Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 12
Ещё никогда в жизни Винил не чувствовала себя такой взволнованной. Или настолько же возбуждённой.
С тех пор, как Октавия ушла, единорожка не сдвинулась с места. Она просто не могла двигаться. Каждый её мускул застыл в оцепенении, а ноги словно вросли в пол под тяжестью мыслей.
Она сказала, что ей понравилось.
Ди-джей снова облизала губы, уже в который раз за последние полчаса, но не почувствовала ничего, кроме вкуса собственной кожи.
Нет, она сказала, что не может сказать, что ей не понравилось. Это разные вещи. Она просто не хотела ранить мои чувства.
Однако, один простой факт прогнал эту неприятную мысль.
Она первая меня поцеловала.
Наконец, тень противоречивых мыслей на мордочке единорожки озарила улыбка. В то же мгновение за окном выглянуло солнце, разогнав тучи, подобно тому, как осознание истины разогнало все тревоги и сомнения белой кобылки. Не важно, что случится, когда Октавия вернётся, это осознание никогда не исчезнет.
Винил приблизилась к компьютеру. Ей больше не хотелось сочинять музыку, то, что изначально было способом сбежать от реальности, теперь, внезапно, стало главным напоминанием о ней, поэтому ди-джей сохранила наработки и выключила свою аппаратуру.
Без непрерывного тихого гудения компьютера комната словно окуталась странной тишиной. Полное отсутствие шума мешало не меньше, чем выкрученная на полную громкость музыка.
«Поторопись же, детка…», – пробормотала Винил, почувствовав себя очень глупо, как только слова сорвались с её губ.
Точно, поторопись и разберись поскорей со своими проблемами (которым, я, возможно, являюсь причиной) и возвращайся, потому что мне одиноко.
«И почему я такая дура?» – прошептала единорожка, уткнувшись мордочкой в копыто.
Прежде чем какой-либо ответ успел сформироваться, удушающую тишину нарушил звук поворачивающейся дверной ручки. Единорожка, затаив дыхание, смотрела, как серая кобылка, овладевшая всеми её мыслями, вошла в комнату.
Виолончелистка улыбалась, но Винил была слишком взволнована, чтобы сделать то же в ответ. Сглотнув, она решила позволить соседке начать разговор. Мгновения, потребовавшиеся Октавии на то, чтобы закрыть дверь и подойти к единорожке, оказались крайне напряжёнными, каждая секунда длилась вечность, каждый шаг виолончелистки был подобен грому.
Но никаких слов не последовало. Вместо этого лишь быстрое движение и внезапное ощущение тепла на груди единорожки. Не задумываясь, Винил тоже обняла подругу и улыбнулась.
«Похоже, тебе стало лучше?» – усмехнулась ди-джей.
В ответ Октавия ещё плотнее прижалась щекой к белой шёрстке: «М-м-м».
Винил попыталась сделать глубокий вдох, чтобы навсегда запомнить аромат виолончелистки. И хотя в этом аромате не было ничего особенного, единорожка, как ни пыталась, не могла подобрать слова, чтобы описать его. Единственное, что пришло ей на ум, было имя.
Октавия.
Оно вобрало в себя всё, каждый оттенок чувства, всю страсть, стремление и желание, которые она не признавала на протяжение долгих недель, всё в одном слове.
«Октавия», – произнесла единорожка дрожащим голосом, закрыв глаза, чтобы лучше запомнить ощущение прикосновения серой кобылки.
«Да, Винил?» – ответила та.
«Прошу, скажи, что это означает то, что я думаю».
Они одновременно отстранились, чтобы видеть друг друга. Ди-джей медленно подняла голову, встретив взгляд виолончелистки.
«А что, по-твоему, это означает?» – спросила она у Винил, тщетно пытавшейся не утонуть в фиолетовой глубине её глаз.
Стук сердца отдавался в ушах, когда Винил пыталась произнести то, что ещё пару минут назад казалось таким простым: «Я… тебе…»
«Ты мне нравишься».
От этих слов всё тело единорожки бросило в жар, но она решила удостовериться: «Серьёзно нравлюсь?»
«Серьёзно нравишься», – хихикнула виолончелистка.
На этом время слов подошло к концу. Торжествуя, Винил бросилась вперёд и поцеловала соседку со всей страстью, на которую была способна. От неожиданности Октавия взвизгнула, но не попыталась вырваться.
Тишину в комнате нарушали лишь звуки касающихся губ, тяжёлого дыхания и едва слышные возгласы счастья. Это мгновение навсегда останется с ними, став тем, что свяжет их в будущем.
Так они и стояли в пыльном солнечном свете, струившемся через оконное стекло, когда новая заря ознаменовала начало их новой жизни.
Лишь когда Октавия издала едва слышный звук, они, наконец, пришли в чувства.
Серая кобылка кашлянула, на её щеках сгустился ещё больший румянец: «Д-давай сделаем вид, что этого не было».
Винил потёрлась носом о её мордочку: «Ни за что», – прошептала она с улыбкой.
Немного задыхаясь, Октавия отступила от ди-джея: «Думаю, нам следует пока остановиться. Я, эм, ничего не ела с самого утра».
Ещё пару секунд Винил думала о том, чтобы рвануться вперёд и продолжить. Что-то в позе виолончелистки говорило, что она не будет сильно возражать. Но разве не подобная настойчивость стала причиной стресса для Октавии в прошлый раз? Нет, теперь всё будет как надо.
«Тогда пойдём, перекусим?»
Получив несколько секунд на то, чтобы перевести дыхание, серая кобылка задумчиво приподняла бровь: «Есть идеи, куда?
«Может, просто пойдём, а там видно будет?» – предложила Винил, левитируя свои очки со стола.
«Отлично», – единорожка двинулась к двери, но Октавия преградила ей путь – «Эм, ты бы не могла оставить очки здесь?»
А?
«Зачем?»
Виолончелистка смущённо шаркнула копытом о пол: «Потому что… у тебя красивые глаза. Не надо их прятать».
Винил беззвучно зашевелила губами. За все восемнадцать лет жизни никто, никто, не говорил ей такого. По крайней мере, искренне. И хотя в школе ей, по большей части, удавалось избегать насмешек, несколько неприятных моментов, всё же, имели место.
Но, по крайней мере, в этот момент ди-джей забыла обо всех пони из своего прошлого. Она сняла очки и вернула их на место. Вспомнив, как выглядит окружающий мир, не пропущенный через тёмные линзы, единорожка, вдруг, почувствовала себя очень уязвимой: «Правда?» – тихо спросила она.
Вторая кобылка, видимо, почувствовав перемену, подошла ближе: «Винил, они прекрасны», – она коснулась щеки Винил – «Ты прекрасна».
«Пусть это и звучит заезженно… всё равно, спасибо», – всего один короткий поцелуй, аккуратно, чтобы опять не увлечься.
«Что ж», – Октавия поправила гриву – «Идём?»
Как и ожидалось, на улицы было холодно и серо. Ледяной ветер пронизывал насквозь любого, кто осмелился выйти из дома, он нещадно терзал как газеты, так и гривы. Большинство магазинов ещё работало, однако, кафе убрали столики с улицы и закрыли ставни. Из-за каждой двери струилось тёплое свечение.
Винил же прекрасно себя чувствовала и на своём месте, рядом с серой кобылкой, отчаянно пытавшейся спасти причёску.
«Это была ужасная идея», – попыталась она перекричать ветер.
«Просто забей!» – смеясь, ответила ди-джей.
«Я выгляжу нелепо!»
«Никого же нет вокруг, какая разница?»
После очередной неудавшейся попытки справиться с гривой, виолончелистка со вздохом опустила копыто. Уже через секунду её угольно-чёрные волосы свободно развевались по ветру: «Я чувствую себя нелепо», – угрюмо проговорила она.
«Ой, да ладно, моя грива тоже в беспорядке».
Октавия бросила в ответ хмурый взгляд: «Твоя грива в беспорядке вне зависимости от погоды. Разница в том, что тебе это идёт».
Единорожка с ухмылкой толкнула вторую кобылку бедром, от чего та взвизгнула: «Ты сможешь всё поправить, когда мы придём… куда придём. А пока, гуляй пока молодой!»
Виолончелистка улыбнулась в ответ, но уже через мгновение улыбка сменилась… зловещей ухмылкой. Без раздумий Октавия резко дёрнулась и легонько укусила ди-джея за ухо. На всё потребовалось не больше секунды, но результат оказался существенным. Винил споткнулась и полетела на землю вперёд грудью, размахивая ногами во все стороны. Носительница скрипичного ключа захихикала, но замолчала, как только её мозг осознал содеянное.
«Ох, прости, пожалуйста! Ты в порядке?» – она поспешила помочь соседке подняться. Белые щёки покраснели, возможно, от удара о землю, однако, видимых повреждений не было.
«Это… было подло», – единорожка пыталась выглядеть рассерженной, но не смогла сдержать усмешку.
Если бы виолончелистка принадлежала к числу пони, которых посещают грязные мысли, ей, наверняка, стало бы любопытно, нравится ли Винил, когда её кусают за уши. К счастью, она не принадлежала к числу таких пони и её совершенно точно не посещали подобные мысли.
Винил вновь устремила свой взгляд вперёд. К своему облегчению, она приметила заманчиво выглядевшее кафе на углу улицы. Это было одно из старых заведений (или, по крайней мере, оно казалось таковым) – сиденья с красной обивкой, длинная барная стойка и чёрно-белый клетчатый пол – всё это создавало атмосферу ретро. И ди-джею, несмотря на любовь к современным технологиям, это очень нравилось.
Старомодное свидание в старомодном кафе. Держу пари, Октавия будет в восторге!
«Как насчёт этого местечка?» – беззаботно спросила единорожка.
Октавия приподняла бровь, разглядывая здание, затем её мордочку озарила тёплая улыбка: «А оно не лишено определённого шарма».
Обе кобылки поспешили спрятаться внутри от холода. Как и ожидалось, там было тепло, словно в летний день. Октавия тут же принялась приводить гриву в более-менее приглядный вид, Винил же устремилась к одной из кабинок в центре зала, окно которой выходило на улицу.
За большинством столов сидели пони, также решившие укрыться от ненастья. Само их присутствие и звуки разговоров создавали приветливую атмосферу.
Ди-джей придвинулась поближе к окну, намеренно вынуждая свою соседку занять место рядом либо напротив неё. К скрытой радости единорожки Октавия устроилась рядом, придвинувшись так близко, что они бы оказались нос к носу, если бы повернулись друг к другу.
Чтобы не выдать расплывшуюся от уха до уха улыбку, единорожка отвернулась, глядя в окно на темнеющую улицу. Не догадываясь о мыслях подруги, кашлянув, Октавия настороженно спросила: «Я не слишком близко?»
Высокие перегородки скрывали происходящее в кабинке от взглядов остальных посетителей, поэтому Винил обернулась и смело обвила талию серой кобылки копытом, придвигая ту ещё ближе: «Детка, ты не можешь быть слишком близко».
Хихикнув, Октавия запечатлела короткий поцелуй на щеке Винил, от чего они обе тихо рассмеялись. И лишь внезапное появление официанта прервало их веселье: «Что будете заказывать?» – произнёс тот с ухмылкой, говорившей о том, что он ничего не пропустил.
«Э, я буду… хотя, вообще-то, я даже не знаю, что в меню. Порекомендуете что-нибудь?» – Винил изо всех сил старалась выглядеть беззаботной, аккуратно убирая копыто с талии своей спутницы.
«Что ж, у нас есть всё, начиная с жареной моркови и заканчивая тыквенным супом. Или», – добавил он с лукавой улыбкой – «Быть может, вас заинтересует наше ‘специальное предложение для влюблённых’», – прижав ушки Октавия начала озираться, словно надеясь увидеть в кабинке кого-то ещё, кто спрятался там до их прихода. Винил же просто вперила взгляд в официанта. Тот поднял бровь, затем моргнул и, видимо, догадавшись, добавил – «Ох, прошу прощения. Ещё… э… скрываетесь, так? Разумеется, это не моё дело», – жеребец понизил голос – «Но всё же не желаете спецпредложение для влюблённых?»
Поскольку Октавия никак не могла набраться смелости взглянуть официанту в глаза, Винил ответила ему кивком за них обоих. То, подмигнув, быстро скрылся из виду.
«Прости, Винил», – виновато промолвила Октавия – «Я веду себя слишком… открыто, не так ли?» – она немного отодвинулась.
«Эй, да я тоже не особо стараюсь не палиться. Нам просто надо быть поосторожней», – единорожка вздрогнула – «Прикинь, что будет, если Псих узнает?»
«Полагаю, нечто ужасное», – Октавия выглянула из кабинки, будто бы в поисках преподавателя, чтобы скрыть свою улыбку.
«Ага, а ещё эта Лира. Ну, что за с-»
«Выбирай выражения! Мы же в общественном месте».
«Ох, точно», – Винил виновато улыбнулась, почесав затылок – «Но всё же, она такая».
Виолончелистка пожала плечами, решив не принимать чью-либо сторону, по крайней мере, до тех пор, пока ей не станет известен результат последнего разговора с (весьма невоспитанной) мятно-зелёной кобылкой. В конце концов, Октавия отлично понимала, каково это, когда о тебе судят , не разобравшись. Попытаться разорвать этот порочный круг было меньшим, что она могла сделать.
К моменту, когда заказ, наконец, принесли, солнце окончательно скрылось за горизонтом, а улица окуталась чёрным, как смоль, саваном тумана, который лишь изредка разрывал свет фонарей. Однако, внимание кобылок занимала отнюдь не погода.
На столе появились две тарелки супа, наполнив кабинку насыщенным пряным ароматом. Октавия осторожно попробовала блюдо, но оно оказалось слишком горячим, чтобы разобрать, из чего оно было приготовлено. Контраст между вкусом и запахом сбил земную пони с толку, и ей так и не удалось определить ни одного ингредиента. Вкус был странным, однако, отнюдь не неприятным, он странным образом напоминал её первый поцелуй с Винил. От этой мысли по шее серой кобылки прокатилась волна жара, что не укрылось от внимания ди-джея.
«Остренький, да? Везёт, у меня уж больно нежный», – она отправила в рот очередную ложку – «Хотя, всё равно, довольно неплохо».
«Ах, да. Острый», – виолончелистка промокнула губы салфеткой – «Может это поможет не замёрзнуть по дороге домой».
Выглянув в окно, Винил поморщилась: «Вот блин, я и забыла. Думаю, тут потребуется что-то покрепче», – у неё в голове, словно молния, вспыхнула мысль, и единорожка повернулась к своей соседке – «Эй, когда, говоришь, твой день рождения?»
«О… скоро».
«Да ладно, скажи. Ты говорила, что он через пару недель, когда мы первый раз были у Блю, а это было уже месяца три назад».
«Но мы тогда едва были знакомы, я не собиралась говорить тебе о своём дне рождения», – ответила Октавия с возмущённым видом, словно её день рождения был чем-то сокровенным.
Винил закатила глаза: «А я-то думала, мы уже хорошо друг друга знаем».
Виолончелистка покраснела, но списала это на суп: «Хорошо, раз уж ты так настаиваешь. Мой день рождения через три недели, сразу после экзаменов».
«Супер! Я устрою тебе вечеринку!» – одна эта мысль воодушевила ди-джея, от чего Октавия почувствовала ещё большее смущение за свои следующие слова.
«Эм, Винил… а кого я приглашу?»
От сказанного энтузиазм белой кобылки поугас, но лишь чтобы всего через мгновение разгореться с новой силой: «Можем отметить вдвоём! У нас будет своя вечеринка, с картами и выпивкой».
«Целый день наедине с тобой? Винил, только этого мне и не хватало», – серая кобылка прикрыла рот копытцами в притворном восхищении.
«Эй, не говори «нет», пока не попробуешь. Поверь, будет офигенно».
Вскоре тарелки опустели, а посетители начали расходиться. Вслед за ними и две кобылки отправились в долгий путь домой. Серая пони дрожала, глядя в темноту: «Н-надо купить ботинки», – прошептала она.
«И ш-ш-шарфы», – подтвердила белая пони.
Несколько минут они шли в тишине, нарушаемой лишь стуком зубов и шарканьем копыт. Вся эта ситуация вызывала у Винил лишь улыбку: «Если мы замёрзнем насмерть посреди Мейнхэттана, я просто взбешусь», – Октавия ничего не ответила, лишь приблизилась к своей спутнице, наслаждаясь исходившим от той теплом – «Ха, отличная идея. Старый добрый способ согреться. Всегда можно на него положиться. С ним не прогадаешь, уж это точно», – внезапно ди-джей осознала, что бормочет что-то несвязное, и нервно сглотнула. После того, как она поужинала этим супом непонятного вкуса, её стали посещать разные занятные мысли, и то, что объект большинства из них практически прижимался к ней вплотную, ничуть не помогало.
Видимо, вторая кобылка тоже чувствовала нечто подобное, потому что, приблизившись, она прижалась щекой к шее Винил. Её глаза были закрыты, а глуповатая улыбка говорила о том, что в этот момент действия серой пони отличались куда меньшей логикой, чем обычно.
О, Селестия, она такая мягонькая…
«Октавия, ты там в порядке?» – и хотя единорожке не хотелось вмешиваться, но сейчас было не место и не время для… чем бы это ни было.
Черногривая кобылка очнулась от своих грёз, тут же отпрянув: «Хм? Извини. Я… немного задумалась».
«Агась, я тоже. Видимо, этот чувак не шутил про ‘спецпредложение’» – Винил засмеялась, чтобы отогнать назойливые мысли.
«Ты это о чём?» – Октавия решила прикинуться дурочкой, надеясь, что ночь скроет её румянец.
«Ну… ты разве не чувствуешь себя… ну, знаешь…», – единорожка покопалась в памяти в поисках подходящего слова – «Игривой?»
«Я… решила, что это из-за того, что ты рядом», – призналась виолончелистка.
Винил с победной улыбкой выкатила грудь: «Да, я так влияю на пони».
«Ой, перестань», – Октавия легонько оттолкнула единорожку.
К счастью, на кампусе освещение было куда лучше, чем в городе. Единственным источником шума была кучка гуляк, которые, спотыкаясь, брели со стороны университетской таверны. Октавия со вздохом помотала головой. Некоторые студенты просто не знают, как провести вечер.
Когда подруги, наконец, добрались до своей комнаты, странные ощущения практически рассеялись. Осталось лишь сонное чувство удовлетворения. Прильнув к Винил, серая пони зевнула и поёжилась.
Ди-джей улыбнулась и заговорила так тихо, что её было едва слышно: «Ты такая милая», – Винил подвела подругу к кровати, не особо заботясь, чья именно кровать это была – «Давай-ка, я тоже очень устала».
Октавия послушалась и забралась под одеяло, свернувшись калачиком. Однако, и там она продолжила тихонько дрожать.
Единорожка на мгновение впала в задумчивость, но решение проблемы быстро нашлось. Устало окутав магической аурой одеяло, лежавшее на другой кровати, белая кобылка перенесла его и укрыла виолончелистку вторым слоем. Видимо, ещё не провалившись в сон окончательно, та озадаченно приподняла голову: «Но ты же замёрзнешь», – мягко проговорила она.
Винил лишь пожала плечами: «Эй, мне уже приходилось спать на улице. Всё в порядке».
«Нет. Залезай».
Ди-джей сомневалась целую долю секунды, прежде чем поддаться уговорам соседки: «Ну, раз ты настаиваешь», – ложась рядом с Октавией, она отчаянно старалась скрыть улыбку, наслаждаясь теплом, исходившим от одеяла и второй кобылки.
Противоречивые чувства пропали, уступив место чему-то не менее сильному. И вот, единорожка лежала, обняв пони, которая снилась ей на протяжение столь долгого времени. И сколькие из этих снов заканчивались подобным образом, оставляя после пробуждения лишь пустую постель? Единорожка сжала объятия ещё крепче, не желая отпускать. Если и это был сон, то она не хотела просыпать никогда.
«А знаешь, что во всём этом самое странное?» – прошептала Октавия.
Винил легонько помотала головой: «Что?»
Виолончелистка плотнее прижалась к ди-джею.
«То, что мне это совсем не кажется странным».