Полярная повесть

Глава 7

Поул проснулась среди ночи, понимая, что что-то не так, но не в силах понять спросонья, что именно. Спину неприятно холодило, и она, ещё не успев ощупать постель рядом с собой, поняла, что её разбудило: Снежинки не было на месте. Горелка примуса была включена, и в её тусклом свете она панически-быстро осмотрела пещеру. Никого. Выпутавшись из спальника и встав на ноги, она помотала головой, пытаясь прогнать остатки сна. Снежинки не было. Ругнувшись сквозь зубы, она натянула куртку, схватила фонарь и выбралась из пещеры.

До рассвета было ещё далеко, и над ледником гулял злой ночной ветер, завывая, как голодный древесный волк. Поул натянула капюшон, зябко ёжась после тепла пещеры, и попыталась разобрать оставшиеся на снегу следы. Их было много, и, разумеется, почти все они принадлежали ей; наконец, отойдя немного от входа в пещеру, она обнаружила цепочку следов, явно оставленных кем-то, кто шёл на трёх ногах. Ещё раз ругнувшись, Поул оглянулась, изо всех сил думая, как ей поступить. Если Снежинка просто вышла в туалет, решив, что она наконец стала достаточно сильна для этого, то надо просто подождать. А если нет?

Вернувшись в пещеру, Поул заставила себя набрать снега в котелок и поставить его на примус, долив в бачок керосина. Томительно-долго тянулись минуты, шипел постепенно тающий снег, шипел примус, но Снежинка всё не возвращалась. Поул сделала чай и выпила полкружки, не чувствуя вкуса. Крепла уверенность, что она не вернётся. Наконец, не выдержав, Поул встала, сунула в карман куртки пакет сушёных яблок – съесть на ходу – и вышла из пещеры. «И зачем я трепалась про свои расчёты? Она же знает, с какой скоростью передвигается обычная пешая партия. Нетрудно было догадаться, почему я рассчитываю идти вдвое медленнее; и вот она решила, что будет обузой. Или просто не захотела жить дальше… Такой».

Не разбирая дороги, не глядя по сторонам, Поул торопилась по еле заметному следу, спотыкаясь и оскальзываясь в неверном свете фонаря. Ветер дул сбоку, занося неглубокие ямки, оставленные в снегу копытами Снежинки, и она спешила, ругая себя за промедление – потратив полчаса на приготовление чая, она теперь рисковала потерять след. Впрочем, пока ей удавалось довольно уверенно находить направление, в котором шла Снежинка, и подтверждения правильности её догадок в виде продавленных невысоких снежных застругов и глубоких следов, оставшихся в местах, где ноги единорожки пробивали наст, давали надежду на успех. Снежинка шла на север, настолько точно и прямо, насколько можно было идти в темноте, по незнакомому маршруту и без одной ноги, и Поул будто ударили по голове, когда она поняла, почему та выбрала именно это направление. Пойди она в любом другом, Поул бы всё равно её догнала – и поэтому она шла к проливу, зная, что тот свободен ото льда.

Раскатистый, басовитый рёв, раздавшийся где-то впереди, заставил Поул остановиться и погасить фонарь. Тяжёлые шаги, которых она раньше не слышала за собственным шумным дыханием, воем ветра и шелестом снега, оказались неожиданно близкими, и продолжали приближаться. Сердце противно зачастило, и Поул панически огляделась в поисках подходящего укрытия. Ближайшая скала, которую она прошла минуту назад, не казалась особенно надёжной, но ничего лучше рядом не было. Добежав туда и прижавшись к восточной, наветренной стороне огромного камня, Поул спрятала мордочку в воротник куртки и попыталась снова прислушаться.

Это оказалось лишним: снова огласив окрестности рёвом, неведомое существо, кажется, встало на дыбы и снова приземлилось на передние ноги; во всяком случае, удар, который сотряс землю, больше напоминал подземные толчки. Отряхнувшись от упавшего на неё снега, Поул помотала головой: ей показалось, что она услышала чей-то голос. Выглянув из-за камня и сняв капюшон, она встала неподвижно, не обращая внимания на ветер, трепавший гриву и заносивший снег за воротник, и превратилась в слух. Сквозь вой ветра до неё донёсся протяжный, отчаянный крик, и она поняла, что в первый раз ей не послышалось. Сорвавшись с места, она кинулась в снежную круговерть, не разбирая дороги.

Протяжный рык, прозвучавший совсем рядом, заставил её шарахнуться в сторону, споткнуться и проехаться по относительно крутому склону на боку. Задыхаясь от быстрого бега, Поул подняла голову, и увидела – наконец-то увидела! – невдалеке маленькую фигурку белой единорожки, которая бы полностью сливалась со снегом, если бы не её фиолетовая грива. Поул завертела головой в поисках источника голубоватого призрачного сияния, в котором движения Снежинки казались танцем ночного мотылька, и, увидев наконец, откуда оно исходит, замерла, чувствуя себя так, будто осталась на ночном холоде без куртки. Морозом вдоль спины ударил страх, парализующий, не дающий соображать, пока она медленно поднимала взгляд от гигантских, ни с чем не сообразных когтистых лап, вдоль ног, размерами не уступавших самым толстым и старым деревьям, через покрытое густым, светящимся мехом туловище к повисшей где-то в недосягаемой высоте голове.

Вот существо снова зарычало, оскалив невероятную, невозможную пасть, в которой, казалось, мог бы поместиться их дирижабль, и Поул, окончательно утратив самообладание, увидела, словно с её глаз спала пелена, что у него во лбу красуется самая настоящая звезда – и более того, что вся его шкура усеяна звёздами… Нет, не шкура! Звезды были под ней, составляя сам скелет чудовища, чья полупрозрачная плоть не задерживала их свет, позволяя ему ориентироваться в темноте…

Поул стало дурно, когда она попыталась подумать об этом существе как о ком-то, кому надо есть, пить, охотиться – эта сюрреалистичная тварь не вписывалась ни в какие её представления, и у Поул закружилась голова. Она так и лежала на боку, глядя, будто в замедленной съёмке, как оно заносит гигантскую лапу, как Снежинка снова кричит, уже не надеясь увернуться, и как оно, обманувшись в неверном свете собственных костей, бьёт по небольшой ледяной глыбе совсем рядом с местом, где съёжилась в ожидании гибели белоснежная единорожка.

Её голова по-прежнему гудела, панически пытаясь осмыслить увиденное, а тело бежало вперёд. Поул, превратившись в стороннего наблюдателя, с некоторым интересом следила за тем, как эта странная земная пони совершает стремительный рывок, пытаясь успеть к подруге в промежутке между ударами призрачно-голубого колосса. Неужели у неё получится? Нет, вряд ли. Слишком медленно сокращается расстояние между ними. Слишком быстро движется летящая вниз когтистая лапа. Слишком мало места остаётся между ней и изрытым копытами единорожки снегом…

Она успела. Сильным ударом она оттолкнула Снежинку, и они кубарем покатились по снегу, а тварь, промахнувшись снова, заревела от злости. Не дав ей и секунды на то, чтобы прицелиться снова, Поул рывком подняла Снежинку на ноги, и, нырнув ей под живот, взвалила себе на спину. Та даже не пыталась держаться, так что Поул на бегу приходилось постоянно поправлять лежавшую на ней, словно мешок с яблоками, подругу. Как назло, навстречу не попадалось ни одного подходящего укрытия, и Поул бежала, лавируя наугад и даже не пытаясь оглянуться – она всем телом чувствовала, как содрогается земля от шагов устремившегося в погоню гиганта. Она бежала, ощущая, как режет лёгкие вдыхаемый полной грудью ледяной воздух, как работают, готовясь порваться, сухожилия, как предательски тянет живот, и вдруг поняла, что прямо сейчас, не медля ни мгновения, надо повернуть, нырнув за скалу, мимо которой она пробегала – и повернула, проскользив по снегу и упав на бок, так что Снежинка скатилась с её спины и осталась лежать неподалёку. Немыслимой силы удар, такой, от которого могла бы расколоться земля, сотряс скалу, за которую она свернула, и Поул, вскочив и не разбираясь, что именно произошло, снова взвалила единорожку себе на спину и побежала. Целую вечность спустя – она не знала, сколько это, вечность? секунда? две? – она снова услышала за спиной тяжёлые шаги. Ох, да неужели эта тварь умеет бегать галопом?

Прямо перед ней выросла какая-то груда камней, и Поул, не думая, обогнула её, продолжая бежать. Лишь когда камни осталась позади, что-то щёлкнуло у неё в голове, и она затормозила изо всех сил, не зная, сколько осталось до обрыва, и лихорадочно вспоминая, на каком расстоянии от края построила свою пирамидку с запиской. Замерев в полуметре от круто уходившего вниз склона, она попыталась вспомнить, где были те места, которые она отметила как подходящие для спуска. Для неторопливого спуска днём, с предварительной подготовкой и страховкой… Оглянувшись, Поул увидела, как в кошмаре, приближающиеся оскаленные зубы чудовища, светящиеся красным глаза, и – невозможное, нереальное сияние звезды у него во лбу. Решившись, она сбросила Снежинку со спины, обхватила её сзади и, оттолкнувшись, отправила их тела в долгий путь вниз, к громоздившемуся под обрывом припаю.

Выскочив на край обрыва, существо остановилось и фыркнуло, принюхиваясь. Следы этих двух маленьких, очень шустрых и наверняка очень вкусных заканчивались прямо на краю обрыва, и оно свесило вниз громадную голову, пытаясь разглядеть, куда они делись. Так ничего и не увидев, оно разочарованно заворчало и ещё раз обнюхало их следы. Совсем рядом оно заметило небольшую кучу маленьких камней, которые тоже пахли этими, сбежавшими, и оно разворошило её на случай, если они так прячут вход в свою нору. Убедившись, что под ней ничего такого нет, оно уже собралось уходить, как вдруг откуда-то послышался слабый, еле различимый звук. Насторожив уши, существо встало на краю и, старательно принюхавшись, уловило доносящийся снизу запах крови. Взревев, оно заметалось в поисках подходящего спуска.

Поул застонала. Спина горела, как в огне, от лопаток до хвоста. Попытавшись пошевелиться, она вскрикнула от боли. В темноте рядом кто-то застонал в ответ, и Поул, повернув голову, увидела лежавшую на снегу Снежинку. Та пошевелилась и, пошатываясь, вскочила на все три ноги, услышав злобный рёв существа – так вскакивают новорожденные оленята с тонкими, подламывающимися ножками. Подняв голову, она посмотрела вверх – обрыв спускался к проливу ступенями, и каждая из них была покрыта толстым слоем снега. Их путь вниз был различим даже в темноте по большим вдавленным следам и обрушенным снежным наносам. Повернувшись к Поул, она крикнула:

– Ты сможешь встать? Оно сейчас спустится!

Голос подвёл её, и она взвизгнула на последнем слове. Поул шевельнулась и снова вскрикнула.

– Боюсь, что нет. Беги.

Снежинка отрицательно помотала головой и напряглась. Её рог засветился, окутывая Поул голубоватым сиянием.

– Прекрати тратить силы и время! Ищи укрытие!

Снежинка молчала. Стиснув зубы, она расставила ноги пошире и одним слитным усилием магии и тела – от рога к спине – подняла подругу в воздух. Поул почувствовала, как у неё ёкнуло под ложечкой, как будто она снова прыгнула с обрыва или провалилась в трещину, и она, даже забыв о протестах, удивлённо посмотрела на Снежинку. Та стояла, по брюхо уйдя в снег и оскалив стиснутые зубы, и напряжённо следила за Поул, осторожно неся её всё дальше и дальше к морю, туда, где плескались волны и где тихо шуршали проплывающие мимо льдины… Льдины! В момент, когда Снежинка аккуратно опустила её у самой воды и, выбравшись из снега, заковыляла к ней, Поул поняла, что та задумала. Донёсшийся откуда-то с востока грохот заставил её вздрогнуть – тварь прыгнула с обрыва!

– Быстрее! – закричала Поул, и Снежинка, торопясь изо всех сил, отчаянно запрыгала на трёх ногах. Поднявшаяся при падении в воду огромного тела волна приближалась, сопровождавший её треск ломавшегося припая оглушал, и Поул отрешённо увидела, как небо качнулось, она заскользила куда-то, а потом всё то же голубоватое свечение заключило её в надёжные и вместе с тем неосязаемые объятия, подняло и понесло, пока наконец она не почувствовала под собой холодную и влажную поверхность льда. Звёзды покачивались в небе, и она впервые за всё это время вдруг обратила внимание, что этой ночью погода была ясной. Перед её глазами возникла перекошенная от пережитого страха мордочка Снежинки, и она спросила:

– Мы дрейфуем?

Снежинка утвердительно кивнула и помогла ей приподняться. Поул увидела их льдину в окружении таких же, только что оторвавшихся от припая льдин, неспешно проплывающие мимо скалы, огромную пробоину в прибрежном льду, и вздрогнула, когда вдруг увидела выбирающуюся на берег тварь. Отряхнувшись, чудовище проводило их взглядом, развернулось и побрело вдоль берега – искать подходящее для подъёма место. Поул задрожала, почувствовав, как накопившееся напряжение, боль и холод хлынули в неё, занимая место уходившего из крови адреналина, закрыла глаза и изо всех сил стиснула зубы. Снежинка обняла её голову и, погладив по гриве, сказала:

– Не плачь. Смотри, какая красота!

Поул проследила взглядом за её копытом, и забыла про холод, боль и усталость. Над горизонтом, там, где скоро должен был начаться рассвет, вились длинные ленты неземного изумрудного цвета, сплетаясь и расплетаясь в фантастическом танце.

– Северное сияние…

– Южное!

Над холодными, тёмными волнами Пролива Памяти раздался негромкий смех. Поул приподнялась и сказала:

– Помоги мне сесть.

Снежинка склонилась над ней, чтобы ей было удобно обхватить её за шею, и Поул обняла её. Южное сияние разгоралось – теперь всё небо было охвачено зеленовато-голубыми сполохами; оно стало настолько ярким, что склонённые друг к другу фигуры сидящих пони отбрасывали на льдину хорошо заметную тень. Снежинка шевельнулась и положила голову на плечо Поул. Та потёрлась щекой о фиолетовую гриву единорожки и сказала:

– Так и умирать не жалко.

Снежинка глядела в небо. Льдина еле заметно покачивалась на волнах. Поздний в это время года рассвет ещё и не думал начинаться. Перечеркнув ленту полярного сияния, пролетел метеор, и она вспомнила, как они с подругами любили собираться летом, чтобы посмотреть на ночные метеоритные дожди. Летом. Где-то бывает лето. А здесь? Зачем она здесь? Она, так любящая тепло, зелень и радость? Зачем она связала свою жизнь с этими насквозь промороженными, похороненными под снегом и льдом пространствами, где пони – непрошеные гости в огромном, охраняемом холодом лучше любого сторожа музее ледяных скульптур, в которые скоро превратятся и они сами? Она крепче прижалась к Поул, и наконец ответила – и себе, и ей, и ещё очень и очень многим:

– Любовь сильнее смерти.а