Я другая
В горе и в радости.
Мы поклялись быть вместе в любви и в раздоре, в радости и в горе. Пока смерть не
разлучит нас. Уже много лет мы следуем этой клятве, и, видит Селестия или дух Мары,
мы ее не нарушим.
Сегодня мне исполнилось сорок лет, подумать только. Будучи подростком, я плохо
представляла себя в таком возрасте, думала, что я буду такой костлявой,
морщинистой кобылой, которую возьмет анарексия, испортив всю оставшуюся
жизнь, что буду седой, ну и конечно пристращусь к курению и крепким винам, а
карьера Вондерболтов давно уже позади.
Но все вышло куда круче, чем в моих двенадцатилетних фантазиях. Форму я не
потеряла, напротив она стала лучше, да и вообще, на меня так заглядываются
жеребцы, что можно смело сказать, я еще не сгнивший фрукт, а очень даже сочный и
желанный.
И конечно такая новость не могла пройти мимо газетных изданий, леди, которая
стала символом этого города, празднует юбилей.
Сегодняшний поход на работу превратился в прогулку по «аллее славы» в Эпплвуде,
любой пони, читающий газеты или просто фанат, давно отметивший мой день
рождения красным в календаре, считал своим долгом остановить меня и минут пять
поздравлять, желать всего хорошего и, конечно же, пообещать назвать первенца в
мою честь.
Зато было приятно, хоть я и привыкла к такому отношению, но радостные возгласы и
восторженная публика… все это грело душу.
Разумеется, не обошлось без концерта, Коко сшила мне в подарок чудесное платье,
которое я тут же одела. Меркьюри в этот раз не выступал, он хотел провести этот
вечер со мной, а не за кулисами.
После окончания торжества мы направились домой, где наш ждал праздничный ужин.
– Так вот, а потом Меркьюри выбегает с полотенцем и бежит за Хенком, который, как
с кочергой в заднице, летит, не видя ничего, и, когда Мерк его догоняет, он говорит:
«По-твоему это удар?», и делает из полотенца «морковку», размахивается… – я
сделала короткую паузу. – Но тут проходила мимо я. И он со всей дури бьет
полотенцем по моей заднице, и говорит: «Вот это удар, сынок».
Гости и дети заржали.
– Мерк, ты действительно это сделал? – спросила его Коко, наливая себе очередной
бокал вина.
– Да, было дело, она просто под копыто попалась, я же не стал бы бить «морковкой»
своего сына.
– А вот жену можно, – съязвила я.
– Ну ты же любишь, когда тебя шлепают, поэтому у нас в шкафу висит пле… – Я
заткнула ему рот копытом.
– Да, да, висит, а тут у нас кое-кто помладше сидит, – я показала на сидящих рядом
Пресли, Хенка и Оттом.
– Все еще не могу понять. Когда я с вами, я ни разу не слышала, чтобы вы серьезно
поругались. Вы действительно живете так мирно все эти годы? – полюбопытствовала
Коко.
– Ну нет, – отмахнулась я.
– Эт точно, – подтвердил Мерк.
– Мы ссоримся с ним, даже ругаемся.
– Просто мы ссоримся по-другому, – продолжил муж.
– И как же? – спросила Коко.
– Эм… – Тут мы с Меркьюри покраснели. И, похоже, по нашим мордочкам Коко и ее
муженек догадались, о чем мы говорим.
– Мама, а что у вас в шкафу? – поинтересовалась Пресли.
– А вот это ты узнаешь, когда приведешь домой мужа, – я потрепала гриву
единорожки.
Вечер прошел замечательно, я не помню, чтобы какой-нибудь мой день рождения
проходил столь спокойно, но в тоже время весело. Было уже слишком поздно,
поэтому я уложила Коко и ее мужа в комнате для гостей, их дочь попросилась в
комнату Хенка, я не стала возражать, они такие милые друзья.
На утро меня ждали больная голова, желание выпить много воды и саднящая
задница, видимо мы Мерком решили немного поиграть с нашей плеткой из шкафа.
Я вышла из спальни и направилась вниз. Неспешно ковыляя по коридору, я думала,
что пора бы уже и ремонт сделать, темно-зеленые обои, которые я сама выбирала,
когда мы с моей желтенькой любовью переехали сюда, уже начинают облазить, а
казалось бы недавно купленная мебель уже поветшала и подозрительно
поскрипывает. Негоже Железной пони, Пони… Мэинхеттена жить в таких условиях.
Проверю-ка я детишек. Я остановилась у двери в комнату Пресли и заглянула внутрь,
хоть ей и пятнадцать, для меня она всегда будет пятилетней пони, которая доставала
меня вопросами о зубной фее. Помню, как мы ходили с ней в кино на
сталлионградский фильм «Неуловимые мстители», и в начале фильма крутили
заставку «ПМВ», она так испугалась лица с этой заставки, что я два месяца спала с
ней в постели, чтобы ее не мучили кошмары.
У Меркьюри до сих пор паранойя, как будто к ней через окно лезет один мальчуган.
Но я уверена, что моя девочка не из таких.
С тех пор как она начала учиться в Кантерлоте, мы с ней редко видимся, бывает, она
даже остается там на каникулы. Около года назад, она поступила в университет.
Я закрыла дверь и подошла к комнате Хенка. Оттуда я услышала жеребячьи голоса.
– Смотри, он у тебя стал больше. Он всегда так делает? – спросил голос кобылки.
– Что?
– Ну это, дергается? Я и не думала, что они бывают такими большими.
– Это только когда я смотрю такие журналы.
– Ха-ха, он такой забавный, можно потрогать?
Вот на этом моменте я вошла и увидела такую картину, от которой у любой матери
волосы встали бы дыбом, а сердце выпрыгнуло бы из груди.
– Какого хрена вы тут делаете?! – закричала я. И почувствовала, что краснею.
Они обернулись, Хенку стало стыдно, а Оттом превратилась в очень красную Оттом.
После этого инцидента мы с Коко решили поговорить с детьми о… о том, что в их
возрасте еще рано интересоваться подобными вещами.
Мы расположились на кухне, дети сидели за столом, виновато понурив головы, мы же
с Коко кружили вокруг как надзиратели.
– Дети, понимаете… – Коко пыталась подобрать слова. Мы разыгрывали систему
«плохой коп, хороший коп». В нашем случае она была хорошим. – Дети, эм…
понимаете…
Я не выдержала и вмешалась.
– Да нельзя в вашем возрасте разглядывать журналы про то, как жеребец держит
раком кобылку. А тем более трогать возбужденные участки тела друг друга! –
прокричала я.
Дети еще сильнее покраснели, а у Коко просто отвисла челюсть.
– Дэши, – Коко опешила. – Я же говорила, что мы должны подбирать более мягкие
слова, а не рубить правду-матку, чтобы не ранить их психику.
– Психику? Коко, они разглядывали порножурнал, думаешь, от этого их психика не
пострадала?! А твоя дочь видела и трогала возбужденный пенис моего сына!
Думаешь, от слов «раком» и «трогать» у них она еще пострадает?!
Она замешкалась. – Но все равно, мы должны быть более тактичными.
Я помассировала копытами виски и нервно вздохнула.
– Мам… я это… – Хенк тоже не знал, что сказать. – Ну это я виноват, я достал эти
журналы и показал их Оттом, не ругайте ее.
– А откуда у тебя эти журналы? – поинтересовалась я.
– Я нашел их в папином кабинете, они были спрятаны за его коллекцией виниловых
дисков, – сознался Хенк.
– Ты их взял у отца? – Вот сейчас получит тот единорог, который оплодотворил тебя
во мне. – Фридом Меркьюри!
Отчитав детей, поговорив с ними на тему секса и избив полотенцем моего мужа, мы с
Коко оставили все домашние хлопоты дома и вышли на крышу, там у меня стоял
столик, за которым мы с Мерком частенько сидели по вечерам.
– Ладно тебе, Дэш, хватит дуться, ну были у него журналы с кобылками, а у какого
жеребца их не было? Даже у моего отца была целая полка в его спальне… хах, братья
вечно тягали их у него, а что было, когда он обнаруживал пропажу, – она погрузилась в
воспоминания.
– Да знаю я, просто, он мог бы их спрятать получше, и я думаю, зачем они ему? Мы
ведем с ним активную сексуальную жизнь с нашего первого поцелуя, мы делаем там
такое, что даже в самых извращенных журналах и в кино для взрослых не
показывают. – Коко покраснела.
– Я больше разозлилась за детей, точнее это не злость, а шок, ну вот ты представь,
заходишь ты в комнату, а твой ребенок трогает гениталии другого.
– Ну… вообще-то представляю, там была моя дочь.
– А ну да. – Мы засмеялись.
– Я думаю, мы должны их понять, все же они жеребята, а жеребятам очень
любопытно, им же интересно откуда берутся дети, почему зимой идет снег, а летом
нет и, конечно, почему мама с папой закрываются в спальне, и там мама громко
кричит, как будто ее режут, но просит не останавливаться.
– Точно, мой отец цитировал одного пони, он был служителем в храме Мары. Он
говорил, запретный плод всегда сладок.
– Может ты с Пресли поговоришь?
– О чем?
– Ну об этом. Все же она пятнадцатилетняя кобылка, уже есть кьютимарка, студентка
первого курса темной магии. Не думаешь, что у нее мог появиться какой-нибудь
молодой жеребец, с кем бы она… – Коко постучала копытами друг о друга. – Если ты
понимаешь, о чем я.
Блин, а ведь я действительно об этом не подумала. Пресли уже давно не ученица
школы единорогов имени принцессы Луны. Она уже окончила ее, я предлагала ей
пойти работать, но она настояла на совершенствовании своих навыков и дальнейшем
обучении, поэтому поступила в университет. И как я об этом раньше не думала? Блин,
тоже мне дочь профессора Клаудсдейловского универа. Я не контролирую ее там, она
может делать все что угодно и с кем угодно, и как угодно.
Пошла на тусовку на квартиру одногруппника, выпила немного лишнего, а на утро уже
сперма отовсюду течет. А если она приведет сюда какого-нибудь жеребца и скажет,
что он будет жить вместе с нами, то мое и так уже через многое прошедшее сердце
просто не выдержит.
– А вот с Пресли надо что-то делать.
Мы стояли на вокзале, я провожала Пресли в Кантерлот.
– Я приготовила тебе пирожков с картошкой, чтобы ты во время поездки могла
подкрепиться, – я протянула ей корзинку.
– Спасибо, мам, – она принюхалась к запаху свежей выпечки. – Ммм… – и
облизнулась.
– Я наверное не смогу приехать на вашу с папой годовщину свадьбы. У нас там будет
очень трудный экзамен и в придачу возможно состоятся состязания университетов.
Утру нос выскочкам ученикам Твайлайт.
– Вау, я смотрю, ты уже охладела к перспективе обучения у Твайлайт, в чем секрет?
– Немного общения с учеником по обмену, надеюсь, в этом году я не попаду в эту
программу.
– Не загадывай, а то судьба даст тебе ребром. Кстати, вот еще тебе сумка, это на
«всякие случаи».
– А что в ней? – она заглянула, и, увидев содержимое, вмиг покраснела и посмотрела
на меня. – Ты напичкала сумку презервативами, противозачаточными и смазками?!
– Ну… понимаешь, после того инцидента я задумалась, что ты может… ну уже того. Вот
поэтому я решила тебя обезопасить.
– Ясно… – она аккуратно положила мой подарок в свою бездонную сумку. – Спасибо,
мам.
– Может это и кажется странным, но я думаю о тебе, и это проявление моей заботы.
– Может это и кажется странным, но я думаю о тебе, и это проявление моей заботы.
– Да не, мам, все нормально, я даже хотела сама с тобой поговорить, правда времени не было, – легко ответила доченька.
– Правда?
– Да… знаешь, еще со школы принцессы Луны я познакомилась с одним жеребчиком, он бэт-пони.
– Вау… ну у тебя и вкус.
– Нет… ты не так все поняла, он мой друг, и с первого дня был другом, он не крутой хуфбольщик, не силач, учится на соседнем курсе, там готовят королевских стражей.
– Так он кадет?
– Да… и у нас была просто дружба, мы играли в “подземелья и драконы”, ходили на конвенты о антропологии.
– Антро…что?
– Неважно… ну короче, и как-то… – она запнулась.
– Что? – Сейчас я должна быть советником, а не палачом. – Давай, милая, расскажи.
– Ну короче, как-то весной мы с ним встретились в парке и… и я не знаю, как это описать, мы шли с ним рядом, болтали, и в какой-то момент я поняла, что люблю его.
Моя ты девочка, весной влюбиться в жеребца, вот если бы зимой или осенью.
– И ты явно думаешь, что раз у меня была течь весной, я в него и влюбилась. А вот и нет, я до сих пор люблю его и… И просто не знаю, как сказать ему это.
– Тебе просто нужно найти момент, птенчик. Приведи его к себе комнату, займи чем-нибудь и… расскажи ему о своих чувствах.
– Думаешь, он примет их?
– Да, – я обняла ее напоследок и, поцеловав в лобик, пустила в вагон.
Селестия, прошу, хоть бы она не залетела от первого раза.
Проводив Пресли, я вернулась домой, сняла свое выходное платье и легла на кровать, уставившись в потолок. Стояла невыносимая жара – середина лета, в такие моменты я еще сильнее тосковала по Понивилю, вот прямо сейчас прыгнула бы в пруд, в котором мы с подругами любили плавать, или полежала бы на шезлонге, читая книжку.
Впрочем, что мне мешает выйти на тот же Мэинхеттанский пляж и устроиться с книжечкой на берегу?
– Ты тут? – Меркьюри заглянул в дверной проем.
– Да, иди сюда, мой силач.
Он довольно фыркнул и направился ко мне, забравшись на кровать, лег рядом со
мной, обхватив копытами и прижав к себе, я уперлась мордочкой в его теплую грудь.
– Ты помнишь, как на нашу вторую годовщину твоя мама пришла в трауре и со
словами «Так никто сегодня не умер?» взяла миску «Цезаря», и пошла наверх.
– Хех… помню, а еще я помню тот случай, когда Пресли хотела поздравить нас с
годовщиной и вызвала звездопад.
– Да не просто звездопад, она сбросила на Сталлионград метеорит, прямо из
Подковного пояса астероидов, – с легкой ностальгией сказала я. Мы засмеялись. –
Как будем праздновать эту годовщину?
– Я тут подумал, мы все время отмечаем ее в Меинхеттане, мы столько планируем на
каждую годовщину, а в результате нам что-то или кто-то мешает.
– И что ты предлагаешь? – я начала поглаживать его животик.
– В детстве родители брали меня на Великие озера, там есть маленький городок, где
можно повеселиться, а еще можно снять домик у озера. И вот я предлагаю, может нам
отправить Хенка к моей маме, а самим махнуть туда?
– Пожить в домике у моря? Без детей и твоих родителей? – Эта идея мне начинала
нравиться.
– Да, только ты, – он стал играть с моими ушками. – И я.
Уехать на годовщину свадьбы в маленький городок, причем жить в домике на берегу
озера – это была самая лучшая идея Меркьюри за последние четыре года. Мы
отправили Хенка к бабушке, а сами, собравшись, сели на поезд до Брайтен-Фоллс.
Через день езды мы были на месте, Меркьюри не врал, это действительно маленький
город, но в тоже время обладающий своим неповторимым шармом: приветливые
пони, веселые детишки, прямые асфальтовые улочки, магазины с большими
стеклянными витринами, местная забегаловка манила нас попробовать знаменитые
блинчики с кленовым сиропом. Почти как… Понивиль. Надо было сюда переезжать,
может быть я не была бы такой депрессивной пегаской.
Надолго в этом городке мы не задержались и, выйдя за его пределы, направились к
озеру, где арендовали домик.
Сам город, как и озера, располагались за Кантерлотской горой, поэтому самого
Кантерлота видно не было, зато красивый вид, спокойное озерцо, ели. Когда нам с
Мерком исполнится пятьдесят, наверное стоит купить здесь участок и доживать
остатки своих жизней в обществе друг друга в этом чудесном месте.
Домик оказался очень милым. Деревянная изба с небольшой верандой, на которой
стояли столик и два удобных кресла-качалки. Внутри тоже было очаровательно.
Картины с пейзажами радовали глаз, а мягкие кресла возле каменного камина – наши
усталые ножки, в домике наличествовала ванная комната с туалетом и спальня.
– Тебе тут нравится?
– Еще бы, тут… тут так потрясно, почему ты мне не рассказывал об этом месте
раньше? Я с первых минут влюбилась в этот солнечный город.
– Хех… я не знаю, этот город просто вылетел из головы, я много лет не вспоминал о
нем.
– Давай закинем наши вещи в спальню и пройдемся вдоль берега? – предложила я,
мне хотелось погулять со своим любимым пони, послушать его истории детства.
– Отличная идея, – он левитировал сумки в нашу спальню, и мы вышли из домика.
Гулять у озера вместе с любовью всей жизни, что может быть лучше? Я обняла его
крылом и прижалась, так мы и шли, не знаю, сколько времени прошло, казалось, что
вечность.
– Дэш, скажи мне, будь у тебя шанс все изменить, помириться с подругами, вернуть
своего отца и мать. Но взамен тебе пришлось бы отказаться от всего, что у тебя есть
сейчас. Скажи, как бы ты поступила?
Я не колебалась ни секунды. – Я слишком многое прошла, чтобы терять вас, кто знает,
как бы все повернулось. Переехала бы я в Понивиль, познакомилась бы с девочками,
стала бы элементом гармонии? Будь я с подругами, заметила бы я тебя и стали бы мы
парой, а затем и чем-то большим? А если бы и стали, то было бы у нас все, как сейчас?
Родилась бы Пресли, родился бы Хенк или мы ограничились бы одним жеребенком? Я
не знаю, поэтому я ни за что бы не променяла свою прежнюю жизнь на новую.
Он поцеловал меня. – Вот за это я тебя и люблю, – и завертел головой. – О! Смотри,
она еще здесь! – радостно закричал Меркьюри и, отпустив меня, побежал на холм, я
направилась за ним.
– Что такое, Мерк? – Он повернулся ко мне, его глаза горели счастьем, как у
жеребенка, нашедшего битс у себя за ухом.
– Смотри, – он показал мне на веревку, привязанную к дереву, на конце которой была
палка. Само дерево стояло на краю берегового склона, омываемого озером, наклонив
одну из своих веток.
– Это… то, о чем я думаю? – спросила я, наклонив голову.
– Да! Тарзанка! На ней я прыгал с ребятами, когда мне было девять. – Он был так
счастлив. – Давай прыгнем?
– На ней? – я посмотрела на конструкцию, выглядела она, конечно, прочно, но
выдержит ли эта ветка спустя столько лет? А впрочем чего мне заморачиваться, я же
пегас, если что-то пойдет не так, я просто зависну в воздухе. – Сейчас, только платье
сниму, – я начала раздеваться.
– Я первый! – радостно вскричал Меркьюри, схватил конец веревки копытами и
попятился. Разбежавшись и оттолкнувшись, он поджал задние ноги, и тарзанка
вынесла его далеко вперед. Оказавшись над водной поверхностью, он отпустил
веревку и, сделав сальто, плюхнулся прямо на живот, это наверное больно.
– Ты в порядке милый?! – озабоченно спросила я, он помахал копытом.
– Да, все хорошо, давай сюда, вода тепленькая!
Веревка вернулась ко мне. Не помню, когда в последний раз прыгала с подобной
штуковины. Я разогналась и, оторвавшись от земли, инстинктивно распахнула
крылья, но поспешила снова их сложить, чтобы они не тормозили меня, и продолжила
свой прыжок веры. Оказавшись над водой, я отпустила веревку и почувствовала, как
мое тело подвластное силе притяжения устремилось вниз, я изо всех сил старалась не
раскрыть крылья и не зависнуть в воздухе. Через мгновение я плюхнулась на
поверхность озера своей пятой точкой и погрузилась в воду.
Вынырнув, я увидела довольную и мокрую морду мужа.
– Доволен?
– Еще бы, – ехидно ответил он. – Не каждый день я вижу тебя, прыгающую в воду.
– Ну-ну, что ты еще не увидел? – заигрывающе спросила я.
– Ммм… много чего, ты удивляешь меня с каждым днем.
– Думаю, сейчас я удивлю тебя еще сильнее, – страстно сказала я и, проведя
копытом от его лица вниз к животу, стала погружаться в воду.
– Эй! Вы двое! – прокричал нам мужской голос с берега, мы обернулись и увидели
трех жеребцов.
Издали было вино, что это два пегаса и земнопони, один был малинового цвета,
второй темно-голубого, а третий светло-серого.
– Я разберусь, милая, – сказал Меркьюри и, поцеловав меня в щеку, поплыл к берегу.
– А мне тут прикажешь быть?
– Это ненадолго.
Выйдя на берег, он подошел к компании, сначала они о чем-то разговаривали. Может
это лесники или кто-то в этом роде, может мы на какой-нибудь запретной
территории? Но все мои домыслы рассыпались, когда светло-серый схватил Мерка
за шею. Они решили ограбить нас? Или это местная шпана, которая нападает на
туристов?
– Эй вы! – яростно крикнула я. Они обернулись. – А ну отпустите его! – я поплыла на
берег, мои крылья намокли, так что я не могла взлететь и атаковать их с воздуха. –
Вы думаете, что вам все дозволено, что можете так просто взять и напасть на…
– Милая, милая, все нормально, – Мерк с легкостью выбрался из захвата здорового
пони, вблизи я разглядела их получше. Серый пегас был самым крупным из компании,
носил кепку задом наперед и песочную рубашку. Второй пегас – помельче,
темно-голубого окраса с русыми растрепанными волосами, на носу солнечные очки.
Земнопони был малиновым, с короткой прической, красовался в зеленой клетчатой
рубашке. Когда я налетела на них, они слегка… испугались, вылупившись на меня, как
будто я не пони, а чужая из одноименной ленты Катеруна.
– Что значит все нормально?
– Это мои друзья, помнишь, я рассказывал, что гулял тут с друзьями? Так вот, – он
кивнул на эту троицу. – Это они.
– Эм… мы не хотели обижать Мери, мэм… – виновато произнес серый.
– Мэри? – я озадачено посмотрела на него.
– Ребята прозвали меня так.
– Мери… Аха… как я сама до этого не додумалась?! – заржала я.
– Да, очень забавно. Давай я тебя познакомлю, – он указал на малинового. – Это
Лени – наш главный заводила, ты не представляешь, что за дикость мы творили.
– Здрасте, мэм.
Затем его копыто пало на голубого. – Это Хигенс. Ну… он… он… короче.
– Я свел его с первой девчонкой, – подсказал Хигенс.
– Да, точно, а это…
– Лемонс, вы… вы… вы очень красивая.
– Эй, ты что, на мою жену запал? – с наездом спросил Мерк.
– Да что, уже нельзя комплимент сказать?
– Ну, вы нас узнали, и мы хотели бы узнать имя той прекрасной дамы, что украла
сердце нашего соловья? – спросил Лени.
Разговор переместился к нам в домик, Мерк и его друзья детства сидели у нас на
веранде и вспоминали былое, а я слетала в магазин, чтобы приготовить мальчикам
ужин, да и купить несколько баночек холодного крепкого сидра.
Закончив резать салаты и достав сидр из морозилки, я вышла с подносом на
крыльцо.
–…А затем Хигенс бежал от мамы Лемонса, – рассказывал Лени.
– Да, моя мама до сих пор не может простить ему ту запеканку.
– Мальчики, я принесла вам немного еды, – я поставила поднос на стол и сама
присела.
– О, большое спасибо, миссис Дэш, – поблагодарил Лемонс, взял банку сидра и
отсыпал себе салата.
– Кстати, Меркьюри, мы тут уже три часа сидим, а ты нам еще не рассказал, как ты
смог затащить под венец столь красивую, очаровательную и хозяйственную кобылку?
– спросил Хигенс.
Мы с Мерком переглянулись, и он начал рассказывать.
– Ну… дело было так, я ток недавно переехал в Понивиль, устроился на работу в бар,
купил домик. Все было отлично: хороший заработок, обставленный дом. И знаете, я
чувствовал, что мне чего-то не хватает в этой жизни, я чувствовал себя одиноко и…
– Понятно, – прервал его Хигенс. – Расскажите вы, как он вас одурманил? –
обратился он ко мне.
Я погладила расстроившегося мужа. – Дело было так, я шла домой, у меня был
тяжелый день, и, не видя ничего впереди себя, я врезалась в него. Признаться, сердце
в груди у меня забилось чаще.
– О да, наш Мери всегда производил впечатление на кобылок, – дополнил Лени.
– Маргарет – та что училась с нами в школе, была без ума от него, – рассказал
Лемонс. – Она как-то подошла к нему и спросила, с какой стороны ей носить бант.
– И?
– Он сказал, с левой, она упала в обморок и уже тридцать лет носит бант на левой
стороне, – закончил Лемонс.
– Хах…
– Вы не закончили, что было дальше? – сказал Хигенс.
– А дальше… – Меня перебил Меркьюри.
– Тогда я утонул в ее глазах, они… они были как два больших рубина, в которых
отражалась моя душа, и мне хотелось быть в ее объятиях, вдыхать аромат ее
радужной гривы, – романтично плел муж.
– Как же. Сам мне рассказывал, что засмотрелся на вкусную задницу Бон-Бон и не
заметил, как я иду.
Ребята заржали.
– Да, но ведь потом я посмотрел на тебя.
– Потом он подсел ко мне в парке и спросил, жду ли я ребенка… так и началось наше
общение.
– Спросить о ребенке – моя схема знакомства с одинокими мамами, – похвастался
Хигенс.
– Так значит схема? – я повернулась к мужу.
– Я просто не знал, как с тобой заговорить.
– И дальше у вас пошло: встречи, свидания, затем предложение женитьбы, все? –
предположил Лени.
– Да, правда некоторые пункты мы пропустили, а после свадьбы у нас появились
жеребята.
– Правда? – спросил Лемонс.
– Да, вот, – Мерк достал фото. – Это старшенькая – Пресли, а вот наш младший –
Хенк.
– И чего вы не взяли их собой? Мы притащили бы своих жеребят, они бы поиграли, –
возмутился Лени.
– Нашей старшей сейчас не до этого, она на первом курсе, а младший… ну у нас с
Меркьюри вроде как годовщина свадьбы, и мы хотели, чтобы это было нечто
особенное, сами понимаете, с детьми никак не выйдет. Так что мы отправили Хенка к
его маме, – объяснила я.
Они вытаращили глаза.
– Серьезно, к твоей маме? – удивился Лени.
– А она хотя бы сбросила пару кило? – спросил Хигенс.
– Да, ребята, моя мама похудела, – спокойно ответил Меркьюри.
– Она была толстой?! – теперь настала моя очередь удивляться.
– Толстой? – тут же переспросил Хигенс. – Я бы назвал ее локомотивной. Серьезно,
она была такой здоровой, в особенности ее зад, она постоянно таскала с собой
вазелин на случай, если ее задница застрянет в дверном проеме.
Я с трудом удерживалась, чтобы не заржать.
– А помните, как Лени угнал из супермаркета тележку, и мы все вчетвером поехали
вниз с горы, – ностальгировал Лемонс.
– Да-да… а на нашем пути оказалась его мама, – припомнил Хигенс.
– И когда мы врезались в нее, моя мама такая: «Чеееееееееее!» – пошутил Мерк.
– Да, а Лемонс до сих пор не может забыть, что он повидал, пока был зажат между
ягодицами.
Я скатилась на пол и стала громко хохотать.
Мы просидели там до трех утра, сейчас я и моя любовь лежали в кровати, я положила
свою голову ему на грудь, а он нежно водил по ней копытом.
– Ну как тебе мои друзья? Не слишком ненормальные?
– Хм… знаешь, когда у тебя ненормальные друзья, ты ценишь каждый миг жизни и
помнишь все прекрасные моменты, они делают твою жизнь незабываемой, так
почему бы не иметь таких друзей?
– Значит они тебе понравились, – резюмировал Меркьюри.
– Надеюсь, завтра нам никакие друзья не помешают? Потому что я хочу провести эти
две недели с тобой в полном отрыве, – я подняла голову и посмотрела на него.
– Уверяю тебя, мы будем с тобой вместе все время, – он чмокнул меня в нос. – А что
ты там хотела мне сделать в озере? – он подвигал бровями.
– Потом, сейчас я спать.
– Мери! – послышался голос за окном. – Мэри!
Истошные вопли разбудили нас, и, вяло поднявшись, мы подошли к окну. Там стояли
три друга Мерка.
– Глядите, проснулся, – сказал Лени.
– Я же говорил, он отзовется, – улыбнулся Хигенс.
– Что вам надо, ребята, в такую рань? – спросил Мерк.
– В такую рань старик Стонкер решается сходить по-маленькому, – объяснил Лемонс.
– И, как обычно, кто-то подкладывает ему связку петард в уличный туалет, – Хигенс
показал ему ленту связанных между собой петард.
– Старик Стонкер еще жив? – восторженно спросил Меркьюри.
– Кто такой Стонкер? – спросила я.
– Это такой заносчивый старик, мы все время прикалывали его, когда были малыми…
можно мне пойти с ними? – он скорчил милую мордочку, совсем как Пресли, когда
она просит купить ей лягушку для вскрытия.
– Ну а как же ты и я, две недели вместе? Наши потрахушки по округе?
– У нас еще две недели впереди, один день ничего не изменит, пожалуйста, – умоляет
он.
– Эхх… ладно, но чтобы к ужину был дома.
– Заметано, – он поцеловал меня и убежал.
Всего лишь день, он со мной уже восемнадцать лет живет, а с ними только сейчас
встретился.
Ужин прошел, а Мерк еще не явился. Я сидела около растопленного камина – вечер
выдался прохладным. Все же не стоило отпускать его, надо было сказать «нет», и
сейчас… он сидел бы, надувшись как ребенок, которому не купили игрушку. Ух,
вернется он сейчас и…
Дверь домика с грохотом распахнулась, и мой муж вломился внутрь.
– Дорогая, я дома!
– Ну уж вижу, – укоризненно сказала я. – Ну как погулял?
– Вух… это было потрясно! Сначала мы подкололи этого старика Стонкера, затем
пошли чудить по округе, измазали кошку миссис Фландерс кетчупом, она в обморок
упала, взяли тележку из магазина и пошли кататься с горки, – восторженно изливался
он.
– Вижу, ты оттянулся. Надеюсь, завтра мы проведем с тобой день вместе?
– Ну, мы там с ребятами поговорили и… – он закинул копыто за голову и почесал
затылок.
– Вы еще что-то придумали?
Он кивнул в знак согласия. – Пожалуйста?
Делать было нечего, он как жеребенок. – Ладно.
И снова вечер, я сижу на крыльце при свете луны и жду, когда мой милый и родной
придет домой. Признаться, я ожидала чего-то романтичного, за день я слетала в
парикмахерскую, купила себе чудное летнее платье, весь обед я мечтала, что он
придет ко мне с букетом сирени и скажет те самые ласковые слова, которые я люблю,
которые заводят меня, разжигают огонь страсти. Но его все нет, и я уже отчаиваюсь,
придет ли он вообще в эту ночь, хотя бы поспать со мной?
– Хахах!… – раздался смех из леса, при свете луны я разглядела четырех жеребцов,
которые шли к моему домику.
– Хах! Милая, я пришел, – Мерк подковылял ко мне, на нем была нелепая майка с изображением бризи, а на голове красовался дорожный колпак. На макушке Лемонса нахлобучена лампа, а шерсть Лени и Хигенса покрашена в тигровый и леопардовый раскрас. – Ты не поверишь, что было сегодня, мы с ребятами… – он уже не мог связно говорить. – Мы такие, вжих, а затем Хиги берет лук и стреляет в небо, и мы такие «бежать!»… короче, весело было.
– Да вижу, что вам весело, давай, говори ребятам спокойной ночи и снимай с себя все это, завтра у нас…
– Никаких завтра, я пришел рассказать тебе, что было сегодня, а сейчас мы идем…
Я прервала его пощечиной, он сделал два шага назад и посмотрел на меня, как будто я пырнула его ножом.
– Довольно! – меня переполнял гнев. – Каждый день одно и тоже: «Милая, мы с ребятами пойдем туда, милая, мы сюда… да, я обещаю, что завтра мы проведем вместе». Прошла целая неделя! Я торчу тут и послушно, как собачонка, жду, когда же придет мой ненаглядный, чтобы побыть со мной, чтобы мы прошлись по городу вместе, сходили в гости к твоим друзьями, с которыми ты зависаешь целыми днями…
– Но мы же… – Я перебила Хигенса.
– Я сейчас не с тобой разговариваю, хренов ты сфинкс! – Они опешили. – Ты помнишь, какой завтра день?
Мерк виновато покачал головой.
– Завтра годовщина нашей свадьбы, день, когда мы поклялись друг другу быть вместе в любви и в раздоре, в счастье и в горе, пока смерть не разлучит нас. Ты сам знаешь, как это важно для меня, в тот день я связала себя брачными узами с единорогом, в которого верила, знала, что он не причинит мне боли, что он поддержит меня в любой ситуации.
Вспомни те годы, Меркьюри, всегда было так – я хочу провести время с тобой, а у тебя то внеплановые турне, то записи альбомов, то выступления на банкетах. Когда мы сюда приехали, я надеялась, что наконец-то мы побудем вместе, хоть две недели, только ты и я.
Он все так же смотрел в пол. Я поглядела на его друзей, очевидно, они поняли свою вину.
– А вы… вы же взрослые пони. Вы с самого начала знали, что мы приехали отметить нашу годовщину, вы все женатые, вы должны знать, какого это.
Я посмотрела на Меркьюри.
– Я… сейчас я не хочу видеть тебя. Можешь идти со своими друзьями, куда хотел, я подожду до утра, – я развернулась и ушла в домик, Меркьюри так и стоял, провожая меня взглядом, пока я не закрыла дверь.
Я чувствовала, как мое тело наполняет боль, слезы текли, не останавливаясь, я легла на кровать и, свернувшись клубочком, беззвучно зарыдала.
Очередной вечер. Меркьюри так и не появился. Возможно он просто напился с
друзьями или решил не попадаться мне на глаза до самого возвращения в
Мэинхэттан.
Как бы то ни было, это самая худшая годовщина нашей свадьбы, хех… будет что
вспомнить на платиновую.
*Тук-тук*
А вот, возможно, и он сам. Что ж, надеюсь, он простит меня за тот удар. За дверью
меня встретили друзья Меркьюри, но его с ними не обнаружилось.
– Если вы ищете Меркьюри, то сегодня он не пришел домой.
– Мы знаем, – ответил Хигенс.
– Мы по другому делу, – пробубнил Лемонс.
– По какому? – Они оба посмотрели на Лени и сделали шаг назад.
– Мы… мы хотели извиниться за то, что… – он запнулся.
– Украли вашего мужа, – продолжил Хигенс.
– Да, точно, ну это, мы… очень сожалеем, что из-за нас вы не смогли нормально
провести время. Этим вечером мы поставили себя на ваше место.
– Мы и Мери почувствовали себя очень виноватыми и хотим загладить свою вину, –
сказал Лемонс.
Я глубоко вздохнула. – Я… я тоже вчера погорячилась, особенно по части пощечины,
просто вы забрали его у меня и увели, а я сижу тут и жду.
– Так что, вы нас прощаете? – спросил Лени.
– Да, я вас прощаю. – Они вздохнули с облегчением. – А где Меркьюри?
– А это сюрприз, – улыбнулся Лени.
– Долго еще нам идти? – Они согласились отвести меня к Меркьюри и его сюрпризу,
только завязали мне глаза. И мы шли где-то час, если я как-то разозлила Меркьюри,
и друзья надоумили его продать меня в сексуальное рабство, то я выпущу их кишки,
как только выберусь.
– Уже почти пришли, сейчас, – слышался хриплый голос Лени. – И вот, мы пришли.
Повязка слетела с моих глаз, и я увидела небольшой деревянный танцпол,
украшенный бумажными фонариками, со столиком посередине, на котором лежали
пюре быстрого приготовления и дешевое вино в бумажном пакете. Рядом со столом
стоял Меркьюри в своей желтенькой куртке, в руках он держал сирень, обернутую в
газету.
– Я знаю, ты на меня злишься, ты хотела быть со мной все это время, но я был с
ребятами, я много раз нарушал свои обещания. Но я не хочу тебя потерять, – он
протянул мне букет. – С годовщиной свадьбы тебя, милая.
Я взяла букет из его левитационного поля и оглядела обстановку.
– Все мои сбережения остались дома, и поскольку ты меня туда не пустила… мы с
ребятами скинулись и купили все, что смогли.
– Хи-хи… как в первые дни жизни в Мэинхеттане, – напомнила я.
– Да, как в наш первый год жизни в Мэинхеттане.
Я подошла к нему и поцеловала. – Я не могу долго злиться на тебя. С годовщиной
свадьбы.
– Ну что, приступим к ужину? – Меркьюри показал мне на столик.
– Не откажусь. А как же ребята?
– Они приготовили кое-что особенное, – Мерк усадил меня за столик.
А в это время ребята сели за стулья и взяли музыкальные инструменты, которые были там…
хотя можно ли было назвать это инструментом?
– Напоминает нашу четвертую годовщину, мы тогда решили провести романтический
ужин на крыше при полной луне, – снова ударилась в воспоминания я.
– Да, я тогда позвал знакомых музыкантов, ты приготовила чудесный ужин.
– А затем я каждые пять минут бегала проверять Пресли.
– Было дело, – мы засмеялись. – Может потанцуем? – он протянул мне копыто.
– Не против, – я приняла приглашение, и мы закружились в танце. – Я вспомнила нашу
свадьбу. Как мы с тобой танцевали.
– Я тоже помню этот чудный момент. На тебе было белоснежное пышное платье.
– Пышное? Нет, ты что-то путаешь, оно не было пышным, наоборот облегающим.
– Но я то видел тебя со стороны.
Мы снова засмеялись.
– С годовщиной свадьбы тебя, птичка моя, – нежно прошептал Меркьюри.
– С годовщиной свадьбы тебя, рогалик, – ответила я тем же, и мы поцеловались.
Мне уже сорок, я – сорокалетняя замужняя кобылка с двумя жеребятами.
Признаться, за эти годы мне стало побоку, что и как у Твайлайт и подруг, сколько я
говорила себе это, но только сейчас я поняла и приняла то, что наши пути разошлись
от точки невозврата, и я нисколечко не сожалею об этом, потеряв лучших подруг, я
обрела нечто большее – свою семью.
Друзья Меркьюри отдыхали от пения, они играли без остановки, даря нам чудные
мгновения, я подошла к ним. Хоть они и испортили мне целую неделю, но смогли все
исправить, помогли нам не разрушить нашу годовщину, а может даже и брак спасли.
– Ребят, даже не знаю, как вас отблагодарить, вы… просто замечательные… я рада,
что Меркьюри попались такие друзья. – Они засмущались.
– Да ладно вам, миссис Дэш, – сказал Лемонс, отмахиваясь.
– Мы сами были виноваты, – заметил Хигенс.
– Да, но раз такое дело, может вы дадите нам билеты на ваш спектакль, – попросил
Лени.
– Только не нам, а нашим женам, чтобы они свалили на пару дней, – уточнил Хигенс.
– Хи-хи… обязательно. – Жеребцы, жеребцы никогда не меняются.
– Эй… а может вы позависаете с нами оставшуюся неделю? – предложил мне Лени. –
Меркьюри сказал, что вы любите веселиться.
Похулиганить с компанией жеребцов, бегая по городу, как жеребенок, и творя
беспредел, кидать яйца в дом старушки и убегать, позвонив в дверь? И я ответила. –
Почему бы и нет?
Вот уже час я, Мерк и его друзья сидели в засаде у дома мистера Стонкера.
– Ну скоро он выйдет? – в десятый раз спросил Меркьюри.
– Потерпи, – ответил Лени. – В это время он обедает своими бобами, которые
запасал на случай возвращения Найтмер Мун, сейчас он пойдет прочищать кишечник.
Дверь старого ветхого дома открылась, и оттуда вышел глиняного цвета старик, он
вразвалочку направился к уличному туалету, с утренней газетенкой в зубах.
– Вот он, – прокомментировал Хиги. – Можно поджигать?
– Нет, еще рано, – сказал Лени.
Старик дошел до цели, заперевшись в туалете, он принялся вершить свои темные
делишки.
– Теперь можно, – Лени дал команду Хиги, и тот, не задумываясь, поджег фитиль,
огонек, искрясь, побежал к туалету. Фитиль кончился, и из туалета послышались
хлопки и вскрики старика.
– Ай…еб… блять! – с матюками выбежал Стонкер. Мы уже катались со смеху. Старик
услышал наше ржание и засек нас. – А! Опять вы, выродки, ух я вам жопы то надеру! –
он угрожающе двинулся к нам.
– Он идет! Бежим, бежим! – завопил Лени.
Мы выбежали из кустов, те, кто мог летать, взмыли в небо, Мерк и Лени бежали по
земле.
Я тысячу лет так не веселилась, то, что мы творили с Пинки Пай в Понивиле – детский
лепет.
Оторвавшись от старого пня, мы стали обдумывать новый план действий.
– Что дальше? – взволнованно спросила я.
– Думаю, мы могли бы взять большое резиновое колесо, и кто-то из нас залез бы в
него, и мы скатили бы его с горки, – предложил Меркьюри.
– Это отличная идея, – одобрили мы хором.
И вот опять вечер, солнце почти скрылось за горизонтом, на небе появились первые
звезды. Но в эту ночь я была не одна. Со мной моя любовь, а также его друзья. Сидя у
костра с несколькими банками сидра и зефиром, мы приятно проводили время.
– Жить, как говорится, хорошо, – сказал Хигенс, отпивая сидр.
– А хорошо жить – еще лучше, – продолжил Лемонс.
– Тебе не холодно, радость моя? – спросил Меркьюри.
– Да нет, все нормально. Ты же знаешь, как пегасы переживают перепады
температур. – Но все же я прижалась к нему.
– Мери, а помнишь, как мы ходили в подобные походы? Ты еще брал свою старую
гитару и пел нам всякие песенки, – говорил Лени.
– Ну что вы, ребята, как такое забудется, с тех пор песни стали моим заработком, –
похвастался Меркьюри.
– Ну так может сыграешь нам? – предложил Хигенс.
– Я бы с радостью, но я не взял гитару.
– Да, не взял, – сказал Лени. – Но вот Лемонс достаточно умный, чтобы знать, что
посиделки у костра с Меркьюри без гитары, это все равно, что секс без кобылы.
Лемонс достал гитару. Мерк перехватил ее своим телекинезом, и она подлетела к
нему.
– Она немного расстроена, как Дэш во время… – Я пнула его в бок. – Ну, короче, в эти
дни, – он настроил гитару, и она мелодично забренчала.
Всем нашим встpечам pазлуки, увы, суждены,
Тих и печален pучей у янтаpной сосны,
Пеплом несмелым подеpнулись угли костpа,
Вот и окончилось все — pасставаться поpа.
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких кpаях
Встpетишься со мною?
Кpылья сложили палатки — их кончен полет,
Кpылья pаспpавил искатель pазлук одинокий пегас
И потихонечку уходит земля из под ног.
Вот уж действительно пpопасть меж нами легла.
Hе утешайте меня, мне слова не нужны,
Мне б отыскать тот pучей у янтаpной сосны,
Вдpуг сквозь туман там алеет кусочек огня,
Вдpуг у огня ожидают, пpедставьте, меня!
Милая моя, солнышко лесное,
Где, в каких кpаях
Встpетишься со мною?
Он закончил играть, отложив гитару, он обнял меня нежно, как никогда раньше.
– Ты мое солнышко, я без тебя никуда, только ты освещаешь мне путь в мое темное
будущее, и я знаю, пока ты рядом, оно у меня есть.
Мы так сидели и сидели, общаясь с ребятами, смеясь, нам было так хорошо, что мы и
не заметили, как солнце, которое мы провожали на закате, уже встречало нас утром.
Эту годовщину я никогда не забуду.