто спрашивай все, что хочешь, не откладывай в долгий ящик — так мы скорее вернемся к смеху и радости. Потому что смех и радость куда лучше, чем такая тоска и, эм… — Пинки подняла взгляд наверх, сосредоточенно наморщив лоб.

— Скорбь? — подсказала Твайлайт.

— Эй, нечестно! — надулась Пинки. — Я не дошла еще до «С»!

И через мгновенье подруги уже громко хохотали, даже распугав своим шумным весельем последних птиц с веток над головой.

Твайлайт надолго замолчала, восстанавливая дыхание, и уставилась в небеса, провожая взглядом улетающих вдаль птиц. Она понимала, что откладывает неизбежное, но целенаправленно держалась, пока могла, за это ускользающее чувство покоя. Спустя несколько долгих минут она повернула голову к Пинки, которая лежала на животе и смотрела на свою подругу с напряженным ожиданием. Вопрос упирался, цеплялся за язык и не желал с него срываться. Твайлайт чувствовала, что не готова. Пинки тоже не выглядела готовой.

— Ты уверена, что хочешь рассказать мне о… э, ну, знаешь…

Пинки Пай закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Она кивнула.

— Значит… как ты получила эти шрамы?

Пинки невольно дернулась, и это движение показалось острым осколком льда, впившимся Твайлайт в грудь, но единорожка заставила себя хранить молчание.

— С-со мной произошел… несчастный случай на ферме. Еще до того, как я получила Метку, — сказала Пинки. Она схватила свой хвост и, медленно поглаживая, подняла его перед собой, как кутающийся в одеяло маленький жеребенок. — Мы были обычными фермерами, и у нас обычно не было времени на развлечения или чего-нибудь вроде в-вечеринок. Там всегда было скучно и уныло: просто бескрайние поля пшеницы. Но однажды я увидела эту… эту…

— Большую радугу? — тихо сказала Твайлайт.

— Да! — ответила Пинки, улыбаясь дрожащими губами. — Она была чудесной! Я и раньше видала радуги, конечно, но эта… о, вот эта была особенной! Я была так счастлива, что хотела улыбаться без конца и хотела, чтобы все остальные, кого я знаю, чтобы они тоже все улыбались. И я подумала, что раз радуги бывают не так часто, как хотелось бы, надо бы принести в жизнь моей семьи немного цвета и радости. Т-так что я не легла однажды спать и потратила целую ночь на украшение амбара всем, что только смогла найти. Но чтобы все было по-настоящему особенным, я решила, что семье нужны угощения, так что я… — она плотно прижала уши к голове и замолчала ненадолго. — Я… я хотела испечь для них торт, как м-мамочка мне обычно делала на дни рождения. Но…

Пинки Пай крепко зажмурила глаза, и Твайлайт почувствовала, как осколок льда еще глубже впился ей в грудь. Подруга сделала несколько тяжелых, шумных вдохов через дрожащие губы и даже почти не обратила внимания, что Твайлайт протянула к ней копыта и сжала ей путо.[2]

— Н-но… — в уголках ее глаз блестели слезы, но она все равно пыталась продолжать свою историю. — Мне не разрешали пользоваться духовкой. Я просто… я просто хотела, ч-чтобы они были счастливы, и… — Пинки, делая вдох, захлебнулась стекающими по подбородку слезами. — Но там был оггг… оггг… оггонь! — Пинки разрыдалась в голос и, со стонами свернувшись в плотный клубок, зарылась головой в копыта.

Твайлайт даже не успела заметить, как метнулась вперед и, обхватив подругу передними ногами, заключила ее в крепкие объятья. Пинки тоже сжала ее в ответ, прижавшись к Твайлайт, будто в мире кроме нее ничего больше не осталось.

— Там был о-огонь, и я н-не хотела, я пыталась потушить, н-но он не тух и потом загорелись занавески и стены, и я не могла его никак сбить, и дверь не открывалась, и… и… и я п-плохая пони!

Оказавшись по другую сторону баррикады из слез, Твайлайт с прискорбием обнаружила, что не знает, что ей делать. Она терла подруге спину и нежно шептала успокоительные слова, от бессилия которых чувствовала себя совершенно беспомощной. В отчаянии ища хоть какой-то выход, она принялась судорожно перебирать в памяти книги о дружбе, которые успела в свое время прочитать. Нет… нет… нет! Неужели я ничего не читала о том, как утешать друга при срыве? Погоди, что мне говорила Эпплджек там, в туалете? Вспоминай! Пинки нужна твоя помощь!

Твайлайт заметила это далеко не сразу, но пока она соображала, что ей предпринять, рыдания Пинки Пай стали тише: подруга просто лежала, бессильно привалившись к ней. Пинки всхлипывала время от времени, а Твайлайт продолжала осторожно гладить ее по спине.

— Я не х-чу быть пл-хой пони… — прошептала Пинки Пай, пряча лицо за прямыми локонами гривы.

— Ш-ш-ш-ш… все хорошо, — проворковала Твайлайт, старательно имитируя собственную мать, когда та успокаивала расстроенную чем-нибудь маленькую единорожку. Она качала на ногах голову Пинки Пай, вспоминая слова, которые ей за вчерашним ужином сказала Эпплджек. — Ты не плохая пони. Все хорошо. Ты не плохая пони, — Пинки Пай крепче прижала нос к промокшему плечу Твайлайт и заскулила. — Ш-ш-ш. Все хорошо.

Обнимая подругу, потерявшая счет времени Твайлайт мягко водила копытами вверх-вниз по бокам Пинки, а та беззвучно рыдала в ее шерсть. Тишина оглушала. Она повторяла все те же пустые ободряющие слова, ломая голову над тем, как бы ей сказать что-нибудь более значимое. Я должна попросить ее продолжать? Или я должна замолчать и сидеть тихо? Может, мне надо позвать медсестру? — спрашивала она себя, слегка поерзав на месте, чтобы сменить немного позу. О Селестия, почему я не читала ничего про помощь пони с эмоциональным срывом? В самом деле, я же читала книги даже о том, как организовать пижамную вечеринку!

Шевельнувшись еще раз, Твайлайт нахмурилась, чувствуя, как что-то упирается ей в бок. Она протянула туда переднюю ногу, чтобы поправить, как ей казалось, слишком крепко сжавшее ее копыто Пинки, но наткнулась на мягкий тряпичный предмет, торчащий из кармана робы. Твайлайт вдруг озарило, и она тут же вытащила на свободу тряпичный сверток.

— Пинки? — нежно спросила она, пряча предмет за спиной.

Ответом подруги был просто сдавленный неразборчивый звук.

— У меня для тебя есть кое-что.

Пинки шмыгнула носом.

— Ч-что?

— Это, э, твой новый друг.

Пинки Пай медленно подняла голову.

— Друг? — спросила она, растирая распухшие веки. — В смысле?

— Это моя добрая подружка Смарти Пантс, — широко улыбнулась Твайлайт, продемонстрировав старую куклу. Улыбка слегка ослабела, когда единорожка заметила, что Пинки просто неотрывно смотрит на игрушку.

— Вот, может, тогда ее подержишь? — добавила она, положив куклу на копыта Пинки.

Пинки несколько раз перевела взгляд мокрых покрасневших глаз с Твайлайт на Смарти Пантс и обратно. Твайлайт мысленно себя пнула, испугавшись, что опять каким-то образом все испортила.

— Смарти Пантс! — воскликнула Пинки Пай, крепко обняв куклу. Издав неясный звук, где-то между хихиканьем и фырканьем, Пинки потерлась о старую игрушку носом, развеяв широкой улыбкой сомнения Твайлайт.

— О, значит, ты ее знаешь?

— Конечно знаю! — прощебетала Пинки Пай. Тем не менее, ее внезапное веселье портили по-прежнему продолжающиеся всхлипы. — Мы с тобой, Гамми и Смарти Пантс постоянно устраивали чаепития. Конечно, нам не разрешали настоящий чай, но все равно было очень весело.

Пинки внезапно прищурилась.

— Твайлайт! Как ты можешь просто взять и отдать Смарти Пантс? Это очень грубо! Она же типа твоя самая старая подруга. Поверить не могу, что ты просто ее кому-то отдаешь. К тому же с кем же тебе тогда проводить групповые занятия в палате, если ее нет? А?

Твайлайт неожиданно для себя покраснела.

— Я не знала, что ты, э, знала про Смарти Пантс.

— Это не оправдание! Ты должна немедленно извиниться! — заявила Пинки, протянув Твайлайт Смарти Пантс.

Единорожка глянула на куклу.

— Извини… пожалуйста?

Как судья, согласный со справедливым вердиктом, Пинки строго кивнула головой.

— Так-то лучше, — добавила она и снова прижала к себе Смарти Пантс. Вытерев насухо нос, она взглянула на Твайлайт уже гораздо спокойнее. — Но зачем ты хотела отдать мне Смарти Пантс, даже если бы я ее не знала? — она вдруг погрустнела. — Ты разве ее больше не любишь?

— Конечно же, люблю! — громко возразила Твайлайт, не желая, чтобы Пинки соскользнула обратно в депрессию и слезы. — Я обещаю. Я просто немного выросла из кукол и…

— Но она же твой друг! — перебила Пинки Пай, вновь грозясь залиться слезами. — Разве можно просто отказаться от друзей, если станешь для них слишком взрослой?

Ее слова глубоко ранили сердце Твайлайт, но их холод открыл ей глаза.

— Пинки, ничто на свете не убедит меня от тебя отказаться, — заявила она, добавив в эти слова столько тепла и уверенности, сколько смогла. — Я хочу отдать тебе Смарти Пантс только потому, что ты — моя самая лучшая подруга, и мне ужасно больно видеть, как ты опять плачешь. Особенно когда… — Твайлайт опустила глаза, —…когда изначально виновата в этом была я.

Твайлайт чуть ли не подпрыгнула, когда Пинки Пай вдруг обхватила передними ногами плечи единорожки и прижала ее к себе.

— Не расстраивайся, — сказала Пинки. Отстранившись, она мимолетно улыбнулась неловкой улыбкой. — Я сама тебе разрешила спросить… об этом. Мне, конечно, грустно, но это вовсе не значит, что я не хочу тебе рассказать. Мой талант — нести пони счастье, а ты несчастна, потому что у тебя из памяти пропало много всяких штук. Я хочу тебе помочь, но я ничего не могу сделать, только говорить правду. Она, конечно, бывает неприятная, но я не хочу хранить секретов от своей самой лучшей подруги. В конце концов, не каждую проблему можно решить вечеринкой, — Пинки Пай вновь мягко улыбнулась. — Но, впрочем, вечеринка никогда никому не мешала.

Пинки вытерла щеки передними ногами, выглядя теперь чуть увереннее.

— К тому же доктор Рой мне сказал, что говорить о том, от чего я плачу по ночам, мне на самом деле помогает, потому что дает справиться с печалью. У меня, конечно, еще бывают грустные моменты, но мне теперь чаще бывает хорошо.

Твайлайт похлопала Пинки Пай по плечам.

— Ну, так это же здорово!

Пинки помедлила, но в итоге медленно покивала в согласии.

— Это ведь хорошие новости, так?

— Да, пожалуй…

— Пинки, ты же не хочешь, в самом деле, оставаться в больнице?

Пинки помотала головой.

— Нет, я просто…. Мне страшно, что может случиться, когда я вернусь домой. Пока я не попала сюда, я никому не могла принести радости, потому что мне самой не было радостно. А теперь у меня есть замечательные друзья и кругом добрые ко мне пони, и мне не надо волноваться, что я кому-нибудь случайно наврежу, — она потерлась носом о затылок Смарти Пантс, глядя на Твайлайт. — К тому же я боюсь, что может случиться, когда я снова увижу ферму. Семья говорит, что они меня ни в чем не винят, но я знаю, что это была только моя вина. Я не знаю, как мне теперь смотреть им в глаза.

Твайлайт помедлила.

— Твоя… семья? Я думала, твоя семья…

Пинки склонила голову набок и уставилась на Твайлайт.

— Разве твоя семья не… эм… — Твайлайт замолчала, соображая, как сформулировать вопрос как можно мягче.

Ничего не предполагай. Мысль возникла в голове совершенно неожиданно, и Твайлайт дала себе воображаемую пощечину. С тех пор как ее поглотила тень, она только и делала, что строила предположения о своих друзьях и об окружающем мире. Ни один ученый никогда ничего не предполагает просто так, когда сталкивается с неизвестным. Собравшись с мыслями, она положила копыто на плечо Пинки.

— Я знаю, это, наверное, болезненная тема, но что случилось с твоей семьей?

— Что случилось с моей семьей? — спросила Пинки, смотря теперь на нее с недоумением вместо меланхолии.

— Что случилось во время… пожара?

— О, — прошептала Пинки Пай. — Когда начался пожар, они… они были наверху, спали. Я кричала им, но к тому времени уже было слишком много дыма, и весь первый этаж уже горел.

Пинки говорила тихо и часто прерывалась, но, к облегчению Твайлайт, слез больше не было.

— Огонь так страшно ревел, что я даже ничего не слышала. Я побежала наружу, к колодцу, за водой, чтобы хоть что-нибудь сделать… Казалось, будто я одно ведро набирала целую вечность, и когда я вернулась, весь дом уже был в огне. Папа всегда мне говорил, что делать, если начнется пожар, но я его не послушалась и побежала внутрь с ведром. Я должна была сделать хоть что-то! Я не могла просто сидеть и смотреть, как горит дом. Особенно, к-когда я сама была виновата в пожаре...

Пинки зажмурила глаза и съежилась, прикрыв хвостом ожоги.

— И вот тогда обрушилась крыша.

Твайлайт уставилась на нее, бессильно открывая и закрывая рот.

— Я мало что помню, — продолжала Пинки. — Доктора мне потом сказали, что я потеряла сознание от отравления дымом. Папа сказал мне, что нашел меня без сознания и придавленную куском горящей крыши.

— Значит, твой папа… он выбрался из дома?

— О да! Папочка был там настоящим героем, — восторженно выдохнула Пинки. — Дым его разбудил сразу же, так что он схватил мамочку, побежал в мою с сестрами комнату и вывел их всех на крышу через окно. Он повредил лодыжку, когда спрыгнул вниз, но все равно помог им всем прийти в себя. А потом он сказал им бежать в город за помощью, а сам пошел искать меня.

— Откуда он знал, что ты там? — спросила Твайлайт. Несмотря на понимание, что эта история — всего лишь вживленная искусственная память, она все равно внимательно ловила каждое слово Пинки.

— Он сказал, что услышал снизу чьи-то крики, а когда увидел, что меня не было в кровати, решил, что это я, — сказала Пинки, становясь все возбужденнее по мере развития истории, размахивая копытами и стирая печаль со своего лица. — Так что он обошел дом кругом, выломал кухонную дверь с петель и безо всякой защиты вбежал внутрь. Ну, он говорит, что ему пришлось внутрь вползти, потому что дыма было ужасно много, но он, короче, меня нашел и сумел вытащить наружу. Он был солдатом на войне, так что он знал кое-что про первую помощь. Доктора сказали, что, если бы он не знал, как делать искусственное дыхание, я бы умерла, — глаза Пинки сверкали от слез, а сама она отстраненно улыбалась, глядя куда-то за горизонт.

— Мой папочка — самый лучший на свете, — тихо добавила она.

После рассказа опустилась тишина, во время которой Пинки перебирала свои воспоминания, и Твайлайт не хотела ее прерывать. В конце концов Пинки обернулась к единорожке, будто вспомнив наконец, что та сидит рядом. Улыбка пропала с ее лица.

— Вот, так все и случилось. Я была плохой пони, я не слушалась правил и отвлеклась и почти… почти п-погубила свою семью.

Резкий переход от возбуждения к самоуничижению оцарапал сердце Твайлайт, как наждачная бумага.

— Ты была просто маленькой кобылкой, — возразила она, вновь обняв подругу. — Ты хотела привнести в жизнь семьи немного радости, но что-то пошло не так. Всякое случается.

— Разве ты не поняла? Я почти погубила свою семью, — резко огрызнулась Пинки, издав то ли рык, то ли всхлип, и сердито уставилась на Твайлайт. — Я должна была облегчить им жизнь, а вместо этого мы потеряли все! Все! И это была целиком моя вина! — через считаное мгновенье огонь в ее глазах пропал, и она вяло опала в объятьях Твайлайт.

— Это была целиком моя вина, — тихо повторила она. — Я рыдала целыми днями и не могла взглянуть на семью и не расстроиться. Я знала, что, когда плакала, я делала им только хуже, но не могла остановиться. Мне хотелось просто умереть.

Это заявление поразило Твайлайт, лишив ее дара речи, а тем временем Пинки продолжала изливать душу:

— Что, если… что, если такое случится снова? Что, если я захочу кому-нибудь помочь, принести кому-нибудь радость, но даже не замечу, что делаю что-то плохое, и только ужасно, ужасно наврежу? Я не могу жить без присмотра.

— Такому не бывать, Пинки. Я знаю, что ты хорошая пони, — сказала Твайлайт, добавив в голос немного силы и твердости своих нерушимых убеждений. Ведь сама она в точности знала, что происходит: именно об этом и предупредила ее принцесса Селестия. Друзья отделились от истинных себя. Я не собираюсь оставлять Пинки наедине с мыслями, будто она притягивающая катастрофы неудачница, которая не может о себе позаботиться, — пообещала она самой себе, разглаживая гриву Пинки Пай. Если мне удастся вернуть их к тому состоянию, в котором они и должны быть, если я смогу залечить те раны, что нанесла их разуму тень, тогда они смогут избавиться от своих наваждений. Они зависят от меня. Спасти их могу только я. И как только я спасу своих друзей, я подберусь на шаг ближе к победе над этой тенью и спасению всей Эквестрии!

Почувствовав, что эти оптимистичные размышления значительно улучшили ее настрой, Твайлайт потерлась носом о Пинки.

— Я в тебя верю, Пинки Пай.

Пинки покраснела.

— Н-но что, если я ошибусь? Здесь, по крайней мере, есть доктора, и медсестры, и санитары, и буфетчицы, и уборщики, которые проследят, чтобы я никому не причинила вреда.

— Ну, в самом деле, ты же должна будешь в итоге отсюда уйти, так? — Твайлайт слегка отстранилась и заглянула Пинки прямо в глаза. — По крайней мере, на свободе ты сможешь без помех организовывать настоящие вечеринки и приносить многим пони радость. Разве ты этого не хочешь?

— Ну… да, вроде как приятная мысль, — признала она.

— И ты себя чувствуешь уже не так печально и депрессивно, как раньше, правда?

— Да, то есть, я по-прежнему из-за этого грущу, но у меня теперь целая куча друзей! Они меня часто веселят и отвлекают от печальных мыслей. А раз мне хорошо, то я и другим могу сделать хорошо. Но стоит мне подумать о возвращении на ферму, я просто… я не могу ни о чем думать, кроме того, как я там наломала дров. Семья говорит, что меня не винит, но стоит мне взглянуть в их глаза, мне кажется, они… мне кажется, они просто считают меня за маленькую больную кобылку, которая сожгла их дом.

Пинки вздохнула.

— Ну, разве тебе обязательно возвращаться на ферму? — спросила Твайлайт. — Почему бы тебе не переехать в город? Могу поспорить, ты с легкостью сможешь начать новую самостоятельную жизнь. Я уверена, что ты хорошо приживешься в Понивилле, — она широко улыбнулась. — Тебе там стоит поискать местечко под названием «Сахарный Уголок». Могу поспорить — ты станешь отличным пекарем.

Пинки с ужасом поглядела на Твайлайт.

— О нет, я не могу! Только плохие пони готовят без присмотра! Я могу отвлечься, и что-то пойдет не так, и я не замечу и не остановлю, пока не поздно, и…

— Я имела в виду не это, — перебила Твайлайт, пока Пинки опять не накрутила себя до очередного приступа истерики. — Я имела в виду, что тебе стоит пойти туда и спросить у владельцев, нужна ли им помощь в обмен на обучение ответственному подходу к пекарскому делу. Ты же любишь выпечку, правда?

— Ну да, но…

— И другие пони тоже любят, так?

— Ага…

Твайлайт улыбнулась.

— Ну тогда как только поймешь, как все делать ответственно, ты принесешь радость многим пони. Ты же ведь этого хочешь?

Пинки поковыряла копытом землю, прижимая к себе другой ногой Смарти Пантс.

— Ага… н-но мне кажется, мне не стоит ничего печь.

— Ты не сможешь вечно прятаться в больнице. В мире слишком много пони, которые рассчитывают на тебя. Они в тебе нуждаются. Если ты останешься здесь, то в их жизни не будет солнечного света, а только тени и печаль. Они нуждаются в пони, которая будет нести им счастье, — Твайлайт улыбнулась. — И на всем белом свете только ты можешь подарить им всем смех и радость.

Пинки улыбнулась в ответ, и эта улыбка становилась все шире по мере того, как она осознавала слова Твайлайт. Увидев понимание в глазах подруги, единорожка почувствовала, как в груди разливается радость и облегчение от заслуженной победы.

— Ага, и правда звучит круто, — сказала Пинки. — Я была бы очень рада куче друзей. И рада подарить им всем счастье. Из-за здешних правил я не могу устраивать вечеринки даже под присмотром, — она поглядела на Твайлайт с надеждой. — Меня там правда научат? Я уже прочитала те кулинарные книги, которые ты мне одолжила, но я не умею на самом деле печь. Но я очень старательная и супер-сильно сосредоточусь на изучении всего, что нужно! Так что, может, я смогу их уболтать, чтобы они мне дали попробовать.

— Я знаю, они согласятся, — кивнула Твайлайт, укрепляя оптимизм Пинки Пай. — Тебе, главное, надо перестать страдать над прошлым и начать думать в положительном ключе. Если сможешь, то я готова поспорить — тебе будет по плечу все, чего только пожелаешь.

— Ага! — выкрикнула Пинки, вскочив на ноги. — Я могу стать отличным пекарем! Мало того, я могу стать отличной вечериночной пони! Я могу печь торты, и кексики, и пироги, а еще я могу планировать всякие веселые штуки, и дарить подарки, и помнить дни рождения! Я смогу устраивать вечеринки каждый день!

Твайлайт рассмеялась, наблюдая за Пинки, которая закружилась перед ней со счастливым видом. Держа в копытах Смарти Пантс, она перечисляла Твайлайт и кукле разнообразные вещи, которые непременно помогут ей организовать самые лучшие вечеринки. Ну, оказалось не так уж и сложно, — подумала единорожка, слушая скачущую вокруг нее Пинки, которая в тот момент описывала правильный метод нарезки серпантина. Твайлайт немного тревожило, что знания по организации вечеринок у Пинки опирались только на книги и журналы, но она не могла отрицать: ей было приятно видеть энтузиазм подруги. Пока Пинки была отвлечена, Твайлайт обратилась к своему списку дел и развернула в уме воображаемый свиток. Итак, ладно, теперь я знаю, от чего страдает Пинки и как это исправить. Тень разбила ее внутреннюю гармонию, убедив, будто в прошлом вечеринка, на которой она получила свою Метку…

Она мысленно запнулась и обернулась к Пинки Пай, которая в этот момент крутилась на месте, держа в копытах Смарти Пантс.

— Э, Пинки?

Пинки прекратила крутиться и одним ловким движением уселась на землю без намека на головокружение на лице.

— Да?

— Как ты получила свою Метку? — спросила она настолько непринужденно, насколько было возможно.

Пинки покраснела.

— О. Ну, тут нет ничего такого впечатляющего. То есть, ты же получила свою, когда была в одной комнате с Принцессой Селестией.

— И все же я бы хотела послушать, — надавила Твайлайт.

— Ладно, но это правда ничего особенного, — сказала она, сияя светло-алым румянцем на щеках. — После пожара я очень много времени провела в больнице. Я много спала, а когда не спала — мне было довольно скучно. Родители меня часто навещали, но они были очень заняты перестройкой дома. К тому же я не могла с ними проводить много времени, потому что мне становилось грустно и, ну, понимаешь, так что пока я не спала, со мной были только медсестры и иногда доктор. А потом однажды в палату привели кобылку, на соседнюю кровать. Ее звали Кловер, и она была на год младше и тоже… тоже побывала в пожаре.

Пинки глянула вниз, на сжатую в передних копытах Смарти Пантс.

— Мне повезло. А у Кловер были очень неприятные ожоги на все бока, и она почти не могла двигаться. Но она могла говорить, так что мы быстро подружились. Когда с кем-то говоришь — время идет быстрее. Мы говорили обо всем, вообще обо всем. Она меня утешала, когда мне бывало грустно, а я ее отвлекала, когда ожоги болели особенно сильно. Мы говорили о семьях — ее отец работал городским садовником, а мать была какой-то писательницей. А еще мы говорили о друзьях и постоянно играли в слова.

— Несколько недель спустя я уже вполне выздоровела, так что доктора собирались меня выписывать. Я расстроилась, потому что не хотела возвращаться на ферму, но Кловер очень старалась меня утешать, чтобы я не плакала постоянно. Она всегда была рядом, всегда рада помочь, всегда старалась, чтобы я улыбнулась, даже сразу после того, как вернулась после своей операции. Может, я не заметила, потому что так сильно печалилась, но… у нее, похоже, никогда не было посетителей. Мы вместе провели в одной палате больше месяца, а я ни разу не видела ни ее мамы, ни папы. Когда я спрашивала медсестер, они все как одна смотрели на меня с ужасно грустным видом и говорили, что ничего не знают. Однажды я очень крепко пристала к одной из них и все-таки убедила ее рассказать, и она сказала, что родители Кловер погибли в пожаре.

Пинки крепко зажмурилась.

— Той ночью я первый раз плакала не о себе.

Твайлайт неловко поерзала, но Пинки продолжила рассказ, не поднимая взгляда от куклы.

— На следующий день я убедила медсестру помочь мне сделать что-нибудь, чтобы как-то помочь Кловер. Когда ее увезли на физиотерапию, мы пошли спрашивать у всех докторов и медсестер, есть ли у них чего-нибудь для вечеринок. Мы им объяснили, зачем, и нас сразу же поддержали. Медсестры принесли мешки с конфетами, которые лежали у них просто как перекус или хранились до праздников, и многие пошли в кафетерий, чтобы набрать разной еды. Все вроде были очень рады помочь. Я и не заметила поначалу, потому что очень увлеклась подготовкой, но я впервые тогда не плакала ни разу за целый день. Я очень хотела, чтобы все было идеально.

— В конце концов, час или два спустя, Кловер вернули в палату, и ее там встретила толпа пони со всей больницы, и они все хором крикнули ей: «Сюрприз!». О, как она была рада! Мы завалили ей всю кровать цветами, и открытками, и конфетами, поставили тарелку с тортом и завешали все шариками. Десятками шариков! Как настоящая вечеринка, и вся в честь Кловер. Мы играли, и слушали музыку, и даже угостили ее шоколадными кексиками — она мне сказала, что это ее любимый сорт. Медсестры пришли к нам в обеденный перерыв, и к нам постоянно заглядывали доктора и посетители, чтобы поинтересоваться, что происходит, так что в палате постоянно была большая толпа. Я не помню, чтобы Кловер была раньше такой счастливой. Впервые после пожара я тоже была счастлива. Каждый раз, когда она смеялась и улыбалась, я чувствовала себя живой.

Подняв голову, Пинки вновь улыбнулась Твайлайт и залилась румянцем, вернувшимся в полную силу.

— Я, э, на самом деле не помню, когда именно получила Метку. Это случилось во время вечеринки, но я слишком увлеклась выдумыванием игр для Кловер, в которые она могла бы играть, не вставая с постели. Ближе к концу одна медсестра спросила меня о Метке, и так я узнала, что наконец-то ее получила, — сказала она, глянув на здоровое бедро. — Тогда я поняла, что по-прежнему хочу нести пони радость. Мне очень приятно было видеть, как они смеются, и улыбаются, и хорошо проводят время. И за весь вечер я не пролила не слезинки.

— Ого, — Твайлайт выдохнула, тепло улыбаясь в ответ. Даже в фальшивом мире, сотворенном злой тенью, Пинки Пай по-прежнему верна своим друзьям и страждущим. Она вытерла скопившуюся в уголках глаз влагу.

— Ого, — повторила она. — Вот это история.

— О, да ничего такого уж особенного, — скромно ответила Пинки. — Я просто подумала, что ей не помешает поднять настроение.

— И я думаю, это многое говорит о тебе как о пони, — продолжила Твайлайт, встав на ноги. Она не хотела уступать скромности подруги и желала донести ей свою мысль. — Ты приложила столько усилий только чтобы подарить один день счастья страдающей пони. Ты решилась поговорить на невероятно болезненную тему только чтобы заполнить пару провалов в моей памяти. Даже страх, который по-прежнему держит тебя в больнице, основан на беспокойстве, что ты можешь случайно причинить боль другим.

— Твайлайт… — начала Пинки, смущенно зарывшись лицом в Смарти Пантс, будто желая спрятаться от похвалы.

— Я серьезно. Я отвечаю за каждое слово. Ты особенная. Ты моя лучшая подруга, и я знаю, что ты всегда будешь готова помочь нуждающимся. Ты не плохая пони. Ты восхитительная пони, — Твайлайт прикинулась, что не заметила пару слез, покатившихся по щеке Пинки, пока они обнимались.

Уронив Смарти Пантс на землю, Пинки крепко сжала Твайлайт в ответ, и так они сидели в теплых лучах вечернего солнца, пока…

— Извините, но вы должны прекратить.

Пони в тревоге отстранились друг от друга и увидели стоящего над ними санитара с написанным на лице легким раздражением. Твайлайт перевела взгляд с него на подругу.

— Что прекратить?

— Обниматься, — пояснил он. — Физический контакт между пациентами запрещен.

— Но она же плакала! — возразила Твайлайт.

Санитар посмотрел на Пинки Пай.

— Больше не плачет.

Твайлайт открыла было рот, чтобы выдать ему все, что о нем думает, но почувствовала на ноге копыто Пинки, передавшее невысказанную просьбу держать себя под контролем.

— Ладно. Мы больше не будем, — улыбнулась Пинки. — Мне было очень грустно, но теперь мне гораздо лучше.

Он продолжал угрюмо их разглядывать.

— Хорошо. Главное — не попадитесь мне за этим делом еще раз, — буркнул он наконец.

Твайлайт подождала, пока санитар не уйдет за пределы слышимости, а затем повернулась обратно к Пинки.

— Никакого физического контакта? Но мы же просто обнимались! — проворчала она, сверля взглядом хвост уходящего прочь жеребца.

— Прости, это была моя вина, — сказала Пинки.

— Нет, это никак не может быть твоей виной. Ты была расстроена из-за моих вопросов, и я сделала то, что должен делать любой друг, — стараясь утешить Пинки, Твайлайт говорила сдержанно, но мысленно она рвала и метала от ярости. У меня так хорошо получалось! Мне в самом деле удалось до нее достучаться, даже заработать доверие. Если бы у меня было больше времени и меньше долбаных отвлечений, я бы доказала ей, что она правда хорошая пони и умеет заботиться о других. Я смогу ее спасти, если удастся убедить ее стать той Пинки, которую я помню.

Подруги встали с травы и продолжили прогулку вдоль ограды, стараясь идти не слишком близко друг к другу из страха опять навлечь на себя гнев санитара. Твайлайт хотела продолжить разговор в надежде, что еще несколько небольших упоминаний реальной жизни Пинки Пай поможет вытянуть ее из этой мрачной фантазии, в которой она оказалась заперта, но каждый раз, когда Твайлайт поднимала вопрос касательно прошлого Пинки, та уводила разговор в сторону. Момент был потерян.

Пока Пинки рассказывала, как угодила в неприятности из-за того, что за обедом держалась копытами с одним миленьким жеребчиком, Твайлайт обнаружила, что невольно разглядывает высокие и мрачные стены Бродхуфа. Я точно делаю все правильно? — спросила она себя, разглядывая мелькающие в окнах далекие силуэты. Принцесса Селестия сказала мне очень мало. Я ее правильно услышала? Я ее вообще слышала? Твайлайт содрогнулась: ледяной ветерок сомнений взъерошил ей шерстку. Нет. Нет, я определенно ее слышала. И я такое уже проделывала, в некотором роде. Все как с Дискордом. Мне просто надо напомнить подругам, кто они на самом деле. Если я смогу завоевать их доверие, как завоевала доверие Пинки, то я на один шаг приближусь к победе.

Когда подруги прошли мимо двух пациентов, играющих в какую-то непонятную игру с мячом по правилам, которые известны только им одним, Пинки, не подав даже виду, что еще всего несколько минут назад рыдала до умопомрачения, повернулась к Твайлайт:

— Ну, что будешь делать на занятиях по копытоделию? Я вот подумываю написать большую картину со всеми моими друзьями! Я ее потом повешу себе на стену, и тогда девочки будут всегда со мной. А ты?

— Ну, — начала Твайлайт, но замолчала: ее внимание привлекло мерцание света в дальних окнах, и к тому моменту, когда она подняла туда взгляд, весь участок коридора больницы погрузился во тьму. Она прищурилась и разглядела, как из тени спокойным шагом вышла фигура, судя по размерам — жеребец. Это электрик? — задумалась она, отметив про себя тяжелые одежды. Жеребец шел по коридору, и шерстка у нее на загривке вставала дыбом, пока она следила за ним взглядом. Лампа за лампой, свет гас у него над головой, будто он сеял за собой тени. Очертания его тела были смутны и неразборчивы. Взгляд цеплялся только за белую морду, ярко выделяющуюся на общем фоне подобно огоньку свечи темной ночью, и что-то в ней было неправильным. Она была острой и узкой, как клюв. Твайлайт содрогнулась, понадеявшись, что это маска.

Мерцание ламп заставляло тени танцевать вокруг него и изображать какую-то кошмарную пародию на жизнь, будя в памяти кошмар, о котором единорожке хотелось бы забыть навсегда. Она внимательно следила за его движением и за тем, как коридор позади него затапливало чернильной тьмой.

— Твайлайт?

Твайлайт испуганно вякнула и подпрыгнула в воздух. Приземлившись на дрожащие ноги, она уставилась широко распахнутыми глазами на Пинки Пай и, тяжело дыша, выговорила:

— Ч-что? — спросила она хриплым шепотом, пытаясь удержать рвущееся из груди сердце на месте.

— Ого! — Пинки Пай ахнула и попятилась на несколько шагов. — Я только спросить хотела, как ты себя чувствуешь! Ты смотрела на больницу и не говорила ни слова минут пять.

Твайлайт несколько раз моргнула, после чего наконец поняла слова подруги.

— Ты это видела? — спросила она, чуть ли не выкрикнув этот вопрос.

— Что видела?

Твайлайт ткнула копытом в сторону здания.

— Это!

Пинки прищурилась.

— Часовню?

— Нет, жеребца в окне! — воскликнула она с растущим раздражением в голосе и повернулась обратно к больнице, чтобы показать Пинки, куда надо смотреть.

Он смотрел прямо на нее.

По позвоночнику Твайлайт побежал ледяной поток, и холодный ужас сковал намертво все суставы. Не говори глупостей, он не смотрит на тебя. Он просто выглянул в окно, — пыталась она себя убедить. Не помогло. Она не могла оторвать глаз от белого разрыва в сплошной темноте. Он, казалось, притягивал ее к себе; все ее поле зрения заполнила клювообразная маска.

Пинки надавила Твайлайт на плечо, и та резко вдохнула, не заметив даже, что все это время стояла, затаив дыхание.

— Твайлайт, с тобой точно все нормально? — вновь спросила Пинки Пай, глядя на нее с глубоким беспокойством на лице.

Наваждение ушло, и Твайлайт медленно кивнула, пытаясь при этом вернуть ногам чувствительность. Она глянула еще раз на здание, но в окне было пусто.

— Я… Я не… — выдавила она, блуждая взглядом из одного конца коридора в другой. Лампы снова горели, и нигде не было ни следа странно одетой фигуры. Стряхнув со своих мыслей сосульки, она обернулась к Пинки. — Ага, я в порядке. Я просто… мне показалось, будто я что-то увидела.

— Ага. Ты сказала, что увидела какого-то жеребца, а потом задрожала, резко вдохнула и… о.

Лицо у Пинки медленно растянулось в понимающей улыбке. Она подмигнула.

— О! Твайлайт влюбилась в милого жеребчика! — громко воскликнула она и пошла скакать вокруг Твайлайт.

Единорожка отшатнулась на шаг.

— Чего?

— Твайлайт с жеребцом — тили-тили-тесто, Ж-Е-Н-И-Х И Н-Е-В-Е-С-Т-А!

— Ни в кого я не влюбилась! — возразила Твайлайт, невольно покраснев. — Я увидела какого-то странно выглядящего жеребца и…

— Странно выглядящего? — Пинки высунула язык в отвращении. — Фу-у! Он что, горбатый? — она для наглядности выгнула спину. — Двухголовый? Трехглазый? О, может, он сделан из слизи!

— Забудь! — буркнула Твайлайт и протолкнулась мимо Пинки. Быстро глянув на больницу, на случай, если он снова возник в окне, и не обнаружив там никого, она пошла дальше вдоль ограды. Пинки Пай догнала ее спустя несколько мгновений. Она не сказала ничего, но сердитая гримаса на лице Твайлайт становилась еще злее каждый раз, когда единорожка слышала хихиканье Пинки и ощущала у себя на затылке ее взгляд. Просто не обращай на нее внимания. К тому же это заслуженно — нечего было пугаться и нервничать из-за какого-то электрика. Он явно никем другим быть не мог. Это логично: тяжелый рабочий комбинезон и защитная маска — необходимые вещи для работы с электричеством. Ты просто поддаешься стрессу.

Не обращая внимания на игривые подмигивания Пинки, Твайлайт попыталась увести разговор со своей гипотетической влюбленности на какие-нибудь более продуктивные темы. Пусть нервы у нее и расшатаны, ее это не остановит. Перед ней лежит миссия, и ничто не устоит у нее на пути.

---

[1] Да. Пальцы. Ответственности не несу.

[2] Ура. Теперь я знаю, как на самом деле называется эта часть тела лошади. По-английски это fetlock. По-русски все несколько сложнее — это путо(путовый сустав)/бабка + венчик и щетка. Венчик — волоски спереди копыта, щетка — сзади.

Глава 15

Твайлайт вздохнула и, потянувшись через стол к чистой бумаге, подтащила листок к себе, постаравшись при этом не запачкать его каплями краски, разбросанными повсюду энергичными стараниями Пинки. Со всех сторон их окружали работающие над своими творениями пони, и вся комната полнилась гулом тихих разговоров, разбавляемым редким смешком или влажным звяком очередной опрокинутой на пол жестянки с краской. Художественный класс, казалось, перенесся сюда прямиком из младшей школы, захватив с собой и безопасные ножницы, и неядовитую краску. Взяв самую чистую кисть, какую удалось найти, Твайлайт окунула ее изношенные волоски в банку с черной краской и приступила к работе, отпустив мысли блуждать на воле.

Эти тени… как они всех контролируют? Если я представляю такую угрозу, почему я могу спокойно ходить по больнице? Не легче ли было бы меня просто убить? Или почему, например, не запереть меня навсегда в одиночной камере, и дело с концом? Раз уж кто-то выдумал целую историю моей жизни, так почему бы не заявить попросту, что я убийца-психопат, и не избавиться от меня окончательно? Что ж, может, власть моего врага не безгранична, может, он не в состоянии навредить мне напрямую. Это объясняет, зачем было возвращать меня в Эквестрию и пытаться эмоционально сломать. Значит ли это, что…

Твайлайт вздохнула, так и не закончив в мыслях вопрос. Она чувствовала, как назревает головная боль.

Слишком много вопросов и слишком мало ответов. Пока я не смогу узнать больше, я не должна обращать внимания на всякие тени, фантомы и прочие вещи, которые на меня никак не могут повлиять — они только отвлекают. Если не буду высовываться и постараюсь вести себя адекватно, то, может, мне будет гораздо проще добиться своей цели.

— Ну же, Твайлайт, тебе не кажется, что это немного мрачноватый рисунок для наших занятий?

Оторвавшись от работы, Твайлайт подняла голову и поглядела на немолодую учительницу по имени Тула Рула, которая стояла рядом с ней с хмурым видом. Она склонилась над плечом Твайлайт, а Пинки Пай в это время продолжала увлеченно рисовать.

Твайлайт вынула кисть изо рта.

— Что вы имеете в виду? — спросила она, после чего глянула обратно на стол. Через несколько мгновений Твайлайт широко распахнула в тревоге глаза, внезапно осознав, что же на самом деле нарисовала. На белоснежном листе бумаги она, как оказалось, вырисовывала пятно черной краски, отдаленно напоминающее по форме жеребца, завернутого в плотную темную ткань. Лицо его закрывала фарфоровая маска с длинным и опасным на вид птичьим клювом. Глаза маски — черные провалы в пустоту — казались окнами, ведущими в беззвездную ночь.

Нахмурившись еще сильнее, Тула Рула обернулась к Твайлайт, но та так и не отвела глаз от рисунка.

— Цель сегодняшнего урока все-таки была в том, чтобы нарисовать какой-нибудь приятный предмет, который ты видела на прогулке, — осторожно подбирая слова, напомнила она. — И что, это для тебя приятная вещь?

— Нет, не слишком-то, — сглотнув, согласилась Твайлайт.

— И ты это видела на прогулке?

— Нет! — воскликнула Твайлайт. — Нет-нет-нет, я точно ничего такого там не видела. Вообще нигде не видела! Я такого не видела нигде! Я просто рисую свою… эм, свою идею для костюма на Ночь Кошмаров.

— Ну, в таком случае, мне кажется, ты не слишком хорошо следуешь указаниям, Твайлайт. Этот рисунок ты можешь закончить позже, — Тула Рула скомкала лист и опустила его в карман, после чего взяла из стопки в центре стола свежий. — А сейчас нарисуй, пожалуйста, что-нибудь, что ты видела на прогулке. Что-нибудь приятное и веселое, — она положила чистый лист перед Твайлайт. — Поняла?

Твайлайт послушно кивнула.

— Обязательно, мисс Рула! — прощебетала она, натянув на лицо вымученную улыбку.

Пожилая кобыла улыбнулась и потрепала Твайлайт гриву.

— Хорошая девочка.

Твайлайт терпеливо дождалась, пока Тула Рула не отвернется, и скривилась. Она положила бумагу в точности параллельно краю стола и вновь разложила в ряд краски и кисти, постаравшись, чтобы баночки стояли в алфавитном порядке, после чего еще раз проверила расположение всех предметов на случай, если Пинки взбрело в голову, будто поменять местами зеленый и красный — это хорошая шутка даже во второй раз.

Не слишком-то вежливый кашель прямо в ухо заставил Твайлайт подпрыгнуть и только чудом удержать банку краски в копытах. Поставив ее на стол, единорожка уставилась на подругу.

Пинки улыбнулась в ответ.

— Ну, что будешь рисовать теперь? Еще одного жутенького птице-жеребца?

Нахмурившись, Твайлайт поерзала на стуле.

— Нет, его я просто придумала. Просто… забудь о нем уже, хорошо? — она оглядела нетронутый лист бумаги. — Честно, я не знаю. Наверное, что-нибудь «приятное и веселое», — Твайлайт оглянулась к окну, за которым сияли в вечернем свете зеленые луга. С дерева вдруг взметнулось в воздух красное пятно. — Может, зарянку? Птицы — довольно веселая тема. Ну, а что нарисовала ты?

— Я нарисовала своих лучших подружек! — гордо заявила Пинки и осторожно подобрала листок зубами так, чтобы Твайлайт не видела, что на нем. Широко улыбнувшись, она развернулась в реверансе и с театральной эффектностью продемонстрировала рисунок. — Та-да!

Твайлайт уставилась на бумагу, мгновенно растеряв улыбку.

— Видишь? Вот ты, вот я и, э, доктор ЭйДжей, — сказала сквозь сжатые зубы Пинки. Увидев, как Твайлайт смотрит на нее, разинув рот, она увяла. — Э, Твайлайт? Тебе не нравится? Что-то не так?

— Пинки… где ты освоила кубизм?

Пинки моргнула.

— Что такое кубизм?

---

Шагая бок о бок с Пинки Пай, Твайлайт раздраженно откинула голову назад.

— Слушай, ты не понимаешь. Я целый час провела с кучей единорогов, у которых тоже была заглушена магия, и нас заставляли говорить друг с другом о проблемах, с которыми мы сталкиваемся без магии, и как мы их преодолеваем! И как это вообще можно назвать терапией?

— Ну, доктор Рой говорит, что в группах мы говорим о своих проблемах, чтобы потом чувствовать себя легче, — подсказала Пинки, идя по коридору в общей растянутой цепочке выходящих из кафетерия пациентов.

— Но проблема-то ведь только в том, что нас эти штуки заставляют носить сами же врачи! — сердито крикнула Твайлайт, для наглядности стукнув копытом по ограничителю на роге. — Это как если бы воры заставляли своих жертв обсуждать, как тем тяжело жить после ограбления! Если не хочешь, чтобы пони страдали из-за твоих действий — ну так перестань эти действия делать!

— Ну, по крайней мере, это уже закончилось, так ведь? — весело улыбнувшись, возразила Пинки. Твайлайт, которая шла рядом с подругой, неохотно кивнула, молча придушив свой гнев и раздражение.

Санитары привели их в большую вытянутую комнату с привычными закрытыми сеткой окнами. По центру комнаты тянулось два ряда колонн, которые поддерживали потолок, раскрашенный в голубые и белые цвета наподобие летнего дневного неба. Хоть помещение было меньше кафетерия, ощущалось оно не таким тесным и замкнутым. Строгие, казенные ряды столов сменились на более живую, даже немного анархичную расстановку диванов, кресел и игровых матов, расположенных небольшими группами.

Комната несла на себе все признаки типичного детского сада, как отметила про себя Твайлайт, и мысль эта не слишком-то улучшила ей настроение. Пациенты тут же заспешили к своим любимым местам, соревнуясь за самые мягкие кресла и самые теплые одеяла. Санитары и медсестры внимательно следили за самыми энергичными, чтобы в любой момент вмешаться и предотвратить конфликты. Большинство игрушек были все потертые и побитые, а коробки с настольными играми держались на одной только клейкой ленте. Это все были боевые шрамы — признаки тяжелой жизни в служении самым суровым властителям: жеребятам.

Несмотря на детсадовскую атмосферу, Твайлайт с радостью отметила, что эта комната была предназначена не только для самых юных пациентов. Дальнюю стену зала занимал ряд низких шкафов, уставленных книгами, выглядящими столь же потерто, как и все остальные здешние развлечения. Даже глядя издалека, она приметила, что там стояли не только детские книжки с аппликациями и разные сказки, но и более серьезные вещи. Задержав взгляд на полках еще ненадолго, она в итоге отвернулась.

Пожалуй, единственной в комнате вещью, которая не выглядела такой ветхой, было висящее на одной из колонн радио. Секрет того, как оно избежало судьбы остальных вещей и по-прежнему выглядело нетронутым, был прост: один из дежурящих в комнате санитаров никогда не отходил от него дальше нескольких ярдов. Несмотря на суровый взгляд санитара, Твайлайт не смогла воспротивиться соблазну и пошла на звуки джаза. После целого дня, проведенного среди сумасшедших, которые любят время от времени кричать без предупреждения, плавно текущая мелодия буквально опьяняла. Остановившись на безопасном расстоянии от стража и его драгоценного устройства, она застыла, омываемая мягкой мелодией с головы до ног. Казалось, будто она очутилась в эдаком пузыре зрелости: рядом с ней стоял столик с почти не тронутой шахматной доской, а музыка заглушала звуки жеребячьих игр. Даже подозрительный взгляд санитара не мешал ей наслаждаться моментом относительного покоя.

— Твайлайт?

Твайлайт перестала постукивать копытом в такт и, открыв глаза, обнаружила, что на нее смотрит Пинки Пай.

— Прости, Пинки, я, кажется, немного выпала из реальности. Что такое?

— Ну, мне интересно было, может, ты хочешь чего-нибудь поделать, — сказала она, переступая с ноги на ногу и бросая боязливые взгляды по сторонам. — В смысле, если мы сейчас не схватим какую-нибудь настольную игру, останется только всякая ерунда с потерянными фишками, а я не хочу, чтобы ты игр… — Пинки застыла, подняв копыто.

— Ух ты! — крикнула она и, прыгнув перед подругой, вытянулась вперед, нос к носу с Твайлайт. — Раз ты забыла все об играх, в которые мы играли, для тебя все будет совсем новое! Это же круто!

Твайлайт отклонилась назад, но Пинки вытянулась вперед ровно на столько же.

— Это… здорово.

— Еще как! — восторженно пискнула Пинки. — Это как получить все удовольствие от игры в первый раз, только снова!

— Я поняла, поняла, — сказала Твайлайт, осторожно отпихнув Пинки на пару дюймов от себя, чтобы хотя бы не было так тесно. Одна только мысль, что она будет играть в настольные игры, пока всю Эквестрию поглощает тьма, авансом наполнила ее душу тем самым стыдом, с которым она боролась. — Так, э, какую игру предложишь?

— «В грозаблочко!» — объявила Пинки, ведя Твайлайт прочь от радио, в сторону полок, уставленных богатым разнообразием многократно ремонтированных коробок.

— Это игра, по которой жеребят учат основам арифметики?

— Ага!

Твайлайт застонала.

— Может, лучше попробуем шахматы? — Твайлайт оглянулась на радио. — В смысле, разве это не…

Она глянула в противоположный конец комнаты и застыла, не отводя глаз; слова мгновенно испарились из головы. Поверх плеч санитара буквально едва-едва виднелась сидящая спиной ко всем желтая пегаска, смотрящая на закат за окном. Хоть черты лица пони скрывали локоны розовой гривы, Твайлайт сразу же ее узнала.

Это была Флаттершай.

— Разве не что?

Не отрывая взгляда от подруги, Твайлайт нашла в себе силы только пробормотать что-то невнятное в ответ на вопрос Пинки, когда та повторила его еще раз.

Пинки, сделав несколько шагов, встала у ближайшего стола и закрыла собой Флаттершай.

— Тебе, значит, вот это так интересно?

Твайлайт наконец перевела взгляд на Пинки, но та уже разглядывала стоящую на столе шахматную доску.

— Что?

— Ну, я знала, что тебе вроде нравятся шахматы и все такое, но я не знала, что они тебе настолько нравятся. В смысле, ты аж залипла, — широко улыбаясь, Пинки встала с другой стороны доски, напротив Твайлайт. — Но это ладно, потому что я тоже люблю шахматы! Ну, за какой цвет будешь играть?

— О. Э, ага, меня так… захватило желание сыграть в шахматы, что я просто не смогла ничего с собой поделать, — сказала Твайлайт. — Но, э, прежде чем мы начнем, можешь мне сказать, что ты знаешь о той кобыле, вон там?

Пинки поглядела, куда Твайлайт указывала вытянутым копытом, и слегка прищурилась.

— Имеешь в виду Флаттершай?

У Твайлайт екнуло сердце.

— Да, Флаттершай! Ты знаешь что-нибудь про нее?

Откинувшись в кресле, Пинки постучала копытом по подбородку.

— Ну, она очень любит птиц. Думаю, потому ее называют птичницей. Ей разрешили держать у себя в палате целую стаю. И еще она очень, очень застенчивая. Но я не знаю, почему она попала в Бродхуф, — она помрачнела. — Хотя я слышала, что она пыталась, ну, знаешь… покончить с собой.

Даже несмотря на то, что Твайлайт ждала этих слов, они будто окатили ей спину ледяной водой.

— Значит, ты не знаешь, что с ней не так? — спросила Твайлайт. Пинки помотала головой. — Ну, перед тем, как я потеряла память, я с ней дружила?

— О, нет, Флаттершай ни с кем не дружит. Ей не нравится быть рядом с пони. Я пыталась с ней поговорить кучу раз, потому что если кому здесь нужен друг — это явно ей. Но она просто, ну… пугается и все такое, — Пинки нахмурилась. — Ну, на самом деле я думаю, типа, как бы, может быть, она дружит с еще одной пегаской, Рейнбоу… Рейнбоу Дэш.

— Правда? Они друзья? — с надеждой в голосе спросила Твайлайт. Раз они уже подруги, работы для нее будет гораздо меньше.

Пинки пожала плечами, отведя взгляд.

— Наверное. В смысле, Рейнбоу иногда бывает доброй, но она еще и, типа, злой бывает тоже. А еще она супер-дупер серьезно ее ото всех защищает. Типа, вот однажды один жеребчик кинул мяч, который ударил Флаттершай, и Рейнбоу лягнула кинувшего прямо в грудь. Вышел страшный синяк и вообще!

— Но им, наверное, нравится друг с другом общаться, раз они часто вместе.

— Конечно. Думаю, Рейнбоу Дэш скорее всего единственная подруга Флаттершай, ну, не считая птиц, — Пинки повертела в копытах шахматную фигурку. — На самом деле, мне кажется, у Рейнбоу Дэш Флаттершай тоже единственная подруга. Она постоянно злится и влезает в неприятности и все такое, так что, похоже, у нее маловато времени на друзей.

Твайлайт вздохнула. Восстановление дружбы с остальными Элементами с каждой минутой казалось все сложнее.

— Значит, ее вчерашняя выходка — это нормально?

— Не нормально, но не так уж удивительно, — пояснила Пинки. — В смысле, Рейнбоу раньше часто влезала в драки, но вчера она впервые напала на доктора. Я даже не знаю, на сколько ее из-за этого оставят взаперти.

Твайлайт кивнула, выравнивая фигурки на своей стороне доски ровно по центрам клеток. Ладно, пересмотренный план: сосредоточиться на укреплении связей с Эпплджек и Пинки Пай и приступить к выстраиванию отношений со здешней Флаттершай. Так как Рейнбоу Дэш наказана за нападение на Эпплджек, через Флаттершай я смогу добраться до нее и достучаться. Надеюсь, мне удастся воспользоваться их чувствами друг к другу, чтобы все успешно провернуть.

— Эй, это ничего, если мы о них не будем пока говорить? — спросила Пинки, перехватив у Твайлайт сосредоточенное на мысленном списке дел внимание. — Мне, типа, жалко Флаттершай. Я не хочу о ней говорить у нее за спиной. Пони и так уже много наболтали про нее разных слухов. И вообще, мне стыдно за последние несколько попыток с ней подружиться. Она так испугалась, когда я попыталась с ней заговорить, что прям будто вот-вот инфаркт будет, или типа того, — она указала на доску. — Так что, может, лучше просто поиграем?

Твайлайт глянула на Пинки, затем на сидящую вдалеке Флаттершай, потом обратно.

— Ну, тогда ты пока готовь игру, — сказала она и встала из-за стола, — а я схожу к Флаттершай и поздороваюсь.

— Твайлайт, не надо! Она, типа, очень, очень застенчивая! Ты ее только расстроишь.

— Не волнуйся, я не буду ей надоедать, — сказала Твайлайт, идя прочь от стола. — Я только хочу представиться. Скоро вернусь.

Пинки сердито фыркнула.

— Ладно. Но только попробуй мне подразниться!

— Сердце вон, Пинки, — сказала Твайлайт с ободрительной улыбкой. — Не сомневайся, я вернусь мигом.

Отвернувшись от Пинки, она тут же перестала улыбаться.

Твайлайт пошла к Флаттершай окольным путем, внимательно изучая ее с безопасного расстояния. За исключением поношенной робы, она была в точности такой же, какой единорожка ее помнила. Даже в том, что она сидела у окна, вдалеке от общей бурной деятельности, не было ничего такого уж удивительного. Флаттершай всегда было неуютно в толпе: природа была ей гораздо интереснее. Мне надо к ней приблизиться медленно и спокойно, чтобы ничем ее не спугнуть.

— Попалась! Ты водишь!

Мимо Твайлайт пробежало два жеребчика, за которыми с серьезным выражением лица гналась кобылка. Жеребчики ловко лавировали среди столов и шкафов, время от времени оборачиваясь, чтобы поддразнить бегущую за ними кобылку, и не обращали никакого внимания на спешащую следом медсестру. Продолжая кричать и гикать, они замедлились, а как только та сократила расстояние, вновь сорвались с места. Они так увлеклись дразнилками, что младший жеребчик уже не смотрел, куда бежит. Стукнувшись головой о шкаф и вскрикнув от неожиданности, малыш растянулся по полу в нескольких ярдах от Флаттершай. Он уставился на шкаф с широко распахнутыми глазами, будто пытаясь понять, что произошло, а потом, сморщив нос, заныл и заплакал.

Твайлайт глянула на Флаттершай, ожидая от нее какой-нибудь реакции на плач жеребенка, но та даже не оглянулась, твердо глядя на озаренное закатным солнцем дерево за окном. Она сидела, как сжатая пружина, напряженная настолько, что, казалось, еще чуть-чуть — и она сорвется с места, но, тем не менее, сохраняла абсолютную неподвижность. Пегаска двинулась только один раз — едва заметно дрогнула, когда мимо пробежала медсестра, на окрики которой не обращали внимания жеребчики. И только когда медсестра подняла жеребенка на ноги и увела прочь, отчитывая всю троицу по пути, Флаттершай выдохнула и заметно расслабилась, разжав свернутую внутри пружину. Она лишь чуть-чуть повернула голову, как сыщик в детективном романе, ровно настолько, чтобы проследить уголком глаз за тем, как они идут мимо Твайлайт.

Она скользнула глазами к Твайлайт, и они встретились взглядом. Единорожка улыбнулась самой доброй улыбкой, какую смогла изобразить, но Флаттершай все равно в тревоге распахнула глаза. Пискнув, она развернулась к окну и снова уставилась на затухающий дневной свет, вновь испуганно напрягшись всем телом.

Твайлайт поникла. Ясно, значит, Пинки не шутила насчет ее застенчивости. Это может все усложнить. Собравшись с духом, Твайлайт двинулась к окну, стараясь по пути производить как можно больше шума, чтобы не застать Флаттершай врасплох. С каждым шагом единорожки желтая пони съеживалась все сильнее, будто желая сжаться в точку и пропасть.

Остановившись в ярде от подруги, Твайлайт помедлила некоторое время, открывая и закрывая рот в поисках подходящих слов.

— Эм… здравствуй, Флаттершай, — сказала наконец она, выжав из себя столько бодрости и добродушия, сколько было возможно, и старательно пытаясь не обращать внимания на забинтованные передние ноги пегаски.

Флаттершай не сказала ничего.

— Э, я знаю, ты меня, возможно, не знаешь, но меня зовут Твайлайт Спаркл.

И вновь пегаска ничего не сказала, продолжая просто глядеть вперед.

— Мне говорили, ты любишь птиц. Я тоже люблю птиц. Какие… какие у тебя любимые птицы?

Флаттершай ничем не выдала, что вообще услышала хоть одно сказанное Твайлайт слово, напряженно глядя в одну точку где-то по ту сторону окна. Она дышала быстро, а на лбу у нее росла капля пота.

— Я была бы не прочь с тобой подружиться, если хочешь, — продолжила Твайлайт, сделав еще шаг вперед. Флаттершай дернулась, будто от удара, и крепко зажмурила глаза. Твайлайт торопливо отвела копыто. — И-извини, пожалуйста, я не хотела тебя пугать! Я просто… я просто встану вот здесь и ни на шаг не приближусь, хорошо?

Флаттершай продолжала молчать. От нее шел только один звук — все ускоряющееся паническое дыхание. Отчаявшись найти какой-нибудь способ пробиться сквозь эту ледяную стену, Твайлайт сунула копыто в карман робы и вытащила на свет Смарти Пантс.

— Эй, Флаттершай, хочешь поиграть с моей куклой? — Твайлайт немного потрясла куклой, будто пытаясь заинтересовать упрямого жеребенка, но Флаттершай так и не открыла глаз. — Ее зовут Смарти Пантс, и… она была бы очень рада новой подруге…

Неловкость быстро сменилась на растущее беспокойство за Флаттершай. Она тряслась всем телом, будто ее только что вытащили из проруби в ледяном озере, а дышала она так быстро, что Твайлайт боялась, как бы подруга не потеряла сознание.

— Флаттершай, все хорошо. Я друг, — взмолилась она. Флаттершай задрожала еще сильнее.

Мне нужно что-нибудь придумать, пока она не упала в обморок, — подумала Твайлайт, отчаянно оглядываясь по сторонам, пока запихивала Смарти Пантс обратно в карман. Под копытом что-то хрустнуло. Совершенно без задней мысли Твайлайт вытянула наружу сложенный листок бумаги.

— Я, э, нарисовала для тебя птицу. Это зарянка, — заявила она настолько честно, насколько смогла, и, положив свое копытоделие на пол, подтолкнула его ногой к Флаттершай. — Я знаю, что ты любишь птиц, и я тоже люблю птиц, и… и я бы очень хотела стать твоей подругой, чтобы мы говорили о птицах и других животных, и, я вижу, ты заняталаднопока!

Развернувшись, Твайлайт буквально галопом сбежала прочь от Флаттершай, поспешив максимально от нее отдалиться, пока с подругой не случилось что-нибудь ужасное. Краткое столкновение с таким всепоглощающим ужасом Флаттершай пробудило в Твайлайт собственные сомнения и страхи, от которых она похолодела внутри. Откуда в ней столько тревоги? Как мне напомнить ей о нашей дружбе, если она готова потерять сознание, даже если просто приближаешься к ней? Только дойдя до Пинки Пай, Твайлайт рискнула оглянуться на Флаттершай. К ее облегчению, пегаска дрожала уже меньше, но она, тем не менее, не сдвинулась ни на дюйм.

— Ну, Твайлайт? — сказала Пинки, когда единорожка уселась напротив нее за столом. Шахматная доска была готова к игре, хотя было ясно, что Пинки пришлось постараться, чтобы найти замену отсутствующим фигурам. Вместо обоих слонов у Твайлайт лежали шашки, а роль одной из пешек играла нога от игрушки. — Как прошло?

— Не думала, что все настолько плохо, — сказала Твайлайт и вытерла пот со лба, постепенно успокаиваясь и слыша, как сердцебиение возвращается к разумным скоростям. — Я не знала, что она будет такой… ну, вот такой вот.

— Она делала, ну, знаешь, вот так… — Пинки на несколько секунд задрожала и уставилась вперед пустым взглядом широко распахнутых глаз. — Делала вот так?

— Да, делала. Я всего лишь подошла, чтобы поздороваться, а она просто… запаниковала, — Твайлайт снова глянула на Флаттершай. — Она всегда так себя ведет рядом с другими?

— Ну, бывает по-разному. Например, с давно знакомыми докторами она бывает ужасно супер-нервной и дерганой и все такое, но она их терпит рядом с собой. Но ты… ты незнакомка, и ей плохо рядом с новыми пони.

Твайлайт побежденно повесила голову и вздохнула.

— Мне нужно стать ее подругой, но как мне найти с ней общий язык, если она себя ведет, будто увидела привидение, стоит мне приблизиться?

— Ну, дружба так просто не случается. Над ней надо хорошенько поработать, — улыбнулась Пинки. — В смысле, мы же не подружились сходу. Ты мне постоянно говорила, что слишком занята делами для принцессы, чтобы играть, но в итоге я тебя убедила немного повеселиться, и с тех пор мы с тобой самые лучшие подружки!

— Дела для принцессы? — переспросила Твайлайт, вскинув голову. — Какие дела?

— Да не знаю, какие-то дела с изучением магии, истории, и чтобы быть хорошей ученицей и все такое, — Пинки пожала плечами. — В смысле, сколько я вообще помню, ты всегда сидела носом в книгу. Ты мне говорила, это потому, что принцесса хотела, чтобы ты очень хорошо училась и запоминала все как следует.

Твайлайт потерла лоб и вздохнула.

— Значит, я тут лезла ко всем и рассказывала свои «сказки», что я верная ученица принцессы? И, небось, я еще городила, что я какой-нибудь сражающийся с чудовищами герой, да? — Твайлайт даже не моргнула, увидев, как Пинки согласно кивнула. Она поглядела в сторону. — Я так и думала.

Пинки закусила губу.

— Ну так… ты ведь это все делала, правда?

Твайлайт вновь глянула на Пинки, которая тревожно ерзала из стороны в сторону в кресле.

— Ага, делала, все верно. Но ты, скорее всего, слышала не все, — сказала Твайлайт, очень осторожно подбирая слова. — Видишь ли, я и правда все это делала, но я была не одна. Мне помогало несколько очень хороших друзей, которые были со мной в любой ситуации. Только благодаря их помощи я смогла так много достичь. Сила дружбы — реально существующая вещь, хотя мне потребовалось довольно много времени, чтобы это понять.

— Ого, — Пинки выдохнула и восхищенно уставилась на Твайлайт. — Ну так где же твои друзья?

Твайлайт мягко улыбнулась, скрывая всю ту боль, которую причинил ей этот вопрос.

— Ну, я пытаюсь их снова найти. Мне нужна их помощь. Эквестрия в опасности, и только с ними я смогу помочь принцессе.

— Значит, Флаттершай — одна из этих особых друзей, верно?

— Что? — ахнула Твайлайт. — Как ты… в смысле, почему ты так думаешь?

— Я же говорила, Твайлайт, я не глупая, — подмигнула она. — Это довольно очевидно, раз ты так на нее отреагировала, когда увидела в первый раз. К тому же ты на нее оглянулась уже, наверное, раз сто, будто ждешь, что она в любую минуту сбежит или подойдет поздороваться.

— Ладно, да, она одна из моих подруг, — признала Твайлайт.

— Если она одна из твоих подруг, — нахмурилась Пинки, — то как вы тогда делали все эти удивительные вещи? В смысле, она же здесь живет сколько я вообще помню.

— Это… непросто, — сказала Твайлайт и, заговорщицки оглянувшись, подманила Пинки поближе. — Я тебе хочу сказать кое-что, о чем не должен знать никто. Поняла?

Пинки кивнула, но Твайлайт заглянула ей в глаза.

— Я серьезно, Пинки. Ни докторам, ни пациентам, вообще никому. Обещаешь?

— Конечно! Сердце вон, хочу взлететь хоть раз, суну кексик себе в глаз! — прошептала она, подняв к лицу копыто.

Твайлайт театрально изобразила оглядывание окрестностей исподтишка.

— Правда в том, что память у моих друзей была изменена на ложную. Они не помнят наших приключений и отношений; вместо этого их заставили считать, будто они должны находиться в больнице, — Твайлайт опустила взгляд и немного помедлила. — Но хуже всего, что в них изменилось нечто важное, некая деталь, благодаря которой они были счастливы и уникальны. Не знаю, кто за этим стоит, но он испортил разум моих подруг, и теперь они не те, что прежде.

— Видишь ли, я и мои подруги являемся единственным шансом Эквестрии на спасение. Мне нужно вернуть их в прежнее состояние, чтобы мы посредством дружбы победили… ответственных за все это пони, кто бы это ни был, — Твайлайт немного помолчала. — Я когда-нибудь рассказывала тебе об Элементах Гармонии?

Пинки нахмурила лоб.

— Эм… кажется. Это такие крутые драгоценные штуковины из одной твоей старой книги, да? Такие большие блестящие ожерелья.

Ученый в душе Твайлайт почувствовал острый укол раздражения, услышав, как самые могущественные артефакты Эквестрии пренебрежительно называют обычными «ожерельями», но она отпихнула эти чувства в сторону и просто кивнула.

— Да, именно они. Видишь ли, мы — носители Элементов, пони, которые воплощают в себе силу дружбы. Благодаря им мы можем защитить Эквестрию от любой напасти. Но без истинной дружбы Элементы Гармонии работать не будут.

— Но я разработала план, Пинки, — широко улыбнулась Твайлайт, указав на фигурки на шахматной доске. — Вот, видишь, черный ферзь — это я. И я заперта в больнице.

Взяв пять случайных фигур, она расставила их широким кольцом вокруг ферзя.

— Это — пять моих подруг. К счастью, все они находятся со мной в больнице, что означает, у меня есть доступ к каждой. Стоит мне провести немного времени с ними и напомнить об их истинных жизнях, о том, через что мы вместе прошли, и я восстановлю их настоящие личности в целости. Однако, — она схватила несколько белых пешек и расставила их между фигур, — медсестры и персонал тоже верят в истинность ложных воспоминаний. Они не хотят, чтобы я освободила подруг, потому что они все считают нас просто больными пони. Даже сами подруги верят, что их болезни настоящие. Мне нужно напомнить им, что эта жизнь — не настоящая. Если мне это удастся, то мы вместе сможем вырваться из этого заклинания и спасти Эквестрию.

Твайлайт закончила свою речь, а Пинки все продолжала смотреть на шахматную доску в неуютно затянувшейся тишине.

— Хорошо, — тихо сказала она, застав Твайлайт врасплох.

— Что?

— Хорошо. Это… супер-дупер серьезная штука, — провозгласила Пинки. — Если тут есть какой-то злодей, который лезет пони в голову, портит им воспоминания и заставляет друзей друг друга забывать… то я должна помочь с ним бороться. Такое продолжаться просто ну никак не может, — она стиснула копыто Твайлайт. — Можешь на меня полагаться, я сделаю все, что смогу, чтобы помочь.

Твайлайт стиснула копыто Пинки в ответ.

— Пинки, ты… ты нечто невероятное. Я не знаю, как тебя отблагодарить. Иметь тебя на моей стороне значит для меня невероятно много.

— Какой же я буду подругой, если не буду рядом с тобой, когда я тебе нужна больше всего? — она улыбнулась. — К тому же заводить друзей — это, типа, моя специальность. Со мной тебе не придется полагаться на какую-нибудь старую, пыльную и занудную книжку про то, как говорить с пони. Я — твой ходячий справочник по дружбе! — она оглянулась в сторону Флаттершай. — Но сначала тебе нужно хорошенько узнать свою жертву.

— Жертву?

— Цель, мишень, задачу, называй, как хочешь. Ты должна узнать тех пони, с которыми хочешь подружиться. В конце концов, не все захотят дружить сходу. Нужна куча работы и море улыбок, чтобы кого-нибудь завоевать, — многозначительно кивнула Пинки и повернулась обратно к Твайлайт. — Ну, так почему бы нам не начать с твоих подруг? Кто они? Кроме

Флаттершай, само собой.

Хорошо, она купилась на байку про какого-то загадочного пони, так что тебе не нужно пытаться рассказывать ей про теневую штуку, но ты пока не можешь ей сказать, что она одна из Элементов. Она вряд ли поверит, что она из тех подруг, о которых я говорила. Твайлайт слегка прикусила нижнюю губу.

— Эм… на самом деле лучше будет, если я пока не буду тебе называть сразу всех.

На лице Пинки на мгновенье мелькнула боль.

— Что? Почему?

— Это… для безопасности. У пони, которые это подстроили, есть, эм, агенты среди сотрудников больницы. Чем меньше я тебе скажу, тем меньше информации ты сможешь выдать, если тебя поймают. Обычное для шпионов дело, правда.

— О, в этом вроде есть смысл, — сказала Пинки, кивая словам Твайлайт. — Ты не хочешь ставить миссию под угрозу.

— Ага, именно так, — с облегчением сказала она. — К тому же будет лучше, если мы сосредоточимся только на одной подруге за подход. Так они нам помогут спасти остальных.

— Отличный план! Тогда я подумаю, что делать с Флаттершай. Я пациент-ассистент, поэтому у меня есть куча всяких привилегий и всего такого, так что я посмотрю, что смогу для тебя накопать.

— Хорошо, но, Пинки… — Твайлайт положила копыто ей на переднюю ногу. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не делай ничего такого, из-за чего можешь попасть в неприятности. Если доктора узнают, что ты для меня нарушаешь правила, они меня запрут, и мы не сможем больше говорить. Я буду рада любой помощи, но, пожалуйста, не влезай за меня в неприятности.

— Поверь мне, Твайлайт. Я знаю, как не попадаться, — сказала она с уверенной улыбкой. Улыбка не слишком обнадеживала. — В эту субботу я зайду к тебе в палату и мы поговорим о Флаттершш… — она замолчала, глянув в сторону окон, и улыбка пропала у нее с лица. — Эй, а куда она делась?

Твайлайт обернулась в том же направлении. Флаттершай пропала. Встав на ноги, Твайлайт принялась внимательно оглядывать комнату. Ее взгляд тут же поймал пятно желтого и розового.

— Вот она, — объявила Твайлайт, показывая на двери, через которые они сюда недавно вошли. Хрупкий силуэт Флаттершай был почти невидим между двух обступивших с боков медсестер, которые уводили ее в коридор. Как только они прошли, перед дверями встал санитар, заблокировав проход могучим телом. Его внушительный вид помог наглядно объяснить любопытным пациентам, что есть дела получше, чем следовать по пятам за Флаттершай.

— Вот конские яблоки! — буркнула Твайлайт, пнув воображаемый камешек на полу. — Я надеялась с ней поговорить еще раз вечером. Ну, чтоб передать ей сообщение, например, — она повернулась к Пинки. — Может, ей будет проще общаться не напрямую?

— Как друзья по переписке, — подсказала Пинки.

— Именно, — Твайлайт подошла к окну, у которого сидела Флаттершай. — Она обычно сидит на этом месте или ходит к другим окнам?

— О, она всегда сидит здесь, — сказала Пинки. — Думаю, потому что здесь дальше от всех остальных пациентов и отсюда лучше всего видно вон то дерево.

— Это хорошо, это очень хорошо! Значит, я могу здесь оставить записку, и она точно сможет ее найти. Мне просто надо где-нибудь ее спрятать, чтобы только она ее смогла заметить, — сказала Твайлайт, принявшись обыскивать округу. — Не хочу, чтобы какой-нибудь другой пациент ее нечаянно нашел.

Пинки кивнула.

— Или уборщик.

— Ага, или убор… — Твайлайт застыла, занеся ногу.

— Или медсестра, — продолжила Пинки. — Или доктор… или санитар…

Твайлайт застонала.

— О чем я вообще думала? Конечно же, я не смогу спрятать записку на такой долгий срок. Любой тайник, который обманет персонал, обманет и Флаттершай.

— Может, сделаешь из письма самолетик и бросишь ей? — предложила Пинки.

— Сомневаюсь, что ей будет лучше, если я буду в нее кидаться даже самолетиками. Она, скорее всего, закричит и упадет на пол. В смысле, когда я попыталась просто подтолкнуть к ней рисунок, она чуть не умерла прям на месте.

Пинки наклонила голову набок.

— Какой рисунок?

— Тот, с птицей, который я сделала на копытоделии. Я решила его подарить ей, и она чуть не впала в истерику, — Твайлайт пожала плечами. — Сомневаюсь, что передача сообщений лицом к лицу сработает, если это для нее нормальная реакция.

— А где он? — спросила Пинки, глядя по сторонам. — В смысле, если ты оставила ей рисунок, разве он не должен где-то тут валяться?

Нахмурившись, Твайлайт опустила глаза к полу и внимательно оглядела окрестности.

— Его… тут нет, — она вновь поглядела на Пинки, сменив хмурое выражение на широкую улыбку. — Пинки, ты знаешь, что это значит? Она взяла рисунок!

Пинки рассмеялась и улыбнулась в ответ.

— И? — бодро спросила она.

Твайлайт сердито посмотрела на Пинки.

— Это значит, что я смогла установить с ней контакт, — терпеливо объяснила она. — Она взяла рисунок. Если я не буду слишком долго стоять у нее над душой, я смогу нормально передавать ей сообщения. Раз она взяла рисунок — доказательство у нас есть.

— Если, конечно, его не забрала медсестра, — возразила Пинки.

— Что? — ровно спросила Твайлайт.

— Ну, что если медсестра пришла забрать Флаттершай и увидела бумажку рядом с ней на полу? Она могла подумать, что бумажка выпала у нее из кармана, и забрать с собой, — Пинки нахмурилась. — Или, может, медсестра просто ее подобрала и выбросила, потому что подумала, что это мусор.

Хоть у Твайлайт опять начала разбаливаться голова, она все равно не могла отрицать слова Пинки. Протяжно вздохнув, она почувствовала, как под лучами такой несокрушимой логики испаряется энтузиазм.

— Да, ты права. Возможно, Флаттершай вообще не заметила рисунок или не обратила на него внимания, раз его пыталась насилу впихнуть какая-то незнакомка.

Пинки подошла к Твайлайт и потерла ей плечо.

— Ну, не расстраивайся. Мы же не знаем, что случилось, в конце концов? Может, ей и правда понравился твой рисунок. К тому же завтра ты можешь попытаться еще раз.

— Я знаю, — вновь вздохнула Твайлайт и, чувствуя, будто копыта налились свинцом, поплелась бок о бок с Пинки к шахматной доске. — Иногда я просто не могу ничего с собой поделать: я возбуждаюсь и распаляюсь в надежде, что все в кои-то веки пойдет как надо, даже если знаю, что так просто ничего не получится. Трудно сохранять оптимизм, когда все против меня.

— Это не совсем правда, — сказала Пинки. — В конце концов, хотя бы я на твоей стороне. А это уже что-то!

Твайлайт задумчиво поглядела на Пинки. Уголки ее губ слегка приподнялись в улыбке.

— Ага, подловила.

— Тебе главное найти что-нибудь, чем можно отвлечься от всех этих серьезных дел, — уверенно заявила Пинки. Сев за шахматную доску с противоположной стороны, она еще раз улыбнулась. — Так что все наше оставшееся свободное время ты будешь снова учить меня шахматам!

Твайлайт застыла в процессе расстановки фигур по местам. Она моргнула.

— Снова?

— Ага! — Пинки быстро закивала. — Последние несколько раз ты очень-очень разозлилась, так что мы вместо шахмат играли в шашки, но на этот раз я уверена, у тебя получится меня научить. Я прям чувствую!

Твайлайт задержала на несколько мгновений взгляд на Пинки, будто пытаясь оценить, насколько та серьезна.

— Ладно, тогда начнем с основ, — сказала Твайлайт, взяв с доски самую маленькую фигурку. — Как называется эта фигура?

— Плешка! — воскликнула Пинки и захихикала, не сумев, впрочем, заглушить мучительного стона Твайлайт.

Глава 16

— Твайлайт, пора вставать.

С губ Твайлайт сорвался стон. Единорожка с трудом продрала глаза, которые тут же ожгла химическим светом единственная лампа в палате. Голос повторил те же слова чуть тверже, заставив ее оторвать взгляд от унылых плиток подвесного потолка. Твайлайт моргнула пару раз, и в фокус медленно, как поднимающаяся из глубин мутного озера рыба, вплыла сестра Колдхарт.

— Давай, вставай, ты уже должна быть готова, — добавила медсестра и, оглядев Твайлайт, улыбнулась: — На этот раз ты хотя бы не спала на полу.

Твайлайт закатила глаза.

— Йей, — буркнула она и спихнула с себя одеяло. Ее тут же обдало ледяным больничным воздухом, заставив недовольно зашипеть сквозь зубы и мгновенно позабыть про утреннюю вялость, сменившуюся бодростью, тревогой и раздражением. Бросив последний полный тоски взгляд на смятое постельное белье, Твайлайт скатилась с кровати и встала на ноги.

— А-а! Холодно-холодно-холодно! — ахнула Твайлайт, приплясывая с копыта на копыто в попытке свести контакт тела с полом к минимуму. Она сердито уставилась на медсестру с ясно читаемым обвинением в глазах. — Здесь настоящая морозилка!

— Прости, дорогая, но вечером сломался кондиционер, — объяснила сестра Колдхарт, доставая свежую робу из маленького шкафчика в стене палаты. — У нас всю неделю трудности с электричеством. К счастью, проблемы только на этом этаже. Можешь считать это дополнительным стимулом шевелиться быстрее, — она улыбнулась, протягивая свернутую одежду.

Твайлайт перевела взгляд с толстого и пушистого розового свитера на сестре Колдхарт на затасканную робу у нее на копыте. Она вздохнула и безропотно натянула одежду. Даже несмотря на онемевшие от холода копыта, у нее ушло всего несколько секунд, чтобы заправить постель.

— Вот. Я одета. Кровать заправлена. Можно уже идти? — спросила она, стараясь не стучать зубами.

Твайлайт переместила вес с одной пары ног на другую, пока Колдхарт беглым взглядом оглядывала палату. В ледяном воздухе секунды тянулись как часы.

— Хорошо, все, похоже, в порядке. Выходи в коридор и вставай в очередь на лекарства, — она еще раз улыбнулась Твайлайт, выводя юную кобылу из палаты. — Хорошие новости — водогреи сейчас работают, так что под душем ты согреешься.

Услышав про горячий душ, Твайлайт почти что даже улыбнулась.

— Что ж, хоть что-то, — буркнула она. Коридор за дверью палаты был на пару градусов теплее, так что стоять на каменной плитке было уже не так болезненно холодно. Но она все равно чувствовала себя жалко и не удивилась, что остальные пациенты выглядят не лучше.

Хорошей стороной проблемы с температурой было то, что никому не хотелось разговаривать. Твайлайт поняла, насколько это прекрасно, когда рядом с ней в строй встала Силвер Глоу, предварив свое появление волной изысканного парфюма. Непрестанно громко шмыгая носом, белая единорожка пробормотала что-то невнятное по поводу ужасных условий, но, похоже, не думала вовлекать Твайлайт в беседу в ожидании лекарств.

Принятие душа для Твайлайт прошло столь же спокойно и обыденно, и к тому моменту, когда к ней пришла Эпплджек, чтобы отвести на завтрак, единорожка была уже настроена довольно оптимистично. Весь вчерашний вечер она провела за напряженной работой, составляя список жизненно важных вопросов, на которые необходимо выудить ответ, и пересекая его со списком вопросов, на которые у нее есть шанс ответ получить. Итоговый список оказался удручающе коротким, но Твайлайт приняла это обстоятельство спокойно.

В конце концов, начинать надо с малого, — думала она, идя следом за Эпплджек по стерильным коридорам. С каждым новым этажом температура постепенно приближалась к терпимой. Сосредоточься на маленьких победах и продолжай работать над друзьями. А пока просто играй свою роль хорошей маленькой кобылки. Твайлайт уже проговорила себе эти слова дюжину раз подряд, но позыв повторять их был практически физически ощутимым. Ей нельзя отвлекаться. Она должна спасти друзей и вместе с ними спасти Эквестрию. Остальное значения не имело.

Твайлайт глянула на Эпплджек. Даже моя гордость.

---

Сосредоточение и твердость намерений придали Твайлайт сил, так что день прошел для нее быстро. Завтрак, групповая терапия и даже очередной урок у мисс Трикси пролетели незаметно.

Твайлайт подняла взгляд от рисунка, обдумывая мысль. Нет, — поправила она себя, — он прошел вовсе не быстро. Он тащился, как гоночные улитки. Абсолютно ничего не прерывало тоскливую монотонность. Она вздохнула, переведя взгляд на почти пустой лист бумаги на столе. Шло очередное занятие копытоделия, и учительница, мисс Тула Рула, сказала, что их сегодняшнее задание — написать пейзаж. Играя роль послушной здоровой кобылки, Твайлайт наляпала несколько зеленых пятен на лист в виде трех не слишком убедительно выглядящих холмов.

Твайлайт покатала во рту кисть. И все же торопиться некуда. У меня впереди еще целый час этой тоски. Она оглянулась на сиденье рядом с собой: оно пустовало, отчего единорожку кольнуло засевшее где-то на задворках сознания раздражение. В своем мысленном списке дел она отложила урок копытоделия для общения с Пинки Пай. Проведя почти весь завтрак и обед в попытках осторожных расспросов Эпплджек, Твайлайт нацелилась провести побольше времени со своей розовой подругой, чтобы подпитать в ней уверенность в себе и вытащить ее из крепкой скорлупы сомнений и страхов.

Этот план рухнул, едва они вошли вдвоем в класс. Тула Рула попросила Пинки отнести стопку бумаг в администрацию, и Пинки с радостью пошла исполнять это задание. Накинув на шею ремешок с карточкой, провозглашающей ее «пациентом-ассистентом», она осторожно положила документы себе на спину и двинулась прочь, насвистывая бодрую мелодию.

Твайлайт отвела взгляд. Это всего лишь сиюминутная неприятность. Пинки рано или поздно вернется. К тому же мы еще будем вместе ужинать. И учитывая, как Флаттершай среагировала во время нашего предыдущего игрового часа, я с большей пользой проведу время, вновь пытаясь научить Пинки играть в шахматы. Твайлайт улыбнулась и окунула кисть в баночку с зеленой краской. К тому же если я не буду работать, то только привлеку к себе лишнее внимание. Вот привлекать внимание мне сейчас меньше всего…

— Твайлайт? — раздался прямо за спиной знакомый голос.

Твайлайт вздрогнула и так быстро обернулась на звук, что ей пришлось крепко прикусить кисть, чтобы та не вылетела изо рта. Только вот это не остановило большие капли зеленой краски, которые сорвались с кончика и понеслись прямо к говорившей кобыле. Твайлайт подняла от заляпанного халата пони широко распахнутые глаза и встретилась взглядом с сурово глядящей на нее Тулой Рулой. С особой осторожностью после такого происшествия Твайлайт вынула изо рта кисть.

— Д-да, мисс Рула?

Тула Рула мимолетно глянула на свежие пятна на рабочем халате, после чего вернула взгляд на отчаянно краснеющую Твайлайт.

— Твайлайт, тебе надо внимательнее следить за окружающей обстановкой. В противном случае тебе придется проводить занятие со шваброй и ведром вместо кисти и красок.

Твайлайт мгновенно почувствовала облегчение, узнав, что зеленые снаряды с ее кисти попали только на и без того грязный рабочий халат Тулы Рулы, тяжелую ткань которого отмечали шрамы долгой и нелегкой жизни, проведенной в услужении увлеченному художнику.

— Конечно, мисс Рула.

Художественная учительница принялась рыться в многочисленных карманах халата, перебирая торчащие оттуда кисти разных форм и размеров, карандаши, линейки, нитки и проволочки, перья и бесформенные куски глины. Твайлайт не удивилась бы, если бы узнала, что у нее там в складках грязного халата поселилась семья мышей. В конце концов Тула Рула нашла что искала и вытянула из одного из самых чистых карманов лист бумаги. Тонко улыбнувшись, она протянула его Твайлайт на копыте.

— Это тебе.

Твайлайт неохотно взяла листок. Убедившись, что на нем нет никаких отвратительных пятен или грибковых колоний (разумная предосторожность, с учетом состояния одежды Тулы Рулы), она осторожно потянула за края и развернула. Единорожка вновь широко распахнула глаза — на этот раз в восхищении. Это был сделанный углем восхитительно детальный рисунок двух зарянок. Живость и естественность в их образе была такой невероятной, что Твайлайт казалось, будто еще чуть-чуть — и они оживут и, сорвавшись с бумаги, полетят по комнате.

— Это… это поразительно, мисс Рула, — сказала Твайлайт, вновь подняв взгляд на учительницу. — Я польщена, но, боюсь, я не могу его принять.

Тула Рула моргнула.

— Почему?

— Это действительно чудесный рисунок, но я думаю, что вам не следует давать его мне. Почему бы вам не повесить его на стену, рядом с другими вашими работами? — Твайлайт обвела копытом многочисленные картины и зарисовки, развешанные по стенам. — Честно, это самая лучшая ваша работа. Все остальное меркнет на фоне этого рисунка, кажется унылым и приземленным. Такому произведению место в галерее в Кантерлоте, а не на стене камеры пациента, — Твайлайт тепло улыбнулась Туле Руле и протянула рисунок обратно. — Это демонстрация вашего истинного таланта, и я не могу забрать у вас такую красоту.

Тула Рула прищурилась.

— Это рисовала не я.

Листок выскользнул у Твайлайт из копыт.

— Ч-что?

— Это рисовала не я, — повторила она. — Одна из моих учениц, Флаттершай, оставила записку, что хочет передать эту работу, как только ты придешь на занятия.

— О, — по щекам Твайлайт разлился алый жар. Она нервно похлопала копытами. — Я, э, я-я не хотела…

— Если ты не против, меня ждут другие ученики, — перебила Тула Рула. Она подняла голову и презрительно поглядела на Твайлайт. — Надеюсь, они не окажутся такими же унылыми и приземленными, как я.

Тула Рула резко развернулась на месте и, задрав нос, пошла прочь, оставив Твайлайт беспомощно открывать и закрывать рот.

— Простите! — пискнула Твайлайт вслед, но безрезультатно. Единорожка повернулась к столу и зарыла раскрасневшееся лицо в копыта.

— Я такая идиотка, — простонала она. — Как можно быть настолько тупой? Почему я вообще решила, что рисунок Флаттершай был… был… — Твайлайт подняла от сложенных ног голову. — Рисунок… Флаттершай?

Вскрикнули две маленькие кобылки, сидевшие с Твайлайт за столом: единорожка опрокинула табурет и, отбросив его в сторону, рухнула на пол.

— Где он? — выпалила она, скользнув под стол и принявшись распихивать в стороны сложенные там пыльные коробки с художественными материалами. — Где он? Куда он пропал?

На глаза попалось пятнышко белого цвета, и Твайлайт тут же схватила с победным воплем найденный рисунок. Следом прозвучал уже вопль боли, когда Твайлайт не подумав вскочила на ноги и стукнулась головой о столешницу. От неожиданности две маленькие кобылки вскрикнули еще раз.

— Ты в порядке, Твайлайт? — спросил сидевший слева пегас, когда Твайлайт вылезла из-под стола.

— Я… в норме… — роняя слезы, выдавила сквозь стиснутые зубы Твайлайт. Прижав копыто к основанию рога, она слепо нашарила свободной ногой табурет и, поставив его прямо, тяжело на него опустилась. — Мне просто… нужна минутка, — добавила она, баюкая в копытах пульсирующую голову. Она вытерла слезы. Выбью зубы тому, кто догадался сделать рога такими чувствительными.

В конце концов пламенный луч агонии, который сверлил ей череп насквозь, утих и сменился на боль, сравнимую с укусом десятифунтового[1] шмеля. Сосредоточься, — строго подумала она, силой заставляя себя отвлечься от боли во лбу и переключить внимание на лежащий на столе лист бумаги. Знание, что этот рисунок — подарок от Флаттершай, усмиряло боль лучше любого лекарства. Поверить не могу. Я в самом деле смогла установить с ней контакт, — думала она с улыбкой. Ей, должно быть, так понравился мой рисунок, что она решила ответить тем же. Птицы — это явно ключ! Если я сосредоточу усилия на рисунках птиц, животных и прочих милых штук, которые любит Флаттершай, то смогу с ней добиться чего-нибудь и помогу ей вспомнить о… о…

Улыбка пропала.

Что, вспомнить о реальном мире? Никто мне здесь не поверит, если я скажу правду раньше времени. Как же мне успеть вылечить Флаттершай вовремя, если мне приходится общаться с ней рисунками и копытоделием?

Она постучала копытом по столу, стравливая накопившееся раздражение. Ладно. Надо сохранять позитивный настрой. Сосредоточиться на том, что я могу сделать. Она перевела взгляд с прекрасного рисунка Флаттершай на собственный измазанный зеленым лист. Протянув копыто и подтащив банку с краской поближе, она сосредоточенно нахмурила брови. Иногда остается только терпеливо ждать и работать с тем, что есть. Сжав в зубах кисть, Твайлайт улыбнулась. И, если она любит птиц, значит, я принесу ей птиц!

---

— Твайлайт! Погоди! — крикнула Пинки Пай, скача неловким из-за покрытого шрамами бедра галопом за подругой.

— Не могу! — бросила через плечо Твайлайт, топоча по коридору и не обращая внимания на удивленные взгляды проходящих мимо пациентов. — Мы опаздываем!

— Куда опаздываем? — тяжело дыша, но постепенно нагоняя, удивилась Пинки. — Я, конечно, знаю, свободное время — это очень круто, но, серьезно, притормози! Вдруг сестра Рат…

— Твайлайт Спаркл, немедленно остановись!

Новый голос прокатился эхом меж стен; строгость и сила приказа мгновенно спутали Твайлайт ноги, заставив ее неуклюже затормозить. Сестра Ратчет с гневным видом печатала шаг прямиком к Твайлайт, а ее ассистент Силас верной тенью следовал в двух шагах позади. Он был на голову выше медсестры и сложен как тяжеловоз, но сестра Ратчет, казалось, грозно возвышалась над всеми в коридоре, подобно гранитной горе в сестринской шапочке.

Твайлайт сглотнула.

— З-здравствуйте, сестра Ратчет, — сказала она, неуверенно улыбаясь.

— Почему ты бегаешь по коридорам? — спросила сестра Ратчет, широким шагом подходя к Твайлайт с кипящей в глазах ледяной яростью. Она не кричала. Ее голос напоминал далекую лавину — холодную, опасную лавину, которую невозможно проигнорировать. Твайлайт сжалась под суровым взором сестры Ратчет, когда та склонилась и поднесла нос неуютно близко к носу единорожки. — Ты знаешь правила. Бегать запрещено!

— А ты! — прошипела она, резко развернувшись к испуганно съежившейся Пинки. — Мне стыдно за тебя, Пинки Пай! Ты же знаешь, что не должна разрешать пациентам бегать по коридорам. Пони могут себе навредить. Ты же не хочешь ответственности за чьи-нибудь травмы, правда?

Пинки всхлипнула в ответ и помотала головой.

— Правда?

— Да! — выдавила Пинки. Ее голос ломался, как сухие ветки под тяжелым копытом.

— Ты пациент-ассистент. Вот и веди себя соответствующе, — сестра Ратчет перевела взгляд с одной съежившейся пациентки на другую, тяжело давя суровым взглядом им на плечи. — Если я еще раз поймаю вас за бегом, наказаны будете обе. Вы меня поняли?

— Да, сестра Ратчет, — ответила Твайлайт. Ответ Пинки Пай прозвучал сдавленным эхом ее слов. — Я обещаю, что такого больше не случится.

— Хорошо. А теперь вы обе пойдете. Пойдете. Как остальные хорошие пациенты.

Твайлайт под внимательным взглядом сестры Ратчет сделала несколько застенчивых шагов назад. Отойдя на несколько корпусов[2] от нее, единорожка развернулась и торопливо пошла прочь от медсестры.

— В этой кобыле есть что-то реально пугающее, — сказала Твайлайт, как только отошла вместе с Пинки на безопасное расстояние. — Она здесь всего лишь главная медсестра, но каждый раз, когда она смотрит таким ужасно ледяным взглядом… — Твайлайт содрогнулась. — Надуманно, я понимаю. В самом деле, чем вообще можно наказать пациента?

Она рассмеялась через силу.

— Правда, Пинки?

Тишина.

Твайлайт нахмурилась и оглянулась на подругу.

— Пинки? Ты в порядке?

— …я-я н-не плохая пони… — бормотала про себя Пинки Пай, глядя немигающими глазами куда-то сквозь стены на далекий невидимый горизонт. По щекам неудержимо лились слезы, а копыта буквально вросли в пол. — Я не плохая пони… я не п-плохая пони…

— Пинки? Пинки, посмотри на меня, — сказала Твайлайт, схватив подругу за подбородок и подняв ее голову так, чтобы заглянуть прямо в глаза. — Ты не плохая пони, Пинки. Поняла? Ты замечательная, чудесная, удивительная пони. Просто слушай мой голос. Ты не плохая пони.

Пинки Пай отшатнулась, едва встретилась взглядом с Твайлайт, и пустое выражение ее глаз тут же развеялось, как утренний туман на крепком ветру.

— Нам не следовало такое делать… — прошептала Пинки, жуя нижнюю губу. — Я не хочу, чтобы меня наказали. Я не хочу быть пл… я не хочу неприятностей.

Твайлайт невольно опустила уголки губ.

— Какое вообще наказание она тебе может дать всего за одну пробежку по коридору?

Пинки помотала головой, поглаживая дрожащими копытами хвост.

— Сестра Ратчет бывает очень жестокой с нарушителями правил. Обычно она не такая плохая, даже если улыбка у нее такая ненастоящая, что аж жуть, и она не смеется никогда, — Пинки отвернулась и оглядела коридор в поисках посторонних любопытных ушей, после чего заговорщецки зашептала: — Но стоит нарушить правило — и она начинает очень злиться. Она просто… — по спине Пинки пробежала дрожь. — Она просто не любит, когда пони нарушают правила.

— Ой, да ладно, не может же быть все настолько плохо, — презрительно фыркнула Твайлайт, приправив слова максимумом уверенности и стараясь не обращать внимания на стоящие дыбом шерстинки на шее. — В конце концов, мы для нее — просто имена в списке.

— Правда, Твайлайт, лучше тебе не знать! — повторила Пинки, смертельно побледнев. — Особенно после того, как рассказала мне об этой супер-секретной штуке, которая, ну, знаешь… Менэленты Армонигии. Просто поверь мне на слово. Пожалуйста.

— Ладно, ладно, я постараюсь ее не злить, — пообещала Твайлайт, когда они пошли наконец дальше.

Они шагали в тишине. Туго поджавшая хвост и крепко прижавшая к голове уши Пинки выглядела в точности как собака, привыкшая к хозяйским пинкам.

Твайлайт не могла больше выдержать такое жалкое зрелище.

— Слушай, Пинки, я не хотела показывать тебе это за ужином, но у меня есть кое-что удивительное, — Твайлайт осторожно вынула зубами из кармана робы угольный рисунок и передала Пинки. — Вот, посмотри.

Пинки Пай широко распахнула глаза.

— Ого! — ахнула она. — Он… он чудесен! Это ты нарисовала?

— Нет, не я. Его нарисовала Флаттершай и подарила мне.

— Это здорово! Значит, вы теперь друзья? Ты встретила ее в классе копытоделия? Ну же, расскажи мне все! — восторженно затараторила вопросы Пинки, улыбаясь до ушей солнечной улыбкой, растопившей последние остатки былого отчаяния.

— Нет, нет, вряд ли нас можно пока назвать «друзьями». К тому же я ее сегодня не видела лично, хотя я искала, — сказала Твайлайт, положив рисунок обратно в карман. — Потому у меня почти не было времени поговорить с тобой за ужином. Я потратила все отведенное время на поиски. Эпплджек даже начала расспрашивать, как я себя чувствую, из-за того, что я так часто отпрашивалась в туалет. Я уверена, я проверила каждый стол дважды, но все равно каким-то образом упустила ее. Как это вообще возможно?

Пинки пожала плечами.

— Это потому, что она обычно ест у себя в палате.

— А. Так ее будет непросто най… — Твайлайт чуть не подавилась. — Погоди, чего?

— Ага, Флаттершай не ест в кафетерии. Медсестра носит ей еду в палату. Раз в месяц ее пытаются заставить есть с другими пациентами, но… Короче, она там просто сидит тогда и реально тощая становится, так что ее каждый раз возвращают обратно в палату и кормят там.

— Почему ты мне этого не сказала раньше? — простонала Твайлайт.

Пинки Пай улыбнулась:

— Потому что ты не спрашивала, глупая!

Единорожка ровно поглядела на Пинки.

— Это риторический… Впрочем, знаешь, неважно. Я усвоила урок. Если захочу узнать что-нибудь про кого-нибудь, я сначала спрошу у тебя, хорошо?

— Оки-доки!

Несмотря на то что их заставили большую часть пути пройти обычным шагом, кобылы все равно успели добраться до цели с кучей времени в запасе. Как и ожидалось, Пинки Пай с энтузиазмом согласилась помочь, когда Твайлайт закончила объяснять свой план. Заняв свою вчерашнюю позицию за шахматной доской, Твайлайт вынула два листка бумаги из карманов и положила их на клетчатую доску. Первый листок был подарком Флаттершай. Второй — ее собственная работа: оружие из нетоксичной краски в войне против социофобии подруги.

Пока Твайлайт аккуратно разглаживала сгибы бумаги копытом, она поймала на своем рисунке обеспокоенный взгляд Пинки.

— Что? Что такое?

— А ты не думаешь, что, может, она немного расстроится, если ты ей это дашь? В смысле, рисунок реально классный, только это ведь лось.

— Лось?! — возмущенно выпалила Твайлайт. — Это не лось! Это…

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Слушай, мисс Художественный Критик, ей понравился прошлый рисунок. Вот. Так что, пожалуйста, постой на карауле, пока я расправляю.

В конце концов, первое впечатление — самая важная вещь, а хранение листка в кармане в свернутом виде не слишком-то способствовало презентабельности рисунка. Осторожно водя копытом по сгибам, она тщательно их распрямляла, будто разглаживая складки на платье.

Когда Твайлайт уже была уверена, что больше ничем картине помочь нельзя, Пинки потыкала ее копытом.

— Вот она, — прошептала Пинки. Проследив взгляд подруги, Твайлайт увидела Флаттершай, крадущуюся вдоль стен и старающуюся сохранять как можно большую дистанцию от находящихся в комнате пони. Она прикрывалась гривой, как своеобразным розовым щитом, призванным оградить ее от непрошеного внимания.

Твайлайт проследила за Флаттершай, пока та не дошла до своего обычного места у окна, после чего обернулась обратно к подруге.

— Так, Пинки, план таков: я собираюсь повторить то же самое, что проделала вчера. Я к ней подойду, положу рисунок, скажу пару слов и, надеюсь, смогу добиться от нее какого-нибудь диалога о птицах. Что думаешь?

— Ну, думаю, что не сработает.

— Что ты имеешь в виду? Она нарисовала эту чудесную картину и передала мне, — возразила Твайлайт, постучав копытом по угольному рисунку. — Мне кажется, я с ней добилась отличных успехов.

Пинки пожала плечами.

— Ну, как знаешь. Я просто сомневаюсь, что ты сможешь ее разговорить спустя всего один день. В смысле, тебе разве не кажется, что ты немного торопишься?

— Я должна торопиться! Принцессы на меня полагаются! — огрызнулась Твайлайт, раздув ноздри. Она сделала несколько глубоких вдохов, беря гнев под контроль и осознавая слова Пинки. — Ладно, я понимаю, что ты имеешь в виду. Я не буду чересчур давить. Я попробую завязать разговор, но если она не ответит, я отойду. Хорошо?

Дождавшись согласного кивка Пинки, Твайлайт взяла свой рисунок и, положив его на спину, неторопливо двинулась прочь от столика. Она специально пошла в обход разнообразных препятствий и помех, описав по помещению петлю таким образом, чтобы подойти к Флаттершай в прямой для нее видимости. Твайлайт мысленно обратилась к прочитанной вчерашним вечером книге о языке тела. Двигайтесь медленно, чтобы продемонстрировать спокойствие, но не слишком, чтобы не вызвать подозрение о скрытых мотивах. Подходя к кому-нибудь, следите за тем, куда смотрите. Пристальный взгляд прямиком на цель — это вызов, который может спровоцировать конфликт. При этом стремление не смотреть вообще одновременно неправильно и оскорбительно. Сохраняйте спокойствие, но будьте целеустремленны.

Когда Твайлайт подошла ближе, Флаттершай быстро глянула на нее. Тихо пискнув, она повернулась обратно к окну, дрогнув крыльями в легкой тревоге. Подходя ближе и снова повторяя в голове прочитанные уроки, Твайлайт дружелюбно улыбнулась, постаравшись, чтобы улыбка не получилась ни клоунски большой, ни саркастически маленькой. Она видела, что Флаттершай по-прежнему следит за ней краем глаз, едва заметно дрожа и сжимаясь, будто пытаясь спрятаться на ровном месте от приближающейся единорожки. По мере того как Твайлайт приближалась, сомнения Пинки Пай казались ей все более проницательными, и единорожке даже пришлось остановиться немного дальше, чем изначально собиралась, на всякий случай.

— Здравствуй, Флаттершай, — сказала Твайлайт, читая по воображаемому сценарию, который составила заранее. — Я Твайлайт Спаркл, и мы с тобой виделись вчера. Ты мне передала рисунок с птицей. Мисс Тула Рула принесла мне твой рисунок, и он меня очень впечатлил. Это один лучших рисунков Erithacus rubecula, который я когда-либо видела.

Хоть Флаттершай продолжала глядеть вперед, как перепуганная горгулья, она, тем не менее, прянула ушами и развернула их в сторону Твайлайт, пока та говорила. Увидев это движение, единорожка восприняла его как указание продолжать.

— Это правда очень хороший подарок, и я решила подарить тебе кое-что в ответ, — взяв уголок рисунка в зубы, Твайлайт медленно пошла к Флаттершай, не обращая внимания на то, как по телу пегаски побежала нарастающая дрожь. Она остановилась чуть-чуть ближе, чем в прошлый раз. Осторожно положив листок на пол, Твайлайт отступила немного назад. — Я подумала, раз мы обе очень любим птиц и я бы хотела стать твоей подругой, то, может, мы как-нибудь о них поговорим? Если ты не будешь против, конечно.

Твайлайт стальным копытом придавила собственную неловкость и раздражение, прислушиваясь ко все продолжающемуся молчанию Флаттершай. Вновь в памяти мелькнули слова предупреждения от Пинки Пай, и Твайлайт пришлось признать, что хоть сегодня Флаттершай и не дрожала как вчера, радоваться пока было нечему. И все же Твайлайт вновь улыбнулась:

— Ну, я знаю, ты занята, так что я тебя пока оставлю. Но я хочу, чтобы ты взяла этот рисунок Tyto Alba, который я сделала специально для тебя. Я надеюсь, тебе он понравится, хотя ты гораздо лучшая художница, чем я. И, э, я была бы очень рада с тобой как-нибудь поговорить. Или, если ты не захочешь, то можешь просто передать через Тулу Рулу или доктора Эпплджек записку, и они обязательно ее мне доставят. Вот… тогда пока!

Помедлив немного в пустой надежде, что подруга ответит ей вслух, Твайлайт развернулась и с деланным спокойствием пошла назад, борясь с соблазном оглянуться и посмотреть, заглотила ли Флаттершай наживку. Ей нужно дать Флаттершай возможность ответить самостоятельно, и навязчивое висение у нее над душой однозначно не поможет пробить ее скорлупу.

Твайлайт проигнорировала взгляд, которым санитар одарил единорожку, когда она проходила мимо его драгоценного радио, заглушившее приятной и расслабляющей мелодией джаза ее страхи. Из колонок вдруг раздался тихий щелчок, и музыка на мгновенье скрылась за шорохом помех.

— Тв…айт?

Твайлайт чуть было не запуталась в собственных копытах. Она резко развернулась и уставилась на радио: музыка искажалась и хрипела, сквозь шипящие помехи пробивались отдельные диссонансные ноты, будто в деревянный ящик приемника кто-то запихал клубок раздраженных гадюк.

— Глупая штуковина, — буркнул санитар и принялся стучать копытом по металлической сетке сверху. Раздался второй щелчок, и помехи пропали, сменившись прежней успокаивающей мелодией. Поймав взгляд Твайлайт, он улыбнулся ей слегка виновато: — Хех, извини, девочка. Иногда этим штукам надо хорошенько двинуть, чтоб они работали как надо.

— Я, э, я понимаю, — сказала Твайлайт, почти даже не глядя на него. Она не сводила с радио взгляда, пока не началась следующая песня, звучащая столь же чисто, как и обычно. Отвернувшись, она подошла к улыбающейся от уха до уха Пинки Пай.

— Ну, как прошло? — спросила Пинки, склонившись над шахматной доской.

Твайлайт моргнула.

— О. Хорошо, — выкинув из головы мысли о том, что якобы только что услышала, она твердо кивнула Пинки. — Ты была права: она пока не готова нормально общаться со мной, но я думаю, мы определенно движемся вперед. Она на этот раз не дрожала так сильно и не выглядела так, будто вот-вот рухнет с инфарктом, и, судя по всему, она меня в самом деле слушала, — она вздохнула. — Но, судя по вчерашнему опыту, узнать, удалось ли мне чего-нибудь добиться, я смогу только завтра. И все равно это все может оказаться пустой тратой времени.

— Эй, я не хочу, чтоб ты такая угрюмая ходила, — заявила Пинки. — Ты сделала много! В смысле, не считая Рейнбоу Дэш и еще пары докторов, ты единственная, кто смогла выжать из Флаттершай даже что-то похожее на разговор. Таким можно гордиться! И, чтобы это отметить, я думаю, мы должны сыграть в игру.

Твайлайт отшатнулась.

— Э, Пинки, я, пожалуй, не хотела бы снова играть в шахматы. Может, мы…

Ее возражения отрезала потасканная коробка, которую Пинки грохнула перед ней на шахматную доску.

— Не шахматы, дурашка! Ты выбирала игру вчера, значит, сегодня моя очередь. И сегодня мы будем играть в мои любимые игры.

Твайлайт поникла, едва прочитала вслух истертые буквы на крышке.

— Конфетный Мир. Волшебное приключение для жеребят от четырех до восьми лет.

— Да, жуть до чего веселленская игра! — сказала Пинки, скинув крышку с коробки. — У нее очень крутой мир и там куча очень, очень здоровских мест.

— Пинки, это игра для маленьких жеребят. В смысле, здесь нечего считать, нечего читать и нет никакой стратегии. Ты выигрываешь просто за счет тех карт, что получила в самом начале. Вот и все.

Пинки улыбнулась.

— Я знаю! Это значит, что даже тот, кто совсем плох в играх, все равно сможет выиграть.

Твайлайт открыла было рот, чтобы возразить, но смогла в итоге только еще раз вздохнуть.

— Ладно, я сыграю, — сдалась она, от чего Пинки восторженно запищала.

— Умница! Вот, посиди-ка секунду, пока я готовлю игру, хорошо?

Твайлайт закатила глаза, но согласилась, дав Пинки заняться делом. Она глянула в сторону Флаттершай и не удивилась, увидев, что та сидит на том же месте. Уголки губ Твайлайт слегка приподнялись, когда она заметила, что из одного кармана на робе Флаттершай торчит сложенный листок бумаги. Она позволила себе криво улыбнуться. Ну, по крайней мере, завтра я могу ждать чего-то хорошего.

Это освежало.

---

Несмотря на всю бессмысленность этого действия, Твайлайт все равно ничего не могла поделать. Ей нужно было убедиться. Она вновь внимательно оглядывала ряды старых потертых книг, снимая одну за другой с полки, быстро листая от начала и до конца и ставя обратно. Даже несмотря на то, что кондиционер снова работал как надо, ей хотелось завернуться в одеяло: леденящие дурные предчувствия покрывали ей внутренности инеем.

Отсутствие книг по медицине было логичным, но, безусловно, раздражающим до зубовного скрежета. Работники больницы не хотят, чтобы их пациенты подпитывали свой бред и паранойю или проверяли истинность слов докторов. Но как бы внимательно Твайлайт ни осматривала книгу за книгой у себя в палате, она не могла найти абсолютно ничего по современной истории Эквестрии.

Пролистав пожелтевшие страницы какой-то ужасающе устаревшей энциклопедии по флоре и фауне Вечносвободного Леса, она захлопнула книгу и запихала ее обратно на полку. Два вечера подряд она потратила на это дело. Два вечера старательных поисков в каждой книге в палате в надежде, что хоть у одной из них заголовок окажется обманчив или что за пустой обложкой может скрываться другой текст. Два вечера были потрачены впустую.

— Впустую, — повторила она вслух, сев за рабочий стол. Она расчистила себе немного места, но свободно лежащие стопки книг оставались на своих местах, как в тот день, когда она их впервые увидела. Они над ней насмехались, жестоко дразнили ее своими текстами по древней истории и полным отсутствием упоминаний современных событий, что на общем фоне становилось только очевиднее. Она не глядя взяла первую попавшуюся и принялась листать копытом, положив голову на другую ногу. Это оказался старый учебник по истории средних веков, автор которого, судя по всему, со спокойной совестью описывал вскользь огромные периоды истории Эквестрии большим шрифтом, подходящим для маленьких детей. В конце каждой главы располагался раздел с вопросами для самостоятельного изучения, которые почти невозможно было прочитать за карандашными росчерками и истертыми пятнами от стирательной резинки. Подобную книгу она скорее всего могла читать в младшей школе — ее содержимое было слишком простым, чтобы удовлетворить нынешние интеллектуальные потребности Твайлайт.

Она вздохнула и перелистнула страницу. Что угодно было лучше, чем занимать оставшееся свободное время до отбоя очередным бесплодным поиском. Неспособность найти решение для отлично понятной задачи ее бесила. От нее что-то прячут, это очевидно. У нее были сотни прошедших через чужие копыта книг и списанных учебников, и ни один источник не покрывал последние пять или десять лет? Твайлайт фыркнула. Ну да, конечно, ничего удивительного.

— Э, Твайлайт?

Твайлайт подняла взгляд от рисунка какого-то рыцаря, которого предыдущий владелец приукрасил карандашной бородкой и недописанным облачком с речью. В дверях стояла светлогривая кобыла-пегас, придерживающая крыльями на спине грубый тряпичный мешок. Униформа санитара была велика для ее тонкого телосложения, от чего она производила впечатление неряхи.

— Да, мэм, это я, — сказала Твайлайт, поймав взгляд кобылы, что было непросто из-за ее косого глаза, который, казалось, совершенно самостоятельно вращался в глазнице без смысла и цели. Покраснев, Твайлайт заставила себя не пялиться на нее, как деревенщина на циркового урода, и пошла к двери.

Кобыла положила мешок рядом с собой, то ли вовсе не заметив ее неловкого удивления, то ли вежливо предпочтя не обращать на это внимания.

— У меня для тебя письмо, Твайлайт, — сказала она, после чего сунула лицо в мешок с письмами и принялась там рыться. Вскоре она с победной улыбкой вытащила единственный белый конверт. — Видишь?

У Твайлайт екнуло сердце. Она написала трем пони, и ответа от любого из них вполне хватало, чтобы у нее защекотало копыта от нетерпения. Старательно сопротивляясь позыву жадно выхватить и разорвать конверт, Твайлайт терпеливо подставила копыта, и кобыла опустила на них письмо.

— Спасибо.

— Я вся в работе в третью смену, так что не смогу остаться поболтать, хотя хотела бы, — заявила она и, схватив джутовый мешок, с привычной сноровкой закинула его на спину. — Передай привет Пинки Пай, хорошо?

— Ты знаешь Пинки?

— Конечно знаю. Она крутая приколистка, а? Каждый раз, когда приношу ей почту, она мне рассказывает новый анекдот или байку. Она мне сказала, когда мы с ней в шашки играли, что ты ее самая лучшая-лучшая кобылка-подружка, своя в доску, — санитарка усмехнулась и развернулась. — Короче, надеюсь, там хорошие новости, Твайлайт.

— Спасибо, — ответила Твайлайт и перевернула письмо в копытах. И вновь она с трудом удержалась от желания разорвать конверт. Вместо этого она продолжала держать его перед глазами, разглядывая ничем не примечательный лист бумаги. На лицевой части было написано ручкой ее имя и адрес больницы Бродхуф, но вместо обратного адреса была просто печать почтового отделения. Что интересно, отделение было понивилльским.

Задумавшись, кто из ее родственников мог поселиться в Понивилле, Твайлайт вновь перевернула конверт. Она нахмурилась. Верхняя часть была очень тонко надрезана, после чего вновь запечатана одним кусочком клейкой ленты.

Они читают ее письма.

Хоть это и было страшным нарушением тайны ее личной жизни, Твайлайт едва смогла выдавить из себя даже раздраженное ворчание. Она, в конце концов, догадывалась, что так и будет. Я была права, что доверилась с письмами только Рэрити, — подумала она, оглядывая конверт на предмет еще какой-нибудь информации. Убедившись, что внешний вид письма больше не скажет ей ничего, она наконец открыла конверт и вытащила сложенный листок бумаги.

Дорогая Твайли,

Ого, я очень рад был получить от тебя весточку! С твоего последнего письма прошла уже куча времени. Я уже начал волноваться. Надеюсь, твое лечение идет хорошо и доктора хорошо о тебе заботятся. Ты сказала, что послала письма маме и папе, но не волнуйся, если ответ от папы задержится. Папа сейчас в командировке и получит письмо не раньше, чем через несколько недель, когда вернется.

Я знаю, что ты беспокоишься о происходящем в больнице и ты, наверное, немного напугана и одинока, но тебе нечего бояться. Врачи очень старательно работают, чтобы тебе стало лучше. Они здесь все хорошие пони.

Я поговорил со своим капитаном, и он разрешил мне взять на следующий понедельник выходной, так что я собираюсь к тебе заехать в этом месяце чуть раньше, хорошо? Я даже принесу пару новых книжек для твоей коллекции.

Хотелось бы заезжать к тебе почаще, но защита Эквестрии — это серьезная работа без перерывов. Но ты не волнуйся, я в безопасности. Твой старший брат — крепкий жеребец. Надеюсь, как получу повышение, смогу к тебе заглядывать дважды в месяц. Обещаю!

С любовью, СБЛДН,

Шайнинг Армор.

Твайлайт прочитала письмо в полной тишине и затем перечитала еще раз, не зная, какую эмоцию отразить на лице. Брат не ответил прямым текстом на ее тревоги касательно больницы и не сказал ничего по поводу изучения публичных записей Бродхуфа, и ни разу не упомянул, передал ли он хотя бы слово от нее принцессе. Казалось, будто он просто проигнорировал все ее просьбы.

— Ко мне приедет Шайнинг! — выкрикнула Твайлайт, подбросив листок в воздух и широко улыбнувшись. Она восторженно заплясала по палате, позабыв обо всех волнениях и неотвеченных вопросах. Когда интерком гаркнул ей, что отбой будет через пять минут, Твайлайт только счастливо рассмеялась, залезая в кровать. До понедельника, конечно, еще три дня, но единорожка все равно продолжала улыбаться, когда в палате погас свет. Даже тьма не сможет испортить ей настроение.

Уже давно она не ждала следующего дня с таким нетерпением.

---

[1] ~4-5 кг

[2] Очень необычный термин, я знаю. Но у нас лошади. Так что вот, пожалуйста, лошадиный термин для обозначения коротких расстояний (в военной и спортивной сферах). Длина тела.

Глава 17

Твайлайт казалось, будто она уже начала привыкать к жизни в Бродхуфе, и утренний подъем теперь не ощущался столь неприятно, как раньше. Перед ней была следующая расписанию система, которая отлично стыковалась с ее собственными привычками в организации распорядка дня. Встать, заправить постель, выпить таблетки, принять душ, идти на завтрак. Распорядок напоминал учебу Шайнинга в военной академии, что придавало происходящему иллюзию нормальности. Шок и беспокойство ушли. Не о чем волноваться, это просто рутина, — шептала эта иллюзия.

Твайлайт она нервировала.

Я привыкаю, — подумала она, проглотив таблетки из маленького стаканчика. Даже осмотр рта после приема не дал ничего, кроме привкуса привычного раздражения, как при выносе мусора. И хоть это и было грубым нарушением ее личного пространства, единорожке было уже все равно. Она заставила себя сосредоточиться на этом факте, и на плечи ей опустился знакомый, но желанный груз. Лучше быть раздраженной и настороже, чем оптимистичной и слепой.

И все же Твайлайт было совсем не трудно искренне улыбнуться Эпплджек, когда та пришла проводить ее на нижние этажи. Хоть единорожке и приходилось изображать из себя послушную пациентку, она все равно была рада видеть веснушчатое лицо Эпплджек.

— У тебя сегодня огонек в глазах и хвост трубой, Твайлайт, — усмехнулась Эпплджек. — Хорошо выспалась?

Твайлайт кивнула.

— Да, относительно говоря.

— Ну, это замечательно. Доктор Роуз хочет тебя этим утром повидать еще раз, а когда ты себя лучше чувствуешь, осмотры всегда проходят быстрее, — она указала жестом, чтобы Твайлайт шла вперед и пошла с ней бок о бок. — Я слышала, ты вчера получила письмо.

— Получила, — сказала Твайлайт, наблюдая за Эпплджек краем глаз и стараясь говорить ровно и нейтрально.

— Надеюсь, новости хорошие.

— Думаю, ты и так знаешь, раз письмо уже кто-то читал.

Надо отдать Эпплджек должное — она покраснела, услышав такое обвинение.

— Ну, Твайлайт, эт прост предосторожность, для безопасности, — объяснила она, поправляя воротник халата и говоря с чуть более заметным акцентом. — Нам над следить, чтоб пациенты не получали какой-нить контрабанды, например.

Твайлайт затормозила и обернулась на Эпплджек.

— И все, хм-м? — спросила она с холодным недоверием, выстудившим воздух между ними. — Вы, пока ищете контрабанду, не читаете заодно письма?

Ей пришлось бороться со своим лицом, чтобы не ухмыльнуться, когда Эпплджек отвела глаза.

— Ладно, мы читаем письма некоторых пациентов, но это тоже для безопасности. Мы должны проверить, не расстроит ли их письмо, — Эпплджек подняла голову и наконец заглянула Твайлайт в глаза. — И если хочешь знать, нет, я не знаю, что тебе прислали. Доктор Роуз получил отчет, но я его не видела.

— Пока, — добавила Твайлайт, откинув назад гриву.

Эпплджек болезненно поморщилась.

— Твайлайт, все совсем не так. Ты должна понять, мы тебе пытаемся помочь, сахарок. Тебе это, может, не нравится, но это для твоего же блага. Мы не хотим, чтобы ты себе навредила, особенно сейчас.

Твайлайт фыркнула, чувствуя, как кипит, стремясь вырваться c задворок разума, гнев. Подавив соблазн, она только крепче сдавила свои эмоции, загнав их в прочную клетку. Честность в голосе Эпплджек отлично успокаивала, несмотря на весь темперамент единорожки. Что бы тут ни происходило на самом деле, Твайлайт была твердо уверена, что Эпплджек верит в свои слова.

К тому же Твайлайт — ученый, а ученый никогда не поддается чувствам из-за результатов эксперимента.

— Как скажешь, — уступила Твайлайт, но смягчила жесткость своих слов тонкой улыбкой. Облегчение Эпплджек было буквально осязаемым и, как и все прочие ее реакции, тут же попало в мысленный список наблюдений единорожки. С каждой такой незаметной проверкой и невинно выглядящим вопросом версии ее подруг из Бродхуфа демонстрировали все больше новых сторон и особенностей. Эпплджек совпадает со своей реальной собой по характеру и темпераменту, и это был хороший знак, но Твайлайт понимала, что делать какие-нибудь заключения еще рано. Пока гипотеза подтверждается, но мне нужно больше данных.

Когда они в молчании миновали очередной коридор, Твайлайт все-таки заметила, что их путь ведет не в кафетерий.

— Э, Эпплджек? Почему мы не идем на завтрак?

— Прости, сахарок, но ему придется подождать. Я же сказала, доктор Роуз хочет хорошенько тебя сегодня осмотреть, а значит, пока не закончим, еды не будет.

Я уже жалею, что вместо ужина занималась поисками Флаттершай, — фыркнув, подумала она. Желудок согласно булькнул.

Стараясь изо всех сил не думать о том, что сейчас едят другие пациенты, Твайлайт старалась запомнить дорогу, добавляя на растущую карту Бродхуфа новые коридоры и перекрестки. Народу тут было на удивление мало: на всем пути им не встретилось никого, кроме двух медсестер, пытающихся поднять вопящего жеребчика с пола. Отсутствие активности может быть подозрительно, но с учетом того, что большая часть населения больницы в тот момент завтракала, пустоту в коридорах объяснить было несложно. Твайлайт застонала. Хватит думать о еде.

В конце коридора перед ними возникли массивные толстые двери из полированных стальных пластин. Поверх них жирными красными буквами было написано «Посторонним вход воспрещен». Такие мощные двойные двери больше подошли бы банковскому хранилищу, чем больнице. С каждым шагом в их направлении по спине Твайлайт пробегала волна дрожи, принося с собой все более и более жуткие образы вещей, от которых нужна такая могучая защита. Двери казались нерушимыми, неприступными, давящими и лишающими воли.

Короче говоря, совершенно непохожими на охраняющего их привратника, одинокого вахтера в мятой униформе, который, едва заслышав цокот копыт, всхрапнул и проснулся, резко вскинувшись над столешницей маленького деревянного стола. Он сонно моргнул и, даже толком не вглядываясь в пропуск Эпплджек, нажал копытом на кнопку перед собой. Резкий лязг выдвигаемых засовов не смог заглушить его зевка, с которым он уже положил голову обратно на стол. Пройдя в проем, Твайлайт оглянулась через плечо на медленно закрывающиеся двери, не зная, чувствовать ли ей разочарование или облегчение.

Следующая дверь на пути, по которому Эпплджек вела единорожку, была в своем роде крепко сложенной сестрой двери, запиравшей каждый вечер Твайлайт в палате: более массивной, с укрепленными петлями и толстыми прутьями решетки на окошке. На мгновенье Твайлайт показалось, будто она попала в какую-то книгу про Даринг Ду и ее сейчас ведут в недра тайного логова безумного ученого.

Твайлайт задержала взгляд на засове снаружи. Почувствовав, как в голову прокрадываются воспоминания о первых часах в Бродхуфе, единорожка осторожно пододвинулась поближе к Эпплджек.

— Доктор Роуз? — Эпллджек постучала копытом по крашеному железу двери, рядом с которой на стене висела маленькая табличка с надписью «Смотровая/Процедурная №4». Раздался тихий щелчок, дверь отперлась и распахнулась. Вставший в проеме Силас казался в таком окружении еще внушительнее, чем обычно. Благодаря пустому выражению лица и широкой комплекции он выглядел столь же непреодолимо, как и дверь, которую он придерживал.

— О! Э, спасибо, Силас, — сказала Эпплджек, когда темный жеребец сделал шаг в сторону, дав кобылам протиснуться мимо него в проем.

Смотровая выглядела просто и вполне отвечала ожиданиям: кафельный пол, шкафы вдоль стен и толпа персонала в чистой униформе. Доктор Роуз, сестра Ратчет и еще две незнакомых медсестры перевели взгляд на вошедшую в комнату Твайлайт, смотря на нее, как на нечто среднее между опасной сумасшедшей и маленьким жеребенком. Единорожка изо всех сил постаралась проигнорировать это, сконцентрировав внимание на большой конструкции по центру комнаты. Между двух хромированных прямоугольных колонн стоял некий гибрид стола и кровати, явно непригодный к роли ни того, ни другого. Обитый мягкой тканью смотровой стол был прикручен к толстой серебристой ноге и едва доставал Твайлайт до колен, хотя педали у основания явно давали понять, что он при желании может менять высоту. С краев стола свешивались фиксирующие ремни, как ноги какого-то абсурдного паука. Твайлайт поморщилась. Только сравнений с пауками мне не хватало.

— А! Твайлайт, Эпплджек, рад вас видеть, — сказал доктор Роуз, подняв взгляд от планшета с бумагами. Два незнакомых санитара обошли его с боков и принялись настраивать положение стола. Сестра Ратчет подкатила к доктору тележку, на которой лежал поднос с какими-то предметами, очертания которых скрывал под собой квадратный отрезок белой ткани. Роуз поблагодарил сестру Ратчет и сделал шаг в сторону Твайлайт.

— Хорошо себя чувствуешь?

Твайлайт увидела, как Силас подошел и встал у стола, глядя на единорожку с тем же скучающим выражением, как и всегда.

— Ага, все хорошо, — сказала она. — Только, пожалуй, немного проголодалась. И растеряна чуть-чуть, — добавила она, с подозрением косясь на оборудование.

Доктор Роуз изобразил самую сочувственную улыбку из своего арсенала.

— Я могу понять. Извини, что пришлось заставить тебя пропустить завтрак, но во время осмотра желудок должен быть пуст, в противном случае лекарство может подействовать неправильно.

— Лекарство? И что же это за осмотр такой? — спросила Твайлайт, даже не думая шагнуть в сторону стола. — И зачем меня накачивать перед ним?

— Ничего особенного. Я собираюсь посмотреть активность твоего мозга с помощью магии и электроэнцефалограммы и сравнить результат с тем, что было до лечения, — сказал он. — Лекарство должно помочь тебе расслабиться и не испытывать страха. Нам нужно твое полное спокойствие и сознание, чтобы ты могла отвечать на вопросы.

Весь цвет сошел у Твайлайт с лица, и она сделала шаг назад: любые мысли об изображении послушной пациентки испарились, затянув подсознание туманом.

— Вы собираетесь копаться у меня внутри головы? — спросила она.

— Ох, сахарок, не волнуйся так. Ты через это уже проходила, — заявила Эпплджек, положив ей на спину копыто. — Ничем не отличается от сканирования сломанной ноги или потянутой лодыжки. Правда, доктор Роуз?

— Именно, — сказал он, благодарно кивнув коллеге. — Я не могу, скажем, прочитать твои мысли магией или сделать что-нибудь в этом духе. Это простая процедура, которая только покажет, как электрическая активность мозга изменяется при стимуляции, а эти машины просто запишут результат.

Он постучал копытом по одному хромированному монолиту с краю смотровой кровати. Поглядев на устройства внимательнее, Твайлайт заметила по бокам рулоны бумаги: машины во многом напоминали те установки, что стояли у нее в подвале понивилльской библиотеки и которыми она пользовалась для своих более практических, чем обычно, научных изысканий.

— Меня это не устраивает, — сказала Твайлайт, переводя взгляд с врача на врача. — Мне не нравится, что кто-то собирается копаться у меня в черепе, не объясняя, что он на самом деле делает, и я вообще не хочу в этом участвовать. Пожалуйста.

Эпплджек кашлянула.

— Но, Твай, он же только что сказал…

— Я не только об этом! Я обо всем лечении! — прорычала Твайлайт и, глядя в глаза Эпплджек, гневно ткнула копытом в сторону доктора Роуза. — Никто мне так и не объяснил, что он со мной делает. И я не собираюсь ему разрешать копаться у меня в голове, пока я не узнаю всех деталей.

Силас и одна медсестра сделали несколько шагов в сторону Твайлайт, но она не отступила и не отвела твердого взгляда от лица подруги.

Эпплджек беспомощно моргнула пару раз и оглянулась на Роуза.

— Доктор, может, нам лучше все ей объяснить, чтоб не застревать на этом каждый раз?

Он поправил очки, втянув носом воздух.

— Я всерьез сомневаюсь, что сейчас у нас есть время на такие вещи. Вы ведь помните, какой она бывает, когда уверится, будто знает больше врачей? Я не хочу раскачивать ее паранойю.

— Если вы мне объясните мое лечение прямо сейчас, я пройду обследование без сопротивления, — Твайлайт вмешалась еще до того, как Эпплджек успела ответить, и ее возглас при этом вышел несколько громче, чем она хотела. — Клянусь. Я просто… сейчас немного растеряна. Если вы мне просто расскажете, что это за секретное лечение, это мне поможет гораздо лучше, чем любое успокоительное, — это была, конечно, наглая ложь, но других вариантов у нее не осталось. Ремни на смотровом столе были не просто так, и жесткий взгляд Силаса ясно давал понять, что тот не постесняется их применить по назначению. Если осмотр неизбежен, то ей надо попытаться извлечь хоть что-то полезное для себя из этой ситуации.

Доктор Роуз смерил Твайлайт долгим и внимательным взглядом, после чего нехотя кивнул в согласии.

— Ладно. Раз ты в последнее время показала поразительный прогресс в снижении симптомов, то, я надеюсь, тяга к параноидальному бреду тоже сократилась, — он стиснул челюсти. — Но помни, что ты дала свое слово доктору Эпплджек и мне, и мы ждем, что ты будешь ему следовать. Ты поняла?

— Да, я поняла.

— Хорошо, — пробормотал он и положил планшет на кровать, пряча раздражение за маской смутно благожелательной отстраненности. Даже начав говорить, он продолжал разглядывать Твайлайт, как художник разглядывает чистый холст. — Если вкратце, то твое лечение состоит в комбинации регулярных доз лекарства против симптомов шизофрении, например, хлорпромазина, и ряда нехирургических процедур, помогающих твоему мозгу перерабатывать магическую энергию, чтобы стабилизировать состояние. Хоть мы и надеемся исцелить тебя полностью, первичная цель состоит в контроле над симптомами и снижении зависимости от усиленной опеки без необходимости прибегать к более… радикальным и окончательным решениям.

— Например? — перебила Твайлайт, переводя взгляд с Роуза на Эпплджек и обратно. Оба врача выглядели одинаково напряженно.

— Цератотомия, — сухо ответила сестра Ратчет, выморозив комнату своим голосом.

Твайлайт моргнула.

— Что? — прошептала она, надеясь, что неправильно услышала пожилую медсестру.

— Цератотомия, — повторила она с холодной отстраненностью, говорящей о личном опыте. — Ампутация рога. Хирургическое изъятие рога единорога вместе с участком мозга у основания, предназначенное для облегчения симптомов и упрощения контроля над больным.

— Это же варварство! — выкрикнула Твайлайт с написанными на лице ужасом и неверием. Она оглянулась на Эпплджек с блеснувшим в глазах отчаянием. — Когда ты спорила об этом с Рэрити, я думала, это только для совсем крайних случаев! Ты же не можешь всерьез считать, что ампутация рога и лоботомия — это нормальное лечение!

К ее ужасу, Эпплджек лишь кивнула:

— Это страшно, но это принятая и устоявшаяся практика в большей части медицинского сообщества. Для некоторых пациентов такая процедура — единственный способ получить… желаемый докторами результат, — на мгновенье на ее лице мелькнул гнев, но она мгновенно взяла себя в копыта. — Ты должна понять, Твайлайт, именно поэтому твое лечение так важно. Мы надеемся, что пациенты доктора Роуза покажут такой прогресс, что с цератотомией можно будет попрощаться. Уже и так существует общественное движение за запрет этой практики, но простого обывателя с улицы очень сложно в него привлечь, пока врачи считают такое лечение самым лучшим.

Твайлайт неверяще помотала головой, не в силах совладать с голосом. Ей было дурно, будто она услышала, что смертная казнь или поедание мяса — это нормально. Это не Эквестрия. Вот оно, доказательство. Принцесса Селестия никогда бы не дала согласия на такой кошмар в своем королевстве.

— И, к сожалению, они правы, — добавил доктор Роуз, с показным старанием протирая стекла очков. — В случае с пегасом или земным пони реакция на лекарства и терапию обычно предсказуема. Определенная доза лекарств в итоге окажет на пациента определенный эффект. С единорогами все не так просто. Магия создает новые факторы и новые риски, из-за которых обычное лечение оказывается малоэффективным, — он поднял голову и сфокусировал внимательный взгляд на роге Твайлайт. — Именно потому единороги должны носить ограничители: чтобы уменьшить количество поступающей в мозг магической энергии и поддерживать стабильное состояние.

— Я думала, это оттого, что вы боитесь, будто без него я на кого-нибудь наброшусь и телепортируюсь отсюда, — горько огрызнулась она с презрением на лице — гнев вырвался у нее из-под контроля, заставив ее побороться за свое самообладание. — Или потому, что я просто поджарю себе мозг, если попытаюсь воспользоваться магией, потому что меня, очевидно, никто не учил заклинаниям.

— Только отчасти. Гипс обычно кладут на сломанную ногу не только чтоб не дать пони ее гнуть, как ему вздумается. Он кладется для того, чтобы кости лежали абсолютно прямо все время, пока не заживут как надо. Если мы снимем ограничитель, твои симптомы только ухудшатся, даже если ты не попытаешься воспользоваться каким-нибудь заклинанием. Один только доступ к магической энергии может повернуть вспять все лечение, — доктор Роуз вздохнул и потер переносицу. Вернув очки на место, он поглядел на Твайлайт мягким и заботливым взглядом темно-синих глаз. — Именно потому ампутация рога долгое время считалась приемлемой практикой. Это простое решение для сложной задачи: если доступ к магии порождает проблемы, надо просто убрать этот доступ.

После того, как Роуз замолчал, в комнате надолго повисла тяжелая тишина, давящая и спирающая воздух. Но стоило шоку в душе Твайлайт утихнуть, в ней пробудилась жажда узнать больше. Изучение магии во всех проявлениях всегда была ее истинной страстью, а потому шанс познакомиться с теориями о связи магических энергий и психических заболеваний был огромным соблазном. Даже зная, что они, скорее всего, столь же ложны, как и ставший ей ловушкой мир, она все равно жаждала услышать еще хоть крупицу информации.

В противоположность живому интересу Твайлайт, лицо Эпплджек было мрачно и печально, и она глядела на подругу так, будто у той только что умерла бабушка.

Твайлайт прокашлялась, и этот неловкий звук сломил тишину, как гром с ясного неба.

— Итак, как же ваше лечение на самом деле преодолевает опасность от магии? — спросила она, глядя на Роуза ровно и стоя спокойно.

Вместо того, чтоб ответить, он обернулся к Эпплджек.

— Сколько у нас осталось времени?

Она глянула на часы на ноге.

— У нас полно времени. Ваша встреча с Висп Уиллоу только после обеда, а кантерлотская медицинская комиссия не прибудет сюда раньше трех или четырех часов. Мы успеем ответить на пару вопросов, — Эпплджек дружелюбно улыбнулась Твайлайт. — Особенно если это поможет ей нам доверять.

Он придавил Твайлайт строгим взглядом.

— Хорошо, но я расскажу только вкратце, так как у нас нет на это целого дня, — когда Твайлайт ответила, что поняла, он продолжил: — Итак, лечение состоит из двух раздельных частей. Первая — это комбинация стандартных нейролептиков для борьбы с симптомами шизофрении. Цель заключается в том, чтобы вернуть мозг в норму или околонормальное состояние, в котором симптомы проявляются реже и не столь остро. Мое исследование показало, что мозг нужно «обманом» заставить обрабатывать информацию правильно, чтобы эффект более-менее серьезного лечения смог закрепиться.

В его речь закрался намек на гордость, добавивший в профессионально звучащий тон нотку самодовольства. Он явно любил сам себя слушать, и, глядя на его все более энергичную жестикуляцию копытами, Твайлайт видела, как он теплеет по отношению к слушателям.

— Вторая часть состоит в применении электрошоковой терапии на фоне магической поддержки или, если говорить простым языком, «перезагрузка мозга». Это грубое упрощение, и оно может всерьез запутать, но базовые принципы таковы. С помощью моих машин, — он с любовью похлопал копытом по блестящей металлической поверхности ближайшего столба, — мы анализируем данные, по которым можно с легкостью понять, насколько иначе мозг функционирует после больших доз лекарств по сравнению с его обычным состоянием.

Все любопытство Твайлайт мгновенно сжалось под очередной вспышкой страха и паники.

— Вы… вы собираетесь пропускать мне электричество через мозг? — судорожно выдохнула она, бросив на стол полный смертного ужаса взгляд.

Доктор Роуз на мгновенье недоуменно нахмурился.

— Нет, нет, это лечение. А сейчас — просто обследование после него, чтоб проверить, точно ли все сработало. Видишь ли, мое исследование помогло мне узнать, почему единорогов так тяжело лечить. Электрошоковая терапия применялась и ранее, и она показывала весьма многообещающие результаты, но для большинства единорогов эти методы в основном либо вовсе не давали долговременного улучшения, либо демонстрировали его в очень небольшой степени.

Доктор принялся ходить из стороны в сторону, как говорящий речь политик, и с каждым словом он становился все уверенней, оживленней и сосредоточенней, с легкостью притягивая к себе взгляды каждого пони в комнате.

— Медицине уже на протяжении десятилетий известно, что проблема связана с рогом и способностью единорогов сознательно взаимодействовать с магией. Причину, по которой единорогов так сложно лечить, найти не удавалось, но зато было известно гарантированное решение проблемы, так что никто не выступал против нарушения статус-кво.

Он замолчал, приподняв уголки губ в улыбке победителя.

— Я, тем не менее, нашел ответ. Проблема в том, как магия течет по мозгу. Лекарства, которые мы давали пациентам, меняли особенности работы мозга, но ничего не могли поделать с магической энергией. И если таблетки помогали пациенту вернуться к ясности мысли, магия продолжала течь столь же неорганизованно, как и прежде, и работала точно так же, неважно, принял ли пациент лекарство или нет. Пассивные течения магии по рогу усиливали ненормальную мозговую активность и отбрасывали процесс лечения назад, а так как магия контролируется внутренними, фундаментальными механизмами, этот цикл получался бесконечным и самоподдерживающимся.

Несмотря на его успокаивающие слова и свое вновь распалившееся любопытство, Твайлайт все равно то и дело бросала опасливые взгляды на смотровой стол, не в силах ничего с собой поделать.

— Итак, как же ваше лечение поможет исправить то, чего медицина в целом даже не понимает до конца? — удерживая голос от дрожи, смогла-таки спросить она. — Судя по всему, я бы не сказала, что вы все-таки отыскали решение. Мы знаем, что единороги на протяжении веков черпали магию иначе. Отчасти именно потому единороги более способны к магии, чем остальные. Разве и так не общеизвестно, что любое негативное воздействие на работу мозга, врожденное или приобретенное, может отрицательно сказаться на особенностях использования магии у единорога?

Доктор Роуз немного увял.

— Ну, да, нам известно, что манера, с которой единорог обращается с магией, отражает его общее психическое состояние, но речь идет не об этом.

— Это вот как, например, пони с проблемами с памятью будет сложно доводить до конца заклинания, — подсказала Эпплджек, будто цитируя учебник. — Или пони, неспособный контролировать приступы гнева, зачастую использует магию очень грубо и агрессивно. Или…

— Да, да, именно, — перебил Роуз, улыбаясь еще меньше. — Из-за того, что мы контролируем магию сознательно, наш мозг в значительной мере влияет на то, как мы выражаем этот контроль. Интеллект, характер, психические расстройства — все это играет свою роль.

— И да, — добавил он, стоило Твайлайт открыть рот, — все это уже общеизвестно. Но я ссылался не на это. Я обнаружил, что даже после того, как лекарства изменили особенности работы мозга и образ мышления пони, магия внутри пони все равно ведет себя по-прежнему. Пони, страдающий от приступов гнева, может научиться контролировать гнев и создавать заклинания так же спокойно, как любой нормальный единорог, но принцип, которым он черпает магию через рог, будет в точности таким же, каким был до лечения. Течение магической энергии по нервной системе не меняется. Это жестко закрепленный путь.

— И в этом на протяжении многих лет для нас крылась проблема, — продолжил он, потирая подбородок. — Течение магической энергии в мозг остается прежним, будто он по-прежнему остается мозгом шизофреника, вне зависимости от лекарств или терапии. Оно неорганизованно, хаотично, и тем самым оно закрепляет принципы активности мозга, соответствующие шизофрении. Если, например, каким-то образом изменить способ, каким здоровый пони черпает магию так, чтобы получился принцип как у шизофреника, то с течением времени он начнет демонстрировать симптомы шизофрении. И пока единорог открыт течению магии, даже пассивному, традиционное лечение не будет оказывать эффекта, потому что традиционное лечение не способно изменить путь движения магии по организму единорога.

Он энергично жестикулировал копытом, сверкая зубами в улыбке, с которой глядел на Твайлайт.

— Но я нашел выход, потому что я открыл способ изменения принципов, по которым единорог подсознательно черпает магию. Благодаря лекарствам, магии и электрошоковой терапии я могу изменить способ черпания магии на здоровый, и тогда единорога можно будет вылечить, как любого другого пони, — гордо подняв голову, он сделал несколько размеренных шагов в сторону Твайлайт. — Помешав магии ухудшить болезнь пациента, мы получим подлинную альтернативу цератотомии. Если принципы моего лечения выразятся в реальных результатах у пациентов, это будет означать, что мы совершили революцию в методиках лечения единорогов.

Твайлайт оглядывала комнату, пока последние слова Роуза еще звенели у нее в ушах, и с удивлением заметила, что Эпплджек согласно кивает головой. Даже у сестры Ратчет была на губах легкая улыбка, с которой она смотрела на доктора Роуза, как ученик смотрит на пророка.

— Э, это… весьма благородная цель, — признала Твайлайт, подливая масла в огонь уверенности Роуза в себе. Что-то заскреблось у нее на задворках разума, будто пара нот мелодии, которую никак не вспомнить, но она не подала виду, сохранив на лице открытое и спокойное выражение. — Итак, если это все уже позади, то зачем тогда этот осмотр?

— Я уже сказал тебе, что он нужен просто чтобы проверить, как держится эффект лечения, — сказал он и отвернулся обратно к столу. — Мы тебе дадим диазепам, чтобы ты расслабилась, и потом пропустим через рог слабый ток, чтобы посмотреть, как электричество потечет по мозгу, повторяя каналы, по которым потечет магия, если снять ограничитель.

Она боязливо подняла копыто к рогу.

— Я думала, вы сказали, что не будете бить меня током.

— Не будем, — ответил он. — Мы подадим на рог очень слабое напряжение, чтобы посмотреть, потечет ли ток по мозгу по другим путям, а не по тем, что были до лечения. Предыдущая проверка показала многообещающие результаты, но, опять же, проблема в лечении единорогов в том, что найти методику с продолжительным, постоянным эффектом было невозможно. Нам надо задокументировать все изменения твоего состояния, чтобы доказать, что программа работала как было спланировано, и чтобы убедиться, что ты по-прежнему здорова.

Хоть он и очень старался успокоительно улыбаться, Твайлайт все равно чуяла голод в его словах, видела пылающие в глазах амбиции.

— А теперь, я думаю, я уже объяснил все в достаточной мере, — сказал он, похлопав копытом по кровати, — так что пора заняться осмотром.

В голове у Твайлайт неслись галопом табуны вопросов. Она наконец-то получила полноценную версию того, чем, по идее, должно быть ее лечение, но следом за каждым отвеченным вопросом вставал следующий. Но еще до того, как она успела озвучить хоть один, она почувствовала, как ее плечо осторожно сдавила копытом Эпплджек.

— Не волнуйся, сахарок, я буду все это время с тобой. Я не дам ничему тебе навредить, я обещаю. Но нам надо с этим разобраться, так что остальные вопросы ты задашь потом, хорошо?

Твайлайт хотела было воспротивиться, задать больше вопросов и потребовать больше ответов, но по выражениям лиц обоих врачей было понятно, что они больше не собираются ей уступать.

— Хорошо, — вздохнула Твайлайт, сдаваясь перед неизбежным. И все же она не могла отрицать удовлетворение, оставшееся от этого разговора. В конце концов, они меня могли попросту связать, притащить сюда и безо всяких объяснений накачать успокоительными, — утешала она себя, подходя к столу с похожими на паучьи лапы ремнями.

Проглотив таблетки из второго за день маленького стаканчика, который поднесла сестра Ратчет, Твайлайт осторожно вскарабкалась на обитый мягким стол и перекатилась на спину. Она постаралась скрыть неудовольствие, когда ее привязали к столу, отгоняя воспоминания о своем первом утре в Бродхуфе. Раздалось шипение пневматики: кто-то из окруживших ее медиков начал давить на педаль, отчего стол дергаными скачками пополз вверх. Она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на внезапно поднявшуюся суету вокруг стола, но ее крепко сжали за виски два копыта, удерживая лицом к потолку.

— Тебе сейчас надо лежать неподвижно, дорогая. Мы подключаем электроды, — пояснила сестра Ратчет, отводя ее гриву назад, чтобы открыть бока головы. Твайлайт моргнула и поглядела на перевернутую медсестру, удивившись внезапной смене ее интонаций с обычной ледяной грубости на заботливую нежность.

Над Твайлайт возникло лицо доктора Роуза, и она почувствовала тепло по бокам головы, там, где он наносил гель для электродов, который был едва-едва теплее комнатной температуры. Даже без возможности пошевелить головой Твайлайт видела по бокам две машины, возвышающиеся как стражи-близнецы. Она видела отражение себя в их полированных стальных панелях, и этим двум прикованным к кроватям зазеркальным Твайлайт было определенно неуютно.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы набрать в пересохший рот немного влаги.

— Это точно не еще немножечко шоковой терапии, да? — спросила она, попытавшись обратить интонацией вопрос в шутку. Никто не улыбнулся.

— Точно, — сказала Эпплджек откуда-то справа. — Мы собираемся пропустить через рог очень-очень слабый ток, но больно не будет, и вообще. Просто чтоб доктор Роуз и его машины увидели, как энергия движется у тебя по мозгу.

— Так, раз вы не собираетесь меня бить током, зачем тогда ремни?

— По нескольким причинам, — ответил доктор Роуз и, перейдя на другую сторону стола, принялся подключать вторую связку электродов. — Нам надо, чтобы ты оставалась неподвижной и расслабленной. Диазепам поможет тебе снизить тревожность, но у него есть побочные эффекты. У некоторых пациентов случаются мышечные спазмы или позывы к движению, а нам нужна неподвижность.

— А сухость во рту — это тоже побочный эффект? — спросила она, проведя языком по деснам.

— Да. Это совершенно нормально. А теперь, пожалуйста, лежи спокойно и жди, когда подействует лекарство.

Как только он закончил подсоединять электроды, сестра Ратчет отпустила голову Твайлайт. Чувство свободы было мимолетным и иллюзорным: на лоб единорожке крепко надавил очередной ремень, вновь целиком лишив ее тело движения. Она поерзала из стороны в сторону несмотря ни на что, воображая, будто она мумия из какой-то древней гробницы.

Доктор Роуз склонился над Твайлайт так низко, что она почуяла запах его одеколона. Единорожка хихикнула и тут же задалась вопросом, почему это показалось ей смешным. Мысли в голове казались размякшими, как растаявшее масло. Она почувствовала его копыта у себя на роге — он что-то делал с магическим глушителем. Когда он убрал наконец ноги, на кончике рога появился какой-то новый вес. Что-то тяжелое вцепилось в острие, как металлический паразит, висящий на двух проводах, которые вели к какой-то незримой третьей машине позади.

Обнаружив, что не может глядеть никуда, кроме как наверх, Твайлайт отпустила свои мысли рассеянно блуждать, пока время продолжало томительно тянуться. Интересно, здесь у них есть стоматология? В смысле, пациентам ведь надо иногда лечить зубы, да? Но все делается в больнице, или надо везти пациентов в город? Не, это глупости. Здесь куча пациентов, и многие скорее как заключенные. То есть я ни разу не видела, как кого-нибудь увозили за эти стены. И они думают, что я тоже сделала что-то плохое. Эта больница была раньше тюрьмой? Размером она не меньше. Но в тюрьмах есть свои стоматологи. Может, Бродхуф слишком старый и здесь нет кабинета, раз он раньше был тюрьмой. Я чищу зубы регулярно, так что вряд ли мне срочно понадобится зубной врач. Когда я в последний раз ходила к нему? Как только вернусь, надо узнать у Спайка, когда у меня по расписанию была последняя профилактика. Я не хочу кариеса. Погоди, а когда Спайк в последний раз ходил к зубному? Думаю, доктор Колгейт его уже простила за то, что он расплавил инструменты, когда письмо от принцессы Селестии пришло раньше времени. Как часто Пинки Пай ходит к зубному? Наверное, очень часто, раз она ест столько сладкого. Я очень давно ничего вкусненького из Сахарного Уголка не ела. Когда я…

Доктор Роуз теперь снова стоял над ней с написанным на перевернутом усатом лице любопытством. Твайлайт моргнула потяжелевшими веками.

— А?

— Я тебя спросил, как ты себя чувствуешь, Твайлайт, — сказал он густым, мягким, как крем, голосом. В голове у Твайлайт тут же мелькнула картинка с Пинки Пай, делающей в пекарне что-то густое, кремовое и очень неаккуратное. Твайлайт вновь захотелось захихикать, но она чувствовала себя такой усталой, что смогла лишь только улыбнуться приоткрытым ртом.

— Кажется, нормально, — выговорила она непослушным языком. — Знаете, у вас очень приятный голос, доктор.

— Спасибо, — отстраненно ответил он, крутя пару ручек на блестящих ящиках по бокам от ее головы. — Через мгновенье доктор Эпплджек начнет посылать через твой рог легкий ток.

Твайлайт моргнула, медленно скривив лицо в гримасу беспокойства.

— Будет больно? — спросила она, облизав губы.

— Нет, больно не будет. Ты только почувствуешь легкую щекотку у основания рога.

— О, — Твайлайт попыталась кивнуть, но ремень на лбу держал голову крепко. — Ну, хорошо тогда.

— И пока она это делает, я буду наблюдать с помощью магии, как электричество движется в твоем мозгу, — сказал он и скрылся из виду. — Если почувствуешь небольшое давление в голове — это нормально. Мы будем задавать тебе вопросы, пока идет осмотр, так что отвечай как можно лучше, хорошо?

— Хорошо, — слегка помедлив, ответила Твайлайт. Мысль, что кто-то будет копаться у нее в голове, пугала, даже если это только для того, чтобы посмотреть, как течет по рогу магия. И все же это чувство было как далекая грозовая туча на горизонте — по-настоящему оно, несмотря ни на что, ее не беспокоило.

Позади, у самого уха, тихо загудело электричество.

— Вот, Твай, сейчас ты почувствуешь щекотку, но это совершенно нормально, — донесся с той же стороны голос Эпплджек. — Так что просто расслабься, и мы с этим скоро закончим.

Гул стал громче. Он звучал сердито, но приглушенно, как потревоженный пчелиный улей где-то за стеной.

— Ладно, Твай. На счет три. Раз… Два… Три.

Твайлайт почувствовала не щекотку. Казалось, в лоб ей впилась ледяная молния — чувство, которое вроде бы должно быть болью, но каким-то образом ею не было. Твайлайт все равно поморщилась.

— М-м-н-н… не слишком приятно, — пробормотала она, видя перед глазами густеющую муть.

— Не волнуйся, клеверок, тебе станет лучше через мгновенье, — заявила Эпплджек. Ее теплый голос накрыл Твайлайт, как уютное одеяло.

— Хорошо, — снова сказала Твайлайт, голосом тихим, но испачканным оттенком нервной тревоги. — Я тебе доверяю, Эпплджек.

Если Эпплджек ей ответила, она ничего не услышала. К сердитому жужжанию присоединились щелчки возвышающихся по бокам от Твайлайт машин, которые принялись рывками распечатывать длинные ленты бумаги, будто какие-то бешеные сейсмографы. Рулоны бумаги покрыли иззубренные горные хребты из черных чернил, документирующие какую-то непонятную информацию о происходящем в голове Твайлайт.

Как по мановению волшебства, в поле зрения возникло лицо доктора Роуза; его рог светился от напряженного колдовства. Как он и предупреждал, Твайлайт почувствовала в голове легкое давление, будто кто-то осторожно касался невидимым копытом ее мозга, но это описание было не слишком-то точно. Ощущение было совершенно чуждым и трудноопределимым: скорее воображаемым, чем физическим, больше похожем на мысль о прикосновении копыта к мозгу, чем на что-нибудь другое.

Доктор глянул на Твайлайт сверху вниз, и она почувствовала, как давление немного сместилось. Перед глазами врача в воздухе зависли планшет и ручка, но что он писал на бумаге, Твайлайт видеть не могла. Это ей показалось страшно несправедливым, и она нахмурилась.

— Итак, можешь назвать свое имя?

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать вопрос.

— Твайлайт Спаркл, конечно, — ответила она, наморщив лоб.

Не глядя на нее, он застрочил висящей в магическом захвате ручкой по бумаге. Давление в голове пропало и возникло снова, в другом месте, будто доктор прослушивал ее стетоскопом, водя его с одной точки на другую.

— Где ты родилась?

— В Кантерлоте.

И вновь он написал что-то на невидимом листке бумаге, а затем снова передвинул мысленный зонд.

— И сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

Ручка застыла в воздухе, а сам доктор глянул сверху вниз на Твайлайт с внезапно непроницаемым выражением лица.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать, — повторила Твайлайт с такой силой, какую только смогла выдавить, говоря почти что даже четко.

Он продолжал смотреть на нее сквозь очки в золотой оправе. Давление в голове усилилось.

— Ты уверена? — спросил он.

— Да, я уверена! — сердито скривившись, воскликнула она. Гнев в ее душе хищно щелкнул зубами, вырвавшись из пут. Как только она встретилась с ним взглядом, самописцы тут же застрекотали громче, бешено размахивая из стороны в сторону тонкими пишущими стрелками.

— Я знаю, сколько мне лет!

Доктор Роуз тихо хмыкнул и ослабил давление, которое затем переместилось в другую точку. Он глянул вбок:

— Давайте перейдем ко второй стадии, — сказал он туда, где, как Твайлайт предположила, стояла Эпплджек. Единорожка поняла, что угадала верно, почувствовав, как возросло напряжение на роге. Теперь ей казалось, будто у нее в голове ползают огненные муравьи, но при этом нервирующее отсутствие боли не отступало.

Вопросы возобновились, и вскоре ощущение ушло на задний план и стало почти незаметным. Твайлайт было сложно понимать сразу все вопросы — многочисленные отвлекающие ощущения и спонтанные мысли решительно мешали ей привести голову в порядок и сосредоточиться. Иногда вопросы сменяли друг друга быстро, иногда доктор Роуз отделял один от другого, казалось, целыми часами. По большей части его интересовали повседневные детали ее прошлого, но время от времени проскакивал вопрос касательно ее нынешнего состояния здоровья.

Он что-то ищет, — подумала она, вспоминая предыдущую встречу с Роузом. Единорожка вновь слышала в его голосе голод. Пусть даже он пытался казаться сдержанным и стоически настроенным, за стеклами его очков то и дело, когда он расспрашивал единорожку о ее прошлом, проглядывала бушующая внутри буря. Были в голосе и нотка растерянности, и семя беспокойства, которое, казалось, прорастало с каждым вопросом все больше.

И все же закономерности в его реакциях Твайлайт отыскать никак не могла. Когда она ответила отрицательно на вопрос, видела ли Спайка или получала ли письма от принцессы, мышцы его лица тут же расслабились, намекая на испытанное им большое облегчение. В голубых глазах горел огонь уверенности и радости своей правоте. Когда она подтвердила, что в самом деле находится в больнице и пребывает в ней уже несколько дней, что она не слышала никаких говорящих о ней голосов, он, казалось, готов был вот-вот заулыбаться.

Поток вопросов остановился только когда одна из машин вдруг взвыла, как раненое животное, и заклинилась.

— Самописец опять заело, — сказала незнакомая медсестра поверх лязга шестеренок и скрежета буксующих приводов. — Кажется, очередное замыкание. Похоже, из-за него что-то случилось с картриджем.

Раздраженно зашипев вполголоса, доктор Роуз бросил на ближайший поднос планшет и пошел к машине, чтобы осмотреть ее самостоятельно. Какое-то время он ковырялся в защелках крышки, пытаясь ее подцепить. Диагноз медсестры подтвердился, когда самописец вдруг зашипел и выплюнул ему на копыта струю черных чернил. Доктор Роуз выругался. Вытерев копыта о халат, он рявкнул, чтобы вызвали техника. Медсестра тем временем сняла с одной стороны головы Твайлайт электроды. Разломанную башню утянули прочь из поля зрения, и с ней же ушли и медсестры. Единорожка слышала, как остальные присутствующие в комнате собрались вокруг сломанного оборудования, выдвигая наблюдения и предложения, которые слились для нее в один сплошной неразличимый гул.

Всеми забытая, Твайлайт обнаружила, что ей совершенно нечем заняться и совершенно нечем развлечься. Она обвела скучающим взглядом комнату: намертво сжавший голову ремень не дал ей увидеть ничего, кроме невыразительных шкафов и одной-единственной вентиляционной решетки. Бесформенные мысли плавали в голове, как в тумане, отчего ей было очень непросто сосредоточиться. Даже прибытие техника осталось для нее совершенно мимолетным отвлечением. Она прядала и крутила ушами из стороны в сторону, пытаясь построить картину происходящего по одним только звукам, но неразборчивое месиво из приглушенного разговора и лязга разбираемой машины ничем ей не помогло.

Поняв, что это бесполезно, она сосредоточилась на щелях между плитками подвесного потолка, воображая, будто видит в них разнообразные образы и узоры, как в облаках. В памяти пробудились картинки с залитыми солнцем пикниками, с ленивыми, расслабленными вечерами за разглядыванием неба в компании друзей. У Пинки Пай было самое живое воображение. Она постоянно находила в облаках что-нибудь совершенно безумное, имевшее при этом каким-то образом свою логику. Эпплджек всегда была практичной, Рэрити видела только очередной источник вдохновения для своих платьев, а Флаттершай каждый раз представляла маленьких зверушек. Рейнбоу Дэш видела только, что ей нужно работать, — подумала она с усмешкой. Когда я вернусь, нам надо сходить еще раз на пикник. Было бы здорово.

Она отвлеклась от воспоминаний и повернула голову, насколько позволяли ремни, чтобы осмотреть устройство, к которому ее подключили. Бока машины напоминали серебристые зеркала, и она увидела в полированном металле свое улыбающееся лицо. Оно было слегка искаженным, как в комнате смеха, отчего она вновь засмеялась и скривила лицо самым глупым образом, какое только смогла придумать, и, высунув язык, поболтала им между зубов.

Отражение продолжало глядеть на нее и улыбаться, как ни в чем не бывало.

Они уставились друг на друга, и по спине единорожки побежал мороз: в ответ на растущий на лице Твайлайт ужас ухмылка отражения расползалась все шире.

— Твайлайт…

Кошмарная улыбка захватила ее в ловушку, лишила воли и движения. Отражение раздвинуло губы в издевательском гротескном презрении и самодовольстве, заставив Твайлайт жалобно рыдать от бессильного отчаяния и ронять на подушку капли холодного пота.

— Твайлайт?

Голос доктора Роуза развеял наваждение, и, вырвавшись, единорожка подняла взгляд на перевернутое вверх тормашками и отмеченное беспокойством лицо врача.

— Твайлайт, с тобой все хорошо? — спросил он.

Твайлайт облизала губы и еще раз глянула на машину. Отражение было на месте: тревожно смотрящая на нее единорожка, привязанная ремнями к столу.

— Э, да. Все хорошо, — сказала она, голосом таким же сухим, как и рот.

Он глянул на машину и нахмурился в беспокойстве. Обернувшись наконец назад, он утешительно, но несколько натянуто улыбнулся:

— Не беспокойся. Мы уже собрали большую часть нужных нам данных. Так что мы сможем оценить твой прогресс.

Не отрывая от отражения настороженного взгляда, Твайлайт несколько мгновений пыталась сообразить, о чем он говорил.

— О! Э, это… хорошо, — она отвела глаза от зеркальной поверхности. — Значит, мы уже закончили?

— Да, на сегодня все, — ответил он и, сняв очки, потер переносицу. — Электроэнцелограф придется чинить еще несколько часов. Это замечательные устройства, но… весьма темпераментные. Новая технология, знаешь ли. Мало того, так у нас еще всю неделю проблемы с электричеством из-за ремонтных работ, — он вернул очки на место. — И все-таки я весьма рад нашим сегодняшним успехам, — добавил Роуз, принявшись отсоединять электроды. — Конечно, пришлось закончить раньше времени, но всего на пятнадцать минут, так что все не так плохо. Ты сегодня отлично справилась.

Твайлайт моргнула.

— Э… спасибо? — ответила она. Мысли у нее по-прежнему были все перепутаны и подернуты туманом. Закрыв глаза, она расслабилась, лежа на подушке и не мешая доктору заниматься делом. Даже с участием медсестры на отстегивание всех ремней ушло немало времени, которое единорожка провела, яростно пытаясь не думать о своем искаженном отражении.

Встать на ноги Твайлайт помогла уже Эпплджек, поддерживая единорожку, как пьяницу, свалившуюся с телеги. Твайлайт бы оскорбилась, если бы не боялась, что ноги у нее в самом деле не выдержат веса. Пока ее практически тащили по кафельному полу, она, сражаясь с накатывающей волной головокружения, отыскала глаза Эпплджек и улыбнулась.

— Спасибо, Эпплджек.

— Да не за что, сахарок, — ответила Эпплджек, подхватив раскоординированно движущееся тело Твайлайт и усадив ее на ближайший стул. — Ты сегодня отлично справилась.

Твайлайт немного помахала копытом перед глазами, хихикая от его движений. Она потом переключилась на пару секунд на второе копыто, после чего вновь перевела взгляд на Эпплджек.

— Я себя забавно чувствую, — сказала она по-детски серьезно.

— Эт лекарство отпускает. Через минуту будешь как огурчик. А теперь посиди здесь, пожалуйста, пока я за тобой не вернусь.

— Хорошо.

Проследив за Эпплджек взглядом, пока та не дошла до доктора Роуза и сестры Ратчет, она вновь сосредоточилась на передних ногах. Хихикая, она помахала одним копытом, потом другим. У меня ноги будто в меду! Она понимала, что так увлечься подобной ерундой — это глупо и по-детски, но ей правда казалось, что все ее тело застряло в невидимом озере меда, оттого, что ощущения от движений запаздывали по сравнению с остальными чувствами.

Со временем эти чудесные впечатления начали надоедать, и вскоре, когда ей вновь завладела скука, Твайлайт застала себя за разглядыванием окружающей обстановки.

В дальнем конце комнаты появилось несколько новых пони, резко отличающихся от медиков в идеально чистой униформе своими заляпанными одеждами и поясами с инструментами. Они окружили тушу поверженного металлического чудища, чьи блоки и провода вываливались из-за снятых панелей, как эдакие электронные кишки. Единорожка наблюдала за их работой с нездоровым любопытством, но со временем и это зрелище потеряло свою новизну.

И давление за рогом, подобное приближающейся мигрени, которая все никак не решится начаться, тоже не слишком-то способствовало хорошему самочувствию.

— Эпплджек, можно мне чего-нибудь от головной боли? — прохныкала она, еще сильнее растирая лоб — ощущение ее беспокоило безмерно, но вот границу с настоящей болью так и не пересекало.

— В каком смысле это «не повод для беспокойства»?

Твайлайт подняла взгляд на резкое восклицание подруги. Хоть та стояла к Твайлайт спиной, по позе Эпплджек и по резким взмахам ее хвоста было ясно, что чувства ее далеки от приятных.

— Если проблемы с памятью и продолжающиеся бредовые состояния — это не причина для беспокойства, то я хотела бы, пожалуйста, узнать, что же тогда ею будет, — сказала Эпплджек с легкой дрожью в голосе от немалых усилий по удержанию, насколько это возможно, вежливого тона.

Мишень для ее недовольства, доктор Роуз, похоже, оказался захвачен врасплох.

— Я просто хотел сказать, что вам не стоит так спешить с поиском недостатков в лечении на такой ранней стадии, — защищаясь, сказал он. — Показания говорят, что ее мозг обрабатывает магическую энергию гораздо целостнее. Она стала более социально активной, демонстрирует более адекватные эмоциональные реакции и, что важнее всего, она перестала галлюцинировать. В самом деле, разве возможно не порадоваться таким нашим успехам?

— А что насчет воспоминаний? — огрызнулась Эпплджек.

Он вздохнул.

— Как я уже говорил, они должны вернуться…

— Ага, должны, — перебила она, — но пока что она не демонстрирует вообще никаких признаков их возвращения. Она помнит только свои галлюцинации!

— Мы оба знаем, что некоторые проблемы с памятью были ожидаемы. Временная амнезия и невозможность отличить реальность от вымысла — это очень широко распространенные последствия подобных процедур. Мы их видели на данный момент практически у каждого пациента. Но это временно, — сказал он, подняв голову чуть выше. — Мы просто должны подождать, вот и все.

— Мне просто за нее беспокойно. И за других пациентов тоже. Все эти дела с бредом и амнезией попросту не соответствуют ожиданиям, — Эпплджек провела копытом по гриве, протяжно и тревожно вздохнув. — Но вы правы, пока что и правда слишком рано. Итак, что говорят показания?

— Я пришлю вам копию отчета к завтрашнему дню, после того, как разберусь с данными, — он глянул на длинные ленты бумаги, которые сумел вытащить из раскуроченной техниками машины. Сестра Ратчет помогала другой медсестре скатать их в плотные рулоны и уложить в пару унылых на вид седельных сумок. — Но, надо сказать, первые впечатления обнадеживают. Я думаю, лечение сработало даже лучше, чем мы вообще могли понадеяться.

Эпплджек терпеливо ждала продолжения. Она прянула одним ухом.

— И все? Вы мне больше ничего не можете сказать?

— Описывать земной пони, что я ощущаю и считываю магией — это весьма непростое дело, — сказал он с легким намеком на холодную сталь, прокравшимся в выражение его глаз. — Это очень сложная тема, и чтобы сформулировать ее в понятных не-единорогам терминах, требуется немало времени.

— Конские яблоки! — прорычала она, топнув с тихим треском копытом. — Мне не нужны рекламные слоганы, Роуз. Я хочу помочь своей пациентке настолько хорошо, насколько это возможно, но не смогу, если вы будете со мной говорить, как с обычным санитаром. Я прекрасно разбираюсь в механизмах магического контроля у единорогов, и вы это знаете. Детство на ферме и отсутствие рога вовсе не делает меня идиоткой!

— Доктор Эпплджек, вы забываетесь! — прошипел он. Склонившись к Эпплджек нос к носу, он сердито скривился не меньше нее. — Не забывайте, что это я дал вам шанс работать со мной, когда ни одна больница во всей Эквестрии не согласилась принять земную пони к себе в штат. Я увидел в вас потенциал, и я пошел на риск, подставил свою репутацию, когда вас нанял. Не заставляйте меня пожалеть об этом решении.

Эпплджек прижала уши к голове.

— И… извините, доктор, — сказала она и, отведя взгляд в сторону, застенчиво потерла переднюю ногу. — Мне не следовало на вас срываться. В этом не было нужды.

Он отодвинулся от нее назад и высокомерно задрал нос.

— Не было.

Затем, он смягчился:

— Послушайте, Эпплджек, я понимаю, для вас это, должно быть, тяжело. Вам пришлось столкнуться с вещами, которых мне никогда не довелось познать. Но не путайте мой подход с неуважением. Я неспроста захотел с вами работать над этим лечением и неспроста принял вас в ряды подчиненных. Вы — самый трудолюбивый доктор, которого я знаю, и вы преданы своим пациентам, как никто другой. Этот случай — шанс для нас обоих оставить свой след в медицине. Когда результаты моего лечения, которые мы уже наблюдаем, будут опубликованы, в них будет указан незаменимый вклад земной пони. Об этом стоит помнить.

Эпплджек кивнула и вновь извинилась. Твайлайт глядела на них и видела, как он положил на плечо Эпплджек копыто и говорил, излучая искренность и обеспокоенность. Он говорил ей о долге, о возможности, о шансе сразить предвзятость системы, опровергнув поколения нетерпимости.

Он лжет.

Мысль возникла из ниоткуда, сформировалась сразу в целости и однозначности из абсолютной пустоты, будто в древнем мифе о сотворении мира. Подобно любому божественному откровению, она несла в себе мощь и величие, что изгнали заволокший разум Твайлайт туман, мгновенно вернув ее в полностью ясное сознание.

Твайлайт моргнула, сердито глядя на доктора Роуза, который по ложечке скармливал Эпплджек ничего не значащие ободрительные слова, силой пичкая ее виной, которая уже ясно читалась в ее жестах и позе. Его типичная маска отеческой заботы и мудрости, как всегда, твердо сидела на месте, и Эпплджек не задавалась вопросами о ее природе. С этим его выражением она была уже очень хорошо знакома.

Он говорит с ней свысока, обращается с ней, как с пациенткой.

Твайлайт переводила глаза с одного доктора на другого, пока те обменивались прощаниями. Эпплджек повернулась к Твайлайт и оставила доктора Роуза и сестру Ратчет собирать остатки данных обследования. Твайлайт прошлась взглядом по лицу Эпплджек.

Он пускает ее по ложному следу, отвлекает, манипулирует. Как она этого не замечает?

— Чувствуешь себя уже лучше, Твайлайт? — спросила Эпплджек, подойдя ближе без единого следа недавней стычки с доктором на лице. — Как только будешь готова нормально ходить, мы сразу же пойдем в столовую. Готова поспорить, ты совсем непрочь чего-нибудь пожевать. Я — точно.

Твайлайт повернула голову следом за выходящим из комнаты Роузом. Прямо за ним следовали сестра Ратчет и Силас. Последний нес с собой седельные сумки с рулонами распечаток. Эпплджек проследила взгляд Твайлайт, успев заметить трех пони, пока они не скрылись за массивной дверью.

— Он тебе не говорит всего, Эпплджек.

— Что? — спросила Эпплджек, захваченная врасплох неожиданным комментарием. — Кто?

— Доктор Роуз. Он что-то скрывает, — сказала Твайлайт, кивнув в направлении ушедших пони. — Я это заметила в его тоне, когда он с тобой говорил. И видела на лице.

Эпплджек покраснела.

— А. Ты, э, слышала, значит, да? Ну, тебе об этом беспокоиться нечего, — сказала она. — Главное, есть хорошие новости — твое лечение продвигается замечательно.

— Почему ты ему веришь? — надавила Твайлайт, повернувшись к подруге. — Он что-то прячет, это же очевидно. И он говорит с тобой свысока! Та Эпплджек, которую я знаю, ни за что не даст никому относиться к себе настолько снисходительно.

— Вот не надо на доктора Роуза злословить, я тебя прошу! — перебила Эпплджек. — У нас бывают иногда разногласия, но я этого жеребца уважаю безмерно. Он прогрессивно мыслящий пони и только желает добра таким как ты.

— Но он тебе не говорит всей правды! — сказала Твайлайт. Она ткнула копытом в сторону двери, в которую несколько секунд назад вышел доктор Роуз. — Он что-то от тебя скрывает! Описать магию не-единорогу вовсе не сложно, и он даже не посмотрел на распечатки, прежде чем он и его подпевалы все упаковали и унесли. Он сейчас, скорее всего, подделывает доказательства! Меняет данные, меняет все!

Эпплджек усмехнулась.

— Ну, это тебя от лекарства явно понесло.

Твайлайт раздраженно застонала.

— Да причем здесь…

Доктор остановила возражение Твайлайт вскинутым копытом.

— Слушай, ты мне доверяешь, Твайлайт?

— Да, но…

— Если ты мне доверяешь, — продолжила она, — то поверь и моему слову об этом жеребце. Я проработала с ним уже несколько лет. Он не идеален, но он хороший пони и хороший доктор.

Твайлайт сердито копнула копытом пол.

— Но он о чем-то тебе лжет! — капризно протянула она. — Почему ты этого не замечаешь?

— Слушай, почему бы нам уже не пойти в столовую и не поесть, Твай? Я уверена, что немного разминки и еда в животике тебе помогут как надо, — Эпплджек улыбнулась точным отражением улыбки Роуза, лежащей где-то между искренностью и снисхождением.

Громкое бульканье у Твайлайт в животе сорвало отлично продуманный ответ, заставив ее покраснеть, а Эпплджек — хорошенько сдержаться, чтобы не рассмеяться. Твайлайт пришлось обойтись угрюмым неудовлетворенным фырканьем.

— Ладно. Но мы с тобой обе знаем, что он тебе говорит не все.

Соскользнув со стула, Твайлайт оперлась об Эпплджек, чтобы установить равновесие. Едва убедившись, что не собирается вдруг врезаться носом в кафельную плитку пола, она обернулась к подруге:

— В глубине души ты знаешь, что я права.

Прежде чем Эпплджек успела возразить, Твайлайт, осторожно переставляя ноги, направилась своим ходом к двери. Она себя чувствовала сонной, раздраженной и немного дезориентированной, но, как бы ни кружилась голова, она твердо намерилась не показывать слабости. Ей хотелось, чтобы Эпплджек видела в ее походке уверенность и твердость, решительность в осанке. На это уйдет время, но она убедит Эпплджек, что в Бродхуфе творится что-то странное и что вечно закрывать на это глаза она не сможет.

И все же, несмотря на раздражение от упертого невежества подруги, Твайлайт не могла не согласиться в глубине души с одной вещью, которую сказала Эпплджек, и уверенность в этом факте помогала ей двигаться вперед, даже если ноги готовы были в любой момент подогнуться.

Обед — это определенно очень, очень хорошо.

---

— Значит, брат тебе написал, что собирается приехать на следующей неделе?

Твайлайт кивнула в той самой расслабленной рассеянности, с которой обычно нежатся в теплом уюте после плотного обеда. Даже унылый казенный салат станет праздничным угощением, стоит хорошенько проголодаться.

— Ага. В понедельник.

— Ну, эт в самом деле здорово, — сказала Эпплджек, неспеша идя рядом с Твайлайт. Из закрытых сеткой окон сочились лучи дневного солнца, подсвечивающие танцевавшие на искусственном вентиляционном ветерке частички пыли.

— Я очень жду встречи, — вновь кивнув, сказала Твайлайт. Легкая боль у основания рога нехотя таяла после того, как в желудке у нее появилось что-то помимо воды и лекарства, и это было сущее блаженство и облегчение. Когда Эпплджек предложила Твайлайт обезболивающее, ей овладело мучительное искушение. После того как анксиолитик закончил свое действие, Твайлайт каждым дюймом своего тела ощутила разнообразный букет болей и неудобств, а также звериный голод — и всем этим ее наградило сегодняшнее утреннее происшествие.

Добыча еды сама по себе оказалась непростым делом. Эти буфетчицы серьезно не хотят ничего делать раньше времени, — подумала Твайлайт с ленивой ухмылкой. И пока Эпплджек не отвела одну угрюмую кобылу в сторону и немного с ней не поговорила, никто не удосужился им выдать даже яблока.

Твайлайт и Эпплджек в рекордный срок заглотили свои порции в пустой столовой, не обращая внимания на буфетчиц, и уже скоро были готовы двигаться дальше. Твайлайт хотела сначала вернуться к предыдущей теме и убедить-таки Эпплджек осознать, что доктор Роуз с ней не до конца открыт, но во все краткое пребывание в столовой все ее мысли вращались вокруг того, чтобы не рухнуть вдруг без сил или не вывернуться наизнанку от голода. Вычистив тарелки и закинув подносы в прием посуды, они вышли прочь, даже не оглянувшись. И обнаружили, что в этот момент им некуда идти.

Бродхуф — это королевство, в котором безраздельно правят график и часы. Занятия для каждого пациента расписаны заранее, день расчерчен и разложен по аккуратным полочкам, призванным нести здешней жизни порядок и стабильность. Доброжелательное диктаторство, стальное копыто в бархатном носке, силой направляющее пони в ту сторону, где, как было решено свыше, им будет лучше всего. Это живущий в строгом режиме идеальный мир, где абсолютно все беспрекословно подчиняется капризам всемогущего расписания.

Оказаться за пределами расписания было подобно выпадению из реальности в полную неопределенность. По графику обед должен был начаться еще через полчаса, и Твайлайт не могла пойти в тот момент на обычно проходящую в это время групповую терапию, чтобы не учинить суеты и волнений, которые только больше загрязнят хаосом четкие команды нерушимого дневного плана. Буфетчицы наглядно продемонстрировали, как персонал реагирует на незапланированные изменения в своих строгих, как часовой механизм, жизнях.

Они застряли вне расписания до окончания обеденного перерыва, и им некуда было пойти и нечего делать. Радуясь свободе от раздраженных взглядов буфетчиц, а также незапланированному обеду, они решили заняться единственным доступным делом, что им осталось, пока расписание не разрешит им вернуться: ходьбой.

— Ага, я правда очень жду, — повторила Твайлайт, плетясь рядом с доктором. Тепло солнца ее наставницы несло подлинное блаженство после столь долгих часов плена в залитых искусственным светом недрах больницы. Даже мысль о небольшой послеобеденной дреме, которую она обычно считала за пустую трату продуктивного времени, не вызывала у нее протестов. — Я бы очень хотела повидать кого-нибудь приятного.

— А я что, неприятная? Эт что это, я страшная, по-твоему? — спросила с шутливо оскорбленным видом Эпплджек, встав в позу, которую бы одобрила оперная дива для излишне драматичной сцены.

Твайлайт постучала копытом по подбородку, внимательно оценивая мордочку Эпплджек.

— Ну, раз уж ты упомянула… — задумчиво произнесла Твайлайт, заслужив игривый тычок в ребра. Она рассмеялась. — Но я серьезно, я была бы очень рада повидать Шайнинга. Какие бы… странные дела ни творились, побыть с ним немного было бы здорово.

Веселая улыбка Эпплджек сменилась на другое выражение — нечто теплое и искреннее затаилось у нее в глазах.

— Семья — это важно, Твайлайт. Неважно, куда тебя занесет жизнь и что с тобой произойдет, семья всегда с тобой. Шайнинг — замечательный жеребец, и я знаю, что он будет в восторге от визита к тебе.

Завернув за угол в конце коридора, Твайлайт обернулась и поглядела на Эпплджек сначала удивленно, потом с весельем на лице.

— Ты считаешь моего брата «замечательным жеребцом»?

На щеках Эпплджек разгорелось пламя, и она застенчиво отвела взгляд.

— Ну, я имела в виду… — Эпплджек вдруг прикусила язык и напряженно застыла.

— О, что, язык проглотила? — поддразнила Твайлайт, хихикая как школьница. — Что, хочешь сказать, ты влюбилась в моего брата? Хм-м-м?

— Твай, остановись.

Тихий приказ и мрачный тон насмерть сразили веселый настрой беседы, заставив Твайлайт всерьез испугаться такого резкого поворота. Улыбка пропала с лица Эпплджек без следа, сменившись холодной, как мрамор, серьезностью. Твайлайт проследила ее взгляд дальше по коридору и остановила глаза на знакомой единорожке, толкающей инвалидное кресло.

— Это Рэрити?

Эпплджек кивнула.

Рэрити была повернута к ним спиной и явно не заметила их появления. Медленно толкая перед собой кресло, она нежно ворковала со своим пациентом, и по коридору разносилось тихое эхо ее приглушенной речи. Твайлайт растерянно заулыбалась.

— Ну так, может, подойдем к ней и…

Эпплджек тут же остановила ее, крепко уперев копыто в грудь, еще до того, как единорожка успела сделать хоть шаг. Доктор помотала головой.

— Что? Почему мы не можем поговорить с ней и ее пациентом? — спросила Твайлайт. Сквозь непонимание в ее голосе начали пробиваться нотки раздражения. Ей не хотелось упускать прекрасную возможность поработать над подругой вне формальных и запланированных заранее встреч, и ей не хотелось такое упускать.

Эпплджек снова помотала головой.

— Нет, — она показала на другое пересечение коридоров между ними и Рэрити. — Мы просто пойдем другим путем и оставим их в покое.

Мрачное и скорбное выражение глаз Эпплджек раздавило все протесты Твайлайт еще до того, как она успела их озвучить.

— Ладно, — побежденно вздохнула она. Не сказав больше ни слова, Эпплджек двинулась вперед, а Твайлайт нехотя последовала за ней.

Из рядов окон ровным потоком изливались золотистые солнечные лучи, затопившие все вокруг уютным желтым тоном. Все пациенты находились на своих местах, согласно расписанию, и в коридорах не было ни души: казалось, будто они попали в некий закуток умиротворенного спокойствия, нарушаемого только тихим голосом Рэрити. По мере того как они подходили ближе, слова становились все четче. Напрягая уши, Твайлайт преднамеренно замедлила шаг до практически черепашьего.

—… скажу пару слов этим кантерлотским болванам касательно нашего бюджета на этот год, так что, надо надеяться, мы сможем нанять кого-нибудь в кабинет. Подумать страшно, насколько мы стеснены! Клянусь, эти бюрократы и крохоборы попросту не понимают, сколько сил требуется для этой работы, — легкомысленно и эмоционально, будто делясь в чайной сплетнями, говорила Рэрити, толкая кресло по коридору.

Еле волоча копыта, Твайлайт не обращала внимания на молчаливые призывы Эпплджек скорее вернуться к ней в боковой коридор.

— Но в самом деле, — продолжила Рэрити, глянув за окно, — сейчас это все неважно. Мне не стоит грузить тебя своими проблемами, особенно в такой прекрасный день.

Она повернула к окну во внешний свободный мир кресло, омыв сидящего в нем теплыми лучами солнца.

Маленькая земная кобылка с белой шерсткой и сбритой гривой сидела, откинувшись на мягкое сиденье. На ногах у нее лежал плюшевый медведь, которого держали безвольно сложенные копыта, а расфокусированные глаза бессмысленно глядели вперед за окно.

Твайлайт прищурилась, не обращая внимания на тихо шипящую просьбы поторопиться Эпплджек. Она уже видела этого жеребенка. Она знала, что видела. Она была уверена в этом, это был факт, и уверенность в нем была сильнее всего, что она ощущала за последнее время, когда сталкивалась со знакомыми по Понивиллю лицами проходящих мимо пони. Имя кобылки, как непослушное домашнее животное, сидело буквально на границе досягаемости и отказывалось подойти хоть чуть-чуть ближе.

Кобылка продолжала тупо глядеть вперед. На уголке губ скопилась тонкая ниточка слюны, пока Рэрити гладила ее по бритой голове.

— На улице сегодня просто восхитительно, правда? Хотела бы я тут сидеть целую вечность, — заявила Рэрити, после чего опустила взгляд на кобылку. Она усмехнулась и вытянула из кармана шелковый платок. — Оюшки, похоже, ты опять немного запачкалась. Вот, давай я вытру, милая, — весело сказала Рэрити и, согнувшись, промокнула уголок рта юной пациентки.

Кобылка пошевелилась в кресле и булькнула что-то невнятное, когда Рэрити вытерла натекшую слюну. Она слабо подняла копыто, чтобы отмахнуться, но уронила обратно, сдвинув с коленей медведя.

— Ну, ну, не надо капризничать. Ты просто немного запачкалась, — укорила кобылку Рэрити, заканчивая вытирать ей мордочку. Только после того, как она убрала от нее платок, кобылка перестала ерзать и вновь застыла с безразличным видом. — Вот, так-то лучше!

Ответом этому восклицанию было лишь только тихое эхо. Кобылка продолжала глядеть прямо сквозь Рэрити, будто ее здесь вовсе не было. С вдруг заострившимся выражением лица соцработница провела дрожащим копытом по лысой голове кобылки, мимо бледных розовых полос старого шрама вдоль лба.

Рэрити с трудом выдавила улыбку.

— Ты все равно по-прежнему красавица, — сказала она, слабо пытаясь изобразить радость. — Становишься такой красивой молодой кобылой. Как только у тебя снова вырастет грива, я буду ее тебе укладывать, прямо как дома когда-то.

Твайлайт застыла на месте. Дыхание сперло в заледеневшей груди, едва последний кусочек мозаики встал на свое место. О нет…

Солнечный свет сверкнул на глазах Рэрити, когда она провела копытом кобылке по щеке.

— Будет здорово, правда, Свити?

Глава 18

Выбивая копытами резвое стаккатто, Твайлайт в панике пронеслась мимо удивленной Эпплджек, чуть было не свалив ее с ног. Не обращая внимания на призывы остановиться, единорожка бежала вперед, и голос подруги только подгонял ее еще больше. Почти ничего перед собой не видя сквозь пелену слез, она металась из коридора в коридор, случайно поворачивая то в одну, то в другую сторону.

Эпплджек бежала тяжелее единорожки, но топот ее копыт постепенно приближался, все громче отдаваясь у Твайлайт в ушах.

— Твайлайт! Стой!

Эпплджек догоняла. Твайлайт даже не надо было оборачиваться, чтобы это понять — она знала, что земная пони рано или поздно ее поймает. Единорожка не один год смотрела, как Эпплджек и Рейнбоу Дэш соревновались в каждом спортивном мероприятии, какое только могли придумать, а потому ясно представляла, что в гонке ей ни за что не одолеть ни ту, ни другую. Спасение невозможно.

Она метнулась в коридор слева, едва-едва успев обогнуть кресло-каталку у очередной безымянной двери. Логическая часть разума Твайлайт, та самая часть, что видела всю бессмысленность ее действий, отметила, насколько нежилой выглядела эта часть больницы. По краям затуманенного слезами поля зрения проносились шкафы с инструментами и комнаты с некрашеными стенами. Строгое расписание Бродхуфа диктовало свое место и свое дело каждому пони в этих стенах, а потому коридоры все как один пустовали.

Позади Твайлайт раздался грохот и громкое ругательство — преследователь не успел увернуться от кресла. Оно задержит Эпплджек, даст Твайлайт больше времени на эту отчаянную и бессмысленную попытку к бегству. Твайлайт сменила направление и, скользнув под пластиковые ленты и мимо оранжевых сигнальных столбиков, побежала по недоделанному коридору, уставленному штабелями плитки для навесного потолка и ведрами краски.

Почему я бегу?

Вопрос был неизбежен — он возник прямо посреди головы, как пульсирующая опухоль.

От чего я бегу? Это все не реально. Вся эта больница — всего лишь жутковатое отражение в зеркале комнаты смеха. Эпплджек на самом деле никакой не доктор. Пинки Пай вовсе не пациентка. А Свити Белль…

Твайлайт крепко зажмурилась и замедлилась до быстрого шага, чувствуя, как стекают с мордочки слезы. У нее не получалось закончить мысль. При виде безжизненной оболочки, оставшейся от маленькой сестренки Рэрити, вся ее уверенность и решимость порвались до последней нитки. В этих пустых расфокусированных глазах не осталось ни следа от Свити, ничего от той веселой и энергичной маленькой кобылки, которую Твайлайт помнила. Она подавилась всхлипом. Врачи отрезали у Свити саму душу, когда ампутировали ей рог, оставив одну пустую оболочку.

Это не по-настоящему! — прикрикнула на себя Твайлайт, топнув копытом по недоделанному полу. Это всего лишь искаженная насмешка над реальностью! Свити Белль никто не уродовал, и ты сама — никакая не сумасшедшая! Это просто кошмар, больше ничего. Ты просто должна разбудить своих друзей, и все.

Твайлайт сморгнула слезы, шагая мимо строительного оборудования и табличек на стенах, предупреждающих об опасных инструментах и оголенных проводах. Сосредоточенно замедляя паническое дыхание, она осторожно переступила через стопку фанеры, стараясь не попасть на торчащие кверху кончики гвоздей. Вонь грунтовки и опилок обволокла вязкой пленкой язык. Пылинки лениво танцевали в лучах стоящих на штативах или закрепленных на стенах прожекторов, которые заливали ярким теплым светом выпотрошенные комнаты и оголенные до костей стены. Все окна были заклеены для защиты листами бумаги, а потому естественный свет пробивался только сквозь тонкие щелочки и надрывы по краям.

Изо всех сил стараясь дышать не так тяжело, Твайлайт продолжала свой путь меж оставленных строителями гор мусора. Очевидно, даже рабочие в Бродхуфе не были свободны от власти строгих расписаний. Куда бы они ни ушли на обед, место это было от Твайлайт далеко, а потому она блуждала в тишине совершенно одна.

Она попыталась сосредоточить внимание на окружающей ее стройке, но разум отказывался подчиняться. Пустое выражение лица Свити Белль поджидало ее в каждой некрашеной стене, в каждой моргающей лампе. Как лодка без руля, Твайлайт блуждала из стороны в сторону, пока не оказалась в, как она поняла, каком-то будущем кабинете с почти законченным полом, не распакованным столом и несколькими небрежно завернутыми в упаковку зеркалами у стены.

Твайлайт устало опустила круп на ближайший штабель более-менее чистых досок.

— Зачем ему это? — просипела она, зарыв голову в копытах. — Зачем такое делать со Свити Белль?

Но не успел вопрос сорваться с губ, как она уже нашла ответ. Потому что оно хочет тебя сломать, — подумала единорожка, вспоминая предупреждение принцессы Селестии. Оно хочет контролировать Элементы.

Оно хочет сделать все это реальностью.

Гнев молнией сверкнул у Твайлайт в голове, распрямив ей спину и начисто срезав облепившую разум скорбь. Подняв голову, единорожка окинула взглядом комнату.

— Тебе не победить, — прошептала Твайлайт, шмыгнув носом. Она крутанула голову из сторону в сторону, сердито сверля взглядом каждую тень, что попадется ей на глаза, и остановилась в итоге на мутном отражении в зеркале у дальней стены. — Я не собираюсь тебе поддаваться. Я не дам тебе превратить этот кошмар в реальность. Я не могу, и я не собираюсь отдавать Эквестрию на растерзание тебе и твоему злу.

Твайлайт медленно поднялась на копыта и пошла к зеркалу. Огонь и твердая целеустремленность разгорались в ее голосе, поднимались в груди.

— Я не дам тебе мучать ни Свити Белль, ни Рэрити, ни Пинки Пай, ни… никого вообще! Мне все равно, что ты предпримешь — я не сдамся! Я — последняя надежда Принцессы, и я ее не подведу. Я тебя одолею. Слышишь меня? Тебе не победить!

Ее возглас прокатился эхом по комнате и пустым коридорам. Твайлайт отвернулась и пошла к выходу, высоко подняв голову, подобно скульптурному образу решительной непокорности.

— Я не сломаюсь, — прошептала она. — Я не дам ему победить.

Стоило ей дойти до двери, как прозвучал тихий, спокойный, но холодный, как зимняя ночь, ответ:

— Вот, значит, как ты считаешь?

Твайлайт застыла на месте, чувствуя на шее липкий ледяной пот, а в ушах — ускоряющийся пульс. Она обернулась. Позади, в зеркале, она увидела свое отражение с широкой улыбкой, расползающейся на лице.

Твайлайт не улыбалась.

— Ты… — сощурившись, произнесла Твайлайт. — Да. Я так не считаю, а совершенно точно знаю.

— Ха! Значит, пони, которая пользуется своими друзьями, чтобы получить то, чего хочет, и причиняет всем окружающим боль, собирается побороться с собственным жутеньким отражением, хм-м? И что же ты сделаешь? Разобьешь зеркало? Еще немного покричишь на тени? Наверняка тут найдется парочка паутин, которые можно в гневе порвать, — сказало отражение и с показной скукой принялось разглядывать свои копыта.

Твайлайт решительно шагнула в сторону зеркала.

— Я тебя не боюсь, — прошептала она.

— А я и не говорила, что ты меня боишься, — прошипело оно, продемонстрировав два ряда кривых зубов. — Кстати, забавно вообще, что ты упомянула страх. Мы обе знаем, чего ты на самом деле боишься. Как и все самозванцы, ты боишься, что все увидят, какая ты на самом деле лгунья.

— Я не самозванка! Это ты меня изображаешь, проклятая уродина! Все, что ты тут создала — это одна большая ложь!

— Я не делала ничего подобного, Твайлайт. Лжешь только ты. Ты не желаешь принимать правду, даже когда охмуряешь головы своим друзьям и заставляешь их работать ради твоих целей. Ты цепляешься за свои фантазии о жизни в Понивилле, которая тебе не принадлежит, веришь, что ты героиня, тогда как ты на самом деле всего лишь больная маленькая кобылка.

— Я не больная! — выкрикнула Твайлайт, топнув копытом.

Другая Твайлайт вытянулась вперед, заполнив лицом почти всю свободную от упаковки часть зеркала.

— Сказала маленькая кобылка, которая спорит с собственным отражением.

— Ты не мое отражение, — сказала Твайлайт, тщательно подбирая слова и стараясь успокоиться, взять гнев под контроль и задавить позыв развернуться и лягнуть зеркало так, чтоб осталась одна стеклянная крошка. — Ты — часть черной тени, что пытается меня сломать. Тебе не удалось это сделать в Понивилле, так что теперь ты нападаешь на знакомых мне пони, надеешься отыскать слабость и заставить меня сломаться. И я скажу тебе, что у тебя ничего не получится. Каждый раз, когда ты мне показываешь страдающих и мучающихся друзей, ты только укрепляешь мою решимость. Если я сдамся, они будут обречены страдать всю оставшуюся жизнь, — Твайлайт сделала еще шаг вперед. — Поэтому я не сдамся никогда.

Она ощутила радость небольшой, но верной победы, когда отражение слегка отклонилось и издевательская насмешка сползла с его лица. Постучав копытом по подбородку, оно окинуло Твайлайт критическим взглядом.

— И чем, как ты думаешь, на самом деле является эта самая «тень»?

Твайлайт моргнула.

— Я… чего? Это что, какой-то вопрос с подвохом?

Отражение сохраняло неподвижность, продолжая молча разглядывать Твайлайт.

— Ты, очевидно, какой-то могущественный монстр. Уровень твоей магической силы экстраординарен. Ты уже захватила большую часть моих друзей и пытаешься воспользоваться Элементами Гармонии, чтобы захватить Эквестрию, — Твайлайт прищурилась. — И ты — зло.

— Зло? — оскорбленно переспросило отражение, прижав к груди копыто. — Твайлайт, ты меня ранишь. Я же говорила тебе, я просто пытаюсь помочь.

— Ты пока что только показала мне мир, где все мои друзья страдают, а все, что я знаю — это ложь! И как это мне должно помочь?

— Я только хочу убрать твою боль, Твайлайт, — сказало отражение. Его слова звучали тихо и нежно, резко контрастируя с гротескной и скабрезной ухмылкой, которая все росла и росла, разрывая лицо пополам. — Ты цепляешься за свой бред, потому что боишься встретиться с правдой лицом к лицу. Я просто хочу тебя вылечить.

На этот раз рассмеялась Твайлайт.

— Вылечить? Вылечить? Ха! Говоришь о лечении и помощи, а на самом деле просто хочешь меня сломать, чтобы забрать Элементы себе.

— Я не хочу тебя ломать, Твайлайт, — прошептало оно в ответ. — Мне это не нужно, даже захоти я. Нельзя сломать уже сломанное.

Твайлайт застыла.

— Что?

— Ты сломана, Твайлайт. Вот почему ты страдаешь: твой разум лишен целости. Я хочу тебе помочь, убедить тебя, что ты самозванка, что ты причиняешь другим пони боль, и помочь тебе понять, что твои друзья страдают. Это — правда, Твайлайт. Твой бред — всего лишь фантазии, привитые измученному разуму безразличными психиатрами, — отражение прищурилось. — Твои доктора хотят тебя превратить в нечто совершенно иное, нечто ложное. Они хотят, чтобы ты поверила в другую ложь. Я этого не позволю. Я не дам тебе больше жить во лжи!

Сквозь злость в душе Твайлайт на поверхность пробился, подобно пузырьку со дна мутного пруда, намек на любопытство, но не успела единорожка сказать и слово, как отражение вновь заговорило, поднимая голос все выше, грохоча меж стен кабинета, подобно раскатам грома.

— Цель моя — прервать твои мучения любой ценой. Возвращение истины может быть болезненным, но иногда исцеление требует боли. Ты больше не будешь жить в бреду и фантазии. Ты увидишь правду!

Меж кобыл, пока они молча смотрели друг на друга, сосредоточенно нахмурив брови, поднялась потревоженная пыль.

— Ты, похоже, мне не веришь, — сказало отражение.

— С чего бы мне верить хоть одному твоему слову? Ты лгала мне, издевалась надо мной, с самого начала пыталась меня запутать. Ты считаешь, будто сможешь убедить меня, будто я сумасшедшая, только и делая, что поливая меня откровенной ложью? Неужели ты думаешь, что я настолько глупа?

Отражение проигнорировало ее вопрос и попятилось назад, опускаясь в глубины зазеркалья.

— Но ты не веришь и докторам. Может, тебе просто нужен взгляд со стороны? — жестокая улыбка разорвала лицо двумя клиньями гнилой плоти. — Есть еще кое-кто, у кого найдутся нужные тебе лекарства.

— Кто? Очередная твоя иллюзия? — спросила Твайлайт, сделав еще один шаг вперед. — Может, просто снова попробуешь показать мне, как кто-нибудь, кого я люблю, страдает в этой жестокой ложной реальности? Может, моя мать — социопат? А папа — паралитик на все четыре ноги? Какую еще ложь ты припасла в рукаве?

Ответом был лишь жестокий смех. Широко улыбаясь в лицо Твайлайт, отражение подмигнуло. Раздался резкий хлопок — это одновременно лопнули все лампы в прожекторах.

Твайлайт отшатнулась назад, утопая в океане тьмы. Зацепившись копытом о край штабеля досок, на котором до этого сидела, она слепо завертелась на месте, пытаясь отыскать равновесие. С глухим «уф» она врезалась плечом в стену, только чудом не упав и не напоровшись на гвозди во время своих панических метаний.

Осторожно поставив копыта на пол, Твайлайт поднялась на ноги. Прижавшись хвостом к стене, она вертела головой из стороны в сторону и глубоко дышала, пытаясь успокоить заходящееся в панике сердце. Янтарный солнечный свет затекал в помещение сквозь заклеенные бумагой окна, но весь интерьер недостроенного участка оставался непроницаемой стеной мрака.

Пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце, Твайлайт уцепилась за стену, как инвалид.

— О Селестия… — прошептала она, не слыша ни звука, кроме собственного торопливого дыхания. Она бросила в сторону ближайшего зеркала сердитый взгляд, изобразив столько раздраженного негодования, сколько смогла, но так и не сумела ничего разглядеть в глубоких тенях.

— И это все?! — крикнула она.

Ничто не ответило на этот вызов: ее ушей достигло несколько мгновений спустя только эхо этого злого возгласа.

Твайлайт фыркнула и вновь встала в уверенную позу.

— Неужели? Закоротить лампочки — вот и все, что ты смогла придумать? Ого. Это уж точно впечатляет. Ты меня одолела! Думаю, мне осталось только уйти и разрешить тебе захватить всю Эквестрию. Потому что нет ничего ужаснее погасших лампочек.

Звук ее голоса угас вдалеке, отчего Твайлайт показалось, будто тьма бесконечна, но единорожка поспешно вытряхнула из головы эти тревожные мысли. Здесь абсолютно нечего бояться. Это просто естественная биологическая реакция, сформированная за тысячелетия эволюции, — подумала она, попытавшись себя успокоить холодным научным знанием.

Улыбка угасла, стоило Твайлайт поглядеть вниз. Того тусклого света, который здесь был, едва хватало, чтобы обозначить, где находится пол, но о том, чтобы подсказать, где лежат коварно поджидающие беззащитного копыта гвозди, не могло быть и речи. Золотые лучи, пробивающиеся сквозь дыры и щели в бумаге, были малочисленны и редки.

— Может, тень хочет меня одолеть столбняком, — сказала Твайлайт, заполнив тишину смехом сквозь силу. Она осторожно двинулась вперед, в любой момент готовая отдернуть копыто, едва почувствует касание холодного острого металла, невидимого в этом полусвете.

Твайлайт застыла, едва до ее ушей донесся тихий цокот копыт. На мгновенье она испытала и страх и надежду, что Эпплджек, услышав голоса, наконец-то ее отыскала. Прянув ушами в попытке определить направление, откуда приближался пони, она нахмурилась и обернулась в противоположный угол комнаты, шаря взглядом во тьме и слыша, как шаги постепенно становятся громче.

Твайлайт сохраняла твердое выражение лица, борясь с сомнениями и страхами, пробужденными у нее в мыслях эхом слов отражения. Она помотала головой. Уши, должно быть, ее обманывают, порождая фантомы среди некрашеных стен и штабелей досок.

Пока ее зрачки пытались вырвать из крепкой хватки тьмы хоть какие-то детали, прямо перед ней из мрака возник длинный острый клюв какой-то чудовищно большой хищной птицы, а следом за ним как дым вытекли очертания тела пони. Клюв медленно выплывал из расступающихся теней, и вскоре стало ясно, что это всего лишь фарфоровая маска, вылепленная в виде длинного и острого клинка, неожиданно цветисто сверкающего костяным блеском в тусклом свете. Тело пони было обернуто слоями грубой массивной ткани, под складками которой таились затянутые в бинты ноги. Одеяния плотно покрывали каждый дюйм шкуры пони.

Оно, или, пожалуй, он, как поняла Твайлайт по его размерам и сложению, шло к ней спокойным шагом, кажущимся диким и чужеродным в таком окружении и с такой внешностью. На голове у него сидела плоская шляпа, поля которой по бокам прорезали фарфоровые уши. На его спине виднелись чем-то плотно набитые грубые седельные сумки, несущие следы частых починок.

Я его уже раньше видела, — неожиданно для себя поняла она. До него было далеко, но эти тяжелые одеяния и странная маска ясно говорили, что это тот же самый пони, которого она видела на прогулке с Пинки Пай. Как и тогда, она ощутила, что все ее тело окутал тяжелый страх, а ноги объяла ледяная нервная щекотка, от которой она чувствовала себя не на месте. Чем дольше она его разглядывала, тем больше это чувство росло.

Жеребец напоминал монохромный рисунок — белесая маска и забинтованные ноги резко контрастировали с черными и бурыми складками одеяний. На тканях не осталось ни единого чистого пятнышка: бинты запятнала грязь, а все тело в целом покрывал толстый слой пыли.

Он остановился в нескольких ярдах от Твайлайт, разрезав острым клювом лучи грязного света, которые заливали его маску золотисто-бурым сиянием. Его спокойная поза и поношенные одежды сглаживали и сводили на нет своей тоскливостью шок от его резкого появления. Даже жутковатую маску не трудно было бы повстречать на вечеринке в честь Ночи Кошмаров. По венам Твайлайт тек не настоящий страх, а скорее тревожная растерянность и неверие. Жеребец склонил голову набок, и они молча застыли, внимательно разглядывая друг друга.

А потом она заглянула в дыры в маске, в которых должны были быть глаза, и закричала.

Твайлайт бросилась за дверь и побежала назад по своим следам, совершенно позабыв о разбросанных по полу гвоздях и инструментах, покрывавших пол слоем по щиколотку высотой. Ящики с плиткой и козлы со штабелями досок возникали перед ней из темноты, слишком поздно проступая в текущих из заклеенных окон солнечных лучах и заставляя единорожку изо всех сил уворачиваться, чтобы ни во что не врезаться. Она вновь бежала без какой-либо цели, думая лишь о том, чтобы уйти от этой штуки как можно дальше.

Твайлайт шкурой ощущала позади себя пустые провалы в маске: жеребец нагонял ее, как бы быстро она ни бежала. Спасения не было. Он обязательно ее догонит, и она упадет в эти бездонные ямы в его лице и никогда не увидит света.

Твайлайт бездумно попыталась призвать рогом магию: инстинкт требовал, чтобы она защищалась, позабыв о том, что магия просто бессмысленно рассеивается, высасывая энергию и оставляя после себя только пульсирующую боль в голове. С глушителем на роге она столь же беспомощна, как новорожденный жеребенок, сколько бы она ни кричала в мыслях на себя, приказывая сделать что-нибудь, хоть что-нибудь, что могло бы спасти.

Впереди показался освещенный коридор, но то была лишь ложная надежда и ничего больше: метафорический свет в конце тоннеля, тоннеля, который рушился прямо у нее над головой. Она просто зря загоняет себя перед неизбежным. Спасение совсем рядом, но оно еще ближе.

Ослепленная страхом и паникой, выжимая из ног гораздо больше, чем в любой свой прошлый забег, Твайлайт врезалась прямиком в Эпплджек.

— Уф! — одновременно ухнули обе кобылы, рухнув на пол и запутавшись в ногах.

— Твайлайт! — с покрасневшим от гнева лицом крикнула Эпплджек, сумев подняться на копыта. — Какого, провалиться мне, тебе взбрело…

Остальная часть ее яростной тирады оказалась внезапно отрезана — Твайлайт прыгнула и крепко обняла Эпплджек, рыдая и прижимая лицо к шее подруги.

Злость ушла с лица Эпплджек, сдувшись, как проколотый шарик, и доктор инстинктивно обернула передней ногой спину Твайлайт.

— Шш… все хорошо, Твайлайт. Я здесь. Все хорошо.

— Нет! Пожалуйста! Мы должны отсюда уходить! — сказала Твайлайт, подняв голову и с мольбой в заглянув Эпплджек в глаза. Она потянула ее за переднюю ногу. — Нам надо спешить! Оно приближается!

Эпплджек нахмурилась.

— Ну-ка придержи коней. Никуда мы не пойдем. Ты вообще представляешь, в какие неприятности ты только что угодила?

— Но он совсем рядом! — сказала Твайлайт и, развернувшись на месте, выставила Эпплджек между собой и тьмой. Она указала копытом в коридор, из которого только что выбежала. — Прошу тебя! Он меня поймает!

Эпплджек проследила за паническими жестами Твайлайт, вглядываясь в тени. Затянулось долгое молчание.

— Твай, там ничего нету, — сказала она и обернулась обратно к единорожке, сменив растерянность на лице на нейтральный профессионализм. — Скажи мне, ты что-то увидела, пока бегала по коридорам? Кто тебя хочет поймать?

Быстро переводя взгляд с Эпплджек на темный коридор и обратно, Твайлайт обнаружила, что язык у нее во рту будто налился свинцом. Время шло, но жеребец в птичьей маске так и не показался во тьме, и паника начала понемногу утихать.

— Но… он же бежал прямо за мной, — прошептала она, вглядываясь в тени, пытаясь разглядеть хоть намек на костяной блеск. Но там не было ни яркой белизны, ни тяжелых одежд, ни бездонных провалов в пустоту. Просто тускло освещенные плитки и штабели лишних кирпичей.

— Он? Это кто-то из рабочих? — Эпплджек резко распахнула глаза. Ее голос стал тверже и настойчивее, а сама она принялась оглядывать Твайлайт с головы до ног. — Он тебе что-нибудь сказал? Он тебя трогал?

— Что? Нет. Я увидела… — Твайлайт замолчала, сделав шаг назад и помотав головой в попытке вытряхнуть из нее остатки нагнанного страхом и цеплявшегося за мысли тумана. Ей казалось, будто она трезвеет после вечеринки, которую даже почти не может вспомнить: на лице мгновенно отразились шок и стыд, стоило ей сообразить, что же она собиралась вот-вот разболтать Эпплджек. Даже если он реален, это не имеет значения — тебе все равно никто не поверит. Взяв дыхание под контроль, она встретила взгляд Эпплджек. — В смысле, мне показалось, будто я кого-то увидела в тенях. Я, наверное, просто испугалась, когда вдруг погас свет, — солгала она, густо краснея и сражаясь с позывом еще раз глянуть в темноту.

По лицу Эпплджек пронеслось облегчение.

— Провалиться, девочка. Ты меня взволновала будь здоров. Прибежала с воплями и криками из коридора, глаза на мокром месте… я думала, ты поранилась! Я уже собралась устроить тебе взбучку за эту беготню, которую ты мне устроила, — она прищурилась. — И я по-прежнему собираюсь, если так подумать. Ты вообще представляешь, в какие проблемы ты вляпалась?

Твайлайт опустила голову.

— Прости.

— Нельзя просто так срываться с места, — продолжала Эпплджек. — Ты могла себе серьезно навредить. Если так и будешь продолжать, нам придется тебя стреножить, чтоб ты так не бегала. Поняла?

От мысли, что ей свяжут ноги, как пленнице, и заставят ходить не быстрее неуклюжего медленного шага, у Твайлайт по спине пробежала дрожь.

— Да, Эпплджек. Я поняла. Просто, когда я увидела Свити Белль…

Обе кобылы одновременно поморщились.

— Я не хотела, чтобы ты ее увидела, — сказала Эпплджек, проведя копытом Твайлайт по шее. — И я прошу прощения, что ты все-таки увидела. Если бы я только знала, что Рэрити сегодня ее навещает…

Твайлайт быстро глянула назад в темный коридор и подтянулась чуть ближе к Эпплджек.

— Что случилось со Свити Белль? — спросила она наконец.

Эпплджек не встретилась с Твайлайт взглядом.

— Эт не мое дело — говорить о чужих бедах, Твайлайт. Но что случилось со Свити… ну, Рэрити неспроста так выступает против цератотомий. Свити Белль — это то, почему работа доктора Роуза так важна. Произошедшее с ней… слишком обыденно.

Доктор посуровела лицом.

— Есть врачи, которые не считают это за проблему. Даже когда случаются ошибки и маленькие кобылки превращаются в…

Эпплджек не договорила. Меж кобыл повисла тишина, и пока Твайлайт мучительно подбирала слова, а Эпплджек глядела вперед с горечью на лице, она тянулась и тянулась без конца. По лбу Твайлайт покатилась капля пота.

— Значит, они это сделают и со мной, да? — прошептала Твайлайт. — Если я не покажу, что мне лучше, они отрежут мне рог, как Свити Белль.

— Нет, — твердая уверенность в голосе Эпплджек застала Твайлайт врасплох. Доктор подошла ближе. — Твайлайт, мы такого не допустим. Ты уже показала невиданный прогресс. Отсутствие галлюцинаций, способность к социальному общению, ясность мышления… Нет. Ты не потеряешь рог, Твайлайт. Ты уже проделала слишком большой путь. Я им не позволю. Можешь на меня положиться.

— Я всегда знала, что могу тебе доверять, Эпплджек, — ответила Твайлайт. — Ты, в конце концов, одна из моих лучших подруг.

Эпплджек слегка смущенно улыбнулась.

— Хех, ага… пожалуй, можно сказать, что мы лучшие подруги.

— Я могу доверять только тебе. Роуз говорит тебе не все.

Улыбка пропала.

— Прекрати. Я не хочу слышать от тебя плохих слов про доктора Роуза, поняла?

— Но он тебе солгал!

Протесты Твайлайт оборвались крепким ударом копыта по полу.

— Хватит! Доктор Роуз — один из самых верных своему делу пони, которых я только знаю. Он поставил под угрозу свою карьеру, выступив против ампутаций рогов. Нет больше в Эквестрии никого, кому ты бы могла доверить свою безопасность, кроме него. Ты не понимаешь, на какие риски он идет, борясь с таким положением вещей, Твайлайт!

— Но…

На лице Эпплджек сверкнул гнев, но она прикусила язык и просто медленно и терпеливо выдохнула.

— Я знаю, что Роуз может быть немного… ну, самодовольным. Он считает, что он — лучшее, что случилось в психиатрии за целое поколение.

Эпплджек устало усмехнулась.

— Но это вовсе не значит, что он ошибается. Этот жеребец старается изо всех сил помешать случившемуся со Свити Белль произойти с кем-то еще. Он, может быть, бывает чересчур амбициозен и мелочен, но, говорю тебе, даже не думай сомневаться в его мотивах. Он хочет пациентам только добра, как и я. Поняла?

Твайлайт кивнула:

— Поняла.

— Тогда пошли обратно, — сказала Эпплджек, но не успела Твайлайт сделать и пару шагов, как ей пришлось остановиться перед выставленным вперед копытом. — И, Твай… ты никому не должна рассказывать о произошедшем — ни слова об этом твоем забеге. Я не шутила по поводу вязок. На этот раз я тебе дам послабление из-за… смягчающих обстоятельств, но если ты продолжишь вот так нарушать правила, у меня не останется выбора. Помнишь свое обещание?

— Я помню, — сказала Твайлайт. — Я этого хочу не больше тебя.

Эпплджек вновь усмехнулась и пошла вперед. Твайлайт последовала за ней в нескольких шагах позади.

Дойдя до перекрестка, Твайлайт остановилась и оглянулась через плечо. В далеких тенях она едва-едва уловила контуры белого клинка, прежде чем лампы, заморгав, щелкнули и загорелись, прогнав всю темноту и открыв только лишь некрашеные стены недостроенного коридора.

Содрогнувшись, Твайлайт поспешила за Эпплджек, стараясь не обращать внимания на следящий за каждым ее движением внимательный взгляд, который она ощущала всей своей шкурой.

Глава 19

Заскрипев шахматным столиком, Пинки Пай склонилась к Твайлайт и быстро глянула из стороны в сторону, чтобы убедиться, что в пределах слышимости нет ни одного пациента.

— Точно уверена, что не слишком спешишь?

Твайлайт улыбнулась Пинки самой уверенной улыбкой.

— Точно. Я недавно узнала кое-что, доказавшее мне, что я всенепременно должна двигаться дальше как можно быстрее. Мне некогда слишком осторожничать — особенно когда страдают близкие мне пони. Флаттершай — один из ключей к победе.

Она указала копытом на пегаску на другом конце комнаты.

— Я уже многого с ней достигла. Ее рисунки уже превратили мою комнату в черно-белый птичий двор, так что я не сомневаюсь — наш обмен подарками ей нравится. Мне просто нужно продолжать продвигаться к цели.

Пинки глянула на стол, сдвинув локон гривы назад.

— Я знаю, что для победы над теневым монстром ты должна вернуть друзей. У меня просто… странное чувство по этому поводу. Мне кажется, сегодня она не слишком готова с тобой говорить.

— Что? Она поглядывала на нас весь вечер, — сказала Твайлайт. — Мне кажется, она ждет этого момента куда больше, чем тебе кажется. С ее точки зрения я — единственная пони, которая попыталась до нее достучаться тем способом, которым ей комфортно.

— А как же доктора, медсестры и остальные? — спросила Пинки.

Твайлайт снисходительно отмахнулась.

— Они не знают Флаттершай, как ее знаю я. Мы лучшие подруги! Как только преодолеешь ее броню из страхов, она тебе откроется, — она опустила в карман рисунок. — Ну, в разумных пределах, само собой. Ей, конечно, никогда не стать светской львицей, но она точно не будет настолько бояться, что не сможет сказать «привет».

В глазах Пинки блеснула надежда.

— И ты уверена, что Флаттершай будет лучше, когда она станет нашей подругой и все такое?

— Гарантирую! Флаттершай на нашей первой встрече была нервной и тревожной и явно была не готова ни с кем дружить. Но это только потому, что она просто не знала, что упускает. Как только она с нами получше познакомилась, то сразу поняла, какой бывает дружба, и стала гораздо счастливее, и жизнь у нее стала гораздо интереснее, — Твайлайт помедлила. — На самом деле, так все получилось не только для нее.

Пинки склонила голову набок и поглядела на Твайлайт.

— Эм… Видишь ли, пока пони, которой я доверяла и которую ценила, меня не подтолкнула в верном направлении, я тоже не представляла, что я упускала, — застенчиво улыбаясь, сказала Твайлайт. — До того мне было очень даже неплохо наедине с книгами и учебой. Короче говоря, иногда наши любимые пони должны создавать нам неудобную ситуацию, чтобы дать возможность развиваться.

— Ого! Ну, я тогда очень рада, что она так поступила. Можешь себе представить, какой была бы наша жизнь, если бы мы не стали самыми-самыми лучшими подружками? — заметно содрогнувшись, сказала Пинки, а затем вновь обернулась в сторону Флаттершай. — И все-таки я сомневаюсь, что Флаттершай сейчас готова к такому серьезному толчку.

— Не беспокойся, — сказала Твайлайт, хлопнув Пинки Пай по плечу. — Я уже учла разные переменные, когда планировала сегодняшние действия. Я даже проверила их еще раз, причем дважды. Самое худшее? Она замкнется и уйдет, но я тогда просто еще раз попытаюсь завтра.

— Главное, будь супер-осторожна, — предупредила Пинки Пай, поймав взгляд Твайлайт. — У меня сейчас трясется хвост и щекочется голова. Я вообсолютно не знаю, что это такое, но мне оно не нравится.

— Я же сказала, не беспокойся, — повторила Твайлайт и, направившись к цели, улыбнулась Пинки через плечо. — Я уверена, что если я надавлю немного именно сейчас, то уже скоро Флаттершай скажет мне спасибо.

Несмотря на уверенность, которую Твайлайт обернула вокруг себя, как теплое одеяло, предупреждение Пинки продолжало отдаваться эхом у нее в голове. Пинки-чувство работает и здесь?

Твайлайт нервно усмехнулась, застав себя за тем, что поглядывает наверх в поисках неустойчиво стоящих цветочных горшков или невозможных здесь дождевых облаков. Смех вышел в некоторой степени натянутым.

Ладно, она может быть права. Я на всякий случай встану на ярд дальше. Если Флаттершай отреагирует на мое присутствие хорошо, я сокращу расстояние до ранее обозначенной метки. Это будет минимальная задержка с очевидными преимуществами.

Я не могу сейчас остановиться. Оставить Свити Белль и других страдать здесь хотя бы на один день дольше необходимого — это не вариант. Я должна доверять нашей дружбе, верить, что наша связь преодолеет ее тревоги. Я должна быть сильной для нее, так же, как и для остальных друзей.

Сосредоточившись на языке тела, чтобы двигаться медленно и не угрожающе, и заставив все прочие отвлекающие мысли и детали раствориться на фоне, Твайлайт преодолела последний участок между ними. Она аккуратно положила рисунок красками на пол, осторожно повернув листок так, чтобы грубый эскиз кролика смотрел прямиком на жмущуюся пегаску.

Подняв голову, Твайлайт обнаружила прямо перед носом злое лицо совсем другой пони. Твайлайт резко отшатнулась от этой гримасы.

— Рейнбоу Дэш? — спросила она. Мозг судорожно пытался осознать увиденное, но не поспевал за глазами. Когда он наконец-то справился, она широко заулыбалась. — Рейнбоу! Поверить не…

— Уходи, — прошипела Рейнбоу Дэш, вытянувшись вперед, и опасно приблизилась к лицу Твайлайт, — или я тебе.

Улыбка Твайлайт надломилась и пропала.

— Ч-что?

— Т-т-ты что, г-г-г-г… г-г-глухая? — сказала Рейнбоу, сморщившись, пока давила из себя последнее слово. — Я сказала, уходи, или я тебе сверну лицо. Поняла?

— Я просто принесла Флаттершай рисунок, и… и ты заикаешься?

Рейнбоу Дэш прищурилась.

— И что с того?

Твайлайт побледнела.

— Ничего!

— Что, нравится смеяться над другими? Да? — выплюнула Рейнбоу, подойдя на шаг ближе. — Ну, нам тут не н-н-н-н-н… н-н-н… н-н-нужны задиры. Убирайся! Или хочешь подраться? А?

Твайлайт глянула на Флаттершай в поисках поддержки, пока Рейнбоу шла на единорожку, но пегаска неподвижно сидела, напряженно уставившись в пол.

— Я к ней не пристаю! — возразила Твайлайт, указав копытом на Флаттершай, но Рейнбоу Дэш лишь фыркнула.

— Я т-т-т-т… т-т-тебе не верю. Я не люблю задир, которые смеются над пони только потому, что они другие. Так что убирайся!

— Слушай, я всего лишь хочу подарить подруге рисунок, — сказала Твайлайт, указав на клочок бумаги на полу, но Рейнбоу только зарычала еще громче.

— О, значит, вы теперь с Флаттершай подруги, а? И почему же она об этом не сказала мне? И откуда мне знать, может, ты это нарисовала, чтобы над ней поиздеваться? Ты думаешь, я тебе поверю на слово, что ты не собираешься над ней шутить? Дай-ка я тебе скажу кое-что, малая: я Рейнбоу Дэш, и все знают, что кто прет на Флаттершай, получает от меня! Никакой… никакой умник типа тебя над ней смеяться у меня не будет!

— Умник? Что? Слушай, Рейнбоу, я н-не собиралась ни над кем смеяться! Мы здесь все друзья, — ответила Твайлайт, сделав шаг в обход Рейнбоу Дэш. — Дай мне просто показать тебе мой рисунок, и…

Остальным словам так и не довелось прозвучать: Рейнбоу Дэш так крепко толкнула Твайлайт, что та попятилась назад и приземлилась на круп с громким «уф».

— А это за что? — ахнула Твайлайт и, вскочив на копыта, сердито уставилась на Рейнбоу, скрежеща зубами. Гнев взвыл в ней зверем, вырываясь с привязи, пока логичная часть сознания боролась за контроль над ситуацией, крича, что агрессия только ухудшит положение.

— Я сказала, отвали! — прошипела Рейнбоу Дэш и скользнула вперед, низко склонив голову и широко распахнув подрезанные крылья. — Мы не друзья! Ты просто очередная задира!

Ты никого не убедишь помочь, если сунешься сначала в драку, — попыталась напомнить себе Твайлайт, встав в стойку напротив Рейнбоу Дэш.

— Флаттершай сама может решить, кто ей друг!

— Эй! Никаких драк! — рявкнул санитар у радио и торопливым шагом пошел к кобылам. Громкий приказ разрезал фоновый шум и приглушенные разговоры, как нож масло. Рейнбоу Дэш и Твайлайт нехотя разбрелись в стороны, искоса наблюдая друг за другом.

— Мы не дрались, мистер Пайнз, — сказала Рейнбоу, встав в спокойную и безразличную позу. — Мы просто играли.

— Ага, конечно. Слушай, Рейнбоу, если дальше будешь выпендриваться, потеряешь льготы в тренажерном зале. И это в лучшем случае. Ратчет больше не потерпит от тебя никаких драк, особенно после той хрени, которую ты учудила с доктором Эпплджек. Радуйся вообще, что не сидишь в карцере.

Он повернулся к Твайлайт:

— К тебе это тоже относится. Если застану кого-нибудь из вас двоих за дракой, последствия вам не понравятся. Поняли?

— Я поняла, — одновременно сказали Твайлайт и Рейнбоу, но искреннее сожаление в голосе Твайлайт резко отличалось от пренебрежительной усмешки пегаски.

— Ради вашего же блага — надеюсь, что это так, — сказал он, по очереди заглянув обеим в глаза, чтобы убедиться, что его слова поняты в полной мере. Он глянул на пол. — И подберите мусор, — добавил он, ткнув в сторону забытого рисунка Твайлайт.

— Это мое, — сказала Твайлайт и подхватила листок. — Это был подарок моей подруге, Флаттершай.

Услышав свое имя, Флаттершай на мгновенье выглянула из-за локона гривы и улыбнулась слабой полуулыбкой, после чего снова перевела взгляд вниз, на уголок ковра, который нервно теребила копытом.

Рейнбоу Дэш сердито фыркнула, и Пайнз резко обернулся и бросил на нее предупреждающий взгляд.

— Что-то не устраивает? — спросил он, но Рейнбоу молча помотала головой.

— Я не хочу больше устраивать никаких проблем, — заговорила Твайлайт, добавив в тон своего голоса как можно больше ноток раскаивающейся маленькой кобылки, — так что, может, передадите его Флаттершай за меня?

Она протянула санитару рисунок, заставив при этом свое копыто слегка подрагивать.

— Хорошо, — взяв из ее копыт рисунок, он опустил его в карман халата. — А теперь проваливайте, обе.

Твайлайт поблагодарила санитара и вежливо попросила разрешения уйти, пропустив мимо ушей, как Рейнбоу тихо обозвала ее подлизой. Только отвернувшись и отойдя от них на некоторое расстояние, она перестала сдерживаться и печально повесила голову. С ее расстройством могло поспорить разве что только разочарование в собственной реакции.

Ну, Рейнбоу тоже немного в этом виновата, — подумала она, горько усмехнувшись. То еще лицемерие: насела на меня за то, что я будто бы задираюсь, а сама кидается на друзей с горячим супом. Вот, значит, какая она в этом мире? Агрессивная психопатка?

Вытряхнув из головы гнев и глядя только перед собой, Твайлайт села рядом с обеспокоенно смотрящей на нее Пинки Пай.

— Я видела, как Рейнбоу тебя толкнула! Ты как?

— Я в порядке. Она просто застала меня врасплох. Рейнбоу всегда была весьма импульсивна, но я никогда не видела, чтобы она вот так себя вела.

— Ага, Рейнбоу иногда типа злая бывает, — сказала Пинки, исподтишка поглядывая Твайлайт через плечо. — Но она не плохая пони. Мне кажется, она просто грустит, что должна постоянно сидеть в четырех стенах. Флаттершай ведь, типа, ее единственная подруга, и она после случившегося ее очень-очень старательно защищает.

— Имеешь в виду попытку самоубийства? — спросила Твайлайт настолько ровно, насколько это было возможно. — Погоди, откуда ты об этом знаешь?

Пинки улыбнулась.

— Дарить радость печальным пони — это вроде как мой талант, так что я стараюсь следить, кому больше всех нужна моя помощь. И я бы очень хотела, чтобы Флаттершай была повеселее. Но веселить пони, которым даже не нравится быть рядом с другими — это непростое дело. И еще тяжелее, когда такую пони охраняют такие как Рейнбоу Дэш.

— Ага… Рейнбоу Дэш… — Твайлайт вздохнула. — Поверить не могу, что Рейнбоу так… зла. Та Рейнбоу Дэш, которую я знала, никогда бы не влезла в драку просто за разговор. Конечно, у нее бывали свои заскоки, но ничего подобного точно.

— Ты уверена, что Флаттершай — Элемент? — спросила Пинки, понизив голос до тихого шепота.

— Я знаю, в этом мире они не кажутся идеальными, — сказала Твайлайт, — но в моем мире они совсем другие. Флаттершай все равно весьма застенчива, но она — одна из самых добрых пони, кого я вообще встречала. И Рейнбоу Дэш, она, ну, может показаться иногда наглой выпендрежницей, но она вернее всей Королевской Стражи вместе взятой.

Твайлайт наконец повернула голову через плечо и поглядела в сторону двух пегасок у окна.

— Но здесь…

Рейнбоу Дэш и Флаттершай сидели примерно на том же самом месте и смотрели за окно на двор и далекие деревья. По тому, как Рейнбоу бурно размахивала и жестикулировала копытами, было видно, что они увлеченно беседуют, но вот подобная статуе неподвижность Флаттершай говорила, что беседа, скорее всего, односторонняя.

И только когда Флаттершай практически незаметно кивнула в сторону шахматного столика, Твайлайт смогла разглядеть, что ее губы все-таки тоже двигаются. Рейнбоу повернулась и скривилась, поймав на себе прямой взгляд Твайлайт. Гримаса превратилась в горькую злость, с которой она встала и загородила собой Флаттершай, после чего демонстративно развернулась к Твайлайт крупом.

Твайлайт вздохнула и положила голову на шахматную доску.

— Кажется, будто кто-то просто вырезал кусок из их душ. Я пытаюсь подружиться с теми же самыми пони во второй раз, но теперь они — просто пустые оболочки. Бледные отражения истинных себя.

— Тебе нельзя так расстраиваться, — сказала Пинки, гладя ей спину. — Ты явно нравишься Флаттершай. В смысле, я никогда раньше не видела, чтобы она для кого-то рисовала картинки. Не сомневаюсь, что если просто будешь сохранять оптимизм и продолжишь над этим работать, ты их обеих сдружишь еще более лучше. И как раз именно им-то двоим и нужны друзья больше всех.

Твайлайт стряхнула копыто Пинки.

— У меня нет времени на провалы и попытки! Спасение всей Эквестрии от какой-то кошмарной теневой штуки зависит только от меня, а я здесь сижу, играю в настольные игры, рисую копытами и ничего не могу сделать! Тьфу! — взмахнув передней ногой, Твайлайт раскидала по полу шахматные фигурки, после чего закрыла голову копытами.

После этой вспышки гнева надолго опустилась тишина — обе кобылы просто сидели бок о бок, не проронив ни слова. Твайлайт оставалась в неподвижности, закрыв передними ногами лицо и крепко зажмурив веки. На сердце лежал камень, взваленный стоявшей перед ней неподъемной задачей, огромной, как гора. Прошла целая неделя работы, а она все еще у подножия и не видит ни проблеска вершины сквозь темные облака.

Твайлайт вздохнула, заметив, что Пинки Пай нагнулась и принялась подбирать опрокинутые фигурки, складывая их в мешочек.

— Мне кажется, будто на каждый шаг вперед у меня выходит два шага назад, — глухо сказала Твайлайт сквозь передние ноги.

— Тебе нельзя сдаваться, Твайлайт, — сказала Пинки из-под стола. Она мотала хвостом из стороны в сторону, подбирая разбросанные шахматные фигурки. — Если Рейнбоу Дэш тоже Элемент, то тебе нельзя поддаваться на ее злючий характер и огорчаться.

Твайлайт подняла голову.

— Что ты только что сказала?

— А? — Пинки выглянула над краем стола и моргнула. — Я сказала, нельзя сдаваться.

— Нет, после. Я тебе не говорила, что Рейнбоу тоже Элемент.

Пинки хихикнула.

— Тебе и не надо было. Это весьма очевидно.

— Очевидно? Очевидно?

— Я же говорила, я не дурочка, — подмигнула она в ответ. — Если хочешь скрыть от шпионов, что доктор ЭйДжей, Флаттершай, Рейнбоу Дэш и мисс Рэрити — это Элементы Гармонии, это ничего. Но я Пинки Пай, твоя лучшая подружка, и от меня ты такое спрятать не можешь.

Твайлайт потребовалось несколько секунд, чтобы пересилить себя и закрыть разинутый рот.

— К-как?

— Эти четверо — единственные пони, о которых ты вообще говоришь. Ну, знаешь, когда говоришь не о злой теневой штуковине, которую тебе надо победить. Так что логичным выводом получается, что все, кого ты упоминаешь — это Элементы.

Твайлайт застонала.

— О Принцесса…

— Не волнуйся, — заявила Пинки, обняв Твайлайт за плечи передней ногой. — Я знаю, как хранить секреты. В конце концов, если бы я не умела хранить секреты, как бы я тогда устраивала такие чудесные сюрпризные вечеринки? К тому же я дала Пинки-клятву, помнишь?

— Ага, — сказала Твайлайт. Тем временем послышались выкрики санитаров о том, что свободное время подходит к концу. Приказ пациентам сложить игрушки на места и привести себя в порядок был встречен громкими стонами разочарования от многочисленных кобылок и жеребчиков. Твайлайт глянула на Пинки. — Погоди, ты сказала, что опознала четыре Элемента?

— Ага! Тебя и еще четверых пони, о которых ты постоянно говоришь. Конечно, ты еще часто упоминаешь сестру Ратчет и доктора Роуза, но я никогда бы не подумала, что они сойдут за кандидатов в мифические герои. Слишком вредные. Так что получается пять Элементов, — Пинки понимающе улыбнулась. — Видишь, не так уж сложно понять, если знаешь, где искать. Но не бойся, я сохраню ваши секретные личности в секретно-секретном секрете. Я просто рада помочь!

Еще раз по-дружески обняв Твайлайт, Пинки отпустила ее и вскочила на копыта.

— А теперь тебе надо сосредоточиться на своей миссии для принцессы и сохранять оптимизм. Никакой больше хандры и кислых мин! Ты — большая героиня, а большие героини не хандрят. А еще завтра суббота!

Твайлайт тоже встала и принялась помогать Пинки с уборкой, собирая оставшиеся на полу шахматные фигуры в маленький мешочек, в котором они всегда хранились.

— И что такого особенного в субботе?

— Ясное дело что! Выходной же, глупышка. А значит, никакой школы! Я, конечно, люблю уроки мисс Трикси, но лишнее свободное время я люблю еще больше. И, главное, я пообещала, что загляну к тебе в субботу. После такой тяжелой работы тебе нужна вечеринка!

Твайлайт изогнула бровь.

— И как же ты, скажи, пожалуйста, выпросишь у врачей разрешение на вечеринку?

— У меня свои способы, — сказала Пинки и отвернулась. Попытку нагнать таинственности в некотором роде подмочил ее забавный прыжок с мешочком шахматных фигурок в зубах к ящику с игрушками.

Посмеяться было приятно. Твайлайт последовала за Пинки с широкой улыбкой, оттолкнув на пару минут все свои страхи и тревоги в сторону. Пинки бросила мешочек в ящик и вновь повернулась к Твайлайт.

— Но я тебе устрою вечеринку, только если ты мне пообещаешь ее не портить. Тебе придется постараться повеселиться и перестать так на себя постоянно давить.

— Пинки, ты же понимаешь, что стоит на кону, — сказала Твайлайт, оттесняя Пинки прочь от остальных пациентов. — Я просто не могу перестать воспринимать это всерьез. Даже на минуту!

— Я и не говорила, что тебе не надо спасать мир, — понимающе улыбаясь, сказала Пинки. — Мы друзья, и я хочу тебе помочь победить эту злючую призрачную штуковину, но тебе нельзя себя наказывать каждый раз, когда что-то идет не по плану.

— Мне не надо себя наказывать. Мне это и Рейнбоу Дэш может устроить, — огрызнулась Твайлайт.

— Никто не любит умников, — парировала Пинки, высунув язык.

Твайлайт, не сдержавшись, хихикнула.

— Итак, теперь мне интересно: как же ты собираешься устроить вечеринку в больнице без ведома докторов?

— А это уже моя забота, — сказала Пинки, вновь изо всех сил стараясь изобразить таинственность. А потом, весело захихикав, она двинулась к выходу, подпрыгивая на кончиках копыт.

Улыбка соскользнула с лица Твайлайт, когда она пошла следом.

— Если бы только все было так просто, — пробормотала она себе под нос, пока Пинки выделывала перед ней коленца.

Выпрямив спину, Твайлайт поспешила за подругой. Пинки была права — ей нельзя так расстраиваться из-за каждой неудачи. Твайлайт была самой талантливой пони, какую Эквестрия только знала, а значит, ей суждено победить. В глубине души Рейнбоу Дэш по-прежнему Элемент Верности и одна из ее лучших подруг. Всего-то нужно немного планирования и обдумывания, и она будет освобождена от заклинания, которое тень обвила вокруг ее разума.

Твайлайт улыбнулась. А уж в чем-чем, а в планировании я разбираюсь отлично.

Идя вперед с уверенной улыбкой и думая о неминуемой победе, Твайлайт чуть было не упустила пятнышко желтого и розового на краю поля зрения. Она помедлила на пороге и, обернувшись, обнаружила, что Флаттершай стоит от нее всего в нескольких ярдах, частично скрытая шкафом с потертыми игрушками и настольными играми.

Твайлайт стояла как тяжелый камень посреди горной реки — подгоняемые санитарами пациенты обходили ее со всех сторон. Кобылы молча смотрели друг на друга: растерянность Твайлайт столкнулась с испуганным взглядом Флаттершай. Закусив нижнюю губу, пегаска оглянулась назад, после чего вновь перевела взгляд на Твайлайт и на мгновенье улыбнулась. А потом она исчезла за книжной полкой.

— Погоди! — крикнула ей вслед Твайлайт, сопротивляясь течению. В ее поле зрения вошел санитар и, мягко подтолкнув, направил ее на выход. Твайлайт уловила на мгновенье Флаттершай, шедшую к двум медсестрам, но приливные силы уволокли Твайлайт в коридор.

— Твайлайт? С тобой все нормально? — спросила Пинки. Как только толпа вокруг них немного рассеялась, она подошла к единорожке.

Твайлайт кивнула, приходя в себя. Она повернулась к Пинки и медленно заулыбалась.

— Пинки… она мне улыбнулась.

— Чего?

— Флаттершай. Прямо перед тем, как я ушла, я ее увидела, и она… она мне улыбнулась.

Пинки восторженно гикнула и крепко сдавила Твайлайт в объятьях, не обращая внимания на предупреждающие взгляды ближайших санитаров.

— Я же тебе говорила! Видишь, ни к чему так печалиться-мочалиться, когда рядом друзья!

— Ты мне разве не говорила недавно, что она вообще не захочет со мной разговаривать?

— Неважно! — сказала Пинки, махнув копытом. — Это надо отметить вечеринкой!

— Но у нас же и так завтра вечеринка.

— Ага, но теперь появился повод сделать вечеринку в два раза больше! Я знаю парочку буфетчиц, так что смогу достать в два раза больше кексиков, с обсыпкой и глазурью в два раза больше! Будет в два раза лучше!

Твайлайт поморщилась от восторженного писка Пинки, но все равно не сдержалась и тоже рассмеялась.

— Да, ну, если ты сможешь устроить вечеринку, то я обещаю, что буду ей рада, — сказала она, когда они вдвоем вновь пошли вперед. Твайлайт себя чувствовала такой же легкой, какой Пинки казалась, прыгая бок о бок с ней. — Знаешь… может, и правда сегодняшний день стоит отметить.

— Вот это ты правильно! — широко улыбаясь, воскликнула Пинки. — Назовем вечеринку «Мы подарили Флаттершай улыбку»!

Твайлайт рассмеялась.

— Ужасное, ужасное название.

— Ага, но ты засмеялась, — подмигнув, возразила Пинки. — Просто оставь планирование мне. А ты лучше думай только о том, как снова сделать Флаттершай своей подругой, чтобы победить… — она оглянулась из стороны в сторону на окружающих их пациентов и подобралась поближе к единорожке. — В смысле, чтобы ты смогла vincere umbram.

— Пинки… ты говоришь на псевдолатыни?

— Sum.

— Прекрати.

— Tuo imperato oboedio.[*]

На мгновенье опустилась тишина, а затем по коридорам разлился веселый смех двух кобыл.

---

[*] 1 — сразить тень. 2 — да. 3 — Повинуюсь твоему приказу. Вообще забавно, pig latin, или псевдолатынь, в рамках Эквестрии вполне может напрямую обозначать какую-нибудь свиную латынь. Свиньи-римляне. Хех. И автор-таки подтвердил. Это действительно свиньи-римляне.

Глава 20

Потертый том «Магических заклинаний и зачарований» авторства Инквелла пролетел по воздуху и, врезавшись в стену, рухнул на растущую на кровати кучу книг.

— Бесполезна! — воскликнула Твайлайт, схватив и раскрыв очередную книгу со стола. В палату быстро вернулась тишина, прерываемая только ровным, но торопливым шелестом страниц. Чем дальше Твайлайт читала, тем злее становилось ее лицо — с каждой новой страницей она хмурилась все больше. Мечась взглядом из стороны в сторону, она шерстила строчку за строчкой.

В конце концов лицо стало уже невозможно нахмурить сильнее, так что с очередным криком «Бесполезна!» Твайлайт швырнула книгу за спину в общую кучу. И прежде чем том закончил свой жестокий полет, единорожка уже тянула, как автомат, ногу к следующему.

Твайлайт провела копытом по неряшливому огрызку от вырезанных ножницами страниц на корешке учебника. Как они смогли убрать из всех этих книг вообще любую отсылку на снятие заклятий? Здесь как минимум тридцать или сорок книг по магической теории! Врачи прошлись цензурой по каждой, прежде чем отдать мне?

Твайлайт подняла взгляд на плотно заставленные книжными полками стены палаты и застонала. Поражающая своей последовательностью кропотливая работа ее захватчиков только крепче сдавила тиски боли в голове, от чего сердцебиение начало громко отдаваться в ушах. Заскрипев зубами, Твайлайт заставила себя перевести взгляд на другую страницу. Если в этих древних учебниках все-таки что-нибудь есть, она это найдет. Какой-нибудь скучающий санитар с ножницами и чересчур трудолюбивыми копытами ей не указ — она им покажет, на что способна по-настоящему дотошная пони!

— Бесполезна! — крикнула Твайлайт несколько минут спустя и швырнула очередную книгу в другой конец комнаты, где ее уже ждали товарищи. Единорожка потянулась за следующей, но нащупала лишь пустоту. Она механически пошарила из стороны в сторону, пока разум осознавал, что же свободное пространство на столе означает на деле.

Твайлайт сердито уставилась на стол, после чего театрально вздохнула.

— Конские яблоки, — пробормотала она, растирая виски. На мгновенье она поддалась идее прошерстить книги еще раз, но от этой мысли она отмахнулась столь же быстро. Это бесполезно. Ни одна из них мне не поможет снять эту кошмарную штуковину с рога.

Подняв веки, Твайлайт закатила глаза как можно выше, напрягаясь, пока не разглядела кончик рога. Магический глушитель по-прежнему сидел на месте, как какая-то опухоль. Подняв ногу, она потеребила закрывающую металлический кожух ткань. Коснувшись замка у основания, она почувствовала едва заметное покалывание пассивной магии, будто ее вот-вот должно ударить статическим электричеством, но разряда все нет и нет. Без возможности пользоваться собственными заклинаниями Твайлайт не могла в точности определить, какие зачарования наложены на устройство, но все же не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что они предназначены для усиления замков и заодно служат сигнализацией на случай, если пациент умудрится силой снять глушитель.

Раньше Твайлайт видела такое устройство только в каком-то кантерлотском музее, где оно было представлено на выставке о преступлениях и наказаниях. Она вздохнула в очередной раз и окинула взглядом стол.

— Вполне подходит, раз они со мной обращаются как с преступницей, — сказала она, оглядывая стопки книг, лежащие на том же месте с самого первого дня в этой палате. — Но мне по крайней мере есть чем убить время, хоть на том спасибо.

Подняв первую попавшуюся книгу, Твайлайт принялась листать страницы. Увидев иллюстрации, она фыркнула. И вот очередной устаревший учебник, — подумала она, разглядывая крайне стилизованные изображения закованных в броню и выстроившихся перед боем пони. Из-за искаженной перспективы у миниатюры получалось, что каждый пони размером не меньше осаждаемого замка. Конечно же, здесь нет ничего современного, иначе такая книга могла бы оказаться мне полезной. Нет, мне придется сидеть тут с цензурированными учебниками, которые к тому же настолько затасканные, что вообще почти не годятся даже на пожертвование библиотеке. Твайлайт перелистнула очередную страницу и увидела смотрящего прямо ей в лицо жеребца в птичьей маске.

— А-а! — выкрикнула Твайлайт и опрокинулась на стуле. Поднявшись с пола, она заглянула через край стола. Книга лежала на месте, открытая и неподвижная. Единорожка осторожно протянула ногу и потрогала ее.

Осознание того, что Твайлайт повела себя как испуганная маленькая кобылка, накрыло ее в наступившем безмолвии подобно раскату грома, заставив густо покраснеть. Она кашлянула и встала в полный рост, затем прокашлялась еще раз, чтобы разогнать издевательскую тишину палаты. Ладно, конкретно в этот раз я рада, что рядом не было друзей, — подумала она, забираясь обратно на стул и стараясь не обращать внимания на по-прежнему пылающие щеки. Осторожно пододвинувшись вперед и даже не думая смахнуть со лба ледяной пот, Твайлайт заставила себя еще раз вглядеться в фотографию.

Миниатюру, — поправила она себя, рассмотрев картинку получше. Иллюстрация занимала всю страницу и, совершенно очевидно, была репродукцией гораздо более ранней работы. Твайлайт выцарапала из памяти немногочисленные кусочки знаний по истории искусств. Грубые линии и ограниченная палитра говорили, что перед ней работа средневекового периода, но стиль оказался совершенно неожиданным. Неизвестный художник написал жеребца в очень современной манере, глядящим прямиком на зрителя.

Несмотря на возраст картины, было очевидно, что жеребец в ней — тот же самый, которого она видела два дня тому назад. Черные и бурые одежды, фарфоровая маска и плотно набитые седельные сумки — все это в точности повторяло образ пони, которого Твайлайт увидела в тенях. Она уставилась на него, глядя сверху вниз. Даже отверстия в маске были лишь пятнами черной краски, которые не давали никакого намека на присутствие пони за ними, и единорожке с легкостью вспомнились две бездонных пропасти, готовые ее проглотить. Твайлайт содрогнулась и перевела взгляд на текст на соседней странице. По большей части там была в общих чертах записана история череды катастроф и эпидемий глубокой старины. Она вскользь пробежалась по строкам и остановилась на последнем абзаце.

— Великий Мор бушевал в полную силу, и угроза заражения поджидала каждый день, а потому странствующие врачи были вынуждены носить для безопасной работы тяжелые робы. Чумных докторов легко можно было узнать по маскам, выполненным в виде длинных клювов, заполненных смесью трав и цветов, которыми они отгоняли «дурные испарения», считавшиеся источником инфекции. Зачастую на одежды накладывались чары, чтобы лучше изолировать носителя от блох и страшных «миазмов», что окружали как больных, так и тела недавно умерших пони. Защитившись от заразы, чумные доктора отправлялись в самые зараженные области, чтобы позаботиться о больных, ставя собственное здоровье под угрозу. Многие в итоге заражались сами, становясь жертвами мора, против которого сражались.

Твайлайт провела копытом по пожелтевшим страницам. Книга была из числа дюжины старых учебников, лежавших у нее на столе, и так же, как и остальные, несла на себе следы и шрамы, оставленные жизнью в школах и равнодушных копытах. Все эти книги были родом из прошлых времен и вполне могли быть учебниками, по которым еще в детстве учились ее родители — их страницы полнились устаревшей информацией и слегка расистскими заметками о зебрах.

И все-таки больше ничего примечательного здесь не было — ничего такого, чего она не знала и так, ничего такого, что могло бы объяснить, почему иллюстрация с чумным доктором оказалась точным изображением увиденного ею жеребца. Даже проверив дважды, Твайлайт так и не нашла больше в тексте никаких пояснений к прочим иллюстрациям, равно как и какой-нибудь другой полезной информации. Закрыв книгу, Твайлайт откинулась на стуле и внимательно оглядела учебник.

— Это точно не может быть совпадением, — решительно кивнув, произнесла она и почувствовала, как волоски на холке встают дыбом. — Но где же связь?

Вдруг раздался стук в дверь, и Твайлайт полетела со стула во второй раз за этот вечер. Боязливо приподняв голову над деревянным сидением, Твайлайт уставилась на дверь. В узком окошке, ведущем в коридор, было пусто — никого не было видно в тусклом свете позднего вечера. Стук раздался вновь. Зачем медсестре меня навещать в такой поздний час? Твайлайт инстинктивно покосилась на часы, задавшись вопросом, сколько же она провела за своими изысканиями.

Стук раздался снова, на этот раз чуть настойчивее, и при этом слегка подергалась дверная ручка. Погоди-ка, зачем медсестре стучать? Разве у них нет ключей? Твайлайт побледнела, услышав шорох в замке, будто с той стороны к ней пыталась прорыть ход бронзовая мышь. Обратив внимание, каким темным был коридор снаружи, Твайлайт мгновенно представила себе по ту сторону двери чумного доктора.

Волоски на холке снова встали дыбом. Ладно. Значит, у кого-то с той стороны двери нет ключей, — подумала она, смотря, как подрагивает дверная ручка. Это значит, что внутрь он войти не сможет. Значит, по логике, внутри я в полной безопасности…

С тихим щелчком, который выморозил Твайлайт кровь, сдвинулся засов, и дверь приоткрылась на долю дюйма.

— Твайлайт? — спросила Пинки Пай, сунув голову в проем как раз в тот момент, когда единорожка в ужасе рухнула за стул.

— Благая Селестия, Пинки! Ты меня чуть до смерти не напугала! — ахнула Твайлайт, пытаясь удержаться на трясущихся копытах.

Пинки Пай поморщилась.

— Прости-прости, пожалуйста, Твай. Я не хотела тебя пугать, — сказала она тихим голосом, проскользнув в палату. Обыденно закрыв за собой дверь задней ногой, она осторожно поставила рядом с собой небольшой сверток. — Я думала, ты мне откроешь дверь, но я забыла, что в этом крыле запирают палаты снаружи и мне все равно шуметь сильно нельзя.

Твайлайт потерла подбородок.

— И как же ты все-таки открыла дверь?

— О, ну, — Пинки покраснела. — Ну, э…

Она вынула из кармана заколку для волос и застенчиво улыбнулась.

— Ты взломала замок?

— Да…

Твайлайт бросилась к Пинки и крепко сжала ей плечи.

— Пинки. Постарайся сейчас без шуток. Пожалуйста, скажи абсолютно честно: ты умеешь взламывать замки?

Пинки пожала плечами.

— Ну да. Но я этого стараюсь не делать слишком часто! Я хорошая пони, — румянец на щеках стал ярче, и она отвела взгляд в сторону. — В смысле, врачи мне доверяют, и когда мне очень нужно пробраться куда-нибудь, я лезу только если точно знаю, что делаю хорошее дело. Ти-и-и-ипа чтобы устроить лучшей подружке вечеринку!

Сделав реверанс, Пинки развернула тряпку, под которой оказалась маленькая картонная коробка.

Она сняла крышку, открыв свету три ярких кексика и пустое место из-под четвертого, отмеченное кольцом из глазури.

Твайлайт помотала головой.

— Слушай, сейчас важна не вечеринка. Мне надо знать, сможешь ли ты снять у меня с рога это устройство! — сказала она, указав на глушитель.

— Я не могу, Твайлайт! — в ужасе воскликнула Пинки. — Эти штуки нужны единорогам, чтобы они себе не навредили. Тебе без него, типа, станет очень плохо!

— Пинки, просто скажи мне, можешь ты или нет?! — прорычала Твайлайт.

— Но, Твай…

— Ну же!

Пинки вздрогнула. Она поставила на место пирожные, после чего подобралась к рогу Твайлайт и принялась его оглядывать, водя копытом по основанию магического гасителя и вокруг маленького замка. Она нахмурилась.

— Извини, но, мне кажется, я не смогу. Я умею открывать только дверные замки. Тут все совсем по-другому.

— О, — сказала Твайлайт, опустив плечи.

— Ну-у, не надо так, Твайлайт. Я ведь тебе говорила, что сегодня устрою тебе вечеринку, а на вечеринках надо веселиться, — сказала Пинки и указала на подругу. — И ты мне пообещала, что не будешь вечеринку портить!

Твайлайт изобразила улыбку, от чего Пинки сердито фыркнула и уперла копыта в бока.

— Нет-нет-нет, я сказала, тебе надо по-настоящему веселиться. Не бывает вечеринок, где все сидят унылые и тоскливые, — подняв коробку, она сунула ее прямо под нос Твайлайт. — Смотри! Кексики! А теперь съешь!

— Я не голодна…

— Я сказала, съешь!

Закатив глаза, Твайлайт выбрала первый попавшийся кексик и сунула в рот. Она медленно принялась жевать, сыпля дождем крошек на свою робу, и спустя пару мгновений моргнула.

— Фкуфно! — пробормотала она. — Типа, правда вкусно!

— Спасибо! — сказала Пинки, тоже улыбаясь в ответ, и взяла второй кексик. — Я знала, что тебе понравится!

Твайлайт проглотила и облизала губы.

— Ты их сделала сама? — спросила она, глядя на оставшиеся.

— Нет. Я знаю нескольких буфетчиц, и они обычно их для меня делают. Но так как у нас в воскресенье будет пудинг, я попросила другого друга сходить в город в местную пекарню.

— Ты знаешь пони, которые могут выходить из больницы?

— Конечно! Я, типа, супер-подружка с кучей санитаров и медсестер. Я все-таки пациент-ассистент, так что они мне доверяют со всякими поручениями, — сказала она, слизнув глазурь одним взмахом языка.

— О да, вот это крутая штука! — хрипло воскликнула Пинки. Заметив выражение лица Твайлайт, она густо покраснела. — Хех. Я очень давно уже не ела вкусных кексиков. Пекарня в городе была закрыта уже будто целую вечность! Я слышала, у владельцев недавно родилась двойня, но сейчас они наконец-то вернулись к работе. И, я скажу, как раз вовремя!

Твайлайт высоко вскинула бровь.

— Сотрудники просто так покупают тебе пирожные?

— Нет, я плачу им карманными деньгами. Семья присылает мне раз в месяц немного битов на всякие мелочи типа вкусностей, игр и всякого такого. А еще я немножко подкидываю мисс Дитзи, чтобы она купила и себе тоже, — она в очередной раз куснула кексик. — М-м-м-м… Я не знаю, что люблю больше — пирожные или большие торты. И то и другое вкуснотища!

Вынув из коробки последнее пирожное, Твайлайт сдержанно откусила кусочек. Уставившись на Пинки Пай, она покатала его на языке, наслаждаясь тонкими оттенками вкуса. Прокрутив в голове слова подруги, единорожка едва сдержала желание подпрыгнуть от радости от одних только возможностей, которые перед ней открываются.

— А ты когда-нибудь пролезала в кабинеты докторов? — тихо спросила она.

— Что? Нет! Никогда! — возмущенно воскликнула Пинки. — Такое делают только плохие пони! Я вскрываю замки только когда захожу навестить друзей или чтобы, эм, «одолжить» чего-нибудь на кухне.

— Но ты можешь, так? — надавила Твайлайт.

Пинки нахмурилась, потирая подбородок и вдумчиво жуя оставшуюся часть пирожного.

— Вполне возможно… Я сомневаюсь, что у кабинетов замки отличаются от палат, — сказала она, после чего поймала взгляд Твайлайт. — Но это вовсе не значит, что я захочу!

— Ты знаешь, что стоит на кону, Пинки. Я тебе говорила про теневого монстра и про то, что он делает с Эквестрией. Чтобы его победить, мне просто необходимо избавиться от этой штуки на роге. Даже если ты не сможешь снять с него замки, мне нужно узнать, какое на нем лежит заклинание, чтобы меня не поймали. И если в больнице эта информация вообще хранится, то она точно должна быть в кабинете Роуза.

Пинки Пай ахнула и отшатнулась.

— Ты… ты хочешь, чтобы я пробралась в кабинет доктора Роуза?! — она глянула из стороны в сторону, будто ожидая, что сестра Ратчет вот-вот выпрыгнет на нее из-за ближайшей книжной полки. — Нет! Я не могу! — прошипела она. — Это же… это же…

— Это мне поможет спасти друзей, — прошептала Твайлайт. Она положила копыто на переднюю ногу Пинки, заодно отчаянно сражаясь и с собственной виной тоже. — В самом деле, помочь лучшей подруге сразить величайшую в истории Эквестрии угрозу — это хорошее дело.

— Ну… наверное… — прохныкала Пинки, теребя копыта друг о друга, как маленькая нервная кобылка. — Но… я не хочу быть плохой пони…

— Как героиня может быть плохой пони? — спросила Твайлайт, но Пинки лишь только отшатнулась еще дальше. Твайлайт внутренне содрогнулась. Прилепив на лицо фальшивую улыбку, она похлопала Пинки по ноге. — Знаешь что, давай пока об этом забудем, хорошо?

— Да, пожалуйста, — с облегчением улыбнулась Пинки.

Твайлайт подмигнула:

— В конце концов, ты же обещала угрюмому единорогу вечеринку.

С губ Пинки сорвался смешок.

— Хе-хе-хе… Да, я говорила, что принесу тебе что-нибудь приятное, чтобы тебя развеселить.

— Эти пирожные и так сложно чем-нибудь оттенить.

— О, но у меня есть секретное оружие… — сказала Пинки и, взяв сумку, принялась рыться на ее дне. — Это из моей личной коллекции! — заявила она, выставив перед собой яркую картонную коробку с надписью «Конфетная страна II: Следующее Поколение», выведенной над изображением мультяшных пони, блуждающих между крутых холмов из конфет и шоколада.

— Прошу тебя… только не очередная настольная игра, — жалобно простонала Твайлайт.

— Но настольные игры — это же весело! — заявила Пинки, откинув крышку и с привычной уверенностью развернув между собой и единорожкой игру.

— Но мы только и делаем, что играем в игры!

Подняв голову, Пинки уставилась на Твайлайт.

— Нет, не играем. Ты просто подыгрываешь, потому что не хочешь меня огорчить, и тебе некуда деваться, потому что медсестры заставляют тебя так себя вести.

— Что? — резко распрямившись, спросила Твайлайт. — Нет, ничего подобного! Я…

— Я не говорила, что это плохо, Твай. Я просто говорю, что, волнуясь о потерянных воспоминаниях, о теневом монстре и спасении мира, ты себе не даешь толком отдохнуть и порадоваться тому, что есть. Ты всегда тревожная и печальная, — она указала копытом на Твайлайт. — Когда ты в последний раз делала что-нибудь веселое просто потому, что тебе хотелось?

— Когда мы играли в шахматы, — сказала Твайлайт, слегка приподняв голову.

Пинки помотала головой.

— Нет, ты играла просто потому, что нам надо было чем-то заняться на свободном времени. Я имею в виду, когда ты в последний раз делала что-нибудь веселое просто так?

— У меня нет времени на веселье!

— На веселье время есть всегда, — глубокомысленно кивнула своим словам Пинки. — В конце концов, как же тебе победить страшную теневую штуку, если ты сама все время угрюмая такая?

Открыв было рот, чтобы поправить Пинки, Твайлайт остановилась с поднятым в воздух копытом, как у готового вынести вердикт судьи. Она медленно опустила ногу.

— Ладно, может быть, ты и права, — признала она. — Но я просто не могу сидеть на месте, играть в игры и петь песни, когда всем, кого я люблю и кого знаю, угрожает неведомая опасность. Это не какое-то страшное лицо на дереве — его нельзя прогнать одним смехом.

— Я не прошу тебя сдаться и играть дни напролет, глупышка. Я просто хочу, чтоб ты себя лучше чувствовала, потому что даже в самые черные дни есть вещи, за которые стоит бороться и у тебя всегда будут друзья, которые хотят быть рядом, — широко улыбаясь, сказала Пинки.

— Ладно, ладно, я поняла, — усмехнулась Твайлайт. — Знаешь, ты не первая подруга, которая меня пытается убедить, что иногда мне надо отдохнуть от важных дел.

Протянув копыто, Твайлайт вытащила из коробки карты и положила их аккуратной стопочкой на разложенную между пони доску. Единорожка задумчиво посмотрела на колоду, затем поправила ее так, чтобы та лежала в точности параллельно краям доски, и только после этого подняла взгляд на Пинки.

— Думаю, мне все-таки нужно, чтобы кто-нибудь мне время от времени напоминал, что жизнь — это не одна тяжелая работа.

— И вот в честь этого-то и вечеринка! — сказала Пинки, хлопнув Твайлайт по плечу. — И на ней надо веселиться и помнить, что жизнь не всегда такая хмурая-серьезная. Даже грустные клоуны должны смеяться!

— Хорошо, но если я проведу этот вечер отдыхая и играя, ты мне должна кое-что пообещать, — сказала Твайлайт. Расчетливые мысли по-прежнему крутились у нее в голове, как шестеренки.

— Что?

— Э нет, — сказала Твайлайт, помотав головой. — Ты мне сначала должна дать Пинки-Клятву.

Пинки Пай закусила нижнюю губу.

— Ты меня заставишь сделать что-то… плохое, да?

— Тебе не придется делать ничего плохого, — заявила Твайлайт, подняв копыто. — Я клянусь.

Прошло несколько секунд, затем Пинки наконец кивнула.

— Хорошо, я тебе доверяю. Что такое?

— Ты поможешь мне пробраться в кабинет доктора Роуза.

— Ты же обещала, что я не буду делать ничего плохого! — резко побледнев, выкрикнула Пинки.

— Ты и не будешь делать ничего плохого. Мне просто нужно несколько минут, чтобы посмотреть пару книг, которые Роуз хранит у себя в кабинете. Вот и все.

Пинки окинула взглядом уставленные литературой стены палаты Твайлайт, после чего поймала ее взгляд.

— Ты хочешь пробраться в его кабинет, чтобы почитать книгу?

— Да, — с серьезным видом сказала Твайлайт. — Я не собираюсь ничего брать и не буду делать ничего плохого. Я просто хочу пару спокойных минут, чтобы найти кое-что важное, что поможет мне победить тень. Тебе даже не надо будет заходить внутрь.

Пинки обернулась на дверь за спиной.

— А-а что если меня поймают? — прошептала она.

— Нас не поймают. Я же самая умная пони, которую ты знаешь, помнишь? Я слишком хорошо подготовлена, чтоб меня могли поймать.

Пинки медленно кивнула, но так и не взглянула Твайлайт в глаза.

— Ничего плохого не случится, — продолжила Твайлайт. — Все будет, будто… будто ты просто зашла на кухню что-нибудь «позаимствовать». Я проберусь внутрь, прочитаю пару книг и выберусь обратно. Никто не пострадает, ты останешься хорошей пони и поможешь дорогой подруге подобраться на шаг ближе к спасению Эквестрии.

Твайлайт замолчала и заглотила комок в горле. Скрепив сердце, она заглянула Пинки в глаза.

— Ты будешь героиней, Пинки — прямо как твой папа.

— Я… я… — Пинки затихла, прижав хвост к груди, как одеяло, и поглаживая вверх-вниз розовые пряди дрожащим копытом. — Х-хорошо, я тебе помогу.

Мрачное выражение на лице Пинки мгновенно испарилось, едва Твайлайт склонилась над доской и заключила подругу в крепкие объятья. У нее на лице расцвела слабая и неуверенная улыбка, и она ответила на объятья. Когда Твайлайт отстранилась, они обе уже улыбались.

— Я это ценю, Пинки. Правда, — сказала Твайлайт. — Главное — помни, что ты делаешь правое дело, даже если тебе пока так не кажется. Мы положительные герои в этой истории.

В опустившейся после этого заявления тишине Твайлайт увлеченно принялась расставлять игру. Простые механические движения легко отвлекали ее от сожалений и чувства вины, которые она твердо нацелилась игнорировать.

Несколько мгновений спустя Пинки отпустила хвост и присоединилась к Твайлайт.

— К-когда ты хочешь, ч-чтобы я… — начала Пинки, но не сумела договорить.

— Думаю, в следующую субботу. Я пока не обдумала всех деталей, но, похоже, это будет наш наилучший шанс. Я тебе расскажу поподробнее потом. Нам, возможно, даже и не придется забираться в кабинет — смотря как пройдет понедельник.

— Было бы здорово! В смысле, я, конечно, хочу тебе помочь и вообще, но я не хочу… Погоди, а что будет в понедельник?

Твайлайт криво улыбнулась, подобрала кубики и покатала их на копыте.

— У меня будет важная встреча с братом. Он сказал, что собирается приехать, и, если мне повезет, он сможет меня вытащить из этого неправильного места. У меня накопился длинный, очень длинный список вопросов к нему, и вообще, если есть пони, на которого я могу полностью положиться и знать, что получу помощь — то это только Шайнинг.

Глава 21

Твайлайт сердито вперилась в часы над дверным косяком и скривилась еще сильнее. Стрелки часов задрожали, будто раздумывая, стоит ли им двигаться дальше или нет. Механизм нехотя щелкнул, и минутная стрелка скакнула на деление. Фыркнув, Твайлайт снова принялась ходить кругами.

— Он скоро придет уже, Твай, — сказала сидящая на своем посту Эпплджек, не поднимая взгляда от раскрытой картонной папки на столе.

— Брат не может так опаздывать, — сказала Твайлайт. — Я помню, как он постоянно жаловался на наказания за опоздания в академии. Пунктуальность в него вбили — сразу после того, как научили его самого бить других.

— Можешь дыру в линолеуме протирать сколько хочешь, но быстрее он от этого не придет.

Негодующе вздохнув, Твайлайт уселась на ближайший стул и скрестила на груди передние ноги. Заставив себя не глядеть на часы, она вместо этого принялась бесцельно блуждать взглядом по комнате. Здесь, впрочем, практически не на что было смотреть. Комната как близнец походила на тот кабинет, в котором она повстречала здешнюю Рэрити в первый раз, за одним лишь приятным исключением — здесь было окно, из которого лился свет позднего утра.

Твайлайт стряхнула пыль с ничем не примечательного стола посреди комнаты и обернулась к подруге.

— Я не хочу, конечно, показаться неблагодарной, но ты что, собираешься сидеть здесь в комнате постоянно, или мне все-таки можно будет побыть с братом наедине?

Эпплджек наконец-то подняла голову и натянуто улыбнулась.

— Я тебе не помешаю, сахарная. Я просто посижу с тобой, пока он не придет.

То есть ты хочешь сказать, что не можешь оставить меня без присмотра, — перевела про себя Твайлайт. Ответив доктору улыбкой, она внимательно просмотрела мысленный список подготовленных вопросов. Ни к чему задавать провокационные вопросы, пока Эпплджек сидит рядом.

Она силой подавила нервный позыв нетерпеливо постукивать копытом и проверила список вопросов во второй раз, затем в третий.

Погруженная мерным тиканьем часов в самосозерцательный ступор, Твайлайт обратила внимание на цокот копыт только когда он внезапно прекратился у самого порога. Раздалось два тяжелых удара в дверь, которых вполне хватило, чтобы выкинуть единорожку из транса. Поднявшись со стула, пока Эпплджек шла ко входу, Твайлайт двинулась было вслед за доктором, но обнаружила, что будто бы приросла к полу. Стоило ожиданию подойти к концу, как ее вдруг накрыло парализующим страхом того, что тень могла сотворить с братом. Сохраняй спокойствие, Твайлайт. Он, может быть, не тот Шайнинг, которого ты помнишь. Будь готова к чему угодно и помни, что этот мир — лишь временное явление.

Пытаясь набрать хоть каплю влаги в рот и балансируя ровно между надеждой и ужасом, Твайлайт могла лишь молча смотреть, как Эпплджек открывает дверь.

— Здравствуйте, доктор Эпплджек, — раздался буквально совсем рядом незримый, но волшебно теплый и знакомый голос.

— Рада, что вы нашли время, сержант. Здесь вас ждет взволнованная маленькая кобылка, которая уже протоптала пол до дыр от нетерпения, — сказала Эпплджек и сделала шаг в сторону от двери.

Твайлайт проглотила подлинный булыжник в горле, даже не обратив внимания на смущенные извинения, пришедшие в ответ на слова Эпплджек. Не ощущая ничего, кроме перепутанного клубка из страха и трепета, Твайлайт неотрывно смотрела широко распахнутыми глазами на проем.

Шайнинг Армор вышел из-за двери и, повернув голову к единорожке, застенчиво улыбнулся:

— Привет, Твайли. Как себя чувствует моя любимая маленькая сестренка?

Твайлайт не дала Шайнингу больше сказать ни слова, сбив его с ног в объятьях. Не доверяя собственному языку, единорожка просто крепко вцепилась в старшего брата и, прижавшись к нему, закрыла глаза. Она наслаждалась проснувшимися воспоминаниями о далеком детстве и радостью от счастливого откровения, что брат не пал жертвой кошмаров, которых она себе представляла. Это было огромное облегчение — куда большее, чем она осмеливалась для себя признать. Его голос, его запах и даже просто его тепло — они были знакомы, и этого хватало с лихвой, чтобы прогнать червя сомнений, подтачивавшего единорожке душу всякий раз, когда она сталкивалась здесь с чем-то слишком подозрительно хорошим. Вместо неуверенности и страхов она чувствовала, будто только что вернулась домой из школы, а ее СБЛДН ждет в дверях с игривой улыбкой и двумя кружками горячего какао…

Вышедший из-под контроля приступ ностальгии прервало тихое покашливание. Твайлайт открыла глаза и увидела, что Шайнинг и Эпплджек глядят на нее со смущенными улыбками, с которыми взрослые обычно смотрят на маленьких жеребят, занятых какой-то одновременно детской и очаровательной глупостью.

Осознания, что Твайлайт ведет себя как навязчивая маленькая кобылка, хватило ей, чтобы прийти в себя и отпрыгнуть от Шайнинга, будто он вдруг ударил ее током. Она прокашлялась и встала навытяжку, не обратив внимания на взгляд, которым обменялись доктор и брат.

— Эм, здравствуй, Шайнинг, — сказала она.

— Тебе не надо так со мной формальничать, Твайли, — усмехнулся Шайнинг и прошел в комнату мимо Твайлайт, чтобы дать доктору закрыть за собой дверь. Без шлема или брони его темно-синяя форма пугающе напоминала китель, который он носил в академии. И хоть брат был на пару-тройку дюймов толще в боках по сравнению с тем, что Твайлайт помнила, он ничем больше особо не отличался от знакомого образа. Не было видно ни заметных шрамов, ни безобразных травм. На фоне того, что пережили ее подруги, пара фунтов лишнего веса — это скорее счастье.

Заметив на себе взгляд сестры, Шайнинг вновь усмехнулся.

— Прости, что пришел в форме. Не было времени переодеться после патруля. Капитан нас гоняет и в хвост и в гриву, — под его внушительным весом заскрипел стул, вторя его вздоху облегчения. — Не терпится вернуться домой и сбросить это все.

— Значит, ты не капитан? — спросила Твайлайт, обойдя стол кругом и усевшись напротив Шайнинга.

— Пока нет, — ответил он с уверенной улыбкой, которая скорее предназначалась Эпплджек, чем ей. Он откинулся на спинку стула. — Но неформально мне сказали, что я первый кандидат на кресло Донат Данкера[1], как только он уйдет на пенсию. Судя по всему, мэра очень впечатлило, как я справился в одиночку с отрядом перевертышей, и потому она меня расхвалила перед комиссаром.

— Ну, сержант, мы все себя чувствуем как за каменной стеной, когда наши ночные улицы охраняет настоящий герой, — сказала с ухмылкой Эпплджек. Ее сдержанный тон не сумел скрыть добродушного веселья в глазах, с которым она повернулась к другой стороне стола, где сидела единорожка. — Я знаю, Твайлайт гордится храбрым братом-полицейским.

И вот, как Рэрити и говорила, — подумала Твайлайт. Не капитан королевской стражи, а просто очередной мелкий коп. На мрачном фоне из лоботомий и ожогов обычное понижение в звании — почти что дар. Твайлайт выдавила слабую улыбку и кивнула словам Эпплджек. И все-таки это явно еще не все. Тень не может быть настолько милосердной.

— Насколько я слышала, мэр хочет вам дать награду за устранение набега перевертышей, который у нас случился несколько месяцев назад.

Шайнинг пожал плечами.

— Я ничего такого не знаю. Я просто занимаюсь своим делом. После того, что случилось с теми пациентами, я, ну, не смог просто сидеть на месте без дела, — протянув передние ноги над столом, он мягко сдавил Твайлайт копыто. — К тому же у меня повод вмешаться был серьезней, чем у остальных.

Навострив уши, Твайлайт подняла взгляд на пони.

— Перевертыши? Какие перевертыши?

— Ну, знаешь, перевертыши. Мерзкие букашки, которые оборачиваются пони и питаются эмо…

— Я знаю, что это такое! — сердито фыркнула Твайлайт. — Что случилось с перевертышами? Когда это было?

Шайнинг снова откинулся на стуле и глянул на Эпплджек, которая просто кивнула.

— Как мы уже говорили, у нее сейчас есть некоторые проблемы с памятью. Ее немногочисленные воспоминания пока немного запутанны.

Шайнинг вновь повернулся к Твайлайт, но все веселье уже испарилось из его взгляда.

— А.

— Ну? Что там с перевертышами? — повторила Твайлайт, стараясь говорить настолько ровно, насколько было возможно.

Пухлое лицо Шайнинга приняло строгое и серьезное выражение.

— Несколько месяцев назад обнаружилось, что место некоторых пациентов заняли перевертыши. Не обошлось без жертв, но, к счастью, погибла всего одна пони. И все равно в городе поднялась большая паника, пока мы не нашли и не уничтожили гнездо в Вечносвободном лесу.

— О, не надо так скромничать. Я слышала, что только благодаря вам и вашей военной подготовке был хоть какой-то шанс отыскать гнездо. Сомневаюсь, что местная полиция вообще была готова к появлению перевертышей в Понивилле, — сказала Эпплджек с легким акцентом, вновь закравшимся в голос. Она похлопала покрасневшего Шайнинга по спине и обернулась к Твайлайт. — Местным жителям ни с чем серьезней заблудшего дикого животного или перебравшего жеребца дела иметь не доводилось. Пока весь город трясся, что любой сосед может оказаться двойником, твой брат лично взял ситуацию под контроль. Богиня ведает, что бы с нами без него случилось.

— Я просто выполнял свой долг, Эпплджек, — повторил Шайнинг, пытаясь спрятать румянец на щеках. — Как я уже говорил, у меня просто было капельку больше мотивации, чем у остальных.

Твайлайт широко улыбнулась, чувствуя тепло и любовь в голосе Шайнинга, хотя ее скептически настроенная сторона пыталась напомнить ей, что это все может быть ловушкой. Как и с друзьями, она ощущала в брате то искреннее зернышко родного тепла, которое ни за что не погаснет, как бы тень ни искажала мир: что бы ни случилось, частичка настоящего Шайнинг Армора выживет все равно.

— Ну да, лучшего СБЛДН не найдешь.

Шайнинг засмущался от этих слов еще сильнее, от чего Твайлайт и Эпплджек разразились дружным хихиканьем.

— Ладно, не буду вам тут мешать, — сказала Эпплджек, поглядев на часы. — Я вернусь за вами обоими через час. Если что-то понадобится — снаружи будет дежурить медсестра. Не скучайте!

Эпплджек двинулась к выходу, и ей вслед хором донеслись прощания. Твайлайт повернулась обратно к столу и чуть было не подавилась, увидев, насколько нагло Шайнинг разглядывает круп уходящей кобылы с совершенно иной теплотой в глазах. Единорожка громко прокашлялась, заставив Шайнинга вздрогнуть, будто его поймали за воровством печенья.

— Чего? — возмутился он, изобразив столько невинности на лице, сколько смог наскрести. Твайлайт лишь прищурила с подозрением глаза, от чего он покраснел еще больше. — Так она же красивая кобыла!

— И что Кейденс подумает, если узнает, что ты заглядываешься на других кобыл?

Шайнинг моргнул.

— Кейденс? Кто такая… А, погоди, твоя бывшая нянька? Да ну, Твайли, я ее не видел уже… кучу лет. С самой школы.

Твайлайт вперилась в него взглядом, осознавая его слова. И после всего пережитого ты по-прежнему считаешь, будто Шайнинг останется с Кейденс?

На этот раз покраснела Твайлайт.

— А. Значит, ты не женат?

На лице Шайнинга на мгновенье промелькнула печаль, но он тут же выпятил грудь колесом и вскинул подбородок, как эдакий немного пухловатый образец молодецкой удали.

— Неа! Твой братец пока что свободный мустанг. Никакая кобыла меня не держит, и это меня прекрасно устраивает.

Твайлайт внутренне содрогнулась.

— Ясно. Ну, как у бывшего королевского стражника и местного героя, у тебя наверняка хватает кобыльего интереса, — сказала она. Сарказма брат не заметил. — Но что случилось с Кейденс?

— Она, скорее всего, по-прежнему в Кантерлоте. Я на самом деле не знаю, — он склонил голову набок. — А чего ты ей так заинтересовалась, Твайли? Ты следишь за всеми кобылами, с кем я в юности гулял? Я знаю, как ты любишь списки, но это уже перебор даже по твоим меркам.

— Сомневаюсь, что это кроме тебя вообще кто-то замечает, — съехидничала она. — Я просто пытаюсь, э, вспомнить, что на самом деле случилось. Как Эпплджек сказала, у меня есть небольшие проблемы с памятью, так что все немного мутно.

Стоило заговорить о памяти, и Шайнинг практически мгновенно лишился игривой искорки в глазах.

— Как ты себя сейчас на самом деле чувствуешь? — тихо спросил он.

— У меня все нормально. И не волнуйся, я помню тебя, маму и папу, — добавила она, ответив на невысказанный вопрос, который, как она поняла, Шайнинг слишком стеснялся задать. — Просто… трудно привыкнуть ко всему.

Он кивнул:

— Ты выглядишь и говоришь гораздо лучше, чем до этого нового лечения. Когда доктор Роуз впервые упомянул его несколько лет назад, я поначалу сомневался, что оно сработает. Да что там, все сомневались. А потом, несколько месяцев назад, он снова с нами связался, чтобы порекомендовать лечение, и мы решили согласиться. И надо же, тебе и правда становится лучше, — его улыбка увяла. — Так, э, как ты справляешься с, э, симптомами?

Твайлайт запнулась, услышав, как Шайнинг задал этот вопрос. В его голосе читалась боль пони, для которого неудобные вопросы и непростые ситуации — это ежедневная норма жизни, но который при этом так и не забросил надежды, что в будущем все изменится. Ну, конечно же, он к этому привык. Для него я всегда была больной и сумасшедшей младшей сестрой. Несмотря на необходимость двигаться вперед, она все равно поддалась размышлениям о том, что бы было, если бы они поменялись местами и сумасшедшим был бы Шайнинг.

— Ну, довольно… неплохо, — сказала она, осторожно подбирая слова. — Врачи наверняка тебе уже все рассказали, да?

— Да. И доктор Роуз, и доктор Эпплджек сказали, что ты продемонстрировала большой прогресс. Я испугался сначала, узнав, что у тебя возникли проблемы с памятью, но все-таки всего несколько минут вместе — и я уже вижу разницу. Ты будто совершенно другая кобылка.

— Мне тоже так кажется.

— Прости, пожалуйста, что я так причитаю, Твайли. Просто я очень рад видеть, что ты выглядишь и говоришь так… так по-нормальному, как здоровая, — на мгновенье опустилась тишина, а затем Шайнинг вдруг побледнел. — Нет, я не хотел сказать, что ты ненормальная! Ты просто, ну, знаешь… больна. Ничего плохого в этом нет, к слову. Болеют все. Тебя не за что винить, что ты болеешь.

Его отчаянные попытки ничем ее не оскорбить из-за прошлого, которое не существовало для них обоих, было одинаково забавно и мило, а потому Твайлайт едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться, наблюдая, как он закапывает себя все глубже с каждым следующим словом.

— Ничего страшного, Шайнинг. Я понимаю. Я рада, что теперь не так больна, как раньше.

Шайнинг Армор с облегчением вздохнул и расслабился, откинувшись на стуле.

— Но вот кое-что мне все-таки от тебя нужно, — продолжила Твайлайт. — Помоги мне заполнить некоторые пробелы в памяти.

— Конечно! Я хочу тебе помочь больше всего в Эквестрии. Спрашивай о чем угодно! Я тебе могу рассказать о жизни в Понивилле, или как поживают наши друзья в Кантерлоте, или…

Твайлайт вытянулась вперед, крепче сжав его копыто.

— Почему меня сюда положили?

Шайнинг сию же секунду глубоко увлекся узорами деревянной столешницы.

— Почему тебе это интересно? — спросил он с искусственной непринужденностью.

— Мне кажется, я должна знать, почему меня здесь заперли, Шайнинг.

В конце концов тишина стала для брата слишком неуютной, и он поднял взгляд.

— Твайли, перед тем, как я сюда вошел, доктора мне сказали, что я должен очень внимательно следить за тем, что тебе говорю. Лечение было непростым, и твой разум сейчас пытается выздороветь самостоятельно. Они не хотят, чтобы я говорил с тобой о твоих фантазиях или о чем-нибудь таком, что тебя может расстроить.

— Я тебя не прошу меня убеждать, что я не сумасшедшая, раз говорю с невидимым драконом, — огрызнулась она, подчеркнув свои слова сердитым взглядом. — Я просто хочу узнать, что я должна была такое сделать, чтобы меня засадили в заведение с отделением повышенной безопасности, в котором пациенты ночью спят за стальной решеткой.

Она немного смягчилась.

— Я твоя сестра, Шайни, а ты мой СБЛДН. И я должна знать правду.

В затянувшемся молчании тикали часы. Наконец, еще раз глянув в сторону двери, Шайнинг тяжко вздохнул, заглушив мерные щелчки механизма.

— Ладно, твоя взяла, — ее победная улыбка пропала без следа. Она увидела, что его лицо стало холодной стальной маской, которую он носил на плацу, когда задавал жару новобранцам. — Я тоже считаю, что ты должна знать правду, — продолжил он, глядя на тоже посерьезневшую сестру, — но это… об этом мне говорить нелегко. Доктора считают, что ты далеко продвинулась, и я вижу, что они не соврали. Но я не хочу рисковать тебя расстроить и испортить лечение.

— Даже доктора говорят, что мне надо восстановить реальные воспоминания, чтобы мне стало еще лучше.

Шайнинг кивнул.

— Да, они это сказали и мне. Скорее всего, потому-то они меня так рады были видеть. Они надеются, что я тебе помогу вспомнить прошлое и все такое. Ну, знаешь, напомнить о реальных вещах.

Или им интересно, случится ли у меня срыв, если я столкнусь с «истиной», — подумала она, сохраняя невозмутимость. На лице Шайнинга сражались сомнение и желание помочь сестре, и напряжение было буквально осязаемым, но опыт прожитой бок о бок с ним жизни подсказывал Твайлайт, что он в итоге поддастся.

И, будто прочитав ее мысли, Шайнинг в итоге вздохнул еще протяжнее прежнего. Отпустив копыто Твайлайт, он откинулся на кресле и сделал глубокий вдох.

— Твайли, ты здесь потому, что навредила некоторым пони в Кантерлоте, когда еще была очень, очень больна, — брат говорил отстраненно, как доктор, сообщающий семье, что их близкий пони не выжил. Он выжидающе смотрел на сестру в надолго опустившейся между ними тишине.

Несмотря на то, что примерно такого она и ожидала, Твайлайт все равно почувствовала, как пересох рот.

— Я… я кого-то убила? — прошептала она. Он вздрогнул, и так Твайлайт узнала ответ. — О.

Единорожка почувствовала, как в душе у нее вскипает рвущаяся на поверхность буря эмоций. Отчасти она с ненавистью отрицала саму мысль, что может кого-то убить в любой реальности, но в то же время где-то на задворках разума маленький вероломный червячок сомнений нашептывал ей: «А что если…». Но подо всей этой кучей мыслей в душе Твайлайт не было ничего. Несмотря на целую неделю сражений с действием лекарства, которое, как она считала, бесконтрольно распаляло ее эмоции, мысль о том, что она предположительно совершила столь ужасное преступление, будила чувств не больше, чем меню на завтрак.

Больше всего прочего сердце Твайлайт кололо раздражение, что перед ней выкатили очередное испытание, очередную стену, через которую надо перевалить, чтобы добраться до цели. Твайлайт с трудом нацепила на лицо подобие сочувствия и раскаяния. Надо бы раздобыть как можно больше информации.

— Кого я… в смысле, что случилось?

— В школе, про которую ты постоянно говорила, той, что в замке, произошел несчастный случай.

— Школа для одаренных единорогов принцессы Селестии? — спросила Твайлайт, невольно вытянувшись вперед. — Что-то случилось на вступительном экзамене?

Твайлайт пожалела об этом вопросе буквально сразу же, как на лице у брата возникла смешанная со снисхождением жалость.

— У тебя было домашнее обучение, Твайли. Ты не проходила вступительный экзамен. Мама сказала, что ты за ночь до его официального проведения сбежала из дома. Ты оставила записку, мол, ты личная ученица принцессы Селестии и тебе надо с ней поговорить, чтобы продемонстрировать свои магические способности. В смысле, после того, как ты увидела принцессу на Празднике Летнего Солнца, ты постоянно говорила, что должна у нее учиться, и, мне кажется, тогда родители еще не воспринимали это всерьез.

Пока Шайнинг говорил, Твайлайт с трудом прятала нетерпение, с безошибочной точностью предсказывая развитие рассказа. Вся история, которую тень для нее сфабриковала, идеально сходилась: одержимая навязчивой идеей кобылка с манией величия, которая свято верила, будто она личная ученица принцессы. Хрупкий разум, слепо цепляющийся за силу, далеко превосходящую собственные возможности. Несчастный случай с удачно совпавшими жертвами и разрушениями, после которого Твайлайт безо всяких сомнений заперли бы в больнице, пока она не перестанет представлять «опасность для себя и для других».

История в точности такая, какую я и ожидала услышать, — признала она, когда угасла первая вспышка гнева. Тень ловко закрутила и перевернула все мое прошлое, чтобы оно подходило к назначенной мне роли. Друзья и знакомые стали пациентами или сотрудниками больницы, а все мои личные достижения превратились в обычные фантазии сломанной кобылки. Моя жизнь в этой реальности — как отражение в разбитом зеркале.

Твайлайт старательно сохраняла на лице выражение неловкости и сожаления, пока Шайнинг продолжал свой рассказ. Мрачный и серьезный тон брата резко контрастировал с ее скукой. Информация была, конечно, полезной, но ни в коем случае не революционной. Узнав, что этот инцидент оказался последним гвоздем в гроб брака их родителей, Твайлайт, конечно, ощутила небольшой укол вины и беспокойства за близких, но все эти эмоции развеялись как дым, стоило ей напомнить себе, что все это временно. Как только она спасет друзей, все произошедшее в этой реальности останется лишь страшным сном.

Тебе правда на всех наплевать, да? — раздался тихий шепот жеребца над левым ухом.

Твайлайт резко обернулась, но никого не увидела.

— Твайли? Что такое?

Твайлайт повернулась обратно к тревожно хмурящемуся брату.

— П-прости, мне показалось, что я услышала какой-то шум. Наверное, это вентиляция, — ответила она. — Продолжай, ты мне как раз говорил о… э…

Лицо единорожки стало как камень, а разум — как чистый лист бумаги.

— Том, как я пошел в понивилльское отделение полиции, — сказал он, и Твайлайт тут же энергично закивала головой.

— Да, точно!

От ее нервной реакции брат только улыбнулся хорошо натренированной улыбкой, специально созданной для поддержки и успокоения, отчего стыд у единорожки, что она попалась за потерей нити разговора, стал только горячее.

Стыд, впрочем, тут же угас, когда Шайнинг продолжил свой рассказ. Он напомнил ей уже по меньшей мере четыре раза, что доктора порекомендовали ему рассказать ей о прошлом в надежде раскачать воспоминания. И, как и положено хорошо вышколенному солдату, Шайнинг послушно расписывал каждую деталь прошедших десяти лет с убийственной дотошностью. Ни одной детали его жизни не удалось уйти не упомянутой и не превращенной в очередную байку. Не имея никакой возможности даже поглядеть на часы, Твайлайт смирилась с этой ловушкой и, как послушная маленькая кобылка, терпеливо сидела на месте с умеренным интересом на лице.

Твайлайт внезапно вздрогнула: на стол грохнулось что-то тяжелое. Сморгнув из глаз пелену скуки, она опустила взгляд вниз, на возникшую перед ней стопку книг. Над этой литературной башней возвышался с сияющей улыбкой Шайнинг Армор.

— Пока я еще не ушел, я решил самостоятельно передать тебе очередное добавление к твоей личной библиотеке. Я с ног сбился, но постарался найти подходящие к твоему описанию в письме книги, — добавил Шайнинг, когда Твайлайт подтянула стопку ближе к себе, — но тебе, скорее всего, уже говорили об ограничениях. Я не могу передавать тебе книги по медицине и по всяким заумным делам. И мне все равно пришлось подождать десять минут, пока милая медсестричка с зеленой гривой не проверит их все. Но зато хоть ничего не завернули.

Книги эти, как и все ее личные вещи, видали лучшие дни. Первым в стопке единорожку поприветствовал тисненый заголовок «Кантерлотский жеребчик при дворе короля Авалона». Быстрый взгляд на заднюю обложку подтвердил предположение — это и правда была приключенческая история о современном жеребчике, попавшем в эпоху замков и рыцарей, с небольшой дозой сатиры в качестве приправы. Хорошо, это, пожалуй, и правда любопытно, — признала Твайлайт, отложив книгу в сторону.

Следующей оказалась относительно тоскливая романтическая фентези-история под названием «Танец драконов»[2], которую она видела как-то в детстве в библиотеке, но прошла мимо ради более серьезных вещей. Скрыв разочарование, она аккуратно положила книгу на первую и старательно выровняла их друг относительно друга, после чего подняла со стола последнюю.

На обложке с маленькой кобылкой, зачарованно смотрящей на вылетающие из раскрытой книги условные исторические фигуры, был напечатан заголовок «Веселое руководство по истории для жеребят». Цвета были яркими, а сама книга выглядела относительно нетронутой и… современной. Твайлайт откинула обложку и поискала дату публикации. Она широко заулыбалась, перепроверив увиденное число еще раз. Ей всего два года! Единорожка с растущим восторгом быстро пролистала книгу, видя страницу за страницей не тронутого цензорами текста. Даже с таким количеством картинок и таким огромным шрифтом эта книга все равно обещала Твайлайт кучу интересных вещей, на которые она с нетерпением мысленно облизывалась.

— Ты говорила, что хочешь что-нибудь по недавней истории, так что я решил немного потратиться и купить книгу чуть подороже, — объяснил Шайнинг, обратив внимание на выражение лица Твайлайт. — Типа, чтоб отпраздновать новое лечение, например.

— О, Шайнинг, она практически идеальна! — сказала она. Хорошенько удостоверившись, что все книги лежат корешками строго параллельно друг другу, она вскочила на ноги и крепко обняла брата. — Спасибо тебе большое!

Он рассмеялся и обнял ее в ответ.

— Эй, для чего еще нужны старшие братья? Баловать младших сестренок время от времени, само собой!

— Поверить не могу, что тебе разрешили ее принести. Они очень старательно прячут от меня любое упоминание современной истории. Неужели проглядели?

Шайнинг склонил голову набок.

— Что они от тебя прячут?

— Современную историю. У меня в библиотеке нет ни одного источника, покрывающего последние пятьдесят лет.

— А, точно, — Шайнинг глянул в сторону. — Новые книги… дороже. И жеребец в магазине подержанных книг говорит, что на них маловато спроса. Мне в прошлом попадалась парочка, но ты мне написала, что хочешь что-нибудь на тему недавней истории, только сейчас. Так что это не больница виновата.

Твайлайт закатила глаза.

— Да ладно, это же очевидно, что они от меня что-то прячут.

— Вот, Твайли, нельзя видеть везде заговор против себя. В конце концов, тебя же лечат…

— А что если здесь и правда творится что-то странное? — перебила она. Уперев передние копыта в стол, она склонилась вперед, опустив голос практически до шепота. — Что если доктора от меня что-то прячут? От всех нас? Если я сумасшедшая, это сразу значит, что я вообще не могу быть права?

Шайнинг поморщился.

— Нет, но…

— Без «но»! Я вижу все ясно как день! Они что-то прячут от всех нас. Этот доктор Роуз лжет Эпплджек прямо в лицо, а она слишком упряма, чтобы это понять, — откинувшись на стуле, Твайлайт сделала несколько вдохов, чтобы успокоиться. — Я понимаю, почему ты немного сомневаешься, Шайнинг. Судя по тому, что я узнала о своем прошлом, я была параноиком с кучей фантазий и бреда об окружающем мире. Но ты слышал, как они оптимистично говорят о моем лечении, и ты видел, как я себя веду, и ты можешь сравнить и понять, что я теперь совсем другая. Здесь что-то не так, и мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

Брат и сестра молча глядели друг на друга. Пауза затянулась, и по шее Твайлайт побежала капелька пота. Но первым, моргнув, вырвался из оцепенения Шайнинг.

— Слушай, Твайли, я знаю, что у тебя тут непростая жизнь, но ты здесь должна находиться. Ты писала, что хочешь отсюда выбраться, а теперь ты говоришь о каком-то возможном заговоре среди сотрудников больницы. Может, это, конечно, нечестно, но, даже если я мог бы забрать тебя домой и поддержать твои мысли, я все равно не стал бы. Только не сейчас, когда ты проходишь новое лечение и оно тебе так хорошо помогает. Я тебя слишком люблю, чтобы так подрывать тебе здоровье.

— Я тебя об этом и не прошу! — сказала она, борясь с желанием заскрежетать зубами. — Я знаю, что ты сейчас моему слову не поверишь. И я понимаю почему. Логично. Я только хочу, чтобы ты не отбрасывал слепо все вероятности и хотя бы проверил больницу.

Она подняла копыта, не давая ему возразить.

— Нет, не с официальной позиции полицейского. Я просто хочу, чтобы ты меня убедил, что здесь нет ничего странного.

— Не знаю, Твайли. Сомневаюсь, что мне следует…

— Просто приходи сюда почаще. Задавай вопросы и внимательно слушай, — она помедлила. — И так ты будешь чаще видеться с Эпплджек.

Неодобрительный взгляд, которым брат придавил Твайлайт, оказался предан его же внезапным смехом.

— Я не буду шпионить за врачами только чтобы поговорить с милой кобылой, Твайли. Я не хочу рисковать, когда дело касается твоего лечения.

— Я только хочу, чтобы ты прислушался к собственному сердцу, и, может быть, окажется, что твоя сестра не такая сумасшедшая, какой кажется.

Вновь опустилась долгая тишина, в течение которой Шайнинг сидел и напряженно тер копыта друг о друга. Наконец он еще раз, на этот раз глубже, вздохнул и сказал:

— Ладно. Но ты должна понять, что я не собираюсь допрашивать медсестер или добывать ордер. Я попробую посмотреть, что здесь творится, но только чтобы тебе было чуть комфортнее, — он кратко улыбнулся слабой улыбкой. — И Эпплджек и правда довольно милая.

Твайлайт взяла его копыта и нежно сжала, чувствуя, как утекает из мышц тревожное напряжение.

— Спасибо, Шайнинг. Я знала, что могу на тебя положиться.

Они вновь обнялись.

— Ну, ты меня и правда знатно пропесочила. Знаешь, можно было и попроще сказать как-то, что ты хочешь, чтоб старший брат к тебе почаще заглядывал.

Твайлайт парировала было саркастической шуткой, но ее прервал стук в дверь. Эпплджек сунула голову в проем как раз в тот момент, как они разорвали объятья.

— Простите, что прерываю ваши семейные нежности, но Твайлайт пора на терапию.

Вновь обняв сестру и пообещав почаще заходить, Шайнинг прошел мимо Эпплджек к медсестре, которая ждала его в коридоре, чтобы проводить к выходу. Он в последний раз попрощался с Твайлайт, после чего улыбнулся медсестре, похоже, искренне веря, что улыбка вышла уверенной.

— Привет, красивая. Кругом такие красавицы, что я прям жалею, что не пошел в доктора.

Раздраженный стон медсестры заглушила закрывшаяся с тихим щелчком дверь, оставив Твайлайт наедине с бодрой на вид Эпплджек.

— Ну как, было весело?

Твайлайт кивнула.

— Да. Я очень рада, что он зашел.

— И, спорю, раздобыть новые книжки ты тоже была не против, — сказала Эпплджек, обходя стол кругом. Закинув стопку книг себе на спину, она обернулась к Твайлайт, которая неотрывно глядела на добытую Шайнингом литературу. — Я передам медсестре, чтобы она занесла их тебе в палату. А сейчас давай не будем копаться. Мы же не хотим пропустить терапию?

— Нет, конечно нет.

— Ну, не надо мне тут морщиться. Прятать чувства — это неправильно. Иногда лучшее лекарство — это немного пообщаться, — сказала Эпплджек, толкая Твайлайт за дверь, прямиком навстречу Рэрити, которая шла по коридору с большой стопкой папок в поле левитации перед собой. Засеменив ногами, обе кобылы постарались было изо всех сил избежать столкновения, но не сумели и столкнулись боками друг с другом с громким «уф». Все разом уставились на тревожно зашатавшуюся башню из папок. Она закачалась из стороны в сторону, подобно нерешительному маятнику, после чего наконец нехотя замерла. Раздался единый на всех облегчения.

Рэрити аккуратно опустила бумаги на кафельный пол и обернулась с встревоженным видом на Твайлайт.

— О Звезды! С тобой все хорошо, милая?

— Да, все в порядке, — сказала Твайлайт, потирая бедро, после чего перевела взгляд на внушительную стопку папок на полу. — Рада, что из-за меня ничего не упало.

Встретившись взглядом с Рэрити, она мгновенно застыла. В памяти острым лезвием пронесся момент их последней встречи, заставив сердце скакнуть к самой глотке. Глянув в сторону, чтобы отвлечься, она задержала в итоге глаза на стопке документов.

— Э, кстати, а зачем таскаешь с собой столько? — спросила она.

— О, просто много дел. Мне нужно повидать сегодня много пациентов.

Эпплджек кивнула:

— И не говори.

— Но, серьезно, это поистине замечательно, что доктор Роуз готов помочь стольким единорогам со своим лечением вместо того, чтобы прибегать к… более варварским методам, — сказала Рэрити вдруг ставшим очень зажатым и напряженным голосом. — Но даже с таким многообещающим потенциалом нам нельзя пускать все на самотек. Я должна проверить много пациентов, а значит, я должна проделать много бумажной работы для каждого, но это скромная цена за такой большой научный прогресс.

Твайлайт окинула взглядом документы.

— Это дела других пациентов, проходящих лечение у Роуза?

— Верно. Кобылки и жеребчики, которым вернут полноценную жизнь без необходимости прибегать к скальпелю.

— Ясно, — обернувшись к Эпплджек, Твайлайт застенчиво улыбнулась. — Я не хочу показаться грубой, но можно мне немного поговорить наедине с соцработницей?

Эпплджек нахмурила лоб, глядя на Твайлайт.

— И сколько тебе надо?

— Всего минуту.

Доктор какое-то время молчала, осторожно обдумывая просьбу.

— Ничем не могу возразить, — уступила Эпплджек. — Только не задерживайся надолго. У нас расписание.

— Конечно.

Эпплджек еще несколько мгновений внимательно смотрела на Твайлайт, после чего наконец отвернулась и, лениво пройдясь дальше по коридору, встала, как на посту, как раз за самой границей слышимости.

Рэрити повернулась к Твайлайт с вежливым интересом на лице.

— Итак, о чем ты хочешь со мной поговорить, дорогая?

— Ты сказала, что все эти пациенты проходят то же самое лечение, что и я, так? — спросила Твайлайт тихим, но полным голода голосом.

— Да, так и есть.

Твайлайт подошла на шаг ближе, вспоминая все, что узнала за проведенное в Бродхуфе время.

— Тогда прошу тебя, мне нужна твоя помощь. У меня есть некоторые сомнения относительно лечения и врачей, особенно относительно доктора Роуза. Ты не замечала случаем в других пациентах что-то странное? Что-нибудь такое, от чего может показаться, будто что-то… не так?

— Ну, Твайлайт, ты же отлично знаешь, что я не могу обсуждать личные дела моих пациентов, — сказала Рэрити. — И я не собираюсь распалять твою паранойю касательно врачей. Доктор Роуз созидает восхитительную вещь, революционную даже, и он продемонстрировал глубокую преданность своим пациентам на каждом этапе работы.

— Я не прошу тебя рассказать подробно о пациентах. Я просто прошу тебя помочь мне, как подруга, — Твайлайт сохраняла спокойное и открытое выражение на лице, держа возбуждение под контролем. — Я просто хочу больше узнать о том, как другие единороги переносят лечение. Откуда столько оптимизма, если мое выздоровление, как ты мне уже не раз напоминала, столь невероятно?

— Результаты твоего лечения весьма экстраординарны, это правда, — сказала Рэрити и, обернув бумаги фиолетовым свечением магии, подняла их с пола. — Большинству пациентов не так повезло, как тебе. Тем не менее, ты не одинока. Есть и другие пациенты, которым стало лучше. Мы наблюдаем сейчас положительные результаты, что с лихвой дает нам повод для оптимизма.

— Ты и твоя организация в целом — вы следите за персоналом и за лечением, чтобы не было никаких неприятных событий, так? — Твайлайт помедлила, чтобы дать Рэрити время кивнуть. — И это лечение, которое предложил доктор Роуз, применяется уже примерно три года, я права?

— Да, права.

По спине Твайлайт пробежала волна щекочущего возбуждения, и она осторожно пододвинулась еще ближе.

— И лечение не менялось в течение трех лет?

— Нет, никаких перемен в плане терапии не было, — Рэрити продолжала глядеть на Твайлайт с неодобрением, но теперь глубоко в глазах у нее мелькало нечто другое. — Если бы появились изменения, нам бы потребовалось одобрение от правительства. Это все относительно новые идеи, и мы не можем дать докторам карт-бланш творить все что им вздумается со своими пациентами. Мы вас защищаем, и я отношусь к этой ответственности очень серьезно.

— Но вот это мне и непонятно, — осторожно подбирая слова, сказала Твайлайт. — Ты назвала лечение революционным. Разве революционный метод не должен показать революционные результаты? А то получается, что, по твоим словам, прошло уже три года, а улучшение состояния, как у меня, по-прежнему очень редко. Откуда тогда такой оптимизм?

— Оттуда, — заявила Рэрити, — что я сама видела, как под опекой доктора Роуза многие единороги вроде тебя делали огромные, семимильные шаги в сторону выздоровления.

Она подняла бумаги перед лицом.

— У большинства этих пациентов, вот именно этих, жизнь повернулась к лучшему благодаря доктору Роузу. Я смотрю в их глаза, я говорю с ними, и я вижу повод для веры в светлое будущее, я вижу доказательства. Отсюда и мой оптимизм, — сказала Рэрити, заострив лицо. — А теперь я, конечно, не хочу показаться грубой, но остальные вопросы о лечении придется отложить до нашей следующей еженедельной встречи.

Твайлайт вскинула в мольбе копыто.

— Прошу тебя, всего один вопрос.

— Ладно.

Только бы угадать, только бы угадать, только бы угадать! — повторяла про себя Твайлайт, набирая в легкие воздух.

— Тогда скажи мне, кто разрешил доктору Роузу менять лечение?

Рэрити вздохнула.

— Я же сказала, что он не менял его, Твайлайт. Пожалуйста, не трать мое время на…

— Но ты же только что сказала, что количество выздоравливающих пациентов с недавних пор резко возросло, — надавила Твайлайт, торопливо вываливая слова. — Три года лечение почти не демонстрировало никаких успехов, и вдруг ты начала говорить про «революционность» при описании результатов. Большинство пациентов, чьи документы ты несешь в этой стопке, делают такие же успехи, как и я, и при этом я получаюсь каким-то редким исключением. В лечении явно что-то должно было измениться, чтобы достичь таких результатов. И раз твое агентство не давало на это разрешения, то кто же тогда дал?

Опустилась долгая тишина, в течение которой Рэрити просто смотрела на Твайлайт со смесью раздражения и растерянности на лице.

— У меня нет на это времени, Твайлайт, — сказала она, помотав головой. — Мы об этом поговорим на встрече, но до тех пор моих услуг ждут другие пациенты. Хорошего дня!

Сопротивляясь желанию крикнуть Рэрити вслед, чтобы она остановилась, Твайлайт заставила себя смолчать и больше не напирать. Что ж, можно было с ней поговорить и получше, — мысленно признала она. Отвернувшись от подруги, единорожка пошла к ждущей ее дальше по коридору Эпплджек. И все-таки я хотя бы посеяла зерно сомнений. Если мне повезет, она будет внимательнее оценивать то, что ей говорит доктор Роуз, даже если на самом деле изменений в лечении не было.

— Готова идти? — спросила Эпплджек, когда Твайлайт подошла ближе.

— Если надо, — сказала Твайлайт, отложив беспокойство относительно Рэрити в сторону. Сделает она что-нибудь или нет — тут я ничего уже изменить не смогу. Вскоре я узнаю, к чему это все приведет. — Итак, что у меня сегодня в расписании?

— Ну, сегодня у нас сдвоенная терапия. К тому же сегодня понедельник, а значит, у тебя занятия у мисс Луламун.

— Беседа за круглым столом о жизни без магии, а потом целый час постижения волшебных тайн вычитания. Я просто в восторге.

— Пораженцев не любят, — весело сказала Эпплджек.

Твайлайт вздохнула.

— Я пообещала, что буду вести себя прилично. Но я не обещала, что мне это будет нравиться.

Твайлайт уловила краем глаз Рэрити, неподвижно застывшую в отдалении с нечитаемым, как у фарфоровой маски, выражением лица. Она проводила взглядом Твайлайт до поворота коридора, пока та не скрылась из виду.

---

[1] Если дословно — Макающий Пончики. Если адаптировать — можно просто Пончик. Если бы это был текст Праттчетта, то получился бы какой-нибудь Жоропышкер (Кофепонч? Кофепышкер? Стереотип про полицейских — жрать кофе и пончики). Что-то меня понесло.

[2] Оригинал, Dragon’s Dance, звучит подозрительно созвучно с треш-фентези Dragon Lance. Но и так тоже неплохо, старине Мартину привет. Но ссылка явно ни на то, ни на другое. На тоскливую романтику это не походит никак.

Глава 22

Твайлайт едва сдержала стон. Медленно выдохнув, она оглянулась к противоположной стене, где висели часы. Полтора часа, — сказала она себе. Осталось всего полтора часа.

Прямо напротив нее в кругу пациентов сидела Эпплджек, и чтобы не получить строгий выговор от подруги, Твайлайт приходилось старательно сохранять относительно спокойное выражение лица. Каждая терапевтическая встреча казалась для единорожки бесконечным циклом, лентой Мебиуса, из которой не было спасения, и оставалось только слушать заевшую пластинку с невнятными рассказами и невыразительными вопросами. Поначалу она сочувствовала и волновалась за пациентов, слушая их слезливые повести, но все это ушло, оказалось разъедено и смыто долгими часами полного безделья, оставив после себя только горькую неприязнь.

— Серьезно, по мне, было бы гораздо лучше, если б нас не заставляли тут сидеть и слушать причитания этих дурачков об их выдуманных проблемах, — прошептал кто-то тихо.

Твайлайт оглянулась на голос и увидела рядом с собой ослицу. На ее лице, обрамленном сильно укороченными и обильно покрытыми шрамами ушами, была написана такая же скука, которую испытывала и Твайлайт.

— По мне, так лучше было б заняться хоть чем-нибудь вместо слушанья той же самой бессвязной ерунды по кругу, — сказала ослица, глядя перед собой.

— М-м-мхм-м-м, — настороженно согласилась Твайлайт тихим голосом. Она снова повернула голову к центру круга, чтобы не привлекать внимание Эппллджек. — Иногда бывает нудно.

На лице ослицы возникла полуулыбка.

— Это мягко сказано, — затем она ненадолго замолчала. — Меня, кстати, Спинни зовут. Спинни Уайтэкр[1].

— Твайлайт Спаркл.

— Ну, и как ты тут оказалась, Твайлайт?

— Я должна здесь находиться. Говорят, я сумасшедшая.

— Ну, ты тут не одна такая. Многие пони здесь не по своей воле. Бродхуф не так уж чист и благополучен, как его малюют. Здесь много секретов кроется в тенях.

— В тенях? — осторожно переспросила Твайлайт и оглянулась на Спинни. — Какие такие секреты?

— Тебе лучше не знать. Как только они узнают, что ты такое разнюхала, тебя никогда уже отсюда не выпустят. Доктора будут «рекомендовать» на всякий случай отложить выписку для более детальной диагностики. Семье будет сложнее тебя посещать, а всех здешних друзей переведут в другие отделения. Тебя здесь оставят гнить навечно, если, конечно, повезет, — Спинни немного помедлила. — Для единорогов бывают… худшие наказания.

Ноги Твайлайт обдало морозом, и она невольно подняла копыто, чтобы почесать закрытый глушителем рог.

Спинни помрачнела еще больше.

— Именно. Это не только для особо буйных пациентов. Они этим пользуются, чтобы заткнуть единорога, который может им угрожать.

— Они не посмеют! — прошептала Твайлайт.

— О, неужели? Они уже так со мной поступили. Я сама слышала, Твайлайт. Не давай унылой рутине застать тебя врасплох. Это не пони — это чудовища в белых халатах.

Твайлайт отпустила рог и, уронив копыта, с пораженным видом уставилась на осла.

— В каком смысле — они уже с тобой так поступили?

— Они мне сказали, что отберут рог, если я не буду слушаться, — Спинни покраснела, поймав взгляд Твайлайт. — Слушай, я знаю, что он немного маловат для моих габаритов, но это вовсе не значит, что я хочу, чтобы его убрали, — обиженно сказала она, проведя копытом по совершенно гладкому лбу. — Никто не заслуживает такой судьбы. Потому я так подставляюсь, чтобы тебя предупредить. Нам, единорогам, надо держаться вместе.

Твайлайт со стоном спрятала лицо в копыта.

---

После терапевтической встречи, пока они шли бок о бок по коридору, Твайлайт нашла утешение в компании Пинки Пай, вывалив на вечно оптимистичную и энергичную подругу все свои печали и злость. Пинки же со своей стороны спокойно ее выслушала, вставляя, когда требовала вежливость, краткие замечания, но в остальном не сказала ни слова.

Как только Твайлайт закончила свою долгую тираду, Пинки Пай обняла ее передней ногой.

— Веселее, Твайлайт! Оно хотя бы кончилось.

— До следующей недели, — пробормотала Твайлайт в ответ.

Пинки закатила глаза.

— Да ладно тебе, ворчунья, будь чуть поживее! Сегодня же пятница! Осталось всего полдня до супер-веселых выходных!

Твайлайт встретилась взглядом с Пинки. Спустя мгновенье лицо у нее немного разгладилось, и она заметно расслабилась и медленно выдохнула.

— Ладно, ладно. Прости, если я сейчас немного… напряжена.

Она подошла ближе к Пинки и зашептала:

— Я всерьез считаю, что то лекарство, которое они мне дают, влияет на мои эмоции. С того самого момента, как я здесь проснулась, у меня настроение скачет из стороны в сторону. Поначалу я подумала, что это оттого, что все считают меня за сумасшедшую, но мне каждый день приходится бороться, чтобы удерживать ясную голову.

Улыбка Пинки чуть подувяла.

— У меня раньше так же было. В первые дни в Бродхуфе я от лекарств была постоянно медленная и сонливая, — потом она вновь засияла. — Но мне стало лучше! Я больше не принимаю те таблетки. Ты уже поговорила с доктором ЭйДжей насчет смены лекарства?

— Конечно же нет. Зачем им переставать скармливать мне отраву?

— Если лечение должно быть супер-эффективным, как они говорят, то тебе не надо больше принимать то же самое лекарство.

Твайлайт открыла было рот, чтобы чем-то на это ответить подруге, но все слова разом испарились у нее с языка. Помедлив несколько мгновений в недоумении, она помотала головой.

— Нет. Не может же все быть так просто.

— Не знаю, Твай. Я бы попробовала. Хуже не будет.

Твайлайт наконец тоже заулыбалась:

— Да, пожалуй, ты права. Я, в принципе, и правда ничего не потеряю просто за вопрос.

Миновав очередную безликую дверь, они резко затормозили, услышав вдруг кашель: тихий, но явно предназначенный привлечь. Подруги обернулись на звук и увидели, что одна из дверей приоткрыта ровно настолько, чтобы явить их взгляду желтый нос и глядящий на них бирюзовый глаз.

Твайлайт это зрелище застало врасплох, и потому ей понадобилось некоторое время, чтобы узнать пони по ту сторону двери.

— Флаттершай?

Пинки Пай протолкнулась мимо Твайлайт, заставив ее пошатнуться, и с восторженным возгласом вытянулась к двери, чуть ли не сунув нос прямо в проем.

— Флаттершай! Ого, я тебя уже сто лет не видела! Как дела? Я слышала, вы теперь с Твайлайт лучшие подружки! А значит и мы с тобой тоже лучшие подружки!

Флаттершай отшатнулась и прикрыла дверь, оставив на виду только подрагивающий глаз, в панике мечущийся с Пинки Пай на Твайлайт и обратно. Не зная что делать, она тихо и умоляюще всхлипнула.

Твайлайт положила копыто Пинки на плечо и оттащила ее назад.

— Эй, Пинки, можешь дать нам с Флаттершай пару минут наедине?

— Ну-у-у-у… — капризно протянула Пинки и топнула копытом по полу. — Обязательно?

— Просто подожди меня в конце коридора, хорошо? Я на секунду всего.

Пинки демонстративно вздохнула и, опустив голову практически до пола, скорбно потащилась по коридору.

Убедившись, что Пинки Пай последовала приказу и что в радиусе слышимости не появилось никаких любопытных пони, Твайлайт обернулась к Флаттершай, целенаправленно избегая резких движений. Дверь приоткрылась на волосок шире.

— Привет, Флаттершай, — начала Твайлайт. Попытка говорить спокойно провалилась, и голос вышел сдавленным и неловким. Даже в самых оптимистичных ожиданиях она не предполагала, что Флаттершай самостоятельно проявит инициативу. — Как у тебя дела?

Флаттершай ничего не сказала и продолжила глядеть на копыта Твайлайт, которая, в свою очередь, непрерывно поглядывала из стороны в сторону, надеясь найти какое-нибудь вдохновение для беседы. Глаза остановились на табличке у двери, и единорожка тут же уцепилась за эту удачно подвернувшуюся тему.

— Итак, значит, тебе нравится сидеть в… дополнительной кладовой номер четыре? — моргнула Твайлайт, еще раз удивленно проверив только что прочитанную надпись. Подняв голову, она заглянула за дверь поверх Флаттершай, но ничего там не обнаружила, кроме пустых полок вдоль стен и пары картонных коробок. Слой пыли подсказал, что эту комнату посещали редко, а то и вовсе о ней позабыли. — Что ты здесь делаешь?

— Я-я здесь прячусь…

Даже несмотря на то, что Твайлайт пришлось внимательно прислушиваться, чтобы разобрать хоть слово, она испытала большое, чудесное удовлетворение, услышав речь Флаттершай. И все же она заставила себя удержать максимально нейтральное выражение лица.

— Ясно, — сказала она, разглядывая дверную ручку. Для ничего не подозревающего прохожего все выглядело нормально, но тщательный осмотр показал, что она была сломана, и давно. — Сломанный замок, значит?

Флаттершай кивнула.

— И, полагаю, ты знаешь, где еще есть такие комнаты, потому что ты в них пряталась и раньше.

Снова кивок.

— Логично, — осторожно сказала Твайлайт, отложив на будущее эту информацию в мысленный архив. Удовлетворив любопытство, она вновь вернула свое внимание к крохотной видимой части подруги. — Итак, Флаттершай, как у тебя были дела?

— Н-нормально.

— Это хорошо. У меня накопилось несколько рисунков, но так как я тебя не видела целую неделю, они все остались в палате.

Флаттершай опустила голову и задрожала.

— Извини, — прошептала она.

— О, что ты! Тебе не за что извиняться! — перебила Твайлайт, нервно рассмеявшись. — Я просто удивилась, вот и все. Ты ничего плохого не сделала.

Вновь опустилась болезненно долгая пауза, после которой Флаттершай подняла наконец взгляд с пола.

— Я была, эм, занята… — сказала она, по-прежнему избегая даже близко посмотреть в сторону глаз Твайлайт.

— Это не страшно. Я рада, что с тобой все хорошо после этого, э, перерыва.

Флаттершай вздрогнула на последнем слове.

— Прости. Рейнбоу бывает иногда очень… покровительственной.

— Ты не должна за нее извиняться, — сказала Твайлайт, рискнув сделать маленький шажок к двери. — Это не твоя вина. Она просто вспыльчивая.

— Но она моя подруга. Хоть и бывает иногда… злой…

— Ну, никто не идеален. И друзья — это здорово, — Твайлайт слегка наклонила голову. — Я для тебя подруга?

— Может быть… — сказала Флаттершай. — Я не знаю… Рейнбоу это не понравится.

— Ты знаешь, как мне заработать доверие Рейнбоу?

— М-может быть… — повторила Флаттершай, говоря почти неслышно на фоне дыхания Твайлайт.

— Флаттершай, мне надо, чтобы ты рассказала мне про Рейнбоу Дэш, — сказала Твайлайт, сделав еще один шаг вперед и оказавшись в считаных дюймах от двери. — Это очень, очень важно.

— Ну, эм… В-видишь ли… — Флаттершай запнулась и покраснела. Дрожь стала еще хуже, и пегаска застыла, чтобы сделать глубокий вдох. — Я просто хотела тебе сказать, что мне очень нравятся твои рисунки и мне не нравится, когда пони дерутся, и если хочешь понять, почему Рейнбоу бывает такая злая, то тебе надо сходить в тренажерный зал, когда будут занятия если-ты-не-против-конечно-ладно-пока!

Тихий словесный поток Флаттершай закончился тонким писком, после чего она захлопнула прямо перед носом Твайлайт дверь.

— Флаттершай? — позвала Твайлайт, застучав в дверь. — Флаттершай? Ты еще там? Что мне надо узнать про Рейнбоу Дэш? Что в тренажерном зале?

Твайлайт подумала было попробовать подергать ручку, но отбросила эту идею, едва та успела оформиться. Меньше всего ей сейчас надо агрессивно вломиться к перепуганной пони и устроить ей допрос.

Нехотя попятившись, она заметила маленький белый предмет, выглядывающий из-под двери. Поставив на него копыто, единорожка подтянула его к себе и обнаружила, что это очередной угольный рисунок Флаттершай. На листе бумаги был изображен сидящий в клетке и глядящий на облака за окном воробей с перемотанным бинтами крылом. Твайлайт подняла взгляд на дверь, после чего свернула рисунок в трубочку и опустила в карман робы. Затем она неохотно отвернулась и пошла в сторону далекого силуэта Пинки Пай.

---

Вход в тренажерный зал отмечали унылые двойные двери, которые стояли в каждом проходе в обширные общественные помещения; например, так же выглядел вход в кафетерий, в который Твайлайт ходила ежедневно. Единственная деталь, выделявшая эти двери на фоне остальных, заключалась в надписи «Тренажерный зал» выцветшей черной краской и пластиковой табличке, привинченной к стене и содержащей список предупреждений, а также часы работы.

Твайлайт и Пинки встали перед дверями, глядя на них.

— Итак, значит, ты мне ни разу не говорила, что это место существует, потому что… — сказала Твайлайт, даже не поглядев на Пинки.

— Ты ни разу не спрашивала, глупышка!

Твайлайт сдавленно застонала и провела копытом по лицу.

— Я должна была раньше сообразить. Все ведь логично — пегасам нужно обширное пространство для тренировки крыльев, чтобы они не атрофировались, а на прогулке во дворе я не увидела ни одного. Простейшая дедукция диктует, что должно быть место, в котором можно разрешить пегасам летать, не боясь побега. Другими словами — она указала на черные буквы на стене — тренажерный зал.

Твайлайт вздохнула.

— Ну, ты теперь хотя бы знаешь, где он, — сказала Пинки. — Есть чему порадоваться, а?

— Конечно. К тому же нельзя сказать, что я особо на что-то надеюсь. Флаттершай выразилась настолько туманно, что я даже не представляю, что делать. Так что, думаю, мы просто зайдем, посмотрим и уйдем. Если повезет, Рейнбоу Дэш опять меня обзовет умником. Лучше, чем ничего, все-таки.

Интерьер тренажерного зала был в точности таким, каким Твайлайт и ожидала его увидеть: копия кафетерия, только без столов, с потолком повыше и с запахом застарелого пота вместо недоделанной пищи. Изношенный деревянный пол, несмотря на многочисленные потертости, все равно сиял в солнечных лучах, проникавших через высокие окна. Щедрые слои тщательно отполированной мастики не спрятали глубоких выбоин в досках пола: каждая выщерблина и трещина говорила о многих годах нелегкой службы под энергичными молодыми копытами. Среди этих шрамов Твайлайт смогла разглядеть стершиеся черные линии, служившие, как она предположила, разметкой для какого-то командного спорта.

Вдоль стен тянулась разбитая на отдельные маты полоса мягкой обивки из вспененной резины. Каждый мат возвышался от самого пола до высоты среднестатистического пони и в толщину как раз подходил для того, чтобы смягчить лобовое столкновение. И, глядя на то, как маты продавились и просели в изношенных тряпичных чехлах, Твайлайт всерьез сомневалась, что на деле они чем-то будут отличаться от голой стены. Единорожка не представляла, какое такое правило безопасности диктовало их необходимость, но точно знала, что поддержка нормального состояния в эти правила не входила. Не входила в них, судя по всему, еще и мысль, что маты следовало бы закрепить повыше прыжка за неудачно брошенным мячом. И это было особенно странно, если учесть основных посетителей тренажерного зала. Внизу, конечно, была небольшая компания маленьких кобылок, с хихиканьем катающих мяч между собой, но над головами у них в воздухе находилась, по меньшей мере, дюжина пегасов.

Твайлайт подняла взгляд на пегасов, которые летали по кругу против часовой стрелки, как стая птиц. Впрочем, только медсестры и санитары двигались с грацией, более-менее похожей на птичью; пациенты же трепыхались, как только-только оперившиеся птенцы, жаждущие поскорее выбраться из гнезда, но по-прежнему не до конца освоившие мастерство полета. На лицах пациентов не было видно ни восторга, ни радости. То, что они летают исключительно ради тренировки, а не для удовольствия, было большими буквами написано на их унылых и потных лицах.

Пара пациентов отделилась от группы и пошла на неумелое снижение, а следом за ними поспешила медсестра с золотистой гривой. Не обращая внимания на неприлично внимательный взгляд Твайлайт, они направились к питьевому фонтанчику у двери. У обоих пациентов кромки крыльев были прямыми, отрезанными, как по линейке, что красноречиво говорило: их маховые перья были подрезаны, как раз в такой степени, чтобы оставить возможность летать, но лишить скорости и выносливости в воздухе.

Твайлайт невольно потерла копытом глушитель на роге, смотря на то, как пациенты с трудом поднимаются в воздух. Медсестра осталась внизу и принялась что-то записывать в висящий на стене планшет.

Цокот копыт Твайлайт по доскам пола привлек внимание медсестры, заставив ее оторвать взгляд от документов.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Я хотела бы узнать, не видели ли вы случаем нашу подругу, Рейнбоу Дэш, — сказала Твайлайт, поддерживая вежливый и почтительный тон, чтобы скрыть засевшие в душе мучительные сомнения.

— Рейнбоу Дэш? — медсестра потерла подбородок пером. — А, она. Да, я ее видела.

— Мы можем с ней поговорить?

Медсестра усмехнулась.

— Ну, попытаться, конечно, можете, — сказала она и указала на потолок.

Твайлайт задрала голову. Высоко над летающей по кругу группой виднелось еще несколько пегасов, летающих в одиночку или парами. Высота, на которой они летали, и плавные движения ясно говорили, что им доверяют, а значит, позволили остаться с неподрезанными крыльями. Благодаря этому они могли носиться в воздухе, как рыбы в спокойной воде, и не чувствовать никаких ограничений, кроме щербатых стен тренажерного зала.

И выше всех остальных, у самого потолка, касаясь разноцветной гривой отделочной плитки, летала Рейнбоу Дэш. Увидев ее, Твайлайт даже задумалась на мгновенье, не это ли зрелище Флаттершай хотела ей продемонстрировать. Иллюзия была краткой, но пока единорожка смотрела, как Рейнбоу Дэш нарезает круги под потолком, она даже могла бы притвориться, будто бы абсолютно ничего не изменилось. Если бы не зеленая роба и не доктор в белом халате, летящий бок о бок, можно было бы подумать, что пегаска просто занимается своими обычными ежевечерними упражнениями в небе над Понивиллем.

Сомневаться не приходилось: ни доктор, ни пациент не услышат их на такой высоте, да еще и поверх шумной игры в мяч и дюжины летающих между ними пегасов. Твайлайт повернулась к медсестре.

— Я поняла, о чем вы. Но не могли бы вы слетать к ним и поговорить с ней за меня?

— Она не захочет говорить. Рейнбоу относится к занятиям серьезно. Она пропускает упражнения только когда ее наказывают, — она помедлила, разглядывая стоящих перед ней пациенток. — А в чем вообще дело?

— Это очень важное дело, с дружбой там, и все такое, — сказала Пинки, протиснувшись вперед Твайлайт. — Это часть лечения Рейнбоу. Ну, знаете, чтобы она заводила больше друзей, и чтобы была счастливее и улыбалась чаще.

Медсестра закатила глаза и повесила планшет обратно на стену.

— Как скажете. Против общения пациентов в свободное время никаких правил нет, но я сначала должна спросить разрешения. Ждите здесь, — широко распахнув крылья, медсестра резко взлетела, заработав пару-тройку завистливых взглядов от летающих кругами пациентов. Буквально секунду спустя она уже перехватила пару под потолком и отвела доктора в сторону, отпустив Рейнбоу Дэш лететь дальше самостоятельно.

Твайлайт внимательно наблюдала за тем, как два пони висели в воздухе и болтали. В докторе было что-то знакомое. И хоть имя ускользало от единорожки, смутно знакомый образ подсказывал, что она ее уже видела в Понивилле раз или два. Это чувство пробуждало в глубинах сознания знакомый зуд — нежеланное напоминание о том, сколь близким и одновременно чуждым стал ее мир.

Так как разговаривающие находились далеко за пределами слышимости, Твайлайт перенесла свое внимание на Рейнбоу Дэш. Единорожка с гордостью отметила, с какой яростью ее подруга махала крыльями, поддерживая высоту и скорость, несмотря на подрезанные крылья. На лице Рейнбоу застыла целеустремленная гримаса, с которой она выжимала из себя все больше и больше скорости. Вечернее солнце сверкало на потном лице пегаски, из-за чего казалось, будто она плачет каплями янтаря.

Твайлайт перевела взгляд на двух медиков, летящих позади Рейнбоу. Доктор, оранжевошкурая кобыла, отдала медсестре последние указания, чтобы та заняла ее место, после чего нырнула вниз головой навстречу дощатому полу. Буквально в считаных ярдах от земли кобыла развернула крылья, и выровняла траекторию, в последний момент избежав смертельного столкновения, и, подобно оранжевой ракете, направила свой скользящий полет буквально в дюйме от пола в сторону Твайлайт и Пинки Пай. Пинки захихикала от восторга, а Твайлайт же инстинктивно сделала шаг назад.

Затрепетав крыльями, как накачанная кофеином колибри, пегаска мгновенно сбросила скорость и приземлилась перед пациентками. Но уверенная улыбка тут же пропала с ее лица, когда она вдруг споткнулась из-за того, что двигалась чуточку быстрее безопасной скорости, и едва не рухнула носом в старые потертые доски пола.

— Хех, извините, — сказала она, встав прямо. — Иногда приятно бывает хорошенько растянуть крылья.

Все еще чувствуя быстрый пульс и не зная, сможет ли скрыть в голосе раздражение от такого позерства, Твайлайт решила просто кивнуть. В гораздо большей степени, чем эффектная посадка, в этой кобыле впечатлял очевидно юный возраст — если бы не белый халат, она бы могла сойти за подростка. Халат был короче стандартного для врачей и гораздо лучше подходил именно для ее деятельности, так как давал больше свободы движения. Оглядев кобылу с ног до головы, Твайлайт поразилась, насколько знакомо она выглядит: зуд на задворках разума стал еще ощутимее.

— Ого! Вот это было круто! — воскликнула Пинки Пай, подпрыгивая на месте. — Вы такая быстрая, и я реально подумала, что вы разобьетесь! С каждым разом, как я вас вижу, у вас получается лучше!

— О, спасибо, Пинки Пай. Но, честно говоря, в этом не было ничего особенного, — махнув копытом, ответила доктор. — Просто небольшое представление для других пациентов. Мне нравится им напоминать, что нельзя отчаиваться. Мы можем достичь больших результатов, если будем усердно работать, — за этими банальными словами крылся искренний энтузиазм, который Твайлайт оставалось только списать на юношескую наивность. Кобыла на мгновенье скользнула взглядом по единорожке, после чего вновь перевела глаза на Пинки. — Ну, что привело моего любимого пациента-ассистента аж в тренажерный зал? Мне казалось, тебе не нравится тратить свободное время в четырех стенах.

Твайлайт в упреждение вышла вперед подруги.

— Меня зовут Твайлайт Спаркл, и мы хотели бы поговорить с Рейнбоу Дэш. Если вам, конечно, не сложно, доктор…

Кобыла рассмеялась.

— Я пока еще не доктор, Твайлайт Спаркл. Мне еще до этого далеко. Пожалуйста, зови меня просто Скуталу.

У Твайлайт чуть было не отвалилась челюсть.

— Что? — ахнула она, пораженно разинув рот. Метка — перевязанное бинтами пегасье крыло на облаке — и больший возраст определенно не сочетались с воспоминаниями о маленькой кобылке, но все остальное совпадало идеально: цвет шкурки, гривы, глаз и даже та юная энергия, из-за которой казалось, что кобылка не в состоянии просидеть спокойно и минуты, была на месте. Время тянулось, а Твайлайт все так же стояла, открыв рот. — Но ты же такая старая!

Скуталу отклонилась назад и удивленно уставилась на Твайлайт.

— Старая? Мне большинство упорно говорит, что я слишком молодая для терапевта.

— Это не страшно, Скуталу. Вы не выглядите старой. Твайлайт просто иногда немного путается, — встряла Пинки Пай, заработав гневный взгляд от подруги. — Это просто побочный эффект лечения. Я ей помогаю прийти в себя!

Скауталу мягко и понимающе кивнула, от чего Твайлайт скривилась еще больше.

— А. Понятно. Я аж испугалась, что стала выглядеть на свой возраст.

Твайлайт вздохнула.

— Итак… Скуталу… Мы хотели бы немного поболтать с Рейнбоу Дэш на перерыве. Можете это нам организовать?

— Мне сначала надо узнать, для чего это.

Пинки сделала глубокий вдох.

— Это очень важная дружеская штука, которая входит в терапию Рейн…

— О, Пинки! Хе-хе-хе! — напряженно смеясь, Твайлайт протиснулась перед подругой, стратегически расположив себя меж двух кобыл. — Она хотела сказать, что мы подруги Рейнбоу и рассчитываем с ней немного пообщаться, если вы не против.

— Вы хотите сказать, что вы обе — подруги Рейнбоу Дэш? — прищурившись, спросила Скуталу. — Типа, настоящие такие подруги?

От настолько острого неверия в голосе Скуталу на лбу у Твайлайт выступил ледяной пот.

— Ну, мы вообще познакомились совсем недавно, так что мы, конечно, пока не совсем подруги в традиционном понимании, но, честно, это только вопрос времени, — Твайлайт с силой выдавила улыбку пошире.

— Вот это круто! — выкрикнула Скуталу, схватив обеих пациенток и прижав к себе в крепких объятиях, на которые Пинки Пай с радостью ответила. — Я так рада, что Рейнбоу наконец-то решилась познакомиться с новыми пони! — когда Скуталу разжала объятья и сделала шаг назад, на лице у нее уже сияла гигантская улыбка. — Я и не думала, что она примет мой совет всерьез! Это самая лучшая новость за весь день!

Искренний восторг в голосе Скуталу пугал, пожалуй, не меньше, чем внезапные объятья, от чего голова у Твайлайт пошла кругом.

— Правда? — выдавила она.

— Еще какая! — сказала Скуталу. — Я работаю с Рейнбоу уже несколько лет, и мне было совершенно очевидно, что ей нужно расширять свою социальную активность. Не поймите меня неправильно, Рейнбоу — не плохая пони, но для меня все равно большое облегчение, что она снова пытается завести друзей.

— Всем нужны друзья, — пискнула Пинки, заработав в ответ улыбку одобрения от Скуталу.

— Именно. Потому-то мне так приятно услышать, что теперь у нее в жизни появились вы двое.

Твайлайт глянула на летающую высоко над головой подругу.

— Раз вы занимаетесь лечением Рейнбоу, то вы можете ее попросить спуститься с нами поговорить, так? Нам это очень поможет с ней подружиться.

Улыбка пропала с лица Скуталу.

— Я бы предпочла этого не делать. Друзья вы или нет, но я с ней уже провела достаточно времени и знаю, как она не любит отвлекаться от своих «тренировок». Так что самый быстрый способ сломать эту вашу будущую дружбу — это влезть в ее летные занятия. Она сейчас глубоко погружена в полет, и, надо сказать, я не знаю никого, кто бы так же серьезно относился к физической терапии, как Рейнбоу Дэш.

Твайлайт вздохнула, наблюдая вместе с Пинки, как Рейнбоу продолжала наворачивать круги под потолком бок о бок с медсестрой.

— Я так и предполагала. Ну, думаю, мы можем просто подождать, пока… — она замолчала. Затем она медленно повернулась к Скуталу. — Погодите. А зачем Рейнбоу Дэш нужна физическая терапия?

— Ну, чтобы поддерживать способность к полету, само собой, — ответила Скуталу. — Травмы, которые она получила в детстве, чуть было не оставили ее калекой. Даже если бы она не подрывала свое выздоровление постоянными скандалами, вынуждая нас подрезать ей крылья, она все равно ни за что не смогла бы поддерживать полет на большие расстояния без сопровождения. Именно потому она никогда не летает в одиночку. На такой высоте любой спазм или судорога могут оказаться смертельными, — она склонила голову набок, разглядывая двух подруг. — Она вам об этом не говорила, да?

Пинки продолжала глядеть на потолок, следя глазами за летающими по кругу пегасами, а Твайлайт пожала плечами, сокрыв шок за хладнокровным безразличием.

— Нет. Она никогда не хотела говорить о своих травмах. В смысле, вы же знаете, какой бывает Рейнбоу: всегда боится признавать малейшую слабость.

— Ей нелегко открываться другим, это верно, — сказала Скуталу. — Досадно. Она один из самых целеустремленных пациентов, с которым мне доводилось работать, и никто не тренируется старательнее нее. Но весь прогресс сдерживает только одно — ее отказ принять реальность, признать, что ее травмы причинили неисправимый ущерб нервной системе. Сколько ни тренируйся, это не исправить.

После ее последних слов опустилось долгое молчание, во время которого Твайлайт никак не могла придумать, что ей сказать.

Скуталу прокашлялась.

— Короче говоря, я думаю, что раз Рейнбоу для вас в самом деле так важна, она вам рано или поздно откроется. Она может поначалу повести себя грубовато, но она одна из самых удивительных кобыл, которых я только встречала. Я надеюсь только, что вы сможете помочь ей справиться с самыми… неадекватными фантазиями. Она наверняка вам говорила о планах вступить в Вондерболты, правда?

Твайлайт закивала головой.

— О, конечно.

— Рейнбоу добилась фантастических успехов, но она совершенно отказывается принять границы своих возможностей. Когда реальность не совпадает с ожиданиями, она злится и теряет контроль над собой. Она, может быть, сможет летать вне больницы в обыденных условиях, но ей никогда не суждено летать на уровне обычного среднего пегаса, не говоря уж о Вондерболтах.

— Вы ей об этом уже говорили? — спросила Твайлайт. — Рейнбоу может быть упряма, да, но она обычно меняет мнение, когда перед ней возникает реальная проблема.

— О да, говорила, — ответила Скуталу, раздраженно взмахнув хвостом. — Не только я, но и медсестры, доктора, вообще все. Но хоть я к ней и ближе, чем прочие сотрудники больницы, Рейнбоу все равно мне до конца не доверяет. В конце концов, это ведь доктора ей сказали, что Дэш никогда больше не сможет летать, а она доказала, что они не правы.

— Именно потому я так старательно ее подталкиваю к тому, чтобы она заводила друзей. Дело все не только в полезной в целом социальной активности, но и в том, что ей нужно услышать правду от кого-то, кого она будет по-настоящему уважать. Пока она не примет случившееся, она так и будет крутиться в этом… бесконечном цикле перекладывания вины на всех за каждую свою проблему и нежелания встретиться с правдой лицом к лицу.

Скуталу помедлила, поняв, что только что сказала.

— Короче, я не хотела вам намекнуть, что от вас ожидается что-то еще, кроме, собственно, просто попытки с ней подружиться. Я просто хочу, чтобы вы знали, в чем корень ее проблем, так как она, скорее всего, не скажет этого сама.

Чистые, неприкрытые эмоции Скуталу лежали перед Твайлайт, как раскрытая книга. Она настолько наивна и предана своей пациентке, что готова рассказать мне все, — подумала Твайлайт, с растущим возбуждением. Единорожка в итоге поймала взгляд Скуталу и улыбнулась.

— Мы с ней станем самыми-самыми лучшими подружками! — выкрикнула Пинки Пай и запрыгала на месте, как переевшая сладкого маленькая кобылка, после чего крепко обняла ногой Твайлайт за плечи. — Мы даем супер-Пинки-клятву, правда, Твайлайт?

Не успела Твайлайт ответить, как она уже продолжила:

— Рейнбоу получит полный пакет услуг «Лучшая Подруга Пинки Пай»! Мне все равно, что она раньше злючкой была, потому что никто не должен быть таким грустным, когда я могу все исправить! Она получит столько дружбы, что в ней плавать можно будет!

Твайлайт эта громкая тирада застала врасплох, а потому она не сразу присоединилась к смеху подруги.

— Ладно, Пинки, мне кажется, она уже поняла. Успокойся немного.

— Я рада слышать, — с облегчением на лице сказала Скуталу. — Не каждый пациент решится подружиться с Рейнбоу.

Скуталу, возможно, собиралась сказать что-то еще, но ее прервал предупреждающий крик сверху. Все три кобылы разом подняли головы и увидели несущийся вниз комок перьев. Это была Рейнбоу Дэш: бешено размахивая одним крылом, чтобы затормозить падение, она крепко прижимала второе к боку. Она выла, как раненое животное, а лицо было искажено от боли. Медсестра, которая ее сопровождала, в ужасе зависла на месте, смотря сверху, как ее пациентка летит к полу. Задержка была мимолетной, и вскоре она уже пришла в себя и нырнула вслед за падающей штопором Рейнбоу, но было очевидно, что ей ни за что не успеть.

Скуталу взметнулась как стрела еще до того, как Твайлайт успела даже ощутить собственный страх, и понеслась над полом на перехват падающей пегаске. Повернув вверх в последнее мгновенье, Скуталу перехватила Рейнбоу, с глухим стуком столкнувшись с ней всем телом. Какой-то миг раздавались суетливые крики и энергичные хлопки резко мелькающих крыльев, после чего раздался еще один, более громкий стук живой плоти о деревянные доски пола, который прокатился эхом по залу и погрузил его в пугающую тишину.

— Рейнбоу! — закричала Твайлайт, бросившись к ней. Но не успела она добежать, как сверху спустились медики, окружив упавшую на пол пару, как стервятники падаль, и крики Твайлайт утонули среди громких вопросов и команд.

Вдруг оставшись без присмотра, самые смелые и любопытные пациенты зависли неподалеку, жаждая разглядеть за спинами снующих туда-сюда санитаров, что произошло, тогда как все остальные занимавшиеся в зале пегасы продолжили летать по неровному кругу, не обращая внимания ни на что. Бескрылые пациенты по большей части разбежались по углам зала, как распуганные резким звуком птицы, но некоторые остались на местах и, закрыв уши копытами, громко завопили.

Твайлайт сумела протиснуться сквозь толпу пациентов как раз к тому моменту, когда Скуталу уже поднимала стонущую Рейнбоу Дэш на ноги. Обе пегаски выглядели помятыми, но целыми. Когда Рейнбоу Дэш самостоятельно сделала несколько шагов, по рядам зевак прокатился вздох облегчения, будто выдохнул сам зал. Она покраснела и стряхнула с себя копыта окруживших ее со всех сторон медсестер, огрызнувшись, что чувствует себя нормально, несмотря на осторожно прижатое к боку крыло.

Оттесненная кольцом санитаров, которые не пускали любопытных к медсестрам, чтобы не мешали, Твайлайт ощутила, как у нее задрожали колени — это напряжение утекло прочь из мышц. На лице у нее расцвела неуверенная улыбка, с которой она наблюдала за тем, как Скуталу осматривает крыло у сопротивляющейся Рейнбоу.

Ну, по крайней мере, если она себе в этом мире навредит, это не навсегда,

 — подумала Твайлайт. Пара синяков — это пустяки. Она же не… умерла… — Твайлайт резко села на пол, пока ноги не подогнулись сами, и побледнела. Рейнбоу могла умереть! И если она умрет здесь, то… О нет. Нет-нет-нет.

— Было страшно, но они не пострадали! — сказала Пинки с искусственной веселостью, усевшись рядом с пораженной ужасом Твайлайт. — Я на мгновенье жуть как испугалась, что случится что-то плохое. Она очень везучая!

Твайлайт облизала пересохшие губы.

— Д-да. Везучая.

Сотрудники больницы принялись сгонять остальных пациентов обратно к их оставленным занятиям. Твайлайт наконец встала с места и осторожно двинулась следом за уходящими прочь пегасами. Она сумела их догнать у питьевых фонтанчиков, где Скуталу отчитывала сердито скривившуюся Рейнбоу Дэш.

—… потому-то тебе нельзя так долго летать на такой высоте. Твои крылья просто не способны выдержать нагрузку.

— Я бы могла, если бы вы мне не п-п-п-подрезали крылья! — огрызнулась Дэш, плюясь прямо в лицо Скуталу.

— Тебе никто не будет подрезать крылья, если ты перестанешь влезать в неприятности! Твоему поступку с Эпплджек нет оправданий, и ты это знаешь.

Дэш агрессивно развернула крылья, но из-за того, что одно крыло отказалось раскрываться полностью, поза вышла весьма жалкой и натужной.

— Эй! Это она виновата в том, что было с Флаттершай! Я н-н-н… н-н-не дам никому навредить моим друзьям!

— Доктор Эпплджек ничего не сделала Флаттершай. Это был просто ужасный несчастный случай. И это все равно не оправдывает твою ложь сестре Голден Рейн о том, сколько ты уже летаешь и когда у тебя начало болеть крыло. Эти ограничения только для твоей же безопасности, больше ни для чего. Если бы я тебя не успела поймать, ты бы серьезно пострадала, — Скуталу понизила голос почти до шепота. — И если бы ты пострадала, что бы случилось с Флаттершай?

Рейнбоу Дэш бессвязно рявкнула, брызгая слюной от злой непокорности, но судя по тому, как она дернулась, было понятно, что вопрос угодил прямо в яблочко. Не найдя слов, она фыркнула и отвернулась от Скуталу. Прищурившись, она узнала Твайлайт и Пинки Пай.

— А вам чего надо?

— Мы хотели узнать, как ты! — живо воскликнула Пинки, хоть и по большей части ее возбужденный возглас был явно обращен к Скуталу. — Я типа такая «о нет, она падает!», а потом увидела, как на помощь спешит Скуталу, и типа «она не успеет, потому что Рейнбоу падает слишком быстро», но она успела! И это было та-а-а-а-а-ак страшно! Скуталу удивительно удивительная!

Выражение лица Рейнбоу стало еще мрачнее, отчего Твайлайт поспешила вмешаться.

— А еще мы были очень впечатлены твоим полетом, Рейнбоу Дэш. Он тоже был, эм, удивительно удивительным.

— Конечно! Я же Рейнбоу Дэ-э… Дэш! — сказала она, но ее подозрительность тут же вернулась. — Ну и что, вы, значит, вдвоем за мной следите?

— На самом деле нас прислала Флаттершай.

Услышав эти слова, Скуталу заулыбалась:

— О, значит, вы знакомы с другой подругой Рейнбоу? Вот это замечательно!

— Да. Она сказала, что мы должны сюда прийти повидаться с Рейнбоу, чтобы понять, как она старательно тренируется для полета. А еще Флаттершай надеется, что Рейнбоу не будет так больше летать, потому что очень не хочет, чтобы она уме… серьезно пострадала.

Краткая искорка удовольствия от комплимента в глазах Дэш угасла под огромной волной скептицизма.

— Смотри у меня, если ты ее дразнила, зазнайка. Я-то узнаю.

— Она сама с нами заговорила. Я думаю, она просто хочет, чтобы мы тоже подружились.

Пинки Пай тоже кивнула:

— Ага! Стали супер-лучшими друзьями!

Твайлайт покопалась в кармане.

— Видишь? — спросила она, вытянув рисунок с раненой птицей. — Она нас сюда послала, потому что хочет, чтобы мы тоже подружились.

— И что? Ну подарила она рисунок, но это не значит, что вы настолько близки, — сказала Рейнбоу, но ее возражение явно прозвучало неестественно и через силу. Она закусила нижнюю губу и громко выдохнула, надув щеки. — Ладно. Раз Флаттершай считает, что вы ничего, значит, и я попробую.

— Похоже, отличная идея, — сказала Скуталу. — Я поговорю с кем-нибудь из докторов и узнаю, можно ли будет организовать для вас совместное время, чтобы хорошенько познакомиться.

Рейнбоу уже приготовилась было выдать резкое возражение, но Скуталу положила ей копыто на спину и успокоила.

— К тому же, если вы сможете провести немного времени вместе, мирно общаясь, это поможет доказать докторам, что ты достигла успехов и что им больше нет нужды подрезать тебе крылья, — добавила она, многозначительно поглядев на Рейнбоу.

Рейнбоу Дэш раздраженно наморщила нос и резко фыркнула.

— Ладно. Если мне тогда вернут крылья, я поиграю в эти ваши чаепития, или чего вы там задумали.

— Замечательно! — широко улыбнулась Скуталу и обернулась к Твайлайт. — Ты пациентка доктора Эпплджек, так?

Твайлайт кивнула, положив рисунок обратно в карман.

— Тогда я с ней свяжусь, чтобы она что-нибудь подготовила. Думаю, мы сможем вам организовать какое-нибудь групповое занятие. Как вам?

Пинки Пай восторженно запрыгала на месте.

— О, я не могу дождаться! Я обожаю вечеринки в честь новых друзей! У меня целая куча интересных идей! — далее торопливо прозвучал длинный список игр, еды и вечериночных затей, в каждой из которых упоминалась куча сахара и глазури. Концом этому словесному потоку послужило только громкое объявление медсестры, что перерыв закончен и всем пациентам положено отправляться на следующие по расписанию занятия.

Скуталу дружелюбно попрощалась с Твайлайт и Пинки Пай, после чего повела Рейнбоу прочь. Пегаска же только неразборчиво буркнула, демонстративно не глядя на двух пациенток.

Как только они вышли за пределы слышимости, Пинки обернулась к Твайлайт.

— Как думаешь, может, я немного переборщила? Рейнбоу, похоже, не очень заинтересовало планирование вечеринки.

— Это неважно. Вполне хватит того, что она будет с нами.

— Правда? Обычно нужно больше одной встречи, чтоб началась хорошая дружба.

— Все гораздо проще, если есть магия.

Пинки недоуменно уставилась на Твайлайт, пока они шли к неторопливо плетущейся очереди пациентов.

— Но у тебя же нет магии, пока на роге эта штука.

— Именно поэтому завтра мы проберемся в кабинет Роуза.

---

[1] Spinney Whiteacre. Слова эти можно независимо перевести как роща и белое поле. В принципе, это можно объединить во что-нибудь вроде Белолесок. Вполне себе имя. Можно растащить на два слова, чтобы сохранить «имя» и «фамилию».

Глава 23

— Серьезно, я сомневаюсь, что нам это стоит делать, — прошептала Пинки Пай, крадясь следом за Твайлайт. — Нам же жуть как попадет.

Она нервно метнулась взглядом от одной тени к другой, внимательно вглядываясь в темный коридор, подсвеченный зловещим тусклым сиянием немногочисленных потолочных ламп, по-прежнему горящих в этот поздний час.

— Все будет хорошо, — прошептала через плечо Твайлайт, скользнув вместе с подругой за угол. Она указала на большие двойные двери из дуба дальше по коридору. — Просто открой, пожалуйста, дверь в его кабинет. Мы войдем и сразу же выйдем. Никаких проблем.

— Но что если нас поймают?

Единорожка оглянулась и на несколько секунд серьезно уставилась Пинки в глаза.

— Не поймают.

Пинки, закусив нижнюю губу, тут же поддалась под тяжелым взглядом Твайлайт и кивнула. Она поплелась вперед, подсознательно оглядывая коридор из конца в конец, и в итоге остановилась перед украшенными резьбой дверьми. Осторожно достав из прямой гривы заколку и еще один кусочек металла, она еще раз оглянулась из стороны в сторону, чтобы удостовериться, что подруги по-прежнему одни, и приступила к работе над замком.

Сев неподалеку, чтобы не мешать Пинки, Твайлайт предалась размышлениям о том, как же при таком страхе сделать что-нибудь плохое можно научиться взламывать замки. Похоже, тяга нести радость пони куда важнее строгого следования правилам. На удивление, эта мысль неплохо подняла ей настроение.

Раздался тихий щелчок, и двери кабинета тихо распахнулись, скользя на смазанных петлях. Пинки вернула самодельные отмычки обратно в гриву и оглянулась на Твайлайт с беспокойством на лице.

— Вот. Готово.

— Молодец, — Твайлайт поспешила зайти внутрь, ступая практически на кончиках копыт, чтобы заглушить цокот по холодной плитке. Она проскользнула в кабинет и затащила вслед за собой неуверенно упирающуюся Пинrи Пай, после чего закрыла и заперла обе двери, утопив себя и подругу в глухой тьме. Пошарив копытом по стене, Твайлайт нащупала выключатель.

Резкий переход от тьмы к свету ужалил глаза, заполнив их танцующими звездочками, но, несмотря на дискомфорт, Твайлайт уже кралась, как хищный зверь, вперед, внимательно разглядывая перегруженные книгами полки.

— Так, Пинки, нам надо постараться найти что-нибудь, где упоминаются принципы работы больницы. Правила, распорядки, инструкции. Где-то там должно быть про то, как снять магический глушитель.

— Оки-доки, — с неуверенной улыбкой сказала Пинки. Подруги разделились и пошли каждая в свою сторону, погрузившись в молчаливый поиск.

И только после того, как Твайлайт обошла свою часть комнаты дважды и даже на всякий случай быстро прошлась по стороне Пинки, она обратила-таки внимание на рабочий стол у больших окон. Он был в своем роде монументом гордыне доктора Роуза: серьезная мебель из полированного дуба, шириной больше, чем три пони в ряд, нос к хвосту. Как и его хозяин, он впечатлял своей ухоженностью, чистотой, организованностью и внушительностью.

Судя по тому, что каждый ящичек стола был крепко заперт, Роуз относился к безопасности серьезно, так что Твайлайт сосредоточилась на небольшой стопке документов, лежащих на столешнице. Она подобрала верхнюю папку. Внутри оказались медицинские документы кобылы по имени Паллет Шифт. Твайлайт пролистала страницы. Производственная травма головы… тяжелое поражение мозга… вегетативное состояние… требуется тщательный медицинский уход.

Твайлайт схватила следующую папку. Имя пациента: Санбим[1]. Пегас. Острая депрессия, вызванная потерей родителя… проходит лечение… хорошая реакция на лекарства.

Отложив эти папки в сторону, Твайлайт обратила внимание на третью, с именем Винд Сонг, подчеркнутым тонкой красной линией.

Внутри оказались документы со сдержанными строчками текста, переполненными нудной медицинской терминологией и невразумительными сокращениями, что в целом не слишком-то помогало представить Винд Сонг как настоящую, живую молодую единорожку. Повесть о трудной борьбе с преждевременным возрастным слабоумием была пересказана с холодной и лаконичной четкостью типичного медицинского документа. Симптомы Винд Сонг, изложенные на профессиональном врачебном языке, казалось, не имели ничего общего с реальностью: истерические припадки и попытки нанести себе травмы во время приступа описывались лишь как незначительные мелочи.

Тональность отчетов сменилась на второй странице. Чтение этих документов напоминало расшифровку текста на иностранном языке, но фразы вроде «арканошоковая терапия» и «магоусиленная нейронная перестройка» выделялись на общем фоне. Даже на неопытный взгляд Твайлайт было ясно, что Винд Сонг плохо реагировала на лечение доктора Роуза. За каждым провалом следовала новая попытка. Все это напоминало математическое уравнение, которое отчаянно пытались решить, слепо подставляя все большие значения: повышая дозы и удлиняя процедуры. Каждый малейший успех служил оправданием для того, чтобы двигаться дальше.

Все время, пока Твайлайт разглядывала записи, на задворках ее разума что-то настойчиво скреблось. Она нахмурилась и, перелистнув на первую страницу в папке, перечитала форму, вкратце описывающую назначенное Винд Сонг лечение. Проверив еще раз последние несколько страниц, Твайлайт ощутила, как по шее побежал мороз. Числа не совпадали. Лекарства были другие. Методики лечения отличались. Роуз изменил методику без спроса.

На лице Твайлайт расползлась хищная улыбка, с которой она выдернула листы из папки и осторожно опустила их в карман.

— Ты что, нельзя так делать! — сказала Пинки, в равной степени с ужасом и гневом на лице. — Это же личное!

Твайлайт положила пустую папку на место, в самый низ стопки. Заметив, что стол по-прежнему выглядит как-то неправильно, она нахмурилась. Ей от этого было тревожно. И только после того, как она разложила ручки на равные расстояния и идеально выровняла стопки с папками, она вспомнила, что рядом стоит Пинки Пай.

— А? О. Слушай, это слишком важно, чтобы беспокоиться о врачебной тайне. Я должна это показать Эпплджек и Рэрити. Это доказательство того, что Роуз лжет — доказательство, от которого они обе не смогут отмахнуться. Оно, конечно, их не убедит, что я здорова, но поможет все равно. И как только мы закончим, мы все вернем на место, — Твайлайт улыбнулась по-прежнему недовольной Пинки настолько убедительно, насколько могла. — Я обещаю.

Внезапно раздался звон ключей и тихий скрежет металла по металлу, за которым последовал резкий щелчок отпертого замка.

— Поверить не могу, что забыл выключить свет, — сказал Роуз. — На мне явно сказывается постоянная работа допоздна.

— Сегодня был долгий день, — ответила кобыла.

Содрогнувшись, Твайлайт втиснулась вместе с Пинки Пай под стол. Прижавшись друг к другу в тесноте под столешницей, они оказались в неловких объятьях, как неопытные любовники. Узнав голос кобылы, они обменялись тревожным взглядом. Почему надо было прийти именно Эпплджек? — подумала Твайлайт. Страх придал сил ее воле, заставив сдержаться, чтобы не выругаться в голос. Если она нас застанет в кабинете Роуза, то никогда больше не поверит ни единому моему слову.

— Только мне здесь сидеть положено до утренней смены, а вы могли уйти домой уже много часов назад. Так в чем дело? — спросила Эпплджек. В голосе прозвучал легкий налет безобидной подколки, обыденной для близко общающихся профессионалов-коллег.

— Даже будучи начальником, я не всегда могу сам выбирать время работы. Особенно когда возникают срочные семейные дела у сотрудников. Знаю, это слегка неожиданно, но вы точно уверены, что не против отсидеть смену Роял Дерби?

Приближающийся к столу тихий шорох копыт по ковру покрыл внутренности Твайлайт инеем. Она заметила, как в зеркале, ужас на лице Пинки: обе они застыли от ледяного страха на месте, как статуи. Они не решались сделать даже вдох, пока доктора подходили ближе.

— Ой, да ерунда. Я с детства на ферме работала допоздна. И Рою правда лучше бы сейчас побыть с отцом, — сказала Эпплджек. Раздался скрип рассохшейся древесины — доктор села на стул перед столом. — Ну, так о чем вы хотели со мной поговорить насчет Твайлайт?

Одеколон Роуза защекотал Твайлайт нос. Поймав краем глаз его ноги перед столом, единорожка поняла, что он стоит лицом к окнам.

— Да, да. Пока большинство наших пациентов безусловно демонстрируют прогресс благодаря нашей новой лечебной методике, Твайлайт Спаркл вырывается вперед семимильными шагами. Думаю, вы согласитесь, что мы наблюдаем значительное улучшение по сравнению с ее состоянием шесть месяцев тому назад. Я очень рад тому, как она на данный момент отвечает на лечение. Поистине очень рад.

Ненадолго опустилась тишина.

— Но здесь есть «но», так? — спросила Эпплджек.

Роуз усмехнулся и развернулся к Эпплджек.

— Вы правы. Но хоть она и демонстрирует фантастический прогресс, вы в своей докладной высказались против перевода остальных пациентов на модель лечения Твайлайт. В вашем отчете упоминается ряд сомнений касательно того, как она переносит наблюдаемые побочные эффекты. Она так и не начала преодолевать временную амнезию?

— Над сказать, я бы уже не называла это амнезией. У нее не хватает воспоминаний, это-то да, но тут скорее получается, что они были изменены. Новые воспоминания формируются прекрасно, а вот жизнь до лечения — одна сплошная фантазия, переплетенная с реальностью. С таким я раньше не сталкивалась.

— Значит, бред продолжается?

— Сомневаюсь, — сказала Эпплджек. Твайлайт буквально видела, как она задумчиво потирает подбородок. — По крайней мере, не в той форме, который был раньше. В течение всего дня она в совершенно ясном сознании. Со стороны это все кажется бредом, но вот я не вижу той противоречивости, которую мы наблюдали ранее. Пожалуй, сейчас я могу сказать, что это скорее не бред, а проблемы с памятью.

Пинки Пай задрожала и крепко прижала к себе хвост копытами. Твайлайт попыталась ее безмолвно утешить, но Пинки никак не хотела смотреть ей в глаза. Когда Роуз что-то кинул на стол, они обе вздрогнули. Пинки закусила губу так крепко, что Твайлайт испугалась, что она прокусит ее до крови.

— Нельзя сказать… что это совершенно неожиданно, — осторожно сказал Роуз. Зашуршали перебираемые на столе бумаги. — Мы пытались стабилизировать ее психическое состояние, чтобы не дать магической энергии вызвать рецидив. Была допустимая вероятность, что она какое-то время будет испытывать трудности с памятью. Я бы не назвал это проблемой с памятью. На самом деле это может даже пойти нам на пользу. Без памяти о своей юности она не будет испытывать вины, а значит, не будет угрозы самоповреждения. Нам остается просто устранять симптомы, пока память не вернется.

— Ну, это другой вопрос. Большая часть симптомов в ремиссии. Хоть у нее осталась некоторая склонность к обсессивно-компульсивному расстройству, никаких галлюцинаций, проблем с общением или со стабильностью мышления больше нет. Нам пока по-прежнему следует не допускать зеркал у нее в комнате, но за прошедшие две недели было всего два эпизода, когда галлюцинации могли повлиять на произошедшее. Да и то не факт. Но даже если они и были, в ее нынешнем состоянии это не проблема при правильной поддержке медикаментозного курса.

— Эпплджек, судя по всему, единственное, что пошло не по плану — это работа памяти. Самочувствие Твайлайт улучшилось впечатляющим образом. Конечно, пока рано делать выводы, но похоже, что неизлечимая болезнь стала поддающейся лечению. Пока что все показатели ее состояния в приемлемых пределах. Вы по-прежнему считаете, что нам не следует применить ее методику на остальных пациентах?

— Да.

— И почему же?

— Все дело в амнезии. Роуз, я знаю, что для вас это не самая значительная проблема, и вы продолжаете мне повторять, что воспоминания должны в итоге вернуться, но мне это все равно не нравится. И, в самом деле, я, честно говоря, начинаю сомневаться, что воспоминания вообще смогут когда-нибудь вернуться.

— Вы это знать наверняка не можете.

Раздался стук копыт: Эпплджек спрыгнула со стула и энергично заговорила, от чего ее деревенский тягучий акцент зазвучал еще отчетливее:

— Именно! Мы не знаем наверняка! Да, результаты тестов, когда мы практически исцелили умеренные случаи… они оказались революционными. Мы спасли жизни, Роуз. Но нам ни разу не попался такой побочный эффект. Даже если мы достигнем ожидаемого прогресса, шанс необратимого изменения памяти — это серьезная причина для беспокойства. Мы не можем копаться у них в мозгах, как голодные свиньи. Неспроста каждый аспект лечения так, чтоб его, тщательно контролируется. Если окажется, что я просто трясусь над всякой ерундой без причины, и Твайлайт все-таки вспомнит все как положено, то замечательно! Да что там, даже если она никогда не вспомнит всего, то да, я первая признаю, что это мелочи. Но откуда вам знать, может, это только кажется мелочью. Наше лечение может выдать что-нибудь похуже, чем есть сейчас.

Обычно собранные интонации Роуза испарились, как лужица в пустыне: каждое произнесенное слово сочилось теперь яростью:

— Похуже? Похуже? И что же может быть хуже варварской цератотомии? Мы пытаемся спасти пони от бойни, которую им устроит толпа пожилых жеребцов с крупом вместо головы. Они превращают пони в пустые оболочки и называют это успехом, потому что с ними потом проще обращаться. И как вы вообще можете сравнить мое лечение с такой жестокостью?

— А что если окажется, что мы делаем магией то же самое, что они делают пилой?

Надолго, очень надолго опустилась тишина. Твайлайт сидела под столом, как зачарованная: все ее страхи, что ее вот-вот обнаружат, растаяли без следа на фоне огромного любопытства, с которым она чутко ловила каждое слово.

Когда Роуз наконец заговорил, желчь в его голосе сменилась на усталое спокойствие.

— Я понимаю вашу точку зрения, но сейчас — это просто предположение. Ваши наблюдения касательно ее памяти не соответствуют показаниям обследования, которые демонстрируют улучшение. Да, это может измениться, но, как вы сказали, даже если Твайлайт никогда не восстановит все свои воспоминания, достигнутое все равно того стоит.

— Я не могу ничего сказать о результатах обследования, — сухо сказала Эпплджек. — В конце концов, я их так и не увидела.

— Вы их получите к понедельнику, я обещаю. Проблемы с электричеством повредили копир, и мы по-прежнему ждем новый.

— Почему вы не можете дать их мне прямо сейчас?

— Потому что сейчас это неважно! — рявкнул Роуз. Вновь опустилось молчание, после которого доктор наконец вздохнул. — Простите, что я на вас накричал. Я не высыпаюсь, и отсутствие аналогичных результатов среди остальных пациентов лечебной группы делает все только хуже. Но мне надо думать не только о Твайлайт. Прошел уже целый год с тех пор, как мы перешли от клинических испытаний к лечению более серьезных случаев. Если мы не продемонстрируем вскоре ощутимый прогресс, нам могут запросто урезать финансирование или вовсе отозвать разрешение. Если мы завалим методику сейчас, то следующего шанса нам, возможно, придется ждать годы. И сколько, как вы думаете, больных единорогов потеряет за это время рога?

— Мы оба дали одну и ту же клятву при получении дипломов, Роуз. Мы поклялись не навредить. Нам нельзя даже помыслить о том, чтобы причинить вред одному пони ради благополучия дюжин других. Это всем известная скользкая дорожка, которая ведет во мрак и ужас.

Твайлайт так увлеклась ловлей каждого слова Эпплджек, что не заметила даже, как Роуз подошел к столу, пока не увидела его ноги так близко, что они, казалось, соприкоснулись шерстинками с ее шкуркой. Пинки Пай, похоже, готова была потерять сознание в любое мгновенье. Отступать глубже под стол было уже некуда, и как бы старательно они ни вжимались, им оставалось разве что только вырыть в полу нору. Доктору всего-то нужно поглядеть в сторону Эпплджек, и тогда они будут мгновенно обнаружены.

Но вместо этого Роуз отвернулся, переведя взгляд куда-то за темный горизонт. Некоторое время спустя он заговорил, и голос его был сух и бледен, как старая выцветшая фотография.

— Когда я был в Седельной Арабии, мне приходилось принимать такие решения постоянно. Это был вопрос простейшей арифметики: некоторые раны надо лечить слишком долго, а за это время я мог бы спасти двух или трех других солдат. Мы не всегда располагаем роскошью соблюдения морали, Эпплджек.

— Вы больше не в Седельной Арабии, — Эпплджек больше не увещевала: в ее голосе теперь тихо звучало беспокойство. — Вы вернулись.

— Мне кажется, отчасти я не вернусь оттуда никогда, — сказал Роуз, так тихо, что Твайлайт приняла было эти слова просто за вздох.

— Сэр? — спросила Эпплджек, но Роуз не повторил сказанного. Вместо этого он отвернулся от стола и продолжил ходить по кругу с другой стороны. Твайлайт вытерла скопившийся на лбу пот.

— Я просто хотел показать вам более широкую перспективу. Мы не можем отмахиваться от сложившейся ситуации. Если нам не удастся предъявить успешные результаты, мы рискуем обречь больных единорогов на ужасную судьбу в копытах варварской устаревшей медицины, — Эпплджек попыталась было запротестовать, но Роуз продолжил, дав ей издать лишь бессвязный возглас. — Но это вовсе не значит, что вы неправы. Я задержу следующие этапы лечения на неделю.

— На неделю? — Эпплджек помедлила, будто ожидая шутки, которой так и не прозвучало. Не дождавшись, она произнесла твердым голосом: — Одной недели совсем не хватит на серьезное исследование.

— Но большее мы позволить себе не можем. Даже такой срок опасен. Если комиссия услышит, что я задерживаю лечение из-за сомнений касательно побочных эффектов, это будет последний гвоздь нам в гроб, — Роуз говорил с растущей целеустремленностью в голосе, наливающемся силой и уверенностью. — Это значит, что вы должны об этом молчать. Я доложу, что лабораторное оборудование все еще ремонтируется из-за очередной проблемы с электроснабжением, так что у нас будет оправдание, если комиссия решит вдруг провести проверку — что, конечно, весьма сомнительно. Начиная с понедельника, вы не должны отступать от Твайлайт ни на шаг. Выспрашивайте ее обо всем: о семье, о друзьях, о жизни в роли помазанной наследницы Селестии, как там она себя представляет. Абсолютно обо всем. Внимательно следите за любыми нестыковками или путаницей, которая может означать возвращение воспоминаний. Поняли?

— Если больше времени не будет, то я постараюсь, — в голосе Эпплджек было слышно куда меньше уверенности, но за словами все равно ощущалась стальная воля. — Можете на меня положиться.

— Чудно. К вечеру следующей пятницы я жду от вас отчет по психическому состоянию Твайлайт. Если вы не заметите никаких признаков регресса, то мы сможем оставить наши сомнения позади и продолжить лечение.

Кратко и без лишних церемоний Эпплджек попрощалась и вышла. После того как за ней закрылась дверь, Роуз еще долго стоял в тишине.

Когда он наконец шевельнулся, у Твайлайт заледенела кровь в жилах: он вновь пришел к открытой части стола, поставив передние копыта в считаных дюймах от прячущихся пони. Только чудом он не заметил их, когда склонился и отпер один из боковых ящиков стола: несмотря на невероятную близость, смотрел он в сторону. И все же Твайлайт так и не рискнула сделать выдох в страхе, что он может почувствовать дыхание шерстинками ног.

Щелкнул замок, и ящик с шорохом нехотя открылся. Роуз сунул копыто внутрь и достал толстую картонную папку. Несмотря на невыразительный вид, ее внезапное появление показалось для Твайлайт подобным ледяному порыву зимнего ветра жарким летним днем. Единорожка парализованно уставилась на папку. Она бы узнала ее где угодно. Это была та самая папка, которой Роуз мучал ее в первый день в Бродхуфе.

Это была ее папка.

Роуз кинул папку на стол с мягким шлепком бумаги по дереву. Сунув копыто в ящик еще раз, он с куда большей осторожностью извлек бутылку с темной красно-коричневой жидкостью. Она явно была дорогой на вид, но когда доктор выдернул пробку, до носа Твайлайт донесся запах растворителя.

Сделав пару крупных глотков, Роуз протяжно застонал.

— Вот и получай за то, что нанял неуверенную в себе земную пони с застарелой обидой на весь мир, — тихо произнес он себе под нос и мрачно усмехнулся. Вернув бутылку в ящик, он сосредоточился на содержимом папки Твайлайт.

Твайлайт ни на секунду не сомневалась, что он ищет те результаты обследования, которые запросила Эпплджек. Но зачем? — спросила она саму себя. Зачем ему показывать результаты пациента без единого симптома психического расстройства? От внезапного осознания у нее на лице расползлась улыбка. Ну конечно же! Если я — единственная пациентка с таким удивительным прогрессом, тогда как остальные томятся, как, например, Винд Сонг, без улучшений, то все его исследование оказывается бесполезно! Если кто-нибудь увидит эти результаты, то тут же появятся вопросы, что с остальными пони, а он так рисковать не может. Если отзовут финансирование, он никогда не сможет добиться своей настоящей мечты: увековечить свое имя как автора лечения.

Самодовольная радость Твайлайт от того, что она смогла разглядеть план Роуза, могла сравниться только с отвращением от его тактики. Слушая, как он вынимает из папки листы бумаги, единорожка застала себя за тем, что трет копытом украденные документы в кармане робы и наслаждается чувством праведной гордости от осознания, что обнаружила слабость, от которой ему не получится так просто избавиться.

Только если он тебя не поймает первым, — прошептал голос глубоко в голове, обдав ей спину морозом. Страх и волнение вернулись в полную силу, пока она глядела почти в упор в грудь жеребца. Разум начал дразнить ее, как школьный хулиган, подкидывая картинки того, что может случиться, если ее обнаружат. Со лба капал холодный пот. Сидя совершенно неподвижно, как перепуганная горгулья, она проследила взглядом, как врач положил папку обратно в ящик, в ужасе ожидая, что они вот-вот встретятся глазами. Она даже почти не шевельнула головой, когда он запер ящик и вышел за пределы поля зрения.

Только после того, как Роуз выключил свет и запер за собой дверь, Твайлайт выдохнула, не заметив даже, что вообще задержала до того дыхание. Оказавшись в пелене темноты, она испытала какое-то извращенное чувство безопасности, успокоившее ее нервы.

— О Селестия, чуть не попались, — сказала Твайлайт, выпутываясь вместе с Пинки Пай из объятий друг друга и привыкая глазами к тусклому свету, проникавшему внутрь сквозь тонкие щели дверного проема. Единорожка выгнула спину, потягиваясь, пока не прозвучал тихий щелчок. — Поверить не могу, что он нас не увидел.

— Нам. Надо. Уходить, — прошипела Пинки. — Сейчас. Пока он не вернулся.

— Я не уйду, пока не узнаю, как снять заклинания на глушителе, — она сдавила Пинки плечо, чтобы успокоить. — Вероятность того, что Роуз вернется в кабинет, минимальна. К тому же нам тогда придется возвращаться сюда потом, если мы ничего не найдем сегодня.

Сочащегося из-под двери кабинета света хватало, чтобы можно было разглядеть пораженный взгляд широко распахнутых глаз Пинки.

— Что? Это же сумасшествие. Ты сумасшедшая!

Твайлайт зло скривилась.

— Сумасшедшая? И как мне доказать, что я не сумасшедшая, если я не могу пользоваться магией? Единственный способ объективно доказать мою нормальность — это сотворить заклинание, которое маленькая кобылка, с детства запертая в больнице, знать никак не может. И они ни за что и никогда добровольно не дадут мне такой шанс. Если я… если мы не снимем глушитель, мы рискуем будущим всей Эквестрии. Мы должны остаться, Пинки. Все рассчитывают на нас.

Пинки замотала головой так, будто слова Твайлайт вдруг превратились в стаю злых насекомых.

— Нет. Сейчас! Мы должны уходить прямо сейчас. Я соблюла Пинки-клятву, так что теперь я возвращаюсь к себе в палату.

Твайлайт крепче сжала плечо Пинки.

— Слушай, мы еще не заглядывали только в ящики стола. Очевидно, что все важные вещи, которые он не хочет показывать никому, находятся именно там. Просто вскрой замок, дай мне посмотреть, что внутри, и мы уйдем.

Пинки судорожно застыла.

— Я сказала — нет! Я не буду этого делать. Я ухожу! — ответила она, вырвавшись из хватки Твайлайт. — Ты можешь влезать в неприятности, сколько хочешь, а я не плохая пони, и не хочу тебе больше помогать делать плохие дела!

В выражении ее лица Твайлайт разглядела и злость, и страх, и даже намек на отвращение, перед тем как подруга рвано, как деревянная кукла, отвернулась и пошла к двери.

Гнев взорвался в груди Твайлайт, как извергающийся вулкан. Она бросилась вслед за Пинки и, схватив ее за плечи, развернула и впечатала в стену. Книжные полки зашатались от удара, но Твайлайт лишь оскалила зубы:

— Нет! Ты не уйдешь! Я слишком близко подобралась! Ты меня понимаешь? Мы займемся поиском, причем прямо сейчас!

Твайлайт почувствовала, как ей на передние ноги упало что-то мокрое. В тусклом освещении кабинета было видно, как заблестели глаза Пинки и как сморщился ее нос от усилия сдержать слезы. Огонь в груди единорожки угас в то же мгновенье. Она отдернула ноги, будто коснулась раскаленной печи. Потеряв опору, Пинки упала на пол. Она закрыла хвостом бедро, боясь поднять взгляд на Твайлайт. Ее всхлипы звучали в темноте, как раскаты грома.

— Пинки… — прохрипела Твайлайт внезапно обратившимся в пустыню ртом. — Погоди, я…

Пинки Пай вскочила на ноги и бросилась к двери. Твайлайт позвала ее, но та даже не оглянулась. Дверь захлопнулась у нее за спиной, оставив Твайлайт среди обступивших со всех сторон теней.

Твайлайт потребовалось куда больше времени, чтобы взять эмоции под контроль, чем она хотела бы признать. Стресса и побочных эффектов неизвестных лекарств, которыми ее травили все это время, с лихвой хватило, чтобы растрепать ей все нервы, но в тишине кабинета Роуза ее всплеск эмоций жутким эхом отразился у нее в голове.

Единорожку с головой накрыла волна вины и стыда. Что я делаю? — спросила Твайлайт себя. Этот вопрос сочился суровым неодобрением, с которым родитель приходит забирать ребенка из школы раньше времени. Такому нет никаких оправданий: нельзя вот так терять контроль над собой, и неважно, каким ядом меня травили.

Спотыкаясь, Твайлайт двинулась к выходу.

Пинки была абсолютно права, и я должна была сама это понять. Оставаться здесь — глупо и нелогично. Если меня поймают, любая надежда для Эквестрии будет потеряна. Чтобы снять эту штуку с рога, мне нужен план, план умнее и продуманней.

Твайлайт проскользнула в коридор и осторожно закрыла за собой дверь, испытав одновременно и облегчение, и тревогу, когда увидела, что Пинки Пай уже пропала. Волна вины вновь накрыла Твайлайт, но единорожка все же утешилась тем результатом, что достигла в этой вылазке. Она провела копытом по карману, где лежали спрятанные документы. Я, может, и не нашла того, что искала, но и это не многим хуже. Мне нельзя поддаваться сомнениям, раз я встала на этот путь. Даже когда я ошибаюсь, каждый шаг все равно приближает меня к спасению Эквестрии.

Твайлайт утешилась твердостью этого заявления. Она даже улыбнулась. Когда она наконец вернулась к себе в палату, вина стала уже далекими воспоминаниями.

---

[1]Sunbeam — Солнечный Луч. Предыдущая — Pallet Shift — Сдвиг Поддонов (лол). Следующая — Песня Ветра

Глава 24

— Твайлайт? Ты меня слышишь?

— П-Принцесса? Принцесса Селестия, это вы? Я так волновалась! Мы не говорили уже несколько недель. Пожалуйста, объясните мне, что происходит! Скажите, что вы в безопасности!

— Тень… сильнее с каждым днем. Я не знаю, сколько еще мы сможем ее сдерживать.

— Я стараюсь изо всех сил, принцесса! Но мои друзья в этом мире совсем другие, и каждый раз, когда мне кажется, будто у меня начало что-то получаться, все идет наперекосяк.

—… спокойствие, моя верная ученица. Ты сможешь, но ты должна… быстро и оставаться сильной. Ты должна восстановить Элементы Гармонии как можно скорее… все будет потеряно.

— Я не могу скорее, принцесса! Друзья… у меня слишком мало возможностей исправить их изъяны.

— У тебя получится. Мы верим в тебя, Твайлайт. Я… в тебя.

— Нет! Принцесса, пожалуйста, не уходите! Мне нужна ваша помощь!

— Скоро… связь…

— Принцесса, пожалуйста, подождите! Я не хочу снова остаться одной. Пожалуйста! Принцесса? Принцесса?

---

Твайлайт сидела за столом с потертой столешницей и глядела в сердито перекошенное лицо Рейнбоу Дэш, скрестившей передние ноги на груди. Первым делом единорожке надо было убедить ее пойти на контакт. Рейнбоу Дэш скривилась еще сильнее, глянув на Эпплджек обжигающе ядовитым взглядом. От молчаливого напряжения в маленькой комнате воздух начал казаться душным и спертым.

Твайлайт оглянулась на Эпплджек и Скуталу, которые как ни в чем ни бывало болтали и делились относительно невинными слухами. Единорожке казалось, будто ее как стеснительного ребенка насильно притащили на детский праздник, организованный скорее для подружек-матерей, чем для детей. Она с трудом пересилила позыв скривиться не хуже Рейнбоу.

Пора состроить хорошую мину при плохой игре, — сказала себе Твайлайт, отпихнув в сторону раздражение. Погладив копытом торчащую из кармана Смарти Пантс, чтобы почерпнуть из драгоценной для нее куклы немного уверенности, она заговорила:

— Итак, Рейнбоу Дэш. Как себя чувствуешь?

— Нормально.

— У тебя ничего больше не болит после прист… э… падения?

Рейнбоу прищурилась.

— Нет.

— Это хорошо, — сказала Твайлайт, и быстро улыбнувшись, поспешила сменить тему. — Чем занималась в последнее время?

— Ничем.

— Читала недавно какие-нибудь интересные книги?

— Нет.

— Ну, тогда мне обязательно надо тебе порекомендовать парочку. Ты читала уже серию про Дэринг Ду? Я уверена, что ты в них влюбишься, если хоть чуточку попробуешь почитать. Видишь ли, они про очень храбрую пегаску, которая любит…

— Книги это н-н-не круто, — ровно произнесла Рейнбоу.

— Ну, а мне кажется, что книги это довольно круто.

— Потому что ты некрутая.

Твайлайт крепко клацнула зубами, ощутив на щеках жар. Она глянула на копыта и потерла их друг о друга, отчитывая себя за нерешительность. Хватит вести себя как застенчивая кобылка в первый день в школе. Это Рейнбоу Дэш. Ты с ней говорила уже миллион раз. Ну и что, что у нее ушибленная голова и больные крылья? Она в душе та же самая кобыла. Ты ее знаешь. Ты знаешь, как она думает, и что ей интересно. Ну так воспользуйся!

Твайлайт распрямила спину и приняла непринужденную позу.

— Я слышала, в этом году победу в дерби Вондерболтов прочат Рапидфайру.

Результат оказался, как от удара током.

— Рапидфайру? Рапидфайру? — Рейнбоу Дэш хлопнула копытом по столу. — Флитфут в-в-в-вокруг Рапидфайра может кругами летать, к-к-к-когда ей вздумается!

— Ну, Рапидфайр все-таки победил в прошлом году, — сказала Твайлайт, судорожно шаря в памяти в поисках малейших кусочков информации и интересных фактов, отложившихся из разговоров с Рейнбоу за годы их дружбы, и надеясь, что они окажутся верными.

— Именно! Он самодовольный. Ленивый! Ему не хватит мотивации еще раз победить в большом соревновании. Он уже нахватал себе трофеев и медалей, так что больше напрягаться не будет. А Флитфут… — Рейнбоу Дэш ухмыльнулась. — Ей копыто в рот не клади. Не вышла размером, зато берет скоростью. Спорю на сотню, нет, на тысячу битов, что она победит в дерби.

— Ты, я погляжу, фанат.

Рейнбоу Дэш гордо напыжилась.

— Еще какой! У меня даже есть ее автограф. Точно тебе говорю, она когда-нибудь займет место Спитфайр. Если, конечно, я не успею раньше нее.

— Правда? Автограф? И как ты умудрилась?

— Я член фан-клуба Вондерболтов, и получаю каждый месяц журнал. Когда ее приняли в команду, в журнал вложили плакат, и знаешь что? На нем был ее автограф! Он у м-м-меня висит на стене, — Рейнбоу пригладила гриву назад. — Крутейшая штука во всей больнице. Ну, кроме меня, конечно.

— А, — слабо улыбнувшись, сказала Твайлайт. — Похоже, замечательная реликвия.

— Да. Все жуть как завидуют, — Рейнбоу окинула Твайлайт взглядом с выражением, колеблющимся между презрительной враждой и легким любопытством. — Не знала, что зануда типа тебя может заинтересоваться Вондерболтами.

— Я, очевидно, не самый большой их фанат, — сказала Твайлайт, указав через стол копытом. — На самом деле, я просто рада пообщаться с другим фаном. Особенно фаном вроде тебя. Ты же, похоже, знаешь о Вондерболтах гораздо больше остальных здешних. Думаю, ты меня можешь многому научить. Если ты не против, конечно.

На лице Рейнбоу медленно расползлась улыбка.

— Научить, а? Говорила же, что ты зануда. Ладно, научу. Но слушай внимательно, п-потому что я п-п-повторять не буду.

Остаток часа прошел за односторонним обсуждением Вондерболтов, дерби Вондерболтов, резервов Вондерболтов и личных планов Рейнбоу Дэш вступить в их ряды и победить каждого в соревнованиях, как только она выберется из Бродхуфа. Она металась с темы на тему как параспрайт, и всякая надежда Твайлайт на осмысленный разговор утонула под нескончаемым потоком болезненно детальной информации о ежедневной жизни летной команды. Минуты медленно ползли, и с каждой следующей улыбка Твайлайт становилась все напряженней.

Все наконец-то закончилось, когда Эпплджек встала со своего места и заявила, что пора уходить. На лице Рейнбоу мелькнуло раздражение, но не прошло и мгновения, и маска самоуверенной незаинтересованности вновь прочно встала на место.

— Еще как-нибудь встретимся, зануда, — бросила Рейнбоу через плечо, следуя за врачом на выход.

Помахав ей на прощание, Твайлайт посмаковала немного удовольствие от того, что чуточку продвинулась вперед с очередным носителем элемента. Принцесса Селестия будет гордиться.

Поймав ее взгляд, Эпплджек улыбнулась:

— Ну что, повеселились?

— Ага. Рейнбоу энергичная пони, и, так сказать, очень увлечена Вондерболтами, но с ней весело. Надеюсь, еще смогу с ней как-нибудь пообщаться.

— Я рада видеть, что ты снова ищешь друзей, но может лучше будет встретиться с кем-нибудь еще? — несмотря на нейтральный тон, смысл слов Эпплджек был очевиднее некуда.

— Сомневаюсь, что Рейнбоу собирается в ближайшее время кидаться на меня с тарелками супа, — подмигнув, сказала Твайлайт. — К тому же я чувствую с ней какую-то связь. У нее доброе сердце.

— Значит, ты ее помнишь, — кивнув, утвердительно сказала Эпплджек. — И когда у тебя самое раннее воспоминание о ней?

Твайлайт равнодушно пожала плечами.

— Несколько лет назад.

— Мне было бы интересно об этом послушать. Может, мы побудем тут пока пару минут, и ты мне расскажешь, что помнишь?

Твайлайт оглянулась из стороны в сторону и приметила в коридоре группу санитаров и медсестер. Нет. Пока рано. Здесь слишком много посторонних. Она повернулась к Эпплджек.

— У нас разве сейчас по расписанию не терапия?

— Ну… да. Само собой. Пожалуй, можем тогда поговорить потом.

— Отлично.

Они пошли друг за другом по коридору, набитому пациентами и медиками. В жизни Бродхуфа, можно сказать, присутствовала мрачная ирония: заведение само по себе производило впечатление больного биполярным расстройством. Такая же размытая линия, что отделяла психиатрическую больницу от тюрьмы, разделяла в Бродхуфе порядок и анархию. Пустые, как склепы, коридоры вдруг превращались в забитые пробками магистрали всякий раз, когда, согласно расписанию, огромные толпы пони торопливо отправлялись к следующему пункту назначения. Казалось, будто мимо доктора и ее пациентки шли все пони в больнице разом.

Что не сделало внезапное появление Пинки Пай в толпе более приятным для Твайлайт. Пинки тащилась с низко опущенной головой, не отрывая взгляда от кафельного пола, и энергии или радости в ней было не больше, чем в участнике похоронной процессии. Ее можно было бы сравнить со сдувшимся воздушным шариком, которому больше не хватает сил противостоять гравитации.

На плечи Твайлайт тяжелым камнем лег стыд, который стал еще тяжелее от осознания того, что группа Пинки пройдет мимо них через считаные мгновенья. И все-таки об извинениях не могло быть и речи. Пока Эпплджек изображает из себя сиамского близнеца единорожки, любые попытки извиниться только породят неудобные вопросы. Нет, лучше пока не обращать на нее внимания, — заверила себя Твайлайт. Они миновали друг друга, не проронив ни слова, при этом так близко, что чуть было не соприкоснулись плечами. Впрочем, это же Пинки Пай. Отойдет.

Вытолкнув Пинки из своих мыслей, Твайлайт изо всех сил постаралась не отставать от Эпплджек. Как оказалось, личный эскорт в лице доктора имел определенные преимущества. Они обошли хнычущего жеребца, не обращающего внимания на требования своих уставших сиделок встать, как большой мальчик, на ноги, и двинулись в обход через другую артерию больницы, не настолько забитую пациентами.

Едва избавившись от толпы и любопытных ушей, Твайлайт резко кашлянула, чтобы остановить Эпплджек. Наконец-то они оказались одни. Пора сдвинуть дело с мертвой точки.

— Эй, Эпплджек? Я хочу с тобой кое о чем поговорить.

— О том, что между вами с Пинки Пай произошло?

От такого неожиданного вопроса Твайлайт очень натурально изобразила выброшенную на берег рыбу, бессмысленно хлопая ртом и глядя на доктора выпученными глазами. Обретя, наконец, дар речи, пусть и в виде всего лишь хриплого шепота, она спросила:

— С ч-чего ты взяла, что между нами что-то произошло?

— Может, я ношу очки, но это вовсе не значит, что я ничего не вижу у себя прямо под носом.

В голове Твайлайт галопом понеслись многочисленные сценарии предательств и провалов.

— Это все Пинки Пай, да? Что она тебе сказала?

— Никто ничего не сказал. Никому и не надо было ничего говорить. Когда я в последний раз вас видела, вы были не разлей вода. А теперь вы даже не сидели рядом на завтраке и не обратили друг на друга внимание в коридоре. Не нужно тут никакого большого научного звания, чтобы диагностировать разногласие у двух подружек.

Облегчение Твайлайт от того, что ее воровская вылазка так и осталась неизвестна, быстро сменилось на страх все равно испортить свои планы каким-нибудь неосторожным словом.

— Ничего особенного. И я собиралась с тобой поговорить совсем не об этом.

— Не вешай мне свое «ничего особенного» на уши. Ссора между подругами — это определенно что-то. Расскажи, что случилось.

— Я не хочу об этом говорить! — воскликнула Твайлайт. От отчаянной жажды сменить тему в ее голосе зазвенели резкие нотки.

— Просьбы не соваться не в свое дело не помогают Эпплблум, так что не помогут и тебе. По мне, так очень даже очевидно, что вы обе страдаете. А теперь, раз ты точно не хочешь об этом говорить, я могу сначала спросить Пинки.

— Нет! — выкрикнула Твайлайт, ощутив, как встала дыбом шерсть от одной мысли, что может выдать доктору расстроенная Пинки Пай без контроля. — В смысле, в этом нет необходимости. Мы просто… поспорили на выходных.

— Это-то как раз очевидно. И о чем же был спор?

— Разногласие. Об игре. Я хотела делать одно, она — другое, и… закрутилось.

Эпплджек изогнула бровь в явном недоверии.

— Об игре?

Твайлайт вздохнула и, осторожно подбирая слова, сказала:

— Да. Мы играли в притворяшки. Мы не сошлись во мнениях, что хотим делать, и все кончилось парой злых и неудачно сказанных слов.

— Судя по лицу Пинки, эти злые слова шли по большей части с одной стороны.

На щеках Твайлайт разгорелся жар стыда.

— Типа того. Я обиделась и… может, накричала. Но я не хотела!

— Никто и не хочет кричать на близких пони. Но это все равно случается. И это все равно болезненно. Ты еще не пробовала извиниться?

— Нет. Она убежала до того, как я успела объясниться.

Эпплджек нахмурилась, вынудив Твайлайт еще раз печально вздохнуть.

— Ты права, это не оправдание. Я знаю, что я поступила плохо, и мне не следовало так себя вести. Но извиняться непросто, особенно когда сама понимаешь, что виновата, — она прокашлялась и вновь взяла эмоции под контроль, чтобы опять сосредоточиться на лежащей впереди цели. — Но тогда все мои мысли очень плотно занимала та самая вещь, которую мне надо с тобой обсудить.

— Вовсе не обязательно было ждать, пока разругаешься с подругой, чтобы рассказать мне, что тебя гложет, — сказала Эпплджек. — Ты же знаешь, что можешь мне полностью доверять, правда, Твайлайт? Врачебная тайна означает, что любое твое слово не покинет этих стен.

— Я не могу об этом говорить, пока мы только вдвоем. Это слишком важно. Слишком важно для меня. Можно как-нибудь устроить нам с тобой встречу с Рэрити?

Эпплджек нахмурилась в легкой растерянности и вытащила из кармана маленький ежедневник. Открыв его на странице с завернутым уголком, она ответила:

— У тебя уже назначена встреча в пятницу.

— Можем встретиться дополнительно завтра? Это очень важно.

— Я попытаюсь. Рэрити щедро делится своим временем. Ну, когда может, конечно, — Эпплджек еще раз проверила расписание. — Думаю можно что-нибудь устроить в среду или четверг, но придется тогда пожертвовать твоим свободным временем.

— Это не страшно! Правда. Главное, чтобы вы там были обе. Ну, знаешь. Группой.

— Да, я поняла, — рассмеявшись, сказала Эпплджек и сунула ежедневник обратно в карман. — Я постараюсь что-нибудь устроить. Но ты должна сначала сделать для меня кое-что еще важнее.

— Что?

— Ты должна извиниться перед Пинки Пай. Бывает, конечно, что мы случайно раним чувства близких пони, но дружба — слишком важная штука, слишком чудесная, чтобы ломать ее каким-то единственным разногласием. Я не хочу, чтоб Пинки потеряла единственную подругу в споре из-за игры. Так что ты должна пообещать, что извинишься.

Твайлайт глянула вниз и легонько потерла одну переднюю ногу о другую.

— Хорошо. Я обещаю, я поговорю… — моргнув, Твайлайт вскинула голову. — В каком смысле «единственную подругу»?

— Я не так хотела выразиться, — покраснела Эпплджек. — Все сотрудники больницы обожают ее до жути. Но мне очень бы не хотелось, чтобы ты ее сейчас отталкивала от себя. Ей все-таки нужна еще и подруга-ровесница.

Нахмурив лоб, Твайлайт медленно кивнула и ответила:

— Ладно. Я… поговорю с ней после ужина.

— Не сомневаюсь, Твайлайт. Ты хорошая девочка, — теплая улыбка Эпплджек была как яркий лучик солнца в пасмурный день: ничего общего с натянутыми, стерильными улыбками сотрудников больницы, которых, наверное, натаскали так обращаться к пациентам. На мгновенье показалось, будто Эпплджек вновь вернулась на ферму, к той счастливой и полновесной жизни, которую она не помнит. Улыбка угасла. — Кстати, раз ты так отчаянно хочешь встретиться с Рэрити, может, расскажешь мне заодно, что ты про нее помнишь?

---

— Пинки?

Кобыла вздрогнула, но так и не обернулась. Вместо этого она еще чуть сильнее наклонилась над столом, не поднимая взгляда от покрывающей столешницу бесформенной россыпи изношенных и истертых кусочков паззла.

— Пинки, пожалуйста, нам надо поговорить, — продолжила Твайлайт, обходя стол кругом и садясь напротив.

Пинки молча подвигала носом несколько кусочков мозаики по столу. Твайлайт помедлила и обернулась через плечо. С другой стороны комнаты стояла доктор Эпплджек, прислонившись к стене. Она была как раз настолько далеко, чтобы не подслушивать их разговор, но достаточно близко, чтобы если что вмешаться. Поймав взгляд Твайлайт, она подбадривающе кивнула и помахала копытом, чтобы та продолжала.

Твайлайт повернулась обратно к Пинки.

— Я знаю, мы на выходных обменялись… парой весьма крепких слов, и я хочу попросить прощения. Я не должна была на тебя так орать. Я увлеклась, и мы так близко подобрались к цели, и я… потеряла самоконтроль. Поддалась эмоциям. Ты… ты была права, а я — нет, и я должна была еще там это понять.

Пинки Пай медленно подняла взгляд.

— Слушай, я пытаюсь извиниться, — сказала Твайлайт, стыдливо покраснев под этим молчаливым внимательным взглядом. — Прости, что так вышло. Прости, что я так поступила.

Пинки зашептала, и ее голос звучал сухо и ломко, как осенние листья:

— Ты плохая пони.

Твайлайт вздрогнула.

— Что?

— Ты меня нечестно заставила делать вещи, которые я не хотела. Ты украла у доктора Роуза. И ты меня ударила. Ты так раньше не делала. Не знаю, что с тобой сделал доктор Роуз, но ты стала совсем другой пони и вообще, и теперь ты… теперь ты плохая пони.

— Ну, Пинки Пай, ты же не веришь в это на самом деле, — сказала Твайлайт, приходя в себя. — Мы же лучшие подруги, не забыла? Мы боремся за спасение Эквестрии. Мы хорошие.

Пинки опустила голову и легла подбородком на край стола. Она отвела глаза в сторону.

— Мне не нравится бороться с этой злой тенью. Мне больше нравилось, когда мы были рыцарями. Было гораздо веселее.

— «Когда мы были рыцарями»?

— Когда я была леди Пинки Ордена Пирога, а ты была принцессой Спаркл, Мудрецом в Башне, и мы вместе боролись с чудовищами, спасали жеребцов в беде и веселились, — мечтательно вздохнула Пинки. — Ты тогда никогда не злилась. Мы можем к этому вернуться?

Твайлайт молча уставилась на подругу, разинув рот. Медленно склонившись вперед, она положила копыта на стол и так же медленно прищурилась.

— Пинки. Ты поверила всему, что я тебе сказала о происходящем?

— Конечно же я тебе поверила! Ты же моя лучшая подружка, а лучшие подружки не врут! Просто… мы раньше были рыцарями, и учеными, и библиотекарями. Нам было весело. Но с тех пор, как появилась эта теневая штуковина, все изменилось. Ты теперь врешь докторам, пролезаешь в их кабинеты, злюкой на всех смотришь и вообще совсем другой стала! Мне кажется, эта тень у тебя меняет не друзей. Мне кажется, она превращает тебя в плохую пони. Моя Твайлайт ни за что бы не накричала ни на кого, ничего бы не крала и меня бы не била! — Пинки подняла взгляд, и слезы тут же полились без препятствий. — Я хочу, чтобы моя Твайлайт вернулась.

Твайлайт обошла стол кругом и села рядом с опечаленной Пинки Пай.

— Ты права. Я не та Твайлайт, которую ты знала. Она — просто сон, которого никогда не было на самом деле. Она часть все той же иллюзии, которая держит здесь меня и друзей. Все наши достижения, вся наша сущность была полностью стерта. Мне надо напомнить им, что они — Элементы Гармонии, чтобы мы вместе смогли все исправить.

— Но с чего мне тебе верить? Моя Твайлайт может быть настоящей Твайлайт, а ты, может, просто поддельнючая фальшивка у нее в голове. Может, это ты ее заставляешь делать плохие вещи, — Пинки вздохнула. — Я должна рассказать доктору ЭйДжей обо всем.

По шее Твайлайт побежала тревожная ледяная дрожь. С трудом удержав на лице нейтральное выражение, единорожка вытянула ногу и сдавила Пинки копыто.

— Ты мне поверишь, потому что в глубине души ты знаешь, что это правда. Несмотря на все свое могущество, тень не может окончательно задавить Элементы Гармонии. Они по-прежнему здесь, по-прежнему пытаются стать такими, какими и должны быть. Они знают, как все должно быть на самом деле.

— Ты знаешь, что я говорю правду, Пинки Пай, потому что ты — Элемент Смеха, и всю свою жизнь ты посвятила тому, чтобы веселить других, чтобы зажигать в сердце каждого искорку радости.

— Я не твой Элемент, — скованно ответила Пинки. — Это глупости все. Я не какой-нибудь герой, который спасет всю Эквестрию. Я просто обычная пони.

— Ты далеко не обычная пони. И я могу это доказать, — сказала Твайлайт с доброй улыбкой на лице. — Я помню, как ты мне рассказала про больную кобылку по имени Кловер. А ты помнишь?

— Конечно, помню. Я тогда получила Метку.

— Именно. Ты увидела печальную пони, которую надо было подбодрить, и ты не удержалась. Ты постаралась изо всех сил, чтобы у нее был хоть один хороший день, памятный момент, когда ей не надо волноваться ни о чем, и только получать удовольствие. Хоть ты была всего лишь ребенком на больничной койке, ты все равно умудрилась устроить вечеринку, которую все потом обсуждали еще несколько лет.

Твайлайт склонилась к Пинки и сжала ее копыта передними ногами.

— Именно так бы поступила и та Пинки, которую знаю я. Ты хочешь помогать другим пони несмотря ни на что. Ты хорошая пони. И ты не просто Элемент Смеха, Пинки. Ты моя лучшая подруга.

Пинки улыбнулась, несмотря на остатки сомнения, все еще мелькающие в глазах.

— Я знаю. Ты тоже моя лучшая подружка. Но эта тень… она тебя изменила.

Она замолчала, покусывая нижнюю губу. Она выглядела уставшей.

Твайлайт помедлила, глядя в невинные голубые глаза подруги, и внутренне скривилась перед тем, как выдать ответ:

— Знаешь что, Пинки? Ты снова права. Именно так тень работает против меня. Перед каждой из нас лежит свое испытание, и вот это — мое. Потому мне нужен твой свет, твой смех. Я хочу, чтоб ты стала моей совестью, чтобы ты не давала мне забыться и превратиться в плохую пони. Пожалуйста, Пинки. Ты — единственная подруга, которая у меня сейчас осталась. Пожалуйста, останься со мной.

Как единорожка и ожидала, эти слова задели весьма очевидную струну в душе Пинки Пай. Она слабо кивнула.

— Я… останусь.

— Я не сомневалась в тебе, Пинки, — Твайлайт широко раскинула передние ноги, жестом подсказывая Пинки сделать то же самое.

Последние капли сомнений Пинки испарились за одно мгновенье. Крепко зажмурившись, чтобы не пустить подступающие слезы, она устремилась вперед и крепко обняла Твайлайт.

— Прости, пожалуйста! Я не хотела тогда такое про тебя говорить!

— Тебе не за что просить прощения. Это я должна просить. Мне никогда и ни за что не следовало с тобой так обращаться, — сказала она, устроив из объятий представление для успокоения Эпплджек. Держа в передних ногах виновато себя ощущающую Пинки, Твайлайт молча праздновала победу.

Подруги медленно разжали объятья. Пинки стерла пару нечаянных слез со щек и улыбнулась Твайлайт в ответ. У нее на лице было написано то самое выражение облегчения, свойственное пони, только что признавшейся в прегрешениях и полностью прощенной. По ее лицу казалось, будто это именно она была во всем виновата и больше никто. Твайлайт даже не подумала ее переубеждать.

Твайлайт повернулась к столу и, чтобы снять такое могучее эмоциональное напряжение, сменила тему на обсуждение мозаики, которую Пинки до того собирала. Она принялась двигать кусочки, помогая Пинки рассортировать их в аккуратные стопочки по форме и цвету.

Пинки попыталась вернуться к обычному весёлому настрою, бросая на Твайлайт робкие взгляды после каждой простейшей шутки. И каждый раз, когда Твайлайт снисходила до улыбки, она широко улыбалась в ответ, буквально расцветая от одобрения подруги.

Улыбка дрогнула лишь на мгновенье, когда Твайлайт принялась нашептывать ей на ухо.

Глава 25

Твайлайт подогнула под себя ноги, но не оторвала взгляда распахнутых в страхе глаз от двери в свою палату. Она уже потеряла счет времени. Непрерывный поток искусственного света, обычно сочащийся сквозь узкое наблюдательное окошко в двери, ничего ей не говорил. Она могла разглядеть только пони, стоящего с той стороны, с подсвеченной сверху широкополой шляпой, из-под которой выглядывал практически один только кончик обернутого тенями белого клюва.

Твайлайт постаралась сдержать дрожь, чувствуя на себе неотрывный взгляд пустых глазниц. Даже несмотря на расстояние она отлично видела, кто наблюдал за ней за окном. Ошибиться было невозможно. Она прижала к себе одеяло поплотнее в жеребячьей попытке защититься от чудовищ во тьме, и как бы то ни было, она почувствовала себя чуточку лучше.

Время от времени свет мерцал и гас на несколько мгновений, и это служило единственным свидетельством того, что время все еще течет, а не застыло, как лед. Кобыла и завернутый в робу жеребец безмолвно разглядывали друг друга довольно долго, и шок от столь раннего и внезапного пробуждения начал сказываться на нервах Твайлайт. Судорожные, беспорядочные вопросы вспыхивали и проносились в голове единорожки, как падающие звезды: яркие, но мимолетные. Сколько он уже так стоит? Зачем он пришел? Где все медсестры? Я вообще бодрствую?

Последняя мысль повторилась в голове Твайлайт несколько раз подряд. Неспособность понять, спит она или нет, должна была бы встревожить, но вместо этого, единорожка лишь судорожно приподняла уголки губ в маниакальной улыбке. Ей хотелось плакать.

Этот замороженный кошмар оборвался безо всякого предупреждения, когда жеребец внезапно отвернулся от окошка. Это резкое движение когтями впилось в глотку Твайлайт, заставив ее сдавленно вскрикнуть. Дрожа всем телом, она натянула одеяло выше к подбородку, не сводя с пришельца внимательных глаз, пока тот копался в седельных сумках. Когда он вновь повернулся лицом к окну, в его копыте что-то блеснуло.

Это был ключ.

Воздух, казалось, обратился в лед, и никакие одеяла не могли защитить кобылу от холода, впившегося ей в кости. Мышцы сжались в спазме, приморозив тело к кровати и не давая даже набрать воздуха в грудь, чтобы позвать на помощь. Ей оставалось лишь только лежать в каменной неподвижности и нетерпеливо смотреть, как жеребец низко склоняется и скрывается из виду. Твайлайт изо всех сил напрягала уши, ожидая в любое мгновенье услышать неизбежный скрип сдвигаемого засова.

Тишина была, наконец, разорвана тихим звоном металла: в щель под дверью скользнул какой-то маленький предмет. Кружась и вращаясь, он прозвенел по плитке и остановился прямо по центру палаты, сверкнув в скудном освещении медным бликом.

Только почувствовав, как горят от недостатка кислорода легкие, Твайлайт осознала, как долго не дышала. Она метнулась взглядом от двери к ключу и обратно. Единорожка облизала губы, слыша оглушающий грохот сердца. Она постаралась изо всех сил не обращать внимания на ужас, пробирающийся змейкой по спине, и перекинула через край матраса ноги. Проклиная свое любопытство, она встала рядом с кроватью.

Жеребец поворачивал голову, следя за медленными, как движение ледника, шагами Твайлайт, пока та продвигалась к центру комнаты. Она остановилась там, приглядывая за чужаком одним глазом, и потянулась к ключу, отчасти ожидая, что он в любой момент распадется на тени и дым. Он был холоден наощупь и покрыт царапинами и неровностями, свидетельствовавшими о долгой жизни. Тонкий стержень ключа заканчивался головкой в виде цветка, демонстрируя неожиданную нотку выразительности у формы, которая, в остальном, ничем не была примечательна. Твайлайт подняла взгляд.

— Д-для чего он?

За окном моргнула лампа, а из ноздрей клюва жеребца вытекло несколько клочков какого-то темного газа. Кобыла тут же увяла под его безмолвным взглядом.

Проглотив комок в горле, Твайлайт подползла буквально на расстояние вытянутой ноги от двери. Жеребец по ту сторону был в точности таким, каким она его помнила: обернутые в пыльные бинты ноги, сокрытое под тяжелым плащом тело и пара грубых и сильно поношенных седельных сумок, тяжко свешивающихся у него со спины. Он был ожившим анахронизмом, сценой из манускрипта о Великой Болезни, получившей свободу передвижения. Ряженый на Ночь Кошмаров, с костюмом, взятым из книги по истории. Поистине, невозможно бояться явления столь обыденного и комичного.

Твайлайт выдавила улыбку, тщательно избегая этого пустого взгляда. Да. Комичного.

Выпрямившись и взяв себя в копыта, единорожка подняла перед собой ключ:

— Зачем ты мне его дал? — спросила она, с трудом заставляя голос не ломаться.

Жеребец продолжал смотреть на нее, пока безответный вопрос блуждал эхом по палате. Твайлайт сурово нахмурилась.

— Для чего он? — повторила она. — Скажи мне, зачем ты мне дал этот ключ?

Из ноздрей его клюва вытек ручеек дыма — пятно черной грязи на самом воздухе, упорно держащееся на месте чересчур долго. Твайлайт собралась было повторить еще раз, когда жеребец вдруг резко повернул голову вправо, быстрее, чем кобыла успела бы даже моргнуть. Он уставился в коридор, продолжая испускать потоки дыма из маски. Не издавая ни звука, жеребец отвернулся от Твайлайт и пошел прочь.

Твайлайт прижала нос к стеклу, пытаясь удержать его в поле зрения.

— Погоди! Стой! Для чего этот ключ? — прокричала она.

Вновь моргнул свет, и жеребец пропал.

Твайлайт осталась смотреть в крохотное окошко на еще несколько полных отчаяния мгновений, но в итоге выдохнула, затуманив стекло.

— Что ты задумал? — тихо спросила она с ноткой раздражения, пробравшейся в голос. — Всего лишь очередное отвлечение?

Твайлайт сдавила ключ, чувствуя его вес на копыте. Она отвернулась от двери и медленно двинулась к кровати.

Она сделала несколько глубоких вдохов, беря под контроль эмоции. Она слишком устала, чтобы чувствовать раздражение. Засунув ключ под Смарти Пантс на ближайшей полке, она взобралась на кровать и завернулась в одеяла. Быстро глянув на дверь, чтобы убедиться, что на нее никто не смотрит, Твайлайт закрыла глаза. Она спрячет ключ на следующее утро. А пока ей нужен сон. Ей нужна свежая голова, чтобы постараться не расстроить Рейнбоу Дэш.

---

Обед шел сумбурно, как и всегда: медсестры и санитары стояли как разрозненные острова в море голодных пони. Несмотря на толкучку, Твайлайт быстро отыскала в толпе Рейнбоу Дэш. Та не ответила на ее бодрое приветствие, только глянула мимоходом, и вновь перевела глаза вперед.

— Чего тебе надо?

Твайлайт поморщилась:

— Ну, я просто хотела поздороваться, и узнать, может, ты захочешь сесть со мной?

— З-з-з-зачем мне сидеть с занудами?

— Я хотела еще поговорить с тобой про Вондерболтов. Ну, знаешь, порасспрашивать тебя о них. К тому же я хотела тебя представить своей подруге Пинки Пай. Она очень хочет с тобой познакомиться.

Рейнбоу какое-то время не реагировала, потом пожала плечами.

— Ну ладно. Только держи ее на коротком поводке. Она быстро начинает раздражать.

Очередь сделала еще пару шагов вперед.

— Обязательно. Итак, как дела у Флаттершай?

— Хорошо. Теперь, когда меня отпустили из одиночки, н-н-н-н-н-никто ее больше доставать не будет. Все знают: покалечу любого, кто хоть попробует.

— Ты и правда за нее стоишь горой.

Рейнбоу кивнула.

— С самого детства.

— Здесь, в больнице?

— Нет, еще в Клаудсдейле. Мы из одного дома.

— Только не говори, что вы теперь еще и родственники.

Рейнбоу обернулась и сердито глянула на Твайлайт:

— Детского дома, тупица.

Она рассмеялась, увидев, как у Твайлайт порозовели щеки.

— О. Точно, — Твайлайт прокашлялась и сунула копыто в карман. — Ну, у меня есть для нее кое-что. Думаю, ей это понравится куда больше моих, э, слабоватых рисунков.

Твайлайт передала Рейнбоу подарок, и та рассмеялась вновь.

— Я вот прям знала, что это книга.

— Ей понравится, — оправдываясь, сказала Твайлайт. — Это книга про тропических птиц, а она любит птиц.

Рейнбоу сунула книгу в карман и отвернулась.

— Конечно. Главное мне не пихай никаких тупых книг.

Очередь продвинулась еще на шаг, и Твайлайт закатила глаза.

— Я постараюсь сдержаться перед таким соблазном.

Это был риск — доверить Рейнбоу доставку книги для Флаттершай, но это был самый лучший способ передать записку, незаметно просунутую между страниц. И если на то пошло, ее библиофобия делает риск очень даже небольшим.

В остальном, медленное продвижение к кухонной стойке прошло за бессодержательной болтовней. Твайлайт удерживала разговор на нескольких узких темах и давила в себе жажду договаривать за Рейнбоу слова, когда та начинала заикаться; единорожка обнаружила, что таким образом она может втянуть Рейнбоу в гораздо более долгие беседы. К тому моменту, когда они взяли у буфетчиц подносы с тем, что здесь считалось за обед, Рейнбоу Дэш была возбуждена и общительна как прежде.

С той стороны зала вдруг раздался лязг подносов по полу и громкие голоса. Твайлайт и Рейнбоу замедлили шаг, подняв в головы в попытках разглядеть в океане сидящих пони, что произошло. Твайлайт быстро приметила Лиру, вспомнив заодно, когда в последний раз ее видела: та тогда орала изо всех сил, а команда санитаров запихивала ее в смирительную рубашку. Жеребец, на которого она кричала на этот раз, оказался обычным пациентом, но Твайлайт видела, как сквозь толпы пробираются два санитара, как акулы, почуявшие раненное животное.

— Если она не заткнется, то вляпается по-серьезному.

Твайлайт поглядела на Рейнбоу Дэш с любопытством:

— Что ты имеешь в виду?

— Эта кобыла. Она уже несколько раз побывала в одиночке. Я слышала ее через дверь, когда меня там держали последний раз. Она вопила что-то про заговор, и как все что-то там скрывают, — Рейнбоу мрачно скривилась. — Медики здесь — толпа задир. Они не хотят на самом деле тебе помочь выздороветь. Они хотят, чтоб ты только лежала и слушалась.

Твайлайт забыла, что хотела ответить, когда жеребец вдруг встал на задние ноги и ударил Лиру краем копыта по рогу. Треск от удара оказался таким громким, что сумел даже перекрыть гул сотен фоновых голосов. Лира отшатнулась и упала, а подоспевший санитар повалил закричавшего жеребца на пол.

— Да! Покажи им, кто тут главный, Тимбер! — воскликнула Рейнбоу, когда жеребец стряхнул с себя санитара и попытался встать на ноги. Еще несколько пациентов начали выкрикивать слова поддержки, но их радость быстро закончилась, когда второй санитар лишил жеребца дыхания, ударив дубинкой в бок, после чего, вместе с первым санитаром, прижал его всем весом к полу.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Крики жеребца стали тише, и в итоге вовсе растворились, обратившись в невнятное бормотание. Рядом поднялась медсестра, держа левитацией пустой шприц.

Рейнбоу ухмыльнулась.

— Мы его еще д-д… д-долго не увидим. Но он все равно хорошенько им надавал, — она изобразила пару ударов копытом.

Твайлайт ее проигнорировала, наблюдая за собравшимися вокруг Лиры медсестрами. Пока санитары расчищали место вокруг лежащей на полу кобылы, медсестры потянулись к ее рогу. У его основания был порез, из которого сочилась кровь, окрашивая темно-бордовым ткань глушителя. Медики обменялись тревожными взглядами. Всматриваясь поверх стены зевак, Твалайт увидела, как одна медсестра достала из кармана кольцо с однотипными ключами, и вставила один из них в замок у основания рога.

Слегка повернув, медсестра легко сняла магический глушитель.

Твайлайт потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что Рейнбоу пытается привлечь ее внимание.

— Эй, зануда! Ты как? — спросила она, махая перед лицом Твайлайт копытом.

Твайлайт моргнула и, разжав неосознанно сдавленную Смарти Пантс в кармане робы, опустила переднюю ногу на пол.

— А?

— Ты тут сейчас вообще залипла, — Рейнбоу окинула единорожку взглядом. — Ты случаем не из тех, которые от вида крови дуреют, а?

— Что? Нет, я в порядке, — Твайлайт оглянулась на собравшихся медиков, но круг зевак расталкивали санитары, и потому за стеной любопытных пациентов уже ничего не было видно. Она повернулась обратно к Рейнбоу. — Ты ведь уже здесь давно? Ты когда-нибудь видела раньше, чтобы медсестры снимали арканные глушители с единорогов?

— Какая-какая арка?

Твайлайт указала на кулек из металла и ткани, закрепленный у нее на роге.

— А, это. Ага, видела пару раз, как их снимали.

— И для этого нужен только ключ? Никакого отключающего заклинания?

— Ну, по слухам, если попробуешь снять без ключа, оно взорвет тебе рог, или зажжет его, или еще чего-нибудь в этом духе, — Рейнбоу широко улыбнулась. — Решила попробовать? Потому я эти сказки слышала с самого детства, и мне бы очень хотелось проверить.

— Конечно, нет. Я просто думала, что должна быть еще одна стадия. Я не предполагала, что ключ может работать за двоих: и с магическим и с физическим замком.

Рейнбоу заулыбалась хитрее:

— Похоже, ты много думала, как бы такую штуку снять.

— Возможно, — сказала Твайлайт, не подав виду.

— Слушай, Твай, мне здесь ужасно не нравится. Здесь заправляют задиры, которые что только ни делают, лишь бы мне не стало лучше. И если мне не станет лучше, я не смогу вступить в Вондерболты. Так что если ты додумаешься до какого-нибудь мозговитого плана из этих своих книг, который мне поможет немного им отплатить, то тогда я с тобой.

Твайлайт медленно кивнула.

— Я запомню.

Рейнбоу рассмеялась и хлопнула крылом Твайлайт по спине.

— Знаешь, для зануды, ты вроде н-н-н-не такая плохая.

— Спасибо. Полагаю, я… просто надеюсь, что когда-нибудь стану такой же крутой.

Рейнбоу гордо выкатила грудь колесом, подходя рядом с Твайлайт к столу. Она продолжала вовсю болтать, а Твайлайт тихо отвечала ей время от времени односложным согласием, но для единорожки эта болтовня была просто фоновым шумом. Ей потребовался весь самоконтроль, чтобы держать эмоции в узде. Каждый раз, когда сотрудники больницы открывали дверь ее спальни, решение всех ее проблем висело у них на кольце с ключами. Она не знала, то ли ей смеяться, то ли ругаться грязными словами. Осторожно сев за стол, Твайлайт решила остановить свой выбор на медленной хищной улыбке. Целые недели тщательного планирования свелись к одной единственной цели: отыскать правильный ключ.

И едва эта последняя мысль пошла гулять эхом в голове Твайлайт, улыбка пропала с ее лица, а все прочие мысли со скрежетом заклинило. Она метнулась копытом к карману и схватила сквозь ткань Смарти Пантс.

— Нет, — прошептала она. — Быть не может.

Рейнбоу замолчала на полуслове.

— Что-то сказала? — спросила она, разбросав изо рта во все стороны крошки от бутерброда.

— Что? Нет, ничего! Мне просто, э, надо сходить в туалет, — сказала Твайлайт, резко вскочив со своего места. — Я скоро вернусь!

Твайлайт бросилась прочь, пока Рейнбоу не успела среагировать. Она чувствовала, как ее хлопает по боку кукла, пока пробиралась сквозь толпы, почти что галопом, настолько быстро, насколько могла рискнуть. Ей было нужно одиночество. Ей были нужны ответы.

Если следовать логике, то это было невозможно. У жеребца в маске не было никакого внятного разумного повода, по которому он мог бы дать ей инструмент для спасения из теневой тюрьмы. И все-таки она, чувствуя, как грохочет сердце, и не думая ни о чем, кроме единственного вопроса «но что если?..», попросила санитара проводить ее в туалет.

Только оказавшись в безопасном уединении, Твайлайт смогла успокоиться настолько, чтобы обдумать положение. Дважды проверив, что действительно осталась одна, она поспешила к ближайшей раковине, доставая на ходу Смарти Пантс из кармана. Крепко ее ухватив, единорожка осторожно закусила торчащую нитку на левой передней ноге, после чего оттянула голову назад, растаскивая шов, скрывающий ватные внутренности куклы.

Твайлайт сунула копыто внутрь и принялась рыться там, как безразличный хирург. Внутри старой куклы места было не так уж и много, и вскоре она, победно фыркнув, вытянула искомое. Это были сложенные документы, украденные из кабинета Доктора Роуза. Она осторожно положила их на сухой участок стойки с раковинами, после чего сунула, даже не глядя, Смарти Пантс обратно в карман.

Она осторожно развернула листы, стараясь не повредить и без того помятую бумагу. Меж последних листов, в химическом свете ламп туалета, мелькнул бронзовый блик: как жемчужина в раковине, на раскрытых страницах лежал ключ.

— Ага, вот и ты, — сказала Твайлайт, подняв ключ почти с благоговением. Замок на роге звал поскорее проверить догадку.

Твайлайт подняла взгляд к отражению, и копыто с ключом слегка задрожало. Несмотря на торопливый ритм сердца и на пот, все еще стекающий с подбородка, возбуждение начало уходить. Она окинула изучающим взглядом ключ. Хотя в этот раз освещение было лучше, обследование выявило не больше предыдущего, ночью: цветок из металлического контура в качестве головки — единственное заметное украшение. Ничего не выдавало предназначения ключа, ничего не подсказывало, что он может освободить ее рог. Естественная настороженность утвердилась в ее душе, и мысли опутало сомнение.

Она перевернула ключ на копыте.

— Неопознанный ключ из недостоверного источника, который открывает незнакомый замок с неизвестными последствиями, — произнесла она вслух. — Похоже я в патовой ситуации.

Твайлайт спокойно подняла взгляд и, уставившись прямиком в зеркало, ухмыльнулась:

— Знала, что ты рано или поздно появишься.

Отражение усмехнулось.

— Не можем же мы все быть такими непредсказуемыми, как ты, — сказало оно, одарив Твайлайт кривой улыбкой. — К тому же ты в данный момент, очевидно, нуждаешься в некоторой помощи. И как бы ты ни пыталась это отрицать, я тебе пытаюсь помочь.

— Конечно, пытаешься, — насмешливо фыркнула Твайлайт.

— Если ты мне не веришь, то зачем вообще сюда пришла? Ты бы могла принять решение относительно этого ключа в любой момент и где угодно. Но вместо этого, как только ты поняла, что этот ключ может оказаться чем-то большим, чем просто отвлечением, ты пошла и встала перед самым большим зеркалом, которое только смогла отыскать. Ты хочешь моей помощи.

— Нет, я просто хочу получить ответы, — сказала Твайлайт с нажимом. Она выставила ключ перед собой. — Для чего он?

В желтушных глазах ее близнеца блеснула искорка веселья:

— И с чего ты решила, что я об этом что-то знаю?

— Потому что мне его дал твой дружок в птичьей маске, вот с чего. Вы оба играете в ту же игру за одного хозяина, так что отвечай уже на мой вопрос. Он откроет замок на роге?

Отражение молча смотрело на нее какое-то время, постукивая копытом по подбородку.

— Я знаю, что ты думаешь, Твайлайт. Ты не поверишь ничему, что я скажу. В твоем бреде нет места для честности. Ты лжешь друзьям, ты лжешь семье, ты лжешь каждому встречному.

— Это не обязательно правда, — напряженно произнесла Твайлайт.

— Хватит лгать! — рыкнуло отражение, прыгнув вперед и ухватившись за края зеркала, отчего оно задрожало в раме и заставило Твайлайт неуклюже попятиться от неожиданности. Его лицо исказила ярость, оно скрежетало зубами и разбрызгивало во все стороны слюну из уродливой раны от уха до уха, что была у него вместо рта. — Ты лжешь, и лжешь и лжешь, и ранишь, и ранишь, и ранишь, и мне уже до смерти это надоело!

Отражение опустилось обратно на все четыре копыта и попятилось на несколько шагов, восстанавливая на лице какое-то подобие нормальности. Когда оно вновь заговорило, голос уже был снова легким и бодрым.

— Тебе меня не обмануть, Твайлайт. Я знаю, о чем ты на самом деле думаешь.

Скрыв свою тревогу и не сводя глаз с близнеца, Твайлайт подошла обратно к раковине.

— Если ты знаешь, о чем я думаю, и что я собираюсь сделать, то как же так получается, что я по-прежнему тебе сопротивляюсь? Почему ты меня еще не сломала?

— Нельзя сломать уже сломанное.

— Хватит так со мной говорить. Со мной это не сработает. И если ты не дашь мне ничего конкретного, то ты такая же бесполезная, как и твой молчаливый друг, — сказала Твайлайт, шмыгнув носом, и развернулась, собираясь уйти.

Отражение вздохнуло со злостью:

— Нет. Ключ не откроет замок на твоем роге.

— Гораздо лучше. Вот, давай я проведу небольшой эксперимент, чтобы проверить, говоришь ли ты правду, — сказала она с ухмылкой. Ухватившись за основание рога, Твайлайт направила ключ к латунному замку у основания. Царапание металла по металлу дразнило единорожку, пока она пыталась вслепую нащупать ключом скважину безо всякой помощи от ложного отражения. Она заскрипела зубами, когда ключ уперся, вытащила его из скважины один раз, другой…

— Ага! — воскликнула Твайлайт, когда ключ вошел на место с едва слышным щелчком. — Похоже, мое мнение о тебе было полностью справедливо.

Она крутанула ключ.

На лице отражения появилась нотка веселья, но оно не сказало ничего, наблюдая за тем, как Твайлайт мучительно пыталась провернуть ключ. И только испугавшись, что может сломать его пополам, единорожка наконец сдалась.

— Даже если ты и не лгала на этот раз, я тебе не верю все равно. Особенно зная, что ты нацелилась уничтожить все, что мне дорого, — сказала она, раскачав и вытащив ключ.

— Я ни разу тебе не лгала.

— Чушь! Ты все равно что-то замышляешь. Твой земляк мне дал его, чтобы меня запутать и отвлечь, зачем же еще?

Отражение провело языком по омерзительным деснам.

— Ты больна, а он — доктор. Логика диктует, что, по его мнению, тебе он поможет излечиться.

— Логика? — Твайлайт кратко и сухо рассмеялась. — Я застряла в фальшивом мире, я говорю со своим отражением о ключе, который мне дал немой пони-призрак из древних времен. Логика тут даже рядом не валялась!

— Отрицай или не отрицай, но таков факт. Ты просто настолько погрязла во лжи под названием «Твайлайт Спаркл», что даже не воспринимаешь его, — оно помедлило. — Для пони, которая гордо зовет себя ученым, у тебя поразительно узкие взгляды на события твоей жизни. Неужели ты даже не подумала, что это все может происходить только у тебя в голове?

Твайлайт прищурилась. Вытянув переднюю ногу, она стукнула ключом по зеркалу раз, затем еще раз, и по туалету разнеслось эхом «тук-тук». Слегка склонив голову набок, она помедлила немного и со всей силы вбила ключ в стекло. Отражение сжало копытами голову и закричало, когда Твайлайт пропахала глубокую борозду в зеркале. Везде, где проходил ключ, в в шкуре близнеца открывались раны. Голос другой Твайлайт смешался со скрежетом металла по стеклу, став в итоге одной диссонансной нотой.

Сделав шаг назад, и с удовлетворением окинув взглядом свою работу, Твайлайт улыбнулась:

— Я не знаю. Лучше ты мне расскажи.

Отражение зашипело в ответ; из ушей и порезов на теле потекли тонкие ручейки черной жижи. В желтых глазах пылала злоба, но прежде чем тварь успела сказать хоть слово, Твайлайт выставила ключ перед зеркалом, как вызывающий на бой фехтовальщик шпагу.

— С этим ключом связано что-то еще, о чем ты не говоришь. Ну, так что же это?

Отражение высунуло язык и быстро слизнуло часть текущей из ран слизи, не отрывая злого, как у дикого зверя в клетке, взгляда от Твайлайт.

— Да, есть кое-что еще, — признало оно, даже не обратив внимание на то, как начали затягиваться раны на ее плоти. — Но тебе это не понравится. Мои знания имеют цену, и цена эта — боль.

— Об этом судить мне, — сказала Твайлайт, даже не пытаясь сокрыть презрение в голосе.

Другая Твайлайт по-прежнему внимательно разглядывала ее, но ненависть перетекла в нечто похожее скорее на жалость. Отражение кивнуло, и зеркало тут же заполнило обжигающее сияние новорожденного солнца, заставив Твайлайт вскрикнуть и заслонить глаза передней ногой. Изрыгая ругательства, она быстро заморгала, чтобы прогнать пятна и круги, пляшущие перед глазами. Вернув себе ясность зрения, она посмотрела в зеркало и увиденное в нем заставило ее позабыть об отповеди, которую она собиралась высказать.

Монстр с раной от топора вместо улыбки и непохожими друг на друга глазами пропал. На его месте возникла фигура, которую беглым взглядом можно было бы принять за принцессу Селестию неправильной расцветки. В зеркале была Твайлайт Спаркл, но… не она. Зазеркальная Твайлайт была выше, оставляя в зеркале куда меньше свободного пространства, и стояла в величественной позе на, судя по всему, зубчатой стене замка Кантерлот. По бокам располагались сложенные крылья, которые, как и вся она в целом, были увешаны разнообразными золотыми украшениями, ярко сияющими на солнце. Это была Твайлайт из детских мечтаний маленькой кобылки, любимая и уважаемая принцесса, идеал во всем.

— Этот ключ защищает правду, Твайлайт, и заперта она неспроста, — заявила ложная принцесса с лицом строгим, как у родителя, читающего нотации упрямому ребенку. — Один замок, два пути, и каждый имеет цену — одну из них ты не сможешь заплатить сама. Тебе придется выбирать, какую дверь открывать, когда придет время. Обе спасут твоих друзей, даже если ты ими пожертвуешь. Обе разрушат ложь и сотворят истину вместо нее. Обе дадут тебе то, что ты хочешь, а не то, в чем ты нуждаешься.

Твайлайт попыталась заговорить, задать больше вопросов своему воображаемому двойнику, но так и не смогла произнести ни слова, наблюдая за тем, как самозванка тает перед ней, как свеча в печи, роняя кожу, перья и украшения кусками жидкой плоти. Несмотря на такие жуткие раны, в немигающих глазах отражения не было боли; только глубокая и растущая печаль. Его голос еще долго блуждал эхом, после того, как оно растворилось в ничто:

— И обе тебя убьют.

Вновь вспыхнул слепящий свет, угасший столь же быстро, как и возник, и его сменила в зеркале Твайлайт Спаркл с широко распахнутыми глазами. Она моргнула, и отражение моргнуло вместе с ней. Она стиснула челюсти и нахмурилась. Единорожка методично собрала свои вещи, завернула ключ в бумагу, и вернула все в тайник внутри старой куклы. Узлы в швах были устроены так, что Твайлайт потребовалось лишь потянуть за нитки, чтобы затянуть разрыв. Она опустила Смарти Пантс в карман, развернулась и, с лицом невозмутимым, как у гранитной статуи, вышла прочь из туалета, даже не оглянувшись.

---

Пинки ахнула от неожиданности: рядом с ней на скамью уселась Твайлайт, перебив тем самым разговор, который тараторящая кобыла навязывала Рейнбоу Дэш.

— Ого! Что случилось, Твайлайт? Ты выглядишь так, будто кто-то выкинул книгу из твоей библиотеки!

Твайлайт вздрогнула.

— Что? Нет, ничего. Я в полном порядке, — она натянула натужную улыбку. — Как у вас дела?

Рейнбоу и Пинки Пай обменялись взглядами.

— Э, у меня хорошо, — сказала Рейнбоу, задержав взгляд на Твайлайт.

— Правда, у нас вообще все чудненько. Говорили про Вондерболтов, и как бывает тяжело в школе, и что нам нравится на обед. Оказывается Рейнбоу не такая ворчунья, как кажется, стоит ее узнать получше — Пинки не обратила никакого внимания на сердитый взгляд с противоположного края стола. Она указала на нетронутый бутерброд на тарелке Твайлайт. — Ну что, ты будешь доедать?

Твайлайт толкнула поднос к Пинки, которая тут же набросилась на бутерброд и поблагодарила с набитым ртом. Поглядев на Рейнбоу Дэш, Твайлайт поймала ее неуверенный взгляд.

— Рейнбоу, помнишь то дело, о котором мы недавно говорили?

— Ага. А что?

— Ты по-прежнему согласна?

— Я? — Рейнбоу огляделась, после чего самоуверенно ухмыльнулась. — На сто десять процентов. Я не трус. А что? Придумала какую-то мозговитую схему в туалете?

— Типа того, — сказала единорожка. — Я заполучила ключевой кусочек мозаики, и, кажется, я знаю, где ему найдется применение. Но… — Твайлайт замолчала и окинула взглядом стол. Обе подруги внимательно на нее смотрели, ловя каждое слово. Она сделала глубокий вдох. Ей надо было узнать. — …как далеко вы готовы зайти, чтобы спасти пони, которые для вас важны?

— Так далеко, насколько нужно будет, — заявила Рейнбоу Дэш. — Не живет на свете такого пони, который сможет остановить Рейнбоу Д-д-д-д… Д-дэш!

Пинки Пай глянула в сторону.

— Слишком далеко, — прошептала она.

Твайлайт внимательно пригляделась к обеим подругам.

— Даже если кто-нибудь будет вам угрожать, и вы не будете знать, верить или нет?

— Я не отступлюсь ни перед кем! — сказала Рейнбоу, стукнув по столу для убедительности.

Пинки Пай согласно закивала головой.

— Ага! Нет ничего важнее помощи друзьям, чего бы там всякие злюки ни говорили!

На лице Твайлайт возникла тонкая и невеселая улыбка, с которой она переводила взгляд с одной кобылы на другую. Она кивнула, собираясь встать из-за стола.

— Спасибо. Именно это я и хотела услышать.

— Это как-то связано с, э, очень большой злюкой, о которой ты мне говорила? — спросила Пинки, тайком бросая взгляды на Рейнбоу Дэш, явно показывая неуверенность в том, что можно говорить в ее присутствии, а что нет.

Твайлайт похлопала Пинки по плечу, перед тем, как встать.

— Не волнуйся. Я тебе, точнее, вам обеим, расскажу сегодня вечером, — сказала она. Посмотрев в сторону дальней стены, она поймала взглядом Эпплджек среди сотрудников больницы, стоящих в очереди за едой. Твайлайт еще раз сдавила в кармане куклу. — Я сначала должна кое-с-кем встретиться.

Глава 26

По всему кафетерию эхом прокатился стон Твайлайт:

— До следующей пятницы?

— Боюсь, что так, — глубокомысленно кивнула Эпплджек. — Конференция продлится всю неделю. Рэрити не вернется до среды. И сразу по возвращению ее еще ждут собрания, документы и остальные дела, которые успеют накопиться…

— Я поняла! — огрызнулась Твайлайт. Фыркнув и отвернувшись, она обвела взглядом остальных медиков, обедавших за своим столом. Несколько медсестер и санитаров сидели, сгорбившись, над подносами. С противоположной стороны стола восседала, как королева на троне перед просителями, сестра Ратчет, отчитывая очередную жертву своего недовольства — санитара, который буквально увядал под ее взглядом. Твайлайт порадовалась, что ее совершенно не касается тема этой беседы.

Сестра Ратчет поймала любопытный взгляд Твайлайт, и, ненадолго замолчав, улыбнулась широкой улыбкой, которая, приподняв щеки, так и не достигла глаз.

Твайлайт содрогнулась. Во взгляде ее отражения, полного желчи и ненависти, было гораздо больше искренности. Она повернулась обратно к Эпплджек, постаравшись проглотить свое раздражение.

— И ты совершенно точно уверена, что она не сможет вернуться пораньше?

— Прости, сахарок. Но, если надо, я могу организовать встречу с другим социальным работником. Хочешь, попробуем завтра? Не сомневайся, если я тебе понадоблюсь, я буду с тобой.

Швырнув тщательно спланированное расписание в воображаемое мусорное ведро, Твайлайт протяжно выдохнула.

— Нет, нет, это не страшно. Всего лишь еще неделя. Я подожду. Мне нужны только вы двое вместе.

— Я знаю, что ты доверяешь нам с Рэрити, но другие тоже могут тебе помочь. Если тебя беспокоит что-то важное, откладывать нельзя.

Эпплджек добавила с тревогой, ясно слышной в голосе, несмотря на мягкую улыбку:

— Не жди огня, коли учуяла дым.

— Не волнуйся, у меня ничего такого особенного. Мне просто надо кое о чем выговориться. Это, в некотором роде, личное, и я хочу это обсудить только с тобой и Рэрити вместе, — Твайлайт сдавила копытом куклу в кармане, приглушенно ощущая внутри жесткий ключ. Проиграв в голове события в туалете, она помрачнела и облизала губы.

— Эпплджек?

— Да?

— Большой Мак… он ни о чем не жалеет?

Улыбка на губах Эпплджек внезапно стала напряженней и уже.

— В смысле?

— Я помню, что ты про него рассказывала, про то, как он правильно поступил, вернувшись, чтобы поддержать вас с мамой. Он отказался от всего ради семьи. Но разве он не сожалеет, что бросил учебу?

— Нет, — ответила Эпплджек, возможно, несколько поспешно. Оглянувшись кругом и заметив взгляды медсестер за столом, она немного смягчилась и, встав, поманила Твайлайт за собой. — Пойдем.

Отыскав тихое место подальше от любопытных ушей, Эпплджек повернулась к Твайлайт и, сдавив ей плечо, спросила твердым шепотом:

— Что тебя на самом деле тревожит, сахарок?

— Во время твоего рассказа мне показалось, что он от очень многого отказался. Представить себе не могу, как он смог пережить такое без горькой обиды на обстоятельства, которые не оставили ему выбора.

— Он немного расстроился, что не сможет закончить обучение и получить работу в большом городе, как хотели для нас родители, но он не сожалеет, что вернулся на ферму. Он принял правильное решение, а это для него самое главное.

— Значит, он не сомневается в правильности выбора? — надавила Твайлайт.

— Жизнь не идеальна, Твайлайт. То, что ему пришлось уйти из школы, конечно, не честно, но нет такой силы в Эквестрии, которая бы ему помешала делать что должно ради благополучия фермы. Если на то пошло, он рад, что отказался от учебы, потому что, в противном случае, ему бы пришлось отказаться от семьи. И это выело бы ему душу. Когда мы совершаем правое дело ради благополучия любимых, никаких сожалений быть не может. Большой Мак знал, от чего он отказывается, но он отказывался ради любви. Чего же тут ему сожалеть?

За этими словам последовала тишина. Эпплджек, казалось, заблудилась в собственных мыслях, но в итоге вспомнила, что рядом с ней стоит Твайлайт. Доктор неловко улыбнулась.

— Извини, я заболталась совсем. Не знаю, что на меня нашло.

Именно этого извинения Твайлайт от нее и ожидала, но все равно ощущала, как мышцы еще не покинула до конца тревога.

— Ничего страшного, правда, — сказала она. — Ты мне помогла этими словами.

— Ну, я просто рада, что смогла ответить на твои вопросы, — сказала Эпплджек, не в силах скрыть некоторую растерянность в голосе, — но зачем ты вообще думаешь о моем брате?

— Просто интересно, — с легкостью солгала Твайлайт, но улыбнулась, тем не менее, искренне. — Спасибо, что поговорила со мной, Эпплджек.

Твайлайт почувствовала на затылке взгляды Эпплджек и сестры Ратчет, едва отвернулась и нырнула в море пациентов.

Протиснувшись на свое место, Твайлайт совершенно не удивилась, когда увидела на лицах ждавших ее Пинки Пай и Рейнбоу Дэш одинаковое выражение.

— О чем ты говорила? — хором спросили они.

Твайлайт отмахнулась копытом:

— Просто уточнила еще раз, что все пройдет по расписанию. Они не столь пунктуальны, как я надеялась, но на мой график это повлиять не должно. Мне надо просто надо будет его еще раз уточнить после обеда, чтоб наверняка.

— Но новости, похоже хорошие, раз у тебя такой довольняшный вид, — сказала Пинки.

— У меня и правда улучшилось настроение, — обдумывая разговор с Эпплджек, Твайлайт кивнула. — Да, пожалуй иногда полезно бывает услышать мнение со стороны, посмотреть на все чужими глазами, даже когда точно знаешь, что права. Друзья могут служить тебе поддержкой, даже если сами об этом не подозревают.

Пинки улыбнулась ее словам, а Рейнбоу Дэш лишь скривилась в легком раздражении.

— М-м-м-мне п-п-п-плевать на эти все соплежуйские… подержанные штуки. Каков план, зануда?

— Мы с Пинки нашли несколько дней назад кое-что важное, — Твайлайт проигнорировала нервные взгляды Пинки в сторону Рейнбоу Дэш и сосредоточилась на том, чтобы пегаска услышала ее на фоне гула голосов в столовой, но больше не услышал никто. — Кое-что серьезное.

Рейнбоу вскинула бровь.

— Насколько серьезное?

— Настолько, чтобы камня на камне от больницы не оставить.

Это, конечно, грубое преувеличение, но судя по тому, как озарилось лицо Рейнбоу, нужный эффект был достигнут.

— Вот это я понимаю! — хищно улыбаясь, воскликнула Рейнбоу. — Ну так давай, показывай.

Твайлайт моргнула.

— Прямо сейчас?

— Ну да. Если хочешь, чтобы я рисковала своим правом летать, то докажи-ка, что оно того стоит.

— Ну, я так не могу, — сказала Твайлайт, оглянувшись на забитый доверху кафетерий. — По крайней мере, не прямо сейчас. К тому же тебе все равно это ничего не даст, потому что текст очень сухой и строгий, про магию, медицину и всякое такое.

Восторг Рейнбоу испарился, и она злобно оскалилась:

— И? — спросила она, буквально выплюнув этот вопрос. — Ты думаешь, мне не хватит ума понять? Так вот, хватит! Я может не ботан какой-нибудь типа тебя, и мне не нравится читать, или там, считать, но я н-не тупая. Я плевать хотела, что там д-д-д-д… д-д-д-доктора д-думают. Я не тупая! Поняла?

Пинки вытянулась вперед, мягко вытолкнув Твайлайт плечом из центра внимания Рейнбоу.

— Мы знаем, Рейнбоу. Ты не тупая. Но здесь сейчас много пони, — сказала она, кивнув головой на соседние столы. — Твайлайт надо быть очень-очень осторожной, потому что это правда очень-очень секретно. Ей никак нельзя попадаться.

Рейнбоу указала копытом на Пинки Пай:

— А тебе она показывала?

— Не очень-то, — признала Пинки.

— Тогда зачем ты ей доверяешь? Может она просто очередная долбанутая, которая считает, что она Кобыла на Луне, — она ткнула Пинки копытом в грудь, после чего недобро поглядела Твайлайт в лицо. — Я про тебя всякое слышала. Я поспрашивала. Ты не из таких, как мы. Тебе нельзя отсюда уйти, как только полегчает. Больше пожизненного срока не пришьют. Но вот меня, Пинки и Флаттершай могут запереть с к-к-к-концами, если решат, что мы опасные. Риски серьезные, если в д-д-драку лезть.

Твайлайт уставилась на Рейнбоу, наморщив в тревоге лоб. В голове у нее вертелось одно слово: «пожизненно». Она слегка поджала губы.

— Конечно. Те… кто меня сюда упек, хотят, чтобы все, в том числе и я сама, поверили, что я никогда отсюда не выберусь. Они хотят, чтобы надежда завяла и умерла. Именно потому я должна стремиться спастись, закрыв глаза на последствия. Бывают вещи пострашнее жизни под замком.

Рейнбоу нахмурилась, переводя взгляд с одной сидящей перед ней кобылы на другую. Пинки провела копытом по лбу, чтобы показать наглядно, что имелось в виду.

— Слушай, я не собираюсь подставляться по первому зову, только потому, что ты вроде ничего по сравнению с остальными местными ботанами, ясно? — Рейнбоу скрестила передние ноги. — Хочешь от меня помощи — заслужи.

— Я не собираюсь показывать тебе свои находки прямо сейчас, — сказала с чуть большим нажимом Твайлайт. — И точка.

— Не мельтеши копытами, головастик. Я поняла. Раз хочешь моей помощи, покажешь потом. А вот сейчас другая тема. Если будем работать командой, то я должна знать, что ты меня не сдашь, если вдруг чего.

— Мы это уже доказали, добыв эту информацию.

— Плевать я хотела, что ты там говоришь, ты там сделала, — сказала Рейнбоу, подчеркнув последнее слово. — Вондерболты проводят пробы, вот и я проведу пробы. Если хочешь работать со мной, ты должна показать, на что ты способна. Кому попало с Д-Д-Дэш не по пути.

Пинки быстро глянула в сторону Твайлайт, которая через силу заставляла себя сохранять серьезный вид.

— Ладно. Чего ты от меня хочешь?

Ухмыльнувшись, Рейнбоу повернулась и указала копытом в другой конец столовой.

— Видишь вон ту кобылу? Зеленовато-голубая, с золотой гривой, — Твайлайт и Пинки Пай синхронно кивнули. — Ее зовут Лайтнин Даст, и она убила одну из птичек Флаттершай, так что я хочу ей немного отомстить.

— Отомстить? — Твайлайт побледнела. — Каким образом?

Рейнбоу с громким треском хлопнула передними копытами.

— Я хочу, чтобы ты вывернула ее наглую морду наизнанку.

— Ужас какой! — воскликнула Пинки, прикрыв рот.

— Не ужас. Она этого заслуживает за т-т-т-то, что сделала с Флаттершай.

— Ты не можешь так поступить, Твайлайт, — сказала Пинки, позеленев от ужаса. — Мы же хорошие пони, не забыла?

Твайлайт окинула Рейнбоу невозмутимым взглядом.

— Раз ты хочешь мести, то почему не сделаешь все сама?

— Потому что! — ответила Рейнбоу и едва заметно подернулась румянцем. — За мной, как бы, очень внимательно следят в-в-в-врачи, так что я не могу б-б-безнаказанно такое творить. И, кстати, ты же должна показать, что годишься в команду. Спитфайр не берет слюнтяев в Вондерболты, а это значит, что и я тоже.

— Значит, ничего другого я для тебя сделать не могу? — спросила Твайлайт. — Я тоже не хочу привлекать к себе слишком много внимания. Может, мне прибраться у тебя в палате или сделать домашнее задание?

— Спитфайр сказала в интервью, что Вондерболты не могут работать без абсолютного доверия между членами. А значит я должна проверить, годишься ты в командные игроки, или нет. И раз хочешь стать моей помощницей, значит пора бы тебе привыкнуть следовать приказам, — сказала Рейнбоу, выкатив грудь колесом.

Пинки нависла над столом с практически безумным выражением лица:

— Пожалуйста, не надо! Мы же должны помогать пони, а не бить!

— Я не боец, Рейнбоу. Я не могу избить пони.

— Ну и какой тогда от тебя толк? — прорычала пегаска.

Твайлайт уперла копыта в столешницу и оценивающе пригляделась к Рейнбоу.

— Короче говоря, я так поняла, что ты хочешь, чтобы я влезла в драку к Лайтнин Даст, чтобы доказать тебе, что я не «слюнтяйка». Ты обещаешь, что поможешь мне, если я так и сделаю?

Пинки ахнула, но Твайлайт не повела ухом, внимательно глядя Рейнбоу в глаза.

— Конечно! Главное, задай ей жару, и тогда ты принята. А я, как любой Вондерболт, верна своему слову.

— Твайлайт! Ты не можешь так поступить! — повторила Пинки сорвавшимся голосом.

Наступило долгое молчание. Наконец, с большой осторожностью, Твайлайт вытянула над столом копыто. Свирепо ухмыляясь, Рейнбоу схватила ее ногу и с силой затрясла. Твайлайт обернулась к смотрящей на нее с ужасом Пинки Пай, и, вставая из-за стола, сказала:

— Пойдем, я тебе скажу кое-что.

Две подруги пошли блуждать меж длинных рядов столов, минуя многочисленных голодных пони, которые не обращали на них никакого внимания. Рейнбоу Дэш, тем не менее, не сводила с них глаз, и Твайлайт чувствовала у себя на затылке ее неотрывный взгляд.

Пинки склонилась ближе к единорожке:

— Зачем ты на это согласилась? Нельзя же влезать в драку и бить пони только потому, что Рейнбоу так захотела.

— Мне надо заработать доверие Рейнбоу. Она — моя подруга и Элемент Верности.

— Рейнбоу, похоже, просто Элемент большой вредности! Так нельзя, — Пинки положила копыто на плечо Твайлайт, заставив остановиться. — Я тебе не позволю.

Твайлайт выдохнула, растирая копытом висок.

— Пинки…

— Никаких «Пинки», Твайлайт! Мне было неспокойно после приключений в кабинете Роуза. Я тебя простила, потому что ты моя лучшая подружка, но я не дам тебе стать злой хулиганкой только чтобы впечатлить Рейнбоу Дэш. Если ты не прекратишь, я… я… я расскажу все доктору ЭйДжей, все-все расскажу!

— Нет, не расскажешь, — сказала Твайлайт, стиснув зубы. Она чувствовала, как ее дурной характер рвется на свободу, а потому сжимала челюсти еще сильнее. — У тебя не будет повода, потому что я не собираюсь ей вредить.

После этих слов, вызывающий вид отчасти улетучился с лица Пинки:

— Но разве ты не говорила, что собираешься послушаться Рейнбоу, и побить Лайтнин Даст?

— Я сделаю все в точности так, как ей пообещала, — Твайлайт сдавила Пинки ногу. — Ты должна мне доверять. Я даю Пинки-Клятву, что не причиню Лайтнин Даст вреда.

Пинки наклонила голову набок:

— Я не понимаю.

— Тебе и не надо понимать пока что. Тебе только надо будет сообщить медсестрам, что что-то происходит за столиком Лайтнин Даст, как только я дотуда доберусь, хорошо?

На лице Пинки быстро сменялись растерянность и недоверие, но в итоге она медленно кивнула:

— Хорошо, Твайлайт. Я тебе доверяю.

Твайлайт поглядела вслед неохотно уходящей прочь Пинки, после чего вновь повернулась к своей цели. Лайтин Даст сидела у торца следующего стола, посреди небольшой компании пациентов, которые были все как один, как заметила единорожка, пегасами. Она о чем-то живо и эмоционально беседовала, подставив Твайлайт спину для удара, и тема беседы, похоже, была интересной для всех участников.

Твайлайт оглянулась на Рейнбоу Дэш, которая просто улыбнулась, и указала жестом, мол, ­«не стой на месте». Сделав глубокий вдох, она пошла, сосредоточенно переставляя копыта.

Пегасы заметили Твайлайт только когда она уже была всего в нескольких шагах. Вся компания подняла на нее глаза совершенно синхронно. Лайтнин замолчала на полуслове и со снисходительным видом полного безразличия повернулась к Твайлайт. Она окинула единорожку взглядом сверху донизу, медленно растягивая губы в ухмылке.

— Хочешь чего-то, палкоголовая? — спросила она под аккомпанемент подхалимских смешков.

Твайлайт кивнула. Она заметила краем глаз, как к столу побежала пара встревоженных медсестер с Пинки Пай, следующей по пятам. Согласно расчетам единорожки, они будут продираться через толпы пациентов еще тридцать секунд, что оставляло ей очень узкое окно для своего хода.

— Ну, и чего такой грязеходке надо от лучшего летуна Бродхуфа? — спросила Лайтнинг, заулыбавшись еще шире, когда Твайлайт встала перед ней в боевую стойку. — Автограф хочешь?

Твайлайт плюнула Лайтнинг прямо в лицо.

---

— Оюшки. Оюшки. Оюшки!

— Это всего лишь капля перекиси. Она тебя не убьет.

— Все равно больно, — огрызнулась Твайлайт. Голос у нее звучал глухо и через нос — виной тому были бинты, закрывшие мордочку. В ушах по-прежнему стоял звон от криков и воплей панической драки, бушевавшей всего несколько минут назад, но, быть может, тому виной было еще не диагностированное сотрясение мозга. Твайлайт крепче прижала пакет со льдом ко лбу. Если посчитать, сколько раз в ее голову врезались копыта, то такое беспокойство может быть не впустую.

Эпплджек закатила глаза и, закончив обрабатывать нос Твайлайт, передала кусочек ваты стоящей рядом грузной медсестре.

— Ну, с этим фокусом, который ты тут устроила, ты это заслужила, — сказала она полным неудовольствия голосом. — Что же такое невероятное и несусветное тебя сподвигло устроить драку?

Отведя глаза, Твайлайт скользнула на стуле чуть ниже.

— Извини.

— Тебе повезло, что Пинки Пай так быстро увидела, что происходит, — продолжила Эпплджек, еще раз по-дружески улыбнувшись расстроенной Пинки.

Пинки ответила на улыбку, выглядя уже не столь изможденной, как несколько минут назад. Твайлайт не знала, что, наконец, убедило Эпплджек разрешить Пинки остаться, непрерывные мольбы или статус пациента-ассистента, но так или иначе, ее присутствие помогло единорожке немного успокоиться в буре слабой, но настырной боли.

— Тебе повезло, что ты отделалась всего парой ссадин и синяков, — добавила медсестра (кажется Свитхарт ее звали?), помогая Эпплджек закрепить повязку на мордочке Твайлайт. — Если бы мы не добежали вовремя, кто знает, что бы случилось. Драки — дело не шуточное, да.

Эпплджек кивнула.

— Именно. Не бывает таких причин, по которым можно устроить драку. Большие кобылки разрешают конфликты словами, а не копытами.

Твайлайт какое-то мгновенье не могла поверить своим ушам, после чего лишь громко застонала. Она по-прежнему чувствовала кровь во рту, а эти двое уже отчитывают ее, как жеребенка. В Бродхуфе этому нет конца.

Столовая давно опустела, и в качестве свидетелей остались лишь один санитар и пара уборщиков. Среди оставленных на столах подносов лежала открытая аптечка.

Твайлайт следила взглядом за уборщиками, вытирающими швабрами следы происшествия: их суетливые копыта превратили разлитую по полу еду в однородную омерзительную жижу. Единорожка отметила про себя, что наверняка хотя бы пара капель ее крови попала в это месиво брошенной еды. Драка, если получение копытом в нос и беспомощное падение на пол можно назвать дракой, длилась всего несколько секунд, но Лайтнинг и ее друзья не потратили ни единого мгновенья впустую.

Результат их усилий весьма наглядно отразился на лице Твайлайт. Единорожка сдвинула мешок со льдом на другую сторону головы, стараясь усидеть неподвижно, и не дергаться, пока Эпплджек в очередной раз проверяла бинты. Медсестра Свитхарт дала ей какое-то обезболивающее, но оно еще не начало пока действовать.

— Серьезно, Твайлайт, я думала, ты умнее, — продолжила отчитывать Эпплджек, укладывая бинты и антисептик в аптечку с таким видом, будто поймала Эппл Блум с копытом в банке печенья.

— Я знаю.

— Если бы пострадал кто-то еще, ты бы сидела в одиночной камере, как Лайтнин Даст.

— Думаю то, что из меня вышибли сопли — само по себе неплохое наказание.

— Не дерзи, — строго нахмурившись, сказала Эпплджек.

— Извини.

Сестра Свитхарт защелкнула замочки на аптечке, и Эпплджек подошла к Твайлайт. Она больше не хмурилась так строго, и голос у нее звучал гораздо мягче:

— Это из-за того, о чем мы недавно говорили? Тебе потому нужна была Рэрити?

Твайлайт попыталась помотать головой, но резкое движение только усилило пульсирующую головную боль.

— Нет. Это просто случайность. Я не хотела никому создавать проблем, — солгала Твайлайт, как раз с достаточным раскаянием в голосе, чтобы оставить Эпплджек на своей стороне. Помятый, избитый и окровавленный вид — болезненный, но эффективный инструмент для внушения сочувствия.

Несмотря на разыгранное перед ней жалостливое представление, Эпплджек все равно смотрела с ноткой сомнения в глазах. Передав сестре Свитхарт аптечку и молча подозвав жестом санитара, ждущего у дверей, она наконец сказала Твайлайт:

— Мне надо пойти написать отчет о произошедшем. Ты, может, и не хотела устраивать этот скандал, но проблем он мне принес здоровенную кучу. И кровь из носу не дает тебе освобождения от занятий, так что я попрошу сейчас Голден Делишес отвести тебя на следующий урок. Он за тобой приглядит, пока я не вернусь, — она не сводила взгляда с глаз Твайлайт несколько мгновений. — И, пожалуйста, ради твоего же блага, не влезай больше в неприятности до моего возвращения.

Кратко попрощавшись, Эпплджек и Свитхарт ушли прочь, оставив Твайлайт и Пинки Пай наедине с санитаром. Твайлайт подняла взгляд на жеребца с янтарной шкурой.

— Голден Делишес?

— Ага, — сказал он с вязким деревенским акцентом. — И зови просто Голден.

Молчание затянулось, и Твайлайт прищурилась, наконец сказав:

— Я тебя раньше видела. Ты, случаем, не родственник Эпплджек?

— Ага, — повторил он, на этот раз с намеком на улыбку на лице. — Кузен через три колена. Она, кстати,помогла мне здесь устроиться.

Он протянул ногу Твайлайт. Она с благодарностью схватилась за нее и встала со стула. Голова сразу же закружилась, а сама единорожка покачнулась и поморщилась, но санитар не дал ей упасть.

— Вот, осторожнее. Главное, не навреди себе только. Опять.

Твайлайт насмешливо фыркнула, но тут же вскрикнула: израненные ноздри протестующе вспыхнули болью. Даже при простом дыхании через нос, воздух, казалось, превращался в наждачную бумагу. Ноги задрожали, и единорожка зашаталась, так и не сделав шага.

— Не волнуйтесь, мистер Голден, сэр! — сказала Пинки, встав бок о бок с Твайлайт, как пушистая розовая подпорка. — Со мной с ней все будет отличненько. Ну, отличненько для пони с замотанной бинтами головой, само собой.

Прикусив язык, чтобы не огрызнуться, Твайлайт прислонилась к Пинки и они пошли вместе следом за Голденом. Вдыхая через рот, чтобы избежать очередного приступа боли, Твайлайт благодарно кивнула Пинки.

Та улыбнулась в ответ:

— Да не за что.

— Ты, я погляжу, чувствуешь себя лучше, — сказала Твайлайт. — По крайней мере, по сравнению с тем, что было несколько минут назад.

— Ну, несколько минут назад моя лучшая подруга рыдала и обливалась кровью и слезами с головы до ног.

— Я не рыдала, — нахмурилась Твайлайт.

— Рыдала, еще как, — игриво подмигнула Пинки. Впрочем, она тут же посерьезнела. — Но, правда, я тобой горжусь. Ты никому не навредила. Ну, из тебя, конечно, вылягали всю начинку, но это не считается. Я правда очень боялась, что ты собираешься поступить, как сказала Рейнбоу Дэш, и станешь хулиганкой, но нет. Тут нужна храбрость в сердце. И дурь в голове.

Твайлайт попыталась продемонстрировать ей свое раздражение, но то мгновенно испарилось от смеха подруги, и единорожке ничего не оставалось, кроме как поддержать ее собственным смешком. Несмотря на боль, принятое решение наконец-то начало казаться правильным.

— Твайлайт Спаркл!

— Д-да! — автоматически ответила Твайлайт, развернувшись с такой скоростью, что мир на мгновенье превратился в смазанный вихрь. Головокружение прошло, и перед единорожкой обнаружились идущие быстрым шагом сестра Ратчет и ее неизменная тень, Силас. Даже Голден Делишес сделал шаг назад, когда Ратчет остановилась перед ними, гневно сверкая золотистыми глазами.

Громко проглотив слюну, Голден Делишес преклонил перед ней голову:

— Мэм.

Сестра Ратчет даже не поглядела в его сторону, сверля неподвижным взглядом Твайлайт.

— Оставь нас.

Он громко сглотнул.

— Но, мэм, доктор Эпплджек сказала мне…

Медсестра остановила Голден Делишес одним единственным приказом:

— Я сказала, оставь нас.

Он торопливо поклонился и попятился прочь, увлекая за собой упирающуюся Пинки Пай. Она пыталась протестовать, но жеребец силой выставил ее вперед себя и увел за угол. Оставшись одна, Твайлайт медленно повернулась к сестре Ратчет.

— Твайлайт Спаркл, — повторила медсестра, чеканя каждый слог, словно судья молоточком. — Твоему поведению нет оправдания. Мы не терпим драки в нашей больнице.

— Но это она меня ударила! — слабо возразила Твайлайт.

— Воспитанный единорог не влезает в мелочные драки из простого каприза. Я не терплю тех, кто устраивает скандалы. Если у тебя есть какие-то проблемы, ты должна рассказать о них своему… доктору. Если Эпплджек не сможет их решить, тогда ты их обсуждаешь со мной.

Она сделала шаг ближе и произнесла безразличным, мертвенным шепотом:

— И если я хоть раз даже заподозрю тебя в том, что ты пересекла черту и принесла больнице проблем, ты об этом пожалеешь. Я ясно выразилась?

— Да, сестра Ратчет.

— Хорошо, — Ратчет задержала взгляд на роге Твайлайт на несколько вязких от страха мгновений, после чего пригласила ее жестом идти. — Пойдем, дорогуша. Я тебя лично провожу на занятия.

Твайлайт подчинилась, двинувшись бок о бок с сестрой Ратчет по бело-зеленым коридорам. Силас неизменно следовал за ними попятам.

Выражение лица сестры Ратчет едва заметно смягчилось, пока она разглядывала Твайлайт краем глаз.

— Жаль, что мне приходится разговаривать с тобой вот так, но я не могу допустить, чтобы к тебе было какое-то особое отношение только потому, что ты себе воображаешь, будто твой случай особенный. Ты должна осознать, что мы не терпим таких вещей. Дисциплина — основа всего в таких заведениях, как Бродхуф. Без нее у нас была бы анархия.

Не в силах найти подходящего ответа, Твайлайт просто кивнула.

— В самом деле, мы все очень рады видеть, что ты серьезно не пострадала. Все могло быть гораздо хуже. Хорошо, что Пинки Пай увидела, что с тобой происходит. Она умница, и я рада, что ты с ней подружилась. Такие доверенные пони, как Пинки — настоящее счастье, — в улыбке сестры Ратчет не было абсолютно никакой искренности.

— Что будет с пегасом? — спросила Твайлайт.

— Лайтнин Даст пробудет до конца недели в одиночной камере, и мы подрежем ей крылья, — сестра Ратчет пренебрежительно фыркнула. — Иногда стоит на несколько месяцев лишить пегаса полета, чтобы достучаться до его разума.

Твайлайт нахмурилась.

— Это как-то много выходит за подбитый нос.

— Тебе повезло, что она его не сломала. В прошлый раз, когда она влезла в драку, она сломала пони ногу. Эта пегаска — хулиган-рецидивист.

— И все равно, мне кажется это слишком строго.

— Она нарушила правила, — твердо произнесла сестра Ратчет, подчеркнув слова так, чтобы дать понять: тема закрыта окончательно. — Я знаю, ты хорошая девочка, а потому ты чувствуешь себя немного виноватой, но она этого заслуживает. Чем мы строже сейчас, тем меньше шанс, что она устроит скандал в следующий раз.

— Можно мне хотя бы с ней поговорить?

— Тогда помещение в одиночную камеру потеряет всякий смысл.

— Я просто хочу извиниться.

— Ты должна извиняться, только если в чем-то виновата, — сестра Ратчет повернула голову на ходу и внимательно поглядела на Твайлайт. — И, зачем ты вообще подошла к Лайтнин Даст?

— Я не хотела устраивать драку. Просто так получилось.

— И эта твоя новая подружка, Рейнбоу Дэш, тут совершенно не причем?

Твайлайт споткнулась.

— В-в смысле?

— Я знаю, что ты с ней проводишь теперь больше времени. И прямо после обеда за одним столом с ней, ты встаешь и отправляешься прямиком в драку с врагом Рейнбоу.

— Врагом? — спросила Твайлайт. — У Рейнбоу Дэш есть враги?

— Чью ногу, как ты думаешь, сломала в тот раз Лайтнин Даст?

На лице у Твайлайт разлилась легкая бледнота, но единорожка все же удержала на этот раз голос от дрожи:

— Нет, Рейнбоу Дэш совершенно не причем. Мы просто подруги.

— Как скажешь, — сказала сестра Ратчет, в очередной раз фальшиво улыбнувшись. Твайлайт содрогнулась.

Когда они дошли до двери в класс, Ратчет остановила Твайлайт, крепко упершись ей копытом в грудь. Она склонилась и произнесла с ощутимым ледком, вновь вернувшимся в голос:

— Вот, сейчас я тебе пошла навстречу и поверила, что это все было просто недоразумение. Но если ты еще хоть раз окажешься в такой неприятной ситуации, даже из-за недоразумения, я посчитаю, что здесь замешана Рейнбоу Дэш, и накажу и ее тоже. И ты ведь не хочешь навредить своим друзьям, правда?

По ногам Твайлайт пробежал морозец. Она помотала головой:

— Нет, мэм.

— Вот, хорошая девочка. А теперь давай, беги.

Твайлайт воспользовалась предложением, даже не ответив на приветствие Трикси, когда пронеслась мимо нее. Все пациенты подняли на нее взгляды, когда она ворвалась в дверь, в том числе и Пинки. Земная пони вздохнула с облегчением и с благодарностью положила переднюю ногу единорожке на спину, когда та села за парту перед ней.

— Ой, ухтышки, я так рада тебя видеть! Я знаю, прошла всего, наверное, минута, но я жуть как боялась, вдруг сестра Ратчет устроит тебе… полную сестру Ратчет.

— Я тоже, — признала Твайлайт, по-прежнему слыша в голове отголоски той угрозы. Пробежавшись взглядом по классу, она слегка нахмурилась. — Эй, Рейнбоу Дэш примерно нашего возраста, так почему она не с нами в классе?

— О.

Твайлайт развернулась на стуле и, уставившись на Пинки, вскинула бровь:

— О?

Пинки потерла шею. Ее щеки подернулись чуть более темным оттенком розового.

— Она в специальном классе.

Удивленно распахнув глаза, Твайлайт указала на учеников:

— Я думала, это специальный класс.

— Что? Почему?

— Потому что нам уже пора по возрасту заканчивать учебу, а мы по-прежнему изучаем дроби!

Пинки опустила глаза к парте.

— Но они сложные…

Твайлайт открыла было рот, чтобы ответить, но передумала. Проглотив слова, она повернулась обратно, как раз в тот момент, когда в класс завели последних пациентов.

К доске вышла окруженная вихрем мелков Трикси, неся следом за собой по воздуху кипу бумаг. Она поставила стопку на кафедру и повернулась к пациентам, сидящим за изношенными и исцарапанными столами.

Она улыбнулась:

— Добрый день, класс.

Все ответили хором:

— Добрый день, мисс Трикси.

— Просмотрев ваши результаты контрольной, которая у нас была на прошлой неделе, я обнаружила, что у некоторых еще остаются сложности с умножением и делением дробей. Я знаю, что это бывает сложно, но дроби нужно знать каждому. Так что сегодня мы все начнем с начала, чтобы на этот раз точно никто не отставал.

С заднего ряда парт раздался громкий стон.

Глава 27

— Принцесса? Вы меня слышите?

— Да, Твайлайт. Я тебя слышу, но долго говорить не могу. Связь становится с каждым днем все хуже.

— Хоть что-то. Я рада просто еще раз услышать ваш голос. Прошлый раз был слишком давно.

— Ты права. Каждое мгновение с тобой для меня драгоценно. Мы… удерживаем позиции. Магия работает, и тень замедлила наступление. Пока.

— Замечательно! То есть, это же хорошо? Значит вы побеждаете?

— Как бы мне ни было больно это говорить, но …еменная передышка. Я чувствую, как она продолжает свое темное дело, обнюхивает края щита, как голодная крыса, ищет лазейку. Мы с сестрой можем сопротивляться еще какое-то время, но ее сила растет с каждым днем. Ты должна вернуть нам Элементы Гармонии. Без них …потеряно.

— Я знаю, принцесса. У меня есть план, и я стараюсь изо всех сил, чтобы привести его в исполнение. Как только я избавлюсь от этой проклятой штуковины на роге, я исцелю подруг и мы вместе победим эту тень самой могущественной силой в мире — дружбой.

— Твайлайт…

— Принцесса?

— В твоем голосе я даже отсюда слышу неуверенность. Что тебя беспокоит?

— Все. То есть, ничего. В смысле… есть кое-что, что я должна сделать… Я знаю, насколько важно победить этого монстра, и что мне нельзя отступать или медлить, но иногда мне приходится делать разные вещи. Важные. Жизненно-важные. И с каждым таким поступком мне будто становится проще совершать такое и впредь.

— Другими словами, ты жалеешь, что некоторые поступки необходимы, несмотря на всю их неприглядность.

— Именно! Мне каждый день приходится через силу сохранять спокойствие и ясность мысли, потому что доктора меня травят своими так называемыми «лекарствами». После них в голове у меня туман, и я не могу контролировать эмоции и потому срываюсь. Никогда бы не подумала даже об этом, но теперь я сознательно причиняла вред подругам, чтобы достичь своих целей. Подругам! Да, каждая из них с радостью бы поддержала меня, если бы знала, что поставлено на карту, но эта мысль мне иногда кажется ложью, которую я придумала себе для самоуспокоения.

— Ты должна оставаться сильной. Сомнение — оружие врага. Поддашься — и все потеряно.

— Я знаю, знаю. Но что если я совершаю зло, даже ради настоящего блага в итоге? Мне не на кого опереться. Вы — единственная пони, с кем я могу здесь по-настоящему поговорить, и нам удается связаться в лучшем случае два или три раза в неделю. Куда ни глянь, кругом пони, а я совершенно одна.

— Я понимаю. …тяжело, но…

— Хватит! Откуда вам понимать? С вами другие, пони, с которыми вы можете поговорить, с кем можете быть собой. А я? Все, кого я знала лучше всего, теперь для меня почти чужаки, и мне придется сделать с ними жуткие вещи, или всей Эквестрии конец! Как вы можете вообще понять, что мне приходится переживать?

— Я изгнала на тысячу лет собственную сестру.

— О… о, п-принцесса, простите меня! Я… я-я не хотела…

— Ни к чему извиняться, Твайлайт. Просто послушай меня. Когда я потеряла Луну, я была так одинока, как не чувствовала себя никогда за всю свою жизнь. Моя дорогая сестра, самая близкая подруга… стала совсем чужой. Мне пришлось ее остановить ради блага каждого моего маленького пони. У меня оставался только один вариант, и все равно, это был самый тяжелый выбор в моей жизни. И сколько бы …она ни говорила, что прощает меня, сколько бы она ни твердила, что я все сделала верно, память о том, что я сделала с Луной, будет преследовать меня до конца. Но Эквестрии угрожала опасность, и выбора у меня не было.

— Почему правильные поступки такие м-мерзкие?

— Шрамы вины останутся на сердце навсегда, …бы ни говорил тебе разум. Неспроста ведь любовь сильнее логики — даже в тебе, моя верная ученица. А теперь вытри слезы, и напомни себе, что у тебя должны быть силы, …бы сделать все как надо, как бы ни было больно.

— Да, принцесса.

— Ты не одинока, Твайлайт. Я всегда …тобой.

---

— Вот. Это. Круть!

Рейнбоу Дэш хлопнула Твайлайт по спине, отчего та вздрогнула.

— Да ладно, ничего такого.

— Ты ее ваще по полу размазала, — ничего не заметив, продолжила Рейнбоу.

Пинки бросила на занятый подругами стол выбранную на вечер игру. Коробка шлепнула по столу так громко, что даже заставила Флаттершай, сидящую на своем привычном месте у окна, глянуть на компанию.

— Ага, ее лицо показало копыту Лайтнинг Даст кто тут хозяин, — хихикнула Пинки, но задержала на мгновение взгляд на забинтованном лице Твайлайт, перед тем как приняться распаковывать игру.

— Ладно, она н-н-н-не боец. Но у нее хватило храбрости попробовать! — улыбка Рейнбоу ярко блеснула отраженным светом и неприятно напомнила Твайлайт о тенях и зеркалах. — Перьеголовая Лайтнинг Даст угодила в карцер, Флаттершай отомщена. По мне, так две проблемы одним махом!

Флаттершай встопорщила перья, но ничего не сказала.

Твайлайт заставила себя улыбнуться.

— Рада была помочь.

— Вот теперь ты в команде, — сказала Рейнбоу, направляясь к столу и прихватив с собой и Флаттершай. Как и ожидалось, та села к столу подальше от Твайлайт и Пинки Пай. Рейнбоу этого будто не заметила, и хитро улыбнулась единорожке: — Ну, так что там за большой секрет ты мне обещала показать за обедом?

Даже зная, что этот вопрос был неизбежен, Твайлайт все равно сжалась внутри. Она быстро окинула взглядом комнату: они сидели у всех на виду. Даже укрывшись в дальнем углу за низкими полками, они все равно могли легко привлечь внимание настороженно ходящих туда-сюда санитаров. И громкая похвала Рейнбоу Дэш нисколько не добавляла им незаметности.

— Можешь просто поверить на слово, что оно существует? — спросила она в последний раз, но Рейнбоу только помотала головой.

— Слушай, я рискую г-г-головой и хочу знать, стоит ли оно того.

Пинки оторвалась от недоразложенной настольной игры.

— Я тоже. Нельзя прятать такие важные вещи от друзей. Иначе быстро всех растеряешь.

— Ладно, ладно, — сказала Твайлайт, опустив плечи. — Просто… постарайтесь держать себя в копытах. Это слишком важно, и никто об этом не должен знать, ясно? У меня есть кое-что, благодаря чему здесь все может измениться кардинально.

Рейнбоу Дэш и Пинки Пай нетерпеливо пододвинулись ближе, пока Твайлайт в последний раз оглядывалась по сторонам. Наконец, когда все посторонние глаза смотрели в сторону, единорожка достала из кармана Смарти Пантс и бросила ее на игровую доску. Неуклюже плюхнувшаяся лоскутная кукла раскидала в стороны фишки и, перевернувшись на бок, безвольно опала.

— Я ухожу, — сказала Рейнбоу и вскочила на ноги.

— Да не кукла! — прошипела Твайлайт. — А то, что внутри.

— Вата?

Твайлайт ожгла сердитым взглядом Пинки, и, перевернув куклу, показала расходящийся шов на спине. Придавив Смарти Пантс копытом, она осторожно закусила нитку и потянула. В открывшуюся вертикальную дырочку Твайлайт просунула копыто, и с точностью хирурга извлекла небольшую стопку плотно сложенных листов.

Она аккуратно развернула документы, немного злясь на себя, что не может разложить их идеально ровно, как бы старательно ни терла копытом по сгибам. Раздраженно вздохнув, единорожка перевернула листы и толкнула на другой конец стола.

— Вот. Это официальные медицинские отчеты о единороге по имени Винд Сонг. И они не оставят от Бродхуфа камня на камне.

Рейнбоу подняла документы и поднесла к носу, медленно шепча про себя написанные на первой странице слова. Пинки Пай попыталась прочитать через плечо, но отступила, когда Рейнбоу остановилась и сердито оглянулась на нее. Пинки в ответ фыркнула и села на место, а пегаска продолжила читать.

Минуты тянулись за минутами. Твайлайт раздраженно скрипела зубами от нетерпения, прекрасно читая по губам, насколько мучительно медленно Рейнбоу перебиралась через предложения. В глазах пегаски толком не было видно понимания, но она упорствовала. Переборов желание вырвать бумаги и прочитать все вслух самостоятельно, Твайлайт через силу отвернулась и принялась следить за санитарами, на случай если кто-нибудь из них обратит внимание на то, что, совершенно не таясь, делала Рейнбоу. Похоже, опять начинала болеть голова.

К счастью, раздражение было не только у Твайлайт. Лицо пегаски исказила мучительная гримаса, будто та пыталась пробить головой стену из трудночитаемых медицинских терминов. Злость, наконец, превозмогла упорство, и Рейнбоу со стоном выронила документы на стол.

— Я сдаюсь! Будто читаю эн-н-н-н-нциклоп-педию, — она посмотрела на Твайлайт. — Ладно, я тебе верю. Все взаправду. Но можешь это перевести на нормальный язык, чтобы я могла это понять?

Твайлайт стала засовывать бумаги обратно в куклу, но Пинки Пай выхватила их, и припечатала всех тяжелым взглядом, говорящим, что она сначала тоже хочет их прочитать. Даже после того, как она простила подругу, сомнение в ней еще осталось.

Твайлайт не стала пока обращать на это внимание и перевела взгляд на Рейнбоу.

— Все, что доктор Роуз делает — это ложь. Он подделывает результаты, чтобы изобразить, будто его метод лечения эффективнее и революционнее. Но метод не делает того, что он обещал, и пони от этого страдают. Его поступки неэтичны, аморальны и незаконны. И мы его остановим.

Это привлекло к себе внимание. Пинки оторвалась от чтения, а Рейнбоу Дэш нетерпеливо вскинулась. Даже Флаттершай выглянула, широко раскрыв глаза, из-под своей гривы.

— Но не все так просто. Никто нам не поверит, и к тому времени, когда кто-нибудь сверху решит что-нибудь с этим сделать, доктор уже заметет все следы. Стоит только ему добежать до топки, и все, слова четырех сумасшедших пони против целой больницы ничего стоить не будут. И мои слова здесь все равно не слишком много значат. Следовательно, мы должны сделать все правильно.

Рейнбоу Дэш присвистнула.

— Ну ты даешь, ботан. Не балду валяешь.

— Когда все настолько серьезно — не валяю, — в груди Твайлайт разлилось тепло от непоколебимой уверенности в сказанном, и она даже села чуть прямее.

Пролистав остальные бумаги, Пинки положила их на стол и сдвинула к Твайлайт. Пожевав губу, она сказала:

— Ладно. Я тебе верю. И… мне не нравится, когда пони причиняют зло. Я помогу тебе.

Твайлайт улыбнулась и повернулась к Флаттершай, которая снова спрятала лицо за волосами и с неподдельным интересом уставилась в какую-то одну точку на полу. Рейнбоу тут же покровительственно обняла ее за плечо. Твайлайт моргнула, заметив, что Флаттершай почти не дрогнула от прикосновения.

— Эй, я конечно хочу свести счеты, но Флаттершай сюда тащить не дам.

В голосе пегаски Твайлайт услышала огонь, бледный отголосок привычной Рейнбоу Дэш, и Твайлайт пришлось побороться с собой, чтобы не улыбнуться и не испортить тем самым смысл своих слов.

— Нам нужна ее помощь, — сказала Твайлайт, сложив бумагу и принявшись заталкивать ее обратно в Смарти Пантс. — У меня есть план, и для его выполнения нужно участие всех нас.

Повернувшись к Флаттершай, она обратилась прямо к ней:

— Я знаю, что это страшно, но я знаю, что ты сможешь. Ты гораздо сильнее, чем все тебя считают.

Рейнбоу Дэш повернулась к Флаттершай, которая по-прежнему неотрывно глядела в пол, и уставилась на нее, будто чего-то ожидая. Флаттершай даже не шевельнулась, но спустя некоторое время, Рейнбоу кивнула.

— Хорошо, она согласна. Но если с ней что-то случится…

— Не волнуйся, ее роль самая простая.

Пинки Пай наклонилась над столом.

— Может самую чуточку проще было бы, если бы мы знали, в чем план?

Твайлайт кашлянула, чувствуя, как внутри борются друг с другом страх выдать слишком много и желание удержать контроль над подругами.

— Ладно. Я не могу пока вам рассказать вообще всего, но в основе своей план очень простой. С помощью этих документов, я собираюсь убедить двух пони из числа сотрудников нам помочь. Как только они увидят то, что увидела я, они пойдут требовать объяснение от доктора Роуза. Пока он отвлечен, мы проникнем в его кабинет, и добудем остальные документы, пока он их не уничтожил. Нам будет достаточно пары полных папок — этого хватит, чтобы убрать его с концами.

«И заодно захвачу кое-что еще», — добавила она про себя, вспоминая ключи, висящие на поясах санитаров.

Услышав про кабинет доктора Роуза, Пинки нахмурилась, но первой заговорила Рейнбоу:

— Еще двое? Я думала, мы все сд-д-д-делаем вчетвером. Ты доказала, что ты крутая… для ботана… и ты говоришь Пинки можно доверять, но мы с Флаттершай не верим никому из персонала.

— Не обращай внимания, — сказала Твайлайт, с наигранно непринужденным видом. — Я не знаю еще, будут ли они нам вообще помогать, и сможем ли мы вообще с ними встретиться. И они все равно только для отвлечения.

— Я те говорю, мы им не доверяем. Говори кто, или мы уйдем.

— Ладно, но пожалуйста, не расстраивайся. Эти двое — это моя социальная работница Рэрити, и… — Твайлайт съежилась, — доктор Эпплджек.

От грохота, с которым Рейнбоу ударила по столу, несколько санитаров оглянулись в их сторону, но так и не дождавшись, что пегаска кинется бить Твайлайт, быстро потеряли интерес. Рейнбоу сжала Флаттершай в объятиях еще крепче и, сердито нахмурившись, уставилась на единорожку, но ничего не сказала.

— Ого! Сколько времени уже прошло, хехехе, — сказала Пинки Пай, натянув через силу улыбку, быстро собрала так и не тронутую игру и попятилась с коробкой от стола. — Пора уже положить все на место! Аккуратность там, вот. Чистота у…. э… полки. Вот здесь.

Рейнбоу даже не повела ухом на неуклюжий побег Пинки. Вся ее ярость была сосредоточена в испепеляющем взгляде в одну точку. Когда она наконец открыла рот, она лишь хрипло прошептала:

— Нет.

— Послушай, — начала Твайлайт, но замолчала от грозного рыка Рейнбоу Дэш.

— Н-н-нет! Н-ничего не буду делать, если эта грязнопони тут замешана. Она чуть не убила Флаттершай, и второго шанса я ей не дам. М-мы уходим, — Рейнбоу встала, но не сделала и шага, как ее остановило всего одно слово.

— Подожди.

Твайлайт и Рейнбоу одновременно обернулись на Флаттершай, которая тут же испуганно пискнула и пригнулась, лишь краем глаз выглядывая над столешницей.

Разинув рот, Рейнбоу наконец выдавила:

— Флаттершай?

Флаттершай едва-едва заметно кивнула.

— Не… не уходи. Мы… должны помочь… — произнесла, перемежаясь, она, будто с силой выдавливая из себя каждый звук. Твайлайт, как и Рейнбоу Дэш, лишь молча смотрели на нее. — Мы… должны.

— Но Эпплджек чуть тебя не убила! — возразила Рейнбоу, но уже слабее: гнев растворялся в ее голосе, хоть она и пыталась удержать на лице сердитую гримасу.

Было очевидно, что Флаттершай очень тяжело говорить, и утомление начало сказываться. Когда она подняла голову, оглядываясь из стороны в сторону, стало заметно, как по ее лбу бегут крупные капли пота. Твайлайт не знала, что ей делать: то ли похвалить Флаттершай за храбрость, то ли впасть в ярость от мысли, что тень сотворила с ее друзьями. Но вместо этого, она лишь молча смотрела, как Флаттершай проглотила свой страх и закончила:

— Нам… нельзя давать невинных… в обиду. Мы должны… их защитить.

Твайлайт и Рейнбоу подождали еще какое-то время, но вскоре поняли, что побледневшая, дрожащая и прячущаяся за собственной гривой Флаттершай больше не сможет ничего из себя выдавить. Прошла еще минута, и Дэш наконец повернулась к Твайлайт и грозно нахмурившись произнесла:

— Ладно. Мы в деле, — она прищурилась. — Но если что-нибудь пойдет не так, вся вина на тебе.

Твайлайт закивала головой, признавая ее правоту, но не рискнула ничего сказать, чтобы ненароком не дать им повод переменить мнение. После этого было ясно, что больше говорить не о чем. Рейнбоу Дэш двинулась прочь, хлеща хвостом из стороны в сторону, чтобы проводить Флаттершай к ее обычному месту у окна. Твайлайт даже не осмелилась поблагодарить Флаттершай, просто удовлетворившись мыслью, что достигла своей цели.

«Надо дать ей время остыть. Не надо пока никуда их толкать», — Твайлайт чуть было сама не задрожала от страха, перебирая в воображении варианты того, что может натворить с ее планами разозленная и жаждущая мщения Рейнбоу Дэш. Тем не менее, ей нашлось чему горько усмехнуться: «Впрочем, с учетом того, что весь мой план — просто кучка мечтательных предположений, беспокоиться мне надо будет не об этом».

— Рейнбоу все-таки поможет? — спросила Пинки Пай, вернувшись к столу. Следя краем глаз за отошедшими к окну пациентками, она положила между собой и подругой очередную настольную игру, уже другую, как отметила Твайлайт.

— Думаю, да. Я все-таки надеялась, что мне не придется ей говорить про Эпплджек. Для их ролей эта информация значения не имела. То есть, я конечно знала, что имена наших помощников могут вызвать проблемы, но…

— Но ты не могла ей солгать? — слабо улыбнулась Пинки.

Твайлайт с радостью улыбнулась в ответ.

— Типа того. Вы мои друзья, и я не собираюсь вам лгать, даже если стоило бы. Наша дружба слишком важна.

Пинки занялась расстановкой игры, не сумев спрятать довольную улыбку. Спустя некоторое время, Твайлайт присоединилась к ней. Как и следовало ожидать, это была очередная игра для маленьких жеребят, на этот раз посвященная строительству какого-то большого пластикового устройства, предназначенного для ловли алмазных псов-воров. Простые механические движения и красота симметрично выстраивающихся фигурок стали для Твайлайт отдохновением, наподобие сортировки книг на полке или расстановки посуды на столе.

— Раз ты не собираешься лгать, может расскажешь, почему ты не хочешь выложить нам весь свой план?

Твайлайт чуть не выронила детальку.

— Что ты имеешь в виду? Я же сказала, это для вашей же безопасности.

Пинки Пай подняла глаза.

— Помнишь, что ты мне сказала? Я должна тебе мешать делать всякие плохие штуки. И когда ты не хочешь говорить всю правду — это плохие штуки. И ты должна мне верить, когда я об этом говорю, потому что я Элемент Веселья.

— Смеха, — непроизвольно поправила Твайлайт. — И план… ну, он сложный.

Пинки хихикнула.

— Конечно же сложный! Ты бы никогда не подумала даже делать такие жуть какие страшные дела, если бы у тебя не было плана на сотню пунктов, который ты бы проверяла бы и перепроверяла по миллиону раз. Но раз мы должны в этом участвовать, значит слишком сложным он быть не может. А значит, или в плане есть что-то такое, чего ты нам не хочешь говорить, как например участие доктора ЭйДжей, или…

Пинки толкнула детальку копытом, отчего недостроенная машина запустилась и тут же рассыпалась на части.

— …или ты боишься, что мы все испортим, и ты нам не можешь доверять.

— Нет, дело не в этом… — начала Твайлайт, но замолчала на полуслове. На третьей попытке, она наконец-то подобрала нужные слова:

— Так, слушай. Я боюсь, что что-то пойдет не так вне моего контроля. Я… я всегда этого боялась, всю свою жизнь. Даже в реальном мире. Но сейчас я даже не могу положиться на магию, если что-то пойдет не так. Что если мы вляпаемся в неприятности? Что мне тогда делать? — она указала на себя копытом. — Даже среди единорогов я не так уж и сильна. Если произойдет самое худшее, что тогда?

— Тогда тебе надо полагаться на своих друзей, глупышка.

— А если друзья не могут ничего сделать? — Твайлайт огрызнулась куда злее, чем хотела, но отступать не стала. — Это слишком важно. Я люблю вас всех до невозможности, но этот мир другой. И если судьба всей Эквестрии зависит от того, что я делаю, что мы делаем, боюсь, что тогда я сделала недостаточно. Уже слишком много рисков и неизвестных деталей, и потому я боюсь, что все может пойти насмарку. И этого допустить нельзя.

Мягко улыбнувшись, Пинки Пай погладила копыто Твайлайт.

— Твайлайт, ты можешь нам доверять. То есть, ты должна нам доверять. Ты же ведь не можешь вытащить из ниоткуда отряд полицейских, которые для тебя возьмут кабинет доктора Роуза штурмом, — она помедлила. — Так ведь?

Твайлайт закатила глаза и рассмеялась не желая того.

— Да, мой брат не приедет меня спасать. То есть, конечно, будь у меня больше времени, я бы придумала чего-нибудь получше, чего-нибудь более надежное, но у меня такой роскоши больше нет.

Улыбка сошла с ее лица.

— У меня нет времени придумать лучший план. И от этого я нервничаю. Так что прошу прощения, если тебе кажется бесчестной моя скрытность, но из-за всего этого хаоса в который обратилась моя жизнь, другой возможности удержать хоть что-то под своим контролем у меня не осталось.

Подруги замолчали, и отвлекшись, Твайлайт принялась строить заново сломанную игрушку. Через некоторое время, она слабо улыбнулась:

— Наверное, я из-за этого со стороны немного кажусь гадиной, да?

— Неа! Ты из-за этого выглядишь нормальной, — весело заявила Пинки.

— Правда?

— Со-вер-шенно. Мы здесь, все-таки, не можем делать все что захотим, — сказала она, широко обведя передней ногой бело-зеленые кафельные стены. — Каждый старожил здесь по-своему свыкается с тем, что весь день проходит по расписанию и указанию. Я планирую всякие интересные штуки для друзей, Флаттершай отвечает за птиц, Рейнбоу Дэш… — Пинки потерла подбородок. — Ну, она, похоже, просто нарушает правила.

— Разница только в том, что если твою вечеринку отменят, Эквестрия не будет разрушена.

Пинки Пай насупилась, но в ее глазах сверкал веселый огонек.

— Вечеринки тоже важны…

Потирая висок, где начинала разгораться головная боль, Твайлайт протяжно вздохнула. «Она права. Тебе надо рассказать им весь план. Риск не так уж и велик, и они будут благонадежней, если будут знать все». Уперев оба копыта в стол, Твайлайт снова села с высеченным на лице властным и жестким выражением.

— Хорошо, я скажу тебе все. Но вся эта информация требует Пинки-Клятвы. Ясно? Никто не должен узнать ровным счетом ничего, из того, что я тебе расскажу, во что бы то ни стало.

По лицу Пинки пробежала тень.

— Ладно, только… без плохих штук, хорошо?

— Мы будем нарушать правила и делать очень опасные вещи, но все это только для того, чтобы помочь тем, кто в нас нуждается больше всего, — ухмыльнулась Твайлайт. — На мой взгляд, ничего плохого в этом нет.

— На мой тоже, — ответила Пинки Пай, буквально выдохнув от облегчения, и тут же выпрямилась с серьезным видом, зачитала свою Пинки-Клятву, сунула копыто в глаз, все как надо. Несмотря на беспокойство, ползущее мурашками по спине, Твайлайт вновь заулыбалась. Закончив представление, Пинки внимательно уставилась на единорожку, напомнив той о школьных годах и презентациях перед классом.

— План… так, ладно, он непрост. В нем есть много неизвестных, над которыми у меня нет никакой власти. Первое — это день, когда все должно произойти. Скорее всего это должна быть эта пятница, но все зависит от расписания Рэрити и Эпплджек. Второе — я не знаю, во сколько будет встреча, а потому, если я не успею вас предупредить перед ней, то все будет провалено уже на этом этапе. И третье, я не знаю, что будет в ваших расписаниях, так что я не могу знать, насколько вы будете заняты к нужному моменту, а значит, если вас не будет в нужном месте, то все тоже будет провалено. Эти три больших «если» могут испортить все еще до того, как мы начнем что-то предпринимать.

Твайлайт замолчала, чтобы сделать несколько глубоких вдохов и привести воображаемый список в порядок. Головная боль останется еще надолго.

— Итак. Пункт первый — доставить мои документы в копыта Эпплджек и Рэрити. Я уверена, что как только они увидят, что там написано, они сразу же постараются вызвать доктора Роуза на разговор: Эпплдек слишком упряма и прямолинейна, чтобы сидеть сложа ноги, а у Рэрити есть личные причины взбунтоваться против эксплуатации пациентов докторами.

Она указала копытом на Пинки:

— А теперь твой ход: ты воспользуешься своими привилегиями, и будешь ждать около кабинета, пока не закончится моя беседа, потому что то, что произойдет со мной после этого — это четвертое неизвестное. Два наиболее вероятных варианта, что они или вызовут санитаров, чтобы проводить меня в палату, либо сделают это сами, перед тем как пойти к доктору Роузу. Так или иначе, от тебя требуется вскрыть замок той комнаты, куда меня отведут.

Услышав это, Пинки Пай заерзала на стуле, бездумно теребя копытами гриву.

— Но если это будет середина дня, в больнице будет много народу. Что если меня поймают?

— Это неизвестное… — Твайлайт быстро подсчитала варианты, — …номер тридцать пять. С учетом общей ситуации тебе придется действовать очень аккуратно и постараться не попасться. Иначе все провалено.

Пинки побледнела, но Твайлайт невозмутимо продолжила:

—Так, как только ты выпустишь меня из палаты, мы пойдем в крыло администрации. Так как Флаттершай знает все укромные места в больнице, мы воспользуемся ее помощью, чтобы проникнуть в помещение как можно ближе к кабинету доктора Роуза. Если кто-нибудь спросит, что мы здесь делаем, ты просто скажешь, что ведешь меня к нему на беседу.

— Думаю, я смогу, — сказала Пинки Пай, явно волнуясь от мысли, что ей придется лгать. Она глянула на двух пегасок у окна. — Но я сомневаюсь, что Флаттершай сможет ходить тайком по больнице.

Твайлайт отмахнулась от воспоминаний о том, как Флаттершай не хотела пробираться из Понивилля во время второго столкновения с Трикси.

— Ей не нужно ходить с нами. Ей достаточно только сказать нам перед встречей, где найти нужную комнату. На самом деле, лучше будет, если она останется там, где и должна находиться. Нам сейчас нужна только Рейнбоу Дэш.

— Это… будет непросто, — сказала Пинки. — В смысле, она ведь известная хулиганка. Ей не дадут просто так ходить по больнице в одиночку.

— И потому ты ее проводишь в укрытие перед тем, как заберешь меня. Остальным можешь сказать, что ведешь ее к доктору Роузу для дисциплинарной беседы. Они тебе поверят. И потом ты скажешь Рейнбоу сидеть на месте и ждать, пока не приведешь меня. И как только мы все вместе там окажемся, то…

Твайлайт замолчала.

— То? — Пинки Пай вытянулась вперед. — То что?

— То я не знаю. Это пятое неизвестное: будет ли доктор Роуз в кабинете? Если да, то мы не сможем ничего сделать без угрозы сразу же попасться, и нам придется ждать. Если нет, то мы можем проникнуть внутрь, ты вскроешь сейф, и мы унесем оттуда столько папок, сколько сможем. И потом мы просто…

Пинки Пай подняла копыто, как ученик в классе.

— Э, да?

— Я не знаю, как вскрывать сейфы, — сказала Пинки Пай. — Я только научилась открывать двери, потому что меня не пускали на кухню, и я не знаю, как взламывать другие замки.

Твайлайт криво улыбнулась.

— Не волнуйся, этого я и ожидала. Умеешь ты открывать сейфы или нет — это неизвестное номер шесть. Когда мы проникнем в кабинет, ты можешь попробовать, а если не получится, то мы понадеемся, что он оставил на столе бумаги, как в прошлый раз, и тогда мы унесем их.

Пинки явно надеялась на другой ответ, но удовлетворилась и этим. И все же, Твайлайт не сдержала очередного вздоха.

— Итак, у нас есть шесть больших неизвестных, и это не считая седьмого — сможем ли мы вернуться назад и никому не попасться по пути, или восьмого — поверят ли они содержимому этих папок. Все документы должны поддерживать нашу точку зрения, или все будет впустую. И конечно же я не перечисляю еще десятки других менее важных переменных, которые могут все резко усложнить. Так что ты, думаю, понимаешь, почему я немного сомневалась, стоит ли раскрывать всем все детали. Картинка выходит не самая воодушевляющая.

— Да, я даже не могу придумать ни одной шутки, чтобы это все как-то сгладить, — признала Пинки Пай. — Но по крайней мере… ну, это ведь все очень правильно и важно, да? Мы стараемся поступать хорошо, и ради этого стоит рискнуть.

— Знание, что невероятно рискованное дело еще и невероятно важное, тоже не очень-то облегчает задачу, — сказала Твайлайт. — Но нам нужно сделать правое дело, как бы тяжело не было. И это наш главный шанс добиться цели.

— Но у меня есть вопрос.

— Какой?

— Зачем нам Рейнбоу Дэш?

Твайлайт застыла.

— В смысле?

— Ну, ты даешь доктору ЭйДжей и Рэрити документы, я тебя провожу из палаты к кабинету и открываю двери, Флаттершай знает где в больнице самые надежные укрытия. А что делает Рейнбоу Дэш?

Пожав плечами с самым непринужденным, каким смогла, видом, Твайлайт поглядела Пинки в глаза и сказала:

— Она будет на стреме. Нам не нужно повторение предыдущего раза, и нам нужен кто-то снаружи, кто даст нам время скрыться.

Пинки Пай протянула долгое «О» с понимающим видом, и Твайлайт на мгновенье возгордилась, пусть и не без горечи, тем, как ловко ей удалось заставить Пинки поверить в это объяснение. Меньше всего ей сейчас надо было, чтобы та унюхала очередную полуправду. «Неважно, насколько все это неприятно», — напомнила она себе. «Это все ради блага».

— А им ты тоже расскажешь? — спросила Пинки, обернувшись через плечо на пегасок. Флаттершай сидела и неподвижно смотрела на мир за окном, а Рейнбоу самозабвенно рассказывала ей что-то про Вондерболтов. Флаттершай, похоже, шевелилась только когда за окном проносилась птица, и после этого она будто казалась еще немного печальней.

— Пожалуй, теперь мне придется. Рейнбоу вроде уже успокоилась, так что мне можно уже, наверное, не бояться, что она мне сломает челюсть или плеснет горячим супом в лицо, — Пинки Пай хихикнула на эти слова. — Может, подготовишь игру, пока я с ними говорю? Перед ужином, пожалуй, успеем сыграть еще партию.

Пинки Пай тут же кинулась, причем буквально, исполнять просьбу и перестраивать пластиковую ловушку, а Твайлайт пошла прочь от стола. Игривая улыбка тут же пропала с ее лица. «Скажи только то, что понравится Рейнбоу», — напомнила себе Твайлайт, стараясь собраться с мыслями. Она обернулась на санитара, тащащего за собой упирающегося пациента. Магический глушитель на роге резко потяжелел, когда она невольно задержала взгляд на позвякивающих ключах на поясе жеребца. «Она тебе нужна гораздо больше, чем остальным положено знать».