Партия

Глава 4

— Это сюрприз, — Улыбнулся горбатый жеребенок. Филси Рич снисходительно хмыкнул:

— Что, даже сейчас не скажешь? Да ладно тебе. Что еще выдумывать надо для Вечера Согревающего очага?

— А я выдумал! — Не унимался Лус. Он явно был возбужден, и нетерпеливо перебирал передними ножками, глядя на веселую толпу разномастных поняшек в классе. Филси Рич, видимо, истолковал такое возбуждение приятеля как восхищение устроенным угощением и наряженным классом, и потому надулся от гордости. Но Лус молчал, и Рич решил не тянуть кота за хвост:

— Ну как?

— А? Что как? — Вышел из легкого транса жеребенок.

— Как организовано спрашиваю?

— Это… да, отлично. — Кивнул Лус. Он заметил, как Филси переменился на мордочке, и поспешил исправиться: — Нужно посмотреть больше. Тут так много всякого, нужно увидеть… Покажешь мне? — Нашелся наконец он. Филси опять повеселел, радостно закивал, тряся черной гривой со стрелками, которые он зачесал на манер как у Луса, и ему очень шло. Он хотел быстро пробежаться и все показать, но сдержал себя и важно пошел вперед, а Лус пошел сзади. Он решил, что нужно уважить товарища и отвлекся от своих мыслей, полностью переключив внимание на класс. А смотреть было на что.

Уже одно только то, что в нос ударил невероятно нежный запах какого-то воздушного крема, вывело жеребенка из душевного равновесия как только он переключил свое внимание на реальность, а не свои мысли. Один только этот запах придавал какое-то приподнятое настроение, но когда они с Филси подошли ближе к столам, к чудесному праздничному запаху крема добавился еще и запах карамели настолько насыщенный, что Лус даже прижал ушки, все свое внимание концентрируя на восприятии. Его мордочка приобрела некое возвышенное выражение, Филси заметил это, и удовлетворительно крякнул.

— Эта патока из Кантерлота. — Негромко сказал он, тоже почувствовав запах карамели и говоря ввиду этого о ней, — Приезжал один папин знакомый, кондитер. Эту патоку вообще готовили для праздника в доме де Лисов.

— Хм? — Удивися Лус. Даже в Понивиле слава о кутежах этих богачей была на слуху. Филси улыбнулся и наклонился к самому уху горбуна:

— Они сделали слишком много, хотели выбрасывать. Получилось даже на три бита дешевле чем у нас. А ты знаешь, за сколько ее де Лисы брали? Пятьдесят битов баночка! — Уже совсем шепотом поведал Рич. Лус округлил глаза: эта цена казалась ему совершенно астрономической. Скромный бюджет их вечеринки составлял сто пятьдесят битов, и его хватило бы всего на три баночки этой патоки, но он видел уже баночек десять, так что остается только гадать по какой бросовой цене достал их Рич. Между тем они подошли к столам, и глаза Луса разбежались.

Все парты в классе Филси и Сапфир решили сложить в длинную шеренгу о двух рядах, которую сверху покрыли неброской тканью, и на этом длинном столе расположили угощение. И было его… его действительно было навалом, и Лусу даже в голову не приходило, что столько всего можно накупить за столь небольшую сумму. Те самые пирожные с ароматным воздушным кремом, запах которого пленил его разум немедленно, как только на него обратили внимание, находились в изобилии, огромной несокрушимой бледно-желтой горой возвышаясь посредине стола. Филси заметил взгляд товарища, и снова довольно ухмыльнулся. Он быстро достал одно из пирожных, тут же выудил где-то мисочку неуловимым движением, и поставил перед ним. Лус не заставил себя долго ждать и принялся поедать. Это было воздушное слоеное пирожное, он помнил его вкус, но не помнил название, пару лет назад он пробовал подобное, когда с отцом ездил в Кантерлот. Филси дождался, пока угощение не будет съедено наполовину, и только тогда наклонился к уху горбуна и тихо сказал:

— Не угадаешь откуда.

— Канфелот… — Между укусами уверенно сказал Лус. Филси ухмыльнулся и снова тихо сказал на ухо:

— Только крем. И оттуда же, из излишков заказа де Лисов. А выпекал Кейк.

С набитым ртом Лус уставился на приятеля выпученными глазами, но тот не подавал ни малейшего вида того, что шутил.

— Это третья попытка. Первые две по пять пирожных мы выбросили. Хорошо что крема было много. — Опять на ухо сказал Рич.

— Чудеса да и только… — Протянул пораженный жеребенок.

— Это же Вечер Согревающего очага, как иначе, — Улыбнулся Филси.

— Ты еще никому не говорил, да? — Понял Лус и подмигнул.

— Ага. После праздника и расскажу. А то сам знаешь что было бы. — И оба жеребенка засмеялись.

Лус попробовал еще два блюда, и в особенности, конечно, хваленую патоку, и принялся осматриваться. Наряжен класс был тоже красиво, но он уже видел все это, и даже помогал наряжать. Но вкупе с праздничным угощением и весело гомонящими жеребятами в красивых праздничных нарядах, разноцветных бантах и попонах это становилось настоящим праздником жизни. Лус позволил себе расслабиться, и удовлетворенно выслушивал комментарии Филси о том или ином блюде и поражался как тому удавалось провернуть все так ловко и достать то или иное лакомство, да еще и по смехотворной цене. Непонятно как, но почти все Рич достал с какими-то непонятными скидками, по распродажам, а то и вовсе задаром, и в итоге праздничного угощения было так много, что напрасным было даже пробовать поесть его силами класса. Хоть Томми Спидвей искренне пытался, шевеля ушами поверх своей короткой гривы. После того, как гриву залепил воском Булефал, ее пришлось срезать. После этого Томми Спидвей заметно подрастерял авторитет, а Вонючке Булефалу на всю оставшуюся жизнь перехотелось брать в копыта плевательницу.

Филси с Лусом вдвоем прошлись кругом, а Рич то и дело обращал внимание на ту или иную свою затею, вызывая искреннее удивление собеседника и приступ гордости у себя. В самом центре в окружении толпы веселых жеребят в прозрачных кружевных зеленых одеяниях стояла Сапфир, заливисто хохотала, звонко давала какие-то комментарии и в других формах выполняла обязанности центра всеобщего внимания. Она хорошо потрудилась вместе с Ричем, и горбатый жеребенок подумал, что она имеет на это полное право. Хоть и была злюкой, но Лус думал, что это по недомыслию.

Даже жеребята постарше из последних классов охотно заходили к ним, столь выгодно наряд, атмосфера и праздничное угощение отличались от других классов, и Филси был просто счастлив что все так получилось.

— Да, тебе не нужно готовиться? — Вдруг вспомнил он, напоминая резвившемуся Лусу, что у него тоже есть обязанности.

— Ох… — Вспомнил тот, — Да, точно! Уже нужно идти!

— Идем, — Довольный тем, что его теперь оценили, Рич повел товарища сквозь разноцветную гомонящую толпу, они вышли из класса и потопали по темному продолговатому коридору, идущему через все здание прямо на улицу.

— А знаешь, может, сестричка даже лучше чем братик. — Задумчиво протянул Филси. Тьма коридора обволокла из обоих, и после яркого света праздничного класса видно было лишь дальнюю и тусклую точку выхода на улицу вдалеке. Он намерено стал идти медленнее, ему казалось, что он должен сказать и, главное услышать нечто очень важное. Лус почувствовал это желание товарища, и шаги обоих жеребят стали нечастыми и тихими, странным эхом вторя друг другу в темном пустом коридоре.

— Я тебе и говорю что круче. Вот у меня два брата, а еще так хотелось бы сестричку. А моего мелкого нам обоим хватит. — Лус говорил отчетливо тише. Странное эхо обычно заполненного коридора казалось непривычным, как будто они попали в совершенно другой мир, где больше никого не было кроме двух медленно бредущих жеребят, теней и эха приглушенных шагов.

— Та да. Фитджерт везде поспеет, — Ухмыльнулся Рич. — Скоро сестричку можно будет на улицу. Приходи, я покажу какая она классная! Вот сразу после праздника.

— И как тебе все это удалось? — Негромко спросил Лус.

— Ты о чем? А, это… — Жеберенок неуверенно пожевал губу, -Я тут кое-что понял недавно. Хоть мне не верит даже отец. — Серьезно сказал Рич. — Вообще никто не верит. Потому я больше никому не говорю.

— Что, и мне не скажешь? — Фыркнул веселый голос Луса в потусторонней темноте коридора. Филси молчал. Он сомневался, или он должен это говорить, ведь если не поверит Лус, то кто же тогда поверит ему? Он ведь верил в это. Всем сердцем. Он не мог даже и представить, что это может оказаться неправдой!

— Давай, не томи, — Уже без иронии сказал Лус. Он почувствовал эту нерешительность, и теперь понял, что это действительно важно. Они остановились перед самым выходом на улицу, и это была самая темная часть коридора, и видели они друг друга едва-едва.

— Да все просто. Дороже не значит лучше. А дешевле не значит хуже. И они мне не верят. — Филси притих, и даже дышал тихо, ожидая реакции.

— Конечно, Филси Рич. А какой смысл верить? — После небольшого промедления ответил Лус.

Рич все так же молчал, но перед тем, как внутри него начало что-то обрываться, Лус успел выразительно сказать, немного повысив голос:

— Нет, не так. Я же видел все, Филси. Я сам только что все видел, своими глазами. Своими зубами жевал. И ты мне рассказал. Потому я и не верю. Я знаю, что все так и есть. И тебе нет смысла верить. Ты тоже знаешь.

Сейчас в маленьком жеребенке шла борьба. Менялось что-то важное, фундаментальное, и таки изменилось. Но было темно, и это было незаметно. Это длилось всего мгновение, и Филси даже не обратил внимания.

— Я знал, что ты поверишь… поймешь. — Поправил себя после маленькой паузы Рич. Лус подумал и бросил:

— Я так понял, Сапфир ты такого не говорил, да?

— А в этом есть смысл? — Хмыкнул Филси, и пару секунд жеребята хихикали.

— Я рад, что ты поверил, что сестренка — это круто. — Топнул копытцем Лус, и вышел в сумерки на улицу, поскрипывая утоптанным снегом под копытами.

— Не поверил, а узнал! — Звонко крикнул довольный Филси вдогонку.

— Через двадцать минут, — Обернувшись, напомнил горбатый жеребенок темноте коридора. Темнота зафыркала и ответила перестуком удаляющихся копыт.

Лус завернул за угол управы, и снег под его копытцами украсился неяркими разноцветными полосами света: елка на площади уже сияла огнями, а в потемневшем небе начали зажигаться первые пока еще несмелые и тусклые звезды. Снежок шел с утра, сейчас же воздух был кристально чистым, даже свежий морозный ветерок прекратился.

Перед елкой в веселом оживлении сновали многие пони в ожидании истории, которую каждый год демонстрировали с импровизированной сцены жеребята из школы. Тут, на главной площади, перед тем как разбрестись веселыми компаниями и семьями по теплым домам к праздничному ужину, жители молодого городка Понивиля и их гости, приезжавшие как правило из других поселков и городков, водили у елки хороводы, обменивались впечатлениями и просто играли. Жеребят почти не было: все они были сейчас недалеко, в управе на празднике среди своих классов, и на площади были по преимуществу взрослые пони. Но веселья от этого не становилось меньше, и даже почтенные пони дурачились сейчас не хуже малышни первых классов.

Чуть правее магистрат со своей женой увлеченно бомбардировал снежками семью Эпплов. Он явно не рассчитал силы:

— Ану наподдать! — Скомандовала крепко сложенная мятного цвета кобыла тетя Смит, залихватски подняв переднюю ногу в знаке атаки, и две пары сильных земных пони вдарили разом рыхлый сугроб. Мисс Кэнни завизжала и бросилась наутек. А вот магистрат решил стоять насмерть. Сугроб накрыл его, и он остался стоять нерушимым снеговиком под дикий хохот окружающих.

Другие взрослые не отставали. Снежки летали как снаряды над Бородинским полем, жеребцы и кобылки с визгами носились, сбивали друг дружку, а парочки устраивали догонялки с целовашками. Лус отскочил, уходя с траектории, скорее всего таки полета, несшегося как локомотив своего старшего брата Черри, который отчаянно пытался догнать какую-то кобылку. Кобылка была старше Черри, и быть пойманной совершенно не желала, так что шансов у Черри было откровенно маловато. Она изящно ушла на вираж и скрылась в толпе, а вот Черри подскользнулся и перекатился через голову, увязнув в ближайшем сугробе.

— Беее! — Вывалил язык Лус, показывая брату, что его тошнит от такой затеи. Старший отмахнулся, отряхнулся, и вновь скрылся где-то в толпе. Разномастное население Понивиля продолжало радоваться и дружно веселиться. Тут было не так много пони, и все всех знали, и потому были друг другу не чужими.

Лус все никак не мог найти родителей в толпе, пока не наткнулся на большого и могучего жеребца светло-кремовой масти, который без устали что-то кому-то рассказывал, иногда гогоча, обращаясь к толпе поняш пока его жена и другие Эпплы отряхивали фыркающего магистрата.

— Дядя Керридж! — Позвал Лус великана, и тут сейчас же умолк и опустил голову к мальцу, щекоча нос своею длинною коричневой гривой:

— О, кто пришел! Проныра Физзи-средний, и кто бы сомневался, что тут тебя богиня носит, а проще ведь сказать где не носит, верно? Чего ты без попоны, а?

— Я ищу маму! У нее! — Звонко, чтобы перекричать гомон толпы крикнул Лус. Великан распрямился и стал водить головою вокруг. Он был на полторы головы выше среднего пони и возвышался над бурлящей толпой. Биг Керридж быстро отыскал семейство Физзи, которое ко всему неподалеку было, и зычным баритоном прогудел:

— Эй, Физзи! Да виделись уже, чего там. Тут мелкий ваш, вас ищет!

— Скажи куда, я сам пойду! — Не унимался Лус, но Керридж ухом даже не повел. Через минуту розовая мама Луса — земная пони с темно-вишневой гривой, подошла и Лус немедленно был одет в попону, от шапки же отказался:

— Мешать будет!

— Ты давно на улице? — осведомилась мама.

— Да только вышел. Честно. Я побегу!

— Беги, — Она, конечно, улыбнулась, и Лус побрел сквозь толпу к импровизированной сцене.

А там его уже ждали. И Луиза Грей даже насупилась, когда увидела его:

— Где тебя носит? Уже ведь скоро! — Но подобрела сразу после этого, поддавшись общему веселью.

— Ну что, все на месте? — Осведомился Лус.

— Ага. — Ответил Кейк. Он с тревогой иногда поглядывал на здание магистрата, и горбун решил развеять его тревоги.

— Ты знаешь, Луиза, — Решил пойти он обходным путем, — Филси где-то таких пирожных добыл! Просто все бы слопал.

— Да ты что… — Прикусила нижнюю губу Луиза, — Так все ж съедят и нам ничего не останется.

— А у меня есть, не переживайте! — Вдруг спохватился повеселевший Кейк, но вспомнил, что он вроде тут ни при чем, и быстро выкрутился: — Ну, я себе брал там же где и Филси, так что…

— Это хорошо. — Решил не волновать Кейка лишний раз Лус. — Так, что еще не готово?

— Я готов! — Раздался откуда-то из-за подмостков писклявый голос Фитджерта. Тот везде увязывался за Лусом и был пятым колесом в телеге, и потому средний Физзи придумал ему очень ответственную работенку — включить свет перед началом спектакля и выключить по завершении. А чтобы ненароком не пропустить время, жеребенок решил сидеть возле выключателя постоянно, и сидел там уже минут десять.

— Так, проверим еще раз. — Лус полез в стопку плакатов, и стал их пересматривать.

Через минут пятнадцать со здания управы, в котором также была и школа, немаленькой разнокалиберной ордой ломанулись жеребятки, ища в толпе своих родителей. А старшие уже перебесились, и в присутствии малышей опять стали вести себя чинно и благообразно. Надо же подавать пример подрастающему поколению.

Когда толпа устаканилась, все друг друга понаходили, на невысокий постамент вылез магистрат Кэнни. Кейк подал знак Фитджерту Физзи, и тот нажал рубильник. Сцена осветилась желтым светом электрических ламп, и пони на площади притихли, ожидая представления.

— Приветствую, все пони! — Начал магистрат, — По нашей доброй традиции на праздник Согревающего очага наши жеребята показывают нам поучительную историю о рождении Эквестрии. И в этот раз ее покажут нам ученики четвертого класса Луиза Грей, Лус Физзи и Кейк Джуниор! Приветсвуйте!

В толпе раздались жидкое и нестройное топанье, а магистрат ушел со сцены. Лус тихо сказал Луизе и Кейку:

— Ну, поехали. — А сам вышел на средину сцены и начал громко, — Сегодня мы расскажем вам поучительную историю. Но на самом деле она будет не о рождении Эквестрии. Ведь нам эта история и так хорошо известна, мы видели ее не раз (По толпе прошелся тихий ропот). Сегодня мы расскажем вам историю о том, как родился наш календарь, который позволяет знать когда настала пора сеять, когда собирать, когда убирать зиму и когда стряхивать листья. Сегодняшняя история называется “Двенадцать месяцев” (Снова тихий ропот в толпе поняш)

В голосе Луса, когда он говорил громко, появлялись какие-то невероятно мелодичные, и даже завораживающие нотки, которых было не услышать в другое время. Возможно, причина была в этом, а может пони просто стало интересна такая импровизация жеребят, и они притихли и навострили ушки.

Кейк потянул нужную веревочку, и на большом стенде, который одновременно был задней стеной сцены, разворачиваясь прикрепленным заблаговременно рулоном сверху открылся большой плакат. Он был поделен на три части, и изображал заснеженное поле, замок в белых елках и снежное облако. Лус убедился что все хорошо и повел:

— Сейчас мы знаем одно название для каждого месяца, но в те далекие времена, когда племена пони еще не объединились, каждое имело свое название. Первый месяц в году — это Месяц секущего снега. Земные пони так и звали его — Снежный. Пегасам же на высоких тучах снег был не так заметен, но гораздо более их волновал мороз, который в давние времена именовался ими трескун. И месяц первый они тоже назвали Трескуном. Единорогам же теплолюбивым был примечателен этот месяц снегами тоже, но они секли их нежную шкурку. И месяц они назвали Сечнем.

Кейк снова потащил нужный шнурочек, и новый плакат развернулся поверх предыдущего, показывая новый месяц. Каждый из плакатов был поделен на три части, на каждой изображалась ситуация у земных пони на полях, у пегасов в облаках, и у единорогов в замках и городищах, которая соответствует нужному месяцу. Рисовали плакаты Кейк и в особенности Луиза, проявившая в этом большое мастерство. У Луса же выходила откровенная мазня, и затею эту он бросил, полностью посвятив себя сюжету и поиску сведений.

— Второй наш месяц — Месяц лютых морозов. Так он назывался у пегасов — Лютый. И у единорогов тоже, но они любили в те времена говаривать с акцентом как у древних заклинаний, и мы не раз еще в том убедимся. И на манер единорогов месяц назывался Лютень. А вот у земных поняш в этом месяце прекращалась работа на улицах, даже вырубка, и в этот месяц они предпочитали по домам сидеть, выжидая весны и выгревая свои бока у теплых очагов. Они второй месяц называли бокогрей.

— А то! — Раздался из толпы чей-то голос, и толпа рассмеялась.

И опять Кейк сменил плакат, но на этот раз говорить стала Луиза:

— С приходом весны мы дружно убираем зиму. А чтобы убирать веселее, и весна пришла быстрее, мы поем весняные песенки и зовем к себе теплое солнышко и погожие деньки.

И Луиза звонко пропела одну из народных весенних песенок, и некоторые поняши подхватили ее. Затем снова продолжил Лус:

— Первый месяц весны и третий месяц года — Месяц бега ручьев. И земные пони, и единороги подметили его одинаково, земные называли Ручейником, единороги — Протальнем. А пегасы, для которых таяние снегов было не просто явлением, а работой, называли месяц Снегогоном.

— Да так и есть… — Буркнул какой-то пожилой пегас из задних рядов, но на него зашикали.

— Четвертый месяц — месяц Цветущих лугов. И снова пони, живущие на земле, назвали его похоже, но каждый на свой манер. Земные пони называли по-простецки Первоцвет, в основном из-за того самого ярко-желтого и очень вусного цветочка, который покрывает леса по весне. Единороги звали более утонченно — Цветень. А пегасы звали Грачевник. В эти времена к нам возвращаются грачи большими стаями, и летунам нужно только и смотреть чтобы вовремя облетать их в небе.

Пятый месяц наш любимый — Месяц зеленой травы. В этот месяц мы идем на каникулы (Да!!! — завизжали жеребята в толпе). Земные пони заготавливали много сена в этот месяц, и звали его Косарь, для пегасов это был месяц Солнечный, когда тучек было мало, все больше ясного неба, а единороги звали просто Травень — собственно, месяцем травы.

Луиза опять вышла вперед, и исполнила летнюю песенку, которую поют пони, ковыряясь в саду или огороде. Многие пони поддержали, и над площадью звучала столь нехарактерная летняя песенка среди белых снегов.

— Шестой месяц — месяц Красных ягод. Пегасы в этот месяц собирали ягоды по отдаленным полянам, горным пролескам, и торговали ими. Месяц для них был Ягодный. Земным пони и единорогам было трудно добираться в те места, но единороги тоже очень любили ягоды, и были их главными покупателями. Они звали месяц Червень, от древнепонячьего “червоный” — красный. Земные же пони хоть ягоды и любили, но сытно покушать любили еще больше, больше занимаясь полевыми работами. Они называли месяц Хлеборост.

Седьмой месяц — месяц Цветения липы. И этому месяцу название дали пегасы. Пегасы с давних веков слыли пасечниками. Под отвесными скалами, в дуплах высоких деревьев искали они гнезда диких пчел и промышляли мед. Немногим позже, уже после основания Эквестрии, некоторые из пегасов от долгого общения с пчелами научились говорить с ними, а самые умелые и со всеми насекомыми, птицами и животными, и приручили пчел. Их ульи на тучках переносились к местам медосбора, и с тех пор пони не знают недостатка в меде.

— А у меня дядя-пегас пасечник! — Выкрикнули из задних рядов. — Ой! — Добавил тот самый голос. Это Томми, стоявший неподалеку вспомнил кое-что нехорошее и пнул Булефала, который и кричал.

— Так вот, — Продолжал Лус, — В этот месяц основой медосбора была цветущая липа, и месяц у пегасов именовался Липный. Земные пони в этот месяц начинали заготавливать ранние злаки, и звали месяц Сенозарник, ибо покос этих злаков можно было совершать только ранней зарей до схода росы, иначе злаки сыпались. Для единорогов этот месяц тоже был напряженным: возле их гор сходились и собирались грозы, и начиналась пора массового зачаровывания камней и вещей при помощи улавливателей грозы на высоких шпилях. Уже тогда они любили стоить высокие башни, но отнюдь не для красоты, а ради молний, бьющих в высокие медные шпили и позволяющие творить многие сложные заклятия. Из-за большого количества гроз единороги звали месяц Грозень.

Последний летний месяц, восьмой месяц Жатвы. Обильная жатва побудила назвать этот месяц Серпнем как земных пони, так и единорогов. И если первые активно использовали серпы для жатвы, вторые их зачаровывали точильными и облегчающими заклинаниями, иногда на пару недель переселяясь в деревни земных пони чтобы обслуживать инструмент прямо в поле. Ну а пегасы называли месяц Гречным — пчелы в это время переключались на гречиху и собирали густой, коричневый и терпкий гречневый мед.

Луиза снова вышла вперед, и исполнила одну из школьных песенок, вместе со всеми жеребятками младших и средних классов. Из старших классов пели по преимуществу кобылки, жеребцы же стеснялись, стараясь казаться уже взрослыми.

— Когда лето заканчивается, наступает осень — месяц Хмурого неба. Таков он и у земных, и у единорогов: хмурый и хмурень соответственно. Для пегасов же период медосбора еще не закончился, но главным медоносом становится вереск, обильно цветущий в лесах и болотах. И месяц у пегасов зовется Верескень, но чаще просто Вересень.

Десятый месяц — месяц Желтой листвы. И пегасы и единороги так зовут его, но единороги как всегда с древним акцентом — Жовтень. Пегасы просто Желтый месяц. А вот земные пони, в другое время года занятые работой, в этот месяц освобождаются, и начинается месяц свадьб и прочих праздников. Даже именины в древние времена откладывали до этого месяца земные пони. Они звали месяц Свадебник.

Одиннадцатый и предпоследний месяц — месяц Листопада. В это время и земные пони, и единороги устраивали в своих владениях Осенних забег листьев. Да, этот обычай пошел еще с тех давних времен, и он звался просто Листопадом. Пегасам же не было нужды стряхивать листья, все работы к этому времени у них были завершены, и они просто летали в небесах, еще раз проверяя свои владения. И холодно уже в последнем пред зимнем месяце в небесной высоте, оттого они называли месяцем Стужи.

Кейк сменил предпоследний плакат, и все обратили внимание на Луизу, но она осталась на месте. Вместо этого продолжал Лус:

— Последний месяц в году — месяц Ветряной стужи. Похожим образом звали месяц пегасы — Ветрозим. Холодные ветра им докучали в небе. А на земле, пока еще не выпали глубокие снега, земля под копытами сбивалась в грудки от мороза. И так его назвали земные — Грудником, а единороги — Грудень.

А после, когда побеждены раздоры были между племенами, решили пони единый сделать календарь, назвав месяцы одними именами. И так же, как объединились раньше пони, так и календарь от каждого племени взял названия для месяцев. И даже календарь теперь является живым напоминанием нашей дружбы, которая растопила лед и победила стужу. И это единение, свидетельство которому мы находим везде, даже в самых привычных вещах, мы празднуем сегодня, в день Согревающего очага.

Кейк раскрыл последний плакат, на котором красовалась надпись “С днем Согревающего очага”, и вперед выступила Луиза. Все уже знали что она будет петь, и не прогадали. Древняя песня, которую поют в это праздник. На это раз песню подхватила вся площадь, некоторые начали водить под нее хоровод, некоторые просто обнялись и покачивались в такт музыке. Целая площадь добрых пони, услышавших добрую и поучительную историю о дружбе, и оттого радостных и веселых.

Песня закончилась, и поняши радостно принялись топать, приветствуя такую занимательную импровизацию жеребят.

— Я же говорил, будет что надо. — Незаметно пробубнил Лус своим друзьям, что кланялись и весело взбрыкивали на сцене. Те ничего не говорили, а просто радовались.

Но один жеребенок ощущал себя немного обиженным. Филси вернулся в класс из коридора, не пустобоким, а с кьютимаркой — три мешочка со знаком битов. Даже Сапфир не сразу увидела ее, а когда увидела, то Филси Рич от радости просто скакал. Он начал подбегать и показывать всем свою кьютимарку, и некоторые даже замечали и поздравляли, но все веселились и так, всем было не до этого. А через пять минут и вовсе все вывалили на площадь и началось представление. Никто даже не смотрел на него! На его абсолютно новенькую и такую классную, крутую кьютимарку!! На главное событие в жизни жеребенка!!! Все смотрели на сцену, и только к ней приковано было все внимание.

— Надо же, все топают верблюду, а на нас уже наплевать. А мы ведь вместе работали, и даже больше чем они. — Фыркнула Сапфир.

Филси Рич ничего не сказал, только вздохнул горько и сердито засопел.