Возрождение
День третий: караван; ночь третья: налёт.
I.
За ночь не только прекратился дождь, но и разошлись тучи, и теперь всё как в нормальной Пустоши: тепло и сухо. Облако, на котором стоит глайдер, сильно подтаяло, и теперь он едва не скатывается. Я, порадовавшись тому, что давным-давно так удачно пробралась на базу с экспериментальными разработками и угнала оттуда эту модель с компактным реактором магического синтеза (правда, влетев при этом почти десяток раз в стены и землю, потеряв один винт, колдомёты правого борта и чуть не разбившись насмерть, но не будем о грустном), раскручиваю винты и вешаю глайдер в пятидесяти метрах над "фермой", поставив рамы под ноль градусов и на 250 оборотов.
Да уж, если бы я ночевала в фермерском домике, то, скорее всего, не проснулась бы: вчера останки не сожгла, а сейчас два отчасти регенерировавших тела висят, запутавшись задними копытами в колючей проволке, и ещё пяток то ли недозалез, то ли не смог перелезть колючку. Прикончив их ТКУ патронами — не хочу много грязи, сбрасываю "трупы" в кучу, и, полив их ещё оранжевой маной, сжигаю. Где-то час вожусь с оружием: перезаряжаю, разбираю, чищу и собираю, заодно строю планы на будущее. Снарядившись, взяв баллончики с краской и наскоро приготовленные трафареты, быстро скачу сквозь квартал, оставляя на самых заметных местах стрелки с указанием "УКРЫТИЕ ТАМ": вдруг мне так повезёт, что тут ещё есть выжившие.
Уже перелезая назад, слышу где-то вдали рёв моторов и стрельбу. Буквально взлетев за рычаги и педали, сдёргиваю бронированный стандартный шлем, оголяя маноинтерфейс, и немедленно выкручиваю двигатели на 60 градусов и 1250 оборотов — для такого случая можно и включить форсаж. Оставив глайдер на полёт по прямой, пытаюсь заставить волностанцию работать. Через пару минут мои усилия окупаются, но я уже вижу в паре километров караван, куда-то очень торопящийся. В его составе три армейских Эквестрийских внедорожника с колдомётными турелями, кажется, под их слабый двухроговой патрон, и пара зебрийских грузовиков, на скорую руку обшитых листами металла, для хоть какой-то защиты.
Чей это караван понять решительно невозможно, поэтому нужно просто спросить. На частотах Эквестрийских военных волноприёмников задаю вопрос на самом распространённом Центральном диалекте: — неопознанный караван, неопознанный караван, назовите себя, груз, точки назначения и отбытия!
В ответ мне на ломаном Южном объяснили, куда я должна идти и что они делали с моей матерью, одновременно пытаясь оторваться и отстреляться. Не церемонюсь с ними, и, снизив обороты где-то до 750 в минуту, чтобы не обгонять караван, постреливаю ПКР пятироговыми заклятиями с отсечкой по три. В канале что-то злобно лопочут по-зебрийски и караван резко остановился. Глайдер элегантно (насколько возможно) разворачивается и снижается до полутора метров, отправив всю освободившуюся энергию на поле-обтекатель, а то всякое бывает...
Полтора десятка зебр высыпают из внедорожников, демонстративно побросав свои длиннорожковые пистолеты-пулемёты и шлемы в кучу в паре метров от себя, видимо, думая, что я пойду их проверять. Хах, в этом мире не-параноики не выживают, простите. Сквозь стекло кабины я им сигнализирую, что общаться буду по ВП (волнопередатчику). Посовещавшись, они отправляют своего в самой разукрашенной броне, видимо, главаря, в головную машину. Это был не тот, кто меня посылал, что меня не могло не радовать: может, он думает перед тем, как говорить.
— Че-го вы же-ла-е-те? — по слогам выговаривает полосач.
— Кто вы, откуда, куда и что везёте.
— Мы зеб-ры, быв-ший пя-тый кор-пус штур-мо-ви-ков, — моя мордочка искажается презрением и ненавистью: штурмовики это не только десант и пушечное мясо, но и группы зачистки территории. От населения.
— Откуда?
— Сло-ман-ный го-род, не зна-ю.
— Куда?
— Хоть ку-да, — ответил он, но я заметила некоторую заминку.
— Что везёте? — в ответ молчание, переговоры на своём языке, шебуршание внутри машины и... Выстрел по мне из ручного противотанкового черномёта*. Увидев характерную тёмную зелёно-фиолетовую вспышку, я резко вывожу винты на форсаж, одновременно зажимая кнопку открытия огня (спаренный пять-колдомёт уже был наведён на зебр). Хохлатые точно получили минимум по паре попаданий, но проклятие с хрустом, звоном и оглушившим меня взрывом ударяется в поле-обтекатель. Глайдер почти успевает начать падать, потому что винты перестали вращаться из-за резкого скачка потребления маны полем-обтекателем.
Выпустив шасси и взметая винтами огромные клубы пыли, глайдер грузно садится. Главарь зебр, видимо, в первый раз пользовался таким устройством — ему сожгло верхнюю половину тела выхлопом, который весь остался в закрытой машине. Спешно проверяю все системы: всё кажется нормально функционирующим, и поэтому я поднимаю глайдер и перемещаю его в хвост каравана. Не сажая глайдер, а "подвесив" его (ноль градусов, двести пятьдесят оборотов), осторожно подхожу к грузовику и с размаху сношу на нём замок задним копытом (естественно, в накопытнике). Изнутри никто не рвётся, и я решаю сама открыть дверцы. Там куча зебринских армейских ящиков с их маркировкой, которую я, естественно, не не понимаю. Ничего интересного там больше нет.
— Эй! Кто-нибудь! Помогите! — раздаётся сиплый голос из второго грузовика: чистейший Центральный диалект. Плюнув на ящики, скачу туда — там точно должен быть кто-то живой, Проклятые разговаривать не умеют, вроде как. Опять же, сбиваю замок и распахиваю дверцы. Внутри на полу, устланном соломой, лежит, кажется, без сознания маленькая кобылка, а ближе к двери такой же страшно истощённый жеребец.
— Слава Селестии и Твайлайт, не проклятые полосатые, — счастливо хрипит он, падая в обморок на меня. Хватаю его телекинезом, удивляясь необычной тяжести, но можно поддерживать тело копытами. Сгрузив его в пассажирский отсек ЛАППа, делаю то же самое с кобылкой. У неё даже нет кьютимарки, зачем она зебрам?... Весь оставшийся день трачу на перевозку трофеев в городок. Большая часть времени уходит на попытки разобраться в системе управления транспортом, но в конце концов я привожу караван в Эллэйк. Видимо, тут где-то рядом должно быть озеро... К моменту завершения погрузки парочка ещё не очнулась, но когда она наконец это сделает, то она сможет поесть, попить и удовлетворить прочие нужды тела и духа.
Смеркается. На грядках же всё близко к идеалу: овёс должен уже плодоносить завтрашним утром, яблони же чуть выше меня, то есть мы сможем получать сок примерно через три дня. Это, конечно, радовало, но радость временная: три грядки овса будут производить в среднем три килограмма в день, а мы втроём будем есть по два с половиной, и на запасы/посев будет каждый день всего лишь по полкило. Проведя эти несложные расчёты, я удостоверяюсь в отсутствии Проклятых около баррикады (не хочу же я лишиться только что полученного населения, а сразу доверять ему настолько, чтобы пускать в глайдер — и не думайте) и левитирую спать к Кошмарной Луне.
__________
*Колдомёты преобразуют заготовки различных заклятий и ману (и то, и то из кристаллов в магазине), нейтрально заряженными по чёрно-белому градиенту, черномёты преобразуют ману из кристаллов в одно определённое проклятие, которое обладает гораздо большей мощностью, но скорострельность обычно меньше. Проклятия, конечно, заряжены больше чёрной магией, что затрудняет их использование в чистом, не-техническом виде единорогами и пегасами.
II.
Я сижу в жёстком, защищённом полями облаке, из которого торчит ствол восьмироговой автоматической зенитки, любезно предоставленной Эквестрии Сталлионградом. Под нами Понивилль, а в пятидесяти километрах к северо-востоку Кантерлот — проклятые полосатики уверенно нас теснят... Взвывает, ударяя резким звуком по ушам, сирена воздушной тревоги, и всего лишь через пол-минуты слышу характерный звук: то ли свист, то ли рёв, то ли вой центрифужных манореактивных двигателей "Рэйнбума" Дэш.
— На два часа, три перехватчика, определить цели! — раздаётся усиленный магией голос командира крыла. Вытягиваю левое крыло и зенитка послушно вращается в том же направлении. Приникнув к сложной системе воздушных линз, постоянно доворачиваю орудие. Наконец, ловлю в своеобразный прицел один из размазанных контуров перехватчика, вертящегося, как будто на него не действует гравитация.
— Огонь!!! — орёт командирша, когда торопливо отступающий отряд пегасов проносится в полусотне метров над нашими головами, едва не переходя не сверхзвук, нагоняемый разведчиками хохлатых. С громким грохотом, приглушаемым заклинаниями, длинные стволы выбрасывают по два проклятия, сопровождая это фиолетовыми вспышками, и заволакивают обзор чёрным дымом с зелёным газом, кажется, он называется хлором.
Раздаётся взрыв и на защитные поля что-то капает. Капли состоят из радужного вещества, видимо, мы повредили кому-то манобак или двигатель. И правда, один из разведчиков, оставляя за собой дымчатый след очернённой маны, падает по дуге куда-то вниз.
Неожиданно для всех что-то в очередной раз ревёт, но басовито, и нас всех едва не ослепляет ярчайшая радуга. Это был "Рэйнбум": единственный летательный аппарат быстрее трёх скоростей звука во всей Эквестрии. Просто пролетев между двумя самолётами, Дэш отправляет один из них в последний путь, оторвав ему крыло давлением воздуха, другой же успевает выдать луч длиной секунд в пять, но мимо, и тоже оказывается разодран на части прямым попаданием двадцатипятирогового снаряда от Рэйнбоу.
— Что это там такое? — спрашивает заряжающая, выронив кассету на облако. Я и сама раскрываю рот: из-за облаков выныривает воистину... Монстр. Триплан с размахом крыльев едва ли не восемь десятков метров и ДВУМЯ наборами крыльев, на горизонтальные поверхности которого усажено десятков пять перехватчиков! С кошмарным рёвом он проходит под облаками, и, кажется, сбрасывает что-то в направлении Кантерлота, затем безнаказанно уходит обратно на форсаже.
Я, проведя расчёт, переключаю прицел зенитки в максимальное увеличение и вижу... Падающий обсидианово-чёрный цилиндр диаметром где-то в метр и длиной примерно в три-четыре, буквально жгущий глаза даже на таком расстоянии перенасыщенностью чёрной магией.
— Кстати, это, наверное, понец, — спокойно говорю, по моим прикидкам у нас ещё десяток секунд.
— Наша смерть не будет напрасной! Знайте, — продолжаю прощание, — даже если останется хотя бы два пони, любящих друг друга, конца света не будет. Мир жив, пока жива любовь, дружба и свет.
Вдруг из Кантерлота пробегает серая волна, наполняющая уши звоном, и под этот мерзкий звук все мы без всяких прицелов видим разгорающееся где-то там чёрное сияние, которое вскоре слепит даже через закрытые глаза, а затем воздух раскаляется, дрожит, а затем... Я проваливаюсь в ничто.